Валерка объявился, как только затих дом. Судя по всему, едва жители и гости за́мка разошлись по спальням, итальянский жеребец выждал немного времени, а потом явился и принялся кидать в мои окна камешки. Придурок. Я, открыв окно, высунулась по пояс.
– Ты чего по стеклам лупишь? – говорить в полный голос нельзя, могут услышать, поэтому приходилось очень громко шептать.
– Вызываю тебя на свидание, – Валерка светился довольством и предвкушением приятного времяпрепровождения. Ну-ну.
– А телефон на что, романтичный ты мой. Сообщение оно всяко надёжнее и безопаснее. Жди, сейчас выйду.
Я прикрыла створку, накинула на блузку кардиган, хоть и лето, а все же ночью немного прохладно, и вышла из комнаты. Посмотрела налево, потом – направо, прислушалась. Тишина. Либо спят безмятежным сном, либо кого-нибудь расчленяют в подвале. Шутка такое себе, но какое настроение, такие и шутки. Осторожно ступая, добралась до лестницы, свесила голову через перила, разглядывая холл. Опять же – никого. Отлично. Быстренько сбежала по порожкам, ухватилась за ручку входной двери, когда сзади раздался насмешливый голос Разумовского.
– Во как. Все же, обычным способом. А я думал, он, словно Ромео, проберется к тебе в окно.
Вот действительно, у дураков мысли сходятся. Я тоже упорно ассоциировала Валерку с героем известной трагедии. К тому же, семьи наши явно не в ладах. Если ещё не были, то скоро будут.
– Откуда знаешь? Я, может, прогуляться иду.
– Ой, да хорош заливать. – Разумовский развалился на диване, практически полностью спрятавшись за подушками и полумраком, поэтому я его, сволочь, сразу и не заметила. – Весь ужин переглядывались. Настька на Большого таращилась, тайком, чтоб я не заметил, а Валерка на тебя. Тут уж идиотом надо быть, чтоб не понять, от чьей жопы яйца.
– Мммм... И что ж, тебя не волнует, что белобрысая с Васькой закрутилась? – аж дыхание перехватило, в ожидании ответа Сашки-Ирода.
– Да срать, конечно. Мне она нужна была, чтоб в дом попасть на вполне официальных правах. Дела поделаю, застукаю ее за изменой, распла́чусь и умчу в закат, лечить свое израненное сердце.
– Вот ты сука… – Я восхищённо пару раз хлопнула в ладоши. Мол, апплодирую его изобретательности.
– Не пойму только, тебе на кой черт нужен этот смазливый придурок?
– Видишь ли, Сашенька, сердце девичье ещё верит в принца. Думаю, вдруг Валерка, тот самый.
Не успела глазом моргнуть, как Разумовский уже был рядом. Грёбаный хищник с повадками тигра. Двигается так, что дух захватывает от его скорости и силы. Сашенька ухватил меня за шиворот, вот ведь взял привычку, и прижал к стене. Этак скоро по всему замку следы, протёртые моей задницей, останутся.
– Послушай, милая, я понимаю, мы долго не виделись, ты позабыла, наверное, что я не отношусь к тому бесчисленному количеству идиотов, которыми ты способна управлять и манипулировать своими тонкими, аккуратными пальчиками. Со мной так лиха́чить не советую. Если я задаю вопрос, на него надо отвечать. Коротко и по делу.
– Да что ты. – Меня прям взбесила его хозяйская манера вести себя, – А на хер бы ты не пошел?
– Я – нет. Слишком гетеросексуален. А вот ты, – Разумовский хищно усмехнулся, – Да. Причем, на мой.
Когда он меня поцеловал, я подумала, вот сейчас оттолкну, ударю. Потом сука, истосковавшаяся по этим рукам, по этим губам, по этому мужчине, решила, что хозяйка сейчас понатворит глупостей, и просто отключила мой мозг. Я вцепилась в Сашку так, что побелели пальцы. Он рванул блузку, отчего пуговицы со стуком посыпались на пол.
– Ты все так же не носишь белье… – прорычал он мне в губы, слегка прикусив нижнюю, – сучка...
Руки Разумовского уже во всю гуляли по моему телу. Грудь, спина, задница. Твою мать, а я в джинсах... Как не вовремя то... Сашка поднял меня за талию, я, в ответ, обхватила его ногами.
– Там ванная комната, – заявил он в перерывах между поцелуями, пока я пыталась прижаться ещё сильнее к его весьма, кстати, довольному сложившейся ситуацией достоинству, потому как "стояло" оно так, что даже джинсы не мешали ощутить готовность оказаться во мне.
Разумовский, по-прежнему, держа меня на весу, очень быстро переместился от входной двери в небольшой коридор, а потом, наконец, в то самое помещение, где можно не бояться появления случайных свидетелей. Естественно, моя многострадальная блузка, вместе с кардиганом, полетели в сторону, джинсы – туда же. Сверху шлепнулась Сашкина одежда. Он посадил меня на какую-то тумбу, мне вообще уже было плевать, куда конкретно. Губы, язык Разумовского скользили по груди, прикусывая соски. Я вцепилась пальцами в его волосы, выгинаясь навстречу. В голове билась только одна мысль, но без остановки:"Господи, как же хорошо". Мужские пальцы скользнули под трусики.
– Ты мокрая. Вся.
Саша, я мокрая с того момента, как только увидела тебя в этом дурацком за́мке, спустя невыносимо долгих двенадцать месяцев. Естественно, говорить этого не стала. Но не потому, что сочла лишним, просто его пальцы двигались внутри меня, вглубь и снова выходили наружу, гладили самое чувствительное место, потом снова возвращались обратно. Я вцепилась ногтями в его спину, широко раздвинув ноги, и готова была, как в дешёвом порно, просить:"Трахни меня, пожалуйста".
