Захар
Я так устал всего за пару часов, опять заехал в магазин за цветами. В этот раз как-то удачно, передо мной открылась дверь в подъезд, выпуская девочку с французским бульдогом в смешном желтом пуховике. Я придержал им дверь, а потом взлетел с букетом прямиком на этаж, где случились мои самые классные поцелуи и обнимашки юности. Я очень надеялся, что встреча с моими любимками станет для меня бальзамом от всех тревог.
Дверь отворилась не сразу, а после третьего стука. Я так и стоял, пока веко под глазом не начало дергаться. В доме, где живет моя женщина и мой сын, стоял безопасник Вася в теплом джемпере и спортивках, как будто, у себя дома.
— Зак, Зак! Ты приехал! Мама оставила меня с этим дядькой, — скривился мой сын, прыгая под ногами этого урода.
— Я вижу, Мак! Он же здесь не частый гость?
— Нет, я его раньше не видел, — высунулся вперед головой пацан.
Как же я довольно лыбился, смотря на него с видимым превосходством, Вася сурово покачал головой.
— Карина насчет тебя не говорила ничего. Её нет, а пока с пацаном сижу. Вали отсюда, Снежный!
— Ты мне не указ, Васёк.
— Сам ты гусёк, — проворчал этот крупный мужик.
— Гляжу я на тебя… У тебя что бабы нет, что ты за моей увиваешься? — сказал я, сложив руки в замок и прижимая букет к груди.
— А кто сказал, что она твоя? — теперь осклабился уже Вася, нервируя меня. — Веник даже принёс. Надо же, донжуан снова в строю спустя семь лет, практически гардемарин.
— Что я слышу? — осмотрел я дверной косяк, как будто что-то ища. — Это что голос из самой глубокой френдзоны? Ау!
Вася пошел красными пятнами по лицу так, что желваки заходили в грозной гримасе.
— Всё с тобой понятно, Вась, — вздохнул я.
— Пацана я забираю тогда, а Карина меня сама найдет, — влезаю я в коридор, бросая цветы на тумбу. — Мак, собирайся!
— Никуда он не пойдет! — встает между нами безопасник.
— Не тебе решать это. Ты здесь тоже каким-то боком. Надеюсь, у Ринки ничего серьезного не приключилось? Боюсь, её бегство от меня ничего не изменит.
— Ты не нужен ей, Снежный. Ты плохой вариант. Она лучшего достойна, — говорил Вася, пока я суетился над Макаром.
— Зак, я голодный, — пожаловался шкет. — Я сжег мамину сковородку, она расстроилась, но не отругала. Мы ели бутерброды.
— Сейчас поедем с тобой и поедим в кафе. Хочешь большой кусок мяса? — спросил я его.
— Да! — запрыгал сын.
— Одевайся, — командовал я.
— Сейчас кофту принесу! — крикнул Мак и сорвался в свою комнату.
— Ты не увезешь его без меня.
— Ты шутишь? Зачем мне мужик, которого я, нахрен, не знаю. Мы оба прекрасно знаем, почему я здесь, — я подошел к нему вплотную и посмотрел прямо в глаза. — Ты же не настолько глуп, чтобы не замечать очевидного?
— Тебя не было семь лет. Ни он, ни она тебе не были нужны.
— Наши дела с Кариной никого не касаются. Хватит с нас чужой добродетели, — холодно цежу я сквозь зубы глыбу моего презрения. — Чтобы ты не желал ей, она всегда поступит по-своему. Хоть волком на неё смотри, хоть псиной оголодалой. Надо смириться с тем, что в её жизни всегда был только я.
— Тешишь свою гордость? — выплевывает мне в лицо колючий и недовольный безопасник.
— Нет, я просто знаю и прекрасно понимаю её. Сейчас уже точно понимаю. День, когда её сердце примет меня, неминуемо приближается, только в этот раз я не отпущу, — уверенно улыбаюсь, когда Мак вылетает ко мне в кофте и джинсах.
— Я готов! Едем? — улыбается мой сын.
