Бедная богатая девочка

2

Весеннее утреннее солнце слепило глаза. Вокзальная площадь была полупустой. Эмили, светлая и торжественная, словно перед алтарем, стояла на перроне и улыбаясь смотрела на город, который покидает.

Сегодня она почему-то нарядилась, словно на первый экзамен, и была сама на себя не похожа. Длинные темные волосы были забраны в пучок, и правильные, классические черты лица казались слишком строгими, а глаза — немного печальными. Белая в горошек блузка (Мишель говорила, что в ней Эмили похожа на старую деву) ярким пятном выглядывала из-под пальто, а завершали наряд туфли из белой кожи.

Иден одобрительно оглядела ее и кивнула, будто соглашаясь с невысказанной мыслью.

— Ну что ж, вот так все вышло. Будь счастлива, Эми.

— Мам, ну что ты, ведь это ненадолго.

— Да-да.

Словно пытаясь оправдаться, Эмили кивнула на небольшую дорожную сумку, стоявшую возле ног.

— Я скоро вернусь. Смотри, как мало вещей. Мы еще не раз увидимся, прежде чем я перееду туда навсегда.

— Когда бы ты ни забрала последний мольберт со студии, «навсегда» происходит именно сейчас.

— С чего ты взяла? — наивно подняла брови Эмили, хотя в глубине души понимала: врать не получается.

— Ты прощаешься с городом. Не пытайся обмануть ни себя, ни меня. Твое сердце уже в Нью-Йорке.

— Мама, ну какое это имеет значение?

— Я остаюсь одна. Да… наверное, я это заслужила.

— Скорее захотела.

— Может быть. В любом случае я желаю тебе удачи, Эми.

— Спасибо, мама.

Обе немного помолчали. Иден выпрямилась.

— Знаешь, я лучше пойду. Иначе расплачусь. А нам обеим это ни к чему.

— Хорошо, иди. — Эмили неловко улыбнулась, шагнула было обнять мать, но смутилась и передумала. — Я тоже желаю тебе удачи, мам.

Несколько секунд они смотрели друг на друга.

— Ну, пока.

— Пока.

Иден пошла прочь по длинному перрону, а Эмили шагнула к дверям вагона. Ей хотелось плакать. Да что там плакать — рыдать в голос. Это невозможно, это нелепо и не умещается в голове: впервые в жизни она остается совсем одна. Без матери. И Иден — тоже одна. Они обе не выносят одиночества и сознательно обрекают себя на него. Зачем?

Зачем она уезжает? Какая призрачная свобода манит ее, какие призрачные надежды и иллюзии не дают покоя? Чушь. Все это чушь! Нет ничего важнее внутреннего голоса, а он сейчас кричит, он душераздирающе вопит: оставайся!

Эмили обернулась — маленькая хрупкая фигурка матери быстро удалялась. Она шла не оборачиваясь, как всегда расправив плечи и высоко подняв голову.

Нужно остаться! Нельзя бросать ее! И она уже сделала было решительный шаг, как вдруг почувствовала, что кто-то сзади сжал ее плечи, и чуть не упала от неожиданности.

— Что за черт!

Она резко обернулась, готовая растерзать глупого шутника, но гнев мгновенно испарился: перед ней стоял Ричард. Собственной персоной.

Они давно не виделись, и теперь, несколько месяцев спустя, он показался ей еще красивей, чем раньше. Ослепительная белозубая улыбка его как всегда обезоруживала, под тонкой тканью толстовки играли сильные мускулы, и Эмили хорошо знала, что на ощупь они гладкие и упругие. И глаза. Его глаза всегда сводили ее с ума. В них была страсть, лукавство, какая-то надежда, иногда робость и наивность и много, много глубины. Они казались Эмили бездонными. Для мужчины, демонстрирующего одежду в глянцевых журналах, это не совсем подходящие глаза.

С ответным восхищением оглядев ее с головы до ног, он присвистнул.

— Ты потрясающа в новом амплуа бизнес-леди! Я тебя обожаю! — И, не дав ей опомниться, он обнял и поцеловал ее в волосы.

— Зачем ты пришел? — Эмили раздраженно бросила сумку ему под ноги, пытаясь таким образом создать хоть какую-то преграду. — Зачем ты меня ищешь? Я сказала тебе позавчера…

— Ну что ты, девочка! Успокойся.

— Я не желаю тебя видеть, Рич. Мы больше не друзья.

