Глава 3

Сколько времени тому назад погибли эти двое бандитов-китайцев?

Голос, несколько искаженный космической связью, звучал отчетливо, и Джейсон Стрит уловил в нем типично итонские пренебрежительные нотки. Гуго ван Луйк был крепко сбитым голландцем с копной седых волос на голове. Его манера выговаривать слова резала австралийское ухо. Стрит сделал изрядный глоток, поставил огромную пивную кружку на стол и лишь затем произнес в трубку:

— Часов двенадцать, а может, и больше.

— И ты столько времени молчал об этом?

— А ты бы хотел, чтобы я по обычному телефону рассказывал о подобных вещах? — парировал Стрит. — Запомни, тут Австралия. Любой, купивший телефонную трубку, может подслушивать разговоры, особенно по радиотелефону. Я все закопал, все перерыл вверх дном в доме у Эйба, вернулся в Перт и вот звоню.

На расстоянии десяти тысяч миль от Австралии, на шестом этаже серого невзрачного здания, расположенного на Пеликанстраат, главной улице квартала алмазных дельцов в Антверпене, Гуго ван Луйк прикрыл глаза, пытаясь хоть немного унять головную боль. В своем офисе он был один и потому позволил себе раскинуться, почти полулежать в кресле. У него было сейчас такое чувство, словно ему в самое нутро всадили гигантский рыболовный крючок. Тошнота временами подступала к горлу. Он часто и глубоко дышал, чтобы справиться с отвратительным ощущением. Ван Луйк был здоровым, сильным физически человеком, крепким профессионалом. Однако за все приходилось расплачиваться, и с годами цена росла.

— Ладно, — сказал ван Луйк. — Значит, гологра-фическое завещание, бархатный мешочек и жестяная коробочка — все это испарилось к моменту твоего приезда. Десять лет труда пошли прахом.

— К сожалению, это именно так. Не сдерживай вы меня, я прижал бы Эйба Уиндзора, и он бы все мне рассказал как миленький. Не стал бы запираться, сделай я то, что предлагал.

— Все может быть. Хотя скорее всего в его годы и при его здоровье старик бы не выдержал истязаний. и умер, а все его тайны прямиком перешли бы по наследству. Тогда мне казалось, что рисковать чрезвычайно опасно.

— Зато теперь опасности никакой.

— Задним умом все крепки.

На это Стрит ничего не ответил. Он терпеть не мог въедливого голландца, скрывающего свою власть под ничего не значащей для непосвященных должностью Директора специальных операций при Отделе по продаже алмазов Конмина. Но даже в своей ненависти Стрит не переставал опасаться ван Луйка.

— Ладно, — сказал ван Луйк. — А теперь расскажи-ка еще раз все с самого начала.

Это была излюбленная тактика ван Луйка, когда ему приходилось иметь дело с людьми вроде Джейсона Стрита. Повторение ставит подчиненного на место, да и позволяет найти некоторые несоответствия с предыдущим его рассказом, что может свидетельствовать об утайке отдельной информации или о том, что человек говорит неправду.

Все это было отлично известно не только Стриту, но и ван Луйку. Австралиец, отхлебнув пива, сказал в трубку:

— Да что уж там, собственно, рассказывать? Эйб несколько дней кряду пил без просыху. Допился до чертиков. Все как обычно. Три дня назад он вдруг очухался, схватил лопату и пошел в буш с криком, что сам выроет себе могилу.

— Для него это обычно?

— Да о чем ты! Не реже раза в месяц, как у баб месячные, он устраивал подобные представления. Но на этот раз Эйб говорил сущую правду. Там, в буше, он, должно быть, и окочурился. Тело его выглядело так, будто его со всех сторон обжаривали на вертеле. Он был мертвее мертвого, а уж вонища от него шла такая, что я чуть было следом за ним не отдал концы.

Ван Луйк почувствовал тошноту. Но не из-за рассказа Стрита. Голландца не интересовали вопросы смерти и продажности. Ему стало нехорошо при мысли о своем абсолютном бессилии что-либо изменить.

— Как же тело Уиндзора оказалось в доме? — поинтересовался ван Луйк.

— Косоглазые нашли труп скорее всего.

— Какие еще косоглазые?! О чем ты? — Косоглазые, желторожие, китайцы, в общем, — раздраженно объяснил Стрит. Хотя ван Луйк говорил на четырех языках, он не понимал подчас самых простых слов из лексикона Стрита. Хотя, кажется, весь мир знает, кто такие желторожие. — Они и оттащили труп.

