— Эм... потому что это мой дом, а я не люблю, когда посторонние ходят по моему офису. Какое вам дело?
Он кажется искренним затворником, но зачем запирать дверь, когда живешь один, если только ты что-то не скрываешь?
— Не против, если мы осмотримся? — спрашивает Донни, стараясь казаться не очень подозрительным.
Он критически изучает нас, прежде чем, наконец, выдохнуть и закатить глаза.
— Ладно. Смотрите. Но потом вы уйдете и оставите меня в покое. Мне не нужно, чтобы вы вторгались в мою жизнь и выкапывали воспоминания, о которых лучше не вспоминать.
Он катится обратно в гостиную, не торопясь берет связку ключей, и возвращается, чтобы открыть дверь. Отъезжает назад, и я открываю дверь, оглядываясь. Я вижу, что экран компьютера выключен, затем мой взгляд останавливается на треснувшем окне, подкоторым на полу разбросаны канцелярские кнопки.
— Твою мать. Только не снова, — стонет Джейкоб, проезжая мимо меня к беспорядку. — Теперь вы можете уйти? Мне необходимо прибраться.
Я киваю Донни, и мы уходим, оставляя его заниматься своим делом. Как только мы выходим на улицу и дверь за нами закрывается, я оглядываюсь и смотрю на треснувшее окно.
— В доме ещекто-то есть, — тихо говорю я, когда мы двигаемся по улице.
— Похоже, ветер подхватил занавеску, а она в свою очередь опрокинула кнопки.
— Когда мы подошли, это окно было также закрыто жалюзи. Там есть шкаф. Кто-то был внутри.
— Почему ты не открыл шкаф?
— Потому что там мог сидеть наш субъект.
Я делаю вид, будто мы не торопимся сесть в машину, пока Джейкоб закрывает окно и снова опускает жалюзи. Мы слоняемся по улице, пока я звоню Лизе.
— Как близко вы к дому Джейкоба Денвера?
— Мы с Элис где-то в пяти минутах. А что?
— Проедите мимо и устройте слежку за домом. Как только мы увидим вас на позиции, то уедем. Если он уйдет, я хочу, чтобы ты позвонила мне. Если он останется, я хочу, чтобы вы понаблюдали за ним. Кто-то есть внутри, и это может быть наш субъект. Будьте предельно осторожны.
— Черт. Поняла. Вы тоже будьте осторожны.
Я начинаю вешать трубку, когда она добавляет:
— И, кстати, спасибо за розы. Они очень красивые.
Я приподнимаю брови в удивлении.
— Я не посылал тебе роз.
— Я имею в виду в больнице. Я получила их и поняла, что не поблагодарила тебя за них.
— Лиза, я не посылал тебе роз. Совсем.
Повисает мертвая тишина.
— Тогда кто? Племмонс?
У меня нет времени интересоваться мотивами покойника.
— Может быть. Позвони в цветочный и узнай.
— Ага. Хорошо. Попрошу Хэдли заняться этим, — говорит она, отключаясь.
Как только я убираю телефон, Донни фыркает.
— Что?
— Ничего, — лжет он, ухмыляясь.
Я пялюсь на него.
— Просто интересно, что Лиза сделает с Ланой, если они останутся наедине. Она типичная отвергнутая бывшая:все в порядке с разрывом, пока ты, наконец, не обзаведешься новой девушкой, к которой, кажется, очень не безразличен. Лиза — сука. Держи ее подальше от своей новой девушки, иначе она может выцарапать Лане глаза.
— Они уже встречались, если ты забыл. Лиза ее не донимала.
Я говорю пренебрежительно, но скрываю, насколько неприятен мне этот разговор.
— Все мы знаем, какой стервой может быть Лиза, и прямо сейчас она ревнует, что испытывает большинство девушек, когда их бывший, наконец, уходит и проявляет признаки истинного счастья. У нее скверный рот, и она может в конце концов разыскать Лану, чтобы испортить отношения между вами двумя. Простое профилирование. Это то, чем я занимаюсь.
Бл*ть.
— Буду держать их на расстоянии. Когда-нибудь Лиза остынет.
— Когда найдет кого-то, кто сделает ее счастливой, — соглашается он с насмешливой усмешкой. — Что может занять всего-то несколько жизней.
Я пихаю его, пока он хихикает, и снова оглядываюсь в сторону закрытого окна. Лиза и Элис появляются чуть дальше по улице, припарковавшись у тротуара.
Мы с Донни забираемся во внедорожник и уезжаем. Не проходит и секунды, когда Элис пишет нам, что Джейкоб движется в нашем направлении в белом фургоне. Она также шлет номер, чтобы мы знали, что ищем.
Как только белый фургон проезжает мимо, я приподнимаю бровь. Похоже на фургон хорошего такого похитителя.
Со стороны водителя и пассажира есть окна, но остальная часть фургона закрыта, подобно рабочему. Согласно его досье, он действительно выполняет некоторые технические работы, так что, возможно, это его рабочий фургон.
Мы с Донни едем следом на расстоянии, пока Элис с Лизой наблюдают за домом.
— Попробуйте заглянуть внутрь, — говорю я, пока Донни ставит Лизу на громкую.
— Пытаемся получить ордер, чтобы войти внутрь, но судья говорит, что оснований недостаточно.
— Просто осмотритесь вокруг, — произношу я неопределенно, намекая, чтобы она нарушила правила. Нам нужно поймать гребанного серийного убийцу. Иногда правила необходимо нарушать.
— Поняла.
— Но не палитесь сильно, — говорит Донни в трубку.
— Я не идиотка, — шипит Лиза.
Он вешает трубку, а я продолжаю следовать за Джейкобом на безопасном расстоянии. Мы съезжаем на обочину, когда он въезжает на парковку. Через несколько минут боковая дверь фургона открывается, и я наблюдаю, как он опускается на инвалидной коляской по механизированной платформе.
— Это объясняет фургон. Инвалидам так удобнее, — замечает Донни.
Нахмурившись, я смотрю, как он сидит с баскетбольным мячом на коленях, а потом мы наблюдаем, как Джейкоб запирает свой фургон и начинает катиться по тротуару.
Когда он достигает баскетбольной площадки, полной детей, Донни выпускает воздух. Большинство детей там страдают каким-либо нарушением здоровья. Некоторые из них без конечностей, некоторые в инвалидных колясках, а некоторые, похоже, борются с другими физическими проблемами.
— Мы попадем в Ад, — стонет Донни, когда дети приветствуют Джейкоба, который свистит и кидает им мяч.
Они начинают играть в баскетбол, и он играет с ними и смеется, меняя их жизнь к лучшему.
Звонит Элис, и я отвечаю.
— В доме ничего. Шкаф кабинета пуст. Я закрываю его, чтобы он не знал, что мы были здесь.
— Так, в шкафу пусто, а этот парень работает тренером.Помогает детям с ограниченными возможностями. Он пережил потерю матери в молодом возрасте, своего лучшего друга и парня в подростковом возрасте, и сейчас Джейкоб парализован. Мужская версия Матери Терезы, — сухо заявляет Донни, — а мы обвиняем его в пособничестве убийце. Повторяю: мы попадем в Ад.
— Проверь его фургон, — говорю я ему, разочарованный.
Мои кишки говорят мне, что тут что-то не так. Кто-то был в его доме, и, если его сейчас там нет, значит он в фургоне.
Донни матерится, прежде чем выбирается из машины, поправляя оружие, пока идет к задней двери фургона. Он протягивает руку, дергая дверь, а я перевожу взгляд с него на Джейкоба.
Он открывает незапертую дверь, и я хмурюсь. Могу поклясться, что Джейкоб запер фургон.
Все, что находится в задней части фургона — это коробка с надписью «MEDIA». Вся остальная часть пустует.
Донни выгибает бровь, и я машу ему возвращаться, закатывая глаза. Он закрывает дверь и идет обратно. Мы уезжаем.
— Забудь о нем. Даже если он знает, кто убийца, ни единого шанса, что он вовлечен, — говорит Донни со вздохом.
Я еду, раздраженный. Мое чутье всегда было движущей силой, и я редко когда-либо чувствовал что-то такое сильное и в конечном итоге ошибался.
Джейкоб даже не замечает нас, когда мы проезжаем мимо него. Он подбрасывает мяч в воздух, передавая его однорукому мальчику на другом конце, который в свою очередь забивает гол.
К тому времени, как я возвращаюсь в офис, Хэдли готова работать, но я игнорирую ее и двигаюсь к Леонарду.
— Эй, мне нужно, чтобы ты поднял все, что можно найти по делу Роберта Эванса. Посмотрим, сможем ли мы начать с этого и выяснить, что скрывает этот проклятый город. Каким-то образом все это взаимосвязано. Это первая костяшка домино, которая повалила остальные.
Он кивает, утыкаясь в свой ноутбук.
— Уже работаю над этим. В этом файле так много несоответствий, что это просто смешно. По сути, единственное, что вынесло ему приговор — это ДНК на месте преступления, и даже она кажется скомпрометированной из-за плохой цепочки хранения доказательств. Я не знаю, как его судили, за исключением того факта, что судья в значительной степени проигнорировал все законы, установленные для обеспечения справедливости и честности.
— И мы знаем, как все устроил защитник, — добавляю я. — Посмотри, что ты сможешь откопать. Узнай, почему прекратились убийства и прекратились ли они вообще. Если субъект успешно подставил Эванса, он, возможно, просто переезжал из города в город и сменил МО настолько, чтобы все думали на кого-то другого.
— Принял, — говорит Леонард, принимаясь за работу.
Я чуть не сбиваю Хэдли, когда разворачиваюсь.
— Почему ты так смотришь? Что ты нашел у Джейкоба Денвера? — спрашивает она у меня.
Она заламывает руки, ожидая информации. Думаю, мы все взвинчены.
— Ничего. Мои кишки говорят мне, что с ним что-то не так, но я определенно не прав.
— Интуиция иногда играет злую шутку, — говорит она, хмурясь. — Что случилось?
— Ничего. Слушай, Лиза сказала, что попросила тебя поискать того, кто отправил ей цветы от моего имени.
— Они были не от тебя, — тут же произносит она.
— Я в курсе, — говорю ей, смущенный тем, как странно она себя ведет.
— Я имею в виду, что не было никаких доказательств, чтобы утверждать, что они были от тебя. Всего дюжина роз без открытки. Думаю, она просто хотела, чтобы это был ты.
Качая головой, я смотрю на папку передо мной.
— Я могу идти? Я вымотана, а новых зацепок нет. Я также отправила все на судебно-медицинскую экспертизу, чтобы проанализировали. На некоторые из оставшихся потребуется несколько дней.
Я киваю, и она практически убегает.
Не могу сказать, что виню ее. Мне тоже не нравится проводить здесь так много времени. Лана отсутствовала по делам большую часть недели, но сегодня у меня наконец-то есть хоть немного времени наедине с ней.
А что касается этого дела, то люди из Делейни Гроув захотят меня прикончить.
Глава 9
Если жаждать почести — грех, то я самая грешная душа.
Уильям Шекспир
Лана
Я спряталась в шкафу от своего парня после того, как по глупости рассыпала коробочку с кнопками. Затем я заползла в крошечную коробку «MEDIA» в фургоне Джейка и пряталась там целый час, пока он со своими детьми проводил еженедельную баскетбольную тренировку, которую я финансирую. Я застряла там, потому что коробка не открывалась изнутри.
Этот мудак сделал это специально, чтобы преподать мне урок, и я надерну ему задницу за это чуть позже.
Я устала и была готова свернуться калачиком на кровати до возвращения Логана. Но когда обхожу коридор отеля, то вижу, как Хэдли мечет в меня кинжалы, ожидая у моей двери.
Хотела бы я, чтобы она покинула этот отель.
— Ты! — шикает она на меня.
— Что я натворила? — спрашиваю я, смущенная.
— Розы о чем-то тебе говорят?
Я ухмыляюсь, пока открываю дверь, и она врывается ко мне, по пути задев своим плечом мое.
— Хочешь войти? — сухо спрашиваю я.
Дверь закрывается, и она оборачивается, обвиняюще тыча в меня пальцем.
— Не будь милой, Лана. Ты послала розы Лизе. Я знаю, что это была ты. Ты позволяешь ей думать, что это сделал Логан, а теперь, когда она знает, что он этого не делал, ее тошнит, потому что она уверена, что это был Племмонс.
Думаю, юмор Хэдли неисправен, потому что меня смешит это дерьмо.
— Бугимен мертв. И почему ты думаешь, что это была я или что это были мои намерения? — интересуюсь я, пряча улыбку.
— Я знаю, что это была ты. Розы были куплены с предоплаченной карты «виза». Племмонс покончил с Лизой, но она бывшая Логана, и ты выбрала плохой способ поиздеваться над ней.
— Вообще-то она первая начала. Я просто послала ей немного роз, — говорю я с застенчивой улыбкой.
Она краснеет.
— Не играй с моей командой, Лана. Ты многое можешь потерять, если не остановишься.
— Твоей? Я не играю ни с кем, кроме нее, и это начала она. Она делала все, чтобы разозлить Логана. А розы были отправлены давным-давно. Это было бы несмешной шуткой, если бы она получила их, пока Племмонс был бы все еще жив. Если ты забыла, я вроде как убила его, так что у нее нет причин бояться… если только она не боится призраков серийных убийц.
Я беру фонарик и направляю поток света под подбородок, и глаза Хэдли сужаются до щелочек. Ей всерьез нужно поправить чувство юмора.
— Это ненормально, ты знаешь это? — фыркает она.
Я закатываю глаза, выключая свет.
— Нет, ненормально быть его бывшей и становиться стервой по отношению ко мне. И ты сказала, что я не могу никого убить, если он в самом деле не заслужил этого. Ты никогда не говорила, что я не могу посылать розы девчонке, которая была со мной полнейшей сукой.
— Не преуменьшай, — шипит она. — Ты послала эти розы, чтобы потерроризировать ее. Вытрахать ей мозг. Тот маньяк вырезал ей на руке слово, пока она была в сознании, и чуть не убил ее и Элис, до того, как Лиза успела сделать несколько выстрелов.
— И промазать, — напомнила я ей.
Кто вообще может промазать в такие размеры?
— Но задела, — поправляет она.
— Промазала, — снова говорю я, ухмыляясь смешному красному оттенку, которым она продолжает покрываться. — Я не промазала. И опять-таки, парень мертв. Шутка уже не смешная. Насколько неблагородно благодарить Логана за цветы, которые, как она высокомерно думала, он послал?