Он приподнял ее за плечи, заглядывая в глаза.

— Это стало слишком серьезно для тебя?

— Нет! Отпусти.

— Эми, я не думал, что ты придаешь такое значение нашим встречам. Честно. Я думал, у нас так… по-приятельски.

Она отвернулась.

— Рич, мне надо идти. Поезд сейчас отправится. И давай договоримся: это большой город и там достаточно дорог, по которым можно ходить не пересекаясь.

— Я бы рад, но…

— Рич, я серьезно!

— Видишь ли, Эми… — на щеках его заиграли ямочки, — я тоже еду в Йорк.

— Ты говорил.

— Значит, на несколько часов пути наши уже пересеклись.

— Послушай, мы взрослые люди и можем… Подожди… Ты едешь в Нью-Йорк?

— Да-да. — Он откровенно улыбался, ожидая, когда до нее дойдет смысл его слов.

— Ты сейчас едешь в Нью-Йорк?

— Да, милая. На этом самом поезде.

Эмили пошатнулась.

— Так что, как видишь, я не преследую тебя. Просто пришел занять свое место в вагоне второго класса.

Она сосредоточенно сдвинула брови.

— Второго?

— Да. Ты, конечно, едешь первым?

— Разумеется.

— Ну вот, Эми, еще одно доказательство, что наши пути пересеклись случайно. Если бы я знал, что ты поедешь, то не стал бы экономить и купил билет рядом с тобой. Но я могу прийти к тебе в купе, мы закроем дверь…

— Ричард!

Он захохотал.

— Ну не злись, не злись. Я пошутил. Хорошо, я принимаю твое требование. Давай попробуем не встречаться в Нью-Йорке. Только я сомневаюсь, что это получится.

— Почему?

— Хотя бы потому, что наш путь туда уже оказался совместным. Ха-ха-ха. Не грусти, Эми. Еще увидимся! — С этими словами он убежал в другой вагон, подхватив на лету свою небольшую сумку.

Эмили с досадой топнула ногой, глядя ему вслед. Он просто невыносим! Еще и издевается! Скорее всего, ему прекрасно известны ее чувства (Иден всегда говорила, что по ее лицу можно читать, как по книге) и теперь он решил поупражняться на ней, как нужно грамотно сводить девушек с ума. Как будто у него и без того недостаточно поклонниц!

— Мисс, вы едете? — услышала она голос словно из другой реальности. — Поезд отправляется.

— Что? Да, конечно. — Она зашла в вагон. Вот так всегда. Стоит ей только задуматься о Ричарде, и она забывает, где находится, зачем пришла и что нужно делать. Словно впадает в гипноз, выйти из которого потом чрезвычайно трудно.

Скрипнув зубами, она направилась в свое персональное купе — архаичное удобство, придуманное в незапамятные времена. Если скоростной поезд идет три с половиной часа, зачем закрываться в отдельном купе?

Но за время пути можно переделать множество полезных дел. Например, почитать. Или помечтать. Рич предложил уединиться в купе. Хорошая шутка. Только им не хватит времени до Нью-Йорка. Вот если до Лос-Анджелеса и обратно… И не в силах больше сдерживать переживания, Эмили всхлипнула.

Когда же это кончится? Неужели все сначала? Рич…

Это нельзя было назвать любовью, да Эмили и понимала, что не любит его. Это нельзя было назвать увлечением, потому что просто увлечение не отнимает у людей столько душевных сил и не приносит столько муки.

Но и страстью это тоже назвать было нельзя. Страсть имеет обыкновение проходить или по крайней мере ослабевать со временем. Их с Ричардом отношения были чем-то иным, не поддающимся определению, не вписывающимся ни в какие земные законы физики и логики.

Пожалуй, отчасти он был прав, называя это дружбой. Потому что основную часть календарного времени они просто общались как хорошие приятели. Болтали на разные темы, избегая лишь одной заветной, которая заставляла Эмили глубоко страдать, а Ричарда как будто не интересовала вовсе.

Но проходило какое-то время, и, случайно встретившись в одной компании в каком-нибудь клубе, оба безнадежно понимали: снова оно. Какая-то дьявольская искра проскакивала между ними, и вот уже, не помня себя, не видя никого вокруг, они, как два шамана, начинали свой колдовской танец. Это был красивый танец-поцелуй, не оставлявший им выбора: больше они не принадлежали себе и были не вправе распоряжаться собственной судьбой.

