Апрельское озеро

Глава 8

Идиотка! Какая же она идиотка! Элисон сама уже сотню раз прокляла себя за вспыльчивость, за то, что разозлилась лишь потому, что кто-то её ударил. Её били и не один раз. В детстве – брат, конечно же, не нарочно. Позже, в школе, строгие тётки-преподаватели. И тогда она убегала, но ведь не ночью и не в тёмный лес! Раньше она могла спокойно проглотить обиду, спрятаться у себя в комнате и терпеть, терпеть, пока злость и гнев исчезнут сами собой. А сейчас, став старше и познав больше человеческой жестокости, ей стало труднее сдерживаться.

Девушка, выбравшись из подвала, не могла думать ни о чём, кроме боли. Поэтому вместо того, чтобы остановиться и всё обдумать, она выбежала в ночь, оставив даже дверь открытой. Ночь встретила Элисон прохладным ветром, далёким воем собак и большой, яркой луной, сиявшей сквозь редкие деревья. Девушка бежала быстро, только тени деревьев мелькали перед ней. Она миновала стену, ворота, здесь бежать было легче – земля была ещё мягкой. Дальше дорога вела на холм, но Элисон, вовсе ненамеренно, свернула влево, в высокую траву. Она выше подняла юбки, чтобы было легче бежать; мелкие камни и сучья впивались в её босые ступни, но Элисон плевать хотела на физическую боль. Дальше и дальше уводило её желание спрятаться, остаться одной. Только ни слёз не было, ни значимости – лишь ненависть.

Она и не заметила, как луг сменился редким лесом, возможно, потому что луна вдруг скрылась за тучами. Когда где-то на востоке сверкнула молния, и послышались раскаты грома, Элисон остановилась. Она прислонилась к стволу невысокого дерева, дыша тяжело и медленно, и лишь тогда осознала, где оказалась. Стоило оглядеться: вокруг чернел лишь лес, поваленные наземь стволы, холодные и прогнившие, да высокие кусты, росшие так, словно нарочно не давали пройти путникам.

Простояв так в темноте недолго, Элисон решила, что самым лучшим было бы, конечно, вернуться, но, поглядев по сторонам, поняла, что натворила. Дорога пропала, а вокруг лишь тьма и тишь. Элисон выругалась, но и это не помогло – страх стал владеть ею. Всё сильнее она дрожала, и всё больше ей хотелось сесть на траву, спрятав лицо в ладонях, заплакать и больше никуда не идти. Пребывая в отчаянии, она бы так и сделала, но вдруг в почерневшем небе вновь сверкнула молния, и через пару секунд раздался новый раскат грома, более громкий, сильный, чем первый. Затем снова молния. Новая вспышка озарила всю округу, Элисон разглядела за это мгновение пугающие корявые деревья и голые ветки на них. Под звуки грома она закричала и бросилась бежать вперёд, держа руки перед собой, чтобы не наткнуться на дерево.

Кожа на ногах уже была исполосована острыми ветками и травой, но надо было бежать. Бежать вперёд, лишь бы не оставаться на одном месте, ведь это было хуже всего. Элисон устала, хоть и бежала недолго. Она не смотрела под ноги, поэтому, когда запнулась о торчащую из земли корягу и упала, даже не оглянулась. Поднялась и пошла дальше. Запахло дождём, первые капли уже упали ей на руки и лицо, когда девушка почувствовала, что мох под ногами сменился мокрым рыхлым песком. Тогда через несколько футов впереди она разглядела узкий берег и гладь тёмной воды. Над озером сверкнула молния и отразилась в воде. Небо словно раздвоилось, и вверху и внизу оно раскалывалось пополам и грохотало, и пугало.

Позади Элисон, в лесу, где-то совсем близко, вновь раздался вой на этот раз, глубокий, протяжный. Элисон обернулась, охваченная ужасом, когда вдруг со стороны озера послышался всплеск и короткое бульканье, словно кто-то или что-то выбирался на поверхность.

– Нет! НЕТ! – в ужасе закричала Элисон, осев на холодный песок и вытянув руки перед собой. – Я не хочу так умирать! Я не хочу!

В то же мгновение чьи-то горячие пальцы сжали её левую руку, и чужая тёплая ладонь накрыла её рот.

– Молчи. Это я, слышишь? – она узнала голос Александра, крепко прижавшего девушку к себе.

Элисон спешно закивала, и, когда муж отпустил её и развернул лицом к себе, она вцепилась в его мокрую рубашку и дрожащим голосом произнесла:

– Оно здесь! Я знаю! Я слышала! Там, под водой...

– Что здесь? О чём ты?

– Тот монстр! Из истории про утонувшего парня... Мне рассказывала София! Я слышала, клянусь!

– Какой ещё монстр? Здесь никого больше нет, – Алекс взял её руки в свои и чуть сжал её пальчики. – Я искал тебя. Я звал тебя. Ты не слышала?

Она отрицательно покачала головой, чувствуя, как её собственные слёзы смешиваются с каплями дождя. Он становился всё сильнее, и теперь были слышны лишь звуки капель, ударяющихся о озёрную гладь.

– Сейчас начнётся ливень, – сказал Александр, утерев лицо рукавом рубашки. – Идём, я знаю одно место неподалёку. Там мы переждём дождь.

Больше не сказав ни слова, он наклонился, обхватив Элисон под ягодицами, затем выпрямился, и девушка, обняв мужа за шею, оказалась лежащей на его плече. Алекс медленно прошёл по песчаному узкому берегу, осторожно обнимая Элисон, будто держал на руках ребёнка. Девушка тесно прижалась к нему, успокаиваясь, вдыхая аромат его волос и кожи. Она закрыла глаза, а открыла, когда Алекс осторожно опустил её на землю. Они стояли перед полуразрушенным низким деревянным сооружением, похожим на грубо сколоченный сарай.

