Белый шиповник

Глава четырнадцатая

На тихой парижской улочке, на предпоследнем этаже большого многоквартирного дома, поселилась русская пара, муж и жена Верховские.

Они наняли квартиру с обстановкой и, к большому удовольствию домовладельца, оплатили жилье на несколько месяцев вперед. Поэтому он не очень интересовался своими новыми жильцами, не совал нос в их дела. Что собственно им и нужно было, теперь особенно. Евгений и Надя жили тихонько, как две мышки, никого не принимая, нигде не бывая. Если Евгений еще выходил из дому, то его мнимая жена почти безвылазно проводила время в своем убежище, а если и покидала его, то только под густой вуалью. Прошел месяц после их побега. Евгений аккуратно навел справки в гостинице и узнал, что Ковалевская поспешно уехала и, судя по всему, в полицию не обращалась. Но это не успокоило Надю. Чувство вины неотступно грызло ее. Оно было столь сильно, что даже радость и любовь, которые она испытывала к Верховскому, не могли его заглушить. Иногда ей казалось, что все происходящее – сон. Потому что она не могла так поступить, и с ней не могло произойти подобное. Однако произошло. Произошло все то, о чем она так страстно мечтала, желала и стыдилась.

В день побега она взяла грех на душу и подло обманула простодушную и добрую мать, изобразив внезапную боль в животе. Девушка сама удивилась, как легко и просто удалась мистификация. Потом последовали лихорадочные сборы, пришлось ограничиться только самым необходимым. Непросто оказалось решить вопрос с драгоценностями. Но ведь родители подарили их ей, и потом все же она надеялась, что будет прощена со временем. Поэтому решено было ценности взять, неизвестно, как еще пойдут дела. А вот подарок Роева она брать не собиралась, но в суматохе сборов забыла о нем, и коробочка с бриллиантами осталась лежать в шкатулке с прочими украшениями. Поэтому Надя была уверена, что не пропадет – при ней были ценности, которые можно было при случае обратить в деньги.

Верховский встретил ее за углом гостиницы, и они спешно отъехали в экипаже с поднятым верхом. Долго кружили по незнакомым улицам и наконец прибыли на место. В новое жилище Надя вошла со смешанным чувством. Вот здесь начнется ее новая жизнь с любимым человеком, ради которого она пожертвовала всем! Отказалась от семьи, от доброго имени.

– Ну вот, Наденька! Это наше гнездышко!

Вы довольны моим выбором? Давайте я покажу вам комнаты! – бодрым голосам провозгласил князь.

Они прошлись по квартире, оказавшейся действительно очень милой. Но девушка не могла еще прийти в себя и начать радоваться. Ей мешал стыд за содеянное.

– А вот и наша спальня, милая! – нежно проговорил князь и, взяв ее за руку, подвел к огромной кровати.

Надя вздрогнула. Ах да, конечно! Именно тут произойдет неизбежное превращение ее из невинной девушки в падшую женщину.

Увидев выражение лица возлюбленной, Евгений нахмурился и произнес:

– Вы вольны поступать, как пожелаете. Вы тут не моя рабыня, а хозяйка положения. Ежели вы еще не готовы к.., к определенным переменам, я буду спать один, в гостиной на диване.

В один миг Надя приняла решение. Обратной дороги нет, чего тянуть и страшиться? Пусть новые ощущения вытеснят прежние переживания!

Верховский ожидал слез, стенаний, долгих уговоров. Поэтому изумление застыло на его лице, когда вдруг юная беглянка начала стремительно освобождаться от одежд. Изумление сменилось восторгом. Евгений стал умело помогать преодолевать крючочки и пуговки, попутно сдергивая и свой наряд. Ничего не говоря, он осыпал ее каскадом поцелуев. Она отвечала на них с нарастающей страстностью. Верховский, сжимая Надю в своих объятиях, ощутил великое волнение, которое не испытывал никогда, и вовсе не оттого, что ему предстояло лишить девственности девицу, а потому, что он чутьем опытного бойца понял, как она восхитительно чувственна.

Последующие действия не доставили Наде особого удовольствия. Но она вытерпела вспыхнувшую боль и прочие не совсем приятные моменты. Тем более что ее возлюбленный поклялся, это только единичный миг и далее последует сплошное блаженство.

Верховский не соврал. Они действительно погрузились в божественный мир телесных наслаждений. Вряд ли Надя могла рассчитывать на подобное великолепие с несостоявшимся мужем Роевым. Давать женщине восторг и радость всякий раз, когда прикасаешься к ней, – это великий талант, и не всякий, кто именуется мужчиной, им наделен! А Верховский был виртуоз!

Удивительное дело, его порочное прошлое воплотилось в эротическую феерию, в которую он погрузил свою невинную и неопытную подругу.

Та даже и не предполагала, какие возможности таятся в теле женщины, какие острые и ослепительные ощущения можно из него извлекать, как из волшебного кувшина. Надо только знать заклинания, и тогда неведомые страсти вырываются наружу, и все меркнет вокруг, перестает существовать. Только два тела, две души, ставшие единым целым!

Любовники иногда целыми днями проводили в постели, наслаждаясь друг другом. Евгений поражался, как стремительно юная ученица овладевает премудростями любовной науки, как она все быстрее становится свободной и раскованной в выражении желаний и чувств. Страсть, доставшаяся Наде по наследству, оказалась и впрямь нешуточной. Евгений оценил это, и был по-настоящему счастлив, первый раз в жизни!

А сама Надя плыла в водовороте новых переживаний, которые, как мощные волны, смывали все прежние мысли, страхи, сомнения и угрызения. Так, в любовном угаре, они прожили два месяца.

Когда схлынуло чувство новизны и остроты, постепенно на первый план вышли житейские проблемы, без которых, как оказалось, не обойтись. И основная головная боль для Евгения – это развод. Лидия опять куда-то подевалась, письма, посланные по последнему адресу, возвращались обратно, с пометкой «Адресат выбыл». Но князь не терял надежды, ведь во время их последней встречи жена твердо обещала ему свободу. В Петербурге адвокат князя уже приступил к подготовке процесса и, хоть дело это в России не из легких, надеялся на успех, тем более что его клиент был готов на какие угодно условия противоположной стороны.

Надя приготовилась ждать долго. Ее не пугало ожидание, одно только ее настораживало, Евгений принужден будет поехать в Россию, когда начнется сам процесс. О том, чтобы ехать вдвоем, не могло быть и речи. Риск некрасивого скандала слишком велик. А что, если не удастся добиться благополучного исхода дела? Тогда, как предлагал Евгений, бросить все к черту и уехать на край света, хоть к папуасам, как господин Миклухо-Маклай, и жить там, не обременяя себя пустыми условностями. Что ж, ради своей великой любви Надя готова была ехать даже к папуасам, только бы рядом с ненаглядным Евгением!

Однажды Евгений, вернувшись домой, не обнаружил там возлюбленной. Он испугался не на шутку. Куда она могла пойти, если пойти ей абсолютно некуда? Надя пришла почти вслед за ним, и выражение ее лица заставило князя призадуматься.

– Ты гуляла, дорогая? – осторожно спросил Евгений.

– Нет, я посетила доктора, – потупившись, ответила она.

Лоб Верховского покрылся испариной. Он не мальчик и прекрасно понимал, зачем молодая женщина может пойти к доктору. Этого следовало ожидать, но так некстати! Впрочем, когда подобное случается кстати! Любишь кататься, люби и саночки возить!

Пауза затянулась, и Евгений почувствовал, что его реакция не может быть иной, кроме как восторженной.

Наверное, ты хочешь меня порадовать, Надюшенька?! – стараясь придать своему лицу и голосу как можно больше радости, воскликнул князь.

– У нас ребеночек будет, Евгений! – прошептала Надя и покраснела.

– Слава Богу! Я рад, Наденька!

– Правда?

– Неужели ты могла усомниться? Ведь это же мое дитя, наше дитя!

Он нежно привлек к себе голову возлюбленной и поцеловал ее в лоб.

– Доктор сказал, что пока ты можешь еще по-прежнему.., по-прежнему быть со мною таким же страстным! – лукаво произнесла Надя.

– Ах ты, моя шалунья, – расхохотался Верховский и, подхватив молодую женщину на руки, понес ее в спальню.

Этой ночью, когда Надя заснула в его объятиях, Евгений не спал. Тревожные думы терзали его. Ребенок – это большая ответственность.

Немыслимо, если единственное дитя князя Верховского войдет в жизнь незаконнорожденным, без имени отца, без права на титул, на принадлежность к старинному роду. А если попытаться уговорить Надю избавиться от ребенка, сейчас многие доктора за деньги оказывают подобные услуги? Но, вспомнив сияющие глаза возлюбленной, ее искреннюю радость, он устыдился и отбросил прочь эти замыслы. Почему, черт побери, он не может радоваться новости как всякий нормальный человек? Ведь это ребенок любимой женщины! Семейное счастье, покой, уют, тихая светлая гавань! Прошлое – страшный сон, кошмар! Ведь за все это время его порочные страсти не разу не дали о себе знать! Стало быть, он исцелился! Исцелился чистой Надиной любовью! А это дорогого стоит! Он сделает все, чтобы она и не родившееся еще дитя были счастливы! Ради них он преодолеет любые препятствия.

И Лидия ему не страшна! Однако куда же она опять подевалась, негодная?

Глава пятнадцатая

Княгиня Лидия Матвеевна пребывала в большом смятении чувств. Паровоз ее бурной жизни сделал очередной поворот и еще стремительней понесся вперед. Теперь, спустя почти семь лет после замужества, многое в ней изменилось.

Пышный бюст перестал являть собой главную достопримечательность некогда весьма аппетитной девицы, ибо столь же необъятными стали живот, бедра, руки. Круглый овал лица дополнился увесистым тройным подбородком, плавно перетекавшим в шею, неизменно украшаемую каскадом драгоценностей. Постепенно Лидия уподобилась огромному мягкому шару на слоновьих ногах.

Однако метаморфозы внешности не помешали Верховской вкушать радости жизни во всем многообразии. Родители ее тихо отошли в мир иной, так и не дождавшись титулованных внуков. И Лидия превратилась в наследницу огромного состояния, которое давало ей возможность жить безбедно, а также содержать своего никчемного, но высокородного супруга, чье имя и титул открывали перед бывшей купчихой многие заветные двери.

Лидия не была глупой, но ей, как и всем молодым девицам, были присущи иллюзии относительно мужского пола. Она понимала, почему Верховский женился на ней, но не хотела в это верить, тем более что молодой муж в начале семейной жизни оказался весьма пылким любовником. Последующие открытия потрясли молодую женщину и перевернули ее собственные представления о своем муже, морали, семейном долге, любви, порядочности, и прочих вещах, доселе казавшимися незыблемыми. Пришлось отказаться от идиллических картин семейного рая, которые она себе рисовала. Конечно, купеческий мирок, из которого она, как ей казалось, так удачно упорхнула, далек от совершенства.

Но чтобы княжеский дом оказался скопищем пороков, она никак не могла себе представить!

И что же? Лидия Матвеевна вооружилась моральными устоями и бросилась вычищать авгиевы конюшни? Отнюдь! Княгиня решила вышибать клин клином. Отомстить мужу-развратнику его же гнусным способом да еще пребольно унизить денежной зависимостью!

Прожив несколько лет подобной суетной жизнью, приобретя репутацию взбалмошной, распущенной особы, Лидия утомилась. Несколько раз она пыталась вновь приковать к себе своего супруга, но тщетно. Евгений, заполучив очередную кругленькую сумму и отбыв повинность на семейном ложе, исчезал, как привидение. Правда, в последнее время вдруг повелись разговоры о разводе, что очень удивило Лидию. На что жить собирается муженек или нашел невесту побогаче? Или вдруг решил определить себя на какое-нибудь поприще и самому добывать средства для существования? Но это уж совсем невероятная мысль!

Поначалу княгиня Евгению в разводе отказала, сославшись на религиозные заповеди. Но вдруг неожиданный случай совершенно перевернул ее жизнь и заставил переменить свое мнение на сей предмет. Таким случаем стало явление бравого отставного капитана Христианова Ростислава Еремеевича.

Господин Христианов предстал перед взором Лидии Матвеевны на водах, где все состоятельные русские лечили свои хвори. Кто врачевал тело, кто душу. Но и те и другие совмещали лечебное действие целительных вод с поиском ощущений иного порядка. В воздухе витало желание романов и чувственных влечений. Отставной капитан не стал тратить время попусту, а приступил к осаде крепости по всем правилам фортификации. Княгиня Верховская поначалу и не удосужила его взглядом. Уж больно мелок и вертляв!

Но Христианова, казалось, вовсе не смущала несообразность его комплекции с необъятными размерами Лидии Матвеевны. Упорно, день за днем, он являлся к Верховской, принося неизменные сласти, к которым она была неравнодушна, безвкусные безделушки, букетики и прочие атрибуты ухаживаний. Он вызывался сопровождать ее на прогулках, уморительно скача вокруг: то поддерживая под локоток, то неся зонтик, да, впрочем, мало ли всевозможных трогательных знаков внимания и заботы можно выказать, стремясь угодить обожаемому предмету? Ростислав Еремеевич даже и стишки пытался слагать в честь Лидии Матвеевны. Четким почерком, даже избежав орфографических ошибок, капитан запечатлел их в милом альбомчике, в котором Верховская собирала знаки внимания обожателей.

Трудно устоять пред подобным натиском.

Особенно если в глубине души именно этого и жаждешь! Истомилась Лидия Матвеевна, изображая роковую порочную натуру. Не для нее написана подобная роль! Стала потихоньку приглядываться к новому ухажеру. Ростом маловат и худоват, так это не беда! Зато фигура ладная!

Правда, на ногу чуть прихрамывает, так ведь ранен в боях! Лицо подвижное, глаза живые, блестящие, усы торчат, как у кота, черные такие! Приятности без конца говорит и комплименты расточает, а для женского слуха – это чистый мед!

– Я, Лидия Матвеевна, как увидал вас, так и обмер! Женщина моей мечты! – с пафосом заявил Христианов.

– Что же эдакого во мне замечательного для себя вы узрели, любезный Ростислав Еремеевич? – насмешливо, с недоверием вопрошала княгиня.

– Правду позволите, сударыня? Вид ваш, округлость ваша необъятная для моего глазу просто восхитительна!

Верховская вспыхнула, не зная, негодовать на бесхитростный ответ или радоваться искренности признания?

– Вы ведь еще потому меня так поразили, – продолжал он с большим воодушевлением, – что чрезвычайно мамашу мою покойную напомнили.

Достойная во всех отношениях была дама, любил я ее безмерно и тяжко горевал об утрате! И не чаял, что сыщу подобное существо на свете!

Лидия Матвеевна была уязвлена сравнением с какой-то незнакомой покойной старухой и недовольно поджала губы.

– Вы, если можно так выразиться, женщина особого склада, для ценителя! Не каждому дано понять такую красоту! А я сразу проникся! Тут специальный талант нужен, чтобы такой особе, как вы, угодить!

– Какой такой талант? – насторожилась Лидия Матвеевна, памятуя о порочных талантах своего супруга.

– Ежели пожелаете, так я свои возможности предъявлю вам тотчас же! – подкрутив усы, заявил Христианов и глаза его загорелись еще ярче. Он попытался придвинуться к собеседнице, но она остановила его жестом.

– Не забывайтесь, сударь! Вам еще ничего не позволено!

И княгиня приняла величавый и неприступный вид.

– Ах Боже Ты мой! – вскричал собеседник с интонациями, заимствованными из игры провинциальных актеров средней руки. – Вы, драгоценная княгиня, подобны сейчас Екатерине Великой! Какая стать! Какой взор! Отчего я не художник и не могу навеки запечатлеть бесценную картину!

Грубая и явная лесть приятно волновала душу. Взгляд Верховской потеплел.