— Ты знаешь это наверняка? Твой осведомитель с фермы рассказал?

— Это Сара-то?! Еще чего! Они так надрались с Эйбом, что она полностью отключилась. А чуть протрезвела, видит — нет старика. Она и позвонила мне первой. А потом принялась разыскивать Эйба.

— Зачем?

— Она знала, что я прибью ее, если Эйб вдруг даст дуба.

— Так почему же ты решил, что китайцы обнаружили Уиндзора?

— Потому что не было никаких новых следов, по которым можно было определить, что на ферму кто-то приходил или приезжал. Наверняка повар позвонил в мясную лавку узнать, не там ли Эйб. А может, было по-другому: пошел вслед за Эйбом, и в буше случилась у них разборка из-за рудника.

Ван Луйк вздохнул, и его вздох облетел половину земного шара.

Стрит между тем продолжал:

— Проклятый кашевар наверняка был наводчиком, как и Сара. Ведь многим было известно, что в загашнике у Эйба имеются очень неплохие камешки. Не мы одни пытались разнюхать его секрет.

Ван Луйк потер пальцами переносицу.

— Продолжай.

— В общем, я думаю, что именно слуги обнаружили Эйба где-нибудь в буше неподалеку от фермы. Притащили труп, затем перерыли весь дом. А это значит, что Эйб и перед смертью не проговорился.

— Bo всяком случае, я очень на это надеюсь. К сожалению, эти самые слуги знали достаточно, если они сумели завладеть жестянкой с алмазами, не так ли?

Джейсон Стрит отпил пива и ничего не ответил. Он надеялся, что ван Луйк не сразу врубится, что может означать пропажа коробки из-под леденцов.

— Ведь так, я спрашиваю?! — повторил свой вопрос ван Луйк, и в его голосе зазвенел металл.

— Да, скорее всего они и забрали эту чертову жестянку.

— Следовательно, они не хуже нас с тобой знают, что содержимое мешочка — ничто по сравнению с содержимым жестянки.

В трубке послышалось мягкое гудение: космическая связь словно подталкивала Стрита признать очевидное.

— Вероятно, — согласился австралиец без особенного, впрочем, воодушевления.

Ван Луйк посмотрел в окно на влажные серые крыши, под которыми в этот час трудились самые опытные гранильщики алмазов и самые бездушные торговцы драгоценными камнями в мире. Порой, когда он останавливал взгляд на каком-нибудь предмете вдалеке, головная боль утихала. А иногда приходилось сжимать зубы и терпеть.

Сейчас он прикрыл глаза и стиснул зубы, пытаясь думать о чем-либо ином, только не о мучительных приступах боли, которые повторялись с частотой сокращения сердечной мышцы. Десять лет назад Джейсон Стрит с превосходными рекомендациями поступил на работу в Конмин. Тогда Стриту было лет тридцать, не больше. За прошедшие годы у Луйка не было причин усомниться в квалификации или преданности Стрита.

До сегодняшнего дня.

Сегодня же что-то было не так, как всегда. Стрит явно тянул время: либо врал, либо в лучшем случае не договаривал чего-то очень существенного. Ван Луйк не мог пока определить, в чем дело. Может, Стрит боялся навлечь на себя гнев Конмина? А может, у него были особые причины.

— Скажи, тебе удалось разузнать хоть что-то о том вертолете? — сдержанно спросил ван Луйк.

— Я проверил все записи чартерных авиарейсов как в Западной Австралии, так и в Северной Территории. Увы. В службе наземного слежения также нет записей о том, что на ферму Уиндзора кто-то прилетал. Скорее всего это был частный вертолет.

— Нужно разыскать его! — выпалил ван Луйк, почувствовав, что теряет над собой контроль. Дыхание ван Луйка участилось, его распирал гнев. Он заставил себя замолчать и успокоиться. Когда же вновь заговорил, его голос был спокойным и властным. — Любой ценой нужно узнать, у кого могут находиться стихи Эйба и его камешки!

Ван Луйк перебросил телефонную трубку в левую руку, а правой принялся растирать свой правый висок. Пальцы у ван Луйка были длинные, хорошо обработанные умелой маникюршей. На мизинце правой руки сверкало кольцо с зеленым бриллиантом безупречной чистоты весом в пять каратов. Камень был в платиновой оправе. Это было единственное ювелирное украшение, в котором нуждался и которое носил ван Луйк. В Антверпене такой камень заменял визитную карточку, свидетельствовавшую о том, что его обладатель — член международного алмазного братства.

