Глава четвертая

В день своего рождения Белла была разбужена потоком солнечных лучей. Сначала она с удовольствием потянулась но потом, вспомнив про Стива, ищущего встречи с ней, почувствовала опасность.

В дверь позвонили. Она вздрогнула, но это был всего-навсего почтальон с пачкой писем и заказной бандеролью. На половичке у двери лежала газета. Заставив себя не заглядывать в нее, она открыла бандероль и вскрикнула от радости.

Там поблескивало жемчужное ожерелье. Надев его, она бросилась к зеркалу. Даже с размазанной под глазами тушью и растрепанными волосами смотрелась она в нем великолепно.

«Мне нечего тебе сказать кроме того, что я тебя люблю», — было написано в приложенной к подарку записке. Белла с облегчением вздохнула. Словно кто-то увел ее с холода и укутал в норковую шубку.

Она прочитала поздравительные открытки от каждого из труппы и другие записки. В последнее время их стало слишком много.

Зазвонил телефон. Это был ее агент Барни.

— С днем рождения тебя, дорогая. Чувствуешь себя ужасно старой?

— Да.

— На следующей неделе за мной обед. У нас не пойдут дела, если мы совсем не будем встречаться.

Белла засмеялась. Барни всегда умел поднять ей настроение.

— Гарри Бэкхауз сейчас в Лондоне и подыскивает актрису на роль Анны Карениной, — сказал он с характерным для настоящего кокни носовым голосом с тягучей интонацией. — Он на прошлой неделе видел тебя по ящику и хочет прослушать сегодня вечером.

— Но я не могу, — запричитала Белла, — только не сегодня. Я встречаюсь с семейством Руперта.

— Знаю, моя радость. Можно подумать, ты бы позволила мне это забыть. Я устроил тебе встречу с Гарри раньше — в шесть. Он остановился в «Гайд-Парке». Спроси у портье, какой у него номер. Ему правятся красивые пташки, так что покажи товар лицом. Ну, ты знаешь: сексуально, но изысканно. И не опаздывай.

Белла ликовала. Уже несколько лет она боготворила Гарри Бэкхауза. Она перебрала весь свой гардероб, но не нашла ничего достаточно сексуального. Придется купить еще один туалет.

Потом надо будет вернуться и облачиться в скромное, но смехотворно дорогое черное платье миди, которое она собиралась купить ради встречи с семейством Руперта.

Снова зазвонил телефон. Теперь это был Руперт с поздравлениями. Она горячо поблагодарила его за ожерелье, потом рассказала о прослушивании.

— Я не знаю, кого больше боюсь — Гарри Бэкхауза или твоих родителей.

— Будут не только они. Будет моя сестра Гей со своим женихом Тедди.

— А он кто?

— Военный. Если у него отобрать его длинный зонт, он не устоит на ногах. Подбородок у него выходит прямо из твердого воротничка. Гей раньше была моей союзницей. Теперь единственное, о чем она может говорить, — это ткань для занавесок. Знаешь, ты ни за, что не догадаешься.

— А что?

— Она беременна.

— Господи! Когда она узнала?

— Ну, мне она сказала только вчера, так что ей придется ходить с большим букетом.

— Мать сильно гневалась?

— Не знаю. Отец принял новость очень хорошо. Сделал один круг по гостиной и сказал: «Не страшно. До двенадцатого августа ты еще успеешь сделать несколько попыток».

Белла хихикнула.

— Кроме беременной сестры, — продолжил Руперт, — ты наконец увидишь моего великолепного кузена Ласло, и обещай мне в него не влюбляться. Его сестра Крисси тоже придет. Она очень мила. Так что соберется молодежь, как называет их моя мать, и тебе, дорогая, будет с кем развлечься.

Милый Руперт, с нежностью подумала Белла, опуская трубку. Он так ее любит, что Стив уже не сможет больше ее обидеть. Она небрежно взяла газету. Должно быть, все это ей только привиделось.

Но когда она открыла газету на странице объявлений, первое, что бросилось ей в глаза, было:

«Мейбл, где ты? Почему ты не зашла в „Хилтон“? Сегодня вечером я опять буду ждать. Стив».

Страх надвинулся на нее, будто огромная темная туча закрыла солнце.

Всю оставшуюся часть дня она провела в лихорадочной активности — покупки, сидение у парикмахера. Все что угодно, только бы не думать про Стива. Она спустила немыслимую сумму на новую косметику, пару невероятно обтягивающих джинсов и белую оборчатую блузку. Кроме того она сделала себе такую растрепанную прическу, что, казалось, она только что выбралась из постели.

На прослушивание она приехала с двадцатиминутным опозданием. Гарри Бэкхауз оказался тощим, с признаками желудочного расстройства американцем, непрерывно сосавшим мятные лепешки. Он сказал, что его под корень подрубил обед в ресторане, считающимся в Лондоне лучшим.

— Значит, вы хотите играть Анну?

— Я была бы счастлива.

