Было лето 1865 года. Роза Ланг никак не могла понять, что больше огорчило и опустошило ее – отъезд Джарреда Линкольншира или прощание с Тресси. Оба этих человека навсегда изменили ее жизнь. Джарреда она проклинала, потому что он пробудил в ней любовь и презрел ее чувства; Тресси благословляла, потому что она доказала Розе, что юность, отвага и душевная красота еще кое-что значат в этом дряхлом бесцветном мире.
С тех пор как почтовый дилижанс увез Джарреда Линкольншира на Восточное побережье, где он должен был сесть на корабль, идущий в Англию, все другие мужчины казались Розе безнадежно скучными и докучливыми юнцами. В конце концов она вообще перестала иметь с ними дело, предоставив зарабатывать для нее деньги девушкам из салуна. Теперь Розе даже некуда было пойти развлечься – только общество Джарреда Линкольншира открывало ей до сих пор путь в такие фешенебельные местечки, как, например, театр или дорогие рестораны.
Город Вирджиния между тем разросся до почти угрожающих размеров. Сюда приезжали уже целыми семьями, а это значит, что в городе прибавилось женщин – и это были уже не только жены богатых торговцев или старателей. Таким образом в Вирджинии возник средний класс, а для него уже требовались школы и церкви.
Роза и не прочь была бы посещать воскресные службы вместе со всеми этими достойными дамами, но это сочли бы неприличным. Потому она выстроила себе домик на окраине города, подальше от «Золотого Солнца», разбила перед ним сад и наняла себе в помощники сына владельца китайской прачечной. Парнишка умаялся, без конца таская воду для роз, – саженцы привезли дилижансом аж из Сент-Луиса. В тот день, когда распустились розовые нежные лепестки первой питомицы, Роза Ланг прижала к губам благоухающий цветок и разрыдалась. Какое это было счастье – принести красоту в этот дикий, уродливый, неухоженный город.
Скоро в саду у нее цвели не только розы. Среди роскошных зарослей особенно выделялись изящные кустики горного лавра. Следующей весной Роза надеялась вырастить у себя лилии, жонкилии и тюльпаны – луковицы она уже заказала в Пенсильвании.
Как-то днем в первых числах августа Роза вошла из садика в дом черным ходом – и тут у парадной двери постучали. Она привыкла уже, что девушки из «Золотого Солнца» в свободное время заглядывали к ней в гости, чтобы полюбоваться розами и выпить лимонаду со своей подружкой и работодательницей. Роза поощряла эти визиты – они помогали ей хоть немного скрасить одинокое существование.
Утерев пот с лица и сняв садовые перчатки, она открыла дверь и, к своему изумлению, увидела незнакомого юношу. Он переминался с ноги на ногу, нервно комкая в руках черную шляпу, и смущенная улыбка дрожала на красиво очерченных губах. При виде Розы он неловко поклонился, отчего светлые отросшие пряди волос соскользнули на лицо.
– День добрый, мэм. Прошу прощения, что побеспокоил, но мне велели принести вам вот это.
– «Это»? – удивилась Роза, не заметив в его руках ничего, кроме шляпы, которую посланец судорожно прижимал к животу.
Юноша, явно смутившись, широко улыбнулся, блеснув белыми крепкими зубами, и принялся рыться в карманах.
– Да вот оно, где-то здесь…
Не удержавшись, Роза улыбнулась в ответ. При виде ее мужчины всегда отчего-то приходили в смятение. Она привыкла пользоваться этим в своих целях и до недавнего времени так и поступала. Но сейчас Роза так печалилась по Джарреду, словно он умер, а вдове не пристало заглядываться на других мужчин. Но этот такой славный юноша. И очень симпатичный.
Молодой посланец между тем все шарил в карманах черных брюк и наконец с торжеством извлек на свет плоский сверток в оберточной бумаге. Он протянул сверток Розе и залился жарким румянцем, когда их пальцы случайно соприкоснулись.
– Что это?
– Дагеротип, мэм.
Роза подергала бечевку длинными ухоженными ногтями.
– Ох, боюсь, мне не под силу развязать этот узел. Может быть, зайдешь на минутку? – предложила она и отступила в сторону, не сводя глаз со свертка. – Хочешь лимонаду? Я принесу, а ты покуда развяжешь узел.