– Вы, господин капитан, большой, как я погляжу, мастер, по части куртуазии, умеете женщине приятное сказать!

– Так ведь женщина на свет для того Богом послана, чтобы мы, мужчины, радость ей преподносили и сплошное удовольствие!

– Неужто безвозмездно?

– Оно, конечно, не совсем так! Желательно иногда тоже чуточку радости поиметь!

Христианов вновь сделал попытку приблизиться и присесть рядом на диван. На этот раз он был допущен на опасно близкое расстояние, чем не преминул воспользоваться. Раздался громкий хруст дивана, деланно испуганное оханье Лидии и торопливое сопенье капитана. Первая линия обороны пала довольно быстро, преобразившись в бесформенную кучу мужской и женской одежды, сорванной второпях. Взятие следующего бастиона потребовало от бравого вояки нешуточных усилий, ведь и противник попался искушенный.

У княгини был хороший учитель постельных баталий! Христианов пришел в полный восторг, хотя чуть было не оказался погребенным под необъятным телом обожаемой Лидии. Он чувствовал себя триумфатором. Лидия, пережив телесное соединение с очередным субъектом мужского пола, решила на нем и остановить свой выбор, покончив с прежним беспутным супружеством.

Уже через несколько дней капитан пребывал в доме княгини чуть ли не на правах хозяина.

Он без стеснения расположился в одной из комнат большой квартиры, которую она снимала, командовал прислугой и повсюду сопровождал свою возлюбленную, открыто афишируя столь близкое знакомство. Лидия Матвеевна поначалу даже была ошеломлена таким стремительным развитием событий, но, поразмыслив, пришла к выводу, что и ей теперь надо поспешить с разводом, чтобы матримониальный запал нового кандидата в мужья не угас. А то, что Ростислав Еремеевич желает узаконить их отношения, стало ясно буквально сразу.

– Голубка моя, – рокотал он, щекоча ее усами, – я человек прежних устоев. Коли я люблю, так пожалуйте и под венец. Желаю придать нашему роману законное обрамление.

– Так ведь я замужем! – засмеялась Лидия.

– Полно, сударыня! Это издевательство над семейными святынями, а не брак. Да и где муж этот?

– Найти его нетрудно, только зачем? – княгиня желала, чтобы претендент высказался предельно ясно.

– Затем, милая Лидия Матвеевна, чтобы требовать от него развод по всей форме!

– И вы возьмете замуж разведенную женщину?

– Любовь не знает условностей и преград!

– Однако, сударь, – заметила строго Верховская, – вы ни словечком не обмолвились о своей прежней семейной жизни, а ведь вы уже в летах, вряд ли провели полжизни холостяком?

– Ваш ум меня восхищает! Вы правы во всех отношениях! Конечно, по молодости лет и я был женат, но моя бедная супруга умерла так рано, что я уж и не верю в то, что это и вправду было. Грешен, даже облик ее вспоминаю с трудом! Затем судьба так меня мотала, что семейного очага разжечь не представилось возможности. А ведь у меня и именьице осталось после покойной родительницы. В Курской губернии, небольшое, но ежели туда капитальца вложить, невероятный можно получать доход!

– Стало быть, вам мой капиталец, как вы изволили выразиться, желательно получить! – Верховская чуть не заплакала от досады. – Чем же вы тогда лучше моего мужа, женившегося на мне из-за денег!

– Полно, матушка, сердиться! Что же обидного я сказал? – наивно и искренне пожал плечами капитан. – Я же не таюсь, как ваш князек, я открыто мечтаю о том сладостном миге, когда мы богато и счастливо заживем в нашем гнездышке! Земельки прикуплю, работников найму, дело поставлю, как у немцев, везде порядок, чистота! Коров выпишем породистых, машин заграничных!

Княгиня, вытаращив глаза, сидела молча.

Ободренный ее молчанием, Христианов продолжал:

– А главное, детишек народим полный дом!

– И кто эти детки будут по паспорту? – с надменностью произнесла Верховская, намекая на низкий чин ухажера.

– Понимаю, понимаю, к чему клоните. Ясное дело, жаль расставаться с титулом, ведь за него столько заплачено. Из княгинь да в жены отставного капитанишки! Обидно! Только я одно вам скажу, не обессудьте, ваше сиятельство, никакая вы не княгиня, а как были купчиха, так и есть! Не ваш эго мир, чужой он для вас, вы среди этих расфуфыренных и надменных аристократов как в стане врага! Не для вас эта жизнь, не для вас!

– Да в уме ли вы, сударь, что говорите-то! – Лидия Матвеевна аж задохнулась от негодования и боли, ведь Христианов говорил ей вслух то, что она сама себе боялась сказать.

– В уме я, в уме. А еще в моем уме, если позволите продолжить, картины такого порядка.

Дом наш большой и обильный, вы во главе семейства, в окружении деток, и я при вас, верный ваш раб и обожатель, супруг ваш нежный. Ручки целую, коленочки, пяточки!

Христианов даже зажмурился от столь упоительной перспективы. И тотчас же открыл глаза, так как его поразил непонятный звук. Княгиня издала глухой стон, подобный коровьему мычанию, а потом зарыдала в голос. Ростислав Еремеевич обомлел и опасливо покосился за" дверь, предполагая путь к отступлению. В тот миг, когда он уже совсем было решился одним прыжком выскочить вон, Лидия Матвеевна раскрыла ему свои объятия, и он уткнулся носом в ее необъятную грудь.

– Голубчик вы мой, милый, если и впрямь все так и будет, мне для этого ничего не жаль, никаких своих капиталов! Не только деньги, себя всю тебе отдам!

После непродолжительных слез, взаимных клятв, перемежаемых поцелуями, влюбленные перешли к более содержательной части беседы.

Где найти мужа и как добиться развода?

Глава шестнадцатая

Надежда Васильевна занемогла. Первая беременность давалась ей с трудом, хоть она всегда была вполне здоровой девушкой. Пришлось Евгению побеспокоиться о докторе. Мсье Семуньи имел большую клиентуру и прекрасные рекомендации. Ко всему прочему этот умный и деликатный человек с одного взгляда понимал ситуацию, в которую попадали его пациентки, и по мере возможности облегчал их участь. Ему не требовалось много времени, чтобы понять: Верховские ведут крайне замкнутый образ жизни, девушка слишком молода и неопытна, князь выглядит человеком тертым. Значит, тайные любовники, скрывающиеся от родственников или законных супругов. Что ж, теперь времена изменились, по" всюду падение нравов, чего только не насмотришься за годы долгой врачебной практики! Но юная «княгиня Верховская» доктору чрезвычайно приглянулась. Она вся светилась в ожидании ребенка. В первый момент, когда князь обратился к Семуньи, доктор решил, что молодые люди хотят избавиться от плода своей грешной любви.

Но выяснилось, что совсем наоборот. И мадам «княгиня» превратилась в постоянную клиентку доктора. Доктор зачастил к ним на квартиру, и его визиты скрашивали Наденькино одиночество, рассеивали тоску и женские страхи, вполне оправданные в подобной ситуации. Как ей недоставало матери! Как она нуждалась в ее советах и доброй поддержке. Несколько раз она порывалась тайно от Евгения написать родителям письмо, но стыд не позволял строкам лечь на бумагу. В спальне на широкой кровати она мечтала о том миге, когда вместе с ненаглядным Евгением и милой крошкой на руках они переступят порог родительского дома. Удивление, радость, слезы, смех – и они будут прощены! Господи, дай мечте сбыться! А пока… Пока опять дурно, опять выворачивает наизнанку, и нет мочи переносить эти страдания!

Опять приезжал доктор и велел гулять потихоньку. Оглядев Надю, доктор покачал головой, она сильно прибавила в весе. Надя и сама с неудовольствием замечала, как безобразно расползлось лицо и тело. Зная, что и без того Господь не расщедрился на ее внешность, бедняжка расстраивалась не на шутку, боясь, что потеряет привлекательность в глазах князя.

– Это смешно, Наденька! Твои страхи происходят от плохого самочувствия, вспомни, как объяснял мсье Семуньи. Все это временно, все пройдет, ты станешь прежней, и моя любовь к тебе не угаснет никогда! – князь пытался успокоить возлюбленную.

Однако отчасти опасения Нади имели под собой некоторое основание. Конечно, Верховский продолжал ее любить, он не сомневался в этом.

Но прежняя вольная жизнь не могла научить его быть отцом и мужем. Будущий ребенок внушал скорее страх, нежели радость. Крики, болезни, бессонные ночи, горшки, пеленки и бутылочки – все это вызывало у него брезгливую дрожь. Как они будут существовать, а главное – на что?! Доселе безбедная жизнь князя оплачивалась его глупой толстухой женой.

И даже теперь, живя с Надей, Верховский тратил деньги Лидии. Но, если грянет развод, надо искать источник существования. Вот вопрос вопросов! Мысль о финансах терзала Евгения уже не первую неделю. Он послал депешу тетке и получил от нее некоторое вспомоществование, но возросли расходы на лечение, а дальше?

Дальше даже страшно было подумать. Выходило, что надобно, перед тем как развестись с ненавистной супружницей, хорошенько вытрясти ее кошелек, а потом придумается все само собой!

Князь старался не посвящать Надю в эти проблемы, но она сама как-то заговорила о неприятном. Выслушав Евгения, она спокойно пожала плечами и рассказала ему о драгоценностях, которые хранила в укромном уголочке. Верховский догадывался, что Надя убежала не с пустыми руками, но, пытаясь быть благородным, не смел спрашивать ее о таких деликатных материях. Она извлекла драгоценности, и Евгений вздохнул с тайным облегчением. Конечно, это не решение проблемы, но уже какой-то шанс! Правда, он многократно поклялся и ей и себе, что прибегнет к продаже или залогу украшений только в самом крайнем, абсолютно безвыходном положении. Удивительное дело, стоит решить подобным образом, как тотчас в такое положение и попадешь!

Однажды Верховский и Надя отправились на небольшую прогулку. Стояла солнечная погода, хотя дыхание зимы еще чувствовалось в воздухе. Надя с нежной грустью взялась вспоминать о прелестях русской зимы, о снеге по колено, снежках, санках, катке в Юсуповском саду. Евгений с беспокойством смотрел на ее лицо, которое становилось все более и более расстроенным. Он пытался отвлечь ее другими разговорами, но тут она охнула и ухватилась за живот.

Личико молодой женщины моментально побелело и перекосилось от боли. Князя бросило в пот от страха, что все «это» случится прямо сейчас, да еще и преждевременно. Однако у него хватило духа не растеряться и довольно быстро найти кучера с коляской. Погнали что есть силы прямо к доктору на квартиру. Семуньи проживал в особнячке, где на первом этаже располагалась его собственная клиника. По счастью, он оказался на месте и принял больную безотлагательно. Евгений, ожидая вердикта врача, не мог спокойно усидеть в приемной. Он то вскакивал, то садился вновь, то ходил из угла в угол, чем вызывал явное неодобрение секретарши доктора. Она покашливанием дала ему понять, что необходимо набраться мужества и взять себя в руки. Не помогло. Тогда она суровым голосом предложила выпить успокоительных капель, как вдруг показался доктор. Вид у него был озабоченный, что повергло Евгения в еще большее расстройство.

– Ваше сиятельство, мадам находится в сложном положении. Существует реальная угроза потери ребенка и больших осложнений в ее здоровье. Не скрою, прогноз при неудачном течении событий может быть самый неблагоприятный для жизни мадам.

– Бог мой! – прошептал Евгений, утирая мокрый лоб. – Бог мой, я не могу потерять ее!

Врач посмотрел на него пристально. И почему этот пылко любящий муж вызывает в нем такое неприятное чувство недоверия?

– Послушайте, еще ничего не случилось, но может случиться. Я предпринял все, что в моих силах. Но теперь ей совершенно нельзя двигаться, ее невозможно везти домой. Согласны ли вы на некоторое время оставить мадам в клинике?

К ней будет приставлена сиделка и обеспечен превосходный уход!

– Разумеется, если это необходимо! Я оплачу все расходы!

Доктор кивнул и пригласил Верховского пройти вслед за ним. Надя лежала на кровати по-прежнему пугающе-бледная. Она слабо улыбнулась Евгению.

– Душенька моя, крепись! – пролепетал он, наклонясь и целуя ее в серые губы. Ты побудешь тут всего несколько дней, и я заберу тебя домой. Все уладится, вот увидишь!

Они нежно распростились, и Верховский пошел к двери, но запнулся на ровном месте. Оглянулся. От Надиного взора ему захотелось завыть, заплакать, закричать. Он почти выбежал вон. В голове все смешалось. Очень, очень жалко бедняжку, но если ребенка не будет, то и часть проблем исчезнет. А если и Нади не будет? Снова свобода, никаких забот и ответственности? Чего тебе больше хочется, Евгений. Ты сам-то знаешь?

Пока Надя отсутствовала, Евгений прилагал титанические усилия для решения денежных проблем, но все без толку. Как ни крути, получалось, что скорое свидание с Лидией неизбежно. Однако в последнее время они вовсе потеряли друг друга из виду. Он даже не представлял, где сейчас его жена. Может быть, уже вернулась в Россию? И вот совершенно неожиданным образом, открыв утреннюю парижскую газету, на последней странице среди вороха частных объявлений он прочитал следующее:

«Ее сиятельство княгиня Лидия Верховская сообщает заинтересованным особам, желающим послать корреспонденцию или получить личную аудиенцию, что сие возможно по адресу…»

Евгений не поверил собственным глазам. То, что данное объявление предназначалось только для него, не вызывало никаких сомнений. Но то что Лидия прибегла к такому способу, говорило только об одном: она срочно ищет встречи. Быть может, и ей понадобился развод? Чем черт не шутит, а вдруг все пройдет как по маслу?

Князь стремительно облачился в один из самых своих изысканных костюмов, натянул тонкие дорогие перчатки, украсил себя шляпой и, помахивая тростью, отправился на свидание с женушкой.

Лидия Матвеевна уже несколько дней провела в ожидании ответа на объявление. Она навела справки по знакомым и выяснила, что дома в Петербурге князь не появлялся, однако некоторые мельком встречали его в Париже. Из чего она сделала вывод, что он еще тут, но вынужден вести крайне скромный образ жизни, наверное, окончательно все просадил. Что ж, значит, будет как шелковый. Тренькнул звонок. Горничная доложила о прибытии долгожданного гостя. Княгиня приняла величественный вид, так поразивший недавно простодушного и искреннего Христианова. Евгений вошел и сдержанно поклонился. Вид расфуфыренной жены, желавшей изобразить из себя нечто значительное, был настолько нелеп, что он с трудом удержался о г едкого замечания, которое, без сомнения, все бы испортило. Лидия напоминала ему теперь раздувшуюся жабу, одетую в дорогие платья и украшенную бриллиантами. Только в сказке лягушка превратилась в прекрасную царевну, а в жизни такое превращение вряд ли могло свершиться.

– Доброе утро, Лидия! Рад видеть тебя в полном здравии! У тебя цветущий вид! – Евгений сделал над собой усилие, улыбнулся и поцеловал полную руку, усеянную перстнями.

– Давно, давно не виделись! – Лидия чмокнула его в подставленную щеку. – А вот ты, мой князь, что-то побледнел и осунулся! В последний раз, когда мы с тобой видались, ты был чудо как хорош, что с тобой сделалось?

– Заботы, заботы заели, – деланно-равнодушно ответил муж.

На самом деле он был неприятно уязвлен замечанием о своей внешности. Оно его крайне огорчило.

– Присядем. – Лидия позвонила в колокольчик и приказала подать кофе и угощения. Князь, проглотивший с утра только газетную информацию, присоединился к обильной утренней трапезе.

– Зачем звала? – проглотив очередной кусок, спросил Верховский.

– Соскучилась по ненаглядному муженьку! – пошутила супруга.

