Я стояла на крыше серого прямоугольного здания. Вокруг, сколько видели глаза, плескалось свинцовое серое море. Оно резко контрастировало с яркими синими небесами и лучезарным солнечным диском, который отличался от настоящего только тем, что на него можно было смотреть сколько угодно без вреда для зрения.

Я подошла к краю площадки, уцепилась за поручень и глянула вниз.

Не знаю, почему я представляла себе здание таким же высоким, как небоскреб. Ничего подобного. Этажа три-четыре, не больше.

Но, если в высоту здание не поражало своими размерами, то в ширину оно выглядело явно переразвитым. Какая-то странная архитектура.

Тут откуда-то снизу взметнулась гигантская тень, и я испуганно взвизгнула.

С левой торцевой части здания плавно проехала гигантская лопасть и скрылась с противоположной стороны.

— Пропеллер? — спросила я вслух.

— Где? — не понял Редька.

— Тут какая-то лопасть проехалась слева направо.

Раздался приглушенный смех.

— А ты, когда подлетала не рассмотрела, что это? — осведомился Редька.

— Я на море засмотрелась…

— Ну и глупо! Ладно, будешь обратно улетать — посмотри. Очень советую.

— Посмотрю. Куда мне теперь?

— Прямо. Там люк и лестница вниз.

— Вижу!

— Отлично.

Редька немного помолчал и неуверенно позвал:

— Элька!

— Ау, — бодро откликнулась я, ступая на первую ступеньку лестницы, ведущей вниз.

— Задержись…

Я замерла на месте.

— Я дальше не пойду.

— Как?!

— Так! Чего затрепыхалась? Никто там тебя не съест.

— Я боюсь одна…

— Эль, не могу я дальше, — ответил Редька. — Дальше попадает только тот, кто просканирован.

— Просканируйся!

— Шлем только один.

— Крохобор!

— Ага, крохобор, десять тысяч баксов за установку… Ладно, давай короче, а то столько памяти даром пропадает… Внутри тебя будет сопровождать помощник.

— Какой помощник? — спросила я слезливо.

— Разберешься. Стругацких читала?

— Читала…

— Тогда разберешься. Ничего плохого с тобой случиться не может. Это просто рисунок. Понимаешь?

— Ага…

— Не трусь, тебе говорят! Если будут стрелять — не прячься, никто в тебя не попадет.

— Как это «стрелять?»!

— Ну, знаешь, у некоторых авторов-мужчин фантазия приземленная…

— Как это «стрелять?»!!

— Будут взрывы — не пугайся.

— Господи! Взрывы!!

— Ну, знаешь, у некоторых авторов-женщин фантазия буйная.

— Взрывы!!!

— Все будет хорошо! — железным голосом отрубил Редька.

— Не пойду!

— Все, топай. И так уйму памяти потратили.

— Я боюсь!

Тишина.

— Редька!

Молчание.

— Обманщики проклятые, — выругалась я в надежде, что меня слышат. Но ответа снова не получила.

Я наклонилась и опасливо вгляделась в темноту, скрывающую последнюю ступеньку лестницы.

Идти, не идти?

Честно говоря, я не знала, как поступить дальше. Можно, конечно, снять с себя шлем, который я сейчас на голове не ощущала, но твердо знала, что он там есть.

Обалдеть! Все смешалось в доме Облонских!

Виртуальный мир выглядел настоящим и осязаемым. Я чувствовала, как холодны поручни под моими ладонями, как пропитан запахом целлюлозы здешний воздух, слышала негромкий шум моря… Этот мир казался мне совершенно реальным.

И тем не менее, он не существовал.

Этот мир я ощущала, благодаря шлему, надетому на мою голову. Самого шлема я не чувствовала, но он был на голове.

Он был реальным…

Неразбериха какая-то.

Тут я ощутила такой короткий приступ головной боли, что поняла безо всяких слов: памяти потрачено столько, что пора меня пускать в расход!

И начала спускаться по узкой винтовой лестнице.

По мере спуска мои глаза привыкали к полутьме, царившей внутри здания. Ничего особенно угрожающего мне не слышалось и не виделось. Достигнув нижней ступеньки, я замерла, осмотрелась и прислушалась.

Передо мной простирался необъятный коридор с множеством одинаковых дверей. На дверях были налеплены какие-то таблички, но я не разбирала, что на них написано.

Взрывов я не услышала, стрельбы тоже.

Только плескалось в отдалении море и слышался ровный гул, природу которого я понять не могла.

Я сошла со ступеньки и сделала шаг вперед.

— Здравствуй!

— Ой!

Я вздрогнула и оглянулась. Позади стоял симпатичный мальчуган лет шести. Выглядел он здоровеньким, чистеньким, только слишком уж серьезным для своих лет.

— Я — твой проводник, — сказал мальчик мелодичным голосом.

— Ага!

Я вспомнила Стругацких и наставительно сказала:

— Взрослым нужно говорить «вы».

Мальчик немного помолчал. Неужели спутала цитату?

— Если ты думаешь, что я начну вещать про Эпоху Принудительной Вежливости, то ошибаешься, — сказал ребенок угрюмо. — У меня программа другая.

— Понятно, — ответила я, с интересом рассматривая своего малолетнего экскурсовода. — Но ты оттуда?

— Оттуда, оттуда, — немного раздраженно откликнулся мальчуган, и мне показалось, что в его голосе я уловила знакомые интонации.

— Тебя Редька делал?

— Что значит «делал?» — возмутился мальчик. — Работа по созданию виртуального персонажа требует помимо профессиональной…

— Стоп! — сказала я. — И так уйму памяти потратили!

Мальчик подумал и согласно кивнул.

— Ты хочешь посмотреть этот этаж или желаешь опуститься ниже?

Слово «опуститься» мне почему-то не понравилось.

— А что на нижнем этаже?

— Литература, — безмятежно ответил мальчик. И уточнил. — Этажом ниже.

— Это я поняла, — сказала я недовольно. Вздохнула и решила:

— Ладно, начнем с верхнего этажа.

Мы пошли вперед по длинному серому коридору. Дошли до двери, на которой ярко светилась и переливалась табличка со странным значком: «Э-О».

— Что это? — спросила я невольно.

— Владелец торговой марки, — ответил мальчуган, рассматривая свои ногти.

— Издатель, что ли?

— Можно сказать и так.

— А-а-а… Ясно.

— Входи, не бойся, — нетерпеливо поторопил меня спутник.

Я постучалась в дверь.

— Да не услышит тебя никто, — так же нетерпеливо сказал ребенок. И добавил немного тише:

— Каждому не наотвечаешься…

Я толкнула дверь от себя. Она оказалась не заперта.

Перед моими глазами предстала комната. Огромная, уютная, заставленная мягкими диванами и креслами, заваленная подушками и коробками шоколадных конфет.

Прямо по центру стоял большой овальный стол, накрытый к ужину.

Ничего угрожающего, на мой взгляд, в интерьере не было.

— Входи же, чего застыла, — сказал детский голос за моей спиной, и меня с недетской силой толкнули в спину.

Я влетела в уютную комнату.

Перед тем, как войти, я прочесала глазами все пространство и не заметила ни одного одушевленного персонажа. Честно говоря, именно это и насторожило меня больше всего. Но не успела я кубарем ввалиться в комнату, как откуда-то сбоку на меня обрушилась черная громадная туша.

— Ай! — вскрикнула я и загородилась руками.

Но тяжелый черный зверь преодолел мое сопротивление, опрокинул меня на спину и добросовестно вылизал мое лицо.

— Хватит!

Я оттолкнула пса. Я уже поняла, что собака настроена дружелюбно, но, честное слово, у нее из пасти шел такой запах, который не мог оправдать никакой хороший характер.

— Банди! — сердито вскрикнул приятный женский голос.

Пес радостно рыкнул и устремился от меня прочь. Краем глаза я успела заметить, что теперь он повалил на пол какую-то незнакомую мне женщину и привычно взялся за нее. Женщина отбрыкивалась и негодующе вскрикивала, но пес вилял черным хвостом и продолжал свое черное дело. Сил у женщины было явно не больше, чем у меня.

Тут мои мысли снова разлетелись в разные стороны, потому что с двух сторон меня атаковали другие тушки. Собачки были поменьше ростом, но так же назойливы, как их старший брат.

И пахло у них из пасти отнюдь не зубной пастой «Колгейт», а тем, чем пахнет из пасти у любой собаки, — помойкой.

Псы старательно и гостеприимно вылизывали мое лицо, а я медленно приходила в себя. Наконец оправилась от шока окончательно и отпихнула от себя назойливых ухажеров.

— На место! — прикрикнула я строго.

Псы радостно затявкали и запрыгали вокруг меня. Они явно не понимали, что означает это слово.

После избалованных детей больше всего я не терплю избалованных собак. Согласитесь, люди и собаки — существа не одной породы. И жизненное пространство у них должно разграничиваться.

Хорошо воспитанная собака должно твердо знать, что есть в квартире такие места, куда ей вход категорически заказан. Например, спальня.

Представляете, какое счастье спать на одной простыне с животным, лапы которого час назад месили грязь на улице!

Еще у собак достаточно интенсивно лезет шерсть. У любых собак, даже короткошерстных. И шерсть эта бывает весьма колючей.

Помню, как я немного поиграла с соседским стаффордом Роном. Рон — существо хорошо воспитанное и благожелательное. Лезть к вам с высунутым языком он не станет, но поиграет со знакомыми охотно. Так вот, после часа такой возни вся моя шерстяная кофта оказалась в мелких колючих и жестких ворсинках. То есть в собачьей шерсти. И невозможно было в этой кофте ни сесть, ни встать. Ворсинки впивались в кожу как иголки, и я все время бешено чесалась. Стирка никаких ощутимых результатов не принесла, так как шерсть прочно запуталась в другой шерсти и не вымывалась водой.

Словом, кофту мне пришлось отложить до лучших времен. Пока я не вооружусь пинцетом и не начну ювелирную работу по извлечению чужеродного материала.

Поэтому когда я читаю откровения некоторых авторов, спящих рядом со своими собаками, то испытываю чувство острой жалости к этим несчастным.

К авторам, имею в виду.

И именно поэтому я не испытываю симпатии к невоспитанным собакам, какими бы благожелательными они ни были.

— Помоги мне! — полупридушенным голосом воззвала неизвестная женщина, которую погребла под собой черная туша собаки.

Я бросилась на помощь. Схватила пса за ошейник и оттащила его в сторону.

Пес вырывался, изгибался, скулил и рвался к хозяйке.

Женщина поднялась с пола, пошатываясь, дошла до стула и рухнула на него.

— Отпусти его, — сказала она обреченно.

— А если…

— Отпусти!

Я повиновалась. Псы залаяли и одновременно рванули к хозяйке. Но та успела схватить со стола кусок желтого жирного сыра и зашвырнула его далеко от себя в соседнюю полуоткрытую дверь.

Псы взвизгнули от вожделения и рванули вслед за подачкой. Не успели они забежать в соседнюю комнату, как хозяйка сорвалась с места и захлопнула раскрытую дверь.

Послышалось рычание, жалобный визг, царапанье когтей по дереву. Потом все стихло, и наступила тишина.

— Слава богу! — пробормотала женщина негромко, но с большим чувством.

— Здравствуйте, — сказала я, отряхивая с себя собачью шерсть.

— Привет! — оживилась дама.

Она подбежала ко мне, схватила меня за руку и потащила к столу:

— Садись!

И не успела я опомниться, как оказалась сидящей на красивом мягком стуле.

— Угощайся! — ни на минуту не умолкала хозяйка. — Наша кухарка испекла потрясающий пирог, попробуй!

— Спасибо, я не голод…

— А еще есть изумительная рыба!

— Спасибо, мне не хо…

— Слушай, может, вина выпьем? Есть портвейн, урожай сорок пятого года!

— Спасибо, не на…

— А может, тебе денег одолжить? Сколько? Двадцать тысяч? Тридцать?

— Не нуж…

— Какая расписка?! Ты с ума сошла! Обижаешь!

— Сядьте!!

Дама наконец обиженно умолкла.

Я продолжала отряхиваться.

— Все же нужно собак как-то воспитать, — сказала я нерешительно. — Представляете, если войдет человек с больным сердцем, а они набросятся…

— Ох…

Вздох шел из самой глубины души и потряс меня своей непохожестью на бодрые начальные интонации хозяйки. Она оперлась локтями на стол, обхватила ладонями голову и пригорюнилась.

Мне наконец удалось ее рассмотреть.

Напротив меня сидела хрупкая моложавая дама лет пятидесяти, которая, тем не менее, при желании могла бы выдать себя за сорокалетнюю.

У нее была короткая стильная стрижка, светлые пряди вызывающе торчали в разные стороны, как иглы дикообраза.

Лицо у дамы было милое и благожелательное, но какое-то измученное.

— Ты себе не представляешь, как мне все это надоело, — пожаловалась вдруг дама шепотом.

— Что надоело? — не поняла я.

