Глава XIII

Отношения между Бертрамом и лордом Уивенхоем развивались очень быстро. Они вместе побывали на скачках и остались настолько довольны друг другом, что завязали настоящую дружбу. Лорд Уивенхой не интересовался возрастом своего нового приятеля, а Бертрам не стал говорить, что ему всего восемнадцать лет. Уивенхой повез его на ипподром «Эпсом» в своей карете, запряженной парой горячих гнедых, и, убедившись, что Бертрам прекрасно разбирается в лошадях, предложил ему взять вожжи. Бертрам так хорошо управлял экипажем, так легко, не сбавляя скорости, проходил повороты, залихватски взмахивая кнутом, как учил его дядюшка-сквайр, что сразу же завоевал расположение Уивенхоя. А если человек, отлично управляя лошадьми, еще и поддерживает при этом непринужденный разговор, то он, по мнению его светлости, заслуживает особого уважения. Когда же приятели обнаружили общие интересы и сошлись во мнениях по многим вопросам, они положили конец всем формальностям, и лорд Уивенхой сказал Бертраму, что отныне тот может называть его Простаком, как и все, а еще обещал показать другу несколько интереснейших местечек в городе.

Находясь в Лондоне, Бертрам на собственном опыте познал, что такое «колесо фортуны». Успех в первой же игре настолько окрылил молодого человека, что его более рассудительный друг — мистер Скантоп, всерьез забеспокоился. Когда у Бертрама появились деньги, он тут же сделал в разных магазинах, где знали мистера Скантопа, множество заказов. И хотя такие вещи, как шляпа, сапоги, трость, пара перчаток, несколько шейных платков, помада для волос — каждая по отдельности — стоили не очень дорого, общая сумма потрясла его. Кроме того, приходилось учитывать проживание в гостинице, но поскольку счет ему до сих пор не предъявили, он решил пока не думать об этом.

Удача, сопутствующая Бертраму в тот первый вечер, больше не повторилась. Посетив заведение на Пэлл-Мэлл во второй раз, он крупно проигрался и вынужден был признать, что в мрачных предсказаниях мистера Скантопа была доля правды.

Он с ужасом понял, что попался на удочку обычных мошенников, но успокоил себя тем, что приобретенный опыт поможет ему впредь быть более осмотрительным. Однажды, когда Бертрам играл с мистером Скантопом в бильярд в «Королевском салоне», к нему подошел очень приветливый ирландец, который похвалил его и предложил сыграть партию. Он также сказал, что может отвести Бертрама в прекрасное местечко, где идет интересная игра в «фараона» и «красное и черное». Мистер Скантоп зашептал на ухо приятелю об осторожности, но Бертрам и не собирался идти с улыбчивым ирландцем и был очень доволен тем, что сам распознал эту ловушку. А потом был веселый вечер у мистера Скантопа, где играли в вист и подали прекрасный обед. Бертрам остался доволен и, стараясь забыть о своих злоключениях, решил, что у него природная склонность к карточным играм. Ходить по игорным домам было бы, конечно, глупо. Но если у человека есть друзья, ему нетрудно попасть в более приличные места, где играли во все — от виста до рулетки. Бертраму казалось, что ему везет в картах. А в своей удаче на скачках он был почти уверен, так как несколько раз сделал очень удачные ставки. Он часто бывал на ипподроме «Таттерсолз», наблюдая за игрой тамошних завсегдатаев. Иногда ставил небольшие суммы на те же номера, иногда делал свой выбор. Когда Бертрам сдружился с Простаком Уивенхоем, он ездил с ним на аукционы — посмотреть лошадей или помочь советом приятелю с покупкой. Играли они и на бегах, но лорд Уивенхой, как и все представители его общества, предпочитал делать ставки в подписном тотализаторе. Бертрам, который во всем подражал своему другу, не пожалел гинею, чтобы иметь возможность пользоваться такого рода услугой. Теперь он мог лишь записывать свои ставки и ждать результатов, а потом — или получить выигрыш, или заплатить долг.