Хэдли открывает и закрывает рот, и я почти задумываюсь, не взорвется ли ее череп, как в мультфильмах.
— Это вообще не смешно! Это жестоко. И низко. И...
— Лиза твоя лучшая подружка?
— Нет, — говорит она, хмурясь.
— Спасла тебе жизнь или что-то в этом духе?
Она качает головой.
— Она хотя бы нравится тебе?
Хэдли хмурится, но не отвечает.
— Приму это тоже за отрицательный ответ. Так почему же ты возмущаешься из-за того, что я немного подшучиваю над сукой? Я не могла сразу поставить ее на место, так что да, я немного трахнула ей мозг. И это даже не было хорошим выносом, потому что она слишком поздно уловила шутку. Никакого вреда. Никаких обид.
— Дело в том, что ты нацелена на одного из членов нашей команды и даже не представляешь, насколько больной и испорченной была твоя шутка.
Моя улыбка исчезает.
— Я могла послать ей свиное сердце или что-то в этом роде, если бы хотела сделать что-то больное и извращенное. Могла послать букет с надписью «СПАСТИ». Прислать ей извращенную русскую песню Бугимена. Я послала ей розы, Хэдли. Крохотная крошка для выноса мозга, как тебе нравится это называть. Вот и все. Я пощадила ее, если думать об этом так серьезно. Мы обе знаем, что я могла быть намного хладнокровнее.
Ее лицо немного бледнеет.
— Нет, — стону я, закатывая глаза. — Это не значит, что я хочу ее убить.
Она плюхается на кровать, пробегая рукой по волосам.
— Это слишком. Ты перебарщиваешь.
— Ты слишком остро реагируешь на розы. Успокойся, Хэдли. Если ты не хотела знать правду, не следовало тогда искать ответы.
Она поднимает взгляд, и в глазах сияет подлинная усталость.
— Мораль Логана не так искажена, как у меня, Лана. Если ты действительно любишь его, то прекратишь мстить. Давай попробуем найти способ победить остальных. Мы можем...
— Убить всю полицию? Убить всех насильников, чье слово будет против моего? Дочери осужденного серийного убийцы, которого один из вас ошибочно профилировал? — невозмутимо говорю я.
— Логан знает, что профайл неверен, — отвечает она, шокируя меня.
Хэдли изучает мое лицо.
— Ты впервые об этом слышишь?
Я киваю, медленно оседая на стул.
— Ты же не станешь допрашивать его о собственном деле?
На этот раз я смотрю на нее.
— Если бы я хотела узнать то, что знаете все вы, я бы попросила Джейка взломать камеры. Мне не нужно использовать своего парня или предавать его вот так. Я ненавижу врать ему больше, чем уже есть.
— Больше никаких игр с моей командой, — говорит она, расстроенная.
— Только если она оставит меня в покое, — сообщаю я ей, наблюдая, как она обдумывает мои слова.
— Ничего омерзительного хотя бы.
Я пожимаю плечами, ухмыляясь.
— У меня омерзительное чувство юмора. По крайней мере, я не писала на розы перед их отправкой.
Она изучает меня, а я ухмыляюсь.
— Ты так сбиваешь с толку, и я по глупости думаю, что ты действительно его любишь.
— Я действительно люблю его, — говорю ей с долгим вздохом.
— Приятно слышать.
Голос Логана заставляет нас обоих взвизнуть, а Хэдли фактически падает на пол.
Логан ухмыляется, когда она вскакивает на ноги. Если он улыбается, значит, не присутствовал на всех важных признаниях, типа того, что я псих-убийца, верно?
— Как долго ты стоишь там?! — визжит Хэдли, выглядя виноватой, будто она сама была убийцей.
— Достаточно долго, чтобы услышать признание, которое, как мне кажется, мне нельзя было слышать, — говорит он, его улыбка превращается в ухмылку, когда он смотрит на меня с жаром в глазах.
Ага, он определенно точно пропустил ту часть, где я признаюсь в убийствах. Мне стоит быть более осторожной.
— Признание? — спрашивает Хэдли, пока вся краска сходит с ее лица.
Этой женщине никогда не стать убийцей.
— Ага, — говорит Логан, фокусируя на мне все внимание и делая шаг ко мне.
— Логан, все не так, как выглядит. Она...
К счастью, ее слова обрываются, когда Логан хватает меня за талию и притягивает к себе, прижимаясь своими губами к моим. Я почти взбираюсь на него, облегчая доступ, не вставая на цыпочки. Хэдли издает сдавленный звук, и я целую Логана сильнее, чтобы отвлечь его от протекающей раковины, которой она сейчас является.
Неудивительно, что Бугимен заклеил ей рот.
— Верно, — произносит Хэдли, пока Логан продолжает меня целовать. — Я просто пойду.
Он даже не обращает на нее внимания, целует меня сильнее, толкая меня спиной к окну, открывающему вид на город. Мой рот остается слитым с его, и я так нуждаюсь в этом после недели коротких встреч.
— Я пи*дец как соскучился, — говорит он напротив моих губ, иступлено целуя меня.
Я даже не могу ответить, потому что он не позволяет мне разорвать связь. Вместо этого он начинает стягивать мои штаны, сильнее прижимая меня к стеклу.
Мои пальцы находят свое счастливое место, зарываясь в его волосы, и я вздрагиваю от нетерпения, когда ему удалось стянуть мои штаны и бросить их на пол. Грубо он прерывает поцелуй, чтобы стащить рубашку через мою голову, будто он торопится раздеть меня.
— Я тоже по тебе скучала, — говорю я, пока есть возможность.
Он совершенно серьезен, и этот горячий взгляд может опалить менее подготовленную женщину.
Он снимает свою одежду, пока я снимаю бюстгальтер и трусики. За то время, которое у меня уходит на это, он полностью обнажается и поднимает меня так быстро, что у меня перехватывает дыхание.
Моя спина ударяется о стекло, и мои ноги обвивают его плечи. Я зажмуриваюсь, когда он опускает лицо именно туда, куда хочу, и играет с тем пучком нервов, которым слишком хорошо умеет манипулировать.
Он более агрессивен, чем обычно, будто бы наказывает меня, не проявляя пощады, когда я хнычу, корчусь и пытаюсь сделать его лысым, цепляясь за его волосы.
Откидываю голову на стекло, когда кричу, полностью потерянная в ощущениях от рта, который так мастерски доставляет мне удовольствие. Он плавным движением опускает меня на пол и поворачивает лицом к стеклу.
Я вскидываю руки, ловя равновесие, прежде чем врезаюсь в окно, и он приподнимает мою нижнюю половину так, чтобы иметь возможность с силой войти в меня.
Это слишком хорошо. Он наклоняется, целуя мою шею и тело с той же грубостью.
— Ты должна была сначала сказать мне, — говорит он, давая мне понять, почему это похоже на восхитительное наказание.
Если это последствия того, что я его разочаровала, то никогда больше не буду хорошей.
Было бы хорошо, если бы он наказал меня также, когда или если выяснит, кто я на самом деле.
Надеюсь, этот день никогда не настанет. Я бы предпочла не знать, какой выбор он сделает.
Я сильнее прижимаюсь к окну, и он удерживает меня, контролируя каждую секунду пребывания внутри меня. Логан не останавливается, пока я не начинаю кричать, и его бедра резко толкаются в последний раз, прежде чем начать покачиваться в медленном темпе. Его дыхание затруднено, когда он наклоняется, упираясь лбом в мое плечо. Он все еще неподвижно удерживает меня, а я улыбаюсь в окно.
— Я не планировала говорить об этом Хэдли, — говорю я, задыхаяясь. — Она выяснила это, манипулируя.
Он наклоняется и целует меня в плечо.
Но ничего не произносит.
Не знаю, почему это заставляет меня чувствовать себя немного неловко, но я стараюсь игнорировать посеянные семена сомнения.
— Ты не можешь снова уезжать на такой долгий срок. На этой неделе ты была в городе всего один день, — говорит он, покрывая поцелуями мою шею, пробегая руками по телу.
— Если из-за этого я получаю такую награду, то, возможно, ничем не смогу помочь, — язвлю я, улыбаясь, когда он хохочет.
Он выходит из меня, хлопает по заднице, и я оборачиваюсь, когда он подмигивает.
— Сделай что-нибудь хорошее. Я собираюсь пригласить тебя на настоящее свидание сегодня вечером.
Ухмыляясь, как девочка, я бросаюсь в душ. Но как только я ступаю под брызги, Логан забирается со мной и находит мои губы, прислоняя меня к стене.
— Мы можем пойти на свидание завтра, — мурлычу я напротив его губ, ощущая его ухмылку, пока он снова скользит в меня.
Как только он начинает ритмично покачивать бедрами, его губы отрываются от моих, и Логан начинает целовать мое ухо.
— Я тоже люблю тебя, Лана Майерс, — говорит он очень нежно.
И в этот момент я полностью отдаюсь ему. Никакой мести, мои руки не испачканы кровью. Я просто девушка, влюбленная в мужчину, которому суждено возненавидеть меня, когда он узнает правду.
И это ужасно трагично; в гораздо большей степени, чем в любой шекспировской пьесе.
Глава 10
Ожидание — корень всех страданий.
Уильям Шекспир
Логан
Лана обнимает меня и мирно спит, в то время как мой телефон оживает от серии быстрых сообщений.
Застонав, я переворачиваюсь и хватаю его. Лана поворачивается вместе со мной, вздыхая во сне, и сворачивается под моим боком.
Я целую ее в макушку, прежде чем начать читать сообщения.
ЭД КОЛЛИНС: У нас проблема. Свяжись со мной немедленно.
КРЕЙГ: Этот гребаный заместитель директора только что сказал мне найти тебя и привести. Дерьмо на вентиляторе.
ХЭДЛИ: Я только что приехала на работу, и начальник тут. Тебе лучше приехать как можно скорее.
Матерясь, я выскакиваю из постели, оставляя Лану спать без меня. Мне это надоело. У меня всегда был напряженный график, но, похоже, он становится все хуже из-за того, что так много высокопоставленных убийц решают устроить себе веселье.
Я быстро одеваюсь, гадая, что, черт возьми, Джонсон делает на этаже нашего подразделения. Пишу Лане записку, обещая ей, что вернусь, как только смогу, и выхожу за дверь в четыре часа утра, чтобы разобраться с дерьмом, которое якобы на вентиляторе.
К тому моменту, как я приезжаю, Джонсон восседает в моем, бл*ть, офисе за моим еб*нным столом.
— Что, черт возьми, ты тут делаешь? Здесь никому нельзя быть, если я не предоставляю доступ, — огрызнулся я.
— Понизь тон. Перед тобой начальство, — рычит он, глядя на меня.
Мы никогда не любили друг друга, если это не очевидно.
— Выметайся из моего офиса. И ты мне не начальник, спецагент Джонсон. На случай, если ты не в курсе, у меня то же звание. А что касается твоего положения в Бюро, то оно не имеет никакого отношения к моему.
Он медленно встает, поправляя свой пиджак.
— Я просто увлекся своим делом.
— Твоим делом? — спрашиваю я, оценивая его.
Он более высокомерен, чем обычно, и определенно пользуется тенями, чтобы усилить этот угрожающий блеск в его глазах.
— Да. Мое дело. Похоже, вы копаетесь в моих материалах, и, очевидно, директор решил, что я должен приехать и расследовать это новое дело, которое, по вашему мнению, связано с моим старым.
— Имеешь в виду, что директор уступил и позволил тебе делать все, что хочешь, потому что вы двое— приятели по гольфу днем, а по свингу – ночью, — заявляю я, говоря, что он должен иметь.
Он стискивает челюсть. Мужик ненавидит, что комната, полная профайлеров, никогда не позволит вашим секретам быть похороненными.
— Это мое дело.
— Это мой отдел. Если ты забыл.
— Что ж, поговори с директором, если возникнут проблемы.
Я тычу в него пальцем.
— Выметайся из моего кабинета. Повторять еще раз не буду.
Он ухмыляется, но проходит мимо меня, ведя себя так, будто он что-то выиграл. Я сразу же иду к лифту, когда выходит помощник заместителя директора Коллинз.
— Я сказал, чтобы ты звонил мне, — тихо говорит он, переводя взгляд на Джонсона, когда тот переходит в один из пустующих офисов.
— Что происходит? — спрашиваю я.
Он тяжело вздыхает.
— Я не знаю. Джонсону кто-то позвонил, а он позвонил мне, чтобы узнать, почему вы работаете над одним из его старых раскрытых дел. Я сказал ему, что есть частичное совпадение с одним из ваших нынешних. Следующее, что я помню, директор будит меня звонком и говорит, что Джонсон будет руководить делом Алого Истребителя.
— С какой, бл*ть, стати? — шиплю я.
Он указывает на мой офис, и я прохожу мимо Хэдли, которая выглядит разъяренной, глядя на Джонсона. Она никогда раньше не встречалась с ним, но он в считанные секунды настраивает против себя.
Как только мы входим, Коллинз закрывает дверь.
— Тут что-то происходит. Во-первых, отчет коронера был бессмысленным в отношении мертвого «предполагаемого» серийного убийцы, которого описал Джонсон. Профиль полон дыр и несоответствий, как и дело против Эванса. Затем появляется убийца-мститель, который выносит смертные приговоры мужчинам, что когда-то жили в том городе. Самой старшей жертве было бы девятнадцать — насколько нам известно, — а самой младшей — пятнадцать, — говорю я ему, кипя от ярости прямо сейчас.
Он опускается в кресло, побледневший. Но я еще не закончил.
— Теперь появляется Джонсон, который пытается помешать расследованию. Что на самом деле здесь происходит, Коллинз? Имеет ли он какое-то отношение к убитому невиновному человеку? Он намеренно испортил профиль, чтобы тот подходил Роберту Эвансу? Я не могу найти подробностей по этому делу. Мы выскребли все, что могли.
Он качает головой.
— Я помню дело Эванса. Оно получило наименьшую огласку из-за одновременных террористических угроз или чего-то в этом роде. Помню то дело, потому что поехал в тот город, когда несколько членов отряда сказали, что они закончили; черт возьми, половина из них уволились, вышли на пенсию или перешли в другой отдел, поэтому сразу открылось так много мест. Джонсон остался один, чтобы закончить дело. Потом он вернулся домой. Это дело было раскрыто быстро. Я никогда не видел, чтобы дела закрывались быстрее, чем это.
