Девочка сидела, прижавшись спиной к осклизлой каменной стене полутемной комнаты, похожей на пещеру. Обхватив руками колени и положив на них голову, она тупо воспринимала приглушенные звуки, несущиеся со всех сторон, и казалось, что она спит. Но она не спала и слышала все шумы, издаваемые другими обитателями.
Жалкие пучки гнилой соломы, заменявшие им постель, никогда не менялись. Они провоняли мочой, потом и кровью и издавали противное шуршание. Храп, неразборчивое бормотание и вскрикивание во сне слышались постоянно. Один мальчик каждую ночь плакал. Ей казалось, что он вообще не спал. Другой мальчик и девочка рядом с ним кричали во сне высокими пронзительными голосами.
Когда за узким окном, расположенным под самым потолком, становилось совсем темно и наступала ночь, она часто слышала тихий смех девочки и низкий голос парнишки, хотя слов разобрать не могла, потому что они находились слишком далеко от нее. Следовавшие затем шуршание и какие-то странные чмоканья и стоны приводили ее в трепет, у нее перехватывало дыхание и ей становилось жарко.
Откуда-то из темноты каждый раз выскальзывала костлявая рука и схватывала ее за щиколотку. Сначала девочка пришла в ужас, визжала и брыкалась до тех пор, пока рука не убиралась. Теперь она просто шлепнула по руке, и пальцы тут же убрались восвояси.
Раздражали и другие звуки. Затрудненное дыхание некоторых обитателей, сухой кашель, мучивший их по нескольку часов подряд, бессвязный горячечный бред. Слышала она и шуршание крыс, которые шныряли по комнате, роясь в соломе и одежде. Порой кто-то взвизгивал, укушенный крысой, а иногда резко пищала крыса, убиваемая кем-то.
Девочка зажимала ладонями уши, чтобы не слышать ужасных звуков. Но они проникали все равно. Существование ее превратилось в кошмар, в ужасный сон. Она надеялась проснуться, пока не превратилась в одно из находящихся здесь безвольных и безмозглых существ, копошившихся на вонючей соломе. В помещение не проникал даже свет, сквозь узкое окно вверху виднелся только кусочек темно-серого неба.
В тот день, как всегда, она молила Бога дать ей избавление – пусть даже избавлением будет смерть.
Вслушиваясь в окружавшие ее шумы, она едва не пропустила новый звук, похожий на чьи-то шаги по коридору, за ними послышались мужские голоса. На мгновение возникла надежда, но она сразу же подавила ее. Она не раз слышала голоса в коридоре, но они лишь означали, что принесли еду.
Но на сей раз незнакомые шаги остановились возле их двери. Разговор двух мужчин вместо привычного немелодичного насвистывания тюремного надзирателя удивил девочку.
Она затаила дыхание.
В замочной скважине заскрежетал ключ, и деревянная дверь толщиной около пяти дюймов, обитая для прочности металлическими пластинами, застонав несмазанными петлями, распахнулась.
Девочка и несколько других детей рядом с ней встали. Она протерла глаза, чтобы разглядеть вошедших мужчин. Один из них держал в руке факел. Другой оказался надсмотрщиком. Девочка сделала несколько неуверенных шагов вперед, чтобы разглядеть незнакомца с факелом. Он был высок, строен и, как ей показалось, одет как знатный господин. Дети, стоявшие или сидевшие рядом с ней, тоже во все глаза смотрели на неожиданного посетителя.
– Дай больше свету, болван! – приказал человек.
И тюремный надзиратель торопливо выскочил из камеры и принес еще один пылающий факел. Крысы, потревоженные ярким светом, с визгом попрятались в щели.
– Я думал, что детей предполагается обучать ремеслу, – удивился человек, разглядывая несчастных узников.
Где-то закашляла девочка.
– Некоторых будут обучать, – почесываясь, заявил надзиратель. – Некоторых не будут. Не мне решать.
– Судя по их виду, их не выводили из камеры, с тех пор как они сюда попали.
Надзиратель лишь пожал плечами, посетитель переключил внимание на детей.
– Встаньте в ряд, – коротко приказал он детям. Дети сразу же подчинились. Стряхнув соломины, приставшие к грязному платью и волосам, девочка встала во второй ряд. Детей было много, а камера – узкая, поэтому они выстроились в два не очень ровных ряда.
Темноволосая девочка с черными, как ночь, глазами принялась разглаживать изодранную синюю юбку на тощих бедрах. Девочка поняла, что это, видимо, ее страстные стоны доносились до нее ночью. Смутившись, она отвела взгляд.
Посетитель с невозмутимым видом оглядел выстроившихся перед ним детей, возраст которых колебался от двух до семнадцати лет. В большинстве своем они были сыновьями и дочерьми бродяг, должников и преступников, но к ним относились и сироты, брошенные сразу после рождения и не имеющие пристанища.
Их собрали здесь, в одной из комнат бывшего королевского дворца Брайдуэлла[1], превращенной в камеру, чтобы осуществить правительственную программу помощи обездоленным детям. Программа состояла в том, чтобы обучить их разным ремеслам и дать право жить по-человечески. Однако, судя по всему, никто и не думал их обучать или вообще как-нибудь заботиться о них. Детей поместили в сырой и вонючей камере, не пригодной даже для животных, практически превратив в узников. Хвастливые заявления официальных лиц остались только декларациями.
Девочка внимательно разглядывала мужчину, перед которым выстроились дети. Взгляд его оставался невозмутимым. Даже если он и пришел в ужас от их нечесаных, кишащих вшами волос, грязных лохмотьев, едва прикрывавших тела, чумазых лиц, потухших глаз и от надрывного кашля, то не подал и виду. Он вел себя так, словно отбирал скот для продажи на рынке.
Она резко втянула в себя воздух. Ей стало страшно. Наверное, у него абсолютно нет сердца, если он сохраняет такое равнодушие. А может, он видел в жизни слишком много горя и научился держать свои эмоции при себе?
Надзиратель ухмылялся, переминаясь с ноги на ногу. Коренастый и толстобрюхий, со сломанным расплющенным носом, ему не терпелось вернуться к кружке пива, о чем говорила его одутловатая физиономия с неопрятной бородой, в которой застряли хлебные крошки. Одежда его была почти в таком же состоянии, как у его подопечных. От него воняло затхлым пивом и потом.
Пока незнакомец рассматривал детей, надзиратель время от времени бросал на него такие взгляды, словно ожидал, что тот может неожиданно исчезнуть в облаке дыма.
– Я расскажу вам все, что знаю о каждом из них, милорд, – вкрадчивым голосом предложил он.
Когда незнакомец не отреагировал, он продолжал:
– Вот эта, например. – Он указал на маленькую девочку в первом ряду, которая сосала большой палец. – Ей еще нет и десяти лет. Отец продал ее за крону, купил кислого вина, напился да так и умер, захлебнувшись собственной рвотой. А худышка рядом с ней, милорд, здесь совсем недавно, да и едва ли долго проживет, потому что харкает кровью. Мальчишка позади нее продал свою сестру в самый низкопробный бордель Лондона, когда сам вдоволь попользовался ею. И в конце концов оказался здесь, милорд, а он, скажу я вам, та еще штучка. Мне пришлось несколько раз избить его как следует. Но за последнее время он стал потише: сидит себе молча и только писает под себя. Думаю, что у него с головой не все в порядке. Но ведь есть и другие, сэр. – Надзиратель похотливо подмигнул и хихикнул. – Все зависит от того, для какой цели нужен ребенок.
Незнакомец холодно взглянул на надзирателя, который сразу же умолк и опустил голову, не выдержав его сверлящего взгляда.
Надзиратель вставил факел в металлическую скобу на стене, схватил за руку девочку из первого ряда и вытащил ее вперед.
– Ну, что скажете? Она будет хорошенькая, если ее откормить. – Надзиратель ущипнул девочку за впалую щечку. Потом его рука скользнула вниз по плоской груди и бедрам и задержалась на попке.
Девочка даже не пошевелилась. Она считалась его любимицей, и он частенько навещал ее. Иногда он даже приносил ей дополнительно кусочек черствого хлеба. Каждый раз после ухода надзирателя девочка тихо плакала.
Незнакомец окинул ее оценивающим взглядом. Ей, вероятно, около двенадцати лет. Мучнисто-бледное лицо, тусклые глаза, словно в них застыла боль. И еще что-то – то ли болезнь, то ли безумие. Он покачал головой, и ребенка снова вернули на место, а надзиратель уже предлагал следующую кандидатуру – девочку не более шести лет от роду. Когда надзиратель схватил ее за тощую руку, она жалобно заскулила.
– Нет! – произнес незнакомец, и тюремщик водворил ее обратно.
Надзиратель посмотрел на выстроившихся детей и стоял, постукивая ногой по полу и обдумывая варианты. Выбор будет значительно богаче в ближайшие месяцы, когда холод прогонит бездомных детей с улиц в тюрьмы и заведения, подобные Брайдуэллу.
– А не хотите ли мальчика? – с надеждой в голосе спросил надзиратель. – У меня здесь есть несколько...
–Нет. Мне не нужен мальчик.
– Вам трудно угодить, милорд. Другие приходят и сразу же выбирают, причем мальчик это или девочка, для них значения не имеет. Иногда они даже не уходят, а используют их прямо здесь. – Он причмокнул губами. – Я и сам это делал несколько раз. – Он хохотнул. – Взгляните вот сюда.
– Нет, – отрезал незнакомец все тем же решительным тоном. – Я хочу взглянуть вон на ту девочку из заднего ряда. Ту, что стоит в левом углу. Вы, конечно, знаете, где находится левая сторона, не так ли?
Надзиратель усмехнулся: посетитель наверняка шутить изволит, однако он вытащил из заднего ряда девочку и поставил ее на освещенное место.
Ослепленная светом, девочка лет шестнадцати заморгала глазами, но заметив, что незнакомец внимательно смотрит на нее, опустила голову. Краска стыда появилась у нее на лице, как бывало, когда она слышала по ночам странные крики девочки и мальчика. «Интересно, что ему нужно?» – подумала она.
Девочка обладала высоким ростом и изящным телом, слишком худеньким сейчас, но обещавшим в недалеком будущем округлиться в нужных местах. Ее вид говорил, что до недавнего времени она вела здоровый образ жизни. Немытые и нечесаные волосы, несомненно, кишевшие вшами, рыжевато-каштанового цвета, патлами свисали на плечи, а зеленовато-голубые глаза опушали черные ресницы. Черты ее несколько заострились от недоедания, но он уверен, что лицо у нее имеет скорее всего форму сердечка.
Во всем ее облике чувствовался страх перед ним, но с этим он пока ничего не мог поделать.
– Она подойдет.
– Отличный выбор, милорд, – одобрил надзиратель. – Она поступила недавно и еще находится в прекрасном состоянии. – Он хотел ущипнуть ее за грудь, но незнакомец ударил его по руке.
– Не прикасайся к ней, – приказал он, и надзиратель сразу же повиновался.
Не успела девочка опомниться и понять, что ее выбрали, – интересно, для какой цели? – как надзиратель вытащил ее в узкий коридор, и дверь камеры с грохотом захлопнулась, ставя точку на всем, что было в прошлом. Оглянувшись, она подумала о тех, кто остался там, и на глазах ее выступили слезы.
Посетитель кинул надзирателю небольшой кожаный мешочек. Звяканье монет вызвало у него довольную улыбку. Он неохотно выпустил руку девочки, и она потерла другой рукой те места, где его лапища, несомненно, оставила синяки.
– Благодарю вас, милорд. Желаю удачи с вашим новым приобретением. Я надеюсь, что вы получите большое удовольствие. – Он хихикнул, и девочку чуть не вырвало. Наконец-то она отделалась от этого выродка.
Высокий незнакомец, не обращая внимания на надзирателя, уверенно повел девочку по мрачным коридорам Брайдуэлла. Наконец они добрались до просторного вестибюля, где стояло несколько грубых скамеек. Она уже бывала в нем. Единственным живым существом здесь был человек, сидевший на одной из скамеек, который, как ей показалось, поразительно напоминал того, кто притащил ее сюда, в такое ужасное место.
Девочка вздрогнула и отвернулась. Ее благодетель снял с себя короткий плащ на меховой подкладке, набросил ей на плечи и вывел наружу, под серое небо холодного ноябрьского дня.
Девочка зажмурилась: слишком ярким показался зимний день после полумрака камеры. Постепенно ее глаза привыкли к свету и, поморгав, она глубоко вдохнула свежий воздух. От Темзы, протекавшей всего в нескольких ярдах, поднимался густой туман. Она задрожала от холода, несмотря на теплый плащ.
Ее благодетель подождал несколько мгновений, давая ей возможность прийти в себя. Не говоря ни слова, он подвел ее к гнедому коню, которого держал под уздцы маленький чумазый парнишка. Бросив ему серебряную монетку, которую тот с радостью поймал, мужчина легко вскочил в седло, наклонился, поднял девочку и посадил ее перед собой.
У нее было достаточно возможностей сбежать от него, но она не могла обмануть благодетеля. Разве он не спас ее от тюрьмы? Она у него в долгу и обязана хотя бы остаться с ним, пока не узнает, зачем он ее выбрал. Он легонько стегнул коня, и они покинули зловещее место.
Руки мужчины держали девочку с таким безразличием, словно мешок с зерном. Однако она ощущала силу его рук и понимала, что он держит ее достаточно крепко, чтобы не позволить соскользнуть с коня, «ели бы ей вздумалось убежать.
Убежать. Она чуть не рассмеялась вслух. Убежать... куда и от кого? Ей некуда бежать и не к кому обратиться. У нее не было никого, кроме вдруг появившегося незнакомого молчаливого мужчины, который сейчас вез ее куда-то.
Девочка пребывала в замешательстве от столь неожиданной перемены в своей жизни. Неужели менее чем полчаса тому назад она находилась в тюрьме без малейшей надежды когда-нибудь выбраться оттуда? Она вздрогнула и огляделась вокруг.
Покинув тюрьму, они ехали к северу вдоль течения реки Флит[2]. Перебравшись по мосту на другой берег, они направились в сторону Ледгейт-Хилла. Девушка не узнавала эту часть Лондона, но ведь за короткое время, которое она пробыла здесь, ей не удалось как следует освоиться в городе.
В Лондон она приехала со своим кузеном всего несколько месяцев назад. Однако ей казалось, что в тюрьме она провела не меньше года. Она приехала в середине августа, а сейчас стоял ноябрь, и проведенные в тюрьме месяцы можно навсегда вычеркнуть из жизни. Ей захотелось плакать, но она строго приказала себе не вести себя как ребенок, тем более что ее детство кончилось четыре года назад.
