Бабочка и огонь

3

Питер стоял у окна своего номера и смотрел на звездную ночь, погруженный в беспокойное ожидание. Одна мысль тревожила и мучила его: придет ли Ада? Мотивы для беспокойства у него были: хоть они и заключили сделку, но все-таки эта история здорово смахивала на фарс. Вдруг она одумается и просто сбежит от него, не дав никаких объяснений. Женская душа — потемки…

Он тяжело вздохнул.

В этот момент раздался негромкий стук в дверь.

Словно мальчишка, ждущий соседку по парте на первое в жизни свидание, он кинулся к двери, но в последний момент взял себя в руки.

Ада стояла на пороге, и лукаво смотрела на него зелеными русалочьими глазами.

— Привет!

Он очень хотел остаться спокойным и невозмутимым, но в последний момент расплылся в улыбке.

— Заходи!..

— Наверно, боялся, что я не приду? — нежным голоском поинтересовалась Ада, словно видела его насквозь.

— Нечто подобное приходило мне в голову, — сознался Питер, пропуская ее в комнату.

— Очень скоро ты поймешь, что мне можно доверять.

Она пристально и очень серьезно посмотрела ему в глаза, и от этого ее взгляда у Питера замерло сердце: она не шутила. Он даже растерялся от важности момента, не зная, что сказать, что делать дальше. Но Ада смело шла к своей цели.

— Ты уже принял ванну? Если не возражаешь, я тоже ополоснусь.

— Будь как дома. В ванной комнате висит халат. Можешь им воспользоваться…

— Спасибо, у меня с собой ночная рубашка.

Она показала на сумочку.

— Как хочешь. Все равно она тебе понадобится только на одну ночь…

На ее щеках вспыхнул яркий румянец, и Питер пожалел о том, что спорол глупость. Она пожала плечами, демонстрируя удивительное равнодушие к его неуместному замечанию, и направилась в ванную.

Ада выглядела такой красивой, юной, хрупкой, что ему стало больно… Неожиданный порыв защитить ее от житейских невзгод охватил Питера. Он тут же вспомнил, что она нуждается в защите от какой-то мегеры, и ему можно на практике доказать свою боеспособность.

Перед тем, как прикрыть за собой дверь. Ада повернула к нему.

— Прости пожалуйста, но я забыла твою… вернее, нашу фамилию.

— Стил, — немного поспешно ответил он, а затем добавил, — это фамилия моей матери.

Он не мог понять, придала ли она значение его пояснению или же проигнорировала. В его родном городке фамилии и древности рода уделяли особое внимание.

— Стил, — мягко, нараспев произнесла она и улыбнулась трогательной, почти детской улыбкой, от которой у него вдруг защемило в груди. — Ада Стил, — повторила она, как бы пробуя свою новую фамилию на вкус, и вдруг засмеялась. — Прости, но мне надо к ней привыкнуть. Сейчас твоя фамилия вместе с моим именем звучит для меня не совсем привычно.

Она переложила сумочку в другую руку и скрылась в ванной, оставив его в одиночестве.

По шороху ткани Питер отчетливо понял, что она снимает платье, и невольно представил ее обнаженной — это было прекрасно! Со стуком упали туфельки, и с легким вскриком восторга Ада встала под теплый душ.

Шум хлынувшей воды прервал его размышления. Он поймал себя на том, что чересчур внимательно прислушивается к звукам, идущим из ванной комнаты. Ему потребовалось неимоверное усилие, чтобы не распахнуть дверь и не войти к ней. Он тихо дотронулся до дверной ручки и тут же отдернул пальцы.

Боже! Питеру так захотелось заключить Аду в свои объятья, что он невольно застонал, и от досады закусил губу.

В этот момент шум воды стих. Ада закрутила кран и, тихонько напевая, стала сушить волосы полотенцем. Он застыл на месте почти в отчаянии от того, что упустил свой шанс, отступил и сел в кресло, делая вид, что читает газету.

Дверь ванной комнаты распахнулась. У Питера перехватило дыхание. Он был смущен, словно пятнадцатилетний мальчишка. Ада в нерешительности застыла на пороге, одетая в тонкую, белоснежную сорочку. Эта незатейливая полупрозрачная рубашка, легкая и воздушная, окутывала ее, подобно туману. Она стояла, опустив руки, словно сказочная фея. Мокрые волосы трогательно лежали на ее хрупких плечах тонкими мокрыми прядками, придавая ей особенно беззащитный вид.

