Блог демона Шаакси, или адская работёнка

1

Вы думаете, что мы — причина всех ваших проблем, и это, если честно, почти что смешно. Мы вас искушаем, склоняем, путаем… Эх, ребята.

Если бы вы только знали, как мы с вами на самом деле похожи…

Хотя нет, лучше не знайте.

Надо же вам, право, кого-то винить во всех своих проблемах.

*из блога демона Шаакси

*

Меня зовут Шаакси, и я — демон.

Звучит, как вступительное слово для встречи каких-нибудь анонимных чесателей задницы крючком или чего-нибудь ещё в этом же роде. Но я здорово сомневаюсь, что кто-то придумал клуб анонимных демонов… Хотя, кстати, надо будет внести это в список идей для следующей летучки. Будет интересно посмотреть на фриков, которые в это сообщество вступят. И ведь явно же наши клиенты, а! Ну, или человеческих психиатров. Или общие, что тоже сплошь и рядом.

Специфика работы, что уж.

Ладно, о чём это я тут… Угадайте с трёх раз… Нет? Никто? Да, я — внезапно — снова о работе.

Пора брать отпуск, ага. Только вот кто бы мне его дал! Работёнка-то у меня адская, причём в самом что ни на есть прямом смысле этого слова. И я на ней горю — так, кажется, люди говорят?

Вчера тоже вот горел, например: нарвался на очередного борца со злом, страстного любителя фильмов о супернатуральных братишках, спичек, бензина и вариаций на тему очищающего огня. И мне по сей день действительно интересно: есть ли на свете тот сорт зла, на который борцы со злом не готовы пойти в своей благой миссии?

Впрочем, это меня куда-то не туда занесло. За философию мне не платят, а миссионерами, слава яйцам, у нас другой департамент занимается. Мне их вызов, собственно, чисто случайно перенаправили — там все операторы заняты были, ибо слишком много у них в последнее время клиентов развелось. Поветрие какое, не иначе.

Но вообще, конечно, факт остаётся фактом: я на работе, ребята, и горю, и тону, и летаю, и взрываюсь, и по чужим спальням обретаюсь, и ещё много всякого разного. Не жизнь — фестиваль! Причём до такой степени, что я вон до ручки дожился, блог завёл…

Если честно, мне психоаналитик посоветовал. И не надо сразу вот этого вот! Кто сказал, что демоны не могут посещать психоаналитиков? Что это ещё за, прости Легион, бытовой расизм? Души у нас, может, и нет, но тонкой душевной организации никто не отменял! А с такой работой… Тем более что у меня бывших клиентов среди психоаналитиков — выбирай не хочу. И скидочку сделают, и с пониманием отнесутся, и вот это вот всё.

В общем, я буду вам тут изредка приходить, на работу жаловаться, ныть опционально. Потому что я, господа, со всей ответственностью могу сказать: работёнка у меня — адская!

*

Никогда не было такого, и вот опять.

Сегодня у нас в офисе очень скучный день. Серьёзно, я чуть не уснул над своей интерактивной пентаграммой! Не помогал даже кофе. Понятное дело, что в обычном своём виде этот человеческий декокт на нас не действует и действовать не может — не та конституция тел и все такое. Но, если сделать напиток действительно крепким (одна пачка на кофеварку, например), а потом добавить перчика вроде того, который обычным смертным обжигает кожу — тогда, возможно, получившийся напиток нас слегка взбодрит.

— Что за день, — Бал, мой сосед по кабинету, потянулся до хруста костей и прочертил кончиком хвоста очередную линию на стене. — То психи, то скука, то идиоты. Ещё и Айма нет.

Я снова покосился на опустевшую соседнюю ячейку. Старина Айм всегда был парнем странноватым, но, если честно, с ним всегда было как-то веселее.

— А когда он вернётся?

— Никогда, — оскалил клыки Бэл. — Очередной клиент нанял, не иначе как для разнообразия, экзорциста, который действительно что-то умел, да ещё и имел при себе некоторые интересные языческие игрушки. А дальше ты понимаешь расклад: беззащитный демон, пленённый в круге, специалист, который знает, что делает... Айм не выгреб.

Вон оно чего.

— Случается в нашей работе, — сказал я и глотнул кофе. Что они в него добавляют в наши дни? Горчит намного больше обычного.

— Ага. Случаются, — хохотнул Бал. — Ненавижу людей! Вот говорят, что мы должны к ним относиться с пониманием и Шеф пойми ещё чем, изучать их для повышения качества работы. Но давай честно: нечего там особенно изучать, достаточно знать один-единственный секрет бытия, простой, как лопата. Так вот, секрет в студию: они просто лживые твари, одетые в мясной мешок. Они заключают сделки, приходят к нам за разными ништяками и купаются во тьме, как в долбанной ванной. Но потом вдруг оказывается, что у всего есть цена, и чем больше хотелки, тем она непомернее, в этом смысл. Только вот потом, когда приходит время, они не хотят платить по счетам. Они нанимают экзорцистов, и молятся всем богам скопом, и ставят кучу всей этой серебрянной ерунды, и ищут всякие способы нам навредить — и только для того, чтобы не платить по счетам. Как будто это поможет, серьёзно! Именно потому человеческим мразям доверять нельзя.

— Точно. Что с кофе сегодня? На вкус как пластиковое дерьмо.

— Просто саммари всей нашей жизни!.. Ладно, скоро на место Айма придёт новенький, благо нашего брата много. Но пока никого не прислали, придётся нам с тобой пахать за троих. И следующий великий твой. Я уже с тремя поработал и ещё одного просто не вывезу.

Я скривился и почесал рог.

— Можно мне лучше парочку светских львиц или начинающих колдунишек? Ты знаешь, я больше люблю с ними работать.

— Хочешь прикарманить себе всё веселье? Официально перетопчешься, Шакс. Бери себе очередного великого и несравненного.

Я мрачно покосился на кофейник.

Мне определённо нужна адская доза кофе.

2

*

— Приди же, Владыка Ада, и предстань передо мной! — зазвучало из интерактивной пентаграммы за миг до того, как меня начало утягивать в неё.

И ну блин, серьёзно?

Мне вот реально интересно, они что, действительно надеются, что Шеф их навестит? И потом, тоже придумали — “владыка Ада”. Они хоть в курсе, интересно, кого именно вызывают? Так-то одних только Бездн немеряно, а есть ещё тёмные пространства, и боги Хаоса, и боги Порога, которых с натяжкой тоже можно во Владыки Ада записать. Но, даже если остановиться на самом распространённом кандидате на должность, то бишь нашем Шефе, то всё равно у меня есть парочка вопросов. В смысле, про нас, демонов-менеджеров среднего звена, всё относительно понятно. И то мы при случае можем доставить проблемы неосторожному заклинателю, его окружению и населённому пункту среднего размера. А уж про Шефа что говорить-то? Древний и всё такое. В смысле, в какой бы форме он ни явился, это всё равно искривление пространства, и флюиды безумия, заражающие мир вокруг, и много прочих подобных плюшек. И это я уже скромно молчу про шефово чувство юмора, которое может иногда быть в прямом смысле убийственным. Так что иногда мне просто очень хочется, чтобы к этим доморощенным демонологам Шеф действительно пришёл. Он иногда так развлекается: является на какой-то подобный зов сам и смотрит, что получится.

Получается обычно весело. Ну, для Шефа.

Но такое случается редко — Шеф у нас всё же монстр занятой. Обычно отдуваемся мы, рядовые сущи.

Вот как сейчас.

Комната, куда меня нынче призвали, ничего из себя особенного не представляла. Очередной заваленный хламом подвал очередного дома в очередном человеческом муравейнике. Было бы проблемой, не знай мы всех языков всех миров, где ловит наше покрытие.

Пентаграмма была нарисована с минимальным старанием, которое необходимо для вызова кого-то из нашего офиса: однажды наши попытались открыть более широкую выборку, но нас с головой завалило пьяными малолетками, религиозными фанатиками, разного сорта психами и просто ребятами, которые уронили что-то себе на ногу и на фоне этого особо эмоционально высказываются о разного рода “нечистых”.

Так или иначе, но для того, чтобы кого-то из нас вызвать, надо как минимум полчасика покопаться в книгах и интернете, постараться перерисовать пентаграмму и вложить минимальный эмоциональный посыл… Ну, и перспективу для нас, что характерно далеко не для всех.

Сегодняшний наш клиент прошёл этот сверхъестественный отбор — но ни на гран больше того.

Пентаграмма была примитивная, общего действия и к тому же ещё и криво нарисованная. О конкретном имени и воплощении вызываемого демона, обережных символах, запирающих словах, персональном подарке и прочем парень явно даже не слышал. Несчастный мёртвый голубь не в счёт: я почувствовал себя так, как будто мне в подарок преподнесли собрата. От вида крови на перьях моей тотемной птицы затошнило.

Мерзкие. Прав Белаал: какие же эти люди мерзкие.

Но что уж, я не гордый. Просто немного мстительный. Да и вообще, наверное, я благодарить его должен, что он оставил мне так много лазеек: после того, что случилось с Аймом, приятно осознавать свою полную власть над контрагентом-идиотом.

Умирать так-то не хочется.

А значит, время для шоу!

Сначала, как водится, затрепетали свечи. Потом замигало электричество — вечно они меня тащат в места с убогими лампочками под потолком и паршивой проводкой… Потом по комнате разнёсся смех. И наконец тени в центре пентаграммы уплотнились, вырисовывая зубастого и очень милого меня в идеально скроенном деловом костюме. Горящие жёлтым глаза и очерчивающий на полу фигуры хвост прилагались.

Чувак по другую сторону пентаграммы оказался… ну, типичным человеческим величием. То есть, потным мерзким человечком средних лет, лысеющим, дрожащим и жалким даже на вид. Его страх пах неприятно… но ладно, он хотя бы не обосрался. Спасибо за милые малости, так сказать.

А так это частенько случается при первой встрече с нашей клиентурой. Издержки работы, знаете ли.

Я терпеливо ждал, пока человек придет в себя достаточно для разговора. Хотелось добавить ещё спецэффектов, но сердце у парня было не очень, покоцанное безвылазным сидением в офисе, попиванием кофейка и поеданием некачественной жратвы (ага, мой человеческий “брат по разуму” — только в задницу таких братьев).

Ему так или иначе жить осталось годиков эдак двадцать, при самых хороших раскладах — но, вытвори я чего-то эдакого, у человека были бы все шансы сдохнуть от инфаркта прямо сейчас. И — неа, это не входило в мои планы. Беса там я стану рисковать гонораром за эту работу! Да, уже видно, что качество материала так себе, и премию за это убожество мне не дадут. Но тем не менее, потенциал у заказа всё равно есть. Вот такие вот мелкие, потные “величия” на самом деле несут в мир так много грязной, но всё ещё пригодной для употребления тёмной энергии, что хватает на поддержку парочки Бездн.

И да, пока контрагент жив и несёт в мир своё дерьмо, с каждой такой сделки мне всё ещё капает неплохой процент.

Так что я дождался, пока сердце человека не начнёт биться в более ровном ритме, и промурлыкал:

— Ну что же, ты добился своего. Я здесь. Так расскажи же мне, зачем ты звал меня.

Голос всегда был моей гордостью. И одной из самых сильных сторон, если честно.

Он звучал в будуарах и переговорных комнатах, вливался ядом в уши королей, президентов и министров, шептал из темноты тайны, открывал сокровищницы и выманивал драгоценности… У смертных мало шансов ему сопротивляться. Они боятся его, но они идут на него, как крысы на звуки той самой чёрной дудочки, на которой я некогда так любил играть…

И едва ли этот конкретный смертный мог действительно стать исключением.