Бертрам был в восторге. Каждый день приносил новые впечатления. Правда, иногда его охватывало беспокойство, казалось, что он теряет контроль над собой, но стоило только Простаку предложить ему очередное развлечение, а Джеку Карнэби пригласить его в театр, или на кулачные бои, или в клуб «Дэффи», как тревожные мысли мгновенно исчезали. Ни одного из его новых друзей, похоже, не пугали денежные трудности. И поскольку все они постоянно находились на грани разорения и все-таки умудрялись, сделав удачную ставку или выиграв в кости, снова поправить свои дела, Бертрам очень опрометчиво решил, что он тоже может вести такой образ жизни и не воспринимать всерьез временные трудности. Ему и в голову не приходило, что ни один из мастеров не предоставит неограниченный кредит молодому человеку, о финансовом положении которого ему ничего неизвестно. Другое дело — такие заказчики, как Уивенхой или Скантоп. Впервые он понял, что к нему относятся несколько иначе, чем к его приятелям, когда получил ужаснувший его счет от мистера Свиндона. Бертрам сначала не мог поверить, что два костюма и плащ стоят таких денег, однако сумма, по-видимому, была верной. Стараясь выглядеть беззаботным, он спросил у мистера Скантопа, что тот делает, если получает счет от портного. Мистер Скантоп просто ответил, что немедленно заказывает себе новый костюм. Однако Бертрам, хотя и привыкший во всем подражать своему окружению, был не настолько наивен, чтобы не понять — этот прием ему не поможет. Он попытался избавиться от гнетущих мыслей, успокоив себя тем, что портные обычно не требуют немедленной оплаты счета. Но мистер Свиндон, видимо, не был знаком с этим правилом. Через неделю он прислал повторный счет, сопроводив его вежливым письмом, в котором сообщал, что желал бы получить деньги как можно быстрее. И тут, будто сговорившись с мистером Свиндоном, другие мастера стали присылать свои счета, так что очень скоро один из ящиков туалетного столика в комнате Бертрама оказался забит ими до отказа. Ему удалось оплатить некоторые из них, и настроение его улучшилось. Он уже успокоился, думая о том, что какой-нибудь счастливый случай поможет ему разделаться со всеми долгами, как вдруг в гостиницу пришел вежливый, но настойчивый господин. Он ждал Бертрама целый час, а когда тот вернулся с прогулки верхом в Гайд-парке, представил ему счет и сказал, что мистер, видимо, забыл о нем. Бертраму удалось избавиться от этого господина только после того, как он заплатил ему часть суммы. Кроме того, между ними произошел спор, судя по всему, услышанный официантом, который прохаживался у дверей столовой. Худшие опасения Бертрама оправдались на следующее же утро, когда хозяин гостиницы «Рэд-Лайен» выставил ему счет за проживание. Положение становилось отчаянным, и у Бертрама оставался единственный способ предотвратить трагедию. Легко было мистеру Скантопу рассуждать об опасности увлечения азартными играми. Он не понимал, что, просто отказавшись от них, нельзя решить проблему. Сам мистер Скантоп, оказавшись в подобной ситуации, мог рассчитывать на своих попечителей, которые, пусть и отчитав его, всегда придут на выручку. Бертрам даже не хотел думать о том, чтобы попросить помощи у своего отца. Лучше покончить с собой, потому что он не только не мог представить себе, как выложить перед отцом такую коллекцию счетов, но и знал, что оплатить их папе будет очень трудно. Не было смысла и в том, чтобы продать часы и цепочку. Вырученные деньги не сравнились бы с расходами, которые как-то незаметно для Бертрама значительно возросли с тех пор, как он завел дружбу с молодыми людьми из высшего света. Сомнительная идея воспользоваться услугами ростовщика была отвергнута мистером Скантопом, который сказал, что, поскольку наказание за предоставление несовершеннолетним ссуды под проценты довольно сурово, даже «еврейский король» откажется выдать клиенту, не достигшему двадцати одного года, самую маленькую сумму. Он добавил также, что сам однажды пытался взять деньги в рост, но все эти процентщики очень проницательны и с одного взгляда могут определить несовершеннолетних просителей. Мистер Скантоп был обеспокоен, хотя и не удивлен, когда узнал, что его друг попал в такое затруднительное положение. Если бы он сам не был в это время «на мели», то, несомненно, предложил бы приятелю помощь, поскольку считался в своем кругу щедрым парнем. Однако к концу квартала лишних денег у него не было. А попечители не дадут ему ничего, кроме безжалостного совета приехать домой в Беркшир, где мама примет сыночка с распростертыми объятиями. Это он знал из собственного опыта. Правда, Бертрам чувствовал себя не вправе занимать деньги у кого-либо из друзей, поскольку у него не было никаких возможностей, возвратившись в Йоркшир, вернуть долг. Оставался один путь — карты и скачки. Он знал, что это опасно, но худшего положения, казалось, уже и быть не могло, поэтому стоило рискнуть. Он решил, что расплатившись с долгами, сразу уедет из Лондона. Конечно, некоторые стороны столичной жизни очень понравились ему. Однако побывав несостоятельным должником, он понял, что постоянное хождение по краю пропасти грозит нервным срывом. Встреча с одним из кредиторов, в словах которого прозвучала явная угроза, была последней каплей. Если положение должника в самое ближайшее время не изменится, его ждут серьезные неприятности в суде, о чем и предупреждал еще раньше мистер Скантоп.