Он делает паузу, делая глубокий судорожный вдох и пялясь в пустоту. В конце концов, он продолжает.
— После этого Джонсона выставили на замену, хотя я не знаю почему. Они наняли кучу сотрудников, но больше всего они наблюдали за тобой. Ты пришел через три года после того беспорядка. Наконец-то, они нашли подходящую замену и избавились от него, как только ты стал готов.
— И все же директор прислал его обратно?
— Он прислал его почистить дерьмо.
— Он ужасно самодоволен для кого-то, чей зад пытаются прикрыть, — выплевываю я.
— Не его задницу пытаются прикрыть. Это он прикрывает зад директора. Макэвой вот уже шесть месяцев находится на грани замены. Ко мне уже несколько раз обращались по этому поводу очень высокопоставленные чиновники. Они хотят, чтобы я сидел в том кресле, а он ушел.
Я опускаюсь на свой стол, прислонившись к нему, а он сидит на одном из двух кресел у двери.
— Так, и что нам делать?
— Ты— профайлер. Скажи, что выведет нас из этой ситуации, но предложи наилучшее решение для очень опасного серийного убийцы.
Я обдумываю, взвешивая факты и, возможно, предполагаемые исходы.
— Джонсон сочтет этого парня садистом, невзирая на всю новую информацию, которую мы обнаружили. Он изменит правила игры, перепишет доказательства в соответствии со своим профилем. Затем выберет человека, который совершенно не соответствует истинному профилю. Из-за этого половина его дел была пересмотрена.
— Я хорошо знаю его недостатки, — добавляет Коллинз сухо.
— Если он фальсифицирует ДНК... — я оставляю слова висеть в воздухе.
— Тогда мы сможем его посадить, — обещает Коллинз.
Я верю ему. Всегда верил. Он не следует правилам политики. Агент старой закалки — из тех, кто присоединился к Бюро в поисках правды и справедливости.
— В общем, я работаю над делом втихую вместе со своей командой. Я все еще их начальник. Вся ответная реакция исключительно на меня, понял? Я не хочу, чтобы из-за этого их карьера была поставлена под угрозу.
— Пока вы будете это делать, я соберу комитет, чтобы посмотреть, смогу ли отменить это нелепое решение. Это может занять у меня неделю или больше, но я избавлю вас от него, если такая возможность есть, — предлагает он.
— Главное, чтобы вся вина была на мне, а не на моей команде, — повторяю я, смотря на него.
— Как пожелаешь, — говорит он со вздохом. —Надеюсь, что до такого не дойдет.
— Он потребует, чтобы мы поехали в ДелейниГроув на следующий день или около того, — продолжаю. — Захочет побыстрее закрыть дело несмотря на то, что трупы, кажется, окружают нас прямо сейчас, и не только в вышеупомянутом городе. Это может сыграть в нашу пользу, потому что мы могли бы, наконец, получить ответы о том, что там произошло.
Я поднимаю взгляд, видя через окно, что Джонсон идет к центру комнаты, касаясь моей, чертов ублюдок, доски и стирает ключевую профильную информацию.
— Ненавижу этот кусок дерьма, — говорю я, выдыхая.
Коллинз поворачивается, разочарованно вздыхая.
— Все мы.
Я выхожу, слушая, как Джонсон инструктирует половину моей команды. Элис с Лизой еще здесь нет, но я встречаюсь с Донни взглядом, и он понимает, насколько все херово.
— Мы отправляемся в ДелейниГроув через два дня. Пакуйте вещи. Я позвонил шерифу, и он пригласил нас, — говорит Джонсон.
— Смешно, — произносит Крейг. — Он вел себя так, будто ничего не случилось, когда мы говорили с ним.
Джонсон смотрит на Крейга.
— Тебе стоит думать лишь о своей улыбке на камеру и оставить настоящую работу для нас.
Крейг сжимает челюсти и смотрит на меня. Я,ухмылясь, даю ему знать, что ему несдобровать, и он сдерживает свою ухмылку.
— У нас тут садист, — говорит Джонсон, как я предполагал. — Садист, который охотится за альфа-самцами.
Донни отворачивается, наверное, шокированный, насколько неверен этот профиль. Никто не спорит. Все наслышаны о репутации Джонсона. Он не командный игрок, который слушает или корректирует. Властный придурок, который думает, что его слово — Евангелие.
Настоящий нарциссист.
— Кайл Дэвенпорт был помещен под защиту местного полицейского департамента, — продолжает он, наконец, произнося то, что удивляет меня.
— Кто это? — спрашивает Донни.
Хэдли опускается в свое кресло, будучи слишком тихой, чем обычно.
— Сын шерифа. Я проработал виктимологию, и он, как и пара других жертв, попадает под профиль. Но он мужественнее, чем другие, поэтому мы думаем, что он будет следующей жертвой.
Донни подходит ко мне, когда Джонсон начинает хвалить себя и разглагольствовать о том, сколько садистов он поймал и насколько легко их посадить, когда есть конкретный тип жертвы.
— Это брехня, — рычит он. — Ни за что на свете он не смог бы сузить виктимологию до одного еб*нного человека с тем малым количеством информации, которым мы обладаем.
Я потер подбородок, пялясь в никуда.
— По крайней мере, он знает, что случилось десять лет назад.
Он поворачивает голову ко мне.
— Тогда бы он знал, что это убийца из мести, а не садист.
Я киваю.
— Но если ты настолько невъеб*нно сильно хочешь что-то скрыть, что просишь директора послать тебя на расследование лично, то последнее, что ты захочешь сделать — это профилировать мстительного киллера.
Он распахивает глаза в удивлении, а через секунду сильно хмурится.
— Этот кусок дерьма реально знает, что произошло. Его могут уволить или даже завести дело о препятствовании расследованию.
— Я понимаю, — говорю ему. — Вот почему я слушаю то, что вылетает из его рта. Я построю собственный комитет по делу. Пока работаем над делом. Я— твой босс, а не он. Следуй моим инструкциям, а не его. И когда все вскроется, отвечать буду я, если дело запахнет жареным.
— Мне похрен, если они уволят меня из-за этого ублюдка, Логан. Не выступай против него в одиночку. У него дохера высокопоставленных друзей.
— Ага, но я предпочту следовать уликам, — говорю ему, хлопая по плечу и направляясь обратно в свой офис.
Мгновение я сижу в одиночестве, когда входит Хэдли.
— Тебе стоит взять Лану с собой в ДелейниГроув, — говорит она безэмоционально.
Мои брови взлетают к линии роста волос.
— Что? Почему, черт возьми, я должен это сделать?
— Ну, во-первых, потому что мы поедем туда надолго, ибо этот парень даже близко к разгадке не подобрался. А, во-вторых, Лана все еще боится спать одна. Она сказала мне об этом, — произносит Хэдли, пожимая плечами.
Я напрягаюсь. Лана ничего такого мне не говорила.
— Почему она не сказала мне?
Она пожимает плечами, присаживаясь.
— Она упрямая. Она не хочет, чтобы ты знал, что ей тяжело, чтобы ты гордился, какая она сильная.
Я стону, пробегая рукой по волосам. Конечно, она страдает. Мужчина вторгся в ее дом и попытался убить. Мы до сих пор ночуем в отеле после случившегося.
— Ей стоит остаться у друзей. Слишком опасно везти ее в ДелейниГроув. Не говоря уже о правилах.
— Я бы с этим согласилась, но мы ищем мстительного ублюдка, пусть этот болван говорит обратное. Ты знаешь, что убийца из мести не нацеливается на кого-то, пока этот кто-то не встанет на пути. Она будет в безопасности. Что касается правил, Бюро не имеет права решать, куда идут или не идут гражданские. В конце концов, это свободная страна.
Ее губы дергаются от удовольствия.
— И этого ублюдка, если ты приведешь ее и воспользуешься этим объяснением, — добавляет она.
Осознанно везти Лану в город, где в конце концов планирует появиться серийный убийца... это безумно безответственно и опасно.
— Пожалуйста, Логан. Она определенно должна оставаться среди людей, а ты все, что у нее есть.
Я пробегаю рукой по волосам, матерясь.
— Если субъект подумает, что мы приближаемся, он может нацелится на нее, чтобы подобраться ко мне. Это слишком рискованно.
— Ты знаешь, что это брехня, — мгновенно заводится она. — Если этот парень захочет прийти за тобой, он придет именно за тобой. Он не боится и не такой трус, как Племмонс, который мучал слабых. Это тебе не сексуальный садист, интересующийся симпатичными брюнетками. Мысли логически.
Смотрю на нее, будто она выжила из своего долбанного ума.
— Я должен мыслить логически? — спрашиваю недоверчиво. — Ты просишь меня взять с собой неподготовленного гражданского после того, как на нее недавно напали из-за моей работы.
Она наклоняется вперед, в ее глазах плещется решимость.
— Лана защитилась от Племмонса. Спасла меня. Не бери ее в город. Она будет заперта в хорошем и безопасном месте, где будем и мы. В ДелейниГроув нет отелей, так что я собираюсь поговорить с Крейгом, чтобы узнать, где именно мы будем укрываться.
Как будто по волшебству, кто-то стучит в дверь, и Крейг заходит прежде, чем я приглашаю его.
— Итак, потрудись объяснить мне, какого х*я происходит, — говорит Крейг, как только входит и закрывает дверь.
— Я только что говорила ему взять с собой Лану, потому что она не чувствует себя в безопасности, будучи одной. Она даже ненавидит путешествовать сейчас, потому что чувствует себя незащищенной. Сама говорила с ней об этом, — быстро вставляет Хэдли.
Он приподнимает брови.
— Это абсолютно понятно после того, что она пережила. Ей стоит поехать.
Хэдли бросает на меня взгляд ребенка, который только что выиграл спор на конфеты.
— И ты туда же? Ты осознаешь, как это опасно?
— Мстящий убийца, который нацелился на сильных, здоровых мужчин, не станет преследовать беспомощную женщину. Если ему понадобится кто-то из нашей команде, он придет прямо за ним. Он не трус.
— Я ему говорила.
— Среди вас нет профайлеров, — замечаю я.
— И поэтому мы не должны знать об этом лучше тебя, — говорит Хэдли, глубоко вздыхая и издеваясь надо мной.
— Почему это так важно для тебя? Сначала ты не доверяла ей, а теперь хочешь взять ее с нами.
Она поджимает губы.
— Вещи меняются. Фотографии появляются. Потом все меняется насколько быстро, как только дерьмо попадает на вентилятор и внезапно появляется агент Мистер Хрен и захватывает власть, будто пытается что-то скрыть.
— Что это вообще значит? — стону я.
— Лане будет безопаснее с нами, чем одной сейчас, — говорит мне Крейг.
Заходит Донни, и я смотрю на него, когда тот закрывает дверь.
— Я не знаю, что происходит, но мы должны сделать следующий шаг и поскорее. Он сейчас разговаривает с шерифом, но вместо того, чтобы огласить профиль, он закрыл дверь и сказал, что это личное дело.
Он смотрит на нас троих.
— Что? — спрашивает он, смущенный напряжением.
— Они думают, что Лана должна поехать с нами, потому что она не чувствует себя в безопасности будучи одной.
— Это вполне понятно. Ты должен взять ее. Не похоже, что она будет в опасности, учитывая, что убийца бы просто пришел за одним из нас, если бы думал, что мы мешаем, — говорит Донни, заставляя Крейга и Хэдли ухмыляться.
— Просто, бл*ть, невероятно.
— К тому же, — продолжает Донни, игнорируя мой комментарий, — это разозлит Капитана Гондона.
Глава 11
Если нас уколоть, разве не пойдет кровь?
Если пощекотать, разве мы не засмеемся?
Если нас отравить, разве мы не умрем?
И если нас обидеть, разве мы не отомстим?
Уильям Шекспир
Лана
Шекспир был одним из немногих философов, веривших в месть. С другой стороны, он был романтиком. Они всегда верят в месть, потому что романтики любят сильнее, более болезненно переносят потери и держатся за обиду, разбившую их сердца, которые имеют величайшее значение, чем тело, душа или разум.
Мое тело стало сильнее, а разум — более механическим, когда я потеряла свою душу в мести за сердце.
Полагаю, это сделало меня романтичной.
Я нахожусь в процессе переписки с Джейком, который также был романтиком, когда в дверь стучат, прерывая меня.
Логан не стучит.
Я осторожно подхожу к глазку и замечаю легко узнаваемые рыжие волосы с затылка.
Открываю дверь, задаваясь вопросом, зачем она пришла. Но когда она поворачивается, вижу слезы в ее глазах.
Она проходит мимо меня, проталкиваясь внутрь.
Бремя моей тайны очевидно слишком давит на нее. Бл*ть.
Я так близка сейчас.
Тихо закрываю дверь, и она усаживается на кровать, пока я прислоняюсь к двери.
— Шестьдесят девять фото и семьдесят кнопок, — говорит она, сбивая меня с толку на мгновение. — Что-то подсказывает мне, что ты не ошиблась в подсчете.
Осознавая, о чем она говорит, я присаживаюсь в кресло.
— Фергюсон?
— У меня, наконец, хватило смелости взглянуть на досье сегодня. Я рано встала, чтобы пойти и посмотреть, а потом выяснилось кое-что, о чем нам нужно поговорить. Дело в том, что было семьдесят кнопок и шестьдесят девять фото. Что ты сделала с последней фотографией, Лана?
Я поджимаю губы. Она знает, что я забрала фото с ней. Я не знаю, как она отреагирует.
— Сожгла.
— Зачем? — спрашивает она без единой вспышки эмоций.
— Потому что разум — вещь хрупкая. Твои друзья увидели бы ее; ты бы увидела ее. Это стало бы тем, что сломало бы тебя. Слышать о ее существовании не так важно, как лицезреть воочию себя ребенком, который был незащищен и уязвим, а затем знать, что доказательства существовали с самого начала. Слух обрабатывается иначе, чем зрение. Ум более чувствителен к зрению, чем к звуку. Я не хотела бы, чтобы тебя сломили. Не хотела, чтобы он победил, будучи в могиле. Поэтому сожгла ее.
Она стирает те слезы, которые грозились пролиться.
— Я с тобой, — тихо говорит она. — Что бы тебе ни понадобилось, я с тобой.
Это... сбивает меня с толку.
— Почему?