Его страх не прошёл, но свернулся в глубине души, как змея. Однажды, на пороге смерти, когда почернеют зеркала, когда шёпот будет раздаваться из каждого угла, а всё, что важно, окажется сожжено до пепла…

3

Большинство моих клиенток прекрасны во всём.

Настолько, что это само по себе почти отвратительно.

из блога демона Шаакси

*

Я люблю светских львиц.

Ладно, это была, пожалуй, всё же не совсем точная, хотя по своему справедливая формулировка… Я не то чтобы любил их, но мне действительно нравится с ними работать.

И сегодня я наведался к одной из своих любимых клиенток.

Мадам Ю. прошла обычный путь типичной клиентки нашего отдела. Обошлось без исчезающих в полночь платьев, но в целом и общем всё по красоте: девчонка из крошечного городка где-то на задворках здравого смысла, из семейки в стиле “айкью двести на двоих”, которая отчаянно пыталась из этого дерьма выгрести. Классическая дорога через межгородские автобусы, чужие подсобки, постели, ночные клубы, категорически запрещённые для людишек вещества и всё прочее. В какой-то момент, оказавшись выброшенной использованной куклой на обочине жизни, она заключила сделку. И я отработал классическое превращение кареты в тыкву, с не особенно прекрасным, но очень богатым и влиятельным принцем.

Но сказки, которые рассказывают демоны тщеславия, никогда не заканчиваются свадьбой.

Самое интересное обычно начинается после.

— Ну здравствуй, дорогая, — ухмыльнулся я ей из зеркала. — Ты прекрасна, спору нет.

И что же, она была.

Даже сейчас, в свои дважды с половиной восемнадцать, она была чудо как хороша: подтянутая блондинка с породистым лицом, которым я мог по праву гордиться (сам проект для пластического хирурга рисовал, чтобы эти энтузиасты по привычке не переборщили с губами или скулами). Ю. всегда предпочитала, опять же по моему совету, сдержанные элегантные линии, женственные и без излишеств, с тонкими нитями украшений, неизменной среди которых моя выточенная из драгоценного камня печать… Когда мы встретились впервые, она носила яркие вырвиглаз-цвета, дешёвые погремушки, больше напоминающие сбрую, и почти что до слёз кричащие фасоны. Её манеры, и стиль, и знания… какой бы девушка ни была красивой, это не поможет, когда она подаёт себя настолько дешёвой.

Что же, я это исправил.

И теперь женщина, стоявшая перед зеркалом, вполне могла сойти не то за икону стиля, не то за античную статую богини — всё как и задумывалось. В вопросах женской моды я всегда питал некоторую слабость к языческим фасонам и постарался привить это Ю.; как ни крути, а есть вещи, которые идут женщине по определению — особенно сильной, упорной и хищной женщине. Кудри цвета гречишного меда, собранные так, чтобы подчёркивать прекрасное благородное лицо с классическими чертами, белое платье обманчиво-простого покроя, сочетание белого цвета, меди и янтаря — о да, спору нет, она была прекрасна. И это находил не только я, но и большинство всемирно известных таблоидов.

Только вот сегодня в глубине этих глаз таилось что-то, подозрительно напоминающее страх. Что же, не зря индикатор этого заказа показал переходной этап, не так ли? У нас аппаратура чувствительная, ошибается редко.

— Здравствуй, Шаз, — протянула она, и её голос был густым и тягучим, как мёд — тоже один из моих подарков. — Прости за навязчивость, дорогой, но я хотела поболтать с тобой напрямую. Итак, всё же… Кто на свете всех милее, Шаз?

Я хохотнул.

— Ты знаешь правильный ответ, милая.

— Уж будь добр озвучить.

Я усмехнулся.

— Ты прекрасна, спору нет. Но есть на свете одна, кто нынче прекрасней тебя…

— Она его секретарша, не так ли?

— Не будь неполиткорректной, моя дорогая. Почти уверен, что нынче их называют помощницами или секретарками…

— Ой, да брось молоть языком, Шаз. Как будто я и без того не знаю, что ты можешь делать это целый день!

— И не только это, — я демонстративно провёл раздвоенным языком по губам.

— О, это я тоже знаю, — она выдала мне свою лучшую порочную улыбку. Это она умела всегда и преотлично…

Ладно, пора признать: не только это.

— Ну хватит, предадимся воспоминаниям потом. Скажи мне, он с ней спит?

— Ты и сама прекрасно знаешь об этом, моя дорогая. Но твоего уважаемого супруга едва ли можно бы было назвать образцом верности, не так ли? В конечном итоге, ты сама некогда стала сначала его любовницей, а потом уже женой. Третьей и последней, на момент, когда я в последний раз проверял.

— Ты не помогаешь, Шаз.

— А, брось. Я могу заверить тебя, что тебе с этой стороны ничего не грозит. Ты ослепительно популярна, моя дорогая. Твоё лицо не сходит с первых полос модных журналов, голос моей женской ипостаси, который я одолжил тебе, люди находят прекрасным и незабываемым, твой сын, очаровательный ребёнок, отлично смотрится на постановочных семейных портретов, твоё лицо на фото с благотворительных акций выглядит поистине ангельски… С чего кому-то вроде тебя переживать из-за какой-то очередной… Кто там у него обычно? Стюардессы, певички, горничные, секретарши… Право, сколько их уже было, и тебя это никогда раньше не волновало. Что же изменилось?

— Эта другая. Есть что-то про неё… Не могу объяснить, но что-то с ней не так. Ты знаешь всё на свете, Шаз! ты открываешь темнейшие секреты — вот и открой!

— Да что там открывать? — зевнул я. — Тоже мне, загадка века…. Он любит её, только и всего. И это взаимно, я бы даже сказал.

— Только и всего?! И ты так спокойно об этом говоришь?

— А чего тут переживать? Он не станет рисковать предвыборной кампанией, поддержкой электората и твоими связями только ради любви. Не в вашем мире, дорогая. А чувства… кого они волнуют?

— Меня! Я должна спокойно принимать тот факт, что мой муж влюблён в какую-то шлюху?

Я прищурился. Почему же у этих смертных, даже умнейших из них, такие проблемы с оплатой счетов?

— Дорогая, не ты ли сказала мне в своё время, что любовь тебя не волнует? Не ты ли сказала, что готова ею пожертвовать ради всего, что имеешь?

— Любви вообще не существует!

4

Самое важное правило демона: не мешайте работу с личным.

Ничего личного, я серьёзно.

Другое в нашей сфере никогда ничем хорошим не заканчивается.

*из блога демона Шаакси

***

Вызов с координат, которые мне сбросил Бал, застал меня по дороге в головной офис. Настроение было так себе, кофе хотелось почти так же, как и в отпуск… Тот ещё, в общем, денёк.

В теории я должен радоваться, когда очередной клиент так легко позволяет себя толкнуть на другую стадию контракта — больше бонусов же получу за такой выброс тёмной энергии, — но на практике это всегда как-то… скучно, банально, утомительно. Слишком просто? Даже не знаю, как описать. Это не что-то, что противоречит демонической природе, даже не думайте! Я просто люблю вызов. И интересные квесты. И интересных противников. Потому что хорошему противнику и проиграть не зазорно, знаете? Да и выигрыш слаще.

А не вот это вот всё.

Похрен, в общем. Пытаюсь сказать только, что, несмотря на относительно удачное течение рабочего дня, настроение у меня всё ещё было очень не очень. И вызов от того самого благословенного не особенно порадовал, но работа есть работа. Не первое моё родео, и всё такое.

Вызов, кстати, был интересный. Направлен персонально на Айма, с применением всех необходимых ритуалов и символик, до последних мелочей — и это, скажу я вам, уже большая редкость. Обычно доморощенные колдунишки читают разве что руководство вроде “Как вызвать демона. Для чайников” или “Как стать Вяликим Тёмным Пластилином в домашних условиях, желательно не поднимаясь со стула”. Ну и всякая прочая макулатура примерно такого содержания, которой во всех магазинах и библиотеках всех миров навалом. Вы тоже, уверен, видали, а то и читали.

Так вот, этот вызов был не таким. Чтобы звать так направленно, сильно и изящно, нужно понимать, что делаешь, и быть не понаслышке знакомым со сложными старинными книжечками, которые на каждой полочке не валяются… Да и способности определённые тоже надо иметь.

Впрочем, благословлённый же, так что по поводу врождённых способностей удивляться не приходится: эти ребята так ценны для нашей конторы как раз благодаря тем самым определённым способностями. Редко встречающиеся уникумы, поцелованные высшими силами — в том или ином их проявлении. Таким при любых раскладах докричаться до всякого условно потустороннего намного проще, чем обычным людям.

Учитывая всё вышеперечисленное, я не стал обставлять своё появление какими-либо спецэффектами: если человек настолько хорошо владеет матчастью, то вряд ли его можно удивить завываниями, клубами дыма, воплями псевдогрешников, страшной мордой, погасшими свечами и прочей ерундой. Эта вся дешёвая бутафория — не для таких ребят.

Так что я просто пришёл, как есть, в классическом виде, нормированном нашей конторой — самый обычный демон-менеджер в деловом костюме, с жёлто-хищными глазами, закрученными назад рогами и гибким длинным хвостом.

Первым сюрпризом стало кресло. Удобное, кожаное, исписанное арамейскими письменами, наполненное вшитыми амулетами, призванными напитать сидящего демона силами. Всё вышеперечисленное явно было настроено на Айма, но даже при таком раскладе мою сущность обласкало тёмной силой. Я спокойненько себе материализовался в кресле, весьма заинтригованный, душа дурное предчувствие.

Комната оказалась крайне уютной, а пентаграмма вызова — персонально настроенной на Айма, максимально щадящей по отношению к демону и открытой для того, кого вызывают. То есть я, например, покинуть круг из-за правильно составленных обережных знаков не мог, но вот демон, на которого вызов был рассчитан, получал полную свободу действий — никаких ограничений. Большую свободу, если честно, чем какой-либо демон может получить в любых других условиях. Хочешь — хозяина убивай, хочешь — погулять иди, хочешь… Что хочешь, в общем, то и делай.

Комната сама по себе оказалась ужасно захламлённой гостинной с множеством книжных полок (что не мешало книгам лежать на окне, на полу и вообще везде).

В центре всего этого великолепия расположилось свободное пространство с парочкой кресел, столиком с едой, напитками, благовониями (отличный аромат, кстати) и вычурной старинной лампой.

Хозяин комнаты, старичок, скрюченный практически в вопросительный знак, рылся на полке. Меня он очевидно почуял, потому что забормотал, не оборачиваясь:

— Рад, что ты всё же явился, мой хороший. Извини, что звал так навязчиво — но, право, я начал волноваться за тебя, потому что ты никогда так долго не игнорировал мои вызовы. Ты знаешь, та ночь, ну ты понял… Тогда Джим не отвечал на мои звонки. И я думал — ничего серьёзного, но потом… Я знаю, что ты, в отличие от него, бессмертен — но старикам простительно волноваться за молодых, не так ли?... И я, между прочим, нашёл совершенно исключительную вещь, хочу показать тебе. Книга с описанием того самого кольца, ты можешь себе представить? Мне интересно, как тебе это понравится, но лично я в восторге…

Дерьмо. О, дерьмо.

