Бесстрашная

Глава 22

Патрику снился эротический сон, и проснулся он, ощущая потребность в близости с женщиной. Вдовец пятидесяти восьми лет не должен иметь таких желаний, размышлял он, глядя на одеяло, образовавшее нечто вроде шатра над его восставшей плотью.

Он воображал, что похоронил эти желания вместе с Илке. Однако, к немалому его смущению, определенная часть его тела властно проснулась и требовала удовлетворения.

Он видел боль в глазах Шарлотты, когда накануне вечером он извинился и рано ушел спать. Но у него не было выбора. Человек его возраста едва ли мог вальсировать с дамой в состоянии сильной эрекции.

Он чувствовал, что предает память Илке, предает память о жизни, которую они прожили вместе. Он попытался покончить с этим состоянием, пожелав, чтобы оно прошло, и осознал, что это ему удается не больше, чем в юности.

Он чувствовал себя потерянным вдали от своего ранчо. Он закрыл глаза и начал думать о том, что происходит там в его отсутствие. Эти размышления избавили его от непрошеных желаний.

Здравый смысл говорил ему, что все идет нормально. Никогда будущее не казалось ему счастливее. Зимний падеж скота у других фермеров должен был вызвать взлет цен. Он мог рассчитывать на хорошую прибыль, когда дело дойдет до рынка. Новое крыло дома приобретало такой вид, что хоть в" музее показывай. И Улисс, у которого был ошарашенный вид влюбленного, несомненно, в ближайшем будущем должен был попросить руки Алиции.

У Патрика не было причин жаловаться на жизнь. Он сел, перекинул свои длинные ноги через край кровати и заметил телеграмму на полу. Он поднял бумажку и пробежал глазами. Боже милостивый! Рио при смерти. Пока он тут измышлял всевозможные несуществующие несчастья, судьба преподнесла ему горькую чашу.

Одеваясь, Патрик мысленно соображал, что он должен сделать. Чуть позже он должен был разбудить Райну. Возможно, это была последняя спокойная ночь. Но прежде он должен был поговорить с Улиссом. Патрик спустился на лифте в холл и спросил швейцара, как добраться до Миллетт Мэншн.

К удивлению Патрика, Улисс сидел ссутулившись в кресле-качалке на крыльце и курил сигару, вытянув перед собой длинные ноги. На нем все еще была вчерашняя вечерняя сорочка и бальные туфли. Одежда выглядела ужасно потрепанной, как и ее владелец.

Улисс напомнил Патрику лошадь, которую вымотали до предела.

– Должно быть, прошлой ночью ты здорово потрудился, – сказал Патрик со снисходительной улыбкой.

– Я так и думал, что ты это скажешь. Да, у меня была чертовски тяжелая ночь. Что-нибудь серьезное привело тебя сюда сегодня так рано? Или ты просто вышел на прогулку?

– У меня скверные новости. Рио очень болен. Надо немедленно отправляться домой, мне понадобится твоя помощь.

Улисс так быстро вскочил на ноги, что качалка перевернулась.

– Болен? Я-то думал, что Райна солгала, придумав предлог для своего отъезда.

– Ты говоришь, Райна уехала? Я думал, что вы были вместе.

– Райна уехала прошлой ночью на товарном поезде.

– Черт возьми, сынок, ты должен был поехать с ней.

– Поверь, отец, я и сам бы этого хотел.

– Еще не поздно. Ты можешь поехать со мной сегодня утром первым поездом.

Отчаяние в глазах Улисса теперь казалось безмерным.

– Боюсь, я не смогу этого сделать.

– Не сможешь? Рио не просто наш десятник, он член семьи. Что может быть важнее?

– В комитете обсуждается законопроект о железных дорогах. Он будет поставлен на голосование. Если меня там не будет, закон может не пройти. Кроме того, я сомневаюсь, что де Варгасы захотят видеть меня у постели Рио.

Патрик внимательно изучал измученное лицо сына и увидел в нем такое раскаяние и огорчение, что не стал настаивать.

– Делай то, что должен делать.

