Анжелика и царица Московии

РАССКАЗ ЦАРЕВНЫ СОФИИ

– Вы знаете о моем рождении, Анжелика, но вы ничего не знаете о моем воспитании. Мерзавец Петр, вероятно, выставил себя перед вами реформатором, желающим преобразовать Московию! На самом деле он всего лишь гнусный лжец! Преобразовывать наше отечество начал уже наш отец, царь Алексис. Он решил дать своим дочерям хорошее образование. Как видите, Анжелика, я и мои сестры владеем французским языком и умеем одеваться вполне по-европейски. Я читаю на четырех языках, на московитском, на польском, на французском и на немецком. Я и мои младшие сестры обучены игре на клавесине. Мы прочли множество книг. Я также всю свою жизнь мечтаю о преобразованиях! Но я понимаю, что необходима постепенность! Я не хочу, чтобы московиты лишились своих старинных обычаев! Я хочу, чтобы сохранив свою самобытность, мои соотечественники сделались бы, усвоив все самое лучшее, что существует в европейской жизни, гораздо лучше немцев и французов!.. Но вам, Анжелика, должно быть, безразлично то, что я говорю о судьбе моей страны…

– О нет! Ваше Величество! Ведь я нахожусь в этой стране! Но все же в ваших суждениях я чувствую некий идеализм. Вы при вашей образованности, конечно же, знаете, что это такое?!..

Анжелика была взволнована собственной смелостью.

– Да, – отвечала София, – я знаю, что такое «идеализм»! Я понимаю, что мои мечтания возможно почесть несбыточными! Возможно, у Петра, который привык по-мужски ломать всех через колено, найдется более сторонников, нежели у меня с моей идеей постепенного просвещения моего отечества!.. Но слушай же меня, гостья из Франции, слушай!..

И царица продолжила свой рассказ.

– Итак, я и мои сестры были хорошо образованны и отнюдь не глупы. Но мы принуждены были жить взаперти в наших покоях. Мы читали, писали, переводили с разных языков, играли на клавесине, пели и танцевали лишь для себя. Нас не могли вполне понять даже наши приближенные женщины, девицы и дамы из самых знатных московитских семейств! Мы тосковали мучительно, мы страдали. Наша кровь кипела. Нас окружала безысходность. Я убеждала сестер, что если я приду к власти, наша жизнь начнет постепенно меняться. Я обещала сестрам, что они получат возможность выйти замуж, их это волновало. Но время шло. Наш отец уже был болен. Нас известили о его кончине. Но не было и речи о том, чтобы власть перешла ко мне, к первоочередной дочери царя! Я также понимала, что московиты пока не смогут принять женщину-царицу. Тогда я решила содействовать тому, чтобы царем стал мой брат Теодор. Я огляделась по сторонам. Кто был вокруг меня? Мои сестры, неопытные, ничего не знающие о действительной жизни девушки. А родичи царицы Наталии, второй жены моего отца, рвались к престолу. Жадные и бессовестные, они готовы были на все! И в это тяжелое для меня время появился в моей жизни человек, совершенно изменивший мою жизнь! Я понимала, что рядом со мной должен быть мужчина. Я не знала, что же мне делать, на какие действия я могу решиться! И вот нашелся человек, который угадал мои мысли! Его уже нет в живых и я до сих пор страшно тоскую о нем! Он пришел ко мне первым. После смерти отца обычный порядок охраны женских покоев нарушился. Я сидела в своей спальне, когда вошел он, молодой и сильный, умный и готовый помочь мне! Его имя было – Василий Голицын, один из молодых приближенных моего отца, любившего окружать себя умными людьми. Василий встал рядом со мной, но в то же время он отнюдь не желал сделаться царем Московии. В сущности, он любил меня бескорыстно! Он поддерживал меня в моих начинаниях. Я силком втащила моего брата Теодора на трон! Я заставила его вступить в брак, чтобы династическая линия, идущая от моей матери, обрела наследников. Но… я была воспитана в строгой религиозности. Я с детства привыкла посещать церковные службы и горячо молиться. Поэтому меня мучила мысль о том, что я, по сути, нахожусь в беззаконном сожительстве с мужчиной. И Василий вновь разгадал мои мысли. Он сам предложил мне тайно обвенчаться. Мы освятили наш брак церковным обрядом. Бумага соответствующая хранится в тайнике, который Петр не отыщет никогда! И в том же тайнике сохраняется другая бумага, вероятно, еще более важная для Петра!.. Но я продолжаю свой рассказ. Наш брачный союз не остался бесплодным и увенчался рождением сына. Едва увидев его, я полюбила моего мальчика нежнейшей материнской любовью. И кто бы мог не полюбить его? Это был чудесный младенец, здоровый и живой, глазки его сияли острым умом. И как могла в моей душе, в душе его матери не зародиться мысль о его будущем?! Он, он должен был сделаться наследником московитского престола! При крещении ему дано было имя «Андрей»; это имя носил основатель нашей династии, династии Романовых! Мне казалось, что я надеюсь не напрасно. Потому что брат Теодор отличался чрезвычайной болезненностью. Все понимали, что он не проживет долго! Я знаю, какие сплетни распустили обо мне Петр, его сестра, их мать Наталия и прочие родичи! Но поверь мне, французская гостья, я не убивала Теодора! И я нимало не способствовала смерти его молодой жены и новорожденного сына! Но кто бы мог убедить в моей невиновности московитов?! Я страдала. Я отнюдь не желала смертоубийств и кровопролитий, но… я понимала, что они неизбежны! Я неминуемо должна была вступить с Наталией, вдовой моего отца, и ее родичами в борьбу не на жизнь, а на смерть! Василий мужественно поддерживал меня. Он говорил мне, что победив в этой борьбе, я смогу объявить нашего сына наследником престола!..

– Ты объявишь наш брак, ведь этот союз освящен церковью! И где написано, где сказано, что царевны не имеют права вступать в законный, освященный церковью брачный союз?! Я уверен, что народ будет радостно приветствовать нашего сына как наследника престола! Не сердись на меня, София, но народ станет, я полагаю, гораздо лучше относиться к тебе, когда узнает, что твое женское правление в конце концов сменится законным и привычным мужским! Я же навсегда останусь всего лишь твоим супругом, нимало не претендующим на трон!..

И я решилась! Я разметала, словно кучу сухих осенних листьев, родичей вдовствующей царицы Наталии. Но какое горе суждено было мне испытать! Мой сын воспитывался в доме одного состоятельного торговца. Я понимала, что во дворце ему угрожала бы страшная опасность. Моя доверенная женщина постоянно навещала маленького Андрея. Я также была чрезвычайно нежной матерью. Я едва выдерживала разлуку с сыном. Я то и дело приезжала в дом торговца, переодевшись в одеяние монахини, и ласкала мое дитя. Ему говорили, что я прихожусь дальней родственницей его приемной матери. Он был еще очень мал, но уже умел говорить и спрашивал своих приемных родителей, кто он. Они отвечали, что он – сын родного брата его приемного отца. Андрею также сказали, что родители его умерли. Мой сын рос, но и Петр, сын моей мачехи, вырос и сделался взрослым юношей. Я советовалась с моим супругом о дальнейшей судьбе Андрея. В конце концов мы поняли, что еще рано обнародовать наш брак. Тайный брак мог вызвать раздражение толпы. Толпа могла не принять и нашего сына, рожденного в тайном браке. А Петр уже слишком часто показывался народу. Все видели этого рослого сильного молодца. Простолюдины уже видели его своим царем! Тогда мы с Василием решили, что будем действовать совсем иначе, не так, как хотели прежде! Василий решил отправить нашего сына в заморские страны, где он мог бы получить воспитание и образование, которые позволили бы ему сделаться прекрасным правителем. Дальнейшие наши действия должны были быть жестокими, да, жестокими! Но у нас не было иного выхода! Мы должны были уничтожить Петра, его мать и сестру! Но когда его мать уже была мертва, мы поняли, что уничтожить Петра и Наталию будет не так-то просто! А между тем они уже узнали о существовании Андрея! Они пытались похитить его. Верным, преданным нам людям едва удалось отбить мальчика. Его московитское имя было – Андрей Рябушкин. Разумеется, в заморских странах он должен был получить другое имя. Но я не знаю и до сих пор, какое! Петру удалось захватить власть и убить Василия. Я находилась в заточении. Мой супруг был убит, я не знала, где мой сын. Меня предали и унизили. Петр спрашивал меня, где живет мой сын, но я ведь и сама не знала. И я ни за что не открою ему, где спрятаны бумаги, трактующие о нашем с Василием венчании и о крещении Андрея! Я знала, что Петр решился отправиться на поиски моего сына. Боже мой! Какие чувства обуревали меня! Как я хотела увидеть моего обожаемого мальчика! Но в то же время я должна была думать о том, чтобы никогда не увидеть его! Потому что я увижу его только в том случае, если Петр найдет его и привезет в Москву! Так я думала. Я сделалась слаба и беспомощна. И все же, как видишь, с помощью моих сестер я сумела вернуть себе власть и трон! О! Если бы сейчас рядом со мной был бы мой сын! Тогда бы я знала, что прожила жизнь не напрасно!..

Внезапно царица резко подалась вперед и схватила Анжелику за руки.

– Послушай! – горячо заговорила София. – Послушай меня! Ты!.. Ты должна сказать мне!.. – Она вдруг замолчала…

Анжелика с ужасом ждала вопроса. Что делать? Как ответить? Она понимала как никто материнскую боль царицы Московии! Ведь обе они – женщины! Разве женщины не должны поддерживать друг друга?.. Нет, глупо!.. Но как же сдержаться, как не открыть несчастной матери, что ее сын находится так близко от нее! А если царице откроется, что Анжелика знает о ее сыне?!.. Анжелика лихорадочно размышляла. Нет, она не может, не может открыть сейчас, именно сейчас, всю правду царице!.. Анжелика ведь тоже мать и тоже хочет спасти своих детей, особенно дочь! А если она все же сейчас откроет царице правду и потом победит Петр, что будет тогда? Анжелика погибнет, погибнет Онорина, погибнет Кантор… Что же делать?.. И внезапно Анжелику осенило!..

– Что сталось с моими спутниками? – вдруг спросила она, как бы машинально, будто позабыв о том, что царице не по нраву подобные вопросы.

София смотрела тяжелым взглядом.

«Ответит?.. Не ответит?..» – гадала Анжелика.

Царица ответила.

– Ты досаждаешь мне! – София вздохнула. – Но я могу понять тебя, как мать понимает мать! Мне страшно, потому что мои гонители, Петр и Наталия, еще молоды и вследствие своей молодости очень жестоки! Они убьют моего сына, если он попадет к ним в руки! Но я скажу тебе о твоих спутниках. Твои дети живы и содержатся в хороших условиях. Не знаю, полагаешь ли ты своей спутницей и мерзавку Наталию, но ей не будет от меня добра!..

Анжелика ждала в напряжении всего своего существа. Ей казалось, что царица медлит, хотя на самом деле это не было так…

– Я, быть может, не должна была бы говорить тебе об этом, но ты не думай, будто мои сторожа настолько глупы и небрежны! Да, слуге твоего сына удалось бежать, но…

– …но мой сын так не поступит, – быстро подхватила фразу Анжелика.

– Ты снова перебиваешь меня! – Глаза царицы сверкнули. – Неужели в Париже принято столь вольно беседовать с коронованными особами?

Анжелика едва сдерживала дрожь всего тела. Она поняла тотчас, что бежавший пленник был Андре Рубо! Ведь у ее сына не было слуги!..

– Да, – сказала Анжелика, – Французский король, Его Величество Людовик, беседует со своими приближенными в достаточной степени свободно и позволяет им столь же свободно беседовать и с ним!..

Царица, казалось, не слышала ее слов, крепко держала Анжелику за руки и почти шептала:

– …Послушай! Послушай меня! Ты должна сказать мне… – Она резко отпустила руки Анжелики, своей пленницы-гостьи и заговорила почти спокойно: – Ты не должна полагать меня глупой и невежественной. Я знаю, как много стран в Европе, знаю, как велика Франция… Я понимаю, что в такой большой стране трудно отыскать человека. Но я, подобно утопающему, хватаюсь за соломинку. Василий отправил с верными людьми деньги для нашего сына. Я не знаю, где были помещены эти деньги, но наш сын должен был расти и воспитываться в достатке. Он должен был получить образование. Это не может быть простой человек! Но, быть может, он в нужде, ведь я не могла помочь ему, я не знала, куда возможно отправить еще денежные средства… Но я думаю, что мой Андрей – человек необычный!.. Андрей!.. Быть может, он совершенно позабыл свое раннее детство, меня в монашеской одежде, ту, которая так нежно ласкала его! Он, должно быть, не помнит, как его звали в раннем детстве. Если бы я знала его теперешнее имя!.. Послушай!.. Не встречала ли ты его случайно? Его русское, московитское имя было «Андрей Рябушкин», я ведь говорила тебе…

Анжелика сидела бледная как полотно. Она, мать, видела перед собой муки другой матери! Как можно это выносить? И… если Андре Рубо сумел бежать, значит, мать не объявит его наследником престола!.. Но… если его поймают… Кто поймает? Петр? София? Теперь оба станут охотиться за ним!.. Но нет, Анжелика не может вынести тоскливого взгляда матери, потерявшей сына!..

Анжелика поднялась с кресла.

– Ваше Величество! Из вашего рассказа я многое узнала и поняла. Поэтому я могу сказать вам то, что мне известно. Человек, которому удалось бежать, не является слугой моего сына…

Царица, казалось, уже поняла, какие слова сейчас услышит! Она вдруг порывисто встала с постели и тотчас вновь тяжело опустилась на перину.

– Да… – Анжелика почувствовала, с каким трудом дается ей это признание. – Да… этот человек не является слугой моего сына… Этот человек… Этот человек… – Глаза Анжелики встретились с мучительным взглядом черных, огромных, широко раскрытых глаз Софии… – Этот человек – ваш сын! – твердо произнесла Анжелика.

– Андрюша! – вскрикнула царица и рухнула навзничь на постель всем своим мощным телом, исполненным женской силы…

Мысли, странные, смелые, решительные, вихрем пронеслись в мозгу герцогини де Монбаррей. Она бросила быстрый взгляд на лежащую поперек постели царицу. Глаза Софии были закрыты, губы сжаты, большое полное лицо – бледно. Анжелика решилась склониться над бесчувственной Софией. Царица дышала ровно. И тут произошло неожиданное. Поступок, который совершила Анжелика, явился совершенно необдуманным и мог даже показаться едва ли не самоубийственным. Анжелика быстро оглянулась по сторонам, приметила широкую и длинную шаль, плотную, ковровую, расшитую парчовыми узорами, брошенную небрежно на стул. Анжелика схватила эту шаль и закуталась в нее, накинув на голову, шаль покрыла ее с головы до пят. Смутно мелькнула мысль о какой-нибудь теплой обуви… Но раздумывать было некогда. Анжелика уже бежала к двери. Бегом – в коридор, затем – вниз – по темной лестнице. Она едва не столкнулась лицом к лицу с несколькими женщинами. Мимо прошел слуга. Анжелика, охваченная энергическим порывом, двигалась уверенно и легко. Она шла, ни о чем не думая, сворачивая то в один коридор, то в другой, переставляя ноги со ступеньки на ступеньку… Несколько охранников с топориками на длинных древках не обратили на нее внимания. Сейчас она ни о чем не думала, все ее существо было охвачено лихорадочным стремлением к движению, к бегству!.. Но уже очень скоро она пришла в себя и подумала о том, что царица, вероятно, скоро очнется и тогда немедленно пошлет людей в погоню за Анжеликой! Странно, но на этой мысли сознание Анжелики не задержалось. Разум ее точила совсем другая мысль, совсем простая, мысль о том, где бы раздобыть обувь, пригодную для зимней московитской погоды. Но никакие варианты не приходили в голову!.. Она почти инстинктивно сознавала, что ускорять шаг нельзя, женщина, бегущая по дворцовым коридорам, деревянным лестницам и переходам, могла показаться подозрительной… Так, еще один поворот… и еще… и еще… Три или четыре стражника… Нет, все-таки три… Нет, четверо!.. Прошла мимо, думая только о том, что так и не раздобыла сапоги! Ноги ее обуты в домашние туфли – хорошая работа башмачника, даже, возможно, что и парижского. Но что же с ней будет, когда она очутится на улице. На улице? Как бы не так! Она ведь очутится на большом заснеженном дворе, и если выйти в калитку, то она увидит еще один двор… О, этот московитский лабиринт!..

