Безумная полночь

Глава 19

– Здесь, на Юге, жизнь не так уж бедна событиями, как можно было бы предположить, – заметила Элизабет Гудбоди, когда машина Рейчел свернула на дорогу, ведущую в аэропорт округа Де-Ренн. – Местечко только кажется сонным и тихим, на самом деле она бьет ключом.

– Как твои солнечные ожоги, мама? – тоном образцовой дочери спросила Рейчел.

– О, кожа у меня покраснела и горит, но, так или иначе, я останусь в живых. – Немного помолчав, ее мать осторожно сказала: – Я напишу Дини Батлер и сообщу ей, что видела ее дочь в Дрейтонвилле и что этот приятный молодой человек, Джим Клакстон, произвел на меня прекрасное впечатление. Когда, ты думаешь, состоится свадьба? – доброжелательно спросила она.

– Судя по намерениям Дарси Батлер, уже на днях.

Рейчел была довольна, что мать возвращается в Филадельфию, хотя понимала, что будет скучать по ней, особенно теперь, в ближайшие недели, когда ей придется распутывать узлы, затянувшиеся за это время. Она не представляла, как справится с этой задачей.

– Дарси говорит, что после всех этих лет она не хочет рисковать. Она очень решительная женщина, мама. Под хрупкой оболочкой скрывается сильный характер, просто этого сразу не разглядишь. – Рейчел улыбнулась. – Она будет править в семье железной рукой. И Джиму Клакстону это нравится.

Из сбивчивых рассказов Дарси ей удалось узнать, что адмирал и миссис Батлер хотели прилететь из Манилы и участвовать в подготовке пышной свадьбы, на что потребовалось бы несколько недель, а то и месяцев. Но этот план был отвергнут Дарси и Джимом, которые решили устроить скромную церемонию в старинной епископальной церкви Св. Филиппа в самом сердце старого Чарлстона. Шафером будет один из братьев Джима, который служил на военно морской базе на Пэррис-Айленд, а подружкой невесты – Сисси, поскольку Рейчел пришлось с сожалением отказаться от этой роли из-за неотложной работы.

– А молодой учитель и его жена, какая приятная молодая пара, – продолжала ее мать. – Как ты думаешь, они тоже будут на свадьбе?

– Вероятно, будут, – ответила Рейчел, подрулив к стоянке и вытянув из автомата картонный парковочный билетик. – Если Тилу удастся отпроситьсяна день-другой для поездки в Чарлстон. Их отношения понемногу налаживаются. Билли Йонг говорил, что в субботу вечером Лоретта и Тил прогуливались вместе с сынишкой. Тот день на поле прошел очень бурно, – сказала Рейчел, не желая развивать эту ему. Еще раз обсуждать то, что произошло вслед за тем, как появился Бо, не имело смысла.

Рейчел припарковала свою «Тойоту» перед главным терминалом аэропорта, павильоном из рифленой стали, построенным во времена Второй мировой войны, и заглушила мотор. До рейса в Чарлстон оставалось сорок пять минут. Элизабет Гудбоди, как всегда, была точна.

– Рейчел, дорогая, – сказала ей мать, глядя на руки, сложенные на коленях. – Мне кажется, ты полагаешь, что я совершенно неопытна в сердечных делах, но тебе пора изменить свое мнение. Я совершенно не склонна… – она замялась, – строго осуждать мужчин и женщин, которыми движет страсть.

Она ласково коснулась руки дочери.

– Я хочу кое-что рассказать тебе, дорогая. Много лет назад, когда твой отец и я были помолвлены, он, вероятно, решил, что я нахожу его милым и преданным, но немного скучным. Честно говоря, он таким и был, Рейчел, но меня огорчало, что это его тревожит. Твой отец обладал множеством прекрасных качеств, за которые я его любила, а на маленькие слабости можно было закрыть глаза.