Весной исполнится четыре года, как ее мать заболела ужасной лихорадкой и умерла. Девочка тоже заболела, но выжила. Продав за бесценок домик, она переселилась к тетушке, которая была на двадцать лет старше покойной матери. Хотя девочка и тетушка не знали раньше друг друга, тетушка с радостью приняла юную родственницу.
Девочка с удовольствием помогала ей управляться с хозяйством, а старая женщина рассказывала благодарной молодой слушательнице обо всем, что сама знала из разных областей наук, тем самым положив начало ее образованию.
Однако у тетушки было слабое здоровье и она частенько болела. Девочке приходилось работать по хозяйству за двоих. Через некоторое время тетушка умерла.
Девочку взяли к себе жить двоюродные тетя и дядя, в основном для того, чтобы иметь бесплатную прислугу. Теперь вечерами девочка занималась починкой белья и любой другой работой, которую ей предоставляли родственники. Они плохо относились к ней. Если дядя считал, что она слишком медленно выполняет его приказание, то награждал ее затрещиной или щипал, чтобы пошевеливалась. Тетка все время на нее покрикивала.
Однажды под покровом ночной темноты дядя пробрался в ее крошечную каморку на чердаке, разбудил и, усевшись на край кровати, заговорил о том, что ему давно хотелось иметь такую хорошенькую девочку, как она, и спросил, не хочет ли она, чтобы он стал ее папой, ведь папам позволено целовать своих маленьких дочек.
Девочке удалось от него отбиться, и задолго до того, как супружеская чета проснулась, девочка ушла, решив попроситься жить к кузенам в соседнюю деревню.
Кузены охотно заполучили еще одного работника на ферме, тем более имея большую семью с кучей детишек.
Было нелегко, особенно во время весенних и летних полевых работ, зато девочка очень любила период осенней уборки урожая и следовавшие за ним празднества. Впервые в жизни у нее появились друзья почти одного возраста с ней. В свободное время они бегали вместе с ней по полям, учили ее плавать в прозрачном ручье за фермой и давали первые уроки верховой езды на стареньком полуслепом пони.
Трое кузенов буквально обожали свою родственницу и во время верховых прогулок на пони она превращалась в их королеву, а они – в ее придворных. Она посылала их на войну, и они возвращались после продолжительных баталий с богатыми трофеями из только что собранных желудей и мелких красных яблок, сладких, как вишни, изящных серых и белых перьев с кончиками василькового цвета, преподнося их своей маленькой королеве-девственнице[3]. Она вознаграждала их поцелуями в щеку.
Прошли годы, она стала более взрослой и еще более миловидной, чем прежде. Кузены ее тоже подросли и шутливо соперничали между собой, стараясь завоевать ее внимание. Иногда они ездили в Лондон продавать на рынке свои продукты, но девочку с собой не брали. И вот однажды она поехала с ними и впервые увидела представший перед ней город, обнесенный каменной стеной.
Рынок привел ее в радостное волнение суетой, шумом, криками уличных торговцев и просто зевак, ржанием лошадей, мычанием коров. Он сильно отличался от рынков сельской местности.
Такого скопления народа, как здесь, ей еще никогда не приходилось видеть. А уж от разнообразия различных товаров у нее просто разбегались глаза.
Привлеченная хорошенькими шарфиками из легкой ткани, она остановилась полюбоваться ими. Лысый торговец объяснил, что ткань называется шелком и привезена из экзотической страны под названием Китай. Торговец выбрал темно-зеленый шарфик, уверяя, что он очень подойдет к цвету ее глаз, но она помотала головой, понимая, что цена ей не по карману.
Когда девочка оглянулась, кузенов уже и след простыл. Их поиск не дал результатов, хотя она обыскала весь рынок и несколько часов простояла на одном месте, надеясь, что они появятся, потому что, несомненно, тоже разыскивают ее. Но они не появились. Она стала бродить по узким улицам Лондона и, испуганная и одинокая, провела ночь на ступеньках какого-то дома, закутавшись в шерстяную шаль.
Наутро она помчалась к городским воротам, но обнаружила, что не знает, через какие ворота они въехали в город. У нее было всего несколько монеток, которые удалось выручить от продажи того, что у нее оставалось, но их едва ли хватило бы доехать до дома. К тому же она не знала дорогу домой.
Продолжая бродить по грязным улицам и переулкам Лондона, она тихо плакала. Несколько дней спустя она заметила, что за ней следует какой-то человек с собакой, и испугалась, потому что не раз слышала рассказы об ужасных случаях, происходящих в Лондоне. Она попыталась убежать.
Человек и собака бросились за ней. Мчась по каким-то переулкам, она надеялась оторваться от человека с собакой, но всякий раз, оглядываясь, видела, что расстояние между ними неуклонно сокращается. Она оступилась и упала. В тот же миг собака нагнала ее и ухватила зубами за платье.
Девочка попыталась вырваться, но человек держал ее цепко и тащил к телеге, в которой под охраной другой, менее свирепой собаки, уже сидело несколько ребятишек ее возраста. Мужчина грубо затолкал ее в телегу, хлестнул лошадь кнутом по тощему крупу, и они тронулись в путь.
Так она попала в тюрьму Брайдуэлл, куда лондонские городские власти помещали сирот и беспризорных, как поведал ей один из ее сокамерников. Немного помедлив, он улыбнулся, показав пробелы на месте выбитых передних зубов, и добавил, что живет здесь с трехлетнего возраста и сомневается, что они когда-нибудь отсюда выйдут. Он говорил об этом с абсолютным безразличием, и у нее по спине пробежал холодок страха. Она ему поверила. У нее действительно не было ни малейшей надежды когда-нибудь освободиться. Никто даже не знал, что она здесь. Никому она не нужна. Значит, она обречена оставаться здесь.
Она знала, что ее кузены будут искать ее, пока смогут, но в конце концов им придется вернуться домой. Она заплакала, подумав, что они решат, будто она сбежала от них, а когда вспомнила, что, возможно, никогда их больше не увидит, разрыдалась еще сильнее.
В период тюремного заключения вся ее жизнь проходила в постоянной борьбе за еду, за клочок соломы, на котором можно было поспать, за свою честь, отбиваясь от мальчишек, которые к ней приставали. Но теперь все изменилось. Ее освободили, и жизнь начнется для нее с новой страницы.
Девочка не могла бы сказать, сколько времени они находились в пути, а лишь догадывалась, что едут они более часа. Ее спутник, «ее благодетель», поправила она себя, не проронил ни слова, с тех пор как они выехали из тюрьмы. Интересно, о чем он думает?
Они доехали до незнакомой части Лондона, где дома теснились вдоль немощеных улиц, словно грибы-поганки – широкие внизу и суживающиеся кверху. В некоторых местах строения так жались друг к другу, что между ними не видно было просвета, и улицу обволакивала зловещая тьма, напоминавшая о Брайдуэлле. Внезапно пошел снег, и девочка с удивлением наблюдала за кружащими в воздухе первыми снежинками.
В последний раз она видела над головой туманно-голубое августовское небо, а теперь шел снег. Снегопад усиливался. Она ощущала холод снежинок на своих губах, чувствовала их ласковое прикосновение к векам. Снежинки продолжали мягко опускаться на ее волосы и лицо.
Дома вокруг становились все более убогими и напоминали лачуги. Иногда она видела у дверей каких-то людей, провожавших их голодными взглядами.
Глупо такому вельможе, как ее спаситель, – а по его одежде и манерам она решила, что он человек знатного происхождения, – забираться в подобные трущобы. Тут может случиться что угодно. Девочка замерла от страха, но пока все было спокойно. Прохожие на улицах попадались редко и лишь время от времени она видела костры, возле которых грелись одетые в лохмотья люди.
Она вздрогнула, подумав, что могла бы в два счета стать одной из бедолаг, выброшенных за борт жизни. Что бы с ней было, если бы ее не нашел привратник и не препроводил в тюрьму? Куда ей идти? Не имея ни денег, ни родных, ни друзей, ей, наверное, пришлось бы опуститься до воровства, как и всем этим бездомным и голодным людям.
Тощие собаки рылись в кучах мусора, сваленных вдоль дороги. К счастью, благодаря наступившим холодам разлагающиеся отходы замерзли и уже не отравляли воздух зловонием. На подоконниках сидели кошки. Они поглядывали вниз на своих заклятых врагов – собак, ожидая, когда те уйдут.
Навстречу попалось несколько телег, проехал всадник, который даже не взглянул в их сторону, как и редкие пешеходы, спешившие по своим делам. У нее создалось такое ощущение, словно она и ее благодетель одни во всем мире.
Накопившаяся за долгие месяцы усталость дала о себе знать – девочка начала клевать носом. Но тут конь ускорил шаг, и она стряхнула с себя сон, выпрямилась и с любопытством огляделась вокруг.
Они выехали из города через ворота под названием Лудгейт и направились к востоку. Домов становилось все меньше, а снегопад усилился. Но даже сквозь снежную завесу она могла любоваться пейзажем.
Вокруг тянулись, уходя вдаль, пологие холмы, на вершинах которых росли деревья. Приодетые в белые снежные шапки, они показались ей забавными, и девочка впервые за несколько месяцев улыбнулась.
Белое пространство поражало своим безлюдьем. За всю дорогу, кроме одинокого всадника, торопливо проскакавшего в направлении Лондона, они никого не встретили.
Она задремала. А проснулась оттого, что поднялся ветер и голые ветви деревьев словно плеткой-семихвосткой стали хлестать по лицам и ногам путников. Ее благодетелю пришлось наклонить голову, чтобы не поцарапать лицо.
Тяжелое свинцовое небо потемнело, девочка почти не видела ничего вокруг. Интересно, как в такой тьме находила дорогу лошадь? Возможно, она, как кошка, могла видеть в темноте? Девочка снова задремала, положив голову на плечо благодетелю.
Ей приснилась тюрьма, куда ее возвратил благодетель, потому что она ему не подошла. Гнусно ухмыляющийся надзиратель, похожий на ее дядюшку, встречал ее и подталкивал идти в камеру, а она плакала навзрыд и умоляла незнакомца дать ей еще один шанс. Незнакомец лишь холодно глядел на нее, а торжествующий надзиратель поволок ее, упирающуюся, в вонючую темноту.
Она всхлипнула и, вздрогнув, проснулась. Она не сразу сообразила, где находится. Вокруг, кроме плотной снежной завесы, ничего не было видно.
– Где мы? – прошептала она.
Мужчина, казалось, не удивился тому, что она заговорила.
– Мы все на той же дороге. Ты проспала совсем недолго. Скоро доберемся до места назначения.
Она кивнула, но больше ничего не сказала. Ей хотелось бы спросить, куда они едут, но неприятное впечатление от приснившегося сна еще сохранилось, и она промолчала. Снегопад мало-помалу прекратился и из-за облаков выглянула луна.
Вскоре они повернули и выехали на неширокую прямую дорогу, окаймленную с обеих сторон высокой живой изгородью, в конце которой стоял большой дом старой постройки; два его нижних этажа были сложены из грубого серого камня, а верхние – из темного дерева. В окнах горели свечи только на нижнем этаже.
Конь ускорил шаг, почуяв знакомые места, где его наверняка ждут еда и теплое стойло. Когда они подъехали ближе, девочка увидела, что фасад дома увит плющом. Дом, вероятно, строился как крепость.
Переехав на другую сторону широкой канавы, которая некогда служила крепостным рвом, конь, вскарабкавшись по обледеневшему склону, направился к правой стороне дома, где была конюшня, откуда до нее донесся запах лошадей и душистого сена. Внутри горел свет. Значит, кто-то их ждал.
Мужчина спешился, оказавшись по щиколотку в снегу, и, взяв ее за талию, осторожно снял с коня. Она вздрогнула от неожиданности его прикосновения.
Взяв ее за руку, мужчина завел коня внутрь и передал поводья светловолосому парнишке, который улыбнулся ему и, украдкой взглянув на девочку, принялся распрягать коня. Мужчина понаблюдал, как мальчик тщательно вытер коня пучком сухой соломы, посмотрел, достаточно ли овса в яслях, и, убедившись, что о его коне позаботились должным образом, вывел девочку из конюшни.
Они направились к дому. В нескольких шагах от деревянной входной двери мужчина остановился и, взглянув на нее, заявил:
– Это твой новый дом.
Мужчина один раз тихо стукнул в дверь, как будто не хотел, чтобы его услышал кто-нибудь, кроме обитателей дома. Такое поведение показалось девочке странным. Что он хотел скрыть? Ее присутствие? Или свое? Подождав несколько минут, он стукнул снова, а потом быстро открыл массивную деревянную дверь.
Они оказались в просторном холле. Его стены, до половины покрытые панелями из темного дуба, а выше – до потолка – оштукатуренные, были украшены лепниной в виде сложного геометрического орнамента.
Прохладный и довольно сырой холл заставил девочку задрожать от холода. В большом каменном камине не горел огонь, и девочка поплотнее закуталась в плащ. На маленьких столиках стояли оловянные подсвечники с зажженными восковыми свечами, и она подумала, что, наверное, именно их свет виден снаружи.
В дальнем конце холла виднелась дверь; другая дверь находилась слева, возле нее узкая лестница с каменными ступеньками вела наверх. Справа однообразие стены нарушали еще три двери.
Бесцветная негостеприимность обстановки не радовала, и девочка надеялась, что обитатели – если таковые здесь имеются – окажутся более дружелюбными.
И тут одна из дверей справа распахнулась и появился приземистый, полноватый человек с морщинистым лицом, сильно загоревшим, несомненно, в результате пребывания на свежем деревенском воздухе, с седыми волосами, бородой с проседью и густыми седыми бровями. Он все время подтягивал сползающие с него короткие штаны из синего сукна, в которые была заправлена безупречно белая сорочка хорошего качества, а сверху надет синий пиджак. Сбоку на поясе у него болтался кинжал в красивых ножнах.
– Сэр, – произнес он с мягким кентским акцентом, – хозяйка ждет вас. Сюда, пожалуйста.
Мужчина и девочка вслед за слугой вошли в комнату, гораздо меньшую и теплую. Стены ее, тоже обшитые панелями из золотистого дуба, сверху заканчивались такой же лепниной, как в холле. Значительную часть комнаты занимал огромный камин, сложенный из того же серого камня, что и цокольный этаж дома снаружи. Из мебели стояли один деревянный стол, несколько скамеечек и стульев, низкий сундучок с замысловатой резьбой на крышке и единственное кресло около камина, имевшее высокую спинку, на кресле лежала вышитая гобеленовым швом подушка. Турецкий ковер, постеленный на полу, придавал комнате домашний уют.