Молодой человек оглядел изысканную гостиную с занавесками из бело-розового ситца – под цвет чехлам на изящной мебели, посмотрел на лампы со стеклянными, расписанными вручную абажурами, на вышитые салфетки и нарядно одетых кукол и покачал головой, робко переступив с ноги на ногу.
– Не знаю, стоит ли, мэм. В жизни не видал такой хрупкой мебели, мне и сесть-то будет страшно – вдруг сломаю.
Роза от души рассмеялась:
– Стало быть, ты сельский паренек? Что ж, пойдем тогда в кухню, там нам обоим будет уютнее, да и кухонные стулья не в пример прочнее.
И, не дожидаясь ответа, величественно проплыла в кухню, где царили белые и золотистые тона. Солнечный свет так и лился в кухонные окна, выходившие в цветущий садик. Юноша ахнул от восторга.
– Нравится? – спросила Роза, вынимая из шкафчика возле мойки кувшин с лимонадом. Открыв ящик со льдом, она бросила по паре кусочков льда в стаканы и наполнила их ледяным искристым напитком.
– Вот уж не думал, глядя на ваш домик, мэм, что внутри здесь все такое… ну, женственное.
Услышав комплимент, Роза расцвела улыбкой и подала гостю стакан.
– Как тебя зовут и кто послал тебя принести вот это? – Она указала на сверток, лежавший на гладком, до блеска натертом столе.
Юноша кашлянул, лишь сейчас, похоже, вспомнив о своем поручении.
– Ну, значит, зовут меня Бен Пул, и я… – Он умолк и с удовольствием отхлебнул холодного лимонаду. – Словом, послал меня Рейми, хозяин «Толстого Мула». Сказал, что вам-де захочется на это глянуть.
– Что ж, буду тебе благодарна, если распакуешь для меня эту посылочку, – сказала Роза, усаживаясь на стул. – Да сядь же, Бен, ради бога. Сядь и покажи, что ты мне принес.
День выдался жаркий, и золотистые локоны Розы, уложенные в высокую прическу, стали влажными от пота. Вынув из-за корсажа белоснежный платочек, она промакнула шею и холмики белоснежных грудей, едва прикрытые низким вырезом платья.
Бен Пул снова покраснел до ушей и принялся возиться с бечевкой, стараясь при этом не слишком пялиться на Розу. Выходило это у него не слишком ловко.
Розе стало даже немного жаль юношу. Он явно еще не имел дела с женщинами и оттого мучился тайным желанием, не ведая даже толком, чего ему хочется. На вид ему было лет пятнадцать-шестнад-цать. Этот мальчик вполне мог быть ее сыном.
– Вот что, Бен, покажи мне этот дагеротип, а потом ступай в «Золотое Солнце» и скажи Мэгги, что это я тебя послала. Тебе с ней будет хорошо, сынок. Кровь в тебе играет, следует ее немного остудить. На самом-то деле ты меня вовсе не хочешь – старовата я для тебя, в матери гожусь, – а вот Мэгги тебе как раз подойдет. Она тебе такое покажет, о чем ты, быть может, и не мечтал. И еще скажи ей, чтобы платы с тебя не брала. Я сама обо всем позабочусь.
Говоря это, Роза неотрывно смотрела в синие глаза юноши и увидела, как они вспыхнули желанием, затем смятенно укрылись под сенью густых длинных ресниц. Бен усерднее взялся за дело и вскоре справился с непослушным узлом. Он отдал сверток Розе, стараясь не встречаться с ней взглядом.
– Спасибо, Бен, – сказала она. – А теперь допивай лимонад и иди.
Он сделал большой глоток и переспросил:
– Значит, Мэгги?
– Да. И спасибо, что принес вот это.
Бен глотнул еще лимонаду и щелкнул пальцами:
– Да, вот еще что! Рейми велел сказать вам, что ежели еще что-то захотите разузнать об этом деле, так заходите прямиком к нему. Вчера у него в салуне какой-то парень в пух проигрался в покер, ну и поставил на кон эту штучку. Рейми сразу понял, что надо вас известить, вы же вроде как были подружки с той женщиной.
Сердце Розы забилось гулко и часто, и она торопливо разорвала бумагу. На старом, чуть поблекшем дагеротипе были изображены Тресси Мэджорс и женщина постарше. Длинные детские локоны, невинное юное личико, но тем не менее Роза тотчас узнала Тресси. На дагеротипе ей было лет пятнадцать, а женщина рядом, верно, ее мать.