Так вот, однажды ночью в доме твоего дедушки на Роуз-Глен твой отец забрался ко мне в окно, цепляясь за деревянные решетки для вьющихся роз. Он был крепким молодым человеком и весил немного, а эти решетки были хлипкими – я и по сей день не понимаю, как он не рухнул вместе с ними. Все это было очень невинно. Фрэнк собирался только посидеть на краешке моей кровати и поболтать. Но он хотел произвести на меня впечатление, совершив что-то романтичное и безрассудное. И следует признаться, что произвел: я была до смерти напугана, увидев его в окне.

Мать подняла голову, на ее лице трудно было что-либо прочитать.

– Разумеется, все происходит совсем не так, как было задумано. Одно влечет за собой другое, словом твой отец провел у меня ночь. Я и сейчас не могу сказать, что жалею об этом, Рейчел, все было очень мило. Но мы, к несчастью, оба заснули, а рано утром мои домашние были уже на ногах и не было никакой возможности покинуть дом незаметно. Некоторое время мы сидели, притаившись, в спальне, собирались с духом, проверяли наши чувства и нашу решимость. Фрэнк очень поддержал меня – я дрожала как осиновый лист. Затем мы спустились к завтраку. Естественно, наше появление вызвало… смятение, нов конце концов мы остались в выигрыше. Как только мы сумели успокоить твоего дедушку, он потребовал, чтобы мы безотлагательно заявили о своих намерениях на собрании квакеров, и мы поженились через месяц вместо того, чтобы ждать целый год, как первоначально хотел твой дедушка. Щеки ее матери порозовели.

– Так что не думай, дорогая, что я ничего не понимаю в любовных делах. – Она ободряюще похлопала Рейчел по колену. – Ты появилась у нас ровно девять месяцев спустя после той ночи, когда Фрэнк залез в окно моей спальни. И никто не сказал ни слова – первенцы часто рождаются чуть раньше срока.

– Ты и папа? – не веря своим ушам, проговорила Рейчел. – Он… он провел с тобой ночь до свадьбы?

– Рейчел, это не тема для обсуждения, – твердо произнесла ее мать. – Молодых людей часто захлестывает страсть. Любовь редко ошибается. Но, разумеется, нужно быть уверенным, что это любовь, а не сию минутное физическое влечение. Для женщины нет ничего опаснее, чем неотразимо красивый обманщик. Этот молодой человек, Бомонт Тилсон, из тех, кто разбивает женские сердца. Но, кажется, у него есть много хороших качеств, несмотря на… довольно буйный нрав.

– Буйный нрав? Ты называешь это «буйным нравом», мама?

– Он был тяжело ранен, Рейчел. Пережил войну. Разве твои убеждения ничего тебе не говорят? – спросила ее мать. – Душа и сердце у него изранены не меньше тела. Для молодой женщины вроде тебя любить такого человека – очень трудная задача. Дорогая, он совершенно не похож на Дэна Бринтона. Можешь ты это понять?

– Мама, – сказала Рейчел, потупившись, – меня огорчает не только это. Наша с Дэном любовь была нежной, доброй и… тихой. А эта… совсем не такая.

– Жизнь Дэна не была такой уж тихой, дорогая. Он был начинающим врачом, который много и напряженно работал. Он оберегал тебя своей любовью, возможно, даже слишком. С этим человеком все будет по-другому. Ты отправляешься в плавание по бурному и опасному морю, Рейчел, боюсь, это тебе придется оберегать его. И утешать. Во всяком случае, поначалу. Придется смириться с этим.

– Мама, по-моему, он тебе понравился!

– Я видела его только дважды, так что не могу ничего утверждать. Но он способен думать о других – он дал тебе свободу, а этот шаг, я уверена, дорого ему стоил. А тебе, разумеется, не нужен был ДжимКлакстон. – Взяв Рейчел за руку, мать нежно ее сжала. – Пойди и расскажи ему все как есть, дорогая. Всегда лучше объясниться друг с другом напрямик. А если это не поможет, – добавила она со свой венной ей практичностью, – то я всегда тебя жду в нашем филадельфийском доме.