Дальше все развернулось мгновенно и непредсказуемо. Этот стражник стоял спиной к ней. Как мало предусмотрительности у московитов! Петр жив и на свободе, а дворец Софии так плохо охраняется! Этак все разбегутся. Андре Рубо уже сбежал. А если сбежит Наталия, от Софии ускользнет возможность очень серьезного шантажа. Ведь теперь царица может потребовать от единокровного младшего брата лояльности, может пригрозить, потому что Наталия, любимая единственная сестра Петра, в ее руках. А если Наталия сбежит… Мысли, быстрые, лихорадочные, прервались. Анжелика, не раздумывая, бросилась на стражника. Это, конечно же, было нелепо и необычайно рискованно: бросаться с голыми руками на вооруженного мужчину. Но она ведь не думала, не рассчитывала. Она просто действовала! И, наверное, потому и победила! Маленькая, но победа!.. Она толкнула его что есть силы. На ее стороне было то, что он вовсе не ожидал нападения. И… он упал! Упал именно от неожиданности. Речь шла о ее жизни, о том, останется ли она в живых! В глубине памяти смутно шевельнулось воспоминание об Андре Рубо. В свое время она осуждала его. Теперь она понимала его очень хорошо! Она поняла, как совершаются неожиданные, нежданные убийства! У нее не было никакого иного выхода. Покамест стражник еще не опомнился, она резко выхватила из его ослабевшей от внезапного падения руки древко с насаженным топориком. Но этого было мало, мало! Упавший мог опомниться в любой миг! Она занесла над ним топорик. Она крепко сжала пальцами древко. Она ударила. Что есть силы. В шею. Его шея была закрыта воротом из какой-то плотноватой серой ткани. Она смутно испугалась, что не разрубит эту ткань топориком. Но ударила сильно, с размаха. И разрубила! Хлынула кровь. Клокотнуло в горле умирающего. Но ей некогда было об этом думать. Ей, женщине, склонной, в сущности, к милосердию, даже некогда было пожалеть убитого ею человека! Она жалела сейчас только об одном, о том, что одежда, верхняя одежда убитого, залита кровью. Одной рукой удерживала древко с топориком, другой поспешно стаскивала с убитого грубый кафтан. Надела на себя, натянула большой кафтан поверх шали. На голову надела шапку. Заметила, что убитый был русоволос. Пошла вперед. Но перед тем, как сделать первый шаг, ей пришлось оттолкнуть труп. Но не было времени раздумывать об этом! Анжелика шагала вперед. Тяжелая, мужская одежда, сделала ее шаг тяжелым. Теперь она особенно отчетливо понимала что идти надо медленно, торопиться не надо, не надо… Теперь она одета… Стоп!.. Кинулась назад. Тяжело нагнулась, стащила сапоги с ног мертвеца, размотала обмотки с мертвых ног… Нет, спешить все-таки надо! Быстро обулась, тяжелая одежда мешала. Снова двинулась вперед. Вот сейчас будет дверь, за дверью – заснеженный двор, нет, еще одна лестница… А! Вот и лестница! Анжелика спустилась. Темный узкий коридорчик. Она приостановилась, распахнула кафтан, плотно приладила шаль под кафтаном. Зашагала. Прислушивалась. Нет, не слышно звуков погони! Но почему? Быть может, обморок царицы более серьезен и опасен, чем показалось Анжелике? Но не возвращаться же! Скорее всего беспамятство Софии перешло в сон, такое бывает, Анжелика видала такое. Ах, как было бы хорошо, если бы София сейчас спала! Как было бы хорошо! Но, возможно, царица вот-вот придет в себя! Анжелика привычно протянула вперед руку, толкнула дверь. Дверь отворилась…

Она не могла поверить своим глазам! Что это? Она ожидала увидеть заснеженный двор, а перед ней возникла улочка, окруженная глухими стенами. Вероятно, Анжелика нечаянно свернула в коридор, который вел к потайному выходу. Неужели она на свободе? После теплых, душных покоев дворца Софии московитская зима показалась Анжелике особенно холодной. Она почувствовала, как ее пальцы коченеют. Боже! У нее ведь нет ни муфты, ни рукавиц! Было очень трудно удерживать древко с топориком. Анжелика пыталась прятать руки в рукава. Ночь выдалась черная, но звездная. Вокруг было хорошо видно. Немного удивляясь этому свету, Анжелика подняла голову. На черном, словно бархат, небе, ярко сверкали крупные звезды и сияла белым блюдом луна. Улочка уходила вперед, к сугробам, к теснившимся темным деревянным домам и покосившимся деревянным же оградам. Ни души не видно было. Анжелика призадумалась, затем приостановилась, приладила шаль поверх кафтана, чтобы не было видно крови на кафтане. Теперь надо было куда-то идти. Но куда идти в незнакомом городе? Кого и о чем спрашивать? Ведь она не знает московитского языка! Она, в сущности, не знает и о нравах и обычаях Московии! Ночь. Большой ли город этот – Москва? Кажется, он вовсе не так велик, как Париж! Возможно ли глухою ночью отыскать трактир или гостиницу? И вдруг она вспомнила! Петр что-то говорил о квартале, где живут в Москве иностранцы! Как бы отыскать этот квартал! Как? Надо всего лишь идти и идти. Наверняка, в этом квартале иностранцев и дома такие же, как в Европе. Анжелика сразу узнает эти дома! Она сделала несколько шагов. Скользко, потом провалилась в сугробик, выкарабкалась, удерживала древко с топориком. Не видать ли в каком-нибудь жилище огня? Анжелика шагала вперед и вперед, то и дело оступаясь, ухая в сугробы, поскальзываясь и падая. Ей казалось, что она ушла уже достаточно далеко от дворца. Внезапно она услышала позади шум и топот. Погоня! Неуклюже завертела головой, готовая нырнуть с головой в один из сугробов. Голоса и шум шагов приближались. Анжелика удивилась, поняв, что слышит мужское пение! Нет, это не погоня. И все же она не хотела, чтобы ее сейчас увидели. Решать надо было как можно скорее! В глаза ей бросилась черная дыра в ближайшем заборе, образовавшаяся вследствие того, что несколько досок были выломаны. Размышлять снова было некогда. Голоса и шум приближались. Анжелика тяжело нагнулась в тяжелой одежде и полезла в черную дыру. Села на снег. Представила себе, как вот сейчас набросится на нее дворовая собака. И словно бы в ответ, раздалось глухое взлаиванье, но сонное, ленивое. Голоса громко пели, ноги топали совсем близко. В глубине двора смутно раскорячилось деревянное жилище. Топот и пение слышались уже подальше. Прошли мимо! Анжелика поднялась на ноги. И вдруг, то есть снова вдруг, смутная тщедушная фигурка кинулась к ней. Мелькнули и упали в снег доски, тоненькая фигурка выронила доски из рук. Фигурка бросилась перед Анжеликой на колени, что-то бормоча. При лунном и звездном свете Анжелика поняла, разглядела, что перед ней девочка, почти ребенок! Сердце замерло в груди Анжелики. Что она наделала! Она бежала из покоев царицы! А если София теперь прикажет мучить Онорину и Кантора?!.. Анжелика почувствовала головокружение. Но падать в обморок нельзя было. Худенькая девочка испуганно смотрела на Анжелику. Ну, конечно же, эта девочка только что выломала доски из ограды! И как это у нее хватило силенок! Но, должно быть, плохо держались эти доски!.. А девочка что-то лопотала, лопотала. Голова ее повязана была тонким платком, она вся дрожала в рваной одежонке. Бедное дитя! Должно быть, девочка боялась, что суровый стражник побьет ее или донесет на нее как на воровку. Ведь она воровала доски из ограды. Анжелике было ясно, зачем! Должно быть, в доме этой девочки было холодно. Бедняжка, разумеется, хотела затопить печь. Анжелика невольно проговорила, по-французски, разумеется:

– Встань, не бойся!..

В душе Анжелики пробудились материнские чувства. Она протянула руку и провела ладонью по холодной щеке ребенка. Девочка тотчас же смолкла. Посинелое от мороза личико выразило изумление. И Анжелика поняла, почему изумилась девочка! Малютка поняла, что перед ней женщина! Анжелика нашла в себе силы кивнуть и улыбнуться. Девочка поднялась с колен, отряхнула снег со своей ветхой одежонки. И снова не раздумывая, Анжелика подобрала доску и остановилась перед малюткой, сунув древко с топориком под мышку и протягивая девочке доску. Девочка схватила доску, почти машинально. Личико ее озарилось широкой улыбкой. Она залепетала какие-то московитские слова. Анжелика ясно разобрала то и дело повторяющееся:

– …Петр… Наталия… Петр… Наталия…

Личико девочки сияло. Анжелика догадалась, что встретила юную сторонницу Петра и его сестры!..

– …Петр!.. – Повторила Анжелика. – …Наталия… Петр…

Спустя мгновение она и девочка уже вылезали из черной дыры, волоча за собой доски. Девочка тотчас разглядела протоптанную тропку и бодро затопотала ножонками, обутыми в толстые сапожки, войлочные, должно быть. Анжелика следовала за ней, держа по-прежнему древко с топориком. Девочка тащила доски.

Анжелика, шагая за своей юной провожатой, успела поразмыслить о случайностях. А если бы перед ней возникла не эта детская фигурка, а, к примеру, какой-нибудь мужик-московит? Что тогда? Пришлось бы убить его! Анжелика невольно усмехнулась. Девочка, бойко топоча, приблизилась к почти поваленной ограде, перекинула с усилием доски, затем перелезла и сама. Анжелика перевалилась вслед за ней. Двор был мал и тесен. Строение, напоминавшее груду тряпья, занимало почти все пространство этого двора. Анжелика удивилась, увидев свет в окошке. Она явственно расслышала и шум. Но отступать не имело смысла. Девочка подошла к двери. Анжелика, подойдя следом, едва не упала, поскользнувшись на льду. Девочка всем своим худеньким тельцем и досками, которые крепко держала, налегла на дверь. Дверь отворилась. Краснолицая женщина в длинном красном платье из грубой ткани протянула к девочке грубые руки, набрякшие, от тяжелой работы должно быть. Голова женщины повязана была платком. Доски с громким стуком упали на деревянные половицы. Девочка кинулась к женщине, что-то лопоча, оборачиваясь к Анжелике и показывая на Анжелику пальцем. Имена «Петр» и «Наталия» вновь то и дело повторялись. Женщина поклонилась Анжелике, затем выкрикнула какое-то мужское имя, в достаточной степени неразборчиво. Подбежал оборванный мальчик и подобрал с половиц доски. На вид он был постарше девочки. Если ей было лет двенадцать, то ему – уже лет пятнадцать. Мальчик принялся топить большую закопченую печь. Анжелика разглядела длинный, сколоченный из неровных досок стол, посреди которого прилеплена была к металлическому блюдцу толстая сальная свеча. Женщина и девочка о чем-то переговаривались. Затем девочка подошла к Анжелике близко и потянула за руку. Анжелика надеялась, что ее накормят, но этого не произошло. Девочка тянула ее за руку, и Анжелика вновь пошла за ней. Малютка обошла печь и тянула Анжелику. Отойдя в сторону, девочка что-то говорила и говорила, указывая тонкой ручкой вперед. Анжелике пришлось войти в крохотную клетушку, в которой и повернуться-то было трудно. Девочка прикрыла дверцу. Анжелика осталась в темноте, задыхаясь от духоты и вони. С трудом поворачиваясь, она ухитрилась скинуть тяжелый кафтан, шаль и шапку. Теперь ей стало немного легче дышать. Она сохраняла присутствие духа. Можно было надеяться, что эти бедные люди не обидят ее. Но что же будет дальше? Анжелика понимала, что ее хотят спрятать. Но от кого?.. Очень скоро она поняла. Топот и шум поющих голосов раздались совсем близко. В комнату явно ввалились мужчины. Они пели, похохатывали, топали ногами. Анжелика чутко прислушивалась. Она уловила плеск. Должно быть, хозяйка, которая, наверное, была матерью и девочки и мальчика, угощала мужчин вином. Едва ли это могли быть члены семьи! Скорее всего пришли гости. Но какие гости могли прийти поздно ночью?! Анжелика вся превратилась в слух. Но что же она могла понять?! Увы, нечего! Мужские голоса шумно беседовали, перебивая друг друга. Но о чем они говорили? Анжелика не могла узнать. Затем голоса запели громко и стройно. Слова песни слышны были четко. Анжелика не понимала этих слов, но уже пыталась запомнить их. Мужчины пели:

– Эх! зять ли про тещу да пиво варил,

Кум про куму брагу ставленую,

Выпили бражку на Радуницу,

Ломало же с похмелья до Иванова дня…

Затем один мужской голос прервал пение и заспорил с другим мужским голосом. Слышно было, как они стучали по столешнице донцами кружек. И тут снова затопали обутые ноги, раздались голоса женщины и ее детей. Загремел новый мужской голос. Еще один гость. Топали ноги, плескалось вино, выливаясь из кувшина в кружки. Голоса вновь запели:

– Не стучит, не гремит,

Ни копытом говорит,

Каленой стрелой летит

Молодой олень!

У оленя-то копыта

Серебряные.

У оленя-то рога

Красна золота.

Ты, олень ли мой, олень.

Ты, олешенька!

Ты куда-куда бежишь,

Куда путь держишь?

Я бегу ли, побегу

Ко студеной ко воде,

Мне копытцем ступить,

Ключеву воду студить!

Ты, Дунай ли, мой Дунай!

Дон Иванович Дунай!

Молодой олень!..

Анжелика напряженно вслушивалась. Пели стройно и звонко. Внезапно сердце Анжелики радостно забилось. Она услышала, что один из голосов поет с несколько странным выговором, совсем не похожим на то, как выпевали слова песни остальные певцы. Анжелика поняла, что один из поющих – не московит! Не московит! Конечно же, европеец! Должно быть, из того самого квартала Москвы, где живут иностранцы! Кто он? Итальянец? Немец? О, если бы француз!.. Но не обманулась ли она? Анжелика вновь принялась вслушиваться до боли в ушах! Нет, она не обманулась, не ошиблась! Один из поющих голосов явно выпевал слова песни с иным, нежели у московитов, выговором!

Анжелика вдруг поняла, что с ней нет топорика, насаженного на древко. Она безоружна! Но когда же она выронила оружие? Неужели ее все же заманили в ловушку? Она осторожно принялась водить руками в душной темноте. Нет, вот оно, древко, а вот и топорик. Она водила руками очень осторожно, чтобы не порезаться нечаянно. Итак, ее оружие было с ней. Она отложила оружие и, насколько это было возможно, привела в относительный порядок свои волосы и одежду. Как хорошо, что на ней европейское платье! И снова надо было решаться! Но, может быть, все же не спешить? Один из поющих голосов – явно голос иностранца, но остальные голоса – ведь это голоса московитов! И если Анжелика сейчас выберется из своего убежища, кто знает, не набросятся ли на нее эти московиты; кто знает, сможет ли защитить ее неведомый ей иностранец! А вдруг он – сторонник царицы Софии? Но нет, это маловероятно! Маленькая девочка с таким восторгом произносила имена Петра и Наталии… Нет, Анжелика не станет спешить показывать себя!..

Голоса шумели еще долго. Или Анжелике казалось, что это происходит слишком уж долго. Пелись песни, с плеском лилось вино, стучали о столешницу донца кружек… Но как долго ей еще ждать? Анжелика почувствовала, что ее глаза слипаются. Сказывалась усталость. Она столько испытала за эти дни!.. Анжелика сама не заметила, как заснула. Глубокий сон сморил ее.