— Потому что психопат не станет заботится о тех, кто, по моему скромному мнению, может усложнить его планы. Ты проявляешь искреннее сострадание. Этот факт идет вразрез психопатичной личности.
— У меня имеются психопатические наклонности, но я не психопатка, — говорю со вздохом. — Я же говорила тебе.
— Ага, но я не поверила, пока не увидела шестьдесят девять фотографий и семьдесят кнопок. Теперь у тебя есть мое доверие, что ты мстишь за истинное зло. Кто-то не может спокойно относится к необходимости уничтожать демонов в мире, которые не умрут иначе, а я могу.
Я выдыхаю от усталости, только сейчас осознавая, как сильно ее нерешительность давила на меня.
На этот раз веревка крепко приклеена и больше не угрожает все разрушить.
— И тут появился спецагент Миллер Джонсон, как будто нам нужно еще больше знаков.
Одно его имя заставляет меня напрячься, и она замечает это.
— Это он все скрыл, да? — спрашивает она, слишком хорошо интерпретируя мою реакцию.
— Он сделал больше, чем просто скрыл.
— Ты мне что-то не рассказала?
— Я рассказала тебе все, что произошло тогда. Я не рассказала лишь то, что произошло после. Тебе нужно раскопать это вместе с остальной командой.
— Почему? Почему просто не рассказать им историю, написав записку или что-то типа того?
Я наклоняюсь.
— Разум — хрупкая и нежная вещь, — повторяю я. — Услышать это из письма или от убийцы — менее важно, чем услышать это от кого-то, кто умирает изнутри, держа это в секрете. Несколько людей знают эту историю, Хэдли. Найдите того, кто расскажет ее. Не говоря уже о том, что мне нужно, чтобы этот город чувствовал себя добычей, на которую ведется охота. Чем больше времени займет рассказ истории, тем больше вопросов задаст твоя команда. И тем больше людей начнет дрожать от страха.
— Тебе нужен этот страх, — подмечает она, изучая меня.
— Я не могу убить их всех, — произношу я, пожимая плечами. — Но измученный разум напомнит им, что они не должны были молчать, когда невинные кричали о помощи.
Она единожды кивает, пытаясь скрыть, как ей тяжело это дается. Хэдли передумает, когда они наконец доберутся до ДелейниГроув.
— Я убедила Логана попросить тебя поехать с нами в ДелейниГроув, — говорит она, шокируя меня.
— Что?
— Ты не можешь просто гулять по городу и не быть замеченной. Твое лицо было во всех новостях после того, как ты разобралась с Бугименом. Люди узнают тебя, и это будет подозрительно, если ты будешь в городе, а не с ним.
Я думала об этом, но собиралась просто появиться и удивить Логана.
— Он будет часто отсутствовать, работая над делом. Мы, очевидно, остановимся в хижинах, которые сдает шериф.
У меня скручивает живот.
— Эти хижины на окраине города, прямо напротив леса. Если он почует, что вы близки к раскрытию того, что они сделали, он придет к одному из вас и попытается повесить все на меня. Ну, на другую меня, — говорю я ей.
— Мы умнее. Мы узнаем, если это Алый Истребитель. И никто из нашей команды не умрет. Я позабочусь об этом как-нибудь, даже если мне придется взломать все городские камеры и просмотреть их, живя на кофе, чтобы не заснуть.
— Там нет камер.
Она качает головой.
— Должны быть.
— Ты права. Немного есть. Они все стоят на парковках и внутри магазинов. Больше нигде нет камер. Улицы не просматриваются с этих нескольких камер. Поверь мне. Я изучала этот город с тех пор, как решила, что должна делать.
Она оседает.
— Почему нет камер?
— Потому что разум — хрупкая вещь, — снова повторяю я. — Легче притворяться, что слова, которые вы слышите — просто слухи или ложь. Не так-то просто игнорировать то, что вы видите. И у шерифа достаточно того, что он не хочет, чтобы кто-то это увидел.
Она судорожно вздыхает.
— Шериф был тем, кто убил тех женщин? Тем, из-за кого подставили твоего отца? — спрашивает она меня, и мой желудок сводит.
Прежде чем ответить, входит Логан, делая паузу, когда видит нас.
— Ты уже сказала ей? — спрашивает он, хмурясь, глядя на Хэдли.
В отличие от прошлого раза, когда мы были в такой ситуации, Хэдли не превращается в болтливую идиотку. Она насмешливо ухмыляется ему.
— Возможно.
Логан закатывает глаза, затем смотрит на меня, и его взгляд смягчается.
— Я еду кое с чем разобраться, но ты же не против поехать со мной? Тебе придется остаться на ночь. Ты, возможно, будешь чувствовать себя больше как заключенная, но я смогу чаще видеть тебя.
Почему он выглядит так, будто очень переживает обо мне?
Я перевожу взгляд на Хэдли, и она невинно подмигивает мне. Снова смотрю на Логана.
— Я бы предпочла быть с тобой, чем без тебя. Как сказала Хэдли, тебя не будет какое-то время.
Он мрачно кивает, и я встаю, когда Логан начинает идти ко мне. Как только он достигает меня, то обнимает меня, будто мне нужно утешение. Я обнимаю его в ответ, выглядывая из-за его бицепса, чтобы посмотреть, как Хэдли ухмыляется.
Что происходит?
— Тебе стоило сказать мне, что тебе не нравится находится тут одной. Там ты тоже будешь одна. Я на самом деле не знаю, что делать, — говорит он, звуча очень виновато и вымотано.
Я смотрю на Хэдли, которая просто ослепительно улыбается мне.
— Я в порядке, — уверяю его, обнимая сильнее, представляя различные способы, которыми придушу Хэдли. — Честное слово.
Он отрывается от меня, поднимает мой подбородок, чтобы посмотреть в глаза. Я чувствую, будто играю с ним, и ненавижу это.
— Собирай вещи. Мы выезжаем завтра.
— Завтра? — спрашивает Хэдли, когда я приподнимаю брови от удивления. — Я думала, что у нас есть несколько дней.
— Спецагент Джонсон решил, что мы должны выехать как можно раньше после разговора с шерифом. Возможно, у нас появится хоть немного ответов, когда мы прибудем на место, — отвечает Логан. — Собирайся и дай нам минуту.
Хэдли встает с кровати, и я стараюсь не проклинать день, когда она сыграла эту роль. Как я смогу ускользнуть и убить еще двух человек, прежде чем вернуться в город?
Они еще не нашли Кевина и Энтони.
Думаю, мне придется выбрать одного и отложить другого на другой день. Морган был хуже Джейсона. Джейсон умрет, когда придет время. Только не в том порядке, в котором я планировала.
— Если мы уезжаем завтра, мне нужно забрать из моего дома то, что мне нужно. Мне также нужно поговорить с моим партнером и привести дела в порядок. Вернусь сегодня вечером, —говорю я, позволив ему притянуть меня ближе.
— Ты реально должна была сказать мне, что страдаешь. А я должен был заметить. Я —профайлер, ко всем чертям. Это моя работа подмечать такие вещи.
Я убью Хэдли. Нет, не образно выражаясь. Ну, может, совсем немного.
Обнимаю его сильнее, целуя в грудь сквозь футболку. Он пахнет так чертовски приятно.
Его светлые волосы в последнее время всегда растрепаны, в основном, от того, как он пробегает по ним рукой, когда расстроен. Я отметила эту привычку.
— Логан, я в порядке. Правда, — говорю я, пытаясь уменьшить его вину.
Несмотря на намерения Хэдли, она не имела права заставлять его чувствовать себя виноватым, и это меня бесит.
Он прикасается губами к моему лбу, а я прислоняюсь к нему, впитывая тепло, которое он излучает. Мне всегда кажется, что он делится своей душой со мной, помогает ей восстановиться, когда обнимает меня вот так.
Логан делает то, что никто не смог сделать за десять лет — залечивает меня.
Я скорее умру, чем позволю чему-либо случиться с ним, и не оставлю его одного в том городе без защиты от опасностей, о которых он не знает. Он еще не видел всей порочности и не поверит в это. Пока нет. Пока он не достигнет пика отчаянного желания получить ответы.
Именно тогда он заметит многое. Тогда он ударит нокаутом, а не простым хуком в живот.
— Мне нужно возвращаться, но ты собирайся. Я, вероятно, вернусь поздно, но позвони мне, если понадоблюсь, и я буду здесь так быстро, как только смогу, — говорит он мягко.
Я целую его, чтобы заткнуть, позволяя ему ощутить то, что только он заставляет меня чувствовать себя лучше. Целую его по многим причинам так, что все они спутались вокруг одного простого, безобидного слова из шести букв, которое обладает большей силой, чем я когда-либо представляла.
Теперь я знаю, почему мой отец никогда не смог двигаться дальше после смерти моей мамы.
Он был романтиком.
И как истинный романтик, он не смог оправиться от потери своей любви.
Руки Логана скользят по моей заднице, но перед тем, как мы оба заводимся, у него звонит телефон. Он стонет, смотрит на экран и закатывает глаза.
— Еще одна причина, по которой я ненавижу этого сукина сына, — говорит он, сначала сбивая меня с толку. — Спецагент Джонсон, уже соскучились по мне?
Я заставляю тело не напрягаться, как только слышу его фамилию. Заставляю себя держать свое лицо спокойным, чтобы скрыть любые микро-выражения, которые могут выдать меня. Я продолжаю целовать его грудь, а он свободной рукой ласкает мою спину нежно, без задних мыслей, с огромными чувствами.
Для него стало естественным трогать меня и обнимать, успокаивать меня, даже когда мне это не нужно. Я никогда не думала, что у меня будет такая легкость с кем-то. Что кто-то, подобный ему, вообще существует.
— Чем я занимаюсь, тебя не касается, спецагент Джонсон, — резко говорит Логан с оскалом на губах. — Не забывай, что ты мне больше не начальник.
Мне становится плохо, но потом я вспоминаю, что он в ФБР только семь лет. Логан не был в этом замешан.
Я расслабляюсь.
— Я дам тебе знать, когда вернусь. Я на пять сантиметров выше тебя с грязными светлыми волосами. Меня трудно не заметить.
Я ухмыляюсь ему в грудь, не позволяя ему увидеть это. Мне нравится, что он не ведомая овца, как другие.
Хотя я все еще слышу, как агент что-то продолжает говорить, но Логан уже вешает трубку, и я продолжаю скрывать свою улыбку. Он снова обнимает меня и на мгновение сжимает.
— Могу я кое-что спросить? — спрашивает он тихо.
— Ага.
— Почему ты никогда не говоришь о своем прошлом? Я продолжаю ждать, когда ты откроешься, но я переживаю, что ты просто закроешь эту часть себя, если я просто забуду об этом.
Кровь стынет в венах.
— Не сейчас. Не сегодня. Не так, — говорю я хрипло. — Но однажды, обещаю, ты все узнаешь.
И я надеюсь, что, несмотря на острые как бритва факты, он все еще будет любить меня.
Он сжимает меня сильнее, а я игнорирую боль в груди.
— Мне нужно возвращаться. Один из парней может убить Джонсона, если я не вернусь и не вмешаюсь.
Я понимаю, что мне нужно задавать вопросы, чтобы казаться, будто я ничего не знаю, не выглядеть подозрительно и все такое.
— Джонсон? — задумчиво спрашиваю я, играя скромницу, когда он вздыхает и отталкивается.
Он целует меня быстро, осторожно, чтобы не задерживаться, зная, что мы быстро воспламенимся, если он это сделает. Когда он подходит к двери, говорит:
— Долгая бл*дская история. Возможно, у меня наконец-то будет больше времени, которое можно будет провести с тобой, когда это дело закончится.
— Что это значит? — спрашиваю, в самом деле сбитая с толку.
Он поворачивается и ухмыляется мне.
— Пойти против Джонсона, чтобы он ничего не скрывал, может стоить мне карьеры.
После этого он исчезает за дверью, оставляя меня без финала, будто это нормально.
Мне нужно убить кого-то быстрее, чем я предполагала, так что я тороплюсь переодеться, натягивая теннисные ботинки, которые я скоро заменю своими большими сапогами.
Я подхожу к комнате Хэдли и стучу в дверь. Она открывает ее, улыбаясь мне.
— Что ты сказала Логану? — шиплю я, входя в ее комнату.
— Что ты борешься с травмой из-за Бугимена. Это был самый легкий способ заставить его попросить тебя поехать с нами.
Я пялюсь на нее.
— Я не страдаю.
— Ага, а нормальная девушка бы страдала. Черт, я до сих пор боюсь идти домой и спать там, а он, между прочим, вломился не в мой дом. Я до сих пор чувствую себя незащищенной.
— Логан чувствует вину теперь. Я не притворялась страдалицей, потому что не хотела, чтобы он чувствовал себя виноватым. Я бы предпочла, чтобы он подозревал меня в чем-то, чем причинять ему боль, заставляя нести ненужное бремя.
Ее улыбка увядает.
— Я не хотела доводить до такого, — говорит она серьезно. — Бл*ть.
Расправляю плечи и проверяю время на телефоне.
— У меня есть дела, и, когда я вернусь, ты объяснишь, почему карьера Логана может быть в опасности.
Она поджимает губы, говоря мне, что в курсе.
Я решаю, что убийство Моргана можно оттянуть еще на пару минут.
— Что?
— Миллер Джонсон — глава нашего подразделения. Кое-какой позор дал ему доступ к некоторым высшим чинам. Они не уволили его, когда он так облажался, но перевели в другой отдел. Директор обходит множество протоколов, чтобы он продолжал скрывать то, что произошло в вашем городе. Но если Логан не будет сотрудничать, то пойдет против многих высокопоставленных чиновников, которые разрушат карьеру Логана в ФБР.
Всегда ненавидела коррупцию. Вот почему я начала то, что начала. Никто ничего не сделал.
Никто, кроме меня.
— Ты не можешь убивать каждого члена ФБР, что пройдет против Логана, — незамедлительно добавляет Хэдли, изучив мое лицо.
Не понимаю почему.
— Конечно, не могу, — снисходительно говорю я.
Я начинаю уходить, но она хватает меня за локоть. Опускаю взгляд до контакта, и Хэдли сразу отпускает меня, часть ее страха ко мне все еще присутствует.
Встречаюсь с ней взглядом.
— Что случится, когда все раскроется? — спрашивает она робко.
