Беспощадный Лёд (ЛП)

Наконец, Майк берет его в рот, и Лиам вздрагивает всем телом, и, если бы Майк не держал руку на бедре мальчишки, ему бы точно проткнули горло членом.

Он отстраняется, и ответом Лиама становится бессловесный скулеж.

— Полегче, — просит Майк. — Ты не двигаешься, помнишь?

— Тебе, блядь, легко говорить, — дрожащим голосом произносит Лиам. — Я, черт возьми, умираю.

— Ты драматизируешь.

— Майк…

Его имя как мольба, и пацана становится жалко. Можно еще поддразнить, но Лиам как натянутая пружина, и, если потянуть еще немного, он просто разрыдается.

Майк пытается заткнуть свою уродливую часть, которая хочет именно этого. Он игнорирует руку, которая слепо приземляется на его волосы и крепко сжимает — останавливаться прямо сейчас, даже если Лиам нарушил правила, кажется слишком жестоким. Даже для Майка.

После оргазма Лиам почти в отключке. Молча цепляется за любовника, прикасаясь к нему повсюду, как будто хочет еще немного насытиться. Майк никогда не видел его таким красивым: раскрасневшимся, цепким и с затуманенными глазами. Словно ему недостаточно, будто нужно больше.

Майк не торопится, он знает, что нужно прямо сейчас Лиаму. Гладит ладонью спину, проходится взглядом по зазубринам позвоночника. Мальчишка начинает постепенно успокаиваться, расслабляться в чем-то более близком к пресыщению, чем к отчаянию.

Глава 7

«Норт Старз» приезжают в Эдмонтон. В это утро Майк тренируется дольше, чем нужно и положено, потому что ненавидит этих парней и тем самым пытается немного остыть и избавиться от агрессии перед игрой. Он старый. У него болят руки. Весь день напролет он будет впечатывать игроков в борт арены, что даст отдых костяшкам пальцев. Всего один день. Один день без боли в костяшках. Он будет хорошим. Он обещает.

Майк забыл, что хоккейные боги — мстительные ублюдки, и попытка поторговаться с ними приводит к боли.

Он не должен был забывать.

Первый период проходит неплохо. По голу на каждую команду, пара ударов, полученных и кому-то прилетевших, довольно ровное владение шайбой. Все играют мило и вежливо, как будто это гребаная встреча детских команд. Поэтому все немного расслаблены и довольны.

Лиама снимают вначале второго периода.

Сначала Майк не замечает произошедшего. Он разговаривает с Грейссом, повернув к нему голову. Но затем чертовски быстро до него доходит. Сначала негодующий рев со скамейки, затем болезненная тишина, повисшая над ареной. Майк наклоняется и находит взглядом Лиама, тот стоит на карачках на льду, а с лица капает кровь. Проходит мучительно долгая минута, прежде чем Лиаму удается встать с помощью Джейкоби и взять предложенное ему полотенце. Его мягко подталкивают к раздевалке.

Пока лед чистят от крови Лиама, объявляют перерыв, на экранах транслируют бесконечный медленный повтор произошедшего: Сэм Дэвидсон на скорости налетает клюшкой на спину Лиама и отправляет лицом в стекло борта. Когда видео замедляют, видно, как нос пацана ломается от удара. Это показывают снова и снова, словно оператор, блядь, наслаждается видом. Под тяжелое молчание арены Дэвидсона отправляют на скамейку штрафников с незначительным штрафом. Ублюдки.

Наверное, это справедливое решение. Дэвидсон нападающий, а не зверь, и этот удар был бы значительно менее катастрофичным если бы кое-кто не был размером с гнома. В середине второго периода Лиам так и не возвращается на скамейку, и Майк чувствует, как с каждой проходящей минутой внутри нарастает напряжение.

В какой-то момент он оказывается на льду рядом с Дэвидсоном. И это ошибка. Вообще-то позиция Майка в команде не предназначена для того, чтобы «делить» лед — любой умный тренер держит своих первых линейных как можно дальше от отряда силовиков — но при очередной смене Майк умудряется врезаться прямо в него.

Дэвидсон крупный, почти такой же высокий как Майк, но при этом довольно неуклюжий; из тех, у кого конечности торчат в разные стороны. Он едва ли старше Лиама. Черт, у него на лице все еще чертовы прыщи. Катается быстро, стреляет красиво и, вероятно, не смог бы ударить даже ради спасения своей жизни. Но вполне очевидно, что с наездом со спины с клюшкой в руках у него проблем нет, и он, блядь, отточил свое мастерство.

— Ты бьешь людей только со спины? — спрашивает Майк. — Трусливый ублюдок, боишься скинуть перчатки?

Если бы Дэвидсон был умным, он бы просто отвалил, оставил эту херню своим силовикам, но он молод и дерзок и, вероятно, думает, что непобедим, поэтому поворачивается лицом к Майку.

Этот парень не боец. Он едва успевает скинуть перчатки и поднять руки, как костяшки пальцев Майка встречаются с его лицом. Первый удар прямо в скулу, второй — более приятный удар в рот. Ответный удар Дэвидсона — пшик, его легко отклонить. Майк крепко хватается за джерси, притягивая парнишку к себе, чтобы подпортить сопливое личико первой линии.

Дэвидсон легко падает — слишком легко, чертов слабак — и Майк опускается за ним на лед, бьет его, пока не чувствует, как лицо поддается под его кулаком. К тому времени, как Майка оттаскивают, его футболка и руки в крови, крови Дэвидсона. Парня поднимают и помогают добраться до раздевалки, его лицо в месиво. Майка же провожают прямо к выходу, рефери удаляет его до конца игры. А толпа на трибунах громко жаждет чего-то. Возможно, еще больше крови. Кажется, они никогда не насытятся.

Майк заходит в раздевалку и садится на скамью, закрыв лицо руками.

Это была не обязанность. Первая линия под защитой. Негласное правило — их нельзя избивать без причины. Рефери всегда быстрее вмешиваются в потасовки с участием первых линейных, лига более строго следит за соблюдением последствий. Будет удивительно, если Майк не сломал Дэвидсону нос. Тренер Маллиган придет и порвет ему задницу, а потом отстранит. Майк не может перестать думать об испуганном и растерянном взгляде Дэвидсона, когда ему пустили кровь, о том, как быстро в глазах появился страх.

— Майк? — он слышит тихое, почти неуверенное и поднимает голову. Лиам. Лицо стало почище, нос заштопан, хотя кое-где еще осталась кровь.

— Хей.

— Господи Иисусе, твои руки, — выдыхает Лиам и делает резкий шаг вперед.

Руки у Майка в полном беспорядке. Будто он засадил их в чьи-то кишки по локоть.

— Видел бы ты того парня, — слабо говорит Майк. Горькая мысль.

Лучший друг Майка, доктор-садист, тащит его в медпункт; он шипит, когда дезинфицируют раны и накладывают повязку. Маленький уебок достал его зубами, но, учитывая, что эти зубы вполне могли остаться на льду, Майк не возмущается. Лиам суетится вокруг. Его сначала пытаются выгнать, а затем смиряются, потому что его упрямая задница не собирается покидать помещение. Сломанный нос Лиама уже подает первые видимые признаки травмы. Над переносицей наливается синяк, а завтра, когда он проснется, под глазами будут два фингала.

Сломанный нос за сломанный нос. Поэтическая справедливость.

— Ты в порядке? — спрашивает Майк сквозь стиснутые зубы. Он прикусывает язык, потому что глупо ругаться на человека, который контролирует доступ к медикаментам.

— Отлично, — отвечает Лиам. — Черт возьми, что этот парень тебе сделал?

Телевизоры повсюду, но не Майку винить Лиама, что тот не стал отвлекаться на просмотр того, как ему ломают нос. Он сам не любит пересматривать повторы. Но есть вещи похуже: врачи словно прижигают кожу на костяшках и посыпают солью. Впрочем, нет смысла лгать. Первый встречный сольет правду, и если не первый, то второй. Ну, и так далее.

Майк проводит рукой по волосам и получает хмурый взгляд эскулапа, хотя это даже не та рука, над которой колдуют. Проклятые доктора.

— Подумал, что он не прочь получить такой же нос, как у тебя, — говорит Майк. — Хотя, честно говоря, ему идет больше, чем тебе.

Лиам на минуту замолкает.

— Ты сломал нос Дэвидсону? — наконец, спрашивает он.

— Весьма вероятно, — говорит Майк.

Лиам смотрит на него, но ничего не говорит. Лиам-молчун уже необычно, это нервирует, и на этот раз Майк не может прочитать его.

— Ладно, — наконец говорит он.

Майк получает взбучку по полной. Для максимального эффекта Маллиган начинает на глазах у всей команды. Майк заслужил это, знает, что заслужил, поэтому молча выслушивает, впивается ногтями в ладони и игнорирует натяжение кожи на костяшках пальцев, тугое и болезненное. Он не защищается. Ему нет оправдания.

Лиам возвращается домой вместе с ним. Майк даже не пытается спорить, просто кормит их сэндвичами и противовоспалительными средствами, а после они ложатся спать. Лиам во сне крутится, и Майку ненамного лучше, поэтому, несмотря на протесты, он устраивается на диване, оставляя мальчишку в постели. Если он случайно посреди ночи заедет Лиаму по носу, то завтра будет чувствовать себя еще хуже.

Майк просыпается окоченевшим и больным — диван не подходит для полноценного ночного сна — ковыляет на кухню, чтобы приготовить кофе. Лиам выходит из спальни, когда кофе почти сварен. Сегодня он выглядит хуже, щеголяя обширными синяками вокруг глаз. Похож на енота. Тем не менее он сонно прислоняется к плечу Майка, пока тот пытается налить им кофе. В общем, Лиам в порядке.

— Роджерс знает, где ты? — спрашивает Майк, когда Лиам почти приходит в сознание.

Лиам поднимает голову и бросает на него саркастический взгляд.

— Роджерс хоть знает, что ты жив и здоров? — уточняет Майк.

Сарказм сменяется раздражением, но Лиам кивает. Майк вознаграждает эту новообретенную способность думать о чувствах других людей очередными бутербродами — он чертовски устал, и не готов на что-то большее.

Сегодня выходной день, поэтому они едят за столом, а затем перемещаются на диван с общим на двоих нытьем, общей на двоих болью. Лиам быстро выясняет, какое положение является менее раздражающим и более приятным, чтобы по возможности избежать боли в носу. Майк терпит, но выдержка заканчивается, когда Лиам пытается заставить его смотреть мультики. Может, он и трахает подростка, но уж точно не становится им.

Около полудня ему звонят из Службы безопасности игроков, и он стоически отвечает. Дисквалифицирован на две игры. Могло быть и хуже. Черт возьми, фанаты «Норт Старз» наверняка будут вопить о чертовой несправедливости.

Лиам молчит, пока Майк говорит по телефону. И вообще ведет себя отлично, Майк никогда его таким не видел. Он молчит даже после того, как Майк вешает трубку, не сводя глаз с приглушенного телевизора, где идет выпуск новостей.

— Ты сломал ему нос, — наконец, произносит он.

— Да.

Если бы не сломал, то его бы исключили на одну игру. А может быть даже и пронесло. За подстрекательство и удар в лицо, возможно — штраф.

— Ты сломал ему нос из-за меня, — говорит Лиам.

Майк мог бы возразить: это его работа, защищать своих товарищей по команде, его цель — разрушение, возмездие.

Вот только он не может сказать с невозмутимым лицом, что просто выполнял свою работу: Маллиган уже объяснил популярным языком столь же очевидное для всех остальных, как и для него самого, что он принял случившееся с Лиамом слишком близко и слишком сильно ударил Дэвидсона. Это непростительный промах. Что он потерял контроль, когда увидел, как Лиам истекает кровью. Он это знает, и Лиам это знает. Лиам не задал вопроса, он просто констатировал факт.

— Да, — говорит он. — Я так и сделал.

***

Лиам носится со своим носом как ребенок. Он ходит по дому по пятам за Майком и спрашивает, не пора ли еще для обезболивающих, ноет, что дурацкая шина мешает, что не может дышать через нос и что все в его жизни ужасно.

Когда Майк сообщает, что он дважды ломал нос, Лиам ведет себя как дешевая королева драмы, но замолкает на целый час, а затем снова причитает о своем трагичном существовании. Майк не находит в себе сочувствие, и чтобы спокойно спать в своей собственной постели, не беспокоясь о том, что ночью врежет Лиаму по носу, вечером отправляет его домой к Роджерсу.

Команда уезжает на игру в Даллас, и Майку приходится иметь дело с еще большим количеством Лиама, чем обычно, потому что они оба остались: Майк из-за дисквалификации и Лиам из-за травмы. Пока «Ойлерз» в отъезде, они ни разу не выходят из дома. Лиам надевает одежду в общей сложности на пять минут, исполняя роль послушного мальчика, в остальном превращается в нудиста в попытке заставить Майка отказаться от политики «нет секса», которую тот объявил после того, как лицо Лиама встретилось со стеклом. Это не работает, но вид классный.

У Майка были и похуже отстранения.

Как только опухоль спадает, и Лиам становится не так сильно похож на испуганного енота, Майк снимает запрет на секс. День накануне возвращения к тренировкам они проводят в постели. Лиам теперь может дышать через нос, но Майк не целует его, как бы громко тот ни жаловался, он обращает внимание на вещи, которые обычно пропускает. То, как мальчишка боится щекотки по бокам, хотя и пытается это скрыть. Насколько мягкая кожа его бедер; насколько чувствительная, судя по тому, как долго держатся засосы — Майк всасывает кожу так, чтобы оставить свои метки по всему телу Лиама. То, как трясется каждый раз, когда Майк целует особое местечко у основания горла.

Майк не торопится, потому что некуда: ему не восемнадцать, он не умрет, если немного отсрочит оргазм. Лиам по очереди проклинает родителей Майка, национальность, родной штат и даже успевает пройтись по размерам его члена, пока Майк, наконец, не обхватывает его член ртом, отсасывает так же медленно и легко, как и все остальное. Даже когда Лиам запускает руки в волосы Майка, пытаясь заставить его двигаться, не ускоряется. В итоге: Лиам насытившийся и разбитый, его кожа — навигационная карта, где отметились рот и пальцы Майка; на нее потратили немало времени — покрыли красными пятнами от засосов и щетины. Мальчишка выглядит, будто он принадлежит Майку. И никому больше.