– Кому это принадлежало? – Розе показалось, что тугой корсет безжалостно стиснул грудь – не вздохнешь.
– А вы гляньте сзади, мэм. Рейми говорил, там чего-то написано, да я забыл, что именно.
На обороте дагеротипа черными чернилами было написано: «Моя возлюбленная Альмира и Тресси».
– Боже мой! – прошептала Роза. – Боже мой! Ивэн Мэджорс!
– Мэджорс, мэм?
Она подняла взгляд на юношу.
– Неважно. Иди, Бен, иди. И не забудь насчет Мэгги, ладно? Иди. Спасибо тебе. Большое спасибо.
Бен вскочил, залпом допил остатки лимонада и почти бегом удалился. Давно уже захлопнулась за ним парадная дверь, а Роза все сидела, невидяще глядя в окно, за которым красовался цветущий садик.
– Да где же тот парень взял портрет? – в тот же день допытывалась Роза у Рейми, хозяина «Толстого Мула». Она бросилась в салун, не дождавшись даже, пока Бен Пул скроется за дверями «Золотого Солнца».
– Да рассказывать-то он рассказывал, только ничего внятного. Помнится мне, вроде нашел он эту штучку у одного покойника в окрестностях Шугар-Флэтс – это у водораздела, Роза.
Женщина нетерпеливо кивнула.
– Рейми, я прекрасно знаю, где находится Шугар-Флэтс. Скажи – тот покойник был высокий, с каштановыми волосами?
– Не-а, совсем старый пень, лысый и с бородищей. Помню, парень все смеялся, что старикашка, мол, помер, видно, от натуги, когда решил помочиться.
– Имя у него было?
– У кого? – уточнил Рейми, подливая им обоим темного пива.
– Да у старика, у кого же еще?
Рейми насупился:
– Об имени речи не было, это точно. Послушай, Роза, да что это ты так взволновалась? Подумаешь – всего-то портрет малышки, что прошлой зимой стряпала на прииске Линкольншира! Что с ней, кстати, сталось-то?
– Отправилась искать своего отца. Ты прочел, что написано здесь, на обороте?
– Угу. – Глубоко посаженные карие глаза Рей-ми догадливо блеснули. – Так ты думаешь, тот старикашка и был ее папаша?
Роза выразительно вздохнула:
– Нет, конечно. Ивэн был помоложе. Но вот что я хотела бы знать, Рейми, как портрет достался тому старику? Скажи-ка – парень, что проиграл его, еще в городе?
– Почем я знаю? – пожал плечами толстяк. – Отсюда я его вышвырнул, когда он продул все денежки. Еще и скандал устроил, что мы не пожелали взять вот эту штучку в залог. Поищи-ка на прииске. Этот тип бормотал что-то вроде того, что поищет работу, а прииск – единственное место, где даже такой болван сумеет заработать себе на хлеб.
Роза одним глотком прикончила пиво.
– Спасибо, Рейми. Честное слово, я тебе очень признательна. Да, кстати, этот мальчик, Бен Пул, откуда родом?
– Славный парнишка, верно? Откуда-то с Юга. Весь минувший год воевал. Родню его перебили начисто, так что, едва война закончилась, он сел в седло и поехал куда глаза глядят. То есть он мне так и рассказывал. Скакал, мол, покуда хватило сил, а там свалился в грязь. Вот таким он ко мне и заявился – по уши в грязи, точно твой поросенок. Мне как раз нужен был уборщик, вот я его и нанял.
– Да ведь ему всего-то пятнадцать, от силы – шестнадцать! И он целый год пробыл на войне?
– Ну да! Говорят, что конфедераты под самый конец брали уже и двенадцатилетних мальчишек. Очень уж отчаянное было у них положение. – Рейми взял у нее пустую кружку и протер тряпкой стойку. – До чего ж я рад, что этой войне проклятущей пришел конец! Дурацкая штука, верно? Сколько молодых поубивали, а за что, Роза? За что, я тебя спрашиваю?
– Знаешь, Рейми, люди всегда найдут, за что повоевать. Иногда подумать можно, что они так и рождаются на свет – с ружьем да дубинкой. Не за одно дерутся, так за другое. Ладно, пожалуй, я и вправду загляну на прииск, может, что-нибудь разузнаю. А ты смотри, не обижай этого Бена Пула! Понял? Не то я его у тебя живо отберу. Мне, знаешь ли, тоже пригодится красивенький уборщик. Мои девочки его на руках носить будут.