Похоже, старина Айм был не придурком, а полным психом. И его игра в “равенство и братство” с людьми зашла намного дальше, чем мог в страшном сне представить Бал.

Потому что мы, демоны, любить не умеем, это во всех методичках написано. Но любовь во всех её оттенках видим отчётливее некуда — главный источник слабостей человеческих, что уж. И лично мне кристально очевидно: если бы Айм хотел заключить контракт с этим конкретным человеком, он бы его давным-давно заключил. И теперь…

Дерьмо. Шеф же побери!.. Хотя нет.

Этого, последнего, не надо.

Я принялся мысленно считать мгновения: этот благословлённый действительно хорош в демонологии, должен почувствовать с секунды на секунду… И правда: спина старика напряглась, он замолчал и очень медленно повернулся ко мне.

По всей комнате вспыхнули обережные печати, отливая явной угрозой. Я отметил, что, если этому конкретному смертному придёт в голову меня уничтожить, у него даже вполне может получиться.

Отступление 1

*

— Итак, ты заключил выгодный контракт.

— Верно.

— Но тебя это не радует?

— А Шеф его знает! Хотя нет, надеюсь, не знает. Не важно… Просто контракт, как в таких случаях принято говорить, с душком… Слушай, не то чтобы не радовало. Я хорошо делаю свою работу, понятно? Получше прочих. Тебе ли не знать? Это ты тут у нас — самый востребованный среди селебрити мозгоправ, живущий на вершине мира. Одним своим существованием ты подтверждаешь тот очевидный факт, что я действительно хорош в том, что делаю.

— Скромный, как всегда… И я не мозгоправ, а психоаналитик. Запомни уже, неуч рогатый.

— Не-а. Можешь себя как угодно называть, но я-то знаю, что ты — типичный мозгоправ. Для всяких умных слов у тебя даже соответствующего образования нет!

— Есть. Оно, правда, не котируется в этой конкретной стране — но это не столь существенно.

— Существенно — если делает тебя маленькой мерзкой лгуньей… Но не переживай, мне нравится.

— Просто слегка искажающей правду личностью. И я — талантливый психоаналитик.

— Ну да. И отличный пиарщик. Но как ты думаешь, какой процент твоего таланта можно засчитать тебе, а какой — моим подарочкам, вроде чарующего голоса и шкатулки, полной чужих детских тайн и слабостей?

— Это детали, Шакс. Но ты продолжаешь ко мне приходить…

— Я читал, что разговоры с домашними животными тоже иногда имеют смысл.

— Очаровательно. Вот об этом мы и поговорим. Значит, люди — домашние животные?

— Ну, более-менее.

— Звучит лестно. А с чем ассоциируются у тебя домашние животные? Опиши то, что людей и питомцев объединяет — как минимум, по твоему мнению.

— Ну, они тупые, пованивают, всё приводят в беспорядок, требуют постоянного присмотра… А ещё они очень неблагодарные. И недолговечные.

— Очень недолговечные, да? Я слышала, порой одинокие люди очень привязываются к своим домашним питомцам. И их, тупых, вонючих и требующих постоянного присмотра, всё ещё больно терять.

— Мне нет. Низший демон, забыла? Я не крылатый, не древний языческий бог — так, побочная стихийная поделка, сущ на подхвате. Твари моего ранга на высшие чувства не способны.

— Очень… познавательно. И ты точно уверен, что так оно и есть?

— Разумеется! Это моя природа, если ты не в курсе.

— Хорошо. Учту на будущее. Но знаешь, привычку едва ли можно считать высшей эмоцией. Вот я и интересуюсь: может, ты немного… привыкаешь к ним?

— К людям? Ну, время от времени.

— И к некоторым больше, чем к другим.

— Ну да, к самым интересным. Что удивительного?

— Нет, ничего. Просто, быть может, нам стоит обсудить того скрипача, после смерти которого ты пришёл ко мне?

— Я даже говорить об этом смысла не вижу. Какое отношение тот дурак имеет к моей проблеме?

— А какая твоя проблема?

— Слушай, прекращай покупать всякие загадочные вещества у своих постоянных клиентов. Ты уже забыла? Профи, что уж сказать… Моя проблема — меня всё раздражает! Особенно работа. И начальство. И клиенты. Не поверишь — все бесят!

— Да почему же, верю. А ещё верю, что тебе всё труднее выполнять твою работу, что ты ненавидишь каждый вызов, что новые контракты не радуют… Ты выгораешь, Шакс.

— Я выгораю по пять раз в месяц, и ничего! Демоноборцы любят демонстративные сожжения, это их фетиш. Но я — гений воздуха, меня почти что невозможно убить пламенем…

— Не притворяйся идиотом, Шакс. Ты выгораешь. Эмоционально. И, если этот процесс не остановить, то ты окончательно впадёшь в депрессию.

— У демона не бывает депрессий.

— Шакс, ну серьёзно, это уже даже не смешно. Расскажи это кому-нибудь, кто не созерцал тебя в агрегатном состоянии “пьяная драма” или “мрачная туча”. И ты живёшь в такой грязи, что развёл у себя дома крыс…

— Они красивые.

— …Ты назвал одну из крыс Гектором и говоришь с ней! С ним. Не важно! Важен сам факт.

— А что тут такого? Старина Гек не хуже людей. А многих, если честно, лучше.

— Шакс.

— Что?

— Ничего. Как продвигается дело с блогом?

— С переменным успехом. Я нашёл мир вне нашей юрисдикции и публикую блог. Мысли, ничего больше.

— Тебе становится легче, когда ты обо всём рассказываешь?

— Кто его знает… Но это что-то новенькое, потому я продолжу.

— Звучит конструктивно, но, видимо, этого будет недостаточно. Шакс… у тебя есть друзья, с которыми бы ты мог поделиться?

— Я не люблю делиться. Это не по-демонически.

— О, да во имя всего всякого! Шакс!!

— Что?!

— Ты прекратишь сегодня кривляться или нет?

— Сама прекрати дурацкие вопросы задавать! И вообще, нет у меня никаких друзей! Демон, забыла? Мы на такое не способны.

— Ну конечно. Но есть же кто-то, с кем тебе приятно говорить? Возможно, кто-то, с кем тебе всегда привычно, уютно, комфортно, кому ты можешь рассказать если не всё, то многое, кто может понять тебя всегда… Есть у тебя кто-то, соответствующий хоть парочке этих критериев? И да, кто-то, кто не твои голуби. И совершенно точно не Гектор.

— Ты определённо имеешь что-то против старины Гектора. И моей крылатой банды. Чем тебе мои ребята не угодили?

— Я определённо имею что-то против смены темы. Итак?

— Да, кое-кто есть.

— Ты давно его навещал?

— Месяца три назад, если подумать. Обычно бываю там чаще, но — забегался.

— Навести сегодня. Обсуди всё, что случилось, свои сомнения, начальников-идиотов, новый контракт. Поговори с ним.

— Хорошо.

*

Шаакси действительно не стал откладывать визит.

В конечном итоге, всегда, сколько он себя помнил, он селился там, откуда сходить в гости было легче лёгкого.

Вот и сейчас, приняв свой любимый облик клинтуха, он взмыл над ночной Прагой, привычно наслаждаясь узорчатой мозаикой крыш, куполами готических соборов и неповторимой аурой, которой обладал только этот город.

Когда, интересно, он в последний раз летал не ради работы? Может, ему и правда давно надо было выбраться в гости…

5

*

— Не расскажешь, как тебе это удалось?

Я покосился на Бала без особенного восторга.

— А больше тебе ничего не рассказать? А может, ещё и показать что-нибудь?

— Я тебя прошу, чего я там не видел!

— Справедливо. Так чего докапываешься?

Приятель оскалился, жонглируя своей любимой заточенной ручкой с кровяными чернилами.

— Да брось, Шаз. Я знал, конечно, что Айм у нас лох, не без того. Но ты за один день закрыл контракт, над которым он бился последние семь лет. Да ещё и с благословлённым! Валяй, хвастайся!

— Веришь — благословлённый мне сам этот контракт предложил. Повезло.

— Угу, расскажи мне, что такое везение! Уже забыл, что я на нём специализируюсь? И мне ли не знать, в какой степени оно, как капризное растение, зависит от созданных для него условий…

Я простонал.

— Бэл, огради меня от очевидностей! Я говорю тебе правду: клиент сам предложил контракт, Айм его отлично предварительно обработал. Повезло. Но есть там некоторые моменты…

— Моменты?

— Расскажи-ка мне подробнее об этом аймовом “смертельном клиенте”.

Бэл прищурился.

— Вот как… И с чего тебя это интересует?

— Для общего развития. Не хочу, знаешь ли, нарваться на проблемы. Желаю точно убедиться, что мой новый клиент ни при чём.

Бал, не сводя с меня острого взгляда, хмыкнул.

— Я уже сказал тебе, того забанили. Или у тебя есть причины думать, что там что-то нечисто?

— У нас всё нечисто, работа такая, — улыбнулся я лениво. — Просто хочу точно убедиться, что не закончу, как Айм. Не нравится мне этот… благословенный. Тебе Айм что-то рассказывал про него?

Бэл отвернулся и потёр рог.

— Сам знаешь, Айм был странноватый парень, с немного дурацким стилем работы. Мы с тобой ему не нравились, у него были всякие иллюзии на тему гуманизма и прочего непонятного абстрактного говна, от которого по идее общение с людьми должно было давно отучить. Он редко со мной откровенничал.

— Но откуда-то ты знаешь, что с Аймом случилось. Откуда, если не секрет? В общей базе он значится просто “уничтоженным”, без животрепещущих подробностей.

— Хм. Вот даже не знаю… Есть у меня чувство, что тебе нужна эта информация. Что дашь взамен?

— А чего ты хочешь?

— Дай подумать… Мне тут работёнку подкинули, нудную и муторную. Возьми на себя — а я тебе дам инфу взамен. Что скажешь?

А что тут сказать? Влез я с этим заказом по самые гланды, потому что про смерть Айма в открытых источниках нет ничего, кроме пары строчек. “Уничтожен при нарушении должностных инструкций. Личное дело закрыто, контракт закрыт” — и на этом фините.

Что, на мой взгляд, как-то не особенно хорошо пахнет… Да ладно, что уж там: воняет так, что хоть беги. Бывают такие заказы, про которые с самой первой секунды сразу понимаешь, что встрял.

И тут тоже как раз тот случай.

Опять же, мой приятель Белаал, при всех моих глубоких дружеских чувствах (которых нет), по сути своей, та ещё скотина. Как и все мы в этом офисе. Но Бэл, если честно, даже среди нас выделялся некоторым… слегка чрезмерным скотством в некоторых вопросах. И соглашаться на сделку с ним…

Но серьёзно, какой у меня выбор?

— И что за “нудная и муторная” работёнка? — уточнил я.

— Да ничего суперособенного, на самом деле! У нас там просто очередные культисты завелись, надо к ним сходить, явить, так сказать, волю Шефа. И всё вот это вот.

Я простонал.

Культы, поклоняющиеся демонам, у нас в конторе… скажем, не то чтобы обожали. Работали с ними, конечно, куда же без того. Но на самом деле отдачи от этих ребят традиционно куда меньше, чем проблем. Случались среди них и относительно адекватные, конечно, но подавляющее большинство — неадекваты с вавой в голове. Впрочем…

— Хорошо, — хмыкнул я, — давай уже сюда своих культистов. Так и быть, схожу, явлю Шефову волю и прочие комплектующие. Но это только в том случае, если информация будет того стоить.