Только со временем все исчезнет.

Они засыпают с привычной болью, Лиам прижимается спиной к груди Майка (по его мнению, самое безопасное положение для носа), а Майк обнимает его за талию, прижимаясь губами к уязвимому затылку.

Глава 8

Громкий стук во входную дверь будит Майка. И кто может ломиться в такую рань? Он мягко отталкивает Лиама от себя, но тот словно мертвый. Наконец, пихнув сильнее и удивительным образом не разбудив, Майк спускается, протирая сонные глаза.

Дэррил Роджерс — хороший мужик. Большой добрый мальчик из Альберты. Раз в неделю он обедает с родителями, придумывает сюрпризы для своей невесты и, хотя все безжалостно над ним издеваются, принимает новичков и торгует ими на драфтах, словно воспитатель в детском доме. В какой-то момент его прозвали «плюшевым мишкой», и это прижилось, потому что он немного сентиментальный и мягкий, но все равно большой и мощный. Он больше похож на полузащитника в американском футболе, чем на хоккеиста; на защитника, через которого решишь пройти в последнюю очередь, потому что от него можно отскочить как от стены.

И именно этот Дэррил Роджерс стоит на крыльце с убийственным выражением на лице.

Майк подумывает, а не закрыть ли дверь и поговорить с Роджерсом, когда наденет штаны и окончательно проснется. А может быть, он даже успеет вытолкать мальчишку через заднюю дверь, чтобы скрыть укрывательство малолетнего нарушителя дисциплины. Но осторожно говорит: «Привет». Майк не открывает дверь настежь, а оставляет маленькую щелочку. Он будет охуительным везунчиком, если Лиам останется наверху.

— Где он? — спрашивает Роджерс.

— Кто? — пытается выкрутиться Майк.

— Брауэр, лучше не доводи до края, я все равно зайду, — говорит Роджерс, и Майк покорно убирается с пути.

Он знает, когда имеет смысл драться, и Роджерс в покровительственном порыве — это не то, с чем хотелось бы иметь дело в семь утра. Да и вообще никогда.

Майк слышит шаги спускающегося по лестнице Лиама и молится всем божествам, в которых, кстати, не верит, чтобы Лиам хотя бы надел боксеры. Пожалуйста. Он сделает ради этого все, что угодно.

— Майк? — зовет Лиам, входя в холл.

Слава богу, на нем боксеры и рубашка Майка. Естественно, наличие одежды никого не обманет — рубашка не Лиама, и это более, чем очевидно, но это лучше, чем ничего. Майк не хочет даже знать, исчезли ли следы с тела, что он оставил на Лиаме ночью.

Увидев Роджерса, Лиам резко останавливается.

— Черт, — вылетает из него краткое слово.

— Одевайся, Лиам, — говорит Роджерс. — Нам нужно поговорить.

— Ты следишь за мной? — спрашивает Лиам. — Серьезно? Я, блядь, не ребенок!

— Да, поэтому ты принимаешь правильные взрослые решения, — говорит Роджерс.

Майк слегка обижен. Он может и хреновое решение, но друзьям не полагается говорить подобное.

— Одевайся, — повторяет Роджерс.

— Пошел ты, — огрызается Лиам и поднимается в спальню.

Майк надеется, что Лиам ушел, чтобы одеться, потому что ему очень хочется, чтобы Роджерс покинул его дом, чтобы правильно оценить, насколько облажался. А пока в коридоре только он и Роджерс. Гость с каменным лицом и хозяин, чувствующий себя все более и более неловко из-за того, что он просто в нижнем белье. А еще на груди вполне возможно, след от укуса, но он не собирается опускать голову, чтобы убедиться в этом; если отметина там, вот уж точно не хочется привлекать к ней лишнего внимания.

Он молчит, потому что хочет избежать монолога на тему: «Вау, подросток, серьезно?», но есть подозрение, что Роджерс реально может ударить его, ткнуть носом в тот факт, что Майк вляпался по самые уши в херню с его новичком. Его подростком-новичком, если быть точным.

Боже, Майк облажался по полной.

Появляется Лиам во вчерашней одежде. Майк тут же задается вопросом, а не осталась ли возможность повернуть все происходящее в другое русло. Что это не то, на что похоже, и они просто ночевали вместе. Парни все время ночуют друг у друга. Может быть, не в одной комнате, и может быть, не раздетые до трусов, но Майк сможет придумать оправдание. К сожалению, бунтарское выражение лица Лиама подсказывает, что оправдываться поздно. Хренов паршивец, скорее всего собирается выложить компрометирующие подробности только для того, чтобы позлить Роджерса.

Когда они уходят, сначала Роджерс, а затем Лиам, посылающий Майку, то, что должно быть означает извиняющиеся взгляды, он благодарно закрывает за ними дверь. Тренировка через три часа, так что это большая отсрочка исполнения приговора или наказания, и вероятно Лиам в настоящее время значительно ухудшает ситуацию — он одарен в этом — но все же… Есть еще три часа придумать план побега. В данный момент он склоняется к побегу в Дулут, чтобы там спрятаться в доме своей матери. Роджерс не станет убивать человека на глазах у матери, он слишком милаха для этого.

Единственная причина, по которой Майк идет на тренировку — у него нет выбора. Маллиган пугает его больше, чем Роджерс. Маллиган выследит Майка в Миннесоте и легко убьет человека на глазах у его матери, поэтому, проявив мужество и стиснув зубы, Майк идет на тренировку.

Лиам угрюмо молчит, что достаточно нехарактерно, и все это замечают. Маллиган даже спрашивает, все ли с ним в порядке. В голосе капитана слышится беспокойство, что привлекает внимание Майка, несмотря на то что он прикладывает максимум усилий держаться подальше от Лиама и Роджерса. Понятно, что он не может вечно отодвигать час расплаты, но может отложить насколько это возможно.

Когда Майк выходит из душа и сталкивается с Роджерсом, отсрочка заканчивается. Майк оглядывается, чтобы убедиться, что поблизости есть люди, и убеждает себя, что Роджерс не расправится с ним на глазах у товарищей по команде.

— Я не собираюсь тебя убивать, — фыркает тот.

Роджерс — умный парень. Майку он нравится. Жаль, что сейчас это, наверное, не взаимно.

Роджерс ждет, пока Майк оденется, стоя достаточно близко, отсекая пути к побегу, но и достаточно далеко, чтобы это не выглядело странно. Но добавьте немигающий взгляд. Чертовски странно.

— Ты хоть понимаешь, что делаешь? — спрашивает Роджерс, когда Майк заканчивает.

— Нет, — честно отвечает Майк, — не имею ни малейшего представления.

По какой-то причине это кажется правильным ответом.

— Пойдем выпьем, — говорит Роджерс.

Сейчас ранний полдень, но им обоим нужно в данный момент выпить, и, честно говоря, теперь не лучшее время для споров.

Они поехали каждый на своей машине, так что при желании Майк мог бы где-нибудь свернуть, но Роджерс понимает больше, чем другие, наверняка он сможет это сделать. Лучше не раздражать его еще сильнее. Майк опережает Роджерса и заказывает им обоим по пиву. Сопротивляется порыву немедленно осушить бокал, хочет быть трезвым, как бы неприятна ни была эта мысль.

Роджерс садится напротив. Молчит и просто смотрит. Обычно у него самое дружелюбное лицо в мире, и его пристальный взгляд не должен производить эффект, как сейчас. Но эффект есть — Майк опускает глаза на стол.

— Ты что, с ума сошел, мать твою? — наконец, спрашивает Роджерс.

— Да, — без колебаний отвечает Майк. — Типа того.

— Как долго это продолжается? — продолжает Роджерс.

Майк колеблется. Неизвестно, спрашивал ли Роджерс то же самое Лиама, а если да, какой ответ получил.

Майк решает, что лучше правды ничего не будет.

— Несколько месяцев.

Роджерс никак не реагирует на это признание, и Майк понимает, что Лиам тоже не стал увиливать. Нужно поработать над этой привычкой Лиама. Роджерс излагает свои опасения, и всю эту херню Майк понимает до мозга костей: Лиам слишком молод для него.

Молодой Лиам, идеалист, понапридумывал всякой херни, а Майк — придурок. В итоге Лиам пострадает, и это будет вина Майка. Он не может не согласиться. Тут и спорить не о чем.

— Пойми, я просто присматриваю за Фитци, — говорит Роджерс.

— Знаю, — отвечает Майк. — Мне нравится это в тебе.

Роджерс замолкает, а потом заявляет:

— Ты реально облажался.

— Да, — с несчастным видом произносит Майк.

— Он думает, что влюблен в тебя, — говорит Роджерс.

Майк медленно выдыхает.

— Он это перерастет.

Роджерс делает глоток пива.

— Если он остается у тебя, убедись, чтобы меня поставили в известность. Он ни хера не помнит, что меня нужно предупреждать. — Майк кивает. — Разобьешь ему сердце, и я надеру тебе задницу, — в голосе Роджерса слышится угроза. Майк снова кивает. — К черту все, — в сердцах произносит Роджерс, поднимая свое пиво.

И Майк пьет за это.

***

Майк возвращается домой и видит Лиама, сидящим на своем крыльце.

— Я думал, ты придумаешь, как попасть внутрь, — ехидничает Майк.

Лиам бросает на него несчастный взгляд.

— А что сказал Родж?

— Ты не под домашним арестом, — отвечает Майк. — И твой папа не заберет машину.

— Майк, — фыркает Лиам.

— Все в порядке, — говорит Майк. — С ним все в порядке. В основном. Сейчас он меня немного ненавидит, но ты можешь вернуться домой, и он тебя не убьет.

— Почему я просто не могу остаться с тобой? — спрашивает Лиам.

Майк пристально смотрит на него и отвечает:

— Потому что я не идиот. Но обязательно им стану, если все время придется иметь дело с тобой.

— Я и так здесь все время, — возражает Лиам.

— И я уже почти готов прибить тебя, — говорит Майк, садясь на ступеньку рядом с пацаном.

Лиам кладет голову Майку на плечо, и никакие возмущенные движения плечами не заставят его отвалить.

Парень думает, что влюблен, но сезон заканчивается через пару недель, а время в межсезонье — совсем другое дело. Лиам перерастет это чувство, и Майк переживет.

В конечном счете.

Майк обнимает Лиама за плечи.

— Только я не твой бойфренд, — напоминает он.

— Это всего лишь твои слова, — бормочет Лиам, и Майк любезно оставляет последнюю фразу без внимания, просто поворачивает голову, прижимаясь лицом к волосам Лиама.

— Пойдем внутрь, — говорит он, и когда Лиам протягивает руку, помогает ему подняться.

Глава 9

Для всех двадцати девяти команд уборка шкафчиков — самый печальный день в году. Во-первых, признание провала сезона. Во-вторых, признание того, что, когда вы вернетесь, список игроков уже не будет прежним. А в-третьих, что, возможно, именно вы окажетесь одним из тех парней, которые не вернутся.

«Ойлерз» согласились продлить контракт Майка еще на два года, но вот после… Майк не питает никаких иллюзий. Он становится медлительней. Его травмы заживают уже не так быстро, и последствия каждой длятся дольше. Однажды он упадет и уже не поднимется.

А пока он просто освобождает свой шкафчик и пакует вещи на лето. Майк поедет домой, повидается с мамой, с братом. Рыбалка, гольф, лодка. Тренировки. Совсем другая жизнь вне льда.

Позади появляется Лиам, громко трагично вздыхает, затем бросает на Майка многозначительный взгляд. Что на самом деле означает этот загадочный взгляд, Майк не знает, но без вопросов следует за Лиамом в гараж, бросает свою сумку в багажник. Лиам отправляет свою туда же. Майк просто смирился.

— Можно я поеду к тебе? — спрашивает Лиам, уже пристегиваясь на пассажирском сиденье.

Люди реально переоценивают долбанную канадскую вежливость.

Любые попытки Майка улучшить манеры Лиама ни хрена не прижились, так что он смиренно просто везет их обоих к себе домой. Да только Лиам сегодня в ударе.

— Итак, — произносит он, пока Майк готовит на кухне, — конец сезона.

— Ага, — отвечает Майк.

— Ты, наверное, много раз проходил через это.

Майк смотрит на него.

— Ага, — повторяет он.

— Для меня это в первый раз, — говорит Лиам.

Майк надеется, что его вздернутая бровь передает «да-ладно» посыл.

Лиам ерзает, и Майк продолжает заниматься сэндвичами, потому что предельно ясно, что этому парню потребуется некоторое время, чтобы сформулировать то, что он, черт возьми, пытается сказать.

— А чем ты обычно занимаешься летом? — выпаливает Лиам, пока Майк нарезает помидоры.

Майк без паузы отвечает:

— Еду домой. Вижусь с семьей. Тренируюсь, ловлю рыбу, плаваю. Читаю.

— И все в Миннесоте? — спрашивает Лиам.

— Ага, — кивает Майк, добавляет майонез в сэндвич Лиама и протягивает ему.

Лиам смотрит на него с поистине трагическим видом, и Майк сосредотачивается на нанесении горчицы на свой сэндвич, потому что выражение лица пацана его несколько угнетает.

***

Майк уезжает через пару дней. Осталось уладить кое-какие детали: напомнить соседу забирать почту, убедиться, что его дом в пригороде Дулута убран и приведен в порядок, упаковать вещи, которые понадобятся в ближайшие несколько месяцев.

У Лиама, по-видимому, такой же набор подготовки к отъезду. Черт, возможно даже больше, учитывая, сколько ему нужно вывезти своего дерьма из дома Роджерса, чтобы подготовиться к самостоятельной жизни в следующем сезоне. Ну а Майк игнорирует любые упоминания Лиама об этом из чистого упрямства, потому что не идиот — уж кто-кто, а он знает, что такое самостоятельная жизнь Лиама судя по количеству времени, которое тот проводит у него дома, путаясь под ногами.

Накануне отъезда Майка Лиам еще больше, чем обычно, вертится под ногами, и это о чем-то говорит. Хорошо, что Майк обладает многолетним опытом упаковки вещей, особенно когда времени в обрез.

