– Может, всё-таки расскажете, что произошло? – в очередной раз, но уже жёстче спросила репродуктолога Светлану Трофимовну. – Вы сами прекрасно знаете, что мне нельзя волноваться.
– Простите, Тамара Юрьевна, но я не могу сказать. Вам всё расскажет директор клиники – Роман Александрович.
Поджала недовольно губы, но последовала за женщиной вдоль длинного коридора, стены которого были увешаны фотографиями счастливых родителей и детей. Пройдя по нему, мы остановились у кабинета директора.
– С вашим плодом всё в порядке, как и с вашим здоровьем, – произнесла вдруг Светлана и натянуто улыбнулась. – Ваша беременность протекает идеально.
– Благодарю за эту новость, – ответила ей сухо.
Светлана коротко постучала в кабинет своего начальства и нажала на ручку.
Я вошла, и дверь за мной тут же закрылась, словно отсекала от внешнего мира.
Что за мысли?
Оглядела кабинет директора клиники.
В центре стоял большой прямоугольный стол буквой «Т» из полированного тёмного дерева, разрезающий комнату пополам на две стороны. Во главе сидел сам директор и явно нервничал.
И тут моё внимание привлекло одно из кожаных кресел для посетителей. В нём кто-то сидел, отвернувшись от двери, и тихо разговаривал по телефону.
– Доброе утро, Тамара Юрьевна. Благодарю, что нашли время для нашей встречи. Присаживайтесь, – вежливо произнёс директор клиники. – Хотите воды, чаю?
– Нет, спасибо, – ответила ему и плавно опустилась в соседнее кресло.
Сумочку аккуратно повесила на подлокотник кресла и покосилась на своего соседа. Тут мои брови буквально взлетели от изумления.
Ого! В кресле сидел один из самых богатых холостяков города – Руслан Ладомирский. Это был мужчина, за которым, по слухам и сплетням, разносимыми СМИ, охотилась каждая светская львица. Многие олигархи пытались выдать замуж за Ладомирского своих дочерей, чтобы провести слияние двух компаний. Но тридцативосьмилетний мужчина не стремился связывать себя узами брака, о чём не раз и не два сообщал в своих интервью.
И нет, он не гей, а гетеросексуал. Ладомирский держал рядом с собой одну женщину ровно сезон, а потом появлялся в обществе уже с новой пассией, которая наивно верила, что уж она-то сможет очаровать холодного и циничного мужчину и пойти с ним под венец.
Ладомирский завершил телефонный разговор и повернулся в мою сторону. Мужчина медленно осмотрел меня с ног до головы.
Я дружески улыбнулась ему.
Холодное, почти презрительное выражение лица Ладомирского ясно дало понять, что он решил, будто я одна из тех женщин, что охотятся за ним самим и его состоянием.
Пф! Больно надо.
Хотя я не могла не отметить его обаяние.
Что уж говорить, Ладомирский был обворожительно красив. Коротко стриженные тёмные волосы, высокий лоб, прямой аристократический нос и тёмные глаза. Тёмно-синий костюм от известного итальянского дизайнера идеально сидел на мужчине и не скрывал мощной спортивной фигуры.
«Такой генофонд зазря пропадает», – промелькнула в голове мысль.
– Роман Александрович, моё время слишком дорого стоит, чтобы терять его на молчаливые встречи. Может, соизволите уже сообщить суть этого собрания? – спросил Ладомирский.
Он покосился на меня и поджал свои грешные губы.
От звука его голоса у меня на секунду перехватило дыхание – глубокий, низкий, с хрипотцой и очень опасный. Невольно вздрогнула и передёрнула плечами. Это не укрылось от Ладомирского.
– Разговор предстоит не из лёгких, и прежде чем я начну, может быть, вам что-нибудь принести? Вода, чай, кофе? – поинтересовался Роман Александрович.
– Нет, – ответила я.
– Кофе, чёрный, без сахара и сливок, – потребовал Ладомирский.
И таким тоном произнёс, будто он настоящий царь. Я поморщилась и решила лучше полюбоваться своим свежим маникюром. Акцентировать внимание на этом мужчине не стану – он относился к тому типу людей, которые получали то, что хотели, причём по первому же требованию. И никакие возражения неприемлемы!
Ожидание кофе для его величества Ладомирского прошло в тягостном молчании. Но, слава Богу, секретарша принесла довольно быстро чашечку чёрного напитка и поставила на стол перед мужчиной. Ненавязчиво коснулась его плеча своей рукой, стараясь привлечь внимание, но лишь заработала злющий взгляд директора и мою усмешку.
– Спасибо, что пришли, – начал Роман Александрович. – Мы попросили встретиться с вами двумя лично по причине произошедшего недоразумения в нашей клинике.
Ладомирский сидел как каменное изваяние, даже к своему кофе не прикоснулся. А вот я занервничала.
Какого чёрта происходит?
– Наша клиника заранее приносит извинения… – директор замолчал, наблюдая за нами, сидевшими в кабинете, выполненном в современном стиле, и ожидали услышать некую важную новость. Мужчина тяжело вздохнул и продолжил: – Произошла чудовищная ошибка. Наша сотрудница перепутала биоматериал и…
– И-и-и? – угрожающе произнёс Ладомирский, прищурившись.
