Anne Golon
ANGELIQUE, LE CHEMIN DE VERSAILLES
Copyright © Anne Golon – 1958
The Russian translation is done after the original text revised by the author.
© М. Брусовани, перевод (главы 1–24), 2014
© А. Серебрянникова, перевод (главы 25–33), 2014
© О. Егорова, перевод (главы 34–48), 2014
© ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2014
Издательство АЗБУКА®
Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.
© Электронная версия книги подготовлена компанией ЛитРес (www.litres.ru)
Сквозь оконное стекло Анжелика рассматривала лицо монаха Беше.
Темной безлунной ночью она одиноко стояла под окном таверны «Зеленая решетка», не замечая, что тающий снег капает с крыши ей на плечи.
Неподвижно глядя перед собой, монах сидел за столом перед оловянным кувшином и пил. Анжелика отчетливо его видела, несмотря на толстое оконное стекло.
Внутри было не слишком накурено. Основные посетители «Зеленой решетки», монахи и церковные служители, не были курильщиками, они приходили, чтобы выпить или поиграть в шахматы и кости.
Молодая женщина в платье из грубой бумазеи и льняном чепце стояла неподвижно, хотя было очень холодно. Когда открывалась дверь таверны и на нее падал луч света, можно было различить тонкий овал очень красивого и бледного лица, чьи благородные черты свидетельствовали о знатном происхождении.
Совсем недавно эта женщина была одним из самых великолепных украшений роскошного двора молодого короля Людовика XIV. Она танцевала на балах в расшитом золотом платье, под пламенными взглядами завороженных ее красотой придворных.
Ее звали Анжелика де Сансе де Монтелу. В семнадцать лет родители выдали ее замуж за знатного тулузского сеньора графа Жоффрея де Пейрака.
Какими ужасными и непредвиденными путями судьба привела ее сюда?
В этот печальный и холодный вечер, приникнув к оконной решетке, она наблюдала за объектом своей ненависти. Всматриваясь в зловещее лицо монаха Беше, Анжелика снова переживала недавние жестокие страдания, тот страшный кошмар, в котором она пребывала последние месяцы.
Она словно бы вновь видела своего мужа, графа Жоффрея де Пейрака, странного и, несмотря на хромоту, обольстительного человека, прозванного Великим Хромым из Лангедока. Он был к тому же великий ученый, великий художник, великий ум. Он был велик во всем и быстро завоевывал симпатию и любовь окружающих. Так и его юная жена, поначалу неприступная, со временем страстно влюбилась в него. Однако сказочное богатство графа де Пейрака возбуждало и зависть. Он стал жертвой заговора, в котором не последнюю роль сыграл король, опасавшийся этого могущественного вассала. Граф был обвинен в колдовстве, заключен в Бастилию, а затем предстал перед несправедливым судом, приговорившим его к сожжению на костре.
Анжелика видела, как этот монах приказал сжечь на Гревской площади того, кого она любила!
Она видела, как в морозном утреннем воздухе кровавые отблески пламени смешались с первыми лучами зимнего солнца.
Потом наступило оцепенение, мрак, отчаяние.
Она осталась одна, отвергнутая всеми, осужденная на забвение вместе со своими маленькими сыновьями.
Перед ее мысленным взором возникли мордашки Флоримона и Кантора. На глаза навернулись слезы, она заморгала. Анжелика отвела взгляд от лица монаха и устало склонила голову.
Может быть, Флоримон сейчас плачет, зовет ее… Бедный ангелочек. У него больше нет ни матери, ни отца…
Анжелика оставила детей у своей сестры Ортанс, несмотря на ее шумные протесты. Мадам Фалло, жена прокурора, боялась приютить детей колдуна. Она в страхе прогнала Анжелику. К счастью, в ее доме живет Барба, бывшая служанка Анжелики. У нее доброе сердце, она пожалеет бедных сироток…
Анжелика долго без всякой цели бродила по заснеженному Парижу, по ночам превращающемуся в бандитское логово и раздолье для воров и убийц. Случай привел ее к таверне «Зеленая решетка», куда только что пришел Беше, чтобы за выпивкой забыть о пламени костра, по его милости разгоревшегося на Гревской площади.
Анжелика резко встряхнулась. Нет! Она еще не побеждена. Ей еще кое-что предстоит сделать! Монах Беше должен умереть!
