Без промаха. Красавица. Помпеи. Когда приходит беда [сборник]

КОНТИЦИНИЙ — 4 ЧАСА 21 МИНУТА

Они покинули акведук за два часа до рассвета и взбирались теперь при свете луны на холм, возвышавшийся над портом. Все шестеро шли гуськом, смотритель шагал впереди. Он разбудил их, вытащил, сонных и недовольных, из постелей и теперь слышал, как они ворчат у него за спиной, не подозревая, что в неподвижном теплом воздухе их голоса звучат громче.

— Дурацкая затея, — буркнул один.

— Сидел бы лучше за своими чертежами, — сказал другой.

Еще не рассвело, но день обещал быть таким же жарким, и наверняка опять без дождя. Смотритель был моложе остальных и ниже ростом — коренастый, крепкий, с короткими каштановыми волосами. Рукоятки инструментов — бронзового топора и деревянной лопаты, которые он закинул за спину, — натирали обгоревшую шею. Но только поднявшись достаточно высоко над Мизенумом, там, где тропинка раздваивалась, он скинул свою ношу и стал дожидаться остальных.

Он нагнулся за инструментами и, прищурившись, всмотрелся в темноту. Одна тропинка вела, огибая гавань, на запад. Вторая — на север, в сторону приморского курорта Байи.

— Думаю, свернуть надо здесь.

— Он думает, — фыркнул надзиратель Коракс.

Смотритель еще вчера решил, что лучше не обращать на него внимания. Он молча развернулся спиной к морю и начал подниматься по крутому склону. Он попытался вспомнить, как выглядела эта тропа в полдень, когда он увидел ее впервые. Сухая, выжженная трава, и только вдалеке, на ровной площадке, светло-зеленые пятна — побеги плюща.

Он остановился и огляделся. То ли глаза привыкли к темноте, то ли рассвет был уже совсем близко — в таком случае у них оставалось совсем немного времени. Остальные остановились у него за спиной. Он слышал их тяжелое дыхание. Наверняка, вернувшись в Мизенум, начнут рассказывать, как этот юнец, новый смотритель водопровода, повел их в горы из-за какой-то ерунды. Во рту у него пересохло.

— Уж не потерялись ли мы, юноша? — насмешливо осведомился Коракс.

— Я ищу камень, — серьезно ответил он.

Они расхохотались в голос:

— Носится кругами, как мышь по ночному горшку!

— Он точно где-то здесь. Я его мелом пометил.

Они снова засмеялись: приземистый широкоплечий Коракс, длинноносый Бекко-штукатур, толстяк Муса — отличный каменщик, и два раба, Полит и Корвин.

— Что ж, смейтесь. Но я предупреждаю: не найдем его до рассвета, завтра ночью снова сюда вернемся. В том числе и ты, Гавий Коракс. Только в следующий раз чтобы был трезвый.

Коракс сплюнул и шагнул к нему. Смотритель приготовился к драке. Конфликт назревал уже три дня, с тех пор как он появился в Мизенуме. Коракс то и дело пытался унизить его перед всеми.

Если начнется драка, подумал он, мне одному пятерых не одолеть. Сбросят мое тело с обрыва и скажут, что я в темноте оступился. Только как это воспримут в Риме, если за две недели водопровод Аква Августа лишится двух смотрителей?

Они стояли в шаге друг от друга, и на смотрителя разило перегаром от Коракса. Но тут Бекко возбужденно вскрикнул и ткнул пальцем в сторону.

За плечом Коракса виднелся камень, отмеченный жирным белым крестом.

Полное имя смотрителя было Марк Аттилий Примус, но ему бы хватило и просто Аттилия. Среди людей его профессии не было имени почетнее: четыре поколения Аттилиев занимались устройством водопроводов. Марк Агриппа отправил его прадеда, служившего в XII легионе, строить водопровод Юлия. Его дед разрабатывал планы для отвода вод Анио. Отец завершил водопровод Клавдия протяженностью одиннадцать километров и в назначенный день бросил его серебристым ковром к ногам императора. И теперь его, в двадцать семь лет, послали на юг, в Кампанию, на водопровод Августа.

Аква Августа была настоящим триумфом строительного искусства. Высоко в Апеннинах, на поросшей пиниями вершине, акведук уводил один из притоков Серинуса на запад — по подземным каналам, по мостам, перекинутым через овраги, по сифонным водосбросам через долины — к равнинам Кампании, вокруг дальнего склона Везувия, оттуда на юг, к Неаполитанскому заливу, и, наконец, по Мизенскому полуострову в пыльный приморский город. Протяженность — девяносто шесть километров, средний перепад — пять сантиметров на сто метров. Это был самый длинный акведук в мире, и гораздо более сложный, поскольку все северные акведуки обслуживали лишь по одному городу, а извилистый водовод Августа — они называли его материнской ветвью — снабжал водой не менее девяти городов в районе Неаполитанского залива: Помпеи, Нолу, Ачерру, Ателлу, Неаполь, Путеолы, Кумы, Байи и Мизенум.

В этом-то вся загвоздка, подумал смотритель. В Риме больше полудюжины водопроводов: один не справляется — увеличивается нагрузка на другие. А здесь — никаких других источников воды, а засуха стоит уже третий месяц. Колодцы пересохли, ручьи тоже. Даже Аква Августа на пределе — уровень воды в огромном водохранилище падал с каждым часом, поэтому, вместо того чтобы спокойно спать, он и пришел сюда.

Аттилий достал из кожаного мешочка, висевшего на поясе, выточенную из кедра деревянную подставку с выемкой. Дерево было до блеска отполирована подбородками его предков. Говорили, будто эту подставку подарил его прадеду Витрувий, архитектор при божественном Августе, и старик утверждал, что в ней обитает дух Нептуна, бога воды. Аттилию теперь было не до богов. Однако только дурак не верит в удачу, и если эта фамильная вещица ее принесет...

Свитки Витрувия он оставил в Риме. Ну и ладно. Их содержание было прекрасно знакомо ему с детства. Он до сих пор помнил некоторые отрывки наизусть.

Вот те растения, которые указывают на наличие воды: камыш, ива, ольха, плющ и прочие деревья и травы, которые не могут существовать без влаги...

— Коракс, ступай вон туда, — приказал Аттилий. — Корвин — туда. Бекко, возьми шест и отметь место, которое я укажу. А вы двое смотрите в оба.

Коракс, проходя мимо, злобно На него покосился.

— Мы позже с тобой разберемся, — бросил Аттилий.

Вот как проверяют наличие воды: нужно перед рассветом лечь в том месте, где ведешь поиск, и, уперев подбородок в землю, оглядеть окрестности. — всплыло у него в памяти.

Аттилий опустился на колени и установил подставку на уровне линии с начерченным мелом крестом, до которого было шагов пятьдесят. Затем он положил в выемку подбородок. Земля была теплой со вчерашнего дня. Ни росинки. Семьдесят восемь дней без дождя. Кругом все пересохло. Везувий потемнел, из-за его склона показался первый луч. Он, прищурившись, вглядывался в даль.

Там, где в воздух, кружа, подымается пар, и нужно копать...

Либо увидишь это сразу, говорил ему отец, либо вообще не заметишь. Он пристально проглядывал участок за участком. Но все кругом было ржаво-бурым и серым.

Есть! Тоненькая, с рыбачью Леску, струйка не подымалась, кружа, как говорил Витрувий, а вилась по земле — словно ее держал зацепившийся за камень крючок. Она ползла, петляя, в его сторону и вдруг исчезла.

— Вон там, Бекко! — крикнул он, и штукатур заковылял в указанное место. — Да! Чуть сзади. Ставь шест.

Аттилий опустился на колени и начал рыть землю голыми руками, подкапываясь под камни и отшвыривая их в сторону. Это то самое место. Не будь здесь ключа, плющ так быстро бы не вырос.

— Несите инструменты, — велел он, не оборачиваясь.

Они копали все утро, солнце, медленно плывшее над заливом, превратилось из желтого диска в белый раскаленный шар.

Они вырыли глубокую, широкую яму, в ней могли работать одновременно двое. Там был подземный ручей, но, как только они к нему подбирались, он уходил глубже. И приходилось копать дальше. Ржавая почва на дне ямы становилась влажной, но тут же высыхала на солнцепеке. Они срывали очередной слой, и все повторялось заново.

На десятый час, когда солнце уже прошло зенит, Аттилий признал поражение. Он собрал инструменты и ушел, не дожидаясь остальных. Он вышел на тропинку, ведущую к берегу, и внизу, в зыбком мареве, показался Мизенум.

Главная база флота Западной империи была триумфальной победой человека над природой, поскольку города здесь вообще не должно было существовать. Ни одной реки, только несколько ручейков. Однако божественный Август повелел его построить, так как империи нужен был порт для контроля над Средиземным морем, и вот оно, олицетворение могущества Рима: золоченые фигуры поблескивают на носах пятидесяти боевых кораблей, перед зданием военной школы раскинулась площадь, а за гаванью белеют стены домов горожан под красными черепичными крышами. На узкой полоске земли, лишенной источников пресной воды, обитало десять тысяч моряков и еще десять тысяч обычных граждан. Мизенум существовал только благодаря водопроводу.

ХОРА УНДЕЦИМА — 17 ЧАСОВ 42 МИНУТЫ

На вилле Гортензия, огромной прибрежной резиденции на северной окраине Мизенума, готовились предать смерти раба. Его собирались скормить угрям.

Новый владелец виллы, богач Нумерий Попидий Амплиат, еще ребенком слышал о том, как в правление Августа аристократ Ведий Поллио в наказание за разбитую посуду швырял своих растяп-слуг в пруд с угрями. Так что, когда много лет спустя Амплиат завел себе пруды и одного из его рабов обвинили в том, что из-за него погибла ценная рыба, Амплиат вспомнил об этом. Амплиат, рожденный рабом, полагал, что это поступок, достойный аристократа.

Несчастного раба раздели до набедренной повязки, связали руки за спиной и повели к прудам. Ноги расцарапали ножом, чтобы кровь привлекала рыб, все тело намазали уксусом, от которого, как считалось, угри приходили в бешенство.

Угрей содержали вдали от остальных прудов, в отдельной запруде, к которой вел бетонный мостик. Это были мурены, известные своей свирепостью, — в человеческий рост длиной, плоскоголовые, с острыми как бритва зубами. Рыбу .на вилле Гортензия разводили уже полтораста лет, и никто точно не знал, сколько десятков этих созданий обитает в пруду. Самые старые были настоящими чудовищами, некоторых украшали драгоценности. Рассказывали, что один из них, с золотой серьгой в плавнике, был любимцем императора Нерона.

В начале одиннадцатого часа Амплиат в сопровождении своего подростка-сына Цельсина, слуги Скутария и толпы из ста рабов, которым, как он полагал, это зрелище пойдет на пользу, отправился смотреть на казнь. Жене и дочери он велел оставаться в доме: такое развлечение не для женщин.

Разведение рыбы было удовольствием не из дешевых, но он мог себе это позволить, и в его прудах содержалось множество рыбы: морской окунь, серая кефаль, камбала и скаровая рыба, миноги, морские угри и хек. Самыми дорогими были красная кефаль и нежная усатая барабулька. Их-то и погубил раб — по неведению ли, по злому ли умыслу, этого Амплиат не знал, и это его не занимало. Главное, что теперь они оранжево-розовым ковром плавали кверху брюхом в пруду.

Раба подтащили к краю пруда, он кричал, что ни в чем не виноват. Все дело в воде. Пусть позовут смотрителя водопровода.

Пронзительные вопли раба были слышны и в доме, где остались женщины. Корелия Амплиата вбежала к себе в спальню, кинулась на ложе и закрыла голову подушкой. Она знала имя раба — это был грек Иппонакс, знала она и его мать Атию, которая работала на кухне. Ее стенания доносились до Корелии. Не в силах больше этого терпеть, она помчалась во двор, где несчастная женщина сидела под кустом и выла во весь голос.

Увидев Корелию, Атия вцепилась ей в подол и начала рыдать, твердя, что ее сын невиновен, что, когда его уводили, он успел ей крикнуть, что все дело в воде, она почему-то испортилась.

— Мне надо искать помощи.

— Атия, — грустно сказала Корелия, — да где ж ее найти?

— Он просил привести смотрителя водопровода. Я его отыщу.

— Я пойду с тобой, — сказала Корелия.

Водопровод Августа заканчивался большим подземным водохранилищем, до него от виллы Гортензия было несколько сотен шагов: он был устроен в склоне холма, глядевшего на порт, и называли его Писцина Мирабилис — Запруда чудес.

С виду здесь не было ничего чудесного. Снаружи это было невысокое здание из красного кирпича, увитое плющом, рядом на пыльных узких улочках располагались лавки, склады, жилые дома.

Лишь ночью, когда стихал уличный шум, можно было расслышать плеск подземных вод, а для того, чтобы увидеть водохранилище во всей его красе, нужно было спуститься по ступеням к запруде. Крышу поддерживали сорок восемь колонн пятнадцатиметровой высоты, скрытых на три четверти под водой, эхо здесь было такое, что всех бросало в дрожь.

Аттилий, спустившись под вечер с гор, первым делом хотел сходить проверить уровень воды. Но, подойдя к двери, обнаружил, что она заперта, и вспомнил, что видел ключ на поясе у Коракса. Он слышал шум воды — водопровод еще работал, и это главное. Он оглядел пустынный двор. Вчера вечером он велел здесь прибраться и сейчас с удовлетворением отметил, что его приказ выполнен.

Он зашел в сарай, бросил инструменты на земляной пол и вышел как раз в тот момент, когда во двор вошли остальные. Коракс, Муса, Бекко, даже не кивнув ему, направились прямиком к фонтанчику с питьевой водой. Два раба терпеливо дожидались, пока утолят жажду свободные граждане. Аттилий крикнул Кораксу, что на сегодня работа закончена, и пошел к себе.

У Аттилия в Риме остались мать и сестра, он надеялся, что со временем перевезет их в Мизенум, снимет дом и мать будет вести хозяйство. А пока что он спал в холостяцкой конуре своего предшественника Экзомния, чьи скудные пожитки он сложил в комнатенке в конце коридора.

Что случилось с Экзомнием? Это был первый вопрос, который задал Аттилий, прибыв сюда. Но ответа он так и не дождался. Старик Экзомний, сицилиец, в чьем ведении Аква Августа была почти двадцать лет, как-то утром недели две назад вышел из дома, и больше о нем никто не слыхал.

Аттилия вызвали в управление начальника водопроводов в Риме в день августовских ид, под вечер. Его привели к самому начальнику Ацилию Авиоле в его резиденцию на Палатинском холме, и тот предложил ему новую должность. Аттилий немедленно согласился — это было замечательной возможностью продвинуться по службе.

Он присел на краешек жесткой деревянной кровати. Его слуга, раб Фило, оставил ему кувшин с водой, фрукты, хлеб, графин вина, кусок твердого белого сыра. Он умылся, поел, выпил разбавленного водой вина. И, не в силах даже раздеться, улегся и провалился в сон, откуда его вызвал нетерпеливый голос покойной жены, которая почему-то кричала: «Смотритель!»

Жена его умерла, когда ей исполнилось двадцать два года. А эта девушка была моложе — лет, наверное, восемнадцати. Но сознание его еще не окончательно освободилось от пут сна, и, так как она и в самом деле напоминала Сабину, его сердце возбужденно забилось. Те же темные волосы. Та же белая, почти прозрачная кожа. Те же пышные формы.

Она стояла под его окном и кричала:

— Смотритель!

Ее звонкий голос привлек внимание мужчин, и, когда он спустился, они уже стояли вокруг нее полукругом. На ней была свободная белая туника с широкой горловиной, которая едва прикрывала молочную белизну ее пухлых рук и роскошную грудь — в таком одеянии обычно ходят только дома. С ней была рабыня — худая пожилая женщина.

Она принялась торопливо рассказывать о красной кефали, погибшей в пруду ее отца, об отравленной воде, о человеке, которого скормят угрям, и требовала, чтобы он немедленно пошел туда. Чтобы прервать поток ее речи, он поднял руку и спросил ее имя.

— Я — Корелия Амплиата, дочь Нумерия Попидия Амплиата. — Аттилий заметил, как, услышав это имя, Коракс и остальные переглянулись. — Ты — смотритель?

— Смотрителя здесь нет, — ответил Коракс.

— За акведук отвечаю я, — отмахнулся от него Аттилий.

— Тогда прошу тебя, иди за мной.

И она зашагала к воротам. Мужчины расхохотались ей вслед. Муса покачал бедрами, подражая ее походке, и пропищал:

— О, смотритель, иди за мной!

— Корелия Амплиата, — сказал Аттилий невозмутимо, — насколько мне известно, красная кефаль — это морская рыба. А за море я не отвечаю.

— Мой отец собирается предать человека смерти. Раб звал смотрителя. Ты — его единственная надежда.

— Подожди, — сказал Аттилий. — Кто это? — кивнул он на пожилую женщину, которая плакала, закрыв лицо руками.

— Его мать.

Мужчины притихли.

— Пойдем, — тихо попросила Корелия. — Пожалуйста Это всего в нескольких сотнях шагов.

Она потянула его за руку, и он послушался. Этой девушке трудно было отказать.

Корелия, подобрав подол, быстро поднималась по ступенькам, рабыня бежала впереди, Аттилий шел сзади. Наконец подъем закончился. Перед ними была длинная высокая серо-коричневая стена с калиткой, по обеим сторонам которой были выкованы из железа два целующихся дельфина. Женщины поспешно зашли в калитку, Аттилий нырнул за ними, с пыльной шумной улицы в тихий переливающийся синевой мир, от которого у него перехватило дыхание. К вилле, обращенной фасадом к заливу, вела череда террас. У мостков стояла алая с золотом прогулочная лодка на два десятка весел.

Он огляделся, увидел несколько прямоугольных прудов, обнесенных бетонными заграждениями. На поверхности одного из них плавали дохлые рыбы. У дальнего пруда стояли несколько человек и смотрели в воду, один из них пытался подцепить что-то багром.

Старуха у него за спиной в отчаянии вскрикнула. Он отступил назад, обернулся к Корелии и покачал головой. Ему хотелось уйти отсюда. Помочь он уже ничем не мог.

Но она преградила ему дорогу:

— Прошу тебя... Помоги ей.

Ее глаза были еще более голубыми, чем у Сабины. Они словно впитали в себя синеву залива.

Он осмотрел побережье и задумчиво склонил голову. Похоже, по трубам поступает пресная вода, которая смешивается с морской. Это искусственная лагуна. Идеальные условия для разведения рыбы.

— В каком месте водопровод подсоединен к дому? — тихо спросил он.

— Не знаю, — сказала Корелия.

Наверняка водопровод разветвленный, подумал он. Здесь такие пространства...

Он наклонился к бассейну, набрал пригоршню теплой воды, прополоскал ей рот. Вроде чистая. Но это ничего не значит.

— В котором часу погибла рыба?

— Часа два назад.

Он перепрыгнул через парапет и зашагал к берегу.

Амплиат напрасно надеялся, что это представление развлечет его. Впрочем, его уже мало что возбуждало. Он чувствовал, что достиг такого порога — может быть, из-за возраста или богатства, — что предвкушение события доставляло ему гораздо большее удовольствие, чем само событие. Крики жертвы стихли, вода окрасилась кровью. Всего-навсего очередная смерть.

Амплиат снял соломенную шляпу, обмахнулся ей, оглянулся на сына. Цельсин вроде смотрел вперед, но, приглядевшись, можно было заметить, что глаза его закрыты. Этот мальчишка как будто бы делает то, что ему велишь. Но на самом деле подчиняется чисто механически, мысли его где-то далеко.

Двенадцать лет назад, когда сыну исполнилось шесть, Амплиат построил в Помпеях храм богини Изиды. Но он не ожидал, что Цельсин воспримет все так серьезно. Наверняка он и сейчас думает об Озирисе, о том, что люди, умирая, попадают на суд к властителю царства мертвых и достойнейшие обретают вечную жизнь. Неужели Цельсин на самом деле верит в эту чушь?

Амплиата отвлек от размышлений какой-то шум. Рабы забеспокоились, и он, не вставая с кресла, обернулся. С террасы спускался незнакомый мужчина, он размахивал руками и что-то выкрикивал.

В Риме ли, в Кампании ли — водопроводы везде были построены по одному принципу. Спускаясь вниз, Аттилий заранее знал то, чего еще не видел. Главная ветвь акведука, прикопанная на тридцать сантиметров, идет с холма за виллой, а выходит она из Запруды чудес. Тот, кто владел виллой сто лет назад, когда строили водопровод, наверняка имел две ветки. Одна была проложена к большой цистерне — на дом, бассейны, фонтаны, а вторая наверняка шла прямиком к прудам.

Теперь он уже отчетливо видел собравшихся: хозяин дома Амплиат встал с кресла, зрители повернулись спиной к пруду, во все глаза глядя на него. Он сбежал с лестницы и прыгнул на бетонный бортик.

— Вытаскивайте его! — крикнул он на ходу Амплиату.

Амплиат хотел было что-то возразить, но затем, не сводя глаз с Аттилия, подал знак рукой. Старший слуга свистнул, по его сигналу раб с багром подцепил тело из пруда.

Аттилий был уже почти у труб. Их было две. Сантиметров тридцати в диаметре. Они вместе спускались со склона, у воды расходились в разные стороны. В каждой был примитивный смотровой люк — полуметровый кусок трубы, разрезанный крест-накрест.

Аттилий наклонился, поднял крышку, и тут же ему в нос ударил запах, такой резкий, что его чуть не вырвало. Воняло тухлыми яйцами. Так пахнет Аид. Серой.

Аттилий видел, как останки выловили из пруда и накрыли рогожей. Зрители разошлись, а навстречу им брела к берегу седая женщина. У тела раба она воздела руки и стала медленно раскачиваться. Амплиат направился прямиком к Аттилию. За ним шли Корелия, какой-то юноша — похоже, ее брат — и еще несколько человек. У двоих из них на поясе висели ножи.

— Ты находишься на моей территории, — раздался голос.

Аттилий поднял голову: над ним возвышался Амплиат. Это был мужчина лет пятидесяти, невысокий, но широкоплечий и могучий.

— Собственность это твоя, но вода императора. — Аттилий встал. Его бесило то, что во время засухи здесь тратили столько драгоценной воды впустую — на забавы. — Надо перекрыть этот отвод. В воду попала сера, красная кефаль очень чувствительна к примесям. Вот что убило рыбу.

Амплиат слегка наклонил голову. У него были правильные черты лица, а глаза такие же голубые, как у дочери.

— А ты кто такой?

— Аттилий. Смотритель акведука.

— А куда подевался Экзомний? — нахмурился богач.

— Увы, не знаю. Мне нужно возвращаться в город. Положение с водопроводом критическое.

— Ты оскорбил меня, — заявил он. — На моей земле. В присутствии моей семьи. И хочешь уйти, не извинившись? — Он угрожающе приблизился к Аттилию. — Кто разрешил тебе прийти сюда?

— Если я чем-то оскорбил тебя... — начал Аттилий. Но тут вспомнил про тело раба, накрытое рогожей, и слова застряли у него в горле. — Дай мне пройти.

Но Амплиат схватил его за руку, кто-то выхватил нож.

— Отец, это я его пригласила!

— Что?

Амплиат обернулся к Корелии. Но в этот момент раздался пронзительный крик. На них шла седая женщина. Она вымазала лицо, руки и одежду кровью сына, руку выбросила вперед, выставив два пальца — большой и мизинец. Женщина кричала на незнакомом Аттилию языке, но все было и так понятно, поскольку проклятия — они и есть проклятия, и они были обращены на Амплиата.

Тот отпустил Аттилия и равнодушно уставился на старуху. А когда поток ее обвинений стал иссякать, расхохотался. И остальные засмеялись тоже. Аттилий взглянул на Корелшо: она едва заметно кивнула ему и показала глазами в сторону виллы, мол, со мной все будет в порядке, иди. Тогда он развернулся и пошел по дороге к дому.

ХОРА ДУОДЕЦИМА — 18 ЧАСОВ 48 МИНУТ

У Аттилия была одна надежда: что сера попала только на виллу Гортензия, что это прохудился водопровод под домом.

Но надежда эта рухнула, как только он спустился с горы к Запруде чудес, вытащил Коракса из барака, где тот играл в кости с Мусой и Бекко, и, объяснив, в чем дело, дождался, пока откроют дверь в водохранилище. Оттуда тут же пахнуло серой.

— Ну и вонь! — поморщился Коракс.

Он слышал, как вода из водопровода льется в резервуар, но уже не с тем напором, как раньше.

Он крикнул рабу, греку Политу, ждавшему у входа, чтобы тот принес факел, план акведука и бутыли для проб воды. Полит послушно отправился исполнять приказание, а Аттилий пристально всматривался в полумрак резервуара.

— Ты давно здесь работаешь, Коракс? — спросил он.

— Двадцать лет.

— Такое прежде бывало?

— Никогда. Это ты принес нам несчастье.

Держась рукой за стену, Аттилий осторожно спустился ниже. Полумрак и запах серы напоминали ему об Аиде. У ног его была привязана лодка — словно ждала его, чтобы перевезти через реку Стикс. Аттилий забрался в лодку, взяв с собой планы и бутыли. Лодка была легкой плоскодонкой, ее использовали для обслуживания водохранилища, и, когда в нее влез и Коране, она сильно осела.

— Будь Экзомний здесь, что бы он сделал?

— Понятия не имею. Одно могу сказать: так, как он, эту воду не знал никто. Он бы заранее понял, что такое случится.

— Может, и понял, поэтому и сбежал.

— Экзомний не был трусом.

— Тогда где же он?