— Ох, какой ты сложный… Знаешь Ростовщика?

— Да кто же не знает?

— Ну вот, есть вероятность, что он знаком с экзорцистом, к которому обратился клиент Айма. Возможно, Ростовщик даже продал этому экзорцисту ту самую языческую игрушку, которая в итоге убила Айма… Впрочем, я только гадаю.

Чтоб его. Ну разве не чудесный день?

*

Денёк выдался муторный.

Не то чтобы прямо сложный, скорее тягомотный до состояния “да заканчивайся уже, а?”.

Прошёл слух, что Шеф планирует навестить наш офис. На самом деле чушь, конечно, ибо Шеф тут отродясь не появлялся лично. Но наш гендиректор по этому поводу сильно очковал — возможно, просто по привычке. Его щупальца вылазили из всех совершенно неподходящих для этого офисных дыр (не самое приятное зрелище, если вы спросите меня — и прямо отлично, что демонам не надо ходить в туалет). Но даже с учётом этого тентакли гендиректора были штукой нервирующей, мягко говоря. Они тактично намекали сотрудникам, что с ними будет, если в отчётах закрадётся какая-нибудь погрешность, план не будет выполнен или вот это вот всё.

Не то чтобы у меня с этим проблемы, на самом деле. Так-то я последние годы был самым результативным сотрудником в отделе тщеславия — или, как минимум, одним из точно. Другой вопрос, что я никогда не разделял некоторую… бюрократичность, свойственную нашему отделу. И, если честно, за отчёты садился только тогда, когда приходил статус КЖПВЖК (под таким кодовым именем у меня проходили все эти штуки про жареного петуха; говорят, кстати, Бал однажды оживил одного… но это уже совсем другая история. В которую, зная Бала, я вполне верю: жареные зомби, куры там или люди — это вполне себе его стиль).

Потому мне пришлось почти весь день просидеть над интерактивной пентаграммой, организовывая записи о своих бессмертных подвигах и составляя список контрактов. И культистов, и Ростовщика я таким образом отложил на вечер — подальше от рабочего времени, любопытных взглядов Бэла и тентаклей гендиректора.

6

Верят ли демоны в предназначенное и неизбежное?

Это всё равно что спросить, верим ли мы в существование людей. Как можно верить или не верить в очевидный факт?

Вы, люди, просто живёте слишком короткие жизни и не успеваете понять: все дороги этого мира закольцованы.

Именно потому ты рано или поздно встретишь и то, к чему бежишь, и то, от чего бежишь.

Самое смешное, что во многих случаях это оказывается одно и то же.

*из блога демона Шаакси

***

— О Владыка, ты пришёл на наш зов! — голос человека дрожал не то от возбуждения, не то от восторга. А ещё от него разило безумием… в комнате в целом разило безумием.

Хотя я бы не назвал это комнатой, пожалуй.

Но и на тёмный подвал со всяким хламом, в каких современные колдунишки обычно вызывают демонов, помещение тоже походило мало.

Вокруг меня вздымались величественные колонны осквернённого храма. Не тёмного, конечно. Я бы и мысленно не сравнил это с тем же Серапеумом… хотя, с Серапеумом я в принципе ничего не сравнил бы. Слишком личное… Но сам факт, что это не было храмом, посвящённым кому-то из тёмных божеств. Ни в какой форме.

Очевидно, некогда это считалось монастырём, но потом (причём, судя по ощущениям, уже лет сто как) с верой у его обитателей что-то пошло слегка не так. Или не туда. Или не по тому адресу.

Теперь это было место, которое подверглось хулению, осквернению, издевательству, насмешке. Тени всего, что было тут содеяно, смотрели на меня из темных углов — пленённые здесь, застывшие между жизнью и смертью, не способные уйти…

Так уж вышло, что по долгу службы я видал много чего и очень разного. Пожив хотя бы пару столетий на Землях, с первой по восьмую, рано или поздно начинаешь относиться к жестокости весьма философски. После же первой тысячи лет процесс сдирания с кого-то шкуры живьём вызывает чаще раздражение своей бессмысленностью. В этом смысле время — весьма убедительный учитель, который что угодно научит считать нормой.

Однако я осматривал тела на полу, желобы, доверху наполненные кровью, насаженные на пики головы, детей в клетке, ещё живого человека, выпотрошенного так, чтобы придать его телу псевдоангельское подобие — и ловил себя на том, что, кажется, крайне… отвык от всего подобного. Техногенный век, что неумолимо настал во всех подконтрольных нашей конторе вероятностях, оказался не сильно богат на подобные зрелища, как минимум, по сравнению с предыдущими. И скажу честно: за это я готов был простить техногенному миру и его откровенную пластиковость, и лицемерие, и потребительскую слепоту, и перенаселение, и мелочность. Не худшие недостатки, когда при этом освобождён от необходимости созерцать… ну, нечто вроде вот этого.

— Ты явился, о Владыка. Ты доволен нашей работой?

Точно. Работа.

Пора работать.

— Впечатляет, ребята, — сказал я. — Вы прям массовики-затейники!

Они вздрогнули.

Ну да, точно, голос следовало бы поменять, да и стиль общения тоже. Здесь уместнее что-то грубое, звериное, а не моё бархатистое воркование искусителя и льстеца. Промах дилетанта, однако; впрочем, оно может и к лучшему — контрасты обычно хорошо работают.

Да и поздно уже перестраиваться.

Я переступил с копыта на копыто. Какие же неудобные, чтоб их! И как Бал в своё время столько лет в обличье Минотавра проторчал? Впрочем, он изначально из рогатых, ему это всё проще…

— Итак, господа, — промурлыкал я вкрадчиво, небрежно расхаживая меж знаков на полу и походя осматривая живописную картину, — это всё очень интересно, и вечеринка, я считаю, удалась. Но меня-то вы зачем звали?

Вопрос поставил их в тупик. Кучка фанатиков принялась озадачено переглядываться. Я ждал, рассматривая их. Не лица, конечно — я не видел их лиц, да и не нуждался в них — но сущности.

— Ты — не тот Владыка, кто является к нам обычно, — о да, совершенно определённо не тот. И мне действительно интересно, почему тот передал мне этот заказ. Он-то как раз очень уважает атмосферу вроде этой. И, хотя это всё очень грязно, но энергии тут много. И Бал обожает такую энергию. Так почему же тогда?..

Старший культист сделал шаг вперёд и откинул капюшон одного из этих их дурацких балахонов.

Нельзя не признать, интересный человек. Харктерная внешность — именно с такой натуры предпочитали писать мастера Ренессанса. И понятное дело, что глава культистов был благословлённым. У меня даже лопатки зудели от силы этого (внезапно — светлого) благословения, что было ему от рождения даровано.

— Верно, — сказал я холодно, — сегодня на ваш зов откликнулся именно я. Впрочем, если вам принципиальна компания моего коллеги, я могу позаботиться об этом.

— О нет, — солнечно улыбнулся глава культистов, отчего вокруг его ярко-голубых глаз собрались премилые гусиные лапки. Если бы размыть окружающую нас картину и оставить только его, то сторонний наблюдатель сходу причислил бы его к лику очень-милых-ребят — типичное обаяние такого рода социопатов. — На самом деле, пока что у меня сложилось впечатление, что с тобой мы намного лучше поймём друг друга. Твой коллега, как мне показалось, несколько более… традиционен. Ты, с другой стороны… интересен. Ты относишься к более высокому чину? Ты ощущаешься совершенно иначе.

Я с лёгким сомнением оглядел старшего культиста. Ох и не нравится мне он… С ним что-то сильно не так, и это серьёзнее, чем обычные колдовские потуги людей. Что-то есть под этой поверхностью… Но я не могу понять, что.

— Примерно одинаково, но разные направления.

— Могу я узнать, какое именно это направление?

— Тайны. Сокровища. Знания. Соблазн. Власть, — перечислил я своё краткое резюме. — Но вижу, у вас уже были некоторые договорённости, потому предлагаю вернуться пока к ним.

— Как интересно… Очень интересно, — улыбка у этого парня была обаятельнейшая — и совершенно безумная. — Я рад твоему приходу, Владыка, потому что Знания мне всегда были интересны. Те, которыми могут поделиться тебе подобные, я имею в виду. Ты видел Александрийскую Библиотеку?

7

Да ангел как ангел, собственно… Или один из тех, кого в иных верованиях ангелами принято называть.

Одет в стандартное ангельское обличье номер пять: прекрасное андрогинное златовласое создание, классически-красивое, голубоглазое и кукольное. Крылья куцые, коротенькие, жалкие, на таких не то что лететь — парить не получится… Дурацкий посланник света низшей категории, ничего интересного.

Но дело, конечно, не во внешности — в нашем случае вообще неважно, кто там как выглядит.

Дело в том, что этот конкретный ангел действительно в своём роде ослепительно прекрасен. Для меня как минимум.

Я ещё раз внимательно осмотрел светлого посланника, на этот раз пытаясь оценить степень ущерба. Учитывая окружающий нас живописный пейзаж, можно ожидать от людей любых мерзостей… Но, кажется, пронесло: если не считать ожогов от ошейника и на скованных наручниками-артефактами запястий, нескольких царапин и общей растрёпанности, ангел был относительно в норме. Даже не потерял присутствие духа: глаз не поднимал, но это было совершенно очевидно по поджатым губам и упрямо сжатым в кулаки пальцам.

Губы другие, руки тоже, но мне ли не узнать этот жест? Посланец был в порядке, более ли менее.

Мне же надо проследить, чтобы так оно и оставалось.

Я перевёл оценивающий взгляд на человека и столкнулся с точно таким же, зеркально отражённым. Нет, что-то с ним не так… До чего же умная, расчётливая тварь… Такое редко встретишь среди смертных.

Ох уже мне эти боги. Благословят кого попало, понимаешь! А рядовым сущам (и миру в целом) потом с этими благословлёнными любиться, в самых разных интересных позах и локациях… Вот и мне повезло, так повезло.

Так или иначе, придётся теперь с этим благословлённым договариваться. Особенно учитывая тот факт, что доверху наполненный кровью рисунок пентаграммы не позволит не то что всех их тут поубивать, но даже полноценно обмануть или основательно навредить. А значит, нужно где-то взять для этого красавца вечность.

Начальство подобное в жизни не одобрит, а значит остаётся только тратить свою, возможно даже единственную, возможность…

Вот уж счастье привалило, ага.

— Вижу, тебе по нраву наш подарок, Владыка, — сказал главный культист, и под ласковой кротостью его глаз сверкнуло тёмное удовольствие. — Я чуял, что так оно и будет.

Ну ещё бы.

— Вы сохранили его в целости и сохранности, я надеюсь?

— Всё для тебя, о Древний!

Да никакой я не Древний! Был бы Древним, убил бы сейчас всех этих щелчком пальцев, забрал свой подарок — и ходу. Впрочем, по человеческим меркам, может быть…

— Но теперь этот ангел твой. Скажи нам, что сделать с ним. Осквернить? Принести тебе в жертву? Использовать во славу твою?

“Я хочу вырвать тебе язык за такие предложения. Я хочу заставить тебя захлебнуться кровью,” — но я этого, конечно, не сказал.

Пока нет.

Позже.

А пока встряхнулся, повёл плечами, с наслаждением сбрасывая с себя остошефившее обличье красного рогатого мужика, и усмехнулся, когда все присутствующие тихо ахнули. Я небрежно поправил свой идеально сидящий деловой костюм, размял шею и шагнул вперёд, цепляя ангельский подбородок когтем, заставляя посланника неба поднять голову…

Мне казалось, что я готов, но это всё равно ощущалось, как удар.

