Так вот к чему привел меня мой многообещающий жизненный путь. Еврейская принцесса из Энглвуд-Клифс, чертова отличница, которая сама решила пойти в католическую старшую школу для девочек, чтобы быть рядом со своей лучшей подругой, которая сама решила отказаться от поступления в Браун, девушка, чьи возможности – теперь, когда перед ней вот-вот откроется весь мир, – вполне могут оказаться бесконечными, просидит всю апрельскую ночь на пассажирском сиденье «юго», воняющего маслом пачулей (Трис использует его для ароматерапии). Возможно, это просто машина не заводится, но у меня такое чувство, будто не заводится вся моя жизнь. Да уж, у этого «юго» металл высовывается сквозь порванную обивку пассажирских сидений, царапая бедро. Этот реликт времен холодной войны никак не реагирует, когда Ник поворачивает ключ в замке зажигания, и это отличная метафора для моей убогой жизни: НЕ ЗАВОДИТСЯ.
Может, Ник и правда басист от Бога, но он еще и бог парковки, потому что он занял место прямо перед клубом. В результате этого несчастного стечения обстоятельств теперь, сидя в застрявшей машине, я могу наслаждаться звуками музыки, доносящимися оттуда. Они реально чертовски хороши, и это меня чертовски бесит. Не уверена, правда ли это хороший жизненный выбор – влезть в этот «юго» со своим новым почти бойфрендом, или я упустила что-то хорошее, уйдя из клуба, чтобы в очередной раз спасти Кэролайн. Как бы там ни было, я хочу услышать больше музыки. На сцене по-прежнему Хантер, но теперь я слышу, что тот парень, Дэв, поет вместе с ним – еще один кавер на Green Day – «Time of Your Life», и он звучит странным образом гармонично. Hunter Does Hunter ускорили классический легкий радиохит (потому что вряд ли можно придумать что-то более панковское, чем взять за основу музыку, которая играет в лифтах – боже, благослови Билли Джо) и начать исполнять ее в темпе «Parliament». И еще я готова поклясться, что диджей подмешал в композицию немного безумных завываний Майкла Джексона: «Билли Джин – не моя любовница, этот мальчишка – не мой сын»[2]. Как это возможно и почему это звучит так офигительно? Если «юго» не заведется в следующую секунду, я выйду, и плевать, что мне ужасно хочется попытаться стать девушкой Ника на еще семь минут после того, как мы отвезем Кэролайн ко мне. Для бедняжки-неудачника он ужасно, соблазнительно миленький.
– Ты это слышишь? – спрашиваю я у него.
– Что? Двигатель заводится? – Бедняжка не только милый, не только любитель поскакать по танцполу, тряся головой, он, вполне вероятно, просто хороший парень. По крайней мере, он весьма искусно устроил пьяную Кэролайн на заднем сиденье этого своего жуткого «юго» и убедил ее, что это была ее собственная идея. Давайте не забывать и о том, что он великолепно целуется. Он заслуживает большего, чем Трис, – и большего, чем этот «юго».
Я отвечаю:
– Нет, приятель. Прислушайся, чувствуешь, что за ритм гремит в клубе? Это барабаны. Известно, что с первобытных времен они типа используются как основа для музыки.
Я отбиваю ритм на крышке бардачка «юго». От этого она открывается. Внутри приклеена фотография Трис, сделанная на «полароид». Я срываю ее. Вот же хрень! Кэролайн вовсе не параноит – Трис и правда стянула белую футболку Кэролайн с винтажным вырезом и автографом Фли в районе левой груди. Я выбрасываю фотографию в окно и поворачиваюсь к Нику.
– Вашей чертовой группе нужен барабанщик. Я видела, как вы там, в клубе, скрипели зубами, слушая предыдущий кавер Хантера на «Chump», ту песню Green Day. Я вижу, что ты чувствуешь ритм, и это важнее, чем твое умение играть на басу, так что инфаркт может случиться. Подумай об этом. Разве получилась бы «Chump» без Тре Кула? Слушай, найдите себе барабанщика. Правда.
Кэролайн еще не достигла той стадии опьянения, когда ей тепло и уютно – между вспышкой активности и моментом, когда ее потянет в сон, так что сейчас на нее как раз нападает любопытство. Как по расписанию, она вмешивается в разговор с заднего сиденья:
– Правда, – потому что она всегда продолжает фразу с того места, где я остановилась. – Эй, водитель! Привет!