— Я уже говорил тебе, юноша, я не знаю.

Надсмотрщик наклонился отвязать лодку, потом сел напротив Аттилия и взялся за весла. При свете факела его смуглое лицо казалось еще коварнее, чем обычно, и старше. Кораксу было сорок лет, он жил с женой и целым выводком детей. Аттилий никак не мог взять в толк, за что Коракс его возненавидел. Может, он сам хотел стать смотрителем и злился потому, что из Рима прислали какого-то юнца?

Он велел Кораксу грести на середину водохранилища, там отдал ему факел и откупорил бутыль. Сколько раз он видел, как отец брал пробы в акведуке Клавдия. Он показывал ему, что вода везде разная, говорил, что она отличается, как вино с разных лоз. Хороший смотритель, наставлял его отец, должен не только знать законы гидравлики и архитектуры, но обладать нюхом, понимать, через какие породы и почвы прошла вода, прежде чем выйти на поверхность. От этого умения порой зависят жизни многих людей.

И образ отца встал перед глазами Аттилия. Он погиб, когда ему не было пятидесяти, и на Аттилия легла ответственность за всю семью.

Он перегнулся через борт лодки, зачерпнул воды в бутыль, закупорил ее. Усевшись поудобнее, Аттилий вытащил пробку, поводил ей у носа, затем отхлебнул воды, прополоскал ею рот и проглотил. Привкус горьковатый, но пить можно. Он передал бутыль Кораксу, и тот всю ее выпил.

— Сойдет, — сказал он, — если еще вина добавить.

Лодка ударилась о колонну, и Аттилий заметил, как увеличилось расстояние между сухим и мокрым бетоном — почти на тридцать сантиметров.

Вода уходила из водохранилища слишком быстро.

Он поднял факел вверх: до потолка было метра четыре с половиной. Значит, сейчас глубина около десяти метров, резервуар полон на две трети. Воды осталось примерно на два дня. Если установить нормы пользования: час на рассвете и еще час на закате...

Аттилий посмотрел в северный угол водохранилища, туда, куда выходила Аква Августа.

— Надо проверить давление.

Коракс снова взялся за весла, умело провел лодку между колоннами, к трубе. Аттилий одной рукой держал факел, другой развернул план.

Он знал, что в западной части залива, от Неаполя до Кум, есть залежи серы. Зеленые полупрозрачные куски серы находили в шахтах на Левкогийских холмах, в трех километрах севернее главной ветви водопровода. Рядом с Байи — горячие серные источники, куда приезжали лечиться со всей империи. Очевидно, где-то в тех местах Аква Августа и загрязнилась.

Они подплыли к трубе акведука. Аттилий отложил чертежи, и поднял факел. Он осветил огромную, вырезанную из камня голову Нептуна. Обычно Аква Августа хлестала из его рта сильной, напористой струей. Теперь же это был тоненький ручеек.

Коракс тихонько присвистнул:

— Вот уж не думал, что доживу до того дня, когда вода иссякнет. Ты не зря беспокоился, юноша.

Быть такого не может, подумал Аттилий, чтобы акведук иссяк за несколько часов. Главные ветки были обложены кирпичом, дальше шел слой бетона тридцати сантиметров толщиной. Если случались протечки, собирались известковые осадки, которые забивали проход, это происходило в течение нескольких месяцев. Акведук Клавдия, например, пересыхал десять лет.

— .Смотритель! — послышался громкий крик раба.

— В чем дело? — отозвался Аттилий.

— Посыльный прискакал! Он привез известие о том, что водопровод сломался!

Аттилий снова потянулся за чертежами.

— Откуда он?

Аттилий думал, что из Байи или Кум, в крайнем случае из Путеол. Если из Неаполя, то это катастрофа.

Но ответ был как удар под дых.

— Из Нолы!

Не успел посыльный рассказать про то, как на рассвете в водохранилище Нолы перестала поступать вода, а перед этим, посреди ночи, резко запахло серой, как на дороге снова послышался стук копыт.

Всадник протянул Аттилию свиток. Послание из Неаполя, от отцов города. Там в Акве Августе вода ушла в полдень.

Аттилий прочел известие, стараясь сохранять спокойствие. Во дворе уже собралась целая толпа.

— Эй, смотритель! — крикнул хозяин таверны. — Что там стряслось?

Немного надо, подумал Аттилий, чтобы паника охватила весь город. Он велел рабам закрыть ворота и приказал Политу накормить посыльных.

— Муса, Бекко! Грузите на повозку известь, глину, инструменты — все, что может понадобиться для починки водопровода. Столько, сколько сможет дотащить пара волов.

Сам он отправился в контору. Это была крохотная комната с низкой дверью. Экзомний оставил дела в полном беспорядке. Счета, приказы начальника военного гарнизона валялись повсюду. Аттилий смахнул бумаги со стола и развернул план.

Нола. Как такое могло случиться? Нола в пятидесяти километрах на восток от Мизенума, там никаких месторождений серы нет. На повозке туда добираться дня два. Если в Ноле воды не было уже на рассвете, то в Ачерре и Ателле это должно было произойти немного позже. Если Неаполь — он в двадцати километрах от Мизенума — лишился воды в полдень, значит, теперь, в двенадцатом часу, подошла и их очередь.

Восемь городов, не считая Помпей. Двести с лишним тысяч человек без воды.

В дверях появился Коракс. Он стоял и смотрел на него.

Аттилий свернул план и сунул его под мышку:

— Дай мне ключ от шлюзов. Я перекрою водохранилище.

— Но эта вода принадлежит флоту. Ты не имеешь права это делать. Нужно разрешение командующего.

— Тогда иди и получи его. Запруда чудес — стратегический резервуар. В критических случаях он перекрывается. Все, давай ключ, иначе ответишь за это в Риме.

— Поступай как знаешь, юноша. — Коракс снял ключ с пояса. — Я, конечно, пойду к командующему и расскажу ему, что здесь творится. Посмотрим, кто будет за это отвечать.

Аттилий прошел к шлюзовым воротам и отворил тяжелую деревянную дверь. Теперь он находился на уровне дна Запруды чудес. Вода из водохранилища лилась из бронзовой трубы, распределялась по трем веткам и шла в Мизенум. Шлюзовые ворота регулировались при помощи железного колеса с деревянной ручкой. Оно использовалось редко и сейчас поддавалось с трудом, но ему все-таки удалось перекрыть воду.

Не успел он пробыть на новом месте и трех дней, а уже без разрешения лишил флот воды. Людей ссылают на каторгу и за менее серьезные проступки. Надо было идти к командующему самому, а не посылать Коракса. Теперь все шишки посыплются на него. Он запер дверь и пошел по проулку к гавани.

Вилла командующего находилась на дальней окраине Мизе-нума, до нее было около километра. В Риме перед отъездом его предупреждали насчет главнокомандующего.

— Ты с Гаем Плинием рано или поздно столкнешься. Он полагает, что знает все на свете. Посмотри как-нибудь его последний труд «Естественная история. Все, что известно о матери-природе. Сочинение в тридцати семи томах».

В публичной библиотеке был экземпляр. Однако Аттилий успел просмотреть только оглавление.

В библиотеке имелись и другие творения Плиния. Аттилий удивлялся тому, как этот человек мог так много написать и при этом достичь столь высокого поста.

Слева от него полыхало предзакатное небо, и в его золотых лучах он увидел пассажирское судно, входившее в гавань. Паруса были спущены, дюжина весел слаженно опускалась в воду, и судно легко лавировало между стоявшими на якоре триремами.

Он шел быстрее, чем уходила вода из водопровода, и, проходя под триумфальной аркой у входа в гавань, заметил, что большой фонтан на перекрестке все еще работает. Вокруг него собралось, как всегда на закате, немало людей.

Судно причалило, начал выходить народ. Аттилий спросил у кого-то, откуда они приплыли, и тот крикнул в ответ:

— Из Помпей, друг мой. С заходом в Неаполь.

Из Помпей? Странно, что не было никаких известий из Помпей, а это первый город на глазной ветке водопровода Августа. Он подошел к толпе.

— Вы из Помпей? Кто-нибудь был там сегодня утром?

Но никто не обращал на него внимания, все спешили утолить жажду после долгого путешествия. Люди, толкаясь, обступили фонтан. В стороне стоял только пожилой мужчина в островерхой шапке и с витым посохом авгура.

— Я был сегодня утром в Помпеях, — сказал он. — Чем я могу тебе помочь, сынок?

— Когда отплыли оттуда?

— На рассвете.

— А фонтаны били? Вода была?

— Да. Но когда я прибыл в Неаполь, на улицах не было ни души и в банях пахло серой. Сера — это дурной знак.

ВЕСПЕРА — 20 ЧАСОВ 07 МИНУТ

Аттилий добрался до резиденции командующего в сумерках.

Как только раб объявил о его прибытии, грузный мужчина лет пятидесяти вразвалку направился к нему. За ним потянулись четверо мужчин в тогах, один из которых, судя по пурпурной полосе на одеянии, был сенатором. За ними шел Коракс.

Аттилию почему-то казалось, что знаменитый ученый должен быть худым, но Плиний оказался толстяком с выпирающим животом. Он утирал салфеткой лоб.

— Ну что, смотритель, может, мне сразу тебя в тюрьму отправить? — У него, как у многих толстяков, голос был высокий и резкий. — С обязанностями ты не справляешься, это раз. Работник ты нерадивый: куда смотрел, когда в воду попала сера? Полномочия превысил: кто тебе позволил перекрыть воду? Да тебя и в предательстве можно обвинить. Как насчет подстрекательства к восстанию в императорских доках? Мне пришлось отправить в город сотню солдат — пятьдесят навести порядок в городе, а остальных — охранять оставшуюся воду...

Он остановился перевести дух. Дряблые щеки, выпяченные губы, седые кудри, прилипшие ко лбу, — он напоминал пожилого разъяренного амурчика, свалившегося с расписного потолка. Самый молодой из его гостей, прыщавый юнец лет восемнадцати, хотел поддержать его под локоть, но Плиний недовольно от него отмахнулся. Маячивший поодаль Ко-ракс злорадно усмехнулся. Аттилий все-таки не ожидал, что тому удастся так настроить против него Плиния.

— Да кто ты вообще такой? — выговорил наконец Плиний. — Куда подевался смотритель? Ну, чего молчишь?

Аттилий расправил плечи и громко произнес:

— Мне нужен корабль, командующий.

Он разложил на столе в кабинете Плиния карту.

— Ну, рассказывай, — велел тот.

Аттилий обвел взглядом напряженные лица собравшихся. Их имена ему назвали, когда гости рассаживались: Педий Каск, сенатор, у него на побережье, в Геркулануме, вилла; Помпоний, старый соратник Плиния, приплывший на ужин со своей виллы в Стабиях, и Антий, капитан императорского флагманского корабля «Виктория». Прыщавый юнец оказался племянником Плиния Гаем Цецилием.

Аттилий ткнул пальцем в карту, и все, даже Коракс, придвинулись поближе.

— Поначалу, командующий, я решил, что прорыв где-то здесь, в окрестностях Кум. Тогда было бы понятно, откуда сера. Но затем мы узнали, что вода ушла на рассвете и в Ноле, Как вы видите, Помпеи находятся выше Нолы, поэтому логично было бы предположить, что Аква Августа дала бы там сбой еще ночью. А то, что этого не случилось, объяснить можно только одним. Прорыв где-то здесь, — указал он на карту, — на этом отрезке, где водопровод проходит рядом с Везувием.

Плиний, насупившись, изучал карту:

— А корабль-то зачем?

— Воды осталось дня на два. Если мы отправимся выяснять, что случилось, сушей, это время уйдет только на то, чтобы отыскать место прорыва. Если мы доберемся до Помпей морем, то сможем начать устранять неполадки уже завтра.

— Сколько у тебя людей? — спросил Плиний.

— Всего пятьдесят, но большая часть рассредоточена по всей ветке, они следят за цистернами и водохранилищами в городах. В Мизенуме человек двенадцать. Я возьму шестерых. Дополнительно найму людей в Помпеях.

— Мы могли бы дать ему либурну, — сказал Антий. — Если он отправится с рассветом, будет там еще до полудня.

Коракса это предложение повергло в панику:

— Командующий, прежде всего я хотел бы выяснить, откуда ему известно, что в Помпеях до сих пор есть вода.

— По дороге сюда я встретил на пристани одного человека, сошедшего с корабля. Он сказал, что был утром в Помпеях.

— Ну хорошо, — сказал Коракс. — Допустим, что-то произошло именно там. Длина этого отрезка водопровода восемь километров, и весь он проходит под землей. Нам понадобится больше дня только на то, чтобы найти, где именно разрыв.

— Вовсе нет, — возразил Аттилий. — Воды уходит столько, что прорыв и слепой найдет.

— Если там столько воды, то чинить-то как будем?

— Когда доберемся до Помпей, — ответил Аттилий, — разделимся на три группы. Первая пойдет по акведуку — от Помпей до места, где водопровод входит в главную ветку и идет на запад. Найти там прорыв труда не составит. Вторая группа останется в Помпеях — набрать людей, подготовить материалы для починки. Третья группа отправится в горы, к источникам в Абеллинуме, и их задачей будет перекрыть воду.

— А такое возможно? — спросил сенатор Каск. — В Риме если водопровод чинят, то закрывают его на несколько недель.

— Судя по чертежам, такое возможно. Сам я притоков Се-ринуса не видел, но на плане отмечено, что они идут по двум рукавам. Большая часть воды течет на запад, в нашу сторону. Но меньший рукав ведет на север, в Беневент. Если мы направим всю воду на север, а западный канал осушим, то сможем попасть внутрь и все починить. Суть в том, что нам не придется строить дамбу и делать дополнительный отвод, как в случае с водопроводами Рима. И поэтому работа пойдет быстрее.

Сенатор перевел взгляд на Коракса:

— Что, так это?

— Может, так, — буркнул Коракс. — Однако я все-таки настаиваю, что он несет чушь: за день-два такого не сделать. У нас лет двадцать назад, перед большим землетрясением, случилось нечто подобное. Ну да, основную ветку окончательно не перекрывали, но все равно, на то, чтобы починить все трещины, понадобилось несколько недель.

— Если быть точным, землетрясение случилось семнадцать лет назад, — подал голос племянник Плиния. — Оно описано у Сенеки. Дядя, ты, должно быть, читал о нем.

— Да, Гай, спасибо, — сказал командующий, не отрываясь от карты. — Любопытно... — пробормотал он и крикнул рабу: — Дромо! Принеси мой кубок с вином, — после чего снова углубился в карту. — Значит, повреждения в акведуке случились из-за землетрясения?

— Но если бы оно произошло сейчас, мы бы его почувствовали, — возразил Антий. — Последнее землетрясение уничтожило половину домов в Помпеях.

Рядом с Плинием возник раб с подносом, на котором стоял на три четверти наполненный вином стеклянный кубок.

Плиний переставил кубок на стол.

— Глядите.

Аттилий, присмотревшись, увидел, что вино в кубке чуть заметно колышется. От середины шла легкая рябь — будто кто-то дергал леску. Плиний взял кубок, и колыхание прекратилось, поставил обратно — оно началось снова.

— Я заметил это за ужином. Но колебания непостоянные — вот сейчас они прекратились.

Плиний откинулся в кресле:

— Хорошо, смотритель. Я дам тебе корабль. — Он обернулся к капитану: — Антий, какая либурна самая быстрая?

— «Минерва», командующий. Корабль Торквата.

— К рассвету она должна быть готова к отплытию.

— Будет исполнено, командующий.

— Пусть на каждом фонтане вывесят объявление об ограничениях на воду. Воду пускать дважды в день, на рассвете и на закате.

Анткй поморщился:

— Командующий, ведь завтра праздник! Вулканалии.

— Я отлично это помню. Гай, составь послание эдилу Помпей, пусть предоставит людей и материалы для починки водопровода. Коракс, ты лучше всех знаешь окрестности Везувия. Поэтому искать прорыв поедешь ты, а смотритель будет собирать отряд в Помпеях.

В дверь заглянула женщина лет шестидесяти. На шее у нее было ожерелье из огромных жемчужин.

— Каск, дорогой, — обратилась она к сенатору, — долго нам еще ждать?

— Прости, Ректина, — сказал Плиний. — Мы почти закончили. Хочет кто-то что-нибудь добавить? — Он обвел присутствующих взглядом. — Нет? В таком случае я лично отправляюсь завершить ужин.

НОКТЕ ИНТЕМПЕСТА — 23 ЧАСА 22 МИНУТЫ

Два часа Аттилий лежал без сна на узкой койке и ждал рассвета. Сначала исчез старый смотритель, потом ушла вода. Аттилий был почти уверен, что это взаимосвязано.

Он взял со стола масляный светильник и пошел в каморку, где были сложены вещи Экзомния. Пара деревянных сундуков, два бронзовых подсвечника, плащ, сандалии, ночной горшок. И все..

Не выпуская из руки светильник, он поднял крышку одного сундука и стал в нем рыться. Там оказалась одежда: две туники, набедренные повязки, аккуратно сложенная тога. Аттилий перешел ко второму сундуку. Глиняный кувшинчик для костей, сами кости. Несколько стеклянных банок с травами и мазями, пара блюд. Потускневший кубок из бронзы.

Он достал кубок. А точно ли он бронзовый? Аттилий взвесил его в руке, перевернул, дыхнул на него и потер пальцем. Показалось золотое пятнышко и выгравированная буква Р. Он снова потер, проступили все буквы. N. Р. N. I. А.

Буква I обозначала слово libertus и указывала на то, что это собственность раба, который был освобожден хозяином, чье имя начиналось с латинской Р.

И у него в ушах ясно зазвучал ее голос: «Я — Корелия Амплиата, дочь Нумерия Попидия Амплиата...»

Луна освещала гладкий булыжник мостовой и очертания плоских крыш. Поднимаясь по лестнице, он вспоминал, как она шла впереди, как покачивались под белым одеянием ее бедра.

Аттилий подошел к высокой стене, окружавшей виллу, подергал железные прутья калитки, прижался к ним щекой. Домик охранника заперт. Нигде ни огонька.

Он вспомнил, как нахмурился Амплиат, спросив, куда подевался Экзомий. В голосе его, похоже, прозвучала тревога.

— Корелия! — тихо позвал он. — Корелия Амплиата!

Ответа не было. И тут из тьмы донесся чуть слышный шепот:

— Нету никого...

Голос был женский. Аттилий вгляделся в темноту. И разглядел только груду тряпья у стены. Присмотревшись, он понял, что эта груда шевелится. Из нее высунулась тощая ступня. Это была мать погибшего раба. Опустившись на колено, он дотронулся до нее. Она вздрогнула, пробормотала что-то неразборчивое. Он убрал руку — она была вся в крови,

Аттилий осторожно усадил ее, прислонив к стене. Ее голова упала на грудь. На камнях, где она лежала, остался влажный след. Ее избили и выбросили на улицу — умирать.

N.P.N.I.A. Numerius Popidius Numarii libertus Ampliatus. Отпущен на свободу семейством Попидиев. Недаром говорят, что из бывших рабов получаются самые жестокие хозяева.

Он положил ее руку себе на плечо, подхватил ее под колени и встал. Она почти ничего не весила. Где-то у пристани стражник объявил пятую стражу. Медиа Ноктис Инклинацио, полночь.

Смотритель расправил плечи и пошел вниз с холма. День Марса перешел в день Меркурия.

ДИЛУКУЛЮМ — 6 ЧАСОВ 00 МИНУТ

На верхушке огромного каменного маяка на южном мысе рабы тушили костры. Близился рассвет. Аттилий развернулся и пошел по пристани туда, где его ждали остальные: Муса, Бекко, Корвин и Полит. Коракса не было.

У причала стоял обещанный командующим корабль, названный в честь богини мудрости «Минервой». Это была либур-на — судно меньше триремы, но более быстроходное.

Погрузка на корабль прошла быстро. Солнце едва взошло, а корабль уже был готов к отплытию. Аттилий прошел по сходням и спрыгнул на палубу, где выстроились в ряд матросы с баграми, ждавшие приказа оттолкнуть судно от причала.

— Ты готов, смотритель? — крикнул сверху Торкват, капитан «Минервы».

Аттилий кивнул: чем скорее они тронутся в путь, тем лучше.

— Коракса же нет, — вмешался Бекко.

И черт с ним, подумал Аттилий с облегчением.

— Пусть пеняет на себя.

Отдали швартовы.

— Вон он! — крикнул Бекко. — Глядите, Коракс!

Тот бежал, и бежал он для человека за сорок достаточно быстро. На самом краю пристани он прыгнул, двое матросов поймали его за руки и втащили на борт.

Два десятка весел по каждому борту дружно двигались вверх-вниз. По сигналу барабана спустили паруса. Кормчий налег на здоровенное весло, служившее рулем, и либурна легко проскочила между двумя стоявшими на якоре триремами.

«Минерва» вышла в залив. Аттилию отсюда была отлично видна вилла Гортензия, которая выглядела безлюдной.

Старуха так и сказала: «Нету их».

Когда он уходил на рассвете, она еще не очнулась. Он положил ее на соломенный тюфяк в комнатушке за кухней и велел рабу Фило вызвать врача и приглядывать за ней. Если оправится — пусть остается, он не возражает. Он все равно собирался покупать нового раба — чтобы вел его хозяйство.

— Я слыхал, Амплиат заплатил за виллу десять миллионов, — сказал Муса. — Да у него повсюду дома. В основном он живет в Помпеях.

— В Помпеях? — обернулся смотритель.

Муса сидел, закинув ногу на ногу, и ел инжир.

— Он сам оттуда. И деньги заработал в Помпеях.

— Хоть и был рожден рабом.

— Так нынче и бывает, — горько усмехнулся Муса. — Раб ест с серебряного блюда, а свободный гражданин горбатится с утра до ночи,чтобы с голоду не подохнуть.

— Ты прав, Муса, — сказал Аттилий. — Однако он стал из раба владельцем виллы Гортензия. Разве можно честным путем так разбогатеть?

— Честных богачей встретишь не чаще, чем кур с зубами. Я слыхал, — продолжал Муса, — что дела у него пошли после землетрясения. Старик Попидий в завещании даровал ему свободу. Амплиат был в молодости хорош собой и ни в чем своему хозяину не отказывал. Старик же слыл распутником — он, говорят, даже ни одного кобеля не пропускал. Амплиат и жену его обихаживал — понимаешь, о чем я? — подмигнул Муса. —-Короче, получил Амплиат свободу, откуда-то еще и деньжат раздобыл, и тут Юпитер решил людишек немного потрясти

Это было еще во времена Нерона. Землетрясение случилось жуткое — второго такого и не упомнить. Сам я тогда в Ноле был и решил, что мне конец пришел. Помпеям хуже всего пришлось. Все оттуда уходили, решив, что город погиб, а Амплиат скупал разрушенные дома. Некоторые виллы достались ему за бесценок, он их отстроил, разделил на три-четыре дома и продал втридорога.

Везувий был все ближе. На нижней части склонов виднелись поля и виллы, а выше начинались леса. Над вершиной парила стайка облаков. Торкват стал рассказывать, какая на Везувии замечательная охота: кабаны, олени, зайцы. Одна помеха — волков много. Зимой на вершине лежит снег.

— А подыматься туда трудно? — спросил Аттилий.

— Легче, чем кажется. Вершина довольно плоская. В ясную погоду округа просматривается километров на семьдесят.

Они прошли Неаполь, и показался небольшой, красивый город — Геркуланум. На отмели покачивалось ярко раскрашенное судно. С него доносилась музыка, голоса детей.

— А вон самая большая вилла на всем заливе, — сказал Торкват и указал на огромный дом с колоннадой. — Вилла Кальпурния. В прошлом месяце я имел честь возить туда нового императора — в гости к Педию Каску.

— А я и не знал, что он настолько богат.

— Это наследство его жены Ректины. Командующий там часто бывает, пользуется библиотекой. Видишь людей, что сидят в тени у бассейна и читают? Это философы. — Торкват явно считал это смешным.

— А что это за философы?

— Последователи Эпикура. По словам Каска, они считают, раз человек смертен, а богам на его судьбу плевать, главное — получать от жизни удовольствие.

— Я ему и за так это бы сказал.

Отсмеявшись, Торкват надел шлем, затянул ремни.

— Скоро Помпеи, смотритель. Где-то через полчаса.

Торкват отправился на корму, а Аттилий потянулся к кожаному мешку, где лежало письмо Плиния эдилу Помпей, кошелек с золотыми и карта акведука.

Он поднялся и отправился к своим соратникам, увлеченно игравшим в кости. Коракс, накрыв ладонью кувшинчик, истово его тряс.

— Ну, Фортуна, ну же, шлюха старая, — пробормотал он и бросил кости.

Он выкинул все единички — «собаку» — и застонал. Бекко с радостным криком сгреб кучку медных монет.

— Мне везло, — заявил Коракс, — пока этот не явился, — и он ткнул пальцем в Аттилия.

— А я вам вот что предлагаю, — сказал Аттилий, присев на корточки рядом с ними. — Давайте сыграем в другую игру. Когда прибудем в Помпеи, Коракс отправится на дальний склон Везувия искать, где прорвало водовод. Кто-то должен пойти с ним. Может, бросите кости, чтобы решить кто?

— Победитель идет с Кораксом! — воскликнул Муса.

— Нет, — возразил Аттилий. — Проигравший.

— Проигравший? — расхохотался Бекко. — Хорошее решение!

И они по очереди бросили кости. Последним был Муса: он выкинул «собаку», и лицо его вытянулось.

— Ну вот, кости все и решили, — сказал Аттилий. — Искать прорыв идут Коракс и Муса.

— А остальные чего? — проворчал Муса.