С прекрасного, но безликого по сути ангельского стандартного “лица номер пять” на меня смотрели тёмные глаза, в свете факелов то и дело отливающие рыжим. Знакомый цвет, ничего общего со стандартным ангельским небесно-голубым. Знакомый до последнего оттенка — как пески Сахары, как камни Херсонеса, как закат над Великими Пирамидами.

В бликовании чёрных свечей я увидел перед собой эти глаза на других лицах. Колонны Серапеума, улочки Лондиниума, стены Константинополя, театр Херсонеса, ярмарки Новгорода, крыши Праги — что бы ни было на фоне, эти глаза остаются. Их нельзя не узнать. Они смотрят по-разному, с разных лиц, но всегда, с той самой первой встречи, видят именно меня…

— Смотришь, демон? — теперь в них вызов. — Смотри, потому что я — твоя погибель!

О, вот этот факт не оспорить, уже почти два тысячелетия как.

Ты — моя погибель.

Некоторые банальные истины не так уж сложно признать, правда? Понадобилось всего-то тысячелетие отрицания и почти два столетия разлуки!

Но это не значит, конечно, что свою партию я не доиграю до конца.

Я провёл когтем по нежной коже небесного посланника, именно там, где бьётся пульс.

— Не слишком ли много наглости, пернатый недоросль? — спросил я насмешливо. — Ты не в том положении, чтобы угрожать мне!

Ох, как же мне нравится этот яростный блеск в глазах! Я не смог удержаться от соблазна и снова медленно провёл пальцем там, где билась жизнь.

— Ты хоть представляешь, что именно я с тобой сделаю? — уточнил я вкрадчиво.

Ангел показательно осмотрел валяющиеся вокруг тела.

— Здесь ты зашёл слишком далеко, демон, — сказал он холодно. — Учитывая всё, что вокруг творится… Ты можешь сделать со мной всё, что угодно, но ты заплатишь за это. И очень скоро!

— У… Мне всегда было интересно: у вас есть специальная школа пафоса? Или это врождённое?

— Уж кто бы говорил о пафосе и врождённом, отродье. Заметь, это не я тут сверкаю голыми красными гениталиями на всю округу! И про очевидные комплексы вашей братии я просто промолчу. Ещё немного, и это… новообразование мешало бы тебе не только танцевать, но и ходить!

Ладно, справедливо. И почему у меня с каждой его репликой так улучшается настроение?

Впрочем, это как раз не такая уж великая тайна: как ни крути, а пикировки с этой душой всегда входили в список моих самых любимых занятий.

— А я и не знал, что тебе подобным позволено разглядывать чужие гениталии… — протянул я предовольно.

— Мне подобным, знаешь ли, позволено видеть мир во всех его проявлениях. Работа такая. И надо признать, что твои мерзости — не самое худшее, что мне пришлось тут разглядывать. Спасибо твоим карманным людишкам!

Отступление 2

Задолго до

*

Край неба посветлел.

Первые лучи рождающегося солнца коснулись Великого Маяка, позолитили море, отразились в её глазах рыжим отблеском.

Как пески Сахары, думал всегда даймоний, глядя на неё. Впрочем, вся она, с кожей цвета меди, чёрными кудрями волос, гармоничным лицом и величественным станом, была прекрасна. Как в первый день, когда он явился к ней в облике ибиса, мудрости богов, так и сейчас. Возраст, возможно, в какой-то степени даже сделал её красивее. Мудрость и внутренняя сила украшают любого, что бы там люди ни думали по этому поводу… Так то люди.

Одно сожаление: ни осторожности, ни сговорчивости годы ей ни на йоту не прибавили. Она как была, так и оставалась воплощением пустынных смерчей, и огня в библиотечных лампадах, и ярких факелов. Изменчивая и неуловимая, она не умела не пылать.

— Меня радует твоё беспокойство, мой возлюбленный друг, но оно излишне, — улыбнулась она мягко. — Я решила и не сверну.

Даймоний бросил тревожный взгляд на солнце.

— Моя госпожа, — сказал он. — Они придут.

— О да, — хмыкнула она, окинув взглядом крыши храма, с которых они вдвоём созерцали рассвет, — несомненно, они придут. Я уже в ожидании этого момента.

Иногда он не понимал её.

— Они обвинили вас в колдовстве. Они придут уничтожить храмы богов, чтобы почтить своего. И нам не остановить это. Я мог бы задержать их, но…

— Оставь, — она наконец-то повернулась к нему, улыбнулась одновременно грустно и светло, взяла его руку и запечатлела на ней поцелуй. — Мой возлюбленный друг, сердце мудрости, голос Порога. Всё предрешено волей, которая выше твоей или моей. Нам следует признать, что эту битву уже не выиграть. Я не позволю тебе рисковать ради несуществующего шанса. Здесь наша с тобой история заканчивается.

— Но ей не обязательно! — даймоний взял её за плечи и заглянул в глаза. — Ей не обязательно прямо-таки заканчиваться, слышишь меня? Я всё ещё могу унести тебя отсюда.

— И?

— Я покажу тебе все царства мира. Этим промышляют мне подобные там и тут, в этом нет ничего нового. Неужели кто-то, столь же алкающий знаний, как ты, может отказаться?

Она с улыбкой покачала головой.

— Ты умеешь искушать, не так ли? Ты всегда знал, кому и что предложить. И в других случаях я бы приняла твоё предложение, ведь оно поистине остаётся неисчислимо щедрым…

— Так что же останавливает? Мы…

— Я чувствую, что эта история должна закончиться здесь. И сейчас. Я разделю судьбу этого Храма, Шаази.

Даймоний усмехнулся, отстранился и снова заговорил спокойно и вежливо.

— И вы верите, моя госпожа, что есть вещи, ради которых стоит умереть?

— Если веришь в них? Несомненно.

— Что же, значит, этому рассвету быть нашим последним.

— Я говорила только о себе, мой друг. Не о тебе. Я ни за что на этом свете не заставлю тебя разделить эту участь со мной.

— Не заставите? Возможно. Но не только у вас есть вещи, за которые вы готовы прекратить существование… Хотя раньше я и не думал, что подобное в принципе возможно. Но эта жизнь полна неожиданностей, не так ли?

Она с усмешкой покачала головой.

— В твоих устах это ценнее тысячи пылких признаний.

— О, я не мог бы признаться в том, на что не способен по определению, моя госпожа.

Она рассмеялась.

— Не способен… Мне доводилось читать, что у воплощённых даймониев нет души, чувств и воли. И это утверждение всегда казалось абсурдным, глядя на тебя, мой драгоценный. Но из всего, что мне доводилось слышать от тебя и прочих, одному я верю безоговорочно: тебе дана только одна жизнь. Очень, почти бесконечно длинная, если верно ею распорядиться, но — всего лишь одна… В отличие от нас, людей. Ты сам рассказывал мне однажды: мы наделены сомнительным даром ходить по кругу, ошибаться и возрождаться, повторять одни и те же ошибки до тех пор, пока все фрагменты не встанут на место, до тех пор, пока каждый из нас не посмотрит в глаза себе самому и своей подлинной судьбе. Верно ли это?

— Верно.

— Верно… Значит, я надеюсь встретиться с тобой и разделить вечность на двоих в будущем, где наука рано или поздно победит глупость, где люди перестанут сжигать книги и храмы, где будут уважать чужое право на знания и чужую веру…

— Это значит — никогда. Потому что, сколько бы времени ни прошло, люди всегда останутся людьми. Они будут сжигать книги и храмы, отрицать чужие права на знания и веру, выбирать глупость и суеверия вместо науки. Они не изменятся.

— Увидим. В любом случае, даже если я не вспомню тебя, мой дражайший, знай, что моя душа ждёт твою. Никогда не сомневайся в этом. И в лучшие времена, дарованные богами, я смогу увидеть с тобой будущий мир и быть для тебя… как знать. Для вечного смертный едва ли может значить много. Однако, найди меня в любом случае. Можешь дать мне это?

— Вне единого сомнения. Это я сделал бы безо всяких просьб с вашей стороны.

— Вот и хорошо. Улетай теперь. Принимай форму ибиса, лети над морем и не оглядывайся. Тебе опасно оставаться в городе и даже пересекать стены: вне сомнений, они принесут с собой артефакты, способные пленить и уничтожить тебя. Говорят, они даже как-то сумели заполучить то самое кольцо…

— Невозможно.

— Как знать. Я не желаю проверять ценой твоего существования. Улетай и не медли. Они уже близко.

— Простите, госпожа. Я не улечу без вас.

Она прикрыла глаза и опустила голову.

Она так делала всегда, когда ей нужно было принять неприятное решение, и он всё понял ещё до того, как она заговорила.

В конечном итоге, он знал её душу, как если бы она была его.

— Что же, я это предвидела. Но от всей души надеялась, что мы не закончим историю предательством. Однако… Шаази. Я не пользовалась этим правом с тех самых пор, как впервые призвала тебя, попросив рассказать о природе дождя. Я клялась, что никогда этим не воспользуюсь, потому что ценю свободу воли выше всего, чем может обладать разум. Однако… возможно, однажды мы с тобой поговорим о том, сколько на самом деле свободы воли даровано нам и где должна пролегать её граница. Сколько жизней нужно, чтобы отыскать ответы? И есть ли они? Но мы не будем говорить об этом теперь, когда всё очевидно… Услышь мой приказ, даймон. Услышь его… и повинуйся ему безоговорочно. Я, твоя хозяйка, велю тебе улетать.

8

*

— Услышь мой приказ, ангел, и повинуйся ему, — сказал я, получив в ответ полный ненависти взгляд.

Вы никогда не задумывались о том, что жизнь порой бывает потрясающе ироничной сукой? Я вот задумываюсь каждый день, но особенно — в последнее время.

Разумеется, мы должны были оказаться посреди Сахары. Где ещё, право слово? Ночь, контуры огромных масс песка, изморось — и мы двое, как будто единственные в этом мире теней, мёртвого лунного света и холода.

И я вынужден был признать, что здесь и сейчас не готов смотреть на “Стандартное обличье номер 5”.

— Я приказываю тебе принять свою основную форму.

Я догадывался, но всё равно почти вздрогнул, когда передо мной предстала смуглая черноглазая женщина лет тридцати с копной чёрных волос и роскошными крыльями.

Сокол. Предсказуемо, что уж. И это лицо… тоже следовало ожидать.

— Так вот ты какая, ангел, — протянул я, медленно обходя посланницу по кругу. — Выглядит не так безобидно, как стандартное обличье номер пять. Я бы сказал, мне досталась в подарок красивая игрушка.

Она пренебрежительно скривила губы.

— Паладины поймают тебя, демон. Они не оставят тебя в покое.

— Ага, не оставят, — усмехнулся я. — Эти такие. Но знаешь, на фоне всего, что случилось сегодня, это даже не самое паршивое. Знаешь ли, на работе трудный выдался денёк.

— Я должна тебе посочувствовать? Ты правда так считаешь?

— Почему бы и не да? Я хочу, чтобы меня пожалели… Но к этому вопросу мы ещё вернёмся. Попозже. А пока у меня для тебя есть приказ, ангел. Повинуйся ему. Итак, ты должна отвечать мне правду и ничего кроме неё.