Она хлопает Ника по плечу. Он оглядывается на нее, а потом быстро поворачивается лицом ко мне. Такая милая девушка – и такой мерзкий запах текилы изо рта. Кэролайн хочет выяснить:
– Почему ты носишь такие уродские ботинки? Эй, водитель, ответь! Ответь, а?
– Они идут в комплекте с машиной, Кэролайн, – сообщаю я ей. – Водители «юго» должны носить хреновы драные и заслуженные высокие ботинки от Chuks. Такое правило. В инструкции написано.
Я достаю инструкцию к «юго» из бардачка. От обложки к его стенке тянется липкая пожеванная резинка. Я достаю салфетку и вытираю жвачку с обложки. Чертова Трис, любительница Bubblicious. Я кидаю мануал на заднее сиденье, чтобы Кэролайн с ним ознакомилась.
Она не обращает внимания на эту великую книгу.
– Ты югослав, водитель? – спрашивает она у Ника. – Нора, вот почему он везет нас домой? Это таксист, верно?
– Верно, – отвечаю я ей. Он станет таксистом, как только это чудо-юго заведется на хрен. Мы тут имеем дело с ограниченным окном возможностей. Десять минут ушло только на то, чтобы запихнуть Кэролайн на заднее сиденье. Теперь я вижу, как Рэнди шатается рядом с клубом, курит сигарету, что-то втирает Чокнутому Лу, но посматривает на «юго», готовый снова наброситься на Кэролайн, если эта тачка в ближайшее время не уберется отсюда.
– А разве еще есть такая национальность – югославы? – спрашивает Ник. – Теперь, когда у них страна распалась? Там какая-то жуткая хрень творилась, в Сербии и Хорватии, верно? Ужасно жаль.
Он качает головой и бессмысленно крутит ключ в замке зажигания, словно отчаялся чего-то добиться. Ударяет головой об руль, а затем стукает кулаком по рычагу переключения передач. Он готов. Больше не может этого выносить. Эта машина никуда не поедет. Он выглядит таким подавленным и разбитым. У меня даже не хватает духу отчитать его за то, что он изображает скорбь по Югославии, хотя совершенно очевидно, что на самом деле он скорбит по отношениям с Трис.
Кэролайн сообщает нам:
– Знаешь, во мне есть югославская кровь. Со стороны прадедушки.
Я отвечаю:
– В тебе есть и трансильванская кровь, дурочка. Умолкни. Мне нужно подумать.
Как мы, блин, теперь попадем домой? И почему вообще я должна везти Кэролайн домой? Рядом со мной сидит классный парень. Пусть даже он достался мне после Трис, но у него есть потенциал, с которым можно поработать. А я здесь, в Манхэттене, как поет Стиви Уандер в любимой папиной песне: «Нью-Йорк как раз такой, как я представлял: небоскребы и много чего еще»[3]. Здесь должны кипеть события – а вместо этого стоит «юго», который не заводится. Сквозь лобовое стекло я вижу небоскреб Эмпайр-стейт-билдинг, подсвеченный розовым и зеленым по случаю Пасхи. Это напоминает мне, что Иисус умер за грехи Кэролайн, а не за мои – я из другого племени, – так что с какой стати я буду снова спасать ее задницу, если я могу выйти из этого «юго» и позволить себе получить удовольствие от жизни? Я так толком и не воспользовалась этими двумя дополнительными минутами в качестве девушки Ника.
Кэролайн говорит:
– Ты мне не начальница, Саб-Зи.
Я не могу сдержаться – это безусловный рефлекс. Я оборачиваюсь, чувствуя ее драконий выхлоп, и рявкаю: «Не называй меня так!» Она хихикает, довольная, что смогла вывести меня из себя.
Хихиканье Кэролайн, к счастью, благополучно превращается в сопение. Я вижу ее отражение в боковом зеркале – похоже, она засыпает, прислонившись щекой к стеклу. Никогда не видела, чтобы она вырубалась, предварительно не побуянив. В конце концов, может, у Ника и его «юго» есть какие-то магические свойства. Пожалуйста, пусть их хватит до нашего возвращения в Джерси.