Дорога из аэропорта в Дрейтонвилл почти незаметно спускалась к устью реки Ашипу и заливу Святой Елены. Для этого времени года день выдался необычайно жарким и влажным, и Рейчел чувствовала себя неуютно в вышитом платье с облегающим верхом и узкими рукавами. Однако она осталась довольна своим видом. Рейчел постепенно начинала привыкать к остриженным до плеч волосам, которые подпрыгивали при ходьбе.

На южном небе медленно разгорался пурпурный закат, ряды высоких кипарисов по обе стороны от шоссе отбрасывали глубокие тени, на высокую луговую траву опускался ночной туман.

За Дрейтонвиллом шоссе сменилось узкой мощеной дорогой, которая в былые времена была старой индейской тропой, шедшей вдоль берега реки. Включив фары, Рейчел внимательно следила за крутыми поворотами и нависающими над дорогой деревьями, которые загораживали серебристую гладь реки Ашипу. В лесу чернело больше проплешин, чем несколько недель назад, у самой границы плантации Тихая Пристань тоже виднелись следы тяжелой техники – сломанные кусты и поврежденные деревья.

Рейчел закусила губу. «Тихую Пристань превратили в проезжую дорогу», – сказал Бо на кукурузном поле. Теперь она поняла, что была причастна к разрушению того, что он любил, – его земли.

Дорога уходила в темноту, пересекая невысокую земляную насыпь, разделявшую заводи, поросшие кувшинками заливные луга.

Похоже, у Бо были гости. На площадке перед домом стояло несколько машин, из окон лился яркий свет. Далеко вокруг разносились звуки музыки из стереосистемы и громкие голоса. Почему-то Рейчел рассчитывала застать его одного, но ошиблась. И тут она вспомнила слова Джима Клакстона: говорят, большой дом в Тихой Пристани выставлен на продажу.

Рейчел вылезла из «Тойоты» и несколько секунд стояла, разглаживая складки на широкой юбке, собираясь с духом. «Возможно, мое платье покажется слишком нарядным», – с беспокойством подумала она. Это платье и новая стрижка – темно-рыжие волосы блестящей послушной волной ниспадали на плечи – привлекли к ней в аэропорту гораздо больше внимания, чем обычно. Возможно, юбка была слишком короткой.

Дверь открыла Джули в накрахмаленном белом фартуке. В холле за спиной величественной негритянки ярко горела люстра, из глубины дома ясно доносились звуки оживленного разговора и чей-то смех.

– Я бы хотела видеть мистера Бо, – сказала Рейчел.

– О, миссис Рейчел, добрый вечер, – произнесла повариха с мягким южным акцентом. – Вы, наверное, ждете людей, которые смотрят дом? Они вот-вот уйдут.

Когда Рейчел покачала головой, Джули, отступив, пригласила ее в дом.

– Вот что, милая, коль вы пришли, чтобы увидеть мистера Бо, то лучше я покажу вам, где его дождаться.

Она провела Рейчел к двери, которая вела в просторную гостиную с дорогими шератоновскими стульями, диваном, покрытым камчатым полотном, и висящим на стене портретом сурового плантатора в Придворной одежде восемнадцатого века. Летний бриз, Проникавший в открытое окно, позвякивал хрустальными подвесками канделябров. За окнами виднелся сад и живая изгородь из тисов.

Рейчел села на диван. Фарфоровые часы на камине отсчитывали минуту за минутой. На картине Буше резвились сладострастные пастушки и пастушки. Дверь в холл была открыта, и Рейчел слышала голоса и звуки джаз-квартета.

Наконец раздался шум шагов, гости попрощались с хозяином, передняя дверь захлопнулась. Через несколько секунд Бо вошел в гостиную.