— Все! Спать в одной постели с собаками, постоянно попадать в дурацкие истории с периодичностью раз в месяц…

— Почему раз в месяц?

— Потому что Читателю Это Нравится, — тоскливо прошептала дама и испуганно оглянулась. Перегнулась через стол и зашептала горячо:

— Господи! Я же образованный человек! Я же языки знаю! Ты хоть представляешь себе, как это смешно — постоянно получать тортом в морду?! Фигурально, конечно…

— Разве это смешно? — спросила я.

— А эти собаки?! — не слушая, продолжала изливаться дама. — Ты думаешь, мне не надоело, что их постоянно тошнит и рвет прямо на ковер в гостиной?!

— Зачем же ты…

— Читателю Это Нравится! — произнесла дама странное заклинание. Подумала и добавила:

— И потом, так хочет Богиня!..

— Какая богиня?

— Самая главная!

Глаза дамы испуганно расширились. Она подняла палец и замерла, прислушиваясь:

— Тихо! — шепнула она испуганно.

Где-то в отдалении послышались раздраженные голоса, что-то с грохотом упало на пол. Взвизгнул молодой женский голос, ей ответил раздраженный мужской. Звуки стали удаляться и замерли в глубине дома.

— Слава богу! — сказала дама и вытерла разом вспотевший лоб. — Обошлись без меня…

Я издала сочувственный вздох. В принципе, я уже поняла, кто эта дама и какой богине она поклоняется. Но помочь ей ничем не могла.

— А этот вечный караван-сарай в доме? — горько продолжала дама. — Ты не поверишь: то родственники, то знакомые, то родственники знакомых, то знакомые родственников, а то и такие, которых не знают ни те, ни другие! И я никого не могу выставить! Ужас! Разве это жизнь?!

— Да, я понимаю, — пробормотала я сочувственно.

— Вот ты бы хотела так жить?!

Я вздрогнула:

— Ни за что!

— Да никакой нормальный человек не захотел бы!

— Тогда почему… — начала я, но не успела хозяйка открыть рот, как я уже все поняла и сама ответила:

— Читателю Это Нравится…

— Нравится! — горестно подтвердила дама. — Читателю нравится, что у меня вечно дома что-то происходит, что-то взрывается, сносит крышу, на ковер гадят животные… Нравится! Господи, их бы сюда хоть на один день!

— Послушай, ты же умная интеллигентная женщина, — начала я душеспасительную беседу. — Неужели не справишься? Организуй ты свою жизнь, как любой нормальный человек! Уверяю тебя, не все читатели получают удовольствие оттого, что кому-то заехали тортом в морду, а у кого-то поехала крыша! В конце концов, уйди в отпуск! По-моему, ты достаточно повеселила публику, чтобы объявить некоторый антракт… Подумай, отойди от всего этого бардака… Может, через три-четыре месяца появишься в преображенном виде, гораздо более интересном читателю…

— Ты что!!!

Хозяйка вскочила с места и даже руками на меня замахала, как на еретичку.

— Обалдела, что ли?!! А кто будет развлекать читателя?!!

— Так, другие появя…

— Да в том-то и дело, что другие!

Дама быстро прошлась по комнате, что-то обдумала, в волнении покачивая светлой головкой:

— Богине это совсем не понравится…

— Понятно…

— Нет, это ей не понравится.

— Слушай, а может, Богине тоже нужен некоторый отдых? — спросила я, стараясь говорить тактично. — Она не устала бесконечно творить? По-моему, число творений перевалило за шестьдесят… Гоголь, бедняжка, всего трехтомник поднял. Надорвался и помер.

— Гоголь не был богом, — рассеяно возразила дама.

— То есть? — не поняла я.

— Ну, у него не было в распоряжении второстепенных божеств. Знаешь, из мифологии: наяды, дриады…

Дама подумала и нерешительно добавила:

— Сатиры…

— Сатиров знаю, — мрачно ответила я. И вспомнила одно из произведений Богини, где на полном серьезе утверждалось, что блондинкам не идет пудра цвета загара.

Такую ерунду могло написать только второстепенное божество мужского пола. Типа сатира.

Тут за стеной раздался оглушительный грохот. Я подскочила на месте.

— Начинается! — проворчала дама.

Она повернулась ко мне спиной и медленно побрела по лестнице, ведущей наверх дома.

— Счастливо тебе! — пожелала я ей в спину.

Дама, не оборачиваясь, пожала плечами. Во всей ее хрупкой фигурке была написана покорность судьбе, Богине и Читателю.

Шум сверху нарастал. Вот что-то обрушилось вниз с ужасающим грохотом, потом послышался треск, и потолок разошелся сетью трещин. Мне на макушку посыпалась известка и штукатурка.

Я испуганно ойкнула, сорвалась со стула и рванула к двери. И перед тем, как выскочить в коридор, уловила отдаленную автоматную очередь.

Я вылетела из комнаты и захлопнула дверь.


Удивительно, но все шумы за ней тут же стихли.

Несколько минут я оставалась стоять возле двери, припав к ней ухом.

Нет, никаких звуков. Полнейшая тишина.

— Пока дверь не откроешь, ничего не увидишь и не услышишь, — произнес мелодичный голос сбоку.

Я вздрогнула и оторвалась от двери.

— Господи, совсем про тебя забыла, — сказала я машинально.

Мальчик слегка зевнул, деликатно прикрыв ладошкой рот.

— А ты почему со мной не вошел?

— Зачем? — просил мой экскурсовод, пожимая плечами. — Внутри и без меня все ясно. Я тебе нужен только в коридоре. Пойдем дальше?

— Ну, пойдем, — ответила я.

Мальчик развернулся и бодро зашагал впереди.

— Ты, вообще-то, чего хочешь? — спрашивал он меня по дороге.

— Ну, не знаю… Чего-нибудь душевного.

Мальчик притормозил и задумался.

— Душевное, душевное, — пробормотал он скороговоркой себе под нос.

Он почесал затылок, и этот жест снова напомнил мне Редьку.

— Есть такое, — наконец, объявил мне мальчик. — Только все душевное двумя этажами ниже.

— Тогда подожди, — сказала я. — Давай заглянем еще в пару мест.

— Да ради бога! — ответил провожатый.

Подошел к очередной двери с непонятной табличкой «Э-О», и провозгласил:

— Вот коммуникационная амбразура. Удовлетвори свое любопытство.

«Где-то я это слышала, — подумала я в сомнении. — Или читала…»

Потом вспомнила и фыркнула. Ну, Редька, ну, хулиган! Спер чужую шутку!

Я по привычке постучалась. Ответа не получила, вспомнила, что этого делать не нужно, и приоткрыла дверь.

Большая комната. Обстановка напоминала дорогие офисы, виденные мной по телевизору в разных отечественных сериалах.

Посреди комнаты стоял длиннющий овальный стол, за которым сидели мужчины. Я посчитала их взглядом. Шесть человек.

Мужчины выглядели чрезвычайно солидно. Почти все они были второй молодости, то есть в возрасте, который у успешных деловых людей наступает после сорока одновременно с достижением высокого социального статуса.

Лица их были серьезны и значительны. Чувствовалось, что ерундой заниматься эти люди не привыкли. И вообще, при взгляде на общество я почему-то подумала о короле Артуре и его рыцарях, которые имели привычку сидеть вокруг стола. Правда, круглого, не овального.

— Можно войти? — спросила я.

— Охрана вас проверила? — вопросом на вопрос ответил мне какой-то мужчина в золотых очках. То есть очки были обычные, оправа золотая, и это украшение мужику чрезвычайно не шло. Мне почему-то показалось, что носить такие дорогие стильные вещи он не привык.

— Какая охрана? — не поняла я.

— На входе, — строго ответил мужчина.

Я оглянулась назад.

— Как это понимать?

— Не обращай внимания, — посоветовал мне мальчик. — Это у него комплекс полноценности играет. Скажи, что проверили, и все.

Я снова сунулась в комнату:

— Меня проверили.

— Тогда можете войти, — по-прежнему строго сказал председательствующий на этом странном собрании.

Я вошла в комнату и остановилась в дверях.

— Здрасте, — сказала я, обращаясь сразу ко всем.

Застучали отодвигаемые стулья. Мужское общество оказалось на удивление хорошо воспитанным. Слава богу, что такие мужчины еще остались в популярных книжках.

Хотя воспитанные мужчины были бы уместней в книжках красного цвета.

— Прошу вас, присаживайтесь, — вежливо пригласил меня один из них. Мне показалось, что в его речи проступал едва заметный иностранный акцент. И еще меня поразил длинный конский хвост на затылке мужчины. Хвост напоминал о движении «хиппи» и совершенно не гармонировал со строгим безупречным костюмом и галстуком-бабочкой.

— Спасибо, — ответила я, смущенная таким вниманием.

Мужчина с конским хвостом отодвинул свободный стул и выжидательно застыл за его спинкой.

Я подошла, неловко плюхнулась вниз, но он успел чрезвычайно ловко подставить мне сиденье.

— Спасибо, — повторила я с искренней благодарностью.

— Не за что, — вежливо ответил мужчина и вернулся на свое место.

Есть в нем все же что-то неуловимо нерусское. А может, так кажется из-за его безукоризненных манер?

«Уж не француз ли он?» — неожиданно подумала я.

Но расспрашивать постеснялась.

Я незаметно осмотрелась вокруг. Стол был довольно большой, и занятым оказался только наполовину. Множество стульев остались свободными.

— А где же остальные? — спросила я, указывая на пустые места.

— Не готовы еще, — ответил мне сосед справа.

— Простите, не поняла?..

— Богиня не может заниматься одновременно всем! — немного раздраженно ответил один из собравшихся. — У нее и без нас забот полно!

— А-а-а…

Я снова огляделась.

— Послушайте, а почему здесь нет женщин? Насколько я помню, Богиня их тоже создала…

Мужчины заерзали на своих стульях.

— Послушайте, имеем мы право немного передохнуть?! — нервно выкрикнул председательствующий. Внезапно он сорвался с места и в волнении пробежал по комнате. Остановился у окна и застыл, глядя сквозь дорогие очки на серое штормящее море.

Мне стало неловко.

— Простите, ради бога, — извинилась я вполголоса. — Я, наверное, что-то не то сказала?

— Да ладно, — обреченно махнул рукой мужчина с конским хвостом. — Просто ему сильно не повезло.

— В каком смысле?

— Ну, понимаете, ему жену приходится не только дома, но и на работе терпеть… Не сахар, скажу я вам…

— Почему? — удивилась я. — Помню я его жену! Очень даже милая женщина!

— Милая-то милая, — ответил мне мужчина напротив, — только она советы дает по избирательным технологиям.

— Ну, помню! Работа у нее такая!

— Дело не в том, что у нее работа такая, а в том, что этими советами приходится восхищаться…

— Не хотите — не восхищайтесь!

— Ну да! — саркастично ответил мужчина в золотых очках, возвращаясь на место. — Так нам Богиня и позволит не восхититься! Так она и даст нам промолчать! Или, не дай бог, сказать, что мы думаем на самом деле! Вот, сама посуди…

Он рывком отодвинул стул и плюхнулся на него в состоянии крайнего нервного раздражения.

— Решил я избираться. Самому мне депутатство на фиг не надо, но Читателю Это Нравится…

— Это я уже слышала.

— И подсовывает мне Богиня рекламное агентство. А в нем даму…

— Знаю, читала…

— А дама мне подсовывает идею: в качестве рекламного хода объявить войну наркомафии.

Он злобно рассмеялся и спросил:

— Свежо, не правда ли?

— Ну, идея, конечно, не слишком новая…

— Да у этой идеи уже зубов нет, настолько она не новая! И потом, между нами говоря, трюк с объявлением войны содран из хорошего фильма «Плутовство». А уж оригинальная мысль о борьбе с наркомафией присутствует во всех программных обещаниях кандидатов в депутаты любого разлива. По-моему, лет пятнадцать, как присутствует…

— Ну, может, мысль и не оригинальная, зато благородная…

— Да пускай она будет трижды благородная! — вымученно простонал мой собеседник. — Но мне же приходится восхищаться изобретательностью этой идеи, будь она неладна! Мне приходится дифирамбы ей озвучивать! А нормальные люди читают и поражаются: это я такой тупой, что не понимаю, насколько идеи дамы оригинальны, или это мне любовь мозги проела?

Я не нашлась, что ответить, и промолчала.

Тут раздался отчетливый хруст. Я оглянулась и увидела позади человека в черной кожаной куртке и потертых джинсах. Мужчина ломал пальцы. Своим внешним видом он явно выпадал из общего элегантно-делового тона собравшихся за столом.

— Да присядь ты наконец! — раздраженно прикрикнул на него председательствующий.

Мужчина в черной куртке закатил глаза под лоб, отвернулся и, ничего не ответив, снова принялся нервно измерять шагами комнату.

— Кто это? — спросила я шепотом у соседа с конским хвостом. — Чего он не садится?

— Он стесняется, — ответил сосед, деликатно понизив голос. Оглянулся на ходившего мужчину и пояснил:

— Чувствует себя альфонсом.

