Когда небо посветлело, Лора уже была в саду. У нее вошло в привычку проводить здесь утро. Малыш спал или принимал солнечные ванны, раскачиваясь в своей люльке. С тех пор как она попала в дом Гейба, ей было, фактически, нечего делать.
Дом, фигурально говоря, сам заботился о себе, хотя, как она однажды заметила, Гейб во время работы становился неряшливым.
Более того, здесь было слишком много комнат, слишком много мест, чужих для нее. Лора чувствовала себя дома только в детской, которую сама отделала и где по необходимости проводила много часов днем и ночью.
Остальные помещения дома, со всеми фамильными ценностями, прекрасными старинными коврами, полированным деревом и вы цветшими гобеленами оставались для нее чуждыми.
По мере того как весна вступала в свои права, Лора обнаружила в себе склонность и талант к садоводству, а также потребность в пространстве и воздухе. Ей нравился солнечный свет, нравилось чувствовать под своими руками землю, вдыхать ее запахи. Она прочла немало книг о растениях, не меньше, чем о родах, поэтому научилась ухаживать за цветами и кустами.
Расцветали тюльпаны, а азалии были уже все в цвету. Их посадил кто-то другой, но Лора без труда приняла их, как свои собственные. Она без лишних колебаний добавила к ним мускусные розы и львиный зев.
Она уже планировала осенью посадить новые луковицы, красодневы, анемоны, маки. Перед зимой она выроет весенние цветы, пересадит их в небольшие горшки с торфом и поставит в солнечной комнате на восточной стороне дома.
— В следующем году я научу тебя сажать их, — говорила она Майклу. Она уже представляла, как он еще короткими, толстенькими ножками нетвердыми шажками идет по саду, сгоняя с цветов бабочек.
Он будет смеяться. У него будет много поводов для смеха. Лора возьмет его на руки и будет кружиться с ним, пока его глаза, по-прежнему такие же голубые, как и у нее, не заблестят, а смех не зазвенит в воздухе. Тогда из окна студии выглянет Гейб и осведомится, из-за чего поднялся такой шум.
Но его это не будет раздражать. Сойдя в сад, он шутливо скажет, что, если они будут так шуметь и дальше, ему придется забыть о работе по утрам. Потом он сядет на землю, посадит Майкла на колени, и они вместе будут смеяться над чем-то понятным только им.
Сидя на пятках, Лора вытерла лоб тыльной стороной руки в перчатке. Мечты всегда помогали ей убегать от действительности, служили ей защитой, помогали выжить. Теперь же ей ничто не угрожало! Лора начинала верить, что мечты становятся реальностью.
— Я люблю твоего папу, — сказала она Майклу, как говорила по крайней мере каждый день. — Я люблю его так, что это заставляет меня верить в счастье!
Когда на нее опустилась тень, Лора подняла голову и увидела, что первые темные облака заволокли солнце. Ей не хотелось уходить, и она бы так и поступила, если бы не понимала: ей понадобится не одна минута на то, чтобы забрать все садовые инструменты, вещи Майкла и самого младенца.
— Что ж, дождь полезен для цветов, не так ли, дорогой?
Она убрала инструменты и мешки с торфяным мхом и удобрениями в небольшой сарай возле задней двери, затем сняла качели с Майклом. Как и подобает заботливой матери, она унесла в дом самого малыша, небогатый запас игрушек и сложенные качели.
Едва она начала подниматься по лестнице, как раздался первый раскат грома, заставивший ее вздрогнуть. Когда Майкл завопил, она поборола собственный давнишний страх перед грозами и принялась успокаивать ребенка.
Он успокоился гораздо быстрее, чем Лора, на ходу качавшая его и шептавшая слова утешения. Дождь что-то задерживался, из окна детской она смотрела на резко потемневшее небо. Где-то близко сверкнула молния, в мгновение ока превратив свет из серого в розовато-лиловый, затем опять в серый.
Лора прижала к себе малыша, для своего и для его утешения.
— Глупо, правда? — пробормотала она. — Взрослая женщина боится грозы больше, чем крошечный младенец! — Когда дождь застучал по крыше и подоконникам, она заставила себя уложить спящего ребенка в колыбельку и бросилась закрывать окна.
