Английская роза

Глава четвертая

Оглядывая внушительную гостиную британского посольства, лорд Чарнок с удовлетворением подумал, что рассчитал все очень точно.

Когда граф Дэрем направил приглашение князю Ивану и княгине Ольге Волконским, включив в это приглашение и Полину, он тем самым окончательно укрепил то впечатление, которое она старалась у них создать. Теперь принимающие ее князья Волконские убедятся, что она приехала в Россию исключительно как гостья, так что считать ее служащей никак нельзя.

Хибберт, который всегда помогал своему господину в качестве информатора и шпиона, уже выяснил, что Полина ест за одним столом с хозяевами дома и что те уже представили ее членам императорской фамилии.

Лорд Чарнок намерено старался не встречаться с Полиной: ему даже пришлось пропустить некоторые светские мероприятия, на которых та должна была появиться. Он прекрасно понимал, стоило ему только выказать хоть малейший интерес к своей соотечественнице, и все сплетники моментально примутся обсуждать их отношения и вытащат на свет божий тот факт, что она ехала вместе с ним. А светское общество Санкт-Петербурга всегда было готово думать о женщине прежде всего худшее — особенно же в том случае, если эта женщина была молода и хороша собой. А ведь Полина была не просто хорошенькая — она была потрясающе красива!

Глядя, как Полина танцует с одним из приближенных императора, он подумал, что еще не встречал девушки, которой определение «роза Англии» подходило бы больше, чем Полине. Лорд Чарнок невольно залюбовался этой парой, крутящейся в вальсе.

Вальс был народным немецким танцем, который в 1812 году привезла в Англию княгиня Ливен, жена русского посланника. Однако никто не осмеливался танцевать его в «Олмеке» — самом аристократическом клубе Лондона, считая чересчур фривольным. Этот запрет был снят только в 1816 году, когда его пожелал танцевать приглашенный в «Олмек» император Александр. После этого Англия вместе с остальными странами Европы безоговорочно приняла вальс, а в России этот танец был особенно любим молодыми великими князьями.

Это был единственный танец, в котором партнер мог обхватить свою даму за талию и у всех на глазах прижать ее к себе, что шокировало многих мамаш, но и сильно облегчило флирты их дочкам.

Лорд Чарнок с одобрением заметил, что Полина держится на приличном расстоянии от своего партнера, который что-то тихо говорит ей, глядя на нее с таким восторженным выражением, что его милость недовольно нахмурил брови, снова повторив про себя уже ставшую для него привычной фразу:

«Эта девушка слишком юна и неопытна для подобных вещей!»

И в то же время он понимал, что ее положение было бы гораздо более ненадежным и опасным, если бы она считалась «никем» — всего лишь гувернанткой княжеских детей. К счастью, сама Полина, похоже, об этом не подозревала.

Проницательный лорд Чарнок хорошо разбирался в людях, и от него не укрылось то, как волновалась Полина в тот момент, когда прощалась с ним после прибытия императорской яхты в Санкт-Петербург. Любому постороннему наблюдателю и в голову не пришло бы, что эта вежливая и сдержанная молодая девушка на самом деле страшно тревожится.

В Санкт-Петербурге лорда Чарнока встречало несколько официальных лиц, поэтому он намеренно предоставил генералу Сухтелену возможность представлять Полину и объяснять причину ее присутствия на «Ижоре». Только оставшись наедине с графом Дэремом, он позволил себе высказаться, насколько лишним было для него это осложнение. Однако, обнаружив на английском корабле юную девушку из благородного семейства, оказавшуюся в неловком положении из-за отсутствия сопровождающих и даже горничной, он не мог не вмешаться. Не мог же он спокойно смотреть, как она подвергается столь наглым притязаниям со стороны какого-то негодяя, и оставить ее на судне без всякой защиты.

— Сэр Генри Уоткин Уилльямс-Уинн согласился с моей идеей о том, что девушку надо было забрать с собой.

— Да, вам больше ничего не оставалось делать, — согласился граф Дэрем. — Вы совершенно правильно сделали, что взяли ее на «Ижору».

— По-моему, вам следовало бы намекнуть русскому посланнику в Лондоне, что поездка и без того была плохо организована — отнюдь не так, как приличествовало бы для племянницы графа и графини Ротбери.

— Я непременно так и сделаю, — ответил граф. — Но вам не хуже меня известно, что если где-то что-то можно напутать, то русские непременно это сделают!

Лорд Чарнок не сомневался в том, что граф с большим удовольствием воспользуется возможностью продемонстрировать своему русскому коллеге свою власть. Граф Дэрем был человеком необычайно способным, искренним и обаятельным — однако положительные черты его характера сильно портили чрезмерное тщеславие и падкость на лесть. Хоть он и был чрезвычайно умен, но эти свойства представляли собой его ахиллесову пяту.

Карета британского посольства доставила Полину, которую сопровождала Дэйви, к особняку князей Волконских.