В ту ночь они не торопятся. Майк быстро и легко вытягивает оргазмы из Лиама. Сначала ртом, чтобы тот потом не спешил. После медленным темпом вбивается в него. Член Лиама скользит между их животами, а Майк зарывается лицом в шею Лиама.

Когда они принимают душ, Лиам больше спит, чем бодрствует, и приходится практически держать его под струей. Мокрые, они забираются под простыни, Лиам прижимается к Майку и через минуту засыпает.

Майку же не спится.

***

Дом есть дом.

Мама готовит ему, несмотря на протесты и заверения, что он предпочел бы готовить себе сам. Брат Том отправляется с ним на рыбалку в первый же ясный и теплый день. Рыба не клюет, мама никогда не была сильна в готовке, но это дом.

В течение первых нескольких дней он получает текстовые сообщения от парней, которые послали к хренам хоккей и около хоккейную жизнь. Роджерс бегает со свадебными приготовлениями и выливает панику перед каждым, кто готов слушать. Бедный ублюдок. Другие делятся успехами в гольфе. Лиам пишет что-то несущественное, просто заполняя пространство ничего незначащими словами. Майк иногда откликается. Заводить разговор только для того, чтобы поддержать, не в его характере, и прямо сейчас он не может сказать Лиаму ничего иного, что не сделало бы несчастным ни его, ни пацана.

Майк приступает к тренировкам. Проводит несколько уик-эндов в доме у озера, который он купил несколько лет назад. Том часто к нему присоединяется, а Майк не возражает. На озере немного прохладно, но холод никогда его не беспокоил. Играя на льду, привыкаешь к холоду, так что сидеть в каноэ бодрым майским утром ему вполне подходит.

— Ты напоминаешь мне парня из «Сумерек», — говорит Том, нарушая уютное молчание.

— Том, ты читал «Сумерки»? — спрашивает Майк.

— Не-е, но я и так знаю все, что надо, — отвечает Том. — Старый угрюмый чувак одержим подростком, и его это тревожит. Правильно пересказываю сюжет?

Было ошибкой упоминать Лиама в разговоре с Томом во время вчерашней попойки. Майк выпил слишком много. Еще большей ошибкой оказалось называть возраст Лиама. Может, Том и не учится в школе досаждающих младших братьев имени Лиама Фицджеральда, но местами подходит.

— Я выброшу тебя за борт в это чертово озеро, — грозит Майк.

— Конечно, — отвечает Том, но, к счастью, затыкается.

***

Майк не понимает, почему мама и Том продолжают ворчать, что он сидит дома. Он тренируется. В общем, это хорошая отмазка; всегда можно сказать, что тренировка — это ваша рабочая, мать ее, обязанность.

Кроме того, с каждым проходящим годом нужно тренироваться все усерднее и усерднее, не отставать от молодежи, из-за которых его жалкую задницу могут перебросить в АХЛ.

Ни за что, черт возьми, он не поедет в Бейкерсфилд.

Конечно, чертова погода там гораздо лучше, чем отмороженные холодом Альберты яйца, но Майк совсем не калифорнийский парень, и сгореть под солнцем до смерти — так себе идея. Так что он усердно тренируется. А еще наверстывает упущенное — ведь один маленький засранец проводил все полеты на самолете в течение сезона, доставая его всякий раз, когда он открывал книгу. Так что у него не было времени ни на что, кроме тренировок.

Неожиданно в замке поворачивается ключ. Майк не встает, понимая, что это либо мать, либо брат. Тяжелые шаги подтверждают последнее.

— Добро пожаловать в мой дом, — приветствует Майк, не поднимая глаз. — Спасибо, что постучали, прежде чем войти, как делают цивилизованные люди.

— Ты ведешь себя как болван, — говорит Том, и Майк, оторвавшись от книги, сердито смотрит на него.

— Я тренировался, — парирует Майк.

— А что у тебя в руках? — спрашивает Том.

— Это книга, — отвечает Майк. — Я читаю, Том.

— Ты ведешь себя как болван, — повторяет Том и добавляет: — Сегодня вечером собирается наша банда.

— Я занят, — возражает Майк.

— Ты ведешь… — начинает Том.

— Отвали, — перебивает Майк.

— Пошли со мной. Ты никого не видел с прошлого августа. Они скучают по тебе.

— Ага, как же, — хмыкает Майк.

— Они скучают по тебе, так как ты покупаешь всем пиво.

— А вот это похоже на правду, — говорит Майк.

Тому удается уговорить его в основном потому, что книга была неинтересной и, честно говоря, ему не помешало бы повидаться с людьми, с которыми он не связан кровными узами.

По дороге братья покупают несколько упаковок пива, потому что Майк всегда приносит пиво. Но он не жалуется. Он может быть и на дне списка «Ойлерз» с точки зрения зарплаты, получая чуть больше минимума лиги, но это все равно больше полумиллиона долларов в год, наверное, это больше, чем зарабатывают все остальные вместе взятые. Он может позволить себе сходить за пивом. И, по крайней мере, так он сможет убедиться, что никто не пьет Будвайзер.

— Майк здесь! — кричит Кейди, когда он протискивается через калитку ее заднего двора, таща пару ящиков пива. — Он принес пиво!

— Я что в первый раз приношу пиво? — спрашивает Майк.

— Перестань выпендриваться и поставь упаковки, — говорит Рич. — Не устраивай персональное шоу твоих мускулов, Майк.

— А я буду смотреть, — парирует Бриттани, и Майк удивленно поднимает бровь.

— Еще не надоело? — спрашивает он.

— Нет, — отвечает она и улыбается, безошибочно предлагая себя.

Майк и Бриттани никогда не «встречались», но если он одинок в межсезонье — а это всегда так — и она в это время одинока — чаще всего так — то, как правило, попадают в одну в постель. Так было уже по крайней мере пару раз. Возможно, чем ближе становишься к кому-то, тем меньше его ценишь, зато учишься виртуозно доводить того до оргазма.

Бриттани почти ничего не спрашивает, кроме традиционного «как прошли последние девять месяцев твоей жизни», которое задают все, с кем Майк хреново, но поддерживает связь. Вот с Томом он разговаривает каждые две недели, но у брата нет привычки сплетничать об общих друзьях.

Периодически болтая, Бриттани большую часть вечера торчит в его личном пространстве, а когда разговаривает с кем-то другим, все равно мелькает на периферии. Сразу вспомнилось, как Лиам держался его, когда только приехал в Эдмонтон; как был близко, дотрагиваясь каждый раз до него; и как хотелось легко поддаться искушению, независимо от того, кто наблюдал.

— Я пойду, — говорит Бриттани, когда люди начинают расходиться — в основном те, у кого маленькие дети, с которыми остались беби-ситтеры. Она бросает на Майка взгляд, который невозможно истолковать неправильно. Да, с ней легко поддаться искушению.

Интересно, Бриттани все еще живет в своей дерьмовой квартире: матрас, который скрипит так, будто вот-вот лопнет, крошечный балкон, на котором они едва могут поместиться оба; она курит после, он делает затяжку или две (сигареты под запретом, в отличии от секса).

Чаще всего Майк оставался ночевать, потому что они оба были пьяны. По утрам Бриттани разогревала ему замороженные вафли, и он думал о том, какой была бы его жизнь, если бы все еще жил в Дулуте. И Майк ценит каждый гребаный шаг, который сделал, чтобы уехать, и каждый шаг, чтобы возвращаться каждое лето. Конечно непонятно, как можно чувствовать обе эти вещи одновременно, но чувствует.

— Майк? — спрашивает она, думая, что он не понимает намека.

— Я еще побуду немного, — отвечает Майк.

Она оставляет его в покое, понимая, что до его отъезда они увидятся еще с полдюжины раз, и Майк не захочет снова исполнять эту песню и этот танец — каждый раз, когда она просит, а он отказывает.

— У меня есть кое-кто в Эдмонтоне.

Бриттани выглядит удивленной, но только на секунду. Она быстро скрывает эмоцию, на что его эго отвечает благодарностью.

— Что-то серьезное?

— Черт его знает, — отвечает Майк.

— Значит, серьезно, — говорит она, дружески похлопывая Майка по плечу.

— Поздравляю, не думала, что ты на такое способен.

— Отвали, Бритт, — ворчит Майк, и она смеется, сжимая его плечо один раз, а затем исчезает в ночи, сверкнув зубами и помахав на прощание.

Майк подходит к Тому и произносит:

— Не знаю, зачем я это сделал.

— Не знаю, что ты сделал, — отвечает Том, — но я почти уверен, что тебе не помешает выпить.

— Звучит неплохо, — соглашается Майк.

И Майк выпивает.

Майк выпивает много.

На следующее утро он не помнит, как добрался до дома, и гораздо более отрезвляюще на него действует исходящий звонок Лиаму в два часа ночи. Звонок, который длился чуть больше семнадцати минут.

Он смутно надеется, что просто поэтично наплел о заднице Лиама, а не рассказал о своих пустых поисках в Гугле о том, сколько времени займет поездка в Галифакс (тридцать часов), есть ли туда прямой рейс или, на худой конец, с одной пересадкой (нет).

Лиам звонит ему через два дня, рассказывает о своих тренировках, не упоминая о звонке, и Майку остается только надеяться, что это хороший знак.

Майк поддерживает связь с Лиамом так же, как и со всеми остальными. Лиам посылает ему поток сообщений, делясь захватывающими новостями из Галифакса, как будто для Майка это имеет хоть какое-то значение. Хоть Майк и отвечает время от времени, но сказать особо нечего. Он не занимается ничем интересным и в отличие от пацана не чувствует необходимости посвящать других в скучные детали.

Сообщения от Лиама становятся эпизодическими, а к июлю совсем прекращаются.

Он все еще жив.

Глупо ухмыляется на фотографиях со свадьбы Роджерса, которые всем массово разослали по электронной почте. Майка пригласили, но дорога выходила слишком длинной. Такой же длинной, как и для Лиама, но тот жил с Роджерсом и будущей миссис Роджерс несколько месяцев, так что отношения между ними гораздо ближе.

Мальчишка выглядит крупнее, чем в последнюю их встречу, шире в плечах, как будто тренировки приносят свои плоды, а возможно, у него произошел последний рывок роста. Лиам подтянут и великолепен, и Майк не может оторвать глаз от линии шеи, где галстук чуть ослаблен и от выглядывающих из закатанных на рукавах рубашки рук.

В конце концов Майк понимает, какое убого-жалкое количество времени провел в страданиях, рассматривая проклятые свадебные фотографии Роджерса. Закрывает почту, посылает Лиаму короткое сообщение — что-то о том, что тренировки явно окупаются — и выходит на пробежку. Когда возвращается, получает ответ от Лиама. Только «спс» и ничего больше.

Он не думает об этом.

***

К началу сборов в тренировочном лагере Майк получает от Лиама еще три сообщения, все в несколько слов. Он не гребаный идиот: он знал, что это случится, и это произошло. Лиаму девятнадцать — теперь он на целый год старше, но какая разница — а лето для него, наверное, целая вечность. Черт, Майк впечатлен тем, что Лиам вообще не забыл о существовании Майка сразу после того, как он покинул страну. Он слышал, что пацанам не хватает постоянства объекта.

Он знал, что так произойдет и был совершенно прав. Все в порядке. Конечно, будет неловко, но Лиам — долбанный солнечный лучик, который прорвется сквозь неловкость и скорее всего вынудит Майка нормально общаться с собой. И это пройдет.

Да, все в порядке.

Глава 10

Майк приезжает в Эдмонтон за пару дней до начала тренировочного лагеря, распаковывает вещи и усиленно посещает спортзал, чтобы не уступать молодым силовикам на льду. Первый день после возвращения похож на начало нового учебного года в школе: все обнимаются, прихлопывая друг друга по спине. Майк старается не участвовать во всем этом, кидает «привет» каждому, кто здоровается с ним и в основном занимается своими делами. Он не ищет Лиама. Лиам маленький, его легко не заметить среди высоких парней.

Перед началом сезона парни красуются перед фотографом, обновляя портфолио для медиафайлов НХЛ. Майк не любит эту часть, потому что ему точно не нужно очередное воспоминание о старшей школе. Он не может сказать, что тренировочной лагерь его любимое времяпрепровождение, потому что это ад, но Майк однозначно предпочел бы лед камере фотографа.

Когда, наконец, все выходят на лед, то в течение десяти минут разминаются, а затем переходят к официальной части. Маллиган в хорошем настроении, что вызывает подозрения, но четырехмесячный перерыв в общении явно приносит пользу его общему состоянию. Вероятно, он вернется к своему унылому самочувствию максимум в течение дня.

Майк делает несколько медленных кругов, возвращая ногам чувство льда. Первый взгляд на Лиама — энергичная жестикуляция и дикое выражение лица — конечно, ничего не изменилось. Моррис же смотрит терпеливо, как может смотреть только тот, кто привык к мальчишке.

Майк проносится мимо, и Лиам замолкает на полуслове, а потом краснеет и опускает голову. Выражение лица не такое неловкое, как ожидал Майк. Что ж, для той экспрессии, которая первой появилась на лице пацана, можно использовать другое слово. «Виновен».

Майк сглатывает, делает еще один круг и находит Роджерса, разговаривающего с Джейкоби у бортика.

— Отвали, — говорит он Джейкоби, тот закатывает глаза, но катится прочь.

— Как его зовут? — спрашивает Майк, не глядя на Роджерса.

Роджерс минуту молчит.

— Джонатан, — наконец, произносит он.

— Он хоккеист? — спрашивает Майк.

— Нет. И он ровесник Фитци.

Майк сжимает челюсти.

— Хорошо, — кивает он.

— Майк… — начинает Роджерс.

Но Майк откатывается.

Во время одной из тренировок Майка сажают на скамейке в крыло Лиама. Лиам смотрит прямо перед собой. Уши у него розовые, челюсти сжаты и напряжены.

— Я не буду ставить тебя в неловкое положение, если ты сам перестанешь этим заниматься, — шепчет Майк.

Лиам оглядывается.

— Мы в одной команде, пацан, — продолжает Майк. — Если ты хочешь быть взрослым, то и веди себя по-взрослому.

— Хорошо, — тихо соглашается Лиам.