На стене рядом с дверью висел гобелен, но что на нем изображено, трудно сказать. По одну сторону камина стоял экран из какого-то незнакомого материала.
Возле огня с раскрытой книгой в руке сидела женщина.
– Спасибо, Дикон.
Слуга поклонился и вышел из комнаты, не сказав ни слова мужчине и девочке. Мужчина подвел девочку ближе к огню. Женщина, лет двадцати с небольшим, аккуратно отложила раскрытую книгу, вытерла руки о передник и поднялась навстречу гостям. Ее темно-русые волосы с пробором посередине, собранные сзади в пучок, открывали высокий лоб и только несколько выбившихся легких кудряшек падали на него. Широкая верхняя юбка раскрывалась спереди, обнаруживая нижнюю юбку из великолепной парчи. Лиф платья из такой же парчи имел глубокий вырез, но вставочка из тончайшего вышитого полотна придавала платью скромность. Длинные рукава, украшенные от плеча до запястья пуговками из драгоценных камней, отражали свет камина и свечей. Стройную шею украшала золотая цепочка, а на пальцах красовалось несколько колец с камеями. Кожаные туфельки без каблука ловко сидели на ее ногах.
Таких красивых и хорошо одетых женщин девочка еще никогда не видывала. Однако на лице женщины выразилась печаль. Она улыбнулась девочке и взглянула на мужчину.
– Это она?
Мужчина кивнул в ответ, опустившись в кресло. Сняв отделанные бахромой перчатки, он бросил их на пол и протянул руки к огню. Девочка поняла, что он, должно быть, страшно устал и замерз. Она протянула ему его плащ, но он покачал головой.
Не зная, что делать дальше, девочка продолжала стоять. Женщина улыбнулась ободряющей улыбкой и жестом пригласила ее подойти ближе к камину.
– Добро пожаловать в Грейвуд. Иди, погрейся, дитя.
Девочка послушно шагнула ближе. Положив плащ на скамью, она протянула к огню онемевшие от холода руки, украдкой рассматривая мужчину и женщину.
Некоторое время они сидели молча. Потом женщина поднялась на ноги и, открыв дверь, позвала служанку.
Тут же появилась молоденькая рыжеволосая девушка с ямочками на щеках и крупным ртом. И хотя красавицей ее, пожалуй, не назовешь, она выглядела вполне привлекательной со своими большими голубыми глазами, обрамленными черными ресницами, и веснушками на небольшом носике. Простое синее платье с передником и синие туфли без задников смотрелись на ней очень мило. Она держала в руках поднос, на котором стояли три кружки с чем-то горячим.
Служанка осторожно поставила перед каждым из них по кружке и выслушала дальнейшие указания хозяйки. Украдкой бросив на гостей любопытный взгляд, она сделала книксен и убежала.
Когда они снова остались одни, мужчина взглянул на девочку и представил ей женщину:
– Это Констанция Уэсткотт – весьма уважаемая вдова и хозяйка дома.
Девочка промямлила что-то вроде приветствия, не зная, следует ли ей присесть в поклоне. Ее удивило, что женщина является хозяйкой дома. Она-то думала, что дом принадлежит мужчине.
– Ты, наверное, проголодалась, дитя мое? Сейчас Бетти, моя служанка, принесет еду.
– О да, госпожа. Я давно не ела, – робко призналась девочка. Она даже не могла вспомнить, когда ела в последний раз.
– Поешь досыта, дитя.
– Спасибо, – еле слышно произнесла девочка. Странно, подумала она, что никто даже не спросил, как ее зовут. Правда, ей не хотелось называть свое имя. Если бы ее спросили, тогда бы она, конечно, ответила.
Мужчина отхлебнул из кружки.
– Я думаю, она уже несколько дней не ела как следует, – объяснил он, с отвращением покачивая головой. – Она находилась в преисподней. Всюду грязь, паразиты, да еще надсмотрщик, который выглядел сам хуже любого из своих подопечных, причем, кроме тюремного заключения, там ничего не предусматривается.
– Неужели ты ожидал чего-нибудь другого? – с иронией спросила Констанция.
Мужчина, глядя на огонь, ничего не ответил. Он продолжал понемногу отхлебывать горячую жидкость, потом одним глотком осушил кружку до дна.
– Джайлз?
– Со мной все в порядке. – Он поднялся на ноги. – Просто я устал. День был такой длинный. – Он провел рукой по лицу и снова уставился в огонь. Интересно, какие демоны его терзают? – подумала девочка, но тут женщина снова заговорила с ней:
– Присядь, пожалуйста. Ты, наверное тоже очень устала.
Девочка послушно села на скамью, аккуратно разгладив рваную юбчонку, и сложила руки на коленях. Руки чуть заметно дрожали – трудно сказать – от страха или от голода.
В течение нескольких минут мужчина рассказывал женщине о том, с чем столкнулся в лондонской тюрьме. Судя по его речи, это был хорошо воспитанный и образованный человек, однако как только он заговаривал о Брайдуэлле, его тон становился резким.
У девочки заурчало в животе, и она взяла кружку и осторожно попробовала глоточек. Яблочный сидр, приправленный корицей, показался ей необыкновенно вкусным. Она быстро выпила все до последней капли, только потом поняв, что не следовало так жадничать. Бог знает, когда ей дадут что-нибудь еще – пребывание в тюрьме многому ее научило. Она виновато взглянула на пустую кружку, но вовремя заметила, что Констанция смотрит на нее с улыбкой.
Снова появилась Бетти с еще одним подносом в руках, на котором стояли тарелки, до краев наполненные рагу. Одну она поставила перед мужчиной, другую – перед девочкой. Мясо со всевозможными приправами пахло так аппетитно, что в животе у девочки снова заурчало. Бетти тихонько хихикнула, и девочка улыбнулась в ответ. Черный хлеб с деревенским сливочным маслом и еще одна кружка горячего сидра завершили ужин.
Девочка старалась есть как можно медленнее. Наконец, она немного утолила голод. Раскрошив хлеб на мелкие кусочки, она подчистила с их помощью всю тарелку с густым соусом, а сама тем временем внимательно разглядывала своего благодетеля, который, закончив есть, закрыл глаза и откинул голову на спинку стула.
Хорошо сложенный, без малейших признаков жировых отложений, что говорило о нем как о человеке умеренных вкусов, он, несомненно, считался привлекательным мужчиной.
Ей вспомнилось, каким высоким он показался, когда они стояли рядом в комнате, хотя она тоже обладала высоким для своего возраста ростом, но даже ей приходилось задирать голову, чтобы посмотреть на него.
Его длинные, изящной формы руки подтверждали, что он из господ, хотя на нескольких пальцах виднелись следы царапин и мозолей, как будто когда-то он выполнял тяжелую физическую работу. Высокие скулы, довольно крупный узкий нос на загорелом лице говорили о его сильном характере. Серо-голубые холодные глаза под черными бровями казались непроницаемыми.
В уголках его глаз виднелись тонкие морщинки, как будто он когда-то много смеялся, хотя девочка еще не видела его смеющимся. В его темных волосах, которые он носил длиннее, чем предписывала последняя мода, уже виднелись серебряные нити, как и в усах и аккуратно подстриженной бородке. Вероятно, ему уже больше тридцати лет. Его тонкие прямые губы, сложенные в неодобрительную гримасу, трудно было представить растянутыми в улыбке или смеющимися. Но девочка чувствовала, что когда-то он был веселым, а потом что-то прогнало радость из его жизни.
Атласный камзол сидел на нем превосходно, а поверх него – стеганая куртка такого же покроя – и то, и другое в серых тонах под цвет его глаз. Куртка застегивалась на ряд золотых пуговиц. Безупречно белый круглый жесткий плоеный воротник украшал рубашку. Черные короткие штаны подчеркивали стройность ног, на которых были надеты простые чулки с подвязками и черные кожаные ботинки. На боку, прикрепленная к кожаному ремню, висела шпага в бархатных ножнах. Шею украшала серебряная цепь, в ушах поблескивали серьги с маленькими бриллиантами.
Как только он заметил, что она его разглядывает, девочка опустила глаза. Ей не хотелось, чтобы он подумал, будто она грубо уставилась на него. От смущения у нее вспыхнули щеки. «Какой же неотесанной он меня, наверное, считает!» – промелькнуло у нее в голове.
Констанция поманила пальцем мужчину, и он, неохотно поднявшись, последовал за ней в другой конец комнаты.
Они разговаривают о ней, подумала девочка, и ей очень захотелось узнать, что именно они говорят. Говорила в основном женщина, мужчина отвечал. Они вели разговор тихо, и девочка не могла разобрать слов.
Наконец, поговорив, они вернулись к камину. Мужчина снова уселся в кресло. Констанция придвинула свой стул ближе к огню и стала глядеть на него. Бетти, взяв пустую тарелку, поставила перед ней новую, полную рагу, и принесла еще хлеба и сидра. Несмотря на напряженную атмосферу в комнате, девочка продолжала еду. Она с аппетитом съела все, и только потом почувствовала, что полностью утолила голод.
Покончив с едой, она откинулась на спинку стула и огляделась. Ее внимание привлек экран у камина, изготовленный из тонкой сиреневой ткани, натянутой на деревянную рамку, с изображенными на ней сказочными существами, вроде грифонов, драконов и крылатых коней, вышитых золотой и серебряной нитями. Ей очень хотелось поближе разглядеть гобелены.
Наполнив желудок, девочка почувствовала себя так хорошо и уютно, как не чувствовала долгие месяцы. Она зевнула и тряхнула головой, чтобы сбросить с себя сонливость. Сейчас не время и не место спать. Она выжидающе взглянула на мужчину и женщину.
Теперь-то ей скажут, почему ее забрали из тюрьмы и привезли сюда. Она безуспешно пыталась заглушить шевелящийся страх. Ей хотелось бы знать, почему выбрали именно ее.
Мужчина посмотрел на нее своим мрачным взглядом.
– Меня зовут Джайлз Блэклоу, – представился он, – а как зовут тебя, вернее, как тебя звали, не имеет значения, потому что все осталось в прошлом, которого больше не существует.
Она ждала, не вполне понимая сказанное.
– Ты должна выбросить из памяти все, что происходило с тобой за твою короткую жизнь. Ты меня понимаешь?
Она кивнула, хотя ничего не понимала.
– Отныне тебя будут звать Авророй.
Девочка удивленно поморгала глазами.
– Почему... – начала она.
Мужчина поднял руку, показав жестом, что ей не следует ничего говорить.
– Почему, не имеет значения. Тебе лишь достаточно знать, как твое имя звучит теперь. Прежде чем задавать вопросы, просто выслушай меня.
Девочка нерешительно кивнула. Что ей оставалось делать? Его слова ничуть не рассеяли ее страхи.
– Как я уже говорил, здесь будет твой новый дом. Отныне ты будешь жить вместе с Констанцией. Я буду приезжать время от времени, но жить тут я не буду. Ты понимаешь? – Девочка снова кивнула. – Хорошо. Теперь ты ляжешь спать, а утром начнется твой первый урок.
– Первый урок?
– Да.
– Я не понимаю.
– Тебе сейчас не обязательно понимать, Аврора.
Девочка слегка нахмурилась, когда он назвал ее незнакомым именем.
– Я не понимаю, о каких уроках идет речь, а главное, я не понимаю, почему вы вызволили меня из тюрьмы, хотя я вам очень благодарна за это.
– Джайлз? – удивленно воскликнула Констанция. – Так ты ей ничего не сказал?
– Времени не было.
– Что он должен сказать? – спросила девочка, совершенно сбитая с толку.
– У меня не было времени сказать тебе о причинах, заставивших меня забрать тебя из тюрьмы. – Он улыбнулся, и девочка подумала, что улыбка отнюдь не придает его лицу приятного выражения. – Дело в том, что я намерен превратить тебя в благородную леди.
Аврора поморгала, обдумывая его слова. В благородную леди? Что он имеет в виду? Каким образом он собирается произвести такое перевоплощение? Всем известно, что знатными господами становятся по праву рождения или в результате женитьбы или замужества. Ведь только сама королева может даровать титулы и дворянское звание.
Но даже если этот человек мог бы превратить ее в благородную даму, то зачем и почему именно ее?
– Я не понимаю, – грубовато произнесла она, переводя взгляд с Джайлза на Констанцию.
– В данный момент совсем необязательно, чтобы ты понимала причины моих поступков, которые очень сложны, дитя, – ответил Блэклоу. – Ты должна всего лишь подчиняться мне.
– Нет.
– Что такое? – удивленно поднял он брови. – Что ты сказала?
Увидев, что он готов разгневаться, девочка чуть не струсила. Но нет. Она имеет полное право узнать его намерения в отношении себя. Непокорно вздернув подбородок, она посмотрела ему прямо в глаза.
– Прошу прощения, сэр, но мне желательно понять, что вы имеете в виду, говоря, что сделаете из меня «благородную леди», хотя я искренне сомневаюсь, что такое возможно. Но ведь именно с моей жизнью вы так лихо играете, и хотя я ваша должница и, возможно, даже стала вашей собственностью, потому что вы выкупили меня из Брайдуэлла, во мне все еще живо чувство собственного достоинства, а пока оно живо, я должна знать.
Констанция усмехнулась.
– Отлично сказано, Аврора. Красиво и очень смело! – Она взглянула на Блэклоу. – У девочки есть чувство собственного достоинства, и она способна мыслить самостоятельно. Думаю, что ты сделал разумный выбор, Джайлз.
Он озадаченно уставился на Аврору, как будто увидел, что с кафедры собора Св. Павла начала читать проповедь собака.
Аврора чуть не фыркнула вслух. Брови Блэклоу сошлись на переносице, он нетерпеливо ерзал на месте и отбивал пальцами дробь по подлокотнику кресла. Должно быть, Аврора вызвала у него сильное раздражение.
– Возможно, ты права, дитя. Но то, что ты желаешь знать, в данный момент не имеет никакого значения. Но очень скоро, Аврора, – продолжал он, не дав ей возможности возразить, – ты узнаешь о моей цели – я тебе гарантирую. Однако я засиделся здесь дольше, чем предполагал, и должен уйти. Доброй ночи, Констанция. До свидания, Аврора. – Он быстро поднялся, взял плащ, набросил его на плечи и, кивнув женщинам, вышел.
Аврора посмотрела ему вслед, потом перевела взгляд на вдову, надеясь получить у нее объяснение его внезапному уходу. Ей почему-то казалось, что она одержала крошечную победу в какой-то чрезвычайно сложной борьбе. Да и все произошедшее за день казалось нереальным.
