Вода, когда она вращается быстро, мгновенно затягивает все объекты, попавшие в нее извне; как только предмет касается ее поверхности, сила ее, кажется, утраивается, и она с яростью поглощает его.
Оказавшись в водовороте, я, как мне казалось, долгое время кружил на его поверхности, а на самом деле восемь-десять секунд. Потом меня внезапно перевернуло, ноги и руки как оторвало от тела, в ушах стоял жуткий рев, и со всех сторон на меня давило.
Любая попытка что-то сделать была хуже смерти; я, можно сказать, был без сознания, силой воли я заставил себя не глотать воду и не дышать.
Давление на мое тело было ужасным; я удивлялся, что еще жив, на мне не было целого места, как я думал. Голова кружилась и разрывалась от боли; грудь была как под пыткой.
Внезапно давление спало, и вращение водоворота постепенно прекратилось, но поток все еще нес меня.
Я вытянул обе руки, как бы пытаясь ухватиться за спасительную соломинку.
Соломинок не было, но было вот что — пространство. Инстинкт подталкивал меня к поверхности глотнуть воздуха, но поток тянул вниз. Руки были бессильными, я не мог ими управлять.
С трудом помню, что происходило потом. В груди было удушье; все мышцы расслабились; в глаза бил свет; вода снизу мягко давила, как будто я был на лошади; и внезапно я очутился на земле, тяжело дышал, задыхался, отплевывался, еле живой, но живой, во что я с трудом верил.
Несколько минут я лежал, не в силах двинуться; мозг мой проснулся и дал импульс жить. Я повернулся на живот, вытянул руки, как при плавании; жуткая боль пронзила мне грудь и живот. Голова весила тонну.
Из носа и рта, булькая, текла вода. В ушах стоял рев, С все увеличивающейся серьезностью я снова и снова говорил себе: «Если бы я был мертвым, я бы не мог двигаться». Оказывается, первое, что покидает тонущего человека и возвращается последним, — это чувство юмора.
Через несколько минут, освободив легкие от воды, я уже не чувствовал боли, а чувствовал себя уставшим.
Голова кружилась, и в груди было давление. Я аккуратно перевернулся на бок и стал оглядываться.
Я лежал на узком камне у входа в пещеру, в полуметре от потока, который принес меня; он тек через проход в скале с большой скоростью и, видимо, нес меня, как пробку. Внизу он втекал в озеро, которое почти полностью заполняло пещеру в сотню метров диаметром. Большие валуны и выступы были со всех сторон.
Это было то, что я увидел, но первыми, на чем остановился мой взгляд, были две золотые горящие урны, стоящие у стены напротив в мерцающем свете.
Я почувствовал не страх, а что-то вроде отвращения, когда понял, что я все еще во владениях инков.
Выступ, на котором я лежал, был виден со всех концов пещеры, и, увидев урны, я решил уйти с него как можно скорее. Он был скользким и мокрым и не более метра в ширину; я осторожно встал на ноги, явно не желая в воду опять.
В нескольких метрах был еще один выступ, широкий и ровный, в конце которого стоял большой валун.
Я допрыгнул до выступа, еле устоял на ногах и через расщелину протиснулся за валун.
Потом по узкому проходу я дошел до другого выступа и потом в углубление, где почувствовал себя в относительной безопасности. По сторонам пещеры было много валунов, выступов и щелей. Природа не знала, что она делала, когда создавала это место.
Я сел на выступающий кусок известняка, трясясь и обтекая. На мне не было ни брюк, ни ботинок; ноги распухли и были в синяках, а моя фланелевая рубашка и белье мало защищали меня от холода.
Я был на сквозняке, и мерцание пламени в урнах тоже говорило о легком ветре.
Я был абсолютно один, Гарри я счел пропавшим.
Эта мысль не находила во мне отклика, я только думал, что боги благосклонны к Гарри.