Было условлено, что горничная останется при ней в течение нескольких первых дней, а потом вернется в Копенгаген на первом же корабле, который будет отплывать из Санкт-Петербурга.

Полина была очень рада присутствию горничной: ей казалось, что Дэйви послужит ей поддержкой и поможет лучше сыграть роль гостьи в этом доме. Следующие несколько дней должны были стать чуть ли не самыми трудными в ее жизни. Тем не менее, ей на помощь пришли гордость и сила духа, о которой она даже не подозревала.

Выйдя у особняка Волконских, девушка сообщила свое имя внушительного вида дворецкому, который явно заметил британский герб на дверях кареты, доставившей ее, и сразу отнесся к ней как к важной персоне. Окинув взглядом юную особу и сопровождавшую ее Дэйви, он проговорил на вполне сносном французском:

— Их сиятельства, полагаю, захотят вас видеть, мадемуазель, прежде, чем вас проводят наверх.

Полина молча наклонила голову, показывая, что поняла его слова, а потом, стараясь держаться очень прямо и двигаясь намеренно неторопливо, пошла следом за дворецким.

Они прошли через великолепный вестибюль с малахитовыми колоннами и поднялись по огромной лестнице, украшенной хрустальными светильниками, в помещение, которое, как потом узнала Полина, называлось Малой гостиной. Однако в тот момент эта комната показалась ей очень большой и тоже невероятно роскошной. Чего стоили только развешанные по стенам картины великих живописцев!

По всей комнате были расставлены свежесрезанные цветы, наполнявшие воздух своими ароматами. В дальнем конце комнаты на диване сидел необычайно красивый мужчина — как решила Полина, хозяин дома. У ног его лежала русская борзая.

Высокая статная женщина, которая вполне могла сойти с одного из полотен, висевших в гостиной, стояла немного поодаль.

Княгиня Ольга с ее огромными темными глазами и черными волосами, зачесанными с высокого чистого лба, могла считаться воплощением идеала русской красавицы, каким ее представляли себе на Западе.

— Мадемуазель Полина Тайвертон! — объявил дворецкий, и, приближаясь к хозяевам дома, Полина успела увидеть, как они удивленно переглянулись.

Она оделась с особым тщанием. По ее просьбе Дэйви распорядилась, чтобы из трюма принесли один из ее сундуков, откуда было извлечено элегантное дневное платье, купленное с тетей Кэтлин на Бонд-стрит. Поначалу Полина думала, что ей предстоит надеть его на один из приемов, вроде тех, куда приглашали ее тетку: такие устраивали жены видных политиков для тех, кто поддерживал действующее правительство. Однако тетка оставляла ее дома, а потом, узнав, что ей предстоит стать гувернанткой, девушка решила, что такое платье ей просто некуда будет надеть, как и шляпку с нежными розовыми перьями и оборкой из тонкого кружева на тулье. Такому ансамблю было бы не место в школьной комнате!

Она неспешно шла по длинному салону, пока не оказалась на должном расстоянии от княгини, и тут сделала изящный реверанс, а потом с легкой улыбкой негромко произнесла:

— Я приехала раньше, чем вы меня ждали, ваше сиятельство! Причина тому — стечение самых разных обстоятельств. Но я должна сказать, что искренне рада возможности видеть вас и высказать вам свою глубокую благодарность за ваше любезное приглашение погостить у вас в доме!

— Мы действительно не ожидали увидеть вас так рано в нашем доме, мисс Тайвертон, — ответила княгиня на идеально правильном английском.

При ее приближении князь встал, и теперь, пока Полина делала реверанс ему, он протянул ей руку и сказал:

— Добро пожаловать в Россию! Мне очень неприятно слышать, что ваше путешествие осложнилось какими-то неудобствами.

— Я бы не употребляла подобное слово, ваше сиятельство, — отозвалась Полина. — По правде говоря, не представляю себе, что может найтись судно более красивое и комфортабельное, чем императорская яхта.

— Вы говорите об «Ижоре»?! — воскликнула княгиня, теряя свою бесстрастность.

Полина засмеялась, сама удивляясь тому, что ее смех прозвучал совершенно естественно.

— Именно поэтому я и приехала раньше, чем ожидалось. Должна признаться, ваши сиятельства, что поскольку моя компаньонка заболела и ее пришлось оставить в Англии, то горничная, сопровождающая меня, на самом деле не из моей прислуги: мне одолжила ее в Копенгагене леди Уоткин Уилльямс-Уинн.

К тому времени, как Полина удовлетворила любопытство князя и княгини и рассказала, какие неудобства причинила болезнь ее «компаньонки», хозяева особняка уже успели свыкнуться с мыслью о том, что она будет их гостьей, и даже не упомянули о своих детях. Только за ленчем, когда появилось несколько гостей, Полина заметила, что из-за ее присутствия количество дам за столом не соответствовало количеству джентльменов. Дам было больше! Да, если бы не хитроумный план лорда Чарнока, ее, без сомнения, отправили бы в детскую, обедать с детьми и их няньками.