— Бекко и Корвин поедут в Абеллинум и перекроют шлюзы. Полит останется со мной в Помпеях — поможет подобрать людей и повозки.

Из-за мыса показались Помпеи, город-крепость. Сам он возвышался на холме метрах в четырехстах от берега, а внизу располагался порт.

Дорога к городским воротам была запружена народом — кто пешком, кто верхом, кто на колеснице, кто в повозке. Когда «Минерва» свернула в узкий вход в гавань, стал слышен гул толпы — народ со всех окрестностей собирался на праздник Вулканалии.

— Откуда поступает в город вода? — спросил Аттилий.

:— Сзади есть ворота Везувия, — ответил Коракс, пристально рассматривая город. — Оттуда и идет вода. Если, конечно, еще идет.

— Кто там работает?

— Какие-то рабы. Они тебе вряд ли помогут.

— Почему это?

Коракс только усмехнулся, но объяснять ничего не стал.

Когда «Минерва» остановилась у причала, Аттилий тут же увидел огромный каменный постамент с головой Нептуна, изо рта которого лилась в чашу вода, которая была переполнена. На фонтан и внимания не обращали — дело обычное. Аттилий направился к к нему, скинул с плеч мешок, набрал в ладони воды и поднес ко рту. Вода была чистая, без привкуса, и он готов был смеяться от радости.

ХОРА КВАРТА — 9 ЧАСОВ 48 МИНУТ

В порту Помпей можно было купить что угодно. Лошадей здесь было как мух. У таможни толклись человек шесть торговцев. Один из них сидел на скамье под вывеской с намалеванным Пегасом и надписью: «Бакул: лошади быстрее ветра».

— Мне нужно пять лошадей, — сказал торговцу Аттилий. — Сильных, выносливых. И нужны они мне немедленно.

— Нет ничего проще, гражданин.

Бакул был низеньким лысым мужчиной с багровым лицом и стеклянным взглядом беспробудного пьяницы.

— Еще мне нужны две упряжки волов с повозками. Торговец прищелкнул языком:

— А вот на это нужно время. Часа два. А то и три.

Аттилий сговорился о цене и велел немедленно доставить четырех лошадей к воротам Везувия. А сам отправился назад к «Минерве».

Большинство матросов стащили с себя пропитанные потом туники, и от них воняло хуже, чем от кучи рыбьих потрохов, гнивших на солнце неподалеку. Корвин и Бекко подтаскивали инструменты и бросали их через борт на пристань Мусе и По-литу. Коракс стоял спиной к кораблю и пристально рассматривал город. Заметив Аттилия, он тут же отвел взгляд.

Аттилий помахал рукой остальным, и они, побросав все, подошли к нему. Было решено, что Полит закончит разгрузку и останется на пристани сторожить инструменты. Остальные пятеро отправились к ближайшим воротам. Коракс шел позади, и Аттилию показалось, что он ищет кого-то в толпе.

Форум оказался на удивление большим для провинциального городка: базилика, крытый рынок, храмы, публичная библиотека, на высоких пьедесталах десятка три-четыре статуй императоров. Однако строительство еще не везде закончилось — многие здания были в лесах. Город был полон звуков: стонали флейты, гремели барабаны, кричали торговцы и попрошайки, шипело на жаровнях мясо. Разносчики фруктов предлагали свежий зеленый инжир и розовые куски дыни. Рабы тащили вязанки дров на середину форума, где вечером должны были развести огромный костер в честь Вулкана.

Когда они шли через форум, Аттилий слышал, как вода плещется в большой общественной уборной за храмом Юпитера, как течет по сточным канавам. Он насчитал семь фонтанов, и каждый был полон. Поломка акведука Помпеям оказалась на пользу: вода шла теперь только сюда.

Идти в гору было довольно тяжело, но когда они добрались до северных ворот, Бакул уже поджидал их там с лошадьми.

— Это водохранилище? — спросил Аттилий, указывая на небольшое здание.

Коракс кивнул. Аттилий послал Мусу найти раба, который следит за водохранилищем, а сам отсчитал стопку золотых монет и отдал их Бакулу. Тот проверил каждую на зуб.

— А волы? — спросил Аттилий.

Бакул пообещал, что они будут готовы к седьмому часу. Он пожелал путникам счастливого пути и ушел, однако не далеко, как заметил Аттилий, всего лишь в таверну на углу.

Смотритель проверил лошадей, лучших отдал Бекко и Корвину. Вернулся Муса и сообщил, что у водохранилища никого нет.

— Как так? — изумился Аттилий.

— Я говорил, помощи здесь не жди, — сказал Коракс.

— Ну, хорошо, — вздохнул Аттилий. — Все знают, кому что делать? Бекко и Корвин, вы бывали в Абеллинуме?

— Да, приходилось, — сказал Бекко.

— И что там?

— Под стенами храма в честь богинь воды источники текут в пруд. Тамошнего смотрителя зовут Проб, он же — жрец в храме.

— Смотритель и жрец одновременно! — рассмеялся Аттилий. — Что ж, можете сказать этому служителю, что богини, облеченные небесной мудростью, повелевают ему перекрыть главный шлюз и направить всю воду в Беневент. Пусть исполнит это немедленно. Ты, Бекко, останешься в Абеллинуме и проследишь, чтобы шлюз был перекрыт в течение двенадцати часов. Потом ты его снова откроешь. Понятно? — Тот кивнул.

— А если нам вдруг не удастся починить водопровод за двенадцать часов? — язвительно осведомился Коракс.

— Я думал об этом. Когда воду перекроют, Корвин отправится обратно по акведуку и нагонит нас на северо-востоке от Везувия. К тому времени мы уже будем знать, каков объем работ. Если мы не сумеем управиться за двенадцать часов, Корвин вернется к Бекко и велит ему держать шлюз закрытым, пока мы не закончим.

— Двенадцать часов! — повторил с сомнением Коракс. — Значит, придется работать всю ночь?

— А ты что, Коракс, темноты боишься? Когда найдете, где прорвало, подсчитайте, сколько материалов и людей понадобится. Ты останешься на месте, а к нам пошлешь Мусу. Все, что вам необходимо, я получу у эдила. Я подготовлю повозки и буду ждать от вас вестей у водохранилища.

— А если я не найду, где прорвало, что делать?

А что, если надзиратель, обозлившись на него, вообще палец о палец не ударит, подумал вдруг Аттилий.

— Мы все равно отправимся в путь и нагоним вас к ночи. Так что провести меня даже не пытайся.

Он увидел их на помоэриуме — начинавшейся за воротами Везувия священной земле, которую никогда не застраивали. Дорога шла вокруг города, через кладбище. Мужчины сели на лошадей, и Аттилий подумал, что надо им сказать что-то в напутствие, но не успел: они умчались в мгновение ока, Коракс и"

Муса налево, по дороге к Ноле, Бекко и Корвин направо — в сторону Нуцерии .и Абеллинума. У кладбища Коракс обернулся, но смотрел он не на Аттилия, а на городские стены. Окинув их прощальным взглядом, он покрепче уселся в седло и повернул к Везувию.

Смотритель вошел в ворота и оказался на залитой солнцем небольшой площади. Обойдя здание при водохранилище, он вышел на тропинку, ведущую ко входу.

— Есть здесь кто-нибудь?

Ответа не последовало. Когда он открыл дверь, в лицо ему пахнуло запахом чистой воды.

Он вошел внутрь. В стене, высоко над его головой, было два окошка, но света они давали мало. Впрочем, он и так знал, как здесь все устроено — он повидал немало водохранилищ, и все были построены по одному принципу. Туннель помпейской ветки был меньше главной жилы водопровода Августа, однако, согнувшись, можно было туда пролезть, если понадобится починка. Вода лилась из бронзового отверстия в пруд, разделенный тремя деревянными шлюзами — для каждой из трех труб. Средняя снабжала фонтаны, левая, по-видимому, предназначалась для частных домов., а правая — для публичных бань. Но смотрителя насторожило то, с каким напором шла вода. Она забрызгивала стены, а еще притащила кучу мусора — палки, ветки, камешки. Какие здесь неряхи работают, подумал он.

Он перешагнул через бетонный бортик и спустился в бассейн. Вода доходила ему почти до пояса. Он добрался до решетки, нащупал рукой крепление, открутил его, снял решетку и. отступил в сторону, давая проплыть мусору.

— Здесь есть кто? — раздался от входа голос юноши.

— Ясно дело, есть.

— Что ты здесь делаешь?

— Я делаю твою работу. Подожди там. — Аттилий поставил решетку на место, закрутил болты и вылез. — Я — Марк Аттилий, новый смотритель акведука.

— Меня зовут Тиро, смотритель. — Глаза его были широко раскрыты и бегали из стороны в сторону. — Прости меня! — Он бухнулся на колени. — Сегодня праздник, и я проспал...

— Ну ладно, будет об этом, — прервал его Аттилий. Пареньку от силы лет шестнадцать, тощий, как бродячая собачонка. — Давай, подымайся. Отведешь меня к магистратам.

Он протянул Тиро руку, но тот не увидел этого. Его глаза тревожно бегали по сторонам. Аттилий помахал перед ними рукой и удивленно спросил:

— Ты что, слепой?

— Да, смотритель.

— Как же ты выполняешь свои обязанности?

— У меня слух отменный, — сказал Тиро не без гордости. — Могу по звуку определить напор воды. Чувствую запах, на вкус понимаю, есть ли в воде примеси. — Он настороженно прислушался. — Сегодня шлюзы чистить не надо. Напор отличный — такого еще не бывало.

— Это точно. На главной ветке прорыв, где-то между Помпеями и Нолой. Я приехал, чтобы починить ее. Ты принадлежишь городу? — Раб кивнул. — А магистраты кто?

— Марк Холконий и Квинт Бриттий, — ответил Тиро. — А эдилы — Люций Попидий и Гай Куспий.

— И кто отвечает за воду?

— Попидий.

— Где он живет?

— Здесь неподалеку, смотритель. Я провожу тебя.

Они отправились в город. Вниз, к переливавшемуся на солнце морю, спускались ряды черепичных крыш. Слева синели горы полуострова Суррент, справа от города возвышались лесистые склоны Везувия. Лучше места для города и не придумаешь — на возвышении, продувается ветром с моря, и до гавани рукой подать, поэтому торговля бойкая.

Они шли быстрым шагом. Тиро шагал чуть впереди, ловко пробираясь по многолюдной улице. Смотрителю даже пришлось попросить его сбавить шаг. Тиро извинился, объяснил, что знает дорогу наизусть. Он родился слепым, его выбросили в мусорную яму за стенами города, но кто-то его подобрал. С шести лет он бегал по разным поручениям.

— Этот эдил, Попидий, — сказал Аттилий, — он, должно быть, из той семьи, в которой некогда был рабом Амплиат?

Но Тиро, хваставшийся своим тонким слухом, эти слова предпочел не расслышать.

Смотритель собрался было перейти улицу, но тут же отдернул ногу от мостовой. Ему показалось, что камни слегка подрагивают. По городу несся вихрь сухого, жаркого воздуха. Мгновение спустя он пошатнулся и, чтобы не упасть, схватил за локоть Тиро. Кто-то закричал, заржала лошадь. Несколько секунд на улицах Помпей стояла тревожная тишина. Но постепенно все вернулись к своим делам.

— Не пугайся, смотритель, — бодро воскликнул Тиро. — Этим летом такое постоянно случается. Последнее время — по пять, а то и по десять раз за день. Земля жалуется на жару.

— Где этот треклятый дом? — спросил Аттилий раздраженно.

— Да вот он, — Тиро показал рукой на противоположную сторону улицы.

Ничего особенного. Те же белые стены. Сбоку пекарня.

— Смотритель, а можно тебя спросить?

— Спрашивай.

— Что случилось с Экзомнием?

— Никто не знает, Тиро. Он исчез.

Раб задумчиво кивнул:

— Экзомнию тоже не нравилось, как дрожит земля. Он говорил, это напоминает ему то давнее землетрясение.

— Экзомний недавно был в Помпеях?

— Конечно. Он жил здесь.

— Здесь? В Помпеях?

Это объясняло и то, что в Мизенуме у Экзомния было так мало вещей, и то, что Коракс не хотел, чтобы Аттилий ехал сюда, и то, почему он так странно вел себя в Помпеях — все оглядывался, высматривая в толпе знакомое лицо.

— У него была комната в доме Африкана, — сказал Тиро.

— А ты давно с ним разговаривал?

— Не помню.

— Постарайся вспомнить, Тиро. Это важно. До праздника Нептуна или после?

— Точно после. Недели две назад.

— Две недели назад? Значит, ты был одним из последних, кто с ним разговаривал. Его беспокоили толчки? — Тиро снова кивнул. — А Амилиат? Он ведь был другом Амшшата, да? Они часто виделись?

— Я же не вижу... — показал на свои глаза раб.

— Ну хорошо, Тиро. Возвращайся к водохранилищу, занимайся своей обычной работой. Спасибо тебе за помощь.

— Спасибо тебе, смотритель.

И Тиро пошел обратно к воротам Везувия.

ХОРА КВИНТА — 11 ЧАСОВ 07 МИНУТ

Дверь была двойная, тяжелая. Аттиднй постучал в нее кулаком. Она тотчас открылась — на пороге стоял здоровенный привратник в красной тунике, похоже, нубиец. Шея и руки у него были толстенные, как стволы.

— Привратник под стать воротам, — сказал Аттилий.

Тот даже не улыбнулся.

— Назови свое дело.

— Марк Аттилий, смотритель водопровода Августа, хочет засвидетельствовать свое почтение Люцию Попидиго.

— Сегодня праздник. Его нет дома.

Аттилий вытащил из мешка письмо командующего.

— Печать видишь? Скажи, что я должен встретиться с ним по делу государственной важности.

— Надо его пустить, — послышался голос за спиной привратника.

Нубиец сделал шаг назад, и Аттилий вошел. Дверь тут же закрылась. Мужчина, говоривший с привратником, был в такой же красной тунике. На поясе у него висела связка ключей — видимо, это был управляющий. Он взял письмо, проверил, не сломана ли печать, и взглянул на Аттилия.

— Люций Попидий принимает гостей, собравшихся на Вулканалии. Но я прослежу, .чтобы он это получил.

— Я передам письмо сам, — сказал Аттилий.

— Что ж, — ответил управляющий, — тогда иди за мной.

Он повел его по узкому проходу в залитый солнцем атриум, и только тут Аттилий понял, как огромен старый дом и что скрывается за скромным фасадом. Из-за спины управляющего он разглядел тенистые переходы с мозаичными полами, атриум с мраморным фонтаном, галерею для приема гостей с двумя бронзовыми бюстами у входа, а за ними бассейн с колоннами, увитыми виноградом.

В атриуме слуга сказал;

— Подожди здесь, — и скрылся за занавесом.

Отсюда Аттилию был виден бассейн почти целиком. На дальнем конце на лежанках расположились четыре женщины. Из-за занавеса вновь появился управляющий и позвал его за собой,

Аттилий по запаху масла и влажному воздуху понял, что' его ведут в бани. В раздевалке слуга попросил его снять обувь, а затем они прошли по коридору в тепидарий, где на столе лежал жирный старик, которому раб растирал спину.

Слуга пропустил смотрителя вперед. Здесь было довольно темно — помещение освещало всего два факела на стеках, а от углей в жаровне шел пар. Но постепенно Аттилий привык к полумраку и разглядел большую, утопленную в пол ванну, а в ней — три головы. Кто-то помахал ему рукой.

— Сюда, смотритель, — лениво произнес чей-то голос. — У тебя ко мне послание от императора?

— Дайте света! — приказала вторая голова. — Хочется увидеть, кто беспокоит нас в праздничный день.

Раб, стоявший в углу, снял со стены факел и поднес его к лицу смотрителя, у которого ручьями бежал по спине пот.

— Это не место для обсуждения столь важных дел, — сказал Аттилий резко и оттолкнул руку раба. — С кем я разговариваю?

— Я — Люций Попидий, — отозвался ленивый голос, — а это — Гай Куспий и Марк Холкокий. В тепидарии наш друг Квинт Бриттий. Тебе известно, кто мы такие?

— Вы — четыре избранных городом магистрата Помпей.

— Верно, — сказал Попидий. — И это наш город, смотритель, так что язык-то попридержи.

Аттилий прекрасно знал, как работает система управления. Эдилы Попидий и Куспий выдавали разрешения на открытие всех заведений — от публичных домов до бань, они отвечали за чистоту улиц, за воду, за храмы. Холконий и Бриттий были дуумвирами, членами комиссии двух, они представляли судебную власть, от них зависело, кому какое наказание назначить — кого бить кнутом, кого распять, — и, разумеется, они следили за тем, чтобы казна не скудела. Без их помощи Аттилию было не справиться. Делать нечего — пришлось стоять и ждать.

— С меня, пожалуй, хватит, — сказал наконец Попидий.

Он со вздохом поднялся. Раб вернул факел на место, опустился перед хозяином на колени и обмотал его простыней.

— Так где это послание?

Он взял письмо и отправился в соседнюю комнату. Аттилий последовал за ним.

Бриттий уже лежал на спине — юный раб, видно, не только спину ему растирал. Старик отвел руку раба, взял простыню и недовольно взглянул на Аттилия.

— А это кто, Попидий?

— Новый смотритель акведука.

Попидий сломал печать и развернул свиток. Лет ему было чуть больше сорока, лицо тонкое, даже красивое. Из бани вышли и остальные.

— Что пишут? — спросил Бриттий.

— Это от Плиния. Вроде бы акведук где-то у Везувия прорвало. Все города к западу от Нолы остались без воды. Он «приказывает», как он пишет, чтобы «смотрителю водопровода были предоставлены необходимые для починки люди и материалы».

— Вы на это посмотрите, — сказал один из гостей, мужчина лет двадцати пяти, с мускулистым телом и маленькой головой. Аттилий догадался, что это второй магистрат, эдил Куспий.

Тот открыл кран над раковиной, и из него хлынула вода.

— Видишь, здесь все работает. Тебе нужны люди и материалы, смотритель? Так отправляйся туда, где нет воды. Отправляйся в Нолу. У нас с водой все в порядке.

Попидий улыбнулся и свернул папирус:

— Ты получил наш ответ, смотритель.

— Послушайте меня, достопочтенные граждане, — сказал Аттилий. — С полуночи в Помпеях тоже не будет воды. Воду придется отвести на Беневент, чтобы можно было попасть в туннель акведука и починить его. Я уже послал людей в горы перекрыть шлюзы. — Послышался недовольный ропот. Аттилий поднял руку. — Если вы откажетесь мне помочь, я пошлю в Рим за уполномоченным, пусть приедет и расследует злоупотребления императорским водопроводом. И я заставлю вас заплатить за каждую лишнюю пригоршню воды!

— Какова наглость! — воскликнул Бриттий, и тут из-за занавеси показался еще один человек — Нумерий Попидий Амплиат.

Аттилия поразило то, как отреагировали остальные на его появление. Даже Бриттий спустил ноги со стола и расправил плечи, словно лежать в присутствии бывшего раба было верхом бесцеремонности.

— Что здесь такое происходит, друзья? — спросил Амплиат, с усмешкой глядя на Аттилия. — Устроили в банях диспут? И это в.праздник? Что за неподобающее поведение! Где вы воспитывались?

— Это — новый смотритель водопровода, — сообщил Попидий.

— Я знаю Марка Аттилия. Мы с ним уже встречались. Позволь-ка взглянуть. — Он взял у Попидия письмо Плиния и пробежал его глазами. — Так каков твой план, смотритель?

— Я хочу подняться от Помпей до места, где эта ветка соединяется с основной, а дальше двигаться в сторону Нолы, пока не обнаружу, где произошел прорыв.

— И что тебе понадобится?

— Точно пока не знаю. Наверное, дюжина амфор извести. Двадцать корзин путеолана. Какое-то количество бревен, пятьсот кирпичей. Факелы и светильники. Десять пар рабочих рук. Может, и меньше, а может, и больше. Все зависит от того, насколько серьезны повреждения.

— И когда ты об этом узнаешь?

— Мне сообщат сегодня под вечер.

Амплиат кивнул:

— Что ж, друзья, полагаю, мы должны сделать все, что в наших силах, чтобы никто не подумал, что Помпеи отказались помочь императору. Что скажете?

Все мрачно переглянулись.

— Значит, решено, — прервал его Амплиат, — Я снабжу тебя всем необходимым. Будь добр, подожди снаружи.

Аттилий взял свою обувь и вышел из бань в коридор. Надев сандалии, он прошел во двор. Жены магистратов все еще болтали у бассейна, но теперь к ним присоединилась невзрачно одетая женщина, сидевшая, сложив руки на коленях, чуть поодаль. В воздухе пахло готовящейся едой — видно, скоро должен был начаться пир.

Аттилий заметил фигуру в бассейне.

— Корелия Амплиата! — вырвалось у него.

Но девушка его не услышала. Она потрясла головой, отбросила волосы назад, скрутила их в жгут.

— Корелия! — прошептал он, не желая привлекать внимания остальных женщин, и на этот раз она обернулась и пошла в его сторону.

На ней была полоска тонкой ткани, едва доходившая до колен.

— Смотритель, — прошептала она, — уходи сейчас же. Уходи! Здесь мой отец, и если он тебя увидит...

— Поздно — мы с ним уже встретились.

Но он отступил в сторону, и женщины у бассейна видеть его не могли.

— А ты как сюда попала?

— Я как сюда попала? — Она посмотрела на него как на дурачка. — Этот дом принадлежит моему отцу.

— Но мне сказали, что здесь живет Люций Попидий.

— Живет.

— Так как же... — озадаченно пробормотал он.

— Мы должны скоро пожениться.

Она сказала это безо всякого выражения и пожала плечами, и в этом жесте была полная безнадежность. И он наконец понял, почему так по-хозяйски появился Амплиат, почему так лебезит перед ним Попидий, Амплиату каким-то образом удалось выкупить у Попидия дом, а теперь он решил укрепить свои позиции, выдав дочь за своего бывшего хозяина. Одна мысль о том, что этот развратник будет делить с Корелией ложе, привела его в ярость.

— Неужели Попидий до сих пор не женат?

— Был женат. Его заставили развестись,

— А как он к этому относится?

— Считает унизительным для себя жениться на девушке столь низкого происхождения. Ты и сам наверняка так думаешь.

— Вовсе нет, Корелия, — возразил он, заметив в ее глазах слезы. — Ты стоишь сотни таких Попидиев. Тысячи.

— Я его ненавижу, — произнесла она.

Из коридора раздался громкий голос Амплиата:

— Смотритель! Ты испытываешь мое терпение. — Амплиат шел к нему. Он бросил взгляд на Корелию. — Уж не забыла ли ты про наш вчерашний разговор? — И тут же крикнул: — Цельсия! — Скромная женщина, которую Аттилий приметил раньше, вскочила с кресла. — Забери нашу дочь из бассейна! Не пристало ей показывать здесь всем свои сиськи! Я вернусь через час! Без меня за стол не садитесь.

И, взмахом руки велев Аттилию следовать за ним, хозяин дома Попидиев уверенным шагом направился к выходу.

ХОРА СЕКСТА — 12 ЧАСОВ 00 МИНУТ

Снаружи Амплиата поджидал паланкин и восемь рабов. При виде хозяина они встали навытяжку, ко тот прошел мимо, не удостоив их вниманием.

— Пойдем пешком, — сказал он, направляясь вверх, к перекрестку.

Был полдень, стояла нестерпимая жара, и улицы были пусты. Редкие прохожие, завидев Амплиата, жались к стенам. Амплиат свернул направо и открыл дверь в стене. Он положил смотрителю руку на плечо и ввел его внутрь,

Когда Амплиат закрыл за ними дверь, Аттилий увидел, что они стоят на огромном пустыре, где полным ходом идет строительство. Вдоль левой стены виднелся ряд черепичных крыш лавок. Справа располагалось несколько почти законченных зданий с большими окнами, прямо под которыми был вырыт огромный прямоугольный котлован.

Амплиат, уперев руки в боки, наблюдал за Аттилием.

— Как ты думаешь, что я строю?

— Бани?

— Точно. И как тебе?

— Впечатляет, — сказал Аттилий. За последние десять лет он и в Риме не видел ничего подобного.

— Многие возмущались. Но дело того стоит. Это будут лучшие бани за пределами Рима. — Он прокричал: — Януарий!

Высокий мужчина тут нее бросился к ним, непрерывно кланяясь.

—- Януарий, а где остальные?

— В бараках, господин. Сегодня же праздник...

— О праздниках забудьте! Люди нужны нам немедленно. Януарий, приведи двенадцать самых выносливых рабочих. Людей Бребикса. Пусть возьмут с собой еду и питье на день. Что тебе еще нужно?

— Известь, — начал Аттилий, — путеолан...

— Понятно. Бревна, кирпичи, факелы. Дай ему все, что попросит.

Бани были тем, что возвышало даже самых нищих жителей Рима над богатейшими из варваров. Да и акведуки изобрели прежде всего для того, чтобы снабжать водой бани. Именно бани — с не меньшим успехом, чем многотысячные армии, — способствовали укреплению влияния Рима в Европе, Азии и Африке.

Вот что говорил Амплиат, пока водил Аттилия по помещению, где начинала воплощаться его мечта. Там пахло свежей краской и штукатуркой. В главной части здания стены были уже расписаны фресками. Это были пейзажи Нила, сцены из жизни богов. Бассейн был рассчитан на двадцать восемь посетителей. Лежа на спине, купальщики будут любоваться потолком с изображениями всяческих морских и речных созданий.

Для всей этой роскоши Амплиату требовались лучшие материалы и самые умелые ремесленники Италии. Строительство велось так, чтобы выдержать любое землетрясение. Сиденья в уборных — из фригийского мрамора, с резными подлокотниками в виде дельфинов и химер. Все трубы медные.