– Теперь вашего ребёнка, Руслан Германович, носит под сердцем Жданова Тамара Юрьевна…
Директор перевёл взгляд на меня, а смысл сказанных слов от меня как-то ускользнул.
– Тамара Юрьевна, вам провели протокол ЭКО с материалом Руслана Германовича Ладомирского. А женщина, что должна была выносить вашего ребёнка… Ей досталось семя донора, которого выбрала Тамара Юрьевна.
Мой ребёнок – это ребёнок Ладомирского? Что за чушь он несёт? Как они могли перепутать материалы?
Положила руки на плоский ещё живот, словно защищая малыша от этих странных мужчин, и с ужасом взглянула на Ладомирского.
Он положил свои большие ладони на стол и ударил по нему.
– Вы что наделали?
Его голос – сама угроза.
– Знаете что, это не просто возмутительно, это чудовищно, – поддержала я Ладомирского рассерженным тоном. – И как вы вообще посмели рассказать о том, кто донор? Мне бы неплохо жилось, не знай я, кто отец моего ребёнка!
Я ожидала услышать любую, самую страшную новость, начиная от того, что донор, чью сперму приобрела, оказался носителем какого-нибудь генетического заболевания, заканчивая тем, что с моей беременностью что-то не так. Я мысленно подготовила себя к худшей ситуации, но такого поворота событий уж точно не ожидала.
Я рожу ребёнка Ладомирского… Даже в страшном сне мне не могло такое присниться. И как мне теперь жить с этой мыслью?
Как-как? Как и раньше.
– Тамара Юрьевна, Руслан Германович, мы понимаем, что ситуация неординарная и более того – сложная, но мы бы хотели помочь вам обоим, – залебезил директор клиники.
Он серьёзно? Как он собирается нам помочь? А что будет с той женщиной и её ребёнком?
Посмотрела на Ладомирского.
Мужчина откинулся на спинку кресла и посмотрел на меня другим взглядом – оценивающим. Его практически чёрные глаза, казалось, могли прожечь меня насквозь. Не дождётесь, Руслан Германович. Я вызывающе вздёрнула бровь, не отводя глаз.
А знаете что? Да плевать на то, что донором спермы оказался Ладомирский.
– Сколько ей лет? – неожиданно спросил он директора клиники.
Роман Александрович открыл было рот, чтобы ответить, но я его перебила:
– У меня лично спросить не судьба? Нет?
Ладомирский прищурил глаза и холодно ухмыльнулся:
– Так сколько же?
Я склонила голову и хотела ответить в духе «сколько есть – все мои», но подумала, что этот мужчина вряд ли оценит юмор. Тем более в такой ситуации.
– Тридцать три, – произнесла уверенным тоном.
– Тридцать три, – повторил задумчиво Ладомирский и посмотрел на директора. – Суррогатной матери, которая должна была родить моего ребёнка, двадцать пять лет. Мне нужен полный отчёт о здоровье этой женщины. Если окажется, что имеются хоть какие-то отклонения в развитии плода – прервите ей беременность.
– Что? – опешил Роман Александрович.
– Вы в своём уме? – разозлилась я и подскочила с кресла. – Это мне нужно знать, каково состояние вашего здоровья, так как это мой ребёнок! И не смейте тут сидеть и указывать, кому и что делать! Мой ребёнок – и точка!
Я посмотрела на Романа Александровича.
– По договору с клиникой я получила всё, что хотела, и оплатила ваши услуги, верно? – он согласно кивнул. – Дальнейшее обследование и наблюдение за течением своей беременности я буду проходить в другом месте. В услугах вашей клиники, Роман Александрович, я больше не нуждаюсь.
– Сядьте! – командным тоном произнёс Ладомирский.
Да конечно! Разбежалась!
Не стала даже смотреть на его перекошенное от гнева лицо, а произнесла, обращаясь к Роману Александровичу:
– И, будьте любезны, избавьте меня от внимания этого человека.
– Тамара Юрьевна… – произнёс извиняющимся тоном директор. – Мы не договорили… Мы хотели бы компенсировать вам причинённые неудобства и…
– Я не нуждаюсь в деньгах. У меня их достаточно, – сказала немного высокомерно.
– Прошу вас, Тамара, сядьте в своё кресло, – неожиданно плавным и тягучим голосом произнёс Ладомирский. – Мы ещё не закончили этот разговор.
– Мне не интересен этот разговор. То, что донором спермы оказался не тот, кого я выбирала… – пожала плечом. – Не имеет уже особого значения. Во мне зародилась новая жизнь. Это мой ребёнок. Мой и ничей больше. И как бы цинично это не звучало…
Я перевела взгляд на злющего, точно сам дьявол, Ладомирского и закончила:
– Я купила эту сперму.
Сняла сумочку с подлокотника и уже развернулась, чтобы уйти, как Ладомирский резко поднялся со своего места и схватил меня за руку выше локтя – хватка была жёсткой.