По крайней мере, она хоть чем-то займется, говорила себе Лора, переходя из комнаты в комнату, чтобы закрыть окна от проливного дождя. И все же всякий раз, когда раздавался раскат грома, она вздрагивала. Возвратившись в детскую, предвкушая, как свернется калачиком на кушетке и будет читать до тех пор, пока не кончится гроза, она вспомнила о студии Гейба. Думая только о его работах, она устремилась обратно по коридору.
Она благодарила Бога за то, что не потеряла голову от страха перед стихией. Вспышки следовали одна за другой. Но, похоже, ей повезло. Под окнами стояли лужи, но ни одна из картин не пострадала. Лора поспешно закрыла все окна.
Она собралась бежать за шваброй, но вдруг ее осенило, что она впервые оказалась в студии Гейба. Он никогда не приглашал ее сюда. Будучи воспитанным человеком, она уважала частную жизнь других. Сейчас, в студии мужа, глядя на яркие вспышки молнии и слушая отдаленные раскаты грома, Лора почувствовала себя так же комфортно, как в детской или как в хижине в горах.
В комнате, как она поняла, стоял его запах. Некой смеси краски и скипидара, а также мела, нередко прилипавшего к его одежде и рукам. Этот запах неизменно успокаивал ее, хотя так же неизменно возбуждал. Она подумала, что он возбуждал ее не менее чем сам Гейб. Она любила его, а он успокаивал, возбуждал и смущал ее.
Чего он от нее хочет? — спрашивала она себя. И почему? Ей казалось, что отчасти она это понимала. Он хотел крепкой семьи, хотел, чтобы закончилось его одиночество, хотел удовлетворения своих потребностей в семейной постели. Он выбрал ее потому, что она была готова дать ему это, а он принять.
Этого могло быть достаточно, или почти достаточно. Ее проблема заключалась и продолжала заключаться в том, что она продолжала тихо желать большего.
Отгоняя от себя это настроение, она попыталась представить его в этой комнате, одного, работающего, строящего планы.
Здесь столько было сделано, думала она, так много часов здесь творили, совершенствовали, экспериментировали. Чем в его представлении отличается один человек от другого? Подойдя к мольберту, она изучала картину, над которой он работал.
Портрет Майкла. Все ее существо переполнилось глубоким удовольствием. К мольберту был приколот грубый набросок, а портрет на полотне начинал приобретать форму. Даже по этому наброску, сделанному, вероятно, неделю назад, она видела, как изменился и вырос Майкл. Глядя на этот портрет она всегда сможет окунуться в прошлое и вспомнить, каким он был в этот драгоценный момент своей жизни.
По-прежнему скрестив руки на груди, она повернулась и принялась осматривать комнату. Без Гейба она выглядела иначе. Менее… эффектно, что ли. Тут она тихо засмеялась, зная, что он терпеть не может этого определения.
Без него это была совершенно пустая, просторная комната. На полу застыли капли и пятна краски, которые могли быть оставлены здесь как неделю, так и год назад. В углу — небольшая раковина на основании. Лора заметила полотенце, небрежно переброшенное через ее край. Полки и рабочий стол заставлены красками и бутылочками, банками с кистями, лопатками, большими кусками мела и смятыми тряпками.
У стен стояли картины в подрамниках, как и в Колорадо. В студии он ничего не вешал.
Лора задумалась: как ей до сих пор не пришло в голову спросить Гейба, нет ли у него чего-нибудь, что она могла бы повесить в комнате Майкла. Она уже подобрала довольно красочные детские картинки, но одна из картин Гейба пришлась бы ко двору гораздо больше. Думая об этом, она присела и начала перебирать полотна.
Как легко он пробуждал эмоции. От одного из его пастельных пейзажей в душе зарождались мечты. От следующего, нервного, слишком реалистического изображения трущоб, кидало в дрожь. Были также портреты: глубокий старик, опирающийся на палку на автобусной остановке, три девушки, хихикающие возле бутика. А вот этюд, изображающий эффектную брюнетку, распростертую на белом атласе. Он вызвал у Лоры чувство не ревности, а благоговения.
Она просмотрела более дюжины картин, удивляясь, почему они стоят так небрежно. Многие были без рам и все повернуты лицом к стене. Разглядывая картину за картиной, она все больше поражалась, что вышла замуж за человека, способного сотворить такие чудеса красками и кистью. Более того, с каждой картиной она все глубже познавала его. Она чувствовала его настроение при работе над той или иной картиной: вот тут ощущалась ярость, а тут приподнятое расположение духа.