— Когда закончится строительство?

— Где-то через месяц. Мне понадобятся столяры. Нужны полки, шкафы. Для раздевалки я выбрал сосну.

— Нет, — сказал Аттилий, — ольха лучше. Она не гниет. А вот из сосны или кипариса хорошо делать ставни. Но ты, наверное, и сам это знаешь.

— Да нет. Я много строил, но в камне и дереве плохо разбираюсь. Зато в деньгах кое-что понимаю. — Он взглянул на Ат-тилия. — А ты, смотритель, в чем разбираешься?

— В воде.

— Это хорошо. Вода ценна не меньше денег.

— Неужто? Почему же я до сих пор не разбогател?

— Может, и разбогатеешь, — сказал Амплиат будто бы между прочим и продолжил: — Ты когда-нибудь задумывался над тем, как любопытно устроен мир? Когда бани откроют, я заработаю целое состояние. Но без твоего акведука никаких бань бы не было. Интересная мысль, а? Без Аттилия не было бы Амплиата.

— Только вот акведук не мой, а императора.

Снаружи воздух был вязким от духоты, но Амплиат словно не чувствовал этого. Он легко поднялся по лестнице на деревянный помост. Оттуда было видно все его царство. Вон там будет двор для гимнастических занятий, объяснил он. А вокруг — деревья. Он похлопал рукой по каменному парапету.

— Здесь я купил свой первый дом, — сказал он. — Семнадцать лет назад. Если скажу, сколько я за него заплатил, ты просто не поверишь. Учти, после землетрясения от него мало что осталось. Но мне повезло. Отремонтировал его и сдал, купил еще один, тоже сдал. Некоторые дома я делил на части и селил в них по десять семей. С тех пор всегда так делаю.

— К тому времени Попидий тебя уже освободил?

Амплиат раздраженно покосился на него. Как он ни старается быть любезным, подумал Аттилий, эти взгляды его выдают.

— Если ты хотел оскорбить меня, смотритель, можешь не стараться. Все знают, что я по рождению раб, и я не стыжусь этого. Да, хозяин в своем завещании дал мне свободу. Мне было двадцать лет. Его сын Люций — ты его видел — назначил меня управляющим. Но если бы не землетрясение, я бы никогда ее разбогател. После него город превратился в груду развалин. И никому не было дела до того, кто был рожден рабом, а кто — свободным.

— А кто отвечал за восстановление города?

— Никто! Все богачи сбежали в дальние поместья.

— И Попидий тоже?

— Попидий в первую очередь. — Он заломил руки и простонал: *— «О, Амплиат, это кара богов!» Как только они убедились, что опасность миновала, тут же приползли назад, но к тому времени все переменилось. «Да здравствует прибыль!» Это стало девизом новых Помпей. Не деньги, заметь, — деньги может получить по наследству любой дурак. Прибыль. Вот тут нужна голова на плечах, Люций Попидий! Да что он, собственно, умеет? А вот ты, полагаю, человек способный. Мне бы такой пригодился.

— Для чего же?

— Начнем с того, что ты бы помог мне и здесь, на стройке. В банях нужен человек, разбирающийся в воде. В благодарность за твои услуги я поделился бы с тобой прибылью.

Аттилий, улыбнувшись, покачал головой:

— Это вряд ли.

Амплиат улыбнулся в ответ:

— Ты, видать, знаешь себе цену. Я это в людях уважаю. Что ж, могу предложить долю в предприятии.

— Нет, благодарю. Я польщен твоим предложением, но вот уже сто лет моя семья работает на императорских акведуках. Этим ремеслом я буду заниматься, пока хватит сил.

— Так можно же совмещать одно с другим. Ты будешь заниматься, акведуком и давать мне советы. Никто и не узнает.

— Нет, — холодно сказал Аттилий, — это невозможно.

По-видимому, на его лице отразилось презрение, потому что

Амплиат тут же прекратил этот разговор.

— Слышишь? Похоже, повозки уже здесь. Надо их впустить.

Амплиат спустился вниз и распахнул тяжелые ворота. Первой повозкой управлял Полит, второй — незнакомый Аттилию мужчина. .

— Молодцы, — сказал Амплиат. — Я прослежу, чтобы вас отблагодарили за работу в праздник.-Дело срочное — нужно помочь починить водопровод. — Он потрепал одного из мужчин по щеке. — Вы поступаете в его распоряжение. Покажите себя. А ты, смотритель, можешь взять все, что тебе понадобится. Факелы в кладовке. Я бы сам помог вам с погрузкой, но — увы! Мы сегодня обедаем рано — из-за праздника, и я не могу вести себя непочтительно и заставлять всех этих аристократов меня ждать. Удачи тебе!

На улице Амплиата ждал паланкин. По взмаху его руки рабы взялись за бронзовые ручки, подняли паланкин на плечи. Аттилий, стоя в воротах, наблюдал за тем, как они удаляются. Шествие замыкала кучка просителей.

Как Амплиат и обещал, здесь можно было найти все — и кирпичи, и ведра с красным песком путеолзном, и бревна, и негашеную известь в глиняных амфорах.

Аттилий вместе с остальными стал грузить материалы на повозку, а потом пошел в кладовую за факелами. Они оказались отменного качества — из вощеного льна, обмазанного смолой. Рядом с ними в деревянных ящиках лежали масляные светильники и свечи, которых хватило бы на огромный храм. Да, Амплиат работал с размахом.

Воды для его бань потребуется немало. Четыре или пять бассейнов, душевые, уборные, парная... Бесплатно к водопроводу подсоединяли только публичные фонтаны, но за частные бани нужно было платить огромные налоги. А если Амплиат заработал состояние, скупая большие дома, деля их на части и сдавая, значит, воды он потребляет очень много. Интересно, сколько он за нее платит.

Возможно, он вообще за нее не платит. Скорее всего, это именно так. Может, в отчетах Зкзомния такая неразбериха именно потому, что кто-то пытается скрыть злоупотребления?

Прибыло еще несколько людей Амплиата. Погрузка закончилась, и они сидели в тени, ожидая приказаний. Аттилий принял решение и обратился к Политу:

— Веди повозки и людей к воротам Везувия и ждите меня у водохранилища. Скоро приедет Коракс. Да, и купи нам всем поесть. — Он отдал рабу мешочек с деньгами,

Аттилий взглянул на безоблачное небо..Солнце уже прошло зенит. Бекко и Корвин, должно быть, уже добрались до Абел-

линума и закрыли шлюзы. Скоро воды в водоводе не будет. Времени у него было в обрез. Он отряхнул кирпичную пыль с туники и вышел на улицу.

ХОРА СЕПТА — 14 ЧАСОВ 10 МИНУТ

Пир Амплиата длился уже второй час. Хотя зала и выходила в сад, было невыносимо жарко и душно, и трое рабов ходили вокруг гостей с опахалами из павлиньих перьев.

На каждом ложе располагалось по четыре человека. По мнению Люция Попидия — на одного больше, чем следовало бы. Сам Попидий, к примеру, оказался зажат между Цельсией, женой Амплиата, и собственной матерью Тедией, и жар их тел раздражал его.

А угощение! Как Амплиат не понимает, что в жару надо подавать холодные, легкие блюда, а все эти мудреные соусы вышли из моды еще во времена Клавдия. Первые закуски были неплохи: устрицы, сардины, яйца, начиненные анчоусами. Потом подали омаров, морских ежей и жареного кабана, начиненного живыми дроздами, которые, когда ему вспороли брюхо, забегали по столу, гадя где ни поподя. А после пошли деликатесы — языки аистов и фламинго (вполне съедобные), но вот языки попугаев по виду всегда напоминали Попидию червяков. Затем тушеная соловьиная печенка...

Попидий посмотрел на своего бывшего раба, возлежавшего во главе стола. Он до сих пор не мог понять, как же все-таки это случилось. Ну да, было землетрясение. И Амплиат вдруг оказался вездесущим — он отстраивал город, руководил выборами, даже купил соседний дом. Попидий никогда не был силен в арифметике и, когда Амплиат сказал ему, что можно заработать денег, подписал контракт, даже не прочитав его. Деньги он каким-то образом потерял, и тут выяснилось, что родительский дом заложен и, чтобы не лишиться его, нужно было жениться на дочери Амплиата. Подумать только, его бывший раб — его же тесть! Позор!

Нет, он был совсем не прочь разделить ложе с Корелией. И сейчас он смотрел на нее с похотью.

— Все, я лично оставлю место для десерта, Амплиат, — выдавил наконец Попидий.

— Ну что ты, до десерта еще далеко, дорогой Попидий! Или ты позволишь — если это не покажется тебе преждевременным — называть тебя сыном? — Амплиат усмехнулся, и Попидий нечеловеческим усилием воли попытался скрыть отвращение.

Послышались торопливые шаги, и вошли четыре раба, которые несли на плечах отлитую из серебра модель триремы. В ней лежал огромный угорь с рубинами вместо глаз. В открытой пасти виднелись зубы из слоновой кости. А на грудной плавник было надето кольцо с бриллиантом.

— Эта рыбина из моего пруда в Мизенуме, — гордо объявил Амплиат. — Мурена. Тридцатилетняя. Видишь кольцо? Я полагаю, Попидий, что это та самая тварь, которой, бывало, пел твой друг Нерон. — Он взял огромный серебряный нож. — Ну, кому первый кусок? Корелия, думаю, ты его заслужила.

А вот это мило, подумал Попидий. До этого момента отец будто не замечал дочь, и он уже заподозрил, что они в ссоре. Однако он с удивлением увидел, что девушка бросила на отца полный ненависти взгляд и с рыданиями выскочила из-за стола.

Прохожие, к которым обратился Аттилий, клялись, что знать не знают, где дом Африкана. Но хозяин таверны потихоньку рассказал, как туда добраться, сказав напоследок:

— Только не болтай с кем ни попадя, гражданин.

В конце улицы, перегораживая ее, над дорогой нависал балкон. Он протиснулся сквозь толпу мужчин, вошел в ближайшую дверь и оказался в темной передней, где нестерпимо воняло потом и спермой. Сверху доносились звуки флейты и мужской гогот.

На табурете сидела, широко расставив ноги, женщина не первой молодости в короткой зеленой тунике. Услышав его шаги, она вскочила. Ее губы расползлись в жадной улыбке.

— Где Африкан? — спросил Аттилий.

— Не тут. — Она говорила с сильным акцентом — похоже, сицилийка.

— А Экзомний?

Услышав это имя, она попыталась преградить ему дорогу, но он-отодвинул ее и направился к одной из комнатушек. Однако шлюхе очень не хотелось его туда пускать.

— Нету, — сказала она. — Он там нету.

— А где же?

— Верх, — нехотя буркнула она, добавив: — Я показать,

И она втолкнула его во вторую дверь. Аттилий оказался на улице. Она пошла следом и показала лестницу. Поднимаясь по каменным ступеням, он услышал ее свист. Наверху он не стал стучать, сразу распахнув дверь.

Тот, кого Аттилий искал, уже лез в окно — видно, шлюха предупредила его свистом. Но смотритель ринулся к нему и схватил за пояс. Мужчина был худенький, поэтому втащить его обратно в комнату не составило труда. Аттилий швырнул его на ковер и поставил ногу на спину Африкана.

— Ох уж эти девицы! — воскликнул Амплиат, когда стихли шаги Корелии. — Это она перед свадьбой не в себе.

Амплиат вонзил нож в угря и передал его рабу, чтобы тот разрезал рыбу. Есть угря никто уже не хотел, но гости не посмели отказаться. Амплиат подождал, пока золотые блюда с угрем поставили перед каждым, и тогда поднес кусочек ко рту и замер, оглядев собравшихся. Те нехотя последовали его примеру.

Он предвкушал этот миг весь день. Ведий Поллио скармливал рабов угрям не только для того, чтобы насладиться новым развлечением — когда рыбы рвут на куски человека под водой, их мясо приобретает пикантный привкус. Амплиат жевал тщательно, но ничего особенного не ощутил. Угорь был жестким и безвкусным.

Он вытащил кусок изо рта и с отвращением бросил его обратно на тарелку. Гости деликатно кашляли в салфетки, выковыривали из зубов косточки, и он был совершенно уверен, что еще неделю они будут над ним смеяться. .

Амплиат заметил, что его слуга Скутарий вошел в залу с какой-то шкатулкой в руках. Он замялся, не решаясь беспокоить хозяина. Амплиат поднялся и, слегка поклонившись гостям, вышел в галерею. Скутарий последовал за ним.

— Что там у тебя? — спросил Амплиат.

Замок на шкатулке был сломан. Внутри лежало несколько свитков папируса. Он вытащил один наугад и вгляделся в колонки цифр. Сообразив, что это — у Амплиата была хорошая память на цифры, — он спросил:

— Где человек, который принес это?

— Ждет у входа.

— Отведи его в старый сад. Вели, чтобы подали десерт, и скажи гостям, что я скоро буду.

Он уселся на каменную скамью в тени увитой розами беседки. Амплиат любил вести тайные дела здесь, где никто ему не мешал. Он открыл шкатулку, достал свитки, посмотрел на безоблачное небо. В вольере чирикали щеглы Корелии, а вдалеке оживал утихший на время сиесты город.

Услышав шаги посетителя, он даже не обернулся.

— Итак, — сказал Амплиат, — у нас, похоже, возникли кое-какие трудности.

Корелии подарили щеглов на десятилетие — когда они переехали в этот дом. Она кормила их, выхаживала больных птиц, у нее на глазах они откладывали яйца, высиживали птенцов, умирали; и теперь, если ей хотелось побыть одной, она шла сюда, к вольеру со щеглами. Он занимал половину небольшого балкона, выходившего в сад. Сверху вольер был накрыт тканью — чтобы защитить птичек от солнца.

Она сидела в тенистом уголке, обхватив руками колени. Услышав, что кто-то вошел во двор, она посмотрела вниз. Отец сел на скамейку в беседке и стал просматривать какие-то бумаги. Она пригнулась, чтобы он ее не заметил.

— Итак, у нас, похоже, возникли... — услышала она его голос.

Еще в детстве она заметила, что стены, окружавшие сад, отражают звук и он подымается кверху. Даже приглушенный шепот с балкона был слышен так же хорошо, как речи ораторов в день выборов. То, что она слышала, ее мало интересовало: обычно это были разговоры о сделках, доходах, но для нее это было секретным окошком во взрослый мир. Именно отсюда месяц назад она узнала о своем будущем. Отец договаривался с Попидием: столько-то будет списано с долга при объявлении помолвки, весь долг будет погашен после свадьбы, дополнительно следует выплатить вознаграждение за девственность, которую засвидетельствует врач.

— ...кое-какие трудности.

И незнакомый мужской голос, грубый и хриплый, произнес:

— У этих трудностей есть имя — Марк Аттилий.

Корелия насторожилась.

Аттилий отвел Африкана вниз.

— Я — представитель императора. Мне нужно осмотреть комнаты, где жил Экзомний. Отведи меня туда.

Он втолкнул Африкана в темную переднюю и стоял у двери, пока тот доставал из тайника ключи.

Африкан поднялся по шаткой деревянной лестнице на второй этаж, сунул ключ в дверь и удивленно вскрикнул. Аттилий увидел, что замок на двери сломан. В комнате было темно. Африкан распахнул ставни. На полу валялась одежда, мебель была перевернута.

— Клянусь, я здесь ни при чем! — сказал Африкан.

Аттилий все понял с первого взгляда. Вещей здесь было немного, но перетрясли все, даже матрац вспороли.

— Я тебе верю, — ответил Аттилий.

Похоже, разгром устроили совсем недавно. Может, поэтому Амплиат с такой готовностью водил его по новым баням — чтобы в это время обыскали комнату Экзомния? А он как дурак распинался насчет сосны и ольхи.

— Когда ты в последний раз видел Экзомния? — спросил Аттилий.

Африкан развел руками — разве упомнишь?

— Когда он платил за комнату?

— Всегда вперед. В календы каждого месяца.

— Значит, он заплатил в начале августа?

Африкан кивнул. Что ж, хоть одно известно наверняка, подумал Аттилий. Экзомний не собирался никуда исчезать. Он,

судя по всему, был скупердяем и не заплатил бы вперед за комнату, из которой собирался выехать.

— Оставь меня, — сказал он. — Я сам тут разберусь.

Африкан хотел было возразить, но Аттилий сурово взглянул на него, и он вышел. Смотритель закрыл дверь.

Кто же это сделал? За дверью скрипнула половица.

— Кто там? — крикнул он.

Дверь приоткрылась. На пороге появилась Змирина, шлюха, которая встретила его у входа. Увидев, что случилось, она испуганно прикрыла ладонью рот.

— Кто такое делал?

— Вот ты мне это и расскажешь.

— Он сказать — вернется, любить меня.

— Кто?

— Элиан. Он сказать.

Он не сразу понял, что она имеет в виду Элиана Экзомния.

— Нет, он уже не вернется, — резко сказал Аттилий.

Она утерла ладонью нос, и Аттилий понял, что она плачет.

— Умер?

— Может, и нет, — сказал Аттилий уже мягче. — Никто не знает.

— Сказать, купить меня у Африкана. Буду только его. Понятно? — Она ткнула себя в грудь.

— Да, я понял.

Он с любопытством взглянул на Змирину. В этой части Италии такое случалось часто. Иностранные матросы, отслужив на флоте двадцать пять лет, получали расчет и многие тут же шли на рынок покупать себе жену.

— У него были деньги, да? Хватило бы, чтобы выкупить тебя? Глядя на эту комнату, и не скажешь.

— Деньги не тут. Спрятать. В хитрое место. Никто не найти. Он сказать — никто.

— Похоже, кто-то искал их именно здесь.

— Деньги не тут.

По тому, с какой уверенностью Змирина это говорила, Аттилий догадался: в отсутствие Экзомния она не раз рылась в его вещах.

Аттилий торопливо шагал назад, к воротам Везувия. У него было ощущение, что за ним следят, и он несколько раз оборачивался, но ничего подозрительного не заметил. Подойдя к маленькой площади у водохранилища, он увидел волов, повозки и кучку людей рядом с таверной. Лошадь, которую он нанял, стояла на привязи. Навстречу ему шел Полит — самый надежный из его помощников.

— Где Муса? — спросил Аттилий.

— Его еще нет, смотритель.

— Что?

Прошло уже пять часов. Он рассчитывал к этому временя уже получить известия.

— Сколько у нас людей?

— Двенадцать. — Полит напряженно потирал руки.

— Что такое?

— Смотритель, люди эти уже час как пьют.

— Это надо прекратить.

Он подошел к таверне. Амплиат пообещал ему дюжину самых сильных рабов и слово свое сдержал — эти люди выглядели как гладиаторы. Они передавали по кругу кувшин с вином,

— Я — Марк Аттилий, смотритель водопровода Августа, и вы теперь в моем подчинении, — громко объявил Аттилий. — Мы отправляемся.

Тот, кто держал в руках кувшин, равнодушно взглянул на Аттилия, поднес его к губам и сделал глоток.

— Кто среди вас старший?

Тот, с кувшином, поднял на него глаза.

— Старший? — усмехнулся он. — Мы что, в армии?

— Ты пьян, — сказал Аттилий спокойно, — ты пьян, и ты сильнее меня. Но я трезв, и я спешу.

Он выбил ногой кувшин у него из рук. Тут все вскочили и закричали, готовые броситься на Аттилия. Однако один голос прозвучал громче остальных:

— Прекратите!

Огромный рыжебородый мужчина встал, загородив собой Аттилия.

— Я Бребикс, — сказал он, — Был рабом, теперь свободный человек. Если кто и старший, так это я.

Аттилий кивнул. Этот точно бывший гладиатор. На руке у него была татуировка — готовая к нападению змея.

— Скажи этим людям, если у них есть жалобы, пусть обращаются к Амплиату. Скажи, никто из них не обязан идти со мной, но те, кто останется, будут отвечать перед хозяином. А теперь выводите повозки за ворота. Я буду ждать снаружи. Полит!

— Да! — Раб пробрался через толпу.

— Приведи мою лошадь. Мы потеряли слишком много времени. Встретим Мусу по дороге.

Полит побежал за лошадью, а Аттилий взглянул на раскинувшийся на холме город. Он рос и ширился — Амплиат перестраивал его на свой вкус. Аттилий не возвращался бы сюда никогда. Но вот Корелия... Он вспомнил, как она шла к нему вдоль бассейна, но тут же запретил себе думать об этом. Убирайся отсюда, займись акведуком, добудь воду и возвращайся в Мизенум и там разберись в отчетах — только из них можно будет понять, чем занимался Экзомний.

Когда Аттилий выезжал из ворот Везувия, на солнечных часах был девятый час. Подъехав к Бребиксу, он сказал:

— Мы должны следовать по акведуку к Везувию. И поторопитесь — надо попасть туда до темноты.

— Куда попасть? — спросил Бребикс.

— Точно не знаю. На месте будет видно.

Его уклончивый ответ никому не понравился. Понятное дело — он и сам хотел бы знать, куда направляется. Приподнявшись в седле, он осмотрел дорогу за кладбищем, а потом поехал между надгробий. Назад он не оглядывался, был уверен, что люди Амплиата тронутся за ним вслед.

Час спустя, когда солнце уже клонилось к закату, они все еще были на равнине — кругом желтели поля, а стены и смотровые башни Помпей уже скрылись в дымке. Акведук вел их вперед, к сине-серой громаде Везувия.

ХОРА ДУОДЕЦИМА — 18 ЧАСОВ 47 МИНУТ

Плиний весь день следил за частотой толчков — вернее, это делал его секретарь Алексий: он сидел в библиотеке командующего за столом, с водяными часами и кубком с вином.

Несмотря на праздник, командующий придерживался своего обычного распорядка. Он привык работать каждый день. Только однажды, перед полуднем, он оторвался от чтения и диктовки — попрощаться с гостями — и даже настоял на том, чтобы проводить их до пристани.

Количество «гармонических колебаний» — так он решил обозначать толчки — постоянно возрастало. И, главное, увеличивалась их продолжительность. В начале дня они были совсем короткими, но позже Алексий уже мог измерить их длительность при помощи водяных часов: сначала это была десятая часть часа, затем пятая, а в одиннадцатом часу колебания вообще не прекращались.

По мере того как усиливались колебания земли, стали приходить сообщения о том, что в городе нарастают волнения — словно человек и природа были соединены какой-то невидимой связью. Когда в первом часу закончилась выдача воды и не все успели ее набрать, у фонтанов начались потасовки.

Плиний отдал приказ отменить вечернюю церемонию жертвоприношения Вулкану и разобрать сложенный на форуме хворост для праздничного костра. В любом случае нельзя разводить огонь в центре города — когда водопровод закрыт и, случись что, пожар тушить нечем.

— Жрецам это не понравится, — сказал Антий.

— Скажи жрецам, что у нас нет выбора. — Плиний раздраженно массировал онемевшую руку. — Запретить солдатам, за исключением стражи, покидать после наступления сумерек казармы. С веспер до рассвета в Мизенуме вводится комендантский час. Всех, кто покажется на улице, сажать за решетку и штрафовать. Ясно?

— Да, командующий.

— Шлюзы открыли?

— Сейчас должны открыть, командующий.

Плиний задумался. Второго такого дня городу не выдержать. Все зависит от того, надолго ли хватит воды.

— Я хочу лично проследить.

— Разумно ли это, брат? — вмешалась Юлия. — Тебе надо поесть и отдохнуть.

— Не суй свой нос в мои дела, женщина!

Она обиженно поморщилась, и он мысленно укорил себя за резкость. Ей и так живется несладко — вдове с сыном на руках. И это навело его на мысль.

— Гай... — сказал он почти нежно. — Прости меня, Юлия. Я был с тобой груб. Я возьму с собой Гая.

Плиний располнел и пешком почти не ходил. Он сел в коляску, усадив рядом Гая. Они проехали мимо пристани. У фонтана стояла длиннющая очередь. Каждому разрешалось набрать только по одному сосуду, но было очевидно, что за час все воды получить не успеют.

Плиний дорогой задремал и проснулся, когда они подъехали уже к водохранилищу.

К водохранилищу спустился сам, без посторонней помощи. Впереди шел раб с факелом. Много лет Плиний не бывал здесь. Прежде колонны стояли на две трети в воде. Теперь же здесь было тихо и гулко — как в могиле. Уровень воды упал так, что разглядел он ее, только когда раб наклонил факел и ему стало видно собственное отражение — недовольное и раздраженное. Он заметил, что вода слегка колеблется — как вино в его кубке.

— Какая сейчас глубина? — спросил он.

— Пять метров, командующий.

— Вечером спустите половину. Остальное оставим на утро.

Костер в честь вулкана в Помпеях собирались разжечь, как только стемнеет. А до этого на форуме предполагались увеселения, оплаченные якобы Попидием, на самом же деле Ампли-атом, — бой быков, сражения трех пар гладиаторов, греческая борьба.

Корелия сказалась больной. Она лежала и думала о подслушанном ею разговоре и об Аттилии. Она заметила, как он смотрел на нее и вчера в Мизенуме, и утром, когда она купалась. Возлюбленный, мститель, спаситель, трагическая жертва — ока представляла его в каждой из этих ролей, но всякий раз ее мысли возвращались к одному: это она привела его к отцу, а теперь отец намеревался его убить. И в его смерти будет виновата она.

Она слышала, как все собираются на праздник. Мать позвала ее, поднялась наверх. Корелия достала из-под подушки перо, пощекотала себе во рту, и ее тут же вырвало. Когда Цельсия вошла, она показала на таз. На лестнице раздались чьи-то тяжелые шаги, и Корелия приготовилась к встрече с отцом. Его обмануть будет не так просто. Но это был всего лишь ее брат в длинных белых одеждах жреца Изиды.