Ближе к вечеру, когда в гостиную пришли дети, чтобы провести, как обычно, час с матерью, прежде чем малышам пора будет ложиться спать, Полина выяснила, что их пятеро: начиная с хорошенькой девочки четырнадцати лет и кончая трехлетним малышом.

У детей была няня-англичанка, гувернантка-француженка и учитель музыки, а мальчики еще занимались с гувернером греческим и латынью. Кроме того, у них было два учителя верховой езды.

— Ваши дети прекрасно образованны, — восхищенно сказала она княгине.

— Надеюсь, что будет именно так, — отозвалась та. — Но меня немного тревожит, что они будут говорить по-английски не совсем правильно.

— Мне их английский показался очень хорошим.

— Они, естественно, переняли его от своей няни, — объяснила княгиня, — но я прекрасно сознаю, что хоть она и превосходная женщина, но недостаточно культурная.

Наступило напряженное молчание. Полина понимала, что княгиня ждет, чтобы она сама вызвалась заниматься с детьми английским. Однако она твердо помнила советы лорда Чарнока и поэтому сказала только:

— Я уверена, что если они будут разговаривать с вами, ваше сиятельство — а ведь ваш английский просто безупречен! — то они не будут делать серьезных ошибок.

Заметив, что предложение гостье почаще разговаривать с ее детьми на английском уже готово сорваться с уст княгини, Полина добавила:

— Ах, как мне жаль, что мой отец не может увидеть сокровища вашего чудесного особняка! Хоть он и был военным, но был ценителем искусства — и именно благодаря ему я немного разбираюсь в живописи. Несомненно, что я узнаю ее гораздо лучше за время моего пребывания в России!

— Ваш отец был военным? — из вежливости поинтересовалась княгиня.

Полина воспользовалась ее вопросом, чтобы упомянуть о своем дедушке-генерале и рассказать о некоторых живописных полотнах, принадлежавших ее дяде, графу Ротбери.

Как и лорд Чарнок, Полина понимала, что присланное британским посольством приглашение на обед и бал заставило князя и княгиню окончательно отказаться от мысли о том, что ее можно будет сделать учительницей их детей.

В первый же вечер, выйдя к ленчу, девушка, вспомнив совет лорда Чарнока, вручила княгине подарок. В распакованном Дэйви сундуке оказалось три веера: каждый в отдельном атласном футляре с маркой известного модного магазина на Бонд-стрит, где ее тетка была постоянной покупательницей. Все три были очень красивые, поэтому Полина с удовольствием оставила бы их себе, но она заставила себя расстаться с одним из них, выбрав тот, который нравился ей меньше всего. У девушки в жизни не было еще таких красивых вещей, поэтому ей нелегко было расстаться с этим веером.

Дэйви изящно завернула футляр с веером в блестящую бумагу и перевязала атласной лентой, снятой с одного из новых платьев Полины. На этом наряде было, по мнению девушки, чересчур много бантов, и от этой операции оно только выиграло.

Княгиня была тронута ее вниманием.

— Как это мило с вашей стороны, мисс Тайвертон! — воскликнула она. А потом, с легкой улыбкой рассматривая веер, она добавила: — Мне трудно обращаться к вам так сухо и официально! Полина — очень красивое русское имя. Правда, внешность у вас чисто английская.

Джентльмен, сидевший рядом с ней за столом во время ленча, сказал то же самое.

— Я слышал, что вы — из Англии, страны, где так много прекрасных женщин, — проговорил он. — Расскажите о себе, пожалуйста.

Полина снова вспомнила слова лорда Чарнока о том, как важно произвести на русских должное впечатление. И когда гости княгини, прощаясь, высказали надежду снова ее увидеть, она, расточая направо и налево приветливые улыбки, подтверждала, что так оно и будет.

Когда она поднялась наверх переодеться к обеду, Дэйви рассказала ей, что из-за их неожиданного приезда княгине пришлось срочно посылать лакея, чтобы пригласить к обеду еще одного джентльмена.

— Вы вызвали такой переполох, мисс, тем, что прибыли на императорской яхте! — сказала она. — И к тому же, как я узнала от прислуги, явились на неделю раньше, чем вас ждали!

— Я так рада, что мне не пришлось плыть до Стокгольма, а там пересаживаться на русский корабль, — отозвалась Полина.

Тут она снова вспомнила, как ей было одиноко и страшно в первые дни плавания, но сразу же отогнала грустные мысли.

— Какое платье мне надеть сегодня вечером? — вопросительно обернулась она к горничной.

Чтобы принять окончательное решение, понадобилось некоторое время: Полина помнила, как важно первое впечатление. И кроме того, выполняя рекомендации лорда Чарнока, ей необходимо было упрочить свое положение в русском аристократическом обществе.