– Я понимаю, что ты, наверное, теряешься в догадках, Аврора, и хочешь задать множество вопросов, – улыбнулась Констанция. – Но только не сегодня. Уже поздно. Разве ты не устала после столь необычного дня?
Аврора кивнула.
– Тебе пора спать. Пойдем со мной.
Она взяла свечу и открыла дверь, за которой Аврора увидела небольшой коридор. В конце его находилась одна дверь, ведущая на кухню, где возле большого очага сидела Бетти и ужинала.
Аврора робко улыбнулась ей, Бетти улыбнулась в ответ, обнаружив довольно широкий пробел между передними зубами, что ничуть не портило ее весьма миловидную физиономию.
В нескольких футах от кухонной двери узкая каменная лестница вела наверх.
Держа в одной руке свечу и прикрывая ладонью другой пламя, чтобы его не задуло сквозняком, Констанция стала подниматься вверх по лестнице, время от времени оглядываясь назад. В одном месте она предупредила, чтобы Аврора шла осторожнее, потому что на старых выбитых ступенях можно легко оступиться.
– Мы отложим осмотр дома до завтра, когда ты отдохнешь. А пока я умоляю тебя не бродить по дому, хотя сомневаюсь, что тебе сейчас захочется гулять. Снаружи Грейвуд кажется не очень большим, однако внутри он похож на настоящий муравейник. Построенный очень давно, он сначала был небольшим. Кухня составляла тогда часть основного ядра всего строения. В последующие века добавлялись другие пристройки, в результате чего и получился лабиринт, способный поставить в тупик неосторожного гостя.
Аврора кивнула. Ей хотелось одного: поскорее лечь спать. На лестничной площадке второго этажа размещалась длинная узкая галерея. Аврора мельком взглянула на череду портретов, с которых на них строго глядели дамы и господа в старинных костюмах.
Наверное, предки Констанции или ее покойного супруга. Как досадно, что она овдовела в таком молодом возрасте, подумала Аврора. У нее вдруг мелькнула непрошеная мысль о том, что Джайлз Блэклоу, возможно, является утешителем хорошенькой вдовы. Аврора упрекнула себя за столь недостойную мысль.
Вдоль галереи стояло несколько небольших круглых столиков и стулья, а возле одной из стен – сундук, на котором лежали струнные музыкальные инструменты. Имелись тут и кресла со спинками из тисненой кожи и во всю стену – чудесное венецианское зеркало в раме, украшенной искусной резьбой.
– Мы почти на месте, – заметила вдова и, дойдя до конца галереи, повернула направо в небольшой коридор. Видимо, они оказались в более новой части здания, где потолки были значительно выше, коридоры шире, а отделка стен и полов свежее.
– Вот мы и пришли. – Констанция открыла дверь и сказала: – Твоя комната, Аврора. Надеюсь, тебе здесь понравится. Если что-нибудь потребуется, я буду в комнате рядом.
Констанция зажгла от своей свечи несколько свечей, стоявших в оловянных подсвечниках в разных местах комнаты. Потом, опустившись на колени перед камином, принялась разжигать огонь. Авроре хотелось помочь, но она так устала, что не смогла даже наклониться. Несколько минут спустя в камине запылал огонь, и Констанция с улыбкой повернулась к ней.
Аврора огляделась вокруг. Большую часть одной стены занимала деревянная кровать с парчовым раздвинутым пологом, занавески которого придерживались шнуром. На кровати лежало серебристо-бежевое меховое одеяло, а в изголовье набросано несколько взбитых подушек. В ногах виднелось аккуратно сложенное вышитое покрывало в голубых, зеленых и золотистых тонах.
Рядом с кроватью стоял низкий сундучок, выполнявший также роль скамейки. В нескольких футах над сундучком находилось высокое створчатое окно, застекленное красным стеклом, и Аврора подумала, что хорошо бы окно открывалось. Даже зимой она любила свежий воздух, а после пребывания в тюремной камере она мечтала о нем больше, чем прежде. Кресло у камина, платяной шкаф и еще один низкий шкафчик, на котором стояли таз и кувшин с водой для умывания, завершали меблировку комнаты. Над камином висел гобелен, а каминную полку украшала низкая чаша с сухими травами, нежный аромат которых распространялся по всей комнате.
– Я отложила кое-какую одежду для тебя, – торопливо оповестила ее Констанция, когда Аврора выразила свое восхищение комнатой. – Первоначально она принадлежала мне, так что, надеюсь, она не окажется слишком широкой для тебя. Сейчас ты очень худенькая, но, несомненно, скоро наберешь вес, как только начнешь как следует питаться. Если же одежда сейчас не подойдет, мы сможем ее ушить, пока не будут готовы платья, специально сшитые для тебя. Ты ведь умеешь шить, не так ли?
Аврора сонно кивнула. Мать не зря долго билась над ней, пока не научила делать аккуратные мелкие стежки.
– Вот и хорошо. Ты сможешь вымыться завтра утром, перед завтраком. Я уверена, что тебе захочется соскоблить с себя все воспоминания о тюрьме. Под кроватью находится ночной горшок, а в кувшине есть свежая вода. Тебе что-нибудь еще нужно, Аврора?
Девочка покачала головой.
– У меня есть все, госпожа Уэсткотт. Но прежде всего я хочу поблагодарить вас за то, что вы дали мне кров.
Женщина кивнула.
– Посмотрим, будешь ли ты мне благодарна завтра, – загадочно произнесла она. – Спокойной ночи, желаю тебе хорошо отдохнуть. Увидимся завтра утром.
Как только дверь за ней закрылась, Аврора сразу же уселась на кровать, как будто ноги ее не держали, и, не мигая, уставилась в огонь.
Изменяющие цвет и форму язычки пламени завораживали ее, но она почувствовала, что глаза у нее слипаются. Встряхнув головой, она зевнула. Нельзя засыпать сидя. Она медленно потянулась, чувствуя, как отзываются болью все косточки, и окинула взглядом комнату.
Ее новая комната просто прекрасна, она и надеяться не смела, что будет когда-нибудь жить в такой роскоши. Разве ее можно сравнить с клочком гнилой соломы, на которой ей приходилось спать последние месяцы?
Она погладила кончиками пальцев меховое одеяло. Под ним на кровати лежала пышная перинка, и ей вспомнилась кровать в материнском доме.
Не следует ей думать о прошлом... и о будущем тоже. По крайней мере сейчас.
Она встала, сняла с себя грязную и драную одежду и оставила ее на полу. С каким удовольствием она отделалась наконец от лохмотьев! Завтра она с радостью сожжет их.
Взглянув на свое грязное тело, она поморщилась. Утром она с благодарностью воспользуется обещанной Констанцией ванной. Вымыться ей совершенно необходимо. Она и не припомнит, когда мылась последний раз.
Голая, она прошлепала босыми ногами по холодному деревянному полу и, вымыв лицо и руки холодной водой, вытерлась вышитым льняным полотенцем и задула свечи. Она хотела немного погреться у камина, но ей стало совсем холодно, и она, откинув покрывало, собралась нырнуть в постель, но услышала какой-то тихий звук за дверью. Она прислушалась. И снова услышала звук. Она подбежала к двери, открыла ее и выглянула наружу. Что-то мягкое прикоснулось к голой ноге. Аврора испуганно отскочила назад.
Мяу!
Крошечный черный котенок едва слышно пискнул еще раз и стал тереться о ее ноги. Аврора рассмеялась, удивившись, что могла испугаться столь крошечного существа, и закрыла дверь. Опустившись на колени, она погладила котенка. Котенок задрал вверх треугольную мордочку с длинными ушками и взглянул на Аврору такими же, как у нее, голубовато-зелеными глазами.
– Ты настоящая красавица, – прошептала она, как будто боялась, что Констанция может ее услышать. – Только очень маленькая. Наверное, ты последышек из всего помета?
Котенок в ответ облизал пальцы девочки шершавым розовым язычком, отчего ей стало щекотно. Она хихикнула, продолжая его гладить. Почувствовав, что глаза у нее закрываются, девочка встала.
– Хватит. Пора спать, – обратилась она к котенку.
В доме она не видела кошки, но ведь кошка с котятами могла находиться в любой из многочисленных комнат. Очевидно, любопытного котенка привлекли голоса двух женщин. Аврора была благодарна мягкому теплому комочку за то, что он находится рядом в ее первую ночь под крышей незнакомого дома.
Девочка подняла с пола котенка, который уместился у нее на ладони, и посадила на меховое одеяло. Нырнув в постель, она развязала шнур и опустила тяжелые занавески полога.
Котенок прошелся по кровати, терпеливо отыскивая удобное местечко для сна. Наконец он облюбовал место на мягкой подушке рядом с головой Авроры и принялся усердно уминать его маленькими лапками. Повернувшись несколько раз вокруг себя, он улегся наконец, свернувшись клубочком.
Аврора засмеялась и осторожно потрогала пальцем холодный розовый носик, на что котенок ответил очень громким для такого крошечного создания мурлыканьем.
Одна из занавесок балдахина висела неровно и в образовавшуюся щель просматривалось пламя в камине. Она лежала, глядя на огонь и прислушиваясь к мурлыканью котенка. В ее голове проносились одна за другой мысли, мешавшие ей заснуть.
По непонятной причине Джайлз Блэклоу дал ей имя Аврора. Почему? Какая разница, как ее зовут? Имя, конечно, необычное.
– Аврора, – громко произнесла она и фыркнула. Котенок тихо мяукнул и лизнул ее в ухо.
Ей было непонятно, почему, например, он не назвал свой титул, когда представлялся, хотя любому понятно, что он титулованный дворянин? Он ходит и говорит, как дворянин, и манеры у него дворянские...
И почему он выбрал ее? Почему он приехал за ней в Брайдуэлл? И зачем он хочет сделать из нее благородную леди? Она никак не улавливала смысла в его поступке. Может быть, завтра она получит какие-то ответы.
Джайлз Блэклоу сообщил, что завтра начнутся ее уроки.
Что за уроки?
Не потому ли Констанция сказала: «Посмотрим, будешь ли ты благодарна завтра»? Что случится завтра? Аврора еще долго искала бы ответы на возникавшие вопросы, но мурлыканье котенка убаюкало ее, глаза у нее закрылись, и она заснула глубоким сном.
Девочке показалось, что едва успела она погрузиться в глубокий сон, как где-то хлопнула дверь и чей-то голос громко позвал какую-то Аврору.
Авророй теперь была она.
Она села в постели с такой скоростью, что одеяло соскользнуло с нее, обнажив до пояса. Котенок мяукнул и перекатился на бок, но не проснулся.
Аврора откинула одну из занавесок балдахина и окинула взглядом незнакомую комнату, пытаясь вспомнить, где она находится. «Ты снова в тюрьме, – шепнул опять чей-то голос. – А все остальное – сон. Приятный, но сон, и ты скоро проснешься и окажешься в Брайдуэлле».
Нет, возразила она. Брайдуэлл – кошмар из прошлого.
Натянув до подбородка одеяло, она еще раз оглядела комнату. В окно был виден бледно-розовый кусочек неба. Значит, еще раннее утро.
Она откинулась на подушку, устроив из одеяла теплый кокон. Котенок, свернувшийся калачиком на сгибе ее руки, замурлыкал. Она не заметила, как снова задремала, и не могла бы понять, что ее разбудило.
Ага! Вот оно снова! Мужской голос. Она узнала голос Джайлза Блэклоу. Что он здесь делает так рано утром? Она не успела даже вымыться и позавтракать.
Зевая, она неохотно откинула одеяло, спустила с кровати ноги и вздрогнула от холода. Джайлз Блэклоу снова произнес ее имя, и она протерла глаза. Надо поторапливаться. Скоро должны начаться уроки. Она снова зевнула. Котенок зевнул за ней следом, показывая маленькие острые зубки, и девочка улыбнулась.
За ночь огонь в камине прогорел и в комнате стало холодно. Чуть дрожа, она подошла к комоду и открыла ящик. На нее пахнуло нежным ароматом лаванды.
В ящике она обнаружила несколько смен нижнего белья – все вещи были чрезвычайно высокого качества.
Она быстро натянула черные шерстяные чулки и подвязала их подвязками. Потом она надела через голову белую сорочку из тонкого голландского полотна, вышитую крошечными голубыми и розовыми цветочками, соединенными нежными веточками. Интересно, Констанция сама это вышивала? Работа была чрезвычайно тонкая, и она надеялась со временем овладеть таким искусством. За сорочкой последовала красная нижняя юбка. Девочка улыбнулась – ей еще никогда не приходилось носить такие чудесные вещи. Она выбрала в шкафу простое платье из серого бархата с длинными и широкими рукавами, обрадовавшись, что вырез у платья, вопреки моде, неглубокий, потому что и мать, и тетушка всегда учили ее скромности.
Она обнаружила среди вещей плоеный жесткий воротник, но, опасаясь не справиться с непривычными застежками, положила его назад. Придется подождать, пока Констанция не научит ее с ним управляться. На ноги она надела мягкие кожаные туфельки без задников. Таких изящных туфелек она еще в жизни не видывала! Собрав волосы в пучок, она заколола их шпильками и прикрыла белой наколкой.
Потрогав мягкую ткань платья, Аврора провела кончиками пальцев по ряду изящных пуговок и ей очень захотелось увидеть, как она выглядит.
И хотя она упрекала себя в тщеславии, но желание посмотреться в зеркало не прошло. Интересно, что подумает лорд Блэклоу, когда впервые увидит ее не в лохмотьях?
Подвязав передник, она с удовлетворением отметила, что надела на себя все, что следует, и направилась к двери, но услышала жалобное мяуканье. Котенок стоял на краю кровати, но спрыгнуть боялся: кровать для него была слишком высока. Девочка улыбнулась, взяла его на руки и поцеловала в макушку.
– Как же я могла забыть о тебе, малыш? – тихо проговорила она. Котенок потерся головой о ее большой палец, и она, улыбнувшись, посадила его в карман передника.
Спустившись вниз и ни разу не сбившись с дороги, она увидела, проходя мимо кухни, Бетти, которая вовсю уже работала. Она улыбнулась девушке, которая ответила ей робкой улыбкой.
Джайлз Блэклоу стоял возле камина в теплой комнате нижнего этажа. Напротив него, уперев руки в бока и притопывая по полу носком туфельки, стояла Констанция. Всем своим видом она показывала, что недовольна столь ранним появлением в доме гостя.
– Добрый день, лорд Блэклоу, – поприветствовала его Аврора, присев в книксене.