– Скажи Рио, что я желаю ему скорейшего выздоровления. И скажи Райне… – Голос Улисса прервался. Он прикусил нижнюю губу, как делал в юности, если бывал огорчен. – О Господи, скажи ей, я очень сожалею обо всем, что случилось. Обо всем.

Что он, собственно, хотел сказать этим? У Патрика было ощущение, что Улисс что-то скрывает, чего-то недоговаривает, утаивает что-то очень важное. Но у него не было времени докапываться до истины.

– Я оставляю здесь Шарлотту и Алицию. Они быстро не соберутся, а Шарлотте надо еще купить кое-что для нового крыла. Я бы был тебе признателен, если бы ты позавтракал с нами.

Улисс кивнул:

– Мне надо переодеться. Через полчаса я буду в отеле. Он направился к двери, потом повернул назад:

– Отец, я прошу тебя пообещать мне кое-что.

– Если я смогу, сынок.

– Позаботься о Райне. Присмотри за ней. Если что-нибудь случится с Рио, она будет нуждаться в тебе.

– Хорошо, сынок, обещаю. Я люблю эту девушку.

– Я тоже, – сказал Улисс едва слышно, прежде чем уйти.

В течение нескольких часов Патрик был слишком занят, чтобы задуматься над словами Улисса. Но когда поезд, увозивший его в Керрвилл, тронулся, они всплыли в памяти Патрика.

О какой любви толковал его сын? О любви к девушке, которую знает всю жизнь, или к женщине, на которой собирается жениться? А как же тогда Алиция?

Райна приехала в Керрвилл на рассвете и добралась домой с попутным гуртовщиком. Дом выглядел, как всегда: из трубы поднимался дым, весенние цветы покачивались на легком ветерке, и она подумала, что ничего страшного не случилось.

Когда Райна вошла в кухню, запах кофе еще больше укрепил ее уверенность в том, что все обстоит благополучно. Первое, что всегда делал Рио утром, это варил кофе. Она ждала, что вот сейчас он появится и предложит ей чашку.

– Папочка! – позвала она тихонько.

– Это ты, Райна? – откликнулась мать из холла. Всклокоченные волосы Велвет и ее неряшливый вид тотчас же рассеяли надежды Райны. Плечи Велвет были опущены, волосы и одежда в беспорядке, под глазами залегли черные тени.

– Я не ожидала, что ты приедешь так рано, – сказала Велвет, сжимая Райну в объятиях. – Как ты добралась сюда?

– Это долгая история.

Велвет отступила назад и оглядела Райну с головы до ног.

– Я так рада, что ты дома, солнышко.

– Я приехала, как только получила твою телеграмму. Велвет посмотрела куда-то через плечо Райны:

– А где же Патрик? Он не приехал с тобой? Я и ему отправила телеграмму.

Райна с трудом сдерживала волнение.

– Я ничего не знаю о Патрике. Что с папой? – У него пневмония, солнышко.

Райна испытала прилив облегчения. Она боялась, что у Рио сдало сердце.

– Папа здоров как бык. Он выкарабкается. Глаза Велвет влажно заблестели.

– Хотела бы успокоить тебя, но не хочу вселять ложную надежду. Твой отец умирает.

Колени Райны подогнулись. Она ухватилась за спинку стула, чтобы не упасть. Ее мать не стала бы зря волновать ее и преувеличивать опасность.

– Не понимаю. Когда десять дней назад я уезжала, он выздоравливал. Он не может умереть.

– Доктор Фосбейн сказал, что грипп ослабил твоего отца и дал осложнение на легкие. Когда началась пневмония, у него не осталось сил, чтобы бороться с ней.

– Когда я уезжала, папа был болен?

– Мы оба думали, что у него только простуда. Райна почувствовала, как ее пронзило острое чувство вины. Она гонялась за удовольствиями в Остине, в то время как…

– Ты должна была мне сказать. Я бы осталась.