И у этого эльфа были любовники? Да еще целых три? Да, недаром говорят, что женский вид обманчив, как погода в марте. Сейчас она казалась такой чистой и невинной, словно перед первым причастием.

Руки у Питера задрожали, он отложил газету и встал ей навстречу.

Изящная фигурка Ады казалась самым эротичным зрелищем, которое он когда-либо видел. Ада была так же совершенна и прекрасна, как древнегреческая богиня. Ее грудь высоко поднимала тонкую ткань ночной сорочки, через которую нежно темнели окружности сосков.

Молчание явно затянулось. Ада несмело улыбнулась ему и нервным движением поправила мокрую прядку, упавшую ей на лоб. Он не сказал ни слова, просто протянул руку. После секундного замешательства Ада вложила свои пальцы в его ладонь.

— Теперь я понимаю, почему ты надела именно эту сорочку, — сказал он сдавленным голосом и кашлянул. — Она очень тебе к лицу.

— В самом деле? Я всегда считала ее очень скромной.

— Это значит, что скромность идет тебе, — сказал он, негромко рассмеявшись, и очень осторожно прикоснулся к ее груди.

Она снизу вверх взглянула на него, ее зеленые глаза потемнели, зрачки расширились, как у дикого зверька.

— Мы можем выключить свет?

— Не надо. Я хочу смотреть на тебя, когда мы будем заниматься любовью.

Ада ничего не возразила, но кровь заметно отлила от ее лица.

— Я не предполагала, что буду так нервничать, — призналась она. — Видишь, я даже дрожу. Это от волнения, наверное. Ты, в самом деле, уверен, что свет нам нужен?

Он погасил лампу, и комната погрузилась в полумрак. Впрочем, луна, время от времени прикрываемая набегавшими облаками, с любопытством заглядывала к ним в окно.

— Так лучше?

— Намного, спасибо. — Ада шевельнулась. — Можно… мне лечь?

— Конечно. Почему ты спрашиваешь?

— Вообще-то я хочу пить, — сказала она и повернула назад, к ванной комнате. — Я думаю, что хотела бы немного…

Он взял ее за талию. Она взглянула на него и опустила ресницы. То был заветный, долгожданный миг, но, уже целуя ее, он скорее почувствовал, чем заметил ее слабое сопротивление. Она осталась безучастной и не ответила на его поцелуй.

Он оторвался от ее губ и тихо спросил:

— Ты ведь хочешь этого так же сильно, как и я?

— Думала, что хочу. Но теперь почему-то кажется, что я ошибалась.

— Не морочь мне голову…

Он приник к ее губам долгим страстным поцелуем. Желание овладеть ею стало мучительным, почти непереносимым. Эта женщина принадлежала ему, и он хотел ее, хотел во что бы то ни стало.

Расстегнув сорочку и оголив плечи жены, Питер страстно прижался губами к восхитительной груди, чтобы отведать это совершенство.

Ада вздрогнула, но не проронила ни звука, и только протянула руку, чтобы убрать волосы с его лба. Сумеречное сияние обручального кольца Ады отвлекло его, он нечаянно поднял глаза, и сердце в его груди оборвалось, — одинокая слезинка прочертила дорожку на ее щеке.

Питер поспешно отступил назад, проклиная себя за то, что намеревался сделать.

Мучительное желание искало выхода: он горел словно в огне, он жаждал ее тела так, как истомленный путник жаждет в пустыне глотка воды. Питер никогда не считал себя благородным или чересчур щепетильным человеком. Когда было нужно, он мог играть и против правил. Сегодняшняя ночь лишь подтвердила этот неоспоримый факт. Но, взглянув в покорные, мученические глаза Ады, передумал. Что за безумный номер он выкинул, женившись таким образом?

— Ты же хотела лечь? — только и произнес он.

Она не проронила ни слова, а только натянула на обнаженное плечо сорочку и подчинилась. Именно тогда Питер понял, что не сможет прикоснуться к ней, не сможет ранить ее душу, причинить ей боль. Во всяком случае, сейчас. Даже если это приведет к потере наследства, за которое он так рьяно сражался.

Он отвернулся и подошел к окну. Безмятежность ландшафта постепенно успокоила его душу, согрела ее, и он взял себя в руки. Только самые сильные и выносливые выживают в пустыне, — так и он, лишь благодаря своей воле и выдержке смог пройти свой жизненный путь без ощутимых потерь. Но за то, что теперь имеет, он заплатил слишком высокую цену.

И платит до сих пор.