Громкий храп, доносящийся с заднего сиденья, свидетельствует, что Кэролайн и правда отключилась. УРА! Иисус милостивый, спасибо тебе за этот временный приют, и, слушай, я, пожалуй, даже добавлю благодарность за то, что ты умер за мои грехи. Ты КРУТ, И.Х.! Пожалуй, я не стану обращать внимание на тот факт, что, как только я приеду домой, мне придется спать рядом с мисс Драконий Выхлоп, чтобы убедиться, что она не задохнется в своей рвоте. Опять.
– Одной проблемой меньше, – говорю я Нику. Кладу левую руку на его правую, которой он сжимает рычаг переключения передач. – А теперь – что мы будем делать с другой?
Он едва заметно вздрагивает от моего прикосновения и высвобождает руку, чтобы еще раз повернуть ключ зажигания. Вообще не понимаю, с чего это мне захотелось до него дотронуться.
И он спрашивает:
– А зачем ты разломала Барби Трис?
Вот же хрень, это жертва за то, что Кэролайн вырубилась неожиданно рано – похоже, к Нику перешло то состояние меланхолии, которое обычно следует у Кэролайн за назойливым любопытством? Он продолжает:
– У меня было три сестры, и я знаю, что это чертовски серьезно – испортить Барби другой девочки.
Ладно, может, это не меланхолия – его саркастичная улыбка дает понять, что он снова превратился в типичного ироничного паренька из музыкальной группы. Но какого черта – почему мне от этого хочется наброситься на него прямо сейчас?
И все-таки по нему видно, что ему и правда интересно, но я не собираюсь объяснять ему свои отношения с Трис. Просто не смогу. Ущерб, который Саб-Зи может нанести мужской психике за одну ночь, ограничен.
С другой стороны, может, я смогу превратить Ника в свой проект, устроить ему детоксикацию, очищение от Трис, провести реабилитацию, организовать для него полное погружение в отношения с хорошей девушкой? Мне тоже нравится число семь – так что мы можем двигаться плавно, постепенно, приятно и красиво – семь дней вместо семи минут. А потом я отпущу его, освобожу от груза мыслей о Трис, переделаю и превращу в прекрасного парня. Я уверена, он скрывается где-то там, за этими глазами, хранящими образ Трис. Это будет мой дар всем женщинам – идеальный представитель мужского пола, прекрасный музыкант, который отлично целуется. Я выпущу его в мир, тщательно очистив от иронии, и он больше не будет подозревать всех женщин в том, что они окажутся такими, как Трис. Ну, И.Х., а кто теперь крут?
Белый фургон проносится по улице с односторонним движением в запрещенном направлении и останавливается у пожарного гидранта прямо перед нашим «юго».
– О, слава богу, – говорит Ник. Интересно. Похоже, нас спасет божественное вмешательство. Судьба?
Из фургона выходит парень, и я узнаю его – он обнимался с тем типом из группы Ника, который не пел, после их выступления. Я лишь минуту наблюдала за тем, как они целовались, а потом мне пришлось отвести взгляд. Саб-Зи почему-то так возбуждается, когда два парня целуются. Не понимаю, почему подглядывание за тем, как два человека одного пола целуются, считается допустимым исключительно для прыщавых студентов, которые передергивают на лесбийское порно. Это такой сексизм. Феминизм должен быть для всех – он про сексусальное освобождение, равную оплату за одинаковую работу и фундаментальное право девушек любоваться на целующихся парней.
Если бы я не увидела, как те два парня искренне и страстно целуются, быть может, я бы и не ответила поцелуем на просьбу Ника стать его девушкой на пять минут. Кажется, что с того момента прошло уже несколько лет, а не минут. Что вообще тут происходит с мисс Драконий Выхлоп и заглохшим «юго» и ПОЧЕМУ я так много думаю о том, чтобы так и застрять в остановившемся времени в «юго» с этим Ником? Он же встречался с ТРИС!
Бойфренд того парня настолько старается выглядеть, как эмо, что стал похож на куклу из «Маппет-шоу». Он наклоняется к открытому окну со стороны Ника и говорит ему:
– Открой капот, попробуем «прикурить» двигатель этой малышки.
– Ага, – отвечает Ник, словно в этом нет ничего необычного. – Спасибо, Скотт.
Скотт смотрит в мою сторону и произносит:
– Если ты не против, Тому не помешала бы твоя помощь, он ждет в фургоне.
Что за фигня? Неважно.