— Почему?

— Сам он бедный, а жена богатая.

— А-а-а… Ну это, по-моему, глупые комплексы.

— Не скажите, — с тяжелым вздохом ответил сосед. — Не всякому Читателю Это Нравится.

— Понятно.

И я сочувственно покосилась на мужчину в кожаной куртке.

— О-о-ох, — высказался кто-то откровенно за столом.

Я живо оглянулась.

Вздох издал мужчина, узнать которого я не смогла. Может, не читала всего, что сотворила Богиня, может, просто позабыла какого-то героя…

Мужчина бросался в глаза своей бледностью. Время от времени он доставал из кармана носовой платок и промокал вспотевший лоб. В общем, не нужно было быть психологом, чтобы догадаться: человек сильно нервничает.

— А это кто? — снова спросила я шепотом у соседа.

— Пока никто, — ответил тот равнодушно.

— То есть?..

— Ну, его пока в свет не выпустили.

— А-а-а… Тогда почему он так нервничает?

— Потому что неизвестно, кто ему достанется, — неожиданно ответил мне председательствующий. — Как Богиня распорядится… Мы, по крайней мере, хоть какую-то определенность имеем, а он, бедняга…

Тут он умолк, а собравшиеся стали смотреть на своего товарища с молчаливым сочувствием.

Вдруг за окном прогремел гром, на неизменно синем небе сверкнула молния. Собравшиеся мужчины немедленно поднялись со своих мест.

Я не поняла, в чем дело, но на всякий случай тоже встала.

И без того бледный мужчина побледнел еще больше. Он понурился, медленно отставил стул и побрел к лестнице, ведущей во внутренние покои. Остальные стояли на месте и провожали уходящего прощальными взглядами. Мужчина в кожаной куртке неожиданно прекратил свою беготню по комнате, остановился и торжественно приложил руку к виску.

«К пустой голове вроде не прикладывают», — удивилась я.

Но жест у мужчины получился привычным и профессиональным. Чувствовалось, что отдавать честь ему не впервой.

Вообще обстановка стала такой мрачно-торжественной, что у меня по коже поползли мурашки.

Бледный мужчина с трудом преодолевал последние ступеньки, словно шел на свидание со стоматологом после десятилетней разлуки.

Ни разу не оглянувшись на нас, он открыл дверь, за которой я увидела только темноту, и растворился в ней.

«Сесть, что ли?» — подумала я.

Но мужчины продолжали стоять, вытянув шеи, и я не осмелилась воспользоваться своей женской привилегией.

Вдруг откуда-то из-за двери раздался громкий продолжительный крик, потом сверху вниз упало что-то тяжелое. Звук был странно категоричным, словно по гигантской бумаге шлепнули огромной печатью. Я содрогнулась.

— Все! — прошептал мой сосед с конским хвостом. Губы у него заметно побелели. — В тираж пошел!

Кто-то из мужчин размашисто перекрестился.

— Ну, мне пора, — сказала я неловко.

Но на меня никто не обратил внимания.

На негнущихся ногах я вышла из комнаты, в которой продолжал витать дух мрачной покорности судьбе, Богине и Читателю.

Я осторожно прикрыла за собой дверь.

Мальчик ждал меня в коридоре.

— Куда пойдем? — осведомился он.

Я подумала.

— Не знаю.

Посмотрела вперед. Коридор уходил за горизонт, количество дверей не поддавалось исчислению.

— Сколько же их, — сказала я невольно.

— В двери справа я тебе входить не рекомендую, — предупредил мальчик.

— Почему?

— А потому что ничего нового ты не увидишь.

— Что, герои дублируются, что ли?

— И герои, и сюжеты. Не впрямую, конечно. Имена и названия, например, у них разные.

— Объясни популярней, — попросила я.

— Пожалуйста. Видишь ли, в любой серии есть свой первопроходец. Сначала он прокладывает дорогу и выясняет, где можно намыть немножко золота. А потом за ним косяком устремляются все остальные.

— Понятно.

— Так что не советую, — заключил мальчик. Подумал, зевнул и добавил:

— Очень скучно.

Я осмотрела левый ряд. К моему изумлению, там виднелась только одна дверь, в которую мы еще не стучались.

— Можно? — спросила я, указывая на нее.

Мальчик пожал плечами:

— Пожалуйста! Тебе все можно!

— Это почему? — не поняла я.

Мальчик понизил голос и с придыханием произнес:

— Потому что ты Читатель…

Я не ответила. Подошла к двери и сразу толкнула ее от себя. Дверь стукнулась о стенку внутри комнаты.

Я оглядела новую перспективу.

Ничего особенного. Небольшая комната, похожая на кабинет. Стол, на столе компьютерный монитор, за столом женщина. Не очень молодая худенькая блондинка с маловыразительным, но умным лицом.

— Здравствуйте, — сказала я. Честно говоря, женщину я узнала не сразу и несколько минут пыталась сообразить, какой Богине она поклоняется.

— Стучаться нужно, когда входите! — строго сказала женщина.

Мне стало стыдно.

— Извините. Просто в соседних комнатах мне сказали…

— Я не знаю, что вам сказали в соседних комнатах, — так же строго оборвала меня женщина. — Но догадаться не сложно. Судя потому, что вы вошли, не постучавшись, я думаю, они вам сказали, что стучаться не обязательно. То, что они так считают, доказывает, что они плохо воспитаны. Скорее всего, их детство проходило в неинтеллигентной среде, так как все поведенческие стереотипы закладываются именно в раннем возрасте. Более того. Из того, что вы решили последовать данному вам плохому совету, я заключаю, что ваша среда общения в детстве тоже оставляла желать лучшего. Хотя возможен и второй вариант. Возможно, что вы интеллигентный, но очень внушаемый человек. В таком случае…

Тут зазвонил телефон, дама оторвалась от своего многословия и сняла трубку.

— Слушаю, — сказала она строго.

Трубка заквакала мужским голосом и квакала довольно долго.

— Так.

Дама немного подумала и затянула волынку:

— Юрик, солнце мое незаходящее, мне неважно, почему ты не успел опросить всех свидетелей. Я готова допустить, что у человека могут случиться форс-мажорные обстоятельства, но нужно уметь отделять их от работы. И потом, гораздо практичней отложить все стихийные незапланированные бедствия на один день. Да, потрать один свой выходной на форс-мажор, а остальные дни посвяти работе. Конечно, перетерпеть целый день, заполненный неприятностями, гораздо сложней, чем распределить их по семи дням недели. Но ты только представь: день прошел, а остальные шесть посвящены исключительно позитивным впечатлениям. То есть работе. По-моему, это гораздо удобней для тебя, чем дергаться по пустякам семь дней в неделю…

Она все говорила и говорила, занудно и правильно, а я осматривала кабинет.

«Какая умная дама! — думала я рассеяно. — Не иначе, как аналитик. Да, явный аналитический склад ума. Такой склад захочешь скрыть — не скроешь».

Собственно, я уже догадалась, какой Богине поклоняется немолодая блондинка с занудной и правильной речью. Книги этой Богини на раннем этапе ее становления я читала довольно охотно. Возможно, потому что выбор тогда был еще не столь велик. Возможно, потому что занудство завораживает и гипнотизирует.

Создания Богини в ста двадцати трех словах разъясняли нам вещи, которые запросто можно было бы объяснить и в трех. И даже их не стоило бы тратить, потому что и так все понятно.

Но создания Богини говорили долго, занудно и правильно, и я, завороженная плавным многословием, покорно сидела над книгами Богини, как сидит кролик перед удавом.

Впрочем, не так уж и плоха была эта Богиня, если сравнить ее со множеством подражателей. Беда в другом: рано или поздно любая Богиня решает, что она уже достаточно могущественная.

Богиня бросает надежный испытанный жанр и начинает творить Классику.

Я вспомнила несколько последних творений Богини и вздохнула.

Занудство и менторство, вообще свойственные ее созданиям, в последних опусах достигли своего предела. Гипноз перестал срабатывать, и дочитать эту тягомотину до конца оказалось выше моих сил.

Насколько я знаю, владелец торговой марки от игр Богини в восторг не пришел, но понадеялся выехать на раскрученном имени.

И прогадал. Последние создания Богини пошли под нож. То есть в макулатуру.

Богиня вернулась к привычным героям, но Читателю предыдущие игры тоже не понравились, и он долго не мог простить Богине ее потуг переместиться в Серьезный Жанр. Что и доказывали падающие тиражи.

— Так, — сказала дама, положив трубку. Я вернулась к реальности и искательно уставилась на нее.

— Продолжим, — строго сказала дама.

— Вы думаете, стоит? — спросила я, не сдержавшись.

— Стоит, — строго ответила дама. — Любое дело должно быть доведено до конца. Судя потому, что вы пришли ко мне, у вас есть проблема, в решении которой я могу вам помочь. Хочу вам напомнить, что если проблему отложить, то она станет гораздо более труднорешаемой. Это похоже на банковский вклад: есть основная сумма, на которую начисляются проценты. Но если в денежном отношении проценты можно только приветствовать, то проценты, набежавшие на вашу проблему…

Я встала и пошла к выходу. Честно говоря, мне это надоело.

Голос дамы журчал и переливался за моей спиной, но я, не прощаясь, вышла из комнаты и плотно закрыла за собой дверь.

Монолог стих.

— Насладилась? — осведомился мой экскурсовод, поджидавший снаружи.

— Да уж, — ответила я и вытерла лоб. — Насладилась.

— Опустимся ниже?

И опять слово «опустимся» резануло мне ухо.

— А что там? — осведомилась я.

— То же, что и здесь, — ответил мальчик. — Но этажом ниже.

— Странная у тебя манера выражаться, — не утерпела я.

— А это к создателям. Претензии, я имею в виду.

— Извини.

— Да ладно! Так что, пойдем?

— Подожди минутку!

Я не сдержала любопытства и приоткрыла дверь с правой головы. Меня мучило любопытство, свойственное женам Синей Бороды. Что это за последователи такие, которые устремляются вслед за первопроходцами?

Комната, открывшаяся моим глазам, была точной копией первой. Та же уютная гостиная, те же диваны и кресла, тот же стол, накрытый к ужину. Только мебель была другого цвета, а так — все, как виденное раньше.

За столом сидела дама. Интересно в ней было только то, что фигура и лицо дамы расплывались, словно были сотканы из тумана, и постоянно принимали новые очертания.

Вот моим глазам предстала прелестная уютная толстушка, лет двадцати пяти.

— Здрасте, — сказала я.

Толстушка открыла рот, но ответить мне не успела и трансформировалась в представительную немолодую даму со строгим лицом и добрыми глазами. Глаза, впрочем, скрывались за стеклами очков. На плече у дамы сидела большая толстая кошка.

— Здрасте, — повторила я.

И снова ответа не получила. Дама взглянула на меня поверх очков, открыла рот, но тут ее лицо начало колебаться и расплываться. Расплылась и пропала также кошка.

— Зря стараешься, — сказал мальчик сзади.

Я оглянулась.

— Почему это?

— Потому что собственных слов у них нет. Так что на внятный ответ не рассчитывай.

— Понятно, — ответила я и закрыла дверь.

Оглядела коридор прощальным взглядом и скомандовала:

— Пошли вниз.

— Опустимся? — уточнил ребенок.

Нет, это слово мне определенно не нравилось. Но, видимо, именно оно служило пропуском на нижний этаж.

— Опустимся, опустимся! — передразнила я раздраженно. — Доволен?

Мальчик не ответил, развернулся и бодро потопал прямо по коридору.


Поразительно, но на месте сплошной стены слева от меня теперь открылся проход. Стеклянная дверь, а за ней узкая лестница, похожая на лестницу аварийного выхода. Я совершенно точно помнила, что, когда мы проходили мимо этого места, никакой стеклянной двери в коридоре не было и в помине. Она возникла после того, как мои уста разверзлись и раздраженно произнесли магическое слово: «Опустимся».

Мальчик вприпрыжку бежал впереди, я осторожно следовала за ним. Кто его знает, какие еще сюрпризы приготовили коварные создатели виртуальной реальности? Меня не покидали мысли о взрывах, которые вполне могли поджидать меня этажом ниже.

Мы спустились на два лестничных пролета. Ничего страшного. Точно такой же коридор с множеством закрытых дверей. Переливающиеся таблички на них.

Видели, знаем.

— Куда теперь? — спросила я своего спутника.

— Да куда хочешь! — ответил он.

Я в задумчивости прошлась по коридору.

Дошла до двери, ничем не отличающейся от остальных, и на всякий случай постучала в нее.

Тишина.

Я открыла дверь и оглядела роскошное многометровое помещение.

Да, квартирка нехилая. Огромное двухуровневое пространство, квадратные комнаты с большими окнами, потоки света…

Я вошла и быстро осмотрелась.

— Привет!

Голос был женским и молодым.

— Привет, — сказала я, разыскивая взглядом хозяйку апартаментов.

— Тут я, на кухне, — произнес голос откуда-то сбоку, и я устремилась на него.