Печаль, нетерпение, желание, восторг. Он мог написать все, что чувствовал!
Им здесь не место, думала она, разочарованная, что Гейб запер их в комнате, где никто не может ни увидеть, ни оценить их, где они не трогают ничью душу. В углу каждой картины стояла его подпись, а под ней год. Все, что она просмотрела, было написано не более чем два года назад и не менее чем год.
Она перевернула последний холст и обмерла. Перед ее взором предстал очередной портрет, написанный с любовью.
С картины улыбался молодой человек не более чем тридцати лет, улыбался немного дерзко, словно уже успел совершить в этом мире все, что хотел. Светлые, на несколько тонов светлее, чем у Гейба, волосы, зачесанные назад, тонкое, красивое лицо. Это был небрежный этюд, написанный в полный рост. Молодой человек, вытянув и скрестив ноги, развалился в кресле. Несмотря на расслабленную позу, в нем чувствовались движение и энергия.
Лора узнала это кресло. Оно стояло в гостиной особняка Брэдли на Ноб-Хилл. А изображенного она узнала по форме лица, такой же, как у мужа. Это был брат Гейба — Майкл!
Она долго сидела, держа картину на коленях, и больше не слышала грозы. Один раз вспыхнула молния, но она ее не заметила.
Она почувствовала, что горюет по тому, кого даже не знала, испытывает чувство потери и сожаления. Гейб глубоко любил брата. Это было ясно из каждого мазка.
Не только любил, подумала она, но и уважал. Теперь ей больше, чем когда-нибудь, хотелось, чтобы муж рассказал ей о Майкле, его жизни и смерти. В наброске на мольберте, изображающем ребенка, она почувствовала ту же самую безусловную любовь.
Если он рисует ребенка, чтобы помочь себе пережить потерю брата, можно ли его за это корить? Это же не значит, что их Майкла он любит меньше! И все же ей стало грустно. Пока он не поговорит с ней, не откроет свои чувства, как делает это в каждой своей работе, она никогда по-настоящему не будет его женой, а Майкл по-настоящему не будет его сыном.
Она мягко повернула полотно лицом к стене, так же, как и остальные картины.
Когда дождь прекратился, Лора решила позвонить Аманде и пригласить ее посетить вместе с ней галерею. Если она хочет, чтобы Гейб сделал еще один шаг навстречу ей, то ей придется сделать еще один шаг навстречу ему. Она избегала посещений галереи вовсе не из-за хлопот с Майклом, а потому, что чувствовала себя не в своей тарелке в роли жены публичного человека, хорошо известного художника. Она понимала, что чувство незащищенности можно преодолеть только уверенным шагом вперед, даже если для этого требуется собрать все свое мужество.
Я повзрослела, подвела итог Лора. За последний год она научилась не только быть сильной, но быть сильной в той мере, в которой это необходимо. Может быть, она не достигла вершины, но она больше не барахталась у подножия горы, ища устойчивого положения.
Аманда легко откликнулась на предложение и даже не пожелала слушать слова благодарности. Лора повесила трубку и посмотрела на часы. Если Майкл будет придерживаться привычного распорядка, то через час он проснется и попросит есть. Можно отвезти его к Аманде… первый большой шаг… а затем поехать в галерею. Она взглянула на свои грязные джинсы. Прежде всего надо переодеться!
Она уже прошла половину лестницы, когда в дверь позвонили. Настроенная слишком оптимистично, чтобы расстроиться из-за нежданного вторжения, она спустилась открыть.
И мир обрушился у нее под ногами!
— Лора. — Лорейн Иглтон резко кивнула и прошла в холл. Она стояла и лениво осматривалась, снимая перчатки. — Ну, ну, вы безусловно, оказались в выигрыше, не так ли? — Она аккуратно засунула перчатки в желтовато-коричневую сумку из крокодиловой кожи. — Где ребенок?
Лора не могла говорить. От слов и воздуха, застрявших в легких, у нее заболела грудь. Ее рука, по-прежнему сжимающая дверную ручку, стала холодной как лед, хотя учащенный ритм сердца вибрировал в каждом кончике пальца. В памяти вдруг мимолетно промелькнуло воспоминание о том, как она увиделась с этой женщиной лицом, к лицу. Словно они говорили, только что, она вспомнила угрозы, требования и унижение.
Наконец она обрела дар речи:
— Майкл спит!
— Это хорошо. Нам надо кое-что обсудить.