Анжелика спала долго. Разбудило ее прикосновение к ее руке влажной детской ручки. Анжелика вздрогнула, но спала она все же чутко и тотчас очнулась от сна. Тоненький голосок девочки что-то говорил ей потихоньку. Девочка тянула ее за рукав. В открытую дверцу просачивался слабый свет из комнаты. Странная после грома пьяных песен тишина парадоксально оглушила герцогиню де Монбаррей. Нимало не колеблясь, Анжелика снова последовала за своей юной провожатой.

Очутившись снова в комнате, Анжелика зажмурила глаза, отвыкшие от света за недолгое время сидения в темной каморке. По-прежнему оплывала посреди стола сальная свеча. Столешница была усеяна кружками, многие из которых опрокинуты в лужицы вина. Но буйных певцов уже не было в комнате. Анжелика остановилась, удерживая в руках, то есть обеими руками, древко с топориком. Она невольно прикусила верхнюю губу, чтобы не рассмеяться. Должно быть, она выглядела в достаточной степени комично, в дамском наряде, но с грубым мужским оружием в руках. Мальчик и девочка что-то говорили тихими голосками, женщина, их мать, говорила громче. Все трое обращались к сидящему за столом одинокому человеку.

Анжелика посмотрела на него. Все ее существо тотчас охватили разочарование и тревога. Незнакомец был одет в московитский костюм. Значат, он не иностранец?! Что ждет ее? Боже! Ведь она не может говорить с этими людьми! Но как это мучительно: вдруг оказаться немой!..

Сидящий за столом поднял голову. Анжелика вздохнула. Она не настолько хорошо различала московитские лица. Глядя на этого человека, она никак не могла понять, кто же это, иностранец или коренной местный житель?..

Он смотрел на Анжелику. При свете сальной свечи она угадывала пытливость его взгляда. Она уже хотела было заговорить, но он опередил ее. И при первых же звуках его голоса она едва не расплакалась от облегчения!..

– Мадам?.. – произнес он с вопросительной интонацией.

– Боже!.. – воскликнула она. – Вы француз?..

– Нет, – отвечал он.

Тут Анжелика заметила, что он выговаривает слова иначе, нежели французы…

– Я не француз, мадам! – продолжил говорить он. – Позвольте представиться вам! И пусть вас не смущает мой московитский костюм. Я вынужден носить его, пока молодой царь Петр не одержит победу над своей сестрой Софией! Нет, я не француз. Я – швейцарец, родом из Женевы. Мое имя – Франц Лефорт! Я – старший друг молодого царя. Он доверяет мне. Теперь я принужден скрываться от царицы Софии, но я уверен, что ее правление не продлится долго! Я знаю, что Петр вернулся в Москву. Сейчас он также скрывается в надежном убежище. Я виделся с ним. Он рассказал мне о вас. Ведь вы – Анжелика, графиня де Пейрак, герцогиня де Монбаррей!.. – Тут он внезапно встал из-за стола и поклонился Анжелике придворным поклоном…

Анжелика заулыбалась. Придворный поклон показался ей очень забавным в сочетании с московитским кафтаном! Она в ответ присела в изящном реверансе. Женщина и дети смотрели с любопытством и жались к стенке подле стола.

– Вернитесь за стол, господин Лефорт, – спокойно сказала Анжелика. – Нам нужно о многом поговорить. – И с этими словами она обошла стол, но не увидела стульев. К столу были придвинуты две длинные скамьи без спинок, посреди одной из них вновь поместился Лефорт. Анжелика села на другую скамью, против него.

– Говорите все, что вам известно! – сказала Анжелика любезно, но твердо.

Лефорт улыбнулся. И глядя на его улыбающееся лицо, Анжелика поняла, что перед ней – европеец!

– Я поражен вашим появлением здесь! – проговорил Лефорт. – Царь Петр сказал мне, что вы – в плену у царицы Софии. Он известил меня также и о том, что вместе с вами в плен попали ваши сын и дочь, и – что несомненно чрезвычайно важно для него! – его младшая сестра Наталия! Царь также сказал мне, что в плену вместе со всеми вами находится некий человек по имени Андре Рубо, которого следует непременно задержать!..

Анжелика тотчас поняла, что Петр не доверил Лефорту тайну происхождения Андре Рубо! Да, Андре Рубо чрезвычайно важен для Петра как основной его соперник, законный соперник! Бедная Онорина! Петр должен уничтожить Андре Рубо! Анжелика это понимает.

– Мне удалось бежать, – начала Анжелика. Она рассказала Лефорту короткую историю своего побега… – Вы принуждены носить московитский костюм, но ведь царица София и ее сестры и сами охотно облачаются в европейские платья! Поймите меня правильно, я – на стороне Петра! Но насколько разнятся его замыслы преобразования Московии от замыслов Софии?

Лефорт посмотрел на свою собеседницу и отвечал ей так:

– Вы не знаете Московии, мадам! А я живу здесь уже достаточно давно. Сейчас женское правление принесет Московии только гибель! Да, София и ее сестры могут одеться в парижские платья, но ведь они ничего не смыслят в военном деле, в торговле и ремеслах, в постройке кораблей и в сочинении законов! Московии нужен именно царь, молодой и сильный правитель!..

Слушая речь Лефорта, Анжелика находила в его словах некоторые противоречия. Да, конечно, София наверняка не искушена в искусстве кораблестроения, но ведь при ней все же находился ее тайный супруг Василий Голицын! И наконец: у Софии есть сын, Андрей! Быть может, Андре Рубо и есть тот самый, столь необходимый Московии, молодой царь! Но Андре Рубо ничего о своем происхождении не знает. А если узнает? Борьба двух полноценных претендентов на московский престол… О, это совсем не то, что борьба молодого, полного сил царя с пожилой царицей! Конечно, в конце концов московиты примут сторону Петра! И быть может, так будет лучше для Московии! Но ведь у Анжелики своя задача: она должна спасти своих детей, спасти Онорину!..

– Андре Рубо удалось бежать, – сказала Анжелика.

Лефорт взмахнул руками огорченно:

– Это очень и очень скверно! Царь будет недоволен!..

– Я полагаю, что отыскать в Москве человека, не знающего ни слова по-московитски, будет не так трудно, – заметила Анжелика.

– Не знаю, не знаю, – Лефорт покачал головой. – Найти, оно, может, и не трудно, а только кто же его найдет первым: царица София или царевич Петр!..

– Но его ищут? – осторожно спросила Анжелика.

– Люди Петра обшаривают окрестности вокруг царицыного дворца, – отвечал суховато Лефорт. – Но и люди Софии не дремлют. Они, то есть люди Софии, ищут и вас, мадам! Но мы, как видите, нашли вас прежде!..

– Слава Богу! – проговорила Анжелика. – Но чей же это дом и кто его хозяева?

Это жилище принадлежит Марье Кузьминой, бедной вдове писца. Девочка, приведшая вас сюда, ее дочь по имени Анна, а мальчик – сын Митрий. В Московии пока нет обычая платить пенсию вдовам государственных служащих, поэтому Марья не получает ни полушки! Она живет тем, что принимает у себя, в своем бедном доме, местных пьяниц, которые платят ей за вино и за возможность выпить это вино под крышей, а не под холодным зимним ветром! Но это не единственный источник дохода для Марьи. Царь Петр платит ей за то, что вместе со своими детьми она занимается шпионажем в нашу пользу! Анна искала вас и как только нашла, тотчас – через верных людей – об этом донесли мне! Да и люди, собравшиеся сегодня у Марьи, – это люди царя Петра!..

– В таком случае, вы с легкостью обнаружите и Андре Рубо!

– Если его еще не обнаружили люди Софии!..

Анжелика не могла сдержаться и закрыла руками лицо. Она чувствовала, что вот-вот зарыдает, но собралась с силами и сдержалась.

– Что с вами? – спросил Лефорт заботливо. И тотчас окликнул на московитском наречии: – Марья! Анна! Воды для боярыни заморской!..

Женщина и девочка заметались по комнате. Откуда-то явилась в тонкой руке Анны кружка с водой.

– Выпейте, мадам! – предложил Франц Лефорт.

Анжелика отняла ладони от лица, взяла из руки девочки холодную кружку и отпила. От ледяной воды заломило зубы. Анжелика слабо охнула и поставила кружку на стол. Затем окунула в кружку пальцы правой руки и смочила лоб и виски.

– Вам лучше? – спросил Лефорт.

Анжелика кивнула, затем заговорила:

– Вы спрашиваете, что со мной? Я не знаю, есть ли у вас дети…

– Нет!..

– Но я надеюсь, вы все равно поймете меня! Мои сын и дочь… Они в плену… я бежала… Что с ними может сделать София?..

– Для того, чтобы это узнать… для того, чтобы это узнать… – Лефорт постучал по столешнице костяшками пальцев… – Для того, чтобы узнать, что сталось с вашими детьми и уберечь их, вам необходимо вернуться к Софии!..

– Но это безумие! Она убьет меня. Она не простит мне моего бегства!

– Находясь снова у нее, вы, мадам, сможете контролировать ситуацию!

– Да, смогу! – резко возразила Анжелика. – Смогу, когда София прикажет отрубить мне голову или бросит меня в холодный подвал!

– Сделайте все возможное, чтобы избежать этого! Пустите в ход все свое обаяние, свой ум!..

– Софии ни к чему мой ум и тем более мое обаяние!..

Анжелика нахмурилась. Ведь она едва не добавила к своим резким словам сакраментальную фразу: «Софии не нужно мое обаяние, не нужен мой ум; Софии нужен ее сын, ее наследник!»…

– Вы не согласны? – спросил Лефорт.

Боже мой! Если бы у нее оказалась возможность подумать! Но подобной возможности ей давно уже не предоставляла судьба!..

– Я хотела бы поговорить с царем!..

– Это не так просто!

– Мне необходимо видеть его! Я должна, я обязана кое-что важное сообщить правителю Московии!..

Лефорт молчал, наклонив голову.

– Так что же? – не вытерпела Анжелика. – Я не понимаю, почему вы медлите!

Лефорт поднялся из-за стола.

– Едем!..

– Погодите! – остановила его Анжелика. – Я хотела бы вознаградить маленькую Анну, ее мать и брата!..

– Не тревожьтесь об этом. Они получат свое вознаграждение.

– Тогда переведите им мои слова!

Анжелика подошла к маленькой Анне, обхватила ладонями ее чумазые щеки и поцеловала в нос, чуть приплюснутый.

– Прощай, маленькая Анна! – сказала Анжелика. – Я не забуду тебя! Мы еще встретимся, когда мои обстоятельства улучшатся!..

Франц Лефорт перевел слова Анжелики на московитское наречие. Анна поцеловала руку заморской боярыни. Мать и брат маленькой спасительницы герцогини де Монбаррей кланялись.

Лефорт и Анжелика поспешно оделись и вышли во двор. Брат Анны нес перед ними фонарь. Они вышли на улицу. Там ждали их сани, то есть повозка на полозьях. Звезды и луна уже потускнели. Фигура возчика виделась совершенно черной. Лефорт помог Анжелике усесться, затем сел сам. Брат Анны накинул на ноги сидящих в санях медвежью шкуру, которая была прикреплена к саням спереди. Возчик дернул вожжи. Сани тронулись с места и легко покатились по снегу. Слабый свет фонаря уплыл в домишко Марьи Кузьминой.

Возчик, разумеется, хорошо знал дорогу. Вскоре сани очутились на широком пространстве и помчались стремглав.

– Дышите носом, мадам! – посоветовал Лефорт. – Зима суровая, воздух очень холодный. Возможно легко простудиться…

Анжелика послушно задышала носом, не открывая рта. Мороз щипал щеки.

– Далеко ли нам ехать? – спросила Анжелика.

– Лучше молчите, мадам! Берегитесь холодного воздуха! А ехать нам далеко, достаточно далеко!..

Анжелика замолчала. Сани выехали на равнину. Она пыталась понять, где они едут. Не та ли местность, где они проезжали верхом? Нет, кажется, не та!..

«Скоро утро, – думала Анжелика, – скоро утро!..»

Она уже совершенно успокоилась. Скоро она увидит Петра. Он должен быть извещен о том, что царица София уже знает: ее сын вернулся! Должен быть извещен? Или все же нет? Как лучше поступить?..

Странные протяжные и дикие звуки прервали размышления герцогини де Монбаррей. Звуки эти повергали в ужас и тоску. Анжелика почти догадалась, что же это, но все же спросила:

Что это? – обращаясь к своему спутнику.

– Волки! – коротко бросил он в ответ.

Анжелика тотчас сообразила, что дело нешуточное!

Невольно она схватилась за древко с топориком. Она не забывала о своем оружии, об оружии, которое было добыто ею ценой убийства!

Лефорт кричал возчику по-московитски, понуждая того ехать еще быстрее.

– Скорей! Скорей! Пошел! – кричал женевец.

Возчик гнал лошадей.

Седоки цеплялись друг за друга, поворачиваясь так, чтобы видеть мчавшихся за санями серых разбойников. Анжелика уже различала оскаленные пасти, горящие глаза, клиновидные серые морды.

– У вас есть оружие? – спросила Анжелика, крепко хватаясь обеими руками за рукав шубы Франца Лефорта.

– Нет! – крикнул он.

Волки приближались.

«Как глупо!» – подумала Анжелика.

Это ведь и вправду было глупо: прожить буйную жизнь, спастись от многих опасностей и… погибнуть в далекой холодной стране от клыков диких зверей! Но нет! Она так просто не отдаст свою жизнь!

Матерый волк вырвался вперед и седоки уже могли расслышать щелканье огромных зубов… Анжелика решительно схватилась за древко своего топорика. Она проклинала тяжелый кафтан стражника, сковывающий ее движения. Но все-таки она ухитрилась размашисто метнуть свое оружие! Матерый волк отчаянно завизжал и покатился по снегу. Его сотоварищи резко рванулись бежать назад, прочь от саней с опасными седоками! Лошади вдруг стали как вкопанные. Сани внезапно повернулись и все трое – Лефорт, Анжелика, возчик – очутились в снегу. Помогая друг другу, они поднялись на ноги.

– Я должна вернуть мое оружие, – сказала Анжелика.

– Вы сошли с ума! Теперь уже вы сошли с ума! – простонал швейцарец и вдруг повалился снова на снег. Он лишился чувств. Анжелика набрала полные горсти снега и принялась тереть лицо друга Петра. Франц Лефорт скоро опомнился. Анжелика неуклюже побежала к агонизирующему волку. Умирающий зверь обливался кровью. Он был смертельно ранен. Анжелика нагнулась и ее оружие вновь очутилось в ее руках. Она посмотрела на умирающего зверя. Франц Лефорт подошел к ней.

– Матерая волчица, – произнес он задумчиво.

– Волчица?! Я думала, вожаком стаи бывает волк!

– Редко! – Лефорт смотрел на издыхающую волчицу. – Чаще всего стаей руководит волчица!..

Оба замолчали. Анжелика не спрашивала, кого напомнила ее спутнику волчица! Конечно же, царицу Софию!..

Дальнейший путь протекал без трагических случайностей. Звезды и луна уже совершенно побледнели, когда сани подъехали к деревушке, состоявшей из пары десятков домов, деревянных сельских московитских домов. С первого взгляда возможно было подумать, что деревушка совершенно заброшена, но на самом деле это было не так! Откуда ни возьмись, бросились к подъезжающим саням вооруженные люди, но приостановились, узнав друга царя. Анжелика поняла, что молодого царя хорошо охраняют. Петр явно уже собрал своих сторонников и, должно быть, готовился к решающему столкновению со своей сестрой. Лефорта и Анжелику проводили в один из домов. Там, в бедно убранной комнате, сидел за деревянным столом Петр. Он показался Анжелике сумрачным и задумчивым.

– Снимите верхнюю одежду, – сказал он, никак более не приветствуя вошедших.

Лефорт и Анжелика освободились от неуклюжих верхних одежд. Лефорт помог своей спутнице стащить с плеч кафтан-шубу стражника. Анжелика положила на пол древко с топориком. Надо было сесть, но они ожидали позволения.

– Сядьте! – приказал царь.

Они сели на обычную для убранства московитских домов скамью без спинки.

Петр обратился к своему старшему другу:

– Франц, ты готовишься к возможным стычкам в городе? Собраны ли наши летучие отряды?

– Подготовка идет, – отвечал Лефорт с воодушевлением.

