Сон не шел, хоть ты тресни. Я ворочалась в кровати, пялилась на полную луну за окном, пока не догадалась задвинуть шторки, чтоб она не гипнотизировала меня своими впадинами вместо глаз. И все равно легче не стало.
Весь вечер я слонялась по квартире, периодически заглядывая в гостиную и с ужасом рассматривая своего спящего не гостя.
Думаете я не убедилась на деле, что он принял все необходимые меры, чтобы мог вот так вот спокойно похрапывать на моем диване? Ошибаетесь! Я пыталась открыть входную дверь, но она словно срослась с косяком, даже не шелохнулась. Пробовала колотить в нее, в надежде, что вдруг соседи услышат. Но к моему вящему ужасу кулак останавливался, не доходя сантиметра до двери, и врезался в воздух. Я даже об воздух умудрилась отбить его.
На моем мобильном были заблокированы все сенсоры – экран просто не реагировал на прикосновения, хоть и телефон был включен, и зарядка полная.
Я даже решилась на крайние меры – распахнула окно с намерением кричать во всю глотку и звать на помощь. Догадайтесь, что случилось? Правильно – я не смогла произнести ни звука, а когда хотела замахать в отчаянии руками, встретившись взглядом с дядей Гришей – дворником, то лишь улыбнулась ему, да так ласково, что он прослезился.
Доведенная до отчаяния собственной беспомощностью, я решилась пойти на преступление и убить своего пленителя. Схватив на кухне первое, что попалось под руку, чугунную сковороду, я прокралась в гостиную и замахнулась орудием убийства на спящего Василия. И я бы смогла, если бы не мои природная гуманность и склонность к пацифизму. Опустить сковороду на голову живого человека мне не дали именно эти чувства. И он даже не проснулся, когда я сидела и рыдала возле дивана, размазывая слезы по лицу.
Вот так я довела себя до полного изнеможения. И в постель меня свалила последняя стадия отчаяния, а не усталость. А тут еще эта дурацкая луна, пакостные мысли в голове и, как следствие, мучительная бессонница.
И все же сон сморил меня, когда уже измучилась вконец. Даже не заметила, как уснула. А разбудили меня звуки, доносящиеся из ванной. Как будто кто-то что-то стирал, причем прямо в ванне, а не в стиральной машине. На дворе еще стояла ночь, и меня разобрал новый приступ злости. Мало того, что не могла уснуть по его милости, так он еще и грохотать среди ночи задумал – выспался он, видите ли.
Преисполненная решимости устроить горе Василию нагоняй, я подскочила с кровати, надела халат, стянув пояс так, что едва не задохнулась, и рванула в ванную. А там меня ждало даже не шок, а потрясение, опасное для жизни. На стиральной машине стоял таз с мыльной водой, из которого само поднималось белье, терлось и снова опускалось в воду. Этого я уже вынести не смогла. Приглушенно пискнув, провалилась в спасительную темноту.
К затылку прижималось что-то холодное, и это было очень неприятно. Захотелось скинуть это со своей головы. И только когда рука коснулась чего-то большого и ледяного, я окончательно пришла в себя и поняла, что лежу в темной гостиной на том самом диване, где спал… Василий! Я дернулась и резко села, отчего из глаз посыпались искры, которые я даже смогла бы пересчитать при желании. Комната была пуста, а в окно нахально светил уличный фонарь.
– Василий, – громким шепотом позвала я, прижимая руку к голове и не понимая, почему она так болит, и что тут делает замороженная курица.
– Сотрясения нет, я проверил. Поболит и пройдет.
Кажется, у меня галлюцинации, ну или я сплю, и мне снится страшный сон.
Комната пустовала, но голос не гостя я слышала отчетливо и рядом. Приснится же такое! Я даже хихикнула. Но когда голову прострелила новая боль, с ужасом осознала, что никакой это не сон.
– Не паникуй, – вновь раздался его спокойный голос, предположительно, из пустого кресла. – И не верещи, все равно не получится. Если готова слушать, то я объяснюсь…
– Я… я готова, – кивнула я, уже даже не обращая внимания на боль.
– Сегодня первый день полнолуния. Таким я пробуду еще три дня.
– К-к-как-ким, т-таким?.. – никогда не заикалась, даже в детстве, а тут на тебе.
– Невидимым.