– Солнышко, твой папа и я обсудили это. К тому времени ты много денег потратила на наряды. Ты много работала, и мы хотели, чтобы ты немного развлеклась. Ты получила удовольствие или нет? Эта открытка, которую ты прислала, ну, та, с видом отеля Дрескилла… Я почувствовала, что тебе там так хорошо.

Райна поняла, что никогда не расскажет родителям, что произошло на самом деле. Пусть у них останется доброе мнение об Улиссе.

– Я прекрасно провела время. И все же я предпочла бы быть здесь, когда вы нуждались во мне.

– Ну, теперь ты здесь, и это главное.

– Могу я видеть папу?

– Конечно, – ответила Велвет и повела ее в спальню. Райна остановилась на пороге, чуть не задохнувшись от застоявшегося кислого запаха – запаха болезни. Дыхание отца было жестким и тяжелым. Казалось, он спит.

Райна на цыпочках подошла к постели и посмотрела на Рио. Сморщенная бронзовая кожа теперь имела зеленоватый оттенок, линии лица обострились. Она никогда не видела его таким. Когда же это произошло? Когда он успел так состариться?

В этот момент Рио открыл глаза, в них было страдальческое выражение. Он кашлянул с такой силой, что задрожала вся кровать.

– Я рад, что ты здесь, солнышко, – сказал он, когда приступ кашля прошел. – Твоя мать будет очень нуждаться в тебе, когда меня не станет.

Райне хотелось броситься к отцу, обхватить его тело руками, защитить. Но его слабость удержала ее от этого порыва.

– Ты нужен нам обеим, папочка, и ты всегда должен быть с нами.

– Да, моя дорогая. – Он улыбнулся. – Но все же есть одно путешествие, которое каждый совершает в одиночку.

– Не говори так, папочка!

– Возможно, это наша последняя встреча.

– Не говори так. Даже не смей думать. Ты должен бороться ради нас. – Райна посмотрела на мать, ища поддержки. Конечно же, Велвет не могла принять смерть Рио как нечто неизбежное.

– Дай отцу сказать, – вмешалась Велвет.

Рио слегка похлопал рукой по краю постели, приглашая Райну сесть рядом.

– Мне надо сказать тебе о своем завещании.

– Нет, не надо… Казалось, Рио не слышал ее.

– Я оставил ранчо тебе, Райна, а дом – твоей матери. И еще кое-какие деньги – достаточно, чтобы перебиться в тяжелые времена. – После каждых двух-трех слов он дышал так тяжело, будто бежал на месте. – Я знаю, ты мечтала управлять ранчо еще с тех пор, как была величиной с кузнечика.

Действительно, мечтала, но не на таких условиях. Она застонала, вспомнив, как хвастливо сообщала Алиции о своих честолюбивых планах в старой хижине.

– Я никогда не смогу это делать так хорошо, как ты.

– Ты справишься с этим лучше меня. – В глазах Рио заблестела прежняя гордость, и на мгновение Райне показалось, что он выглядит почти хорошо. – Не будь слишком упрямой и, если понадобится помощь, обращайся к Патрику. Он любит тебя почти так же, как я.

Райна почувствовала, что по ее щекам катятся слезы. Ей казалось, что сердце ее навсегда разбито.

– Не плачь, солнышко. Ты же бесстрашная девочка.

Но Райна вовсе не была бесстрашной. Ее пронзил щемящий ужас, будто внутри у нее кто-то безжалостно повернул нож. Комок в горле не давал дышать – Райне казалось, что она сейчас задохнется. Она не могла себе представить будущее без отца. Вся ее отвага объяснялась тем, что она знала – отец всегда поддержит, всегда поможет.

– Он уснул, – прошептала Велвет. Она взяла Райну за руку и отвела ее обратно на кухню.

Велвет налила кофе в две чашки и одну поставила перед Райной на стол, а из другой отхлебнула сама.

– Хочешь поесть? – спросила она.

– Как можно думать о еде в такой момент? – ответила Райна. – Нам надо быть с папой и делать все возможное… – Ее голос задрожал и прервался. Она не имела ни малейшего представления, что можно сделать. Но кто-то должен был что-то сделать. Не могли же они просто так сидеть и пить кофе, пока ее отец борется со смертью.

