Аннабель

Сначала я не знала, что исцеление не сработало.

Заперта в моей старой спальне в доме родителей, имея запрет на встречу с друзьями и уход из дома без позволения и Кэрол в качестве сопровождения, я была так хороша, как мертвец. Перемещаясь от кровати к душу, смотря все те же новости по телевизору, слушая все ту же музыку, пищащую по радио. Вот на что похоже исцеление: быть как рыба, кружащая все в том же аквариуме.

Я делала то, что велели, помогала родителям с домашними делами, снова поступила в колледж. Со времени отмены допуска, факт моего прибывания в Бостоне стал публичным. Я писала письма с извинениями в бесчисленные комитеты, в чиновникам, соседям, безликим бюрократам с длинными, бессмысленными титулами.

Медленно я зарабатывала назад свою свободу. Я уже могла пойти в магазин сама. Также я могла пойти на пляж. Мне разрешили видеться со старыми друзьями, хотя со многими все же было запрещено. И все то время, мое сердце было словно тупым молотком в груди.

Это было за шесть месяцев до того, как Портлендский Эвалуционный Комитет, как его потом назвали, решил, что я готова к повторной процедуре. Закон о стабильности брака был только-только введен и система всё еще была в стадии становления. Я помню , как моя мать повела меня в ЦОПО — Центр Организации, Поиска и Образования, — чтобы получить результаты и впервые, со времен моего возвращения в Порленд, я была наполнена чем-то , вроде волнения. Кроме того, это было видом волнение, от которого переворачивается желудок и превращает вкус плевка в отрыжку.

Опасения.

Я не помню, как получила тонкую папку со своими результатами, но знаю, что мы были уже снаружи, в машине, когда я заставила себя открыть её. Кэрол была с нами, на заденем сидении.

— Кого бы ты взяла? — она продолжала говорить, но я не могла прочесть имен, не могла заставить слова остаться на страничке. Письма плыли, дрейфуя меж полями и каждая картинка выглядела кучей собранных абстрактных фигур. На минуту я подумала, что потеряла рассудок.

До тех пор пока не нашла мою 8 некоронованную пару — Конрада Хэлоуэй. Вот тогда я и потеряла рассудок.

Фотография была та же, как и на карте с идентификационным кодом, который я, до сих пор, хранила на дне моего ящика с нижним бельем, скрывая в носках. Под фотографией расположились основные факты из его жизни: место рождения, школа, различные оценки, история его работы, детали о его семье, оценка психологической и социальной стабильности.

Я почувствовала внезапный всплеск, будто бы мои внутренности были выключены, пылились и валялись без дела на протяжении шести месяцев. И вдруг они вернулись все вместе: моё сердце билось в горле, грудь сдавило, лёгкие сжало.

— Этого, — ответила я, стараясь держать голос ровным. Я указала пальцем, попав в лоб прямо по меж его глаз. Фотография была чёрно-белой, но я отлично помнила их: слегка коричневые, цвета фундука.

Моя мать наклонилась. чтобы посмотреть на меня.

— Он староват, не так ли?

— Он только что перебрался в Портленд, — сказала я. — Он был на службе у инженерного корпуса. Работал на стенах. Понятно? Он так говорит, — мать слегка улыбнулась.

— Ну, это твой выбор, конечно.

Она протянула руку и неловко похлопала меня по колену. Даже до её исцеления она никогда не была нежной; никто не дотрагивался друг к другу в моей семье, за исключением отца, трясущего мать, когда он был пьян, — Я горжусь тобой.

Кэрол наклонилась вперед на переднем сидении, — Он не выглядит как инженер, — было все, что она сказала.

Я повернулась к окну. По пути домой я повторяла его имя, будто ритм: Конрад, Конрад, Конрад. Моя тайная мелодия. Мой муж. Я почувствовала облегчение в груди. Его имя согревало. Оно распространялось в моей голове, по всему моему телу пока я не почувствовала этот звук кончиками пальцами и всем, вплоть до пальцев на ногах. Конрад.

С этого момента я, без сомнений, знала, что исцеление не сработало вообще.