На нем был темно-синий фланелевый блейзер, в котором она видела его в ресторане, безупречный покрой подчеркивал широкие плечи и узкие бедра, не скрывая мягкой грации кошачьих движений. После ухода гостей он тут же снял с себя галстук, который болтался в его руке. Белая рубашка была расстегнута на несколько пуговиц, и в разрезе виднелись волоски и гладкая загорелая кожа. Он выглядел таким красивым и элегантным, так великолепно смотрелся в дорогой гостиной восемнадцатого века, что трудно было поверить, что этот человек и пьяный скандалист, который дрался с Тилом на пыльном поле, – одно и то же лицо.

– Рейчел, какой приятный сюрприз! – сказал он хрипловатым голосом, слегка растягивая слова. На его красивом лице застыла вежливая гримаса, словно она была случайной гостьей. Прищурившись, он скользнул взглядом по ее фигуре, но не смог заставить себя отвести глаза. – Ты прекрасно выглядишь.

– Спасибо, – только и смогла проговорить Рейчел.

Она чувствовала себя неловко рядом с этим невероятно красивым, отчужденным, сдержанным человеком с аристократическими южными манерами. Внезапно он сделался ей чужим.

– Что привело тебя сюда, Рейчел? – спросил он, бросая галстук на ручку кресла.

Бо достал из буфета хрустальный графин и налил себе немного виски. Затем повернулся к ней со стаканом в руке.

– Хотела еще раз поговорить со мной о дороге? – спросил он, приподнимая брови. Он отвернулся, залпом выпил виски и поставил стакан на стол. – Слишком поздно. Экскаваторы уже разворотили ее до самой реки. Через несколько недель для вас построят четырехполосное шоссе. Для облегчения строительных работ берег бухты уже передан округу.

Сняв блейзер, он бросил его вслед за галстуком, затем расстегнул манжету и закатал левый рукав до локтя, обнажив загорелое предплечье. Потом расстегнул вторую манжету, внимательно наблюдая за Рейчел золотистыми глазами.

– Мне нужно кое-что тебе сообщить, – тихо сказала Рейчел.

– Что же? – Его прямые темные брови поднялись. – Тогда будем считать твой визит деловым. Садись, а я попрошу Джули принести чаю. Насколько я помню, ты любишь чай, – вежливо добавил он.

Рейчел смотрела на него, не в силах скрыть удивления. Бо стоял совсем рядом, глядя на нее слегка прищуренными глазами. Само его физическое присутствие рождало в ней жгучую потребность разрушить стену отчуждения, которую он воздвиг между ними, прижаться к его груди – не больше, – чтобы ощутить тепло его тела, почувствовать себя в безопасности рядом с ним. Все шло не так, как надо.

Она смотрела на его сильные загорелые руки, свободно опущенные вдоль тела. Память о том, как эти руки ласкали ее, сводили с ума, наполняя желанием, была еще слишком жива. А он вел себя так, словно между ними ничего не было.

– Мне не хочется чаю, – прошептала она.

– Тогда чего ты хочешь? – тихо спросил Бо. – Улечься со мной в постель? – Он сделал несколько шагов по направлению к ней. – Ты за этим пришла, моя прелесть? Потому что хочешь меня? Не можешь без меня жить?

Она жадно впитывала его близость, воспоминание о том, как она изливала свою любовь на это красивое тело, испещренное шрамами, делало ее беспомощной. Неужели этого никогда не было? Она начинала в это верить.

Медленно, осторожно он дотронулся до нее, его сильные пальцы слегка коснулись впадины между ключицами, где бешено бился пульс. – Ты хочешь меня, дорогая?

Бо был так близко, что она не могла думать ни о чем другом.

Когда он наклонился к ней и его теплые губы невыносимо нежно коснулись уголка ее дрожащих губ, она, затрепетав всем телом, закрыла глаза. – Хочешь, чтобы я тебя поцеловал? Прикосновение его губ окончательно лишило ее власти над собой, Рейчел едва могла дышать. Мягкая угроза, звучавшая в голосе Бо, свидетельствовала о том, что он до сих пор зол на нее, но едва он ее коснулся, весь страх перед его необузданностью и бессмысленной жестокостью растаял в жарком потоке страсти, затопившем каждую клеточку ее тела. Почему она решила, что сегодня все будет не так, как всегда? Или что он будет не так, как сейчас, безжалостно демонстрировать свою власть над ней? Ловя ртом воздух, она еле слышно всхлипнула.