– Ты должна проявить мужество и дать своему отцу спокойно уйти, – сказала Велвет, будто прочла мысли Райны. – Он будет цепляться за жизнь ради тебя, а он и так уж достаточно настрадался.

– Папа никогда не принадлежал к тем, кто проигрывает!

– И сейчас не принадлежит. Но ему почти семьдесят, и не надо заставлять его бороться. Он знает: ты не хочешь, чтобы он умер. Но у него нет выбора, и я хотела бы, чтобы он уснул мирно, насколько это возможно. В следующий раз, когда он проснется, я хочу, чтобы ты попрощалась с ним, вместо того чтобы убеждать его цепляться за жизнь ради тебя.

Эти слова упали в сознание Райны, будто на нее обрушилась скала или груда камней, и она чувствовала удар каждого камня.

Она опустила голову и согнулась под этим бременем.

– Я не хотела быть эгоистичной. Просто мне будет очень недоставать папы.

– Знаю, солнышко, я так тебя понимаю. – Велвет обошла вокруг стола и поцеловала Райну в щеку. – Ты сильнее, чем сама думаешь. Ты поступаешь правильно.

Она заставила Райну подняться на ноги, а потом подтолкнула к двери в спальню:

– Иди к отцу, а я пока приготовлю завтрак. Возьми кофе с собой. У нас будет трудный день.

В свой следующий приход к отцу Райна поступила так, как сказала мать. Она сказала Рио, что любит его и что всегда будет тосковать о нем, но что о ней и о Велвет не надо беспокоиться. Надо отдать ей должное, Райна сумела сказать все это с улыбкой.

В полдень приехал Патрик и присоединился к Райне и Велвет. Рио проснулся в последний раз в середине дня, но был слишком слаб, чтобы говорить. Он улыбнулся им и снова впал в забытье. Доктор Фосбейн приехал и уехал, выразив скорее сочувствие, чем подав надежду.

Этот тягостный невыносимый день все тянулся и тянулся, пока не сменился ночью, а дыхание Рио становилось все более хриплым. Не замечая понимающих взглядов, которыми обменивались Патрик и Велвет, Райна продолжала сжимать руку отца, стараясь перелить в него свою жизненную силу. Но никакая сила в мире не могла удержать Рио на его последнем пути. Он умер, когда начал нарождаться новый день.

Они хоронили его на закате. Уважая его последнюю волю, Патрик произнес несколько слов – его звучный баритон был хриплым от непролитых слез. Не было никого, кто мог бы совершить отпевание Рио, когда работники опускали гроб. Юсфул наблюдал за действиями людей издали. Внезапно он поднял свою огромную косматую морду и завыл. И тотчас, будто они ожидали сигнала, раздался траурный хор койотов.

Райна решила, что это вполне достойный реквием, не хуже, чем любая месса. Ей и самой тоже хотелось поднять голову и завыть.

В первые же дни, что последовали за смертью отца, Райна разменяла горькую монету своей скорби на тяжелый труд. Надо было отлучать телят от матерей, кастрировать и клеймить скот, прежде чем выгнать животных на новые пастбища. Они кричали, выражая свой гнев и отчаяние, и единственное, что могла сделать Райна, это не завопить вместе с ними во всю глотку.

Она была бесконечно благодарна своим работникам, что они притворялись, будто не замечают ее глаз, которые были полны слез. Тяжелая работа вызывала оцепенение сознания и тела. Ей повезло, считала Райна, раз есть чем заняться.

Она беспокоилась о Велвет, пока не приехала Шарлотта. Та старалась не оставлять Велвет, когда ей это позволяли ее собственные дела. Несколько женщин из Керрвилла явились выразить Велвет свои соболезнования.