Евгений поморщился. Всякий раз, когда они встречались, Лидия всегда понуждала его предаться радостям плотских утех, прежде чем выдать очередную солидную сумму денег. Однако нынче что-то в ее взгляде и повадке изменилось, и Евгений почувствовал это.

– Полно, Лида, говори, в чем дело! – нарочито серьезно произнес он.

– Ты в прошлый раз вроде как о разводе помечтать изволил, так вот я тоже теперь об этом подумываю. – Она откинулась в кресле, поставив недопитую чашку на столик.

– Отчего это вдруг? Кажется, нас обоих подобная ситуация вполне устраивала?

– Как же, устраивала! – зло взорвалась жена. – Это тебя, мерзавца, пакостника да развратную тварь, тетку твою, подобная жизнь устраивала! А я так жить не хочу!

Князю пришлось пропустить мимо ушей оскорбления, и он процедил сквозь зубы:

– Однако ты, милая жена, тоже, как я знаю, не в пустой холодной постельке спала все это время!

– А что мне оставалось делать, скажи на милость?

– Богу бы молилась, в монастырь пошла, мужнины грехи замаливать!

– Вот тебе монастырь! – Лидия сунула Евгению под нос кукиш, сложенный из ее жирных пальцев. – Чего удумал! В монастырь! Во мне жизнь кипит, я, может, еще замуж схожу за порядочного человека, деток рожу! И пусть не буду «их сиятельством княгиней Верховской», зато буду счастливой и любимой!

От громкой и эмоциональной речи она вся покрылась красными пятнами. Верховский с трудом удерживал себя, чтобы не вцепиться в ненавистную физиономию. Была купчихой, купчихой и осталась! Ничего к ней не пристало за эти годы.

– Вот, стало быть, в чем причина! Лидия Матвеевна замуж собрались за «порядочного человека»! – Евгений попытался передразнить интонации жены. – Что ж, Бог в помощь! Я препятствий чинить не стану, давай обсудим все; но только спокойно, без оскорблений! Как звать счастливца и кто таков?

– Не вашего круга, не аристократического.

Христианов Ростислав Еремеевич, отставной капитан, в боях ранен.

– Постой, постой, в каких боях, войны-то, поди, уж как двадцать лет никакой нету? – удивился Верховский.

Лидия замолчала потому, что на это обстоятельство из жизни бравого вояки действительно не обратила никакого внимания.

– Имение есть небольшое, в Курской губернии. Замуж зовет, любит, не чета тебе, искренне! – последнюю фразу Лидия произнесла с особым удовольствием.

– А из себя каков? – полюбопытствовал князь, затягиваясь папиросой, – его явно забавлял этот странный разговор. – Неужто краше меня!

– Ну, краше вас только ясно солнышко! – съязвила княгиня. – А по мне так хорош. Впрочем, увидитесь, вероятно. Я тебя представлю! – добавила она гордо.

– Помилуй Бог! Уволь меня от подобного знакомства. Верю тебе на слово, что твой новый супруг в тысячу раз достойней меня! Поэтому давай уж, без дальнейшего промедления, обсудим, как поступить далее, учтя обоюдные интересы.

Они долго толковали, обсуждая детали развода, периодически переходя на крик и взаимную брань. Но дело двигалось потихоньку. Княгиня все поглядывала на часы, ожидая визита Христианова, но тот куда-то пропал. Наконец, вымотанный беседой, Евгений распростился с Лидией и двинулся в обратный путь. На улице он сел в экипаж и назвал вознице адрес. Кучер отвез его и почему-то вернулся обратно к дому, где проживала Лидия. Как только он остановился, к коляске быстро подошел невысокий человек, и кучер сообщил ему адрес предыдущего седока, за что тотчас же получил монету.

Глава семнадцатая

Вечером того же дня Верховский получил записку престранного содержания:

«Милостивый государь! Я располагаю некой конфиденциальной информацией, которая для вас может оказаться важной до чрезвычайности. Полагаю, что Вам, по меньшей мере, неразумно отказываться от нашей встречи. Я буду ждать Вас…»

Князь не поверил собственным глазам, пробежав глазами строчки. Подпись стояла – «Христианов»!

Это черт знает что такое! Что может сообщить незнакомый тип, которого Верховский и в глаза не видывал? Видимо, какие-то гадости, связанные с Лидией. Знать ничего не желаю!

Однако уже в следующую секунду неприятно засосало где-то внутри. А вдруг – это прошлые утехи, страшные мерзкие тайны его исковерканной души и ненасытного тела дают о себе знать! Тогда он пропал! Если выйдут наружу прежние увлечения молодости – конец надеждам на исцеление, Надя с таким человеком жить не будет. Но кто и как мог прознать? Видимо, придется пойти на нежданное рандеву!

Узнанная тайна превзошла самые худшие подозрения Евгения. Он встретился с Христиановым на следующий день, пополудни в указанном месте. Ростислав Еремеевич поджидал его на скамеечке под голыми каштанами, зябко кутаясь в воротник пальто. Сразу бросалось в глаза, что и пальто, и шляпа, и ботинки почти не ношеные, недавно приобретенные. Видимо, будущий супруг хорошо обновил свой потрепанный «в боях» гардеробчик за счет щедрот Лидии Матвеевны. Впрочем, князь его за это осуждать не имел права. В этом смысле они пребывали в одинаковом положении.

– Сударь! Ваше сиятельство! – Христианов встал и приподнял шляпу.

Верховский холодно кивнул, не удосужив приветствием.

– Благодарю, что откликнулись на мою просьбу о встрече, – произнес собеседник, ласково заглядывая князю в глаза. – Однако разговор наш предполагает быть не очень коротким, не изволите ли пройти куда-нибудь, где бы мы могли в тепле, за стаканом доброго вина обсудить наши дела?

– Какие у нас с вами могут быть дела? – брезгливо процедил князь. – Вы ухажер моей жены, и на самом деле я должен бы надавать вам по физиономии, а не вести светские беседы.

Выкладывайте поскорее, что у вас там, и разойдемся!

– Э, нет, нет, сударь, не спешите! Дельце совсем иного рода! Пройдемте же, а то я продрог весь, ожидаючи вас!

Чертыхнувшись, князь двинулся с новым знакомцем в небольшое кафе, где Верховский заказал себе коньяку, Христианов изволил того же.

– Выкладывайте, да поскорее! – потребовал Евгений, разглядывая собеседника.

Он представил себе, как нелепо Лидия будет смотреться рядом с таким тщедушным муженьком. Однако почему-то сразу в памяти всплыли косые насмешливые взгляды, которые он сам ловил на себе, будучи женихом.

– Сударь, мне придется начать издалека, образно говоря, от Адама. Некоторое время назад я служил в Н…ском полку, в том самом полку, где служил ваш покойный родитель.

– Что с того? – пожал плечами князь. – Вы же не воспоминаниями о моем папаше пришли поделиться?

– Как знать! В некотором роде и воспоминаниями, только не моими. Я в этом тюлку служил писарем…

– Стало быть, вы в боях с пером и чернильницей себе ногу-то покалечили? – перебил собеседника Верховский, но тот не обиделся и на губах его появилась улыбка, которая не предвещала Евгению ничего хорошего.

– Папашу вашего я не застал. Моя скромная служба протекала уже после того, как он вышел в отставку. Должность моя требует аккуратности и усердия в ведении документов, не только в их написании, но также и хранении.

В моем ведении находились разного рода записи, многие из которых относились к весьма отдаленным временам.

Евгений слушал рассеянно. Что такого можно было отыскать в старых документах полка?

Некие папашины беспутства, так невелико дело? Осквернение офицерской чести? Быльем поросло!

– Так я продолжу, – глотнув коньяку, произнес Ростислав Еремеевич. – В архиве полка нашел я как-то запыленные записки полкового лекаря и от скуки давай их листать. Доктор происходил из немцев и записи свои вел аккуратно. Когда кто напился пьян, кому аппендикс срочно вырезать пришлось, ребеночка принимать от супруги полкового командира, молодой поручик упал да так сильно зашибся, что глаз повредил…

– Какого черта я выслушиваю все это! – вскричал Евгений, который уже начал выходить из себя.

Но Христианов, казалось, даже и не обратил внимания на его эмоции.

– И вот читаю я любопытнейшую запись доктора, просто анекдот какой-то, если бы не печальные последствия. Кобыла горячая не подпускала к себе наездника, пьян был. А животное было высоко моральное, запаха алкогольного не переносило! Он и так, и эдак, а она извернулась да как ударит его копытом подкованным, да в самое что ни на есть важное для мужеского полу место, он и упал без чувств!

– Да, не повезло бедняге! – усмехнулся Евгений – После такого удара можно и кастратом сделаться.

– Вы удивительно прозорливы. Именно описанием этой малоприятной процедуры и были заполнены следующие страницы. Несчастному пришлось отъять его мужеское естество, потому что от органа осталось одно сплошное месиво. Хотя я не силен в медицинских терминах, но суть описания и выводы лекаря оказались для пострадавшего чрезвычайно печальными. Абсолютная невозможность иметь потомство.

Евгений слегка напрягся, он почувствовал в интонациях рассказчика опасность и не ошибся.

Продолжение оказалось ошеломляющим.

– А имя невезучего офицера было князь Верховский, да, да, ваш, так сказать, батюшка. – Последнюю фразу Христианов произнес почти шепотом, без особых выразительных интонаций.

Верховский сидел молча, по его лицу растекалась предательская бледность. Он предчувствовал, что это еще не конец ужасной истории.

Ростислав Еремеевич подождал чуть-чуть, но, так как собеседник не проронил ни слова, продолжил:

– Док гор тайну пациента доверил только своим записям. Не знаю, что он собирался потом с ними сделать, только через нескорое время скоропостижно скончался. Князь вскорости после травмы оставил полк, вышел в отставку и зажил с женой в Петербурге. А через полтора года в семье родился мальчик, наследник титула, юный князь, нареченный Евгением. Не находите ли вы, сударь, что в судьбе вашего родителя просматривается явное чудо? Ибо только чудом можно назвать обретение наследника при подобном стечении обстоятельств!

Верховский вытер платком пот, который струился по его лицу.

– Вероятно, матушка усердно молила Бога, и он явил ей это чудо! – пробормотал Евгений.

– Конечно! – радостно кивнул головой Христианов. – И я даже смею предположить, в каком обличье явилось это чудо! Некий молодой, ладный, привлекательный собой лакей, камердинер, садовник, учитель рисования, да мало ли фантазий у Всевышнего! Так или иначе с помощью этого чуда несчастная чета и решила проблему обретения наследника. Вероятно, он и не ведает, что имеет такого титулованного сыночка!

– Какая вы дрянь, Христианов! – Евгений не вытерпел и, вскочив, хотел ударить собеседника.

Тот уклонился и рассмеялся.

– Нам не следует ссориться, ваше сиятельство. А вдруг я разобижусь и уйду с вашей тайной в кармане? Какая буря поднимется среди высшего общества! А может, найдутся и другие, подлинные наследники древнего имени и титула, а?

Евгений похолодел. Он знал, что в особых случаях государь своим указом дозволял передавать титул по женской линии, чтобы не угасла древняя фамилия. Если княжна Татьяна Аркадьевна окажется единственной подлинной носительницей знатного имени, то наверняка очень скоро и на нее найдется муж, которому и перейдет титул!

– Вы сколько денег хотите? – выдавил из себя Евгений.

– Вы просто замечательный человек! Так сразу перейти к сути проблемы! – Христианов в полном восторге всплеснул руками. – Десять тысяч!

Евгений решил, что ослышался.

– Вы с ума сошли! Гнусный шантажист!

– Конечно, конечно, это не совсем честный способ поправить свое материальное положение!

Но что делать! Я был совершенно мелкий, ничтожный человечишко, скрипел пером потихоньку. Да вот и наткнулся на записи доктора.

Не думал, что пригодятся, прихватил с собой на всякий случай. А он, случай-то, и подвернулся! В столице крутился, вертелся по своим делишкам, да и услыхал уже знакомое имя, сопоставил, сделал выводы. Да только в последнее время все найти вас не мог. Но судьба мне улыбнулась, послала встречу с прекраснейшей из женщин, супругой вашей, и я узнал о вас все, чего мне недоставало.

– Стало быть, вы не собираетесь жениться на Лидии? Все это цирк, обман? Завели знакомство только для того, чтобы выйти на меня?

– Вы снова поражаете меня своей догадливостью! – с притворным восхищением воскликнул Христианов. – Однако вернемся лучше к вышеуказанной сумме!

– Она абсолютно нереальна для меня! Коли вы близко сошлись с моей женой, так уж верно знаете, что она меня и содержит!

– Это малоприятный факт для мужчины. Но меня не интересует подобные нюансы. Вы завтра принесете деньги, или записи доктора будут проданы любому другому лицу, которое пожелает выложить такие деньги.

– Но это немыслимые деньги! Это грабеж!

– Но ведь и историйка, согласитесь, тоже немыслимая для порядочного господина знатного происхождения. Спокойней купить бумажки да сжечь!

– Легко сказать купить! Где я вам достану такую сумму, да еще за день! У Лидии просить?

Из-за предстоящего развода денег она не даст!

Да, постойте, стало быть, и развода тогда не будет, если вы все это…

Евгений подавленно замолчал и с ужасом взирал на маленького человечка, который рушил его мечту стать счастливым и свободным от грехов прошлого.

– Ну полноте, князь! Я не желаю вам зла!

Мне только деньги нужны, и не более того! А Лидии Матвеевне мы ничего говорить не станем!

Развод же ваш пойдет своим чередом, а я в нужный момент испарюсь!

– О Господи Боже Ты мой! – простонал Верховский.

– Полно стенать, князь! Вы не ангел и не дите малое! Кстати, о ребенке! Барышня ваша на сносях? Не переживет, если узнает!

– Вы и об этом знаете?

– Да! Я также знаю, что девица, вами совращенная, не из бедного семейства. И вероятно, когда с вами бежала от папеньки-маменьки, прихватила с собой что-нибудь ценное? Да что мне вас учить! Вы человек бывалый, опытный!

Словом, даю вам день, и завтра в это же время, на этом же месте!

Евгений посмотрел на Христианова взором затравленного зверя.

– И без глупостей, сударь! Не пытайтесь меня выследить или убить! Я принял меры!

С этими словами Ростислав Еремеевич легко поднялся с места и стремительно вышел на улицу, оставив Евгения в полном отчаянии.

Глава восемнадцатая

После ухода ненавистного шантажиста Верховский еще некоторое время просидел за столиком, тупо уставившись в пустой бокал, будто надеясь, что под влиянием его взгляда тот наполнится вожделенными деньгами. Наконец Евгений расплатился с официантом, нехотя поднялся и угрюмо побрел на свою квартиру. За что, за что судьба так невзлюбила его?! Почему только подлость и гадость жизни липнет к его душе? Почему миллионы людей на свете живут спокойно и с достоинством, не испоганившись грязью порока. Да! Подложил свинью папаша!

Недаром говорится, что грехи отцов падут на головы их детей! Только вот чьи грехи-то теперь учитывать, какого папеньки? Видать тот, неведомый, тоже был хорош!

Евгений не питал иллюзий относительно морального облика покойного родителя, но в свете открывшихся обстоятельств все его похождения выглядели еще более отвратительно. Интересно, каким способом старый князь тешил свою похоть? Прелюбопытно было бы взглянуть!

Тут Евгений остановился, просто споткнулся на ровном месте. Хоть папаша и не родной, а порочность его сыночку передалась, видать в воздухе витала! Как зараза, инфлюэнца! Интересно, однако, знает ли обо всем этом тетушка княжна? И если знает, то… Мысли понеслись с безумной скоростью. Нет, надо во что бы то ни стало добыть деньги, похоронить опасную тайну! Но легко сказать добыть! Ограбить банк, что ли?