— Ты путаешь меня с демоническим отродьем, — ответила она высокомерно, — мне не нужны дополнительные приказы, чтобы быть подлинной с собой и другими…

— О, давай хоть между собой обойдёмся без пропаганды? Лучше отвечай на мои вопросы. Твой ранг, для начала?

У, какой взгляд… Даже интересно, что именно она сделала бы со мной, если бы смогла.

— Хранитель категории три.

— Значит, защищаешь мир от козней тёмных сил? Иронично.

— Что ироничного ты видишь в этом? Вещи вроде тех, что происходили в том освернённом храме, нужно останавливать.

— Да-да, конечно. Кстати, очень хорошо, что ты заговорила про храм, потому что у меня вопрос: а как ты собиралась выбираться?

— Прости?

— Прощение — не моя стезя. Так что там с планом? Как ты собиралась выбираться с этой игрушкой на шее? До того, как тебя поймали, я всё примерно понимаю, но потом… На что ты рассчитывала? Как собиралась сбежать? Правду, ангел!

Она бросила на меня холодный взгляд.

— Никак.

Собственно, этого я и боялся.

— В смысле — никак?

— На пути к торжеству справедливости возможны жертвы. Это нормально. И иногда размен фигур равноценен. Тебе не понять, конечно, но есть на это свете вещи…

— Ты права. Мне не понять.

Я хотел её отпустить. Вот хотел, правда. Крылатым не идёт на пользу клетка, мне ли не знать, но…

— Но у меня для тебя плохая новость, ангел: ты теперь принадлежишь мне. На ближайшую обозримую вечность. И я запрещаю тебе умирать без моего разрешения! Запомни и при желании запиши: от меня ты не отделаешься так просто.

Она холодно усмехнулась.

— Могу примерно представить, что ты хочешь сделать со мной. Я готова. Тебе не сломать меня.

Я закатил глаза.

— Мне что, рассматривать это, как приглашение? И у меня две ремарки. Во-первых, нет, ты и близко не представляешь, что я хочу сделать с тобой.

— О, я видела на этом мире достаточно мерзостей…

— И что я думаю по этому поводу, ты даже не можешь представить. Полагаю, ты бы удивилась. Но знаешь что? Я в любом случае видел больше.

— Вот в это верю.

— Хоть что-то, — протянул я, медленно обходя её по кругу. — Поверь, ты глубоко ошибаешься: сломать можно любого. Были бы время, информация и фантазия. Как бы тебе понравилось, например, если я отрежу твои роскошные крылья?

Сказав это, я не удержался и провёл по основанию соколиного крыла — легко, кончиками пальцев, ловя отголоски невольной дрожи.

Знаю, милая, что страшно. Но, в конечном итоге, это я здесь плохой парень. Надо же соответствовать?

— Так что, очень ли тебе хочется проверять, смогу ли я сломать тебя? Или обойдёмся без таких крайностей?

Она помолчала. Я наблюдал, как поблескивает лунный свет на роскошных крыльях.

— Чего ты хочешь? — спросила она в итоге. — Это такая игра?

— В том числе — да. И не знаю, как ты, а я собираюсь ею насладиться. Но это обсудим потом, а пока что вернёмся к тому, что я хочу от тебя. Итак, по многим причинам — и в том числе из-за твоей красивой оперенной задницы — я оказался в горе проблем. И эта гора опасно шатается, так что мне не помешает ангел-хранитель.

Она повернулась так стремительно, что острые перья заставили песок взметнуться вверх.

— Ты хочешь, чтобы я была твоим ангелом-хранителем? Твоим?!

— Да. И незачем так кричать.

— Но ты… демон?

— И что? Разве ангелы-хранители не принимают своих подопечных такими, какие они есть, без сомнений?

— Ты не мой подопечный!

— Но могу им стать. Я приказываю тебе быть моим ангелом-хранителем. Теперь ты будешь принадлежать только мне, спасать меня, заботиться обо мне… И принадлежать только мне.

В первый раз за всю вечность, мне одному. Разве возможно на этом свете большее искушение?

— Ну так что, — сказал я, — ставишь печать Хранителя или как?

Она прищурилась, внимательно рассматривая меня. Я примерно представлял весы, на которых зависло это решение.

Понятное дело, ей не хочется быть хранителем кого-то вроде меня. Собственно, я бы тоже не хотел, полюбовавшись на культистов и их очаровательные перфомансы. Но также она не могла не знать, что у Хранителя намного больше свободы, чем у раба. Хранитель может сказать своему подопечному “нет”, если считает это для него благом. В теории он всегда должен печься о подопечном, но, как в случае с демоническими контрактами, при наличии мозгов и опыта это можно перекрутить как угодно. Встречал я и демонов, которые носились со своими контрагентами, как курица с яйцом, и ангелов, которые под “резонами высшего добра” превращали жизнь своих подопечных в аналог мифического Ада. В этом смысле неспособность вредить напрямую мало что меняла.

9

*

Ростовщик — личность некоторым образом хрестоматийная.

Ну, если допустить, что к тварям вроде него применимо слово “личность”. Тут я, если честно, теряюсь в формулировках.

Помнится, где-то на пути из варяг в греки, между Новгородом и Киевом, мои спутники окончательно решили, что бояться меня не надо, и вообще пить с “чортом поганим” — не худшая из возможных идей, если сравнивать со скукой корабельной рутины. И уж сколь я не способен напиться физически, а всё равно в итоге этим красавцам удалось меня споить. До сих пор вспоминаю живописное выражение на лице моей хозяйки, когда она увидела агрегатное состояние своего духа-помощника… Ладно, это вообще-то не так важно.

Важно то, что, основательно надравшись, мы с купцами принялись рассказывать друг другу сказки. Как мы до такого дошли, просто не спрашивайте, но вынужден признать — от процесса я получал искреннее наслаждение. Эта часть мира была новой для меня, что отдавало привкусом хмеля, мёда, скошенной травы, речной воды и экзотики. Да и местные, надо признать, любили и умели рассказывать сказки, многие из которых я хорошо помню по сей день. Но в данном случае мне очень ярко вспоминается определение “диво дивное, чудо чудное” и “то, не знаю что”.

В сумме они характеризовали сущность Ростовщика просто идеально.

Он выглядел, как заплесневелый пенёк — как минимум, большую часть времени. Иногда, однако, Ростовщик хотел покрасоваться и превращался в хмурого гнома с острющими зубами. Или говорящий гриб. Когда же сей чудный кадр пребывал в плохом настроении, он обращался лужей слизи. Или горой дерьма, что характерно, говорящей и весьма вычурно ругающейся.

Думаю, создатели смайликов были бы в восторге от этой картины… Ну, если бы у них был с собой противогаз. И защитный костюм — потому что вышеупомянутая гора дерьма, ко всем прочим достоинствам вдобавок, ещё и очень метко плевалась.

При этом, чем был Ростовщик на самом деле — это вопрос интересный, из разряда философских. Я вот лично не в курсе, хотя в теории способен различать сущности большинства живых, мёртвых и потенциально существующих, заглядывать сквозь маски, разгадывать загадки и бла-бла-бла. Но с Ростовщиком такая шутка не проходила. Он с равной долей вероятности мог оказаться эксцентричным языческим божеством, предприимчивым лешим, чьей-то иллюзией или даже одним из нас — всё было скрыто.

Одного у Ростовщика было не отнять, кем бы он там ни был: в его лавке, затерянной на границе мёртвого мира, в котором война, положившая конец всем войнам, всё же состоялась, можно было купить… ну, быть может, не совсем уж всё. Но очень, очень многое.

Сама по себе лавка тоже не была лавкой в прямом смысле этого слова. Это больше напоминало бесконечный лабиринт полок, стеллажей и закрытых дверей. Если некто непосвящённый попадал сюда, то имел все шансы блуждать тут до скончания веков. Я сам то и дело находил тут скелеты таких вот потеряшек, причём не только антропоморфные.

“Что это за место?” — спросила ангел мысленно.

Я не сдержал улыбки.

“Та самая знаменитая связь между хранителем и подопечным?”

“А то. Так где мы?”

“Одна из межмировых клоак, где все всё продают и покупают.”

“Сборище демонов?” — уточнила она пренебрежительно.

“Да почему сразу демонов-то? — хмыкнул я. — Тут много кого можно встретить, из разных традиций. Ангелов тоже. О, а вон и один из них, кстати! Надо же, старый знакомый…” — старая проблема, я бы сказал.

“Варифиэль,” — пробормотала она.

Да ладно. Быть не может.

“Ты знаешь его?”

“Он мой наставник. Некоторым образом.”

Дерьмо.

О, дерьмо.

“Спрячься. Он не должен тебя узнать. Это приказ.”

“Если он нападёт на тебя, я буду обязана вмешаться.”

"Он не нападёт."

“Мой наставник ненавидит таких, как ты…”

“Он не нападёт. Просто поверь.”

— Ну здравствуй, — сказал я вслух старине Вафу. — Сколько лет, сколько зим, не так ли?

— Шааз, — хохотнул Варифиэль, и его железные перья вспороли воздух, как клинки, — какая неприятная встреча! Когда мы там пересекались в последний раз? Веке в семнадцатом, во время той пражской заварушки?

— О да, — улыбнулся я холодно. — Я до сих пор так и не понял, чем вам так не угодила вся эта история вокруг каких-то звёзд.

Варифиэль усмехнулся и начал медленно обходить меня по кругу. Я с трудом сумел удержаться на месте: кому, как не мне, знать, на что способны эти стальные перья.

— Тебе не понять таких вещей, Шаази, — сказал он насмешливо. — Ты всего лишь глупый демон, дарующий знания и печали, таскающий на плечах своих мерзких паразитов. Это один из тех, пражских? До сих пор не даёшь несчастным птицам умереть? Ты — воплощение жестокости и скверны, Шаази.

— Ага, точно. Но ты проиграл тогда, — оскалился я. — Новая астрономия была написана, люди летают к звёздам. И знаешь что? Твоя перекошенная рожа того стоила.

В его глазах загорелось пламя самой настоящей ярости.

— Твоя тоже, — парировал он. — Как ты, ещё не нашёл своего колдуна? Скажу тебе по секрету, Шаази: он умер окончательно. Ты больше не увидишь эту душу. Никогда.

Я позволил себе отчётливо скрипнуть клыками.

Не может быть.

В смысле… Этого же не может быть, правда? Ваф скотина, конечно. Но как бы он мог это провернуть?

Нет, не может быть. Но факты…

— Брось, — холодно улыбнулся я. — Ты можешь и дальше притворяться, Ваф, если так сильно хочется. Но нам обоим прекрасно известно, что тебе и близко не положено знать что-то о круге перерождений. Мы с тобой оба из одного песка вышли, одним кольцом связаны и одним, так сказать, миром мазаны. Просто ты выбрал других хозяев. Можешь сколько угодно лизать задницу всем вышестоящим херувимам, но сути это не изменит: как был, так и остался дуболомом на побегушках, подчищающим за многокрылыми грязь. Нравится, а? Хотя, что это я. Ты-то всегда любил эту работу.

Ангельский клинок свистнул в воздухе и задрожал в волоске от моего горла. Я слегка развернулся, чтобы голубя точно не задело, и рассмеялся.

10

*

“Шаази?”

Я слегка вздрогнул, выныривая из мыслей, и поспешно разжал пальцы, отпуская голубиные перья.

Но — не “демон”, а по имени. Уже прогресс.

“Прости. Твой шеф — та ещё очаровашка. Я слишком сильно сжал?”