Бертрам был в отчаянии, и вдруг удача будто снова улыбнулась ему. Небольшая ставка в «фараоне» оказалась счастливой. Он хорошо сыграл в этот вечер и воспрял духом. К тому же Простак Уивенхой, получив информацию от жокея в «Таттерсолзе», указал Бертраму ту лошадь, на которую следовало поставить в предстоящем заезде. Юноша решил, что это само Провидение. На указанную лошадь нужно было поставить значительную сумму. Ведь если она выиграет, все проблемы будут решены сразу, и еще останутся деньги на дорогу домой. Сделав ставку, Бертрам старался не думать о том, какие последствия его ждут, если окажется, что тот опытный жокей ошибся в своих расчетах, пусть и единственный раз в жизни.

— Послушай, Бертрам, — сказал Уивенхой, когда они выходили с ипподрома, — если хочешь, пойдем со мной сегодня вечером в клуб «Идеал». Ты знаешь, отличный клуб! Правда, для очень узкого круга. Но со мной тебя пустят.

— Ну и что там? — спросил Бертрам.

— В основном «фараон» и кости. Этот клуб организовал кто-то из «шишек» только в этом году, потому что «Уэйтерс» прогорел. Представляешь? Говорят, он закрылся. А в «Идеале» хорошая игра, поверь мне. И все очень просто. Конечно, многие играют по-крупному, но минимальная ставка — всего двадцать гиней. И только один стол для «фараона». Кроме того, там без обмана, не то, что в других клубах. А если хочешь сыграть в кости, можно выбрать крупье из своих, и всегда кто-нибудь согласится вести счет. А то из-за этих нанятых крупье и швейцаров приличный клуб превращается в какую-то гостиницу. А самое главное — там нет никакого сброда, и всех этих скучных правил, уставов… например, банк держат по очереди. Бьюмарис, Уэсли, Петерсхэм, ну и другие из этой команды. В общем, сливки общества!

— Я бы пошел с тобой, — сказал Бертрам. — Только у меня сейчас не густо в карманах!

— Это не проблема! — беспечно ответил его приятель. — Я же говорил тебе, это не «Уэйтерс». Никого не волнует, поставил ты двадцать гиней или сто. Пойдем! Под лежачий камень вода не течет, как говорит мой родитель. А он уж понимает в этом толк!

Бертрам колебался. Но поскольку они с лордом Уивенхоем собирались вместе обедать в «Лонгз-Хоутел», у него еще было время тщательно обдумать это предложение перед тем, как дать окончательный ответ. Его светлость сказал, что он все-таки надеется на согласие друга составить ему компанию.

Затянувшееся пребывание Бертрама в Лондоне не могло, конечно, не волновать его сестру. Арабеллу действительно не покидало чувство тревоги. Хотя брат ничего не рассказывал ей, она, глядя на него, не сомневалась, что расходы его давно превысили те сто фунтов, которые он выиграл в лотерее. Они редко виделись, и Арабелла каждый раз замечала, что брат выглядит измотанным. Бессонные ночи, избыток спиртного, переживания, конечно, сказались на внешнем виде юноши. Но когда Арабелла сказала ему, что он выглядит очень усталым, и начала уговаривать его вернуться в Йоркшир, он, пристально взглянув на сестру, сказал, что она тоже не расцвела в Лондоне. Он был прав. Она немного осунулась, и на побледневшем лице глаза ее, обведенные синими кругами, казались больше, чем обычно. Лорд Бридлингтон, заметив эти изменения в облике девушки, объяснил их абсурдными излишествами лондонского сезона. Его мать, однако, от которой не ускользнуло то, что крестница перестала так часто выезжать в Гайд-парк с мистером Бьюмарисом и всячески избегала его, имела на этот счет свое мнение, но так и не смогла убедить Арабеллу признаться во всем.