Анжелика даже не содрогнулась. Она-то знала, почему он должен умереть! Для нее монах был воплощением того, что всю жизнь презирал Жоффрей де Пейрак, – человеческой глупости, нетерпимости, прогнившей средневековой софистики, от которой он тщетно защищал новые науки. Этот ограниченный, заблудившийся во мраке схоластической диалектики монах одержал победу. Жоффрей де Пейрак был мертв.
Но перед смертью он крикнул монаху с церковной паперти:
– Через месяц встретимся перед Божьим судом!
И вот месяц подходил к концу…
– Напрасно ты, девушка, мерзнешь у дверей. Тебе что, нечего выложить за стаканчик вина?
Анжелика обернулась, ища глазами собеседника, но никого не увидела. В этот момент луна, выглянув между облаками, осветила приземистую фигуру карлика. Тот поднял руку, замысловато скрестив два пальца. Молодая женщина вспомнила, как однажды этот знак показал ей Куасси-Ба и заверил: «Скрести вот так пальцы, и мои друзья скажут: „Да, она из наших!“»
Она машинально повторила знак Куасси-Ба. Сияющая улыбка озарила лицо карлика.
– Я так и думал, что ты наша. Только вот не пойму, ты чья? Родогона Цыгана, Беззубого Жака, Матроса Новобранца или Ворона?
Не отвечая, Анжелика сквозь стекло снова принялась разглядывать монаха Беше. Карлик вспрыгнул на подоконник. Свет из окна кабака осветил его большую голову в грязной фетровой шляпе. У него оказались круглые пухлые ручки, а на ножки были надеты полотняные башмачки, какие носят маленькие дети.
– Где тот клиент, которого ты высматриваешь?
– Вон он, сидит в углу.
– Думаешь, такой старый мешок с костями, взгляд которого не сулит ничего хорошего, дорого заплатит за твой труд?
Анжелика глубоко вздохнула.
– Это тот, кого мне надо убить, – сказала она.
Карлик ловко провел рукой вокруг ее талии:
– У тебя даже ножа нет, как же ты собираешься это сделать?
Анжелика впервые внимательно взглянула на своего странного нового знакомца, так неожиданно возникшего перед ней на мостовой, точно крыса, точно какое-то мерзкое ночное животное, из тех, что с наступлением сумерек вылезают на улицы Парижа.
– Пойдем со мной, маркиза, – неожиданно предложил карлик, спрыгивая на землю. – Пойдем на кладбище Святых Мучеников. Там ты договоришься с моими приятелями, чтобы они укокошили твоего монаха.
Анжелика, не раздумывая, последовала за ним.
Карлик вперевалку шел впереди.
– Меня зовут Баркароль, – снова заговорил он. – Очень красивое имя, прямо как я, верно? У-у-у!
Он издал нечто вроде раскатистого улюлюканья, кувыркнулся через голову, слепил снежок из грязного снега и запустил его в какое-то окно.
– Бежим быстрей, красотка, – сказал он, – пока за то, что мы помешали им дрыхнуть, эти чертовы буржуа не вылили нам на голову свои ночные горшки!
Едва он произнес эти слова, стукнула оконная створка, и Анжелике пришлось отскочить, чтобы ее не окатили.
Карлик куда-то исчез. Молодая женщина шла по колено в грязи, ее одежда промокла, но она не чувствовала холода.
Легкий свист привлек ее внимание к сточному желобу. Из его отверстия внезапно появился Баркароль.
– Простите, маркиза, что покинул вас без предупреждения. Я ходил за своим другом Жаненом Деревянный Зад, – сказал карлик, тяжело переводя дух.
Следом за ним из водосточного желоба выпрастывалась еще одна куцая фигура. Это был не карлик, а безногий, человеческий обрубок, воткнутый в большой деревянный таз. В узловатых руках он держал две деревянные колодки, опираясь на которые перемещался по мостовой.
Урод поднял на Анжелику испытующий взгляд. Звериное лицо покрывали гнойные прыщи, редкие волосы были тщательно прилизаны на блестящем черепе. Вся его одежда состояла из какого-то подобия голубого плаща с золотыми пуговицами, прежде, должно быть, принадлежавшего офицеру. Плащ украшал безукоризненно чистый белый воротник. Окинув молодую женщину изучающим взглядом, он прокашлялся и плюнул на нее. С удивлением посмотрев на него, Анжелика вытерлась снегом.