“Ты, может, забыл, но я всё ещё боевой ангел, — заметила она чуть раздражённо. — Чтобы навредить мне, тебе понадобится чуть больше, чем сжать меня. Но… не хочешь объяснить, что именно между вами произошло?”

“Нет, не особенно.”

“Точно? — у, какой голосок вкрадчивый! Ей бы с таким в наш отдел. — Потому что я — твой Хранитель, если ты не забыл. Нам положено знать больше о подопечных, чтобы качественно их защищать.”

“Ты вроде была не в восторге от своей должности.”

“Это не значит, что я не планирую хорошо выполнить свою работу.”

“Да ладно! Признай, что тебе просто любопытно.”

“Что же — да, мне любопытно. Я довольно рядовой ангел и не допущена ко многим тайнам. В аналогиях на нынешний человеческий мир меня можно бы было назвать, наверное, младшим следователем по делам об оккультных убийствах.”

Вот это интересно, кстати.

“То есть, ты работала среди следопытов Вафа?”

“Да. Помогала паладинам и прочим нашим человеческим представителям охотиться на совсем уж зарвавшихся поклонников тебе подобных.”

“Вроде тех культистов?”

“Ну, более или менее. Так что, расскажешь? Не думай, что тебе удастся так легко сбить меня с мысли. Что произошло между тобой и Варифиэлем?”

“Да ничего такого уж прямо особенного. Мы с ним впервые встретились во времена царя Печати. Я был одним из рабов его перстня. Если ты понимаешь, о чём я.”

“Так ты — один из тех?!”

“Ну, если ты подразумеваешь “один из семидесяти двух”, то да. Прошу любить и жаловать, маркиз Шаази. Но учти, что весь этот пафос придумали в Средневековье. Тогда вообще любили всякое подобное. Но раньше, в эпоху Кольца, об этом всём ещё не было речи. Мы не имели титулов. Мы были даже не демоны, не зло… Ну, просто — мы.”

Она немного помолчала, нахохлившись. Я шёл по коридору, пытаясь представить, о чём именно она может думать.

“Неужели Варифиэль тоже?..”

Я даже фыркнул.

“Это Ваф-то? Окстись! Уж его никогда не надо было связывать волей всяких там побрякушек, чтобы втянуть во всю эту заварушку. Даже когда он был ещё человеком…”

“Он был человеком?!”

“Когда мы встретились в первый раз? Да. И мы уже тогда были не в восторге друг от друга. А потом Ваф ещё и заключил контракт с кем-то из ваших высших. Я не про Древних, если что, и не про всякие там шестикрылые глаза и кольца — так высоко он отродясь не летал. Да и такие ребята его бы и слушать не стали, а просто на месте испепелили, разок на душу глянув — там всегда всё было понятно... Но кто-то рангом пониже, из добивающих драконов или благословляющих войска в путь на благородные убийства неправедных, там точно отметился.”

“Во-первых, ты утрируешь. Во-вторых, ангелы не заключают сделок.”

“Во-первых, я демон, и мне по должности положено не любить ангелов. Во-вторых, это демагогия. Если ты что-то не называешь сделкой, а называешь каким-то другим образом, суть явления от этого не изменится. И кстати, о не-сделках: а сама-то ты как стала ангелом?”

Я постарался не подать виду, насколько сильно меня тревожил ответ на этот вопрос.

Тут надо объяснить, пожалуй, что ангельская братия, как и демоническая, весьма неоднородна. В классификациях путаются не только люди, которые пытаются нас изучать, но и мы сами. Существует огромное количество разных путей, которыми ряды, так сказать, противоборствующих команд можно пополнить. И, вопреки мифам, далеко не всегда это включает в себя всякие там падения с небес, начало творения и прочие интересности. Эта история, которая в искажённом виде известна людям и была разным образом пересказана в разных верованиях, касается только Древних и их сложных, запутанных взаимоотношений с Мастером нашей сетки вероятностей. К слову, мне доводилось слышать, что в соседних отражениях подобная история тоже имела место, хотя и в другой форме.

Кто бы там что ни думал по этому поводу, но Древних, то есть детей звёзд, старинных богов и прочих великих, которые участвовали напрямую в тех разборках и имели отношение к началу всей этой истории, не так уж и много. И они от так называемых земных дел настолько далеки, насколько только могут быть. Одного нашего Шефа вспомнить, который как тот суслик: все про него говорят, но никто в глаза не видел…

Впрочем, не поймите превратно, я предпочту и дальше оставаться по поводу него в счастливом неведении. У таких, как я, встреча с Шефом вообще, в отличие от любви, действительно бывает в жизни только раз.

Я просто веду к тому, что сами Древние — ребята во всех смыслах крайне масштабные, которым по большому счёту на человеческие заморочки более-менее наплевать. Как и на наши локальные разборки бобра с козлом. Нет, Древние могут время от времени вмешаться ради развлечения, но не более того. Для существ вроде них концепции добра и зла актуальны примерно в той же степени, как для синего кита муравьиная анатомия. И разгребать наши, так сказать, конюшни, день ото дня гоняясь за сомнительного качества душонками и проталкивая интересы своей стороны… таким идиотизмом никто из Древних в жизни заниматься не станет. Как минимум, на постоянной основе.

У Древних, если уж на то пошло, в конечном итоге нет сторон как таковых.

Есть ещё, конечно, всякое там старшие менеджеры, вроде нашего управляющего. Эти уже специально для разборок бобра с козлом созданы, а потому ими крайне озабочены. В целом. Однако, их не так много. И форму они зачастую имеют такую, что носиться по свету и самостоятельно заниматься пропагандой у них никак не получится.

Для того и нужны мы, рядовые сущи.

И на нашем уровне бобриная и козлиная армии пополняются самыми различными способами. Тут тебе и перерождённые языческие божки нижнего уровня, и воплощённые духи слабеньких природных явлений, и даже овеществлённые эмоции или иллюзии…

11

*

“О Небо! Что это?!”

“А, знакомься. Это и есть он, Ростовщик! И, что характерно, даже не в самом плохом настроении, так что нам повезло.”

Ростовщик и впрямь пребывал в хорошем расположении духа: он стоял за прилавком в облике ворчливого уродливого гриба. Даже с некоторыми признаками антропоморфности, что можно считать вообще огромной удачей.

“Он выглядит ужасно!” — не смогла смолчать ангел.

“По стандартам Ростовщика? Не, это он ещё красавец. И даже обоняние блокировать не надо. Повезло, короче.”

— Ходят тут всякие, — бормотал Ростовщик, активно копаясь в ящичках, — ни минуты покоя, ни минуты!

— Зато хорошо для бизнеса, — заметил я вкрадчиво. — Здравствуй, Ростовщик.

— Если и здравствую, то не вашими молитвами! — отрезал гриб. — Тебе-то хоть чего надо, птичка помойная? Давай уже, излагай быстрее!

— Информация.

— Ну конечно, зачем бы ты ещё припёрся, голубь… телись уже: какого рода информация?

— Всё, что ты можешь рассказать мне о гибели демона по имени Айм. Сплетни, слухи, оружие, которым он был убит, имя убийцы, содержание ваших последних бесед — всё сгодится.

Ростовщик отвлёкся от своих невнятных копошений и посмотрел на меня. Всеми семью разномастными глазами. Те глаза, которые торчали из облепивших стены грибниц, тоже медленно повернулись в мою сторону.

— Вон оно как, — протянул Ростовщик задумчиво. — Значит, ты тоже решил поучаствовать в этой игре? Ну допустим. Что же ты мне предложишь в обмен на информацию?

Я широко улыбался Ростовщику, но в голове моей стремительным галопом проносились мысли.

Поучаствовать в игре… Что он пытается этим сказать? Не верю, что смерть рядового демона может сама по себе быть из ряда вон выходящим событием. То есть да, Айм, конечно, не какой-нибудь бес алкоголизма, а один из семидесяти двух, как и я. Но это значит не так уж много. Во-первых, мы с ним личности не особенно попсовые, наши имена никто, кроме совсем уж увлечённых демонологов и прочих задротов, вовсе не помнит. Во-вторых, не то чтобы на нас свет клином сошёлся; демонических гримуаров на свете полным-полно, и помимо нас существует ещё приличное количество духов примерно того же возраста и уровня силы. Так что нас не назвать незаменимыми и офигенно ценными.

Далее. Можно, конечно, предположить, что речь идёт о контракте на благословенного… Но тут у меня тоже концы с концами не сходятся. То есть не поймите неверно, штука без сомнений ценная, не поспорить. Но уж точно не настолько, чтобы этим сам Ростовщик интересовался в такой степени. Тогда — что я упускаю?

— А что ты хочешь?

Ростовщик закряхтел.

— Ну, дай подумать… Интересная у тебя птичка нынче. Интереснее, чем обычно. Может, подаришь?

— Нет, — ответил я, холодно и резко. Даже клыки показал. И на шаг отступил от Ростовщика — чисто инстинктивно. Чтобы точно успеть, если что.

Непрофессионально, конечно, вот так вот показывать свои эмоции. Но я ещё, можно сказать, от встречи с Вафом не отошёл. Какой с меня спрос?

— О как, — протянул Ростовщик. — А может, передумаешь? Я тебе фору дам…

— Не нуждаюсь, — от моего голоса ближайшая грибница покрылась инеем.

— О, — хохотнул ростовщик, — Любопытно… А ты точно знаешь, что именно нынче на кону, Шаази?

— И что же? — не то чтобы на этом свете существовало хоть что-то, что могло заставить меня передумать. Но Ростовщику об этом знать не обязательно.

Он, приняв мой вопрос за начало торга, удовлетворённо закряхтел.

— А вот тут всё очень интересно, Шаази. Потому что в воздухе носятся интересные слухи. Говорят, то самое Кольцо снова объявилось. И Айм знал, где его искать.

А вот тут я, признаться, чуть человеческую форму не потерял от шока.

То самое Кольцо… Тем самым для нас может быть лишь одно.

Я, признаться, чуть человеческую форму не потерял от шока.

То самое Кольцо… Но этого же не может быть, правда?!

Если это правда… Тогда…

Звучит, конечно, будто бред. Горячечный притом.

Однако Ростовщик никогда не относился к числу тех, кто нечестно ведёт дела. Да, он всегда исходил из резонов выгоды и только из них. Если ты чего-то там недопонял, не увидел двойное дно в контракте, поспешил с решением и всё вот это вот — тогда сам дурак. Но вот откровенной лжи в делах за Ростовщиком никогда не наблюдалось, что факт, то факт. В противном случае его лавка так бы не процветала.

А это, в свою очередь, значит, что возвращение Кольца — не просто плод больного воображения, а концепция, имеющая под собой какую-никакую основу. И вот это уже…

Даже слов правильных не могу подобрать, чтобы описать.

Полагаю, уж про Кольцо (точнее, перстень-печатку) вы и сами всё прекрасно знаете. Но на случай, если в вашем отражении мира эта история не имела места ни в какой форме, могу дать некоторые ориентиры.

Некогда жил один царь. Был он одновременно благословенным человеком, подлинным творцом, интересной личностью и очень могущественным колдуном, что даёт в сумме очень потрясающее, но и очень опасное сочетание. Он совершил много великих деяний — и наворотил кучу роковіх ошибок… Впрочем, одно невозможно без другого, да и не слишком сейчас это важно.

Играет роль другое: однажды во славу своего божества этот царь решил построить самый величественный из храмов. Причём не своими руками, а с помощью духов, которые противостоят его пониманию божественного. Он полагал, что это было бы величайшей победой — и тут, конечно, никто не смог бы с ним спорить.