– Быстрее, быстрее! – Петр ударил кулаком по столешнице. – Как возможно быстрее! – повторил он.

– Да, да, не тревожься! – Лефорт помахал рукой.

Разговор шел на французском языке.

– А теперь ступай! – Петр по-прежнему обращался к Лефорту. – Я должен поговорить с герцогиней де Монбаррей наедине!

Лефорт поднялся и тотчас пошел к двери. Мужчины не подмигивали друг другу, как можно было бы ожидать, а оставались серьезны.

Едва дверь за Лефортом затворилась, как Петр начал разговор. Он сразу же заговорил просто, без церемоний.

– Кое-что мне уже известно, – сказал царь. – Но я хочу знать подробности вашего разговора с моей сестрой, а также подробности бегства Андре Рубо!

Анжелика подробно рассказала о своей беседе с царицей Софией. Петр кивал и глаза его то и дело вспыхивали грозными искрами.

– Что же касается бегства Андре Рубо, то этих подробностей я не знаю, – откровенно отвечала Анжелика.

Петр кивнул, затем произнес задумчиво:

– Так, стало быть, моя сестра потеряла сознание… Теперь она знает, что ее сын в Москве… – Он замолчал.

– Простите, Ваше Величество, – Анжелика пыталась говорить, не теряя чувства собственного достоинства. – Я не должна была говорить… но глаза матери, потерявшей сына!.. Она смотрела на меня такими печальными глазами…

Петр выкрикнул по-московитски какие-то слова. Это, должно быть, он произнес московитские ругательства. Анжелика сидела, опустив голову. Наконец она решилась говорить:

– Я сама – мать. Мои дети в опасности!

– Нет, это вы, герцогиня, подвергли меня страшной опасности! Вы такая же, как все женщины, такая же сука, готовая на любое предательство, на любое преступление ради спасения своей жизни, или жизни своих щенят, или жизни своего кобеля!..

Анжелика вскочила, не стерпев оскорбления:

– Замолчите! То, что вы – царь, отнюдь не дает вам права оскорблять даму, титулованную особу, подданную короля, с которым вы желаете поддерживать дружественные отношения!

– Оставьте! Вы в моих руках. София давно уже пришла в себя. Она ищет своего сына, ее люди рыскают по Москве. Но пусть только попробуют сунуться сюда!..

Анжелика обрадовалась:

– Неужели вы нашли Андре Рубо? – Но радость тотчас погасла. Анжелика понимала, что нет, Андре Рубо еще не найден!

– Если бы я нашел его! Я тотчас же отдал бы приказ уничтожить его!

– Но ведь он не знает о своем происхождении!

– Он узнает!

– Я сомневаюсь. София не решится сказать кому бы то ни было о своем сыне…

– Но это всего лишь ваши предположения, герцогиня! Вы уже натворили дел!

– Что мне делать?! Я готова понести наказание. И ваш друг Лефорт уже придумал для меня наказание. Он предлагает мне вернуться к Софии!

– Я предлагаю вам то же самое!

– Вы не боитесь, что я приму ее сторону? – рискнула спросить Анжелика.

Петр громко, басовито расхохотался:

– Зачем же вы так поступите? – спросил он сквозь смех.

– Хотя бы ради спасения своих детей! – сказала Анжелика с вызовом.

Новый взрыв хохота заставил молодого царя пригнуть буйные черные кудри к столешнице.

– Вы, разумеется, шутите! – заговорил он, одолев смех. – Я не думаю, чтобы вы были настолько глупы.

– Что глупого заключалось бы в подобном шаге? Мои дети находятся в руках царицы, так же, как я сейчас нахожусь в ваших руках…

Петр пристально посмотрел на герцогиню де Монбаррей. Анжелику поразила проницательность, беспощадная проницательность его взгляда.

– Не стоит со мной шутить, герцогиня! – проговорил молодой царь. И в глазах его вновь вспыхнул зловещий огонек. – Вы должны знать, я, именно я, выйду победителем из этой борьбы двух претендентов на московский престол, из борьбы царя Петра и царицы Софии! И горе тем, кто пойдет против меня! Я ничего не могу обещать вам, герцогиня! Я не обещаю вам спасти ваших детей! Я даже не обещаю сохранить вам жизнь! Но вы будете делать то, что я прикажу вам!..

Анжелика сама не понимала, почему она подчиняется этому высокорослому молодому человеку. Впрочем, почти все, чьи пути скрещивались с его путем, готовы были подчиняться ему!

– Да, – покорно отвечала Анжелика, – я вернусь к царице. Но… скажите мне, как это возможно?..

– Предоставьте организацию вашего возвращения мне, – сказал спокойно Петр.

Анжелика покорно отдала себя в руки сумрачных женщин в бесформенных платьях. Ей связали руки, затем завязали глаза черной тряпкой. Теперь она ничего не могла видеть. Но в который раз в своей жизни! Ее вели, направляли. Какое-то время она ощущала на своем лице покалывание морозного воздуха. Потом поняла, что ее внесли в закрытый экипаж. Глаза по-прежнему оставались завязанными непроницаемой черной материей. Жилистые женские руки держали ее. Началась дальняя дорога. В экипаже было в достаточной степени тепло. Невольно клонило в сон. Анжелика задремала. Она знала, что должна будет делать. Впрочем, ничего особенного ей и не предлагалось делать… Когда она согласилась возвратиться к Софии, ей вдруг пришло на мысль сделать Петру одно предложение.

– Ваше Величество! – рискнула предложить она. – Если уж я все равно возвращаюсь к Софии, то не покончить ли мне с ней разом?

– То есть?.. – Петр то ли действительно не понимал, что именно предлагает ему герцогиня де Монбаррей, то ли притворялся, будто не понимает, хотя обычно притворство не было ему свойственно.

– Если вы прикажете мне, я сумею добавить в кушанье или в питье Софии некоторые вещества, благодаря которым ее жизнь прекратится ранее, нежели это произошло бы без употребления подобных веществ! – Анжелика чувствовала сильное сердцебиение.

Царь Петр усмехнулся.

– Не прикажу! – сказал он жестко. – Не ждите, герцогиня, подобного приказа от меня! И самовольно не смейте действовать! Я желаю быть храбрым, но хранить благородство! Запомните это твердо!..

Итак, Анжелика должна была исполнить во дворце Софии опасную должность шпионки, действующей по приказанию молодого Петра.

– Если моя сестра все же отыщет своего сына, то вы, герцогиня, обязаны каким угодно способом устранить его! Отрубите ему голову, заколите кинжалом, отравите. Хороши все средства! Но Андре Рубо должен быть умерщвлен. Я никогда не стану отравлять мою единокровную сестру. Если она и умрет насильственной смертью, то только по приговору суда, справедливого суда! Но для того, чтобы уничтожить этого ее щенка, хороши все средства! Да, я вновь и вновь повторю это!..

Экипаж остановился. Анжелика проснулась от резкого толчка. Жесткие и жилистые женские руки грубовато вытащили ее наружу. Она была в домашнем платье и тотчас ощутила страшный холод. Ей развязали глаза. Но в первое мгновение ей показалось, будто глаза ее по-прежнему завязаны. Было темно вокруг. Анжелика поняла, что давно уже наступила ночь. Она была в совершенном одиночестве. Слух ее уловил шум отъезжающего по снегу экипажа. Это, должно быть, отъезжал возок, поставленный на полозья. Мороз немилосердно рвал и щипал руки, ноги и открытую шею Анжелики. Она понимала, что если тотчас не примется действовать, то может и замерзнуть! К ее удивлению, несмотря на царившую темноту ночи, она узнала ограду, окружавшую дворец Софии. Ноги Анжелики, обутые в легкие туфли, увязали в снегу. Она пробралась к забору, била в доски коченеющими кулаками, громко кричала на московитском языке, как научил ее Петр:

– Помогите! Спасите! Помогите!..

Она кричала безостановочно, все сильнее и сильнее. Она ощущала, как мороз убивает ее. И чтобы спастись, она должна была вновь и вновь звать на помощь!

Ее крики наконец-то были услышаны. Не замеченные ею ранее, распахнулись деревянные ворота. О, как она теперь жалела о своем недавнем оружии, о своем топорике, насаженном на древко!

Вооруженные стражники окружили ее. Ей сделалось страшно. Помня уроки Петра, Анжелика кричала на московитском языке:

– Царица София! Царица София! Отведите меня к царице Софии! Я должна сказать ей важное!..

Анжелика кричала, охваченная ужасом. Возможно, жизнь ее висела на волоске. Стражники заговорили наперебой. Звучание грубых голосов усиливало ужас Анжелики. Они размахивали оружием. Она поняла, что они велят ей идти в ворота. Думая лишь о возможном избавлении от холода, Анжелика вошла, проваливаясь по колени в рыхлый снег. Снова длинный заснеженный двор, калитка. Затем еще один двор, еще одна калитка. Большая холодная прихожая. Но все равно здесь было теплее, чем снаружи. Анжелика заплакала, потому что ее ноги в легких чулках и легких туфлях окоченели и она уже почти не ощущала свои руки, так они замерзли. Вооруженные стражники передали ее женщинам. И снова ее вели по коридорам, галереям и переходам. Но она не думала ни о царице, ни о своих детях. Ее сейчас беспокоило лишь онемение рук и ног. Неужели она сделается калекой? О, ужас! Неужели таким будет трагический финал ее жизни? Нет, если это случится, она покончит с собой!..

Наконец-то она очутилась в жарко натопленной комнате. И снова перед ней, словно башня, возвысилась огромная великанша-царица. Облаченная в бесформенное московитское платье кроваво-красного цвета, с распущенными по плечам волосами, царица казалась особенно страшна!

– Где он? Где он?! – выкрикнула София, едва завидев Анжелику.

Терзаясь онемением рук и ног, Анжелика смотрела на царицу, не понимая ее слов.

– Где он? Где мой Андрей? – повторила царица по-французски.

– Спасите меня! – быстро проговорила Анжелина. – Мои ноги и руки замерзли. Я не хочу остаться калекой. Если я погибну или буду искалечена, вы ничего не узнаете о нем!..

Анжелика не знала, что ответит на ее слова царица, но ведь Анжелике было совершенно все равно сейчас! Важно было только сохранить здоровыми руки и ноги!.. И царица все поняла. Она быстро отдала несколько приказов. Анжелику подхватили и повлекли. Совсем скоро она очутилась в помещении, где полы были свинцовые и устланы были еловыми ветвями. В рот Анжелике влили какой-то кисловатый напиток. Несколько глоточков взбодрили ее. Ловкие руки царицыных прислужниц раздели ее и растирали ее руки и ноги. Затем Анжелике распустили волосы. Усталая, она невольно закрывала глаза. Ее вновь и вновь поили кисловатым напитком, напомнившем ей некоторые сорта пива. Ее на руках внесли в чрезвычайно жарко натопленное помещение. Глотая жаркий воздух, она поняла, что снова очутилась в московитской бане. Женские руки мыли ее, терли душистым мылом и какими-то жесткими тряпицами. Ее окатывали всю то горячей, то холодной водой. Она ощутила всей кожей, всем телом, как бьют ее прутьями. Тело ее, все ее существо словно бы исчезало, растворялось в горячем пару. Она едва не лишалась чувств. Она стонала, полумертвая, и внезапно – о, счастье! – она смогла вдохнуть прохладный воздух вместо горячего пара. Ее вернули в помещение со свинцовым полом, устланным еловыми ветками. Ее уложили на перину. Она стонала, но уже понимала всем своим существом, что она спасена, что ее руки будут двигаться, что ее ноги будут двигаться и нести ее тело. Одна из женщин ловко расчесывала ее волосы. Анжелику вновь поили бодрящим кисловатым напитком. Затем на подносе принесли еду. Ощущая ужасный голод, Анжелика впилась зубами в кисловатый хлеб, заедая его кусками необыкновенно вкусной рыбы, которая, впрочем, была чрезвычайно соленой на вкус. Светлые волосы Анжелики заплели в две косы. На нее надели московитское платье, очень широкое. Ноги ее обули в туфли без задников. Анжелика ощущала себя вновь бодрой и сильной. Окруженная прислужницами Софии она снова и снова шла по лестницам и переходам. Царица уже нетерпеливо ждала ее в своей спальне. София взмахом руки выслала из комнаты служанок. Анжелика стояла у двери.

– Сядь же, сядь! – Великанша кинулась к Анжелике и та невольно отпрянула, затем собралась с духом и села в уже знакомое кресло. Царица, словно ожившая башня, взволнованно ходила по комнате, заполняя небольшой спальный покой своим огромным колышущимся телом.

– Где он? Где он? Где он? – несколько раз повторила София. Анжелика поняла, что эта растерянная женщина зависит, в сущности, от нее.

– Живы ли мои дети? – спокойно спросила Анжелика – И хорошо ли их содержат? Я имею право на эти вопросы.

Царица уставилась на ее лицо своими огромными черными глазищами:

– Твои дети живы и здоровы. Я не приказывала терзать их за твой побег. А ведь я могла бы!.. Разве у меня не было такого права?!

– Нет, – отвечала Анжелика, – вы не имеете такого права. Потому что… потому что никакого бегства не было!

– Что значат ваши слова? Не было бегства? Разве вы, герцогиня, не бежали вероломно, воспользовавшись моим обмороком? Разве не вы убили стражника?

– Вы слишком хорошо думаете обо мне, Ваше Величество! По-вашему, я могла одолеть мужчину-воина и отнять у него оружие? И с такою легкостью, не так ли?

Царица задумалась.

– Предположим, это сделали не вы, но тогда кто же? Кто помог вам бежать?

– Лучше бы вы спросили, Ваше Величество, почему я возвратилась!

– Я спрашиваю и об этом!

– Если бы я могла ответить вам!

– А ты не можешь ответить?

Да, представьте себе, я не могу ответить! Я только могу сказать вам, что люди вашего брата Петра проникли и сюда, среди ваших слуг безусловно есть изменники! Но я расскажу вам, Ваше Величество, все по порядку! Едва вы упали на постель без чувств, как я бросилась к двери, чтобы позвать на помощь! Я не знаю московитских слов и потому кричала по-французски. Внезапный удар по голове оглушил меня. Я очнулась в комнате бедного дома. Голова очень сильно болела. Отворилась дверь и вошел ваш, Ваше Величество, брат Петр. Он принялся спрашивать меня о своей сестре Наталии и о ваших, Ваше Величество, планах и намерениях. Я отказывалась отвечать. Вы легко можете понять, что я не лгу, ведь в ваших руках оставались мои дети. Но я надеюсь, что теперь вы понимаете, кто убил стражника. Ваш брат Петр бил меня по щекам, но я не произнесла ни слова. Меня били мешками с песком, чтобы не осталось следов. Ведь все же Петр не хочет портить отношения с французским королем! Меня бросили в темный подвал, где стены были влажны от сырости. Я погибла бы в этом подвале, а Петр объявил бы французскому королю, что я погибла от болезни! Но один из воинов Петра помог мне бежать…

– Почему? – строго спросила София.

Анжелика передернула плечами:

– Я еще могу нравиться мужчинам, Ваше Величество!

К своему изумлению, Анжелика увидела, как зарделось лицо Софии, круглое и уже немного одутловатое.

– Простите, Ваше Величество! Я оскорбила Вас!..

– Нет, – краска стыдливого румянца медленно сходила с лица Софии.

– Этот человек дал мне верхнюю одежду, – продолжала Анжелика. – Он вывел меня на улицу и отпустил. Была ночь. Я отправилась к вашему дворцу.

– Ты хочешь мне сказать, что Петр и его люди скрываются здесь, в Москве?

– Да, да, именно так! И согласитесь, это вполне разумно. Вы ведь не станете искать его в Москве!

– Да, я полагала, он скрывается далеко от Москвы…

– Он хитер…

– Ты должна показать, где же скрывается Петр.

– Я охотно сделаю это. Но я не уверена, что отличу один московский дом от другого…

– Ладно. Я освобожу тебя от этого испытания. Мои люди обыщут все бедные дома моей столицы!

– Едва ли они найдут Петра! Как только начнутся обыски, он тотчас скроется!

– Обыски неминуемы. Я должна найти моего сына!