С этими размышлениями князь вернулся домой, не раздеваясь, упал на постель и уставился – в потолок, украшенный лепниной. Сегодня Наденька ждет его в клинике, скоро доктор позволит ей вернуться домой. Что сказать? Правду?

Если любит, то для нее тайна его происхождения не имеет значения. Но ведь даже не в Наде дело! Князь сел на огромной кровати. С мыслью о Наде пришла и другая мысль, о ее драгоценностях. Если их заложить, всего на несколько дней, то уже появится возможность откупиться от Христианова. А потом, глядишь, удастся добыть деньги, каким-нибудь другим путем. Главное, появится время для решения проблемы. Конечно, он расскажет все Надюше.

Она умная девочка, она поймет. А драгоценности он непременно вернет, выкупит, главное – выиграть время!

Евгений даже повеселел. Он быстро нашел заветную шкатулочку, открыл ее и с удовлетворением оценил взглядом знатока ее содержимое.

Да! И Ковалевские, и Роев знали толк в ювелирных украшениях! Особенно хороши были бриллианты несостоявшегося мужа. Верховский просто ощутил, с каким трепетным чувством Владимир выбирал их для любимой женщины.

В этот момент он думал о поверженном сопернике почти с теплотой. Как хорошо, что Роев проявил тогда царскую щедрость! Впрочем, надо действовать как можно быстрее!

Через полтора часа украшения были заложены, и Верховский оказался обладателем требуемой суммы. Но радости и облегчения он не ощутил. Предстоял неприятный разговор с Надей.

Верховский потоптался около клиники, отошел, снова постоял и двинулся прочь, проклиная себя за трусость и малодушие. Впрочем, быть может, ему удастся уже завтра или послезавтра вернуть драгоценности, и тогда вообще ничего не нужно будет объяснять? Пожалуй, так даже и лучше. А нынче он отправит Наденьке записку, что простыл и слегка занемог, оттого и не навестил ее.

На следующий день Верховский проснулся и впрямь с ознобом. Но только это был нервный озноб. "Он судорожно пытался придумать, как бы злодея поставить на место. При таком раскладе обстоятельств и убить мошенника не грех!

Но где его найти, проклятого, ведь даже глупая курица Лидия не знала, куда он от нее уходит.

Однако времени на размышления почти не было.

На встречу с шантажистом князь прибежал почти бегом, невиданное дело!

– Опаздываете, сударь! – строго произнес Христианов. – Я уж думал, не придете!

– Ничего такого вы не думали! Вы знали, что я приду, и ждали свой куш! – с раздражением ответил князь, которого просто бесил наглый тон собеседника. – Показывайте бумаги!

– Только из моих рук, князь! Не соблаговолите сердиться, но я одной рукой придержу уголки страничек, покуда вы читать будете, а в другой вот чего имеется. – И он аккуратно показал Верховскому спрятанный в кармане пальто пистолет.

Верховский посмотрел на собеседника с ненавистью, но условия принял. Он внимательно смотрел дневник доктора, все еще надеясь, что обнаружит признаки подделки. Но увы. Бумаги производили впечатления подлинных. Ко всему прочему еще ночью в памяти всплыли обрывочные картины смерти и погребения отца.

Мать почему-то более всего беспокоилась об омовении усопшего. Теперь понятно, почему, ведь тело было так изуродовано, что не скроешь! Призвали монашек из Иоанновского монастыря, и сама княгиня руководила печальной процедурой, никого из прислуги в комнату спокойного не допустили. Вдова позже этих старух щедро одарила, в пользу монастыря, конечно. Проклятье! Все сходится, придется платить!

Передача бумаг и денег произошла молниеносно. Каждый схватил свою добычу, опасаясь подвоха.

– Ваше сиятельство! Не соблаговолите ли чуток обождать, я пересчитаю деньги! – с нарочитой почтительностью произнес вымогатель. – Кстати, никаких других письменных свидетельств или копий данного документа не существует, клянусь честью! Вы ведь это хотели уточнить, не так ли?

– Именно так, только честь ваша в этом деле не порука, ибо невозможно ручаться тем, чего нет!

– Напрасно, напрасно вы обижаете меня, сударь! Впрочем, мне не до сантиментов! Пора!

Желаю вам всего наилучшего, Бог даст, более не свидимся никогда!

С этими словами Христианов чинно поклонился и спокойно удалился, унося с собой деньги.

В этот же день Лидия Матвеевна не дождалась ненаглядного Ростика, как она ласково называла про себя любовника. Вместо него пришло письмо, огорчившее ее до слез.

"Милая, бесценная, божественная! Пишу второпях, ибо произошли ужасные события, поставившие под удар наши чудные планы. Помните ли вы, дорогая, я рассказывал вам о моем именьице, где мы мечтали свить наше гнездышко? Нынче получил срочную телеграмму, что вор-управляющий довел дело до полного разорения. Родовое гнездо, место упокоения любимой матушки пойдет с молотка! Не могу терять ни мгновения. Лечу на вокзал и в Россию, выручать отчий дом. Быть может, поспею! Не горюйте, обожаемая Лидия Матвеевна, не корите раба своего, что не забежал проститься. Свидимся в Петербурге. Буду поджидать вас там.

Надеюсь, что к тому времени дело с разводом тронется с мертвой точки. Кстати, совершенно случайно встретил одного русского, хорошо знающего вашего супруга. Он-то и поведал мне о том, где и, главное, с кем, проживает князь Евгений…"

Прочитав до конца письмо, из которого Лидия узнала о существовании Надежды Ковалевской, княгиня еще больше расстроилась. Это что же получается? Евгений опять ее обманул, скрыв, что собирается жениться. Особенно огорчило Лидию, что возлюбленная мужа намерена осчастливить его ребеночком. А как бы ей хотелось ангелочка, эдакого маленького Евгения! Ее, Лидию, он не любил никогда, а тут прямо неземная любовь, настоящее чувство! Ей стало еще обидней, ревность с новой силой проснулась в душе, хотя она и собиралась расстаться с этим человеком навсегда. Господи, и Христианов, единственное ее утешение и радость, как назло, именно теперь, когда его ласка и любовь нужней всего, умчался спасать имение!

Однако при размышлении о неожиданном отъезде любимого вкрадывалась какая-то смутная тревога. Что-то не сходились концы с концами. Какой может быть общий знакомый у князя и отставного капитана, причем князя Христианов и в глаза не видал! И как это он вдруг все разузнал о Верховском и его любовнице, если она, Лидия, не могла его долго отыскать? Лидия не отличалась особенной прозорливостью и догадливостью, но нехорошие предчувствия обмана, мистификации уже заползли змеей в ее сердце. Она пометалась по комнатам, а потом вдруг приняла неожиданное решение и направилась по адресу Верховского.

Оказавшись перед огромным домом, она оробела, но потом взяла себя в руки и вошла. Консьержка осведомилась, куда направляется мадам.

Лидия Матвеевна плохо говорила по-французски, а когда волновалась, то и вовсе несла околесицу. Поэтому консьержка поняла из бормотанья русской толстухи только то, что перед нею княгиня Верховская. Но так как одна «княгиня Верховская» уже тут проживала то, стало быть, это матушка князя, тем более, что лицо пришедшей скрывала густая темная вуаль. Князя не оказалось дома, поэтому, чтобы не мучить пожилую, запыхавшуюся даму, проделавшую столь долгий путь, консьержка выдала ей второй ключ.

Лидия Матвеевна поблагодарила любезную служительницу и поднялась в квартиру. Комнаты неприятно поразили незваную гостью. Она ощутила себя в любовном гнездышке, уютном и трогательном. То, чего ей не дал Евгений, здесь просто пронизывало воздух. Ко всему прочему на комоде в спальне она обнаружила портрет юной, очень юной особы с серьезными и умными глазами. В глазах, в складках нежных губ таилось глубокое и страстное чувство. Фотограф это чутко подметил. Девушка не поражала красотой, но что-то необычайно притягательное ощущалось во всей ее натуре. Из-под маленькой кокетливой шляпки выбивались непослушные волосы, через плечо перекинулась толстенная коса – девичья краса.

Княгиня жадно, со слезами на глазах, оглядывала следы чужого семейного счастья. В душе поднималась волна завистливой злобы и жалости к себе. Ведь и она была такой же чистой и наивной девушкой (так она думала про себя), но брак с Верховским втоптал ее в грязь.

Теперь он желает посредством этой новой любви очиститься от своих пороков, а ее, ненавистную распутную толстуху, – выбросить за борт своей жизни, оставить в омуте грязи! Нет, не выйдет! И тут она снова вспомнила о внезапном исчезновении Христианова и зарыдала. Однако слезы не мешали ей оглядеть столы, шкафы, буфет. Ловко выдвигая полными руками ящички, передвигая вещи в платяном шкафу, она хотела окунуться в этот чужой мир, поглядеть на него как бы изнутри. Неприличность ситуации возбуждала ее. С каким-то особым чувством Лидия копошилась в белье Нади. Малюсенькие панталончики, просто смешной лиф, тонюсенькие чулочки! С таким же сладострастным чувством она сбросила покрывало с постели и вдыхала запах Евгения, который всегда будоражил ее. Ей захотелось прижать к своему лицу его рубашки, и она снова принялась рыться в шкафу. Но что это за бумажки в кармане сюртука? Какая-то старая тетрадка, исписанная незнакомым почерком.

Лидия вытянула находку на свет и раскрыла наугад…

Глава девятнадцатая

Надя уже почти сутки находилась дома. Одна. Евгений исчез. Записочка, что приболел; и более ничего. Напрасно она прождала, что он приедет за ней в клинику доктора Семуньи.

Любезному доктору пришлось самому позаботиться о своей пациентке. Швейцар по его указанию нанял экипаж, и больную, на всякий случай, сопровождала сиделка. Дома Верховского не было. Не сразу, но она поняла, что Евгения в квартире нет уже не первый день.

В голову полезли тревожные мысли. Жив ли, здоров ли ее любимый? Почти все вещи его оказались на месте. Тогда Надя принялась изучать состояние своего имущества, и тут ее ожидал удар. Не нашлась шкатулка с драгоценностями! Она не поверила своим глазам, когда не обнаружила ее на месте. Пришлось перерыть весь дом. Драгоценности пропали! Господи!

С Евгением приключилась беда! Его ограбили! Но тогда почему пропала только шкатулка?

Она находилась в потайном месте, не знаешь – не найдешь!

Надя спустилась к консьержке, и та поведала странную историю о появлении «матери его сиятельства, княгини Верховской». Приходящая прислуга тоже толком ничего не могла сказать, кроме того, что князя уже почти неделю никто не видел. Ни записки, ничегошенькй.

Надя расхаживала по гостиной, держась рукой за спину. Она так разволновалась, что все тело ее ныло, тревожно тянуло в животе. Надо взять себя в руки и попытаться понять, что произошло. С Евгением случилась беда, он заболел? Куда делись драгоценности? Что это за женщина? Жена, тетка? Почему не оставил письма? Бежать в полицию? И тут она явственно представила себе свою несчастную обманутую мать, которая вот так же мечется после ее побега, не зная, что предпринять. Побега? Ну да, конечно! Все слишком просто, поэтому сразу и не пришло в голову. Ее обманули, ограбили и бросили! Ну нет, не может быть! Ведь это Евгений, ненаглядный, любимый, прекрасный, благородный! Но откуда это известно? Да ниоткуда, она просто его видела таким и любила то, что видела. Значит, она была наивна и слепа, значит, она оказалась одной из глупых обманутых барышень, про которых пишут в слезливых дамских романах! Нет, Господи, помоги, нет!!!

Еще несколько дней несчастная пыталась утешить себя надеждой. Но с каждым прошедшим днем она все больше и больше убеждалась в своей правоте. Она осталась одна, в «интересном положении», без средств к существованию, да еще на чужой земле! В пору руки на себя наложить. Надя думала о таком исходе, но мысль о том, что она убьет и другое живое существо, остановила молодую женщину от рокового шага.

Вернуться домой, дать знать родителям и просить о помощи? После оскорбительного побега?

Невозможно! Значит, надо как-то жить, но как?

Что она умеет и как поступить с младенцем, какое имя дать несчастному?

Все эти мысли просто изводили Надю. А тело между тем изнемогало. С каждым днем становилось все тяжелее и тяжелее. Денег оставались какие-то крохи. И вот однажды в передней раздался звонок. Надя не поверила своим ушам. Прислуге еще рано. Это он, Евгений! Он вернулся, слава Богу! Она верила, что все так и будет! Распахнув дверь, Надя с трудом подавила крик разочарования. Перед ней стоял доктор Семуньи.

– Позволите войти, мадам? – Доктор внимательно посмотрел на женщину, потом обвел глазами пространство вокруг себя. – Как ваш доктор, я счел своим долгом навестить пациентку, тем более что сама она что-то не показывается. Хотя мы договаривались, что вы ко мне зайдете!

Доктор замолчал.

– Мсье, я благодарна вам за ваше внимание, но я принуждена отказаться от ваших услуг. Теперь они мне не по карману, – едва сдерживая слезы, но пытаясь сохранить достоинство, произнесла Надежда.

– Могу я высказать свои предположения о случившемся? – Доктор легонько дотронулся до руки собеседницы и продолжил:

– Ваш, с позволения сказать, супруг, исчез и оставил вас на произвол судьбы?

– Вы угадали, – едва прошептала бедняжка, уже готовая разрыдаться.

– Да… – протянул Семуньи. – Вас не утешит то, что я вам скажу, но ваша история слишком банальна. Поэтому плакать не стоит, а стоит попытаться выкарабкаться из неблагоприятных обстоятельств. К родне, по-видимому, вы не можете обратиться?

Надя замотала головой.

– Нет! Во всяком случае не сейчас! Ужасно, все ужасно стыдно и унизительно!

И, давясь слезами, она рассказала доктору свою историю.

Выслушав печальный рассказ своей пациентки, мсье Семуньи решительно заявил:

– Мадам, то есть теперь мадемуазель Надин, я испытываю к вам симпатию. Принять или не принять мою помощь – это ваше дело.

Я пришлю к вам двух женщин, они помогут найти вам дешевое жилье и перебраться туда. Я по-прежнему буду вашим доктором, пока не появится ребенок. А дальше вы решите, вернетесь вы к родителям или будете пытаться строить жизнь самостоятельно. Возможно, для вас найдется работа в клинике, нелегкая, но она позволит вам жить и кормить ребенка. Если вы не сможете его растить, я распоряжусь, и его определят в приличный приют. Решайте!

– Да, конечно, да! Я пропала бы без вас!

Она бросилась на шею лекарю, он легонько потрепал ее по русой голове и вздохнул. Ну почему его опасения насчет князя оправдались!

Через несколько дней Надя жила уже совсем в другом месте, в малюсенькой дешевой квартирке. Две присланные доктором женщины помогли устроиться на новом месте. Надя крепилась, но слезы обиды и отчаяния то и дело подступали к горлу. С горечью, устраиваясь на новом месте, она вспоминала, как начиналась их совместная, кажущаяся райской, жизнь с Верховским. Воспоминания терзали душу. Никогда не могла она себе представить, что память способна приносить столько мучений. Вот тут гуляли… Тогда стояли и целовались.., а этот взгляд.., прикосновения, от которых пробирает дрожь… А просыпаться одной, по привычке ища любимого рядом! И больше не будет ничего, да и то, что было, обман, игра! Нет, гнать прочь прошлое, запретить себе возвращаться туда! Надо жить настоящим!

В один из дней Надя зашла к доктору. Он встретил ее со странным выражением лица.

– Мадемуазель, прошу вас быть как можно спокойней! Вам нельзя волноваться! На адрес клиники из России пришло вот это. – И доктор протянул ей телеграмму. Она пришла от Верховского. Он искал Надю и просил доктора сообщить в Петербург, если ему известно что-либо.