Я присаживаюсь и застегиваю на нём ботинки, снимаю с крючка куртку, в рукаве которой нахожу варежки и шапку с шарфом. Заматываю Мака хорошенько и застегиваю куртку на молнию. Мой ребенок готов к прогулке. Мы стоим на входе и с нами собирается Василий.
— Блин, да ты шутишь! — поднимаю я глаза к потолку.
— Я не отпущу его с тобой одного. Карина разрешила забрать его с собой на прогулку, — ворчит мужик напротив.
— Хорошо, я понял, — смиряюсь я. — Но кто-то мне дорого заплатит за такую прогулку. Ты, кстати, в курсе, где моя женщина?
— Если бы и знал, то не сказал бы.
— Да, пофиг, — отмахиваюсь я, — мы с ней сегодня увидимся.
В руке мелькает смартфон, пока я держу сына за руку, а Васёк закрывает квартиру. Два СМС и день испытывает меня на терпение вновь.
— Эй, ты цветы мои в вазу не поставил, — тыкаю я этому здоровяку.
— Что банный день сегодня? Зачем веники размачивать? Пусть сохнут, — отгрызается этот остряк, бросая мне через плечо.
— Пофиг, новые куплю, — я подхватываю сына на руки, тот смеется.
— Ура, мы снова будем кататься! Да, Зак?
— Ещё как! — улыбаюсь я.
— Не-а, сегодня я катаю, — Вася обходит нас, когда мы стали, как вкопанные, и скривили лица, и давай ржать.
— Ну, копия. Ха-ха-ха! Видели бы Вы свои лица, — смех звучит во всем подъезде, неприятно резонируя. — И да, я не пошутил.
— Кар-рина, ты за это ответишь, — шиплю я.
— Зак, не обижайся на маму, — строит мне щенячьи глазки пацан.
— Ну, что ты, Мак, это у нас с мамой игра такая. Прятки знаешь?
— Ага, — улыбается сын, пока я спускаюсь дальше.
— Ну, вот мама от меня спряталась и вожу я.
— Мы едем её ловить? — сын восторженно интересуется.
— Нет, сначала есть, потом гулять, а потом будем её искать. Пусть понервничает?
— Угу! Давай маме сюрприз устроим? — шепчет шкет мне на ухо.
— Какой? — признаться очень заинтригован.
— Сковородку.
— Эх, парень, какой ты хозяйственный растешь. Что мама очень любит эту сковородку? — расспрашиваю сына, пока мы выходим на улицу.
— Да, нам её тётя подарила. Она самая новая была, — я запоминаю, пока мы подходим к старой Ниве 4х4.
— Ты что ещё и рыбак? — кривлюсь я.
— Нет, в ралли Париж-Дакар на ней участвую, — огрызается Васёк. — У нас город такой, все в гонщики великие метят.
— Ага, то я вижу, ты на каждом фонарном столбе примелькался. Разыскивает полиция.
— Смотри, чтобы тебя не обыскались?
— Это угроза?
— Нет, пока предупреждение, — говорит мне этот гусь, открывая для Мака заднюю дверь.
— Засунь себе свои предупреждения в… Откуда у тебя детское кресло? — озадачиваюсь я.
— Пристегивай пацана, Снежный, пока я не передумал, — бросает он мне, садясь за руль.
Тогда мне хотелось сделать две вещи: схватить сына и бежать к своей машине, ибо я ничего не понимаю, но дико ревную, либо по этой же причине приложить голову этого козлины об руль раз пять. Просто надо выдохнуть, победить свой гнев. Ведь между ним и Кариной же ничего нет?! Мак ведь сказал, что его не знает…
Всю дорогу я сидел сзади с сыном. Мак что-то показывал или весело смеялся. Я старался лыбиться, но мы вдвоём с Васьком устраивали гляделки через зеркало заднего вида. Морда у него была суровая, даже лоснилась в свете зимнего солнца. Карина всегда была хороша собой, а этот парень… Они ведь были одноклассниками? Может, он её старая школьная любовь? Может, наоборот, она его?
Чем больше я об этом думал, тем больше кусал себя за указательный палец.