И тут же выражение его лица изменилось. Он грубо притянул ее к себе.

– Черт побери, Рейчел, ты сама пришла ко мне. Я отослал тебя прочь… какого черта ты сюда явилась?

Он впился в ее губы с яростью, рожденной грубым желанием. Этим жестоким поцелуем Бо наказывал ее и в то же время подчинял себе, его губы и язык терзали ее рот и ее волю.

– О бог мой, я хочу тебя, – сказал он, касаясь ее полуоткрытого рта. – Ты поняла это вчера на поле, верно? Я догадался по твоему лицу.

«Ему нет равных», – подумала она, прильнув к нему всем телом. В ноздри ей ударил мужской запах, сквозь одежду она чувствовала пьянящее тепло могучего тела, все мысли вдруг исчезли, кроме одной: она его безумно хочет. Рейчел еще сильнее прижалась к нему, упиваясь его нежностью и страстью. Его руки медленно спускались по ее плечам и обнаженным рукам, словно заново привыкая к ее телу. Когда ладони Бо остановились на ее груди, он задышал тяжело и неровно. Через шелковую ткань платья его пальцы ласкали ее соски, твердые, как нераскрывшиеся бутоны, – они напряглись при первом его прикосновении.

– Ах, Рейчел, мне нужно, чтобы ты меня хотела, очень нужно. – Большой рукой Бо взял ее за подбородок и приподнял лицо. Он смотрел на ее губы, вспухшие от его жестокого поцелуя, на полузакрытые глаза, затуманенные ощущением его близости. – Тоскуешь ли ты по мне, как я тоскую, – пробормотал он глухо, – так, что не можешь спать по ночам? Мечешься ли ты по спальне в темноте, сгорая от желания дотронуться до меня, вдохнуть мой запах, почувствовать прикосновение моих рук?

Он крепко держал ее за подбородок, так, что она не могла уклониться от пронзительного взгляда его глаз.

– Да, – прошептала она.

– Проклятье… – тихо простонал он. Внезапно Рейчел почувствовала, что он напрягся, пытаясь обуздать свое тело, напряжением воли погасить желание. С видимым усилием он оторвал от нее руки. Еще мгновение Бо смотрел на нее, взгляд его странных глаз оставался непроницаемым. Затем он резко повернулся к ней спиной.

– Мы должны расстаться, – проговорил он сквозь зубы. – Напрасно я позволил тебе сюда прийти. Это было ошибкой.

– Но почему? Почему? – не выдержала она. Ей хотелось броситься к нему, дотронуться до него, но Рейчел понимала: этим она может все испортить.

– Вот почему, – сказал он, взъерошив рукой густые, выгоревшие на солнце волосы. – Я все время твержу себе: это просто одна из сотен, из тысяч женщин, в ней нет ничего особенного… почему я должен впускать ее в свою исковерканную жизнь, в свою кровать, в то, что осталось от моего тела? Во все то, что мне удалось изгнать из памяти, взять под контроль, в мое одиночество, в котором я хотя бы могу существовать. Меня не за что любить, – отрезал он. – Я понял это, когда вышвырнул отсюда Дарлу Джин. Ты должна оставить меня, Рейчел. Я ничего не могу тебе дать, поверь мне.

– Мне нужно, чтобы ты любил меня! – в отчаянии крикнула она.

Тогда он повернулся к ней лицом. Он тяжело дышал, зрачки его глаз были расширены, превратились в черные, полные ярости диски.

– Я не могу любить тебя, Рейчел. Пойми это. Тебе не повезло.

Эти слова показались ей до странности знакомыми, они отозвались в ней эхом, словно она припоминала полузабытый сон.