Когда-то они втроем за спиной Амплиата смеялись над ним. Но домашний триумвират распался — они боялись его безудержной ярости. И каждый выбрал свою манеру поведения. Мать старается вести себя как образцовая матрона, брат целиком отдался этому египетскому культу. А ей что оставалось делать? Стать женой Попидия и обрести второго господина? Но ока была дочерью своего отца и сдаваться не желала.

— Я на это дурацкое представление не пойду, — сказала она раздраженно.

И повернулась к стене.

Все было именно так, как смотритель и предполагал. Акведук вел на север, к вершине, но километра через три резко уходил на восток. Они миновали поля, дальше начинались виноградники. Крестьянские хижины сменились богатыми домами. Когда они оказались у большой виллы, смотревшей на залив, Бребикс попросил остановиться передохнуть.

— Хорошо, но только ненадолго.

Аттилий спрыгнул на землю — размять ноги. Полит купил хлеба и какого-то мяса, и Аттилий с жадностью набросился на еду. Насколько же лучше дышится здесь, на природе, под открытым небом, чем в тесном вонючем городе. Он заметил, что Бребикс сидит один, подошел и предложил ему хлеба и мяса.

Бребикс отказываться не стал. Он был обнажен по пояс, и тело его было испещрено шрамами.

— Каким ты был бойцом?

— Угадай.

— Ну уж точно не ретиарием, — сказал Аттилий. — Не могу представить тебя скачущим по арене с трезубцем и сетью.

— Да, ты прав.

— Ну, значит, ты был гладиатором-фракийцем. Или мирмкллоном.

— Скорее, мирмиллоном. — Бребикс кивнул,

— Сколько провел боев?

— Тридцать.

Аттилий посмотрел на него с уважением.

— Инструктором решил не становиться?

— Я повидал на своем веку слишком много смертей, смотритель, — тихо сказал Бребикс. — Спасибо за хлеб. — Он легко поднялся на ноги и направился к остальным.

Смотритель глядел на море и вдруг заметил, что оно стало беспокойным. На его серебристой поверхности то тут, то там появлялись белые бурунчики волн. Но ни одно из судов в заливе не подняло парус. Странная вещь, подумал он. Ветра-то нет. Волны есть, а ветра нет.

Окна ее комнаты выходили на запад. Небо было красным, как черепичная крыша, почти весь сад накрыла тень. Вольер все еще был укрыт тканью, и Карелия сняла ее, чтобы шел воздух, и вдруг сделала то, чего не делала никогда, — открыла дверцу клетки.

Щеглы не сразу поняли, что произошло. Наконец одна из птичек, посмелее, запрыгнула на порожек. Она повернула красно-черную головку, взглянула на хозяйку и взмыла в воздух. Пролетела через сад и присела на крыше напротив. За ней последовала вторая, потом третья. Корелии хотелось смотреть, как все они улетают на свободу, но она закрыла ставни.

Вокруг никого не было. Она шла торопливо, держась ближе к колоннам, чтобы ее никто не заметил. Выйдя в атриум, она свернула к галерее. Там отец занимался делами. И символом его власти были три сундука, прикованные к полу.

Бумаги хранились во втором сундуке. Она не стала разворачивать маленькие свитки, а просто совала все подряд в карманы плаща, потом заперла сундук и положила ключи на место. Она прошла по двору мимо бассейна, мимо обеденной залы — к гостиной дома Попидия.

Раб почтительно прижался к стене, уступая ей дорогу. Она поднялась по узкой лестнице и оказалась словно в другом мире — с низкими потолками и грубо оштукатуренными стенами, с невыветриваемым запахом пота: здесь жили рабы. Она услышала чей-то разговор, где-то заржала лошадь.

Конюшни находились дальше. Она погладила морду своей любимицы, гнедой кобылы. Обычно ее седлали рабы, но Коре-лия часто наблюдала за ними и знала, как это делается.

Ворота конюшни выходили в проулок. Каждый звук казался ей необычайно громким — и лязганье железного засова, и скрип петель, и стук копыт. Она вывела лошадь на дорогу и села на нее верхом по-мужски. Она держалась глухих улочек и, только оказавшись на безопасном расстоянии от дома, свернула на главную дорогу. Выехав из Помпей, Корелия поскакала к Везувию.

ВЕСПЕРА — 20 ЧАСОВ 00 МИНУТ

Аттилий и его отряд добрались до главной ветки водопровода Августа в конце дня. Солнце закатилось за гору, и тут же стемнело. Впереди он разглядел на равнине какие-то горы светлого песка. Пришпорив коня, смотритель помчался вперед.

Вокруг кирпичной стены лежало четыре кучи гравия высотой в половину человеческого роста. Это был отстойник.

Боковые ветки отводили чаще всего именно от отстойников, и Аттилий, спешившись, удостоверился, что это так. Земля у него под ногами была сырой, трава зеленела. Вода переливалась через стенки отстойника.

Он наклонился и заглянул внутрь. Это была цистерна метров семи шириной и не менее пяти глубиной. В темноте видно было плохо, но Аттилий знал, что здесь три отверстия — в одно втекает Аква Августа, из другой вытекает, а третья — отвод на Помпеи. Закрыли ли Корвин и Бекко шлюзы в Абеллинуме?

Если да, напор скоро ослабнет. Он услышал за спиной шаги. От повозок к нему шли Бребикс и еще двое.

— Так нам сюда, смотритель?

— Нет, Бребикс. Но мы уже близко. Видишь, как вода хлещет понизу? Это потому, что где-то дальше основная ветка перекрыта. Нам надо туда.

Это решение не вызвало особой радости. Аттилий привязал свою лошадь к одной из повозок, а когда Бребикс спросил зачем, ответил:

— Я пойду пешком, с вами.

Они шли по узкой равнине. Слева был Везувий, справа стеной стояли Апеннины. Они продолжали идти вдоль акведука — мимо столбов, мимо смотровых люков, вперед. Они прошли оливковую и лимонную рощи, и тьма сгустилась окончательно. Слышен был только скрип колес, да иногда доносился перезвон колокольчиков пасущихся в горах коз.

Аттилий не сводил глаз с акведука. В некоторых смотровых колодцах вода била через край, и это был дурной знак. Высота туннеля — два метра. Если напор так силен, что приподнимает даже крышки люков, значит, давление высокое, следовательно, и преграда в туннеле большая, иначе бы ее просто снесло. Где же Коракс и Муса?

Сам Нерон, поставь он перед собой такую задачу, за год не создал бы такого прекрасного искусственного водоема, какой Аква Августа создала за полтора дня. К северу от главной ветки образовалась яма, на метр с лишним заполненная водой. Поверхность ее мерцала в темноте, тут и там виднелись островки — верхушки оливковых деревьев. На дальний берег нового водоема слетелись фламинго.

Люди Аттилия, сорвав туники, кинулись к воде. Они ныряли и плескались, а он стоял на берегу с Мусой и Корвином и думал о том, что Коракс исчез.

По словам Мусы, он и надзиратель обнаружили это озеро часа через два после того, как выехали из Помпей, то есть около полудня. Все было как предвидел Аттилий: такой водоем трудно не заметить. Обследовав место, Коракс, как и было уговорено, отправился с известием в Помпеи.

Аттилий был вне себя.

— Прошло уже часов семь-восемь. Муса, что произошло?

— Я говорю чистую правду, смотритель. Клянусь! — Взгляд у Мусы был испуганный. — С ним, наверное, что-то стряслось!

— Возможно, мы разминулись в дороге, — предположил Аттилий, уже понимая, что это не так. Сбежал, подумал Аттилий. И он, и его дружок Экзомний, они оба сбежали.

— Мне здесь не по себе, — признался Муса. — Ты шум слышал?

— Его, наверное, было слышно и в Неаполе.

— Ты еще не видел, что случилось с акведуком.

Аттилий сходил к повозке за факелом, зажег его от костра.

Они втроем.склонились над разверстой землей, и он тут же почувствовал запах серы.

— Принеси мне веревку, — велел он Мусе. — Она там, где инструменты.. — Он обернулся к Корвину:' — А у вас что? Шлюзы перекрыли?

— Да, смотритель. Жрец был против, мы его уговорили.

Аттилий задумчиво потер виски. Уровень воды в туннеле начнет падать часа через два. Но если он сейчас же не пошлет Корвина назад в Абеллинум, Бекко, как ему было приказано, подождет двенадцать часов и в шестую стражу снова откроет шлюзы. Бремени было в обрез.

Вернулся Муса, и Аттилий отдал ему факел. Обвязавшись веревкой, он сел на край смотрового колодца.

— Держите меня крепче.

Метр земли, прикинул Аттилий, шестьдесят сантиметров кладки, два метра туннеля. Три с лишним метра. Он опустился в узкую шахту и спрыгнул, согнув колени, чтобы приземлиться помягче. Несколько секунд он стоял на полусогнутых ногах, восстанавливая равновесие, затем осторожно выставил вперед руки. Пахло серой. Он нащупал сухой бетон. Отступив на шаг, он крикнул Мусе:

— Кидай факел!

Он неловко развернулся, держа перед собой факел, и пошел вперед, считая шаги. Пройдя восемнадцать шагов, он изумленно вскрикнул. Туннель был не просто перегорожен, как он предполагал: дно его было выгнуто кверху какой-то чудовищной силой. Бетонное основание туннеля было выворочено из земли, и часть его торчала до самого верха.

Туннель сужался. Аттилию пришлось встать на колени и пробираться ползком. Сквозь землю, куски бетона и кирпичей сочилась вода. Все сильнее пахло серой, и факел начал гаснуть. Аттилий отправился в обратный путь. Добравшись до шахты, он увидел в проеме ночное небо и склонившиеся головы Мусы и Корвина.

— Я подымаюсь. Готовы?

— Да!

— Ну что? — спросил Муса. — Разобрался?

Смотритель покачал головой:

— Не встречал ничего подобного. Бетонную основу словно выворотило из земли.

Аттилий пошел назад вдоль водопровода. Отсчитал восемнадцать шагов и остановился. Присмотревшись, он увидел, что земля вздыбилась. Он отметил это место и пошел дальше, продолжая считать. Бугор был не очень длинным — метров шесть или семь. Он отметил, где он заканчивается.

И надежда снова вернулась. В конце концов, завал не так уж велик. Вряд ли это землетрясение — тогда урон был бы гораздо больше. Земля поднялась всего на полметра и на маленьком отрезке.

Он развернулся. Теперь ему было видно все. Земля вздыбилась. Акведук завалило. Но в стене туннеля появилась щель. Вода вытекла из нее и образовала озеро. Если им удастся разобрать завал и перекрыть поток...

И тут он решил не посылать Корвина в Абеллинум. Он постарается управиться за ночь. Аттилий приставил ладони ко рту и крикнул:

— Все за работу!

В Кампании женщины редко путешествовали в одиночку, и крестьяне, работавшие на полях, с изумлением смотрели на скакавшую мимо них Корелию. Даже какая-нибудь крепкая крестьянка и та не отважилась бы пуститься в путь одна, тем-более под вечер. А эта девица была явно из богатой семьи. На отличной кобыле. Соблазнительная добыча. Дважды мужчины пытались преградить ей путь, но она прибавляла ходу, и догнать ее не удавалось.

Из разговора, подслушанного днем, она знала, куда отправился смотритель. Но то, что дома казалось приятной прогулкой, обернулось опасным путешествием. Было жарко. Хотелось пить. Влажная от пота одежда натирала кожу. И только мысль о смотрителе и о грозящей ему опасности гнала ее вперед. Она уже начала сомневаться, что удастся его найти, но тут слева, со стороны горы, раздался оглушительный грохот. Кобыла встала на дыбы, а потом понеслась галопом, и Корелия удержалась в седле лишь потому, что вцепилась в гриву.

Так они проскакали километра полтора, кобыла наконец немного успокоилась, и Корелия огляделась. Оказалось, что они свернули с дороги и мчались по равнине. Где-то неподалеку шумела вода — кобыла, должно быть, тоже это услышала, потому что развернулась и помчалась на звук. Корелия разглядела груды камней и невысокую каменную стену. У воды кобыла наклонилась и стала пить. Корелия нежно шепнула ей что-то на ухо и осторожно спешилась. Ноги ее увязли в грязи. Вдали она разглядела костры.

Перво-наперво надо было разобрать завалы под землей. Задача эта была не из легких. Туннель был узким, и работать там можно было по одному — набирать землю и осколки кирпичей в корзину, которую дальше передавали по цепочке в шахту и поднимали на веревке наверх.

Аттилий, как всегда, пошел первым. Он оторвал полоску ткани от туники, завязал нос и рот, чтобы не так воняло серой. Набирать лопатой землю и кирпич было нелегко. А уж откалывать ломом куски бетона — это было под силу разве что Геркулесу. Он расцарапал локти о стены туннеля. Да еще духота, жар от потных тел и от факелов — на золотых рудниках в Испании небось не так тяжко. Но все же Аттилий продвигался вперед, и это вселяло надежду. Он нашел место завала. Надо было пройти всего несколько метров.

Через некоторое время Бребикс предложил сменить его. Аттилий передал ему лом и с изумлением увидел, что здоровяк машет им как перышком. Смотритель двинулся назад, остальные расступались, давая ему дорогу. Они работали слаженно, как единый организм, — по-римски. То ли их освежило купание, то ли мысли их были поглощены заданием, но настроение отряда изменилось к лучшему.

Он потерял счет времени и не сразу услышал крик Бребикса:

— Смотритель! Смотритель!

— Да! — Он пробрался вперед, только сейчас заметив, что вода поднялась выше щиколоток. — В чем дело?

— Сам посмотри!

Аттилий взял факел и поднес его к завалу. Кирпичи, земля, бетон на вид представляли собой единую массу, но, приглядевшись, он увидел, что отовсюду сочится вода. Бребикс стукнул топором.

— Если это рухнет, мы потонем, как крысы в отхожем месте.

Все напряженно молчали. Рабы прекратили работу и слушали. Аттилий оглянулся и понял, что они расчистили уже метра полтора. Сколько же осталось? Еще несколько метров? Он не хотел останавливаться. Но и губить никого не хотел.

— Хорошо, — вымолвил он наконец. — Подымайтесь наверх.

Уговаривать их не пришлось — когда Аттилий и Бребикс дошли до шахты, под землей, кроме них, не оставалось никого.

Бребикс протянул ему веревку.

— Нет, — сказал Аттилий. — Ты подымайся, а я посмотрю, что еще можно сделать. — Бребикс взглянул на него как на сумасшедшего. — Я обвяжусь веревкой. Когда вылезешь, брось мне моток побольше, чтобы хватило до конца туннеля.

Аттилий остался один. Он подумал, что это, наверное, безумная затея, но выхода не было — пока они не осушат туннель, чинить его нельзя. Взяв факел, он двинулся назад по туннелю. Вода уже доходила до лодыжек. Он шел медленно, чтобы Бребикс выпускал веревку понемногу, и, когда добрался до завала, взмок от волнения и духоты. Он переложил факел в левую руку, а правой стал расшатывать кирпич на уровне лица. Нужно было сделать небольшое отверстие, чтобы снизить давление. Кирпич поначалу не поддавался. А потом вокруг него заструилась вода, и под ее напором он вдруг вылетел и просвистел, как пущенный из пращи камень.

Аттилий вскрикнул и отскочил, а стена над протечкой раскололась надвое, и в расщелину хлынула вода. Его отбросило назад, факел вылетел из рук и погас. Он нырнул под воду и поплыл на спине, головой вперед по туннелю. Поток закрутил его, перевернул на живот, веревка врезалась в тело, его потянуло вверх, и он стукнулся головой. Он уже подумал было, что спасен, но тут натяжение ослабло, он опустился на дно туннеля, и его понесло в темноту.

НОКТЕ КОНКУБИЯ — 22 ЧАСА 07 МИНУТ

Амплиат никогда не любил Вулканалии. После этого праздника ночи становились длиннее, а утро начиналось при свечах. И сама церемония была отвратительная. Вулкан обитал в пещере под горой и посылал на землю всепожирающее пламя. Его боялись все живые существа, кроме рыб, и поэтому — полагая, что боги, как и люди, более всего жаждут получить то, чего не могут, — римляне приносили ему в жертву рыбу, которую живьем бросали в костер.

Не то чтобы Амплиат вообще не испытывал религиозных чувств. Ему нравилось, когда в жертву приносили красивое и благородное животное — нравилось, как невозмутимо шествует к алтарю вол, задумчиво глядя на жреца, как неожиданно подручный жреца наносит ему удар молотом, как сверкает нож, рассекающий ему глотку. Но когда сотни рыбок швыряют в костер — в этом нет ни красоты, ни величия. Он ушел, не дождавшись конца церемонии.

Подойдя к своему дому, точнее сказать, к своим домам, он остановился подышать ночным воздухом. Ему нравились запахи города — конского навоза, мочи, рыбьих потрохов, пота двадцати тысяч тел. Для Амплиата это были запахи жизни.

Он продолжил путь, у ворот остановился под фонарем и громко постучался. Ему до сих пор' было особенно приятно проходить здесь — будучи рабом, он не мог себе этого позволить, — и он улыбнулся привратнику.

Проходя мимо освещенного факелами бассейна, он остановился у фонтана. Вода била не так сильно, как днем, и он подумал о молодом смотрителе, который сейчас, в потемках, чинит акведук. Назад он не вернется, а жаль. Они могли бы вместе вести дела. Но юноша слишком честен, а девиз Амплиата: «Да хранят меня боги от честных людей». Может, бедняги уже нет в живых.

Аттилию дважды удалось упереться коленями и локтями в стены туннеля, но поток тут же сносил его дальше. Тело его слабело, легкие разрывались без воздуха, но он все-таки предпринял последнюю попытку, зацепился ногами и руками за стены, вынырнул и стал жадно хватать ртом воздух.

В темноте было не понять, как далеко его отнесло. Он не видел и не слышал ничего. Наконец напор воды ослаб, и он понял, что худшее позади. Он осторожно встал на ноги.

Воды осталось немного, понял он, потому что двенадцать часов назад в Абеллинуме перекрыли шлюзы. Что-то цеплялось за пояс — это была тянувшаяся за ним веревка. Он накрутил ее на локоть. Конец оказался ровным — значит, она не порвалась, Бребикс просто ее выпустил. Его вдруг обуял страх, захотелось как можно скорее выбраться наружу. Он наклонился вперед и попробовал идти — но путешествие в кромешной тьме напоминало кошмарный сон. Он был в двойном плену — под землей и в воде. Ныли ребра, нестерпимо горело плечо.

Он услышал всплеск, и вдалеке мелькнул, как падающая звезда, желтый огонек. Он прислушался. Раздались крики, потом снова всплеск, и он увидел второй факел. Они искали его. Он услышал слабый крик: «Смотритель!» — и никак не мог решить, отвечать или нет. Может, он не напрасно боится? Вода хлынула так внезапно, что никто не сумел бы его удержать. Но Бребикс — настоящий гигант, и он был готов к тому, что такое может случиться.

Аттилий колебался. Но другого выхода из туннеля нет. Так что все равно придется идти к ним. Однако интуиция подсказывала, что подозрения лучше держать при себе.

— Я здесь! — прокричал он и пошел на огонь.

Его встретили удивленно, но с уважением — внизу были Бребикс, Муса и Полит. Все решили уже, что он погиб. Бребикс утверждал, что веревка змеей выскользнула у него из рук, даже показывал ладони — на них багровели две полосы. Может, и не врет, подумал Аттилий. Впрочем, любой убийца постарается скрыть свои истинные намерения.

Он отвязал с пояса веревку, взял у Полита факел и осмотрел туннель. Вода убывала на удивление быстро. Она уже была ниже колен — мчалась в Нолу и остальные города. Скоро этот отсек высохнет окончательно. Только лужи останутся.

На месте завала все еще была куча мусора, но вода сделала за них большую часть работы. Оставалось только вынести землю и кирпичи, выложить бетонное основание, заново положить кирпичи. Ничего особенного — временная починка, а настоящий ремонт придется делать уже осенью. Но работа предстояла большая, надо было управиться за ночь, пока снова не пошла вода из Абеллинума. Он распорядился, что делать.

— Хорошо, хоть вони нет, — заметил Бребикс.

Аттилий даже не обратил на это внимания. Принюхавшись, он понял, что Бребикс прав. Серой больше не пахло.

— Смотритель! — раздался голос Корвина. — Поднимись!

Аттилий взял веревку и полез наверх. Он был измучен, карабкаться было тяжело. Снаружи все изменилось. Выросли груды камней, горели костры. Рабы Амплиата сидели у повозок и смотрели на него с любопытством. Ну и вид у меня, подумал он. Весь грязный, мокрый. Шагах в тридцати, около волов, спиной к нему стоял Корвин.

— Чего тебе? — крикнул Аттилий.

Корвин обернулся, и Аттилий увидел с ним рядом фигуру в плаще. Узнал он ее, только подойдя поближе. Увидь он Эге-рию, богиню воды, он и то удивился бы меньше.

— Корелия! Что случилось?

Корвин отошел, и Аттилий вгляделся в девушку. Волосы растрепаны, лицо и одежда в грязи. И взгляд — испуганный.

— Это место не для тебя, — сказал он.

— Я хотела отдать тебе это, — прошептала она, доставая из кармана плаща какие-то бумаги.

Документы — всего шесть — были разного времени. Аттилий вместе с Корелией отошел за одну из повозок.

Он снял с нее плащ и расстелил на земле, чтобы она села. Воткнув факел в землю, он развернул самый потрепанный папирус. Это был план именно этого отрезка Августы — выцветшими от времени чернилами были отмечены Помпеи, Нола, Везувий. Сделано лет сто назад. Такая бумага могла храниться в двух местах — в архиве куратора акведуков в Риме или же в Мизенуме.

На следующих трех бумагах были цифры, и Аттилий не сразу в них разобрался. Все было разделено по годам — DCCCXIV, DCCCXV и так далее, всего лет за двадцать, с еще какими-то цифрами и суммами. Количество увеличивалось ежегодно, к декабрю прошлого года возросло вдвое. Второй документ был почти такой же, но, изучив его повнимательнее, он понял, что суммы там раза в два меньше. Например, за прошлый год сумма в первой бумаге составила 352 000, а во второй — 178 000.

Третий документ был похож на записи чьих-то доходов. Тоже лет за двадцать. Неплохой доход — 50 000 сестерциев за прошлый год, всего же тысяч триста с лишним.

Корелия не сводила с него глаз.

— Ну? И что это значит?

— Это похоже на подлинные данные по расходу воды в Помпеях. — Он показал первую бумагу. — Триста пятьдесят тысяч квинариев за прошлый год — столько и должен потреблять такой город, как Помпеи. А второй документ — это, наверное, сведения, которые Экзомний посылал в Рим. А вот это, — помахал он третьей бумагой, — то, что твой отец платил ему за молчание. — Она озадаченно смотрела на него. — Вода дорогая, — объяснил он, — особенно если ты перестраиваешь целый город. И на ней можно неплохо заработать.

Он свернул бумаги. Наверное, их украли из комнаты Экзо-мния, догадался он. Поэтому там и устроили обыск. Непонятно только, зачем Экзомний держал у себя такие важные записи. По-видимому, он шантажировал ими Амплиата.

Последние две бумаги были совсем другими. Это были не цифры, а тексты. Первый был написан по-гречески.

«Сама вершина плоская, земля бесплодная. Почва как пепел, есть похожие на пещеры почерневшие, будто выжженные огнем ямы. Вероятно, здесь был пожар. Без сомнения, именно поэтому земля вокруг так .плодородна, как в Кетане, где, как говорят, в почве присутствует пепел с Этны, и поэтому здесь хорошо растет виноград. В обогащенной почве содержатся и горючие, и питательные вещества. Когда происходит перенасыщение, она горит, как сера, но после пожара в почве остается пепел, и она готова плодоносить».

Атгилий перечитал это дважды. Вершина чего? Вероятно, Везувия — здесь нет других вершин. Но неужели Экзомний — лентяй и пьяница — нашел в себе силы добраться туда, да еще записать свои впечатления по-гречески? К тому же слог слишком литературный. Наверное, переписал откуда-то.

Корелия читала бумагу, заглядывая ему через плечо. Он слышал ее запах, ощущал на щеке ее дыхание, ее грудь упиралась ему в руку.

— Это точно было вместе с другими бумагами? — спросил он.

— Все это лежало в одной шкатулке.

— А ты видела человека, который принес их твоему отцу?

Корелия покачала головой:

— Я только слышала его голос. Они говорили о тебе. И, услышав их слова, я решила найти тебя. Отец сказал, что не хочет, чтобы ты вернулся живым.

— А что ответил второй? — спросил Аттилий.

— Он сказал, что это не составит труда.

Наступило молчание. Она коснулась его руки, положила голову ему на грудь. Впервые за три года он дотронулся до женщины.

Вскоре она заснула. Осторожно, чтобы не потревожить ее, он убрал ее руку, встал и пошел назад, к акведуку.

Рабы уже вытащили мусор из туннеля и стали опускать туда кирпичи. Аттилий подошел к Бребиксу и Мусе, которые о чем-то беседовали.

На душе у него было тревожно. То, что Экзомний не чист на руку, его не удивило. По-видимому, поэтому он и скрылся. Но этот отрывок по-гречески был загадкой. Получалось, что Экзомний был озабочен почвой, по которой проходила Аква Августа, еще за три недели до того, как случился прорыв. Настолько озабочен, что взял в библиотеке Помпей изначальный план акведука.