— Книгу знаете?

— Я ее обожаю. Я ее читала и перечитывала.

— Стало быть, у вас есть полное представление о том, как надо играть роль?

— Есть, но меня можно и переубедить.

— Я представляю себе Анну темноволосой. Вам пришлось бы покрасить волосы. И сесть на диету. А парень, которого мы наметили на роль Вронского сантиметров на девять меньше вас ростом.

Под конец он сказал:

— Будем поддерживать контакт. Спасибо, что заглянули.

Когда она выходила, за дверью дожидалась красивая брюнетка крошечных размеров.

— Гарри, дорогой! Что так долго? — услышала Белла, когда та закрыла за собой дверь.

Белла посмотрела на часы. Было двадцать минут седьмого. Можно успеть домой, чтобы переодеться для вечера. Но домой она не пошла. По ту сторону парка, словно океанский лайнер, сверкал огнями «Хилтон». Ее дом находился в противоположной стороне, но она, как завороженная, двинулась по направлению к отелю.

Ты сумасшедшая, говорила она себе. Ты идешь прямо в камеру пыток. За пять минут ты испортишь все, что было хорошего, за последние пять лет. Почему бы тебе не зайти и не выпить чего-нибудь, говорил внутри нее другой голос.

Посмотреть, действительно ли это Стив, и уйти.

Стоит только увидеть его, и все напряжение сойдет на нет.

У входа в отель она, чтобы выиграть время, купила цветы для матери Руперта.

Сердце у нее стучало подобно тамтаму. Когда она входила в вертящиеся двери отеля, ладони у нее вспотели.

В баре было очень многолюдно. Многие оборачивались в ее сторону. Почему она не перестает дрожать?

Высокий, похожий на свинью блондин приветливо на нее посмотрел. Конечно, это не мог быть Стив.

— Привет, дорогая, — сказал ей на ухо мягкий голос с американским акцентом.

Она вздрогнула, как испуганная лошадь, и резко обернулась. Во рту у нее пересохло. Когда она увидела эти самые голубые, самые проклятые в мире глаза, внутри у нее что-то опустилось.

— О, малышка, — сказал он, взяв ее за руку — так приятно тебя видеть.

— Привет, Стив, — проквакала она.

— Ты все-таки объявилась. Пришла. Не могу в это поверить. Давай сядем.

Белле показалось, что прошедших лет словно и не было. Ей снова восемнадцать.

— Нам надо отметить встречу этим мерзким шипучим рейнвейном, который я всегда выдавал за шампанское.

— Я бы предпочла виски.

— Два двойных скотча, — сказал Стив официанту.

Он достал пачку сигарет, и когда он помогал ей прикурить, пальцы их встретились.

— О, душа моя, ты так похорошела. Погляди-ка на меня как следует.

С большим усилием она подняла на него глаза. Как она сходила с ума, когда он уехал! Пожалуй, он смотрелся теперь еще лучше прежнего — более зрелым. Исчезла простодушная мальчишеская открытость. В углах глаз появились морщинки. Волосы падали на лоб густой светлой челкой, закрывая, возможно, появившиеся на лбу морщины.

Она опустила глаза.

— Я искал тебя повсюду, — сказал он, когда принесли выпивку. — Без конца писал в Нейлсуорт, но письма возвращались обратно Мне написали, что ты укатила, не оставив следов Я даже съездил туда узнать, нет ли от тебя вестей

Объявления в газете были моей последней надеждой. Чем ты теперь занимаешься — работаешь фотомоделью?

— Я актриса, — она не смогла скрыть гордости в этих словах и рассказала ему о своих успехах.

Он присвистнул.

— Ты теперь, небось всюду бываешь.

— Я только что была на прослушивании у Гарри Бэкхауза для главной роли в его новом фильме.

Давай, жми вовсю, подумала она про себя.

Черт бы тебя побрал, Стив, я не могу без тебя жить.

— Дорогая, ты же настоящая звезда! Я должен пойти на спектакль. Под каким именем ты выступаешь? Не Мейбл Фигги, конечно?

— Нет, — выдавила из себя Белла. — Я… я сменила имя. Я теперь Белла Паркинсон.

Она заметила, что на нем очень хорошо сшитый костюм и массивные золотые запонки.

— У тебя, Стив, дела тоже идут неплохо.

— Не жалуюсь, — сказал он, усмехнувшись. — У меня пара клубов в Буэнос-Айресе. Одна из причин, почему я здесь — помимо, конечно, задачи найти тебя — подыскать место для дискоклуба в Лондоне.

Он дал знак официанту.

— Выпьем еще?

— Мне не надо, — сказала она, — я больше не осилю.

Однако из-за стола Белла не встала. Когда принесли выпивку, он поднял стакан:

— За нас, малыш.

— Никаких «нас» уже не будет, — отрезала она. — У меня есть другой.

— Был, ты хочешь сказать. Кто он?

— Ты его не знаешь. Его зовут Руперт Энрикес.