Мамочка! Роди меня заново! Этого просто не может происходить на самом деле!
– Кто ты и откуда? – и как я раньше не догадалась поинтересоваться этим вопросом? Или же он мне до такой степени запудрил мозги и сейчас продолжает это делать? Тут меня осенило! – Это все иллюзия, так? А ты – гипнотизер из цирка. Что внушаешь, то я и вижу.
– Не придумывай, Ксюш, – наверное, сейчас он скривился, потому что голос его прозвучал скучающе-насмешливо, если так можно выразиться. – Я не гипнотизер, и мы не в цирке. Я из племени мерцающих и из параллельного мира.
– И… что ты тут делаешь?
Все, что он говорил, в голове моей укладываться отказывалось. И вопросы я задавала на автомате, предпочитая считать происходящее сном.
– Скрываюсь.
– От кого?
– От следопытов.
– А это кто такие?
– Они из племени следопытов.
– А почему они тебя преследуют?
– Потому что я отказался связать свою жизнь с их сестрой.
– В смысле, жениться что ли? – хихикнула я и поняла, что веду себя как невменяемая. Разговариваю с пустотой, то сижу как истукан, то хихикаю как идиотка.
– У нас это называется священным союзом.
– А-а-а… – протянула я.
Господи! Сжалься надо мной! Разреши мне проснуться в своей кровати, а еще лучше, на турбазе и понять, что это был лишь дурной сон! Хотя, нет, какая турбаза. Завтра в институт, а значит, сегодня я точно сплю дома. А Андрей даже не позвонил… Или он звонил, но телефон не сработал? И опять во всем виноват тот, кого я не вижу и мечтаю, чтоб он мне только снился. Мамочка! Во что же я влипла?!
– Ученые исследовали кровь народов разных племен и выявили, что при смешении крови следопытов и мерцающих должно получиться очень сильное и выносливое потомство. Глава моего племени кинул жребий, и он выпал мне. То же самое сделали люди племени следопытов, выбрав невесту. Ни я, ни она этого союза не хотим. По нашим законам союз может расторгнуть только смерть, либо отказ одного из пары, которому в таком случае тоже грозит смерть.
Так-так, кажется, постепенно до меня начинало доходить, что все это происходит на самом деле. И я даже начинала понимать смысл его фраз. А уж в том, что проникаюсь сочувствием, даже себе боялась признаться.
– Ты хочешь сказать, что сбежав, спас жизнь своей якобы невесте?
– Ну и еще избежал союза, не скрепленного любовью, – согласился Василий.
– А если эти следопыты тебя поймают, то должны будут убить?! – совершенно растерялась я.
– Отрубить голову и принести ее главе своего племени.
– Дурдом на выезде, – пробормотала я, осознавая, что и меня он втянул в это дерьмо. – Я-то тут при чем? Ты хоть понимаешь, что до твоего появления у меня была своя жизнь? И это не меня собираются насильно женить или отрубить голову, – на последних словах меня как следует тряхнуло, словно внутри проскочил разряд электрического тока. Испугалась я, конечно, не на шутку.
– Не волнуйся, надолго я не задержусь. Отсижусь несколько дней и уйду. Главное, будь осторожна. Никому про меня не говори. У следопытов чуйка развита на уровне интуиции – даже по глазам могут читать правду.
– Ладно, мне надо поспать, – встала я с дивана и пошатнулась, стараясь не смотреть на пустое кресло, выхваченное из темноты светом одинокого фонаря. – Завтра рано вставать. Верни курицу на место, пожалуйста.
– Это курица? – усмехнулся он. – У нас цыплята и те поболее будут…
Эту фразу я и вовсе проигнорировала. То ли от удара по голове, то ли еще от чего, но спать вдруг захотелось ужасно.
***
Не вполне еще осознанное пробуждение родило в моем мозгу счастливую мысль, что я – зачарованная из одноименного фильма-сказки. Вот оно – мое окно, занавески на котором плавно разъезжаются в стороны. Солнце врывается в комнату, скользя по паркету и мебели, заставляя блестеть их в своих лучах. Створки окна распахиваются, впуская утренний гомон улицы, состоящий из такого многообразия совершенно разных звуков, но такой приятный слуху в своей какофонии! И одеяло мое взмывает в воздух, чтоб я уж точно не надумала спать дальше. Остается только бодро подскочить с кровати, подбежать к окну, раскинуть руки в стороны и запеть: «А-а-а-а, а-а-а-а…» И главное, улыбаться, улыбаться навстречу новому дню.