– Что это? – спросила Элисон, обняв себя руками.

– Моё убежище. Я построил его, когда мне было двенадцать лет. Идём, ты совсем промокла.

Они вошли внутрь: Алекс пропустил жену вперёд, затем закрыл за собой дверцу, состоящую их трёх широких досок. Здесь жутко пахло сыростью, мокрым деревом и влажной землёй. Александр сел на пол, прислонившись спиной к запертой двери. И, раз здесь было слишком темно, Элисон опустилась рядом так, что теперь её плечо и его рука почти касались.

– Спасибо, что пришли за мной, – пробормотала девушка, поёжившись и натянув на ноги юбки платья. – И мне жаль, что из-за меня мы оказались здесь в такой ливень.

Алекс не отвечал, Элисон слышала лишь его размеренное дыхание и чувствовала тепло его тела рядом с собой. Послушав пару минут, как дождь барабанит по деревянной, почти прогнившей крыше, и вода стекает в дыры, девушка громко и тяжело вздохнула.

– Не нужно мне было упоминать Маргарет. Это ведь не моё дело. То есть... Я о том, что вы с ней делали той ночью.

– Да. Не стоило упоминать это. Я просто разозлился... В какой-то момент я подумал, что ты всё испортила, – произнёс Алекс строго.

– Возможно...

– Я не должен был бить тебя. Это крайность, за которую я не хотел переходить. Теперь ты знаешь мой секрет. Рассказав тебе всё, я надеялся, что ты мне доверишься. Но я поступил как трус.

На какое-то время вновь воцарилось молчание, сопровождаемое лишь стуком капель дождя о дерево.

– Я всё ещё не могу поверить в это. Почему вы это делаете для него?

– Потому что больше я ни на что не гожусь. Я и не хочу... Не хотел. За деньги делал то, к чему привык. Знаешь, когда ты ощущаешь слабости людей, видишь их насквозь, потому что когда-то испытал боль, лишения и плакал ночами в одиночестве, то это довольно легко – сломать грешника. Такого же, как ты сам. Или ещё хуже. Я много лет так жил. Затем вдруг мой папаша заявил, что скоро всё изменится, и я вспомнил про тебя. «Шеффилды, – твердил он снова и снова, – Шеффилды и их девчонка выведут нас». Куда конкретно ты должна была вывести меня, я не знал. Но вот появилась ты, вся такая... чистая, другая, словно из иного мира, которого я не знал. Из мира, где живы матери. Где отцы любят своих детей и отдают им всё. Где нет вечных побоев, голода и одиночества... Тогда-то я и понял.

– Поняли что?

– Что я, возможно, самый несчастный из всех грешников, тоже заслуживаю счастья.

Алекс нервно засмеялся, и Элисон плечом почувствовала, как он отодвинулся от неё.

– Появившись вновь со своим чёртовым братцем, ты сломала стену, по вершине которой я шёл несколько лет. Теперь же при свете дня я смотрю на тебя и удивляюсь, как такое вообще могло произойти со мной, – продолжал он, и голос его стал охрипшим. – Как можно было оторвать прекрасную розу от её истинного места, отделить от корней и бросить в прогнившие сорняки?

Он говорил, всё тише и тише, а Элисон казалось, будто из тёмного леса, миновав то ужасное озеро, она попала в ещё более жуткое место. Здесь тоже нет света, здесь пахнет гнилью, а ведь это могло бы быть прекрасное место! Но никто не ухаживал за ним, не присматривал, не согревал своим теплом, и оно прогнило до последней досочки. И есть ли вообще шанс, что сюда вновь пробьётся свет?

– Мне было одиннадцать. Как сейчас помню, – вновь услышала Элисон голос мужа в темноте. – Меня отлупили так, что я сидеть не мог неделю. Да что там... Я не поднимался с постели три дня. Тогда я разозлился в первый раз и поджёг библиотеку. О, да, я хотел, чтобы они увидели. Но не месть маленького монстра, а крик отчаяния обычного ребёнка.

Послышалось короткое шуршание и глубокий мужской вздох. Элисон стёрла со щеки одинокую слезу и прошептала:

– Это всё так ужасно... Мне очень жаль.

– А ты не боишься, что я могу обманывать тебя? – насмешливо спросил Алекс.

– Тогда вы замечательный актёр! Но почему-то я вам охотно верю... Зная вашего отца...

– Ты не знаешь его. В этом можешь не сомневаться.

Холодный ветер завывал меж щелей деревянных досок, и казалось, будто под полом собирается ураган: снизу тоже чувствовался холод.

– Может, вам стоит уговорить отца оставить это место? Продать землю, уехать в Лондон.

– Он не допустит, чтобы Джоэль покинул замок. Он ненавидит его, ведь мальчишка ему не нужен.

– Но вам он нужен, – растирая себя руками, Элисон повернулась к Алексу и чуть задрала голову, словно в этой тьме могла бы заглянуть ему в глаза. – Вы-то его любите, я знаю. Нельзя до конца своих дней считать, что вы находитесь в чьей-то власти. Это ненормально. Я могу ничего не понимать во взрослой жизни, я лишь говорю, как считаю нужным...

– Если бы ты только знала, как я сейчас смотрю на тебя.

Элисон вздрогнула и невольно сглотнула, так томно, мягко и страстно Александр произнёс последние слова. В ней вдруг проснулось желание узнать, как именно он смотрит. Таков ли этот взгляд, как тогда, в их первую ночь, когда он обожал её и поклонялся, будто королеве? Через пару секунд где-то над лесом сверкнула молния, и Элисон удалось поймать взгляд мужа на недолгие мгновения. И в этих зелёных, глубоких глазах она увидела благодарность и страсть, красоту и преданность, которой позавидовал бы любой пёс.