Кухня поразила меня обилием дорогой техники и страшным беспорядком. На полу валялась расколоченная посуда и перевернутые стулья, дверцы шкафов были раскурочены и частично сорваны с петель.

— Боже мой! — сказала я невольно.

— И не говори.

Я повернула голову и наконец увидела хозяйку всего этого бедлама.

Хозяйка сидела за столом с остатками вчерашней бурной трапезы. На коленях у нее умостилась такса с умными человеческими глазами. Впрочем, после инцидента, случившегося со мной когда-то, я эту породу не жалую.

— Выпьешь? — предложила девушка без предварительных экивоков.

— Спасибо, нет.

— Ну, как хочешь. А я выпью.

Девушка недрогнувшей рукой налила себе полстакана водки и одним махом опрокинула ее в рот. Не поморщившись, проглотила и поставила стакан на стол.

— Садись, — пригласила она.

Я уже немного сориентировалась и такой непринужденности не удивилась. Есть авторы, которые предпочитают оставаться с Читателем на «вы», и есть авторы, сразу и прочно усваивающие фамильярное «ты».

Я подняла с пола табуретку, поставила ее на ножки и уселась напротив девушки.

— Что скажешь? — осведомилась хозяйка.

Я удивилась:

— Ничего!

— Вот и я не знаю, что тебе сказать.

Девушка мрачно задумалась. Очевидно, о жизни. Собака, не отрываясь, смотрела на меня человеческими глазами, и под этим пристальным взглядом мне стало неуютно.

— Твой пес не кусается?

— Сашка-то? — рассеяно переспросила барышня. Посмотрела на таксу и пожала плечами:

— Да хрен его знает.

— Ты его подержи, пока я не уйду.

— Не трусь, подержу.

Барышня душераздирающе зевнула.

— Не выспалась, — пояснила она мне. — Проблемы, проблемы, трупы, убийства, расследования… И все приходится самой расхлебывать, хоть бы кто-то помог.

Она налила себе еще полстакана водки и так же по-гусарски лихо отправила ее в рот.

— Слушай, ты не перебираешь? — спросила я осторожно.

— Перебираю, — не стала спорить барышня. — А что делать? Так хочет Богиня!

— В смысле. Читателю Это Нравится? — поправила я хозяйку дома.

— Некоторым нравится.

Девушка вздохнула и оглядела кухонный разгром.

— А что тут произошло? — поинтересовалась я, проследив за ее взглядом.

— Да ничего особенного, — ответила дама без всякого выражения. — Меня вчера изнасиловал местный криминальный авторитет.

Меня захлестнула волна сочувствия:

— Скотина!

— Да ладно, не переживай, — осадила меня барышня. — Тимка меня, вообще-то, любит…

— Так чего же он тогда тебя насилует? — запуталась я.

— Богиня считает, что так проявляется большая любовь, — объяснила барышня.

Она потянулась за новой порцией водки, но я быстро отодвинула бутылку в сторону:

— Подожди! Хватит пока!

— Тебе что, не нравится? — удивилась хозяйка.

— Конечно, нет! Кому может нравиться пьяная баба? И потом, это вредно для здоровья…

Тут хозяйка отколола такой финт: встала с табуретки и, не выпуская из рук таксу с человеческими глазами, поклонилась в пояс:

— Спасибо тебе!

— Перестань! Ты чего? — забормотала я и тоже вскочила с места.

— Спасибо тебе, дорогая моя! — с чувством повторила девушка.

Она спустила с рук таксу и поддала ей под зад ногой. Собака улетела в коридор.

— Терпеть не могу мелких собак! — пожаловалась хозяйка.

— Чего ж ты тогда…

— Так хочет Богиня!

Я промолчала. На мой взгляд, у Богини явно что-то не ладилось с головой.

— Нет, прикинь! — продолжала изливать душу девушка. — Она хочет, чтобы я напивалась через день как свинья, и при этом выглядела как Снегурочка! Прикинь! Так бывает? Бывает?!

Я посмотрела на бледное отечное лицо девушки со следами былой красоты, слегка подпорченной пьянками и синяками, и против воли подтвердила:

— Не бывает…

— Но Читателю Это Нравится! — с болью в голосе выкрикнула девушка. — Нравится!

— Не преувеличивай, — рискнула поспорить я. — Не всем это нравится.

— А Богиня считает, что всем! Нравится, что я пью как лошадь, нравится, что меня насилует местный бандит, нравится, что у меня любовник, который мне в деды годится…

— Как, у тебя еще и любовник есть? — удивилась я.

— А ты как думала? — в свою очередь, удивилась девушка моему удивлению. — Конечно, есть!

— Господи! Что ж тебе, бандита мало?

— Да глаза бы мои их обоих не видели! — от души высказалась барышня.

Подумала и застенчиво добавила, словно исповедуясь:

— Я киллера люблю…

Я немного отодвинулась. Барышня начала производить на меня впечатление человека, не совсем здорового психически.

— Слушай, а образование у тебя есть? — спросила я осторожно.

— А как же!

Барышня пригорюнилась.

— Юрист я. Юрист. С красным дипломом.

«Мама дорогая!» — подумала я в смятении. Но сказать ничего не смогла.

Тут во дворе послышался звук мотора. Девушка вяло поднялась с места и подошла к окну.

— Пожаловал, — сказала она ядовито.

— Кто пожаловал? — не поняла я.

— Бандит, кто же еще! Сейчас насиловать начнет…

Я подскочила на месте:

— Не открывай дверь!

— Выломает, — ответила барышня.

— Слушай, ну поговори ты с ним, как с человеком! Объясни ему, что женщин, которых любят, не насилуют! Что ж он, вообще отмороженный?!

— Хрен его знает, — повторила барышня хладнокровно. Отобрала у меня бутылку водки и налила себе полный стакан. Опрокинула его в рот, вытерла губы и сказала:

— Слушай, шла бы ты отсюда. Если вы на пороге столкнетесь, я скажу, что ты дверью ошиблась. Понятно?

То, что я ошиблась дверью, мне было понятно и без нее. Но жалость к девушке с трудной судьбой пересилила, и я предложила:

— Хочешь, останусь? Не станет же он при мне…

— Иди-иди, — поторопила меня барышня и выпила еще водки. — Я должна пройти через все.

— Почему?!

— Потому что Читателю Это Нравится! — ответила девушка опостылевшей мне фразой.

Я молча развернулась и двинулась на выход. Девушка провожала меня, спотыкаясь и хватаясь за стенку. Ее хрупкие руки были исполосованы ссадинами и царапинами.

Перед тем как выйти наружу, я повернулась к хозяйке дома и посоветовала:

— Знаешь, по-моему, из ситуации есть простой выход.

— Какой? — икая, спросила барышня.

— Попроси своего киллера, пускай убьет твоего бандита. А заодно и твоего любовника, который тебе в деды годится. И живите вы долго и счастливо. Представляешь, какая пастораль: он вечерами на работу уходит, ты его провожаешь, винтовочку в сумочке подаешь… Контрольный поцелуй в лобик. А потом ждешь любимого, волнуешься и водку жрешь. И при деле оба, и никто тебя не насилует. Любовь побеждает!

Девица даже перестала на мгновение икать, так захватили ее открывшиеся перспективы.

— Слушай, а и правда, — сказала она наконец, обмозговав мое предложение своим юридическим умом. — Хорошая мысль!

Но тут же скисла и пробормотала себе под нос:

— Впрочем, не знаю, не знаю… Как Богиня решит.

Я открыла дверь и быстренько покинула роскошное многоуровневое помещение, от которого меня почему-то тошнило.

«Нет спору, девушку жалко, — думала я, стоя в коридоре. — Только что ж она такая дура бесхребетная? А еще юрист называется! И потом, что подумают малолетние дурочки с неокрепшими мозгами, прочитав подобный шедевр? Конечно же, решат, что это она и есть, красивая жизнь! У этой Богини, что, вообще с извилинами дефицит? Нельзя же быть такой безответственной!»

— Насладилась? — скучным голосом спросил мальчик.

— Издеваешься? — мрачно ответила я вопросом на вопрос.

Я отошла на несколько шагов и в задумчивости уставилась на одинаковые двери. Какую открыть? Все выглядели обманчиво безобидно.

Я приоткрыла ближайшую, но входить не стала. Просто стояла и смотрела на открывшуюся перспективу.

Посреди полупустой комнаты за столом сидела молодая женщина. Возле нее стояла открытая спортивная сумка, в сумке громоздились пачки долларов.

Но не это заинтересовало меня больше всего. Женщина усиленно возилась с огромным тяжелым пистолетом неопределенной конструкции.

— Черт, как же он открывается? — бормотала она раздраженно.

— Проблемы? — спросила я, не переступая порога.

Женщина оторвалась от своего занятия и подняла голову. Она была красива роковой красотой, которой наделяют своих героинь некоторые Богини.

— Да, черт бы ее побрал! — выругалась женщина. — Богиня решила, что я должна опустошить обойму. Ты не знаешь, где тут обойма и как мне ее вытащить?

— Понятия не имею, — ответила я искренне. — Я вообще-то больше по автоматам специалист. Мы «Калашникова» на НВП разбирали-собирали. Но честно говоря, я уже ничего не помню.

Женщина бросила на меня разочарованный взгляд и снова уткнулась в свое оружие.

Я еще немного понаблюдала за ее мучениями и спросила:

— Что ж тебе Богиня не подсказала, где тут обойма?

— Да она сама не знает! — угрюмо ответила мне женщина.

— Ну, и не давала бы тебе оружие в таком случае…

— Это ты ей скажи, — огрызнулась женщина. Вытерла вспотевший лоб и шмякнула пистолет на стол.

— Все! — сказала она. — Сил моих больше нету! Уйду я с этой работы! Никаких денег больше не хочу!

— Знаешь, что? — осенило меня вдруг.

— Что?

— Чтобы опустошить обойму, не обязательно ее вынимать! Просто постреляй — и все! Обойма-то и опустошится!

Женщина мгновение смотрела на меня. На ее губах начала расцветать неуверенная улыбка.

— Слушай, ну ты гений!

Я скромно потупилась.

Женщина схватила пистолет, навела его на соседнюю стенку и несколько раз нажала на курок.

Тишина.

— Ну, чего он не стреляет? — обиделась женщина.

— С предохранителя сними, — посоветовала я, вспомнив военные сериалы.

— Ах, да!

Женщина торопливо зашарила пальцами по стволу.

— Слушай, а где тут предохранитель? — спросила она после безуспешных поисков.

Мы молча уставились друг на друга. Потом я осторожно закрыла дверь.

Нечто подобное в моей жизни уже было. На втором курсе к нам пришла преподавать историю древнего мира молодая дама, прежде работавшая в нашем институте лаборанткой. Дама состояла в каких-то родственных связях с каким-то высокопоставленным лицом, поэтому ее начали продвигать по работе.

Возмущению педагогов и студентов не было предела. Дама настолько смутно представлял себе предмет, что на лекциях ее поправляли даже первокурсники.

Как-то раз я заглянула на кафедру. И увидела любопытную картину.

Дама стояла перед исторической картой и искала на ней походы Александра Македонского. Взгляд у нее был напряженно-затравленный, и на мое появление она никакого внимания не обратила.

Примерно такими же глазами смотрела женщина на пистолет непонятной системы, которым ее для чего-то снабдила Богиня.

Бедная женщина. Неужели и это Читателю нравится?

Я оглядела серый коридор, уходивший за горизонт, и не ощутила желания исследовать его дальше.

— Давай посмотрим, что там внизу, — предложила я, содрогаясь от собственной смелости.

— Там популярная мужская литература! — предупредил меня хлопец.

— Мы только заглянем!

— Да ради бога.

Мальчик помолчал, посверлил меня глазом.

— Ну?!! — сказал он, устав ждать.

— Что «ну?» — не поняла я. Но тут же сориентировалась. — Ах, да! Опустимся…

И после произнесения магического слова слева от меня немедленно образовалась стеклянная дверь, ведущая на лестницу. Я пропустила мальчугана вперед и пошла за ним, уже ничего не опасаясь.

Было понятно, что физически мне повредить не могло ничто. Я могла отупеть, потерять нравственные ориентиры, приобрести вульгарные манеры, утратить привычный лексикон, но на моем физическом самочувствии пребывание с героями разных Богинь пока не отражалось.

«Ну, разве что стошнит, — подумала я, вспомнив девушку с трудной судьбой. — Но это пустяки».

Привычный серый коридор с переливающимися табличками уже успел мне надоесть. Я подошла к первой попавшейся двери и распахнула ее.

Мама дорогая!

Посреди грязной убогой комнаты сцепились мужчина и женщина. Несколько секунд я в смятении наблюдала за ними, не понимая, пытается ли он ее изнасиловать или просто лупит. Учит жизни, так сказать.

Мужчина выглядел звероподобным. Весь полуобнаженный торс его был покрыт татуировками, приличными и не очень, на толстых пальцах поблескивали вульгарные золотые перстни.

— … телка… может… в рот! — азартно выкрикивал мужчина, и немногие цензурные слова, которые попадались в его речи, все равно не помогли мне понять ее общий смысл.