Одеваясь, она невольно жалела, что не может рассказать своему покровителю, как прекрасно сработал его план, и поблагодарить его за то, что после этого дня ни у кого не останется сомнений относительно ее положения гостьи князей Волконских. Помня о его предостережении, сделанном в первый вечер на борту «Ижоры», девушка решила, что если русские способны подслушивать все разговоры, то они тем более станут читать все, что она будет писать. Значит, как это ни печально, ей нельзя было отправить лорду Чарноку записку со словами благодарности.

«Но он, вероятно, догадается, насколько я ему благодарна», — попыталась она себя утешить.

И в то же время Полина не могла не укорять себя за то, что не сказала ему об этом прямо. Ей оставалось только обещать себе, что при первом же удобном случае она обязательно поблагодарит лорда Чарнока за все, что он для нее сделал.

На ней был один из ее самых изящных нарядов с Бонд-стрит, в котором, как она знала, ее не затмили бы даже те русские дамы, что покупают свою одежду в Париже. Испытывая приятную уверенность в себе, она спустилась по роскошной лестнице в Большую гостиную, где княгиня принимала гостей перед обедом.

Следующим вечером, зная, что ей предстоит встретиться в британском посольстве с лордом Чарноком, Полина решила надеть свое самое красивое платье. Когда тетка его заказала, девушка думала, что такое платье она сможет надеть только в том случае, если получит приглашение на бал в Букингемском дворце. Но сейчас, надевая его, она решила, что ей будет гораздо приятнее произвести хорошее впечатление на лорда Чарнока, а не на английскую королеву. Хотя в глубине души ее мучили опасения, что тот просто не обратит на нее никакого внимания.

Полина не пропустила мимо ушей то, что сказала о лорде Чарноке княгиня накануне, за ленчем, обращаясь к кому-то из своих гостий.

— Вы, должно быть, поедете завтра вечером в британское посольство? — спросила одна из них.

— Да, конечно, — ответила княгиня.

— Надо полагать, гостем посланника будет лорд Чарнок, хоть он и остановился во дворце Его Императорского Величества.

— Конечно, лорд Чарнок там будет! — подтвердила княгиня. — И я с большим нетерпением жду случая возобновить наше знакомство. В прошлый раз мы с ним встретились в Париже.

Заговорившая о нем гостья рассмеялась.

— Где он был влюблен без памяти. Насколько я слышала, его внимания добивалось немало красивых женщин, но он был полностью предан дивной Софи.

— Да уж, Софи не допустила бы ничего иного! — отозвалась княгиня, и все рассмеялись.

— Но, насколько мне известно, это увлечение уже в далеком прошлом, — вступила в разговор другая дама. — Ведь сердечные привязанности его милости всем известны своей мимолетностью. Да к тому же он настолько сдержан и скрытен, что, как кто-то довольно удачно заметил, их с тем же успехом можно считать вообще не существующими.

— А я слышала совершенно иную версию, — сказала княгиня. — Все эти молчаливые, спокойные и сдержанные англичане часто бывают необычайно пылкими любовниками.

— Ну, вам виднее, милочка, — с ехидством заметила одна из светских дам.

Тут княгиня довольно ловко перевела разговор на другую тему.

Полина была буквально потрясена услышанным. Она никогда не думала о лорде Чарноке как о мужчине, который может быть пылким любовником. Теперь ей пришло в голову, что в результате своей наивности она могла показаться ему на редкость скучной. Но уже в следующую минуту девушка сказала себе, что княгиня и ее приятельницы скорее всего ошиблись: лорд Чарнок слишком занят своей работой, так что у него наверняка просто не остается времени на что-то еще.

Тем не менее, глядя на него через бальный зал британского посольства, она поймала себя на том, что думает, не влюблен ли он в необычайно красивую женщину, с которой в ту минуту разговаривал, склонившись к ней и внимательно ловя каждое слово своей собеседницы.

Полина не поверила бы, если бы ей сказали, что эта потрясающе красивая аристократка на самом деле завербована тайной полицией — с ведома и полного одобрения русского императора. И действовала она согласно полученной инструкции: ей было приказано выяснить подлинные цели приезда лорда Чарнока в Санкт-Петербург. Кроме того, ей следовало постараться узнать, как министр иностранных дел Великобритании относится к внешней политике России.

Существовала некая тайная интрига, которую царь очень хотел бы скрыть от англичан. И хотя оснований считать, что она им стала известна, ни у кого не было, тем не менее, он отдал приказ следить за лордом Чарноком с особой тщательностью.

Поскольку император был глубоко убежден в том, что не имеет себе равных в умении не только во всем добиваться своего, но и обманывать и вводить в заблуждение своих противников, он не рассчитывал, что в лице лорда Чарнока он получил достойного оппонента. Этот опытный дипломат, обладавший почти невероятной проницательностью и наблюдательностью, был начеку с того момента, когда в первый раз поднялся на борт «Ижоры». От него не укрылось то, что сопровождавший его генерал Сухтелен, который держался подчеркнуто открыто и непринужденно и был готов разговаривать обо всем на свете, на самом деле при каждой беседе старался завести речь об интересующих его моментах, с явным намерением вытянуть из него как можно больше информации.