– Но я люблю тебя! – не сдавалась она. – И этого достаточно… я постараюсь, чтобы этого было достаточно!

Бо внимательно глядел на нее из-под красивых темных бровей, почему-то сейчас он был на удивление спокоен.

– Я неподходящий объект для твоих благородных планов, Рейчел, – сказал он мягко. – Тебе не удастся меня исправить, исцелить своей всепрощающей любовью. Жаль огорчать тебя, мой ангел, но то, что случилось во Вьетнаме, – лишь малая часть моих жизненных неурядиц. Их целый список… начиная с того, что мне не нужно было появляться на свет.

– Я жду ребенка, – прошептала она, с трудом шевеля губами.

В его глазах ничего не отразилось. Казалось, он не слышал ее слов. Сгустившаяся тишина обволокла их, словно волшебная оболочка, в которой не было ни пространства, ни времени.

Затем Бо схватил ее за руку так неожиданно, что она вскрикнула.

– Пошли в спальню, – приказал он.

Не выпуская ее руки, он потащил ее к двери.

– Перестань! – крикнула Рейчел, задыхаясь. – Что ты делаешь?

– Веду тебя наверх. Чтобы стащить с тебя одежду.

Они уже были в холле. Когда он стал подниматься по винтовой лестнице, таща ее за руку, Рейчел ухватилась за колонну. Она в отчаянии смотрела по сторонам, но в доме никого не было. За окнами почти стемнело.

– Не делай этого, – взмолилась она. – Сначала выслушай меня.

Рейчел хотела объяснить, что, хотя и носит его ребенка, она не потребует от него никаких обязательств – таково было ее решение. Она пришла сообщить об этом только потому, что было бы жестоко не поставить его в известность, – и, зачем лукавить, в безумной надежде, что он, возможно, полюбит ее когда-нибудь.

Бо резко оторвал ее руку от колонны, так что она едва удержалась на ногах. Он тащил ее наверх. В босоножках на высоких каблуках ей было трудно сопротивляться. На площадке она снова попыталась вырваться.

– Не упирайся, – предупредил он. – Тебе же не чего бояться. Совесть у тебя чиста?

– Что ты имеешь в виду? – закричала она. – Куда мы идем?

– Я же сказал – в постель. Хочу заняться с тобой сексом. Ведь тебе это не впервой.

На второй площадке он немного замешкался, и Рейчел увидела суровые безупречные черты, которые преследовали ее во сне. Она любила и хотела его, а он использовал это, чтобы доказать свою власть над ней.

– Я все равно не перестану любить тебя! – крикнула она с вызовом. – Делай что угодно!

– Не поднимай много шума из ничего. – Бо поволок ее по коридору к двери в одну из спален. – Ты совершенно не знаешь жизни, Рейчел. Забила себе голову фантазиями о святошах, помогающих угнетенным. Ты не желаешь видеть реального мира, но поверь мне, он совершенно другой. И я там был.

Он распахнул дверь спальни и включил бра, массивный бронзовый канделябр. Это была прекрасно обставленная, явно мужская спальня – панели из красного дерева, восточные ковры, великолепная ше-ратоновская мебель, повсюду в беспорядке валялись книги, одежда, конная упряжь. К изголовью огромной кровати под балдахином была прикреплена за жимом лампа для чтения, в ногах валялись компьютерные распечатки, журналы и утренние газеты.

– Здесь достаточно светло. – Его голос звучал немного устало. – Такое у нас впервые, детка. Я увижу тебя, ты меня. Тебе везет, – пробормотал он, пропуская ее вперед.

Рейчел сделала шаг назад, потирая ноющую руку.

– Я ношу твоего ребенка, – прошептала она.

– Зачем ты все время это повторяешь? – Сняв с себя ремень, он бросил его на пол. – Я не собираюсь быть грубым с тобой, Рейчел. Разве когда-нибудь я причинял тебе боль?

Бо уселся на кровать и стал расстегивать рубашку, по-прежнему глядя на нее горящими глазами.

– Раздевайся.