Что бы ни говорил Фредерик, леди Бридлингтон уже убедилась, что намерения мистера Бьюмариса достаточно серьезны, но она никак не могла понять, что удерживает Арабеллу. А та, зная, что ее объяснения покажутся крестной маловразумительными, молчала.

Мистер Бьюмарис тоже заметил, что Арабелла изменилась. Кроме того, ему было известно о том, что она недавно отклонила три выгодных предложения — отвергнутые женихи не скрывали своего разочарования. Она отказалась танцевать с ним на балу в «Олмэке», но несколько раз за вечер он замечал на себе ее взгляд.

Мистер Бьюмарис, поглаживая ухо Улисса, который с блаженным видом сидел рядом, задумчиво сказал:

— Очень печально, что я, в моем возрасте, оказался в таком дурацком положении.

Улисс, прикрыв от наслаждения глаза, шумно вздохнул, что, при желании, можно было расценить как знак сочувствия.

— Что если она дочь торговца? Ведь у меня есть какие-то обязательства перед моей семьей. А может быть, еще хуже… Да и вообще, я слишком стар, чтобы терять голову из-за миловидного личика.

Рука его замерла, и Улисс, недовольный прекращением приятной процедуры, слегка толкнул хозяина носом. Мистер Бьюмарис стал снова почесывать его за ухом и продолжил:

— Да, ты прав — дело не в ее внешности. Ты думаешь, она совсем равнодушна ко мне? Почему она боится сказать мне правду? Она не должна бояться! Нет, Улисс, не должна! Давай рассмотрим самый худший вариант. Может быть, она хочет получить титул? Но если так, почему тогда она сделала от ворот поворот бедному Чарлзу? Ты думаешь, она метит выше? Но она же не может не видеть, что Уитни только свистни… Нет, Улисс, думаю, твои подозрения не оправданы.

Пес, уловив строгие нотки в голосе хозяина, настороженно поднял голову. Мистер Бьюмарис взял его за морду и, нежно тряхнув ее, спросил:

— Ну и что ты мне посоветуешь? Пожалуй, я попал в безвыходное положение. Может быть… — он вдруг замолчал, быстро поднялся на ноги и прошелся по комнате. — Какой же я болван! — воскликнул он. — Ну конечно! Улисс, твой хозяин — болван! — Улисс, вскочив, подбежал к нему и, уперевшись передними лапами в его элегантные панталоны, протестующе гавкнул. Все эти хождения по комнате, когда хозяин может быть занят более полезным делом, его явно не устраивали. — Место! — скомандовал мистер Бьюмарис. — Сколько раз я должен просить тебя не прикасаться ко мне своими грязными лапами? Улисс, мне придется оставить тебя ненадолго!

Улисс, конечно, не понял слов хозяина, но то, что час блаженства для него закончился, он уяснил и покорно улегся на пол. Последующие действия хозяина наполнили его душу смутной тревогой. Хотя он и не знал, для чего нужны чемоданы, какой-то инстинкт подсказывал ему, что от этих громоздких предметов ничего хорошего собакам ждать не приходится. Однако эти собачьи страхи не шли ни в какое сравнение с тем изумлением, досадой и смятением, которые испытал камердинер мистера Бьюмариса, мистер Пейнсвик, когда узнал, что его хозяин собирается ехать куда-то без сопровождения своего личного слуги. Сообщение о том, что мистер Бьюмарис на неделю покидает город, он воспринял совершенно спокойно и стал даже мысленно откладывать ту одежду, которая могла бы пригодиться хозяину для прогулок в Уиганском парке, или посещения Вубернского аббатства, или охотничьего клуба «Бивор». И тут на него обрушилась ужасающая новость.

— Положи побольше рубашек и шейных платков, так чтобы мне хватило дней на семь, — распорядился мистер Бьюмарис. — Я поеду в дорожном платье, но упакуй на всякий случай несколько костюмов. Тебя я не возьму с собой.

С минуту мистер Пейнсвик стоял в оцепенении, не понимая, что может означать это заявление. Он был в шоке и не мигая смотрел на хозяина.

— Скажи, чтобы к шести утра у дверей стоял мой дорожный фаэтон. Пусть запрягут гнедых, — сказал мистер Бьюмарис. — Клейтон поедет со мной до одной из первых станций, а потом вернется с лошадьми домой.