После дождя воздух стал прохладнее, водянисто-голубой солнечный свет пробивался в дверь, которую Лора до сих пор не закрыла. Из сада доносился веселый щебет птиц.
Все нормально. Вполне нормально. Жизнь, напомнила она себе, не останавливается из-за чьих-то личных неприятностей.
Лора никак не могла заставить расслабиться пальцы, сжимавшие дверную ручку, но не отвела взгляда и постаралась говорить спокойно:
— Вы в моем доме, миссис Иглтон!
— Женщины вроде вас легко находят богатых легковерных мужей! — Выгнув бровь, бывшая свекровь с удовольствием смотрела на напряженную и бледную Лору, все еще державшуюся за дверь. — Мне не важно, кем вы теперь стали. У вас хватило ума выйти замуж за Габриеля Брэдли, но вы мешаете забрать то, что принадлежит мне по праву!
— У меня нет ничего вашего, и я прошу вас удалиться!
— Конечно, конечно, — улыбнулась Лорейн. Она была высокой, яркой женщиной с темными, прекрасно уложенными волосами и лицом без морщин. — Поверьте, у меня нет ни желания, ни намерения оставаться здесь надолго. Я намерена забрать ребенка и поскорее уехать.
Лора представила себя, стоящую в тумане, с пустым одеялом.
— Нет!
Лорейн отклонила отказ, как смахнула бы пушинку с лацкана.
— Я просто заручусь постановлением суда! Лору бросило в жар, она вздрогнула, но потом застыла как вкопанная.
— Так заручитесь! А пока оставьте нас в покое.
Ничуть не изменилась, думала Лорейн, разглядывая лицо Лоры. Ну, пофыркает немного, загнанная в угол, но ею так же легко манипулировать. Ее до сих пор бесило, что сын польстился на такую простушку, когда мог составить прекрасную партию. Но даже в гневе она никогда не повышала голос. Лорейн всегда считала насмешку более эффективным оружием, чем крик.
— Вам следует принять предложение, которое мы с мужем вам сделали. Оно вполне великодушно, И дважды повторять его мы не станем.
— Вы не сможете купить моего ребенка, как не сможете ни за какие деньги вернуть Тони!
На лице Лорейн мелькнула боль, такая искренняя, такая острая, что Лоре захотелось утешить ее.
Они смогут договориться, должны суметь договориться сейчас, как мать с матерью.
— Миссис Иглтон…
— Я не желаю говорить с вами о моем сыне! — заявила Лорейн, и боль сменилась горечью. — Если бы вы были той женщиной, в которой он нуждался, он был бы жив! Я никогда не прощу вам этого!
В прежние времена Лора съежилась бы от таких слов, была бы готова слушать любые упреки. Но Лора уже не была той Лорой, которую третировала Лорейн.
— Вы хотите отобрать у меня ребенка, что бы наказать меня или чтобы зализать свои раны? Любая из этих причин неприемлема. Вы должны это понимать.
— Лора, я смогу доказать и докажу, что вы недостойны растить этого ребенка! Я приведу документальные свидетельства того, что вы встречались с другими мужчинами до и после свадьбы с моим сыном!
— Вы же знаете, что это неправда!
Словно не слыша этих слов, Лорейн продолжила:
— К этому будет добавлено доказательство вашего сомнительного происхождения. Если будет доказано, что это действительно ребенок Тони, состоится слушание дела об опеке, исход которого не вызывает сомнения!
— Вы не отнимете Майкла ни с помощью денег, ни с помощью лжи!
Ее голос зазвучал громче, но Лора изо всех сил старалась сдержаться. Криком Лорейн не убедишь. Лора прекрасно помнила, как та легко гасила любые скандалы своим холодным, испепеляющим взглядом. Но Лора верила, хотела верить, что еще есть способ договориться с ней.
— Если вы когда-нибудь любили Тони, вы поймете, на что я способна, чтобы защитить своего сына!
— И вы поймете, на что пойду я ради того, чтобы вы не принимали участия в воспитании Иглтона!
— Так вот что он для вас! Имя, символ бессмертия!
Несмотря на ее усилия, в голосе Лоры зазвучали нотки отчаяния, и она почувствовала дрожь в коленях.
— Он всего лишь младенец! Вы же его не любите!
— Чувства тут ни при чем! Я остановилась в «Фейрмонте». Даю вам два дня, чтобы подумать, хотите вы публичного скандала или нет. — Лорейн снова вынула перчатки.