Девица выглядела роскошно. Ноги у нее росли от ушей, обнажившиеся под разорванной блузкой груди были пятого размера, длинные разметавшиеся волосы скрывали от меня ее лицо. Но я не сомневалось, что оно выглядело в десять раз красивей, чем лицо Клаудии Шиффер.

На речи поклонника девица не обижалась и отвечала ему не менее азартно:

— … в рот… суке… засранную жопу!

Минуту я, оцепенев, наблюдала за ними.

Словно почувствовав мое незримое присутствие, герои оживились и принялись тузить друг друга с еще большим энтузиазмом.

Наконец девица изловчилась и заехала поклоннику ногой в пах. Тот заверещал неожиданным фальцетом и согнулся. Девица победно взвизгнула, долбанула поклонника в живот и унеслась в другую дверь.

«Да, — подумала я в смятении, не переступая порог. — Вот она, большая любовь!»

Мужчина тем временем очухался, извлек из кармана брюк маленький мобильник, неизвестно как удержавшийся там во время драки, набрал номер и приложил аппарат к уху.

— Колян, братан! Клавка… вчера… полтонны… суке… телка!

Он обиженно умолк, предоставляя слово собеседнику.

Ответа абонента я не расслышала. И слава богу.

С треском захлопнула дверь и в раздражении устремилась дальше по коридору.

Мальчик моросил следом за мной мелкими шажками.

— Не надоело? — спрашивал он меня в спину. — Может, ниже опустимся? Там душевное!

— Посмотрю еще, — ответила я сквозь зубы.

— Пожалеешь! — предупредил экскурсовод.

— Что ж, нет ни одного Бога, способного написать два цензурных слова подряд?! Ты просто клевещешь на мужчин!

— Я предупреждал, это кассовая мужская литература, — повторил малец.

— Много ты понимаешь, — ответила я и распахнула другую дверь.

Сначала я ничего не увидела, потому что в комнате плавал сизый дым, утяжеляя и без того неяркое освещение. Из глубины помещения неслись стоны, причем самые разнополые. Так сказать, во множественном числе.

«Что это? — не поняла я. — Что-то военное? Госпиталь? Раненые? Умирающие? А почему женщины стонут? Они тут, что, все вповалку лежат: и раненые женщины, и раненые мужчины? Может, стонут медсестры? От жалости?»

Но тут глаза привыкли к полумраку, дым немного рассеялся, и я увидела то, что происходило внутри.

А как только увидела, немедленно захлопнула дверь, отгородив себя от этого… Я не знаю, каким словом это назвать.

То, что я увидела, не имело право на существование. Потому что шло против человеческой природы.

— Я же говорил тебе! — упрекнул меня мальчик негромко.

Я, тяжело дыша, уставилась на него:

— Ты это видел?!!

— Не забывай, я не ребенок, — обиделся мальчик.

Я пошарила по карманам в поисках носового платка. Пот лил с меня градом.

— Слушай, Сусанин, тут никаких палок нет? Только попрочней!

— Зачем? — не понял мальчик.

— Чтобы забить эту дверь намертво! — заорала я с ненавистью. — Эта мерзость не имеет права распространяться! Это же чума! Холера! Спид! Массовое безумие! Я не знаю, как это назвать! Неужели есть издатели, которые такое печатают?!

— Есть, — ответил мальчик, ни на секунду не утратив своего хладнокровия. — Причем заметь: в предыдущей комнате ты слышала только цензурные слова.

— Они мне не многое подсказали! — съязвила я.

— Потому что создатели программы их вырезали. Ну, знаешь, как мат вырезают на телевидении?

— Знаю.

— А издатели эти слова печатают, — безмятежно договорил мальчик. Подумал и объяснил:

— Чтобы общий контекст был понятен.

— Уйдем отсюда, — сказала я, чувствуя, что еще минута — и я разнесу этот этаж к чертовой матери.

— Говорил же я тебе, не задерживайся, — снова мягко упрекнул меня ребенок.

— Говорил, говорил! Боже мой, хочу на воздух!

— Вниз не пойдем?

Я задумалась. Обидно уйти, не досмотрев предложенное удовольствие до конца.

— Там что-то подобное? — спросила я для очистки совести. Если экскурсовод ответит утвердительно, я немедленно навострю лыжи вон.

— Да нет, — ответил ребенок и почему-то засмеялся. — Говорю же, там душевное.

— Ладно, — сказала я обречено. — Опустимся.

И, не глядя на мальчишку, направилась к стеклянной двери, возникшей слева.


Честно говоря, я начала уставать от любых ощущений. И от позитивных, и от негативных. Хотя позитивные ощущения мне были даны только на верхнем этаже здания. Все, что помещалось этажами ниже, выглядело как дурной сон шизофреника.

Тем не менее, я с тупым упорством преодолела два лестничных пролета и, не раздумывая, толкнула ногой ближайшую дверь.

Я была готова увидеть что угодно. Но картина, представшая моим глазам, выглядела как пастораль Антуана Ватто.

Помещение было большим, роскошным, с колоннами, и обставлено оно было соответствующей мебелью. Правда, несколько разнокалиберной мебелью, но все равно симпатичной. Было здесь кресло в стиле Людовика Четырнадцатого, был секретер, явно перенесенный из века восемнадцатого, диван а-ля рококо, портьеры в цветочек, вообще непонятно откуда. Но в целом помещение выглядело чистеньким и уютным.

Посреди комнаты на оттоманке времен Империи возлежала пышная полнотелая дама в старинном платье с большим откровенным декольте. Перед дамой на коленях стоял мужчина, весь перевязанный ленточками и кудрявый, как болонка. Присмотревшись, я поняла, что это парик.

— Я люблю вас, я люблю вас, я люблю вас, — повторял мужчина с неослабевающей страстью.

Дама смеялась и закрывалась веером.

— Я люблю вас, я люблю вас, я люблю вас, — продолжал мужчина.

Мне стало смешно. Я приоткрыла дверь пошире и перенесла вес на правую ногу, согнув левую в колене.

Интересно, кто автор этого монолога?

— Я люблю вас, я люблю вас, я люблю вас, — продолжал мужчина, не отрывая горящих глаз от лица дамы, полускрытого веером.

Наконец пришел черед героини. Она убрала с лица страусовые перья и проявила оригинальность:

— Я вас люблю!

Мне стало скучно. Я закрыла дверь и повернулась к провожатому:

— Здесь все такое? Душевное?

— Ну да, — ответил малец, уже не пытаясь скрыть зевоту. — Любовный роман и все такое.

— Слушай, а почему он этажом ниже, чем…

И я передернулась, вспомнив то, что увидела раньше.

— Не забывай, что программу делали мужчины, — ответил мальчуган наставительно.

— И что?

— То, что ты предлагаешь забить гвоздями, для них менее отвратительно, чем любовный дамский роман!

— Идиоты! — сказала я, не найдя более убедительных слов. — Шовинисты проклятые!

— Куда дальше пойдем?

Я немного поозиралась.

— А внизу что?

— Внизу первый этаж.

— И что там?

— Там зреют замыслы телесериалов, — ответил мальчик. Мне стало любопытно:

— Опустимся!

Стеклянная дверь. Узкая лестница. Серый коридор.

Я ногой распахнула ближайшую дверь.

В маленькой комнатке на диване сидел тихий невзрачный человечек. Он смотрел в окно и на мое появление не отреагировал.

— Добрый день! — сказала я.

Человечек встрепенулся и повернул ко мне голову.

— Слушай, как кстати! — сказал он оживленно. — Я тут раздумываю над сценарием сериала, нужна женская консультация.

— В каком смысле? — не поняла я.

— В смысле, женский совет, — поправился человечек.

— Я с удовольствием… Если смогу, — расцвела я, неожиданно ощутив себя востребованной.

— Понимаешь, суть такова: герой… Мужчина, разумеется, — пояснил он, хотя это и так было ясно, — остается в Афганистане на поле боя, потому что его забыли эвакуировать после контузии.

— Так, — сказала я осторожно. Честно говоря, я мало что смыслю в военных делах и не понимаю, почему наши каналы заполонили сериалы на подобную тему. Ведь сериалы смотрят, в основном, женщины.

— Он теряет память и забывает о своей девушке, которая ждет его дома.

— Так.

— Девушка за время его отсутствия успевает в одиночку родить и поднять на ноги ребенка.

— Так.

— А он попадает к талибам, и те внушают ему, что он террорист.

— Гады какие!

— Да. И вот они начинают готовить его к специальным заданиям.

— Так.

— Переправляют в Чечню.

— Ага.

— В Чечне он взрывает дом местного активиста, сотрудничающего с федералами, но сам попадает в эпицентр взрыва. И снова получает легкую контузию.

Что-то насторожило меня в этом сюжетном повороте, но я промолчала. Кто его знает, может, так и нужно: попадает человек в эпицентр взрыва и выходит с легкой контузией… Мужчинам видней.

— И тут он вспоминает, кто он на самом деле.

— Ура!

— Что «ура?» — не понял человечек моей радости.

— Ну, он наконец может вернуться к любимой и обнять своего ребенка, — пояснила я нерешительно.

Человечек посмотрел на меня с недоумением.

— Бред какой! — сказал он, фыркнув.

— Бред?..

— Ну конечно! Что за примитивная логика? Ни к какой любимой он не возвращается, а переправляется обратно в Афганистан.

— Зачем? — не поняла я. — Он же там уже был!

— А он скрывает, что все вспомнил! И хочет отомстить талибам за их коварство!

Человечек с ликованием уставился на меня.

— По-моему, сильный ход, — сказал он, не дождавшись моего одобрения.

Я промолчала.

— Потом он внедряется в Аль Каиду и начинает охоту за главарями организации.

— Дело, конечно, благородное, — начала я нерешительно, — но как же бедная девушка? Она же ребенка родила, сама его вырастила… Нелегкое дело в наши дни!

— Да ребенку уже под тридцать лет! — отмахнулся от меня человечек. — И он попал в плохую компанию. Стал лидером организованной группировки.

— Господи!

— Естественно, разве женщине можно доверять воспитание парня?!

— Ну, придумали бы ей какого-нибудь мужа, — предложила я.

— Да был у нее муж! Только он был наркоманом.

— А-а-а…

— Да. Бил ее, естественно.

— Развелись? — спросила я. Нелегкая женская судьба заинтересовала меня больше мужской.

— Да нет, это старомодно. Она его отравила.

— Посадили? — спросила я, проникаясь все большей жалостью к любимой афганского героя.

— Нет. Она со следователем переспала, и он замял дело.

Я тяжело вздохнула. Нет в жизни счастья.

— В общем, он мочит всех главарей Аль Каиды, сдает Бен Ладена американцам, получает вознаграждение… и возвращается к любимой, — неохотно пошел мне навстречу автор.

— И в чем проблема?

Человечек почесал затылок.

— Понимаешь, я ее в сто сороковой серии отправил в монастырь. Грехи замаливать. Ну, убитый муж ей мерещится и все такое… за сына молится, переживает…

Он снова замолчал. Молчала и я, потому что не понимала, какой совет можно дать в подобной безнадежной ситуации.

— Вы насчет сына переживаете? — наконец спросила я. — В смысле, как это так: папа герой, а сын лидер бандитской группировки…

— Да нет! — отмахнулся человечек. — С сыном я уже все завернул — лучше не бывает. Отец ему рассказывает о своем героическом прошлом, сын рвет со своим криминальным настоящим и записывается в ВДВ. Меня другое беспокоит.

Он нервно побарабанил пальцами по коленям:

— Понимаешь, не могу решить, что с бабой делать. То ли дать им встретиться, то ли нет… Или, предположим, такой вариант: они встречаются, обливаются слезами, но потом она ему говорит, что посвятила себя богу и будет остаток жизни молиться за них с сыном…

Мне стало безумно жаль несчастную женщину.

— А нельзя отпустить ее на волю? — предложила я.

— В каком смысле?

— Ну, жизнь у нее, конечно, не заладилась, так пускай хоть ее остаток нормально проживет. Воссоединится с любимым, заберет к себе сына… Внуков понянчит, по миру поездит вместе со своим героем… Деньги-то у них есть, благодаря американцам!

Человечек содрогнулся.

— Господи, какая пошлость! — произнес он медленно и посмотрел на меня с таким отвращением, что мне стало стыдно.

— Хэппи-энд! — продолжал бушевать человечек. — Придуманный, притянутый за уши хэппи-энд, далекий от всякой реальности! Только женщине могло такое в голову придти! Да кому такой конец будет интересен?!

Мне все это надоело.

— Скажите, — спросила я, оборвав его причитания, — трудно быть богом?

— Что? — не понял человечек.

— Я спрашиваю, трудно быть богом? — раздельно повторила я.

Человечек молчал. Может, не знал, что сказать, а может, ушел мыслями в окончание своего не придуманного, не притянутого за уши сценария.

Его глаза остекленели и уперлись в стену. Я поняла, что ждать ответа бессмысленно.