— У тебя, надеюсь, есть экземпляр «Заморочки»? — спросил ван Луйк.

— Сара раздобыла его приблизительно за неделю до смерти Эйба. С тех пор как я в последний раз посылал тебе копию, в тексте ничего не изменилось.

— Лучше бы она скопировала завещание, — произнес ван Луйк спокойным тоном, в котором, правда, слышались легкие обвинительные нотки. Стрит ничего не ответил. Тогда голландец добавил: — Скажи, ей хоть краем глаза удалось когда-нибудь взглянуть на завещание?

Стрит поглубже вздохнул, намереваясь рассказать ван Луйку то, что тот уже знал.

— Эйб оставлял «Заморочку» на своем ночном столике. А завещание старик прятал, и никому не довелось видеть эту бумагу. Камни свои он так не охранял, как это завещание.

Ван Луйк недовольно хмыкнул. Он придвинул к себе папку, открыл ее и принялся рассматривать находившиеся там фотографии. Это были не очень четкие снимки, переснятые и увеличенные с негативов крошечного «Минокса». На всех были запечатлены аккуратным почерком заполненные листы разлинованной бумаги, почерк всюду был старомодный. Может, это были упражнения праздного графомана. А может, покойник ловко зарифмовал секрет о том, где искать таинственный алмазный рудник. Загадку этих стихов еще предстояло выяснить.

— У тебя тоже есть копия? — спросил ван Луйк. Впрочем, его вопрос был скорее утверждением.

Стрит хотел огрызнуться, но вовремя сдержал свой длинный язык и произнес вслух лишь одно слово:

— Да.

— Начинай.

— Довольно, ван Луйк, мы с тобой уже столько раз все это обсуждали.

— Я говорю, начинай, — холодно повторил ван Луйк.

На другом конце молчание порой прерывалось шуршанием бумаги. Стрит листал страницы с удивительно красивым почерком Сумасшедшего Эйба.

— Какое место привлекло твое внимание? — спросил Стрит с раздражением. Ему было хорошо известно, что текст «Заморочки» бесил ван Луйка даже больше, чем невозможность разгадать зашифрованную в ней тайну.

— На этот раз попробуем разгадать четвертый стих.

— Отлично. — Стрит принялся читать вслух, стараясь произносить слова совершенно бесстрастным тоном:


Попробуй отыскать, коль сможешь

И коль отважишься пойти туда.

Куда? Туда, где мудрый черный лебедь

Плывет по моря мертвого костям,

Где все мужчины силою гордятся,

Где что ни леди Джейн — то драгоценность.


Стрит кончил читать и счел за лучшее помолчать.

Молчал и ван Луйк.

Тихо выругавшись, Стрит принялся объяснять голландцу прочитанные строки. Он столько раз уже разжевывал ему всю эту абракадабру, что сейчас ему даже не надо было смотреть на стих — до такой степени он въелся в память.

— Ну, первая строка…

— Говорит сама за себя, — прервал его ван Луйк. — Равно как и вторая. Давай сразу третью.

— Ладно. Собственно, черных лебедей тут повсюду полным-полно, также, как на восточном побережье медведей-коала. Это такие сумчатые медведи, их тут раньше много было. В общем, не исключено, что Эйб имел в виду выход на поверхность жилы или алмазоносного водоема, образовавшегося на месте пересохшего речного русла.

— Поясни.

— Видишь ли, в сухой сезон некоторые реки пересыхают и на месте русла остается цепочка водоемов. — Стрит говорил почти что механически, как хорошо выученный урок.

— Продолжай.

Стрит покрепче ухватил телефонную трубку. Из всех отвратительных привычек ваш Луйка самой омерзительной была склонность заставлять людей по сто раз повторять одно и то же. Это воспринималось Стритом как прямое оскорбление. Но поскольку подобная тактика оказывалась весьма эффективной для обнаружения скрытой лжи, Стрит отдавал должное этой методике и сам нередко пользовался ею в отношениях со своими подчиненными.

— Может, Эйб как раз и нашел жилу у какой-то речной заводи, но дело в том, что на участках, где он вел поиски, да и у него на ферме нет больших водоемов, — монотонно объяснял Стрит. — Единственное место, где он мог брать воду круглый год, — это колодец неподалеку от его собственного дома.