Анжелика уже догадалась, что София все еще не нашла Андре Рубо. Да и как царица могла найти его, она ведь, в сущности, ничего о нем не знает!..

– Но вы ведь ничего не знаете об Андрее, – сказала Анжелика.

– Да, на его теле даже нет родимых пятен или каких-либо других примет. Кожа его чиста. Но одно я все же знаю о нем: он не говорит на московитском наречии! Значит, в своем бегстве он должен стремиться в тот квартал Москвы, где живут иноземцы. Я уже направила туда моих людей. Идут обыски. Но пока никого похожего не нашли. Кажется, в этом квартале давно не появлялись новые лица.

Анжелика сидела спокойно, стараясь скрыть облегчение, которое испытывала. Андре Рубо не найден. Он все еще не знает о своем происхождении!

– Я хотела бы повидать мою дочь, – сказала Анжелика.

– Нет, – отвечала София. – Могу тебе сказать, что она жива и здорова, ее содержат хорошо. Но я вовсе не хочу, чтобы ты устроила ее побег! Ты слишком хитра!..

Анжелика подумала, что царица в определенном смысле предусмотрительна.

– Теперь и тебя будут хорошо стеречь, – продолжала София, – Но ты должна рассказать мне о моем сыне. Скажи мне, как выглядит Андрей, какое у него лицо!..

Анжелика добросовестно принялась припоминать черты лица Андре Рубо, особенности его походки и некоторые, известные ей черты его характера…

– Он кажется мне храбрым человеком, – говорила Анжелика. Его нельзя назвать изворотливым, но все же он остается в живых даже при самых тяжелых испытаниях. Его характер и внешность не имеют, в сущности, особых примет, но тем не менее он кажется весьма своеобразным существом. Я не так хорошо знала его…

– Но Петр знал его!

– Да, Петр сумел найти его и вез его в Московию.

– Зачем? Ведь он мог убить моего сына еще во Франции!

– Я полагаю, Петр намеревался шантажировать тебя. Он может обещать тебе, что пощадят твоего сына, если ты добровольно отречешься от престола!

– Кто же поверит такому обещанию!

– Кто? Мать, безумно любящая сына, то есть… ты!

– Он ищет Андрея?

– Конечно!

– Я найду моего сына первой!

– Надеюсь.

– Я умею мыслить логически. Я повторяю тебе, что моего сына следует искать среди московских иноземцев!

«Да, она мыслит вполне логично, – думала Анжелика. – и вправду, на месте Андре любой стал бы искать людей, говорящих по-немецки или по-французски. Любой? Но не Андре Рубо. Я нимало не удивлюсь, если он скрывается где-нибудь в совершенно непредвиденном нами месте…»

– Почему ты молчишь? – спросила царица.

– Я думаю, права ли ты, – спокойно ответила Анжелика.

Она почувствовала, что снова впадает в дремоту. Есть покамест не хотелось. Но, быть может, ее все-таки когда-нибудь накормят!..

Каждая из многочисленных церквей Москвы посвящалась какому-либо святому. Маленькая окраинная церквушка, притаившаяся в грязном переулке, посвящена была святому Николаю, чудотворцу из греческого старинного города Ликийские Мирры. Этот святой весьма почитаем московитами. В Москве существует несколько храмов, посвященных этому святому. Московиты, как правило, приходят в храм к утренней службе или же к вечерней. Раздается звон колоколов и в полутьме зимнего утра к церквам спешат или идут медленно мужчины и женщины. Женщины, случается, приходят в церковь и днем, когда обычно в церкви никого нет, кроме служителей. Так было и в этот день. Немолодая, или казавшаяся немолодой, усталая простолюдинка-московитка вошла в церковь. Она тотчас принялась креститься набожно, кланяясь изображениям святых, украшавшим стены. Затем она купила свечу, разломила ее надвое и одну половину поставила у деревянной доски с изображением Николая-чудотворца, а другую – у такой же доски с изображением Мадонны с младенцем. Женщина то и дело кланялась и крестилась, шепча слова молитвы. К ней приблизилась старуха, которая обычно готовила кушанье для священнослужителей.

– Марья! – сердито заговорила старуха. – Опять ты жадничаешь! Почему ты купила только одну свечку? Денег жалеешь? Жаль тебе поставить лишнюю свечку перед иконой?!..

А надо сказать, что доски, на которых написаны изображения святых, московиты называют «иконами»…

Бедная Марья смиренно поклонилась сердитой старухе:

– Простите меня, матушка! Я грешна. Но я ведь и бедна. Я – вдова, у меня двое детей. Я с таким трудом ращу их. Иногда нам нечего есть, нет дров, нельзя затопить печь! Пусть только Господь пошлет мне хоть немного денег, я не медля куплю несколько хороших больших свечей и буду долго молиться и благодарить Господа нашего и святых!..

– Не прибедняйся, Марья, не прибедняйся! – ворчала старуха. – Все знают, что по ночам ты собираешь у себя самых отпетых пьяниц!

– Матушка! – воскликнула Марья. – Какие деньги у отпетых?! Мы перебиваемся с хлеба на квас!..

А квасом московиты зовут тот самый, весьма кисловатый и напоминающий пиво напиток, которым потчевали и Анжелику…

Старуха зоркими глазами глянула на Марью:

– А ходят слухи, Марья, будто ты не одних лишь пьяниц привечаешь!..

– Матушка! – с досадой перебила свою собеседницу Марья. – Да кто же это наговаривает на бедную вдову?! Кто же это хочет погубить меня? Кто хочет лишить малых детей родной матери?!

– Люди говорят, – уклончиво отвечала старуха. – А народ, он ведь не скажет зря!

– Врут, матушка, врут мои враги! – защищалась Марья.

– Да что ты! – старуха махнула рукой. – Не бойся. Мы все ждем – не дождемся, когда же вступит на престол наш законный государь, Петр, прекрасный, как молодой месяц! Всех истомила проклятая София! Где же это видано, чтобы женщина правила государством?! Бесстыдница она!..

Марья кивала, но молчала.

Раздались шаги. В церковь вошла еще одна женщина и тоже принялась кланяться и креститься. Затем поставила перед иконами две свечи и принялась молиться. Старуха и Марья также прекратили беседу и молились. Но вот женщина приблизилась к Марье и старуха потянулась за ней. Разом поклонившись в последний раз, истово перекрестившись, три женщины вышли из церкви. В маленькой прихожей они, однако, задержались, не торопясь наружу. В прихожей было холодно, но все же не так, как на улице. Женщины снова принялись переговариваться.

Теперь они говорили о случившемся ночью преступлении. Возле одного из полуразрушенных деревянных заборов ночью нашли убитую старуху. Хозяин дома, бедный ткач, тотчас же вызвал стражников. Осмотрели труп. Оказалось, что женщина погибла, в сущности случайно. Кто-то ударил ее, кулаком, должно быть, в лицо, и разбил ей губы и нос. Тогда несчастная не удержалась, должно быть, на ногах, упала, ударилась о мерзлую землю, и этот удар оказался смертельным. Ночью шел снег и потому никаких следов подле трупа не осталось. Но самое страшное было то, что убийца раздел женщину! Никто не мог понять, зачем же он это сделал! Стражники решили, что он надругался над ней. Но кое-какие опытные в делах такого рода люди уверяли, что преступник о таком и не думал!.. Да и убитая вовсе не была привлекательна, старая нищенка, вечно просившая милостыню у церкви святого Николая. Она была так грязна, неопрятна и дурна собой, что даже и трудно было вообразить себе человека, который решился бы овладеть ею насильно! Кто же и зачем убил ее? На подобные вопросы нельзя было найти ответы! Труп захоронили в общей могиле, где хоронили нищих и бродяг. Было записано, что раскрыть это преступление нет никакой возможности!..

И теперь три женщины многословно обсуждали это непонятное и потому страшное убийство.

– Нет, нет, – говорила старуха-церковница, – убийца хотел изнасиловать несчастную, но кто-то помешал ему!

– Да кто бы на нее польстился! – воскликнула другая женщина.

– А ты, Марья, что думаешь? Ты умна, скажи нам!.. – пристала церковница к Марье.

– Не знаю, что и думать! – осторожно начала Марья. – Не знаю, что и думать! А только я вам скажу, что такое убийство, оно не к добру! Вот что я вам скажу!..

Женщины еще немного поговорили, затем решили разойтись. Дома их ждали дела, надо было готовить пищу, приглядывать за детьми, стирать одежду… Когда они прощались, церковница спросила Марью:

– Марья! Придешь ли ты к вечерней службе?

– Да, да! – поспешно отвечала Марья. – Я непременно приду и приведу детей!..

Женщины разошлись.

Вечер опускался на Москву. Это был тяжелый холодный зимний вечер. Зазвонили колокола. Люди снова потянулись в храмы. К утренней и вечерней службе обычно собиралось много людей. Зная об этом, множество нищих сходилось к церквам. Они протягивали ладони за подаянием и выставляли напоказ свои язвы, болезни и старость, столь убогую, что на нее было противно смотреть!

Марья шла в церковь, ведя за руки своих двоих детей, бойкую Анну и подростка Митрия. Все люди кругом были ей знакомы, то и дело обгоняли ее, спрашивали о здоровье. Она охотно отвечала, кланялась тем, кто побогаче. В широкий пояс своей бесформенной зимней одежды Марья спрятала несколько мелких монет, для раздачи нищим.

Приблизившись к церкви, Марья отдала монеты сыну и дочери.

– Дети! Раздайте деньги бедным. Молитва нищего – самая теплая и верная молитва! Пусть нищие молятся за вас!..

Анна и Митрий, приняв деньги из руки матери, принялись оделять нищих. Эти несчастные лица были хорошо знакомы и самой Марье и ее детям, эти нищие не первый день, и даже и не первый год собирались у церкви святого Николая.

Среди московских нищих существовали свои договоренности. Нельзя было переходить от одного храма к другому. Нищие жили своими сообществами, платя в определенные окраинные жилища за еду и ночлег. Все нищие знали друг друга. Поэтому появление чужака встречали сердито, полагая, что и без того мало подают! После внезапного убийства одной из нищенок остальные были очень встревожены, строили предположения и всячески опасались за свою жизнь.

Анна и Митрий уже отдали все мелкие монеты и снова подошли к матери. Пора было войти в храм. Люди теснились у входа.

В это самое время к нищим робко приблизилась неуклюжая, сгорбленная женщина, закутанная в тряпье. Бедняга дрожала от холода. Она хотела встать рядом с остальными и протянуть ладонь за подаянием, но на нее зашипели. Один старик, по уши заросший густой спутанной бородой, толкнул несчастную.

Она едва не упала, но все же удержалась на ногах и прижалась к стене.

– Пошла прочь, попрошайка! – крикнула нищая старуха.

Несколько мужчин расхохотались на эти слова.

– Попрошайка попрошайку попрекает! – хмыкнул один.

Несчастная сгорбленная женщина отошла в сторону и дула на ладони. Должно быть, холод донимал ее. Она не произносила ни слова. Анна и Митрий уже вошли в церковь. Марья собиралась войти следом за ними, но тут раздался страшный вопль. Заросший по уши, бородатый старик громко кричал, простирая вперед заскорузлые ладони:

– Посмотрите на платок, посмотрите на платок!..

Еще не вошедшие в церковь и Марья в их числе поспешно обернулись. Нищие придвигались к несчастной одиночке. Нищенки загомонили:

– Это платок Василисы! Это платок Василисы!..

Одинокая нищенка еще сильнее сгорбилась. Дивясь на ее скрюченность, люди не заметили, как она, волоча ноги, обутые в какие-то рваные сапоги, прижалась к углу церковного строения и, в сущности, изготовилась к бегству. Осуществить бегство оказалось довольно легко, потому что нападение явилось отнюдь не неожиданным.

– Хватай ее! – закричал старик. И тотчас все наперебой завопили:

– Бей ее!..

– Хватай ее!..

Все бросились ловить нищенку. Но она проворно помчалась вперед и сворачивала то в один переулок, то в другой, проявляя завидную ловкость. Суматошные преследователи в конце концов потеряли ее из виду.

Растрепанная толпа невольно увлекла Марью вслед за собой. Она поспевала вместе со всеми и вместе же со всеми остановилась. Только теперь многие принялись спрашивать нищих, зачем они кинулись догонять беглянку.

– Украла что ли какую вещь?

– Обокрала кого-то?

Нищие шумно объясняли, что же все-таки произошло.

– Убийца она, убийца! – говорил старик.

– Василисин платок на ней!..

Выяснилось, что нищие опознали на незнакомке головной платок своей убитой товарки.

Но несколько солидных мужчин, оказавшихся среди преследователей, скептически и даже и презрительно отнеслись к подобному обвинению и отмахнувшись, пошли назад к храму. За ними последовали многие. Марья тоже зашагала с ними. Переговариваясь, решили, что женщина, увидев на трупе почти не рваный платок, сняла его и надела на себя.

– Вот и вся разгадка!..

Нищие также толпой повалили к церкви. Но они вовсе не были уверены в невиновности сбежавшей одиночки.

За Анжеликой пришли доверенные женщины Софии. Царица ожидала ее. София в отчаянии бросилась к Анжелике:

– Я не могу найти его!..

Анжелика понимала, что речь идет об Андре Рубо. Но ведь Анжелика вовсе не была заинтересована в том, чтобы София нашла сына.

– В конце концов вы найдете его, – осторожно заметила герцогиня де Монбаррей.

– А если люди Петра найдут его прежде меня?

Анжелика задумалась. Она думала о том, что сосредоточенность Софии на поисках сына несомненно на руку Петру, потому что лихорадочные поиски, затеянные царицей отвлекают ее от укрепления обороноспособности Москвы.

– Что ты можешь мне посоветовать? – в нетерпении спрашивала София. – Андрея не могут отыскать в квартале иностранцев…

– Значит, его там нет, – подытожила Анжелика.

– А если его прячут?

– Мне трудно делать какие бы то ни было предположения, ведь я не знаю московской жизни!

– Но ты имеешь представления о характере моего сына!

– Не могу представить себе, как он поступит, очутившись в незнакомом городе…

София уронила крупное лицо в ладони и зарыдала, приговаривая:

– Я не могу без него! Я хочу видеть его! Я хочу увидеть его немедленно!..

Анжелика сидела против нее, опустив голову. Ей было не по себе. Она не лгала царице и тем не менее герцогиню де Монбаррей почему-то мучила совесть.

– Сегодня ты будешь ночевать вместе со мной! – решила царица. – Я хочу говорить с тобой о моем сыне…

Анжелика тяжело вздохнула. Ей предстояла неприятная ночь. Она должна была не то чтобы лгать, но умалчивать о многом и вновь и вновь пересказывать то немногое, что она могла пересказать.

Петр потребовал отчета от своих людей о поисках Андре Рубо. Они отвечали, что человек, которого Петр приказал отыскать, не найден. Царь нахмурился. Глаза сверкнули огненно. Он подумал мгновение, затем приказал прекратить поиски и готовиться к штурму укреплений, воздвигнутых по приказу Софии. Лефорт заметил, что эти укрепления плохо охраняются.

– Тем лучше! – Глаза Петра сверкнули еще ярче.

Но среди советников Софии также нашлись люди, мыслившие более или менее трезво. Она отдала приказ привести укрепления в порядок. Анжелика, теперь запертая в спальном покое царицы, могла видеть из окна, как вдали люди в красных кафтанах возили в тачках землю, быстро бегая по деревянным мосткам. Эта картина развлекала и тревожила Анжелику. Ее зоркие глаза хорошо различали даже черты лиц. Внезапно она чуть не вскрикнула от изумления…

Нищенка медленно брела по зимней московской улице. Мороз щипал лицо. Желудок судорожно сжимался от голода. Да, Москва мало напоминала теплые края Европы. Здесь на улицах не выставляли лотки с товарами, здесь не росли на деревьях сладкие плоды. Даже на базаре опасно было пытаться стянуть что-нибудь из лавки. Московиты отличались суровостью, и поймав вора, могли и убить его! Нищенка давно уже бродила по городу. Она сильно горбилась, кутала щеки в платок и прятала руки в тряпье. Приметив нескольких женщин, тепло одетых, с корзинами в руках, нищенка робко приблизилась к ним и протянула ладонь. Одна из женщин бросила в эту ладонь мелкую монету. Нищенка кланялась заискивающе. Женщина что-то произнесла на московитском наречии. Нищенка поклонилась еще ниже.