Закрыла дверь, повернулась к ребенку и сказала:

— Я назад хочу.

И мы пошли по лестнице вверх.

У винтовых ступенек, ведущих на крышу, я остановилась и повернулась к своему провожатому:

— Ну, счастливо тебе.

— Тебе того же, — ответил ребенок.

— Не устал еще?

— Я никогда не устаю. Я же программа.

— Ах, да.

Я протянула руку, ребенок подал мне свою ладошку. Ладошка была на удивление теплой и настоящей.

Все-таки иногда трудно определить, где же кончается иллюзия и начинается реальность.

Я поднялась наверх и попала на плоскую прямоугольную крышу. Вертолет стоял в центре красного круга.

— Элька! — заорал мне в ухо знакомый голос.

— Домой хочу! — сказала я.

— Садись в машину и лети назад! Ждем!

Я поднялась на небольшое возвышение и уселась в вертолет. Немедленно заработал винт, оживились и замелькали лампочки на табло.

— Как ощущения? — спросил меня Редька бодро.

— Специфические, — ответила я, не найдя более убедительной характеристики. Подумала и добавила:

— А за второй этаж вы мне ответите.

Послышался многоголосый разнокалиберный хохот. И в эту минуту на площадку легла огромная тень.

Я испуганно обернулась.

Слева направо снова проехала гигантская лопасть. Совершила оборот и скрылась за торцом здания.

— Что это? — спросила я.

— Оглянись и увидишь.

Вертолет взмыл вверх. Я обернулась назад и уставилась на здание, которое начало уменьшаться в размерах.

И когда отлетела достаточно далеко, увидела все.

Здание было сконструировано в форме гигантской мясорубки. Напугавшая меня лопасть оказалась ее ручкой, крутившейся, очевидно, в автоматическом режиме. А с обратной стороны вперед выдавалась огромная круглая сфера, и из нее шумным водопадом изливалась в серое море серая вода.

«Если так замыслил компьютер, то ему не откажешь в чувстве юмора», — подумала я.

Откинулась на спинку кресла и закрыла глаза.

Устала.

— Не открывай глаза, — предупредил меня Редькин голос.

Я честно зажмурилась. Ветер заворошил мои волосы, и я невольно подняла руку, чтобы их придержать.

— Стой спокойно!

Я замерла. И почувствовала, как с запястий снимают какие-то браслеты, а с шеи отстегивают какое-то ожерелье. Ах, да! На мне же датчики!

— Открой глаза. Только осторожно.

Я не послушалась и распахнула ресницы, как кукла. И тут же мне прямо в мозг ударил поток нереально яркого света.

— Ой!

— Говорил же, осторожно! — сердито сказал Редька. Его голос почему-то изменился, стал звучать более плоско, что ли… Ну, все равно, что после хорошей стереофонии послушать виниловую пластинку на проигрывателе фирмы «Мелодия».

— Что со мной? — спросила я, не в силах остановить слезы, ручьем льющиеся из-под стиснутых век.

— Адаптация. С прибытием тебя.

— Это я уже тут? — не поверила я и зашарила вокруг руками.

— Ты уже тут.

И мою руку перехватила мягкая теплая ладонь.

— Это ты?

— Я, я. Потерпи немного, глаза привыкнут к настоящему свету.

Я осторожно ощупала ладонь.

— Она не верит, что вернулась, — сказал на заднем плане знакомый голос. По-моему, говорил Санек.

— Нужно все-таки придумать, что делать с освещением.

— Может, уменьшим яркость?

— Тогда некрасиво будет, — ответил Редька. Высвободил свою руку и отошел в сторону. Я услышала, как он говорит кому-то в отдалении:

— Вот, смотри, до максимального освещения, как до луны…

— Но у нее же глаза болят!

— Поболят и перестанут!

Я приоткрыла слезящиеся глаза.

Вот я и дома.

— Больно? — сочувственно спросила меня Таня.

— Танечка, я почти ничего не вижу.

— Это сейчас пройдет, — успокоила меня девушка. Осторожно взяла под руку и скомандовала:

— Шаг вниз.

Я нащупала носком границы возвышения и неуклюже плюхнулась вниз.

— Вот так. Сейчас я вас подведу к стулу, посажу, вы немного отдохнете, чаю выпьете, — уютно хлопотала вокруг меня Таня.

— Долго я там была? — спросила я.

— Не очень.

— А все же?

— Сорок минут.

— Не может быть! — не поверила я. — У меня такое ощущение, что прошло часа два!

— В виртуальном мире свои условности, — ответила мне Таня. И спросила с завистью:

— А красиво там, правда?

Я вспомнила пенящееся море, яркую синеву небес, какое-то объемное, выпуклое ощущение мира и подтвердила:

— Красиво…

— Здорово! — вздохнула Танечка. — А я только на вертолете летала. Туда и обратно. Программу-то целиком только сегодня закончили. Вы — первый посетитель.

— Большая честь, — сказала я.

— Я вам чаю принесу.

— Спасибо.

Я разлепила веки и осторожно взглянула из-под ресниц. Вроде полегче стало.

Настоящий реальный мир после виртуального выглядел его бледной копией. Небо было не таким синим, звуки не такими объемными и стереофоническими, а солнце слишком сильно било в глаза.

Да, определенно, тот мир был красивей.

— Ну как? — спросил Редька, появляясь возле меня.

— С душой нарисовано, — ответила я.

Редька расцвел.

— А что теперь? — спросила я. — Компьютер начнет выдавать кассовые романы по заданной программе? И авторы вымрут, как динозавры?

— Да нет, все не так просто, — ответил Редька с досадой. — Дело в том, что для того, чтобы компьютер начал выдавать среднестатистический роман, в него нужно загрузить потребности среднестатистического читателя.

— То есть?

— То есть приводить побольше народу и отправлять их в путешествие. Мы уже посчитали. В день через аппаратуру может пройти восемь человек. Маловато, конечно. Нужно собрать хотя бы пять тысяч.

— А потом?

— Потом компьютер суммирует их эмоции и потребности и выдаст итоговую программу детективного, любовного и мелодраматического романа. А также схему телевизионного сериала.

— Знаешь, у меня такое ощущение, что на телевидение такая программа уже действует, — сказала я, вспомнив современные военные сериалы, заполонившие экран.

Но Редька мои опасения отмел.

— Исключено! — сказал он. И хвастливо добавил:

— Мы — первые разработчики. Майкрософт отдыхает.

Тут он неожиданно стал очень льстивым и спросил, заглядывая мне в глаза.

— Элька, ты не обидишься, если я не поеду тебя провожать?

— Не обижусь.

— Понимаешь, тут человека отловили…

— Какого человека?

— Нужного. Среднестатистического. Я думаю, это именно то, что нам нужно. Не обидишься?

— Не обижусь, — повторила я и вяло поднялась на ноги.

— Ну, я пошла…

— Дверью хлопнешь, ладно? — торопливо попросил Редька и устремился к коллегам, которые уже о чем-то оживленно спорили.

Я прошла длинный коридор и дошла до выхода.

Возле самой двери стояла полная женщина средних лет. На женщине было яркое цветастое платье с сильным вырезом, открывавшим шею и грудь, покрытую коричневыми пятнышками. На голове у неё была крутая химия «под барашка», в руках женщина сжимала ручки тяжелых хозяйственных сумок.

Вокруг женщины вился Роман.

— Вы бы сумочки здесь поставили, — предлагал он сахарным голосом, — а то тяжело ведь… Да вы не беспокойтесь, у нас все как в сейфе. Ничего не пропадет.

— Кошелек с собой возьму, — предупредила женщина.

— Конечно! Пожалуйста!

— Роман, закройте за мной, — попросила я.

— А вы уже уходите? — неискренне удивился тот. — Жаль!

— Девушка, вы оттуда?

Женщина оживилась, подвинулась ко мне и моргнула одним глазом в сторону комнат.

— Оттуда, — подтвердила я.

— И как это?

Женщина нерешительно споткнулась и договорила:

— Не больно?

— Не больно, — заверила я.

— А Ставрогина там есть? — продолжала спрашивать женщина, и ее глаза превратились в детские. — Обожаю Ставрогину!

— Там все есть, — дипломатично ответила я.

Вышла на лестничную клетку и шепнула Роману:

— Яркость все же уменьшите… А то глаза долго болят.

Роман подмигнул мне и захлопнул дверь.


Я вышла на улицу и снова сощурилась.

Яркие потоки безжалостного света хлынули в мои несчастные глаза.

Я остановилась, прикрыла глаза ладонью и поморгала, приноравливаясь к миру реальному.

Постояла немного и, не торопясь, двинулась вперед.

Нет, что ни говори, а мир виртуальный в сравнении с реальным сильно выигрывает. Весь он какой-то красивый, яркий, выпуклый, ухоженный… Разница между двумя мирами примерно такая, как между цветными фильмами, снятыми в Голливуде, на качественной пленке, и отечественным фильмом, снятым на пленке «Свема».

Как говорится, почувствуйте разницу.

Я добиралась до дома, заново привыкая к восприятию этого мира. Сильно резал глаз бардак возле мусорных бачков, да и мат, ставший нашим непременным спутником, сильно тревожил уши.

Добравшись до дома, я несколько минут постояла возле подъезда, прикидывая — ушла Лена или еще у меня?

Стыдно, конечно, но мне почему-то не хотелось с ней встречаться. Синяк под ее правым глазом действовал на меня примерно так, как действует на быка красная тряпка.

Я посмотрела на часы. Два часа я болтаюсь по городу. Все, пора и честь знать. Не дай бог, позвонит наниматель, а меня словно корова языком слизнула…

Я вошла в подъезд и начала подниматься вверх по лестнице.

На середине пути мы пересеклись с Селеной, которая спускалась вниз.

— В булочную иду, — пояснила она, не здороваясь.

— Ничего, что я долг задерживаю? — спросила я виновато.

Селена досадливо отмахнулась:

— Деньги есть! И потом, мы с тобой сроки не оговаривали.

— Мне в следующем месяце тысячу долларов заплатят, — начала я.

Селена резко развернулась ко мне и вздернула брови.

— Тысячу?!

Я почувствовала, что сболтнула лишнее.

— Ты, что, на новую работу устроилась? — продолжала допрашивать меня Селена.

— Да нет, — проблеяла я, презирая себя за то, что оправдываюсь. Сказала бы: «Неважно!» — и все тут…

— Фирма проводит большое исследование, — соврала я. Подумала и добавила:

— И еще мне долг пообещали вернуть.

— Понятно.

Селена пригляделась ко мне и озабоченно спросила:

— Слушай, Элька, а чего у тебя такой вид? Ну, как будто тебя по башке пыльным мешком звезданули? Прости, конечно, за откровенность…

Я махнула рукой:

— Да ладно!

Подумала и раскололась:

— Я окунулась в мир современного кассового романа.

— Да? — удивилась Селена. — Снова окунулась? Помнится мне, ты уже покупала стопочку книжек…

— Я окунулась в него теперь зрительно, — уточнила я. — Побывала в виртуальном мире.

— А-а-а…

— Захватывающее ощущение, — сказала я, не найдя других слов. — Больше я туда не пойду.

Селена беспечно тряхнула головой.

— Живая вернулась? Руки-ноги на месте? Вот и возблагодари Создателя!

— Я так и сделаю.

— Умница. Ладно, я побежала, а то Королев мне клизму вставит за опоздание.

И Селена побежала вниз по лестнице. Я проводила взглядом ее легкую фигурку.

Вот кто скажет, что этой женщине шестьдесят?!

Все-таки, Селена — человек потрясающе жизнелюбивый. Я ей в этом смысле завидую.

Как-то раз мы с ней выпили, и Селена разоткровенничалась.

И поведала мне историю своего интимного конфуза двадцатилетней давности.

Дело в том, что у Селены блистательная наследственность. Я имею в виду не здоровье, оно ее не раз подводило. Знаете, врачи говорят, что существует ген, называемый «геном молодости».

Этот ген позволяет человеку выглядеть неоправданно юным.

Селена как-то показал мне фотографию своего отца и спросила:

— Угадай, сколько здесь папе?

— Тридцать пять, — ответила я, не раздумывая.

Фотография изображала молодого человека с аккуратно зачесанными пышными волосами, без единого седого волоска, улыбавшегося во весь рот. Улыбка демонстрировала прекрасные ровные зубы.

— Ему здесь семьдесят, — спокойно уточнила Селена. — И сделана фотография за три месяца до его смерти.

Я так и села.

Если бы речь шла не об отце Селены, а о другом человеке, я бы, возможно, не поверила. Но сама Селена выглядела так неприлично молодо, что я ей поверила.

Когда Селена ложилась на операцию, о которой я уже рассказывала, нейрохирург спросил, сколько ей лет.

— Пятьдесят восемь, — ответила Селена безмятежно.

Хирург икнул.

— Выделали пластическую операцию? — уточнил он, разглядывая молодое лицо пациентки, на котором не было практически ни одной морщинки.

— Нет, — ответила Селена.

Хирург промолчал.