— Ну и ладно, — говорит Майк, хлопая Лиама по плечу.

Оба не особо хорошо справляются с тренировкой, но Лиаму удается достаточно долго удерживать зрительный контакт, чтобы посылать пассы, так что все в порядке. Все в порядке.

***

В тренировочном лагере — жесткий режим для всех, но чем старше становишься, тем хуже себя чувствуешь. У Майка не остается возможности выпить, объесться «Бен и Джерри», а также найти того, кому можно присунуть член. Он встает в шесть и проводит весь день, стараясь не отставать от молодняка, старше которых он более чем на десять лет. У него нет времени жалеть себя.

Все, что Майк позволяет себе, чтобы прийти в себя — это лишние две минуты утром в душе: мокрый и несчастный он таращится на кафель.

Не то, чтобы его сердце было разбито. Херня случалась, а потом херня прекращалась. Не на чем зацикливаться.

Неделя длинная и ужасная независимо от того, занимал Лиам половину его кровати или нет.

***

Тренировочный лагерь закончился, и все выжили. Все идут праздновать, желая напиться до оцепенения и чувствуя счастье от того, что усталость и боль от сверхнагрузки на мышцы не смогли отнять у них жизнь. Такое случается каждый год, и этот не исключение. Они идут в свое обычное место. Майк пьет пиво в небольшой компании парней, вынужденных в тот вечер возвращаться домой относительно трезвыми. Остальная, большая часть команды отрывается, и это понятно, так как Джейкоби предложил оплатить счет за всю выпивку.

Молодежь поддерживает его, и Лиам ввязывается в какую-то сложную игру с молодняком, включающую в себя водку и пощечины. Майк не уверен, что в этой игре можно выиграть: судя по количеству выпитого, все проигрывают.

Они пробыли в баре меньше часа, когда Лиам начал поглядывать в его сторону. Вероятно, пацан думает, что он искусный хитрец, но и трезвый Лиам даже близко не хитрец, поэтому происходящее очевидно.

Вскоре, минут через пятнадцать, он подходит и садится рядом. Майк делает глоток пива и смотрит прямо перед собой.

— Ты до сих пор пьешь первый бокал? — недоверчиво спрашивает Лиам.

— Второй, — говорит Майк.

— Кажется, я напился.

— Да что ты говоришь, — ерничает Майк и, наконец, смотрит на пацана, обращая на него внимание. Лиам покраснел, растерялся. До боли красивый, хотя наверняка возмутится, если кто-нибудь назовет его так в лицо.

— Можешь подвезти меня домой? — спрашивает Лиам.

Майк не сводит с него взгляда, ждет, пока Лиам опустит глаза.

— Лиам…

— Пожалуйста, — просит Лиам.

— Подожди снаружи, — со вздохом соглашается Майк. — Мне нужно оплатить счет.

Дежа-долбанное-вю.

***

Когда Майк выходит из бара, Лиама нет. На долю секунды появляется надежда, что хоть один из них пришел, блядь, в себя, но, когда подходит к своему пикапу, видит прислонившегося к двери Лиама.

Майк не произносит ни слова, просто забирается внутрь, позволяя Лиаму указывать дорогу к его новому дому. Здание на тихой улице смотрится мило. Лиам ни за что не выбрал бы такое место без посторонней помощи.

— Прибыли, — сообщает Майк, останавливаясь перед дверью Лиама.

— Войдешь? — спрашивает Лиам.

Майк закрывает глаза и просит:

— Пожалуйста, не делай этого.

Когда поднимает взгляд, Лиам смотрит на него широко раскрытыми голубыми глазами, закусив губу.

— Пошли, — зовет Лиам, и Майк следует за ним.

***

Дом Лиама — типичное место для молодых хоккеистов: большая мужская мебель, телевизоры везде, где может понадобиться телевизор, и даже там, где определенно не нужен; клубок проводов, ведущих к консолям и контроллерам, и почти больше ничего.

Майк особо не обращает внимания на обстановку. У него нет на это времени, потому что, как только они оказываются внутри, Лиам отбрасывает всякое притворство и тянется к Майку. Во рту горько от водки. Вся экскурсия Майка по дому состоит из быстрых взглядов, пока они спотыкаются по направлению в спальню. Лиам упрямо пытается игнорировать тот факт, что поцелуи и раздевание являются взаимоисключающими действиями.

Но несмотря ни на что, они достаточно неплохо справляются, и к тому времени, когда добираются до кровати, Лиам голый. Пока Майк борется со своими джинсами, Лиам хватает смазку с прикроватного столика, презервативы из своих сброшенных штанов, как будто он, черт возьми, все заранее спланировал.

Майк небрежен с подготовкой, ровно настолько, чтобы Лиам не пострадал. Заворожено наблюдает, как его пальцы легко скользят внутрь лежащего на спине пацана. Лиам ненасытный, как и всегда.

— На четвереньки, — приказывает Майк, натягивая на себя презерватив.

— Майк… — выдыхает Лиам.

Майк молчит, просто ждет. Через секунду Лиам перекатывается на живот, и Майк тянет его вверх, обхватывая рукой бедро, и одним толчком входит. Он ждет, пока внутри все подстроится под его размер, а затем прижимается лицом к мускулистой спине Лиама и трахает. В этом нет ничего приятного, просто жестко, быстро и грубо. То, о чем Лиам всегда просил, но никогда не получал — Майк всегда слишком осторожничал.

Сейчас ему наплевать.

Лиам немного прибавил в весе в межсезонье. Его тело стало более четким, жилистая молодость сменилась плотным твердым телом. Он хорошо ощущается в руках, и чертовски глупо обижаться на это. Его задница все так же узнаваема, по крайней мере, все еще идеальна на вид и крепко сжимается вокруг члена Майка.

Лиам издает невнятные с придыханием звуки, и Майк понимает, что он наслаждается. Как всегда. Вставь в него член, и он сам себя трахнет. Майк задается вопросом, ведет ли себя Лиам так же со своим бойфрендом. Скорее всего. Интересно, играл ли он сначала в скромника, или был таким же непосредственным, как в первую ночь с Майком — отчаянный маленький девственник, строящий из себя порочного.

Теперь Лиам не девственник и, очевидно, научился кое-каким трюкам. Майк задается вопросом, ценит ли некий Джонатан тот факт, что Лиам избавился от рвотного рефлекса? Это Майк учил его сглатывать вокруг члена, глядя, как слезы текут по его щекам. Интересно, у Джонатана большой? Может ли он удерживать Лиама неподвижным? Позволяет ли Лиам трахать себя, как Джонатан того хочет? Мальчишка жаждет, чтобы его усмирили, но еще больше ему хочется борьбы, и он хочет кого-то, кто может заставить его кончить.

***

Интересно, говорил ли Лиам Джонатану, как именно ему нравится? Говорил, что хочет, чтобы ему причиняли боль, что секс лучше, когда немного больно, что будет умолять о большем, даже если с него хватит, потому что мало боли не бывает, а если мало — значит, недостаточно хорошо. Майк сомневается. Парень возраста Лиама? Наверное, он шептал Лиаму на ухо сладкую чепуху и держал его за ручку.

Майк сам сказал, чтобы Лиам нашел себе хорошего канадского парня своего возраста еще до того, как в их уравнение вошел секс, но даже тогда понимал, что никто не поймет, что делать с Лиамом. Не будет знать, с чего, блядь, начать.

Он смотрит на широкую спину Лиама и задается вопросом: «Где прикасался тот парень, был ли он так же глубоко, наслаждался ли этим же гребаным видом?» Лиам туго обхватывает член Майка, голова спрятана в руках, мышцы ходят под кожей. Майк задевает простату, Лиам стонет и хрипло дышит. Он никогда не был тихим. Никогда не был и даже не пытался.

А Майк никогда не был таким собственником, как сейчас, и таким мудаком. Никогда не говорил херни из серии «я хочу быть твоим первым и единственным», никогда не думал, что если кто-то трахнется с кем-то другим, то станет испорченным товаром. Он думает, что это отвратительная и небезопасная хуйня, которую люди продают и покупают, боясь, что им придется сравнивать свои крошечные члены и нулевые знания о прелюдии с тем, кто действительно может знать, как надо. И вот прямо сейчас он чертовски взбешен, что какой-то гребаный канадский мальчишка наложил свои лапы на Лиама. Майк не замечает никаких отметин, которые может скрыть под своими. И хочет пометить свою территорию, как чертов пес. Он жалок.

Майк понимает, что слишком жестко трахает Лиама. Пальцы грубо впиваются в бедра Лиама — останутся синяки. Бедра сильно ударяются о задницу Лиама — у него самого наверняка останутся синяки. Но Лиаму это нравится, он толкается назад, тяжело дыша, умоляя продолжать. Майк обнимает пацана, и его дыхание сливается со сладким тихим стоном. Лиам всегда так чертовски отзывчив, и Майк размышляет, стонал ли он так же громко и возбуждающе для того пацана? Был ли Лиам таким же сладким под ним и так же принимал, будто был создан для этого? Позволял ли укладывать себя на спину, погружать внутрь пальцы и член? Так же брал столько, сколько тот мог ему дать и даже больше? Всегда больше. Лиам хочет многого. Всего.

Майк обхватывает рукой член Лиама, дрочит сильно и быстро, пока тот не кончает на руку Майка и собственные простыни. Теперь можно закрыть глаза и потерять себя на то время, которое требуется, чтобы кончить в Лиама, погрузившись глубоко по яйца, дыша сквозь приоткрытый рот в его лопатку.

Едва кончив, Майк сразу выходит, избавляется от презерватива и дает себе минуту. Отдышаться перед уходом, это все, что ему нужно.

Лиам перекатывается на спину: живот испачкан спермой, обкусанный и раскрасневшийся рот. Лиам потный и великолепный, как всегда. Привычный.

Майк упирается локтями в колени, пытаясь вспомнить, где снял рубашку. Кажется, после гостиной.

Лиам протягивает руку, касаясь пальцами бедра Майка.

— Иди сюда, — тихо просит он.

— Если хочешь обниматься, прибереги это для своего гребаного бойфренда, Фицджеральд, — огрызается Майк.

Лиам, будто обжегшись, отдергивает руку.

— Что?.. — начинает он, потом, смирившись: — Родж.

— Да, — говорит Майк.

Он встает, хватает джинсы и грубо натягивает. К черту нижнее белье, ему нужно убираться отсюда поскорей, пока все не переросло в драку.

— Ты не хотел быть моим бойфрендом, — подрывается Лиам в возмущении.

— Ты прав, — соглашается Майк. — Поздравляю, наконец-то ты это запомнил. Хочешь получить приз?

Лиам не отвечает, и Майк принимает это как намек, останавливаясь только для того, чтобы поднять рубашку.

Майк умудряется натянуть рубашку и один ботинок, когда Лиам выходит в холл, и Майк готов свалить без второго ботинка, лишь бы не иметь дела с тем, что сейчас вылетит из его рта.

— Почему ты злишься на меня из-за этого? — спрашивает Лиам. — Ты не хочешь быть моим бойфрендом — поздравляю! Я нашел какого-то идиота, который им будет, а ты все равно будешь трахать меня. Разве это не чертовски идеально?

— Он знает, на что согласился? — спрашивает Майк.

Молчание — довольно красноречивый ответ.

— Я не хочу быть твоим маленьким грязным секретом. Иди, найди кого-нибудь другого, и пусть он трахает тебя за спиной твоего бойфренда.

Майк, наконец, надевает второй ботинок и добирается до своего пикапа. Лиам не бежит за ним как какой-то истеричный герой, что радует. Дверь заедает, и Майк бьет в нее дважды кулаком, пытается открыть снова. Но что сила мышц — то, чем он зарабатывает на жизнь — против металла. Когда он вставляет ключ в замок зажигания, рука пульсирует и дрожит.

Он собирается выехать с парковки, когда у бедра в кармане джинсов жужжит телефон. Вытаскивает.

Сообщение от Лиама. Вот технический прогресс, каков он есть: тебе не скрыться и не убежать за тридевять земель.

«Я лю тя», — читает Майк с экрана, кладет голову на руль, выдыхает.

«На самом деле это не так», — отвечает Майк и везет свою жалкую задницу домой.

Глава 11

Между неофициальной санкционированной ночной попойкой «Ойлерз» и следующим официально санкционированным обязательством команды — выходом на лед — выпадает один выходной день, но Майк все равно является на тренировку с похмельем и полным горечи от обиды-разочарования. Вернувшись домой от Лиама, он выключил телефон, проигнорировав еще два сообщения, и сразу же перешел к крепкому алкоголю. Его телефон до сих пор еще выключен. Если возникнет чрезвычайная ситуация, кому-то чертовски не повезет. Ему нужен был еще один день.

И он у него был. Это все, что Майк получил. Сегодня, в процессе подготовки начала предсезонки, предстоит еще больше кривляния на камеру, и Майку повезло, что он излучает похмелье и горечь, иначе бы СМИ приклеились бы и к его заднице. Лиам ведет себя странно. Майк не уверен насчет похмелья, но Лиам ни разу с начала интервью не улыбнулся, и представители СМИ начали обмениваться тревожными взглядами, не говоря уже о беспокойстве команды.

Когда у Майка, наконец, выдается свободная минута, он уходит, но нарывается на препятствие в виде руки Роджерса, которая охватывает его бицепс мертвой хваткой. Майк смотрит на эту руку, затем на застывшее выражение озабоченности на лице.

— Ты мне нравишься, — произносит Майк, — но клянусь богом, если ты сейчас скажешь мне хоть слово о нем, я дам тебе по морде.

Роджерс пристально смотрит, как будто оценивая искренность слов и отпускает Майка. Майк выходит из здания, затем направляется прямо к толпе сотрудников арены, которые стоят на требуемом девятиметровом расстоянии от входа, чтобы покурить. Что-то в выражении его лица заставляет одного молча протянуть сигарету и зажигалку. Майк чертовски нуждается в передышке, поэтому задерживается на улице, немного замерзший в футболке с короткими рукавами, но не желающий возвращаться внутрь.

Никто не пытается с ним заговорить, у Майка есть своеобразная репутация — пара кулаков и все такое — поэтому, когда от сигареты остается только пепел и фильтр, он так же молча заходит внутрь. Лиам пару раз пытается зацепиться за его взгляд, пробует еще раз, но… он молод и талантлив, а будущее — это почти все, что представляет «Ойлерз», так что ему не удалось скрыться от прессы.