Из-за едва заметной щетины он уже казался старше своих тридцати. Тонкие, упрямые губы словно хранили такие слова, которые не позволил бы себе сын графа. И Элисон смотрела в темноту, зная, что эти губы сейчас совсем близко от неё.

– Готов поспорить, ты смущена.

– Тут и сп-порить не нужно, – Элисон улыбнулась и снова поёжилась от холода. – Мне пора перестать играть в г-глупую девочку.

– Ты совсем замёрзла. Иди ко мне.

Ей даже в голову не пришло увернуться или отодвинуться. Алекс протянул руки, и Элисон придвинулась ближе к нему, уместившись между его разведённых, согнутых ног и прижимаясь к его груди. Алекс обнимал её, нежно и осторожно водя широкими ладонями по влажной спине девушки, иногда касаясь подбородком макушки её головы.

– Вы пахнете очень приятно, – прошептала Элисон, и её голос больше не дрожал.

– Я рад, что больше не вызываю в тебе омерзения.

– С чего вы взяли...

– Слишком хорошо я успел тебя узнать. Тебе стало теплее?

– Да, стало. Хорошо, признаю, вы правы. Но что ещё такого вы знаете обо мне?

– Тебе нужны примеры? – Алекс тихо хмыкнул. – Что ж. Ты из тех молодых людей, которые ни за что не встали бы против прогресса, ты любишь всё новое, вдохновляющее. Но, между тем, ты не против вернуться к истокам. Стоит только вспомнить твой глупый побег в деревню. Больше того, ты добра, на удивление не испорчена высшим обществом, откуда никогда не снисходит твой отец. Наверное, это от того, что ты училась очень долго и ничего ещё не успела. И я рад этому. Я бы мог сам научить тебя.

Александр продолжил, крепче прижав к себе Элисон и поцеловав её в растрёпанные волосы.

– Что уж говорить о твоей внешности. Ты не похожа на этих зазнавшихся девиц из Лондона. Возможно, ты не самая красивая из женщин, каких я только видел в своей жизни. Но ты миловидна... Ты очень привлекательная, на тебя всегда приятно смотреть... И мне безумно нравится та родинка под твоей правой лопаткой...

– А как вы... Ах, ну да, – Элисон вздохнула, нежась в объятиях мужа, и отчего-то решила, что ей тоже нужно что-нибудь сказать. – А у вас... Ну, вы, возможно, тоже не самый красивый мужчина, но...

Алекс засмеялся, и в тишине, под звуки дождя, его громкий смех будто мог возродить жизнь, таким искренним и чистым он казался.

– Ты хотела сделать мне комплимент?

– Наверное. Я не очень хороша в красивых словах...

– Ничего. Ты не обязана отвечать мне. Хотя... я даже представить не могу, если ты больше не позволишь мне к тебе прикоснуться.

Элисон почувствовала себя неловко, вспомнив свою первую ночь в его постели, и вдруг порадовалась тому, что здесь темно, и Алекс не видит её раскрасневшихся щёк.

– Если бы вы были более уступчивым, то я, возможно, ответила бы взаимностью...

– Уступчивым? – его пальцы коснулись её волос, чуть сжали, и Алекс немного оттянул голову жены, чтобы она смотрела только ему в лицо. – И чего же ты хочешь?

– Хочу встретиться с отцом. И братом... да, с ним тоже. Я хочу их увидеть. Обещайте мне, что я их скоро увижу.

– И тогда?

– Тогда я обещаю попытаться смириться с тем, что вы – мой муж.

– Какая требовательная девочка, – он наклонился, чтобы поцеловать Элисон, и, нежно коснувшись губами, осторожно провёл языком по её нижней губе. – Но раз ты просишь... Я не могу отказать. Я и не хочу отказывать. Здесь слишком темно. А ты уже слишком горячая.

Алекс тяжело выдохнул, затем встал на колени и, всё ещё обнимая жену, уложил её на спину, и сам лёг сверху, повыше задрав её уже порванные юбки.

– Вы не считаете... что это... дикость?

– Дикость...

Он произнёс это слово так, будто желал его распробовать, узнать, каково оно на вкус и есть ли в нём нечто содержательное и интересное.

– Что такое «дикость», малышка? – спросил он шёпотом, обдавая дыханием тонкую кожу на её шейке. – Когда безумное войско захватчиков прорывается через неприступную стену, чтобы завоевать и разграбить очередной город? Когда убийца вместо того, чтобы облегчить смерть своей жертве, нарочно не отпускает её душу и продолжает мучить? Когда мужчина, зная, что бесполезно добивается сердца женщины, в которую влюблён, снова и снова погружается в тот кошмарный пожар, разожжённый ими обоими?

Элисон выгнулась под ним, ей стало уже слишком жарко, и теперь она дрожала не от холода, а от желания побыстрее избавиться от пламени, вспыхнувшем внутри неё. Невыносимо было ощущать его близость и знать, чего он хочет, но не позволяет ни себе, ни ей достигнуть удовлетворения.

– И я прошёл через всё это. И захватывал города, и насиловал женщин, и убивал, и даже влюбился однажды...

Короткая вспышка и гром снаружи возвестили об окончании грозы, но Элисон уже было всё равно, насколько сильно она промокла, и лежит ли она на грязном полу, и испачкаются ли её волосы теперь.