Увидев ужас в глазах Лоры, она поняла, что ничем не рискует.
— Я уверена, семейству Брэдли по меньшей мере не понравится, когда они узнают о вашем нескромном поведении. Поэтому, Лора, я не сомневаюсь, что вы будете разумны и не станете рисковать тем, что так удачно приобрели! — Она вышла и спустилась по лестнице к серому лимузину.
Не дожидаясь, пока он отъедет, Лора захлопнула дверь и закрыла ее на засов. Она задыхалась так, словно долго бежала. И именно бегство прежде всего пришло ей в голову.
Бросившись наверх, она ворвалась в детскую и принялась кидать вещи Майкла в его сумку.
Они поедут налегке, взяв только самое необходимое. До заката они уже будут за тысячи миль отсюда.
Направятся на север, быстро подумала она. Может быть, в Канаду.
У нее достаточно денег, чтобы убежать, выиграть время и скрыться. Погремушка выпала у нее из руки и шумно стукнулась об пол. Поддавшись отчаянию, она опустилась на кушетку и закрыла лицо руками.
Они не могут убежать! Даже если бы у них было столько денег, что их хватило бы на всю жизнь, они не могли бы убежать! Это жестоко по отношению к Майклу и Гейбу, и даже по отношению к ней самой. Здесь у них налаживается именно такая жизнь, о которой она всегда мечтала, которую она хотела обеспечить своему сыну.
Но что можно сделать, чтобы защитить ее? Стоять на своем! Отразить нападение! Не капитулировать! Хотя капитуляция всегда удавалась ей лучше всего. Подняв голову, Лора подождала, пока успокоится дыхание. Именно так поступала прежняя Лора, именно на это рассчитывает Лорейн! Иглтоны всегда легко манипулировали ею. Возможно, и сейчас они уверены, что она сбежит, а они используют ее импульсивное, неустойчивое поведение как повод, чтобы отнять у нее ребенка? А может быть, они надеются, что, напуганная угрозами Лорейн, она пожертвует ребенком ради того, чтобы сохранить свое положение в семье Брэдли? Но они еще не знают ее! Они никогда не спешили и не предпринимали никаких попыток по-настоящему узнать ее. Она не убежит вместе с сыном! Она будет бороться за него!
Ее охватила ярость, и это было замечательно. Ярость — это горячее, животное чувство, совершенно не похожее на ледяной, немой страх.
Она сохранит в себе ярость, как советовала Аманда, потому что в таком состоянии она сможет не просто бороться, а бороться не на жизнь, а на смерть. Иглтонов ждет сюрприз!
К тому времени, как Лора подъехала к галерее, она уже полностью владела собой. В доме Аманды Майкл был в безопасности, и Лора делала первый шаг по пути, который предстоял ей: сделать все для его дальнейшей безопасности.
Галерея Трассалт располагалась в изящно обновленном старинном здании. Возле главного входа росли цветы, аккуратно подстриженные и еще мокрые от недавно прошедшего дождя. Открывая дверь, Лора чувствовала запах роз и мокрых листьев.
Внутри через застекленную крышу виднелось еще облачное небо, но сама галерея была залита светом неоновых ламп. Стояла тишина, как в церкви. Остановившись, Лора поняла, что это место создано для поклонения искусству. Мраморные, деревянные, железные и бронзовые скульптуры были расставлены с любовью. Они не соперничали друг с другом, а гармонировали. Как и картины, в определенном порядке развешанные на стенах.
Она узнала одну из самых мрачных картин Гейба, изображение сада, подготовленного к новым посадкам. Она не была красивой и, уж конечно, не была радостной. Глядя на нее, Лора вспомнила настенную роспись в гостиной. Тот же человек, который настолько верил в фантазии, что претворил их в жизнь, вероятно, намного яснее видел действительность.
В этот дождливый будничный день тут было немного посетителей. У них есть время на разглядывание, напомнила себе Лора. У нее нет. Заметив охранника, она подошла к нему.
— Простите, я ищу Габриеля Брэдли.
— Мне очень жаль, мисс. Он занят. Если у вас вопрос, связанный с какой-нибудь из его картин, может быть, вы согласитесь увидеться с мисс Трассалт?