Рейми захихикал:
– Да они от него и так не отлипнут, вот увидишь! Удачи тебе, Роза.
Она поблагодарила толстяка и вышла из полумрака салуна на залитую жарким солнцем улицу.
Зайдя в платную конюшню, Роза с нетерпением ждала, покуда Грейнджер запряжет в коляску ее вороную кобылку. Потом конюх помог ей усесться в коляску, и она поехала на прииск Линкольншира. Роза понимала, что ей придется нелегко. Она не бывала на прииске с апреля. С тех самых пор, как уехал Джарред. Теперь она боялась, что эта поездка пробудит чересчур болезненные воспоминания. Ну да делать нечего – отступать она не собиралась. Если Ивэн Мэджорс мертв, Тресси должна узнать об этом, но пусть это будут точные известия, а не смутные слухи.
Последней весточкой от подруги было письмо, в котором Тресси сообщала, что они с Ридом отправляются на юг, в Диллон, а оттуда в Лайму, городок в горах Биттерудж. Роза решила, что непременно отыщет человека, который принес в Вирджинию портрет маленькой Тресси и ее мамы. Быть может, именно ей удастся наконец прекратить эти бесплодные поиски. Пускай хоть девочка будет счастлива, если уж самой Розе это не суждено.
Она осадила вороную у дверей приисковой конторы. На миг ей представилось, что сейчас оттуда выбежит Джарред, бросится к ней, сгребет в охапку и закружит в объятиях. На глаза навернулись слезы, и женщина сердито смахнула их ладонью. Пора бы ей уже привыкнуть, что сердце Джарреда принадлежит не ей, а заносчивой англичанке, которая сочла оскорблением для себя поселиться в здешних краях.
Когда Роза вошла в контору, приказчик Джарреда, сидевший за столом, неохотно поднял голову. Это был низенький лысый толстячок с заносчивыми манерами и недовольно поджатым ртом.
– Давненько вас тут не было, мисс Роза, – пискливо проговорил он.
«Вот уродец», – подумала Роза.
– Добрый день, Джеймс.
Приказчик уставился на нее с таким видом, словно мечтал избавиться от ее присутствия, да не знал, как это сделать.
– Могу я вам чем-нибудь помочь?
– Надеюсь, что да. Нанимали вы кого-нибудь сегодня утром на работу? Я ищу человека, плохо одетого, отчаянно нуждающегося в деньгах.
Джеймс наставительно поднял перо над раскрытой книгой:
– Они все здесь такие, мэм. Как его зовут?
– Не знаю, но вряд ли к вам сегодня нанялось два десятка новичков. Пожалуй, вам не так уж трудно будет попросту ответить на мой вопрос, – ядовито сказала Роза. Толстяк всегда относился к ней со снисходительным презрением, а она этого терпеть не могла.
Джеймс заморгал, как разбуженная сова, но все же ответил:
– Сегодня мы наняли двоих.
– И где же я могу их найти?
Толстяк усмехнулся:
– У лотков, мэм, где же еще – иначе бы их сегодня же и уволили.
Роза выразительно вздохнула. Что за несносный тип! Ей до смерти хотелось тряхнуть его так, чтобы постная физиономия перекосилась навеки.
– Вы знаете их имена?
– Конечно, – сказал Джеймс и вновь уставился на нее.
– Есть какие-нибудь новости от Джарреда? – сладким голосом спросила Роза.
Приказчик моргнул. Джарред не держал в секрете цель своей поездки в Англию, но толстяк хорошо знал, что его хозяин с Розой на дружеской ноге. Наверняка эти отношения сохранятся, независимо от того, приедет он один или с семейством. Так что с этой девицей надо держать ухо востро.
– Он вернется через месяц, – ответил Джеймс и шумно втянул воздух. – Одного парня зовут Фонс Крей, другого – Уилл О'Шоннесси. Думаю, что вам нужен мистер Крей. Уилл уволился только месяц назад, а сейчас опять вернулся, так что его вы, скорее всего, знаете. Крей впервые в наших краях. Кажется, он приехал из Шугар-Флэтс.
– Он-то мне и нужен, – переведя дыхание, подтвердила Роза.