– Я умер, не успев познать счастья в своей короткой жизни, – Александр запустил руку ей под платье, и Элисон застонала, запрокинув голову и закрыв глаза, когда он коснулся её. И она текла и текла, потому что ей было жарко и сладко, невыносимо от его горячих, длинных пальцев. – И, казалось бы, я должен остановиться. Тогда почему в тебе я вижу своё спасение? И спасёшь ли ты...

– Я хочу, – выдохнула она, открыв глаза, – я хочу... Я попробую...

– Тогда не забудь своего обещания. И я своего не забуду.

Она слышала лишь его прерывистое дыхание, чувствовала, что он хочет её, поэтому так торопится стянуть с себя штаны, путаясь и в её разорванных юбках тоже... Оголяет её грудь, с остервенением вытягивая из дырочек платья шнурки, целует её снова и снова, трётся щекой о её кожу, громко вдыхает её аромат и что-то шепчет, но Элисон не слышит...

– Я помню, как впервые тебя поцеловал. Как же я счастлив, что был первым! И как же я рад, что дождался... О, Боже, я так хочу тебя...

Когда ненавистная одежда больше не мешала, он почти засмеялся, то отстраняясь, то вновь терзая её губы своими. Алекс требовал, умолял её сдаться, касаясь её кожи, целуя и водя по ней языком, будто обезумевший. Элисон обнимала и прижимала его к себе всё крепче, обхватив его талию ногами, давая то, чего он хотел. И он взял её. Сначала быстро, резко и часто проникая в неё, слушая, как Элисон кричит и стонет от наслаждения. Он сам закричал, оказавшись на вершине блаженства, и его дикий крик слился с отзвуками грома.

Алекс оставался в ней, пока Элисон не перестала дрожать, пока её дыхание не восстановилось, и пока она не обмякла в его объятиях, расслабившись.

– Надо же... – хрипло проговорил Александр и засмеялся. – Как крепок теперь будет наш договор!

– Миледи, о, вы вернулись! Наконец-то! Боже мой, что с вами? Александр... Почему вы оба такие...

– Анна, замолчите хоть на секунду! – Алекс вошёл в гостиную вслед за супругой, тут же снял грязную рубашку и бросил её на кресло. – Нагрей нам воду для ванны... Нет, пожалуй, только для неё, – он кивнул Элисон, улыбнулся и лукаво ей подмигнул. – Если станем принимать ванну вместе, это может надолго затянуться, а я уже должен ехать в город.

Элисон смущённо взглянула на экономку, но той, видно, было всё равно до намёков хозяина, и женщина спешно покинула гостиную.

– Не знаю, как описать то, что произошло сегодня, – Александр шагнул к Элисон, взял её руки в свои и, поднёся её пальчики к губам, нежно поцеловал. – Одно только понимаю. Это было незабываемо. Но больше никогда впредь не убегай от меня вот так, договорились?

– Да, договорились.

– Спрашивай у меня или миссис Уоллес разрешения, если захочешь взять Джоэля куда-нибудь.

– Конечно.

– Мы поговорим снова, когда я вернусь. Сейчас иди и отдыхай.

Элисон кивнула и еле выдавила из себя улыбку. Александр отпустил её руки и, уверенно пройдя через гостиную, взбежал по ступенькам на второй этаж.

***

Она нежится в широкой, комнатной ванне. Вода достаточно тёплая, не горячая, чтобы не раздражать кожу. В спальне тёмно, шторы задёрнуты, и по стенам скачут лишь тени, отбрасываемые свечами вокруг ванны. Здесь пахнет тимьяном и шалфеем. Элисон блаженно вздыхает, вытягивается в ванне, держась руками за скользкие края. Внезапно тишину нарушает звук чьих-то тяжёлых шагов. Этот кто-то за стеной, в коридоре, теперь тихо приоткрывает дверь. Элисон поворачивает голову, и влажные пряди длинных волос липнут к её щекам и шее. Девушка видит, как её муж медленно подходит к ней. Выражение его лица строгое, почти суровое, а в зелёных глазах отражается пламя свечей. Светлые, чуть вьющиеся волосы кажутся рыжими в этой полутьме. Его губы чуть приоткрыты, Элисон смотрит Алексу в лицо, ей становится тяжело дышать. Он вдруг медленно опускается на одно колено рядом с ванной, не отрываясь, смотрит Элисон в глаза, и взгляд этот до сих пор строгий, осуждающий. Девушка садится, выпрямляя ноги; вода стекает по её плечам на грýди, к животу. Она хочет что-то сказать, но прежде чем слова срываются с её губ, Александр тихо и коротко шикает, затем протягивает руку и опускает её в воду.

Элисон резко открыла глаза, села прямо. Она всё ещё крепко держалась за края ванны и тяжело дышала. Зато вода уже давно остыла, а в самой спальне было довольно прохладно из-за открытого окна. Ощущались вечерняя свежесть и дуновение ветра с ближайших полей. Элисон поёжилась, поняв, что попросту заснула в ванне, и кто знает, сколько бы она так пролежала, продолжись этот странный сон. Девушка тут же мотнула головой, желая отогнать подобную мысль. С чего бы ей снилось такое? То, что случилось в лесу, теперь смутно помнилось ей, но когда в памяти всплывала очередная откровенная картинка с нею и Алексом, ей решительно хотелось это забыть.

Припомнив, что супруг обещал ей устроить встречу с родными, Элисон почти подскочила с места, чуть не расплескав всю воду. Наспех накинув на себя тонкий халат, лежавший на полу рядом, она выжала воду из своих длинных волос и, дрожа всем телом, вышла из комнаты.

В поздний час коридор был пуст и тёмен. Из-под двери соседней комнаты сюда пробивался свет, ложась жёлтой дорожкой на старом ковре. Элисон в пару шагов достигла прикрытой двери спальни мужа, прислушалась и, ничего не расслышав, тихонько открыла дверь.