— В идеальном мире, Логан никогда не узнает эту сторону меня. В еще более идеальном мире, Логан узнает правду, но примет ее, несмотря на то, что его моральный компас не перекошен, как мой. Но на самом деле, он может быть тем, кто упрячет меня за решетку, потому что я никогда не причиню ему вреда, Хэдли.
Ее глаза продолжают изучать меня, будто она ищет что-то конкретное.
— Статистика говорит, что большинство мстящих убийц погибают в конце своего крестового похода, Лан. Обычно это самоубийство посредством копа или убийство копом в результате защиты, потому что месть — это все, на чем убийца сосредоточен.
— Я не вхожу в эту статистику, — сообщаю ей, сохраняя тон и выражение лица без каких-либо эмоций.
— Не смей заставлять его делать это, если это твоя конечная цель. Ты меня слышишь? Я сделаю это сама, чем заставлю его жить с этим, — предупреждает она, напоминая мне, на чьей стороне закона она привыкла стоять.
— Я скорее убью себя, чем заставлю его сделать это, — говорю угрожающим тоном, который не могу скрыть.
Она прочищает горло.
— Но это ведь не цель? Я имею в виду умереть и увековечить свое послание.
Я медленно качаю головой, не уверенная, что должна сказать.
Она заметно расслабляется.
— Ты должна кое-что узнать, прежде чем отправляться в преисподнюю, — говорю я, предупреждая, поскольку вижу, как ее преданность мне становиться сильнее.
— Что?
— Шериф. Он владеет всем в округе. Хотите кабельное? Можете получить его только от местного провайдера — его бизнеса. Интернет? Он владеет единственным местным провайдером, и никому из посторонних не разрешается вести там дела. Всяческие попытки пресекаются. Вам нужна вода? Это его резервуар поставляет воду, не городской. Даже округ стоит в стороне. Хотите еды? Он владеет каждым продуктовым магазином в округе. А бензин? Ну, ты поняла. Он также владеет больницами в округе. Поэтому мой брат вывез нас нахрен из этого города, зная, что мы умрем, если поездка займет слишком много времени, но мы все равно умрем, если останемся в ДелейниГроув. Округ назван в честь ДелейниГроув. Он изменил его в день вступления в должность, прошел через все надлежащие каналы, чтобы сделать это официальным.
— То есть ты говоришь, что он монополизировал практически все, кроме воздуха, и никто не остановил его? — спрашивает она с недоверием.
— Я говорю, что у него тоже есть друзья наверху, и он делает для этих друзей много денег. Тут не только Делейни, Хэдли. Я просто знаю это лично. Он греет руки везде, где может. Он их босс и их шериф. Для них он неприкасаем. Ты найдешь немногих, кто встанет против него. Особенно с тех пор, как он хвастается праведностью, чтобы скрыть свои грехи.
— Почему Делейни? — спрашивает он, сбитая с толку.
— Его предки были там первыми поселенцами. Его фамилия могла быть Кэннон, но он происходит из самых влиятельных жителей Делейни. И использует это в своих интересах, хочет напомнить всем, насколько глубоки его корни, когда они противостоят ему. А Кайл? Кайл — монстр, которого он создал по своему образу и подобию.
На мгновение она выглядит задумчивой.
— Почему фамилия Кайла Девенпорт, а не Кэннон?
— Потому что шериф не захотел давать Кайлу свое имя. Даже его сын никогда не будет настолько хорош. Только один человек достоин.
— Кто? — спрашивает она, когда я поворачиваюсь, направляясь к двери.
— Девочка, — говорю я, оглядываясь за спину. — Его дочь. Она стала причиной, по которой обвинили моего отца.
— Объясни.
— Вы сами должны все увидеть, агент Хэдли.
Я снова поворачиваюсь, на этот раз выходя, пока она задыхается от разочарования.
— Куда ты? — спрашивает она, когда я открываю дверь.
— Купить немного смазки.
— Эта информация уже лишняя, — ворчит она, когда я ухожу.
Глава 12
Хоть она и маленькая, но свирепая.
Уильям Шекспир
Лана
Я смотрю на свое будущее, зная, насколько оно мрачно. И я волнуюсь. Беспокоюсь о своих детях. Что произойдет с ними? Они уже потеряли свою мать, и теперь я по колено в грехах других, уничтожая то, что осталось от нашей семьи, окружая нас темной ложью и грязными инсинуациями.
Они станут изгоями. Боюсь, что мое имя причинит им вред. Моя дочь свирепа, постоянно борется за меня. Мой сын ранимый, едва держится.
Я больше всего беспокоюсь о Виктории. Мой сын будет горевать по мне, но он оправится. А дочь никогда не перестанет бороться за меня. Это может подвергнуть ее опасности. Очевидно, что я должен взять вину на себя, просто не понимаю почему.
Почему это происходит? Почему это происходит с нами? Разве мы не настрадались?
Если бы я мог покончить со своей жизнью и пощадить их до конца этого суда, я бы это сделал.
Но если я сделаю это, то научу их сдаваться. Я создам прецедент, который моя жена никогда не одобрит.
Так что я буду бороться. Буду молиться. И надеяться, что вопреки всем надеждам, правда восторжествует.
Ради моих детей я буду сражаться.
Я убрала дневник.Засунула его в сумку, как только солнце село. Всякий раз, когда мне нужно напоминание о том, почему важно всегда бороться, я читаю дневник человека, у которого не было выбора, кроме как сражаться. Бороться за своих детей.
Бороться за нас.
— Лана, ты там? — спрашивает Джейк, раздраженный, когда я кладу телефон между плечом и щекой.
— Еще тут, — сообщаю ему.
— Мне это не нравится. Я еще не установил камеры в доме Моргана, а он берет уроки борьбы, ради всего святого. Ты пойдешь вслепую против парня, который знает, как себя защитить.
— Они все могли себя защитить, — говорю я беспечно.
— Не так, как он. Ты знаешь это. Ты торопишься, становишься слишком смелой. Ты достигла точки, когда думаешь, что неуязвима. Мы говорили об этом. Мы договорились, что ты позволишь мне немного отпихнуть тебя назад, если начнешь двигаться в этом направлении.
Он расстроен, и я понимаю. Все наши планы стали в пять раз сложнее и в семь раз хуже. Не говоря уже о спешке и небрежности.
— Я должна быть там завтра. Морган должен умереть сегодня. Я не оставлю двоих для побега, как только они услышат, что я сделала с этим городом. Будет трудно убить их после этого. Ну, трудно убить обоих и не привлечь пристального внимания ФБР.
— Бл*ть, Лана. Позволь мне с этим справиться.
— Нет, — незамедлительно говорю я. — Алый Истребитель — как ты назвал ее — не может быть в двух местах одновременно, или они подумают о партнере. Это все испортит. Этот город однажды назвал меня дьявольским отродьем, и они это имели в виду, Джейк. Они действительно в это верят. Они поверят, что духи и демоны вернулись, чтобы забрать их души, когда я закончу. Я не могу напугать их до смерти без твоего согласия.
Он матерится и вздыхает.
— Ладно. Бл*ть. Ладно! Я буду через двадцать минут. Не выключай телефон. Если у тебя возникнут проблемы, я услышу и войду с оружием.
— Я справлюсь с ним, — обещаю.
— Ты стала слишком самоуверенна.
— Ты потерял слишком много веры в меня, — говорю я с улыбкой.
— Ни капли. Я просто не хочу потерять свою сестру из-за одного из них, потому что она стала беспечна, — парирует он.
— По крайней мере, нам не придется рисковать, проводя время в доме, чтобы убрать камеры.
— До сих пор не могу поверить, что они не выяснили, что ты наблюдаешь за ними. ФБР, я имею в виду.
— Две крошечные дырочки в стене недостаточно, чтобы они заподозрили установку мини-камер, учитывая, что АНБ — единственные, у кого должна быть эта технология.
— Им нужно поработать над защитой от взлома, если они хотят сохранить эту технологию в секрете.
Я закатываю глаза, ухмыляясь.
— Ну, и кто теперь самоуверен?
Он бормочет очень нелепое обзывательство, чтобы описать меня, и я ухмыляюсь шире.
— Знаешь, худшее, что может случиться, это не просто смерть, Лана. Если он одолеет тебя... ты изучишь его прошлое, как и я. Ты не единственная девушка, которой он сделал больно.
Моя улыбка исчезает, когда ледяная ярость окутывает меня.
— Я в курсе. Также я знаю, что его отец дружит с губернатором, и все обвинения исчезают, а женщины превращаются в лживых шлюх. Так?
— Просто будь осторожна, — говорит он со вздохом. — И сначала надо загнать его в ловушку. Затем повеселиться с ним.
И моя улыбка снова возвращается.
— Я пошла.
— Оставь телефон включенным.
— Да, сэр! — говорю я насмешливым воинственным тоном.
— Вообще-то «Сэр, да, сэр», но неважно.
Медленно я вталкиваю телефон в карман и готовлюсь убить в последний раз перед тем, как отправиться домой, чтобы прикончить еще больше своих жертв.
Я окрашу город в красное. Ровно так, как они окрасили улицы нашей кровью.
Хватаю сумку, выхожу на улицу и бегу вниз по улице.
— Не забудь, что тебе нужно поехать в ДелейниГроув, чтобы начать первый этап, — говорю я в наушник Блютуса.
— Ага. Не забуду. Как только я буду уверен, что ты не убила сама себя из-за собственной беспечности, — говорит Джейк слишком громко.
Я снизила громкость и замедлила темп, приближаясь к дому Моргана. Смотрю в окно, как он ходит по дому в одних трусах и не стыдится.
К счастью, он живет в полутора километрах от всех, так что пока никто не побеспокоит нас, но я должна быть в состоянии закончить быстро. Ненавижу торопиться в убийствах. Я планировала дни и дни пыток с ним.
Тут я должна импровизировать и запихнуть дни пыток в один метод. Есть только один способ сделать это.
— Вхожу, — шепчу я, прежде чем проскользнуть через парадную дверь.
Я поворачиваю ручку, не удивленная, что она открыта. Морган думает, что он крутой, что никто не сможет обидеть его. Чувствует себя непобедимым...
Я толкаю дверь, съеживаясь, когда она скрипит. Останавливаюсь, прислушиваюсь, но не слышу ничего, что говорило бы о том, что он идет в мою сторону.
В доме в основном тихо, поэтому я запираю дверь, оставляя ее немного приоткрытой, чтобы она не заскрипела снова.
Джейк соблюдает тишину, а я опускаю волосы, чтобы прикрыть наушник. Я обдумала все, что может произойти, и у меня разные планы на каждый сценарий.
Как только я поворачиваю за угол, мое сердце чуть не выпрыгивает из груди, когда глаза видят ствол пистолета, которого я не ожидала.
— Бл*ть! — кричит Морган, опуская оружие, но держа его в руке, а потом смотрит на меня сбитый с толку. — Чертова баба. О чем ты, черт возьми, думаешь, когда заходишь в дом мужика?
Я проглатываю удивление, осознав, насколько Джейк был прав, пока Морган продолжает смотреть на меня с полным замешательством. Этот пистолет вышибет мне мозги, если он узнает, кто я сейчас.
— Я сожалею, — говорю я, нарочно используя именно эту фразу.
В конце концов, Морган не будет бояться женщины. Я безобидна, по крайней мере, в его представлении. Это его склад ума. Женщин легко одолеть, если они перед ним.
— Моя машина сломалась, а это был первый дом, который я увидела, — продолжаю, хватаясь за сердце, будто оно бешено бьется.
Он смотрит на мое декольте, и медленно улыбается. Да, я сделала это только для тебя, здоровяк. Я знаю, что тебе нравится. Я сексуальна, но не опасна. Продолжай так думать и убери чертов пистолет.
— Да? — спрашивает он, медленно ставя пистолет на предохранитель.
— Ага. Я увидела свет, — убираю волосы назад и указываю на Блютуз наушник. — Мой телефон сдох, поэтому я надеялась одолжить у вас. Только если вы не разбираетесь в машинах.
Он облизывает губы, все еще пялясь на мое декольте.
Кулак прилетает мне в лицо, и я кричу от боли, не в силах сдержать слезы на этот раз. Тепло стекает по моему лицу, и я знаю, что это кровь. Он что-то сломал.
— Черт, Морган, не разъ*би ей лицо! — шипит Кайл. — Я все еще хочу кусочек и не могу смотреть на кровь. Я не такой, как ее больной папаша. Сейчас вообще не твоя очередь, в любом случае.
Еще больше слез льется из моих глаз, когда Морган падает на меня.
— Просто трахни задницу ее брата. Вот где должен быть твой член.
— Что ты сказал? — рычит Кайл.
— Ты слышал меня. Может, им нравится, когда их член с трудом проникает во что-то узкое, но ты не имеешь права указывать мне, куда засовывать мой. Я всегда выбираю киску вместо задницы. Особенно это касается зада мужика, педик.
Кайл приближается, но Морган дерзко улыбается ему. Может, Кайл и руководит шоу, но Морган единственный, кто не страдает от стадного чувства. Кайл знает это, и, несмотря на то что он может убить этого урода на мне, чтобы указать ему на его место, он отпускает ситуацию.
Морган тут только для того, чтобы трахнуть меня, а не наказать, как остальные.
Он выждал день, чтобы сделать это.
Его руки мнут мои груди, и он испускает благодарный стон.
— Я всегда хотел попробовать их, — говорит он, опуская свои губы на них.
Я слишком онемела, чтобы чувствовать. По крайней мере, это то, что говорит мне мой разум. Я устала от чувств. Хочу ничего не чувствовать всегда.
Сильные руки хватают мои ослабевшие, удерживают меня, но я перестала бороться, так что нет необходимости больше сдерживать меня. Удар по лицу убил большую часть моей борьбы, напугав меня.
— Только я принес смазку, — говорит Морган, напротив моего уха, толкаясь туда-сюда, пока я пытаюсь притвориться, что я где-то, но только не здесь. — Я стараюсь заставить тебя чувствовать себя хорошо, а ты, бл*ть, укусила меня? — яростно шипит он мне в ухо. — Я хочу, чтобы тебе было хорошо, детка. Я не стал бы бить тебя, если бы ты просто поцеловала меня, вместо того, чтобы попытаться укусить, — говорит он, его толчки набирают скорость. — Я хочу, чтобы ты кончила. Хочу, чтобы ты знала, что это я заставил тебя кончить. Чтобы ты закрыла глаза на всю оставшуюся ночь и видела, как я вхожу и выхожу из тебя, даже если сейчас не моя очередь.