Так там и сидел в полумраке, дрожа от страха, не знаю перед чем, тот, кого солнечный мир знал как Пола Ламара, джентльмена, ученого, знатока жизни. Сидел без всякой философии, без надежды и без штанов.
Но я все осознавал — и вдруг увидел движение в воде. Как будто огромная форель прыгнула и показалась на поверхности. Так повторилось несколько раз, сопровождаясь звуком, похожим на удар весел. Потом — тишина.
Я подался вперед, но не мог ничего разглядеть и перестал пытаться.
Время шло, и мне становилось хуже, мышцы сковывало. Я понял, что необходимо двигаться, но воля отказывала, и я сидел в тупой апатии. И так прошел час, потом я увидел что-то, что заставило меня встать.
Еще раньше я заметил, что на другой стороне пещеры, как раз напротив меня, под горящими урнами, был выступ, три-четыре метра в ширину и метров тридцать в длину. Он был покатый и доходил до воды. Позади урн была видна черная дыра прохода, который вел из пещеры.
Вдруг из прохода возникли две фигуры инков. В руке каждый держал длинное копье — я явно ошибался, когда говорил, что они вовсе не пользуются оружием.
Они подошли к краю выступа и вытащили на свет какой-то предмет, площадью два метра и с ровной поверхностью. Они опустили его на воду, потом залезли на него, отложили копья в сторону и взяли в руки короткие весла. И так короткими, осторожными движениями поплыли к середине озера. На расстоянии тридцати метров от берега они перестали грести и взяли в руки копья, встали, не двигаясь, ожидая неизвестно чего.
Я тоже не двигался, наблюдая за ними с тупым любопытством. Они меня не могли увидеть: кроме того, что в углублении было темно, один из выступов совершенно закрывал меня.
Ждать пришлось не долго, и, когда ожидание прекратилось, все стало происходить так быстро, что я с трудом все запомнил.
В воде раздался всплеск, такой же, как и раньше, по поверхности побежала рябь, и тут же двое индейцев двинулись со своими копьями, которые полетели к цели со смертельной точностью. Ремни, которыми копья были привязаны к их торсам, я заметил только сейчас.
Последовала жуткая битва. Что бы это ни было, получив удар копьями, оно не теряло времени на демонстрацию своего негодования. Вода забурлила, и я понял, что плот вот-вот утонет.
Один из инков стоял на краю плота, в отчаянии орудуя веслом; другой с силой тянул за ремень. Я видел что-то черное, переворачивающееся в прыжке прямо у плота и инка, еле стоявшего на ногах. Оно ударило о бок плота, который жутко накренился.
Это было последней схваткой, на этом битва закончилась. Один из индейцев быстро погреб к берегу, а второй крепко держался за ремни. В следующую минуту они достигли выступа и стали подтягивать свою добычу.
Это оказалась большая черная рыба, такой формы, какую я никогда раньше не видел. Но она не занимала моего внимания; мои глаза были прикованы к двум копьям, вынутым из корчащегося тела рыбы, которые лежали на земле далеко от края воды, инки в это время тащили рыбину к проходу.
Мне нужны были эти копья. Я без остановки спрашивал себя, что я с ними буду делать; и мне было бы тяжело ответить на этот вопрос. Но они мне были нужны, и я с жадностью пялился на них из своего темного угла.
Инки исчезли в проходе.
Наконец я встал и стал искать выход из углубления, в котором прятался. Казалось, выхода не было, но потом я нашел узкий проход между двумя валунами. Я с трудом протиснулся через него.
Скала не давала мне пройти, и углы оставили синяки на моем теле, но я прошел около четырех метров. Потом трещина резко закончилась, и я оказался на широком выступе, который где-то обрывался. Я осторожно подошел к краю, но валуны закрывали свет, и я не мог видеть землю под ногами.
Полагаясь на Провидение, я подтянулся, зацепившись за угол, повис на руках и потом отпустил. Ноги коснулись земли почти сразу — полет был на метр.