Александр сидел, чуть сгорбившись, за своим огромным письменным столом и, склонившись над кучей каких-то бумаг, что-то старательно выводил чернилами на листках. Спальню освещала лишь подтаявшая свеча, стоявшая перед Алексом на столе, и на какое-то мгновение мужчина показался Элисон невероятно одиноким в этом единственном круге света посреди кромешной темноты. Тяжело вздохнув, девушка подошла ближе, тогда Алекс и заметил её. Поднял голову, и его зелёные глаза встретились с её беспокойным взглядом.

– А, это ты, – лишь пробормотал он, вновь склонившись над своей работой. – Я думал, ты уже спишь.

– Я не могла заснуть, – растеряно ответила Элисон, удивившись его холодному тону. Она-то думала, что он встретит её совершенно в другом настроении.

– Ты что-то хотела? – спросил Алекс совершенно равнодушно, и Элисон показалось, что ему жутко хочется поскорее выставить её из своей комнаты. Но она всё же решила довести дело до конца, ведь сама уже начинала мёрзнуть, стоя босиком на холодном полу.

– Я пришла поинтересоваться, когда я смогу увидеться со своим отцом.

– А кто сказал, что ты должна увидеться с ним?

– Но как же... там, в лесу... Вы же обещали, что...

– Я не обещал ничего такого, – сказал Алекс раздражённо.

– Но я ведь вас просила! – она сделала шаг к столу, прижимая дрожащие руки к груди. – Я просила, и вы ответили, что не можете отказать!

Алекс откинулся на спинку скрипучего стула и закатил глаза с таким раздражением и надменностью, что до Элисон, наконец, дошёл смысл всей ситуации. Она нервно хмыкнула, уперев руки в бока и почувствовав себя уверенней из-за нараставшей в ней злости.

– Ах, вот как! Что ж, я всё прекрасно поняла!

– И что же ты поняла? – насмешливо спросил он, всё ещё глядя куда-то в темноту комнаты.

– Абсолютно всё! Вы – гадкий обманщик, а я – настоящая дура, раз повелась на такую трогательную историю и лишь по вашему хотению и своей глупости запросто взяла и раздвинула ноги как какая-то... какая-то...

– Ну, давай. Как кто?

Он взглянул на неё, и смотрел, и смотрел прямо ей в глаза, не двигаясь. Его лицо будто стало непроницаемой маской. Губы были сжаты в тонкую линию, а ставшие прозрачными из-за пламени свечи глаза глядели упрямо, безжалостно.

– Ну так что? Ты молчишь? Прекрасно. Никаких встреч в ближайшее время. Надеюсь, ты меня поняла.

– Но я...

– Не обсуждается! – рявкнул он так, что огонёк свечи ненадолго задрожал в безумном танце. – Без моего позволения ты не выходишь отсюда и ни с кем не встречаешься. На этом всё.

Элисон всё ещё стояла перед его столом и гневно смотрела на мужа, словно провинившийся перед суровым судьёй. Только сжимала пальцы в кулаки да пыталась сдержать предательский плач.

– Что-то ещё? – спросил Алекс, чуть наклонившись вперёд. – Может быть, ты хочешь остаться?

Он действительно хотел, чтобы она осталась с ним этой ночью, но ничем не выдал своего желания, потому что уже понял, что и как сказал. Элисон посмотрела на него испепеляющим взглядом, но промолчала. Затем развернулась и твёрдым шагом направилась к двери, которую затем захлопнула за собой. Алекс вдруг на какие-то несколько мгновений испугался, что она убежит. Но он чётко расслышал её решительные, медленные шаги в коридоре, и как Элисон с силой захлопнула дверь соседней комнаты.

Мужчина тяжело вздохнул, когда через минуту в его спальню почти бесшумно зашла экономка, ещё не переодетая ко сну. Она поставила ему на стол между разложенных в беспорядке документов кружку с горячим чаем и, скрестив руки на груди, серьёзно произнесла:

– Вы снова поругались с хозяйкой?

– С чего вы это взяли, миссис Уоллес? – практически безразлично произнёс Алекс.

– Просто я слышала, как она чуть не снесла с петель дверь своей комнаты. А замок и так разваливается на глазах. Кстати, хорошо, что ваша жена догадалась переселить Джоэля в другую комнату, в этом крыле. Ибо на той стороне вновь завелись крысы! Я просто не знаю, что делать!

– И у меня нет никаких идей.

– Что вы там бормочете? Вы мужчина, в конце концов, или кто? Самым лучшим было бы переехать в город. Или, в крайнем случае, куда-нибудь в район Гемпшира.

– У нас нет денег на новый дом. Даже снять апартаменты не можем, иначе что нам делать с больным парнем, и...

– Одни отговорки у вас, Александр, право слово! – женщина тяжело вздохнула. – У меня такое ощущение, что здесь вы никогда не разберётесь со своими делами. И с Элисон тоже. Она не может всё время сидеть тут, как птица в клетке! Она ведь молодая, красивая девушка, ей нужно общение! А что она имеет в конце концов? Но, всё же, что-то мне подсказывает, что вы хотели бы с ней сблизиться. Ещё утром вы буквально светились от счастья, – Анна хмыкнула и недовольно посмотрела на сидящего за столом мужчину. – Несмотря на то, что Бог знает, где вас обоих носило всю ночь. Но я рада, что с девочкой ничего плохого не случилось. А теперь? Вы вновь хотите оттолкнуть её?

Алекс молчал, угрюмо глядя в одну точку, и экономка не могла понять, о чём он думал в тот момент. Внемлил ли он её словам или же опять пропускал их мимо ушей? Настроение, несомненно, у неё тут же испортилось.