Теперь у нее была мелкая монета, на которую возможно было хоть что-нибудь купить, хоть как-то утолить лютый голод. Да, купить, но где? Вечерело. Пошел мелкий снег. Нищенка ежилась, еще более сгибаясь. Внезапно ее внимание привлекли небольшие группки мужчин, которые все двигались в одном направлении. Странно было, что женщина охотно последовала за ними, ведь по ее виду никак нельзя было принять ее за продажную!

Плетясь за мужчинами, нищенка вышла к небольшому строению, из трубы которого валил дым. Это была баня. И судя по всему в этот вечер в бане должны были мыться одни лишь субъекты мужского пола! Тем не менее близ бани сегодня оказалось немало и особ женского пола. Они рядами и нисколько не таясь, выстроились у бревенчатых стен. Глядя на -»тих женщин, возможно было тотчас определить род их занятий. Московитские женщины и девицы, все без исключения, белились и румянились, но лица этих женщин напоминали слишком уж хорошо оштукатуренные и выкрашенные красной краской стены. На головных платках нашиты были клочки разноцветной парчи и такие же клочки нашиты были на рукава. Женщины хлопали в ладоши и притоптывали ногами, обутыми в неуклюжие валяные сапоги. Когда мужчины подходили поближе, эти женщины на разные голоса принимались выкрикивать непристойности. Некоторые, наиболее смелые продажные женщины распахивали на себе одежду и показывали на несколько мгновений, насколько позволял холод, свои обнаженные груди, у большинства – отвисшие и в достаточной степени сморщенные. Нищенка встала в отдалении. Она по своему обыкновению робко протягивала ладонь за подаянием. Но мужчины, шедшие в баню, не обращали на нее внимания, а женщины уже начали коситься на нее. Конечно же, она вспомнила, что произошло у церкви, и отошла подальше. Иные мужчины звали женщин и те шли уже рядом с ними. Можно было не сомневаться в том, что помимо мытья, в бане занимаются еще кое-чем! Женщины наперебой предлагали себя, мужчины выбирали; те женщины, которых не выбрали, бранились грубо и непристойно. Казалось, все мужчины, желавшие в этот вечер помыться и совокупиться с продажной женщиной, прошли в баню. Отвергнутые женщины начали расходиться. Нищенка стояла в отдалении, ей некуда было идти. Подаяния ей никто не дал. Оставшись в одиночестве, она вдруг вспомнила о мелкой монете, составлявшей всю ее наличность. Она решительными шагами приблизилась к бане и, поколебавшись, все же вошла в небольшую холодную прихожую. Оборванный человек, в обязанности которого входило присматривать за входом и выходом и никого не впускать без должной платы, увидев женщину, тотчас принялся гнать ее:

– Пошла вон, бесстыжая тварь!..

Кутаясь в платок, она жалобно замычала, показывая ему монетку. Она, конечно же, была глухонемая! Оборванец поглядел на нее с некоторым любопытством. Она то протягивала ему монетку, то показывала на свои губы, чуть приоткрывая рот.

– А-а! – понял он. – Ты хочешь есть! – Он сдвинул шапчонку на лоб и почесал затылок. – Ну, ступай за мной! – Он поманил нищенку пальцем.

Она охотно пошла за ним. Они свернули в небольшой коридор и вскоре очутились в каморке, обстановка которой вполне соответствовала их рваной одежде.

Здесь не было ни стола, ни обычных для москояитских домов скамей без спинок. На пол у стены брошена была засаленная перина. Оборванец полез на верх большой печи, совершенно черной от сажи, и взял оттуда большой ломоть черного ржаного хлеба и деревянную солонку, наполненную солью. Затем он сунулся за печь и вытащил бутыль, наполненную коричневым напитком.

– Хлеб с солью да соль с хлебом! А кваском запивай! – сказал он.

Нищенка села на перину. Оборванец поставил перед ней еду. Она протянула ему монетку. Он засмеялся и отодвинул протянутую ладонь. Когда он вышел из комнаты, нищенка с жадностью принялась за еду. Насытившись, она задремала. Ее не разбудил даже шум завязавшейся в бане драки. Она только что-то пробормотала во сне. Была ли она действительно глухонемой? Кажется, это нимало не беспокоило возвратившегося оборванца. Он громко хлопнул дверью и его гостья пробудилась. Он громко жаловался на то, что его побили в драке, а также и на то, что ему чрезвычайно мало платят за его работу сторожа. Он говорил, что ему приходится еще и воду носить и дрова колоть, женщина слушала, глядела на его лицо и кивала. Он увидел, что его гостья оставила ему половину ломтя хлеба и заулыбался. Затем уселся рядом с ней и также принялся за еду. Женщина молчала и казалась задумчивой. Гостеприимный хозяин отряхнул крошки со своего рваного кафтана. Он поднял глаза и женщина, последовав за ним взглядом, увидела прикрепленную на стене в углу каморки деревянную доску с изображением какого-то святого. Хозяин каморки перекрестился. Женщина поспешно сделала то же самое.

– Ну, – произнес оборванец на своем московитском наречии, – с Божьей помощью!..

И с этими словами он внезапно и ловко навалился на свою гостью. Она, в свою очередь, принялась отчаянно отбиваться. Ноги и руки борющихся переплелись, оба кряхтели и мычали. Хозяин каморки бранился сквозь зубы, женщина вертко вывернулась из-под него, двинула его коленом в живот. Он охнул и руки его бессильно упали на перину. Женщина тотчас прижала его, лежащего навзничь, притиснула к половицам своими длинными руками.

– … здоровенная!.. – хрипел он. И вдруг вскрикнул!..

Платок соскользнул с головы женщины. Теперь ее поверженный противник мог совершенно ясно видеть, что перед ним… такой же мужчина, как и он сам!..

– Ловко! – хозяин каморки хмыкнул.

Мужчина, его неожиданный гость, уселся на него верхом.

– Отпусти меня! – просил оборванец.

Гость молчал. И тогда хозяин снова обратился к нему:

– Ты что, и вправду глухой и немой? – Оборванец выразительно гримасничал.

Гость закивал и встал на ноги. Хозяин сел, ощупывая бока. И тут произошло кое-что неожиданное. Хозяин принялся знаками показывать гостю, что отнюдь не прочь иметь с ним дело, хотя гость и не является особой женского пола.

– Поиграем, поиграем… – предлагал хозяин.

Гость, казалось, сомневался, но все же решился и снова уселся на засаленную перину…

Тот, кто заглянул бы в каморку спустя самое короткое время, увидел бы интересное зрелище. Гостеприимный хозяин стоял на четвереньках, открыв своему гостю смуглый зад. Гость же засовывал в этот, охотно подставленный, зад свой хорошего размера член. Оба явно получали удовольствие. Маленькая сальная свечка озаряла эту картинку.

Мнимая нищенка, оказавшаяся мужчиной, прожила в каморке оборванца, сторожившего баню, более недели. Все это время друзья доставляли себе удовольствие определенным способом. Хозяин каморки сожалел лишь о том, что друг его не может говорить и даже, кажется, не слышит! Впрочем, молчание одного из них нисколько не мешало их общению. Гость был доволен, получая пищу и кров! Хозяин частенько произносил целые монологи, размахивая руками, но гость не понимал его слов. Хозяин привык в его присутствии бранить царицу и мечтать о свержении Софии. Гость кивал, но явно не понимал ни слова!

Однажды ночью, когда хозяин и гость старательно доставляли себе удовольствие, в каморку ворвались люди в красных кафтанах. При виде совокупляющихся друзей они завопили сердитыми голосами. Один из них подскочил к друзьям, едва сумевшим отлепиться друг от друга, и взмахнул топориком, насаженным на древко. Гостеприимный хозяин отчаянно вскрикнул и пал мертвым, обливаясь кровью. Гость отскочил к стене, кутаясь в тряпье, выставляя вперед руки и мыча исступленно.

– Прикончи его! – сказал один из людей царицы другому.

– Нет! – решил их набольший. – Вы и этого-то напрасно прикончили! На работах нехватка людей! Вяжите мерзавца и тащите!..

Краснокафтанники накинулись на глухонемого, связали его и потащили!

.Анжелика заметила, что среди людей в красных кафтанах снуют люди в оборванной серой одежде. Эти оборванцы исполняли самые тяжелые работы. Один из них показался Анжелике странно знакомым. Она прищурилась. Ей удалось сдержать крик изумления. Теперь она ясно видела, что этот человек и вправду хорошо знаком ей. Ведь это был Андре Рубо!..

Теперь она пристально вглядывалась. Андре Рубо трудился ловко и старательно. Вместе с еще несколькими оборванцами он таскал бревна, проявляя недюжинную силу.

Анжелика, пожалуй, была рада. Теперь София не найдет сына! Да и как найти его в такой толпе! Анжелика подумала, каким же образом Андре справляется со своим незнанием московитского языка, и подумав, пришла к мысли, что он, должно быть, притворился глухонемым!..

В комнату вошла царица София.

– Ты смотришь в окно? – Спросила София.

– Да, – Анжелика отошла от окна и поклонилась учтиво.

– Ты видишь, – заговорила София, – ты видишь, что я не забыла о войне! Петру не так-то просто будет взять мои укрепления!

– Да, – отвечала Анжелика.

– Тебя что-то тревожит?..

Да, София была наделена истинным материнским чутьем, хотя и не видела своего сына много лет!

– Меня тревожит то, что тревожит и вас, Ваше Величество!

– Куда он мог исчезнуть? – София обхватила голову руками.

Анжелика понимала, что речь идет о сыне царицы!

– Простите, Ваше Величество, но, спрашивали ли вы о совершенных в последнее время убийствах? Мне тяжело говорить об этом, но…

– Но об этом нужно говорить! – жестко произнесла царица. – Я приказала подготовить мне отчеты. Более того, я сама, сама смотрела трупы. Нет, никого похожего!.. Если бы хоть кто-то, хоть отдаленно похожий!.. Я тотчас же призвала бы тебя, чтобы окончательно убедиться… но нет!.. Нет!..

– Я помню вашего сына человеком, в сущности, ловким и решительным! Он мог бежать из Москвы и даже из Московии! Он мог ускользнуть и от ваших людей и от людей Петра!..

– Боже! Зачем он появился на свет, мой бедный Андрей! Лучше бы он родился мертвым! – выкликала София, словно простая московитянка, оплакивающая умершего сына или мужа. – Лучше бы я умерла прежде, чем произвела его на белый свет! Где скитается мое несчастное дитя?! Неужели я больше никогда не увижу его?.. Боже! Боже! Неужели Господь не смилуется надо мной?!..

Анжелика внезапно зарыдала почти с таким же отчаянием, как и царица, и бросившись к ней, крепко обняла ее. Две матери плакали в объятиях друг друга. Обрывки смутных мыслей проносились в сознании Анжелики… Нет, нет, ее сердце сейчас разорвется от этой муки, нет, не лжи, но умалчивания, мучительного умалчивания! Кто еще испытывал подобную муку? Будучи матерью, видеть необычайные страдания другой матери, видеть, как она рыдает в отчаянии безысходном и страшном!.. И знать, что возможно утишить, уничтожить эти страдания! Ведь это же так просто! Взять Софию за руку и подвести к окну и указать на одного из оборванцев и произнести торжественно: «Вот он, твой сын!» … И далее… Что же будет? Радость матери, царица объявляет по городу и по всей стране о наследнике! Народ понимает, что женское правление скоро кончится!.. Но Анжелика понимала, что она ничего не скажет, не откроет Софии, ни за что не откроет!.. Но почему? Разве Анжелике не все равно, .-го из них победит: Петр или София? В любом случае победившая сторона будет благосклонна и к Анжелике и к ее детям! Почему же Анжелика молчит? Почему не указывает Софии на сына? Почему не способствует материнскому счастью?.. Анжелика не могла бы дать прямые и ясные ответы на эти вопросы. Почему? Она не знала. Но какое-то странное чувство подсказывало ей, что не следует оказывать помощь Софии! Это чувство окрепло, сделалось чрезвычайно сильным, охватило все существо Анжелики. Да, не следует оказывать помощь Софии. Почему? Потому что не следует оказывать помощь тем, кто непременно потерпит поражение! Вот она, правда! И ведь никакие понятия долга или чести не связывают герцогиню де Монбаррей с царицей Московии! Анжелика не обязывалась служить ей. И, стало быть, Анжелика имеет право выбора. Она может выбрать: кого ей поддерживать, Софию или Петра! И она выбирает Петра, потому что чутье подсказывает ей, что именно Петр будет победителем в этой борьбе за власть над Московией!..

София рыдала в объятиях Анжелики. Анжелика и сама продолжала плакать. Слезы Анжелики были совершенно искренними. Но наконец руки обеих женщин разомкнулись. Они отстранились друг от друга.

И, словно бы глядясь друг в друга, одновременно отерли слезы пальцами.

– Полно! – произнесла София мягко, – Полно плакать! Сейчас я должна отстоять свой город, столицу своего царства! Моя власть упрочится, непременно упрочится! И я найду моего Андрея! Он снова будет здесь! И ты, ты поможешь мне! Потому что когда я одержу окончательную победу над Петром, я пошлю тебя в Европу на поиски. Андрей, конечно же, бежал назад, в Европу, ведь он полагает, должно быть, что именно в Европе – его родина. Ты найдешь его, ты обязательно найдешь его!..

Анжелика понимала, что на эту пылкую речь необходимо хоть что-то сказать. Она собралась с силами и проговорила:

– Да!..Да!..

Вполне возможно было подумать, будто Анжелика взволнованно поддерживает свою собеседницу.

Внезапно Анжелика предположила, что именно теперь она может попросить царицу о милости.

– Ваше Величество! – проговорила Анжелика с пылкостью, – позвольте мне увидеть моих детей! Нет, нет, я не прошу о дозволении говорить с ними. Я хотела бы увидеть лишь издали…

Лицо Софии, все еще заплаканное, обернулось к Анжелике.

– Издали? – произнесла царица. – Что ж! Издали – не издали, а я позволю тебе увидеть каждого из твоих детей, и сына, и дочь! Оба они уже были допрошены в моем присутствии. Твоя дочь лишь горько плакала и умоляла пощадить мать, то есть тебя! Мы от нее никакого толка не добились! Ее бы и отпустить можно! А вот с сыном твоим дело хуже. Он заявил, что обещался служить верно Петру! Только вследствие моей благосклонности к тебе он оставлен в живых! Я позволяю тебе увидеться с твоими детьми. Я сама поеду с тобой!..

Вскоре Анжелика очутилась в одном экипаже с Софией и вновь проделала ухабистый путь по улицам Москвы. Царицу и ее спутницу беспрепятственно пропустили в помещение тюрьмы. Громко топая, София пошла по коридорам, Анжелика – за ней. Впереди, гремя ключами, шагал тюремщик. По приказанию царицы он отворил одну из камер. Сердце сильно забилось в груди Анжелики. Неужели она сейчас увидит своего сына?! Как и многие матери, Анжелика полагала себя виновной во всех несчастьях, постигших ее сына. Но когда дверь отворилась. Анжелика увидела всего лишь прихожую. Глаза невольно упирались в небольшую дверь. Царица величественно указала Анжелике на замочную скважину. Совершенно не думая об унижении, Анжелика опустилась на колени и припала глазом к указанной замочной скважине. Сначала она видела лишь сырую темную и, видимо, деревянную поверхность. Должно быть, это была стена. Затем что-то задвигалось. Анжелика поняла, что в камере ходит человек. Она внимательно вглядывалась одним глазом. Человек сел на скамью. Анжелика смутно различила его лицо. Да, это был ее сын Кантор! Она различила его худобу. Она смотрела, не отрываясь. За ее спиной раздался повелительный голос царицы:

– Встань!..

Анжелика поднялась с колен.

– Благодарю вас, Ваше Величество! – решительно произнесла она.

– Теперь идем к твоей дочери! – произнесла София.