И когда лорда Чарнока представили графине Наталье Оболенской, он сразу же понял, что эту необыкновенно привлекательную женщину специально избрали для того, чтобы, поддавшись ее чарам, он смог забыться и совершить какие-нибудь опрометчивые поступки.

А она действительно была необычайно хороша собой: наружные уголки ее огромных глаз были приподняты кверху, что придавало их выражению таинственность, а лицо, казалось, вышло из-под резца талантливого скульптора Средневековья. В каждом ее слове звучал скрытый вызов, каждое движение губ было рассчитано на то, чтобы дразнить мужчину, к которому она обращалась в эту минуту. Она отчаянно флиртовала с лордом Чарноком — и в то же время ей хватало хитроумия казаться готовой ускользнуть, придать своему поведению тонкий намек на неуловимость.

Они шутливо спорили за обедом, а когда по его окончании император подозвал к себе английского дипломата для разговора, лорд Чарнок обратил внимание на то, что графиня не сделала попытки завязать разговор с кем-то еще, а просто дожидалась той минуты, когда он освободится.

Первую ночь своего пребывания в императорском дворце лорд Чарнок спал мирно и спокойно.

Когда он поднялся в свою невероятно роскошную спальню, первым делом его камердинер Хибберт прибег к тем предосторожностям, которые они всегда соблюдали во время пребывания за границей, в какую бы страну они ни приезжали. Он осмотрел внимательно комнату, заглядывая в самые отдаленные уголки, и простукал стены. Не говоря ни слова, Хибберт нажал на какую-то кнопку на одной из панелей, которыми были обшиты стены, и та моментально открылась, приведенная в движение потайной пружиной.

Лорд Чарнок увидел, что позади нее оказалось пустое пространство — а это означало, что тот, кто занимает соседнюю комнату, сможет услышать все, что будет говориться в его спальне. С подобными устройствами они уже встречались не раз, и Хибберт прекрасно знал, что ему следует делать в этом случае.

Камердинер снял с кровати перину, набитую гусиным пухом — благо лорд Чарнок предпочитал спартанское ложе, — и заложил ее в пустую нишу. Теперь туда никто не смог бы войти, и подслушивать их разговоры тоже стало невозможно.

Хибберт дал понять своему хозяину, что, насколько он мог судить, больше в комнате никаких средств наблюдения не осталось, но указал на украшенный живописным панно потолок. Лорд Чарнок поднял голову и увидел, что у богини, занимающей центральное место в композиции, один глаз заметно отличается от другого. Он поднял повыше подсвечник, и в пламени свечи блеснуло стекло. Ему стало понятно, что это значит: Хибберт обнаружил глазок, откуда за ним могли бы подглядывать из помещения этажом выше.

Лорд Чарнок ничего не сказал, а только благодарно улыбнулся Хибберту, поздравляя с успехом, и пока он раздевался, они разговаривали только об одежде, которую необходимо было подготовить к приему.

Приняв ванну, лорд Чарнок надел вечернее платье. В шелковых бальных брюках до колен и с многочисленными орденами на фраке, с белоснежным галстуком, повязанным сложным узлом, лорд Чарнок выглядел необычайно элегантно. Его наряд вполне мог выдержать сравнение со всем, что могли бы предложить придворные щеголи.

Не спеша он отправился по длинным коридорам дворца в апартаменты императора, где ему предстояло обедать.

Еда была превосходная, вина — первоклассные, разговоры — умные и интересные. Именно такие вечера лорд Чарнок любил больше всего: когда гости вели оживленную беседу, а не были вынуждены весь вечер танцевать. Царь и царица простились со своими гостями довольно рано.

Кто-то предложил лорду Чарноку съездить на бал, но он отказался, оправдавшись тем, что не успел отдохнуть с дороги, после чего смог уйти к себе.

В отведенной ему спальне его дожидался Хибберт, который взглядом указал ему на чемоданчики с дипломатической почтой. Лорд Чарнок сразу догадался, что кто-то чуть сдвинул их с того места, на котором они были оставлены. Еще один жест Хибберта подтвердил, что все его вещи были пересмотрены, все шкафы и ящики открыты, все написанное — прочтено.

Поскольку лорд Чарнок именно этого и ожидал, то происшедшее его ничуть не встревожило, и когда он лег в постель, то сразу же заснул и крепко проспал до самого утра.

Проснулся он готовый ко всему и еще раз напомнил себе, что надо будет тщательно взвешивать каждое свое слово и следить даже за выражением своих глаз, чтобы они случайно не выдали его мыслей.

Его ничуть не удивило то, что графиня Оболенская оказалась рядом с ним за столом во время ленча, а потом и во время обеда.

Собравшиеся за столом во второй день гости совершенно не походили на тех, что сидели там накануне.