– Вы как хотите, милорд, а я, как-никак, давно вас знаю. Значит, смею предлагать какие-то идеи. Вот я и советую вам пересмотреть своё отношение к вашей супруге, пока не стало совсем поздно. Если вы не хотите её потерять, меняйтесь! Такие женщины рождаются не каждые сто лет – спросите у кого угодно...

– Да-а-а-а, – Алекс приглушённо хмыкнул. – Хоть у Кэллиса. Не придётся далеко идти.

Миссис Уоллес не поняла его мыслей; женщина, промолчав, надменно вскинула брови и уже намеревалась поскорее покинуть спальню, когда остановилась у дверей, услышав чуть хриплый, спокойный голос Александра:

– Я целый день искал того ублюдка из деревни, который изнасиловал и убил Софию. Так и не нашёл. Зато мы узнали, что подобное случилось ещё с пятью женщинами в Эймсбери и Уинчестере. Он не один, – Алекс выпрямился, сложив руки перед собой, и зло посмотрел куда-то вглубь комнаты так, что у Анны задрожали руки. – Если он не один, его ещё труднее будет поймать. Я приказал, чтобы за нашей деревней тоже следили. Поэтому Элисон и Джоэлю нельзя никуда отлучаться. Мы с ней поругались, потому что я заставляю её остаться...

– Нужно было всё рассказать ей! – встревожено воскликнула Анна. – Она бы поняла...

– Я не хочу, чтобы она боялась или сделала какую-нибудь глупость вроде помощи деревенским, – он грустно улыбнулся. – Лучше пусть сидит дома и ненавидит меня, но зато с ней ничего не случится. Завтра утром приедут двое моих людей, они будут присматривать за вами.

– Вы ведь не оставите нас?

– Я должен продолжать поиски. Надеюсь, на этот раз найду убийцу. А возможно даже его союзников. И ещё... – Алекс стал задумчиво водить указательным пальцем по бумагам на столе. – Начинаются бунты, в городах неспокойно. Везде – от Бристоля до Манчестера – гражданские митингуют, полиция перестаёт сдерживаться. Британские власти превращаются в палачей. Да тут ещё новости о больном Георге! – мужчина устало потянулся, навалившись на стол, и спрятал лицо в ладонях. – Говорят, что он может не пережить следующий год... А как нам всё это пережить?

После этих слов он склонился над столом и положил голову на сложенные руки. Анна хотела было вернуться к нему, но что-то удержало её от этого. Только при тусклом пламени свечи она вдруг увидела не тридцатилетнего мужчину, а уставшего молодого парня, которому просто требовался покой. Анна вздохнула и покинула его комнату, закрыв за собой дверь, мысленно желая воспитаннику спокойной ночи. Пусть хоть выспится наконец.

...Покинешь ли меня?

Тебе я сердце дал

Не для того, чтоб шквал

Скорбей его терзал.

Покинешь ли меня?

Скажи: «Нет! Нет!»

Покинешь ли меня?

Ужель к моей судьбе

Нет жалости в тебе?

Жестока ты к мольбе!

Покинешь ли меня?

Скажи: «Нет! Нет!»

Девушка с отчаянием вздохнула, захлопнув тонкий сборник сонетов Томаса Уайетта, и вновь принялась вглядываться в пейзаж за окном, на широком подоконнике которого сидела. Честно говоря, ничего примечательного там и не было: это большое окно гостиной выходило как раз на внутренний двор, и смотреть приходилось разве что на высохшую землю, сложенные невысокой горкой дрова да серую крепостную стену.

Всё утро Элисон пыталась обдумать своё положение, понять, наконец, какие на самом деле чувства ею владеют, но так толком ничего надумать и не сумела. Она всё ещё злилась на Алекса за его грубость. Злилась также и на себя: не стоило глупить и бросаться к нему в объятья после того, что она узнала. Хотя это вовсе не должно было её касаться. Мало ли чем занимается её муж, да и что ей до его склонностей к насилию?

Элисон инстинктивно приложила ладонь к левой щеке, словно та ещё горела от жестокой пощёчины. Девушка закрыла глаза, откинувшись назад и касаясь спиной стены, и сделала глубокий вдох. Она понимала теперь, что никто просто так не даст ей развода. К тому же возможно, если она не родит Александру ребёнка, свёкор вновь объявится здесь и начнёт предъявлять свои претензии и всевозможные права. Тогда жизнь в замке и вовсе станет невыносимой. Так что самым лучшим было бы убежать туда, где её никто не знает. Взять немного денег и быстренько уехать.

Она вновь открыла глаза, села на подоконнике поудобней и обернулась, чтобы оглядеть гостиную. Здесь уже не было совсем уныло и грустно. Шторы на всех окнах были раздвинуты, и яркие лучи солнца свободно могли проникать сюда... Элисон не представляла себе, как можно будет сбежать одной. Позвать на помощь Уильяма Кэллиса? О нём не было слышно уже несколько дней. Если бы он и согласился ей помочь, кто знает, чего бы потребовал взамен... Но как яростно тогда Алекс приказал больше не связываться с ним. То ли он действительно ревновал её, то ли так сильно не хотел потерять друга. Может быть, об этом она когда-нибудь узнает.

К тому же, её мысли опять и опять возвращались к Джоэлю.

Девушка мельком взглянула на главную лестницу. Вот он там, наверху, в своей комнате, спит или водит пальцами по рельефным страницам книг, пытаясь их прочесть. А ведь на юге, в Брайтон и Хоув, много чудесных, профессиональных докторов. Может быть, ему ещё возможно было помочь?