— Зак, мама меня за это ругает. Говорит, так в животе червяки заведутся, — делает мне замечание пацан.
Спереди мистер Безопасник прыскает и как-то скромно похрюкивает.
— Че смешного, боров? — огрызаюсь я. — Мак, мама это так говорит, но на самом деле червяки в животе от другого заводятся.
— Да? — удивляется сын. — От чего?
— От плохо прожаренного мяса, а еще если много-много завидовать, то червяки будут есть тебя изнутри, — растопыриваю пальцы и делаю страшную рожу.
Макар хохочет.
— Неправда. Ты смешной, Зак! — заливается соловьем ребенок.
Васёк спереди притих, мы оба молчим в машине.
Взрослые знают о подобных «червях» больше детей. Это дети никогда не придают значения жадности или зависти. Они просто поддаются чувствам и желаниям. Да, будут слёзы и драки. В реальности взрослые себе редко такое позволяют. В обществе не принято, а порой и карается законом кража и воровство. Нельзя желать чужого просто так, нужно это получить или выждать момент, когда оно не будет никому нужно. Так проще это забрать, и никто не придаст этому значения. Вроде желающий в тайне просто нашёл то, что плохо лежало. Только это всё равно кража, хитрая и подлая. Мой суровый взгляд снова скрестился со взглядом не менее брутального мистера Безопасника.
— Приехали! Выходите, — бросает нам Васёк, глушит мотор и выходит наружу.
Мы не спешим с Маком выходить. Я медленно его отстегиваю и говорю ему.
— Мак, послушай меня, это важно.
— Что, Зак? — смотрит непонимающе сын, наклонив свою голову направо, будто стойкий оловянный солдатик.
— Этому дяде мы не доверяем. Поэтому не отходи от меня ни на шаг. Лады?
— Хорошо. Дядя Вася — плохой, — кивает сын. — Может, забросаем его снежками?
— Можно, думаю, но позже. Что скажешь? — говорю я, когда уже готов отворять дверь, но она рывком открывается третьим лишним.
— Вы что там уснули?! — ворчит он. — Пошевеливайся уже, на улице сильно холодно. Отчего ты решил в «Столицу» приехать?
— Да, не надо нас подгонять, — я поставил сына на ноги. — У нас по плану кафе в ресторанном дворике, мультфильм в кино и детская комната.
— Да! — заскакал вокруг меня на улице пацан. — Батуты и горка! Хочу-хочу!
— Будет тебе.
— Ему туда нельзя, — заявляет мне наш спутник, хватая меня за рукав крутки.
— Почему нельзя? — удивляюсь я, стряхивая его руку.
— Потому что у тебя нет документов на него и сменки. Или ты думаешь, туда любого примут? — разворачивается и идёт прямо к центральному входу.
— Я просто больше заплачу за пропуск туда и всё, — беру Мака за руку и веду с парковки прямиком под козырек торгового центра. Люди снуют туда-сюда, сюда и обратно.
— Сразу видно ты бездетный, — сурово качает головой мой противник.
— Пошёл ты в ….
Этот раздражающий тип смотрит на меня с неудовольствием. Отчего мне легче. Я не просил его к нам присоединятся. Здесь обязана быть Карина, тогда идеальное свидание мне бы удалось.
— Его проведут и возьмут, — рычу я. — Спорим?
— Я что маленький? — закатывает глаза, когда мы стоим уже в теплом холле.
— Не просто так, давай на желание?
— Не понял? — переспросил грубо Васёк.
— Кто проиграет, исполняет весь день желания другого, — улыбаюсь я своему навязанному участнику свидания. — Ну, что по рукам?
— Нет, Снежный. У меня в жопе детство не играет. Мы с душевнобольными переговоров не ведём, — подмечает Васёк, что с меня азарт спадает.
— Ты скучный, боров, — говорю я ему. — Мак?
— Да, Зак? — топчется рядом со мной шкет, озираясь на прохожих.