– Больно, – зашипела я, подняв голову, чтобы посмотреть в глаза этого жестокого мужчины.
Он ослабил хватку, но не отпустил, а дёрнул меня на себя – мои губы соприкоснулись с белоснежной тканью его рубашки и оставили розовый отпечаток от помады.
«Так тебе и надо», – подумала злорадно.
Ладомирский не заметил небольшой неловкости, он склонился надо мной грозным коршуном и сказал:
– Тамара Юрьевна, я купил в этой клинике суррогатную мать. Вы красивы, правда, жаль, что не так уже молоды…
Я поджала губы. Ну и козёл! Тонко оскорбить женщину её возрастом может только настоящий циник и женоненавистник. Убеждаюсь, что Ладомирский таковым и является.
– Но раз уж так вышло, то я не против, чтобы моего ребёнка родили вы, если у него нет никаких отклонений.
– Это. Мой. Ребёнок, – по слогам и строгим тоном произнесла я. – И отпустите меня. Немедленно.
Он зацокал языком и покачал головой, вызвав во мне раздражение и ещё большую неприязнь.
– Я не позволю, чтобы мой ребёнок жил без отца.
– То есть отсутствие матери, по-вашему, нормально? А вот отсутствие отца – нет? – его логика может переплюнуть в рейтинге женскую.
Ладомирский снова сжал мою руку и с улыбкой истинного злодея произнёс:
– Либо вы рожаете этого ребёнка и добровольно отдаёте мне…
– Или? – вздёрнула подбородок.
– Или делаете аборт.
Едва не задохнулась от такой чудовищной наглости!
– Да как вы смеете?! – зашипела Ладомирскому в лицо.
– Я всё понимаю, Тамара Юрьевна, – с сочувствием произнёс он (да он бы за эту игру получил премию Оскар!) – Я оплачу процедуру и потом куплю для вас самую лучшую сперму, даю своё слово.
Я нахмурилась, едва сдерживая свои эмоции и чувства, которые пробудил этот страшный мужчина. Держать эмоции под контролем оказалось очень сложно. Не представляете, как мне хотелось в эту секунду вцепиться этому зверю в лицо своим свежим маникюром – коготки у меня длинные и острые. Расцарапать бы до крови и вырвать эти чёрные глаза!
– Да вы чокнутый! – рявкнула ему в лицо. – Держитесь от меня подальше, Руслан Германович, иначе я подам заявление в полицию, что вы угрожаете моей жизни и здоровью!
А ещё расскажу всё прессе. СМИ только рады будут посмаковать такие интимные подробности жизни Ладомирского. Этого я, конечно, вслух не сказала.
Ткнула пальцем в директора клиники.
– И вы подтвердите! Вы всё видели и слышали!
Ладомирский вдруг отпустил мою руку, широко улыбнулся, плавно, по-кошачьи опустился в кресло и спросил директора, который, кажется, готов был отправиться в бессознательное состояние:
– Вы что-нибудь слышали, Роман Александрович, или видели?
Я даже вернулась к своему креслу, не сводя глаз с мужчины.
– Роман Александрович, – обратилась к врачу осторожно. Он ведь на моей стороне, верно?
– Роман Александрович, мои адвокаты сегодня пришлют вам требования в связи с произошедшей грубой ошибкой. Но только от вас зависит, какими будут мои претензии.
Он серьёзно собрался его шантажировать?
– Я… я… прошу прощения, Тамара Юрьевна, – заблеял директор. – Но я ничего не слышал… и не видел… Простите…
Он опустил глаза.
– Трус, – произнесла презрительно. – Вас в любом случае растопчут, Роман Александрович. Так вы бы хоть сохранили своё лицо.
Ладомирский насмешливо посмотрел на меня.
А вот директор клиники промолчал, только ослабил галстук и потёр шею.
Я перевела взгляд на Ладомирского и сказала:
– Прощайте.
Тот покачал головой.
– Нет, моя дорогая Тамара, до скорой встречи.
Я скрипнула зубами и вышла из кабинета, громко хлопнув дверью.
Едва оказалась в коридоре, как почувствовала сильное головокружение и тошноту.
Дышать вдруг стало сложно, а перед глазами стало темнеть.
– Меня сейчас вырвет… – прошептала слабым голосом, держась за стену, чтобы не упасть.
Как назло, секретарши на рабочем месте не оказалось, коридор был пуст.
Не знаю, каким чудом и титаническим упрямством, но я добралась до уборной.
Желудок избавился от завтрака.
Включила холодную воду и прополоскала рот.
Опустилась прямо на кафельный пол, и вдруг до меня только сейчас дошёл весь ужас сложившейся ситуации. Этот Ладомирский оказался настоящим чудовищем. Как мне сохранить своего ребёнка?
Проклятая клиника! Как они смели ошибиться?!
Погладила живот, закрыла глаза, стараясь вернуть сердцебиению прежний ритм, и вслух сказала:
– Ты только мой, малыш. Никому тебя не отдам. Я буду бороться.
Поднялась с пола, оправила жакет и посмотрела на себя бледную в зеркало:
– Ты не на ту напал, господин Ладомирский. Хрен тебе, а не мой ребёнок.