Так начинался новый виток страсти, который никогда не обманывал и неизменно приводил к одному и тому же: едва успев вбежать в квартиру Ричарда, они набрасывались друг на друга.

Это было что-то магнетическое, это было полное соответствие, физическое и душевное, это была любовь длиною в несколько суток. Они оставляли друг друга лишь на короткий сон и еду, чтобы не умереть от истощения. Потом их тела снова обретали друг друга и сливались в единое целое. И это казалось самым естественным, самым правильным и даже единственно возможным, как дышать или смотреть. Как жить. Потом проходила неделя, иногда — больше, и, насытившись друг другом, они надолго разбегались, ограничивая общение лишь редкими звонками.

У него были другие женщины, очень много женщин. Эмили тоже отваживалась иногда заводить других мужчин, но никто и никогда в ее глазах не был даже бледной тенью Ричарда.

Это была болезнь. Но вместе жить они не хотели и заводить серьезных отношений — тоже. И каждый понимал, что это правильно.

За два года она выплакала много слез, выкурила много сигарет, сменила трех докторов. Ничего не помогало.

Все что угодно, только не Ричард! — твердила она себе как заклинание. Но проходили очередные три-четыре месяца, и все начиналось снова…

Возле двери ее купе послышалось какое-то шевеление и голоса. Эмили открыла глаза, словно возвращаясь из сна, и с тоской уставилась в окно. Что с ней происходит? Почему жить стало так мучительно? Дома ей плохо, вне дома — еще хуже, с Ричардом жить невыносимо, без него — хочется лезть на стенку. Где истина? Где та золотая середина, которая заставит ее успокоиться и поселит в сердце долгожданный мир?

Дверь распахнулась. Эмили увидела спину носильщика багажа, который без всяких комментариев, не замечая ее присутствия, тащил что-то большое и явно тяжелое.

— Осторожно! — послышалось из коридора. — Тут бьющиеся предметы. Заносите аккуратней. Вон туда.

Эмили мелко заморгала, поднимаясь с дивана. Двое мужчин в униформе внесли огромный чемодан и теперь пытались пристроить его к противоположной стенке.

— Простите… — начала было Эмили, но мужской голос, обладателя которого все еще не было видно из-за двери, повторил:

— Да-да, лучше здесь. Не заталкивайте слишком далеко. Спасибо.

Эмили стояла возле окна, растерянно глядя на происходящее. Может, она ошиблась и заняла не свое место? Нет, все правильно. К ней решили кого-то подсадить? Такого тоже не может быть: в купе первого класса не предполагается других пассажиров, кроме того, кто оплатил билет. Странно. И где, наконец, виновник этого недоразумения? Она непроизвольно вытянула шею и растерянно попятилась к окну, когда мужчина вошел.

Он был не слишком высок, широк в плечах и, как показалось Эмили, уже не молод. Бегло оглядев ее, словно предмет, не заслуживающий внимания, он бросил:

— Девушка, принесите мне кофе и что-нибудь поесть на ваше усмотрение. И побыстрее, пожалуйста.

— В каком смысле? — почему-то испуганно спросила она.

Он снова посмотрел на нее, ослабляя галстук и удобно располагаясь на диване.

— Ну как, в каком? У вас же, наверное, есть меню?

— Наверное, есть, — совсем растерялась Эмили. — Но не у меня.

Взгляд его стал участливым.

— Надеюсь, у вас все в порядке?

— Ну, если исключить ваше появление, то все в порядке.

Он продолжал смотреть на нее и, очевидно, пытался сообразить, что происходит. Эмили кивнула на его багаж.

— Это все ваше?

— Мое.

— А где оно раньше было?

— В аэропорту. — Он поперхнулся. Похоже, ему в голову пришла мысль о сумасшедших проводницах. — А что?

— Нет, просто когда я вошла в купе, ни вас, ни чемодана не было. И меня никто не предупредил.

— Это неудивительно. Мы полчаса тащили его по вагону. А там… антиквариат.

— О, антиквариат, это интересно.

Он нетерпеливо вздохнул.

— Давайте вы сначала принесете кофе и какой-нибудь салатик, а потом, если хотите, поговорим.

— Мне очень не хочется вас разочаровывать, но… это точно ваше купе? Вы билет видели?

— А при чем здесь… — Он замолчал, глядя на нее и, кажется, начиная о чем-то догадываться. — При чем здесь билет? Наверное, мое. Я же не знаю. Куда внесли чемодан, туда я и пошел. Простите, а вы кто?