Больше мой сын не выглядит затравленным в большом торговом центре. Хочется верить, что на него так влияет мужское присутствие. Невыносимо видеть сына затравленным и трусящим. Это не вина Карины, что вокруг никого не было, чтобы показать, как мужчины справляются с трудностями. У меня был мой отец, который всегда давал хорошие советы, хоть к ним я стал прислушиваться, когда устроился к нему в мастерскую.
В прошлом
— Привет, бать! — сказал я, залетая с пакетом полным тетрадей.
— Привет, Зак, — отец оторвался от компьютера, потер переносицу. — Ты со школы?
— Ага, — я прятал под челкой красную ссадину у виска.
— А что с губой? — спросил отец, подметив её опухший в уголке порез.
Нервно облизал его, я скосил глаза вниз и влево. Мой отец отрастил длинные волосы и собирал их в низкий хвост. Раньше лицо дышало силой, а сейчас цвет кожи приобрел нездоровый желтоватый оттенок. Он ждал моего ответа, а я просто не мог сказать, что у умницы Снежного уже несколько месяцев вымогают карманные.
Я перестал носить в школу телефон, чтобы не украли или не разбили. О судьбе уже двух пищалок я красиво и уверенно приврал. Первый у меня отняли и не вернули, думаю, он уже в ломбарде. Второй я так просто не отдал, но всё, что от него осталось, я принёс домой и сказал, что «я, неряха, выронил на асфальт и на него наступили прохожие». Мама ругала, читала нотации, купила какой-то самый простой. Лежит теперь дома на беззвучном режиме. Деньги на еду или проезд я прячу теперь в носках, мелкие ношу в карманах. Одно время меня не трогали, но у кого деньги трясти, как не у обеспеченного Снежного? Рейд по мою душу каждую неделю, почти всегда это драка не в мою пользу. Отчасти в драках мне хорошо, потому что я могу перестать изображать паиньку и могу выпустить своих чертей прогуляться.
Папа роняет пачку сигарет на стол, закуривает одну, поднося к лицу Zipper. Приятный теплый свёт освещает его щеки.
— Хочешь? Давай поговорим по душам, — настаивает отец, предлагая и мне сигареты.
Младший Снежный себе такого не позволяет, и я отрицательно мотаю головой. Отец начал курить года три назад и преимущественно на работе. Мама не любит запах табака, но отец после всего, во что она его втянула, имеет на это право. Работать стало тяжелее, работа у отца нервная. Пока мама воспитывает будущего светилу науки, хотя показатели у меня чуть выше среднего в потоке, батя ломает спину и жжёт нервы. Итак, мать спуску никому не даёт. Только в мастерской у отца я могу забыть об этом и немного подзаработать. Сегодня отец решил, что нам нужен разговор.
— Садись, Захар, — командует отец, и я сажусь к нему целой стороной лица.
— Можешь не скрывать от меня, это мать тебя не рассматривает. Обо мне такого не скажешь, я хорошо вижу человека, который подрался. Может, скажешь кто это тебя так? Каковы причины? Девочка?
Я хмыкаю издевательски и кривлю свои губы. Порез болит, но я молчу. Не первый раз больно после драки.
— Нет, отец. Девочки тут не причем. Я слишком приличный, чтобы на меня заглядываться.
— Глупости. Тогда из-за чего подрались?
— А ты не догадываешься? В моей школе благодаря матери меня только что не директор с классной не ненавидят.
— Да, мама чрезмерно печется о нашем имени и постоянно в школе наводит порядки.
— Ага. На олимпиады постоянно отправляет. На разные конкурсы, не удивлюсь, она и за место призовое платит судьям.
— Ерунда, ты достаточно умён, чтобы самому это получить, — выдыхает очередную порцию яда отец.
— Ты бы лучше о своём здоровье позаботился, бать, весь жёлтый.
— Так, печень барахлит. Выпью таблеточку, полегчает, но мы уходим от темы. Кто, Захар?
— Ребята в школе.
— Значит, в школе. Ребята? — делает драматические паузы со скепсисом в голосе.
— Зря я сказал, — сразу иду на попятную и поднимаюсь.