Надя прочитала телеграмму и хотела что-то сказать доктору, но не успела. Лицо ее позеленело, и она упала замертво.

Глава двадцатая

После исчезновения дочери супруги Ковалевские замкнулись в своем мирке, не принимали гостей и сами не делали визитов. В свете посудачили по поводу странных событий, но так как ничего ровным счетом известно не было, то история сия вскоре перестала интересовать любителей жареного. Роев теперь почти не появлялся в доме, что чрезвычайно огорчало Катерину Андреевну. Несмотря на перенесенные переживания, она по-прежнему продолжала оставаться красавицей, правда, красота ее стала иной, может быть не столь чувственной. Зато ее муж резко постарел, его мучили постоянные хвори, частенько, охая и держась за грудь, он лежал на диване, позволяя жене подносить очередную порцию пилюль и капель. О дочери они старались не говорить, не потому, что прокляли или возненавидели ее за обман и побег. Наоборот, их любовь к своей единственной девочке стала еще сильней. Ничего бы не пожалели несчастные родители за то, чтобы она вернулась под крышу родного дома, что бы с ней ни стряслось. Ужасная боль терзала обоих. Каждый мучился про себя, боясь собственными стенаниями усугубить страдания другого. Семейная драма их очень сблизила. На закате жизни потеплели чувства, затрепетала нежность. Катерина Андреевна вдруг как будто очнулась от дурного сна, но милый Вася был уже не тот, увы, годы брали свое!

Иногда Василий Никанорович выходил из дому, пройтись, если стояла хорошая погода.

Иной раз на Троицкой улице Ковалевские сталкивались с Роевым, и всякий раз эти встречи неприятно и болезненно переживались обеими сторонами. И отчего он до сих пор не переменит квартиру?

А Роев, и сам не зная почему, все цеплялся за осколки разбитой мечты. Правда, потихоньку и он стал приходить в себя. Поначалу, после пережитого, он и смотреть не хотел в сторону женского пола. Но молодость и жизнелюбие здорового мужчины брали свое. Он стал появляться в обществе, завел новые знакомства, барышни и их мамаши стали приглядываться к потенциальному жениху. Тем более что карьера Владимира Ивановича двигалась успешно. Он ушел с головой в работу, проявляя чрезвычайное усердие и работоспособность, был на прекрасном счету у начальства. Словом, глядя на него со стороны, никто бы и не подумал, о, том, что совсем недавно этот преуспевающий молодой человек держал в руках пистолет и думал стреляться от несчастной любви. Экая глупость приходит иногда в голову даже очень здравомыслящим людям!

В один из погожих солнечных дней, которые так редко случаются в Северной Пальмире, Василий Никанорович решил в кои-то веки пройтись, размять кости. Горничная, подавая шляпу, что-то пробурчала, хозяин не расслышал. Зато проходившая мимо жена поняла слова горничной. Любимая шляпа Ковалевского превратилась в бесформенное гнездо, и впору было отдать ее старьевщику. Катерина Андреевна хотела напуститься на девку, как та смеет, но передумала, повертела старую вещь в руках и заявила мужу, что и впрямь пора обзавестись обновой.

– Что я, юнец с Невского, в модных шляпах щеголять! – с досадой запротестовал супруг.

– Вот именно, что не юнец! Ты человек солидный и должен выглядеть пристойно!

Супруги попрепирались немного, и Ковалевский сдался. Однако ж твердо заявил, что обнову выберет сам, без всяких там новомодных штучек, которые так любила жена.

И вот, обремененный этой нелегкой задачей, Василий Никанорович решился не ехать в экипаже, а пройтись пешком, разглядывая головные уборы прохожих, дабы определиться еще до прихода в магазин. А то известное дело!

Придешь, приказчики окружат, голову задурят, всучат черт знает что!

Разглядывая лица людей, идущих по тротуару и едущих в колясках и экипажах, Ковалевский вздрогнул. Пригрезилось! Не может быть!

Верховский! Ну да, собственной персоной!

И куда же это он направляется? Помилуй Бог, тоже в шляпный магазин! Ковалевский постоял немного, чтобы успокоить сердце, и подошел к нарядной витрине, украшенной всевозможными мужскими, а больше роскошными женскими шляпами. Катерина Андреевна была большой поклонницей этих головных уборов, выбирала их с большим вкусом, и Василий Никанорович, хоть и высмеивал ее покупки, втайне всегда любовался женой, украшенной очередной модной шляпкой. Но сейчас ему было совсем не до них.

Осторожно толкнул дверь, вошел и сделал резкий жест приказчику, который чуть было не подлетел к новому покупателю. Ковалевский не хотел привлекать к себе внимания, чтобы не спугнуть Верховского. Тот преспокойно разглядывал товар, что-то спрашивал. Ему предложили одну шляпу, вторую. Лениво, как бы нехотя, он надел ее и заглянул в зеркало. К большому удивлению Евгения, в зеркале он увидел не только свое распрекрасное отражение, но также лицо седого пожилого мужчины, перекошенное едва сдерживаемой яростью. В первый миг князь не узнал его, а, узнав, отпрянул и резко обернулся. Ковалевский стоял прямо пред ним, преграждая отступление. Но в людном магазине, на Невском проспекте, потасовка со стариком была немыслимой – Верховский! Вы не тронетесь с места, пока мы не объяснимся! – тихо, но уверенно произнес Василий Никанорович.

– Помилуйте, сударь, вы что же здесь, в магазине, собираетесь выяснять со мной отношения? – пожал плечами Евгений.

– Мне ровным счетом наплевать, где мы находимся, потому что вы подлец, сударь, и я не упущу возможности вам это высказать!

Князь залился краской и сдержанно произнес:

– Я понимаю ваши чувства ко мне, и оскорбление ваше отношу за счет расстройства нервов.

Но послушайте, позвольте мне сказать! Давайте же хотя бы выйдем вон!

Покупатели уже поглядывали на ссорящихся с любопытством. А один из приказчиков уже изготовился бежать звать городового на случай, если господа учинят потасовку.

– Вам нет веры, вы бесчестный человек, я призову вас к ответу! – И с этими словами Ковалевский, крепко ухватив Евгения за рукав, потащил его из магазина Они вышли на улицу и остановились у шляпной витрины. Евгений попытался высвободить руку и подивился, насколько еще крепкой оказалась хватка старика.

– Где Надя – прохрипел Василий Никанорович.

Вместо ответа Евгений свободной рукой достал из внутреннего кармана модного пальто сложенную бумажку.

Это был ответ, полученный им из клиники доктора Семуньи. Доктор сухо сообщал адресату, что мадемуазель Ковалевская скончалась в его клинике от преждевременных родов сразу после исчезновения князя. Несчастный отец медленно прочитал письмо и тихо произнес:

– Я убью тебя, негодяй!

Евгений посмотрел как бы сквозь Ковалевского и кивнул головой.

– Бесспорно, за вами выбор оружия, я жду ваших секундантов, когда вам будет угодно. Я не убегу и буду ждать известия.

Верховский сдержанно поклонился, и они разошлись.

Глава двадцать первая

Верховский вернулся к себе как во сне. Ведь он даже мечтал о подобном Самому наложить на себя руки и покончить с беспутным существованием у него не хватило духу, а тут как хорошо, красиво и благородно. Его убьют, и слава Богу. Конец бессмысленному существованию!

Князь прошелся по кабинету, снова вынул листок с текстом телеграммы и в тысячный раз уставился на него. Он не мог расстаться с его страшным смыслом и всякий раз мысленно представлял, как покинутая им бедная девушка, одна, мучительно умирает в далекой стране. Как погибает несчастное дитя, еще и не человек совсем.

Кто там был, девочка или мальчик? И все по его вине, но он не виноват! Но как, как теперь оправдаться, как объяснить Наде, что он не покидал ее, что его загнали в угол, но он не подлец, не предавал их любовь! Вот теперь на небесах он и расскажет ей все, как было.

А как было? После расплаты с шантажистом, он решил просить денег у Лидии, обежать всех знакомых, наделать долгов, но выкупить драгоценности как можно скорее. Лидию он долго прождал, но так и не дождался, вернулся домой и был ошарашен сообщением о приходе «мамаши». Взлетел к себе наверх, но там никого не оказалось. И ничего в кармане сюртука! Там лежал бесценный дневник, он не уничтожил его, так как все же надеялся подвергнуть его тщательной экспертизе у знающих людей, при соблюдении конфиденциальности. И если это подлог или можно изобразить, что подлог, тогда он из-под земли достанет этого наглеца Христианова, и не сносить тому головы! Слишком легко далась ему такая добыча, как князь Верховский!

Не бывать этому!

Но дневник лекаря исчез! Без сомнения, его похитила Лидия! Теперь он в ее руках! Надо ее догнать и употребить все средства, чтобы вернуть похищенное!

И князь как безумный ринулся за женой. Но тут его ожидала неудача. Лидия в великой спешке, ну точно как ее несостоявшийся жених, съехала с квартиры, приказав прислуге вещи выслать вслед за ней. Он шел как пес по следу, но, увы, перехватить ее не смог. Они встретились только в Петербурге, в собственном доме.

Верховский не написал бедной Наде ни слова: он и не предполагал, что в погоне за похитительницей ему придется забежать так далеко. Он рассчитывал тотчас же вернуться. Как только выяснит, что ненавистная супруга собирается делать с дневником. И каков был его ужас, когда узнал. Главное условие сохранения страшной тайны – это неприкосновенность их брака! Но не просто формальная, как было прежде, а подавай ей истинный союз души и тела!

– Но я ненавижу тебя! Ты погубила меня! – кричал Верховский. – Неужели ты надеешься, что мы заживем, как голубки?

– А что, князь, вы ночью удавите меня подушкой? Так я не боюсь! Если со мной беда какая случится, бумажки будут преданы огласке надежным человеком! Так что в ваших интересах холить меня и лелеять, сдувать пылинки и смотреть в рот!

– Но я погубил девушку, чистую, невинную!

Я обобрал ее, оставил без средств к жизни!

– Ай, ай, как нехорошо! Но горю можно помочь! Надобно выслать ей денег и написать письмо. А что написать, сами придумайте, – цинично-равнодушно изрекла княгиня.

Но это было показное равнодушие. Она понимала, что Евгений действительно готов бросить все к черту и лететь назад, невзирая на ее угрозы. Что пересилит? Любовь и преданность или страх и подлость?

Верховский написал Наде письмо, но разве доверишь бумаге истинную подоплеку событий.

Он клялся, что вскоре уладит неожиданные семейные трудности и примчится за Надюшей.

Ответа нет. Еще бы, ведь он писал по старому адресу! Тогда он телеграфировал в клинику и получил страшную новость, после которой ему стало все равно. Он смирился с ролью породистого пса, которого злобная хозяйка и любит и бьет одновременно, таская за собой на поводке.

Но как быть с мечтой о семейном рае и уютном гнезде в Курской губернии? Отчего не явился милый друг Ростилав Еремеевич?

Княгиня обратилась в полицию и через некоторое время получила ответ. Нет такого господина, а есть Еремеев Ростислав Христианович, очень даже известный полиции ловкий мошенник, талантливый в своем роде человек. В Курской губернии родился, имение было, да только действительно ушло за долги. И вовсе не родительские, а самого Ростислава, пустившего родовое гнездо с молотка.

Лидия Матвеевна и Евгений мечты свои похоронили. Не удалось им покинуть друг друга и уплыть в другую, чистую и светлую, жизнь.

Верховский предполагал, что рано или поздно судьба сведет его с Ковалевскими. И вот свершилось! Дуэль! Это замечательно! Конечно, он не станет стрелять в старика, пропади он пропадом! Но на всякий случай надо побеспокоиться о секундантах, завещании и прочих неизбежных хлопотах.

Те же сложные вопросы пришлось решать и Василию Никаноровичу. И прежде всего, кого просить в секунданты? Дело-то подсудное! Друзья его кто в могиле, кто уж слишком стар для подобных вещей, да и доверить нельзя никому, ужасную причину поединка. Как ни крути, придется идти к Роеву. Он человек чести, это и его тайна. Только согласится ли, ведь за участие в дуэли грозит арест. Тогда конец карьере? Ну да попытка не пытка!

Владимир Иванович встретил Ковалевского с нескрываемым изумлением. Василий Никанорович отметил про себя, что Роев прекрасно выглядит.

– Почти на пороге перехватили меня, Василий Никанорович!

– Я помешал вашим планам, Владимир. Вижу, вы куда-то собрались? – Ковалевский растерянно потоптался на месте.

– Да, я приглашен в один дом, но, если у вас ко мне важное дело, я отменю свой визит, – спокойно согласился Роев и пригласил гостя в кабинет.

Ковалевский сел в предложенное кресло и без длительного вступления выложил все, что произошло, одним махом. По мере его рассказа Владимир становился все более бледным и напряженным. Все его усилия забыть эту историю и эту семью пошли прахом. Он надеялся, что рана пусть не зажила, но зарубцевалась. Но нет! Боль, прежняя, сильная, пронзила его, когда он узнал о телеграмме!

– Позвольте мне стреляться вместо вас! – воскликнул он. – Ваши годы…

– Нет, Владимир! Нет! Надя умерла, а ваша жизнь еще впереди. Зачем ломать ее из-за подлеца. А мне все равно! Прошу вас только в секунданты. А я заранее градоначальнику напишу, мы с ним давно знакомы. Так что на этот счет не беспокойтесь, неприятностей не будет, или обойдетесь пустяком, Роев широкими шагами ходил из угла в угол.

С каким же остервенением он разорвал бы ненавистного соблазнителя на куски!

– И еще просьба, – безжизненным голосом проговорил Ковалевский. – Если я не вернусь с дуэли, Наденьку забрать из чужой земли. Пусть покоится рядом со мной! Я фамилию доктора запомнил, он, верно, поможет вам отыскать могилу бедной девочки!

Владимир с ужасом посмотрел на Ковалевского.

– Я понимаю, что это хлопотное дело! Придется просить специального разрешения.

– Я обещаю вам! – печально, но твердо произнес Владимир, взяв ладони Ковалевского в свои руки.

Они обменялись рукопожатием и приступили к обсуждению деталей поединка. Доставление письма сопернику, пистолеты, переговоры с противной стороной – все это теперь были заботы секунданта. Владимир Иванович отнесся к своей новой роли предельно скрупулезно, отчаянно страдая, что сам не может сойтись с соперником и погубителем бедной Нади. Но как хорош Ковалевский. Глаза его горели, ноздри трепетали, взгляд стал решительным, а движения резкими. Да, недаром в прошлом он слыл молодцом, храбрецом и красавцем! Возможная гибель от пули соперника не пугала его, он печалился только о своей ненаглядной Катерине Андреевне, которая останется на свете одна-одинешенька!

Домой Василий Никанорович вернулся уже далеко за полночь. Он оставил Роева горевать о смерти Нади, а сам запретил себе убиваться о потере. Он не может дать слабину душе, воли слезам, пока этот негодяй ходит по земле!

Именно поэтому он решил ничего не говорить жене. Ковалевский представил ее крик, слезы, это будет невыносимо тяжело и может сломить его дух.

На его звонок вышла заспанная горничная, зевая во весь рот, приняла его пальто и шляпу.

На вопрос о жене пробормотала:

– Барыня вас не дождались и давно почивать изволят.

– Завтра уйду рано и если к обеду не вернусь, к Роеву пусть пошлет. Ну, ступай с Богом!

Горничная ушла, шаркая туфлями, а Ковалевский прошел в кабинет и сел писать завещание. Завтра поутру он еще успеет к нотариусу.

Он так и не прилег. Налил в кувшин воды, поплескался в тазу для умывания, надел парадный мундир с орденами и сел у окна встречать утреннюю зарю.

В десятом часу удивленная Катерина Андреевна, недавно вставшая с постели, услыхала звонок в передней. Кого это принесло в такую рань?