Мой желудок сводит, и я проглатываю рвоту.
— Ты будешь любить каждую секунду, пока я внутри тебя, — он убирает мои волосы на бок. — Просто помни, что я мог бы остановить все это, если бы ты перестала бороться со мной давным-давно.
Он погружается глубоко внутрь меня, содрогаясь от своего освобождения. Я безучастно смотрю в сторону, когда он пробегает своими губами по моей шее. Я более скользкая от смазки, и боль стала терпимее, но чтобы не плакать, я представляю, как кто-то приходит, чтобы спасти нас. Они отрубают ему голову, пока он внутри меня.
Так я буду представлять, как он умирает, каждый раз, когда я закрываю глаза, и буду лучше спать по ночам.
— Кто следующий? — спрашивает Морган, смеясь, когда в последний раз накрывает мою грудь ладонью.
Я даже не дергаюсь, когда меня переворачивают на бетон, чтобы следующему не пришлось видеть мое кровавое лицо. Я устала смотреть. Устала дышать.
Просто хочу, чтобы это закончилось.
— Значит, ты здесь одна? — спрашивает Морган, неспешно блуждая взглядом по моему телу, издавая звук, полный удовольствия, когда я киваю. — Должно быть, судьба свела нас вместе.
Он делает шаг навстречу мне, не убирая пистолет так, как я надеялась. Разоружить его будет сложно. Он не такой, как Хэдли.
Я позволяю ему схватить меня за горло. Симулирую шок, когда он толкает меня к стене. Кричу, симулируя боль, когда он засовывает колено между моих ног. Но я не делаю ход, пока не слышу, как пистолет падает на пол.
После чего улыбка трогает мои губы, и я издаю тот же самый звук, что и он. Он сводит брови вместе в смятении за секунды до того, как мои руки поднимаются между нами, и основание моей ладони встречается с его носом, посылая брызги крови повсюду, пока парень отходит назад.
— Я долго ждала, чтобы отплатить за услугу, — говорю ему, бросая наушник в сторону.
Он смотрит на меня, и я вижу, как им овладевает гнев. Злые люди нападают без изяществ.
Как и ожидалось, он бросается вперед, и я ударяю его коленом в живот, а потом локтем в шею. Он врезается в стену, теряя равновесие, и делает шаг, прежде чем упасть.
Прежде чем он поправится, я беру провод из сумки и обматываю его вокруг горла, придушив Моргана сзади. Он борется, пока я стою сзади, и заставляет меня залезть ему на спину, как обезьяну, что я и делаю, душа сильнее.
Он бьет меня об стену, но моя хватка не ослабевает, и боль не приходит. Моя переносимость намного выше его.
— Ты сделал меня такой, — шепчу я.
Я вижу это в зеркале напротив нас — замешательство в его глазах.
Он понятия не имеет, кто я.
Я отпускаю его, когда он оседает на пол, не совсем без сознания, но отпор дать не сможет.
С помощью быстрых движений я надеваю наручники на его руки и вытаскиваю хомут, чтобы присоединить к наручникам и привязать его к балке в его гостиной. Затем я связываю ему ноги и вытаскиваю электрошокер из сумки.
Кровавый крик вырывается из его горла, когда я использую маленький, но мощный гвоздомет на его ногах, закрепляя их на полу. Потом я достаю смазку, пока он стонет.
— Ты, бл*ть, кто такая? — орет он.
Из горла рвутся рыдания, когда он пытается пошевелить ногами. Эти гвозди слишком длинные, чтобы их можно было вытащить из пола, не разорвав ноги в клочья.
— Не волнуйся, Морган, — говорю я ему, ухмыляясь, пока размазываю смазку на его голой груди. — Я принесла смазку. Я хочу, чтобы тебе это понравилось. Будет хорошо, когда я буду внутри тебя.
Одним сильным ударом я всаживаю нож ему в бок, и еще один булькающий крик вырывается из него, и я вижу в ту же секунду, как он понимает, кто я.
— Разве тебе не хорошо? — издеваюсь я.
— Нет, — говорит он, мотая головой. — Не может быть. Это не ты.
Я наклоняюсь, прижимаясь к его уху.
— Ты должен был спасти меня много лет назад. Тогда я могла бы спасти тебя.
После этой последней издевки, я стягиваю его трусы и натягиваю перчатки, прежде чем смазать его член. Этот псих на самом деле твердый. Такого еще не было.
Он наблюдает за мной, возможно размышляет, что я собираюсь делать с этим. Боковая травма не смертельна. Я знаю, где нанести удар, чтобы причинить боль, но сохранить жизнь.
Ему очень больно, но он настолько сексуально извращен, что ему, похоже, все равно. По крайней мере, до тех пор, пока я не достаю другой нож и медленно не вонзаю в его смазанный торс, отрезав плоть, но не разрезав ее.
Морган перестает дышать, когда я достигаю его самого ценного владения.
— Не надо, — шепчет он, паникуя, когда понимает, что я собираюсь сделать. — Я не мог ничего сделать с тем, что они делали с Маркусом. Клянусь, я не принимал в этом участия.
— Ты держал зеркало. Ты смеялся, когда Кайл отрезал кусочек за кусочком. Именно ты воодушевил Кайла искупить свою вину в твоих глазах. Это случилось из-за тебя. Так зачем он тебе? — спрашиваю я, услышав его испуганный плач.
— Не надо! Прошу! Я, бл*ть, умоляю тебя!
Невероятно мрачная улыбка появляется на моих губах.
— Я помню, что ты говорил, когда умоляли мы. Вы*бите их, а потом убейте.
С этими словами я отрезаю кусочек, пытаясь перерезать более твердый придаток, чем ранее.
Его крики пронзают воздух, и мольбы остаются не услышанными. Так же, как и наши.
Кровь бежит, и я выдавливаю три бутылки смазки, позволяя ей стекать с него, пока он продолжает вопить, бледнея так же быстро, как теряет кровь. Они истекают кровью быстрее и сильнее, когда они возбуждены. Интересно.
Просто будучи больной психопаткой, я бросаю нож на пол, протыкая отрубленное яичко, брошенное рядом с его лицом. Он кричит и кричит, а я смеюсь, когда выхожу на улицу.
Две канистры с бензином уже ждут. Джейк сделал то, что обещал. Когда он услышал, что я делаю, вероятно, направился в ДелейниГроув, чтобы выполнить первую часть нашего плана.
Пока Морган рыдает и задыхается от собственной рвоты, я разливаю бензин, а потом обливаю его тело.
— Говорят, что самый болезненный способ умереть — это сгореть заживо. Интересно, кто вызвался узнать эту информацию.
Я радостно чиркаю спичкой.
Морган трясет головой, пытаясь сформулировать слова, но он испытывает слишком много боли, пребывая в чистой агонии и шоке.
Держу спичку, и его глаза расширяются в последний раз.
— Мне даже не нужно было слышать, как ты признаешься в своих грехах, — говорю тихо.
Я смотрю, как пламя медленно пожирает спичку, почти касаясь моих пальцев, прежде чем я роняю ее на его тело. Пламя начинает расти, быстро захватывая следы бензина. Я медленно выхожу, слышу рев огня, который распространяется, цепляясь за каждую полоску бензина.
— Так мило, что они все сгорят, — говорю я, выходя за дверь.
Глава 13
Преступны те, кто обращает свои желания в закон.
Уильям Шекспир
Логан
— Что за этими лесами? — спрашиваю я шерифа, пока тот пытается грубо меня игнорировать.
В нем, по меньшей мере, сто девяносто сантиметров роста. Похоже, что он проводит больше времени в спортзале, чем любой другой шериф, которого я когда-либо видел. У него активных помощников больше, чем департаментов шерифов, в которых я вообще бывал.
Этот департамент мэрии/шерифа достаточно большой, чтобы принять всех депутатов, и похоже, что Делейни Гроув — их центральный штаб, если можно так выразится. В департаменте полиции пять полицейских, но тут? Слишком много.
Двадцать три заместителя? Кому нужно столько в таком маленьком округе?
— Я задал вопрос, — уверенно говорю я, глядя на человека с засаленными волосами и мертвыми глазами.
Я должен был приехать раньше. Увидел бы больше, чем ожидал. Я уже вижу, что Леонард и Элис пропустили слишком многое во время их визита сюда.
— Четыре или пять охотничьих хижин и дикая природа вокруг, с которой вы, городские парни, не захотите связываться, — вскоре отвечает он снисходительно.
Он поворачивается к Джонсону, прежде чем взглянуть на одного из своих заместителей.
— Покажи этим ребятам окрестности. Я пойду с агентом Джонсоном обратно в форт.
— Форт? — переспрашивает Элис.
— Так мы называем нашу мэрию, — объясняет один из депутатов, ухмыляясь ей, словно она в его вкусе.
Она бросает взгляд на Крейга, который хихикает в этот момент.
Я с радостью избавлюсь от шерифа и Джонсона, так что не возражаю против того, чтобы они оставили нас.
— Ладно, — бормочет Элис помощнику, который все еще пялится на нее. Парень практически пожирает ее глазами. — У них тут что, нет женщин? — добавляет она.
— Не в форме, мэм, — говорит ей парень, который провожает нас к лесу.
Охотничий домик был бы идеальным местом для нашего убийцы. Он мог бы приходить и уходить, не будучи у всех на виду.
— Женщины в форме работают только в диспетчерской. Их две. Тоня и Таша. Они сидят в другом офисе.
По крайней мере, Элис сможет добиться информации от своего нового поклонника.
Хэдли привезет Лану с собой, когда поедет сюда. Но этим утром она не смогла выехать, потому что прошлой ночью произошло убийство, связанное с Делейни Гроув. На самом деле, двумя городами дальше. Хотя никто здесь не хотел говорить о смерти Моргана Джонса.
По факту, никто не хочет говорить о смерти любого погибшего человека.
Нам нужно покопаться в его прошлом и опросить его семью, так же, как и все семьи жертв, но спецагент Дерьмо усложняет это дело тем, что отказывается изменить планы по поводу приезда сюда сегодня. К чему такая спешка?
И почему субъект убил последнюю жертву быстрее, по сравнению с остальными? Поджог определенно был пыткой, и, скорее всего, его кастрировали — это все еще пытаются определить, в какой промежуток времени был удален пенис, несмотря на выжженные останки.
Никогда не думал, что скажу такие слова.
— Это ваши хижины, — сказал помощник шерифа, положив руки на ремень с оружием, будто он Барни Файф (прим.: вымышленный персонаж американской телепрограммы «Шоу Энди Гриффита»). И ухмыляется он также.
— Хорошо, — говорит Элис, глядя на него. — Мы уже видели хижины.
— Я должен быть с вами, пока они проводят городское собрание. И сопровождать вас куда угодно, если вам что-то понадобится.
— Мы походим вокруг и поспрашивает местных жителей, — сообщает Элис нашей няньке.
Его глаза расширяются, и он сильно качает головой.
— Вы не можете этого сделать. Шериф Кэннон приказал держать вас тут и принести все, что вы захотите. Но он не хочет, чтобы наши люди испугались, услышав об этой неясной проблеме.
Неясная проблема? Он правда так сказал?
— В городе серийный убийца охотится на людей. Я провел общенациональную пресс-конференцию. Как они могут не знать? — спрашивает Крейг.
— И почему вы не хотите, чтобы они знали? — вставляет Элис.
Помощник шерифа делает шаг назад, будто чувствует, что на него нападают. Нервный малыш.
— Шериф контролирует новостные станции, которые у нас есть. У нас есть своя сеть вещания, если нам нужно, чтобы люди о чем-то узнали. Она прерывает обычные эфиры для экстренной трансляции.
Я отворачиваюсь, смотря на Крейга.
— Этот мужик доминирует во всех аспектах их жизни. Он почти создал тут свой культ.
— И было бы чертовски хорошо для психопата с нарциссическими наклонностями, — рассуждает Донни тихо, пока Элис отвлекает Барни или как там его зовут.
Первоначальный убийца использовал недостатки города в своих интересах.
— Шериф пытается подчинить нас, как будто у нас нет власти в его городе, — продолжаю я.
— Что будем делать? — спрашивает Крейг.
— Докажем, что мы главные. Распечатайте листовки с информацией о нашем профиле и раздайте их всем в городе. Разделимся на группы, чтобы позадавать вопросы.
Крейг кивает, заходя в свою хижину, где мы разместили нашу временную штаб-квартиру, поскольку шериф заверил нас, что у него нет комнаты, которая нам нужна.
Так щедро с его стороны.
— Он единственный владелец мест в городе, которые можно снять, — говорит мне Донни.
— Еще один шаг к полному доминированию. Ему нужен контроль.
— Это больше похоже на крайний случай альфа-личности, чем на психопата.
— На первый взгляд, — я говорю неопределенно, а потом поворачиваюсь к заместителю. — Помощник...
Я оставляю слова висеть в воздухе, давая понять, что понятия не имею, какое у него неважное имя. Однако парень растягивает свои губы в тупой, невинной ухмылке, и мне становится любопытно.
— Помощник Чарльз Хаузер, — говорит он гордо, качаясь на пятках, полностью рассеянный и неоскорбленный.
— Как долго вы живете тут и работаете с шерифом?
— Шесть месяцев тут и уже три недели в полиции.
Я смотрю на Донни, который прищуривается.
— Он приставляет к нам своего нового офицера. Совпадение? Думаю, что нет.
— Скорее всего самый невинный, судя по огромному зловонию коррупции, в которой замешаны остальные. Где Леонард?
Леонард появляется, будто только что услышал свое имя. Он сразу же присоединяется к нам, когда Элис возвращается к своей роли, отвлекая заместителя. Но я прерываю.
— Зачем шерифу проводить городское собрание, если он скрывает тот факт, что серийный убийца нацелился на город?
— О, потому что прошлой ночью произошло кое-что странное. Сегодня утром было обнаружено, что двери в домах были открыты, по крайней мере, пятьдесят или около того. Несколько зеркал пропали, на этом все. Странно, да? — спрашивает он, но не дает нам времени ответить. — Шериф проводит встречу, чтобы выяснить, кто это сделал.
Это совершенно бессмысленно.
— Сейчас все намного хуже, чем было, — тихо нам говорит Леонард. — Шериф устроил шоу, когда мы приехали в город. Он многое спрятал. И теперь он чувствует контроль по какой-то причине, действуя так, будто он может контролировать нас.
— Из-за главы, — отмечает Донни, читая мои мысли.