— Сядь! — отрезает отец, заметно меняя отношение. — Нет причин тебе не верить. Ты устроился на подработку ко мне в мастерскую, катавасия с телефонами. Так?
Я стою и молчу некоторое время, оценивая, насколько могу ему доверить это, когда привык тянуть это сам.
— Последний год точно. Сначала отдавал немного, потом стали требовать, затем и до драк дошло.
— Зачем давал?
— А попросили бы очень, ты бы не дал человеку в нужде? — замечаю я, смотря на отца, в пальцах которого тлела сигарета.
Отец кивает своим мыслям, а потом поднимает свои большие глаза.
— Тебе нужна помощь?
— А что ты можешь? Придти и в школу нажаловаться?
— Нет. Я поговорю с их родителями.
— Это глупо, — смеюсь я, рискуя растрескать корку пореза на губе.
— Отчего ты взял что глупо?
— Со всеми пятью? — снисходительно спрашиваю отца.
— Их пятеро на тебя одного? — хмурится отец.
— Да. Что если так? Как поступишь? Позвонишь и пожуришь? Ты думаешь, они у меня вымогают от скуки? Нет, у всех свои сложности. А мне ничего не будет, я же обласканный…
— Не всё могут решить кулаки.
— Да, решает количество нападающих, — подхватываю я. — Чем их больше, тем увереннее они чувствуют себя. Последний класс, отец, полгода отучиться, отстоять и свободен, — улыбаюсь собственным мыслям.
Папа качает головой, тушит окурок в пепельнице, что видна среди кучи бумаг.
— Сын, ты не один. Не один. И я не намерен ждать, пока само не рассосётся, — встаёт отец, и я ощущаю, что я не один.
Батя за шею притягивает к себе так, что наши лбы соприкасаются. — Я за тебя и маму любому ноги и руки вырву. Всегда приходи ко мне и я буду на твоей стороне.
Наши дни
Вася не отходит от нас ни на шаг. На втором этаже ресторанный дворик, и мы идем в итальянский ресторанчик с панорамой на парковку торгового центра. В самом ресторане в такое время несколько белых воротничков, мамаша с двумя детьми и, видимо, подружкой. Цвета были в гамме флага страны. Преобладание зеленого и белого, изредка красные акценты в виде цветов в кадках и барной стойки, где стояли администратор и официанты.
— Добрый день, где желаете расположиться? — говорит девушка в белой рубашке и длинном, до колен, черном фартуке.
— У окна, пожалуйста, — отвечаю я и мы втроём проходим за официанткой следом.
Мак молчит, лишь осматривается, дивясь атмосфере и особенно черным круглым лампам на потолке, что свисают на черных проводах. — Вещи можете повесить здесь у вашего столика, — девушка указывает на высокую вешалку рядом с имитацией пальмы.
Мы следуем её совету и размещаем одежду на вешалке. Я поправляю одежду на сыне, поправляю прическу.
— Надо тебя подстричь, Мак. Волосы скоро глаза скроют, — говорю я и веду его за столик.
Мы садимся, и официант кладет красивые пластиковые меню.
— Напитки желаете, пока делаете заказ?
— Что скажете? Так уж быть, я угощаю, — милостиво замечаю я.
Вася качает головой, но при официанте ничего не говорит. По-моему, он считает это всё моей блажью или «шизой». Как человек, привыкший видеть мне подобных в «Эгоисте», хотя вряд ли многие местные были такого уровня, как я или Арт, но, возможно, его скучные светло-голубые глаза видели многое из того, о чём молчат. Не зря той ночью он не поверил в мой фарс и начал всё перепроверять. Можно позавидовать преданности знакомых моей балеРинки.
— Принесите два кофе с молоком, сахар принесите, но в кофе не добавляйте. Пацану принесите сок. Какой ты хочешь, Мак?
— А можно молочный коктейль? — спрашивает сын робко.
— Конечно. Сделаете ему? — обращаюсь к улыбчивой работнице общепита.
— Да, конечно, клубничный, шоколадный и ванильный, — перечисляет девушка, держа блокнотик.