Пришел какой-то расстроенный и взволнованный Роев, чем еще более ее встревожил.

– Разве Василий Никанорович еще не вставал? – осторожно спросил пришедший.

Ковалевская поспешно направилась сначала в спальню супруга, а не обнаружив его там, в кабинет. Тело Василия Никаноровича еще не остыло. С открытыми глазами он сидел перед окном, и лицо его было спокойно.

Глава двадцать вторая

Смерть мужа подкосила Ковалевскую. Как в тумане она выслушала рассуждения доктора об ударе, ставшем причиной смерти. Роеву пришлось взять большую часть забот о похоронах на себя. Он снова, как в былые времена, оказался в этом доме на правах своего человека, друга семьи. Только немыслимо тяжела была эта ноша, ведь никто не сказал Катерине Андреевне, что у нее теперь нет не только мужа, но и дочери! Владимиру пришлось уведомить Верховского о скоропостижной смерти его соперника. Если бы не слово, данное Ковалевскому, Роев сам бы тотчас же вызвал негодяя на дуэль. Но невозможно было подвергать себя риску, не выполнив обещания! Владимир Иванович долго и мучительно терзался, как сказать Катерине Андреевне о своей печальной миссии, но не смог придумать ничего достойного. Он решил, что скажет ей тогда, когда выполнит просьбу Василия Николаевича. И вот уж тогда ничто не помешает ему вызвать на дуэль Верховского и отомстить за свои страдания и бесчестье Ковалевских.

Будучи на прекрасном счету у начальства, он без особого труда был отпущен со службы «по семейным обстоятельствам», выправил паспорт и поспешно выехал в Париж.

В дороге Владимир Иванович старался не думать, зачем он едет в столь прекрасный город.

Да! Не так он мечтал его посетить, не по такой ужасной надобности. Франция прекрасная страна, но когда сердце плачет от горя, то глаза слепы! Роев остановился в фешенебельной гостинице и в тот же день приступил к поискам.

Клинику он обнаружил скоро и без особого труда. С трепетом и тяжелым чувством вступил он на ее порог. Доктор Семуньи встретил русского посетителя настороженно. Роев представился и постарался как можно более внятно объяснить причину своего визита. При этом, как ни пытался Владимир сдержать себя, волнение охватывало его, и к глазам подступали предательские слезы. Ему вовсе не хотелось устраивать перед незнакомым человеком сентиментальное представление. Доктор выслушал его внимательно и спокойно. Вообще Роев понравился ему с первого взгляда. Открытое лицо, искренние эмоции.

И как могла милая Надин не оценить такого человека! За версту видна его порядочность! Конечно, он не так головокружительно красив, как пресловутый Верховский, но что проку от такой красоты, если душа черная?

– Значит, сударь, как я вас понял, отец мадемуазель скоропостижно скончался, а вам поручено найти ее могилу и, по возможности, переправить тело на родину?

– Вы совершенно правильно меня поняли, господин доктор! И я смею просить вас о содействии в этом. Разумеется, все расходы будут мною оплачены. – Роев напряженно всматривался в лицо собеседника. Доктор как будто сомневался. – Я понимаю, сударь, что это сложная процедура, полицейские и прочие формальности…

– Погодите, – перебил гостя Семуньи, – скажите, отчего вы позволили ей уехать с этим проходимцем, почему не примчались по горячим следам, почему не увезли домой тогда, когда все еще можно было остановить?

Роев промолчал. Почему? Если бы он мог ответить на этот вопрос?

– Мне трудно объяснить вам, вы человек незнакомый. Но Надя была совершенно свободна, понимаете, свободна в своем выборе! Я слишком ее любил и уважал, я не мог вести себя как собственник, у которого похитили любимую игрушку. Она предпочла не меня, это больно, унизительно, но это ее право!

– Значит, если бы она решила жить или умирать и выбрала бы смерть, вы бы тоже смирились с ее правом свободного выбора? – тихо спросил доктор.

– Не понимаю, к чему этот странный разговор, – пожал плечами Роев, – разве теперь есть выбор?

– В том-то и дело, что есть! – воскликнул доктор. – Надя умерла для Верховского, для всех, кто ее знал. Написать страшный ответ – это была ее воля. Она решила покончить со всей прежней жизнью таким образом.

– Надя жива?! – закричал Владимир, не веря своим ушам.

– Да, жива! И более того, очень скоро родится ребенок, остались считанные дни!

– Бот мой! Где она? Я должен увидеться с ней!

– Зачем?

Роев с недоумением посмотрел на собеседника, полагая, что ослышался.

– Зачем вы хотите увидеться с ней? Она заявит вам, чтобы вы оставили ее в покое, что она умерла для всех вас, что будет жить, как Бог на душу положит. – Доктор говорил нарочито строго.

Владимир смотрел на него с возрастающим непониманием.

– Простите, я слишком волнуюсь и толком не пойму, к чему вы клоните?

– А к тому, что вы опять проявите свое надуманное благородство и предоставите ей право выбора. Принять вашу помощь или не принять? Устроить свою жизнь и жизнь ребенка или обречь на мучительную нищету и убогое существование? Уж коли вы приехали, так спасайте ее, даже против ее воли! Смотреть больно на несчастную, но я не могу стать приютом для обманутых девушек! – добавил доктор для острастки.

Но Владимира не надо было уговаривать. Еще не веря в сказочный исход драмы, он двинулся вслед за. Семуньи. Остановившись перед дверью, тот произнес:

– Я желаю вам удачи, мсье Роев. Помните, у вас всего несколько дней. И ничего не говорите о смерти отца. Пока нельзя волновать. Обождите тут.

Владимир приник ухом к двери. До слуха донеслось: «..'.русский господин.., нет, не князь… спокойней.., капель.., капель».

Потом Семуньи вышел и буквально втолкнул Владимира в комнату. Роев, войдя, замер. Перед ним на кушетке сидела женщина. Если бы он не знал, что это Надя, то в первый момент, наверное, и не признал, так «интересное положение» и перенесенные невзгоды отразились на бедняжке. Фигура безобразно расплылась, огромный живот бессильны были скрыть складки платья. Но более всего ужаснуло Владимира Надино лицо. Оно показалось ему серым, а глаза безжизненными и потухшими. Надя сидела с поникшей головой. Когда он вошел, она повернулась, и в ее взоре промелькнули смешанные чувства. Она узнала его и в первую секунду обрадовалась, но в следующий миг снова наплыла пелена тоски, и она уныло протянула ему руку.

– Наденька! Надюша! Слава Тебе, Господи!

Ты жива! Я нашел тебя! – Роев ринулся к ней и хотел обнять, но она с испугом отстранилась.

– Пожалуйста, Владимир Иванович! Осторожнее!

– Да, да, конечно! – торопливо произнес он и осторожно поцеловал ее в лоб.

Наступило молчание. Надя, казалось, совсем не радовалась приезду бывшего жениха. Владимир, смущенный, старался не разглядывать ее фигуру. Она поймала его взгляд.

– Вам неприятно видеть меня в таком положении?

– Помилуй Бог, Надежда Васильевна! После того, как я ехал по поручению вашего отца забрать ваш прах, видеть вас живой, пусть даже в таком состоянии, для меня великое счастье!

– Отчего папа не приехал сам, а послал вас?

– Слишком тягостное предстояло испытание для пожилого человека.

Роев напрягся, ожидая вопроса о здоровье родителей.

– Они здоровы?

– Не совсем, Василий Никанорович сильно хворает, не мог перенести такого удара, – солгал Роев.

Губя Нади искривились, вот-вот заплачет.

Владимир, памятуя о наставлении доктора, быстро произнес:

– Теперь, когда я нашел вас, я намерен всячески помогать вам. Вы совершенно, абсолютно во всем можете положиться на меня. Я оплачу ваше лечение и.., ваши роды, – добавил он с некоторой заминкой.

– О нет! Все это ни к чему! – Надя решительно замотала головой. – Послушайте, Владимир Иванович! Ну как же я могу принять вашу помощь после того горя, которое я вам причинила! Я же не бесстыжая и не бессовестная!

– Надежда Васильевна! – Роев старался говорить как можно мягче и спокойней. – Я никогда, ни одного мгновения не думал о вас в подобном роде! Мое уважение и любовь, да, да, именно любовь, остались прежними!

– Но вы не можете просто так простить меня и принять вот это! – Она выпятила живот.

– Я могу простить вас: всякий, даже умудренный жизненным опытом человек делает ошибки. Вы слишком молоды, вы ошиблись, поскользнулись. Позвольте подставить вам руку и уберечь от падения! А то, что касается вашего ребенка…

Он замолк на секунду, принимая решение, а затем выдохнул:

– Здесь я вижу один выход. Если вы пожелаете, я снова предлагаю вам стать моей женой.

Мы постараемся заключить брак как можно скорее, и родившийся ребенок будет иметь имя, мое имя! Таким образом через некоторое время мы сможем вернуться домой, и вся эта история умрет.

Надя не верила собственным ушам. Не может быть, чтобы Роев говорил искренне.

– Вы хотите сказать, что примете меня такой, какой я теперь стала, примете моего несчастного ребенка, будете растить его как своего и никогда не вспомните, что зачат он был от вашего соперника?

– Именно так я и хочу поступить! – твердо заявил Владимир – А что касается вас, я думаю, что вы остались прежней, чистой и искренней. Только сейчас вы очень одиноки, несчастны и испуганы. Доверьтесь мне, Надя, ведь вы знаете меня всю жизнь, я-то вас не обману!

– Володя, Володя! – Она начала плакать. – Это слишком большая жертва с вашей стороны!

Как я могу отплатить вам за то, что вы приняли на себя мое бесчестье – Мне многого не надо! – тихо прошептал он, прикасаясь губами к ее волосам. – Люби меня!

– Разве я могу теперь кого-нибудь любить! – Надя закрыла лицо руками.

– Время лечит. Постепенно пройдет горечь унижения. Родится малыш, мы вернемся домой, мы будем еще счастливы, Наденька!

Доктор Семуньи, стоявший за дверьми, удовлетворенно кивал головой, слыша доносившиеся рыдания и страстные речи.

Глава двадцать третья

Суета жизни совсем забросила на обочину происходящих событий княжну Верховскую.

После омерзительной сцены в княжеском доме, свидетелем которой стала Лидия, Татьяну Аркадьевну сослали на проживание в загородный дом Верховских под Петербургом. Там она вела скромное и одинокое существование, почти ни с кем не общаясь, не принимая гостей, не делая визитов по соседям и крайне редко появляясь в петербургской квартире. Княжна не обижалась и не печалилась, более того, она не чувствовала себя виноватой ни в чем, она просто ждала своего часа. Конечно, поначалу ей было тяжело без милого Евгения, но она утешала себя тем, что рано или поздно все произойдет так, как она мечтает. Да и в чем ей было упрекать себя, если греха преступной родственной связи на ней не было, ведь она всегда знала тайну происхождения наследника Верховских. Она сотню раз задавала себе вопрос: почему не воспользовалась в своих целях этой тайной? Быть может, и ее жизнь тогда сложилась бы иначе? Но нет, не хотела она терять предмет своего обожания.

А ведь начиналось все совсем неплохо. Молоденькая смоляночка из знатного семейства могла даже попасть в число барышень, ставших фрейлинами при дворе императрицы или, на худой конец, какой-нибудь из великих княгинь. Однако, несмотря на успехи в учении и благопристойное поведение, невзрачная внешность отодвинула ее в самый конец этого списка претенденток. Попасть в высшие круги и сделать там приличную партию не удалось. Тогда княжна принялась выискивать себе женихов среди многочисленных товарищей своего братца, нимало не смущаясь их репутацией кутил и ловеласов.

На пылкое чувство она и не рассчитывала, ей, как и всякой барышне, да еще из хорошей семьи, просто неприлично было оставаться в девицах.

Собственно эта деликатная проблема как раз решилась довольно быстро. Один из дружков братца, после очередной попойки справив, нужду, возвращался в гостиную, для продолжения веселья. И тут в полутемном коридоре он наткнулся на невысокую девушку, в которой с пьяных глаз даже и не признал поначалу сестру хозяина дома. Вечерние сумерки придавали ей видимость миловидности, и, разгоряченный парами, молодец без особых предисловий ухватил свою добычу и поволок на софу в ближайшей комнате. Она сопротивлялась, даже пыталась кричать, но шумная компания не расслышала ее зова. Бравый кавалергард придавил ее своим крепким телом, рот закрыл сначала ладонью, а потом и скудным поцелуем. Княжна просто задохнулась от винного перегара и приумолкла.

Ужас сменился любопытством. Нечаянный поклонник управился с невинностью в два счета, и это неожиданное природное препятствие, возникшее на пути его мужского естества, заставило зашевелиться его мозги. Кто это пищит и барахтается под ним? Разве не горничная? Батюшки святы! Барышня? Сестра хозяина дома! Теперь не избежать скандала, дружба долой, дуэль неизбежна! Какая досада!

Молодой человек сидел на полу, в растерянности поскребывая подбородок. Неужто придется жениться на этой курице? Татьяна Аркадьевна поднялась, желая скорее смыть с себя следы первого совокупления. Она уже пережила первый испуг, и растерянность сменилась деловитостью. Так и быть, она не будет поднимать крик и даже не пожалуется брату. Решено было, что завтра же он явится в дом просить ее руки, сохранив в глубокой тайне все произошедшее. Однако на следующий день его срочно призвали в полк, а через некоторое время несостоявшийся претендент на руку и сердце сложил свою буйную голову, выясняя отношения после очередной попойки.

Оставшись без жениха, Татьяна Аркадьевна особенно и не печалилась. Она не знала его совсем и прекрасно понимала, что из этой затеи не вышло бы ровным счетом ничего. Однако начало чувственным переживаниям было положено.

Продолжения долго не следовало. И тогда она решила, что найдет себе развлечения в невинной игре. Потихоньку по всему дому она наделала дырочек-глазков, которые позволяли ей стать свидетельницей самых разных сцен. Наблюдая их, она переживала, как и ее «герои», да так сильно, что порой приходилось бегом бежать к себе менять белье и предавать омовению тело.

Конечно, главным персонажем ее подглядываний стал любезный братец. Особенно после того, как горячий конь приложил свое тяжелое копыто в самое нежное место мужского организма. Поэтому князю приходилось быть весьма изобретательным в своих утехах. Зрелища эти чрезвычайно обогатили знания юной княжны по части доставления наслаждения. Вот только применить их было не к кому.

Маленькое отверстие позволяло ей заглядывать и в спальню невестки, жены брата. Но там царила пуританская скука. Княгиня молилась перед сном и предавалась сну, поплакав иногда о своей незавидной судьбе.

И вдруг все переменилось как по волшебству. В доме появился новый камердинер хозяина. Высокий, молодой, ладный, а хорош был так, что вся женская прислуга тотчас потеряла от него голову. Но он не обращал на них никакого внимания, чем вызывал всеобщее недоумение. И только малышка княжна знала ответ.

Почти каждую ночь камердинер появлялся в спальне хозяйки. Маленькая проказница устраивалась поудобнее в своем укрытии, и действо начиналось. Княгиня долго прихорашивалась, надевала нарядное дорогое белье, ее недовольная физиономия чудодейственно менялась, когда появлялся любовник. Как тигр, он набрасывался на ее истосковавшееся тело. Она стонала, кряхтела, подвывала, охала и ахала. Поскуливала от наслаждения и Татьяна Аркадьевна, прильнувшая к дырочке-глазку. Однако сие удовольствие закончилось довольно быстро. Однажды братец-князь радостно сообщил, что в семье ожидается прибавление. После этого камердинер исчез, получив расчет.

