Дверь спальни с шелестом распахнулась, впуская внутрь звон посуды и тихие голоса. Лилия села на постель рядом с Гардом и провела пальцами по его волосам.
— Гардо-ли, — ласково произнесла она. — Просыпайся. На работу опоздаешь.
Чёртова дверь! Впустила, несмотря на приказ!..
Гард с трудом разлепил веки и, сощурившись, посмотрел на свою невесту. Дверь должна была открыться только в случае страха... или горя.
— Что случилось? — спросил он хриплым со сна голосом и приподнялся на локте. — Что-то с отцом?
Лилия тревожно оглянулась.
— Всё по-прежнему. Доктор только что ушёл.
— Тебя что-то беспокоит, — уверенно сказал Гард, садясь в постели. Одеяло соскользнуло с него, открывая крепкий, непривычно крепкий для гладира торс.
Лилия с улыбкой пожала плечами, но голос её дрожал.
— Всё в порядке. Правда. Сегодня узнала: я не беременна. Но у нас ещё вся жизнь впереди. Так что ничего страшного.
Она подняла голову, словно ожидая, что слёзы затекут обратно, но вместо этого они покатились по щекам. Гард со вздохом утёр их большими пальцами. Несмотря ни на что, ему стало легче.
Молча он подцепил со стула свою рубашку и, накинув её, пошёл к шкафу — приводить себя в порядок.
— Ступай вниз, — велел он, не оборачиваясь к девушке. — Я сейчас спущусь.
Тихой тенью выскользнула она из комнаты, оставив Гарда одного, и он, выслушав ровно двенадцать шагов вниз по ступенькам, тяжело выдохнул. Облегчение ненадолго — это не было секретом. Пройдёт ещё неделя-другая — и она снова найдёт способ уговорить его ещё на одну попытку.
Гард ударил кулаком по дверце шкафа и, приняв твёрдое решение сегодня же разорвать помолвку, пошёл в столовую — завтракать.
За столом все молчали. Только двухлетняя малышка, дочь маминого брата, дяди Отиса, бубнила себе под нос неразборчивые речи.
— Гардо, — сказала бледная мать, — отец просил тебя зайти.
Он кивнул. Мама не спала ночами, сидела рядом с отцом, не отступая от него ни на шаг и помогая врачу. Старая хворь одолела главу рода Ума.
— Это ты, Гардо? — с трудом проговорил отец. Его сил не хватило даже на то, чтобы поднять голову. — Проходи скорее.
Гард не узнавал его. Ещё совсем недавно полный сил, теперь он создавал впечатление живого мертвеца с землистым цветом кожи и отёкшими руками. Слова, заранее подготовленные, застряли у Гарда в горле. Как можно расстраивать отца, когда он в таком состоянии?
— Ближе, — прохрипел отец. — Нас никто не должен слышать. Ты один?
— Я один, пап, — Гард сел на пол у кровати, так что лицо его было совсем рядом с головой отца. — Я здесь.
— Хорошо... — тот зашёлся кашлем, отхаркивая крошечные сгустки крови, и сердце Гарда сжималось от боли и страха. — Наверное, я должен был рассказать тебе раньше... но теперь уже поздно. Беги, Гардо. Сегодня же. Уходи из Садов. Навсегда.
— Что?..
«Верно, у отца начался бред, — думал Гард. — Он не понимает, что говорит. Неужели хворь отнимает у него разум?»
— Гардо-ли, — отец коснулся пальцами его виска. — Мне осталось недолго, я чувствую это. Не сегодня, так завтра отойду к праотцам... Это ничего, такова жизнь. Но тебе нельзя вступать в наследство.
— Я не понимаю, — Гард покачал головой. — Но кто, если не я?
— Вся надежда была на Роя, — прокашлявшись, пояснил отец. — Тебе нельзя. Сок Глада убьёт тебя. Ты полукровка, Гардо...
Он опешил. Приоткрыл было рот, чтобы возразить, но не нашёлся, чем именно.
— Как так? — только и смог спросить Гард.
— Твоя мать... человек... Прекрасная, умная женщина... — Лицо отца исказилось. — Мне пришлось забрать тебя. Полукровки по отцу больше похожи на гладиров, чем на людей. Прости...
Гард отвернулся. Сердце взволнованно стучало, но теперь всё встало на свои места.
— Мама знает?
— Нет. Она думает, — отец усмехнулся, — что ты — сын какой-то безродной... служки... или вроде того...
— Вот зачем тебе так нужно было меня женить на Лилии! — Гард провёл руками по длинным светлым волосам и коротко рассмеялся. — Думал, мои дети успеют занять твоё место!
— У них были бы хорошие шансы, — слабо улыбнулся отец. — Уходи. Бросай всё. Инсценируй самоубийство, похищение — что угодно. Уходи к людям. Люди примут тебя.
Он закашлялся, а Гард смотрел в чуть приоткрытое окно, и не находил слов для ответа.
— Сын... никто не знает. И ты не говори никому. Иначе кара коснётся всей семьи...
— Но если я уйду, то без рода, без имени, без поместья останется вся семья! И мама, и бабушка, и дядя Отис...
— Если ты погибнешь во время принятия наследства, они тоже останутся без крова! — отрезал отец, и голос его сорвался в конце. — Иди! — махнул он рукой, закашлявшись. — Иди!
Гард встал с пола и попятился к выходу, не в силах отвести взгляд от умирающего отца.
Похоронили его три дня спустя. Лилия тенью следовала за Гардом всё это время, словно решив взять его измором, но он не обращал на неё ни малейшего внимания. Его мысли были далеко.
Погода испортилась, словно подпевая его настроению, небо заволокло тёмными серыми тучами, Глад почти не показывался из-за них, а ветер то и дело шумел кронами деревьев. После похорон Гард долго бесцельно ходил по городу, пока не вышел на центральную площадь. Здесь, на недавно возведённом эшафоте стоял на коленях мужчина-гладир, и один из ищеек зачитывал ему приговор. Предательство родины. Сношение с людьми.
Гард отвернулся и поспешил прочь. Надо было спешить. В Садах его ждала только смерть: либо на эшафоте, либо от сока Глада.
Третьего не дано.