— А вот на моем билете написано, что оно мое. — Она достала из кармана юбки многослойный билет с голограммой и помахала им перед носом мужчины.

— То есть вы не…

— То есть я ничем не могу вам помочь насчет салатика и кофе. Я здесь не работаю.

Он побледнел и принялся ощупывать карманы в поисках билета:

— Я так и знал!

— Я заметила.

— Сейчас, минуточку. Это, наверное, недоразумение. Я принял вас за проводницу.

Только теперь Эмили разглядела его как следует. Нет, он не такой уж старый. Скорее всего, лет тридцать пять — сорок. Чувствуется примесь какой-то южной крови: слишком яркие черты лица и черные глаза. Явно не беден и явно любит спорт. Только вот все-таки небольшого роста. Если встать на каблуки, он будет даже ниже ее.

Эмили одернула себя: что за бред! Она как будто примеряет его к своим каблукам. Однако было бы забавно пройтись с ним под руку, да еще с чемоданом, полным антиквариата. От этой мысли она непроизвольно улыбнулась.

— Знаете, — растерянно проговорил он. — А я, по-моему, и правда ошибся. Это пятое место?

— Да.

— А у меня шестое. Что же делать?

Эмили пожала плечами.

— Ну, если хотите, я позову проводницу.

— Ни в коем случае! Этот чемодан нельзя лишний раз передвигать. Может, вы… Может, если у вас немного вещей, я помогу вам перенести их в свое купе? Мы просто поменяемся местами. — Он был сильно растерян.

Эмили снова улыбнулась.

— Я сама справлюсь. У меня маленькая сумка.

— Впрочем… Прежде всего, я должен извиниться. Я принял вас за проводницу. Какая нелепость!

— Ничего, бывает.

— Как же я сразу не разглядел. На вас нет беджа, к тому же ни проводницы, ни официантки не носят таких дорогих туфель…

Непроизвольно оба опустили глаза на ноги Эмили, и она тут же шагнула в сторону, спрятавшись за угол чемодана.

— Да все в порядке. Это не вы виноваты, а носильщики.

— Но я должен был проконтролировать, куда они доставят мои вещи. Хорошо, что вы… а то мне могли бы закатить такой скандал! — Он смущенно провел ладонью по лбу. — О господи! А я еще и покрикивал на вас! Простите.

— Да перестаньте. — Эмили рассмеялась. — Думаю, если как следует порасспросить настоящую проводницу, она могла бы сказать, что повидала здесь всякое и вы далеко не самый плохой пассажир.

Он шагнул к ней и встал рядом, так, что их глаза оказались на одном уровне.

— Чем я могу загладить свою вину? Хотите, позавтракаем вместе?

Эмили немного отодвинулась, со странным удовольствием отмечая, что он вовсе не маленький, а если слезть с каблуков, то будет даже чуть выше ее.

— Ну? Вы согласны? У меня в сумке… нет-нет, не в этой! А в нормальной дорожной сумке лежит испанское вино, знавшее еще моего прадеда. Давайте попробуем.

Эмили растерялась. Она сегодня отнюдь не была настроена на компанию, напротив — собралась уединиться в купе, пусть даже соседнем, и предаться мучительным воспоминаниям.

— Я думаю, не стоит.

— Почему? — искренне изумился он. — Мое общество кажется вам неподходящим после всего случившегося?

— Да нет. Просто я сегодня вообще не ищу общества. Мне хотелось побыть одной. Но если хотите… — Эмили окончательно оробела. Что это с ней происходит? Мужчина как мужчина, воспитанный, вежливый, вовсе не нахал, как Ричард и другие ее молодые друзья, а она растерялась. — Наверное, вы берегли это вино для кого-то еще и явно не собирались открывать его в поезде.

— Глупости! И давайте будем считать, что вы согласились.

И не оставив ей шансов возразить, он отвернулся и склонился над небольшой сумкой. Эмили молчала, с любопытством глядя на его широкую спину и пытаясь угадать возраст своего странного попутчика. Казалось все время по-разному: то тридцать с небольшим, а то и все сорок пять.

— А вы подумали, что я везу целый чемодан испанского вина и называю его антиквариатом?

— По крайней мере, это объясняет, почему вы запрещаете его кантовать. Я бы тоже волновалась, если бы от аккуратности носильщиков зависела судьба испанского вина, видавшего еще моего прадедушку.