— Нет. Видите ли, я…
— Лора! — Мэрион выпорхнула из ниши. Сегодня она была одета в пастельных тонах: длинная, узкая светло-голубая юбка до лодыжек и закрывающий бедра нежно-розовый свитер. Спокойные тона только подчеркивали ее экзотическую внешность. — Итак, вы все-таки нашли время посетить нас!
— Я бы хотела увидеть Гейба.
— Какая жалость! — Мэрион взглядом отпустила охранника. — Его сейчас здесь нет.
Лора крепче сжала застежку сумочки. Угрозы с этой стороны сейчас почти ничего не значили.
— А он вернется?
— Вообще-то он должен скоро вернуться. Мы должны быть на приеме через… — она посмотрела на часы, — полчаса.
И взгляд, и тон явно предназначались для того, чтобы выставить ее, но Лору эти игры не волновали.
— Тогда я подожду.
— Конечно, пожалуйста, но, боюсь, нам с Гейбом нужно обсудить один очень скучный для вас вопрос!
В голове у Лоры тупо стучало от усталости. У нее сейчас не было никакого желания препираться. Надо сохранить энергию для более важной борьбы.
— Я ценю вашу заботу, но ничего, из того, что касается искусства Гейба не может быть для меня скучным!
— Сказано немного по-троянски! — Мэрион вскинула голову.
В ее глазах появилась далеко не дружелюбная улыбка.
— Вы немного бледны. Проблемы в раю?
Так она и знала! Ей стало ясно, как Лорейн удалось отыскать ее, словно Мэрион сама об этом сказала.
— Ничего такого, с чем нельзя было бы справиться. Зачем вы позвонили ей, Мэрион?
Улыбка осталась холодной и уверенной.
— Простите?
— Она уже заплатила детективам хорошие деньги. У меня в запасе неделя, самое большее две.
Мэрион с минуту подумала, потом повернулась и занялась расположением картин.
— Я всегда полагала, что лучше беречь время, чем тратить его попусту. Чем скорее Лорейн выяснит отношения с вами, тем скорее я верну Гейба. Позвольте вам кое-что показать.
Мэрион прошла по галерее в соседний зал с белыми стенами. В углу наверх вела витая лестница, тоже белая. Наверху, кругом шли балконы. Под лестницей росли три декоративных дерева, а перед ними возвышалась скульптура из черного дерева, изображающая мужчину и женщину, слившихся в страстном, но почему-то отчаянном объятии.
Но внимание Лоры привлекла картина, словно нарочно притягивающая взгляд. С портрета, написанного Гейбом во время их долгого и спокойного пребывания в Колорадо, на Лору светло и радостно смотрело ее собственное лицо.
— Да, это потрясающе! — Мэрион провела пальцем по губе, рассматривая картину. Когда Гейб впервые развернул полотно, ее так и тянуло схватить нож и вспороть его, но искушение быстро прошло. Она слишком любила искусство, чтобы позволить вмешаться личным чувствам. — Это одна из его лучших и самых романтичных работ. Она висит всего три недели, а на нее уже поступило три серьезные заявки.
— Я уже видела эту картину, Мэрион.
— Да, но я сомневаюсь, что вы ее понимаете. Он называет ее «Ангел Габриеля». Это должно вам кое-что сказать.
— «Ангел Габриеля», — шепотом повторила Лора. Когда она подошла поближе, по всему ее телу разлилось тепло. — Что это должно мне сказать?
— Что он, как Пигмалион, немного влюбился в свою модель. Это иногда случается и даже приветствуется, поскольку часто вдохновляет на великие творения, вроде этой картины. — Она постучала пальцем по раме. — Но Гейб слишком практичный человек, чтобы долго предаваться фантазии. Портрет закончен, Лора! Вы ему больше не нужны!
Лора повернулась и в упор посмотрела на Мэрион. То, что только что было сказано, бесчисленное множество раз мелькало у нее в голове. И Лора сказала Мэрион то, что уже не раз говорила себе:
— Тогда пусть он мне скажет об этом сам!
— Он благородный человек. В этом часть его обаяния. Но как только ситуация достигает критической стадии, как только он осознает свою ошибку, он тотчас же прекращает невыгодное дело. Человек верит в образ до тех пор, пока образ незапятнан. — Она сделала жест в сторону портрета. — Судя по тому, что мне сказала Лорейн, времени у вас немного!
Лора подавила желание повернуться и убежать. Как ни странно, сделать это оказалось неожиданно легко.