И снова Анжелика быстро шла вслед за своей благодетельницей. На этот раз тюремщик довел их до одного из переходов и передал с рук на руки, что называется, другому тюремщику. Оба тюремных служителя истово кланялись царице.

– Ваше Величество, – тихо спросила Анжелика, глядя на широкую спину московитки, – разве заключенных женщин охраняют мужчины?

– Да, – отвечала царица, не оглядываясь, – таков наш обычай!

– Но ведь… – заметила Анжелика робко, – но ведь сторожа-мужчины могут обидеть женщину!..

Анжелика не видела царицу, но догадалась, что та усмехается.

– Мы, московиты, понимаем, – отвечала царица София, – мы понимаем, что женщина доброго поведения никогда не попадет в тюрьму!..

Анжелика более ни о чем не стала спрашивать, но подумала, что, в сущности, София права! К примеру, нельзя же назвать Онорину или саму Анжелику женщинами доброго поведения! Да и Наталия, и София – отнюдь не женщины доброго поведения!.. И Анжелика нисколько не будет удивлена, когда София, в свою очередь, окажется в тюрьме!..

Они вошли в другую прихожую. Царица велела отпереть дверь. Но за дверью некого не оказалось!

– Где же девка? – сурово спросила София.

– Да ведь приказали отпустить! – испуганно воскликнул тюремщик.

– Кто приказал? – царица грозно сдвинула брови.

– От вас… вы… – забормотал тюремщик и вдруг с громким криком бросился ничком перед царицей.

София приказала ему встать и призвать еще служителей, что и было исполнено. Царица тотчас учинила толковый допрос и судьба Онорины несколько прояснилась…

Это произошло, когда один из тюремщиков неверно понял слова царицы о том, что молодую иноземку возможно было бы отпустить. Он решил, что царица приказала отпустить ее. Девушка знала всего несколько слов на московитском наречии. Тюремщик отвел ее в свое жилище. Он дал ей верхнюю одежду, какую обычно носили зимой московитянки. Онорина выглядела растерянной. За время пребывания в заточении тюремщики не обижали ее. Идти ей было некуда, поэтому она покорно пошла с тюремщиком, державшим ее крепко за руку. Его жилище было даже и хорошим, то есть по московитским понятиям, но Онорине это жилище показалось необычайно грязным и душным. Светловолосые детишки кинулись было к отцу, но увидев незнакомую девицу, замерли в смущении и недоумении, жена тюремщика, женщина, одетая в московитское красное платье и весьма неприветливая на вид, оглядела пришедшую. Онорина показалась ей слишком привлекательной для совместного житья в одном доме с тюремщиком.

– Куда мне эту девку? – заворчала достойная супруга. – По-нашему ни словечка не говорит! Да и тебя, Иван, я хорошо знаю! Ты охоч до женщин!..

– Ну и дура! – любезно отвечал тюремщик жене. – Да она ведь была в полной моей власти! Да если бы я только захотел!..

– Откуда мне знать, чего ты хочешь, когда о бабах речь заходит! А только служба службой, а родной дом – родным домом! – мудро рассудила жена.

– Куда же мне ее? – отозвался покладистый муж. Но супруга уже накидывала на голову теплый ковровый платок.

– А не твоя эта забота, не твоя! – быстро говорила женщина. – А я сведу ее к Марье Кузьминой!

– Куда? – тюремщик хмыкнул. – Да у Марьи пьяницы собираются чуть не каждый вечер!..

– Вот ей даровая работница и сгодится! – решила жена и схватив Онорину за руку, потащила ее вон.

И уже совсем скоро Онорина очутилась в другом московитском жилище, куда беднее, нежели первое. На деревянных стенах девушка заметила тараканов и клопов, разделявших кров с хозяевами. Да и хозяйка одета была очень бедно, и дети ее, сын и дочь, востроглазая девочка, выглядели едва ли не оборванцами! При виде нежданной гостьи Марья развела руками и велела тотчас Анне подать квасу. Гостья сняла верхнюю одежду и опустилась на скамью, приготовившись к обычной женской болтовне. Онорина стояла рядом, потупившись. Жена тюремщика бойко рассказывала о своем муже, который притащил в дом девку из тюрьмы! Марья заметила, что Онорина еще молода и хороша собой. И тотчас Марья принялась горячо хвалить свою собеседницу за то, что не оставила в своем доме такую девку!..

Жена тюремщика говорила, что от этой девки возможна Марье польза. Марья понимала, что соседка, в сущности, предлагает ей пустить беззащитную девушку в оборот, то есть просто-напросто торговать красотой бывшей заточенницы. Но Марья старательно делала вид, будто никак не может понять, на что намекает соседка. Обе женщины не сказали ни слова о возможных причинах заточения этой девушки. Не говорил об этом с женой и тюремщик. Отнюдь не все в Москве решались рассуждать на подобные темы.

Когда жена тюремщика наконец ушла, Марья знаками велела Онорине снять верхнюю одежду. Онорина осталась в широком московитском платье, которое дали ей в тюрьме. Девочка Анна поманила ее к столу. Онорина послушно подошла. Перед началом скудного обеда хозяйка и ее дети перекрестились. Онорина сделала то же самое, старательно подражая их жестам. Подан был суп, сваренный из капустных листьев, чрезвычайно невкусный, как показалось Онорине. Но она чувствовала себя такою голодною, что готова была есть что угодно! А черный ржаной хлеб она ела даже и с удовольствием. После обеда Анна принялась мыть посуду в большой лоханке. Митрий, поговорив с матерью, пошел из дома. Хозяйка села на скамью у печи и стала шить. Онорина, на которую никто как будто не обращал внимания, предпочла действовать решительно. Она подошла к Марье и стала знаками указывать на иглу, нитки и полотно. Марья шила сорочку для Анны. Поняв знаки девушки, Марья отдала ей шитье, Онорина села рядом с ней на скамью. Анна, отерев мокрые руки о платье, подошла с любопытством поближе. Онорина спокойно положила полотно на колени, вдела новую нитку в толстую иглу и взялась шить столь искусно, что на лицах хозяйки и девочки выразилось необычайное восхищение. Онорина шила так, как ее научили в Сен-Сире. Искоса поглядывая на хозяйку, она поняла, что это отнюдь не злая женщина. И теперь Онорина была уверена, что заслужит ее полную благосклонность.

Так оно и вышло. В несколько дней семейство Марьи Кузьминой полюбило гостью. Марья взяла у нескольких соседок швейную работу, и теперь Онорина проводила целые часы за шитьем. Девушка заметила, что сидя за работой и этом бедном жилище, она чувствует себя совсем спокойною. Сосредоточившись на шитье, Онорина не думала ни о матери, ни даже об Андре. Вечерами, если к Марье являлись пьяницы или заговорщики, Онорина пряталась в запечную комнатку, но она привыкла скоро и к этому и вовсе этим не тяготилась.

Царица узнала от тюремщиков, что Онорина находится у Марьи Кузьминой. София приказала отвезти Анжелику туда.

– И если ты увидишь, что твоя дочь содержится дурно, скажи мне, я прикажу поместить ее в место получше!

Анжелика тотчас узнала дом Марьи и саму Марью и ее детей. Онорина удивилась приезду матери, но не знала, можно ли открыто проявить свои радость и удивление. Марья, в свою очередь, узнала Анжелику, но также не показывала вида. Вместе с Анжеликой приехала одна из женщин Софии, послужившая Анжелике переводчицей.

– Я вижу, – сказала Анжелика, – что Марья – порядочная женщина. Пусть эта девица остается покамест у нее. Нельзя ли, если царица позволит, дать этой женщине денег?

Деньги были тотчас даны в матерчатом кошеле. Марья радостно кланялась. Анна смотрела блестящими глазами. Анжелика спокойно подошла к дочери и обняла ее. Онорина также держалась спокойно.

– Онорина! – обратилась к ней Анжелика, – не тревожься обо мне. Я в полной безопасности.

– Я также, – отвечала Онорина. – Но я хотела бы видеть тебя время от времени!..

Анжелика, естественно, не могла не подметить, что дочь называет ее на «ты» и относится к ней значительно теплее, нежели относилась прежде.

– Да, – отвечала Анжелика, – я надеюсь, что мы будем видеться. Ее Величество, я надеюсь, позволит…

Мать и дочь простились так же спокойно, как и встретились.

Анжелика вернулась в покои царицы и продолжала оставаться ее, по сути, наперсницей. Почти каждую ночь София предавалась разговорам о сыне. Она вспоминала его рождение, вспоминала, как навещала его в доме Рябушкина, вспоминала его детские словечки. Материнские воспоминания то и дело прерывались отчаянными слезами. Постепенно Анжелика привыкла к подобному времяпрепровождению. Более того, глядя на царицу сочувственным взглядом, она не слушала ее, а думала о своем, о своей жизни, о своих детях. Теперь Анжелика понимала, что и взаимопонимание матерей не безгранично. Однажды, когда София, предавшись в очередной раз воспоминаниям, совершенно обессилела и сидела на постели, прямо глядя перед собой, Анжелика, притворяясь, будто хочет развлечь ее, спросила о Наталии.

Лицо Софии приобрело суровое выражение. Перед Анжеликой сидела уже не страдающая мать, но царица!

– Наталия? – переспросила София. – О! Это упорная девка! Я приказала пытать ее, поднимая на дыбу, но она ничего не сказала о намерениях и планах Петра! Пусть посидит теперь в сыром подвале!..

Анжелика подумала, что царица поступает опрометчиво. Петр никогда не простит ту, которая приказала пытать его любимую сестру! Но София, казалось, вновь и вновь угадывала некоторые мысли Анжелики, и хорошо, что отнюдь не все!..

– Я никогда не примирюсь с Петром, – сказала София. – Наша вражда – насмерть! А Наталию я не казню только потому что ее жизнь чрезвычайно дорога Петру. Жаль, что по его приказу увезли из Москвы его жену и маленького сына! Жаль, что я не знаю, где они теперь! Я намерена держаться до последнего! Я буду угрожать Петру!..

Анжелика в задумчивости смотрела на Софию. Она понимала, что ожесточение царицы отчасти вызвано потерей сына! И снова и снова Анжелика говорила себе, что надо взять себя в руки, надо терпеть! Но каково это было: терпеть! Несколько раз она подходила к окну и, будто нарочно, вновь и вновь видела среди прочих оборванцев, таскающих бревна, проворного Андре Рубо! Никогда еще в жизни Анжелики не было такого, никогда еще от нее не зависело столько! Но она твердо сказала себе: нет, нет, нет!..

София не являлась к Анжелике уже два дня. Работы вдали за окном были почти кончены. Однажды утром Анжелику разбудили громкие звуки боевых труб, она кинулась к окну. Солдаты Петра, одетые в немецкие военные платья, дружно наступали на укрепления Софии. Однако ее люди в красных кафтанах также дрались всерьез! Сначала Анжелика была уверена в победе Петра, но к ее удивлению люди Софии, лихо выставляя перед собой сабли, несколько оттеснили молодцов молодого царя. Бой разгорелся нешуточный! Вот солдат в немецком кафтане с размаха ударяет саблей воина в красном кафтане, тот падает в крови, разрубленный надвое. А рядом несколько человек в красном окружили молодца в немецком платье и вскидывая сабли, рубят его, словно капусту! Люди катятся вниз по земляному валу. А вот, распахнув полы красного кафтана, летит стремглав молодой русоволосый усач. И тотчас попадает на вскинутые копья. Все сражающиеся кричали так громко, что эти крики долетали даже до окошка, в которое смотрела Анжелика. Она увидела, как люди пошли друг на друга, держась плечом к плечу. Трудно было определить, кто же все-таки победит. Анжелика не отходила от окна. Никто не входил в комнату, никто не интересовался ею. Она увидела, что красные кафтаны явно теснят солдат Петра. Неужели она ошиблась, неужели чутье подвело ее? Неужели царица София победит? Впрочем, Анжелика ведь всегда может переменить свои убеждения. Но Кантор… он понимает долг чести как истинный французский дворянин, он не изменит Петру… Что же будет, что произойдет? Анжелика не верила своим глазам! Теперь уже казалось совершенно ясным, что люди царицы Софии победят! Анжелика пыталась лихорадочно обдумать план действий, то есть своих действий. Но в голове не возникало связных мыслей. А надо было, надо было что-то придумать…

И вдруг Анжелика снова – уже в который раз! – не поверила своим глазам! Высокий человек в красном кафтане вскочил на земляной вал и громко что-то выкрикивал, воодушевляя своих сотоварищей. Анжелика щурилась в изумлении. Она узнавала стать и жесты Андре Рубо!.. Но нет! Неужели это он?! Сын сражается, защищая мать, но сам не знает о том, что сражается, защищая ее!.. Какая судьба, какая судьба!..

Анжелика, пораженная и увлеченная открывшимся ей зрелищем, не расслышала за своей спиной шаги. Поэтому она вздрогнула, когда чьи-то пальцы коснулись ее плеча.

Анжелика мгновенно обернулась, готовая к отпору, но увидела перед собой Софию.

Царица выглядела озабоченной. И это могло показаться странным, ведь она явно одерживала победу над своим братом.

София молча приблизилась к окну, большая и величественная, и встала, словно башня. Анжелика также повернулась к окну, некоторое время женщины внимательно следили за ходом боя и казались совершенно захваченными кровавым зрелищем. Анжелика размышляла. В конце концов ей удастся уговорить Кантора ехать в Америку или в Канаду! Жоффрею не откажешь в определенном благородстве, он поможет сыну найти свое место в жизни, сделать карьеру… А что же будет с Анжеликой? Вернуться во Францию? Или, быть может, остаться в Московии?.. София следила за битвой, Анжелика старалась не упускать из вида Андре Рубо. Молодой человек храбро сражался. Кажется, он наконец-то нашел для себя достойное поприще, где его нервическая склонность к внезапным убийствам оказалась совершенно уместной…

Теперь уже было совершенно ясно, чем завершится бой. Вопреки многим прогнозам явно побеждала София! Анжелика сказала себе, что должна решиться, должна действовать! Внезапно она резко схватила царицу за плечо, обхватив это толстое под плотной тканью платья женское плечо своими сильными пальцами. София обратила на нее свои глаза, черные и суровые.

– Ваше Величество! – воскликнула Анжелика. – Я вижу его! Вон тот высокий человек!.. Смотрите! Его волосы развеваются на ветру! Смотрите! Это ваш сын!..

София издала страшный крик, словно раненная орлица. Анжелика уже опасалась, что царица лишится чувств. Но царица твердо держалась на ногах. Одно мгновение она впитывала взором зрелище боя, глядя на своего сына. Затем она бросилась прочь из комнаты. Анжелика пыталась заставить себя отойти от окна. Она уже чувствовала себя усталой. Она едва держалась на ногах. Но заставить себя отойти от окна оказалось еще труднее, нежели принудить себя оставаться у окна… Дверь комнаты не была заперта. Анжелика имела возможность в любой момент покинуть покои царицы, а, возможно, и сам дворец. Но… зачем? В ее жизни было уже столько побегов, удачных и неудачных. Нет, она не намеревается сейчас бежать, она устала предпринимать все новые и новые попытки к бегству!..

Анжелика слышала, как за полуприкрытой дверью шумят громкие голоса и топают бегущие ноги, обутые в сапоги, подбитые железом. Возможно было предположить, что царица София приказала своим людям броситься в самую гущу битвы и привести к ней сына!..

Анжелика прильнула к окну. Она увидела, как смешались ряды сражающихся. Странная картина развернулась перед ее глазами, она видела, что люди Софии, посланные, чтобы привести к ней Андрея, пытались вмешаться в сражение. Но как раз в это самое время несколько солдат Петра схватили высокого человека в красном кафтане, сбили его с ног и поволокли прочь! Анжелика слышала, как наполняют дворец отчаянные вопли Софии! Затем события начали происходить стремительно.

София появилась на стене, окружающей Кремль, главную крепость Москвы. Рядом с царицей стояли ее люди. Они держали за руки женщину в обычном красном московитском платье. Анжелика узнала Наталию.

– Петр! – вопила София. – Я убью Наталию, я сама перегрызу ей горло, если ты не отпустишь пленных!..