Затем последовало рождение прекрасного младенца, окрещенного Евгением. Еще ребенком он так пленил сердце княжны, что она не спускала его с рук, проводя с малышом больше времени, чем родная мать, которая не испытывала к мальчику таких пылких чувств. Вообще только княжна и любила его. К этому чувству прибавлялась острота причастности к тайне зачатия, происшедшего прямо на ее глазах! Сами же родители, обзаведясь наследником, не проявляли к нему особой теплоты. Видимо, постоянно помня, какая в нем течет кровь. Княжна же так привязалась к мальчику, что даже укладывала в свою постель, и он уже, будучи подростком, частенько засыпал в ее объятиях. Потом супругов не стало, и Татьяна Аркадьевна осталась единственной опекуншей молодого человека.

– К тому времени юноша превратился просто в античного бога, поражая всех своей внешностью.

Княжна, привыкшая к его телу, которое формировалось на ее глазах, нередко предавалась мечтам о страстных объятиях со своим любимцем.

Да и что могло ее остановить, ведь она точно знала, что в них нет ни капли родственной крови! К тому же разница в годах была велика, но не столь удручающа. Ну подумаешь, пятнадцать лет! Зато какой опыт любовных игр она имела!

Правда, пока все в теории.

Наконец сбылись самые смелые мечтания Татьяны Аркадьевны. Она увидела, как юный князь стал заглядываться на курсисток и потихоньку тискать горничных в темных углах. Значит, мальчик дозрел. Однажды, пользуясь тем, что юноша совершенно ее не стеснялся и частенько представал в чем мать родила, она принялась потихоньку ласкать его тело, спускаясь все ниже и ниже. Евгений ошарашенно внимал этим новым для него ощущениям. Когда же маленькие пальчики добрались до сокровенного, а потом на помощь пришли и трепетные губки, то у него и вовсе искры из глаз посыпались, в юной головушке все помутилось, и он как безумный, бросился сдирать одежду со своей соблазнительницы. Княжна умело руководила его действиями, стремясь к тому, чтобы первый опыт завершился бесспорной удачей и яркими переживаниями. Руководимый наставницей, которая нежно и деликатно привела его к высшей фазе наслаждения, Евгений перестал быть мальчиком.

После этого, памятного для обоих, дня князь на несколько недель просто поселился на половине княжны, почти не вылезая из ее постели. Татьяна Аркадьевна с успехом применяла на практике некогда подсмотренные приемы. Одно слегка тревожило наставницу. Моральные переживания молодого человека по поводу преступности родственных связей. И, во избежание подобных раздумий, она подтолкнула своего любимца в пучину порока, полагая, что, пресытившись самыми изощренными видами удовольствий, которые редко сочетаются с моралью, князь Евгений не будет мучиться угрызениями совести.

В развратном омуте их любовная связь покажется ему невинной забавой.

Именно с благословения своей воспитательницы молодой человек и пустился в опасный путь поиска порочных наслаждений, не забывая и Татьяну Аркадьевну, которой он был обязан многими своеобразными знаниями, быстро сделавшими его знатоком и профессионалом на данном поприще. Он стал известен в светских кругах, ему завидовали мужчины, женщины сходили с ума о г его ласк. Он менял их как перчатки, неизменно после долгого отсутствия возвращаясь к своей княжне. Татьяна Аркадьевна понимала, что теперь ей точно не выйти замуж, уже только потому, что кроме драгоценного Эжена ей никто не мил. Она представляла себе, что он пресытится похождениями и затихнет. Настанет пора жениться, княжна найдет Евгению какую-нибудь некрасивую девушку, от которой он сам и сбежит, сбежит к ней, и вот тогда они останутся вдвоем, навсегда. Она иногда даже подумывала, а не сказать ли Верховскому о тайне его происхождения. Быть может, тогда… Нет, вряд ли эта новость обрадует молодого человека. И неизвестно, как тогда он себя поведет с ней. Пусть лучше думает, что живет в грехе со своей теткой, но не знает, что в его жилах течет кровь простого камердинера!

План княжны почти воплотился в жизнь. Все шло точно так, как она и замыслила. И даже то обстоятельство, что Лидия случайно стала свидетельницей их очередного свидания, не испугало Татьяну Аркадьевну. Наоборот, супруги теперь жили раздельно и ненавидели друг друга.

Дело шло к разрыву. По мысли княжны, Евгений должен был вот-вот воссоединиться с ней окончательно. Он уже приехал в загородную усадьбу, но без шумного света скучал отчаянно.

Тут-то на его пути и возникла Наденька Ковалевская.

Глава двадцать четвертая

После неожиданного обретения Нади Роев вернулся в гостиничный номер в состоянии лихорадки. Он вошел и, не зажигая огня и не раздеваясь, долго просидел в кресле. Владимир Иванович пытался понять, что творится в его душе.

Рад ли он такому изменению обстоятельств?

И действительно ли он готов к благородному поступку? Может быть, сейчас, в угаре, он делает одну из самых страшных ошибок в своей жизни?

Но как предугадать, как понять, в какую сторону указывает перст судьбы? И так ли беззаветно он любит Надю, чтобы совершать во имя этой любви такие нравственные подвиги? Да и достойна ли девушка подобного самопожертвования с его стороны?

Владимир Иванович не нашел ответа. Одно было понятно, что обратной дороги нет, если только Надежда напрочь откажется от его помощи. Он улегся в постель, но сон не шел. И тогда перед его мысленным взором стали рисоваться картины возможного счастья с Надей и ребеночком. Быть может, потом Господь пошлет и других деток, а там, глядишь, она потихоньку придет в себя от пережитого и полюбит его, Роева.

Конечно, насильно мил не будешь. Но Владимир очень рассчитывал, что огонь его чувства воспламенит угасшее сердце любимой. С этими радужными картинами пришел и беспокойный сон.

Роеву предстоял трудный и хлопотный день.

Надя после ухода Владимира Ивановича тоже пребывала в величайшем волнении, что вызывало большие опасения доктора. Решиться принять помощь Роева? Ведь она уже однажды согласилась стать его женой. Но теперь совсем другое дело, теперь она навсегда будет связана чувством благодарности. Что ж, ради ребенка придется пойти на это. Ведь тогда малыш родится в законном браке, у него будет отец, который независимо ни от чего, будет заботиться о его воспитании и образовании, быть может, и полюбит как родного. Ребенок получит законное имя и станет наследником двух уважаемых фамилий. Или – нищета, беспроглядная нужда, безотцовщина? Нет, все-таки лучше согласиться! Но ведь с мужем придется делить постель!

И это после неописуемой страсти в объятиях с Евгением!

Надя охнула и перевернулась на другой бок.

Ребенок ударил ножками. Эти толчки заставили молодую женщину вернуться из мира грез и воспоминаний на бренную землю. Все, со страстями покончено! Маман была, как всегда, права, говоря, что от них для женщины один вред и неприятности. Решено, она станет госпожой Роевой. А что до любви, то недаром говорится, стерпится – слюбится!

Следующий день Владимир Иванович провел в поисках православного священника. Ему повезло, пожилой священнослужитель, волей обстоятельств пребывавший в Париже, согласился совершить обряд венчания.

– Отчего такая спешка, сын мой? – удивлялся батюшка, когда они чуть ли не бегом пустились в клинику.

Но, когда он увидел невесту, вопрос отпал сам собой, ответ присутствовал в виде внушительного живота новобрачной.

– Похвально, похвально, господа, что желаете без греха чадо родить! Приступим же без промедления!

Конечно же, спаситель Нади доктор Семуньи был свидетелем. Обряд уже близился к концу, когда новобрачная схватилась за живот и застонала. Священник второпях пробормотал остатки молитв, и госпожа Роева срочно удалилась в сопровождении доктора.

– Много, много венчал рабов Божьих, но вот так, чтобы из-под венца и рожать! Это в первый раз! – добродушно заметил батюшка, снимая облачение. – Ну да хранит Господь жену вашу! Да поможет ей Пресвятая Богородица!

Надя мучилась долго. Владимир не находил себе места уже несколько часов. А что если своей ужасной телеграммой она накликала страшный исход? Роев не принадлежал к числу суеверных, но сейчас его охватил ужас. Он хотел молиться, но слова молитв вылетели из головы.

Иногда выходил доктор, но ничего определенного не говорил. Владимир Иванович уже совершенно изнемог, когда раздался ужасный крик Нади, заставивший его покрыться холодным потом, а затем писк новорожденного. Вскоре его пригласили войти. Надя выглядела совершенно обессиленной, она даже не улыбнулась вошедшему мужу. Вовсе не он должен был встречать на белом свете сыночка! А родился действительно мальчик. Глядя на крохотное красное личико, Роев мысленно поклялся себе, что всю жизнь будет относиться к ребенку как к родному сыну. «Сын. Это мой и только мой сын!» – сказал он себе, нежно поцеловал жену и тихо вышел.

Через несколько дней, когда Надя уже почти оправилась, Роев решил сказать ей об отце. Супруги принялись обсуждать, как назовут мальчика.

– Василием, в честь деда, – тихо сказал Владимир, и Надя вздрогнула от его интонации.

– Стало быть, когда я спрашивала вас о папеньке, вы не сказали мне правды? – пролепетала она.

– Увы, его нет теперь с нами! – И Владимир поведал всю печальную историю несостоявшейся дуэли и кончины Ковалевского.

Надя плакала, но это были светлые слезы.

Господь призвал к себе одного раба Василия и даровал другого ей в утешение.

Глава двадцать пятая

Катерина Андреевна довольно долго пребывала в глубокой неутолимой печали. Ее жизнь опустела совершенно. Не было дня, чтобы она не призывала своего Васеньку, терзая и укоряя себя за то, что плохо любила мужа. Воистину, только потеря заставляет нас оценить то, что имели! Какой пустой, глупой и холодной она казалась сама себе! А как ей теперь не хватало дочери! Как она, что с ней? Здорова ли?

Постепенно ясность мысли возвращалась. И Катерина Андреевна поняла, что Роев уехал в Париж за Надей. Она пыталась восстановить в памяти их разговор перед его отъездом, но ничего толком не вспомнила. Почему это вдруг Владимир срочно поехал ее искать? И как он собирается это сделать?

Видимо, он что-то узнал о Наде, но побоялся ей сказать. Но что же тогда? Господи, неужели ты и девочку мою отнимешь?

Ковалевская изнемогала в ожидании и неизвестности. Каждый день гоняла горничную к Роеву на квартиру, нет ли каких известий.

Время шло, новостей не появлялось. Катерина Андреевна совсем извелась. Она снова направилась в дом Верховских, просто потому, что надобно было куда-то пойти. На что она рассчитывала? Может, на этот раз ей удастся узнать, где скрываются любовники, и помочь Владимиру в его поисках.

Она явилась в княжеские апартаменты и застала там княжну. Княжну Татьяну Аркадьевну. Княжна приняла гостью, не скрывая своего удивления. Катерина Андреевна принялась довольно резко требовать от хозяйки дома, чтобы та объявила ей адрес беглецов. Ведь без сомнения княжна поддерживает связь с племянником.

Та решила, что несчастная вдова лишилась рассудка, и заявила, что не знает ровным счетом ничего. Катерина Андреевна ушла в великом раздражении, проклиная и тетку и ее развратного племянника.

Дома ее ждал толстый конверт, украшенный многочисленными печатями. Ковалевская набросилась на него, от волнения не могла открыть и наконец извлекла письмо. Владимир Иванович подробно и обстоятельно излагал события, начиная с несостоявшегося поединка. Он с мельчайшими деталями расписал, как нашел Надю, их скоропалительное венчание, появление на свет Васи. Катерина Андреевна, читая письмо, несколько раз вынуждена была прерываться, чтобы дать волю слезам. Она не могла поверить, что Роев не сказал ей о мнимой смерти Нади.

Вот почему Верховская смотрела на нее сегодня как на полоумную, с выражением жалости и недоумения!

Последняя часть послания была посвящена Васеньке, его разным достоинствам, которые молодой отец перечислял с превеликой нежностью.

Ковалевская испытала настоящее потрясение от этих строк, понимая, о чьем ребенке идет речь.

Может, Владимир святой? Она готова была в это поверить, ведь иначе как чудом все происшедшее не назовешь! В конце письма сообщалось, когда семейство Роевых прибудет в Петербург. А далее шли просьбы похозяйничать в холостяцкой квартире Владимира Ивановича, чтобы приготовить ее к приезду семьи. Дочитав письмо, Ковалевская бегом бросилась в церковь Владимирской Божией Матери, упала там на колени и долго благодарила Бога за то, что он сжалился над ней и услышал ее молитвы.

Катерина Андреевна ожила прямо на глазах.

Уже на следующий день она энергично распоряжалась в квартире Владимира Ивановича. Радостное возбуждение, которое нахлынуло на нее, омрачалось только одной мыслью. Как-то они встретятся с дочерью? Какой она стала, как сложились между супругами отношения? О Васеньке, внуке, она не беспокоилась. Уж если Роев относится к нему как к родному, она и подавно его полюбит. Ведь рожден-то он был ее Наденькой!

Наконец настал день долгожданной встречи.

Ковалевская побоялась ехать на вокзал. А вдруг дурно станет, вдруг истерзанная переживаниями душа не вынесет радости встречи. Она осталась ждать в доме Роева. Вот послышался звук подъехавшей коляски, захлопали двери, зазвучали голоса. Ей казалось, что она полетит птицей навстречу своей ненаглядной девочке, но силы оставили бедную женщину, ноги отказывались идти.

Она смирилась и ждала в гостиной, со страхом прислушиваясь к шуму прибывших и к стуку своего сердца. И вот дверь отворилась, и на пороге возникла молодая женщина. Катерина Андреевна знала, что это Надя, некому больше быть.

Но то была она, ее девочка, и не она вовсе. Не существовало больше наивной, чистой, светлой и искренней Нади. У дверей стояла уставшая женщина с потухшими глазами. А дочь увидела перед собой старуху, еще не утратившую остатков прежней красоты, но все-таки старуху. Особенно ее поразила седина матери. Ведь она запомнила ее с черными волосами!

– Маменька? – тихо прошептала Надя и нерешительно шагнула вперед.

Катерина Андреевна хотела встать, но подкосились ноги. Она со стоном протянула руки, и Надя припала к ее коленям. Потом они что-то говорили друг другу, плакали, целовались и снова плакали. И может быть, это продолжалось бы до бесконечности. Но в комнату вошли Владимир Иванович и нянька с ребенком. Ковалевская с трепетом взглянула на малыша, боясь увидеть в его чертах сходство с ненавистным соблазнителем. Но что можно разглядеть в чертах невинного младенца?

– Чудесный ребенок! Просто ангел! – воскликнула она.

– Ангелы бестелесные, им пища полагается духовная, а нам, скажи, сынок, подавайте пищу земную! – засмеялся Роев.

Надя вспомнила о том, что мальчик голоден, и поспешно удалилась.

– Володенька! Да хранит вас Бог! Если ли еще на свете человек, подобный вам! Ваша благородная душа… – Катерина Андреевна захлебнулась в потоке слов, пытаясь выказать зятю свои чувства.

" Роеву стало неловко. Ковалевская сделала движение, которое он принял за желание пасть перед ним на колени. С испугом он подхватил ее и позволил запечатлеть на себе благодарственные поцелуи, пришедшиеся куда попало.

Потом семейство до ночи обустраивалось на новом месте. Было уже поздно, когда Катерина Андреевна собралась к себе. Надя пошла проводить мать в переднюю.

Ковалевская чувствовала себя почти счастливой. Она даже посмотрела на себя в большое зеркало и, как бывало, игриво сдвинула шляпку чуть набок. Надя сзади прижалась к матери. Как ей стало хорошо и спокойно! Одно невыносимо – нет папы! Уже в дверях, целуя дочь, Ковалевская тихо произнесла:

– Люби Володю, Наденька, он святой! Ты же умная девочка! Я вот мало любила твоего отца, за что корю себя каждый Божий день. Не повторяй моих ошибок, Надя! Цени то, что есть хорошего в жизни и в том человеке, с которым тебя свела судьба!