Но не тут-то было. Сон и его реалистичность я оценила по достоинству, перевернулась на другой бок и уже собиралась смотреть его дальше, как над ухом раздалось ворчливое:
– Ксюша, вставай! Мне уже надоело слушать твой будильник. Третий раз звенит, а ты все дрыхнешь!
Дверь в комнату хлопнула, а я так и застыла с вытаращенными глазами. Выходит, мне все эта жуть не приснилась?! Второй мыслью стала – сколько же сейчас времени? Бросив взгляд на часы, с облегчение перевела дух – еще и восьми не было, а будильник сработал еще с тех времен, когда просыпалась к первой паре. Сегодня у меня консультация по химии, и в универ в десяти. Но даже в этом случае пора вставать. И как-то разобраться с не гостем, который о себе сейчас напомнил так оригинально.
Выскользнув из спальни, я на цыпочках прокралась в ванную. Василий чем-то гремел на кухне. Я же боролась с новыми страхами, что при свете дня, после странных ночных событий, не только не испарились, а активизировались с новой силой. В ванной я с таким тщанием наводила марафет, что даже самой уже было противно смотреть на свое отражение в зеркале с искусным макияжем на лице и идеально гладкой прической – волосинка к волосинке. К слову, сейчас в уборной царил порядок. Никаких тебе тазов с мыльной водой, постиранных вещей… И все блестело чистотой, как будто и не тут Василий ночью устраивал постирушки.
Мне предстояло решиться зайти на кухню, и какое-то время я трусливо топталась под дверью, втягивая носом аппетитные запахи, пока не раздалось насмешливое:
– Обещаю не есть тебя. И даже накормлю завтраком, если перестанешь маячить перед стеклом.
Вот же дура! Дверь-то в кухню у меня застекленная, хоть и не прозрачная. Должно быть он уже минут пять как потешается надо мной. Последнее соображение и заставило меня решительно распахнуть дверь. И хоть я была готова ко всему, но увиденное меня все равно шокировало. Сковородка сама елозила по плите, а лопатка в ней весело что-то помешивала. Из шкафа выскочили две чашки и плавно приземлились на столешницу. А мое кухонное полотенце повисло в воздухе и периодически трепыхалось.
– Если сделаешь вот это, – банка с кофе подпрыгнула вверх, – буду тебе благодарен. Мне еще нужно доготовить требуху.
Как на автомате кивнула и приблизилась к столу, косясь на банку. Но та вроде прыгать не собиралась.
– Ксюш, ну ты чего?.. Я ж тебе ночью все объяснил, что фаза невидимости у меня. Ты чего, как после лоботомии?
Я посмотрела на то место, откуда доносился голос, но все еще как-то заторможено. Ну а вы бы смогли так быстро смириться с тем, что в вашей квартире находится пришелец из другого мира, который к тому же еще и невидимка? Вот и я не могла.
– Может… – закашлялась я, прочищая горло. – Может ты накинешь на себя что?..
– Ну если тебе так будет легче… Сейчас вот только доготовлю. А то сгорит.
И про какую такую требуху он говорит? Требухой оказалась мелко нарезанная курятина, прямо с косточками, приправленная овощами и томатом.
– Это все, что нашел у тебя в хо-ло-диль-ни-ке, – как-то странно выговорил он последнее слово. – Плохо, что мерзлое, конечно, но с голодухи сгодится. А знаешь, я ведь первый раз готовлю на всей этой допотопной технике, – добавил через минуту. Я как раз разливала кипяток по чашкам и чуть не обварилась.
– Что значит, допотопной?! У меня варочная панель – очень даже современная, чтоб ты знал, и холодильник бошевский – родители на новоселье подарили.
Можно подумать, он сюда из космоса прилетел, из какой-нибудь высокоразвитой цивилизации выходец! А говорит, как деревенщина, ага. И одевается, как сельский священник. Да одни сапоги со шпорами, в которых он вчера топтался по моей квартире, чего стоят. Кстати, где они сейчас? Я бросила взгляд на балкон и поняла, что все постиранные шмотки он аккуратно развесил на бельевых веревках сушиться. Надо же, каков аккуратист!