Майк не может избегать Лиама вечно, но надеется, что сможет проделывать это достаточно долго, чтобы понять, что может сказать, кроме: «Ты, гребаный мальчишка, что, черт возьми, можешь знать о любви?» Он уверен, что вопрос ни к чему не приведет. Черт возьми, у Лиама, вероятно, найдется чертовски заумный ответ.

Остается лишь пережить этот день. Вот удача: он умудряется пережить его, не разговаривая с Лиамом и не поддаваясь пульсирующей боли в висках, с которой проснулся и которую не могло заглушить никакое количество аспирина. Майк идет домой, где стоит полный еды холодильник, полный алкоголя шкаф, выключенный телефон и дверь, которая запирается. Он не видит вреда в том, чтобы провести еще одну ночь с этой нечистью. Алкоголь не совсем повседневность для него, просто режим до следующего выхода на лед.

Майк наполовину допивает вторую бутылку, погрузившись в марафон кулинарного шоу «Беспощадная кухня», когда раздается стук в дверь. Майк игнорирует. Стук продолжается. Майк увеличивает звук на телевизоре, потому что все еще не знает, что, черт возьми, нужно сказать. Гребаный трус. Он знает, что это так. И принял это.

Майк выключает звук телевизора, когда стук превращается в скрежет, а когда становится зловещим, идет в прихожую и распахивает дверь. На пороге у замочной скважины согнувшийся Лиам с гребаной скрепкой в руках.

— Ты серьезно пытаешься вломиться в мой дом? — спрашивает Майк.

Лиам хмурится и встает.

— Ты всегда говорил, что мне пора уже найти способ.

— Я не имел в виду, что ты должен это делать.

— Ну а как еще мне с тобой поговорить? Ты выключил телефон. Даже Родж попытался.

Ну, конечно, Лиам пошел за подкреплением. И естественно, сказал Роджерсу. И теперь Майк будет видеть озабоченное лицо Роджерса каждый раз, когда тот будет входить в раздевалку. К черту все это.

— Одна минута, — произносит Майк. — Даю тебе одну минуту.

— Я люблю тебя, — выпаливает Лиам.

— Ну да, — вздыхает Майк, — ты это говорил уже. И я уверен, что ответил.

— Я хочу, чтобы ты сказал мне это в лицо, — настаивает Лиам, стиснув зубы.

Он выглядит несчастным, подавленным. Майк никогда не видел его таким, и на минуту хочется поверить. На минуту он почти верит.

— Тебе девятнадцать, — начинает Майк. — У тебя объем внимания как у гребаной золотой рыбки. Ты не можешь прожить и четырех месяцев без того, чтобы не засунуть свой член кому-нибудь в рот. И ты решил, что любишь меня, потому что что? Я первый, кто засунул член в тебя? И теперь, твою мать, не могу от тебя избавиться?

— Ты не хотел, чтобы между нами что-то было, — тихо отвечает Лиам. — Ты не хотел быть со мной, а теперь злишься, потому что я нашел того, кто захотел?

— По-моему, ты ни хрена не понимаешь, о чем говоришь, — злится Майк. — Минута закончилась.

— Нет, — говорит Лиам.

Майк закатывает глаза и тянется к двери.

— Ты продолжаешь называть меня незрелым, но сам единственный, кто не может вести проклятый диалог, не убегая.

Птичка певчая права, и ее речь подействовала на Майка. Майк опускает руку и ждет. Надеясь, по его лицу видно, как мало у него времени на эту херню.

— Ты хочешь меня? — тихо спрашивает Лиам.

— Не будь тупицей, — огрызается Майк.

— Ты хочешь быть со мной? — спрашивает Лиам.

Майк закрывает глаза.

— Не все в жизни черное или белое, Лиам.

— Ты единственный, кто все усложняет! — кричит Лиам.

Господи Иисусе, черт возьми, Майк говно-сосед. Он бы завел Лиама внутрь, но не доверяет себе. Он не знает, ударить Лиама или поцеловать, и оба чувства одинаково разрушительны.

— Ты хочешь быть со мной? — давит Лиам.

— Слушай. Твоя маленькая влюбленность в меня — это прекрасно, это здорово. Ты отличный трахаешься, ты хороший парень, и ты будешь хорошим парнем для кого-то. Ты перерастешь эту мысль о влюбленности в меня, и мы оба продолжим жить дальше, и, возможно, оба станем счастливее. Но сейчас тебе нужно просто пережить. И ты должен позволить пережить это мне.

Лиам смотрит на него снизу вверх, взгляд суровый, губы сжаты в тонкую линию. Господи, он весь дрожит. Он дрожит как осиновый лист, как будто боится, и Майк понимает это, потому что его собственное сердце бьется где-то в горле. Он никогда не хотел бегать от прямой конфронтации больше, чем сейчас, но Лиам обвинил его в трусости, и он не может доказать, что Лиам не прав. Но и не может быть трусом.

— Ты мне не ответил, — напоминает Лиам, и выражение его лица говорит, что он не уйдет, пока не получит ответа. Если Майк закроет дверь, то Лиам сломает ее или попытается, пока не появятся чертовы копы.

— Мой ответ не имеет значения, — вздыхает Майк.

— Ты не можешь сказать это мне прямо в лицо, да? — спрашивает Лиам с горьким смешком, звучит неуместно. — Ты, блядь, даже произнести этого не можешь. Ты такой гребаный трус.

Майк прикусывает язык.

— Ты звонил мне, — говорит Лиам. — Наверное, был пьян. Ты позвонил мне в четыре утра и сказал, что все время думаешь о том, чтобы навестить меня. Что не можешь перестать думать об этом. Что ты думаешь об этом все гребаное время. Ты ведь этого не помнишь, правда?

Ох, черт.

— И после этого ты мне ни разу не позвонил, — продолжает Лиам. — И не приехал. А я все ждал. Но ты не приехал.

— Лиам… — начинает Майк.

— Пожалуйста, ты можешь просто сказать мне это? Только один раз?

— Может быть, ты и хочешь меня сейчас… — начинает Майк.

— Ты даже не дал мне шанса, — перебивает Лиам.

Майк беспомощно смотрит на него.

Лиам делает шаг вперед и обхватывает пальцами запястье Майка.

— Пожалуйста.

— Не проси меня об этом, — отвечает Майк, но, когда Лиам делает еще один шаг вперед, прижимаясь лицом к его груди, его рука поднимается, автоматически обхватывая затылок.

— Не буду, — говорит Лиам. — Обещаю. Я останусь с тобой навсегда.

— Ты не можешь этого обещать, — возражает Майк.

— И все же попробую, — уткнувшись Майку в грудь, произносит Лиам.

— Я тебе не верю, — говорит Майк, но не может заставить себя отпустить пацана.

ЧАСТЬ II

ЗАПОРОТЬ ВСЕ ПО ПОЛНОЙ ПРОГРАММЕ

2016–2020

Глава 12

Несмотря на все оговорки — а их у Майка было предостаточно — они возвращаются к своему привычному образу жизни.

Потекла обычная повседневная жизнь, которая была чертовски похожа на конец прошлого сезона, как будто лета и не было, как будто не было некого маленького канадского твинка…

Майк об этом не думает.

Ему не нравится каким он становится, когда задумывается об этом.

Лиам бросил канадского пацана, так что нет никаких причин беспокоиться об этом.

Майк считал, что пыл Лиама со временем остынет, но ошибся. Пацан по-прежнему постоянно ошивается у Майка, хотя теперь у него есть свой дом. Это пустая трата арендной платы, учитывая количество времени, которое Лиам проводит у себя, но Майк лучше прикусит свой чертов язык, чем упомянет об этом. Иначе позволит Лиаму пригласить себя жить с Майком на полную ставку.

Майк не ревнует, потому что (он клянется) каждый раз, когда они находятся в одной комнате, Лиам крутится вокруг него, как спутник вращается по орбите вокруг земли. Он полагает, что в какой-то степени это взаимно. Даже когда Лиам перемещается по комнате, Майк, как правило, знает, где он, хотя это и отчасти потому, что мальчишка никогда не затыкается.

Они поглощены друг другом, и Майк знает это, знает, что это нехорошо, что нужно немного притормозить, но понятия не имеет, как это сделать. И если признаться, то не особо и хочет.

А он чертовски ненавидит признаваться в чем-то себе самому.

***

Майку трудно поверить, что никто из команды не понял, что происходит.

Он знает парней, которые близки друг с другом, некоторые не разлей вода, даже живут вместе, но ничего похожего на его живую дышащую тень, которой решил стать Лиам Фицджеральд. Не помогает и то, что они сидят рядом в раздевалке, и он может приклеиться к Майку до и после игр, как делает прямо сейчас, дыша в затылок, пока Майк и Джейкоби обсуждают новый сезон сериала «Викинги». А уж кому как ни Майку известно, что Лиаму наплевать на этот сериал.

Лиам продолжает подталкивать его коленом, безмолвное «обрати на меня внимание», и когда Майк игнорирует его, продолжая разговор с Джейкоби, терпение Лиама дает трещину.

— Майк, — хнычет он.

— Не прерывай, — строго произносит Майк, не глядя на него.

— Но, Майк, я должен кое-что сказать, — настаивает Лиам, а затем… Что ж, Майк знал, что это неизбежно. — Обрати на меня внимание.

— Ой, это все равно, будто смотреть, как чихуахуа донимает ротвейлера, — ржет Джейкоби.

Лиам возмущенно бормочет, а затем швыряет майку в голову Джейкоби.

— Я хочу сказать, — говорит Майк, когда Джейкоби успевает отбить экипировку, крича при этом, что его отравили, — он прав.

— Ты просто счастлив, что он назвал тебя ротвейлером, — дуется Лиам. — Никто не называет тебя чихуахуа. Тебе не понять моей боли.

Честно говоря, чем больше жалуется Лиам, тем больше он похож на тявкающую собачонку, но Майк не настолько глуп, чтобы сказать об этом вслух.

Выражение лица пацана было бы бесценным, но Лиам в гневе — это утомительно, а Майк предпочел бы, чтобы Лиам не бросался в людей экипировкой, которая после игры пахнет потом.

— Если бы я был собакой, — рассуждает Лиам, словно читая мысли Майка, — как минимум был бы терьером или типа того. Эти малыши классные.

Терьер на самом деле подходит. Гребаное цепкое маленькое отродье, у которого энергия не заканчивается никогда? Похоже на Лиама.

— Померанский шпиц, — предлагает Майк, тем самым заслуживая брошенный в него ролик с хоккейной лентой для клюшек.

***

Ну, если быть честным самим с собой — а Майк действительно чертовски сильно ненавидит быть честным самим с собой — то не похоже, что никто ничего не понял.

Роджерс, слава богу, ни словом не обмолвился о пикировке Майка и Лиама, но, судя по его взглядам — что-то среднее между разочарованием и беспокойством — он знает, что между ними снова что-то происходит.

Майк даже уверен, что Моррис тоже знает о них. Это логично, учитывая, что он с Лиамом на выездах живет в одном номере. Бывшие новобранцы — как один двухголовый монстр, во время командных выездов тусят вместе, да и политика Майка по-прежнему твердо придерживаться правил выезда на гостевые игры и на прочие поездки команды.

Отсутствие деликатности и тонкости поведения у Лиама после того, как они снова начали трахаться только усугубляется, и если бы у команды «Ойлерз» не было тупых гребаных камней вместо голов (за исключением Роджерса и, возможно, Морриса), то Майку это не сошло бы с рук.

Ублюдочный Моррис, возможно, знает. Нет, Моррис определенно знает. Он всегда был немного пугливым придурком. Майк до сих пор поражен тем, что его брат — силовик, потому что Моррис-младший скорее убежит, сверкая пятками от поднятого кулака, чем бросится в драку. Так вот, теперь он едва не дрожит, когда Майк встречает его взгляд.

— Перестань его пугать, — раздраженно ворчит Лиам, обратив внимание, как трясется Моррис, с осторожностью наблюдающий за ними с другого конца комнаты, готовый сорваться с места в любую секунду, как только Майк сделает резкое движение.

— Я ничего не делаю, — парирует Майк.

— Кроме того, что ты — это ты, — ухмыляется Лиам.

— Так не дай бог, что я стану самим собой, — говорит Майк.

— Может, тебе стоит больше улыбаться? — предлагает Лиам.

Майк клянется, как слышит скрип собственных зубов, когда скалится на Морриса.

— Ты знаешь, что я имею в виду, — упрекает Лиам, но выглядит скорее веселым, чем недовольным.

Если честно признаться, парни из команды настолько ненаблюдательные, что даже если Майк нагнет Лиама и трахнет его перед всеми, они лишь поинтересуются, не было ли это каким-то новым борцовским приемом. Майка неоднократно спрашивали, не закончились ли его игры в пикапера, так как раньше он не возражал против того, чтобы снимать женщин — для безопасности только женщин. Хотя, если подумать, вряд ли кто-то заметил бы, если даже он снимал мужчин прямо перед их носами. Гетеросексуальность, пока не доказано обратное, кажется, является правилом для этих парней.

— Если захочешь, можешь трахнуть меня на глазах у всех, — с надеждой предлагает Лиам на фразу Майка, как он попал в команду с таким количеством тупиц.

— Заткнись, мелкий эксгибиционист.

— С тобой скучно.

— Ага, — соглашается Майк, — скучно, пока ты не добавишь немного фантазии.

— Да ладно тебе, — возражает Лиам. — Говоришь, словно не участвуешь в исполнении моих сексуальных фантазий.

— Ну, — соглашается Майк, — вполне правдиво.

***

Он совсем забыл, а когда вдруг вспомнил, сильно удивился.

Проверяя расписание игр перед тем, как записаться на чистку зубов — один раз с него уже списывали за прием, хотя его не было в городе, а он быстро учится — Майк поймал себя на том, что застыл, глядя на дату в календаре. Прошло уже больше года с тех пор, как Лиама вызвали на замену Штейнбергу, усадили его великолепную задницу на скамейку и велели не двигаться с места. Почти год прошел с тех пор, как Лиам положил руку на бедро Майка, словно бросая вызов, и Майк принял предложение.