— Клубничный! — поднимает обе руки вверх сын.
— Да, давайте. Вы нам приготовите вкусных бифштексов? Картошку фри? — я посмотрел на всех троих. — Никто не против?
Мой сын активно закивал, что не откажется от вкусной еды. Вася сурово посмотрел на меня, сложив руки в замке.
— Я бы предпочел пасту, — сказал он совершенно обыденно и бесцветно.
— Вот этому скучному мужику пасту. А нам на выбор к картошке пару-тройку ваших фирменных соусов, — подмигнул девушке, которая активно писала в свой блокнотик за нами.
— Это всё?
— Десерт, — задумался я.
— Хочу мороженое! — снова подал голос Мак.
— У нас отличное итальянское мороженое со вкусом манго, бубль-гум, ореховое и чистый пломбир, — говорит девушка.
— Бубль-гум! — хихикает сын.
— Окей, парень, — взъерошил Макару волосы, на что сын активно зачесал переносицу.
Девушка перечислила наш заказ и удалилась.
— Я отойду позвонить. Оставайтесь здесь, — говорит безопасник и с лучшим своим суровым лицом уходит в направлении входа в кафе. Пока его нет, я смотрю на пацана.
— Мак, а у тебя мобильный есть? — спрашиваю я.
— Не-а, он дорого стоит. Мама считает, что мне ещё рано. Но многие ребята носят мобильные в садик, — грустно отмечает сын.
— Давай купим. Будем всегда на связи? — предлагаю я ему.
— Было бы круто. Маме это может не понравиться, — говорит Мак.
— Мама тоже будет тебе звонить. Вещь нужная, но ты прав, дорогую брать не стоит, — соглашаюсь с сыном.
— Зак?
— Да, пацан?
— А ты теперь всегда с нами будешь? — робко спрашивает парень, сминая край своего джемпера.
— Ты бы хотел? — спрашиваю я осипшим от волнения голосом.
— Я очень, думаю, мама тоже. Только она стесняется сказать, — глухо под нос бормочет этот купидон.
— Я тоже хочу с вами быть. Мне только надо твою маму уговорить. Ты поможешь? — беру я его за руку, пока сын смотрит на меня слишком сосредоточенно и серьёзно, взвешивая мои слова.
— Да…
— Два кофе и молочный коктейль. Ваш заказ начнут приносить через пятнадцать минут, — выплывает справа от столика наша официантка. Стакан и две кружки сбегают с подноса по мановению умелых рук девушки. — Будут ещё пожелания?
— Нет, спасибо. Ждём, — говорю я и снова смотрю на сына, который глядит на молочный коктейль. — Ну, что, Мак, мы в одной лодке? — подаю ему свой мизинец.
— Что это? — удивленно спрашивает шкет.
— Это обещание и клятва. Самый нерушимый жест между друзьями, — говорю я. — Давай свой мизинец.
Макар тянет ко мне мизинец, и я его перехватываю, невесомо сжимая, качаю рукой.
— Клянусь, что сделаю тебя и маму счастливыми. Мы с тобой вместе, — говорю я, а у самого в горле щиплет, потому что мой сын заплакал, но продолжил трясти рукой и кивать мне головой.
— Какая милая идиллия, — раздается противный и знакомый голос над нами, а его обладательница мне нихрена не нравится.
— Какого лешего ты сюда приперлась, Сюзанна? — сухо отвечаю я, сажая Мака ближе к себе.
— Кажется, у тебя ко мне должок, — дерзко бросает она, я понимаю, что на пороге очередной разборки.
— Сейчас не время и не место, — сжимаю я кулаки и закрываю Мака от любопытных хитрых глаз прожжённой суки.
— А когда время? Или ты предлагаешь мне по городу за тобой бегать? — плюхается она на диванчик напротив меня. — Нет, звезда, мы здесь и сейчас говорить будем.
Она водит указательным пальцем по губам. Одета Сюзанна фривольно, в красную кожаную куртку с рыжим мехом. Белый снуд замысловато накинут на шею, которую я бы так и сжал. Официантка принесла кофе и молочный коктейль. Девушка вопросительно посмотрела на меня и на гостью. Предупреждая её вопрос, я ответил:
— Девушка не задержится.