Глаза она скромно опустила, но исподволь наблюдала за ним. Сегодня он оделся с головы до ног в черное, но был так же красив, как вчера, и казался еще более загадочным.
– Вижу, она кое-что умеет, Констанция, – поведал Блэклоу, говоря так, будто девочка отсутствовала. – Думаю, что ее умение нам очень поможет. – Он замолчал и с озадаченным видом уставился на ее карман: – Что шевелится у тебя в кармане?
Аврора хихикнула, вытащила котенка и поставила его на пол. Котенок сразу же помчался в сторону кухни, очевидно, в поисках еды.
– А-а, вот, значит, куда она исчезла, – отозвалась Констанция. – Я не видела ее утром.
– Вчера вечером она мяукала у меня под дверью, и я впустила ее в комнату. Можно, она будет жить у меня?
– Конечно. Как ты назовешь свою новую подопечную?
– Люси.
– Необычное имя для кошки, – промолвила Констанция.
– Это в честь девочки, которую я знала... когда-то давным-давно.
– Ну, мы закончили обсуждение кошачьих проблем? – прервал их Джайлз.
– Да, Джайлз, – подтвердила вдова. – А теперь объясни, почему ты явился в воинственном настроении так рано утром и весь дом поднял на ноги?
– Я хочу начать обучение Авроры.
– Сейчас слишком рано. Еще едва рассвело. Не знаю, что заставило тебя появиться здесь в столь неурочный час, но девочка еще не успела осмотреться. Ей надо дать время, прежде чем начинать уроки. Уроки могут подождать день-другой, а может быть, несколько дней. Она должна отдохнуть после всего, что ей пришлось пережить, иначе она не сможет хорошо учиться. К слову сказать, она сегодня утром даже еще не позавтракала и не успела смыть с кожи тюремную грязь. Приходи через несколько дней, Джайлз, а еще лучше – через неделю, – решительно заявила Констанция.
Блэклоу перевел взгляд с вдовы на Аврору и обратно и пожал плечами. Ей показалось, что он хотел возразить Констанции, но, как ни странно, не возразил.
– Ладно, Констанция, пусть она отдохнет. Но через несколько дней я вернусь, и тогда начнутся занятия. А тем временем ты, надеюсь, займешься ее воспитанием в других областях.
– Само собой.
Как и накануне, он кивнул женщинам, повернулся и, не сказав больше ни слова, ушел. Аврора поняла, что тяжелые испытания, которые ей предстояли, откладываются на несколько дней.
– Джайлз – человек очень целеустремленный, – отрекомендовала Констанция своего друга в ответ на озадаченный взгляд Авроры. – Думаю, что ты скоро сама убедишься в этом. Ты сегодня уже выглядишь отдохнувшей, дитя, и одежда тебе к лицу. Надеюсь, она подошла по размеру?
– Отлично подошла. Другие платья тоже очень хороши. – Девочка помедлила. – Не знаю, как сказать, но понимаю, что должна поблагодарить вас и...
Констанция подняла руку, жестом приказав ей замолчать.
– Сейчас не время благодарить, – остановила ее вдова. – Тебе еще многое предстоит сделать сегодня утром. Наверное, тебе не терпится принять ванну? – Аврора торопливо кивнула. – Я так и знала, поэтому приказала Бетти приготовить ванну на кухне.
На кухне ее действительно ждала большая деревянная лохань, наполненная горячей водой, которая стояла поблизости от огня, чтобы не остывала вода.
Бетти застенчиво улыбнулась, снова обнажив пробел между передними зубами. Обернув руку тряпкой, она сняла висевший над огнем железный чайник и вылила кипяток в лохань. Над лоханью поднялись клубы пара. Бетти указала на второй чайник, висевший над огнем.
– В нем тоже скоро закипит вода, госпожа, если вам потребуется еще. – Голос у девушки оказался высокий, но приятный для слуха. В нем улавливался такой же мягкий акцент, как у Дикона.
– Вода мне потребуется позднее, чтобы ополоснуться, Бетти. – Аврора поискала глазами кошечку, но не нашла. Наверное, где-нибудь спит после еды.
– Вот мыло, – подала вошедшая Констанция кусочек душистого мыла и купальную простыню. – Я пока уйду, но если тебе что-нибудь потребуется, спроси у Бетти.
– Спасибо.
Бетти, продолжая заниматься своим делом, повернулась к ней спиной, чтобы не смущать ее. Аврора проворно сняла с себя одежду и аккуратно сложила ее на низком столике возле очага. Положив рядом кусок мыла и купальную простыню, она ступила в лохань. От горячей воды все ее тело почувствовало необыкновенное блаженство и легкость. Она чуть не замурлыкала, как котенок, который спал с ней в кровати всю ночь.
– Ты не видела маленькую черную кошечку, Бетти? Прошлой ночью она спала со мной, а потом куда-то ушла.
– Видела. Она пришла сюда поесть вместе с другими. Потом, наверное, умчалась поиграть со своими братьями и сестрами.
Аврора зачерпнула пригоршню воды, вылила ее на голову и с удовольствием ощутила, как вода стекает струйкой по лицу. Она тщательно вымыла с мылом длинные волосы, ополоснула их и собрала в пучок на макушке. Потом вымыла лицо.
Затем, откинувшись на край лохани, внимательно осмотрела кухню: чайники, чугунные сковородки, а также горшки разного размера, вертела для жарения мяса над огнем, другие приспособления для стряпни и всякую прочую утварь. В кухне два очага – оба кирпичные, потемневшие от многолетнего использования. Центр кухни занимал большой деревянный стол. Перед одним из очагов стояло несколько деревянных кресел и еще один стол меньшего размера.
Она снова подумала, что такой чудесной кухни она еще никогда не видывала. В домах матери и тетушки кухни были совсем крошечными. Не впервые она подумала, что Констанция Уэсткотт очень богата.
Аврора закрыла глаза, но, услышав тихое мяуканье, встрепенулась и посмотрела на пол через бортик лохани и увидела черную кошечку.
– А-а, вот и ты, Люси, – улыбнулась Аврора.
Вода начала остывать, и она поспешила энергично намылить тело мылом с запахом герани. Интересно, Констанция сама выращивает цветы, чтобы ароматизировать мыло? Надо будет спросить ее при случае.
Ополоснувшись, Аврора грациозно поднялась на ноги и потянулась за купальной простыней. Несколько капель воды попали на котенка. Люси затрясла головой и бросилась вон из кухни, заставив Аврору и Бетти рассмеяться.
– Не бойтесь, она скоро вернется, мисс.
– Надеюсь!
Расположившись у огня, Аврора насухо вытерла тело, с удовольствием вдыхая запах чистоты, исходивший от него. Одевшись, она уселась перед огнем и, пропуская волосы сквозь пальцы, принялась сушить их.
Бетти тем временем выливала лохань. Авроре хотелось ей помочь, но она знала, что Бетти откажется от ее помощи. Ведь Авроре отводится в доме не роль служанки. Джайлз Блэклоу сам заявил, что намерен сделать из нее благородную леди. Вернее, научит ее быть благородной леди. Но в чем заключалась разница, она не понимала.
– Ты всю жизнь жила в Грейвуде, Бетти? – спросила она, когда Бетти закончила уборку.
Бетти поставила метлу в угол и энергично кивнула.
– Да, госпожа. Мои родители работали здесь, когда я еще не родилась, а мой брат Эдуард состоит грумом у хозяйки.
Должно быть, тот самый парнишка, которого она видела, когда они с Джайлзом Блэклоу приехали, – подумала Аврора.
– А Дикон тоже твой родственник?
– Да, он мой дядя.
– Понятно. Твои родители все еще работают здесь?
Бетти печально покачала головой.
– Они умерли шесть лет тому назад, мисс. Почти в одно время с хозяином. Здесь свирепствовала страшная лихорадка. Умерли и хозяин, и детишки хозяйки.
– У госпожи Констанции были дети?
– Да. Прехорошенькие девочка и мальчик двух и трех лет от роду.
– Какая печальная история! – Констанция не показалась ей скорбящей женщиной, но ведь с тех пор, как она потеряла семью, прошло уже шесть лет. Аврора подвинулась ближе к огню. Ей ли не понять горе? Она ведь тоже потеряла семью.
Вернулась Люси и устроилась у ног Авроры. Девочка погладила спинку котенка и стала наблюдать, как Бетти уверенными ловкими движениями достает большие дымящиеся караваи хлеба из печи и раскладывает их на краю стола.
– А где семья лорда Блэклоу? – спросила Аврора. – Они с твоей госпожой соседи?
– Мне о них ничего не известно, мисс. Знаю только, что они приехали с севера, из тех мест, которые граничат с землями, населенными варварами. Наш хозяин и лорд Блэклоу были друзьями.
Значит, покойный муж Констанции и Джайлз Блэклоу были друзьями. И когда муж умер, Блэклоу занял его место...
Нет, остановила она себя. Неправда. Но даже если так, то ее это не касается. Что за странное любопытство ее одолело!
В кухню вошла Констанция и удивленно взглянула на нее.
– Ну-ка, ну-ка, дай мне поглядеть на тебя!
Аврора встала и по просьбе Констанции медленно повернулась вокруг. Вдова глядела на нее оценивающим взглядом. «Словно я лошадь, которую собираются продать на ярмарке», – подумалось Авроре.
– Да, Джайлз, пожалуй, не ошибся в выборе, – заговорила вдова, как будто сама с собой. – Но он и раньше отличался зорким глазом: – Она улыбнулась и сменила тему. – А теперь не хочешь ли позавтракать?
– С удовольствием. Я все еще не насытилась.
– Неудивительно. Ведь тебе пришлось столько всего пережить. Следуй за мной, Аврора.
Они перешли в комнату, где Аврора ужинала после прибытия в Грейвуд. Яркий золотистый светлился в комнату сквозь высокие окна, и Аврора, не удержавшись, подошла к окну и выглянула наружу. Перед ней раскинулось заснеженное поле, освещенное яркими лучами солнца и сверкающее так, что глазам стало больно. За полем росли высокие деревья, а дальше находилась опушка леса. Справа она увидела, несколько небольших строений. Наверное, там расположились конюшни.
Вдали виднелись пологие холмы. «Интересно, далеко ли от Лондона расположен Грейвуд? – подумала Аврора. – Надо будет спросить Бетти. Или лучше Констанцию».
Под снежным покровом она разглядела еще кое-какие детали пейзажа. «Интересно, как все здесь выглядит весной?» – подумала она. Возможно, весной она еще останется в Грейвуде и сможет все увидеть собственными глазами.
Увидит. Еще бы не увидеть! Куда она денется? Она в слишком большом долгу перед мужчиной и женщиной, чтобы уйти до того, как исполнит отведенную ей роль в их плане.
Аврора повернулась и заметила, что Констанция за ней наблюдает. Она улыбнулась ей и та жестом пригласила ее за стол. Тут же вошла Бетти с подносом, нагруженным блюдами с едой. Поставив еду на стол, она ушла.
Первый завтрак Авроры в Грейвуде состоял из нескольких ломтиков превосходного белого хлеба, не идущих ни в какое сравнение с грубым черным хлебом, к которому она привыкла. Хлеб был свежеиспеченный, еще теплый. Она намазала его сливочным маслом и взяла немного сушеных груш и изюма, лежавших перед ней в чаше, запила хлеб теплым элем. Констанция ела молча, и Аврора радовалась ее молчанию. Она чувствовала, что еще не готова к разговору. Наконец, она закончила завтрак и вытерла губы салфеткой.
– Ты готова, Аврора?
– Готова к чему? – удивилась Аврора.
– Осмотреть Грейвуд.
– Конечно. Вполне готова, – с облегчением ответила Аврора и улыбнулась.
– Грейвуд – очень старое поместье, – начала свой рассказ Констанция. – Я прожила здесь всю жизнь, но думаю, что так и не побывала во всех его уголках. Так что для любителя приключений здесь открываются немалые возможности.
– Вы прожили здесь всю жизнь? – удивилась Аврора. – А я-то думала, что Грейвуд принадлежал вашему мужу.
Констанция улыбнулась.
– Так оно и было. Но теперь он принадлежит мне. Мы с Джеффри приходились кузенами друг другу и жили здесь многочисленным семейством со множеством дядюшек, тетушек и кузенов, а также родственников, степень родства с которыми никто не знал да и знать не хотел. – Она помолчала, погрузившись в воспоминания. – Ну а теперь в Грейвуде я осталась одна.
– Бетти упоминала об эпидемии, которая унесла много жизней.
– В сочельник исполнилось шесть лет с тех пор. Для нас страшное было время. Дикон, которого ты видела вчера вечером, – единственный, кто не заболел. Он нас выхаживал, не смыкая глаз. Бедняга. Он пытался спасти моего мужа и детей, а также свою семью, но увы!
Констанция перекрестилась, и Аврора впервые заметила на ее груди золотой крест, украшенный жемчугом.
– Они умерли, а я выжила. Выжили также Бетти и ее братишка Эдуард.
– Я вам соболезную.
Глаза Констанции заблестели от непролитых слез.
– Теперь все в. прошлом, о котором я стараюсь не думать. Давай-ка лучше расскажи мне историю своей жизни. Тебе, я думаю, тоже пришлось нелегко.
Аврора пожала плечами. После печальной истории Констанции ее жизнь казалась ей слишком приземленной, но она подробно и честно рассказала о себе все. Когда Аврора дошла до момента приезда с кузенами в Лондон, она прервала повествование, вздохнула и замолчала, чтобы справиться с волнением. На глаза у нее навертывались слезы.
– А дальше? – спросила Констанция, тронув ее дрожащие пальцы.
– Я потерялась.
– Бедное дитя. Как же ты поступила потом?
– Я несколько дней бродила по городу. У меня было несколько пенсов, оставшихся от выручки за хлеб, который я привезла на продажу. В городе я никого не знала. Спала где придется. Потом я заметила, что за мной следит человек со страшной собакой. Я попыталась убежать, но он меня догнал.
– И привел в Брайдуэлл?
– Да.
– Сколько времени ты пробыла там?
– Несколько месяцев. Но мне показалось, что гораздо дольше. – Аврора вздрогнула и посмотрела в сторону. Солнечный день так не вязался с ее страшными воспоминаниями.
– Ну что ж, нам обеим следует отвлечься. Давай-ка я покажу тебе наш великолепный дом.
– Спасибо.
– С кухней ты уже знакома, – продолжала вдова. Бетти отсутствовала, но в воздухе плавал аппетитный запах свежеиспеченного хлеба.