– Ты не серчай, Ксюша… Это я так говорю, потому как такие только в музеях и видел, в краеведческих. Да и то в те бегаем тайком, потому как в мертвые города вход строго воспрещен, разве что тайные вылазки…
Что он плетет?! Я смотрела на пустое место, откуда доносился голос, и не верила своим ушам. Бошевский холодильник в краеведческом музее? Мертвые города?.. О чем он вообще?!
– Объясни, пожалуйста, – постаралась я произнести спокойно и отвернулась, чтоб он не заметил, как сильно дрожит моя рука, с зажатой в ней чайной ложкой.
– Да что тут объяснять, – как-то очень по-старчески вздохнул Василий, и дымящаяся сковородка на пару с дощечкой поплыли к столу. А сразу же за ними и тарелки с вилками плюхнулись там же. – Давно это случилось, еще отец мой не народился на свет. Мы называем это концом света, по-научному – ядерная катастрофа. Радиация тогда практически всех смела с лица земли. Те, что выжили, постепенно мутировали. От них и народились новые люди. А от мертвой цивилизации остались мертвые города, с огромными пустыми постройками, серыми улицами и зашкаливающим уровнем радиации, – он снова вздохнул и уселся за стол. Это я поняла по скрипу стула под ним.
– Ты обещал одеться, – напомнила я, пытаясь переварить услышанное.
– А ну да! – стул снова скрипнул, балконная дверь отворилась, и с веревки соскочила сероватого цвета роба.
Когда роба эта вплыла на кухню, я зажмурилась.
– Что опять не так? – недовольно поинтересовался Василий.
Не могла же я ему сказать, что увидев его таким, сразу же подумала о том невидимом месте его тела, которое осталось неприкрытым. Сам виноват – нечего было вчера трясти передо мной чреслами. Я может, излишне впечатлительная, и теперь вовек не забуду, как выглядит его хозяйство.
– Да как-то по-дурацки выглядишь, – невольно скривилась я. – Может, трусы наденешь?
– Какая-то ты странная… Трусы-то зачем?
– Слушай, надень и все! К чему эти вопросы?!
Я бесилась, сама не знаю, почему. Нет, ну конечно, причин у меня для злости было хоть отбавляй, начиная со вчерашнего дня. Но сейчас-то меня раздражало именно то, как он выглядел. И когда Василий вышел с балкона в тесном гульфике, вместо трусов, я и вовсе потеряла дар речи. Но сказать что-то еще не рискнула. Уж лучше бы он ходил голый!
– Куда же ушли те, что выжили? – вспомнила я, о чем мы говорили до этого, стараясь не смотреть на безголовое тело, что сидело напротив и с аппетитом уплетало завтрак. Сама я ковырялась вилкой в тарелке и прихлебывала кофе.
– В леса, подальше от городов. Мы и сейчас там живем, повырубать частично пришлось, правда… Но только там практически не осталось радиации, ну и маги наши постоянно обновляют защитный барьер.
– А у тебя есть семья? Мать, отец, браться, сестры?..
– Мы живем с отцом. Мать умерла, когда я был совсем маленьким. Я рос вольной птицей, – в голосе его послышалась усмешка.
– А сколько тебе лет?
– Двадцать семь.
Выглядит старше. Хотя, я и разглядеть-то его толком не успела.
Я бросила взгляд на часы и поняла, что если и дальше буду сидеть, попивать кофе и мирно беседовать с невидимым Василием, то рискую опоздать на консультацию. Все же, мне еще предстояло добираться до универа на перекладных.
– Мне пора собираться, – встала я из-за стола и убрала чашку в раковину.
– Если пообещаешь, что никому ничего не станешь рассказывать, выпущу тебя из дома, так и быть, – огорошил он меня. О том, что являюсь его заложницей, я успела позабыть.
– Так заколдуй меня, ты ж умеешь, – обозлилась я.
– Не хочу давить на тебя. Да и я против насилия, такова уж моя природа. И так вчера малость позверствовал, – раздался его смущенный голос. – Просто пообещай. Я тебе верю.
– Хорошо. Буду нема, как рыба, – да и ни один человек в здравом уме не поверит, даже если я захочу кому-то что-то рассказать.
Чувствовала себя не в своей тарелке, выходя из квартиры, закрывая дверь на ключ и понимая, что там, за нею, остался совершенно посторонний мне человек, который будет дожидаться моего возвращения.