— Если вы верите Лорейн, почему вы так стараетесь избавиться от меня?
— Не очень-то стараюсь! — Мэрион снова улыбнулась и отняла руку от картины. — Я считаю частью своей работы подталкивать Гейба к тому, чтобы он сосредоточился на своей карьере и избегал ситуаций, которые только отвлекают его от творчества; Как я уже объяснила, его связь с вами нежелательна! Впрочем, он достаточно скоро и сам это поймет.
Неудивительно, что она позвонила Лорейн, подумала Лора. Они два сапога пара.
— Вы кое о чем забываете, Мэрион! Есть еще Майкл. Какие бы чувства Гейб ни испытывал ко мне, но Майкла он любит!
— Когда женщина использует ребенка, чтобы удержать мужа, это делает ее особенно жалкой!
— Вы правы. — Лора спокойно посмотрела ей в глаза. — Вы даже не представляете, как вы правы. — Увидев, что отпор задел Мэрион за живое, Лора спокойно продолжила: — Я подожду Гейба здесь. И буду вам очень признательна, если вы ему скажете об этом, когда он вернется.
— Я не понимаю, чем тебя так заинтересовал визит Лоры?
Гейб произнес это, стоя на лестничной площадке. Обе женщины повернулись к нему. На лице Мэрион он прочел гнев, а на лице Лоры горе. Пока он наблюдал за ними, обе женщины взяли себя в руки, каждая по-своему. Мэрион подняла бровь и улыбнулась. Лора сложила руки и вскинула подбородок.
— Дорогой, ты же знаешь, что это часть моей работы, защищать своих художников от истеричных супруг и любовниц! — Подойдя к нему, Мэрион положила руку ему на плечо. — Через несколько минут мы встречаемся с Бриджтонами относительно трех картин. Ты должен успокоиться и прийти в себя!
Он лишь коротко взглянул на нее, но Мэрион поняла, что Гейб слышал слишком много.
— Не беспокойся за мое настроение. А теперь — прости.
— Бриджтоны…
— Пусть покупают картины или убираются к черту! Оставь нас одних, Мэрион!
Та бросила на Лору злобный взгляд и выскочила из комнаты. Стук ее каблуков эхом отдавался по изразцу.
— Прости, — глубоко вздохнув, произнесла Лора. — Я пришла сюда не для того, чтобы создавать неприятности.
— А зачем же? Судя по твоему виду, ты пришла сюда не затем, чтобы полюбоваться произведениями искусства! — Прежде чем она успела ответить, он подошел к ней. — Черт возьми, Лора, мне не нравится, что вы с Мэрион обсуждаете меня, словно какой-то приз, который достанется победителю! Мэрион мой партнер по бизнесу, а ты моя жена! Вам обеим придется смириться с этим.
— Я это полностью понимаю. — Ее голос стал жестче под стать его голосу. — Но и ты должен понять: если бы я верила, что у тебя с ней что-то было, я бы уже давно ушла!
Все, что он хотел сказать, выскочило из головы. Гейб уловил в ее голосе непоколебимую решимость. Он пристально взглянул ей в глаза.
— Вот как?
— Вот так. Я уже жила в браке, где верность не значила ничего. Мне не хочется переживать это снова.
— Понятно. — Снова сравнения, подумал он. Ему хотелось накричать на нее, но он сдержался и заговорил мягко, слишком мягко: — Будем считать, что я предупрежден!
Лора отвернулась. В голове у нее безжалостно стучало. Если она не даст себе времени передохнуть, она бросится ему в объятия и будет просить о помощи.
— Я пришла сюда не затем, чтобы обсуждать условия нашего брака!
— А может быть, это стоило сделать? Тогда у нас было бы время их сформулировать и поточнее высказать.
Она помотала головой и заставила себя повернуться и снова посмотреть ему в лицо.
— Я пришла сказать, что утром собираюсь встретиться с адвокатом.
Он почувствовал, как жизнь хлынула из него стремительным потоком. Она хочет развода! Гейб пришел в ярость. В отличие от Лоры ему никогда не приходилось воспламенять себя для борьбы.
— О чем, черт возьми, ты говоришь?
— Откладывать больше нельзя. Я не могу притворяться, что в этом нет необходимости. — Ей снова захотелось броситься в его объятия, почувствовать его руки, сжимающие ее, почувствовать себя в безопасности. Но, решив стоять на своем, она остановилась на расстоянии вытянутой руки от него. — Мне не хотелось вступать в трудный и неприятный период своей жизни, не предупредив тебя.