– В малой столовой, где мы завтракали, ты тоже бывала. За кухней находятся несколько кладовых.
В первой кладовой, на полках, сделанных от пола до потолка, стояло множество банок и коробок с припасами.
– А эта дверь ведет в другую кладовую, – объяснила Констанция. – Там хранятся продукты в более крупногабаритных емкостях. Из этой кладовой есть выход наружу, а также на лестницу, ведущую в подвал, где мы храним масло и молоко.
– Дом, наверное, велик для четверых? – заметила Аврора.
– Пожалуй. Но у меня есть еще двое слуг, Сэмюел и Питер. Они сейчас уехали продавать коров и скоро вернутся. Но все равно дом теперь кажется слишком большим и пустым. Теперь не слышно здесь ни топота детских ног, ни смеха.
У Авроры глаза защипало от слез.
– Может быть, когда-нибудь все изменится.
Констанция печально улыбнулась.
– Возможно... Со временем...
Пока женщины переходили из комнаты в комнату, откуда-то появившийся котенок упорно следовал за Авророй.
– Кажется, ты понравилась кошечке, дитя.
– Вижу. И я рада. – Аврора хотела сказать, что с ней она не чувствует себя так одиноко, но она побоялась обидеть Констанцию и не сказала ничего.
– А вот дверь, которая ведет наружу, – показала Констанция и, отодвинув засов, распахнула дверь, наблюдая за радостным изумлением, появившимся на лице Авроры.
За дверью находился довольно просторный внутренний дворик. Аврора увидела скрытые сейчас под слоем снега каменные скамейки и сооружение, напоминающее фонтан. По периметру шли мощенные кирпичом дорожки, а в центре возвышалась бронзовая статуя.
– Должно быть, здесь очень красиво весной и летом, – восхитилась Аврора.
– Да. Солнце бывает только в первой половине дня, а во второй можно укрыться от жары, я люблю сюда ходить. К тому же я тут выращиваю некоторые целебные травы. За домом у меня есть огород. Но мы побываем там, когда погода станет теплее.
Она закрыла дверь, задвинула засов и открыла ту дверь, которая находилась слева.
Перед Авророй предстал величественный холл, стены которого украшали гербы титулованных феодалов семьи. Одна из стен заканчивалась балконом, на котором, как объяснила Констанция, размещались музыканты, увеселявшие приглашенных гостей, собиравшихся в доме в очень далекие времена по торжественным случаям.
– Такие празднества были распространены в дни молодости отца Джеффри, хотя и я помню несколько случаев, когда зажигались все свечи в канделябрах и играли музыканты, услаждая слух собравшихся рыцарей и дам.
По внешней стороне холла располагалось несколько каминов, которыми, судя по всему, давно не пользовались. Между ними находились узкие длинные окна, под каждым из которых стояла отполированная скамейка темного дерева, блестевшая в лучах солнца, как и дубовый паркет. Над центральным камином висел длинный меч.
Они пересекли холл и вошли в большую столовую, пол ее, выложенный синими, зелеными и золотистыми плитками делфтского фаянса, поражал своей красотой. В одном углу комнаты помещалась изразцовая печь с изображениями святых. Авроре показалось, что в центре изображен святой Георгий, убивающий свирепого дракона. В середине красовался большой стол, искусно украшенный резьбой, с длинными скамьями и массивным креслом.
По обе стороны от камина стояли шкафы с серебряной и оловянной посудой.
– Как видишь, комната слишком велика для меня одной, поэтому я приказала поставить небольшой обеденный стол в своей гостиной.
Аврора кивнула и направилась за Констанцией в следующую комнату.
Как только открылась дверь, она охнула от изумления.
Комната сверкала всеми цветами радуги. Взглянув наверх, Аврора увидела застекленные витражами окна. Пробивающийся сквозь них солнечный свет окрашивал ее великолепными красками.
– Комната моего мужа. Когда мы поженились, он заказал витражи для окон одному старому монаху, которому секреты ремесла передал еще его отец. Монах умер вскоре после того, как закончил работу.
– Они восхитительны, – прошептала Аврора.
Ей показалось, что она находится в церкви. На стеклах были изображены сцены на библейские сюжеты.
– Позволь показать тебе еще кое-что, – сказала Констанция, жестом указав на бронзовые часы высотой около двух футов, стоящие на каминной полке. – Это немецкие часы. Их привез нам друг мужа, который часто бывал за границей. Джеффри очень ими гордился.
Перед камином стояло массивное деревянное кресло, обитое черным бархатом. Рядом на банкетке лежало начатое вышивание. Наверное, Констанция и ее муж много времени проводили здесь вместе. Когда ее глаза приспособились к непривычному освещению, Аврора заметила, что стены комнаты с трех сторон сверху донизу заняты книжными шкафами с множеством книг. Девочка с благоговением прикоснулась к фолианту в кожаном переплете, но тут же отдернула руку. Она не хотела оскорбить Констанцию.
– Все в порядке, – кивнула ей Констанция. – Ты умеешь читать?
– Да, миледи.
– Рада слышать. Думаю, что Джайлз тоже обрадуется. Но, Аврора, я хочу попросить тебя кое о чем. Не называй меня «миледи». Зови меня просто Констанцией. Я хочу стать твоим другом.
Аврора кивнула, обрадовавшись, что ей позволили держаться с Констанцией не слишком официально.
– Со временем ты сможешь прочесть все имеющиеся здесь книги и множество других.
– Вы хотите сказать, когда из меня сделают благородную леди? – спросила Аврора с явной иронией.
– Да. – Констанции, как видно, не хотелось развивать дальше эту тему. – У моего мужа в библиотеке сотни томов. Многие он сам разыскал в других государствах, многие привозили его друзья, бывавшие за границей. Джеффри был очень образованным человеком. Он говорил на пяти языках, писал еще на трех и интересовался многим другим. – Она провела кончиками пальцев по корешкам книг. – Когда начнется твой курс обучения, ты будешь пользоваться некоторыми из них.
– Вы часто читаете книги?
– Читаю, когда есть время, которого у меня – увы! – мало. Зимой, когда меньше работы, я частенько прихожу сюда по вечерам.
На одной из стен висели ручной работы карты мира, Франции и Англии с Шотландией, а также «вечный» календарь. Аврора поставила на полку книгу, тщательно закрыла дверцу и некоторое время пристально рассматривала карты. На полу рядом со столом стоял большой глобус. Аврора легонько прикоснулась к нему.
Следующая комната, рядом со спальней Констанции, тоже изобиловала книгами, главным образом молитвенниками и томиками стихов и псалмов, а также сундучками, шкатулками и сосудами из стекла, фарфора или эмали самых разнообразных форм и предназначений.
– Ты устала? – спросила Констанция.
– Немного, – призналась Аврора.
– Осмотр первого этажа занял больше времени, чем я предполагала, а мы еще не дошли до конца. Отложим остальные этажи на завтра. Тебе надо отдохнуть. И утром следовало бы поспать подольше, если бы Джайлз Блэклоу не поднял всех ни свет ни заря.
Женщины расстались на лестничной площадке, и Аврора повернула в свою комнату. Кошечка следовала за ней по пятам.
Войдя в комнату, она посадила котенка на уже застеленную руками Бетти кровать и бросила взгляд на несколько платьев, которые появились здесь в ее отсутствие. Зевнув, она отогнула краешек одеяла, сбросила с ног туфли и забралась в постель. Люси, прижавшись к ней, громко замурлыкала и под ее убаюкивающие звуки Аврора быстро заснула.
Расставшись с Авророй, Констанция вернулась в кабинет мужа и уселась в его кресло. Откинувшись на спинку, она закрыла глаза и глубоко втянула в себя воздух. Она явно улавливала запахи чернил, корицы и кожи, которые всегда ассоциировались с ним, как будто он присутствовал в комнате. Глаза защипало от слез, и она прижала к векам кончики пальцев, чтобы не расплакаться.
Экскурсия по дому с Авророй пробудила у нее множество воспоминаний.
Она тосковала по Джеффри и своим детям, и чувство утраты не сгладилось за все прошедшие годы. Потеряв их, она на долгие месяцы погрузилась в отчаяние, пока Дикон не заявил, что пора продолжать жить.
И она его поняла. Он тоже скорбел по своей семье, но ее настроение действовало на него угнетающе, и он не мог продолжать работать. А она зависела от него. С того дня Констанция взяла себя в руки и даже плакать позволяла себе только по ночам, когда оставалась одна в большой супружеской постели. За шесть лет после смерти Джеффри она не всегда бывала одинока, но ни один мужчина не завоевал ее сердца.
Пока не появился Джайлз Блэклоу. Но и в отношении его она не могла сказать точно, завоевал ли он ее сердце или заинтриговал, заставив забыть об утратах. Трудно сказать, подходили ли они друг другу. Она его не понимала, а знала лишь, что он был другом Джеффри, а следовательно, и ее другом.
Однако даже Констанцию Джайлз не посвятил в свои планы. Она знала, что ему нужна девушка аристократической внешности в возрасте около шестнадцати лет, и он явно нашел то, что искал. Девочка оказалась воспитанной и обладала более хорошими манерами, чем многие жители города. Констанция понимала, что девочке страшно, и она старалась по возможности ее успокоить.
На следующий день, наскоро перекусив хлебом с сыром, Констанция и Аврора продолжили экскурсию по дому. И снова котенок сопровождал их, следуя по пятам за Авророй.
Они вернулись в главный холл и поднялись по узкой лестнице. Аврора вновь удивилась тому, что нигде не видно слуг, но Констанция объяснила, что они заняты работой где-то в других помещениях дома.
– Как я уже говорила, – рассказывала Констанция, – Грейвуду очень много лет. Когда-то он был старинной крепостью. Кухня в нем изначально являлась центром дома. Построенный на вершине холма, дом со временем осел и почти сровнялся с землей. Вокруг даже имеются остатки крепостного рва. Один из моих предков, человек, видимо, чудаковатый и не очень умелый, пожелал придать дому внушительность и принялся возводить стены и пристраивать крылья. В результате получилось нелепое чудище, в котором я живу сейчас. В нем легко заблудиться, поэтому я не советую тебе бродить по дому одной, пока не привыкнешь. Слуг здесь мало, так что, если будешь кричать и звать на помощь, тебя могут просто не услышать.
– Я буду держаться поближе к вам, Констанция, если не возражаете.
– Договорились.
Аврора заметила, что Люси стала отставать. Она взяла котенка и положила в карман.
В большинстве комнат мебель почти отсутствовала, но то, что имелось, было отличного качества. Жаль, подумала Аврора, что комнаты пустуют. Интересно, будут ли они когда-нибудь снова заполнены людьми? Аврора обратила внимание на инкрустацию, которой украшены некоторые шкафчики, и Констанция объяснила, что это перламутр или слоновая кость с Востока. На стенах, до половины обшитых деревянными панелями, а вверху оштукатуренных, висели великолепные гобелены.
– Работа моей матушки, – похвалилась Констанция. – Она слыла очень умелой рукодельницей и меня учила всему, что умела. Но мне до нее далеко.
Они обогнули еще одну лестницу, которая, как объяснила Констанция, вела на нижний этаж к еще одному выходу наружу. В коридор выходили двери еще нескольких спален, а также других комнат, изначального предназначения которых никто не знал. Они прошли мимо нескольких окон, более узких, чем ширина мужских плеч, напоминавших о том, что в незапамятные времена дом считался крепостью.
Многочисленные комнаты имели разный размер. Двери некоторых выходили не в коридор, а в другую комнату, из которой куда-то вели еще двери. Аврору сбило с толку огромное число комнат, причем все они очень походили одна на другую. Она поняла, что здесь и впрямь можно в два счета заблудиться.
Констанция сказала, что этаж, расположенный выше, почти не отличается от того, на котором они находятся, но сейчас он закрыт, потому что нуждается в ремонте; шаткая лестница вела наверх в каменную башню, которая больше сотни лет назад использовалась для обороны Грейвуда.
– Можно мне подняться на башню? – попросила Аврора. – Я еще никогда не видела настоящих башен.
Констанция хотела отказать, но потом улыбнулась и пожала плечами.
– Почему бы нет? Следуй за мной.
Констанция подвела ее к узкой лестнице, и они стали подниматься на третий этаж. Здесь было гораздо темнее, чем внизу и из-под ног поднимались целые облака пыли. Аврора закашлялась. Люси, которую она взяла на руки, чтобы не потерялась, испуганно заерзала. Аврора положила ее в карман, где она, успокоившись, заснула.
Констанция распахнула дверь, за которой оказалась узкая, темная и сырая винтовая каменная лестница, ведущая наверх. Констанция предупредила девочку, чтобы та не оступилась. Аврора один раз поскользнулась, но ухватилась за выступающий из стены камень и восстановила равновесие. Промозглый холодный воздух проникал сквозь одежду. Она вздрогнула. Наконец они добрались до какой-то двери. Констанция налегла на нее плечом, и дверь распахнулась. Они оказались в башенной комнате.
Если этажом ниже Авроре показалось, что комнатами редко пользуются, то сюда нога человека явно не ступала более сотни лет.
– Я поднималась на башню всего один раз с Джеффри, – промолвила Констанция. – Он хотел устроить здесь пикник. Комната тогда не была в таком ужасном состоянии. Но пикник здесь мы так и не устроили.
Констанция поежилась, и вздрогнула.
– Здесь очень холодно. Давай-ка спустимся вниз. Или, если хочешь, я спущусь и подожду тебя внизу.
Аврора покачала головой.
– Я увидела все, что хотела. Я удовлетворила свое любопытство.
Констанция, спускавшаяся впереди, сказала, оглянувшись через плечо:
– Башня больше, чем все остальное в доме, напоминает о нормандском архитектурном стиле. Трудно сказать, сколько лет дому, вернее, замку, но нам то одно, то другое напоминает о его древности.
– Возможно, в один из теплых дней мы поднимемся туда еще разок.
– И устроим пикник?
– Нет, чтобы просто посмотреть.
– Ладно. А пока меня ждут дела внизу. Хочешь пойти со мной?
Аврора кивнула, почувствовав, что за два дня она успела приспособиться к укладу жизни в Грейвуде.
Следующий день выдался холодным, хотя и светило солнце. Констанция решила, что погода наилучшим образом подходит для того, чтобы показать девочке окрестности. Сопровождать ее поручили Дикону Тейту.
Стоял такой холод, что изо рта шел пар, но они оделись очень тепло. Из-за холода Аврора оставила Люси дома.
– Земельные владения простираются в любую сторону, насколько видит глаз, – объяснял Дикон.