Алиция слала ей бесконечные послания, прося разрешения повидаться, но Райна ограничивалась короткими отписками, в которых сообщала, что слишком занята. Она не хотела, чтобы кто-нибудь или что-нибудь напоминало ей о глупых надеждах, которые она лелеяла в Остине. Она решила забыть об Улиссе и почти добилась этого. Его письмо пришло через две недели после похорон. Райна вернулась домой после дня, проведенного на расчистке кедровой рощицы. Из всех видов работы на ранчо эта была самой тяжелой и изнурительной.

Рио вел борьбу с древовидными кустарниками, потому что они могли заполонить пастбище и уничтожить всю траву. Райна же вела войну с кедрами. Когда она вошла в кухню в конце дня, все ее тело болело.

– У тебя такой вид, что не помешает стаканчик бренди, – сказала Велвет и поспешила принести его.

– Мне не помешало бы и новое тело, – крикнула Райна ей вслед. «И новое сердце тоже», – добавила она про себя.

Велвет вернулась быстро и подала Райне наполненный до краев стакан. Райна жадно проглотила содержимое. Бренди влило в нее новые силы и новую жизнь.

– Теперь получше? – спросила Велвет, когда Райна опустошила свой стакан.

– Намного. Спасибо, мама.

– Тут для тебя письмо, – сказала Велвет, вытаскивая его из кармана передника.

Райна тотчас же узнала почерк Улисса. Сразу стало тяжело дышать, под глазом задергалась жилка.

– Ты не собираешься прочесть? – спросила Велвет, заметив, что Райна запихивает конверт в карман брюк.

– Не хочу портить аппетит, – ответила Райна. Велвет разложила еду по тарелкам, пока Райна умывалась.

– Я думала, что в Остине у вас с Улиссом установилось перемирие.

– Почему ты так решила?

– Шарлотта рассказывала, что Улисс сразу же менялся в лице, как только заходил разговор о тебе. И если бы Шарлотта не была уверена, что он ухаживает за Алицией, она бы подумала, что в Остине он ухаживал за тобой.

Райна принужденно рассмеялась:

– Ухаживал за мной? Очень смешно. Он был груб, как всегда. Откровенно говоря, я не хочу с ним больше встречаться до конца жизни.

– Это маловероятно, учитывая, что мы соседи. Случилось что-нибудь, о чем мне следовало бы знать?

У Райны не было ни малейшего желания рассказывать Велвет правду. Для них обеих это было бы слишком унизительно.

– Мама, день был долгий, и я устала. Давай поговорим о чем-нибудь более приятном.

Велвет пожала плечами, потом круто изменила тему и заговорила об их огороде. Райна никак не могла сосредоточиться на теме разговора: сравнительных достоинствах кочанного салата и латука, причем предпочтение отдавалось первому. В течение всего ужина она чувствовала в кармане это письмо: оно жгло ее, как раскаленное железо, даже через ткань брюк. В девять часов, изо всех сил зевая, Велвет извинилась и отправилась спать.

Райна дождалась, пока дверь в комнату матери закрылась, потом вытащила из кармана смятый конверт.

Ладно, так и быть, посмотрим, что пишет Улисс.

«Дорогая Райна» – так начиналось письмо.

При виде этого обращения рука Райны задрожала так сильно, что она чуть не выронила конверт. Как это Улисс осмеливается называть ее «дорогой»? Как он смел писать ей после того, что случилось? Она его ненавидит! Какое ей дело, если ему пришло в голову сочинить извинение по поводу своего поведения?

Хотя Райна любила книги, она предпочла бы никогда ничего больше не читать, чем прочесть его писанину. И все-таки рука снова потянулась к письму независимо от ее воли, и она продолжала читать, расправив скомканную страницу:

«Дорогая Райна, я очень скорблю о твоем отце. Он был поистине замечательным человеком. Я понимаю, какой потерянной и опустошенной ты должна себя чувствовать. Хотелось бы мне быть рядом с тобой и утешить тебя так же, как ты утешала меня после смерти моей матери. Я никогда не забывал о твоем благородстве».

Какого черта? Он что, вообразил, что на эту тему можно шутить? В то утро Райна позволила ему поцеловать себя и позволила бы больше, если бы он не остановился вовремя. Если он предпочитает называть благородством взаимный порыв чувственности, то это его дело.