Присутствующих было намного больше. Дамы демонстрировали сверкающие драгоценности, мужчины — не менее блестящие ордена. После окончания обеда появились те, кто был приглашен на вторую половину приема, и начались танцы в одном из великолепных бальных залов, сверкающие позолотой колонны которого символизировали пышную роскошь, а ей в России готовы были поклоняться все и вся.

Лорду Чарноку не слишком хотелось танцевать, но он не мог отказать графине, которая попросила его об этом. Двигаясь в танце мимо императора, он успел заметить на его губах одобрительную улыбку.

— Вы так привлекательны, mon cher! — проговорила графиня голосом, который вибрировал от переполнявшего ее чувства.

— Спасибо, — отозвался лорд Чарнок. — И вам прекрасно известно, что вы ослепительно хороши собой, так что мне нет нужды вам об этом говорить.

— Но мне хотелось услышать это от вас! А еще мне хотелось бы знать, что эти слова исходят не просто из ваших уст, но из самого вашего сердца!

— Мне всегда говорили, что этот орган в моей анатомии отсутствует, — сухо заметил лорд Чарнок.

— Я совершенно уверена, что это неправда! — с обворожительной улыбкой возразила графиня. — Вы должны позволить, чтобы я помогла вам его найти: для меня это будет необычайно приятно.

— Я прекрасно обходился до этого без него. Скорее всего тогда появятся лишние неприятности.

— А мне кажется, что это даст вам настоящее счастье. Так мы попытаемся отыскать ваше сердце?

Лорд Чарнок не смог придумать подходящего ответа и счел за лучшее загадочно улыбнуться и промолчать, почувствовав, как его партнерша придвинулась к нему ближе.

Бал закончился очень поздно, а потом лорд Чарнок не спеша готовился ко сну. И даже когда он отпустил Хибберта, то не стал ложиться на широкую кровать с тяжелым балдахином и шелковыми простынями, отделанными вышивкой и помеченными императорской монограммой. Он подошел к окну и остановился, глядя на ярко освещенные окна зданий на противоположном берегу Невы. Горевшие в небе звезды отражались в темной реке, которая медленно несла свои воды к морю.

Лорд Чарнок подумал, удалось ли Хибберту заблокировать все потайные входы в его спальню, когда он заложил периной пространство между стенами. И тут, словно в ответ на его мысленный вопрос, отодвинулась еще одна стенная панель, которую Хибберт почему-то не сумел обнаружить, — и в комнату скользнула графиня Наталья Оболенская.

Она была, как всегда, необычайно хороша и казалась еще соблазнительней в полупрозрачном пеньюаре под цвет ее глаз, сколотым у шеи брошью с огромным изумрудом. Наталья прикрыла за собой потайную дверь и остановилась, глядя прямо в глаза лорду Чарноку, который тоже молча смотрел на нее.

Ему пришло в голову, что, если он отошлет ее прочь, тайная полиция почует неладное в его поведении и усилит бдительность. Не говоря уж о том, что такой поступок резко ухудшил бы репутацию графини Натальи, которая считалась самой опытной соблазнительницей при дворе.

И тут нежданная гостья легко скользнула к нему, двигаясь с почти змеиной гибкостью, и крепко обвила руками его шею.

— Вы забыли пожелать мне доброй ночи по всем правилам, — проговорила она, поднимая навстречу ему лицо и капризно надувая губки.

Секунду лорд Чарнок медлил, но потом, цинично напомнив себе, что это — тоже часть игры и ему не следует слишком быстро показывать противнику, что он не склонен его недооценивать. Но, прижавшись к ее губам и ощутив силу ее страсти, он понял, что, по крайней мере, этот жар — неподдельный и не симулируется по приказу тайной полиции или каких-то других лиц.

Этим вечером, на балу в британском посольстве, когда графиня Оболенская требовала его внимания как чего-то, принадлежащего ей по праву, лорд Чарнок в то же время остро ощущал присутствие Полины.

Ему не было необходимости справляться, удалось ли ей успешно занять подобающее ее происхождению положение в доме, где она гостит. Сам факт ее присутствия на этом вечере, в платье, которое приличествует юной девушке, начинающей выезжать в свет, без слов сказал ему, что все сложилось именно так, как он планировал.

А вскоре благодаря своей чувствительной восприимчивости к поведению и настроению окружающих, которая остро реагировала на все даже помимо его воли, лорд Чарнок почувствовал, что Полине всей душой хочется, чтобы он пригласил ее на танец. Поначалу он пытался не обращать внимания на ее настоятельное желание — такое сильное, что он воспринимал его как настоящий крик ее сердца, однако вскоре почувствовал, что ему самому слишком трудно противиться общению с ней. К тому же он сказал себе, что любой мужчина в его положении из чистой вежливости счел бы необходимым осведомиться у своей соотечественницы, как она поживает, — особенно если учесть, что она оказалась совершенно одна в чужой для нее стране.