— Это великолепно с твоей стороны. — Гейб резким движением провел рукой по волосам. У него над головой нежно улыбался портрет. Стоя между ними, он чувствовал, будто стоит между двумя женщинами. — Что, черт возьми, происходит? Думаешь, ты поцелуешь меня на прощание, а через несколько часов пойдешь к адвокату? Если ты не была счастлива, почему ты не сказала об этом?
— Не понимаю, о чем ты говоришь, Гейб? Мы знали, что в конце концов это произойдет. Ты же сам говорил, что придет время, и мы столкнемся с этим. Теперь я готова. Просто я хочу, пока не поздно, дать тебе возможность отступить!
Гейб хотел огрызнуться, но осекся. Его осенило, что Лора ведет разговор вовсе не о разводе.
— Зачем тебе утром встречаться с адвокатом?
— Сегодня приходила Лорейн Иглтон. Она хочет отобрать Майкла.
Узнав, что развод ему не грозит, Гейб тем не менее не ощутил ни малейшего облегчения. Час от часу не легче! На мгновение его охватила паника, но на смену ей пришел гнев.
— Она может с таким же успехом потребовать Луну, все равно ей не видать ни того ни другого! — Он коснулся рукой ее щеки. — Ты в порядке?
Лора кивнула:
— Мне было очень страшно, но сейчас все в порядке. Она угрожает делом по опеке.
— На каком основании?
Она сжала губы, но взгляд ее оставался непоколебимым.
— На том основании, что я недостойна растить малыша. Она грозила доказать, что я была… что до и во время моего брака с Тони у меня были другие мужчины.
— Как она может доказать? Это же неправда!
Значит, он верит в нее! Что ж, уже легче.
Лора взяла его за руку.
— Можно заставить людей многое сделать и сказать, если хорошо заплатить им. Я знаю, Иглтоны на это способны.
— Она тебе сказала, где остановилась?
— Да.
— Тогда пора мне поговорить с ней.
— Нет! — Лора взяла Гейба за руку прежде, чем он успел выйти из комнаты. — Пожалуйста, сейчас я еще не хочу, чтобы ты с ней виделся. Сначала мне нужно поговорить с адвокатом и выяснить, что можно делать, а чего нельзя. Мы не можем себе позволить роскошь в гневе совершить ошибку!
— Я и без адвоката знаю, что она не имеет права вторгаться в мой дом и угрожать отнять Майкла!
— Гейб, пожалуйста! — Лоре снова пришлось останавливать его. Когда ее пальцы обвились вокруг его рук, она почувствовала, как в нем клокочет ярость. — Послушай меня! Ты рассержен. Я тоже была рассержена и напугана. Первым моим порывом было убежать с Майклом куда глаза глядят! Я даже начала собираться.
Гейб представил, что бы с ним стало, если бы он пришел домой и нашел дом пустым. Счет, который он предъявит Иглтонам, становился все больше!
— Почему же ты не убежала?
Потому что это было бы жестоко и неправильно по отношению и к Майклу, и к тебе, и ко мне! Ведь я вас обоих очень люблю!
Он остановился и обхватил руками ее лицо, пытаясь заглянуть в самые глубины ее глаз.
— Далеко ты бы не уехала!
Она медленно улыбнулась и обхватила пальцами его запястья.
— Надеюсь. Гейб, я знаю, что должна делать, и уверена, что смогу это сделать!
Он пытался осмыслить услышанное. Только что она говорила о любви, а затем о том, что она собирается сделать! Она, а не они вместе!
— Одна?
— Если понадобится, одна. Я знаю, ты принял Майкла, как родного сына, но я хочу, чтобы ты понимал, что, если Иглтоны затеют процесс, он будет очень неприятным и может больно задеть вашу семью! — Лора чуть поколебалась, но собрала все свое мужество, чтобы предложить ему выбор: — Если ты не захочешь вмешиваться в то, что произойдет, я тебя не осужу! Свобода его выбора уменьшалась с того момента, как он увидел ее. Когда Лора впервые положила Майкла ему на руки, от нее не осталось и следа. Но объяснить этого словами он не умел, поэтому резко перешел к сути:
— Где Майкл?
От облегчения у нее закружилась голова.
— Он у твоей мамы.
— Давай скорее возьмем его и отвезем домой!