Ван Луйк что-то промычал. Впрочем, Стрит понимал: это означало, продолжай, мол, объяснять.

— Но тут еще какие-то чертовы «моря мертвого кости», — продолжил Стрит. — Поскольку у нас нет реки, где могли бы плавать лебеди, неудивительно, что у нас нет и водоемов, на дне которых встречались бы окаменелости, указывавшие на расположенный рядом с ними алмазный рудник.

— Дальше.

Стрит холодно улыбнулся. Он очень сильно подозревал, что ван Луйк считает секс отвратительным. Эйб, однако, придерживался противоположного мнения. Только когда он напивался до чертиков, только тогда засыпал без бабы, потому как вскарабкаться на нее оказывался не в состоянии.

— Словом, Эйб как бы говорит: идите и найдите шахту, если у вас, мол, духа хватит. «Где все мужчины силою гордятся, //Где что ни леди Джейн — то драгоценность», — процитировал на память Стрит. — А теперь попытайся отгадать, что такое эта «леди Джейн»?

Ван Луйк крякнул. Ему незачем было догадываться. Он слышал уже не раз эту идиому.

— Получается, Эйб приглашает нас туда, где мужчины всегда готовы заняться сексом, а женщины млеют от желания, — лапидарно пояснил Стрит. — Иначе говоря, добро пожаловать на девственные просторы Австралии. Район поисков таким образом сужается до нескольких тысяч квадратных километров неизведанных земель.

— Перейдем к следующему стиху, — перебил его ван Луйк.

— Пожалуйста.


В постели я лежу, а петушок стоит,

Будь ты Диана, Бриджет иль Ингрид,

Садись-ка на него, не бойся в самом деле

И дай почувствовать моей дрянной постели,

Что ты сильна не только врать,

Но, криком исходя, мужчин ласкать.


Стрит перевел дух и насмешливо продолжил свои объяснения:

— Там есть и другие словечки, которые не худо бы знать. Целый перечень имен — это названия не городов или городков, поселков или дорожных пересечений, не имена троп, тропинок или ферм. Ничего подобного. Их австралийцы используют для обозначения интимного дамского места — вульвы. Не исключено, что старый хрен отождествлял поиск алмазов и бурение шурфов с сексом. Хотя вполне возможно, что ничего подобного он не имел в виду. В любом случае этот стих лишь морочит голову, но не раскрывает секрета, где следует искать его камешки.

— Давай девятый стих, — распорядился ван Луйк.

— Теперь ты читай, его вирши мне и так мозги задурили.

— Начни с четвертой строки.

От такой наглости Стрит невольно сжал трубку так сильно, что даже костяшки пальцев побелели. Но он тотчас же осадил себя, вспомнив, что сейчас далеко не лучшее время для выяснения отношений. Хотя не было никакой его вины в том, что тайна местонахождения рудника «Спящая собака» никак не давалась в руки, слова просачивались сквозь пальцы как вода. Так что если Стриту в наказание за тупость придется еще раз перечитать «Заморочку», это еще не самое страшное наказание.


Дырка в камне, ты всели надежду

Секреты разгадать, что люди знали прежде,

Кто правду знает и проговорится,

Умрет иль что другое

С ним случится.


Стрит подождал, не скажет ли чего ван Луйк. Однако голландец молчал.

— «Дырка в камне» — это скорее всего шахта, ведь так? Лет шесть-семь назад, разбирая эти вирши, мы с тобой решили, что, когда Эйб пишет «вульва», «женщина» и «шахта», — это одно и то же. Расскажи Эйб при жизни, где находятся его копи, это значило бы подписать себе смертный приговор. Сумасшедший Эйб так прямо и пишет.

— «Но расскажу я все тебе, дитя обмана, //Ты — только слушай».

Стрит не сразу нашелся, что ответить, когда ван Луйк с выражением прочитал отрывок из «Заморочки», опостылевшей им за эти годы:


Пусть спит секрет мой мирным сном,

Настанет час — раскроется обман.

Во множестве коробочек конфетных

Раздастся перелив камней заветных.


Телефонная трубка молчала, а на душе у Стрита стало совсем невесело.

— Он говорит о наследниках, я почти уверен. Именно о наследниках, а не о случайном проходимце, сумевшем прочитать его «Заморочку». Значит, когда он писал эти строки, то имел в виду настоящего наследника, его, что называется, родную плоть и кровь.