— Нет, вина у меня, к сожалению, не так много, — сказал он, доставая бутылку из темного стекла и усаживаясь на диван. — Ну? Вы, я надеюсь, не передумали и не станете убегать в соседнее купе?

— Что же с вами делать, — улыбнулась Эмили. — Сдаюсь.

Уже после первого глотка она почувствовала, что пьет действительно что-то очень вкусное и необычное.

— Вы не соврали, прекрасное вино!

— Да. Пару-тройку веков назад такое подавали к столу при дворе. А темпераментные герцоги и герцогини не брезговали использовать его как орудие мести.

— Подсыпали яд? — с наигранным ужасом сказала Эмили, демонстративно отодвигаясь подальше.

Он замахал руками.

— Нет-нет-нет, милая… донья, можете не бояться, я не отравлю вас!

— Да, это было бы интересно. — Эмили отметила, что вино необыкновенно быстро сняло напряжение и по жилам расползлось приятное ласковое тепло. — Сначала вы заняли мое купе, потом отравили меня вином. А тело выбросите в окно?

— Нет! Упакую в чемодан. Для этого я его и вожу.

Эмили одобрительно посмотрела на огромный сундук.

— Думаю, там уже лежат трое. И для меня еще вполне хватит места.

Они рассмеялись. И хотя беседа принимала не совсем обычный оборот, ей нравилось шутить с этим мужчиной. Он был по-своему мил. И даже забавен. Во всяком случае, с каждым глотком вина становился все лучше и лучше.

— А теперь расскажите о себе. О, я совсем забыл. Ну как я мог себе такое позволить?!

Эмили участливо посмотрела на него.

— Вы все-таки жалеете, что открыли вино?

Он театрально вздохнул, опуская глаза, в которых проскочили искорки лукавства.

— Никогда себе не прощу! Мы уже полчаса сидим и даже не знаем имени друг друга!

— Да, это нехорошо.

— Итак, вас зовут…

— Меня? — На лице Эмили отразился искренний испуг. — Меня… зовут… Мишель! — Интересно, а с каких пор? — спросил кто-то, очевидно внутренний голос, и она, не найдя, что ему ответить, опустила глаза и покраснела. Раньше ей не доводилось сочинять так откровенно, а главное, общаться с внутренним голосом.

— Прекрасное имя! — воскликнул мужчина.

— Правда?

— Да. Мне очень приятно! — Взгляд его стал откровенно хитрым. — А я Кларк. Кларк Стайлинг.

— Мне тоже очень приятно.

— Ну… теперь мы можем продолжать разговор.

— Хорошо, — улыбнулась Эмили, а сама подумала, что оказаться собственной сестрой не так уж плохо: у Мишель по крайней мере жизнь складывается вполне удачно с общепринятой точки зрения.

— Итак, дорогая Мишель, расскажите о себе.

Она пригубила вино, чтобы окончательно прогнать робость, и сказала:

— А так полагается следующим пунктом светского разговора?

— Конечно. Хотя, мне кажется, такой девушке, как вы, быстро надоедают светские темы.

— Такой, это — какой?

Он оглядел ее от прически до туфель, которых не носят проводницы, и веско заявил:

— Избалованной деньгами, но не избалованной жизнью. Мне кажется, вас что-то мучает.

— Да. — Эмили поставила бокал на столик. Она не чувствовала ни малейшего раздражения по отношению к Стайлингу. — Это так.

Испанское вино, под стать горячим нравам предков, его производившим, рождало какие-то новые ощущения, которых раньше Эмили не знала. На секунду она и впрямь предположила, что Кларк подсыпал яду или по меньшей мере щедро сдобрил вино какими-то снадобьями.

— И что же не дает вам покоя, милая донья? Впрочем, нет. Донья — это не вы. Скорее… мм… инфанта.

— Инфанта?

— В Испании так называется принцесса. Итак, инфанта, что вас мучает?

— Мистер Стайлинг…

— Можно просто Кларк.

— Хорошо. Кларк, меня мучает вопрос: сколько вам лет?

Он захохотал.

— Смело! Для людей, которые знакомы всего полчаса… Вы меня восхищаете!

— Так же смело, как и ваше заявление о том, что меня что-то мучает, — вывернулась Эмили. — Просто вы напрашиваетесь на доверительный разговор, и я считаю, что он должен быть обоюдным.