Аттилий рассеянно смотрел вдаль. Ему вспомнился их разговор с Кораксом у Запруды чудес. Корахс тогда сказал: «Так, как он, эту воду не знал никто. Он бы заранее понял, что такое случится». А Аттилий легкомысленно ответил: «Может, и понял и поэтому сбежал». И у него появилось дурное предчувствие, что случится что-то ужасное. Слишком много необычного: прорвало водопровод, земля трясется, пахнет серой...

— Муса!

— Да, смотритель?

— Откуда Экзомний родом? Из какой части Сицилии?

— Вроде с востока, — сказал Муса. — Кажется, из Кетаны А почему ты спрашиваешь?

Но смотритель, глядевший на черную громаду Везувия, ничего не ответил.

ХОРА ПРИМА — 6 ЧАСОВ 20 МИНУТ

В душе у него нарастало беспокойство, но он держал его при себе. Они всю ночь работали при свете факелов, и, когда небо стало светлеть, он решил, что они сделали все, что могли.

При свете дня оказалось, что лагерь они разбили на равнине, окруженной горами. На востоке высились крутые склоны Апеннин, и километрах в восьми-девяти уже виднелся город — по-видимому, Нола. А Везувий был совсем рядом, на западе, подъем начинался в нескольких сотнях шагов от акведука. И самым тревожным было то, что на одном из его склонов были заметны серо-белые сгустки, отчетливо видневшиеся на фоне деревьев и устремлявшиеся к вершине. Он бы поклялся, что это снег, да только какой может быть снег в августе?

Аттилий вспомнил описание в греческом папирусе: «В почве присутствует пепел с Этны, и поэтому здесь хорошо растет виноград».

— А может, — сказал он вполголоса, — может, это пепел?

— Да откуда ж взяться пеплу без огня? — возразил Муса. — А был бы огонь, мы бы его увидели.

Аттилий взглянул на них: лица у всех были встревоженные, испуганные. Озеро исчезло, а с ним исчезли и птицы. Из-за гор напротив Везувия вставало солнце. И было удивительно тихо. Не слышалось пения птиц, встречающих рассвет. Авгуры от такого пришли бы в ужас.

— Вчера, когда вы с Кораксом приехали, точно никакого пожара не было?

— Да не было. — Муса, не сводя глаз с Везувия, нервно вытер руки о грязную тунику. — Видать, это ночью случилось. Помнишь, как земля затряслась? Гора раскололась, вот из нее и повалило.

Аттилий утер со лба пот. Жара уже набирала силу. В воздухе чувствовалось напряжение — словно на барабан слишком туго натянули кожу. Мерещится ему или земля и вправду дрожит? По спине пробежал неприятный холодок.

— Ну, ладно, — сказал он. — Пошли отсюда. — Он направился к Корелии. — Мы закончили.

Она все еще спала, во всяком случае, так ему показалось. Она лежала, свернувшись калачиком. Он залюбовался ее красотой, столь удивительной в этом пустынном месте.

— Я давно уже не сплю. — Она перевернулась на спину.

— Мужчины возвращаются в Помпеи. Ты поедешь вперед. С сопровождающими.

— Нет! — воскликнула она, тут же сев.

Он ожидал такой реакции, но понимал, что выбора нет.

— Тебе надо вернуть бумаги туда, откуда ты их взяла. Выедешь сейчас, и в Помпеях будешь еще до полудня. Если повезет, он и не узнает, что ты их брала, да еще мне показала.

— Но это же доказательство продажности...

— Нет, — прервал он ее. — Сами по себе они ничего не значат. Доказательством были бы показания Экзомния магистрату. Но он исчез. И вообще, это не так уж важно. Гораздо важнее отправить тебя отсюда. На горе что-то происходит Экзомний подозревал это еще несколько недель назад. Как будто она... — Аттилий никак не мог подобрать нужных слов, — как будто она оживает. В Помпеях ты будешь в безопасности.

Она замотала головой:

— А ты что будешь делать?

— Вернусь в Мизенум. Доложу командующему.

— Когда ты останешься один, они попытаются убить тебя.

— Ну, это вряд ли. У меня есть преимущество — я верхом А они пойдут пешком. Им меня не догнать.

— Я тоже верхом. Возьми меня с собой.

Он на мгновение представил себе, как они вместе едут в Мизенум. Дочь хозяина виллы Гортензия делит с ним скромное жилище у Запруды чудес. Сколько они так продержатся? День-другой. А потом что?

— Послушай меня, Корелия... — Он взял ее за руку. — Я бы на что угодно пошел, чтобы помочь тебе. Но с твоей стороны это чистое безумие — не подчиниться своему отцу.

— Ты ничего не понимаешь! — Ее пальцы впились ему в запястье. — Я не могу вернуться. Не надо меня заставлять.

— Ты же знаешь закон. Когда речь идет о женитьбе, ты считаешься такой же собственностью отца, как любой из его рабов. — Ему было противно это произносить, но что еще он мог сказать? — Может, будет не так уж и плохо.

— Я знаю, что не могу жить с тем, кого презираю. А ты мог бы? — Она бросила на него испепеляющий взгляд. — Наверное, да.

— Прекрати, Корелия, — сказал он, отвернувшись.

— Ты женат?

— Нет.

— Но был женат?

— Да, — ответил он тихо. — Был. Моя жена умерла.

— От чего? — спросила она с сочувствием.

Он никогда об этом не говорил. Но ей почему-то ответил.

— Мы были женаты три года. Она рожала. Но дитя шло ножками вперед. Я знал наверняка, что это мальчик. Но это все длилось и длилось, а день выдался в Риме жаркий — почти такой же жаркий, как здесь, и несмотря на то, что с ней был врач и две повитухи, ребенок никак не выходил. И у нее началось кровотечение. — Он закрыл глаза. — Ребенок погиб, но кровотечение у Сабины все не прекращалось, и на следующий день она умерла.

Он отправил ее обратно в Помпеи с Политом. Не потому, что раб-грек был сильнее других, а потому, что Аттилий доверял только ему. Он дал Политу лошадь Корвина и велел глаз не спускать с Корелии и доставить ее прямо домой.

Под конец она уже не возражала. Завернулась в плащ, откинула назад голову, волосы золотой волной рассыпались по плечам, и во всей ее фигуре чувствовалось: она согласна была поступить так, как сказал он, но признать его правоту отказывалась. Садясь в седло, она на него даже не взглянула.

Он едва удержался, чтобы не броситься вслед за ней. Вот так-то я отплатил за все, на что она пошла ради меня, подумал он. Но на что она рассчитывала? Он верил в судьбу, которая определена каждому с рождения и за которой человек следует, как повозка за лошадью.

И все же он с тоской смотрел ей вслед. Солнце поднималось все выше, и он долго еще видел ее, пока лошади не скрылись наконец за деревьями оливковой рощи.

Командующий лежал на матраце в спальне без окон и вспоминал болотистые леса Верхней Германии, огромные дубы, стоявшие на берегу северного моря, и то, как в бурю деревья с диким треском подымались в воздух, вырывая корнями целые пласты земли, и плыли прямо на хрупкие галеры римлян... Он вздрогнул и, открыв глаза, приподнялся и спросил, на чем он остановился.

Он уже несколько месяцев писал воспоминания — он был уверен, что это его последняя книга.

Открылась дверь, в комнату ворвался сноп света. Значит, уже утро. Раб подошел на цыпочках к секретарю и прошептал что-то ему на ухо. Плиний тяжело перевернулся на бок, чтобы лучше видеть.

— Сколько сейчас времени?

— Конец первого часа, командующий.

— Шлюзы открывали?

— Да, командующий. Пришло известие, что воды больше нет.

Плиний застонал и откинулся на подушки.

Остальные отправились в путь через полчаса после Корелии. Прощание было недолгим — всех обуревал страх, и каждый стремился как можно скорее добраться до Помпей. Даже Бребикс с тревогой поглядывал на Везувий. Инструменты, остаток кирпичей и пустые амфоры погрузили на повозки.

Аттилий устало стоял у смотрового колодца. Кроме него, на лошади был один Муса, и он, вскочив в седло, крикнул Ат-тилию:

— Ты едешь?

— Попозже. Я тебя нагоню. Я хочу подняться на гору.

— Зачем?

Смотритель пожал плечами:

— Из любопытства. Езжай спокойно, Муса. Скоро встретимся. Либо в Помпеях, либо в Мизенуме.

Муса пристально посмотрел на него, хотел что-то сказать, но передумал. Он развернул лошадь и поехал вслед за повозками. Аттилий остался один и в который раз поразился небывалой тишине — природа словно задержала дыхание. Солнце было уже высоко. Он оглядел пустынную равнину, лег на землю, заглянул в смотровой колодец и увидел, что на дне что-то переливается. Прямо у него на глазах туннель наполнялся водой.

— Пошла! — прошептал он.

Отвязав лошадь, Аттилий вскочил в седло, натянул поводья и отправился в сторону Везувия. Сначала он ехал шагом, но, когда начался подъем, перешел на рысь.

Из Запруды чудес ушла вся вода, и огромное водохранилище опустело. В последний раз такое случилось, когда десять лет назад его чинили — тогда рабы спустились на дно и проверяли, нет ли где трещин в стенах. Командующий внимательно слушал объяснения раба.

— И как часто это следует делать?

— Раз в десять лет, командующий.

— Значит, скоро подходит очередной срок?

— Да, командующий.

Они — Плиний, Гай, Алексий и Дромо, раб при Запруде чудес, — стояли на ступенях водохранилища. Плиний приказал, чтобы до его приезда ничего не трогали, и у дверей поставили стражу.

Пол Запруды чудес напоминал берег моря после отлива. Там и тут поблескивали лужицы, валялся накопившийся за годы мусор — ржавые инструменты, камни, башмаки. От ступеней к центру, где лежал какой-то крупный предмет, тянулись следы. Дромо спросил командующего, не принести ли его.

— Нет, — ответил Плиний. — Я сам хочу посмотреть.

Плиний с почти детским нетерпением спустился по ступеням и осторожно ступил на дно. Черная прохладная жижа обволокла ступни. Он приподнял край тоги и пошел, пошатываясь, вперед. Ноги утопали в грязи, которая забавно чавкала при каждом шаге.

Он устал, оказалось, что вытаскивать ноги из вязкой гущи не так-то легко. Но он был рад, что справился сам. Раб правильно сделал, что послал за ним. Здесь было на что посмотреть: тайна природы стала и тайной человека.

В грязи оказалась амфора — из тех, в которых держат известь. Она стояла почти вертикально. Запечатанная воском крышка слетела. В грязи поблескивало не меньше сотни мелких серебряных монет.

Плиний устало выдохнул воздух:

— Интересно, сколько здесь?

Его племянник запустил обе руки в амфору, набрал полные пригоршни и показал командующему кучки денариев.

— Целое состояние, дядя.

— Причем наверняка заработанное незаконно.

На сосуде и на веревке, привязанной к ручкам, грязи было не так уж много, а это значит, подумал Плиний, что амфора пролежала на дне не более месяца.

— Наверное, кто-то подплыл на лодке и спустил амфору в воду, — предположил Плиний.

— Но как он рассчитывал достать ее обратно? — удивился Гай.

Плиний сам запустил руку в амфору, вгляделся в монеты. На одной стороне был знакомый профиль Веспасиана, на другой — священные орудия авгура. Они были отчеканены восемь лет назад, во время третьего консульства императора.

— Остается предположить, что их рассчитывали забрать, когда будет осушено водохранилище. И единственный, кто мог это сделать, был наш пропавший смотритель, Экзомний.

ХОРА КВАРТА — 10 ЧАСОВ 37 МИНУТ

Кваттуорвирий — комиссия четырех, избранные магистраты Помпей — собрался на срочное совещание в гостиной Люция Попидия. Рабы принесли стол и кресло каждому. Амплиат, который магистратом не был, из уважения к собравшимся, расположился в углу на лежанке и ел инжир. Из открытой двери ему были видны бассейн и умолкший фонтан, а в углу сада — кот, забавлявшийся птичкой.

Попидий, услышав чавканье, недовольно поморщился.

— Ты, Амплиат, похоже, очень в себе уверен.

— Безгранично. И тебе советую расслабиться.

— Легко тебе говорить, — ответил Попидий. — Не твое имя стоит на пятидесяти развешанных по городу объявлениях о том, что к середине дня вода будет.

— А вы верьте в римских мастеров, почтеннейшие. Амплиату что-то послышалось. Он встал с лежанки и вышел в сад. Подойдя поближе к фонтану, он услышал слабое побулькивание, и через край кувшина потекла вода. Он подозвал остальных.

— Ну, я же говорил. Так что, Попидий, мне сообщить эту новость людям или ты сделаешь это сам?

— Скажи ты, Амплиат. Я хочу наконец утолить жажду.

На улице толпилось около сотни горожан — его горожан, как нравилось думать Амплиату. Он поднял руку, призывая к тишине.

— Вы все знаете, кто я такой, — прокричал он, и гул голосов. затих, — и вы знаете, что мне можно доверять!

— С чего это? — раздалось из задних рядов.

Амплиат не стал обращать на это внимания.

— Вода пошла! Если вы мне не верите — как этот сомневающийся, — идите и сами проверьте. Акведук починили!

Многие одобрительно закричали.

— Доброго вам всем дня, горожане! Вернемся же к своим делам! Salve lucrum! Да здравствует прибыль!

Потирая от удовольствия руки, он вернулся в атриум. Чего уж тут, исчезновение Экзомния не на шутку его взволновало, но он разобрался с трудностями, фонтаны бьют в полную силу, и если молодой смотритель еще не погиб, то скоро он умрет. Тут он заметил у себя под ногами тело птички. Он дотронулся до него ногой, затем наклонился и поднял. Красная шапочка, черные с желтым крылья...

Щегол! В его голове промелькнула какая-то неясная мысль, и он быстро пошел в сад перед старым домом. Глаза его были устремлены на пустую клетку на балконе Корелии и на закрытые ставни ее комнаты.

— Цельсия! — взревел он, и жена тут же подбежала к нему. — Где Карелия?

— Она заболела. Я не стала ее будить...

Он кинулся в кабинет. Быть такого не может! Она бы не осмелились...

Он открыл сундук, вынул шкатулку с документами, но бумаг там не оказалось. Он выбежал во двор. Его жена открыла ставни в комнате Корелии и теперь стояла на балконе.

Корелия въехала в ворота Везувия и оказалась на площади у водохранилища. На обратном пути она не торопилась, позволила лошади идти шагом. Она спустилась, сопровождаемая

Политом, с холма к перекрестку двух дорог, и белые стены домов казались ей оградой тюрьмы. Она увидела у фонтанов злых и усталых людей, бившихся за право подставить свой сосуд под струю, и снова подумала о смотрителе.

Она понимала, что он прав. Ее судьба предрешена. Подъезжая к дому отца, она не испытывала ни тревоги, ни страха, чувствовала только безмерную усталость.

Она вошла в дом, на ходу доставая из-под плаща бумаги. Смотритель посоветовал ей потихоньку вернуть их в сундук отца. Но она поступит иначе. Отдаст их отцу прямо в руки. Более того, скажет, где была. Пусть знает, что ей известна правда, и пусть делает с ней, что захочет. Ей все равно. Что может быть хуже той судьбы, которая ее ожидает?

Из гостиной доносились голоса — там она увидела своего будущего супруга и магистратов Помпей. Они заметили ее в тот самый миг, когда на ступенях их старого дома показался отец. Амплиат увидел, что у нее в руках, и с криком: «Корелия!» — кинулся к ней, но она метнулась в гостиную и, пока он не успел остановить ее, швырнула его секретные бумаги на ковер.

Смотрителю казалось, что Везувий над ним издевается: сколько он ни скакал, вершина не становилась ближе. Только оглянувшись назад, он понял, как высоко забрался.

Он держал курс на ближайший серо-белый подтек и добрался туда еще до полудня. Пепельная пелена лежала на земле, как первый снег. Воздух словно застыл. Он спрыгнул с лошади, и облако пыли прилипло к его вспотевшим ногам. Он набрал пригоршню — пыль была мелкая, без запаха, теплая от утреннего солнца. Она лежала и на ветвях, и на листьях деревьев.

Он сунул немного в карман — когда вернется, покажет командующему. Взглянув вниз, он заметил километрах в полутора еще одного всадника, направлявшегося в его сторону. Он снова сел в седло и углубился по тропе в лес. В жарком воздухе пахло сосной и травами. Вскоре лес начал редеть, показалась опушка.

Теперь Везувий играл в новую игру. Несколько часов он не давал к себе приблизиться, и вдруг оказалось, что вершина совсем рядом — перед ним вырос крутой каменистый склон, на котором росли лишь редкие кустики и какие-то растения с мелкими желтыми цветами. Именно так и описывал это грек: черная, будто недавно опаленная огнем вершина. Местами глыбы торчали, словно их выперло из земли, и от них бежали вниз ручейки камешков. Повыше, похоже, случились обвалы посерьезнее. Огромные, с человеческий рост валуны словно швырнуло на деревья — и, судя по их виду, случилось это совсем недавно.

Он спешился, привязал лошадь в тени дерева, нашел себе толстую гладкую палку и, опираясь на нее, полез вверх. Солнце палило нещадно. Он заставлял себя идти дальше, не оглядываясь. Подъем наконец закончился, и перед ним были уже не черные скалы, а голубое небо.

Вершина оказалась не острым пиком, какой виделась снизу, а круглой ровной площадкой шагов двести в диаметре. Жалкая поросль только подчеркивала безжизненность пространства. Кое-где из-под земли поднимались тонкие струйки дыма. И стоял тот же кислый запах серы, как и в трубах на вилле Гортензия. Аттилию было не по себе.

Держась ближе к краю площадки, он обошел ее кругом, поражаясь и облакам серного дыма, сочившегося из-под земли, и удивительной панораме.

Земля под ногами дрожала и колыхалась. Ему хотелось уйти отсюда как можно скорее, но путь был труден, по обеим сторонам тропинки были углубления — «почерневшие, будто выжженные огнем ямы», как написал грек, и приходилось внимательно смотреть под ноги. Он шел, опустив голову, поэтому запах он почувствовал еще до того, как увидел тело.

Вонь шла из припорошенного пылью углубления прямо впереди. Он заглянул в него, внутри все было мертво — не только человек, но и прочие твари: змея, большая птица, какие-то зверюшки — все погибли в этой смертельной ловушке.

Труп лежал на дне, на боку, с вытянутыми вперед руками, а рядом валялись бурдюк с водой и соломенная шляпа, словно человек погиб, пытаясь до них дотянуться. Пролежал он здесь не меньше двух недель, разлагаясь на жаре. И все же от его тела осталось на удивление много — его не облепили насекомые, не склевали птицы, не сожрали звери. Даже мухи над ним не кружились. Эта плоть словно отравляла всех, кто пытался ей полакомиться.

Аттилий был почти уверен, что это Экзомний. Он исчез недели две назад, да и кто еще мог рискнуть отправиться на Везувий? Подойдя к краю ямы, он вгляделся в тело. Никакой раны не заметно. Что могло стать причиной смерти? Аттилий нагнулся и ткнул тело палкой. Тут же закружилась голова, перед глазами заплясали огоньки, и он чуть было не рухнул вниз. Он откинулся назад и отдышался. Как там про «землю, от которой исходили вредные испарения»?

В висках стучало. Его вырвало чем-то горьким, во рту остался противный привкус, и он долго отплевывался. Вдруг раздался хруст — словно под ногой сломалась ветка. Аттилий с трудом поднял голову. В пятидесяти шагах он увидел мужчину, шедшего к нему. Поначалу он решил, что это видение, но фигура не исчезла. Человек продолжал идти к нему, и в руке его поблескивал нож. Это был Коракс.

Коракс двигался осторожно — шел пригнувшись, широко расставив руки, не сводя глаз со смотрителя: был готов к любому повороту событий. Он бросил быстрый взгляд на тело и снова посмотрел на Аттилия.

— Что же это творится, мальчик мой? — спросил он.

Аттилий попытался ответить, но язык его не слушался. Он хотел сказать, что Экзомний не ошибся, здесь очень опасно, но не мог произнести ни слова. Коракс оглядел тело.

— Вот старый дурак! Куда забрался — и это в его-то возрасте! Все насчет горы беспокоился. И что из этого вышло? Ничего хорошего. Еще и ты нам на голову свалился. Он снова переключился на Аттилия: — Прекрасный юноша из Рима приехал учить нас, как жить. Ну, понял наконец, что положение у тебя безвыходное?

Он ринулся вперед, перебрасывая нож из руки в руку, и по его лицу было видно, что он готовится нанести удар. Он пошел вокруг ямы, и Аттилий, шатаясь, начал отступать. Надзиратель остановился, остановился и Аттилий, а когда тот пошел в другую сторону, последовал за ним. Так продолжалось некоторое время, но эта тактика Кораксу надоела.

— Да будь ты проклят! — взревел он.

И он бросился за своей жертвой. Задыхаясь, он бежал вдоль ямы, но вдруг остановился и с изумлением взглянул на свои, ноги. Затем он попытался сделать еще шаг, но не смог. Он постоял, беззвучно, по-рыбьи открывая рот, рухнул на колени, судорожно перебирая руками, и уткнулся лицом в землю.

Аттилий наблюдал за тем, как Коракс еще пару раз попытался встать на ноги, а потом сдался и лежал, уже не шевелясь. Аттилий ушел, не дожидаясь конца, —- пробрался по дрожащей и вздымающейся площадке, сквозь клубы густею-щего серного дыма, который поднявшийся ветер гнал в сторону Помпей.

А городу поднявшийся ветерок принес облегчение. В доме Попидия один из папирусов, валявшихся на полу, поднесло к столу.

Холконий наступил на него.

— Что это? — спросил он.

Амплиат знал, что порой тайны сковывают не хуже железных цепей. И теперь его осенило: такой момент настал.

— Прочтите, — сказал он. — Мне нечего скрывать от своих друзей. — Он собрал все бумаги и выложил их на стол. — Это хранилось в комнате Экзомния. Вам давно пора обо всем узнать. Я отлучусь на минуту. Корелия, пойдем.

Когда они зашли за угол и оказались в саду их старого дома, он пребольно ущипнул ее.

— Ты что, — прошипел он, — решила, что можешь мне навредить?

— Нет, — ответила она, пытаясь высвободиться. — Но я должна была хотя бы попытаться.

— Да ну? И как же ты намеревалась действовать?

— Я должна была показать эти бумаги смотрителю водопровода. Показать их всем. Чтобы люди поняли, каков ты на самом деле.

— И каков же?

— Ты — вор. Ты — убийца. Ты хуже раба!

Услышав последнее слово, он занес руку для удара, но Цельсии, оказавшийся рядом, успел ухватить его за запястье.

— Нет, отец! — воскликнул он. — Хватит!

— И ты? — возмутился Амплиат. — И ты туда же? — Он отдернул руку и бросил на сына гневный взгляд. —- Не пора ли тебе в твой храм? Убирайся!

Он потащил Корелию наверх, втолкнул в ее комнату, швырнул на кровать.

— Останешься здесь, — пробурчал он, — пока я не решу, что с тобой делать. — Он вышел и запер дверь.

В гостиной магистраты сидели, склонившись над столом. Когда он вошел, они умолкли и обернулись к нему.

Первым заговорил Холконий:

— Откуда это у тебя?

— Мне принес их вчера днем Коракс. Он нашел их в комнате Экзомния.

— Ты должен был сразу же сообщить нам.

— Почему, уважаемые магистраты?

— Разве не ясно? — возмутился Попидий. — Экзомний полагал, что грядет новое землетрясение.

— Возьми себя в руки, Попидий! Ты уже семнадцать лет ждешь землетрясения. Не стоит придавать этому значения.

— А Экзомний серьезно относился к этой опасности.

— Экзомний! — презрительно фыркнул Амплиат. — Экзомний всегда был трусоват.

— Быть может. Но для чего он переписал эти бумаги? Что он собирался с ними делать? — Попидий помахал одним из свитков.

Амплиат взглянул на него:

— Это по-гречески, я греческого не знаю. Ты разве забыл, Попидий, у меня не было возможности получить столь блестящее, как у тебя, образование.

— Экзомний был, кажется, из Сицилии? — спросил Холконий. — Из какого города?

— По-моему, из Кетаны, — пожал плечами Амплиат. — И что с того?

— Это же очевидно, — ответил Попидий. — Экзомний считал, что существует определенная связь. Этна и Везувий. Плодородность земель близ Кетаны и близ Помпей. Он видел признаки надвигающейся беды.

— И каков же вывод? Что Экзомния беспокоили подземные толчки? Что в Кампании почвы с пеплом, как и в Сицилии, и что здесь тоже есть вонючие фумаролы? Да фумаролы здесь, вблизи залива, еще со времен Ромула. — Амплиат видел, что его слова бьют в цель. — И вообще, главное — не это.

— А что же? — поинтересовался Холконий.

— Другие бумаги — те, где написано, сколько получал Эк-зомний за то, чтобы давать городу дешевую воду.

— Ты поосторожнее, — поспешно прервал его Холконий. — Твои делишки нас не касаются.

— Мои делишки? — расхохотался Амплиат. — Вот так новость! Прошу вас, почтеннейшие, не притворяйтесь, будто вы ничего не знали. А как, по-вашему, городу удалось так быстро оправиться после землетрясения? Да я со своими «делишками» сэкономил вам целое состояние. И себя не забыл — не отрицаю. Но без меня вы бы здесь не сидели! Твои чудесные бани, Попидий, сколько ты за них платишь? Да нисколько! А ты, Куспий, как насчет твоих фонтанов? А твой бассейн, Холконий? Да этот город уже больше десятка лет живет за счет моих «делишек» с Экзомнием.

Ты же наверняка сумеешь договориться с новым смотрителем, как договаривался с предыдущим, — сказал Куспий.