Явилась среди сражающихся мощная фигура царя Петра. Ряды бойцов смешались. И вдруг поле битвы застлал туман. Туман? Нет, это не был туман! Это Петр приказал палить из пушек. Анжелика слышала гром пушечных выстрелов. Она увидела, как удалая сестра царя, отважная Наталия резко вырвалась из рук людей Софии, удерживающих ее, и бросилась вниз. В первый момент могло показаться, будто она хочет покончить с собой. Но нет, храбрая московитка пролетела, словно большая птица, покатилась вниз по откосу и вскочила на ноги! К ней уже бежали солдаты в немецком платье. Они окружили ее и повели. Анжелика уже не могла разглядеть Андре Рубо. Где он был? Возможно, его убили…

В пороховом дыму показалась огромная фигура царицы Софии. Анжелика снова изумилась. Когда же София успела спуститься со стены и прибежать в самую гущу боя?! София что-то кричала. Вероятно, звала сына, искала его… Она казалась совершенно одинокой в толпе сражающихся. Пороховой дым застилал поле. Анжелика видела явный перелом в ходе битвы. Люди в красных кафтанах отступали! Солдаты Петра уверенно командовали и побеждали! Анжелика увидела, как солдаты в немецком платье окружили Софию.

Огромная женщина пыталась сопротивляться, но ее окружало уже множество солдат Петра. София вскинула руки. В правой руке она держала саблю. Солдаты Петра отскочили. София размахивала саблей. Казалось, она может пробиться вперед. Но вот прямо перед ней вдруг встала фигура Петра. София взмахнула саблей. Казалось, борьба брата и сестры вот-вот завершится, но будто язык пламени метнулась Наталия и ударила Софию кулаком в спину. Царица выронила саблю и упала ничком.

Бой завершался. Анжелике показалось, что царица убита. Ее люди поднимали руки кверху, показывая людям Петра, что сдаются.

Царь Петр победил. Анжелика почувствовала, как ее губы складываются в ироническую усмешку. Ведь, в сущности, Петр победил, потому что Анжелика указала Софии на Андре Рубо! Именно это обстоятельство смешало ряды бойцов!..

Анжелика подумала, надо ли сейчас куда-то идти, или же надо стоять на месте, у этого окна, и ждать, пока придут к ней? Она выбрала второе и продолжала смотреть в окно. Поле битвы стремительно пустело. Бойцы расходились в разные стороны. Пороховой дым рассеивался. Ни Софии, ни Андре Рубо не было видно.

Во дворце Софии царила суматоха. Анжелика была безоружна и это волновало ее. Она с нетерпением ожидала, когда же вспомнят о ней. Но вот в комнату стремительно вошел сам царь, глаза его пылали мощной энергией, полы короткого немецкого кафтана развевались. В своей мощи он был прекрасен.

– Вы видели?! – спросил он басовито и рассмеялся громко.

– Да, – тихо отвечала Анжелика. И добавила: – это было страшно и прекрасно!..

– Мы свободны! – восклицал Петр. – Вы свободны! Мы все свободны! Моя Наталия свободна!..

Он вдруг подскочил, совершенно по-мальчишески, к парижанке в звонко чмокнул ее в нос. Анжелика невольно засмеялась. Петр схватил ее за локти и закружил по комнате, громко напевая мелодию какого-то немецкого танца.

– Да оставьте же меня! – смеялась герцогиня де Монбаррей.

– Я увижу Анну, я увижу Анну! – повторял Петр, остановившись.

Анжелика не сразу поняла, о какой Анне он говорит, затем вспомнила, что, конечно же, речь идет о девушке из иноземного квартала, которая приглянулась молодому царю.

– Ваш сын уже свободен! – закричал Петр. – Я приказал дать ему мундир полковника. Так я оценил его верность!..

Анжелика глубоко и радостно вздохнула, затем спросила тихим голосом:

– А София? Андре Рубо? Они погибли? – Анжелика уже думала о том, как скажет Онорине о гибели Андре Рубо. Впрочем, девочка так переменилась и, кажется, поняла, что такое истинное смирение…

Они оба живы, – Петр нахмурился. – Но… София и ее сестры заключены в монастырскую подземную тюрьму, они выйдут оттуда лишь мертвыми, то есть оттуда вынесут их тела, мертвые тела! Но казнить своих единокровных сестер я не решаюсь, хотя ведь это риск, я страшно рискую! Но я проявлю милосердие. Они не будут казнены, они умрут естественной смертью!.. Что же касается Андре Рубо, то он еще жив, хотя и ранен, но я должен его уничтожить! Иного выхода у меня нет!..

Анжелика задумчиво посмотрела на царя.

– Мне кажется, – медленно заговорила она, – что я нашла выход! Я расскажу вам, что именно пришло мне на мысль. Вы, Ваше Величество, решите, какой выход наилучший. И я не скрываю от вас, что желая сохранить жизнь Андре Рубо, я думаю, разумеется, о моей дочери!..

– Я ценю вашу искренность, герцогиня! – Петр внезапно поклонился ей церемонным парижским поклоном.

– Могу ли я проститься с Софией? – решилась спросить Анжелика. – Она – ваша противница, но она проявила много мужества. И ведь она глубоко несчастна, как только может быть несчастна мать, потерявшая сына!

Петр хмурился и кусал кончики усов. Анжелика подумала было, что рассердила царя своими просьбами и предложениями. Но он сказал неожиданно:

– Я понимаю вас, герцогиня! Я позволяю вам проститься с Софией. Я доверяю вам, но все же это прощание должно произойти в моем присутствии!..

– Разумеется! – воскликнула Анжелика.

Петр сверкнул глазами и продолжил:

– А после того, как вы проститесь с Софией, я выслушаю ваше мнение относительно судьбы Андре Рубо!..

Сани подъехали к величественным башням Новодевичьего монастыря. Стражники почтительно проводили царя и его спутницу вниз, в глубокие подвалы, где теперь содержались старшие сестры Петра, дочери его отца, покойного царя Алексиса, от его первого брака. По городу Петр теперь ездил или верхом или в открытых санях. Народ приветствовал царя!..

Тюремщик повернул ключ в замочной скважине. Дверь одной из камер отворилась. Здесь было темно. Анжелика поежилась. Она представила себе заточение в этом холодном сумраке, где невозможно отличить день от ночи!.. Другой тюремщик внес фонарь. Еще двое держали Софию за локти. Анжелика увидела, как морщится большое круглое лицо свергнутой царицы. Одна ее рука, левая, была перевязана выше локтя.

– Ступайте! – приказал Петр тюремщикам. – Когда будет нужно, я позову вас!

Петр взял фонарь и осветил лицо Софии.

– Мы одни теперь здесь, – сказал он. – Я, ты и женщина, которая знает твою тайну. Она просила позволения проститься с тобой. Оцени ее благородство! ..

– Да, – отвечала София слабым голосом, – да, я ценю ее благородство и твое милосердие! Ты оставил меня в живых. Меня и моих сестер. Позволь мне… – Она запнулась, – позволь мне увидеть его!.. Если я увижу его хотя бы один раз, я буду благославлять тебя и все твое потомство!.. – София тяжело опустилась на колени.

Петр покусывал кончики усов.

– Ведь ты не убьешь его? – молящим голосом спрашивала София. – Ведь ты оставить его в живых?..

– Ты увидишь его! – решительно отвечал Петр. Анжелика с ужасом увидела, как София, простершись у ног брата, целует его сапоги!..

Петр вынул из кармана металлический свисток и громко свистнул Стражники тотчас явились.

– Прощайте! – обратилась Анжелика к царице, все еще стоявшей на коленях.

– Прощай, – тихо проговорила София.

Петр пропустил Анжелику вперед, затем и сам покинул камеру.

Царя и его спутницу проводили наверх, в монастырскую столовую. Там им подали скромное кушанье, тертую редьку, суп из капусты, черный хлеб. Петр отдал приказ своим людям привезти Андре Рубо, которого называл «иноземцем Андрюшкой». В ожидании, пока привезут пленника, Анжелика поведала царю свой план относительно Андре Рубо…

– …пусть меня отвезут в дом этой женщины. Она безусловно верна вам, она будет счастлива оказать вам услугу. Она в свое время спасла меня, я хочу устроить ее судьбу и судьбу ее детей!

Привезли Андре Рубо. Голова его была перевязана. Он выглядел бледным и измученным. Он увидел Анжелику рядом с Петром и посмотрел на нее вопросительно. Она молчала. Петр велел юноше сесть на скамью в столовой комнате.

– Почему ты сражался против меня? – спросил Петр.

– Так вышло, – тихо отвечал Андре. – Я бежал из тюрьмы, убил нищую женщину, надел ее платье… Затем получилось так, что меня вместе с другими оборванцами и бродягами схватили и погнали работать на земляных укреплениях. Я притворялся глухонемым. Однажды я поссорился с одним из людей царицы, который дразнил меня. Я бросился на него и убил, задушив голыми руками. Тогда один из командиров решил, что я гожусь в солдаты, и меня одели тоже в красный кафтан. Затем меня увлекла горячка боя…

Петр сделал знак Андре и Анжелике следовать за ним. Все трое перешли через коридор в небольшое помещение. Снова явился тюремщик с фонарем. Анжелика заметила, что замочная скважина в запертой двери, выходившей в это помещение, достаточно широка. Анжелика догадалась, что София за дверью смотрит в эту замочную скважину на своего сына…

– В этих подвалах много тюремных камер, – сказал Петр, обращаясь к Андре Рубо. – Я мог бы сгноить тебя в одной из них… – Царь не договорил. За дверью раздался стон и звук падения тяжелого тела. София лишилась чувств!.. Анжелика поняла намерение Петра. Царь хотел держать свергнутую сестру в убеждении, что ее сын мертв! И, в сущности, это было верное решение. Если бы София знала, что ее Андрей жив, это придавало бы ей силы, и кто знает, не нашла ли бы она новые пути и возможности взбунтоваться!..

– Поверь мне, здесь, в подвалах, жить не так уж легко! – Петр по-прежнему обращался к Андре Рубо и усмехался.

Вслед за царем Анжелика и Петр возвратились в столовую.

– Сядьте! – приказал царь.

Анжелика и Андрей послушно сели на скамью.

– Послушай! – Петр грозно смотрел на юношу. – Ты должен принять нашу веру, православную веру. Ты поклянешься, ты будешь верен мне, законному царю! Согласен ли ты?

– Да! – Андре Рубо вскочил, поклонился царю и снова сел, повинуясь взмаху царской руки.

– Что ж! – Петр улыбнулся широко, показав яркие белые зубы. Если так, то я открою тебе сейчас тайну твоего рождения!..

Анжелика не ожидала столь быстрого решения!

– Ты – природный московит, – заговорил царь. – Твоим отцом был боярин Василий Голицын! – Анжелика вздрогнула, она теперь не понимала намерений Петра! Но царь продолжал: – Моя сестра София, незаконно захватившая престол, желала иметь Голицына при себе. Но он втайне любил одну простолюдинку по имени Марья Кузьмина! После твоего рождения он скрывал тебя от гнева Софии, которая пыталась убить тебя! Он отправил тебя в заморские страны, а Марью выдал замуж. Твоя мать жива. Ты можешь увидеть ее!..

– О! – воскликнул Андре. – Я счастлив. Я наконец-то узнал, кто я! Позвольте мне обнять мою мать…

– От своего законного супруга она имеет двоих детей, твоих брата и сестру. Их имена – Митрий и Анна!..

– Я обретаю семью! – воскликнул Андре Рубо!..

Быстрые сани примчали Анжелику, закутанную в дорогие меха, к бедному жилищу Марьи Кузьминой. Вскоре хозяйка и знатная гостья уединились в запечной каморке для тайной беседы…

Анжелика вынула из маленькой сумочки листки с московитскими словами. Тускло светила сальная свеча…

– …да, да, клянусь!.. – шептала Марья Кузьмина. – …я все сделаю, как прикажете! И никто не догадается, никто! Я так и скажу, что в девках сына прижила! А я ведь была красивая девица!.. Мог полюбить меня и боярин!..

Анжелика, шумя платьем, вышла из каморки. Она приласкала маленькую Анну и сказала, что берет ее в свои покои и воспитает как настоящую знатную девицу! Онорина тихо шила, сидя на скамье у печи.

– Дочь моя! – обратилась Анжелика к ней, перейдя на французский язык. – Вы в самом скором времени увидите человека, которого любите!..

Онорина, растерянная, смотрела широко раскрытыми глазами. Теперь Анжелика увела ее в запечную каморку, где на этот раз произошла прерывистая беседа матери и дочери…

– …Неужели это правда? – спрашивала Онорина.

– Да, – твердым голосом отвечала Анжелика. – Царь Петр приказал своим людям узнать тайну рождения Андре Рубо и эта тайна была узнана! Он – незаконнорожденный сын Василия Голицына и бедной Марьи Кузьминой!..

– Он – незаконнорожденный, как и я! – радостно произнесла Онорина.

– Да, в этом вы равны! Но Петр приказал Андре переменить католическую веру на московитскую православную. Ведь Андре – природный московит!..

– Я также переменю веру! – энтузиастически проговорила Онорина. – Если Андре остается здесь, на своей родине, то и я стану московиткой!.. – Девушка вдруг припала к матери. – А вы, матушка? Ведь вы и Кантор, вы останетесь с нами, со мной и с Андре?..

– Да, – отвечала Анжелика. – Наш Кантор получил чин полковника. И… я открою тебе тайну! Царевна Наталия весьма благосклонна к твоему брату!..

– Но может ли она, московитская царевна, вступить в брак с французским аристократом?! – взволнованно спросила Онорина.

Даже если и не сможет, ее благосклонность будет полезна для Кантора, – осторожно заметила Анжелика. И добавила: – Но молчи об этом, держи язык за зубами. В Московии не следует много болтать!..

Спустя несколько часов, Марья Кузьмина уже обнимала своего сына Андрея, вновь обретенного. Он был трогательно нежен со своей матерью, ласково пожимал руки Митрия и Анны. Семья Марьи должна была в скором времени перебраться в новый дом, отобранный Петром у одного из сподвижников Софии, бежавшего из Московии.

Вскоре состоялось торжественное крещение Андре и Онорины в русской церкви. Вслед за ними православную веру решился принять и Кантор. Царь Петр и царевна Наталия беседовали с герцогиней де Монбаррей наедине.

– Если вы примите православную веру, – говорила Наталия, – московиты будет вас почитать, вы станете в Московии совершенно своей!..

Петр также уговаривал Анжелику. И она все же решилась! Наталия была ее крестной матерью.

Прошел месяц. И в самой большой церкви Москвы, в прекрасном соборе, посвященном святому Василию и увенчанном красивыми пестрыми куполами, состоялось парадное венчание. Священник в парадном облачении провозглашал:

– Венчается раб божий Андрей рабе божией Ольге! Венчается раба божия Ольга рабу божию Андрею!..

Андре и Онорина, теперь Андрей и Ольга, склоняли головы, покрытые венцами наподобие корон.

Свадебный пир продлился неделю. За одним столом с царем Петром и его сестрой, царевной Наталией, сидели и мать молодого супруга, боярыня Марья Кузьмина, и ее младшие дети: Анна и Митрий, которым царь пожаловал титулы графа и баронессы. И всеобщим почетом были окружены мать молодой супруги, красавица Аделаида, в прошлом Анжелика, и брат Константин, в прошлом Кантор!

Аделаида, в прошлом Анжелика де Пейрак де Монбаррей, а ныне княгиня Романовская, ближняя советница Петра и Наталии, сидя в своем новом доме, в кабинете, за столом, покрытым зеленой бархатной скатертью, писала письмо в Париж. Она приглашала своего старшего сына и его жену приехать в Московию! «Здесь, – писала она, – жизнь бьет ключом, и всех нас ожидают великие дела и свершения!» …Анжелика закончила послание и запечатала собственной печатью. Победоносная улыбка играла на ее лице. Теперь она доказала себе и всему миру, что она может быть свободной и независимой! А теперь… Теперь она хотела, чтобы об этом узнал еще один человек! Но кто же? О, разумеется, Жоффрей! Пусть он увидит новую Анжелику, свободную и независимую от его прихотей и планов!..

И Аделаида-Анжелика принялась за новое письмо!