И только после окончания операции, он признался:

— Знаете, я вам не поверил. И только когда вам обрили голову, и я увидел абсолютно голый череп без единого шрама от подтяжек…

Он развел руками.

— Это просто фантастика!

Короче говоря, сейчас Селене дают лет сорок-сорок пять. Когда ей было сорок, то окружающие считали, что общаются с соплячкой двадцатилетнего возраста. И так бывает.

И вот как-то раз Селена познакомилась на улице с мужчиной лет сорока. То есть со своим ровесником.

— Ты себе не представляешь! — описывала она мне мужчину. — Красавец, умница, одет, как картинка! В общем, мечта киргиза…

Я внимала.

— Вообще-то, на улицах я знакомиться не люблю. Но такого мужика пропустить — это себя не уважать! Ладно, познакомились мы, сходили в ресторан, потом он меня привозит к дому. На «Волге» привозит! Учти, это восемьдесят четвертый год, а не нынешний разгул демократии!

Селена отпила глоток вина и продолжила:

— Ну, короче говоря, приглашаю я его домой. Дальше…

Она помолчала и деликатно завершила:

— Дальше — занавес.

— Понятно.

— Утром просыпаемся, я его спрашиваю: не хочешь ли ты, милый, позавтракать? Он отвечает: «С удовольствием!» Иду на кухню. Начинаю делать яичницу. И вдруг…

Селена сделала паузу.

— Вдруг слышу: хлопнула входная дверь. Бегу в спальню — и что?

— Что? — спросила я с интересом.

— Пусто! Сбежал мой драгоценный, только я его и видела. И представляешь, Элька…

Селена снова немного помолчала.

— На тумбочке возле кровати лежат пятьсот рублей…

— Ни фига себе! — сказала я.

— Ты хоть понимаешь, что я почувствовала?!

— Господи! Конечно, понимаю!

— Нет, ты не понимаешь! — упорствовала Селена. — Он меня принял за проститутку! Я ему рассказала, что работаю в Министерстве культуры, а он меня принял за проститутку! Как тебе это нравится?

Я промолчала. Как я ни была пьяна, но все же помнила, что в те времена многие женщины интеллигентных профессий подрабатывали подобным образом.

— Ты понимаешь!

Селена приложила руку к груди и закатила глаза:

— Он меня просто убил! Первый раз в жизни познакомилась с мужиком на улице, влюбилась в него с первого взгляда, а он меня посчитал проституткой!

— Да, это неприятно, — согласилась я.

— Иду в ванную, — продолжала Селена свою горестную повесть, — залезаю под душ. Слезы бегут ручьем, на душе такая обида! И вдруг я думаю: «Ну, хорошо. Если двадцатилетняя девочка в «Интуристе» получает за ночь триста рублей…»

— Проститутки так много получали? — изумилась я.

— Ну, естественно! Их тогда мало было, на всех желающих не хватало! Так вот, если девочка получает триста рублей за ночь, а я в свои сорок отхватила пятьсот, значит, я еще не вышла в тираж! Логично?

— Логично, — сказала я.

— Ты понимаешь? В мои-то сорок лет! И потом, я как представила, сколько долгов я смогу отдать с этой суммы! И сколько мне еще останется!

Селена закатила глаза и прижала руки к груди.

— В общем, — завершила она сурово. — Я думаю, что мужик был потрясный. Умный, галантный и хорошо воспитанный. И не вздумай меня переубеждать!

— Не буду! — пообещала я, изрядно окосев.

— Не надо! — требовала Селена. — Не получится! Классный был мужик. И точка!

Вот и скажите мне: вы на такой оптимизм способны? Я нет!

Я медленно поднималась по лестнице. Позвонила в дверь, но мне никто не ответил. Отсюда следует дедуктивный метод, что Лена уже ушла. И хорошо, что так.

Я достала ключи, открыла замки и ввалилась в коридор. Господи, до чего же дома хорошо!

Я вылезла из босоножек и прошлась по квартире. Не знаю, помыла ли Лена окна, но занавески в кухне и гостиной она успела постирать. Занавески были еще чуть влажными, хотя их явно гладили утюгом, и издавали слабый аромат хорошего стирального порошка.

Я посмотрела на часы.

Половина четвертого.

Господи, как мне убить еще половину дня?

Я свалилась на диван, подложила руку под щеку и уснула. Незаметно так уснула. Просто провалилась.

Днем спать я не люблю. Честно говоря, у меня и возможностей особых для дневного сна не было. Но, когда я случайно засыпала после часу дня, сны, которые меня тревожили, приятными назвать было трудно.

Вот и сейчас меня посетили какие-то шизофренические видения.

Мне снилось, что я иду с мамой по скверику, расположенному недалеко от нашего дома. Во сне мне было лет пять-шесть, не больше. Не знаю почему, но я совершенно отчетливо вспомнила свое любимое платье того времени. Смешная ткань, изображавшая сшитые лоскутки, юбочка, доходившая почти до щиколоток, поясок, завязывающийся сзади бантиком… В этом платье я походила на куклу, и все взрослые с улыбкой оглядывались мне вслед. И мне это нравилось.

Так вот, мама держала меня за руку. Чудесный летний день, теплое ласковое солнце, которое в детстве светит по-особенному, яркая зелень и цветы вокруг.

— Хочешь мороженое? — спросила меня мама.

— Хочу! — ответила я.

Мы остановились возле киоска «Воды-Соки», и полная добродушная продавщица через минуту вручила мне хрустящий вафельный стаканчик с белой горкой жирного пломбира.

— Что нужно сказать? — строго напомнила мама.

— Спасибо! — сказала я.

— Ешь на здоровье, моя хорошая, — ответила продавщица.

Тут мое внимание привлек ярко-красный мячик, выкатившийся откуда-то сбоку. Я огляделась и поискала взглядом его хозяина.

Пусто.

Я подошла к мячику, хотела поддеть его ногой, но мячик вдруг дернулся и откатился немного дальше.

Я снова подошла к нему, уже заинтересованная сверх всякой меры. Мяч вел себя как живое существо. При моем приближении он снова сделал обманчивое движение в сторону, обвел меня вокруг пальца и укатился в кусты.

Я быстренько побежала за ним. Мороженое шлепнулось на асфальт, но оно уже перестало меня интересовать.

Я преодолела колючий кустарник, огляделась и ничего не увидела.

Зеленая клумба, коричневый куст… Никакого мяча!

Разочарованная, я вылезла обратно и при этом умудрилась порвать свое любимое платье.

Поискала глазами маму и увидела, что она уходит из скверика.

Мама шла не одна. Ее крепко держала за руку девочка, одетая в точно такое же платье, как и у меня. На голове у девочки трепыхался белый бантик. Этот бант мама всегда повязывала мне перед выходом из дому.

— Мама! — закричала я.

Но мама не обернулась. Она шла вперед, изредка наклоняясь к девочке, и поправляла на ней то платье, то бантик.

Я испугалась по-настоящему. Неужели мама не видит, что держит за руку не меня, а чужую девочку?

Я быстро побежала за ними.

— Мама! — кричала я в панике, но ответа не получала. Только девчонка в моем платье один раз обернулась и показала мне язык.

Мама с чужой девочкой вошли в подъезд. Я вбежала туда немного позже и услышала, как захлопнулась наверху дверь квартиры.

Рыдая в полный голос, я преодолела подъем, подбежала к нашей двери и изо всех сил застучала ногами в мягкую дермантиновую обивку.

— Мама! Открой! Это я!

Я вынырнула из своего сна с широко распахнутым ртом. По щекам у меня бежали слезы.

— Да что же это? — спросила я вслух и вытерла щеки. — Приснится же такое!

И тут в дверь снова отчетливо постучали. Стучали не очень громко, но долго и настойчиво.

Я повернула голову в сторону прихожей.

Кто это? И почему стучат, а не звонят?

Я приподнялась с дивана, медленно вышла в коридор и остановилась за дверью. Там кто-то есть. И этот кто-то снова постучался в деревянный дверной косяк.

Я в страхе застыла на месте.

За дверью стоит чужая маленькая девочка, которую я только что видела во сне. А не звонит она потому, что не может дотянуться до звонка. Сейчас я открою дверь, она схватит меня цепкими лапками, прилипнет ко мне, как пиявка, и начнет выталкивать из моего дома. Чтобы занять мое место…

— Эля! — осторожно позвал голос снаружи. — Ты меня слышишь? Это я!

Знакомый голос разрушил страшный сон. Я вытерла вспотевший лоб и распахнула дверь.

На пороге стояла Лара.


— Ты? — не поверила я своим глазам.

— Войти можно? — спросила Лара почему-то шепотом.

— Конечно!

Я посторонилась и пропустила ее.

Лара вошла в квартиру, оглянулась на меня и спросила:

— Ты одна?

— Одна, — ответила я, по-прежнему ничего не понимая.

— Можно я у тебя немного посижу?

— Иди в комнату.

Я наконец справилась с волнением и пошла следом за гостьей в зал.

— Прости, что я без приглашения, — начала Лара. — У меня неприятности.

— Ничего страшного, — ответила я машинально. — Ой! Извини, я имела в виду приглашение… Кстати, почему ты не позвонила?

— Я звонила, — ответила гостья. — У тебя звонок не работает.

— Не может быть! — не поверила я.

Вернулась в коридор, открыла дверь и несколько раз нажала на кнопку. И правда, не работает.

Я закрыла дверь, пощелкала выключателем света.

Никакого эффекта. Ясно. Ритка взялась за старое и снова оставила дом без электроэнергии.

— Как ты меня нашла? — спросила я, возвращаясь в гостиную.

Лара сидела на моем крутящемся компьютерном стуле. Только сейчас я заметила, какая она бледная.

— Ты на работу мне звонила…

— Помню, звонила, — подтвердила я.

— А у нас там телефон с определителем.

— А-а-а!

— Я твой номер запомнила…

Лара помолчала, с трудом проглотила комок в горле и договорила:

— И по компьютеру пробила…

— Понятно.

Я замолчала.

— Не обижайся, — попросила Лара с трудом. — Я вообще-то не имею такой привычки. Просто мне пойти было некуда.

— Как некуда? А домой?

— Нельзя мне сейчас дома появляться, — тихо ответила Лара.

Помолчала и добавила:

— Ты была права. Он пытался меня убить.

Волосы на моей голове зашевелились.

— Кто? — спросила я, механически двигая губами, хотя прекрасно знала кто.

— Сергей…

Лара задохнулась и попросила:

— Водички не дашь?

— Господи! Конечно, дам!

Я унеслась на кухню и заметалась между холодильником и шкафчиком с посудой.

Водичку? Может, с валерьянкой? А может, лучше чай поставить? Может, Лара голодная? Господи, а если сейчас мне позвонит ее муженек? Или, еще лучше, припрется лично? Он ее пытался убить… Какая чушь! Хотя почему чушь? Если она его ограбила, он мог попытаться… Он на такое способен, вполне способен. А я пойду в суде как соучастница. Сколько мне дадут? Лет шесть, не больше, я ведь ничего плохого пока не сделала… Через шесть лет мне стукнет сорок один…

Я села на табуретку и стиснула голову двумя руками.

— Голова болит?

Я вздрогнула и повернула голову. В дверях кухни стояла моя гостья.

— Прости, мне страшно одной в комнате сидеть, — объяснила она, стуча зубами. — Шок, наверное…

Лара дошла до второй табуретки и упала на нее. Обхватила руками плечи. В жаркий летний день ее бил сильный озноб.

Я вскочила, накапала валерьянку в стакан, потом подумала и выплеснула ее в раковину. Открыла холодильник и извлекла наружу самое безотказное средство от шока. Литровую бутыль «Джонни Уокера» с температурой в сорок два градуса.

Налила в стопку внушительную порцию и сунула Ларе под нос.

— Пей!

Она покорно отпила. Ее зубы выбивали неровный ритм по стеклянному краю.

— До дна! — велела я.

Лара посмотрела на меня огромными ввалившимися глазами, поднесла стопку к губам и одним махом опрокинула ее в рот.

И тут же закашлялась.

Я подскочила к холодильнику, выудила оттуда пачку сока, налила в стакан и сунула его гостье.

Лара, не переставая судорожно кашлять, отпихнула мою руку. А, ну да! Она же сейчас не может глотать!

Я постучала ее по спине.

— Спасибо, хватит, — проговорила она, задыхаясь.

— Откашлялась?

Она молча кивнула.

— Пошли.

Я взяла ее за руку, подняла со стула и повела назад в зал. Усадила на диван, принесла из спальни плед и накинула Ларе на плечи. Она съежилась и затихла.

Несколько минут мы сидели молча. Не знаю, о чем думала Лара, а меня в этот момент охватило тупое оцепенение. Не было ни мыслей, ни чувств, ничего не было.

— Прости, что я к тебе завалилась, — наконец заговорила Лара.

— Ерунда.

— Просто ты — единственный человек, с которым я общаюсь помимо работы. Ну, немножко общаюсь, — поправила она сама себя. — И потом, адреса всех девчонок в салоне Сергей может узнать запросто, а с тобой у него никаких точек пересечения.