– Хорошо, – удовлетворенно сказал Жанен. – Она отдает себе отчет, с кем разговоривает.
– Разговоривает? Вот уж манера говорить! – воскликнул карлик, разразившись своим улюлюкающим смехом. – У-у-у, какой я остроумный!
– Подай мою шляпу, – приказал Жанен.
Он надел шляпу, утыканную перьями, прихватил деревянные колодки, и они тронулись в путь.
– Чего она хочет? – через некоторое время продолжил он.
– Чтобы ей помогли убить одного монаха.
– Это можно… Чья она?
– Не знаю, – ответил Баркароль.
Пока они шли, к ним постепенно присоединялись призрачные силуэты. Сперва из темных углов, с каналов и из глубины дворов раздавался свист. Затем, откуда ни возьмись, появлялись нищие с длинными бородами, старухи, больше напоминающие бесформенную груду тряпья. Слепцы и безногие инвалиды закидывали на плечи свои костыли, чтобы они не мешали идти быстрее. Следом вышагивали горбуны, не успевшие избавиться от накладных горбов. Среди них оказалось и несколько настоящих калек. Анжелика с трудом понимала их язык, изобиловавший странными словами.
На перекрестке их атаковал отряд усатых головорезов. Сначала Анжелика подумала, что это солдаты или даже городская стража, но быстро догадалась, что это переодетые бандиты.
Под их пристальными алчными взглядами Анжелика чуть было не отступила. Оглянувшись, она увидела, что ее со всех сторон окружает армия уродов.
– Ты что, боишься, красотка? – спросил один из бандитов, обнимая ее за талию.
– Нет, – ответила Анжелика, отбросив его наглую руку.
Бандит не унимался, и она отвесила ему оплеуху. Это было как гром среди ясного неба, и Анжелика подумала: «Что со мной будет?» Но она не боялась. Ненависть и возмущение, которые так давно копились в ее душе, вылились в страстное желание кусаться, царапаться и вырывать глаза. Шагнув в пропасть, она легко достигла соответствия с окружавшим ее зверьем.
Забавник Деревянный Зад, неистово проревев что-то, властно восстановил порядок. Этот человеческий обрубок обладал загробным голосом, от которого окружающих бросало в дрожь и все замолкали. Его яростные слова прекратили потасовку.
Взглянув на бандита, Анжелика заметила, что у него все лицо в кровавых царапинах и он прикрывает глаза рукой.
Остальные смеялись:
– Здорово тебя отделала эта девка!
Услышав собственный вызывающий смех, Анжелика поразилась: выходит, не так уж тяжко находиться в этом аду; что же до страха… Впрочем, что такое страх? Это чувство, которого для нее больше не существует. Оно годится для добропорядочных горожан, которых колотит дрожь, когда толпы нищих проходят под их окнами на кладбище Святых Мучеников, чтобы увидеть своего повелителя – принца нищих.
– Чья она? – спросил кто-то.
– Наша! – рявкнул Жанен. – И зарубите это себе на носу!
Его пропустили вперед. Никто, даже обладая парой проворных ног, не пытался опередить его. Когда дорога шла вверх, бандиты, которых прозвали весельчаками, поспешно поднимали лохань с безногим и тащили ее на руках.
В квартале, через который они шли, стояла невыносимая вонь: в сточных канавах гнили остатки мяса, сыра, овощей, повсюду разносился затхлый запах гниения. Это был район, который называли Чрево, к нему примыкало главное хранилище тухлятины – кладбище Святых Мучеников.
Анжелика никогда не бывала здесь, хотя кладбище считалось самым популярным в Париже местом свиданий. Там можно было встретить знатных дам, пришедших выбрать книги или белье в лавках, расположенных у кладбищенских стен. Привычно было видеть, как элегантные господа прогуливались со своими любовницами под аркадами, небрежно отбрасывая тростью валяющиеся повсюду черепа и кости, абсолютно не обращая внимания на погребения и похоронный хор.
По ночам это привилегированное место, где по традиции никого нельзя было арестовать, служило убежищем ворам и мошенникам, а распутники приходили сюда, чтобы выбрать среди бесстыдниц подругу для диких оргий.