— Почему?
— Закрой рот, Сюзи.
— Ага, сейчас. Кофе? Спасибо, — она подвинула к себе кружку Васи и демонстративно довольно отпила.
— Хотя нет, принесите еще одно кофе, — рычу я, официантка кивнула в ответ и удалилась.
— Зак? — подал голос малыш, выбираясь из моих объятий за своим напитком.
Сюзанна внимательно его рассмотрела:
— Кто это, Зак? Как я знаю, у тебя детей нет, — попивала стерва кофе.
— Это мой, — говорит вовремя появившийся Вася.
— Дай пацану попить, — ворчит безопасник, поддерживая легенду.
— А! Вась, привет. Думаю, почему мне он знакомым показался. Как там твоя женушка поживает? — говорила Сюзанна, когда Вася её поднял, сел сам к окну, и она устроилась к нему под бок.
— Саша, ты же знаешь, что эта тема закрыта, — ворчит Васёк.
Хотя мне стало интересно, что у него там за жена. Теперь понятно, почему у него в машине кресло. Груз с моего сердца спал, да, так шумно, что Вася на меня хмуро посмотрел и негодующе покачал головой. Легенда рассыпалась, кто-то этому не рад, а я рад, попивая кофе.
— Ты сама что приперлась? — спросил он бесцеремонно.
Сюзи надувает губы и исподлобья смотрит на меня со злым выражением на холёном лице.
— Хочу получить моральную компенсацию с этого урода. Меня Бессмертный выгнал, теперь я не могу никуда устроиться. Такой зарплаты мне никто не хочет платить, я сейчас живу у своего постоянного клиента. Он меня уже затр…
— Рот прикрой при ребенке, — говорим мы в унисон с Васей.
Она на нас смотрит непонимающе.
— Ладно, — хлопает бабёнка своими наращенными ресницами. — А ты помолчи, хрен собачий!
— Зубы жмут, Сюзи? — предостерегаю её от словесного поноса.
— Ты, козёл, мне за всё ответишь. Гони компенсацию.
— Бегу и спотыкаюсь, — отвечаю я, не смотря на неё.
— Иначе я прессе солью о том, как ты развлекался в «Эгоисте», — грозится она.
— У тебя улик нет.
— У меня есть друзья. Они подтвердят…
— Саша, перестань. Он прав, мало проблем было у Карины из-за того случая? — вмешивается Васёк.
— Ей дали хорошие отступные. Этот урод ей денег отвалил. А чем я хуже? Почему ей дали второй шанс, а меня выкинули на улицу? — всхлипывает так натурально просилка.
— Может, в происходящем ты сама виновата? — ударил прямо Вася. — Может, твои поступки определили твою судьбу? Зачем ты ему подыграла? Он тебя использовал, как и десятки до тебя. Вас баб жизнь ничему не учит. Посмотри на него, он же потребитель.
— Эй, Васёк, полегче! — вмешиваюсь я в разговор зло.
— Заткнись к черту, при пацане не смей, — отрезает безопасник.
— Мне она не нравится, — подаёт голос Мак, который допил коктейль. — Пусть тётя уйдёт.
— Прости, малыш, но я никуда не уйду, пока дядя мне не заплатит.
— Сколько? — не выдерживаю я.
— Пятьсот, — гордо улыбается эта стерва.
— Чего? Баксов? — уточняю я.
— Нет. Пятьсот тысяч рублей, — говорит нагло тварь.
— Лихо ты себя оценила, — присвистнул я шокировано. — Слышишь, хрыч?
— Меня не вмешивай. Я не сторонник продажной любви. Я не веду переговоров ни с кем, — отмахивается Васёк. — Но моя точка зрения такова, вышли, нафиг, оба отсюда. Мы посидим с ребенком без Вас.
Я поднялся и зыркнул недвусмысленно на давалку Сюзанну. Она поняла без слов и бросила через плечо:
— Пока, малыш, — прошествовала за мной.