Я уж точно нет.

Как вы понимаете, я был одним из этих духов. Теперь странно вспоминать, каким я был до Кольца... Безымянный, а потому бескрайне-свободный, игривый, как любой ветер, я летал над нильской долиной и творил разные дела. Они не были плохими или хорошими, просто веселыми. Иногда я обретал материальную форму и болтал с людьми: они казались жалкими и нелепыми, а всё же интересными обезьянками. Я принимал облик ибиса, чтобы пообщаться с ними, и рисовал клювом по болотной глине знаки, которые позже станут письменами.

12

На самом деле, внешне ничего особенного оно из себя по сути не представляет: просто печатка с высеченной на ней пентаграммой. В наши весёлые времена, когда каждый десятый мнит себя если не колдуном, то эзотериком точно, таких при желании можно найти воз и маленькую тележку.

Но дело совсем не в том, что там и как выглядит.

Важнее то, что из себя представляет. А это проклятое кольцо представляло собой идеальную темницу для духов вроде меня — и, одновременно с тем, силу, которой невозможно противиться. Сказал хозяин строить храм? Будешь строить, как миленький. Приказано уничтожить политических врагов? Уничтожишь, даже если они тебе вполне симпатичны.

Даже если однажды встречал одного из этих “политических врагов” на берегу Нила. И играл с ним, когда он был ребёнком. И обсуждал книги. Даже если он искренне обрадовался тебе и сам впустил тебя в свой дом…

Даже если ты когда-то называл его другом. Хотя какие друзья у таких, как я?

Смешно.

Я ведь демон. Точнее, примерно тогда им окончательно стал.

Не важно.

С возрастом (и дальнейшим погружением в магию) тот царь всё больше понимал, что натворил полную фигню. Он тогда, конечно, ещё не мог вообразить масштабы последствий своих деяний. Но его блестящих мозгов хватало на то, чтобы примерно осознавать степень опасности, которую он созданием кольца навлёк на всё и всех, что так мечтал защитить. И ведь самое парадоксальное, что, как во всех подобных случаях, назад повернуть у него не было ни единой возможности. Если бы он уничтожил кольцо, сонмы духов, желающих мести, выбрались бы на волю. И это, с большой долей вероятности, стало бы концом не только храма и даже города, но всего царства: даже я мечтал, как обращусь смерчами и смету ненавистные стены с лица земли. А я, как ни странно, был далеко не самым психованным из рабов кольца. Даже в десятку не входил. Одного Бэла вспомнить…

В общем, царь понял, что у него проблемка. И, воспользовавшись кольцом, запечатал нас от греха подальше. А после выкинул и наш сосуд, и кольцо — чтобы никто после него в эти игры не играл.

Ню-ню.

Казалось бы, великий мыслитель своего времени — но до чего же наивный! Нас выпустили буквально через сотню лет, если не меньше: люди очень банальны в вопросах погони за силой. А если говорить о перстне… Несложно догадаться, что игрушки вроде этого кольца, если уж раз были созданы, не теряются просто так. У них есть своя собственная воля, как ни странно это прозвучит. Они знают, кого выбрать себе в хозяева. И умеют сломить этих самых хозяев под себя.

На протяжении человеческой истории кольцо объявлялось то там, то тут — и каждый раз приносило за собой реки крови, хаос и грызню. Тысячи колдунов, ангелов, демонов и прочих существ изо всех сил пытались всячески заполучить эту игрушку. Кто-то мечтал нарастить с её помощью власть и могущество, кто-то грезил обрести полный контроль над множеством демонов, а кто-то (спойлер — эти самые демоны, рабы кольца) отчаянно хотели добраться до проклятой цацки, чтобы стать свободными.

Как было раньше. До кольца.

— Так что, — хохотнул Ростовщик, — отдашь птицу?

Вон оно как.

Что же, наверное, следовало ожидать.

Я уже давно вывел это правило. Оно универсально и для человечества, и для нас, вечных: жизнь обожает первыми подвернувшимися устами задавать нам вопросы, на которые очень больно отвечать. Такой уж у неё характер.

А ещё она поразительно иронична.

Я ведь сам помню времена, когда метался в ярости и обещал небесам, что отдам в обмен на проклятое кольцо всё на свете… И теперь моя судьба, единственная и неповторимая, смотрит мне в глаза, ехидно вопрошая: “Ну что? Готов отдать всё? Правда-правда? Точно-точно?”

И голубь на плече сжался, дрожит слегка, что совсем не дело. И ускоряет принятие и без того очевидного решения.

Я даже рассмеялся от идиотизма происходящего.

— Нет, — ответил я просто, одновременно Ростовщику, жизни и самому себе из прошлого, — птицу не отдам. Проси что-то другое — или наплевать.

Полагаю, это единственный случай на моей памяти, когда мне довелось наблюдать в многочисленных глазах Ростовщика искреннее и глубокое изумление.

— Ты что, не понял, Шаакси? Речь о кольце! Том самом!

— Понял-понял, — кивнул я. — Но видишь ли, я своих птиц не раздаю. Вопрос принципа. Даже в обмен на мерзкие древние побрякушки, сомнительные плоды творчества спятивших человеческих царьков. Обмен совершенно неравноценный.

Ростовщик склонил голову набок. В какой-то момент мне показалось даже, что никакой он не гриб. Как будто его облик плывёт, подёргивается плёнкой, и под ним там что-то иное. На миг мне даже почудилось, что я вижу отсвет крыльев — не то белых, не то алых… Но потом передо мной снова стоял тот же самый гриб.

— О как, — сказал он. — А ты намного сложнее, чем я думал, Шаази. Что, неужели не хочется победить в этой гонке? Твои коллеги, знаешь ли, расстарались. Обещали мне всё на свете! Да и остальные не отстают… Такое уж свойство этой, как ты выражаешься, побрякушки: с самого первого дня, когда она была создана, все желали обладать ею.

— Ни секунды не сомневаюсь, — передёрнул я плечами. — Сам бы отдал многое. Но — не всё на свете.

— Даже если на кону власть?

Серьёзно?

— Парень, я — демон тщеславия. Я на своём веку повидал столько величий, что давным-давно получил прививку от желания стать “тёмным пластилином”. Власть, как минимум в той форме, которую может преподнести это колечко, мне совершенно неинтересна.

— О как. А свобода? — когда это, интересно, голос Ростовщика успел стать настолько глубоким, бархатистым и вкрадчивым?

Я поморщился.

Начинаю подозревать, что Ростовщик всё же из наших. Ну, или из высшей ангельской братии — но на тех ступенях, где разница между ангелами и демонами теряется окончательно, превращаясь в пустую условность. Своеобразное развлечение, конечно, но вполне в духе Древних: все знают, что они — полные психи.

Отступление 3

*

Люди не могут помнить свои прошлые жизни.

И, что бы там ни думали по этому поводу дети и увлечённые любители магических штудий, это новость скорее хорошая, чем плохая.

Забвение — естественный защитный механизм, милосердие, дарованное нам природой, которое мы неспособны оценить по достоинству, пока дышим.

Смерть приносит нам полное забвение, и с этой точки зрения она, разумеется, милосердна. Это разумно: только разрушив до основания минувшее здание, ты можешь заложить фундамент нового. Только оставив прошлое, ты шагнёшь к будущему.

Правда, есть вещи, которые мы не готовы или не способны оставить. И иногда эти вещи оказываются сильнее всего, в том числе Её Самой.

Забвение — естественный защитный механизм. Оно охраняет человеческий разум, который, в отличие от разума гениев, именуемых в просторечии ангелами или демонами, совершенно не готов к постоянным трансформациям. Для духов вроде моего любимого друга перемены природны и веселы. Старик или ребёнок, мужчина или женщина, зверь или рыба — для существа, не имеющего постоянной формы, это всё не имеет решающего значения.

Люди иные. Они полагают свою форму и суть, стать и природу неизменной величиной, константой, на которую они опираются. В этом смысле воспоминания о многочисленных рождениях и смертях, о разных телах и формах могут поставить человека на грань безумия. И позволить перешагнуть через эту грань.

Я, например, прямо сейчас совершенно точно безумен.

Сейчас я помню, как был и мужчиной, и женщиной, и оливковым деревом, и водным змеем, и соколом, и лисой. Я помню, как рождался и умирал. Личности и сущности, которыми я успел побывать, сражаются внутри меня за право первенства, и мне сложнее всего понять, где начинается память одного и кончается другого.

Здесь, сейчас, на гребне этого моря, которое готово меня поглотить, я отчётливо понимаю, почему людям не позволено помнить свои прошлые жизни. Вес этих тысячелетий и превращений пригибает меня к земле, сводит с ума, выжигает изнутри. Разум, не предназначенный для превращений, разум человека не может этого вынести.

Однако, также здесь и сейчас я отчётливо понимаю, что не променял бы этот опыт ни на что другое. Ни безумие, ни смерть не кажутся мне слишком высокой ценой за это знание.

Людям не позволено помнить свои прошлые жизни. Это одновременно милосердие и жестокость, потому что незнание порождает в нас страх смерти, страх неведомого, потому что мы способны подлинно бояться только неведомого. Страх, который, с одной стороны, медленно убивает нас, а с другой — побуждает жить каждую жизнь, как будто она последняя.

Так нам дано, и это хорошо. Человек должен жить каждую жизнь, как последнюю. Иначе в ней нет никакого смысла.

Но я следую иной, тёмной дорогой, широко распахнув глаза. Я — человек, который вот уже несколько воплощений ищет способ не забывать свои прошлые жизни, не забывать единственное существо, которое всецело понятно и всецело дорого, не забыть игру, которую я начал давным-давно и твёрдо намерен выиграть…

И вот, я нашёл способ.

Человек не должен помнить свои предыдущие жизни. Это природный защитный механизм. Но есть на этом свете слова, чувства, долги и встречи, ради которых имеет смысл дерзнуть пойти даже против природы, против всех её правил и разумных защитных механизмов... В конечном итоге, не иди люди против природы, цивилизации бы не существовало вовсе.

Свойство и отличительная особенность разума - бросать природе вызов.

Человек должен жить каждую жизнь, как последнюю. Но я бросаю этому закону бытия вызов. Я знаю точно, что последней для меня станет следующая жизнь.

И принимаю это знание с открытыми глазами.

Люди не могут тягаться с гениями стихий. Мы слабы, мы смертны, мы подвержены страстям и телесной немощи. Но в одном теологи правы, говоря о вечности: наша душа, не бессмертная, но всё же условно вечная, дорогого стоит. В сочетании с волей она может творить любые чудеса, теперь я в этом уверен.

В конечном итоге, я почти добился своего. Осталось немного.

Игра, победой в которой станет свобода моего дорогого друга, в самом разгаре. Я вижу отсветы стальных крыльев на соседней крыше, а значит, скоро эта жизнь закончится. И, если я всё рассчитал верно, уже в следующем акте всё окончательно решится.

Я исправлю ошибку, которую совершило это мироздание. Я дерзну бросить вызов небесам, доказать им, что они ошиблись. Нет никого, кто более достоин высокого ангельского чина, чем мой дорогой друг; нет никого, кто менее достоин этого, чем скверна с железными перьями, пришедшая меня убить.

На небесах нет справедливости, и значит, я стану справедливостью.

Свеча истекает последними слезами. Я пишу, потому что это помогает мне собраться с мыслями, не потерять себя среди остальных воплощений себя же. Потом я сожгу эту бумагу, разумеется — и шагну навстречу своей гибели.

И своей самой последней жизни.