Мистер Пейнсвик наконец обрел дар речи.

— Я правильно понял, сэр, что вы не берете меня? — спросил он.

— Правильно, — ответил мистер Бьюмарис.

— Но позвольте узнать, сэр, кто будет вас обслуживать? — с каменным выражением лица поинтересовался мистер Пейнсвик.

— Я сам собираюсь это делать.

Мистер Пейнсвик едва заметно улыбнулся.

— А кто, позвольте спросить, будет гладить вам камзол?

— Ну, я думаю, на почтовых станциях оказывают эту услугу, — равнодушно произнес мистер Бьюмарис.

— Да, наверное, — мрачно заметил камердинер. — Только вот как они это делают! И будете ли вы довольны результатом, сэр, еще неизвестно.

И тут мистер Бьюмарис сказал фразу, от которой бедный мистер Пейнсвик, как он потом рассказывал Брафу, чуть не упал в обморок.

— Да, наверное, я не буду доволен результатом, — заявил мистер Бьюмарис, — но это неважно.

Мистер Пейнсвик изучающе взглянул на него. Нет, хозяин явно не бредит. Но его решение противоречит здравому смыслу. И слуга ласковым тоном, будто уговаривая капризного больного, настаивал:

— И все-таки, сэр, я думаю, вам лучше взять меня с собой.

— Я уже говорил, что не нуждаюсь в твоих услугах. Можешь считать, что у тебя отпуск.

— Я не смогу, сэр, отдыхать с легким сердцем, — ответил мистер Пейнсвик, который всегда проводил свои отпуска в постоянной тревоге. Ему казалось, что его напарник недостаточно хорошо вычистил одежду мистера Бьюмариса, не привел в порядок его обувь, не дай Бог, хозяин вышел на улицу с пятном на подоле плаща. — Осмелюсь заметить, сэр, вы не можете ехать один!

— Ну тогда я тоже осмелюсь заметить, Пейнсвик, — сказал мистер Бьюмарис, — что мне надоели твои глупые рассуждения. Готов признать, что ты содержишь мои вещи в идеальном порядке, иначе я просто не стал бы терпеть тебя рядом с собой. И сапоги мои всегда блестят, как ни у кого, благодаря твоему методу, который ты держишь в секрете. Я думаю, все это стоит твоего немалого жалованья. Но ты ошибаешься, если полагаешь, что я не в состоянии одеться сам, без твоей помощи. Да, иногда я позволял тебе побрить меня или помочь мне надеть камзол. Да, я просил тебя подать мне шейный платок. Но никогда, Пейнсвик, я не позволял указывать мне, что надеть, как причесаться, и никогда не позволил бы тебе произнести ни единого слова в тот момент, когда я завязываю шейный платок. Я это прекрасно сделаю без тебя. А ты должен позаботиться положить их столько, чтобы мне хватило.

Мистер Пейнсвик обиженно промолчал, потом предпринял еще одну, последнюю, отчаянную попытку переубедить своего хозяина.

— А ваши сапоги, сэр! Вы же не сможете сами их снять!

— Ну и что? Какой-нибудь слуга снимет.

Мистер Пейнсвик застонал.

— Своими сальными руками, сэр!

— Он наденет перчатки, — пообещал мистер Бьюмарис. — Не нужно убирать мои бриджи. Сегодня вечером я иду в клуб «Идеал», — а потом он добавил мягко, желая сгладить свою резкость: — Не жди меня сегодня, но завтра разбуди в пять утра.

Мистер Пейнсвик ответил дрогнувшим голосом:

— Раз уж вы, сэр, решили обойтись без моей помощи в вашем путешествии, я не вправе возражать вам или уговаривать, какими бы ни были мои чувства сейчас. Но ничто не заставит меня пойти спать, пока я не уложу в постель вас, сэр, и не позабочусь о вашей одежде.

— Как хочешь, — пожал плечами мистер Бьюмарис. — Я лично не настаиваю, чтобы ты шел на какие-нибудь жертвы ради меня.

Мистер Пейнсвик ничего не ответил и лишь с упреком взглянул на мистера Бьюмариса. А потом он признался Брафу, что у него просто не было слов от обиды и недоумения, и сказал, что когда-нибудь уйдет от этого человека, который так относится к себе и к своему преданному слуге. Браф, зная, что никакая сила не разлучит мистера Пейнсвика с хозяином, попытался успокоить приятеля и принес бутылочку портвейна. Вскоре мистер Пейнсвик повеселел и, заявив, что нет на свете лучшего лекарства от печали, чем стаканчик портвейна с джином, стал обсуждать со своим другом возможные причины такого странного поведения их хозяина.