Год, блядь.

Майк уже и не помнил, когда последний раз был с кем-то больше года — не то, чтобы он был с Лиамом в отношениях, и не то, чтобы они не были прерваны межсезоньем — поэтому он бы назвал ситуацию: «трахать исключительно одного и того же человека в течение года или больше».

Так звучит лучше.

Последний раз… Последний раз это была Джесс. Тогда Майку было столько же лет, сколько сейчас Лиаму, и разве это не чертово путешествие длиною в жизнь? Джесс переехала в Милуоки вместе с Майком, когда он начал играть за «Адмирал», они вдвоем хреново поиграли в семью. Джесс была очень похожа на Майка. У нее был сложный характер, даже более взрывной и несносный, чем у Майка, что впечатляет, потому что у него был ужасный характер. Был и до сих пор оставался не очень, но надо отдать ему должное, за прошедшие годы Майк научился лучше справляться.

Они дрались не меньше, чем трахались. Даже больше. Майк внезапно вспомнилил, что всякий раз, когда его мама спрашивала о Джесс, ее голос становился подчеркнуто нейтральным, таким нейтральным, который означал, что она не одобряет Джесс. Странно, но в то время, слишком захваченный тем, что происходило между ними, он не замечал подобное.

Все закончилось до безобразия банально. Так обычно и случается. Когда снимаешь пластырь, сначала просто больно, но еще больнее, когда срываешь.

Он не хочет, чтобы так было с Лиамом. Он не знает, что между ними происходит, но не хочет, чтобы все закончилось болью.

Майк получает сообщение от Лиама, что он придет ночевать как раз тогда, когда заканчивает разговор с администратором стоматолога. Майк открывает замок на входной двери, затем направляется на кухню посмотреть, что есть в холодильнике. Пустовато, но Лиам не привередлив. Сегодня будут просто макароны, а завтра он сходит за продуктами.

Он все еще чувствует себя… неуверенно. Да, это будет правильным словом. Другое ему не приходит на ум. Майк даже подумывает написать Лиаму, чтобы не приходил, когда тот буквально врывается в дом.

Майк вздрагивает, слушая, как на пол падают зимняя одежда: ботинки — громко, пальто — тише, и, возможно, перчатки и шапка, хотя, кто, черт возьми, знает, потрудился ли Лиам надеть их.

— Что с тобой? — спрашивает Лиам, направляясь в гостиную, всегда слишком проницательный в худшие проклятые моменты.

— Ничего, — отвечает Майк. — Я буду пиво. Хочешь?

— Конечно, — согласно кивает Лиам. — Но только не это мерзкое дерьмо.

Это «мерзкое дерьмо» — крафтовое пиво, которое на вкус в два раза лучше, чем моча, которую предпочитает Лиам. Но все приложенные Майком усилия улучшить вкус Лиама до сих пор оказывались потраченными впустую.

Он покупает себе стоящее, а Лиаму «Молсон», потому что отказывается тратить деньги на хорошее пиво для пацана, если он предпочитает пойло.

Майк выпивает половину своей бутылки в несколько больших глотков, приносит еще одну и пиво для Лиама.

— Что мы празднуем? — спрашивает Лиам

Майк пожимает плечами и протягивает пиво.

Лиам стучит своей бутылкой о бутылку Майка.

— За победу в трех играх подряд?

Это, наверное, происходит впервые с момента появления Лиама в «Ойлерз». Возможно, и в первый раз для Майка с того момента, как он вернулся после аренды «Айлендерс». В «Ойлерз» полный бардак.

— Конечно, — соглашается Майк. — Я выпью за это.

— Не думаю, что сегодня тебе нужны оправдания, — говорит Лиам.

— А осуждающие маленькие говнюки не получат больше пива, — констатирует Майк.

— Я не осуждаю! — возражает Лиам. — Просто интересно, что произошло в интервале между тренировкой и сейчас.

— Ничего. Записался на прием к стоматологу. Вот и все.

Лиам морщится.

— Знаешь, ты заслуживаешь пива только за это, — восхищенно произносит он.

— Боишься стоматолога, Фицджеральд? — спрашивает Майк.

— Они мазохисты, — отвечает Лиам.

— Точно. Но и ты вроде как мазохист, пацан.

— Ну, — тянет Лиам, — справедливо, но только в плане секса. Я же не стону от удовольствия при блоке шайбы.

— Да, кажется, в прошлый раз ты плакал, — подкалывает Майк.

— Иди на хрен, я не плакал, — возражает Лиам.

Майк ловит себя на том, что ухмыляется.

— Я видел слезы в твоих глазах.

— Но не на щеках, ergo …

— О, ergo. Мальчик знает латынь.

— Я думал, это греческий.

— Если ты пытаешься сказать хреновую шутку «для меня все звучит на греческом», клянусь я… — угрожает Майк.

— Что? — парирует Лиам с усмешкой.

— Я выгоню тебя из своего дома, — констатирует Майк.

— Не-а, ты этого не сделаешь, — уверенно усмехается Лиам, и самое печальное, что он прав.

— Иди сюда, — зовет Майк, а потом после поцелуя добавляет: — Господи, вымой рот, у тебя вкус «Молсона».

— У меня канадский вкус, — возражает Лиам, но это правда, и фиговый каламбур, учитывая пиво, которое он пил.

— Очевидно, канадцы на вкус как говно, — ухмыляется Майк.

— Ты любишь мой вкус, — возражает Лиам, и, учитывая, что Майк заканчивает день, удерживая обеими руками невероятную задницу Лиама, а Лиам настойчиво цепляется в волосы Майка, пока тот пожирает его, он скорее всего прав.

Глава 13

Обычно находясь в постели, болтают много всякой херни: безумные идеи (чаще в теории, а не на практике), гениальные мысли, которые непременно должны быть реализованы на практике (обычно так и бывает) — и Майк обязательно воздал бы им щедрую похвалу, если бы его член не скользил в горле Лиама.

У Лиама грязный ум, у Майка грязный рот, поэтому их тандем — это редкое попадание в десятку. Они подзадоривают друг друга, подталкивают сильнее, быстрее, больше. Накручивают кульминацию.

Но существует идея-фикс, к которой они возвращаются чаще, чем к любой другой — Майк, трахающий Лиама без презерватива. Майк даже не успевает толком поразмыслить об этом, они, мать твою, постоянно об этом говорят. Эта идея настолько порочная, что практически накаляет воздух.

К тому же чертовски глупая.

Есть потенциально опасное, а есть очень опасное. Майк в первую очередь не может служить гребаным примером безобидности: всю карьеру он долбит по лицам соперников сильнее, чем может получить в ответ, поэтому он не может назвать себя безопасным человеком, не выглядя при этом как проклятый лицемер. Он все еще пытается им быть с Лиамом.

Тонна херни, которой они занимаются, потенциально несет в себе некоторый риск. А если они облажаются? Если неправильно связать Лиама, то можно переусердствовать, нарушить процесс кровообращения, оставить синяки или разодрать кожу. Да, черт возьми, ему заранее не нравится разговор, который может возникнуть с Роджерсом, если Лиам придет на тренировку с наглядной демонстрацией последствий их бурных ночей. Ну, помимо отметин, которые, непосредственно связаны с сексом и на которые Роджерс старательно избегает смотреть. Однажды, увидев следы пальцев на бедрах Лиама, он покраснел и засмущался. Именно тогда они «сломали» его опекающий и ванильный мозг.

Если Майк очень грубо оттрахает Лиама перед игрой, то пацан даже не сможет сыграть по полной. Если ударит сильно, то повредит что-нибудь еще кроме кожи. Во всем существует элемент риска, но Майк осторожен и старается не пересекать границы. Он уверен в том, что делает — причиняет боль Лиаму так, как тот хочет сам. А на деле — не причиняя реального вреда.

«Без резинки» — совершенно другой вид безопасности. Да и опять же, Майк никогда особо не задумывался о безопасности секса, кроме очевидного. Он никогда к этому и не стремился, по крайней мере, во время секса с проникновением — уверен, его рекордам по оральному сексу доктора особо не впечатлятся.

Это здравый смысл, черт возьми, использовать презерватив с людьми, которых ты плохо знаешь. Майк может сосчитать на двух пальцах, сколько раз он трахался исключительно с одним человеком так долго, чтобы тесты на ИППП хотя бы логически показали отрицательные результаты, и эй, он не из тех парней, которые жалуются на презервативы. Конечно, без резинки было бы лучше, но он никогда не ставил свое удовольствие выше обрюхаченной женщины или положительного результата на сифилис. Так что он долбанный бойскаут.

Но тем не менее если он начнет отрицать, что с самого начала хотел трахнуть Лиама без гондона, с кайфом наблюдать, как из того вытекает сперма, затем засунуть пальцы в задницу, тем самым заперев ее в теле пацана, а потом облизать пальцы — ну, он будет проклятым лжецом. Лиам, кстати, назовет его так же ровно через секунду, потому что каждую чертову мысль, которая возникала у него в голове, Майк произносил вслух, находясь при этом по самые яйца в Лиаме. Грязный ум Лиама заразителен, и когда он начинает искрить глупыми сексуальными идеями, рот Майка, твою мать, следует за ним. Тем не менее все перечисленное он прекрасно держит в области фантазий.

Это, по-видимому, не взаимно.

***

В самый разгар марафона «Беспощадной кухни» Лиам поднимает животрепещущий вопрос. Майк считает, что большинство телепередач без сценария — это мусор, и «Беспощадная кухня» точно не исключение, но, если в шоу добавить еду, он будет смотреть.

— Это небезопасно, — со вздохом говорит Майк, не отрывая взгляда от телевизора.

— Да, но ведь это означает, что ты ни с кем не спал в течение… эм-м, шести месяцев… кроме меня, — возражает Лиам, а затем добавляет: — Черт, не смотри на меня так, я просто констатирую факт, Майк.

Майк ни на кого не смотрит. Майк не смотрит потому, что Лиам не употреблял слово «бойфренд» или что-то подобное глупое, но он прав — с тех пор, как Лиам бросил своего маленького межсезонного бойфренда, ни один из них не трахался на стороне, так что сексуальная моногамность, как сказал Лиам, является констатацией факта. И все же выходит так — шесть месяцев, почти целый гребаный сезон, Лиам проводит больше времени у Майка, чем у себя дома, соглашаясь со всеми установленными правилами и этой пресловутой долбанной сексуальной моногамностью. Все это рисует какую-то красивую домашнюю картину, о которой не особенно хочется думать.

— Ты можешь оставить в покое фразу «мы не бойфренды» до тех пор, пока не согласишься кончить в меня? — канючит Лиам, не дождавшись ответа.

Во-первых, Майк даже не знает, что ответить. Он решает, что будет держаться подальше от формулировок, потому что не заинтересован в ссоре особенно по этому поводу. А во-вторых, не хочет это обсуждать прямо сейчас. Лиам выглядит так, будто секс без презерватива его осчастливит. А последнее, что, черт возьми, нужно Майку, это Лиам в гневе, который дуется на него все время, пока они находятся в раздевалке, ну а после возвращаются в постель Майка.

Майк выключает звук телевизора.

— Сначала нам обоим нужно сдать анализы.

— Ты с кем-нибудь трахался? — спрашивает Лиам. — С тех пор, как… я? Имею в виду, с тех пор как… мы трахались в первый раз.

На этот вопрос легко ответить, но Майку не хочет это озвучивать. У Лиама есть блестящий и тревожный талант вгрызаться в каждую долбанную тему, о которой Майк не хочет говорить. Вообще. Но сегодня он в особенно прекрасно-треклятом настроении. Как раз для того, чтобы намертво вцепиться в Майка.

— Майк?

— Нет, — признается Майк. — Нет, с тех пор как… Нет.

— Я не трахался ни с кем, кроме тебя, — говорит Лиам. — Никогда. Так что у нас все в порядке.

— Да? — удивляется Майк. — Ты хочешь сказать, что добился статуса «бойфренда», не отсосав партнеру?

— Мы не занимались аналом, — бормочет Лиам. — Так что неважно.

— Да, но это не делает тебя Девой Марией, — парирует Майк и добавляет: — Но все же я сделаю одолжение. В основном потому, что это единственный способ, чтобы ты отвалил.

— Отлично, — Лиам драматически вздыхает.

— А теперь мы можем вернуться к телевизору?

— У тебя зависимость от этого шоу, — бурчит Лиам, а Майк не удостаивает его ответом и просто включает звук.

***

Майк знает, что он чист. Он сдавал тесты меньше полугода назад, и как неприятно заметил Лиам, за это время не трахался ни с кем, кроме него, но поскольку он заставляет Лиама сдать тесты, то делает то же самое. В итоге получает ожидаемое «отрицательно» по всем пунктам. Большие пальцы вверх, зеленый свет. И после не может перестать думать о том, как трахнет пацана без презерватива — не только когда Лиам начинает болтать об этом в постели, но и в случайные, обыденные моменты. В общем, зациклился.

Почти через две недели после этого разговора Лиам ворвался в квартиру Майка, как чертов цунами, что необычно для пацана хотя бы потому, что еще нет десяти утра, а он обычно не достигает полной гиперактивности до полудня. Майку нравится, как Лиам ведет себя по утрам: тихий — по крайней мере, по сравнению с обычным — какой-то вялый, почти сладкий.

— Открыто, — кричит Майк, когда ручка поворачивается.

Ему надоело вставать каждый раз, когда появляется Лиам, а это, блядь, постоянно. Всегда. Поэтому приходится оставлять дверь открытой, хотя это и заставляет нервничать, потому что он ни за что не даст Лиаму ключ. Проще просто оставить дверь незапертой, если заранее знать, что Лиам придет. А как только Лиам заслужил главный приз не стучать в дверь, он взял в привычку появляться ни с того, ни с сего. Так что все всех устраивает.

Лиам подходит к нему.

— Сними обувь, мать твою, — рычит Майк.

— Чист, — радостно орет Лиам, размахивая бумагой в направлении Майка. Что с него взять — ему всего девятнадцать, и он молодой идиот. — Все здесь.

— О нет! Теперь я могу трахнуть тебя без презерватива?! Мое сердце разбито, сейчас заплачу, — издевается Майк.

