– Елизавета Романовна! – Из прострации меня выдернула Лида.
– Чего тебе?
– Я так понимаю, с завтрашнего дня я здесь больше не работаю?
– Подслушивала? – глянула я зло.
– Простите, так уж получилось. Так вот. Вы должны мне за последний месяц зарплату и еще мне положено выходное пособие.
Я уставилась на нее, как на врага народа и вдруг заорала:
– Пошла вон!!! Чтобы через пять минут духу твоего здесь не было!!! Стервятники!!!
Лида попятилась, испугавшись моей истерики.
– Знаете, я человек не злой. Но вам скажу. Так вам и надо! Это вас Бог наказал за ваш дурной характер! А я ведь вас две недели назад от суицида спасла, если помните. И зачем? Не понимаю…
Я удивленно уставилась на нее. Все это время находясь в прострации, я ничего не соображала и ничего не помнила. Кажется, я написалась каких-то таблеток. Не раздумывая я схватила вазу, стоящую рядом на журнальном столике, и запустила в Лиду.
– Убирайся!!!
Она увернулась, ваза разбилась о стену. Вот и отлично, не достанется Рудневу! А она стоит баснословных денег. Но раз уж я не смогу ее вынести отсюда, то и черт с ней.
Я замерла и огляделась. А может, все здесь разбить? Что он мне сделает?
Через полчаса Лида ушла с небольшим чемоданом. Ну вот и прекрасно, она мне никогда не нравилась. Добрая она, видите ли. А я злая. Я злая? Да!!!
Встала, взяла кованую кочергу у камина, подошла к зеркалу, висящему на стене в дорогой золоченой раме, размахнулась и… вдруг бросила туда взгляд. В отражении мне показалось лицо Влада. Я подошла ближе и всмотрелась. Однако там была лишь худая фигура в черном платье, бледное лицо, спутанные русые волосы, зареванные испуганные глаза и нездоровый румянец на впалых щеках. Старуха, смерть с косой, вернее, с кочергой, которой всего-то тридцать один год…
Горько усмехнулась и опустила кочергу. Жизнь разбита, и разбитое зеркало ее не исправит. Ничто уже не исправит мою жизнь…
Я отвернулась, не желая видеть этот ужас – свое отражение в зеркале. Куда делась красотка, которая еще полтора месяца назад блистала на тусовках в клубах и ресторанах? Меня путали с артисткой и даже приглашали сняться в модном журнале, но я отказалась. У меня и так все было. Влад любил меня, ценил мой стиль, умение обустроить быт. Гордился сыном, который был ангелом и очень умным ребенком. И веселым. И жизнерадостным. При воспоминании о маленьком сыне сердце разрывалось на части. Ему было всего шесть лет.
***
Всю ночь я бродила по дому. Мозг пытался призвать к действию. Надо что-то предпринять до утра, завтра придут стервятники и будут следить за каждым моим шагом. Надо что-то предпринять немедленно, иначе с первого июня я стану просто бомжом без средств к существованию. Мне действительно некуда идти. Денег, как выяснилось, тоже нет. И что делать, я не знала.
Еще раз обошла весь дом, поднялась в кабинет Влада и встала у окна. Там, за стеклом прямо на меня надвигалась черная мгла, она приближалась и давила, казалось, еще немного и она накроет меня. Чувствуя, что вот-вот сойду с ума, отвернулась и села за стол. На столе стоял ноутбук, а рядом в рамке фото: Влад, Мишка и я.
Тут же отключила мозг, чтобы не смотреть на них каждую секунду, иначе просто не смогу ничего придумать. Потом взяла рамку и положила в приготовленный чемодан, это первое, что я должна взять с собой. Что еще? Огляделась. Взгляд упал на старый советский проигрыватель. Подарок Влада. Давно не включала. По старой привычке взяла наугад одну их пластинок и вставила в проигрыватель. Хм, надо же работает. Я села в кресло и прикрыла глаза.
Запела Эдит Пиаф:
Padam, padam, padam…
Il arrive en courant derriere moi
Padam, padam, padam…
Il me fait le coup du souviens—toi
Padam, padam, padam…
Под эту музыку мы с Владом танцевали на свадьбе всего семь лет назад… Слезы опять потекли по щекам. Хватит, одернула я себя. Надо думать о том, как продлить свое жалкое существование. Так, в доме денег нет. Все, что было я потратила на похороны и поминки. Все было на высшем уровне, как любил Влад. День похорон я не помнила, все делала на автомате. Снова одернула себя. Не надо об этом думать, это прошлое, надо думать о будущем. Как я буду жить и где? Жить и так совсем не хотелось, а теперь еще и негде…
Я взяла себя в руки, и в первую очередь попыталась найти ключ от банковской ячейки. Но его нигде не было, ни в сейфе, ни в столе, ни в вещах Влада. Хотя зачем он мне? Все равно я не смогу забрать драгоценности – Руднев наверняка поставит в банке наблюдателя. Собрала кое-какие драгоценности, находящиеся в доме, хотя было их совсем немного и не самые дорогие, затем несколько столовых серебряных приборов, небольших, чтобы можно было легко спрятать. Завтра за мной будут следить, и унести с собой я их не смогу, поэтому надо спрятать сейчас где-то вне дома. Завернула все в шарф, который Влад привез мне из Милана, и сверток положила в пакет. Потом вышла во двор, на всякий случай оглядевшись. Стояла непроглядная ночь и тишина. Я содрогнулась от холода, до конца не осознавая, на улице так холодно или внутри меня. Подняла валяющуюся в саду лопату (очевидно, садовник тоже сбежал) и подошла к воротам. Выглянув в щелку между досками, я вдруг увидела машину. Незнакомая, отметила я, точно не соседская.
Руднев приставил кого-то меня сторожить, чтобы я ничего не вывезла из дома. Вот мерзавец! Пришлось вернуться. Я покрутилась, потом прошла в дальний угол сада и закопала пакет у самого забора, прикрыв сверху куском дерна.
Вернувшись домой, пошла в кабинет и уничтожила все записи с камер наблюдения, чтобы у Руднева не возникло вопросов.
Ну что ж, за драгоценностями придется вернуться позже. Понятия не имею, как я это сделаю, но больше на ум ничего не пришло.
После душа мне немного полегчало, и я пошла спать. Уснуть мне не удавалось, я все пыталась придумать, что буду делать дальше, и где взять средства для жизни? Остается надеяться только на подруг. Решив завтра же позвонить Наталье Зиминой, своей лучшей подруге, я наконец уснула.