Подойдя к ограде, представлявшей собой обвалившуюся во многих местах стену, что позволяло беспрепятственно проникать внутрь, толпа нищих повстречалась с глашатаем умерших. Он был одет в черный сюртук, где были вышиты скрещенные кости и серебряные слезы. Заметив пришедших, он бесстрастно проговорил:
– Есть покойник на улице Ферронри, так что на завтра требуются бедняки в похоронный кортеж. Каждый получит по десять су и черную куртку или накидку.
– Мы пойдем, мы пойдем! – закричали какие-то беззубые старухи.
Они готовы были за эти гроши сразу бежать к дому на улице Ферронри, но остальные стали браниться, а Деревянный Зад, щедро осыпая их страшными ругательствами, проревел:
– Черт бы вас побрал! Неужто мы будем заниматься своей работенкой и мелкими делишками, когда нас ждет принц нищих? На кой черт мне эти подлые старухи? Что за нравы, честное слово!
Сконфуженные нищенки опустили голову. Подбородки у них дрожали. Все друг за другом через разные дыры проникли на кладбище.
Глашатай умерших удалился, звеня колокольчиком. В проулке он остановился и, подняв голову, заунывно затянул:
– Проснитесь, спящие, помолитесь за усопших.
С расширенными от ужаса глазами Анжелика пробиралась среди канав, заполненных трупами. Здесь и там были общие могилы, наполовину заваленные закутанными в саваны мертвецами. Прежде чем их засыплют, разверстым ямам предстояло дождаться новых обитателей.
Некоторые памятники или положенные прямо на землю надгробные плиты свидетельствовали о том, что их хозяева были довольно состоятельны. И все же испокон веков это было кладбище бедняков. Богатых хоронили на кладбище Святого Павла.
Луна, теперь одиноко царившая в темном небе, осветила едва заметную снежную пелену, покрывавшую крыши церкви и окрестных строений.
Тускло мерцал крест семейства Бюто – высокое металлическое распятие, установленное в центре кладбища, неподалеку от кафедры.
Мороз притуплял тошнотворный запах. Впрочем, никто не обращал на него внимания.
Да и сама Анжелика с безразличием вдыхала насыщенный миазмами воздух. Но четыре галереи, отходящие от церкви и формирующие ограду кладбища, приковывали ее взгляд и ошеломляли настолько, что ей казалось, будто она видит кошмарный сон. Нижняя часть этих средневековых построек представляла собой стрельчатые монастырские аркады, где нынче торговцы устроили свои лавочки. Но над галереями располагались лачуги с черепичными крышами, опиравшиеся со стороны кладбища на деревянные столбы, так что между кровлей и опорами оставались просветы. Все это пространство было заполнено останками. Там были свалены в груду тысячи черепов и скелетов. Чердаки смерти, переполненные своим зловещим урожаем, демонстрировали взорам живых небывалые нагромождения иссушенных ветром и превращенных в прах временем человеческих останков. Но на смену им бесконечно поступали новые, извлекаемые из кладбищенской почвы.
И действительно, везде возле могил виднелись кучи костей, аккуратно собранных в вязанки, и черепа, уложенные в штабеля могильщиками, четко выполняющими привычную для них работу. Завтра эти вязанки переместятся к стенам кладбища, как повторялось уже многие десятки лет.
– Что это… что это такое? – в ужасе промолвила Анжелика. Такое зрелище казалось ей нереальным, она боялась, что сошла с ума.
Взобравшись на могилу, карлик Баркароль с удивлением разглядывал ее:
– Оссуарии! Оссуарии кладбища Святых Мучеников. Самые прекрасные оссуарии Парижа!
И, помолчав, добавил:
– Ты что, с неба свалилась? Ты что, никогда этого не видела?
Анжелика присела рядом с ним. После того как она, не помня себя, расцарапала ногтями лицо того шутника, ее оставили в покое и больше с ней никто не заговаривал. Если кто-нибудь обращал на нее заинтересованный или игривый взгляд, немедленно раздавался голос:
– Она наша, поосторожней, братцы.
Анжелика не заметила, как только что почти пустынное кладбище постепенно заполнилось страшной толпой оборванцев.
Она не могла оторвать взгляд от оссуариев. Ей было невдомек, что эта жуткая страсть сваливать скелеты в кучи присуща Парижу. Все основные парижские церкви пытались оспорить это право кладбища Святых Мучеников.