Я вышел наружу из ресторана и, пока не было Сюзанны, показал крест руками.
— Что насчёт меня, Снежный? — спросила Сюзанна.
— Слушай сюда, с*ка, — рыкнул я, встав к ней вплотную. — Раз ты бродишь и решаешь вопрос сама, то ты, шкура, так и не обросла связями. Я же, как ты помнишь, всё-таки не простой человек. Один звонок и я буду знать о тебе всё, вплоть до того, когда ты ходишь в магазин за тампонами и как часто посещаешь гинеколога. Неужели ты думаешь, что успеешь пикнуть в камеру и выйти невредимой? Тебе нравится твоё лицо и тело? — еле слышимо произношу я ей. — Никакие пятьсот тысяч не спасут от того, что в итоге с тобой произойдёт.
— Ты не п-посмеешь, — дрогнул голос напуганной Сюзи.
— Проверишь? Рискни, — ухмыляюсь я. — У тебя уже сегодня будет хвост. Я лучше заплачу человеку, который решит вопрос с тобой, чем дам такой шл*хе как ты денег. А теперь делай выводы, Сюзанна. Всего плохого.
Я оставил её там с её мыслями и рассуждениями. Меня ждал мой ребёнок и, в общем-то, неплохой чувак.
— Пацаны, я вернулся! — говорю я довольно, замечая, как мои спутники уже вовсю обедают.
— Зак, садись! Принесли кушать! — улыбается мой сын, чьё счастье и улыбку я защищаю не один.
Мы сидели и обедали с ними, много смеялись. Вася тоже улыбался, хотя также скептически был настроен на мой счёт. Дерьмо, как показывает время, всё-таки случается. Что я вынес из своей жизни, так это никогда не нужно подставлять свою спину и быть всегда начеку. Завтра, послезавтра, через год или даже через неделю Снежный решает вопросы и не всегда делает это честно. Жизнь, вообще, нечестная штука.
Когда мы выходили из торгового центра после того, как меня всё-таки не пустили с сыном в детскую комнату, я пообещал Маку, что сюда мы придём с его мамой, потому что документы Карина носила с собой, ну, или где-то прятала. Мак расстроился, но взял с меня ещё обещание, и я планировал расшибиться, но его исполнить. Мы шли по парковке к машине Васи, когда безопаснику позвонила Карина. Васёк вкратце рассказал, чем мы занимались сегодня. Я же, пристегнув сына, решил позвонить Бессмертному, чтобы решить вопрос с его бывшей сотрудницей, найти для неё «намордник», да, побыстрее.
— Мак, сиди, я тоже позвоню, и мы поедем все вместе.
— Да, Зак! — довольно улыбался сын. — Дядь Вась, дайте маму! Хочу поговорить с ней!
— Сейчас, — ему ответил безопасник — Карин, тут Макар с тобой хочет поговорить. Ответишь? Да, минуту, — Василий разворачивается и с водительского места передает сыну телефон.
Я закрываю пассажирскую дверь и иду звонить Артуру. На улице уже стемнело, фонари вырезают из темноты парковочные места со стоящими на них машинами. Вокруг ни души, и я на долю секунды позволяю себе расслабиться. Из моего рта валит густой пар, пока пальцы листают контактную книгу.
— Так, Бессмертный… Б…
— Эй, мужчина! — раздался тонкий голосок, когда я повернулся, то последнее, что успел увидеть, серый баллончик.
Струя едкого состава попадает мне в глаза, и я ору громко, надрывно. Телефон выпадает из рук. Я сам валюсь с ног, ударяясь головой обо что-то. Меня ударяют чем-то тяжелым и кричат:
— Ублюдок! Получай! Вот тебе за моего отца! За его боль! За его раны! Такие, как ты, не должны существовать. Исчезни! — кричит женщина, но я ничего не разберу, потому что мои глаза горят огнём и мне настолько больно, что я ничего не осознаю.
Рядом уже кричит мужской голос, удары прекращаются, совсем рядом плачет ребенок. А я теряю сознание и проваливаюсь в пустоту.