А мистер Бьюмарис, между тем, пообедав в «Бруксе» шел по Джеймс-стрит к Райдер-стрит, где находился клуб «Идеал». Таким образом, когда поздно вечером Бертрам в сопровождении лорда Уивенхоя вошел в комнату, где играли в «фараон», мистеру Бьюмарису предоставилась прекрасная возможность воочию убедиться, каким образом молодой родственник мисс Таллант проводит время в Лондоне.

Два обстоятельства вынудили Бертрама пойти в клуб «Идеал». Во-первых, лошадь, на которую он поставил, не заняла ни одного из первых трех мест. А во-вторых, он случайно нашел в ящике, забитом счетами, двадцатифунтовую банкноту. Бертрам в оцепенении смотрел на нее несколько минут, даже не пытаясь вспомнить, каким образом она сюда попала… Когда стали известны результаты скачек, его чуть не хватил удар. Ведь он убедил себя, что Виктория непременно придет первой, и не думал о том, как он будет встречаться в понедельник в «Таттерсолзе» со своим кредитором, если лошадь не выиграет. При мысли об этой встрече ему стало совсем плохо. Перед глазами стояла одна-единственная ужасная картина — долговая тюрьма «Флит», в которой он, без сомнения, будет чахнуть до конца дней, потому что отец, конечно, не будет выручать непутевого сына, он навсегда вычеркнет его из семьи и запретит упоминать его имя в своем доме.

Удар был страшен. В полном отчаянии Бертрам позвонил официанту и заказал бутылку бренди. Официант неуверенно взглянул на него. И тут юноша понял, что теперь ему дадут выпивку только за наличные. Он густо покраснел, сунул руку в карман бриджей и вытащил последнюю пригоршню монет. Бросив одну монету на стол, он сказал:

— Сходи и принеси мне выпить! Сдачу можешь оставить себе!

Этот жест немного успокоил его. А после первого стакана бренди, выпитого залпом, ему стало значительно легче. Он снова посмотрел на двадцатифунтовую банкноту, которую все еще держал в руке, и вспомнил, что в «Идеале», как говорил Простак, минимальная ставка — двадцать гиней[2]. Таким совпадением пренебречь невозможно. Второй стакан бренди убедил его окончательно в том, что он держит сейчас в руках свой последний шанс, который может спасти его от неминуемой гибели и позора.

Неразбавленный бренди оказался слишком крепким напитком для юноши, поэтому перед тем, как отправиться в «Лонгз-Хоутел», ему пришлось освежиться стаканом портера. Он немного протрезвел, а пока шел по улицам к гостинице, окончательно пришел в себя и с удовольствием отведал «мантенонские отбивные» и рейнвейн «Куинзберри». Бертрам решил действовать наудачу. Он поставит свои двадцать гиней на одну карту — любую, и если ему сразу повезет, он будет играть до тех пор, пока не наберет сумму, которая покроет все его долги. А если эта, выбранная наугад карта, окажется несчастливой… Ну что ж, хуже, чем сейчас, ему уже не будет. Останется единственный выход — наложить на себя руки.

Когда Бертрам и лорд Уивенхой зашли в комнату, где играли в «фараона», мистер Бьюмарис, который держал банк, только что закончил расклад и бросил использованную колоду на пол. Когда официант положил перед ним новую колоду, мистер Бьюмарис поднял глаза и взглянул на дверь. Азарт игры привлек к игральному столу всех завсегдатаев клуба, кроме одного, лорда Петерсхэма, который сидел в задумчивой позе.

«Чертов Петерсхэм! — подумал мистер Бьюмарис, не зная как поступить. — Нашел время для мечтаний!»

Этот добродушный, но рассеянный человек, увидев лорд Уивенхоя, неуверенно улыбнулся ему, будто вспоминая, где видел его раньше. На незнакомого юношу, переступившего «священный порог», он не обратил никакого внимания или только сделал вид. Мистер Уоркуорт бросил суровый взгляд на Бертрама, а потом посмотрел на банкомета. Лорд Флитвуд, наполняя свой бокал, нахмурился и тоже взглянул на Несравненного.