Ей это место казалось ужасным, а карлик, напротив, находил его великолепным. Он пробормотал:
– Смерть наконец бросила им вызов.
Какое горе умереть
И не знать, куда идешь…
Анжелика медленно повернулась к нему.
– Да ты просто поэт, – сказала она.
– Это сочинил не я, а Грязный Поэт, Клод Ле Пти.
– Ты с ним знаком?
– Еще бы! Он же знаменитый памфлетист с Нового моста.
– Его я тоже хочу убить.
Карлик подпрыгнул, как жаба:
– Ты так не шути! Он мой приятель.
Баркароль оглянулся, призывая присутствующих в свидетели, и покрутил пальцем у виска:
– Сестренка спятила! Хочет всех укокошить!
Тут вдруг раздались какие-то возгласы, и толпа расступилась, дав дорогу странной процессии.
Во главе ее шел, семеня босыми ногами по грязному снегу, очень длинный и худой человек. Пышные седые волосы падали ему на плечи, лицо было лишено растительности. Можно было подумать, что это старуха, и, возможно, он и вправду не был мужчиной, несмотря на штаны и рваный плащ. У него были выступающие скулы, угрюмые и мрачные глаза прятались в глубоких глазницах. Он был лишен пола, подобно скелету, и столь же уместен в этом скорбном месте. Он нес длинную палку, на конце которой болталась дохлая собака.
Рядом с ним потрясал метлой толстый безбородый человечек. За этими странными знаменосцами шел шарманщик, крутя ручку своего инструмента. Оригинальность музыканта заключалась в огромной соломенной шляпе с нависающими полями, скрывавшими его почти до плеч. В полях были проделаны маленькие дырочки, сквозь которые поблескивали хитрые глаза. За ним следовал мальчик, усердно бьющий в медный таз.
– Хочешь, я назову тебе этих знаменитых благородных господ? – спросил у Анжелики карлик и добавил, подмигнув ей: – Тебе известен наш знак, но я вижу, что ты не из наших. Те, которых ты видишь впереди, – это Большой и Малый Евнухи. Вот уже много лет Большой Евнух находится на грани смерти, но он никогда не умрет. Малый Евнух стережет жен принца нищих. У него в руках знак отличия.
– Метла?
– Тсс! Не вздумай насмехаться! Под метлой подразумевается наведение порядка. Позади них шарманщик и его паж Лино. А вот и крали принца нищих.
Из-под грязных чепцов виднелись распухшие физиономии проституток с усталыми и томными глазами. Некоторые еще не утратили красоту, но все без исключения нагло посматривали по сторонам. Но только первая, подросток, почти ребенок, единственная еще выглядела свежей. Несмотря на холод, платье ее было расстегнуто, и она с гордостью выставляла напоказ свои молодые, едва расцветшие груди.
Затем шли факельщики, за ними мушкетеры со шпагами, далее следовали нищие и мнимые паломники Святого Иакова. Под скрежет и лязганье появилась тяжелая тележка, которую толкал великан с отвисшей нижней губой.
– Это Слюнтяй, идиот принца нищих, – объявил карлик.
Замыкал шествие человек с длинной седой бородой, в черном сюртуке, карманы которого были набиты пергаментными свитками. На поясе у него болтались три хлыста, чернильница и гусиные перья.
– Это Старый Пень – главный помощник принца нищих, он же ведает законами королевства нищих, – пояснил карлик.
– А где же сам он? – поинтересовалась удивленная Анжелика.
– В тележке.
– В тележке? – изумленно переспросила Анжелика и немного приподнялась, чтобы лучше видеть.
Тележка остановилась в центре кладбища, перед кафедрой. Так называли возвышение с пирамидальной крышей, к которому вели несколько ступенек.
Слюнтяй наклонился и взял что-то из тележки, потом уселся на кафедру и водрузил предмет себе на колени.
– Боже мой! – ахнула Анжелика.
Перед ней был принц нищих. Это существо обладало мощной грудью, переходящей в хиленькие и беленькие, как у двухлетнего ребенка, ножки. Огромную голову, поросшую черными курчавыми спутанными волосами, наполовину закрывала грязная черная повязка, под которой виднелись гнойники. Сурово сверкали из-под нависших кустистых бровей глубоко посаженные глаза. Он носил д…