Поэтому, когда Полина совсем было отчаялась, он направился туда, где она сидела рядом с княгиней, и, учтиво поздоровавшись с обеими женщинами, произнес:

— Конечно, мне нет необходимости спрашивать вас, мисс Полина, хорошо ли вы проводите время. Я вижу, что вас принимают со всем гостеприимством, которым так славится Россия. Но можно ли ожидать другого, когда вы оказались в гостях у столь очаровательной и радушной хозяйки дома!

С этими словами он поцеловал княгине руку и добавил:

— Большое вам спасибо за то, что вы так добры к моей юной соотечественнице.

— Я столько слышала о трудностях, которые выпали на долю бедняжки во время путешествия в Россию! — проговорила княгиня.

— Да, это была настоящая цепь досадных случайностей. Однако сэр Генри Уоткин Уилльямс-Уинн оказался в роли доброго крестного, как фея из сказки, — небрежно отозвался лорд Чарнок. — Он не только устроил мисс Тайвертон на императорскую яхту, но и нашел для нее горничную!

— Я всегда считала сэра Генри настоящим волшебником. Как и вас, милорд, — сказала княгиня.

— Вы мне льстите! — улыбнулся лорд Чарнок.

Тут кто-то подошел поздороваться с княгиней, и он, воспользовавшись моментом, повернулся к Полине.

— Могу я пригласить вас на этот танец? — спросил он. — Боюсь, что вы найдете меня не таким легконогим, как те матросы, которые танцевали для нас на борту «Ижоры».

— Я буду рада танцевать с вами! — просто ответила Полина.

С этими словами она поднялась с места, и по тому, как радостно заблестели ее глаза, лорд Чарнок понял, что ей действительно очень этого хотелось.

Они двинулись по залу под романтическую мелодию, которую наигрывали скрипки. Когда они удалились от княгини настолько, что та уже не могла их услышать, Полина тихо проговорила:

— Вы все так тонко угадали! Все получилось именно так, как вы предполагали.

— Я очень рад, — отозвался лорд Чарнок.

— Мне хотелось написать вам и сказать, насколько я вам благодарна за все, но мне показалось, что это было бы ошибкой.

— Совершенно верно, — подтвердил он. — Это было бы опрометчиво с вашей стороны.

— Я могу только еще и еще раз сказать вам спасибо! — улыбнулась Полина. — Жаль, что я не могу найти более подходящих слов, чтобы выразить вам свою благодарность.

— Я рад тому, что все у вас сложилось так удачно, — сказал лорд Чарнок. — Так что теперь вы можете успокоиться и получать удовольствие от своего пребывания в России.

— Все были очень ко мне добры. И я стараюсь не вспоминать о тех вещах, которые так… испугали меня на борту корабля.

— Это разумно, — кивнул лорд Чарнок.

Какое-то время они танцевали молча, а потом Полина сказала:

— Вы ведь… не уедете, милорд, не предупредив… не попрощавшись со мной?

— Пока я не думаю об отъезде, — ответил лорд Чарнок.

По ее лицу он понял, что девушка надеялась услышать от него совсем другой ответ: взгляд у Полины остался все таким же открытым и выразительным, — и она неуверенно проговорила:

— Я понимаю, что мы не должны встречаться, но я чувствую себя увереннее, зная… что вы здесь, в этом же городе, и что, если случится что-нибудь… ужасное, я смогла бы… вас разыскать.

— Ничего «ужасного» случиться с вами не должно, мисс Полина, — твердо сказал лорд Чарнок. — Вы должны перестать тревожиться. Постарайтесь помнить, что большинство молодых девушек одного с вами возраста думают только о том, как весело провести время, и встречают каждый новый день с мыслями об этом.

— Я постараюсь не отличаться от них, — пообещала Полина. — И не забуду все… что вы мне говорили.

— Тогда у вас не будет никаких неприятностей.

В это мгновение танец закончился. Лорд Чарнок повернулся, собираясь отвести Полину на другую сторону зала, где сидела княгиня, когда рядом с ним чей-то голос произнес:

— Добрый вечер, милорд. Как приятно снова вас видеть!

Обернувшись, лорд Чарнок увидел, что ему протягивает руку князь Алексей Строганов, предпочитавший, чтобы знакомые и друзья называли его Алексисом.

Князь, человек необычайно богатый и пользовавшийся немалым влиянием при дворе, прославился, как настоящий Дон Жуан или Казанова — или просто как русский, перед чьим обаянием не могла устоять ни одна женщина. Лорду Чарноку было известно, что любовные связи этого человека часто бывали достаточно скандальными, а порой даже просто предосудительными, так что принятое в обществе выражение «сердечные дела» к ним применить было трудно.

— Я был рад услышать, что вы прибыли в Санкт-Петербург, — говорил тем временем князь Алексис, — как и то, что вы привезли с собой Английскую Розочку — столь прекрасную, что все наши русские орхидеи буквально позеленели от зависти.

Говоря это, он откровенно разглядывал Полину и, не обращая внимания на возражения лорда Чарнока, который поспешно заявил, что лично он Полину в Россию не привозил, добавил:

— Прошу вас представить меня. Я хочу незамедлительно познакомиться со столь прекрасным цветком.