— Согласен.

— И сколько же вам?

— Мне тридцать пять. Это много или мало?

— Хм. Нормально.

— Для чего?

— Просто нормально. В смысле, я так и подумала.

— А если вы так и подумали, тогда почему вас это мучило?

Она снова подняла на него внимательный взгляд.

— Мы будем соревноваться в знаниях практической психологии?

— Вряд ли это имеет смысл. У меня заведомо больше преимуществ.

— Тогда почему вам кажется, что я не избалована жизнью? Тем более что обычно в эти два выражения «избалована деньгами» и «избалована жизнью» вкладывают один смысл.

— А я ошибся? Вы избалованы и тем и другим?

— Лучше оставим эту тему в покое, — улыбнулась она.

— Но я же назвал свой возраст.

— Я вам тоже назову свой.

— Значит, не ошибся.

Эмили нахмурилась. Зачем он пытается копаться в ее чувствах? Тут может быть одно из двух: либо он и вправду хороший знаток психологии, либо у меня на лице написано, что я страдаю. В любом случае от неприятной темы надо уходить.

Сделав над собой усилие, она улыбнулась.

— Мистер… То есть Кларк! А у вас есть семья? А где вы живете?

— Нет уж! Давайте для начала вы хоть что-нибудь скажите о себе, кроме имени.

— Например?

— Вы родом из Вашингтона?

— Нет Я из Канады. — Это чтобы не запутаться? — коварно подначил внутренний голос.

— Никогда бы не подумал! А давно вы в Америке?

— С тех пор как начала сниматься в фильмах. Сейчас я живу в Голливуде.

У Стайлинга округлились глаза.

— Вы актриса?!

— Да, — скромно потупив лживый взгляд, проговорила она. Вот так-то! Пусть знает. А то привязался со своими «избалована — не избалована»! Нечего без разрешения лезть в чужую душу.

— Значит, мне повезло.

— Да! — вдохновенно продолжила Эмили, принимая позу кинозвезды на интервью. — Вы знаете, э-э… за свои тридцать я повидала почти весь мир.

— Вам тридцать лет?

— Да. А разве не видно? Впрочем, спасибо! Мне всегда давали меньше лет на пять.

Он тактично пропустил ее реплику и продолжил:

— И в каких странах вы побывали?

— Почти во всех! Э-э… Я имею в виду цивилизованные страны. А родилась я в Канаде! Сейчас там живет моя сестра. Значит, все-таки сестра! — догадался внутренний голос.

— А… к кому вы едете в Нью-Йорк?

— К родителям! Наша большая семья перебралась в Нью-Йорк, когда мне было лет… пятнадцать. Не помню точно.

— Большая семья — это очень хорошо, — мечтательно согласился Кларк. — Вот у меня…

— Да! Вы не представляете, как я все это люблю: шумные воскресные обеды, праздники, когда в доме собирается десятка три человек, когда шумно, радостно, бегают дети и все наконец-то вместе… — Эмили прикрыла глаза, в которых начало пощипывать. — Если бы вы знали, как мне всегда этого не хватало!

— Всегда? Не хватало?

— Ну… я… имею в виду, что в Голливуде у меня всего этого нет. Я скучаю по своей семье. Вот. И еду ее навестить.

— Прекрасно. Вас, наверное, очень ждут.

— Конечно!

Два брата, одна сестра, прабабушка, две бабушки, два дедушки, несколько теток, дядьев и племянников, молча подытожил Кларк Стайлинг. И это не говоря о родителях, которые ныне здравствуют, находятся в прекрасной форме, обожают смотреть фильмы с ее участием (правда, она не сыграла еще ни одной главной роли, поэтому Кларк не имел возможности запомнить ее на большом экране). А в Вашингтоне у нее просто были дела. Да-да, дела. Ну могут же быть у человека дела!

Он смотрел на свою спутницу с искренним любопытством и даже уважением.

Красиво сочиняет, пронеслось у него в голове.

— Ну а вы? — нежно спросила Эмили. — Что вы скажете о себе?

— О, я только могу пожать вам руку.

— За что? — испугалась она.

— Не «за что», а «почему». Дело в том, что у меня тоже огромная семья.

— Да?! Вы женаты?

— Женат? Я? Конечно! И у меня это… двое детей.

Лжет! — в свою очередь резюмировала Эмили.

— О, как я вам завидую. Расскажите, как вы живете.