– Тогда, боюсь, вам придется подождать до вечернего сигнала, то есть до восьми часов. Я скажу Крею, что вы хотите повидаться с ним.
Роза огляделась. В каждом предмете скудной конторской обстановки она ощущала незримое присутствие Джарреда Линкольншира.
– Джарред везет с собой Викторию и девочек? – негромко спросила она.
– Боюсь, что да, – ответил толстяк и чихнул. – Странно, что он не сообщил вам об этом. Мистер Линкольншир привезет сюда супругу и младшую дочь – старшая недавно вышла замуж. Он сообщил, когда они приедут, и велел снять для них номер в меблированных комнатах вдовы Муни – покуда мистер Линкольншир не найдет другого жилья.
При этих словах Джеймс так и впился глазами в Розу. Она лишь надменно вскинула голову, не желая показать, что сердце ее только что разбилось на тысячу мелких кусочков. До сих пор Роза и не подозревала, что все еще на что-то надеется. Одно дело – шашни с женатым мужчиной, когда его жена за тридевять земель, другое – когда она совсем под боком.
– Это все? – спросил толстяк под невидящим взглядом Розы.
– Что?.. Ах, да, все. Значит, этого человека зовут Крей? Попросите его вечером зайти ко мне. Это очень важно.
– Всенепременно, – пискнул лысый хорек и ухмыльнулся.
Роза вышла из конторы, хлопнув дверью. Она жалела лишь о том, что не может вытрясти из толстого мерзавца душу, если таковая отыщется. Сейчас в ней кипел гнев. Итак, Джарред везет сюда свою драгоценную Викторию. Да полно, неужели она и впрямь могла считать, что их связь продлится вечно? Что ж, теперь уж точно все кончено. Роза не станет больше тешить его похоть, раз под боком у него будет законная женушка. Небось в постели только ноет да капризничает, не желая ублажать мужа. Продажная женщина куда честнее – она, по крайней мере, отрабатывает свои деньги. А эти жены только и умеют, что с мученическим видом исполнять супружеский долг.
Роза щелкнула кнутом, и вороная кобылка резво побежала вниз по тропе.
Крей явился около девяти часов, когда последние лучи закатного солнца зажгли багровым огнем лиловеющие облака. Надвигались сумерки, а они все сидели за кухонным столом – на том же месте, где сегодня днем Роза болтала с юным Беном Пулом.
Фонс Крей оказался тихим забитым человечком, которому явно не повезло в жизни. Роза тотчас прониклась к нему жалостью. Говорил он негромко, и его рассказ привел женщину в сильное волнение.
– Смеркалось уже, – рассказывал Крей напевным тоном завзятого сказочника, – тогда-то и наткнулся я на старого бедолагу. Лежал он себе, точно спал у костра, который так и не успел разжечь. Я сам прежде мыл золотишко у тракта Датч-Овен, все один да один, так что вроде как обрадовался, все-таки собеседник. Перевернул старикана, глядь – а он мертвее мертвого, глаза навыкате, и язык вывалился. Вокруг – ни живой души. Ежели и был у него мул, так, видно, убрел куда-то без присмотра так и не расседланный. Нашел я при нем вот это, – он ткнул пальцем в дагеротип, лежавший на столе, – да еще кой-какую мелочишку, но, понятное дело, ничего ценного.
– И это все? – разочарованно спросила Роза.
– Говорю же – ничего ценного.
– Да я вовсе не об этом спрашиваю. Я ищу человека, которому принадлежал этот портрет, и мне неважно, что ты еще нашел у старика. Того человека зовут Ивэн Мэджорс, и мне очень, очень нужно знать, где его найти. Как этот портрет оказался у старика? Если при нем были и другие вещи, по ним можно узнать, где старик бывал прежде, понимаешь? Помоги мне, и я тебе заплачу.
Крей облизал толстые губы, ухмыльнулся и беззастенчиво уставился на Розу.
– Деньгами, – быстро уточнила она, – и заплачу щедро.
– Угу, ясно, – ухмылка Крея поблекла. – Ну, золотишко мне не помешает.
– Разумеется, золотом, – торопливо кивнула Роза.
– Сколько?
Она окинула собеседника пристальным взглядом. Вправду он знает что-то или просто хочет вытянуть из нее денежки?