Лорду Чарноку не оставалось ничего другого, как сказать:

— Мисс Полина Тайвертон — его сиятельство князь Алексис Строганов.

Полина присела в реверансе, а князь сжал ее пальцы и задержал в своей руке.

— Не могу поверить, что вы — не создание моей мечты, не плод моей фантазии, — проговорил он глубоким басом. — Но если вы — реальность, то я больше никогда не смогу мечтать, убедившись, насколько беспомощным было мое воображение!

Полина негромко засмеялась, и князь спросил:

— Почему вы надо мной смеетесь?

— Потому что вы разговариваете, словно персонаж какого-нибудь романа, — ответила девушка. — Я никогда не думала, что люди на самом деле могут так говорить!

Лорд Чарнок с удовлетворением подумал, что такого ответа на свои комплименты князю еще наверняка не случалось слышать, однако тот только сказал:

— Если вы будете ко мне так жестоки, мисс Полина, то повергнете меня в глубокое уныние, которое я не смогу побороть!

Полина снова засмеялась, услышав его цветистую речь.

— Княгиня Волконская говорила мне, — сказала она, — что любимое чтение царя — романы сэра Вальтера Скотта, однако ваше сиятельство драматизмом превзошли даже «Айвенго»!

— Вы просто обворожительны! — воскликнул князь.

Он порывисто поднес пальцы Полины к губам и поцеловал их.

— По-моему, — вмешался в их разговор лорд Чарнок, — мне следует проводить вас обратно к княгине Волконской.

— Не покидайте меня! — воскликнул князь. — Если бы вы только согласились танцевать со мной, я был бы на седьмом небе от счастья!

— Может быть, попозже, ваше сиятельство, — ответила Полина. — Думаю, что сейчас настало время разделить общество княгини.

Она сделала реверанс и отошла от князя, прежде чем тот успел снова начать протестовать. Двигаясь в сопровождении лорда Чарнока по залу, Полина без всяких слов понимала, что он доволен тем, как она себя вела. Приближаясь к креслу, где сидела княгиня Волконская, он негромко проговорил:

— Остерегайтесь этого человека, мисс Полина! Старайтесь не иметь с ним никаких дел.

Полина кивнула. Подведя ее к княгине, лорд Чарнок сказал:

— Возвращаю вам мисс Полину. Она много рассказывала мне о том, как вы к ней добры. Не сомневаюсь, что ее дядя и тетка будут глубоко благодарны вашей светлости за такое внимание, проявленное к их племяннице.

— Очень приятно иметь в нашем доме такую юную и милую гостью, — ответила княгиня. — Надеюсь, милорд, что вы найдете время отобедать у нас на будущей неделе?

— Буду счастлив, — сказал лорд Чарнок.

Он вежливо поклонился княгине и, не взглянув на Полину, отошел.

Провожая его взглядом, девушка решила, что среди приглашенных никто не смог бы с ним сравниться. Как бы ей хотелось, чтобы их танец еще только начинался!

«Мне бы больше всего хотелось танцевать именно с ним», — призналась она себе.

Продолжая наблюдать за лордом Чарноком, Полина увидела, что прекрасная женщина, с которой он разговаривал в начале вечера, подошла к нему и довольно решительно положила руку ему на сгиб локтя. Эта картина вызвала в Полине какое-то странное чувство, в котором она по неопытности не признала ревности.

«Что значит для него эта русская женщина? — подумала она. — И кто она такая?»

Не решаясь задать этот вопрос княгине, Полина дождалась, когда ее пригласил танцевать молодой человек, рядом с которым она сидела за обедом. У него она спросила:

— А кто та необыкновенно красивая женщина, которая сейчас разговаривает с лордом Чарноком?

— Это графиня Наталья Оболенская.

— Она очень хороша собой!

— Так считают многие мужчины, — ответил ее партнер. — Говорят, она разбила такое множество сердец, что во всем мире не найдется женщины, которая сравнялась бы с ней в этом!

— Разбила множество сердец?

Почему-то Полине было очень трудно выговорить эти слова.

— Да. Двое отвергнутых ею мужчин покончили жизнь самоубийством, а уж сколько было из-за нее дуэлей — просто нельзя сосчитать!

— Она… не замужем?

Молодой человек рассмеялся.

— Ну что вы! Она замужем за очень видным государственным деятелем. А государственные дела требуют его частых и длительных отлучек. Вот и сейчас он где-то на юге.

Полина удивилась тому, что известие о том, что графиня замужем, вызвало у нее почему-то чувство облегчения. Девушке даже показалось, что огни хрустальных люстр словно стали ярче. И в то же время, глядя, как лорд Чарнок покидает бальный зал рука об руку с красавицей-графиней, она почувствовала себя так, словно он оставил ее и она снова стала совершенно одинокой и потерянной в этом чужом, враждебном мире.