— Похоже, что нет. Я вчера намекнул ему, а он посмотрел на меня так, будто я его за причинное место схватил. Увы, мне такой тип людей знаком. Он доложит обо всем в Риме, и еще до конца года к нам пожалует императорская комиссия.

— Так что же нам делать? — сказал Попидий. — Если это раскроется, нам всем несдобровать.

— Не волнуйся, — усмехнулся Амплиат. — Я уже обо всем позаботился.

— Как?

— Попидий! — одернул его Холконий.

Амплиат задумался. Они ничего не желают знать. Но с какой стати ему заботиться об их спокойствии?

— Его убьют, — сказал он и обвел взглядом присутствующих. — До того, как он вернется в Мизенум. Несчастный случай. У вас нет возражений? Если есть, говорите. Попидий? Холконий? Бриттий? Куспий? — Он подождал. — Смотритель, должно быть, уже мертв: у Коракса руки чесались поскорее его прирезать. Насколько я понимаю, принято единогласно? Что ж, предлагаю за это выпить.

Он потянулся к кувшину, но рука его замерла в воздухе. Тяжелый кувшин уже не просто дрожал — он скользил по гладкой деревянной поверхности. Он тупо уставился на него. Быть такого не может! Но кувшин, добравшись до края, свалился на пол. Пол под ногами трясся. По дому пронесся вихрь горячего воздуха, захлопали ставни. Через мгновение откуда-то издалека донесся отчетливый грохот — такого ни он, ни остальные прежде никогда не слыхали.

ХОРА СЕПТА — 13 ЧАСОВ 07 МИНУТ

Аттилию показалось, что его с головой накрыла огромная сухая волна. Он был километрах в трех от вершины, спускался на лошади по западному склону. Он намеревался отправиться по берегу в Геркуланум, а оттуда в Мизенум — предупредить командующего. Последствия отравления еще чувствовались: болели глаза, и на смену дремотному состоянию пришло странное возбуждение.

Когда раздался грохот, его швырнуло вперед. В ушах что-то лопнуло, и наступила тишина. Лошадь споткнулась и чуть было не упала, но он прижался к ее загривку, и они продолжали продвигаться по тропинке. Горячая волна вдруг рассеялась. Пыль осела, деревья выпрямились, снова стало можно дышать. Он пытался успокоить лошадь, но не слышал собственного голоса, а когда оглянулся назад, увидел, что там, где еще недавно была вершина, бьет фонтан из земли и камней.

Из Помпей казалось, что из вершины вылезла огромная коричневая лапа, которая решила пробить в небе дыру: раздался грохот, потом треск, а затем по окрестностям покатился раскатистый гул. Амплиат с магистратами выскочил на улицу. Отовсюду сбегались люди, прикрывая глаза ладонями, смотрели на Везувий, на потемневшее солнце, светившее из-за грохочущей каменной глыбы.

Сейчас прекратится, думал Амплиат. Вот поутихнет, и в городе воцарится порядок. У него хватит духу со всем справиться. Но ничего не прекращалось. Тысячи людей не сводили с горы глаз, отдельные крики слились в общий вой. Колонна, вздымавшаяся кверху, стала шириться, ее верхушка накренилась. Кто-то крикнул, что ветер несет ее на город.

Амплиат вышел на середину улицы и раскинул руки в стороны.

— Погодите! — прокричал он. — Куспий, Бриттий, сцепите руки! Подайте им пример!

Эти трусы на него даже не взглянули. Холконий сломался первым и, распихивая локтями толпу, помчался вниз с холма. За ним последовали Бриттий и Куспий. Попидий развернулся и ринулся в дом. Толпа впереди густела — из проулков подходили все новые и новые люди. На уме у всех было одно: бежать!

Толпа увлекла за собой Амплиата, и его бы растоптали, если бы слуга не подхватил его и не подтащил к калитке. Он видел, как мать уронила своего ребенка. Толпа сметала все на своем пути. Кто-то кричал, кто-то плакал. Большинство бежали стиснув зубы — берегли силы для решительного боя у подножия холма, где им предстояло пробиться к воротам.

Амплиат взглянул поверх голов на гору, но она почти скрылась из виду. На город неслась огромная черная туча. Но это была не туча, понял он, услышав грохот камней. Он взглянул в другую сторону. Его судно стояло на пристани. Можно попробовать доплыть до Мизенума. Но вся улица была запружена народом. До пристани не добраться. А если и доберется, матросы прежде всего попробуют спастись сами.

Решение было принято за него. Будь что будет, подумал он. Так было и семнадцать лет назад. Трусы убежали, он остался, а потом они приползли обратно. К нему вернулась уверенность в себе. Он презрительно взглянул на безумствовавшую толпу, вступил за ограду и велел закрыть и запереть калитку. Они останутся, и они выдержат все.

В Мизенуме все словно заволокло дымом. Сестра Плиния Юлия, которая срезала цветы бугенвиллеи на террасе, поначалу подумала, что где-то начался очередной пожар. Но размеры тучи и скорость, с которой она приближалась, удивили ее. Она разбудила брата, дремавшего в саду.

Даже в тени лицо его было пунцовым, как цветы у нее в корзине. Она погладила его по голове и прошептала:

— Брат, проснись! Думаю, тебе это будет любопытно.

Он тут же открыл глаза:

— Вода пошла?

— Нет. Похоже, где-то на Везувии сильный пожар.

— На Везувии? — Он зажмурился, стряхнул с себя остатки сна и крикнул рабу: — Сандалии мне! Немедленно!

А потом заковылял по сухой траве к террасе. Когда он подошел к ней, там уже толпились рабы: они смотрели на восток, через залив на огромную, похожую на раскидистое дерево тучу, расползавшуюся над берегом. Высоко в небе торчал огромный бурый ствол с черно-белыми пятнами, от которого шла лохматая, словно перистая крона. С нее вниз, на землю словно сыпался желтоватый дождь.

То, что он видел, казалось совершенно невероятным. Он не читал ни о чем подобном. Может быть, природа награждает его привилегией наблюдать то, что не было описано прежде? Он столько лет собирал факты, и его «Естественная история» заканчивалась следующими словами: «Приветствую тебя, природа, мать всего сущего! Ты знаешь, что я — единственный из римлян, кто восхвалял тебя во всех твоих проявлениях, так будь же благосклонна ко мне...» Неужели его мольбы были услышаны? Не будь он так толст, он опустился бы на колени.

Он крикнул, чтобы ему принесли письменные принадлежности, а Юлии велел найти Гая.

Плиний обернулся к одному из рабов:

— Отправляйся в морское училище и найди капитана флагманского корабля. Скажи, чтобы подготовил для меня либурнию.

Корелия распахнула ставни и вышла на балкон. Справа, над крышей атриума, ползла огромная черная туча — как занавес, закрывающий небо. Воздух содрогался от грохота. С улицы доносились крики. Во дворе бегали в суматохе рабы.

— Что случилось? — крикнула она им, но на нее никто не обратил внимания.

Она подбежала к двери, попыталась открыть ее, но не получилось. Она вернулась на балкон, однако прыгнуть не решилась — слишком высоко. Внизу она увидела Попидия, который поднимался по ступеням, подталкивая вперед мать, Тедию.

— Попидий! — крикнула она, и он остановился и обернулся. Она помахала ему рукой. — Помоги! Отец меня запер!

Он шагнул к ней, но тут что-то ударилось о черепичную крышу и отскочило в сад. Это был камень — небольшой, с детский кулачок. Второй попал в беседку. И вдруг наступила темнота, и камни посыпались градом. Попидия било по голове и плечам. Камни были с виду легкие, похожие на окаменевшие губки. Но били они чувствительно. Словно попал под град — под град теплых камней. Не обращая внимания на крики Корелии, Попидий кинулся под крышу атриума.

Корелия укрылась от камней в комнате. Последнее, что она видела, — клубы пыли, а потом свет померк, наступила непроглядная тьма, и слышен был только грохот.

В Геркулануме жизнь протекала как обычно. Солнце сияло, небо и море переливались голубизной. Добравшись до дороги, шедшей вдоль берега, Аттилий увидел рыбаков, забрасывавших в море сети. Даже шум с гор казался не таким угрожающим — это был отдаленный гул, катившийся вместе с облаком пыли в сторону Суррента.

За городскими воротами собралась толпа зевак, и парочка предприимчивых торговцев продавала желающим вино и лепешки. По дороге уже брели беженцы — в основном пешком, некоторые с повозками, нагруженными домашней утварью. Сидевший на камне мужчина спросил, каково там.

— Там темно, как ночью, — ответил кто-то. — А в Помпеях, должно быть, и того хуже.

Вспомнив о Корелии, Аттилий вздрогнул. Когда он заставил ее покинуть акведук, он думал, что отправляет ее в безопасное место. А вышло наоборот. Все, что извергалось из Везувия, ветер гнал как раз в сторону Помпей.

— Не надо туда, — сказал мужчина. — Не проедешь.

Но Аттилий уже развернул лошадь.

Толпа на дороге становилась все гуще. Море словно вскипало. Впереди, на дороге, гремели камни. Лошадь Аттилия остановилась, опустила голову и отказывалась тронуться с места. Внезапно туча, которая была примерно в километре от них, понеслась вперед. Небо потемнело, день в мгновение померк, и на Аттилия обрушился град из кусков окаменевшего пепла. Завизжали женщины. Его лошадь спрыгнула в ров и поскакала по нему. И тут град прекратился, и снова засияло солнце.

Все прибавили шагу, торопясь укрыться от настигавшего их ужаса. Нельзя было пробраться не только по дороге в Помпеи, теперь паника охватила и тех, кто уже приближался к Геркулануму.

Толпа разделилась на две части — кто-то стремился в город, а кто-то шел в обход. Но на море, заметил Аттилий, рыбаки по-прежнему занимались своим делом. Если удастся нанять корабль, можно попробовать добраться до Помпей с юга. Бессмысленно пытаться сделать это на пристани в самом Геркулануме, но, возможно, на вилле Педия Каска — сенатора, покровительствующего философам, — ему удастся раздобыть судно.

Он доскакал до ворот виллы Кальпурния. Из-за угла появился раб, толкавший перед собой тележку со свитками.

— Где сенатор?

— Он в Риме. — Юный раб был напуган до смерти.

— А твоя госпожа?

— У бассейна.

Вокруг сновали люди: рабы, ученые в белых одеждах, все они бегали с охапками бумаг, складывали их в сундуки, а несколько женщин стояли поодаль и глядели на бурю, бушевавшую вдалеке. Камнепад у Геркуланума был по сравнению с ней легкой шалостью. Рыбаки бросили свое занятие — волны становились все сильнее. Некоторые из женщин рыдали, но пожилая матрона в синем платье, стоявшая в центре, сохраняла спокойствие. Аттилий направился к ней. Он помнил ее — это была та самая женщина в ожерелье из гигантских жемчужин.

— Ты — супруга Педия Каска?

Она кивнула.

— Я Марк Аттилий, смотритель водопровода. Два дня назад я встречался с твоим мужем на вилле командующего. Я пришел просить тебя о помощи. Мне нужен корабль.

— Будь у меня корабль, я бы здесь не сидела. Мой муж вчера отправился на нем в Рим.

Аттилий развернулся и пошел прочь.

— Погоди! — окликнула она его. — Ты должен нам помочь.

— Я ничего не могу сделать.

— За себя я не боюсь. Но мы должны спасти библиотеку.

— Моя главная забота — люди, а не книги.

Он пошел вверх по дорожке к дому.

— Стой! — Она побежала за ним. — Куда ты?

— Иду искать лодку.

— У Плиния есть. Под его началом огромный флот. Иди за мной!

Да, похоже, силой воли эта женщина могла помериться с любым мужчиной. Он поднялся следом за ней в библиотеку. Большинство полок были пусты.

— Здесь хранились свитки, которые мои предки привезли из Греции. Сто двадцать пьес одного только Софокла. Труды Аристотеля, написанные его собственной рукой. — Она схватила его за руку. — Каждый час рождаются и умирают тысячи людей. Что значим мы? Великие труды — вот что должно остаться после нас. Плиний поймет это. — Она села за стол, окунула перо в бронзовую чернильницу. — Отвези ему это письмо. Передай, что Ректииа просит о помощи.

ХОРА НОНА — 15 ЧАСОВ 32 МИНУТЫ

До Мизенума Аттилий добрался за два часа. Когда он обогнул северную часть залива и начал спускаться к Неаполю, то снова увидел Везувий слева от себя, и это было изумительное по красоте зрелище. Центральный ствол окутывал полупрозрачный цилиндр белой пыли, касавшийся краями нижней части грибовидного облака, нависшего над заливом.

В Неаполе никакой паники не наблюдалось. На холмах за городом он видел красные кирпичные аркады водопровода Августа — здесь он выходил на поверхность. Интересно, подумал он, идет ли вода. И что там с его людьми? Но в основном он думал о Корелии — вспоминал, как она откинула волосы, садясь на лошадь, как ускакала по дороге, навстречу судьбе, которую выбрал ей не рок, а он, Аттилий.

Больше всего Плиний был озабочен тем, что все кончится до того, как он успеет добраться в Помпеи. Чтобы вести более точные наблюдения над «Явлениями», как он это назвал, он велел принести и установить на палубе либурнии свои водяные часы. А сам тем временем искал в библиотеке все упоминания о Везувии. В первом же труде, к которому он обратился, в «Географии» Страбона, он прочитал: «Местность выглядит так, словно здесь был пожар, имеются выжженные воронки...» Почему он не замечал этого прежде? Он подозвал Гая:

— Видишь? Он сравнивает эту гору с Этной. Но как такое возможно? На Этне кратер в три километра шириной. Я видел это собственными глазами. Никто не сообщал ни о каких пожарах на Везувии.

— Он пишет, что огонь «затухал из-за недостатка топлива». — заметил Гай. — Может быть, на горе появилось что-то горючее и огонь ожил? Не поэтому ли в воду акведука попала сера?

Плиний взглянул на него с уважением. Юноша прав. Должно быть, так и есть. Сера в таких случаях — необходимое топливо

Он встал.

— Мне нужно на корабль! А ты, Гай, возвращайся к своим занятиям.

Опершись на руку секретаря, командующий вышел из библиотеки.

Аттилий проскакал мимо Запруды чудес, мимо дороги в порт и, спускаясь по крутому склону к вилле командующего, увидел отряд моряков, расчищавших дорогу для повозки Плиния. Он быстро спешился.

— Командующий! Я — Марк Аттилий!

— Смотритель водопровода? — Плиний дал знак остановиться.

— Случилась катастрофа, командующий. Гора извергается... идет град из камней... — Он облизнул пересохшие губы. — Оплонтис и Помпеи погребены. Я прискакал из Геркуланума. У меня для тебя послание от супруги Педия Каска.

— От Ректины? — Плиний взял письмо, взломал печать, прочитал его дважды, и лицо его помрачнело. — Это правда? — спросил он. — Вилле Кальпурния грозит опасность?

— Как и всему побережью, командующий. Опасность следует за ветром. Все дело в том, куда он подует.

Плиний обратился к секретарю, стоявшему рядом:

— Где Антий?

— На пристани, командующий.

— Нам надо торопиться. Садись, Аттилий. — Он дернул за кольцо сбоку. — Вперед! — И повозка помчалась вниз. — Теперь расскажи обо всем, что ты видел.

Аттилий попытался сосредоточиться и передать свои впечатления. Вершина горы поднялась. Но взрыв этот был кульминацией, а до того случилось много необычного: сера в почве, облака ядовитого газа, подземные толчки, выгиб земли на ветке акведука, исчезновение местных источников. И все это взаимосвязано.

— Однако никто из нас этого не распознал, — покачал головой Плиний.

— Это не совсем так, командующий. Об этом догадался выходец из города близ Этны, мой предшественник Экзомний.

— Экзомний? — насторожился Плиний. — Тот самый, что спрятал четверть миллиона денариев на дне водохранилища? — Он заметил удивление на лице Аттилия. — Это обнаружилось сегодня утром, когда ушла вся вода.

Они приехали на пристань. Аттилий увидел «Минерву», готовую к отплытию, и задумался о том, как лучше всего рассказать обо всем командующему. Но едва он начал, Плиний прервал его.

— До чего же мелок и жаден человек! — отмахнулся он. — Но какое все это имеет значение сейчас? Составь отчет к моему возвращению. А что акведук?

— Мы его починили, командующий.

— Значит, ты хорошо поработал, смотритель. Обещаю, об этом будет доложено в Рим. Теперь иди к себе, отдохни.

Торкват стоял у сходен «Минервы» и разговаривал с капитаном Антием и еще семью моряками. Увидев повозку командующего, они встали навытяжку.

— Командующий, с твоего позволения я бы отправился с тобой, — сказал Аттилий.

Плиний посмотрел на него с удивлением, усмехнулся и похлопал его по колену:

— Ученый! Ты такой же, как я! Я это с первой минуты понял. Нам сегодня предстоят великие дела, Марк Аттилий! — Он раздавал приказы, даже когда секретарь помогал ему выйти из повозки. — Торкват! Мы отплываем немедленно! Антий! Объявить общую тревогу! Пусть передадут в Рим от моего имени: «Везувий взорвался в седьмом часу. Жители побережья под угрозой. Я отправляю флот на спасение выживших».

Когда «Минерва» отправилась в путь, водяные часы командующего показывали середину девятого часа. На палубе командующему поставили удобное кресло с высокой спинкой, и отсюда он наблюдал всю картину. Антий пообещал ему, что двадцать кораблей будут готовы немедленно.

«Минерва» проплыла мимо стоявших на якоре кораблей, миновала скалы, окружавшие пристань. И перед ними открылось то, что творилось в заливе.

Плиний вцепился в подлокотники. Несколько мгновений он от возбуждения не мог вымолвить ни слова, но тут же взял себя в руки и вернулся к своим обязанностям ученого.

— Позади мыса Посилипон, — начал диктовать он, — Везувий и ближайшее побережье окутаны тучей серо-белого цвета с черными разводами. Над всем этим возвышается огромная колонна — будто бы огненные недра земли вышли наружу и устремились к небесам. Колонна эта растет, словно что-то непрерывно выталкивает ее вверх. Но на самом верху она под собственной тяжестью расползается в стороны. Ты со мной согласен, смотритель? — обернулся он к Аттилию. — Это из-за веса?

— Из-за веса, командующий, — крикнул в ответ Аттидий. — Или из-за ветра.

— Верно подмечено. Запиши это, Алексий. На большой высоте ветер, по-видимому, сильнее, и он гонит все на юго-восток. — Он подозвал к себе Торквата. — Надо воспользоваться направлением ветра, капитан, и идти на всех парусах!

Плиний показал налево:

— Вот наша цель, капитан. Геркуланум! Ведите корабль прямо к вилле Кальпурния.

— Слушаюсь, командующий! Рулевой, курс на восток!

Корабль накренился, на Аттилия посыпался сноп брызг.

Он этому только обрадовался — утер пыль с лица, пригладил волосы.

— Наблюдения десятого часа, — диктовал Плиний. — Вблизи явление похоже, на огромную дождевую тучу, которая все больше чернеет. Как в случае с бурей: если ее наблюдать с расстояния в несколько километров, можно разглядеть отдельные струи дождя, скользящие, как дым, по темной поверхности. Однако, судя по словам смотрителя водопровода Марка Аттилия, это не дождь, а камни. Подойди сюда, смотритель, — позвал Плиний. — Опиши еще раз, что ты видел.

Аттилий стал рассказывать все заново, но тут тучу пронзила молния — не белая, а алая. Она застыла в воздухе, как налитая кровью артерия.

— Добавь это к списку явлений, — сказал Плиний.

Небо потемнело. Справа от них в море посыпался град камней. Квадриремы почти исчезли из виду, кругом со свистом падали камни.

Начался хаос, но Торкват успевал повсюду, раздавая приказы. Матросы кинулись на палубу. Паруса убрали. Рулевой взял левее. Мгновение спустя с неба сорвался раскаленный шар, задел верхушку мачты, прокатился по рее и свалился в море, оставляя за собой клубы серного дыма. По спине Атти-лия барабанили камни, он слышал, как они стучат по палубе. Должно быть, «Минерва» попала под край тучи, Торкват пытался вывести ее из опасного места, и наконец это ему удалось. Упали последние несколько камней, и они снова оказались на свету.

Он услышал кашель Плиния, открыл глаза и увидел, что командующий стоит и отряхивает тогу. В руке у него была пригоршня камней, и, сев в кресло, он принялся их изучать. «Минерва» по-прежнему шла прямо на Геркуланум, до которого оставалось чуть больше километра, но ветер усиливался, и море стало беспокойным. Рулевой пытался держать курс, но волны с силой бились о левый борт.

— Встреча с явлением, — спокойно произнес Плиний. — Ты записываешь? Сколько сейчас времени?

Алексий склонился над водяными часами.

— Механизм сломан, командующий. — Голос его дрожал.

— Не важно. Скажем, одиннадцатый час. — Плиний поднес к глазам один из камней. — Материал пузырчатый, это пемза. Серо-белого цвета. Легкая, как пепел, падает кусками не больше человеческого пальца.

К ним подошел Торкват:

— Командующий, ветер гонит нас прямо на бурю, надо разворачиваться.

Плиний словно не слышал его.

— Пемза похожа не на камень, а на застывшие кусочки ледяного облака. — Он вытянул шею и взглянул за борт. — Плавает по поверхности моря, как лед. Видите? Поразительно!

Аттилий видел, что море покрыто ковром из камней. Весла разгоняли их, но тут же появлялись новые. Некоторое время они двигались дальше, гребцам становилось все труднее — мешал не ветер, а ковер из пемзы. Ближе к берегу он уже был до метра толщиной. Гребцы беспомощно взмахивали веслами, но ничего не могли поделать — и корабль понесло ветром к камненосной туче. Вилла Кальпурния была совсем рядом. Аттилий видел людей на берегу, сундуки с книгами, белые тоги фи-лософов-эпикурейцев.

Корабли флотилии оказались разбросанными по морю. И тут снова стемнело, опять посыпалась пемза.

— Корабль потерял управление! — прокричал Торкват. — Всем покинуть палубу! Смотритель, помоги мне увести его!

— А мои записи? — возмутился Плиний.

— Твои записи у Алексия, командующий.

ВЕСПЕРА — 20 ЧАСОВ 02 МИНУТЫ

Под палубой «Минервы» было темно и душно, они сидели на корточках и слушали, как барабанят по доскам камни. В воздухе стоял густой запах пота двухсот матросов. Корабль мотало из стороны в сторону. Делать что-нибудь было бессмысленно: они даже не знали, в какую сторону их несет. Оставалось одно — терпеть, и каждый погрузился в собственные мысли.

Аттилий не мог даже предположить, сколько времени это продолжалось. Может, час, может, и два. Он слышал, как поблизости тяжело дышит Плиний, Алексий сопел, как ребенок. Грохот камней о палубу сначала был громким, потом, когда нападало уже несколько слоев, стал глуше. Он думал о том, что могут проломиться доски или корабль, не выдержав неожиданного груза, пойдет на дно. Он чувствовал, что корабль кренится набок, и вскоре кто-то справа панически закричал — вода заливалась в отверстия для весел.

Торкват велел всем соблюдать тишину, а потом отправился с отрядом матросов на палубу сбрасывать камни за борт. Он поднялся по лесенке к крышке люка и пытался приподнять ее, но у него ничего не получалось.

— Мне нужно двадцать человек! — крикнул Торкват. — Первые пять скамей гребцов — за мной!

Аттилий выбрался за ним следом — под камнепад. Пемза стала другой — она была коричневатой. Торкват схватил его за руку и показал вперед. Аттилий, приглядевшись, увидел желтые мигающие огни.

— Мы рядом с берегом! — прокричал капитан. — Надо попытаться развернуть корабль. Помоги мне с рулем! — Он обернулся и толкнул ближайшего из матросов к люку. — Иди вниз и вели, чтобы гребцы взялись за весла и гребли что есть мочи! А остальным — поднять парус!

Он кинулся на корму, Аттилий, пригнув голову, последовал за ним. Ноги утопали в грудах пемзы, которой была усыпана палуба. Корабль сидел так низко, что казалось, будто по камням, плавающим на поверхности, можно дойти до берега. Он поднялся на палубу юта и вместе с Торкватом взялся за огромное весло, которое служило рулем либурнии. Но и вдвоем они не сумели его сдвинуть.

Он увидел, что внизу поднимается парус, услышал шум бьющегося в него ветра, и тут же раздались первые удары весел. Руль чуть поддался. Торкват толкал его, а Аттилий приподнимал. И потихоньку деревянная рукоять поддалась. Либурния на мгновение застыла, но тут порыв ветра погнал их дальше. Он снова услышал внизу стук, весла заработали ритмично, и из мрака показались очертания берега.

Руль вдруг пошел на удивление легко, и Торкват нацелил его на берег. Они пробрались через завалы пемзы, и ветер гнал их прямо к суше.

— Держись! — крикнул Торкват, и через мгновение нос задел за скалу, и Аттилий полетел на палубу.

Было темно — но не из-за извержения, а потому, что наступили сумерки. Камни падали редко, но их стука почти не было слышно из-за воя ветра и грохота волн. Плиний вылез из люка и, опираясь на Алексия, шел по палубе.

— Что ж, нам повезло, смотритель. Видишь, где мы? Я отлично знаю это место. Это Стабии — милый городок, где можно отлично провести вечер. Торкват! — позвал он капитана. — Предлагаю остаться здесь на ночь.

Торкват посмотрел на него как на безумца:

— А у нас нет другого выхода, командующий. Ни один корабль не может тронуться в путь при таком ветре.