За всю жизнь Райне так, наверное, и не удастся понять, почему он оказался единственным мужчиной, способным зажечь в ней пламя страсти. Велвет говорила, что такое пламя способно поддерживать женщину, а не пожирать ее. Но однажды оно чуть не погубило Райну.

Даже теперь, после всего, что произошло, воспоминание о мужественности Улисса, о его теле, запахе вызывало у нее волнение и трепет. Она ненавидела свое тело за эту реакцию. Она скорее проведет остаток дней как старая дева, чем позволит себе поддаться на уловки Улисса.

«Отец написал мне, что Рио похоронили недалеко от моей матери. Мне отрадно думать, что теперь они так же близки, как при жизни. Их присутствие облагораживает землю, где они покоятся».

Да, он умеет обращаться со словом, этот змей-искуситель!

«Хотя мне тяжело напоминать о неприятном инциденте на балу, все же я вкладываю в конверт вырезку из газеты в надежде на то, что она принесет тебе некоторое удовлетворение».

Единственное, что принесло бы ей удовлетворение, это если бы она могла почтить источник его мужской силы сокрушительным и метким пинком.

«Ты оказалась всего лишь невинной жертвой в этом грязном деле. Муж Изабель Синглтон – мой враг. Она набросилась на тебя, но метила в меня. Я автор законопроекта, в результате принятия которого владельцы железных дорог будут вынуждены платить большие налоги. Синглтон и железнодорожные бароны сделали все от них зависящее, чтобы провалить этот законопроект. Я получил много писем с угрозами незадолго до бала.

В тот день, когда ты уехала из Остина, я пошел объясняться домой к Синглтонам. Статья, которую ты найдешь в этом конверте, – результат этого визита. Я знаю, что это ни в коей мере не может быть компенсацией за ту сцену на балу, однако это единственное средство, к которому я мог прибегнуть».

В конверт была вложена первая страница из газеты «Остин рипабликэн», датированной несколькими днями раньше. На этой странице кружком была обведена небольшая статья в левом нижнем углу. Райне потребовалась всего минута, чтобы прочесть ее.

«Миссис Синглтон пользуется возможностью выразить свое глубочайшее сожаление и смиренно извиниться за все то, что она сказала о мисс Райне де Варгас на балу у Дж. Л. Дрескилла 1 апреля 1886 года. Миссис Синглтон признает, что ее высказывания были недоброжелательными и несправедливыми. В знак своего глубокого раскаяния миссис Синглтон пользуется случаем передать тысячу долларов санаторию г. Остина на лечение болезней легких в память о мистере Рио де Варгасе».

Райна скомкала бумагу. Если Улисс вообразил, что извинения Изабель Синглтон хоть что-нибудь значили для нее, это было глубокое заблуждение. И если он или эта сука считали, что доброе имя ее семьи и мир души можно выставить на торги и оценить в жалкую тысячу долларов, то им обоим следовало бы изменить свое мнение на этот счет.

Ни письмо, ни клочок газетной бумаги не могли изменить случившегося. Все было в прошлом. Она даже позволила себе думать, что у них с Улиссом есть общее будущее.

«Если ты обманешь раз, то вина твоя, если ты обманешь два, то вина моя», – подумала она.

По крайней мере надо надеяться, что пациенты этого санатория выиграют от ее несчастья. Она разжала кулак и методически разорвала письмо и вырезку из газеты на мелкие кусочки. Потом поднялась в свою комнату, разделась и легла в постель.

Ее усталое тело требовало сна, но глаза отказывались закрываться. Неужели Улиссу действительно угрожали?

Был ли он и сейчас в опасности? Или это очередная уловка, чтобы завоевать ее сочувствие? Да какое, черт возьми, ей до всего этого дело?

Надежда на счастье умерла в ней в ночь бала. Она похоронила свою молодость вместе со своим отцом. Теперь у нее оставалась одна цель и одна мечта, придававшие смысл ее жизни, – сделать ранчо де Варгасов показательным, достойной данью памяти отца.