Мистер Бьюмарис заказал у официанта еще одну бутылку бренди. Одно его слово, и незнакомцу придется откланяться. Но все не так просто: парень, конечно, будет уязвлен, а этот болван Уивенхой, несомненно, вступится за него, и вполне возможно, поднимет скандал, возмутившись тем, что в клуб не пускают его друга. Бертрам окажется в еще более унизительном положении.

Лорд Уивенхой, между тем, нашел для себя и Бертрама свободное место за столом, сел и познакомил приятеля с соседями. Одним из них оказался Флитвуд, который сухо кивнул Бертраму и, снова нахмурившись, взглянул на Несравненного.

Другой сосед, как, впрочем, и большинство присутствующих, не выразил никакого неудовольствия по поводу незнакомого игрока. Один из более пожилых мужчин, правда, сказал что-то сквозь зубы о младенцах и сосунках, но так тихо, что вряд ли его кто-то услышал.

Мистер Бьюмарис обвел взглядом стол.

— Делайте ваши ставки, джентльмены, — спокойно сказал он.

Бертрам, который поменял свою банкноту на небольшую стопку монет, быстро придвинул ее к «даме». Другие тоже делали свои ставки, один из игроков что-то сказал своему соседу, и тот засмеялся. Лорд Петерсхэм, глубоко вздохнув, выдвинул несколько внушительных стопок монет и расположил их вокруг выбранных карт, а потом небрежным движением достал из кармана элегантную табакерку. В горле у Бертрама пересохло, он судорожно сглотнул, не мигая глядя на руку мистера Бьюмариса, зависшую над колодой.

«У парня большие неприятности, — подумал мистер Бьюмарис. — Наверняка обанкротился. Какого черта этот Простак Уивенхой притащил его сюда?»

Ставки были сделаны. Мистер Бьюмарис открыл первую карту и положил ее справа от колоды.

— Опять мимо! — заметил Флитвуд, чья ставка стояла совсем рядом с этой картой.

Мистер Бьюмарис открыл вторую, решающую, карту и положил ее слева от колоды.

«Бубновая дама» запрыгала перед глазами Бертрама. Несколько секунд он неподвижно смотрел на нее, потом перевел глаза на мистера Бьюмариса и, встретив его спокойный взгляд, нерешительно улыбнулся. Эта несмелая улыбка подтвердила догадку мистера Бьюмариса, и он понял, что никакого удовольствия от сегодняшней игры не получит. Он взял лежащую рядом с ним лопаточку и подвинул две стопки монет Бертраму. Лорд Уивенхой заказал для себя и своего друга бренди и с азартом сделал новую крупную ставку.

В течение получаса Бертраму везло, и мистер Бьюмарис с надеждой подумал, что парень встанет из-за стола победителем. Юноша постоянно пил, щеки его горели, взгляд был прикован к картам. Лорд Уивенхой, как всегда веселый и беззаботный, несмотря на проигрыш, сидел рядом. Очень скоро он стал играть в долг и, записывая свои ставки на листочках бумаги, передавал их банкомету. Другие игроки, как заметил Бертрам, делали то же самое. Перед мистером Бьюмарисом лежала уже целая кипа долговых ставок.

И тут удача изменила Бертраму. Трижды он делал крупные ставки, но ему не везло. У него осталось только две стопки монет, и он поставил их обе, уверенный, что в четвертый раз не промахнется. Но мистер Бьюмарис, к собственной досаде, снова открыл несчастливую карту.

Теперь он вынужден был с невозмутимым лицом принимать долговые ставки от Бертрама. Он не мог сказать парню, что не возьмет его бумажки, не мог и посоветовать ему уйти, пока не поздно. Бертрам вряд ли послушался бы его. Он был весь в безрассудном азарте, делал большие ставки, не оставляя надежды на то, что фортуна повернется наконец к нему лицом. Мистер Бьюмарис сомневался, что этот несчастный парень хотя бы приблизительно представляет себе сумму, которую он задолжал банку.

Игра закончилась раньше, чем обычно. Мистер Бьюмарис сразу предупредил компанию, что уйдет в два часа, а лорд Петерсхэм, вздохнув, сказал, что он не будет всю ночь держать банк. Лорд Уивенхой, зная, что крупно проигрался, весело воскликнул:

— Опять продул! Сколько я должен, Бьюмарис?