— Питер?..

— Спи, моя радость, — откликнулся он, не оборачиваясь, — поговорим утром.

Он услышал шорох простыней и почувствовал легкое прикосновение ее прохладной ладони.

— Я что-то сделала не так?

— Да, — он невесело усмехнулся, — ты сделала что-то не так. Ты вышла за меня замуж, а это глупо.

— Неправда, — запротестовала Ада. — То, что я теперь твоя жена — самое умное, что я когда-либо сделала.

— Ты что, не поняла? — Питер развернулся и взял ее за плечи. — Ты еще не поняла, что произошло сейчас, здесь, этой ночью? Я… Я чуть…

Слова как будто застряли у него в горле. «Чуть не совершил гнусный поступок», — вот, что он хотел сказать.

— Не говори так, не надо, — потребовала она, прикрывая кончиками пальцев его рот. — Ты не сделал ничего плохого. Я твоя жена, и ты не должен причинять мне страдание.

— Если ты и в самом деле веришь в это, то сама напрашиваешься на неприятности. Жена ты мне или нет, я не тот человек, которому можно доверять.

— Не упрямься, — стояла она на своем. — Я спокойно доверю тебе свою жизнь. И давай-ка ляжем вместе, Питер. Я не хочу спать одна в нашу первую брачную ночь.

— Ты не знаешь, о чем меня просишь, — ответил тот.

— Может быть… А теперь пойдем, — она наклонила голову, и улыбка заиграла в уголках ее губ, убирая следы недавних слез. — Обещаю, быть паинькой.

Не желая больше препираться, Питер обнял ее, и проводил к постели. Тщательно укрыв Аду одеялом, он хотел вернуться к своему месту у окна, но понял, что не может этого сделать. И, сняв халат, лег рядом с ней. Больше всего на свете он хотел заключить ее в свои объятия, но это могло привести к беде.

— Питер?

— Я здесь, — тихо прошептал он. — Спи, дорогая.

— А ты уверен, что первая брачная ночь проходит именно так?

— Не надо говорить об этом, — сказал он и прикрыл рукой глаза. — Эти игры не для нас.

— Как знаешь. Но если ты передумаешь…

— Я не передумаю.

Наступило долгое молчание.

— Питер?

— Что?

— Я и в самом деле рада, что мы поженились.

— Я… — В первый момент он даже не знал, что сказать. — Я тоже…

Питер проснулся в тот краткий миг полного безвременья, когда ночь уже подошла к концу, но первые лучи солнца еще не коснулись вершин деревьев.

С другого края кровати слышалось легкое спокойное дыхание, и он повернул голову. Ада тревожно спала, повернувшись к нему лицом. Только тут Питер вспомнил, что женат и что эта женщина — его жена. Он стиснул зубы, чтобы не выругаться. О чем он думал, болван, женившись на этом ангелочке? Должно быть, совсем потерял голову!

Внезапно она пробормотала имя — его имя. Он ясно расслышал. Во сне Ада сбросила с себя одеяло, ночная сорочка задралась вверх, открыв стройные ноги. И он, поддавшись дьявольскому искушению, дотронулся до нежной шелковистости ее бедра, поглаживая и опускаясь все ниже и ниже… Медленно, осторожно он прикоснулся к ложбинке между ног.

Она чувствовала себя, как в раю.

А Питер закрыл глаза, пытаясь справиться с собой. Господь Всемогущий, как он хотел ее! Еще сильней, чем ночью. Ведь, в конце концов, жена она ему или не жена? Да он может овладеть ею прямо сейчас, и никто слова ему не скажет, даже она сама.

Нет! Так не годится. Какой же он низкий человек! Какой мерзавец! Призвав всю свою силу воли, он убрал руку, и открыл глаза.

И встретился с сонным взглядом Ады.

В ее глазах цвета весенней зелени сквозило лукавое любопытство, и он застыл, пытаясь сохранить равнодушный вид. Ада смотрела на него, не мигая, как ребенок, доверчиво и просто. Нежный утренний румянец расцвел на ее щеках.

— Доброе утро, мистер Стил, — поздоровалась она и подвинулась к нему поближе.

— Доброе, миссис Стил, — ответил он немного хриплым со сна голосом. — Как вам спалось?

— Неплохо. Спасибо, что приняли мое приглашение. Спать вдвоем намного веселее, чем одному, не так ли?

Ее глаза лучились весельем.

— Я не очень хотел этого.

— Что же изменило ваши намерения?