— Думаю, что в данном случае ты совершенно прав. Он пишет «дитя обмана».

— О проклятие… — прорычал Стрит. — Ума не приложу, что уж этот его наследничек сможет почерпнуть из виршей такого, чего не в силах постичь мы с тобой?!

Ван Луйк представил себе девственный австралийский ландшафт. Его интересовало, успел или не успел перед смертью Сумасшедший Эйб шепнуть ближайшему спинифексу свой секрет? Впрочем, какое это может иметь значение! У спинифекса нет ушей, чтобы слышать, и рта, чтобы поведать кому-нибудь эту тайну. О Джейсоне Стрите ван Луйк мог сказать пока лишь то, что австралиец знает о существовании топографического завещания и что он досконально изучил поэтическую стряпню Эйба. А кроме того, от пьяного Эйба Стрит не единожды слышал разглагольствования об алмазах, зеленых, как вода в речной заводи, затененной камедными деревьями; об алмазах розовых, как соски белой девушки, а также о камешках прозрачных, как родниковая вода.

Страстно и тщетно желал сейчас ван Луйк повернуть время вспять: нужно было много лет назад позволить Стриту применить к Абеляру Уиндзору крутые меры. Стрит сумел бы, без сомнения, выпотрошить Эйба и выведать его подноготную. А лучше всего было бы — при соответствующих, разумеется, обстоятельствах, — если бы Эйб попросту отдал концы, унося с собой в могилу тайну алмазного рудника.

— Никто пока еще не смог доказать, что это волшебное место вообще существует, — чуть слышно произнес ван Луйк, не вполне осознавая, что говорит вслух. — Если уж на то пошло, он ведь был полным психом.

— А вот это ты напрасно, старина, — сказал Стрит. — Алмазная дыра не вымысел. Пусть его прозвали Сумасшедшим Эйбом, пусть в некотором смысле он и был не в себе, но не до такой же степени! Алмазы были для него равно что дети, как женщины, как родина, как Господь Бог. В жизни мне довелось услыхать много лжи; правды я слышал куда меньше. Когда при мне Эйб говорил об алмазах, я чувствовал себя священником на исповеди. Я ни разу не прикоснулся к камешкам, что он носил на шее в бархатном мешочке, но готов поспорить, что камни там были стоящие.

— Скажи, у тебя не возникает предположений, какому наследнику Эйб адресовал свои стихи?

Стрит, поколебавшись, вздохнул.

— Увы, никаких новых идей. Но я сильно сомневаюсь, что китаезы сумеют лучше нас с тобой разобраться в стихах Эйба. Наверное, им хотелось бы найти карту или образцы породы, то, что могло бы подтолкнуть их в правильном направлении. Ферма у него была большая, что и говорить. А кроме того, он вел проходку еще в нескольких местах.

— Но кому-то эти стихи должны быть понятны! Наследник Уиндзора должен разгадать их! — сказал ван Луйк. — И нам нельзя не учитывать эту возможность.

— Ты знаешь, кто его наследник?

— Пока нет, но очень скоро узнаю.

— Да, это нужно выяснить, — сказал Стрит. — Я уж о нем позабочусь. Так что не волнуйся. Если наследник будет мертв, а шахты заброшены, правительственные службы вряд ли будут против перехода владений Эйба в другие руки. Мы с тобой постараемся сделать все возможное, чтобы шахта от нас не уплыла. Не волнуйся, она никуда не денется.

— Даже если ты и получишь разрешение разрабатывать земли Эйба, все равно это не приблизит тебя к отгадке.

— Только без паники. Я обязательно разыщу его вульвочку! Для этого нужно иметь время, деньги и оборудование.

Ван Луйк слабо улыбнулся. О, если бы все и вправду оказалось так просто!.. Но, увы, все было намного сложнее. Решительно все. Алмазы влекли к себе, как пение сирен, и в то же время сулили гибель — стоило их только обнаружить!

Пение сирен, как правило, — вымысел, фантазия. Тогда как опасность, исходящая от алмазов, вполне реальна.

— Что ж, твои слова нужно хорошенько обдумать, — сказал ван Луйк.

— Не очень затягивай с обдумыванием. Для успеха нужно думать быстро, поступать безошибочно.

По гудкам в трубке Стрит понял, что ван Луйк закончил разговор.

Загрузка...