Аврора взглянула в направлении, указанном Диконом. Все пространство, вплоть до покрытых снегом холмов, занимали владения Констанции.
– Должно быть, здесь несколько сотен акров! – удивилась она.
Дикон кивнул.
– Раньше было еще больше, но часть земель продали. А часть отдали в аренду. И все равно земли осталось много, хотя значительная часть занята лесом. Хозяин равнодушно относился к сельскому хозяйству и предпочитал сохранять земли в их естественном состоянии.
Дикон повел Аврору за дом и показал цветники.
– Сейчас почти ничего не видно, все покрыто снегом, но весной и летом здесь есть на что полюбоваться. Хозяйка срезает отсюда цветы и ставит букеты по всему дому, так что дом и сам становится похожим на цветник.
Они осмотрели различные хозяйственные постройки и зашли в конюшню, ответственность за которую возлагалась на юного племянника Дикона Эдуарда.
– Теперь у нас совсем мало лошадей, – извиняющимся тоном заметил Эдуард, показывая Авроре лошадей, лениво жующих сено в своих стойлах. – Раньше их насчитывалось больше, но хозяйке пришлось многих продать.
– Из-за высоких расходов? – удивилась Аврора, считавшая, что Констанция, если даже не богатая, то весьма состоятельная женщина. Однако вдове пришлось продать часть земли и лошадей. Зачем бы?
Дикон сердито посмотрел на мальчика, который виновато опустил глаза.
– Гм-м, да, – невнятно пробормотал он, поняв, что и без того сказал лишнее.
Аврора заметила странный взгляд, которым обменялись дядя с племянником. Похоже, они умышленно пытаются что-то скрыть от нее. Конечно, она здесь новенькая, и они еще не знают, можно ли ей доверять.
Аврора погладила нос гнедой кобылы, которая с интересом наблюдала за ними. Пропустив сквозь пальцы ее гриву, она почувствовала, что грива у нее не такая грубая, как у остальных лошадей. Судя по всему, кто-то очень хорошо за ней ухаживал. Может быть, сама Констанция находила время посещать конюшню?
– Какая красавица.
– Да. Лошадь самой хозяйки. Лорд Блэклоу лично выбирал для нее.
– Понятно.
– А вы ездите верхом, госпожа?
– Немного. Но мне никогда не приходилось садиться на такую чудесную лошадь. Я училась ездить на широкой, плоской спине коренастой фермерской коняги.
– Это тоже хорошие лошади, – оценил Эдуард. – Выносливые.
– Да, – согласилась она.
– Вы поедете на этом коне, – указал Дикон, подведя к ней длинноногого жеребца каштановой масти со светлой гривой. Он так долго молчал, что она почти забыла о его присутствии. – Он достаточно высок для ваших длинных ног, – добавил Эдуард, – к тому же он послушный. Лучшего коня вам не найти, госпожа.
– Его тоже выбирал лорд Блэклоу?
– Да, – ответил мальчик, уже остерегаясь говорить лишнее.
– Стало быть, лорд Блэклоу часто бывает в Грейвуде? – небрежно заметила она.
– Время от времени бывает, – подтвердил Дикон. – А теперь нам пора, не будем отрывать парнишку от его обязанностей.
Аврора поблагодарила Эдуарда и вместе с Диконом вернулась в дом. Отдав ему свой плащ, она прошла в гостиную и подошла к камину, чтобы погреть руки.
– Я прикажу Бетти принести вам чего-нибудь тепленького, мисс.
– Спасибо, Дикон.
– Ну как, понравилась экскурсия? – спросила, входя в гостиную, Констанция.
– Очень. Буду с нетерпением ждать весны, чтобы полюбоваться цветниками.
– Они требуют большого внимания, но очень красивы. Некоторые цветы там не английского происхождения, а привезенные нам из-за границы друзьями мужа. Думаю, что, увидев их, ты удивишься.
– И лошади у вас чудесные.
– Спасибо. Когда-то у нас их было гораздо больше. Но после смерти мужа я многих продала. Зачем одинокой женщине держать двадцать голов лошадей? Их даже прогуливать некому.
В гостиную вошла Бетти, которая принесла кружки с подогретым вином, сдобренным пряностями.
– После того как перекусим, я думаю, мы отправимся в буфетную, и ты поможешь мне готовить кое-какие лекарства из целебных трав, – проговорила Констанция.
– С удовольствием. Я иногда помогала своей матушке, но она знала всего несколько рецептов, да и те, наверное, слишком примитивные по сравнению с вашими. – Она впервые заговорила с Констанцией о своей матери, и та не стала расспрашивать подробности. Наверное, Констанция хочет, чтобы она рассказала о своем прошлом только тогда, когда сама пожелает.
Они перекусили сыром и пирогом с олениной, сдобренной мускатным орехом, и запили элем. На десерт побаловали себя фруктовыми тарталетками. Усевшись у камина, Констанция занялась рукоделием, а Аврора вздремнула. Котенок отыскал ее и заснул у нее на коленях. Проспав несколько минут, Аврора проснулась, и они с Констанцией отправились в буфетную, находившуюся по другую сторону кухни.
В буфетной стояло множество баночек с сухими лепестками роз, с сухим шалфеем и душицей, мускатным орехом, тысячелистником, валерьяной, маковым семенем и десятками других ингредиентов, таких обычных в Грейвуде. Здесь Констанция готовила мази для лечения людей и повредивших ногу лошадей. Здесь же она готовила духи для собственного пользования, а также для отдушки хранящегося в шкафах белья.
– Сегодня мы начнем с самого основного, – произнесла Констанция. – В дальнейшем я научу тебя изготавливать ароматизированные свечи, чтобы защитить дом от паразитов и от чумы.
– Я хочу научиться всему, чему вы пожелаете меня научить, – с нетерпением ответила Аврора.
– Ну и хорошо. Мне нравится, когда ученики стремятся к знаниям. Со временем я научу тебя делать консервы и желе, а также мармелад из плодов шиповника. Все перечисленное нужно освоить, если желаешь стать благородной леди, – сказала Констанция.
Аврора вдруг поняла, что ее обучение уже началось. Констанция ничего не говорила об уроках, она просто попросила Аврору помочь ей, а процесс обучения уже шел своим чередом.
Остальную часть дня она помогала Констанции готовить смесь лаванды, розовых лепестков и гвоздики для саше. Когда они закончили, наступило время ужина. Констанция попросила Аврору почитать ей. Аврора читала с запинкой, потому что нервничала. После чтения они разошлись по своим комнатам. Прежде чем уснуть, Аврора, к собственному удивлению, поймала себя на том, что думает, скоро ли она снова увидит Джайлза Блэклоу.
В течение следующих нескольких дней Констанция убеждала Аврору спать по утрам столько, сколько ей захочется. Она говорила, что девочке нужен отдых и что ей незачем вставать рано. Аврора была ей благодарна, потому что все еще чувствовала усталость.
В дневное время Аврора помогала Констанции, а вечерами они уходили в гостиную, где Аврора читала вслух, а Констанция вышивала. Постепенно преодолевая свою застенчивость, девочка перестала запинаться при чтении незнакомых слов. Поощряемая вдовой, она стала снова просматривать старинные фолианты. Констанция посоветовала ей прочесть «Корабль дураков» Гая Ворвика и «Сборник загадок».
Однажды они собрались прокатиться верхом, но сильный снегопад заставил их на несколько дней отложить прогулку. Наконец выглянуло солнце, и Эдуард привел к главному входу их коней. Он и сам присоединился к ним, и они втроем выехали за пределы Грейвуда, причем мальчик на своей лошади держался на несколько шагов позади. Остановившись на гребне холма, Аврора окинула взглядом открывающийся вид и заметила вдали белую ленту реки с лесистыми берегами.
– Что за река?
– Темза. Мы находимся к востоку от Лондона, в Кенте. Где ты жила?
– К северу от Лондона. В деревушке, которую никто не знает, настолько она маленькая. – Почему-то глаза у нее защипало от слез.
– Мы находимся неподалеку от Гринвича, хотя отсюда его не видно. Грейвуд расположен на месте старой лагерной стоянки римлян. – Констанция помедлила. – Аврора, ты что-нибудь знаешь о римлянах? – Девочка покачала головой. – Ну что ж, мы включим их в твою программу обучения.
– Они были солдатами?
– Да. Они пришли в Англию до Рождества Христова. Они покорили здесь несколько народов-язычников, поклонявшихся каменным идолам и приносившим в жертву людей, но в конце концов римлян и самих покорили.
– Кто? Язычники?
– Те, кто пришёл из земли викингов. – Она улыбнулась, заметив непонимающий взгляд девочки. – Думаю, мне доставит удовольствие обучать тебя истории.
– Где вы научились всему? – заинтригованная обширными знаниями Констанции, спросила Аврора.
– Мой отец был известным ученым и очень хотел, чтобы в его семье и мужчины, и женщины тоже имели образование и могли поддерживать с ним умные разговоры. Поэтому он учил меня всему, чему научился сам.
– Кто еще жил в Англии? – поинтересовалась Аврора.
– Когда ушли римляне, здесь поселились саксы – гордый народ, мирно занимающийся земледелием. Но вскоре из той страны, которую мы сейчас называем Францией, пришли норманны. Установилась новая власть, а с ней пришел и абсолютно новый образ жизни, появились вассалы и феодалы и суровая система вассальной зависимости.
Мои мать и отец приходились друг другу кузенами. Они носили фамилию ле Грей и относились к аристократической нормандской семье. Их предки пришли сюда как завоеватели около пяти сотен лет тому назад. Им с первого взгляда полюбился Кент. Король Вильгельм даровал моему предку Роберту ле Грею всю землю, которую глаз барона мог увидеть с вершины этого холма. Со временем ле Грей смешивались с другими семьями, в том числе и с саксами, но Уэсткотты оставались правящей семьей. – Она помедлила. – Они поддерживали Йорков против Ланкастеров, сражались на стороне Ричарда в битве при Босворте[4] сотню лет назад; мы всегда оставались верными слугами короля и королевы.
– А теперь что с вашей семьей?
– Увы, я последняя из ле Греев и Уэсткоттов. Значительная часть земли принадлежит теперь другой нормандской семье – де Жюльерам. Их предки сражались в свое время бок о бок с моими.
Три всадника продолжали свой путь в молчании, а Аврора тем временем размышляла о том, что рассказала и утаила Констанция. Она чувствовала какую-то странную подоплеку в ее словах, но в чем тут дело, не понимала. Она заметила, как Констанция несколько раз обменивалась с Эдуардом многозначительным взглядом.
Когда стало темнеть, они вернулись в Грейвуд, успев как раз к ужину. Поужинали жареным цыпленком, маринованной рыбой и сушеными яблоками. Потом Констанция развлекала гостью пением баллад под собственный аккомпанемент. Девочка быстро выучила слова и стала подпевать ей. Другие вечера обычно проходили так же, и вскоре Аврора попробовала взяться за вышивание. С каждым вечером рисунок, который она вышивала, становился все ярче под ее умелыми руками.
Шли дни, и Аврора чувствовала перемены в самой себе. Однажды утром она проскользнула в кабинет Джеффри Уэсткотта, чтобы посмотреться в зеркало. Как же она изменилась! От темных кругов под глазами не осталось и следа. Во взгляде не было страха, как у загнанного зверька. Волосы стали блестящими, а кожа – мягкой и просто светилась здоровьем. Она улыбнулась своему отражению, поняв, что должна благодарить за свое превращение Констанцию и Джайлза Блэклоу.
И все же она не понимала, что заставило Блэклоу вытащить ее из тюрьмы. Ей очень нравилась нынешняя жизнь, тем не менее она хотела бы знать, что с ней будет дальше. Она подозревала, что благотворительность к ее освобождению не имела никакого отношения. Что же тогда? Она боялась задумываться о будущем. А что, если ее жизнь снова переменится и ей придется вернуться в Брайдуэлл?
И все-таки Джайлз Блэклоу занимал все ее мысли. Но она не задавала вопросы о нем Констанции, чувствуя, что они ей не понравятся. Кто знает, какие отношения существуют между вдовой и Блэклоу. И хотя Эдуард неосторожно сказал, что Блэклоу здесь частый гость, с тех пор как Аврора в Грейвуде, он приезжал всего один раз, а Констанция упомянула его имя лишь дважды.
Аврора жила в Грейвуде уже две недели. Нынешним утром она поднялась задолго до того, как спустилась вниз Констанция. Сначала она занялась вышиванием, где сказочные птицы мало-помалу начинали обретать форму, потом отправилась в библиотеку, чтобы почитать. Констанция позвала ее завтракать, и когда они сидели за столом, послышался стук в парадную дверь. Аврора почти сразу узнала характерный стук Блэклоу. Именно так он стучал, когда привез ее сюда. Она даже не удивилась, увидев, что он входит в комнату с обычным мрачным выражением лица. Значит, ее безоблачное пребывание в Грейвуде близится к завершению.
– Итак, в организме человека, – объяснял Джон Максуэлл, шагавший со сложенными за спиной руками перед большим камином, – имеются четыре основных «сока»: кровь, флегма, желтая желчь и черная желчь, или меланхолия. Эскулап может установить, чем болен человек, на основе четырех состояний его тела: сухости, влажности, жара и холода, которые соответствуют четырем основным «сокам». Эскулап может также назначить лечение, чтобы восстановить равновесие «соков», например, прописав пиявки в случае, когда полнокровие вызывает покраснение лица. Тем, что наша медицина достигла современных высот развития, мы обязаны античным лекарям, первыми заметившим наличие в организме человека основных «соков». Одним из самых знаменитых среди них считается Гален, живший в Турции более тысячи лет назад.
Максуэлл продолжал говорить, а мысли Авроры витали где-то далеко. Месяц назад за ее обучение взялись всерьез, но из всех предметов, которые, по мнению Блэклоу, ей было необходимо изучить, медицина интересовала ее меньше всего. Она не видела практического применения ей. Гораздо разумнее изучать целебные травы и их свойства с Констанцией. Она пыталась сосредоточиться, но безуспешно, а потому принялась разглядывать своего наставника.
Его узкое лицо с четкой линией подбородка и широким ртом, словно предназначенное для улыбки, крайне редко улыбалось. Взгляд его карих, широко расставленных глаз, смотрел на мир открыто. Невысокого роста, всего на несколько дюймов выше, чем она, худощавый, он казался еще более худым, потому что ему частенько не хватало на хлеб.
Джон носил учительскую мантию из простой коричневой ткани, которая, как заметила Аврора, не раз штопалась и латалась, причем не очень умелыми руками. Черные кожаные башмаки на ногах от долгой носки приобрели серый цвет. Однако серебряные пряжки на них были начищены до блеска. Из того немногого, что он рассказал о себе, она знала, что ему около двадцати лет, учился он в Оксфорде, но для его семьи настали трудные времена, и ему пришлось бросить учебу.