Я поворачиваю назад, снова прерывая Элис и помощника шерифа.
— Мы сделаем этот обход прямо сейчас, — говорю я ему, что идеально совпало по времени с выходом Крейга из хижины.
Он держит большую стопку флаеров, и глаза Хаузера расширяются в страхе.
— Но шериф сказал...
— Когда шериф станет моим боссом, я его послушаюсь. Но у него нет полномочий командовать нами в этом расследовании. К тому же, его включение является просто любезностью моих людей. Мы выше него по рангу. Понятно?
Нихера ему не понятно. Я могу сказать это по его жалостливому взгляду.
Вместо того, чтобы объясняться, мы с Крейгом уходим, а Элис идет к своей хижине, чтобы подготовиться. Донни и Леонард забрали половину листовок и тоже отправились в сторону города.
— Когда приедет Лана? — спрашивает Крейг, игнорируя Хаузера, который орет, чтобы мы «пожалуйста, остановились».
— Через два дня, скорее всего. Возможно, раньше. Она не хочет, чтобы Хэдли ехала одна. Лиза же приедет с минуты на минуту.
— И Хэдли это одобрила? Никогда не думал, что доживу до этого дня.
— Неожиданно, но они, кажется, сблизились после того, что обеим пришлось пережить.
— Ничто так не сближает, чем сексуальный садист, который почти тебя убивает, но по чистой случайности умирает сам.
У меня скручивает живот, и я пялюсь на него.
— Слишком рано?
Еле слышно матерясь на него, я выхватываю у него из рук степлер и прикрепляю флаер на столб.
Мы замечаем женщину, выходящую из продуктового магазина, которая держит за руку своего ребенка. Я наклоняю голову, когда замечаю, что несколько других людей начинают убегать, быстро убегать. Некоторые даже паникуют, пока бегут.
Мы с Крейгом переходим улицу, доставая оружие, затем я обхожу стену сзади.
Вода окрасится в красный. Так же, как и ваши грехи. Правду больше не приукрасят.
Что за х*йня?
Это написано большими буквами на стене, и парень за стойкой начинает кому-то звонить.
— Что случилось? — спрашиваю я, подходя к нему.
— Не знаю. Она как будто внезапно появилась. Только что ее не было, а потом вот она. Все это видели! — кричит он.
Что, бл*ть, за х*йня?
Надпись уже сухая, и я иду взять образец. Вытаскиваю пакет для улик и отскребываю несколько хлопьев. Мне, бл*ть, нужно, чтобы Хэдли уже была здесь.
Вокруг нас от тех немногих, кто достаточно смел, чтобы остаться, исходят шепотки о духах.
— Надпись высохла, но появилась только сейчас? Знаешь хоть какой-нибудь тип краски с такой функцией?
— Я уверен, что такая есть, или есть кто-то достаточно умный, кто может так сделать, — говорю ему, наблюдая, как люди паникуют из-за каких-то слов. — Это он.
— Что? Он пришел, чтобы нарисовать магически появляющуюся надпись? — недоверчиво спрашивает Крейг.
— Мы описали этот город как религиозный, но с культовым менталитетом. Оглянись вокруг. Они все напуганы чем-то таким незначительным. В Вашингтоне люди стали бы делать снимки и закатывать глаза, если бы вообще заметили подобное. Но здесь? Даже это пугает их до чертиков.
Он оценивает ситуацию, обрабатывает то же, что и я, даже если не является профайлером.
— Он еб*т им мозг.
— Его конечная цель не просто убийство. Он хочет терроризировать город, — говорю я, развивая свою теорию.
Крейг следует за мной, а я иду вниз по улице, осматривая всех, кто выделяется. Но никого не вижу. Пока эта краска не будет проанализирована, мы не узнаем, как ему это удалось провернуть.
Мы останавливаемся, разговаривая с людьми, и наблюдаем, как страх омывает их лица, когда говорим им о серийном убийце, о котором шериф их не предупреждал. Большинство убегает от нас, не желая слышать что-то подобное.
Один человек хватается за свое сердце.
— Это правда, — шепчет. — Среди нас есть темный дух?
Крейг удивляется.
— Нет. Есть человек из плоти и крови, который хочет отомстить за то, что случилось десять лет назад с Викторией и Маркусом Эванс.
Вся кровь сходит с его лица.
— Вы говорите о детях дьявола, — шипит он, затем поворачивается и убегает, будто мы пригласили его творить зло.
— Не знаю как тебе, но это самое дерьмовое дело из всех, — говорит Крейг с раздражением.
Его телефон пищит, и он смотрит на экран.
— Я послал Леонарду фотографию той надписи, и он прислал мне это...
Крейг хмурится, держа свой телефон так, чтобы я видел.
ЛЕОНАРД: Люди находят эту же надпись в собственных домах, двери которых были обнаружены открытыми. Она появляется по всему городу. Мы видели, как слова буквально появляются из воздуха, будто их пишут прямо сейчас.
— Он магистр науки, а также организованный убийца. Прекрасно. Он заставит весь город поверить в призраков до конца дня, — заявляет Крейг сухо.
— Но почему приведение? — спрашиваю я.
Крики раздаются со всех сторон, прежде чем мы задумываемся над ситуацией, и мы смотрим, как люди выбегают из парка, визжа и размахивая руками.
Мы снова бежим прямо в гущу бегущих людей, пока они кричат кому-то, чтобы их спасли.
Из фонтана в центре парка течет красная вода. Как и из разбрызгивателей, которые поливают траву. Я оборачиваюсь, когда раздается еще один крик, и вижу, как женщина роняет садовый шланг, из которого тоже течет красная вода.
Одна девушка стряхивает с себя красную воду, которая течет по ее лицу, как разбавленная кровь. Люди покрыты ею. Это как дешевый фильм ужасов о резне семидесятых, когда кровь была слишком красной и разбавленной.
— Бл*ть, — шипит Крейг. — Как, мать твою, он это провернул? — Я не знаю, но что бы он ни пытался донести, у него очевидно получилось. Этот город разрушится после его игр разума.
Глава 14
Рыбы живут в море, как это делают люди на суше:
большие поедают маленьких.
Уильям Шекспир
Лана
Крики звучат как музыка для моих ушей, и Хэдли содрогается рядом со мной.
— Как он провернул это с краской?
— Я не могу ответить. Они будут просить тебя разгадать эту тайну. Не хочу, чтобы ты догадалась слишком рано.
Ухмыляюсь, когда Хэдли закатывает глаза.
Джейк и я много лет это планировали. Он придумал несколько штук, и эта мозгодробилка только начинается.
Три года назад мы взялись за это и начали все планировать. Мы фантазировали об этом и создавали гипотетические планы мести. Мне легко далась разработка плана, и, когда я поделилась им с Джейком, он внес в него улучшения в виде собственных идей.
— Дай угадаю: ты не скажешь мне о камерах или красных фонтанах? — спрашивает она, ведя машину.
— Я уже помогла тебе с экспертизой по Моргану, чтобы мы могли выехать раньше. Я не оставлю Логана одного там надолго. Но я помогаю тебе не больше, чем тебе нужна помощь.
Она стонет.
— Ты сказала, что смазка стала причиной, по которой некоторые части на его теле менее обгорели. Ты не дала мне ничего другого, чтобы двигаться дальше. Зачем вообще было сжигать его?
— Решила, что ему нужна реальная картина того, каким будет ад, — непринужденно отвечаю я.
— Почему в фонтанах красная вода? Ты можешь хотя бы это мне рассказать?
— Не только в фонтане. Весь город залит красной водой. Не волнуйся. Ничего токсичного. Я бы не стала рисковать детьми и Логаном.
Она стонет, а я ухмыляюсь, осознавая при этом, что у нас с ней сейчас отношения «от любви до ненависти». Странно, но она моя единственная подруга женского пола, кроме Линди. Но с последней мы никогда не были близки, так как Линди намного старше. Она была моей няней, пока я росла, и мы иногда разговаривали.
Так, забудьте. У меня никогда не было подруг.
— Хочешь рассказать мне, что ты узнала на месте преступления в доме Монро, о чем я тебе не говорила? — бурчу я.
— Я узнала, что ты не ходишь по мягкой земле, чтобы не оставлять отпечатков следов ботинок.
— Всегда бонус для меня, когда я не надеваю мои тяжелые ботинки. Обожаю хорошие тротуары.
— Не было ничего, что бы указало на тебя, — говорит она, вздыхая.
— Я слишком хороша для этого. Мне просто интересно, что ты узнала.
— Мы можем поговорить о чем-то нормальном? — спрашивает она раздраженно.
Я поворачиваюсь, чтобы лучше видеть ее лицо.
— Девчачьи разговоры? Девчонки говорят о пенисах, все верно?
Она гримасничает.
— Учитывая, что ты их расчленяешь, я не хочу обсуждать с тобой пенисы.
— Пенис Логана в безопасности, чтоб ты знала.
— Забудь, что я что-то говорила, — бубнит она.
— О, неважно. Логан сказал, что тебе нравятся девушки, так что, думаю, пенисы не твоя тема для разговора.
Она хмурится в течение минуты, а потом говорит:
— У Логана длинный язык.
Пожимаю плечами, устраиваясь на сидении, наблюдая, как люди кричат и бегут, как я и предполагала. Люблю технологии. Ужас Делейни тесно связан с моим телефоном.
Бугимен ничто по сравнению со мной.
— Тебе не стоит стыдится того, кто ты есть, — тихо говорю я ей.
— Я не стыжусь. Просто не люблю, когда люди рассказывают то, что касается только меня. Кроме того, я не помещаю себя в коробку. Я не на сто процентов уверена в своей сексуальности. Просто... мужчины привлекательны, но доверять им труднее, чем женщинам, — мягко признается она.
Я просматриваю экран, проверяю все места для камер, которые нашел Джейк. Он был занят этим прошлой ночью, когда я заканчивала с Морганом.
— Мой брат был геем. Джейк — бисексуал, и ему было очень страшно рассказать кому-то, что у них с моим братом была любовь. Люди заставляли моего брата чувствовать себя ходячим грехом, мерзостью, когда он признался за несколько месяцев до того, как его убили.
Я пытаюсь сказать это без эмоций, но прилагаю для этого слишком много усилий.
Хэдли задерживает дыхание, а я тру грудь там, где боль, которая всегда сопровождает память моего брата, начинает проявляться.
— Джейк всегда говорил, что больше всего он сожалел о том, что был слишком напуган, чтобы показать Маркусу, как много он для него значил. Маркус знал, что он не стыдился его. Он знал, насколько ядовитым был этот город. Брат признался в своей ориентации, не чтобы доказать свою любовь к Джейку. Он сделал это, чтобы быть честным с самим собой. И никогда не сомневался, что Джейк его любит.
— Джейк пошел на это, чтобы доказать свою любовь? — спрашивает она печально.
— Нет. Он сделал это, потому что он романтик.
Замешательство на ее лице меня не удивляет, но она не настаивает на объяснении. После этого мы едем в относительной тишине, пока не приближаемся к Делейни Гроув. Тогда разговор в основном сводится к нескольким другим делам, над которыми работает команда.
Джейк присылает сообщение, пока мы говорим, и я его читаю.
ДЖЕЙК: Оливия звонила и сказала, что отец отказывается принимать лекарства. Я хочу разобраться с этим, но скоро вернусь. Первый шаг нашего плана уже в действии.
Я: Позвони, если тебе понадобиться помощь.
ДЖЕЙК: Не волнуйся за меня. Это займет пару часов. Просто следи за весельем. Я сейчас пришлю тебе фотографии, которые ты оценишь.
Хэдли спрашивает мое мнение по некоторым из этих дел, отрывая меня от сообщений Джейка, и я даю ей его. Она записывает голосовые заметки.
— Логан подумает, что я в два раза гениальнее, чем он уже думает, когда я сообщу ему эти факты, — говорит она, смеясь.
Но я не смеюсь, потому что увлечена. Джейк прислал мне фото с улицы. С той самой улицы. Фото слов, написанных красным.
Изыдут Ангелы, и отделят злых из среды праведных, и ввергнут их в печь огненную: там будет плач и скрежет зубов (прим.: Евангелие от Матфея 13 стих 49 и 50).
— Что? — интересуется Хэдли.
Джейк также присылает мне фотографию Логана, изучающего сообщение, и я включаю видеозапись, наблюдая за человеком, которого люблю, пока он наблюдает за людьми вокруг себя. Большинство из них бледные и напуганные.
Они знают, что случилось на том месте. Они покрасили его. Снова сделали черным. Притворились, что красных пятен там нет только потому, что их не видно.
Логан не выглядит взволнованным или напуганным, как я и полагала. В конце концов, он человек логики и не верит в призраков.
Но Делейни Гроув... они скоро падут на колени.
— Я не понимаю, как они вообще ведутся на это, — заявляет Хэдли.
— Это называется создание условий. Их приучили быть овцами. Овцы следуют за овцами, — говорю я ей.
— Я не понимаю.
— У тебя есть кто-то, в ком ты ищешь вдохновения? — спрашиваю я.
— Куинн Латифа (прим.: американская певица, рэпер, актриса и модель, обладательница «Грэмми», «Золотого глобуса» и «Эмми»). А что?
Я улыбаюсь про себя.
— Мой отец любил Эйнштейна. А мама Конфуция. Мой брат — безнадежный романтик, который был слишком эмоциональным, который жил и дышал Шекспиром.
— Какое отношение это имеет к овцам?
Улыбаясь, я поворачиваюсь к ней.
— Лично я всегда любила слова Вольтера.
— Все это звучит немного вычурно для меня. Но твоей семье нравились умершие люди, которым было что сказать, что людям было необходимо прочитать. Продолжай.
Все еще улыбаясь, я продолжаю:
— Вольтер говорил: «Те, кто может заставить вас поверить нелепости, может заставить вас совершать зверства». Слишком долго шериф Кэннон правил городом, и очень немногие выходят из коррупции, которую он ввел. Женщины ниже мужчин. И его слово — Евангелие.
Я обращаюсь к пастве, которая кричит, паникует и уже на грани тотального мятежа против шерифа. После всего одного крышесносящего дня.
— Овцы, — повторяю я тихо. — Чертово блеяние.
Она судорожно вздыхает, когда мы въезжаем в город, и пишет кому-то. Я оглядываюсь вокруг, осматривая место, которое измучило так много и сломило еще больше.