— Я же говорил, — ухмыляется Лиам.

— Да, как ни странно, я доверяю результатам тестов больше, чем «Я не занимался аналом, так что, очевидно, у меня все хорошо», — язвит Майк, и Лиам показывает ему средний палец.

— Сейчас? — спрашивает Лиам. — Мы идем в кровать или как?

— Ты совсем не умеешь ждать, да?

Риторический вопрос.

Майк знал на него ответ уже через час после знакомства с пацаном.

— Я ждал, — дуется Лиам. — Я ждал результатов, ждал, когда ты перестанешь быть…

Майк не может сказать, что его интересует рассказ Лиама о подсчете некоторых событий. Сомневается, что они будут лестными.

— Тогда ты еще сможешь немного подождать, пока у нас не появится больше времени, чем просто на быстрый перепихон перед работой.

— У нас есть час, — бросает аргумент Лиам.

— Ну да, — соглашается Майк. — Может быть, я не хочу торопиться.

Лиам на мгновение замолкает.

— Да, ладно, — наконец, произносит он.

Майк готов поспорить, что воображение Лиама заработало не то, что молниеносно, а прямо сверхурочно.

— Ладно, — повторяет Майк.

Лиам снимает ботинки — «в гребаном коридоре, Лиам, я уверен, ты знаешь, где это» — и садится Майку на бедра.

— Привет, — сухо говорит Майк.

— Привет, — отвечает Лиам, берет книгу, которую читал Майк и кладет ее на кофейный столик, к счастью, не закрывая. К счастью — потому что чтиво такое же скучное, как дрочка на сухую, и Майк сомневается, что сможет найти место, на котором остановился, если все же захочет дочитать.

— Привет, — еще раз произносит Лиам, целуя Майка в уголок рта.

— Я абсолютно уверен, что уже ответил…

— Да, но у тебя ведь есть время для минета, верно?

— Мне кажется, это вопрос с подвохом, — отвечает Майк.

— Перестань быть подозрительным и вытащи свой член, — ворчит Лиам, и Майк понимает, что он согласен. Он может побаловать пацана оральным сексом.

***

Майк не торопится, как и обещал. Честно, Майк любит не торопиться. Майк не отказался бы от быстрых грязных кувырканий, но всему свое время, и если оно у него есть, то он этим воспользуется.

Сегодня время у них есть. Игр нет, а рейс в Калифорнию во второй половине дня, так что они могут лечь попозже. Ранее был матч, и в Майке все еще гудит адреналин. Они проиграли, но большой опыт научил Майка не приносить работу домой, иначе потеряешь голову, и не в хорошем смысле. Лиам еще не научился отмахиваться от неудач команды, и эти ночи были потерянными — ночи, когда пацан просит то, с чем не в состоянии справиться, да и не должен, только после хмурится, как ребенок, лишенный мороженого. Но сегодня он не добьется своего. Сегодня шоу Майка.

— Отвяжи меня или трахни уже, наконец, — канючит Лиам, слишком властно для человека, у которого три пальца в заднице. — Желательно до того, как я засну.

— Ага, — соглашается Майк, наблюдая, как дергается мышца на бедре пацана, когда проводит большим пальцем по головке напряженного члена. — То-то ты сейчас выглядишь очень скучающим.

Майк, несмотря на то что обычно не возражает против гибкого и гудящего эндорфинами Лиама, когда погружается в него, сегодня такого Лиама не хочет. Он хочет, чтобы пацан горел от возбуждения, как в лихорадке, чтобы каждый нерв пел, а каждый мускул дрожал в напряжении. Во время пост-оргазмического секса нужно быть нежным, убедиться, что не даст больше, чем смогут выдержать сверхчувствительные нервы, а Майк не уверен, что в состоянии сегодня быть нежным. Несмотря на все, что он сказал, не уверен, что у него сейчас все в порядке с головой… Эти недели ожидания, медленного закипания превратились во что-то слишком большое, что невозможно забыть и легко отпустить.

— Как ты хочешь это сделать?

— Решай сам, как ты хочешь меня, — отвечает Лиам, нелепо хлопая ресницами, но, в конце концов, переворачивается в молчаливом ответе. Встает на четвереньки, и так уж случилось, что Майк хочет именно так.

Странно скользить рукой по члену, на котором нет презерватива. Какой же Лиам маленький, чертовски ненасытный бесенок. Майк всего несколько недель назад поставил его на колени и взял, шлепая по ягодицам, пока тот не зарыдал. А еще за какое-то время до этого он отделался «легким» прикосновением жалящих рук, впившихся в него с такой силой, что остались синяки. Что касается того, чем они занимаются сейчас — вроде ничего особенного, но действует на Майка так, как никогда и ничто ранее.

Он прижимается губами к покрасневшему плечу Лиама, направляя себя внутрь, но мальчишка успевает нетерпеливо сказать: «Поторопись, черт возьми» — и давится быстрым вдохом, пока Майк втягивает свой собственный глоток кислорода.

Разница не столько в самом ощущении. Майк теперь может подтвердить, что каждый парень, который утверждал, что секс с презервативом неизмеримо хуже — лжет сквозь свои проклятые зубы. Лиам ощущается жарче, и Майк чувствует больше, но основная разница, как ни крути, в голове.

Конечно, не значит, что ничуть не отличается. Отличается. Потому что каждый толчок бедер — знак того, что Лиам принадлежит ему и никому другому; он для его прикосновений, для его воли, и только Майк может попробовать его вкус. Да, это не будет длиться вечно, но для него сейчас — это единственная истина.

Все по-другому, потому что Лиам говорит напряженно и резко: «Я, блядь, чувствую тебя», он говорил так и раньше.

Это бы стало проблемой, если бы Лиам не чувствовал его (что означало у Майка размер не тот), но эти слова заставляют двигать бедрами в рванном темпе, впиваясь пальцами в бедра Лиама, сдерживаясь из последних сил.

По-другому, потому что Майк не может перестать думать о том, чтобы оставить след не на красивой, чувствительной коже Лиама, как он делал много раз, а внутри. В итоге Лиам заснет с членом Майка глубоко внутри задницы.

Майк долго не продержится: тугой влажный жар Лиама, задыхающиеся выдохи, звук влажных шлепков — и кожа, просто кожа, и ничего между ними. К счастью, Майку удается дотянуться до члена Лиама, но едва дотрагивается, как тот задницей крепко сжимает его член, стонет в подушку, бормоча красивые и ласковые слова. Слова, которые Майк хочет поглотить полностью.

После Лиам не в себе. Он всегда немного не в себе после того, как кончает — или после того, как кончает Майк, потому что Лиам вечно жадный, и преодолевает посторгазменную лень в гребаную секунду, если можно получить еще один оргазм. Лиам удовлетворенно мурлычет, пока Майк лениво проводит рукой по вспотевшему изгибу позвоночника. Когда рука скользит ниже, Лиам втягивает бедра.

— Серьезно? — удивленно спрашивает Майк.

— Ты еще не сделал свою работу до конца, — отвечает Лиам.

Майк достаточно сильно шлепает Лиама по ягодице, а тот просто раздвигает ноги. Его анус скользкий от смазки, спермы, немного красный, Майк трет большим пальцем ободок. Вход должен быть чувствительным, нет, сверхчувствительным, но Лиам всегда толкается навстречу Майку, а не от него. Майк засовывает большой палец, наблюдая, как его сперма вытекает из Лиама. Это самое сексуальное, что он когда-либо видел. А с тех пор, как грязный ум и невероятная задница Лиама Фитцджеральда вошли в его жизнь, у Майка есть из чего выбрать.

— Ты чертовски порочный, — шепчет Майк. — Из тебя вытекает моя сперма.

— А ты сделай так, чтобы она осталась внутри, — бормочет Лиам.

— Хочешь? — спрашивает Майк, и Лиам толкается задницей.

— Ты гребанный жадюга.

— Тебе нравится моя жадность, — возмущается Лиам немного самодовольно, и Майк готов спорить, но, честно говоря, он предпочел согласиться с ними обоими.

Майк ни за что не сможет поднять свой член, но Лиам — да. Его дыхание сбивается у рта Майка, пока тот пробирается пальцами внутрь. Это пóшло в лучшем смысле: хлюпанье смазки и спермы, горячий и влажный мальчик, мягкий острый вдох, когда дотрагиваются до простаты. Майк слегка обхватывает рукой член Лиама, обводит большим пальцем липкую головку, и Лиам кончает снова. Зубы впиваются в нижнюю губу, глаза зажмурены. Именно это выражение лица любит Майк, когда Лиам выглядит так, будто не знает, хорошо ему или уже запредельно, а может и то, и другое.

Майк целует его подбородок, потные волосы на виске, затем рот. После встает с кровати. Лиам слепо тянется за ним, пальцами хватается за руку.

— Просто приведу себя в порядок, дай мне минутку, — говорит Майк, Лиам издает протестующий звук, но отпускает.

Майк быстро принимает душ, смачивает полотенце теплой водой. Лиам не переместился ни на сантиметр. Не шевелится, только раздвигает ноги, пока Майк вытирает смазку и следы секса с его бедер, осторожно, потому что знает, что каждый нерв Лиама все еще горит, и даже самая мягкая ткань прямо сейчас чувствуется грубой.

— На спину? — спрашивает Майк, когда заканчивает, и Лиам стонет, как будто его попросили подвинуть землю, но послушно перекатывается на спину, предоставляя возможность удалить лишнее.

Простыни — охренительная катастрофа. Лиам не лучше, но Майк, честно говоря, не уверен, что пацан выдержит вертикальную позицию на ногах, пока меняется белье. Кровать достаточно большая, чтобы не ложиться на мокрое пятно, да и у Лиама привычка спать в обнимку, поэтому Майк просто бросает полотенце в ванной и возвращается в постель. Он не в силах сдержать кривую улыбку, когда Лиам немедля перекатывается на бок, устраивая свою голову на плече Майка и запуская пальцы в волосы.

— В следующий раз, может быть, я почищу тебя своим ртом, — усмехается Майк.

Лиам стонет.

— Я пока не могу, — хнычет он.

— Я сказал, в следующий раз.

— Но теперь я хочу, — ноет Лиам.

— Побереги энергию для другого раза, — говорит Майк.

— У меня нескончаемая энергия, — возражает Лиам, и, честно говоря, иногда кажется, что так оно и есть.

— Все было нормально, да? — спрашивает Майк.

— Глупый вопрос, — бормочет Лиам.

— Лиам, — настаивает Майк. Сам он знает, что было хорошо, но ему почему-то нужно подтверждение.

— Ты, блядь, потряс мой мир. Два больших пальца вверх. Сделал бы это снова, прямо сейчас, если бы был способен, — рапортует Лиам.

— Ты едва можешь держать глаза открытыми, — констатирует Майк, и Лиам, глядя на него, моргает медленно и тяжело.

— Тогда завтра, — зевает он. — И послезавтра, и…

— Засыпай, пацан, — ухмыляется Майк, накрывая ладонь Лиама на своей груди и сжимая.

— Хм-м-м, — сонно тянет Лиам, переплетая свои пальцы с пальцами Майка, и тому кажется, что не стоит тратить силы, чтобы отстраниться.

Глава 14

«Ойлерз» к концу сезона терпит очередной крах. Их будто бросило прямо в кирпичную стену, они снова не дошли до плей-офф, а впереди еще одно долгое межсезонье. Приходит апрель, а Лиам все еще его…

Лиам все еще принадлежит Майку.

Майк не собирается лгать, он не хочет разъезжаться на межсезонье. Он чувствует раздражение, вспоминая прошлое лето. Лиам, кажется, понимает это, произносит бессвязную речь о том, что не хочет никого другого, и Майку не нужно беспокоиться, но это только больше напрягает. Он не придает большого значения обещаниям, которые дают люди.

Не то, чтобы Лиам должен что-то обещать. Майк все еще зол на себя, ведь в прошлом году они ничего не обещали друг другу, и все же, когда Лиам подцепил того случайного скучного канадского парнишку, первое, что Майк почувствовал, было предательство. Как будто имел на это право.

У него не было права тогда, нет его и сейчас. И вряд ли Майк должен расстраиваться, если история повторится. Все вышло из-под его контроля, и он обижается на Лиама за то, что тот стал тем, чья потеря будет терзать.

Лиам продолжает рассуждать о планах «обязательно встретиться», но расстояние между ними осталось таким же, как и в прошлом году, и еще есть другие проблемы. Галифакс — это как заноза в заднице, туда не просто попасть. Но по большому счету дело не в этом: Лиам живет со своими родителями, чего Майк не понимает, хотя и не осуждает. Так что, если он поедет в Галифакс, варианты с его размещением будут слишком забавными, чтобы рассматривать их всерьез.

Засыпать на диване у Фицджеральдов и прокрадываться в комнату Лиама, как будто они оба подростки? Лиам скажет родителям, что уезжает на неделю, потому что его тридцатиоднолетний хрен-знает-кто приезжает в город? Насколько Майку известно, Фицджеральды пребывают в блаженном неведении, что их драгоценный единственный ребенок раздвигает ноги перед парнем старше его более чем на десять лет еще с тех пор, как был прекрасным краснеющим девственником. И, честно говоря, Майк предпочел бы, чтобы так оно и оставалось. Та же проблема и с приездом Лиама в Дулут: какое оправдание он мог бы скормить своей родне? Как бы Майк объяснил, что стал отшельником для своей семьи, тогда как сам будет проводить время с Лиамом, пока тот будет находиться в городе, но при этом демонстрируя, что между ними нет ничего серьезного?

Нет ни одного очевидного способа увидеть друг друга, но, неожиданно, через неделю после возвращения домой в Миннесоту, его агент предлагает решение, рассказывая об одном парне-тренере из ММА . Майк слышал про него, тот тренировал несколько знакомых парней из НХЛ.

— У него есть свободное время, и тебе неплохо было бы пройти специальную подготовку, — говорит агент. — Контактный бой так же важен для тебя, как и все остальное.

Он прав, когда так говорит: когда дело доходит до сути дела, удары, которые раздает Майк, являются единственной важной частью игры на льду. Он ничего не получит от того, что научится модным приемам или поработает над своим броском. Его три гола в прошлом сезоне не очень-то помогли команде. Молодежь вроде Лиама — квалифицированная рабочая сила. А работа Майка — выполнять тяжелую грязную часть.