Благо, уговаривать не пришлось. Сашка убрал руку, а потом одним толчком вошёл так глубоко, что меня словно прострелило чистым, охренительным удовольствием. Я всегда поражалась тому, насколько его член идеально подходит мне. Разумовский одной рукой сжимал мою задницу, помогая двигаться в такт его проникновению, второй зажимал мой рот, потому что стоны и крики, рвущиеся из него, могли перебудить весь дом. Я кусала мужскую ладонь, не в силах сдерживать чувства, переполнявшие меня в этот момент. Сашка шептал что-то в ухо, обдавая дыханием кожу. Я с трудом улавливала тонущим в удовольствии сознанием отрывки его слов.
– Сука... Не могу без тебя... Околдовала... Погубишь...
Каждый раз, когда его член двигался туда-обратно, выходил, а потом снова погружался в меня, я вскрикивала, и хотела, чтоб это никогда, вообще никогда не заканчивалось. Ни с одним мужчиной не испытывала подобного удовольствия. Ни один мужчина не способен давать мне то, что я чувствую с Разумовским. Огромное, всепоглощающее счастье от возможности принадлежать ему.
Сквозь оплетающую разум пелену кайфа, я понимала, Разумовский готов уже заканчивать, но он ждёт меня. Его рука скользнула от моих губ снова вниз. Одновременно с движением внутри, он принялся поглаживать снаружи, заставляя мое тело ускорить приближение оргазма. Я почувствовала, как разрастается от самого чувствительного места волна финального удовольствия, вздрогнула, и вскрикнув в очередной раз, потерялась в том сладком, невыносимо мучительном восторге, который накрыл меня полностью, от кончиков пальцев до кончиков волос. Саша прижался своим лбом к моему, тяжело дыша. Я ощущала, как его член вздрагивает и изливается во мне. И, сука, я была бесконечно счастлива в этот момент.
– Дура ты, Лизка, – вдруг сказал он, тихим, низким голосом, – Какая ж ты дура. И я дурак.
Не стала ничего говорить в ответ. Просто поцеловала его, вкладывая в этот поцелуй все свои выстраданные, выплаканные по нему ночи. Я люблю этого мужчину. Данный факт, к сожалению, не изменить. Что бы не происходило между нами, какой бы сволочью он не был, но я люблю его так, что сердце разрывается, если он рядом. И, наверное, позови меня Разумовский с собой, я не то, чтоб пойду, побегу на край света. Вот только точно знаю, не позовет.
– Ты выходи первый, я за тобой.
Саша отстранился, глядя на меня темным, тяжёлым взглядом.
– Чё это? Мы скрываемся?
– Ну, вообще-то, как бы, да. У тебя здесь заказ, у меня свой интерес. Вот уж точно не время засветиться вдвоем.
– Боишься, что Мартынов узнает. – Разумовского это очевидно злило.
– Я боюсь, что сорвутся оба запланированных мероприятия.
– А если мне нет нужды прятаться с тобой?
Вот прицепился! Что за блажь очередная пришла в голову.
– Мне есть. Пока не доведено до конца.
– Мммм....Значит, все же дело?
Разумовский подошёл к душевой кабине и, не закрывая дверь, забрался внутрь, чтоб смыть следы нашего "преступления". Я разумно решила подождать. Если отправлюсь вместе с ним, хрен мы куда отсюда выйдем ещё два часа. А у меня на улице, если что, кавалер ошивается. И бог бы с ним. Только сейчас решит, проверить, где потерялась его Джульетта, и будет у нас настоящая итальянская драма, причем, возможно, с убийством. Если Сыч узнает, что я натворила дел, связавшись опять с Разумовским, он меня сначала четвертует, а потом Сашку. Или наоборот. Не суть. Главное – итог.
– Что тебе нужно от Мартынова? – Этот гад прилепился, хуже клеща.
– Что тебе нужно от Мартынова? – Я повторила его же вопрос.
– Мне заказали твоего принца. Только смерть его будет от рук других людей. На лошадь сделана очень большая ставка. Такая большая, что сумма впечатлила даже меня. А меня, как ты знаешь, сложно впечатлить. Только если это не твои прелести. Так вот, отсутствие жеребца чревато тем, что Андрею Николаевичу оторвут голову. А, может и не голову. Но что-то точно оторвут. Потому как, до кучи, этот же человек,уже перевел ему половину стоимости чудесного животного. После скачек он должен был забрать его себе, отдав вторую половину. И покупает богатей данную лошадь значительно дороже, чем мог бы. Хрен его знает, арабский шейх какой-то. То, что Мартынов жеребца не выставит, ровно как и то, что объяснить ее исчезновение он тоже не сможет, для Андрея Николаевича чревато очень серьезными последствиями. Потому как шейх, конечно, арабский, но его то ли кум, то ли сват, то ли брат, занимается весьма крупными поставками наркоты из Колумбии. И там понятия такие. Сказал – сделал. Даже если Мартынов решит вернуть деньги, его никто не поймет и не простит. Но он и денег вернуть не сможет. Ровно через три дня счета будут взломаны весьма талантливым парнем, а денежки благополучно утекут туда, где их никто не найдет.
Я слушала все это, открыв рот. Дело даже не в грандиозном плане. Похер мне, в конце концов, и на лошадь, и на шейха, и уж тем более на наркобарона. Я была в шоке от того, что Разумовский спокойно, без утайки, рассказывал о своей работе. Словно мы такая парочка, которая тихим семейным вечером решила обсудить прошедший день. Впервые он вел себя подобным образом. И я понятия не имела, что это значит.