Катерина Андреевна, пробыв день с молодой четой, сразу поняла: они живут вместе, но они не супруги. Отношения Роевых скорее дружеские, нежели чувственные. И долго ли Надя будет привыкать к мужу, когда она позволит ему супружеские ласки?

Надя поняла, что хотела сказать мать. Она вздохнула и пошла в свою комнату. Часть вещей еще не распаковали, чемоданы, коробки преграждали ей путь. Молодая женщина устало опустилась на постель и принялась расстегивать платье.

Скрипнула дверь, она подумала, что это горничная спешит ей на помощь. Но это оказался Роев.

– Позволь мне помочь тебе! – просительно произнес муж.

От этих слов Надя вся сжалась. Владимир вел себя очень деликатно. Обвенчавшись с нею, он не настаивал на своих супружеский правах.

Но иногда, видимо совсем истомившись, пытался посягать на ее ночное одиночество. И всякий раз встречал холодное недоумение и оскорбление поджатые губы, которые, казалось, говорили:

«Конечно, вы на правах благородного спасителя можете требовать своей награды, но знайте, в этом нет ни капли моего желания!» Владимир Иванович уповал на возвращение домой, на спокойный уют семейной жизни. Все эти обстоятельства, по его мнению, должны были настроить молодую супругу на иной лад.

И вот, заглянув в комнату Нади, чтобы узнать, как она устроилась на новом месте, Владимир Иванович замер в двух шагах от жены, сидевшей перед ним полуодетой. При виде ее трепетной шейки, тонких ручек, которыми она теребила снятую одежду, внутри Роева поднялась горячая волна щемящей нежности. Борясь с волнением (а вдруг опять укажет на дверь), он тихонько приблизился к постели. Надя промолчала. Владимир воспрял духом и присел на край кровати. Она осталась недвижима. Тогда он, и вовсе осмелев, обнял ее, притянул к себе, пытаясь понять, что она чувствует. Хорошо, однако, что мы не можем читать мысли других людей! Как был бы разочарован бедный муж, если бы узрел правду! Надя ощущала себя жертвой, приносимой в знак благодарности, и не более того.

Наконец Владимир получил доступ к вожделенному телу. Он легонько опрокинул жену на постель и принялся исследовать доставшиеся ему богатства. Он заставил себя не думать о том, что к ним уже прикасались другие руки. Что ж, истинные сокровища не теряют от этого своей ценности! Лицо любимой, изящная маленькая грудь, открывшаяся изголодавшемуся взору, стройные ноги, впалый аккуратный живот – все это вызывало его бурный восторг. Владимир, прикасаясь трепещущим ртом к самым сокровенным местечкам, хотел пробудить ее чувственность. Он внимал каждому ее вздоху, пытаясь уловить ответное желание. Но жена отвечала вялыми поцелуями, способными убить любой порыв страсти.

Однако супруг не отступал, осыпая ее градом лобзаний и нежных прикосновений. Бедный, если бы он знал, что в этот миг борется с тенью Верховского! Она помнила иные ласки! Роев выглядел начинающим школяром, но в угаре своих переживаний и неземной радости не понял в тот миг этого печального обстоятельства. Он решил, что чувственность жены по-прежнему спит и все открытия еще впереди. Окрыленный этой мыслью, он взлетел на самую вершину и со стоном упал на подушки рядом. Надя же не проронила ни слова, не издала ни звука. Когда утомленный своими ощущениями, супруг предался сну, она с изумлением раскрыла свою ладонь. Глубоко в коже отпечатались следы ее ногтей. Непроизвольно Надя сжала пальцы в кулак, когда их тела соприкоснулись, да так и не разжала их. Вот как пришлись ей по сердцу любовные утехи с мужем, которого не хочется любить, да надо! Она посмотрела в лицо супруга. Так спят только действительно очень счастливые люди! Владимир улыбался даже во сне. От ее напряженного взора он вздрогнул и стал, не просыпаясь, искать рядом любимую жену. Надя непроизвольно отшатнулась и притаилась на краю широкой постели, где вскоре и забылась беспокойным сном, свернувшись беззащитным маленьким клубочком.

Глава двадцать шестая

Верховский пережив, как он полагал, смерть бывшей возлюбленной, впал в величайшую депрессию, из которой его не могли вывести ни прежние знакомства, ни разного рода развлечения, иногда весьма изысканные или опасные. Все вокруг померкло, стало безликим и неинтересным. За исключением одного: кто еще посвящен в опасную тайну и, главное, знает ли княжна?

Целыми днями лежал он в кабинете на кушетке, с дорогой папиросой в зубах (по пятидесяти копеек за пачку!) и мучительно думал об этом. Если знает, то почему скрывала? Откуда уверенность, что знала? Да потому, что с легкостью предалась греху физической близости с человеком, формально приходящимся ей родным племянником.

Но если так, значит, у нее на уме есть некие соображения, которые необходимо прояснить! Ведь оказаться единственной настоящей наследницей титула и фамилии – это слишком привлекательно, и не воспользоваться подобным обстоятельством просто глупо! Все непонятно! Татьяна Аркадьевна, доселе казавшаяся недалекой и развратной натурой, в один миг превратилась в коварного и опасного соперника. Но что делать, что делать? Он в ловушке! Ненавистная жена повязала его по рукам и ногам, похитив бесценный документ. Но какие игры затеяла мнимая тетушка? Вот вопрос!

Чтобы на него ответить, князь Евгений отправился навестить княжну в загородный дом в окрестностях столицы. Евгений с трудом поспел на полуденный поезд и прибыл на станцию уже затемно. Его ждали лошади: Татьяна Аркадьевна была предупреждена племянником о его визите.

В доме стояла гулкая тишина, и только несколько комнат были освещены. Княжна в шали, наброшенной на озябшие плечи, вышла встретить дорогого гостя. Весна была на исходе, но ночи еще стояли холодные. На свет лампы, которую она держала в руке, слетались комары и ночные бабочки. Но женщина не замечала ни назойливых укусов, ни стрекотанья крыльев. Она ждала своего любимца, свое сокровище, своего Евгения! План, которому она отдала столько сил и столько лет жизни, потихоньку реализовывался!

И вот послышался стук копыт, он все ближе и ближе. Вот появляется из темноты ночи знакомая статная фигура в длиннополом летнем пальто. Но почему такое озабоченное и злое лицо?

– Стало быть, вы все знали, и всегда знали, всю мою жизнь? – Евгений широкими шагами мерил небольшую гостиную.

Княжна, нахохлившись, затаилась в глубоком кресле. Как правильнее себя повести, чтобы не сделаться врагом?

– Именно, что с начала, – ухмыльнулась Татьяна Аркадьевна. – С самого что ни на есть начала процесса естественного совокупления разнополых особ. Одна из которых и приходится тебе родным папашей, но это, увы, мой друг, не мой покойный братец, а его дородный камердинер, чью телесную стать и великолепие лица ты и получил сполна! А будь отцом настоящий Верховский, ты никогда не уродился бы таким красавцем. Поверь мне, ведь я истинная Верховская, и что с того? Много радости принесла мне княжеская кровь?

Евгений знал, что княжна цинична, но сейчас это обстоятельство задело и покоробило его чувства. Он вспыхнул и набросился на собеседницу:

– Вот почему ты с такой легкостью совратила меня! И не терзалась муками совести! Притом как я, как я…

– Что? Неужто был глубоко потрясен и унижен? – с ядовитой иронией произнесла Татьяна Аркадьевна змеиным шепотом. – Разве тебе было не сладко в моих объятиях и разве нам плохо вдвоем?

Последние слова она почти прокричала. Евгений вздрогнул и прекратил метаться по комнате. Ну конечно, все так просто! И как он не мог понять этого сам! Княжна жаждет владеть им, любить его, но отнюдь не как племянника!

Повисло молчание. Только бесстрастно отбивали ход старые напольные часы, стоявшие в углу. Татьяна Аркадьевна собиралась с мыслями, а потом произнесла:

– В моих поступках много не праведного, это верно! Но причина только в тебе, в той безумной любви, которую я испытываю. И не делай вид, что ты не понимал этого. Ты просто не придавал значению чувствам человека, живущего рядом с тобой. Еще бы, ведь я вроде как прихожусь тебе теткой, и поэтому я должна любить тебя как сына своего брата! Но я не родня тебе и могу позволить себе любить тебя безо всяких табу!

Поэтому я заставила тебя.., э.., почувствовать мою плоть и радость обладания ею, полагая, что подобный шаг откроет тебе глаза и свяжет нас намертво тайной несуществующего греха. Лидия входила в мои планы, ее уродство должно было быстро разрушить ваш брак. Что и произошло.

Но потом, потом ты исчез, якобы поехал ее искать и требовать развода. Я терялась в догадках, не спала ночами, пытаясь понять, что с тобой происходит. И ответ мне пришел сам собой в виде мадам Ковалевской, которая искала свою дочь-беглянку. Так я узнала, что у меня появился страшный и настоящий соперник. Я впала в отчаяние, считая свою игру проигранной, а тебя потерянным. Поставила на себе крест и смирилась. Решила замуровать себя в стенах этого дома и ждать смерти. И вот ты явился! Чего тебе надобно от меня?

Всю эту речь Татьяна Аркадьевна произнесла с трагическими интонациями, которые ей весьма удались. Сумрак неяркой лампы не позволял Евгению разглядеть выражение ее глаз. Иначе там бы он увидел не скорбь и жалость к самой себе, а напряженное внимание.

– Вам нечего более бояться, Надежда Ковалевская скончалась. А с нею и мои мечты переменить жизнь! – Верховский произнес это с искренним отчаянием.

– А зачем менять, пусть все идет своим чередом. Внешне все может оставаться абсолютно неизменным, – произнесла многозначительно княжна, ожидая, что князь сам произнесет заветную мысль, к которой она тонко его подводила.

– Но ведь у меня по-прежнему есть жена, и она тоже владеет этой тайной. Вот кто может погубить меня, если захочет!

– Я полагаю, что могут сложиться такие обстоятельства, которые вынудят ее собственными руками уничтожить проклятый дневник.

Дневник? Но Евгений не рассказывал тетке, как выглядит компрометирующий его документ.

К сожалению, он не обратил внимания на этот странный факт.

После поездки к Татьяне Аркадьевне прошло два месяца. Князь почти безвылазно просиживал дома, почти не навещал давнишних приятелей, да и они теперь чаще предпочитали другие места для увеселительных встреч. Евгений стал брюзглив и раздражителен в своей меланхолии и тоске. Но пребывать в одиночестве его натура никак не могла, поэтому мало-помалу он вновь стал общаться с Лидией, позволяя ей нести в своем присутствии всякую чепуху и перемалывать сплетни. Постепенно княгине вновь было дозволено посещать его половину, а вскоре и сам Евгений, словно махнув на прежнее рукой, возобновил свои посещения жениной спальни. Казалось, от былой враждебности не осталось и следа. Лидия не знала, что и думать. Она ходила на исповедь к батюшке, и тот утешил запутавшуюся рабу Божью. Дескать, Господь услышал ее молитвы и наставил неверного супруга на истинный путь. Княгиня вновь принялась мечтать о семейной идиллии. Муж, правда, напоминал ей остывший самовар. Вот вроде только кипел, переливался через край, а теперь точно замерз.

Уж она старалась раздуть уголья прежней страсти, но, увы, прошлые высоты им уже были недоступны. Впрочем, это Лидию не очень огорчало, она думала, что и слабого тления угольков достаточно для поддержания семейного тепла. А вдруг искорка да и проскочит? Глядишь, потом и ребеночек народится! Со стороны казалось, что в княжеском семействе воцарилось некое подобие мира и согласия. Лидия и не предполагала, во что ей обойдется такая непростительная потеря бдительности!

Однажды, сытно пообедав, супруги предались сну, а проснувшись – любовной неге. Стояли жаркие дни, в комнатах было душно. Княгиня, совершенно разомлев, расположилась на большей части супружеского ложа и томно произнесла:

– Надеялась, мой друг, порадовать вас приятным известием. Думала, что уж в этом месяце точно не наступит обычной дамской хандры, ан нет, все на своем месте! Опять не получилось у нас дитя! А так хочется родить княжонка!

– Хм! – ухмыльнулся князь. – Зачем нам лицемерить друг перед другом, если мы оба знаем правду!

И он пустил в потолок ароматное кольцо папиросного дыма.

– Да что с того, что мы знаем, больше-то не знает никто! А мы уж говорить никому не станем! – Княгиня громко засмеялась, разгоняя пухлой рукой папиросный дым, и Верховского покоробило от этого грубого, почти мужского смеха.

– Эта тайна уже не только наша! – уныло произнес Евгений.

– Ты имеешь в виду Христианова или, как его там, Еремеева? Так чего его бояться, если доказательств у него нет! Одни слова, кто им поверит?

– Я вовсе не его боюсь, – еще более печально проговорил муж. – Ты совсем забыла о Татьяне Аркадьевне. Оказалось, она все знает, и знала всегда, да только раздумывала, когда ей повыгодней воспользоваться этими сведениями.

Боюсь, что момент настал!

– Но с чего ты взял! – изумилась Лидия и села на постели, поправляя съехавшую бретельку, которая с трудом удерживала пышную плоть.

– Я говорил с ней весною, она обозлена и обижена на нас. Если вдруг появится маленький наследник, вот тут она и предъявит свои права!

– Но ведь доказать без документов ничего невозможно!

– Полно, Лидия! Не будь столь наивной!

Всегда можно найти людей, которые под присягой подтвердят, что видели или чудесным образом помнят в мельчайших деталях все что угодно. Даже если их и рядом не было!

Княгиня фыркнула и спрыгнула с кровати так, что задрожала мебель в комнате.

– Ну так не бывать этому! Я выходила за князя, а не за сына камердинера! Так тому и быть!

Она решительно двинулась к себе, а Евгений проводил жену задумчивым взором. Кажется, проглотила рыба наживку!

И словно в продолжение их разговора буквально на следующий день явилась княжна. Она поселилась в своих прежних апартаментах и почти не выходила оттуда. А если и появлялась, то имела крайне недовольный и подозрительный вид, словно задумала какую-то пакость. Так, во всяком случае, показалось Лидии.

Прошло несколько дней, и вот однажды Татьяна Аркадьевна скучающим взором изучала из окна улицу, спешащих прохожих и проезжающие экипажи. Вдруг ее взор загорелся, стал пристальным и острым. В дом Верховских вошел посыльный. Легко и стремительно, почти бесшумно, княжна слетела вниз по лестнице. Толстый пакет на имя княгини Верховской лежал на столике. Сейчас за ним придет горничная и отнесет адресату. Татьяна Аркадьевна успела прочитать имя отправителя. Пакет пришел из солидной нотариальной конторы. Княжна удовлетворенно ухмыльнулась и, заслышав шаги спешащей вниз горничной, быстро удалилась к себе.

В этот день Верховский вспомнил о старых приятелях и поехал перекинуться в картишки да выпить вина, как бывало. Его появление вызвало общий восторг честной компании, которая встретила его приветственным ревом, возгласами и криками. Уже скоро Евгений сидел за зеленым сукном, его тонкие изящные руки ловко перебирали плотные гладкие карты. Время бежало незаметно, домой ехать не хотелось, хотя его ждал превосходный обед. Нынче повар закупил на рынке свежайших грибов и обязался преобразовать оные в нежнейший жульен. Князь также слышал распоряжения насчет шампанского. И вообще Лидия уже с утра имела торжественный и таинственный вид, как будто собиралась совершить нечто значительное. Одним словом, пора уже и откланяться да ехать домой.

В момент этих размышлений к нему подошел лакей и с поклоном передал записку. Евгений с недоумением распечатал конверт и в следующий миг с криком отбросил его. Все замерли, игра прекратилась.

– Господа! – едва вымолвил Верховский. – Я вдовец, господа! Моя жена скончалась!