Кларк снова тактично помолчал.

— Ну… Мои биографические данные представляют не столь большой интерес, как ваши.

— И все-таки.

— Ну… моя семья живет в Атлантик-Сити, это недалеко отсюда. Сам я чаще живу в Нью-Йорке, где у меня бизнес… — Он вдруг внимательно посмотрел на нее. — Скажите, Мишель, а вы когда-нибудь раньше бывали в Вашингтоне?

— Нет. А почему вы спрашиваете?

— У меня такое ощущение, что я в прошлом году видел вас на одной из художественных…

— Этого не может быть! — Она решительно замотала головой, отчего прядь волос выбилась из пучка и легла на щеку.

Глаза Кларка загорелись.

— Да, точно. Вы очень похожи на одну художницу, с которой я…

— Художницу?! Но я же актриса! — На всякий случай она отвернулась. Конечно, на выставках, которые они организовывали с хозяйкой студии миссис Реймонд, приходилось общаться с таким огромным количеством народу, что этот мужчина вполне мог проговорить с ней целые полдня, а она не запомнила бы ни его лица, ни имени.

Кларк продолжал:

— Да, я интересуюсь искусством и часто хожу на выставки. Вашингтон — город чиновников, но иногда и там попадаются интересные живые люди. И вот однажды…

— Извините, но я раньше никогда не была в Вашингтоне, — отрезала она. — Кстати, мы подъезжаем.

Через несколько минут явились носильщики, поезд прибыл в Нью-Йорк, чемодан с антиквариатом был выдворен на перрон.

Туда же вышли намного растерянный Кларк и Эмили, которая беспрестанно оглядывалась по сторонам. Ей хотелось куда-нибудь спрятаться на случай, если придет тетушка Ло и испортит все своей глупой болтовней.

И хотя они вряд ли еще когда-нибудь увидятся, но все-таки приятно сочинить себе новое имя, новую биографию, а в ответ выслушать такую же беспардонную ложь. Это отлично снимает стресс, как, например, день, проведенный в спа-салоне: и в том и в другом случае ты чувствуешь себя совершенно новым человеком!

Эмили счастливо вздохнула. Итак, испанское вино, а может, и общество Кларка Стайлинга сказались на ее измученной душе самым наилучшим образом. Если это ни к чему не обяжет, то, может, им стоит повторить? Тем более если он и правда женат, никто не сможет ее ни в чем обвинить, ведь для всех она будет просто некая Мишель…

— Мне было приятно с вами познакомиться, — проговорил он. — Желаю вам собрать все «Оскары» за лучшую главную роль.

— Спасибо! А я вам желаю… прежде всего довезти до дома свой антиквариат целым и невредимым. Кстати, вы так и не сказали, что это за антиквариат.

— А это… просто подарок на день рождения моему… лучшему другу.

— Занятно, — пробормотала Эмили — Ну… всего хорошего?

— Всего хорошего.

— Я пойду?

— Идите.

— Прощайте, мистер Стайлинг.

— Прощайте…

Она неловко улыбнулась, стараясь скрыть разочарование в глазах.

— …Мишель.

— Что?

— Вы считаете, это правильно?

— Что?

— Что мы больше никогда не увидимся.

— А надо? — с откровенным облегчением спросила она.

— А почему бы и нет?

— А у вас есть еще вино? Оно мне очень понравилось.

— Конечно! Полный чемодан!

Она отступила:

— Как чемодан? Все-таки это было вино?

— Да.

— Но вы же говорили…

— А я соврал. — Он смотрел на нее в упор и улыбался.

— О!

— Что такое?

— О! Вы меня… просто…

— Что?

— Вы все придумали? Но почему?

Он шагнул к ней, и снова его глаза оказались на уровне ее глаз.

— Ваше общество удивительным образом располагает сочетать фантазии с предельной откровенностью.

Она молча смотрела на него, не в силах придумать ответную реплику.

— Ну что ж, тогда я… Я даже не знаю! Вы опасный тип!

— Вы скоро поймете, что ошиблись. — Он взял ее руку, поднес к губам и поцеловал, вложив в ладонь небольшой квадратик бумаги с номером телефона. А после быстро пошел прочь, вслед за тележкой, увозившей его чемодан.

В груди Эмили толкнулось что-то теплое и радостное. Она шумно вздохнула, прикрывая глаза и расплываясь в улыбке.

Чемодан вина!.. Каков нахал!