– Ну не могу я его оставить. И что он обо мне подумает? – вслух и серьёзно произнесла девушка, раскрыв книгу на странице с портретом Уайетта. – Да и глупо было бы бежать опять. Они меня не отпустят. Тогда нужно продолжать жить и бороться! Ну, хоть каким-нибудь способом. Надо заставить Ривзов слушать и меня тоже!

Элисон вдруг вспомнила, как разоткровенничался Александр три дня назад, в лесу. И не только он один. Сейчас она понимала, что чем ближе подпускала мужчину к себе, тем покорнее он становился. Элисон также припомнила книгу одной неизвестной писательницы, которую прочла не так давно. Дамочка-автор явно была активисткой своего времени, яростно защищая права женщин и утверждая, что «вся власть так и не иначе принадлежит нам! Мужчины либо глупы, либо слишком горды, чтобы это понять. В конце концов, ни один из них не может устоять перед женщиной, стоит той лишь улыбнуться». Читая подобное, Элисон и сама улыбалась. Она-то верила, что все люди равны, независимо от пола. А теперь в её головке возникла мысль о том, сможет ли она вот так управлять мужчиной.

– А вы как думаете? – с улыбкой поинтересовалась она у пожелтевшего портрета Томаса Уайетта. – Вы-то обожали женщин, хм? У других наверняка такое проходит, у них-то получается, а я смогу? Ах, да что вы знаете... Вы вообще уже давно умерли.

Она отложила книгу как раз, когда главная дверь отворилась, и в гостиную вошли двое мужчин. Элисон вспомнила, что это с ними Александр приехал за ней в деревню в то злосчастное утро, а сегодня уже несколько часов крутились вокруг замка. Не обращая внимания на девушку, сидевшую на окне, они прошли по коридору в кухню, держа в руках мешки с чем-то довольно тяжёлым. За ними быстро, пусть и прихрамывая, шёл Жан. Старик что-то бубнил себе под нос, пребывая, как обычно, в не лучшем расположении духа, и то и дело тряс тонким указательным пальцем перед собой. Мол, только вы уроните здесь что-нибудь, болваны!

Элисон грустно улыбнулась и уже подумала было уйти, но, заметив вошедшего в гостиную мужа, замешкалась, так и оставшись на подоконнике, отвернулась и стала делать вид, будто разглядывает что-то за окном. Александр подошёл прямо к ней и, видимо поначалу не решаясь, присел рядом, стараясь не касаться её.

– Прелестное утро сегодня, не находишь? – спросил он так, словно впервые заговорил с ней: тихо и нежно, даже как-то осторожно.

Девушка продолжала молча смотреть в окно, перебирая в пальцах край своей юбки.

– Ты ничего не ответишь мне? Даже не взглянешь на меня?

Ей вовсе необязательно было смотреть на него, чтобы понять: он улыбался. И всё же, сделав над собой усилие, девушка медленно повернула голову в его сторону. Алекс выглядел на удивление собранным, в каком-то смысле и элегантным. Чистое, загорелое лицо будто сияло: в красивых зелёных глазах читалась какая-то простая, детская радость, а улыбка, несомненно, была искренней, такой притягательно-живой, что Элисон невольно залюбовалась. Сама же на мгновение подумала, как бы ей самой перестать поддаваться его, пусть и редкому, очарованию.

Несмотря на довольно жаркое утро, Александр был одет в куртку из тёмной кожи, выцветшие, чуть мешковатые брюки и высокие сапоги для верховой езды. Сапоги... Элисон в ту же секунду готова была поклясться, что он купил их совсем недавно, обувь просто сияла этой новизной.

– Что это вас так развеселило? – спросила Элисон, наконец, расслабившись и взглянув мужу в глаза.

– Мне нравится, когда так ярко светит солнце с утра. Настроение просто чудесное. А, Уайетт! – мужчина взял в руки книжку и, пролистав несколько страниц, спокойно и размеренно прочёл:

– Мадам, я должен знать ответ,

Нет больше сил бродить во мгле.

Скажите прямо: «да» иль «нет»,

Оставьте ваши сильвупле.

Вам проще «нет» разок мигнуть,

Махнуть рукой туда-сюда.

Так дайте знак какой-нибудь,

Чтоб мне понять: «нет» или «да»...

– Здесь достаточно сонетов, но вы выбрали именно этот, – сказала Элисон, перебив супруга, затем чуть прищурилась. – А почему?

– О, не обольщайся, это вышло случайно.

– Никогда в это не поверю. Я вообще вам теперь вряд ли поверю...

– Хорошо, хорошо! Ты права, – Алекс отложил книгу и, не переставая улыбаться, примирительно вскинул руки. – Во всём права! Моя мать обожала Уайетта. Считала, что он очень разносторонний как поэт... И я знаю эти строчки. И сейчас прочёл их специально. Ведь от твоих решений тоже многое зависит. И я всё ещё жду твоего ответа...

– Насколько я поняла вчера вечером, все решения здесь принимаете вы. В голову не возьму, что от меня может зависеть в таком случае.

– Ты хочешь, чтобы я извинился? – посерьёзнев, он решительно придвинулся к ней, и их лица теперь разделяли несколько дюймов.

Он смотрел на Элисон, будто вновь изучая её лицо, словно этим пристальным взглядом забирался ей под кожу. От него пахло лугом, самой природой и свежим ветром, хотя девушка ощущала, что кожа его горит, и ему становится не менее жарко, чем ей сейчас.