Пожав плечами, я вылезаю из «юго», а Скотт тем временем открывает капот «юго» и подсоединяет провода прикуривателя. Рэнди стоит, прислонившись к стене клуба, и я пихаю его, проходя мимо, просто потому, что могу. Потом я подхожу к фургону с пассажирской стороны и вижу, что кузов забит музыкальной техникой. Я же знала, что у группы Ника есть нормальная машина! Почему только я не уточнила – обратно в Джерси на фургоне, а не на «юго»?
Парень, который сидит на водительском месте, говорит:
– Привет. Я Том. Через H. T-h-o-m.
Я отвечаю:
– А я Нора. Через G. G не произносится. Как в слове «gnome».
– Правда? – спрашивает Thom через h.
– Нет, на самом деле нет. Но h тоже есть. На конце. Когда-то мое имя писалось просто N-O-R-A, но я решила официально добавить h в конце после того, как папа упустил возможность заключить контракт с Норой Джонс. Не хочу давать ему возможность с легкостью забыть об этом.
– Правда? – повторяет «Том через h».
– Правда, – отвечаю я. – Но я представить не могу, почему и зачем я сейчас обсуждаю с тобой правописание. В чем дело?
Том через h протягивает мне помятую банкноту в 50 долларов. Он говорит:
– Мы со Скоттом решили немного вложиться в это дело. Мы видели, как ты целовалась с Ником.
В их группе поет не он, но он все равно пропевает «Дай ему что-то, что он сможет почувствовать»[4], подражая Арете, а не En Vogue.
– Не понимаю, – произношу я.
Крышка капота заслоняет нам обзор, но мы слышим, как движок «юго» с угрожающим ревом оживает.
– Нет времени объяснять, – говорит Thom. – Просто скажу, что мы со Скоттом всей душой ненавидим бывшую Ника, так что мы хотели бы немного помочь ему пережить это и двигаться дальше. Так что, пожалуйста, своди его куда-нибудь сегодня, полюбуетесь городом, посмотрите заднее сиденье «юго», неважно, просто, пожалуйста, своди сегодня куда-нибудь нашего друга. Мы уже решили, что ты нам нравишься и что ты спасешь Ника. Но мы не хотим на тебя давить, вообще-то.
Да, лестью этот парень добьется чего угодно, да и я как раз предавалась мыслям о спасении, но я отвечаю ему:
– Не смогу, – хотя искушение и правда слишком сильно. Ужасно сильно. Мне любопытно, что случится, если я рискну еще раз коснуться руки Ника – или какой-нибудь другой части тела, например этого ужасно вкусного Не-Гейского рта. – Ник просто согласился подвезти меня и мою пьяную подружку до Джерси. Сейчас она спит на заднем сиденье «юго».
Том через h говорит:
– У нас есть матрас в багажнике. Давай поменяемся. Мы отвезем ее домой, а ты сегодня позаботишься о Нике.
Я решаю, что, может, и правда стоит немного пожить.
– Заметано, – соглашаюсь я, прячу купюру во внутренний карман рубашки, а затем рисую на руке Тома через h схему, как доехать до моего дома. Я рассказываю ему, в каком горшке с цветком спрятан ключ, и прошу не беспокоиться насчет родителей – наверняка они ему еще и доплатят за то, что он довез Кэролайн домой, а меня отправил на свидание с живым, настоящим парнем. К тому же с Ником я вовсе не чувствую себя фригидной. Я и вспомнить не могу, когда в последний раз чувствовала возбуждение – не обязательно сексуальное, а просто восторг от того, что я узнаю прикольного нового человека, пусть даже он бедняжка-неудачник.
Так что решено; я выхожу из фургона вместе с Томом через h. Он подряжает Скотта, чтобы тот помог ему перенести Кэролайн из «юго» в фургон. Но, вернувшись в «юго», я понимаю, что у меня нет никаких шансов объяснить Нику, как и почему наши планы на эту ночь изменились.
Потому что, посмотрев вперед, сквозь лобовое стекло, я вижу, как Рэнди, стоящий у стены клуба, обменивается энергичным дружеским рукопожатием с новоприбывшим посетителем. Это мозговыносящий парень, из-за которого я в прошлом году и приобрела кличку Саб-Зи. Похоже, племянник дядюшки Лу не сумел продержаться год в южноафриканском кибуце. Зов настоящих диких земель – Манхэттена – оказался слишком силен для него. И, черт побери, Злобный Бывший замечает меня. И вот он подходит справа к пассажирской двери «юго» и спрашивает:
– Эй, малышка, готова продолжить с того места, где мы остановились?