Я повернулся, чувствуя себя глупо, и увидел, что с того места, где я стоял, выступ и часть озера было видно отлично. Я мог видеть копья, лежащие на земле там же, где их оставили.
Пока я смотрел, двое инков вышли из прохода. Они подняли копья, подошли к плоту и снова погребли к середине озера.
Я подумал: «Это мой шанс; я должен добраться до выступа до того, как они вернутся» — и помчался так быстро, что тут же впилился в большой валун и очень больно ударился. Обалдевший, я продолжил свой путь сквозь полумрак.
Я был ламой. Забирался на валуны и прыгал через глубокие расщелины, цеплялся за узкие, скользкие края скалы своими ногтями. Несколько раз я чуть не свалился в озеро, и чуть ли не половину времени я был в поле зрения инков.
Руки и ноги кровоточили, я ударялся о стены и валуны так часто, что удивлялся, когда этого не случалось. Мне нужны были эти копья.
Наконец я был в нескольких метрах от цели. Оттуда, где я стоял, шел узкий проход к выступу, с которого отправились инки. Надо было ждать, когда они вернутся, и я скрылся в темноте в углу и стоял не двигаясь.
Они все еще были на плоту в середине озера, в ожидании, с копьем в руке. Я в диком нетерпении ждал их, это было как наваждение.
Вдруг я увидел припавшую к земле фигуру, всего в трех метрах от меня. Это был человек, но не похожий на инков. Я не мог видеть лица, но его напряженность сказала мне о том, что я замечен.
Я чувствовал, что окружен со всех сторон, чувствовал на себе глаза, но не мог решиться разглядывать, что было в темноте. Сердце выскакивало, и я стоял совершенно обессилевший, не в состоянии ни произнести ни звука, ни двинуться, уставившись в полном одурении на полусогнутую фигуру.
Вдруг она стала подползать ближе к валуну.
«Еще секунда — и он вцепится мне в горло», — подумал я, но остался стоять, просто не в состоянии двинуться.
Но фигура не бросилась на меня. Вместо этого она выпрямилась, и я увидел, что человек был в два раза выше инков, мелькнуло белое лицо, обтрепанная, прилипшая одежда.
— Гарри! — прошептал я. Удивительно, что я не закричал.
— Боже милостивый! — раздался его голос, тоже шепотом; и он был рядом со мной.
Я сказал два-три слова — на большее не было времени — и указал на индейцев на плоту:
— Нам нужны их копья.
— Я за ними и охочусь, — усмехнулся он. — Что будем делать?
— Нет смысла брать их, когда инки уйдут, — ответил я, — так как они вскоре вернутся и увидят, что они пропали. Я уверен, что мы с этими двоими справимся.
В то время как я говорил, с озера раздался звук — резкий всплеск и шум воды. Я выглянул из-за угла валуна и увидел, что копья вонзились в цель.
— Сюда, — прошептал я и стал красться к краю.
Гарри шел впритык за мной. Здесь идти было легко, и вскоре мы были у края воды, от инков нас отделяла только узкая скала. Здесь урны светили ярко, они стояли в пятнадцати метрах от нас.
Инки убили рыбу и гребли к берегу. С их приближением мы с Гарри прижались к валуну, который шел до самого выступа. Вскоре плот был на берегу, а за ним вытащили огромную рыбину.
Они положили копья на землю, как и раньше, и, взявшись за рыбу, которая тяжело билась о землю, стали тащить ее к проходу.
— Пора, — прошептал Гарри, и я почувствовал, как его тело приготовилось к прыжку, Я положил руку на его плечо:
— Пока рано. Возможно, там есть другие в проходе. Подождем, пока они не вернутся.
Через несколько минут они появились в свете урн.
Я подождал, пока они оказались на полпути к воде, примерно в десяти метрах. Потом я прошептал:
— Ты слева, я справа, — и снял руку с его плеча, и мы уже неслись по выступу.