– Это зависит от того, что я услышу. Расскажи все как есть, а я заплачу столько, сколько будут стоить твои сведения. Спроси кого хочешь – я женщина честная и не привыкла обманывать, в особенности таких, как ты.
– Ежели ты на меня донесешь, то по закону мне все едино ничего не будет. Отопрусь от всего, ясно?
Роза с силой сцепила пальцы рук на коленях и серьезно кивнула.
– Я не из тех, кто кинется в полицию. Сам понимаешь, верно?
Крей хохотнул и корявым пальцем вытер каплю под носом.
– Да уж небось понимаю. Ну ладно, слушай. Встречал я прежде этого старикашку неподалеку от Коппер-Спрингс. Он там горбатился на прииске, и с ним вместе тот самый парень, ну, чья картинка. Еще при нем был кисет с золотишком, и все время он старику о себе талдычил. Ну, одиноко человеку, понимаешь? Так и тянет поделиться. Мол, ежели я помру, забери себе мои пожитки, а ежели помрешь ты – наоборот. Я-то, наоборот, никому ни словечка – а зачем? Помру, и все, что есть моего, со мной уйдет в землю.
Одним словом, старик мне все это выболтал. Сам-то он заполучил пожитки того парня, ну и закопал их неподалеку от своей стоянки.
Роза с нетерпением дожидалась конца этой пространной речи.
– Значит, он взял вещи Ивэна, потому что Ивэн умер?
– Мэм, да я понятия не имею, кто такой Ивэн. А тот парень, – Крей ткнул пальцем в дагеротип, – работал в шахте, и там случился обвал. Всех начисто завалило. Старикан выкопал его пожитки – и дал тягу. Не хотелось ему больше копаться в той проклятой шахте, решил, что будет сам по себе потихоньку старательствовать.
Роза медленно перевела дыхание. Ну, наконец-то, если это правда. Она остро глянула на Крэя:
– Какие там еще были вещи?
– А уж это вовсе не твое дело. Я рассказал все, что знаю, – и точка.
– Да я не… то есть мне эти вещи не нужны. Я только хотела глянуть на них, убедиться, что это тот самый человек.
– Перебьешься. Я тебе рассказал всю правду, как есть всю. Старик мне пожитки завещал, и они мои, ясно? Ты обещала заплатить – так плати. Давай мое золото! – Крей грохнул по столу корявым кулаком так, что портрет Тресси и ее матери подпрыгнул.
Роза торопливо вскочила.
– Сейчас принесу, – сказала она.
Она вышла в спальню, убедилась, что Крей из кухни не может за ней подглядеть, и достала из потайного шкафчика в изголовье кровати мешочек с золотом. Вынув несколько самородков, Роза бережно спрятала увесистый мешочек на место. Сердце у нее стучало так сильно, что перехватило дыхание. Если б только суметь еще что-то вытащить из этого паршивца, но и так, похоже, все ясно. Человек, погибший при обвале шахты, был Ивэн Мэджорс.
Роза положила самородки на кухонный стол, но, когда Крей потянулся за ними, накрыла часть ладонью.
– Старик что-нибудь рассказывал тебе о своем друге? Откуда он родом, долго ли скитался, как его звали?
Крей помялся, явно прикидывая, нельзя ли отобрать у нее золото, ничего не ответив.
– Помню только, что имя у него было диковинное, – наконец неохотно сказал он. – Вроде женского – ну, там Мэдж или Мэджи…
– Может быть, Мэджорс? – быстро спросила Роза.
– Точно, именно так. А теперь давай золото! – И он хищно цапнул три самородка, алчно косясь на остальные.
Роза подтолкнула к нему самородки и встала. Она дождаться не могла, покуда Крей уберется восвояси, чтобы поскорее сесть за письмо Тресси. Господи, только бы это письмо не затерялось неведомо где, только бы нашло адресата. Это самое главное сейчас. Пусть Тресси наконец узнает правду о своем отце и оставит нелепые мысли о мести. Пусть себе живет счастливо со своим черноглазым красавчиком.
Не странно ли, что весть о чьей-то смерти может стать залогом счастья? Одна мысль об этом пробудила у Розы смутную надежду, что и она когда-нибудь будет счастлива тоже. Одно она знала точно – ей не найти счастья ни с Джарредом Линкольнширом, ни с ему подобными мужчинами. Только в себе самой. Удивительное дело, Розе показалось, что она наконец-то отыскала смысл своей жизни.