Мистер Бьюмарис молча протянул ему листочки с записанными ставками. Пока его светлость подсчитывал общую сумму, Бертрам с пылающими щеками сидел за столом, глядя на кипу бумажек, лежавших перед мистером Бьюмарисом, а потом отрывисто спросил:

— А я? — и протянул руку.

— Да, придется раскошеливаться, — сказал Уивенхой, качая головой. — Я пришлю вам чек, Бьюмарис. Что за вечер сегодня!

Другие игроки тоже подсчитывали свои долги. Бертрам слышал вокруг непринужденный смех, разговоры… Его долг оказался шестьсот фунтов. Сумма для него огромная, почти невероятная. Но он взял себя в руки — гордость не позволила выдать отчаяния — и встал. Он был очень бледен сейчас и выглядел совсем мальчишкой, но высоко поднял голову и, обратившись к мистеру Бьюмарису, совершенно спокойно сказал:

— Я прошу, сэр, подождать несколько дней. У меня… нет счета в Лондоне, и я должен послать за деньгами в Йоркшир.

«Что делать? — подумал мистер Бьюмарис. — Сказать мальчишке, что эти его фантики не ценнее туалетной бумаги? Нет, он разыгрывает передо мной «челтенхэмскую трагедию». И потом, пусть поволнуется — это ему только пойдет на пользу». И он сказал:

— Можете не торопиться, мистер Энсти, я на неделю уезжаю из города. Приходите ко мне домой, ну, скажем, в следующий четверг. Любой объяснит вам, как меня найти. А где вы остановились?

— В гостинице «Рэд-Лайен», сэр, в Сити, — машинально ответил Бертрам.

— Роберт! — позвал мистера Бьюмариса лорд Флитвуд с другого конца комнаты, где он вел оживленный спор с мистером Уоркуортом. — Роберт, иди сюда и поддержи меня! Роберт!

— Сейчас иду! — ответил мистер Бьюмарис и, обратившись к Бертраму, повторил:

— Ну, так я жду вас в четверг.

Больше он ничего не мог сказать, потому что кругом были люди. Ясно, что гордый юноша не вынесет предложения забыть его карточный долг.

В довольно мрачном расположении духа приехал мистер Бьюмарис домой. Улисс, видя, что хозяин не обращает никакого внимания на его радостные прыжки и повизгивания, обиженно залаял. Мистер Бьюмарис наклонился, рассеянно погладил пса и сказал:

— Тихо! Мне сейчас не до твоих эмоций! А ведь я был прав, когда говорил, что на вас с Джемми дело не закончится. Надо, наверное, успокоить мальчишку. Кто знает, каких глупостей он может наделать. Мне не понравилось выражение его лица. Почти не сомневаюсь, что с деньгами у него полный крах. Но не выходить же сейчас… уже поздно. Ничего, не умрет от одной бессонной ночи.

Он взял со стола в холле подсвечник, понес его в свой кабинет и поставил на письменный стол у окна. Увидев, что хозяин сел и открыл чернильницу, Улисс громко зевнул.

— Подожди, не спи! — сказал ему мистер Бьюмарис и, обмакнув перо в чернила, придвинул к себе листок бумаги.

Улисс улегся на пол и принялся тщательно вылизывать передние лапы.

Мистер Бьюмарис быстро написал несколько строк, посыпал листок песком и, стряхнув песчинки, хотел уже сложить письмо, но тут задумался. Улисс с надеждой взглянул на хозяина.

— Да, сейчас, — сказал ему мистер Бьюмарис и задумчиво продолжил: — Если он наделал долгов… — он положил листок, достал из внутреннего кармана пухлый бумажник и вытащил оттуда сто фунтов. Затем вложил деньги в конверт, заклеил письмо и написал имя адресата.

Потом он поднялся, и Улисс с облегчением понял, что они сейчас пойдут спать. Пес, который спал на коврике за дверью спальни и так усердно охранял покой своего хозяина, что не желал по утрам впускать в «священные покои» даже мистера Пейнсвика, весело побежал наверх.

Верный слуга так и не лег спать. На его лице было забавное выражение, в котором читались все его мысли и чувства: задетое самолюбие, ревностное служение хозяину и долгие душевные муки. Мистер Бьюмарис отдал ему письмо и сказал:

— Проследи, чтобы завтра утром это письмо доставили в «Рэд-Лайен». Это где-то в Сити. Мистеру Энсти. И вручи лично! — добавил он.

Загрузка...