В то время в стране преследовали католиков. Джон был старшим сыном в дворянской семье, принадлежащей к римско-католической церкви. Земли Максуэллов, дарованные его семье Вильгельмом Завоевателем, захватила корона, доходы от арендаторов перестали поступать, и семья осталась практически без гроша. Джону пришлось оставить учебу в университете, и с тех пор он зарабатывал на жизнь, еле сводя концы с концами, давая уроки тем, кто не отличался щепетильностью в вопросах религии.
Выслушав его историю, Аврора опечалилась. Она не могла понять, зачем короне забирать земли у дворян, которые лояльно к ней относились. Она по наивности спросила его об этом, но он отослал ее за ответом к Блэклоу, и она стала ждать подходящего случая, чтобы задать этот вопрос Блэклоу.
Девушка занималась с несколькими учителями, относящимися либо к дворянам, либо к людям благородного происхождения. Гордые и достойные они, подобно Джону, переживали тяжелые времена. И одежда их была такой же поношенной, как у Джона. Не будь Блэклоу, они не смогли бы заработать. Упомянув однажды в разговоре со своим благодетелем о его помощи им, Аврора не заметила, как он перевел разговор на другую тему, будто не хотел, чтобы его хвалили за доброту. Почему ему хотелось казаться более черствым, чем он был?
– Аврора, вы меня не слушаете, – упрекнул ее Джон. Заметив, что он за ней наблюдает, она покраснела и опустила голову.
– Извините... Я задумалась.
– И подозреваю, что не о Галене.
– Нет. – Она смутилась еще сильнее.
– Думаю, что на сегодня хватит, Аврора.
– Хорошо, Джон.
Когда Джон пришел впервые, он попросил, чтобы его называли по имени, потому что, как он объяснил, если его называют мастер Максуэлл, он начинает чувствовать себя старым толстым бюргером. Она хихикнула. Ей даже нравилось называть его по имени, тем более что они оказались почти ровесниками.
– Что-нибудь случилось, Аврора? Обычно вы более внимательны на уроках.
Она улыбнулась и покачала головой:
– Нет. Просто сегодня я почему-то не могу сосредоточиться.
– Во всем виновато время года. Середина зимы, скоро Рождество. Предстоят праздничные увеселения, до которых так охочи молодые девицы вроде вас.
– Вы думаете, что Констанция планирует что-нибудь устроить?
– Наверняка. Хотя, возможно, теперь ей будет трудно... – Он не договорил.
– Почему трудно? – попыталась узнать Аврора.
– Не думайте о постороннем, дитя. – Он покачал головой, всем своим видом показывая, что вопрос закрыт.
За окном потемнело, небо заволокло низкими темными тучами.
– Ну что ж, уже поздно. И кажется, скоро пойдет снег. Мне пора идти.
– Вздор! Вы сегодня поужинаете с нами.
Аврора и Максуэлл вздрогнули от неожиданности, увидев в комнате Блэклоу; оба не слышали, как он вошел. Он стоял весь в черном, принеся с собой холодную неуютность улицы.
– Похоже, на сегодня вы закончили занятия? – спросил он, чуть насмешливо приподняв бровь.
Она кивнула.
– Сегодня моя голова занята другими мыслями, – улыбнулась Аврора.
– Вы прилежно занимались последние несколько недель, так что вполне заслужили, чтобы сегодня закончить пораньше.
Его слова следовало воспринимать как похвалу. На большее нечего было рассчитывать.
– Ну так как насчет ужина, Джон?
– Не могу, Джайлз. Меня ждут другие ученики. – Он помедлил, но, поняв, что Блэклоу не поверил его неуклюжим отговоркам, согласился: – Ладно. Я остаюсь.
– Вот и молодец. – Блэклоу взглянул на Аврору: – Предупреди Констанцию, что у нас сегодня ужинает гость.
– Хорошо, милорд, – послушно проговорила она. Девушка заметила, что Блэклоу удивило ее послушание, и, очень довольная, тихо вышла из комнаты.
– Вы ей обо всем рассказали, милорд?
– Нет. Сказал лишь, что хочу сделать из нее благородную леди.
– И она ни о чем не расспрашивала?
– Пыталась.
Блэклоу осторожно положил в огонь полено и стал наблюдать, как его принялись лизать красные и оранжевые язычки пламени. Потом, вздохнув, он уселся в кресло, вытянул длинные ноги и уставился в огонь.
– Как у нее успехи? – спросил он.
Джон поднялся и зашагал по комнате, заложив руки за спину. Глядя на его типично учительскую манеру ходить, Блэклоу чуть заметно улыбнулся.
– Думаю, что весьма неплохо, Джайлз. Хотя мы занимались с ней всего несколько дней, она показала себя прилежной ученицей. Она сообразительна, схватывает все на лету. Правда, сегодня на уроке думала о чем-то другом. Но я полагаю, такое поведение вполне естественно. Вы дали ей слишком большую нагрузку.
– Ты, кажется, не одобряешь моих действий.
– То, что вы делаете, меня не касается... Просто я беспокоюсь о ней.
– Уж не думаешь ли ты, что я затеял все с какой-нибудь дурной целью? Отвечай! – Максуэлл молчал. – Можешь не отвечать. И без того вижу, что именно так ты и думаешь. Ну так знай, что ты ошибаешься.
– А что еще мне остается думать, Джайлз?
– Иногда мне кажется, Джон, что хоть ты и католик, но имеешь склад ума пуританина.
– Я такой же католик, как вы.
– Об этом я никогда не забываю, – произнес Блэклоу.
Их разговор прервала Констанция, которая вошла в комнату в сопровождении Авроры.
– На ужин у нас сегодня просто жаркое. Не возражаете?
– Звучит заманчиво, – заметил Джон. – Хотел бы я каким-то образом внести свою лепту...
– Достаточно будет вашего присутствия, – улыбнулась Констанция. – Идем, Аврора. – И они отправились на кухню.
Аврора хотела остаться с Блэклоу, но Констанции нужна ее помощь. Бетти полила жаркое подливкой и готовила гарнир.
– Разве Джон очень беден? – спросила Аврора. Она отыскала салфетки и аккуратно, чтобы не запачкать, держала их в руке.
– Да. Думаю, ему даже нечего принести с собой к ужину. Однажды он принес каравай хлеба, но, мне кажется, так один из его учеников расплатился за уроки.
– Я и не подозревала... Я знаю, что он из хорошей семьи, которая некогда была богатой.
– Как и все они, – вздохнула Констанция и жестом приказала Бетти сбегать в кладовую за сыром.
– Он, как и лорд Блэклоу, происходит из хорошей семьи?
– Не называй его лордом, дитя, – попросила вдова.
– Но он принадлежит к титулованному дворянству, не так ли?
Констанция вздохнула и поправила выбившуюся прядку волос.
– Да, так оно и есть.
Аврора обрадовалась тому, что ее догадка верна, хотя она еще более запутывала ситуацию.
– А потом настали тяжелые времена, как и для каждого из моих учителей. – Она взглянула на Констанцию, ища подтверждения, и та едва заметно кивнула.
– Я так и думала, – вздохнула Аврора.
– Ты слишком много думаешь не о том, о чем нужно, Аврора. И задаешь слишком много вопросов. Излишнее любопытство до добра не доводит. А теперь подай-ка овощи, я разложу их на блюде.
Аврора подчинилась, и вскоре они вчетвером сидели за столом. На ужин подали жаркое из говядины, заяц под пикантным соусом из трав и кореньев, маринованную свеклу, пареную репу и хлеб. Десерт состоял из яблочных пирожных, которые Аврора с Констанцией испекли еще утром.
Блэклоу привез с собой эль, выпив которого Аврора расхрабрилась и принялась задавать вопросы.
– Милорд, почему вы взяли меня из Брайдуэлла?
Разговор за столом прекратился, и все уставились на него, ожидая ответа.
– Просто осуществил сиюминутную прихоть.
– Позвольте не согласиться с вами, сэр. Вы так серьезно занялись моим обучением, что прихотью такое не назовешь. Не считайте меня глупышкой, которая верит всему, что ей говорят.
– Я не считаю.
– В таком случае – почему?..
– Не будем говорить о серьезных вещах сегодня. – Губы его дрогнули в улыбке, но глаза не улыбались.
Аврора не так глупа, чтобы продолжать расспросы, но про себя она решила, что рано или поздно получит ответ на свой вопрос.
Теперь жизнь Авроры подчинялась весьма строгому расписанию. Проснувшись утром, она едва успевала позавтракать, как появлялся готовый приступить к занятиям Джон Максуэлл или какой-нибудь другой учитель.
Сама Констанция начала обучать Аврору аристократическим манерам. Ее уроки были интереснее остальных занятий, а Констанция оказалась наставником терпеливым и упорным. Аврора с особым нетерпением ждала ее уроков. Прежде всего Констанция уделяла внимание правилам поведения за столом на тот случай, если ей придется обедать с королевой или другим высокопоставленным лицом. Констанция поведала, что нередко представители дворянства ведут себя за столом не лучше животных и что девочка, зная правила поведения, будет выделяться среди них своей изысканностью. Аврора теперь научилась элегантно раскланиваться и музицировать, что, по мнению Констанции, просто необходимо для леди так же, как флиртовать. Авроре сказали, что при дворе ценится еще умение играть в карты, особенно в брелан, примеро, ноди и другие азартные игры.
– Некоторые мужчины не слишком одобряют, когда дамы играют в карты, – пояснила Констанция, – но всегда лучше уметь, чем не уметь.
Иногда по вечерам они вчетвером играли в какие-нибудь игры. Ей особенно нравилась игра в вопросы и ответы, в которую лучше всех играл Блэклоу. Но когда Констанция предложила сыграть в «сними перчатки», Блэклоу в притворном возмущении всплеснул руками и вышел из комнаты. Аврора взглянула на Констанцию, не поняв, в чем дело. Ей все игры очень нравились.
– Игра заключается в том, что кто скорее снимет перчатки при произнесении определенных слов, тот и выигрывает, а Джайлз не считает ее серьезной. – У Констанции лукаво поблескивали глаза, она явно забавлялась. – Но ведь он не придворная дама и не знает, что при дворе от леди меньше всего ожидают серьезности.
Блэклоу учил Аврору играть в шахматы. Она проигрывала все игры подряд и приходила в отчаяние, считая, что никогда не сможет овладеть этим искусством. Но Блэклоу похвалил ее, сказав, что для начинающей она играет совсем неплохо, хотя его слова ее не утешили.
Но вскоре от неудач за шахматной доской ее внимание отвлекли уроки танцев.
– Танцы являются хорошим физическим упражнением для молодой леди. Они совершенствуют ее грацию, что весьма ценится при дворе, – уведомила ее Констанция. – Считается также, умея танцевать, появляется хорошая возможность заполучить мужа.
– У меня будет муж? – удивилась Аврора.
– Думаю, что будет, – ответила Констанция, – хотя Джайлз пока ни на ком не остановил свой выбор. Разве ты не хочешь выйти замуж?
Аврора призадумалась. Она не знала, что сказать. Она, конечно, вышла бы замуж, но только в том случае, если бы полюбила. Возможно, ей о любви даже мечтать глупо. Брак по расчету более практичен, пусть даже менее романтичен.
– Я не знаю, – откровенно призналась она. – По правде говоря, я не думала.
– Ладно. Всему свое время. А пока у тебя есть дела поважнее, – заключила Констанция.
Аврора кивнула, но разговор с Констанцией оставил в ее душе какую-то тревогу.
Шли дни, и она училась всему, что подобает знать и уметь молодой благовоспитанной девице.
Не прошло и полгода, как Аврора отлично читала, писала и говорила по-французски – на языке, который ей очень нравился за возможность выразить на нем тончайшие нюансы мыслей. До приезда в Лондон она знала лишь основы арифметики, чтения и письма. Теперь ее горизонты расширились, она увидела многогранный и красочный мир, о существовании которого раньше даже не подозревала.
С момента ее приезда в Грейвуд прошло восемь месяцев. Аврора начала задумываться о том, что с ней будет, когда закончится обучение. Блэклоу тем временем стал обучать ее соколиной охоте и верховой езде.
Однажды ясным августовским днем он привел для нее лошадь – гнедого жеребца с золотистой гривой и хвостом, которого, по словам Эдуарда, выбрал для нее лично. Жеребец танцевал в узде, чуть не поднимаясь на дыбы. Аврора посматривала на него с опаской.
Блэклоу помог ей подняться в седло, легко сел на своего коня, и они отправились в путь. Как часто случалось за последние месяцы, остро ощущая присутствие Блэклоу, Аврора начинала нервничать и замолкала, боясь сморозить какую-нибудь глупость и выставить себя на посмешище. Отъехав от Грейвуда на довольно большое расстояние, Блэклоу вдруг повернулся к ней и довольно сухо похвалил:
– Ты хорошо справляешься с конем.
– Спасибо, – пробормотала она. – У меня тренер превосходный.
Его лицо на мгновение осветилось улыбкой.
– Ты права, но у тебя есть особый подход к лошадям и другим животным. Я заметил твое обращение с котенком, который никому не желал подчиняться, кроме тебя. А когда ты держала моего сокола, я еще никогда не видел его таким спокойным, как в тот момент, когда ты гладила его перья.
Щеки ее зарделись от похвалы, которой он редко ее баловал.
– Я очень люблю животных.
– Оно и видно. – Он снова оглянулся, но ничего не сказал. Интересно, о чем он подумал, но она не осмелилась спросить.
Тропа стала уже, и они были вынуждены ехать в затылок друг другу. Блэклоу ехал впереди. Она разглядывала его прямую спину, гордую посадку головы и ощущала щемящую боль где-то внутри. Ей хотелось избавиться от нее.
Как будто прочитав ее мысли, Блэклоу оглянулся.
– С тобой все в порядке, Аврора? – спросил он.
– Спасибо, все в порядке.
Вдали слышались приглушенные голоса птиц, из пруда слева доносилось кваканье лягушек. Безоблачное небо, свежий теплый воздух, рядом Джайлз Блэклоу, с которым она ехала наедине – все остальное не имело значения.
Аврора постаралась сосредоточиться на удовольствии от прогулки верхом. Они ехали уже несколько часов, а когда стало темнеть, он предложил вернуться. Уже въезжая в конюшню, она подумала, часто ли доведется им бывать наедине? Она почему-то решила, что едва ли.