— Я вернулась, ублюдки, — тихо говорю я, пока мы проезжаем по главной улице. — И я превращу вашу жизнь в ад, прежде чем окрашу весь город в красный.
Пытаюсь найти Логана на камерах, используя программу, которую Джейк установил перед первым убийством, но не нахожу его. Он, наверное, находится в слепых пятнах.
Я даже не замечаю, как мы паркуемся, пока Хэдли не глушит двигатель.
— Я скажу Логану, что ты здесь, на случай...
Её слова заканчиваются визжащим криком, когда мою дверь распахивают, и Логан тянется внутрь, вытаскивая меня из машины одним рывком. Я ухмыляюсь ему в губы, как только он целует меня, и обхватываю его за шею, наслаждаясь тем, как его тело вжимается в мое.
— Черт! Мы посреди гребаной Сумасшедшей Лощины, на краю леса, а ты довел девушку до сердечного приступа?! Не круто, Беннетт. Не круто, бл*ть, — говорит рыжеволосая девушка, которая сознательно привезла убийцу в город.
Логан улыбается напротив моих губ, несмотря на безумие, которое ему пришлось пережить с тех пор, как он приехал сюда. Я пытаюсь не смеяться над иронией, пока Хэдли кричит и бесится, будто он убийца, который пришел за нами... когда... ага...
Затем он поднимает меня в воздух, и я обвиваю ногами его талию. Он обнимает меня, заходя внутрь, как я полагаю, нашей хижины. Я не оглядываюсь, не беспокоюсь, что возможно это та хижина, куда возил меня Кайл.
До того, как я узнала, каким он был монстром.
До того, как я неосознанно доверяла кому-то настолько мрачному.
До того, как я была овцой, застрявшей в том же стаде, которое намерена разорвать на части.
Логан отпускает меня, и чувство невесомости овладевает мной, когда я мгновение падаю, прежде чем кровать ударяет меня по спине. Я ухмыляюсь, когда он стягивает рубашку.
— Ты как будто соскучился по мне, — говорю я, запечатлевая каждый момент с ним в своей памяти.
Мне нужно это, чтобы держаться. Мне нужно помнить это. Мне нужно это, чтобы пережить остаток дней. И, надеюсь, выжить.
Мне это будет нужно после, после того как мы с Джейком оглянемся на хаос, который создали; правосудие, которого два убийцы достигли под видом ангелов мести.
— Я всерьез подумываю о том, чтобы сходить к психоаналитику по поводу этой безумной одержимости, — бормочет он, но растягивает губы в улыбке, прежде чем спустить штаны.
Время нашего прибытия идеальное. Хэллоуин уже не за горами.
Я не просто так взяла фамилию Майерс (прим.: имеется в виду Майкл «Майк» Майерс — главный злодей из фильмов ужасов «Хэллоуин»).
Но сейчас я об этом не буду думать. Ничего больше не существует, когда мы вместе, потому что мое время ограничено. Я знаю это. Он — нет.
Он до сих пор любит меня, как в последний день, когда он падает на меня, подталкивая мое платье вверх по бедрам.
— Ты надела красное платье, чтобы свести меня с ума? — спрашивает Логан.
Прежде чем я могу ответить, мы слышим голос Хэдли за дверью.
— Я поставила свои вещи перед дверью, озабоченные извращенцы. Всегда пожалуйста.
Логан смеется у моей шеи, и я пробегаю пальцами по его волосам, кайфуя, словно на небесах. Вот кто он для меня.
— Иногда я думаю, что ты иллюзия, и все это не по-настоящему. Что я на самом деле умерла десять лет назад после аварии, — говорю я ему мягко, когда он начинает спускать мое нижнее белье.
— Я настоящий, Лана, — мурлычет он напротив моей шеи, когда наконец снимает последний клочок одежды.
Только ощущение его тела, скользящего по моему, пока он меня раздевал, заставило меня подготовиться к нему.
— И я твой, — говорит он, прежде чем сцеловать слова, которые я пытаюсь ему вернуть.
Мой.
Так же, как и я его.
До тех пор, пока он хочет меня.
— Я люблю тебя, — произношу, пока он скользит в меня, дрожа, будто быть во мне именно то, что ему было нужно.
Я понимаю это чувство.
Слова значат для меня больше, чем он знает, потому что я думала, что никогда не произнесу их в этом контексте. Думала, что никогда не исцелюсь достаточно, чтобы почувствовать эту связь.
— Люблю тебя, — говорит он, открывая глаза, чтобы посмотреть в мои, пока входил и выходил из меня.
Это было все, в чем я нуждалась, и даже больше.
Он такой, какой я хотела бы быть.
Герой.
Герой, в которого влюблен монстр.
Глава 15
Если у вас есть слезы, приготовьтесь пролить их сейчас.
Уильям Шекспир
Логан
— Одно место. Ты можешь пойти куда угодно. Куда бы ты пошел? — спрашивает меня Лана.
— Хм-м-м, — бормочу я напротив ее кожи. — Греция.
— Почему Греция? — спрашивает она, переплетая наши обнаженные ноги.
Жаль, что я не могу провести дни на пляже в Греции с ней, обнимающей меня. Эта работа начинает отнимать слишком много и возвращать слишком мало.
С другой стороны, после этого дела у меня, возможно, и не будет карьеры. Но я не позволю им и дальше скрывать то, что произошло здесь десять лет назад.
— Потому что мой отчим всегда говорил, что если бы у него был выбор, он был бы пьян и влюблен в Греции. Но он потратил все свои сексуальные годы на мою мать.
Она смеется, и я ухмыляюсь, когда она вытирает несколько слезинок с глаз от неожиданной вспышки эмоций.
— Звучит так, будто он был прекрасным человеком.
— Да, был, — отвечаю я ей.
— Мой отец тоже был великолепен. Он делал все, что мог, чтобы у нас с братом было то, в чем мы нуждались. Он был нашим миром, а мы — его.
— А твоя мама? — спрашиваю я, решив подтолкнуть, пока она готова говорить о своем прошлом.
— Потрясающая, — тоскливо говорит она. — Она пекла. Мне нравилось, когда она пекла. Мой отец всегда говорил, что если бы она была ведьмой, дети добровольно прыгали бы в духовку только потому, что она всегда хорошо пахла, — она смотрит вверх, когда я выгибаю бровь. — У него было немного дурное чувство юмора. Но моя мама любила его. Любила. Я никогда не понимала, когда была моложе, как редко эту любовь можно найти. Как и большинство вещей, которые видела каждый день, я воспринимала как должное.
Печаль касается ее глаз, и я пододвигаюсь ближе, покрывая поцелуями ее веки.
— Куда бы ты поехала? — интересуюсь я, понимая, что не хочу видеть ее расстроенной.
— Любое место мира? — спрашивает она.
— Любое.
— Я бы поехала с тобой в Грецию.
Вот почему я так одержим ею.
Снова нахожу ее губы и целую, будто этот раз может быть последним. Я всегда буду целовать ее так, потому что она потеряла любовь однажды — любовь своих родителей. Не хочу, чтобы чувство неуверенности в себе оставалось в ней из-за нас.
Хочу, чтобы она точно знала, что я чувствую каждый раз, когда она в моих объятиях.
Когда она прерывает поцелуй, я изо всех сил стараюсь не перевернуть ее на спину и не войти в нее снова. Я полностью лишился человечности, когда увидел ее в платье. Собирался напугать ее, но Хэдли закричала; Лана улыбнулась. Она всегда удивляет меня.
И вот так, я должен был заполучить ее.
— Я бы тоже хотел, чтобы ты поехала со мной в Грецию, — сообщаю я ей, целуя в щеку.
— Мы бы напились и очень много занимались сексом, — соглашается она. — И, конечно же, еда. В Греции всегда можно съесть что-то удивительное. Если только это не ложный стереотип.
Ухмыляясь, я снова целую ее в щеку.
— Однажды мы это выясним.
Она задыхается, и я откидываюсь, глядя в ее опечаленные глаза, которые очаровали меня.
— Что? — спрашиваю я, пробегая пальцем по ее щеке, беспокоясь из-за этого взгляда.
Она поворачивается ко мне лицом.
— Если бы ты узнал, что я не идеальная девушка, которой ты хочешь меня видеть, ты бы все еще любил меня?
То, как она спрашивает, это как удар по животу.
— Лана, я не жду, что ты будешь идеальной. Я думаю, что ты идеальная. По крайней мере, идеальная для меня.
Ее губы дрожат, но она цепляет улыбку. Что я такого сказал?
— Но что, если я не идеальна? — настаивает она, искренне расстроенная из-за этого.
— Тогда я все равно буду любить тебя. Я не использую это слово постоянно. Ну, по крайней мере, со школы. Но в школе все используют его, не зная, что на самом деле значит любить кого-то.
Ее взгляд немного холоднеет. Я пытаюсь прочитать ее, но она всегда остается для меня загадкой. Постоянно одно и то же, когда я жду совсем другого.
— Но да, — говорю я снова. — Я все равно буду тебя любить. Если ты не заметила, я немного схожу с ума, когда мы слишком долго не видимся, и ты даешь мне повод хотеть жить, а не просто существовать. Ты приняла все части меня и разобралась с объедками, которые я смог тебе предложить. И никогда не жаловалась.
Она начинает говорить, но я перебиваю.
— Эти глаза находят меня, когда ты входишь в комнату, будто я единственный, кого ты ищешь. Ты поднимаешь голову, когда другие опускают. У тебя внутри стержень, когда другие замыкаются в себе. Твоя сила просто невероятна. И ты всегда заставляешь меня гадать, что является моей любимой частью в тебе так же, как и бесящей.
Она тихонько смеется, и я целую ее в уголок губ, прежде чем продолжить.
— И ты улыбаешься мне, как никому другому. Это заставляет меня чувствовать себя сильным. И когда я с тобой, я улыбаюсь, как никогда раньше. Это чувство равенства, даже партнерства. Редко можно найти кого-то, кто бы подходил тебе настолько, а ты мне подходишь. Я люблю это в тебе. Я люблю тебя.
Она поцеловала меня до того, как я начал нести ерунду, уверяя ее, что нет ничего, что могло бы изменить мои чувства. Как только я решил, что у меня есть время, чтобы доказать это более основательно, раздался громкий стук в дверь.
— Логан! У нас прорыв! — орет Донни.
— У него ужасное чувство такта, — говорит Лана со вздохом.
— Они всегда так делают. Однажды, я просто выброшу телефон и спрячусь от них.
— Тогда мы сможем исчезнуть в Греции, — произносит она, но улыбка не трогает ее глаза.
Я чувствую, что есть гораздо больше, чем она говорит мне. Вижу это по тому, как ее взгляд становится все более отдаленным. Я исправлю это. Как только выясню причину.
— Да, — говорю ей, ухмыляясь и притворяясь, что не замечаю намека на грусть в ее глазах.
Я быстро одеваюсь и встречаюсь с Донни снаружи. Затем я возвращаюсь, как только Лана встает с простыней вокруг ее тела, и я тяну девушку к себе, целую долго и грубо.
Она стонет, и Донни громко прочитает горло.
— Я скоро вернусь, — говорю ей, затем ухожу, игнорируя смех Донни, когда выхожу.
— Должен сказать, что никогда не думал, что ты так сильно втрескаешься, — говорит он. — Компанейские мужчины как ты обычно заканчивают жизнь холостяками.
— Все меняется, — говорю я ему, когда сажусь за руль. — Куда мы едем?
— Крэйг позвонил и сказал, что парень подошел к нему и сказал, что нам нужно поговорить с Дианой Барнс. Он бы ничего не сказал, потому что Джонсон в ярости. Говорит, что мы подстрекаем к террору, размещая эти листовки, и требует, чтобы мы уничтожили их всех. Элис и Лиза развешивают больше, в то время как помощники шерифа убирают их.
— Нереально, — говорю я, глубоко вздыхая. — Он даже не пытается быть осторожным.
— Заставляя меня заинтересоваться, что же такого мы найдем.
— Загадочные сообщения, которые субъект оставляет, чтобы терроризировать город, не помогают делу. Они все уверены, что дух воскрес, но никто не произнесет имя вслух, — подчеркиваю я.
— Дети Эванса? Или сам Эванс? Они определенно не станут говорить об этом, — говорит Донни в своей уникальной манере соглашаться.
— Это то, чего он хочет. Он хочет разжечь ужас. Хочет загнать их в угол. Но зачем? Мы знаем, что их изнасиловали, но больница не смогла дать нам ничего больше. Дети были слишком напуганы, чтобы говорить.
В основном я говорю вслух, надеясь, что, услышав эти слова, смогу предположить нечто большее, чем то, что мы уже знаем.
— Весь город слишком напуган, чтобы говорить, — говорит Донни, наблюдая, как люди читают сообщение на улице и уходят спешным шагом, будто они принесут домой часть дьявола, если будут находиться слишком долго рядом с ними.
Донни жестом указывает дорогу и останавливает меня, когда мы подъезжаем к маленькому белому дому. У него даже есть гребаный белый заборчик.
— Скрести пальцы, что этот не захлопнет дверь перед нашими лицами, — говорит Донни, пока выходит.
Я тоже выхожу, поправляю галстук, и мы идем по треснутому тротуару к дому. Жалюзи на окне открываются, и все, что я получаю — это взгляд, прежде чем они снова закрываются.
Донни поднимает руку, чтобы постучать, но женщина открывает дверь, глядя на нас, будто она ждала нас весь день.
— Вы из ФБР?
— Да, мэм. Мы тут, потому что...
— Я знаю, зачем вы тут. Вы работаете на того парня Джонсона?
Мои губы дергаются.
— У нас разные причины приезда. Моя включает в себя получение правды о том, что произошло здесь десять лет назад. Мы можем спасти жизни, если будем знать больше.
Она поджимает губы.
— Жизнь, которую ты можешь спасти, не нуждается в спасении, — говорит она горько. — Весь этот город должен сгореть. Я здесь только потому, что знала, что этот день настанет. Однажды, кто-нибудь захочет услышать историю этих малышей и наконец-то воздать всем по заслугам.
Донни сглатывает, пока женщина вытирает слезы.
— Проходите, — говорит она, приглашая нас.
Донни закрывает за нами дверь, и Диана указывает на диван, куда нам стоит присесть.
— Я не могу рассказать вам все. Вам нужно узнать о Роберте от кого-то, кто знает все эти детали. И я могу рассказать вам о его детях. Они были добры к моему сыну. Всегда.