Застигнутые врасплох, инки не оказали никакого сопротивления. Мы уронили их на землю; они ударились головами о гранит и лежали ошеломленные.
Гарри наклонился над ними, в глазах его был вопрос.
— Озеро, — сказал я, времени щепетильничать не было.
Наш друг король считал нас мертвыми, и нам не нужны были свидетели. Мы подтащили к озеру их бесчувственные тела и столкнули. Один из них очухался от холодной воды и поплыл, и мы… мы сделали то, что было нужно сделать.
У нас были копья. Я с любопытством осмотрел их.
Наконечник был, видимо, из меди, а древко представляло собой длинный прут из какого-то материала. Но когда я упер его в камень, я понял, что металл был намного тверже меди и намного эффективнее. То, как эти подземные дикари сплавляли металлы, было поразительно, я в руках держал доказательство этого; и, кроме того, это могло быть и шуткой природы.
Конец был два сантиметра длиной и очень острым.
Он был прикреплен к пруту тонкими, жесткими полосами кожи. Оружие было серьезным.
Мы с трудом отнесли наши копья, плот и весла за валун слева от выступа. Мы не собирались пользоваться веслами и плотом, но не хотели оставлять следов присутствия, на случай если кто-то придет.
Мы ожидали их прихода с минуты на минуту, а ждали мы несколько часов. Мы уже почти отчаялись, когда в проходе появились два инка. Они всего-навсего принесли масло для урн и ушли, выполнив долг, не взглянув на озеро и, казалось, нисколько не удивленные отсутствием своих товарищей.
Время от времени в озере происходило волнение, и мы видели, как черное блестящее тело прыгало в воздух и снова в воду.
— Я хочу есть, — вдруг сообщил мне Гарри. — Интересно, сможем ли мы сами сделать это с плотом?
Та же мысль приходила и мне в голову, но из-за импульсивности Гарри я побоялся ее высказать. Я сомневался.
— Надо что-то делать, — продолжал он.
Я предложил подождать пару часов.
— Зачем? Сейчас самое подходящее время. Если мы собираемся найти Дезире…
— Каким образом, боже всемогущий? — прервал я.
— Ты что, хочешь сказать, что мы и не попытаемся? — воскликнул он.
— Друг мой, я не знаю. Первое: это невозможно.
И куда мы ее поведем, и что мы будем делать? Короче, какой смысл? Зачем нам продолжать?
— Раньше я отказывался драться, потому что ничто этого не стоило; в этой адской дыре я дрался, когда не за что было драться. Если цивилизация не награждает за поступки, почему я должен напрягаться ради того, чтобы получить жизнь крысы? Тьфу! Это тошнотворно! Интересно, зачем мне нужны были эти копья? Я знаю. У меня есть идея, я буду трусом и воспользуюсь одним — или философом.
— Пол, это на тебя не похоже.
— Как раз наоборот. Это сходится со всей моей жизнью. Меня это увлекает сильнее, чем когда-либо раньше.
Чтоб так все закончилось в этой дыре — это не то, что я себе представлял. В конце концов, все одно. Понимаешь, Гарри; я не хочу бросать тебя. Разве я не прилип? Я бы и так это сделал, даже если бы был хоть малейший шанс.
Куда нам идти? Что нам делать?
Была продолжительная тишина; потом раздался спокойный голос Гарри:
— Я могу остаться в игре. Ты называешь себя философом. Я не стану спорить с этим, но скорее тебя бы назвали трусом. Как бы там ни было, это не для меня.
Я остаюсь в игре. Я найду Дезире, и, боже мой, однажды я ступлю на землю Мидловиена, и у них отвиснет челюсть, плюс они назовут меня вруном!
— Стоит того.
— Я того стою. И, Пол, ты не можешь… ты не трус.
