Белый коврик для мягкого падения

I

Этой осенью я начал жизнь с чистого листа. Хотя правильнее было бы заметить то, что так говорили все мои родственники и друзья, после того, как я подал документы в опорный университет нашей области. Сам я так не считал. Мне казалось, что этот сильно запачкавшийся лист кто-то насильно перевернул вместо меня. Это не то, чего я желал на данный момент. Как ни странно, но в свои 18 лет я очень любил ковыряться в прошлом и искать в нем причины моего меланхоличного настроения. Конечно, на то были свои мотивы. Я писал песни. Но тем особым способом, которому меня научил мой прежний приятель.

Вечерами он учил меня игре на гитаре и часто говорил:

– Я не смог бы написать ни одной песни, если бы чувствовал себя счастливым человеком. Это неправильно, но печаль – лучший способ осознать жизнь и вдохновить себя.

Отныне я не имею ничего общего с ним, но по сей день воспринимал его слова как истину в последней инстанции. Именно по этой причине я не хотел отказываться от своего прошлого, либо со спокойной душой принимать его. Во мне не возникало ни малейшего желания с чистой душой снова начинать пачкать те листы, о которых так много говорят близкие мне люди.

Я вошел в аудиторию и инстинктивно сел за последнюю парту у окна. Началась вступительная речь декана института архитектуры. Он бодро размахивал руками, расхваливая направление, на которое мы уже поступили. Этого я понять никак не мог, ведь каждый из нас, кто сидел в этом знойном кабинете, уже сделал свой выбор. Складывалось ощущение, что он просто тренировал свое актерское мастерство. Как никак, публика собралась немаленькая.

Спустя десять минут после начала конференции в аудиторию забежала девушка и быстро села за первую парту, как бы стараясь остаться незамеченной, даже несмотря на свой высокий рост. Мое недовольное лицо было обращено на нее. Нет, я вовсе не был огорчен ее внешностью или тем, что она пришла не вовремя. Мне было все равно, хотя в силу своей язвительности меня все же подло посетила мысль: “Какая безответственность!”

Сильно недоволен я был солнцем, упорно светившим мне в лицо с самого начала конференции. Сев позади всех, я избежал нежелательных знакомств, но совсем позабыл о моем заклятом солнечном недруге, который ехидно преследовал и без спроса ослеплял меня каждый день.

Ни с кем не контактируя, я быстро вернулся домой в свою небольшую комнату, занавешенную плотными рулонными жалюзи. Поверх них также были водружены шторы грязно-голубоватого оттенка, которые ставили точку в моей борьбе с солнцем. По крайней мере, на моей территории. Однако, это совсем не значит, что мое лицо могло позволить себе расслабиться и перестать быть недовольным. С экрана старенького смартфона на меня смотрела надпись: “Вы приглашены в чат”. Активные студенты суетливо позаботились о неформальной встрече новоявленных архитекторов с целью сплотить хоть какую-то часть коллектива в первый же день. Интересно получается: либо я отказываюсь от приглашения, теряя возможность заявить о себе, либо принимаю его, обязуясь насильно вытряхивать из себя шутки и ритуальные улыбки ближайшие несколько часов, чтобы как раз-таки заявить о себе.

– Человек – существо социальное… – думал я, стоя в своем черном осеннем плаще на Соборной площади в центре города рядом с голубоглазым парнем атлетичного телосложения и “безответственной” девушкой, пришедшей на этот раз аккурат ко времени встречи. Я разговаривал с ними ни о чем и лишь из-за того, что они стояли ближе всего ко мне. Вдруг я поймал себя на мысли, что если бы парень с девушкой внезапно исчезли, и вместо них передо мной появились совершенно другие люди, то ни один мой глаз не полез бы от удивления на замазанный консилером лоб.

– Тебя не могут так звать, – прорвался ее голос сквозь мои мысли.

– Что? – переспросил я, явно недоумевая.

– Назови свое полное имя! – допытывалась она. Мне и впрямь стоило ожидать такого вопроса сегодня. Везде я подписываюсь не так, как меня зовут на самом деле, используя при этом укороченную версию ненавистного мной полного имени. Незнакомым людям я представляюсь точно таким же “неправильным” образом, но каждый раз их так и норовит докопаться до истины по непонятным мне причинам.

– Если станешь называть меня полным именем, то может случиться нечто непоправимое, – серьезно сказал я. Атлет поперхнулся не то от смеха, не то от его резко возникшей заинтересованности в разговоре. Наступила неловкая тишина. Мы двигались поперек главной улицы. Передо мной тянулась аллея из берез в желтоватой от городских огней мгле. Бронзовый Рублев неподвижно и с каким-то укором смотрел на меня с площади.

Я ни капли не изменился в лице, лишь продолжал смотреть прямо, придав своему виду нарочитое спокойствие и загадочность.

– Мне придется тебя убить, – наконец легко проговорил я.

Девушка с парнем засмеялись и, как полагается, забыли о том, что хотели узнать еще с минуту назад. Терпеть не могу мнимую заинтересованность. Я оглядел людей, шедших рядом с нами как бы в одной компании. Группа из десяти человек разбилась на небольшие кучки, они так же, как и мы, говорили ни о чем.

Заметив курящую Rothmans девушку, я подошел к ней и предложил зайти за выпивкой в магазин неподалеку, уверенно сославшись на то, что мне так же тоскливо, как и ей. Она с радостью согласилась, и я взял нам по бутылке недорогого пива в круглосуточном ларьке. Мы тихонько пили свое пиво и закрывали свой моральный долг перед этой встречей, не обременяя друг друга излишними разговорами.