— Вы так мило попросили, что я не смог отказать.

В ответ Ада засмеялась и откинулась на подушки. Легким движением она распахнула сорочку, шаловливо открыв грудь. Та была чудесна — высокая и округлая с задорно торчащими сосками. Не в силах удержаться, Питер накрыл ее ладонями. Ада опустила длинные ресницы и глубоко вздохнула, сладострастно выгнув спину. Волна опаляющего желания накрыла их с головой, и мир вокруг сузился до встретившихся обжигающих губ.

Словно опомнившись, Питер оторвался от ее жаркого тела и посмотрел Аде в глаза, словно умоляя о пощаде. Молчание затянулось. Оба сгорали от страсти, но переступить невидимый порог было не в их силах. Они не могли встать с постели и разойтись, но и кинуться в объятия друг к другу тоже не смели. Между ними была стена, попрочней китайской.

— Не останавливайся, — наконец жалобно попросила Ада и попыталась улыбнуться.

— Ты что, смеешься? — произнес он сквозь зубы.

— Я больше не боюсь.

Он приподнялся над ней на локте.

— Ты отдаешь себе отчет? Я ведь не машина — хочешь, завела, а хочешь, отключила. Я могу потерять голову.

— Ты не сможешь причинить мне душевную боль.

— Ты уверена?

Питер рассмеялся, но, судя по всему, шутка далась ему нелегко.

Ада прижалась к нему сильнее, чувствуя, как напрягается его тело.

— Не надо, — только эти два слова с трудом сорвались с его губ.

— Я доверяю тебе, Питер…

Кровь ударила ему в голову, он больше не мог сдерживаться. Одним движением Питер прижал ее к постели. Их тела разделяла только сорочка, которая была очень непрочным препятствием. Увидев растерянность на лице Ады, он горячо прошептал, давая ей шанс к отступлению:

— Ну, что? Ты по-прежнему не боишься?

По ее лицу пробежала легкая тень, но тут же исчезла.

— Я нужна тебе, дорогой… — Она немного приподнялась и ласково провела ладонью по его подбородку и щекам. — А ты нужен мне.

Ада коснулась пальчиком его губ и стала гладить мускулистое тело от груди к животу. Учащенно дыша, он схватил ее за руку.

— Прекрати! Я не могу… Я не должен…

— Ответь мне только на один вопрос. Если я скажу: перестань, мне больно — ты перестанешь?

Он удивленно кивнул.

— Конечно.

— Тогда, — она улыбнулась сияющей улыбкой, — я хочу заключить с тобой сделку. Если мне будет больно, я дам тебе знать. Но, если я причиню тебе боль, подай мне знак тоже. Хорошо?

— Ты это серьезно?

Он удивлялся все больше и больше.

— Разве такими вещами шутят? — Своими чистыми глазами она смотрела ему прямо в душу. — Я доверяю тебе, Питер…

Так просто и так возвышенно!.. Так невинно и так доверчиво!.. Эти слова в один миг разрушили ту каменную стену, которую он всю жизнь воздвигал, отгораживаясь от людей.

С первой же минуты их знакомства он желал ее. Питер никогда себя не обманывал: он не относился к тому типу людей, которые маскируют похоть сладкой ложью, нет, он всегда был прямолинеен и честен, как с собой, так и с женщинами, брал то, что хотел, безо всяких сомнений и уходил восвояси — с чистой совестью. Свободным, как птица в полете. Это было его кредо на все времена.

Но с Адой…

Он так не мог. Не мог овладеть ею с бессовестным пренебрежением. Она была не похожа на его прежних женщин. Те знали, на что шли, и если даже поначалу на что-то и надеялись, он быстро разуверял их в этом.

— Значит, я вызываю у тебя доверие?

— Да, дорогой.

— Если ты захочешь, чтобы я остановился, скажи мне, и я перестану… Только сделай мне одно одолжение.

— Какое?

— Не жди слишком долго, потому что не стоит очень уж полагаться на надежность моих предохранительных батареек.

— Они тебе не понадобятся, — ее смех возбуждал и ласкал, — обещаю.

И обхватив его за плечи, Ада стала дарить ему один поцелуй за другим.

Они растворились в чувственном мареве, в слиянии губ, в объятиях, поцелуях… Питер страстно ласкал ее обнаженное тело, готовое дарить и принимать любовь.

— Питер… Питер… — Она с трудом переводила дыхание. — Ну, пожалуйста…

— Чего ты хочешь?.. Скажи… Я должен знать…

Он прижал ее к постели еще крепче, исступленно целуя глаза и плечи.