Плиний взглянул на огни городка. От берега его отделяла лишь дорога, по которой шли толпы беженцев. На берегу же собралось человек сто с пожитками. Они искали в море спасение, но им оставалось только стоять и смотреть на бушевавшие волны. Один пожилой толстяк стоял поодаль, в окружении слуг, и Аттилию он показался знакомым. Плиний тоже его заметил.

— Это мой друг Помпоний, — сказал он. — Он всегда всего боится. Надо его как-то поддержать. Помоги мне сойти на берег.

Аттилий спрыгнул в воду, Торкват за ним. Снять с корабля человека такой комплекции, как Плиний, было непросто. С помощью Алексия Плиний наконец сел на борт и соскользнул в воду. Они помогали ему держаться на поверхности, но у берега он отстранил их и вышел, пошатываясь, сам.

— Вот старый упрямец, — буркнул Торкват, глядя, как тот обнимает на берегу Помпония. — Умница, храбрец, но до чего ж упрям!

Аттилий взглянул в сторону Везувия, но в темноте разглядеть ничего не мог.

— До Помпей далеко? — спросил он.

— Пять километров, — ответил Торкват. — Или чуть меньше. Похоже, им, беднягам, досталось больше всех.

Он побрел к берегу, оставив Аттилия одного. Если от Стадий до Помпей пять километров, а оттуда до Везувия еще восемь, выходит, эта чудовищная туча была длиной тринадцать километров и не менее восьми шириной. Если Корелия не спаслась в числе первых, надежды на то, что она выжила, нет.

Вилла Помпония находилась совсем недалеко от дороги, и Плиний предложил вернуться туда всем вместе. Аттилий, подходя к ним, слышал их спор. Помпоний испуганно возражал, но Плиний и слушать его не хотел.

— Ждать здесь смысла нет, — сказал он. — К тому же, если погода и ветер позволят, ты можешь плыть с нами. — Голос его звучал настойчиво. — Ну же, Ливия, держи руку.

И с женой Помпония с одной стороны и Алексием с другой он пошел по дороге.

У самых ворот виллы все началось снова. Сначала упало несколько камней, а затем они посыпались как из ведра — по кустам мирта, по мощеному двору. Кто-то навалился на Аттилия сзади, он толкнул человека, шедшего впереди, и они вместе протиснулись в дверь пустой, темной виллы. Люди стонали, натыкались на мебель. Он услышал женский крик и грохот.

В последующие несколько часов командующий проявил такую отвагу, которую' все, кто выжил, запомнили навсегда. Они расположились за столом впятером — Плиний, Помпоний, Ливия, Торкват и Аттилий. Еды было немного — огонь не разводили, и с кухни подали холодное мясо, птицу и рыбу, но Помпоний по подсказке Плиния возместил недостаток угощения вином. Он приказал принести двухсотлетнего фалернского вина, сделанного во времена консульства Люция Опимия. Это был последний оставшийся кувшин.

— Хранить его дальше нет смысла, — мрачно заметил хозяин.

Когда командующий объявил, что отправляется спать, остальные решили, что он шутит. Но он уверил их, что говорит совершенно серьезно. Он научился заставлять себя спать усилием воли — даже в седле, в холодном германском лесу. А это что? Так, пустяки. И он пожелал всем спокойной ночи.

Смотритель прислонился к стене и смотрел на дождь из пемзы. Он заметил, что звук падающих камней стал резче и земля под ногами задрожала. Опустив факел, он вышел из-под навеса, и тут же его больно ударило по руке. Аттилий поднял камень и рассмотрел его на свету.

Он был серее, чем предыдущие, плотнее, крупнее и бил с гораздо большей силой. Град из белых камней был неприятным, но не столь опасным. А от удара такого камня можно и сознание потерять. Аттилий отнес камень в зал и показал Торквату.

— Плохо дело, — сказал он. — Камни стали тяжелее. — И обратился к Помпонию: — Какие у вас крыши? Плоские или наклонные?

— Плоские, — ответил Помпоний. — Они идут уступами.

— А дом старый?

— Наша семья живет в нем больше ста лет. А почему ты спрашиваешь?

— Здесь небезопасно. Если на старое дерево навалить столько камней, опоры рано или поздно рухнут. Нам лучше выйти наружу.

Торкват повертел в руках камень.

— Наружу? Под это?

— Но у нас же есть подушки, — сказала жена Помпония Ливия. — Простыни, одеяла. Есть чем защититься от камней.

— Тогда вернемся на берег, — сказал Торкват.

Ливия велела рабам принести подушки и белье, а Аттилий поспешил обратно во двор. Он услышал храп Плиния, начал колотить в дверь, но ее уже успело снова завалить камнями. Он убрал их, открыл наконец дверь и вошел. Подхватив Плиния под мышки, он поставил его на ноги и, взвалив себе на спину, потащил к двери. Едва переступив порог, он услышал, как сломалась балка и кусок крыши рухнул на пол.

Они накрыли головы подушками, привязали их лоскутами, оторванными от простыней. Затем каждый взял лампу или факел, и, положив руку на плечо впереди идущего, они двинулись к берегу, Торкват в шлеме возглавлял шествие.

Кругом стоял невообразимый шум — грохотали камни, ревело море, с треском рушились крыши. Они продвигались медленно, увязая в пемзе, да и командующий шел еле-еле — сильно задыхался. Он держался за Алексия, а сзади ему помогал Аттилий.

На дороге беженцев уже не было, но где-то на берегу горел огонь, и Торкват повел их туда. Несколько жителей Стабий и матросы с «Минервы» разломали одну из уже ненужных лодок и развели костер. При помощи веревок, паруса с либурнии и десятка весел они соорудили шатер. Под ним уже собралась толпа из нескольких сотен человек. Они не желали пускать к себе вновь прибывших, и началась потасовка, но Торкват крикнул им, что здесь командующий Плиний и он велит распять любого, кто не подчинится его приказу.

Толпа неохотно расступилась, и Алексий с Аттилием усадили Плиния на песок у самого входа. Он слабым голосом попросил воды и, сделав глоток, закашлялся и повалился на бок. Алексий осторожно отвязал подушку и положил ему под голову. Он взглянул на Аттилия, но тот лишь пожал плечами Он не знал, что сказать. Видно было, что старику этого не пережить.

Аттилий заглянул внутрь шатра. Люди стояли стеной, не могли даже пошевелиться. Под весом пемзы крыша опускалась все ниже, и время от времени двое матросов веслами смахивали с нее камни. Плакали дети. Сколько же они так выдержат?

Он отвязал с головы подушку, утер пот и услышал, как кто-то позвал его по имени. В темноте он сначала не понял, кто это. Только когда человек сказал: «Это я, Люций Попидий», он узнал одного из эдилов Помпей.

Аттилий схватил его за руку:

— А Корелия? Она с тобой?

— Я хотел ее взять. Но этот безумец запер ее в комнате.

— И ты ее бросил?

Аттилий оттолкнул его и пробрался к выходу. Камни засыпали костер, и наступила тьма.

ИНКЛИНАЦИО — 0 ЧАСОВ 12 МИНУТ

Свет медленно перемещался справа налево. Серп светящегося облака, как Плиний описал его, катился по западному склону Везувия, оставляя за собой огненный след. Иногда появлялись отдельные горящие точки — это полыхали дома и виллы. Огнем были объяты целые рощи. Оранжево-красные языки пламени прорезали тьму. Серп двигался довольно долго — за это время можно было успеть сосчитать до ста, — затем он вспыхнул напоследок и погас.

В Стабиях на берегу сразу запахло пеплом и серой. Один из матросов, который счищал веслом камни, крикнул, что камни больше не падают. Гора словно нашла иной выход своей страшной энергии, и это был уже не камнепад, а огненная лавина. И тут он принял решение. Лучше умереть, пытаясь хоть что-то сделать, чем прятаться. Он схватил подушку и накрыл ею голову. Торкват спросил его, зачем он это делает.

— Я ухожу.

— Уходишь? — Плиний пристально посмотрел на него. — Ты этого не сделаешь. Я тебе запрещаю.

— При всем моем уважении к тебе, командующий, должен сказать, что я подчиняюсь Риму, а не тебе.

Торкват снял шлем.

-— Возьми. Металл защищает лучше перьев.

— Спасибо. — Аттилий пожал ему руку. — Удачи вам.

— Куда ты? — попробовал остановить его Плиний.

Аттилий шагнул наружу. Мелкие камешки застучали по шлему. Кругом было темно, если не считать нескольких факелов, горевших у шатра, и полыхавшего вдалеке Везувия.

— В Помпеи.

Торкват говорил, что от Стабий до Помпей пять километров — час ходу по хорошей дороге в пригожий день. Но гора изменила законы времени и пространства, и Аттилий долгое время будто топтался на месте.

Он без труда свернул с берега на дорогу, огонь указывал цель. Он знал, что, если будет идти не сворачивая, рано или поздно попадет в Помпеи. Но он шел против ветра, пемза летела ему в лицо, в рот и в ноздри забивалась пыль. При каждом шаге он утопал по колено в камнях — словно пытался влезть на кучу гравия.

В какой-то момент на вершине Везувия опять появился полумесяц света, скатившийся вниз почти по той же траектории. И после этого камнепад немного стих. Но на сей раз этот светящийся серп не разжигал пожары, а скорее, тушил старые.

Факел начал гаснуть. Сгорела почти вся смола. Он двинулся вперед так быстро, как только мог, потому что без факела ему было не пройти. А когда факел все-таки погас, стало по-настоящему страшно. Он не видел даже собственной руки, поднесенной к глазам.

На Везувии теперь поблескивали лишь отдельные искорки. Еще одна вспышка алой молнии осветила снизу черную тучу.

Он уже не понимал, в каком направлении движется. Он был совершенно один, увяз по колено в камнях, и земля вокруг дрожала. Он выбросил факел и упал лицом вниз, лежал, вытянув руки, чувствуя, как его потихоньку засыпает пемзой, и ему было хорошо и спокойно — как будто он маленький, лежит в кровати, укрытый теплым одеялом, Он прижался щекой к теплому камню и расслабился.

Разбудили его жара и запах гари.

Сколько он проспал, он не знал. Довольно долго — потому что его почти засыпало камнями. Он лежал в собственной могиле. Он в панике попытался высвободить руки, камни, давившие на плечи, ссыпались.

Вдалеке он увидел уже знакомый серп. Но на сей раз он не катился справа налево, он летел поперек, прямо на него. Сразу за серпом начиналась тьма, которая через несколько мгновений взорвалась огнем — жар нашел себе новое топливо на южном склоне горы. А перед ней катилась влекомая горячим ветром волна — да, на месте Плиния он изменил бы метафору, потому что это было уже не облако, а именно волна — кипящая волна жара, опалившая ему щеки и глаза. По запаху он понял, что обожжены и волосы.

ДИЛУКУЛЮМ — 6 ЧАСОВ 00 МИНУТ

Аттилий снял шлем и, орудуя им как черпаком, стал раскапывать пемзу. Через некоторое время он уже мог разглядеть очертания своих рук. Такая вроде бы мелочь — увидеть собственные руки, но он чуть не заплакал от радости. Наступало утро. Начинался новый день. И он все еще был жив.

Он высвободился, встал на ноги. На Везувии вновь заполыхало, и он сразу сообразил, куда ему идти. Сквозь завесу пыли он разглядел очертания низких стен, но, подойдя поближе, понял, что это не ограды, а засыпанные здания: он шел по улице на уровне крыш. Пемзы насыпалось метра на два с половиной.

Невозможно было представить, что кто-то выжил в этом аду. Однако — выжили. Он видел их не только у городского вала, он видел их и теперь — они вылезали из ям, из-под погребенных домов. Они стояли в предутреннем сумраке, отряхивали пыль с одежды, смотрели на небо.

Камни перестали падать — изредка пролетал один-другой. Но Аттилий был уверен, что это повторится. Он уже вычислил закономерность. Чем больше волна горячего воздуха на склонах, тем больше, кажется, она забирает энергии у бури и тем дольше затишье, но потом все начинается заново. Кроме того, мощность волн нарастает. Первая, по-видимому, прошла по Геркулануму, вторая — дальше, в море, третья докатилась почти до самих Помпей. Четвертая может снести весь город. У него оставалось совсем мало времени.

Аттилий дошел до вершины склона, брел в тусклом свете, пока не нашел угол чего-то каменного и, обойдя его, не оказался в узком проходе. Это было все, что осталось от Стабийских ворот, главного входа в город. Значит, он недалеко от дома Попидия.

Он увидел нескольких лошадей, застывших на бегу, и тупо на них уставился, пока не понял наконец, что это памятник на перекрестке. Он снова пошел вниз, мимо того, что было еще недавно пекарней, и наконец добрался до виллы Попидия.

Ему удалось протиснуться в окошко, выходившее в проулок, и он начал выкрикивать имя Корелии. Никаких признаков жизни не было.

По стенам верхних этажей все еще можно было распознать оба дома. Крыша атриума рухнула, а плоскость рядом с ним — это был, наверное, бассейн. Он заглянул в окна комнат второго этажа. Разглядел обломки мебели, разбросанную утварь, обрывки занавесей. Там, где был прежде балкон, он увидел пустую птичью клетку, прошел оттуда в пустую комнату без крыши. Похоже, это была девичья комната. Рассыпанные украшения, гребень, разбитое зеркало, кукла... Он поднял с кровати кусок ткани — это был плащ. Он подергал запертую дверь и, сев на кровать, рассмотрел плащ повнимательнее.

Вертя плащ в руках, он пытался представить, что стал бы делать Амплиат. «Он всех нас хотел посадить под замок!» — сказал Попидий. Вероятно, он перекрыл все выходы и велел им отсидеться внутри. Но когда стали рушиться крыши, Амплиат должен был догадаться, что старый дом станет для них западней. Из города он бы не ушел: это не в его характере. Нет, он наверняка попытался бы увести семью в безопасное место.

А где может быть безопасно? Какая крыша может выдержать груз камней? Только не плоская. Что-то построенное современным способом. Что-то с куполом.

Он бросил плащ и выскочил на балкон.

На улицах были уже сотни людей. Некоторые просто бесцельно бродили — потерянные, испуганные, обезумевшие от горя. Другие же пытались изыскать способ укрыться. Горше всего было слышать выкрикиваемые в полутьме имена. Видел ли кто Фелицио, Ферузу, Аппулею — жену Нарцисса? Родители потеряли детей. Факелы высвечивали лицо Аттилия — вдруг он чей-то муж, брат, отец? Он отмахивался, не отвечал ни на какие вопросы, он шел к воротам Везувия.

На углу четвертой улицы стояли лавки, засыпанные на три четверти. Он поднялся на низкую крышу и увидел девять высоких окон бань Амплиата, в которых горели лампы и факелы. Он увидел внутри людей.

Аттилий спустился вниз и пошел туда. Подойдя поближе, он понял, что это рабы, разгребавшие в трех главных залах пемзу лопатами. За ними присматривал Амплиат, понукая их, чтобы работали быстрее. Аттилий несколько мгновений наблюдал за этим из темноты, а затем стал подбираться к средней зале, тепидарию, за которой находилась парная с куполом.

Он не мог войти незамеченным, поэтому скрываться не стал и рабы в изумлении уставились на него. На полпути к парной его заметил и Амплиат.

— Смотритель! — крикнул он и бросился ему навстречу. Он шел, широко раскинув руки и улыбаясь.

На левом виске у него был порез, волосы слиплись от крови.

— Нужно немедленно починить акведук. Видишь, все готово. Никаких повреждений. Если будет вода, можем открыться хоть завтра. — Он говорил очень быстро. — Нужно, чтобы в городе хоть что-нибудь работало. Люди захотят помыться — работа-то грязная. Но дело не только в этом. Это место станет символом. Они увидят, что бани действуют, и это придаст им уверенности. А уверенность — основа всего. Но для уверенности нужна вода. Вода — это жизнь. Ты мне нужен, смотритель.

Где Корелия?Корелия? — У Амплиата радостно заблестели глаза. — Хочешь Корелию в обмен на воду?Может быть.Жениться хочешь? Можно это обдумать. — Он махнул рукой. — Там она. Но я хочу, чтобы мои юристы составили контракт.

Аттилий развернулся и пошел по узкому проходу в лаконик. На каменных скамьях парной сидели Корелия, ее мать и брат. Напротив — Скутарий и привратник Массаво. Вторая дверь вела в бани. Корелия подняла голову и увидела Аттилия.

Надо уходить, — сказал он. — Быстрее!

Амплиат загородил дверь.

Ну уж нет! — сказал он. — Никто не уйдет! Мы пережили самое худшее. Сейчас не время бежать.Слушай, — обратился Аттилий к Корелии. — Главная опасность — это не камни. Когда они перестают падать, с горы несутся огненные ветры, разрушающие все на своем пути.Нет-нет! — настаивал Амплиат. — Здесь мы в полной безопасности. Поверь мне. Здесь стены метровой толщины.В парной вы не боитесь жары? — Аттилий обращался уже ко всем. — Не слушайте его. Если пойдет горячая волна, вы здесь испечетесь. Корелия!

Он протянул ей руку. Она бросила взгляд на Массаво. Они здесь под охраной, догадался Аттилий.

Никто никуда не уйдет! — повторил Амплиат. — Массаво!

Аттилий схватил Корелию за руку, но Массаво успел загородить дверь, а когда Аттилий попробовал его отпихнуть, схватил его за горло. Аттилий отпустил Корелию и попытался высвободиться.

Он слышал, как Амплиат велит Массаво свернуть ему шею, а затем рядом с его ухом полыхнуло пламя, Массаво заорал и выпустил его. Он увидел Корелию с факелом в руках и Массаво на коленях. Амплиат звал ее по имени, почти умолял, тянул к ней руки. Она развернулась и замахнулась факелом на отца, а затем проскользнула в дверь и позвала Аттилия за собой.

Они выскочили в окно и спрыгнули вниз, на камни. Оглянувшись, он увидел, что двор пуст, и решил, что Амплиат не стал за ними гнаться, но ошибся. В окне появились Массаво и его хозяин. Из окон выпрыгнуло с десяток людей с метлами и лопатами.

Казалось, они целую вечность пробирались по крыше, слезали с нее на улицу. Их заметил один раб и крикнул об этом остальным. Аттилий, приземлившись, почувствовал острую боль в колене. Он взял Корелию за руку и дохромал до дороги, где они укрылись в тени стены. Сзади показались люди Амплиата с факелами. Дорога к Стабийским воротам была отрезана.

Ему показалось, что надежды нет. Они в западне — с одной стороны Везувий, с другой — их преследователи. Взглянув на гору, он увидел, как на том же самом месте горы, откуда идут волны, разгорается свет. Ему в голову пришла одна мысль, показавшаяся поначалу абсурдной, но потом он удивился тому, что не додумался до этого раньше.

Он снова посмотрел на гору. Никаких сомнений. Свет разгорался все сильнее.

Бежать можешь? — шепнул он Корелии.Да.Тогда беги со всех ног!

Они отошли от стены. Люди Амплиата стояли к ним спиной и смотрели в сторону Стабийских ворот. Он слышал, как Амплиат раздает приказы:

Вы двое — в проулок, вы трое — вниз по холму.

Они пробирались по горам пемзы. Он стиснул зубы, стараясь не думать о боли в ноге, и Корелия была быстрее его. Он ковылял за ней, и тут раздался крик Амплиата:

Вон они! За мной!

Однако, когда они добрались до угла, Аттилий оглянулся и увидел только один факел.

Трусы! — вопил Амплиат. — Чего вы боитесь?

Но было ясно, чего они испугались. С Везувия катилась огненная волна, которая росла не вверх, а вширь, и только безумец побежал бы ей навстречу. Аттилий чувствовал жар всей кожей. Ветер поднимал вихри пепла и мусора. Корелия оглянулась на него, но он велел ей идти вперед. Оставалось немного. На фоне светлевшего неба были четко видны ворота Везувия, а за ними квадратное здание водохранилища.

Аттилий сбил замок с двери и втолкнул Корелию внутрь. Он слышал шум воды, нащупал края водохранилища, вступил в воду, которая была ему по пояс, потянул Корелию за собой. Нащупав решетку, он открутил болты, поднял решетку, и они с Корелией оказались в туннеле.

— Быстрее!

Слышался страшный рев. Она пробиралась вперед, а он шел следом, держа ее за талию. А потом он накрыл ее своим телом, и в темноте они слышали только запах серы и даже в воде чувствовали нестерпимый жар.

ХОРА АЛЬТЕРА — 7 ЧАСОВ 57 МИНУТ

С холма на Амплиата несся песчаный вихрь. Стены рушились, крыши падали, на него летели кирпичи, доски, тела — но в этот долгий миг перед смертью все двигалось удивительно медленно. И наконец удар настиг его, лопнули барабанные перепонки, загорелись волосы, с него сорвало одежду, и, перевернувшись через голову, он стукнулся о стену.

Он умер в тот самый миг, когда волна достигла бань и, ворвавшись через окна в парную, накрыла и его жену, и сына. Она настигла и привратника Массаво, бежавшего к Стабийским воротам. Она прошла и над публичным домом, куда вернулся Африкан за своим добром и где Змирина пряталась под кроватью Экзомния. Она убила Бребикса, который, когда началось извержение, отправился в школу гладиаторов, чтобы быть рядом со своими бывшими товарищами, и Мусу с Корвином, присоединившихся к нему. Она убила и верного Полита, который укрывался в гавани и вернулся в город, чтобы попытаться помочь Корелии. Менее чем за полминуты она убила две тысячи человек, и их тела застыли в странных позах, чему еще предстояло изумляться потомкам.

Потому что хоть волосы и одежда сгорели мгновенно, пламя быстро затухало из-за недостатка кислорода, а потом все накрыла двухметровая пелена пепла, налетевшего вслед за огненной волной, и она сохранила и город, и несчастных жертв. Пепел затвердел. Нападало еще пемзы. Тела гнили, скрытые от глаз, шли века, и память о том, что здесь некогда жили люди, стерлась. Помпеи стали городом с пустотами вместо людей — кто-то так и остался один, кто-то вместе с близкими, кто-то хватался за свои богатства, кто-то замер с пустыми руками, так они и остались парящими в воздухе на уровне крыш.

В Стадиях ветер, который принесла огненная волна, сорвал парус, служивший крышей шатра, и погнал его по берегу. Люди увидели огненный шар, прокатившийся по Помпеям и направлявшийся прямо на них.

Все побежали, Попидий и Помпоний впереди остальных.

Они бы взяли с собой и Плиния. Торкват и Алексий подхватили его под руки и поставили на ноги. Но командующий уже не мог двигаться, и, когда он велел им оставить его и спасаться самим, они поняли, что другого выхода нет. Алексий собрал записи и повторил свое обещание доставить их племяннику старика. Торкват отдал ему честь. И Плиний остался один.

Дышать было тяжело, стоять на ветру тоже. В воздухе летал пепел, и все светилось. Он закашлялся, грудь пронзила острая боль. Он пошатнулся и упал.

Волна накрыла его.

Извержение продолжалось весь день, шли новые волны огня, громкие взрывы сотрясали землю. К вечеру все поутихло, начался дождь. Вода потушила пожары, воздух очистился от пепла. Дождь смочил равнину и побережье. Он наполнил колодцы, подпитал ручьи, и новые потоки устремились к морю. Река Сарнус потекла по другому руслу.

Когда прояснилось, вновь показался Везувий, но он стал совершенно иной формы. Вместо вершины была теперь впадина — как будто от горы отвалился гигантский кусок.

Тело Плиния нашли на берегу и доставили в Мизенум. «Казалось, он не умер, а просто спит», как сообщал его племянник. Его наблюдения оказались столь точны, что в языке науки появилось новое слово — «плинийский», для описания «вулканического извержения, при котором из жерла вырывается с огромной силой струя газа, поднимается на несколько километров, после чего рассеивается в стороны».

Водопровод Августа продолжал действовать и прослужил еще много веков.

Люди, бежавшие из своих домов на восточный склон горы, под вечер стали возвращаться. Много было рассказов об этом дне. Много историй о чудесном спасении. Говорили, что один человек спрятался па дороге в Стабии в животе дохлой лошади и гак укрылся от жары и камней. Нашли двух чудесных детей — близнецов, которые бродили в золотых одеждах среди развалин. На них не было ни царапины, однако они лишились дара речи. Их отправили в Рим, к императору.

Но чаще всего рассказывали о мужчине и женщине, которые, когда извержение закончилось, появились из-под земли. Говорили, что они, как кроты, прорыли подземные проходы длиной в несколько километров и появились там, где земля не пострадала, мокрые от чистых вод подземного источника, который и защитил их. Рассказывали, что они на закате направились к берегу. По эту историю чаще других принимали за выдумку, и люди здравомыслящие сочли ее просто красивой легендой.

* * *

Роберт Харрис прочитал однажды в «Дейли телеграф», что, по новым данным, при извержении Везувия е 79 году нашей эры не все жители Помпей погибли. Харрис сразу же почувствовал, что можно написать увлекательный роман об этих событиях.

— Извержение началось в час дня, но в первые восемнадцать часов никто не погиб, — говорит Харрис. — С неба сыпался окаменевший пепел, и на следующий день по заваленному по крыши городу бродили две тысячи жителей. И только тогда их накрыла волна газа, летевшая со страшной скоростью с горы. Поскольку все случилось не в одночасье, у людей был выбор — они ведь могли и покинуть город.

Роберт Харрис начинал работать репортером на Би-би-си, затем редактором отдела политики в «Обсервере». Он написал три триллера — «Отечество», «Загадка» и «Архангел», ставшие бестселлерами, и пять научно-популярных книг, в том числе «Торговлю Гитлером» — рассказ о попытке продать в «Санди тайме» поддельные дневники Гитлера. Критики часто называют его романы интеллектуальными триллерами.