И все же, ворчит он или нет, но хочет быть лучшим в том, что делает. Ну, вообще-то Майк хорош в этом, а ему хочется быть еще лучше. Для силовика время ускользает очень быстро. И если к тридцати годам тебе не грозит отставка, это значит, что ты долбанная элита. Майку скоро тридцать два, и контракт истекает в конце следующего сезона. Он хочет продолжать, потому что не умеет делать ничего другого. У него есть его тело, его кулаки, он знает, как ими пользоваться в качестве оружия, а все остальное пускай идет нахрен!

Майк старается не думать о пенсии, о том, что будет делать, когда больше не сможет играть. Он грамотно распоряжается своими деньгами. Майк очень ответственный и активно инвестирует то, что не тратит, и крайне бережлив со своими расходами. Честно говоря, он в лучшей финансовой форме в долгосрочной перспективе, чем ребята, зарабатывающие в пять раз больше, но тратящие деньги на модные машины, которые покупают каждые несколько лет и на особняки, к которым теряют интерес раньше, чем успевают их обставить.

Тем не менее денег на всю жизнь не хватит. Майк же едва получил диплом средней школы, и ни дня не работал на настоящей работе, которая не включала бы в себя завязывание коньков и укрепление запястий с тех пор, как ему исполнилось восемнадцать. Черт знает, что подумает об этом биржа труда, кроме «э-э-э, нет, спасибо».

Майк хочет оставаться конкурентоспособным и продолжать работать как можно дольше, пока продолжают подписывать его контракты, пока у него есть руки. Поэтому он отправляется в Торонто через месяц после начала межсезонья. Лиам встречает его там, совсем не скрывая того, что приехал ради Майка. И если бы Майк остался в Миннесоте, он сам остался бы в Новой Шотландии. Тем не менее в Торонто находится один из лучших лагерей для хоккеистов, и Лиам этим пользуется, так что Майк немного утешается тем, что Лиам не бездельничает все дни напролет в ожидании его возвращения с тренировок. Не теряет времени.

Майк не настолько глуп, чтобы делить номер в отеле и заранее узнает, есть ли смежные номера. Итог: Лиам проводит первый день в Торонто, периодически радостно хлопая дверью между их номерами и приветствуя Майка. Это как чертова игра в прятки, и сам он чертовски смешон.

— Иди сюда, блядь, — не выдерживает Майк, когда Лиам врывается в третий раз, и пацан, ухмыляясь, заползает на кровать рядом с ним.

— Привет, — здоровается Лиам.

— Ты употребляешь кофеин или что-то в этом роде?

— Просто рад тебя видеть, — парирует Лиам, а потом, словно зная, что Майк вот-вот отстранится, добавляет: — Я скучал по сексу.

Ну, по крайней мере, в этом они солидарны. Майк проводит рукой по спине Лиама (он снова возмужал), затем ладонями по заднице.

— Мы будем трахаться? — спрашивает Лиам.

— Кажется, я намекаю на это, да, — отвечает Майк. — Это проблема?

— Но ты никогда не хочешь трахаться в отелях, — говорит Лиам. — Передумал?

— Только в данном конкретном случае, — делает исключение Майк. Конечно же! Он приехал в Торонто и снял чертов номер с огромной кроватью, чтобы просто спать.

Лиам усмехается. Эта ухмылка всегда заставляет Майка нервничать.

— Только не думай, что это дает тебе карт-бланш для командных выездов, — предупреждает Майк. — Это не совсем то же самое, там нас окружают двадцать парней.

— Что такое карт-бланш? — недоуменно спрашивает Лиам.

— Черт возьми, кто здесь канадец? — отвечает вопросом на вопрос Майк.

— Ты о чем?

— Это французский, тупица! — возмущается Майк.

— У меня тройка по французскому, — нарывается Лиам.

— И ты надеешься, что игра в забывчивость поможет тебе?

Лиам одаривает его обаятельной улыбкой.

— Ты такой гребаный сопляк, — вздыхает Майк и ненавидит себя за то, что не может сдержать нежность в своем голосе.

— Ты собираешься трахнуть меня сейчас или хочешь еще поговорить о французском? — спрашивает Лиам.

Майк хоть и упрям, но не настолько, чтобы отклонить предложение.

***

Днем Майк ходит к своему тренеру, а Лиам посещает лагерь для настоящих талантов. Если Майк тоже захочет стать участником, то руководство лагеря рассмеется ему в лицо. Они взяли Лиама в последнюю минуту. И этим все сказано.

Он рад, что одаренность Лиама была замечена, рад, что у пацана появился шанс играть с такими же талантливыми парнями, которые через несколько лет вполне смогут стать суперзвездами.

А Майк тем временем надеется научиться получше бить людей по лицу. Баланс имеет первостепенное значение, находитесь ли вы на льду или на ринге, но именно на льду его чертовски сложнее сохранять. Тренер сказал, что его основы фундаментальны, но Майк чувствует, что он чему-то учится. Это не напрасная поездка. Не оправдание.

— Основы, — усмехается Лиам. — Тебя ненавидят большинство парней в лиге.

— Спасибо.

— Нет, зря, — говорит Лиам. — Это был комплимент!

— Я покажу тебе основы, — ворчит Майк.

— О, конечно, — заливается смехом Лиам, когда Майк тащит его на кровать.

На самом деле Майк прекрасно проводит свободное от тренировок время в маленьком мирке их гостиничного номера. Но Лиам постоянно тащит его куда-то почти каждый вечер, бегая по ресторанам с высоким рейтингом отзывов на каком-то сайте; модным барам; по туристическим тропам. Майк, блядь, ни за что не пойдет в «Зал хоккейной славы», но с неохотой уступает аквариуму, потому что акулы действительно крутые.

В их последний уик-энд в Торонто Лиам размахивает двумя билетами на игру «Блю Джейс», и Майк догадывается, что это самая туристическая херня на все времена. Он никогда не интересовался бейсболом, и Лиам называет себя фанатом «Блю Джейс». Но это скорее из серии «у меня есть кепка с их логотипом и, возможно, я посмотрю, как они играют, если больше ничего интересного нет», а не «я действительно люблю бейсбол, и «Блю Джейс» в частности». Если бы можно было выбирать — они пошли бы на футбол. Сейчас же футбольный сезон в спячке, но даже если было иначе, то Канадская футбольная лига — не место, где царствует настоящий футбол, что бы там ни придумал пацан.

Однако Лиам твердо намерен попасть на бейсбол, а Майк не видит серьезной причины для отказа. И в наличии один значительный плюс: сегодня очень жаркий день — Майк не особо любит жару — а под куполом так прохладно и комфортно, да и холодное пиво приятно охлаждает ладонь. Во втором иннинге Лиам прижимается голым коленом к колену Майка, и Майк отстраняется лишь для того, чтобы встать и купить им обоим еще пива по завышенной цене.

«Блю Джейс» выигрывают, что делает Лиама счастливым, а счастливый Лиам в разы лучше обиженного.

— Я голоден, — объявляет он после, как будто это новость, что то, что он называет своим желудком, по сути черная дыра. — По стейку?

— Тебе никогда не надоедает стейк? — спрашивает Майк, но это риторический вопрос, потому что Лиаму он не надоест, впрочем, как и самому Майку.

Они направляются в стейк-хаус, снова с завышенными ценами, как и на стадионе, но, в отличие от еды за просмотром игры, Майк может съесть стейк размером с собственную голову и выпить добрый бокал скотча, поэтому склонен простить Лиаму выбранное заведение, невзирая на его дороговизну.

Когда они возвращаются в номер, Лиам уже немного навеселе, хотя больше от солнца, чем от алкоголя. Он оживленно рассказывает об игре, как будто Майк не смотрел ее вместе с ним, костяшками пальцев подталкивает Майка каждые несколько шагов, прикидываясь простачком, которым, как Майк уже знает, никогда не был.

До завтрашнего полудня ни у одного из них нет дел, так что Майк не торопится в постели, расслабляет их до и после, медленно трахая Лиама, неторопливо вбиваясь в податливое тело. Кожа к коже, каждый вдох на двоих, жар тел друг для друга. Запястья Лиама — свернутый провод под руками Майка, и каждый раз, когда Майк толкается глубже, Лиам изгибается.

— Это было крутое свидание, — восхищенно произносит Лиам, глядя в потолок.

Майк подавляет желание застонать.

— Это не было свидание, — возражает он.

— Бейсбол, — перечисляет Лиам, начиная загибать пальцы. — Выпивка. Ужин. Эпический секс. Похоже на свидание.

— Похоже, мы так проводим большую часть времени, просто добавили бейсбол.

Лиам бросает на него торжествующий взгляд, и Майк понимает — слишком поздно, его разыграли.

— Иди на хрен, — бормочет Майк.

— У тебя было классное свидание, Майкл? — спрашивает Лиам, перевернувшись и уперевшись острым подбородком в грудь Майка.

— У меня был прекрасный день, — отвечает Майк.

Лиам сильнее нажимает подбородком и получает щелчок по виску, затем он немного отстраняется, устраивается поудобнее, прижимаясь щекой к широкой груди. Потом замолкает, и Майк вознаграждает его, проводя пальцами по волосам, наблюдая, как тот расслабляется и засыпает.

— У меня было крутое свидание, — бормочет Лиам, когда Майк, наконец, начинает расслабляться. Майк тут же спихивает его с груди. Единственное, что спасает Лиама от падения на пол — он хватается за Майка, как за якорь, яростно впиваясь пальцами в его кожу.

— Ты не можешь заставить меня перестать быть твоим бойфрендом! — восклицает Лиам, когда Майк отрывает пальцы один за другим, но Лиам выглядит слишком самодовольным, в конце концов, для того, кто только что приземлился задницей на пол.

***

Майк не жалеет о поездке в Торонто. Нет… дело не в Лиаме, хотя объективно… так оно и есть. Обучение было важным. Обучение было полезным. Лиам тоже кое-что получил от своих тренировок, так что никто не терял времени даром.

Он не жалеет, но трудно не думать о том, что они вот-вот снова расстанутся. Лиам, конечно, хочет превратить это в какое-то безумно долгое прощание, как будто они снимаются в слезливой мелодраме. Пацан так и не понял, что иногда легче резко сорвать пластырь.

Но, с другой стороны, Лиам любит боль, и как бы ни настаивал, что это только в контексте секса, Майку на самом деле не верится. Все, что связано с Лиамом отдает драматизмом, и Майку кажется, что пацан любит боль почти так же сильно, как и все остальное, и в своей голове превратил их — себя и Майка — в судьбоносную любовную чушь, что-то большее, чем есть на самом деле.

— Я мог бы приехать в Дулут или… — начинает Лиам.

— Лиам, — останавливает Майк, прежде чем пацан начнет прокручивать сценарии, которые, как они оба знают, не произойдут.

— Тогда я вернусь в Эдмонтон пораньше, — капитулирует Лиам. — Я тебя ни о чем не прошу, пока ты не начинаешь важничать…

Майк не важничает.

— Просто, знаешь, — продолжает Лиам, — я дам тебе знать. Если ты приедешь пораньше, я буду там.

— Я подумаю, — говорит Майк.

— Всякий раз, когда ты говоришь так, это означает «нет», — хмурится Лиам.

— Нет, — не соглашается Майк. — Это значит, что я подумаю. И иногда после того, как я все обдумаю, ответ — нет.

— На этот раз не говори «нет», — просит Лиам.

— Я подумаю, — повторяет Майк.

А когда Лиам пишет, что едет в Эдмонтон на три недели раньше, Майк пакует вещи и следует к нему.

Глава 15

Последняя драка в карьере Майка, и он побеждает. Решительно. Это не боксерский поединок — в хоккейных боях не бывает отсчета времени или нокаута, если только кто-то не ударится головой о лед, но, без сомнений, Майку до конца удается выбить дерьмо из маленького выскочки из Миннесоты.

Майк не знает, что это его последний бой: ни когда на скамейке штрафников не торопясь проверяет свой рот на наличие крови, ни когда возвращается на скамейку запасных. Ритм его сердца медленно возвращается к обычному — он слишком стар для такой херни. В какой-то момент он отключается от происходящего, и не понимает этого, пока не получает легкий толчок от кого-то из игроков, направляющихся в сторону раздевалки, затем более сильный, когда не сразу поднялся — обычный симптом сотрясения мозга и обычное состояние как последствие.

Самое ужасное во всем — это несерьезное сотрясение. Его не нокаутировали, не сбили с ног, а просто он получил небольшой удар. Даже доктора не выглядят обеспокоенными. Они видели такое и раньше и с ним, и с другими. Это даже не первое сотрясение мозга Майка в нынешнем сезоне.

Майк постепенно разбирается с симптомами: головные боли, тошнота, неспособность сосредоточиться. Все это в той или иной степени ему уже давно знакомо. Нужно просто переждать. Ему удается сбежать от журналистов и добраться домой. Там он позволяет Лиаму взбить подушки и то, что тому, черт возьми, нужно делать, играя роль няньки, и ждет, когда эта херь пройдет.

Только она не проходит, не проходит, не проходит.

И кажется, она никогда, блядь, не кончится.

В течение первых двух недель врачи советуют лишь терпеть, говорят, что процесс регенерации в этот раз занимает больше времени — ведь он уже не так молод. Ему практически сообщают прямым текстом: «Брауэр, ты становишься слишком старым для игры». Проходит месяц, ничего не меняется, только речи докторов о возрасте и регенерации сходят на нет. Майк все еще горбится над унитазом, когда пытается подняться с кровати. Этот месяц он больше проводит во сне, чем наяву, просто стараясь не вставать с постели, изматывая себя каждый раз, когда приходит Лиам. «Ойлерз» отправляются на очередную гостевую игру, а Майк — к неврологу, затем к другому и так по кругу: МРТ и КТ-сканирование, и оценивающие взгляды.

В конце концов, ему велят переждать, хотя то же самое говорили с самого начала. Может, это последствия сотрясения мозга, факт, который стал известен еще несколько проклятых недель назад. А еще ему вручают рецепт на антидепрессанты. Приходится прикусить язык и принимать, потому что, ругаясь с врачами, он не поправится быстрее.