— Не из банкиров? — спросил Стив, подняв брови.

Бела кивнула с вызывающим видом.

— Ах ты, моя радость, ты добралась до богатых мира сего.

— Ты его знаешь?

— В Буэнос-Айресе я сталкивался с его кузеном Ласло.

— Этого, похоже, знают все. Руперт его обожает. Какой он?

— Жестокий, довольно опасный. Странная смесь. Наполовину еврей — мать его австрийская оперная певица. В Сити не знают, что с ним делать. Там не одобряют его длинные волосы и духи. Но им приходится признать, что в ловкости, с какой он проворачивает дела, ему нет равных. У него стальные нервы, что при слабой активности рынка дает ему большое преимущество. Он владелец отличных лошадей.

— Почему он не женат?

— Не верит в брак. Думаю, несколько лет тому назад он сильно обжегся на одной замужней женщине. Хотя у него всегда самые умопомрачительные подружки.

Последовало молчание. Потом Стив спросил:

— Но ты неравнодушна к Руперту?

— Да, — быстро ответила Белла.

— Тогда зачем ты пришла сегодня сюда?

— Хотела посмотреть на призрака. Стив, я должна идти.

Как по-дурацки звучали все эти немногосложные ответы! Надо было идти домой, переодеваться и ехать к Энрикесам, но она не могла сдвинуться с места.

— Дорогая, — тихо сказал Стив. — Я знаю, что вел себя как мерзавец, отчалив в тот момент, когда ты больше всего во мне нуждалась. Но я там всем много задолжал. Если бы я задержался в Нейлсуорте, меня бы арестовали.

— А как насчет всех этих девиц, что у тебя бывали каждую ночь?

Ей не удалось удержаться от враждебной интонации.

— Я был слишком молод, чтобы иметь прочную связь. С тех пор я повзрослел. Теперь бы я с тобой не сплутовал, если ты про это думаешь.

Но она только видела рядом с собой его большое сексуальное тело и чувствовала, что желает его, как никого и никогда.

— Ты мне не подходишь, Стив. Я хочу выйти за человека доброго и постоянного.

— А я только добрый, — вздохнул Стив, — в наши дни приходится рано выбирать себе амплуа.

Он переменил позу, и его колено коснулось ее ноги. Она вздрогнула так, будто ее током ударило.

— Э, да ты на взводе, — заметил он.

Она нервно рассмеялась.

— Когда ты научилась так смеяться?

— Как?

Он показал, как, и она опять нервно засмеялась.

— Да, вот так.

— Ты нисколько не изменился, — взорвалась она. — Тебе всегда доставляло удовольствие меня подкалывать.

— И голос у тебя стал другой. Театральная школа совсем выбила из тебя йоркширский акцент.

Когда она резко поднялась, он попытался ее задержать.

— Отпусти мою руку, — проговорила она, задыхаясь.

— Послушай, душа моя, не сердись.

— Пусти меня, — сказала она уже громче.

— Говори потише. На нас все смотрят. Ну что ты? — он притянул ее и усадил рядом. — Неужели ты не понимаешь? Я проехал тысячи миль, чтобы вернуть тебя. Я знаю про тебя все, дорогая. Держу пари, что ты не рассказывала мальчику Энрикесу про жизнь в трущобах и про уголовника-отца, правда?

— Заткнись! — прошипела Белла, побелев от гнева.

— А это, как тебе хорошо известно, только начало истории. Теперь допивай, как послушная девочка, и я увезу тебя куда только пожелаешь. Но с завтрашнего дня забег начинается. Я не позволю Энрикесам прибрать тебя к рукам. Тебе не надо с ними связываться, дорогая. К чему вырываться из своего круга?

Когда такси покатило в сторону Чичестер Террас, Белла принялась спешно причесываться и подправлять косметику на лице.

— Да брось ты это, — сказал Стив.

— Но я же так неподходяще одета, — всполошилась Белла. — Я купила себе такое отличное черное платье.

— Ты актриса. Энрикесы были бы страшно разочарованы, если бы оказалось, что ты выглядишь, как положено. Скажи им, что Гарри Блэкхауз держал тебя несколько часов и только что отпустил.

Они ехали по Олд-Бромтон-роуд, и цветущие вишни ослепительно белели на фоне темнеющего неба.

— Весна, — сказал Стив, обнимая ее. — Чувствуешь прилив сил?

Она ответила на его поцелуй, убежденная уже только в одном — что она в его объятиях и что так и должно быть.

— Не ходи туда, — прошептал он.

— Нет, Стив. Ради Бога! — Она резко оттолкнула его и отодвинулась, дрожа и будучи не в силах говорить. Так она и сидела, пока такси не повернуло на Чичестер Террас.

Он записал помер ее телефона на сигаретной пачке.

— Не потеряй, — ее взбесило, что она это сказала. — Меня нет в телефонной книге. О, Господи, ты сел на цветы для матери Руперта.

Загрузка...