– Хочешь, чтобы я умолял тебя о благосклонности? – продолжал он шептать слегка охрипшим голосом, от которого у Элисон мурашки бежали по коже. – Чтобы признал твою победу надо мной лишь потому, что меня неумолимо тянет к тебе? Знаешь, милая, для такого как я, это очень трудно сделать. Но так и быть. Я прошу у тебя прощения. За всю грубость и пререкания. А особенно за то, что ударил тебя. На ту, другую сторону своей жизни я никогда не пускал женщин, которых хоть немного ценю. А ты... тебя я не просто ценю...

Он замолчал, вдруг повернув голову в сторону, и солнечный свет, лившийся из окна, озарил его лицо и чуть взлохмаченные волосы, казавшиеся теперь золотыми. А когда он вновь посмотрел на застывшую в изумлении жену, она увидела, что от его былой радости не осталось и следа. Улыбка исчезла с лица, и Алекс был серьёзен, как и прошлым вечером. Элисон вдруг подумала, что именно так он гораздо более красив, чем когда улыбается.

«Нет, он невозможен, – решила она. – Но может ли хоть один мужчина быть настолько красив? Почему-то, мне так не кажется».

– Как только я подумаю, что Кэллис трогал тебя... – Александр презрительно сморщил нос. – Когда я прочёл то письмо, присланное тебе, мне хотелось порвать его на куски. Кэллиса, конечно. Да, в какой-то мере я сам виноват. Он решил, что наши с тобой размолвки дают ему какое-то право на тебя, но он ошибся.

– Это была и моя вина тоже. Я ни о чём таком не думала, правда. Просто, кажется, я злилась. И мне было одиноко.

– Не надо оправдываться...

– И я подумала, что плохо повлияю на вашу дружбу, а это ведь хуже, – Элисон закусила нижнюю губу. – Так вы с мистером Кэллисом всё ещё друзья, правда?

– Да, конечно же. Друзья.

Он сказал это вынужденно, и Элисон всё прекрасно поняла. Но она не собиралась просто так сдаваться, тем более чувствовать себя виноватой, и вообще быть таковой.

– Знаете, не стоит прерывать такую дружбу только потому, что мистер Кэллис любит женщин. Он, эм-м-м, такой же, как все.

– Как все, говоришь?

– Да, по-моему, как все мужчины.

Александр как-то странно посмотрел на неё, но промолчал, видимо, не желая больше возвращаться к этой теме. Элисон прокашлялась в кулак и, наконец, решилась вновь спросить:

– Так когда же я смогу поговорить с отцом?

– К сожалению, пока я не могу предоставить тебе такую возможность. И это не обсуждается.

– Но хотя бы письмо можно ему отправить?

– Нет, Элисон, и это ни к чему, – ответил Алекс, вздохнув. – Вы скоро увидитесь, я обещаю. Я лишь прошу тебя подождать.

– Как скажете.

Ему не понравилось то, как она это сказала. Резко, грубо, с отчаянием. Алекс не разозлился, он мог её понять. И он тут же осознал, что должен заставить её забыть на какое-то время об отце.

– Сейчас я еду в деревню. И хочу, чтобы ты поехала со мной. Всего лишь безобидная, недолгая прогулка. Я не настаиваю, ты можешь остаться здесь вместе с моими людьми. Они присмотрят за тобой и замком...

– Нет, я поеду! – перебила его девушка. – Наверное, это лучше, чем сидеть в четырёх стенах, не имея возможности куда-либо пойти.

– Вот умница, – он коротко улыбнулся, затем было потянулся рукой к руке Элисон, но передумал, поднялся и, сказав жене переодеться и выйти на улицу, покинул гостиную.

Вернувшись в спальню, Элисон обнаружила на постели довольно большую коробку, в которой оказались два совсем новые платья. Одно длинное, пышное и тяжёлое, из шёлка жемчужного цвета, с низкими плечиками, неглубоким вырезом и широким поясом, украшенным таким же жемчужным цветком из кружев. Другое – намного более простое – сшитое из тонкой, переливающейся на свету ткани голубого цвета, с узким пояском, завязывающемся под грудью, короткими рукавами-клинами и глубоким вырезом на груди.

Элисон дрожащими от волнения и восторга пальцами трогала эту великолепную ткань, вдыхала её запах, будто эти платья только что были сшиты и отданы ей. Она вовсе не ожидала подарка и позволила себе предположить, что это её муж так расщедрился. Мог бы он что-то задумать, и был ли этот подарок началом чего-то нового?

Любовно, аккуратно сложив платья обратно в коробку, Элисон переоделась, но не в свою старую амазонку, а надела только белую рубашку, заправив её в узкие бриджи, и свои старые сапоги. Длинные волосы она причесала и сама наскоро заплела их в косу. Александр, увидев жену через несколько минут во дворе, не сдержал довольной улыбки. Его глаза заблестели, взгляд стал радостным, даже мечтательным, пусть всего на несколько мгновений.

– Любишь по-мужски сидеть в седле?

– А вы? – с улыбкой отпарировала Элисон, подойдя к мужу.

– Touché! Не обижайся, – сказал Алекс, и они вместе направились к конюшне. – Я, если хочешь знать, восхищаюсь твоим желанием быть современной женщиной. На такое не каждая решается. И потом, здесь никто не станет тыкать в тебя пальцем и говорить, что ты не леди. Я ведь знаю обратное.

Элисон приняла его слова за комплимент и промолчала, снисходительно хмыкнув. Через пять минут супруги ехали верхом уже за стенами замка, а один из подчинённых Алекса, сорокадвухлетний огромный ирландец, ехал за ними. Элисон всё пыталась понять, зачем им нужна такая охрана. Затем вдруг вспомнила про убийство на празднике, и несчастную Софию, лежащую на соломе, всю в крови... Они ехали туда, где это случилось, и девушка решила, что сегодня обязательно узнает всё, что от неё скрывает муж.