— Лично я — нет. Если бы я был здесь один, — я поднял одно из копий и дотронулся до острия, — я бы умер. Но не с тобой. Я не могу разделить твой энтузиазм, но даю пятьдесят на пятьдесят.
— Это другой разговор, старик. Я знал, что так будет.
— Но пойми меня. Я не жду ничего. Все это дерьмо. Если нам повезет и мы выйдем отсюда, я скажу, что ты был прав. Но я ем по принуждению, и я сражаюсь за тебя. Ты — лидер, если не спрашиваешь моего совета.
— И я начну прямо сейчас, — сказал Гарри с усмешкой. — Сначала найдем Дезире. Как насчет этого?
Мы обсуждали все возможное и невозможное и не пришли ни к чему. Мы остановились только на одном — мы должны собрать еды и спрятать ее за валунами, перед тем как идти искать дорогу к большой пещере. Так как это было прекрасное, защищавшее нас место, двоих против тысяч. И у нас были копья.
До сих пор в пещере никто не появился, и мы решили больше не ждать. Мы отнесли плот к воде. Плот был легким, сделанным из кожи, натянутой на кость, но жутко неказистым. Гарри один раз упал, и вся штука чуть не опрокинулась в воду вместе с ним, я вовремя поймал его за руку.
Мы сходили за веслами и копьями, и все было готово. Мы, неуклюже управляя плотом, отошли от берега, но в конце концов приноровились. Потом прикрепили веревки от копий к торсам.
Думаю, этот плот был сумасшедшим изобретением.
Он прекрасно нырял, но для плавания подходил плохо.
После четверти часа экспериментов мы обнаружили, что стоять надо в определенной позиции, каждый на одной стороне, гребя одной рукой, и тогда можно было удержать равновесие. Если один из нас сдвигался хоть на сантиметр, штука шла ко дну, как камень.
Мы отошли от берега на тридцать метров и перестали грести. Потом, взяв в руки копья, мы стали ждать.
Поверхность озера была абсолютно гладкой, иногда проходила еле заметная рябь, вызванная, без сомнения, подводным течением, которое шло от потока. Урны находились так далеко от нас, что вокруг было почти темно. Тишину нарушал шум потока.
Внезапно плот покачнулся; спереди на него залилась вода, а дальше все происходило так быстро, что последовательность событий я уже не помню.
Черная тень поднялась из воды, прыгнула как молния и упала на плот, который проделал свой любимый нырок. Он бы и так нырял, но рыбина была огромной — мне показалось, метров шесть в длину.
Плот опрокинулся, и мы с Гарри ушли под воду, друг на друге и вместе на рыбине. Я почувствовал, как мое копье вошло в тело рыбы без всякого сопротивления.
Плот выскользнул из-под нас, мы оказались в воде.
Как я уже сказал, веревки от копий были обвязаны вокруг нас. Если бы не это, мы бы отпустили рыбу; но мы не могли ей позволить тащить нас. И сказать ей об этом тоже не могли. Нас несло, как пробки, к противоположному берегу.
Но вскоре все кончилось, она была ранена копьями, вошедшими в нее на полтора метра. Мы почувствовали, что она стала тянуть слабее, и перевернулись, а в следующую минуту уже плыли, куда нам надо. Мы плыли, но это было адски тяжело.
— Она весит тонну, — задыхался Гарри.
Я кивнул.
Бок о бок мы постепенно приближались к середине озера, проплыли ее и доплыли до выступа. Мы были без сил, когда вышли на берег и встали.
Достав рыбу из воды, мы уже не удивлялись ее силе.
Она весила не меньше ста шестидесяти килограммов и была длиной два метра. Одно из копий прошло через жабры; другое было по центру, ниже позвоночника. Мы с небольшим трудом вынули их.
Мы решили взять копья, которые оставили у воды.
— У нее кожа как у слона, — сказал Гарри. — Как мы ее сдерем?
Я не ответил.
Я уставился на проход, где стояли два индейца с копьями в руках и бесстрастно смотрели на меня.