— Подожди, — в смятении простонала она. — Сейчас… Еще немного…

В голове у Ады все так смешалось и перепуталось, что слова больше не имели значения. Ничто уже не имело значения, все потеряло смысл, кроме ласки его волшебных губ…

— Ты хочешь, чтобы я остановился? — Голос Питера звучал все настойчивей. — Только не играй со мной, слышишь! Ты этого хочешь?

— Нет, нет! Питер, не останавливайся! — и с неожиданной силой и страстью Ада прильнула к нему всем телом. — Только не останавливайся, дорогой. Делай, что хочешь, я твоя…

Он целовал ее с восторгом первооткрывателя, попавшего в край дикой, неведомой красоты, и упивался ответными поцелуями.

Ада уже не помнила себя от страсти, неукротимое пламя опалило ее и лишило последней капли благоразумия. Желание превратилось в невыносимую пытку, которую не было сил переносить.

— Питер!

Ада почти всхлипнула, умоляя о пощаде.

— Сейчас, солнышко мое, сейчас…

И словно почувствовав, что она достигла края, и больше не может ждать ни секунды, он развел бедра девушки, и вошел в нее быстро и сильно, негромко вскрикнув от счастья… Но в этот высший миг утоления страсти, точно молния, его пронзила мысль: Боже Всемогущий, она невинна!

— Ада… ты…

— Все хорошо, милый, — прошептала она, — все хорошо. Разве ты не понимаешь?..

Ну, конечно, он понимал. Боль, причиненная им, была ничем по сравнению с небывалым наслаждением. Боль стала радостью, желанием, которое жаждало удовлетворения. В отчаянии она приподняла свои бедра в страстном призыве завершить то, что он начал. И Питер, даже если бы очень захотел, не мог подавить эту самую великую из человеческих потребностей.

— О, господи, помоги мне, помоги ей…

Он закрыл глаза, и последняя осторожность покинула его.

Сгорая на божественном огне и забыв обо всем на свете, они бросились в пучину страсти, сливаясь телом, сердцем и душой в единое целое. И с первыми лучами солнца, в его золотом сиянии они, точно заново рожденные, обрели наивысший восторг и умиротворение…

Ада не знала, как долго они пролежали в объятиях друг друга. Дыхание их постепенно выровнялось. На смену необузданной страсти явился холодный рассудок. Питер первым пришел в себя.

— Ты была девственницей, — немедленно обвинил он жену, освобождаясь от ее объятий и вставая с постели.

Ада рассеянно провела рукой по яркому пятну на влажной от их любовных игр простыне.

— Я не думала, что ты это заметишь.

— Ах, ты не думала?.. — возмущение в его душе боролось с недоверием.

— Разве это что-нибудь меняет?

— Мы уже обсуждали этот вопрос у Спайсеров, — раздраженно сказал он, надевая халат, — и я ясно дал тебе понять, что не хочу жениться на девственнице.

— Но… Прости, Питер, это же смешно. Согласись, в данный момент меня трудно назвать девственницей.

На щеках Ады зажглись пятна румянца.

— Не надо делать из меня идиота. Девственница — это не только физическое состояние, но и состояние души. У меня нет опыта общения с невинными девушками.

— Лиха беда начало, — промолвила она с озорной усмешкой. — И, как я уже сказала, это больше не предмет твоих опасений.

— Я говорю о другом! — Его возмущение нарастало. — Ты лгала мне! Ты сказала, что была помолвлена три раза!

— Это правда! Я и в самом деле была трижды помолвлена.

— И ни один из них… никогда?..

— Ни один, — подтвердила она, — и никогда.

— Невероятно! — Он был изумлен. — Но это не меняет сути дела! Мне нужна опытная женщина. Мне необходим человек, который смог бы в суде признаться, что я… что мы…

— Что мы?.. — Она склонила голову набок. — Что?..

— Что мы…

В этот момент в дверь номера громко забарабанили:

— Тетя Ада! Тетя Ада! Просыпайся!

— Кто это, черт подери? — Питер замер и бросил на Аду пристальный взгляд. — Кто-то, о ком я должен знать? Или — не должен?

Ада смутилась и растерялась. Она вполне справедливо полагала, что раздражение Питера по поводу ее невинности — это всего лишь легкий ветерок по сравнению с той бурей, которую вызовет предстоящая новость. Собрав все свое самообладание, она осторожно улыбнулась.

— Это и есть мое наследство.