Моя душа, или что там от нее осталось, совершила прыжок в пропасть.

Да уж, никаких точек пересечения.

— Расскажешь, что произошло? — спросила я.

— Что тебя интересует? — спросила Лара устало. Виски подействовало, ее зубы перестали выбивать чечетку. — Каким способом он пытался меня убить? Подробности? Тебе это не все равно? Говорю тебе: пытался. Я не сумасшедшая, и мании преследования у меня нет.

— Извини.

— Ничего.

Она снова замолчала, уткнувшись подбородком в согнутые колени. Ее глаза стали мрачными.

— Что ты делать собираешься? — спросила я.

— Не знаю.

Она оторвала подбородок от колен и уставилась в какую-то точку на стене.

— Уеду, наверное…

— Куда?

— Понятия не имею.

— А квартира?

— Продам…

— Каким образом? Тебе же нельзя там появляться?!

Лара приложила руку ко лбу:

— Слушай, у меня мысли путаются. Нужно где-то отсидеться, все спокойно обдумать.

Мне стало страшно. Она собирается отсидеться у меня?! Нет, места мне не жалко, но ко мне в любой момент может заявиться Никифоров-сын…

— Уеду в деревню, — сказала Лара, словно прочитав мои мысли.

— Далеко от города?

— Далеко, — ответила она спокойно. — Там он меня не найдет. Да и не деревня это вовсе… Три дома обитаемых, остальные заколоченные.

— Господи, какой ужас!

— Ничего ужасного, — нетерпеливо ответила Лара. — Я там домик знаю пустой… Место для дачи присматривала, хотела купить. Оформить не успела, но это и к лучшему. Нигде в документах мое имя светиться не будет. Поеду туда.

— А домик хороший? — спросила я.

— Под снос…

— И как же?..

— Как-нибудь, — ответила гостья нетерпеливо. — Жизнь дороже. Там все спокойно обдумаю и пойму, как мне дальше действовать.

— Сколько километров от Москвы? — спросила я.

— Триста, — ответила Лара равнодушно.

Я присвистнула.

— Так это же почти Смоленск!

— Неважно.

Лара выбралась из-под пледа, встала с дивана и пошла в коридор.

Я шла за ней, переставляя ноги, как автомат.

У самых дверей Лара остановилась и обернулась ко мне:

— Спасибо тебе.

Я ощутила себя последней дрянью.

— Не за что.

— Можно, я тебе позвоню?

— Конечно!

Я немного подумала и спросила:

— Деньги у тебя есть?

Не дожидаясь ответа, вывалила содержимое своей сумочки на телефонный столик и пересчитала банкноты.

— У меня, правда, немного, но на первое время хватит. Тем более в деревне. Там все дешевле, чем здесь… А я у соседки займу…

Лара слушала мою сбивчивую речь и почему-то все больше мрачнела.

— Не нужно, — отказалась она почти грубо. — Деньги есть.

— Я от души!

— Не нужно!

Я пожала плечами и отложила банкноты в сторону. Ее внезапная враждебность казалась мне необъяснимой.

Лара смягчилась и тронула меня за рукав:

— Не обижайся. Просто у меня принцип: не брать в долг.

— Понятно.

— Проводишь меня до остановки?

Я молча влезла в босоножки. Немудрено, что она боится, только вот защитница из меня никудышная. И полузащитница тоже.

Тем не менее, я не стала озвучивать эту мысль вслух и вышла на лестницу. Заперла дверь и побежала вслед за гостьей вниз по ступенькам.

— Я на маршрутке доеду, — сказала мне Лара. — Они чаще ходят.

— Хорошо, — покладисто согласилась я.

Меня душила бешеная ненависть к себе. Почему, ну почему я не могу набраться храбрости и рассказать этой девочке, младше себя на десять лет, все напрямик?! Почему я не могу ей рассказать, что ее ублюдочный муж шантажом вынуждает меня работать на свои грязные интересы? Почему я не могу рассказать ей о том, как противна мне сложившаяся ситуация? Почему я не могу спросить у нее, что мне делать? Ведь девочка Лара, как говорила моя интуиция, была в десять раз умнее меня во всем, что касалось житейских проблем!

Подошла маршрутка, Лара легко дотронулась до моей руки:

— Спасибо…

— На здоровье, — ответила я. Злоба жалила меня, как скорпион.

— Я позвоню.

— Звони.

Лара влезла в «Рафик», дверь тяжело захлопнулась, и машина отъехала от остановки. Я проводила ее взглядом и пошла назад.

Мне ужасно хотелось с кем-нибудь подраться.

И судьба предоставила мне такой шанс.

Когда я подошла к своему дому, то увидела лысого подростка лет тринадцати-четырнадцати. Худой мальчишка, одетый в черную майку, на которой был изображен череп со скрещенными костями, деятельно разукрашивал стены моего дома.

«Бей чирножепых!» — старательно выводил он на торце здания, и его прыщавая физиономия просто перекосилась от умственного напряжения.

Минуту я постояла молча, разглядывая этого убогого борца за идею. Словно почувствовав мой взгляд, подросток оглянулся. Его лопоухие уши затрепетали на ветру, как флюгер.

— Чего надо?

— Написал? — осведомилась я, стараясь говорить спокойно. — А теперь сотри!

— Пошла на…, черножопая, — высокомерно ответил подросток, отряхивая руки.

И внутри у меня лопнула какая-то натянутая струна.

Я размахнулась сумочкой и заехала этому лысому недоноску прямо поперек лопаток. Тот заверещал и попытался ударить меня ногой.

Я бросила сумочку на землю, нагнулась и подхватила огромный ком земли с клумбы.

— Мразь плюгавая!

И я размазала влажную землю прямо по его прыщавой морде.

— Ублюдок!

Второй ком попал ему в ухо.

— Тварь убогая!

Он побежал прочь, громко вопя. Немногочисленные вечерние прохожие провожали его сочувственными взглядами и косились на меня неодобрительно. Но вслух сделать замечание побоялись. Уж больно агрессивные флюиды источала я этим августовским вечером.

Я проводила взглядом убежавшего славянофила, подняла сумку и достала из нее носовой платок. Намочила в луже маленький кусочек ткани и принялась тщательно вытирать мерзкую надпись.

Нечего пачкать наш дом. Нам и собственной грязи хватает.

Вытерла, огляделась вокруг, отряхнула руки и пошла домой.

Господи, до чего же я ненавижу этот мир!

Почему, ну почему людей нужно держать под автоматным прицелом, чтобы они вели себя прилично?!

Почему коммунисты смогли решить национальный вопрос этим простым способом, а нашим псевдодемократам насрать на то, что происходит в стране?!

Нет, если ты такой противник терроризма (а именно под этим лозунгом выступают все эти ублюдочные бритоголовые группировки), то рецепт простой: езжай в Чечню и борись с террором до тех пор, пока руки не отвалятся! Думаете, поедут?

Как бы не так!

Эти скоты будут вовсю косить от армии, напирая на дегенеративную голову, потому что больше напирать не на что.

В вуз они, конечно, не поступят, потому что дебильных туда не принимают. И до скончания жизни будут колесить по ночному городу, выискивая одинокого негра, кавказца или азиата, чтобы всем скопом, как шакалы, наброситься на него. Ведь при дневном свете и в одиночку они самые обычные трусы и ублюдки.

В конце концов, возможно, правы были коммунисты, поставившие электорат перед выбором: мир и дружба народов либо пожизненное заключение.

Помните ту потрясающую девушку, которая подорвалась на взрывчатке, убирая с дороги антисемитский лозунг?

Уверена: те кто заряжал адскую машинку, даже не думали, что эту мерзость пожелает убрать с глаз не еврей, не еврейка, а нормальная русская девушка. Что ей будет противно это видеть!

Меня не удивило, что русская девушка убрала с дороги этот плакат. Меня удивило то, что ее многочисленные операции оплатило не наше демократическое государство, а государство Израиль.

Почему нашему государству наплевать на жизнь и здоровье своих немногочисленных порядочных граждан?! Ведь эта девушка была гражданкой России, а не Израиля! Она была русской!

Я позволила себе то, чего не позволяла никогда: вслух выругалась матом.

Да, я прогрессирую семимильными шагами. Еще немного — и меня нельзя будет отличить от множества тупых ублюдков, слоняющихся по улицам с бутылками пива в руках и матерящихся по любому поводу и без него.

Не дай бог!

Я опомнилась, устыдилась и перекрестилась.

Лучше умереть, чем докатиться до такого финала.

Боги, не будьте к нам такими жестокими! Не лишайте разума!


Несколько дней после визита Лары я провела в угрюмом оцепенении.

Наниматель не беспокоил меня звонками, и это было самым разумным, что он мог сделать.

На пятый день я поднялась с дивана и наметила план действий.

Собрала немногочисленные мамины золотые вещи и отправилась в скупку.

Перед скупкой на улице маялось несколько молодых людей заговорщического вида.

— Что у вас? — вполголоса спросил один из них, почуяв запах золота.

— Часы и кольца.

— Покажите.

Я вытащила сверток.

Мамины золотые часики достались ей в наследство от бабушки. Толстое обручальное кольцо и несколько колечек поменьше приобретались в течение всей семейной жизни. Огромный янтарный кулон в золотой оправе был подарком отца к пятилетию свадьбы.

Парень быстро оглядел все предложенное.

— Шестьсот долларов, — сказал он категорично.

— Мне нужна тысяча.

— Шестьсот долларов.

Я пожала плечами и побрела к магазину.

— Девушка!

Я остановилась.

— Там больше не дадут!

— Посмотрим.

И я продолжила движение.

— Семьсот! — пошел на попятную парень.

— Мне нужна тысяча, — повторила я упрямо.

— Восемьсот! Это предел! Там оценят только золото и только на вес.

— Посмотрим.

В скупке мне не обрадовались. Хмурый оценщик взвесил принесенные мной безделушки и повторил слова парня:

— Шестьсот долларов.

— За все?

— За золото. Камни мы не берем.

— Но тут есть хороший сапфир…

— Камни не берем! — повторил он категоричным тоном.

Я понурилась и пошла назад.

— Черт с тобой, давай восемьсот.

Парень оживился и отвел меня в сторону. Долго оглядывался, доставая из каких-то потайных карманов деньги. Отсчитал восемьсот долларов и выхватил у меня из рук фамильные ценности.

— Доллары-то настоящие?

— А то! — обиделся парень. — Мы здесь постоянно тусуемся! Думаешь, нам выгодно обманывать?

— Ладно, проверю, — сказала я вяло.

Взяла восемь сотенных бумажек и побрела в ближайший валютный пункт.

Там мне подтвердили подлинность бумажек, я вернулась назад и извинилась перед барыгой:

— Доллары настоящие.

— Я же говорил!

— Слушай, нельзя немного придержать мои побрякушки? — попросила я умоляюще.

— Зачем?

— Я выкуплю…

— Так отнесла бы их в ломбард!

— В ломбарде еще меньше заплатят.

Парень минуту подумал:

— Ладно. Месяц попридержу. Но назад придется за тысячу выкупать. Поняла?

— Поняла, — ответила я покорно.

— Будь здорова, — распрощался барыга и устремился наперерез пожилой тетеньке, которая брела к магазину.

Я вздохнула.

Деньги были нужны мне для того, чтобы вернуть нанимателю его тридцать серебряников. Надежды на то, что мне удастся выкупить мамины вещи, не было почти никакой.

Да и неизвестно, где я окажусь черед месяц. Вполне возможно, буду изучать социальную справедливость в российской тюрьме.

Я вернулась домой и первым делом отдала Селене ее сотню. Если меня посадят, не хочу, чтобы меня поминали тихим незлым словом, как злостную неплательщицу.

— Ты чего такая хмурая? — спросила Селена.

— Голова болит.

— Таблетку дать? От головы?

— Лучше топорик, — мрачно пошутила я и пошла вниз по лестнице.

Жить не хотелось. Ничего не хотелось.

«Деточка, все мы немножко лошади», — сказал Маяковский. И впервые в жизни привычное заклинание не оказало на меня тонизирующего действия.

— Тебе хорошо говорить! — ответила я злобно. — Тебя в угоне машины не обвиняли!

И он не нашелся, что ответить.

Я упала на диван. Земля кружилась в привычном ритме, где-то счастливые люди радовались жизни, кто-то выходил замуж, кто-то женился, кто-то разводился… И мне было странно, что жизнь продолжается, тогда как я лежу на диване и не хочу с него вставать.

Еще через день мне позвонил Редька.

— Ты где? — осведомился он обиженно.

— Угадай с трех раз, — ответила я устало.

— Почему не звонишь?

Я молчала.

— Элька!

Я молчала.

— Элька! — Его голос стал встревоженным.

— Тут я.

— У тебя что-то случилось?

Я молчала.

— Понятно, — сказал Редька, и мне в ухо полетели короткие гудки.

Я положила трубку и вернулась на диван.

Пропади все пропадом. Вот и окончилась моя кратковременная личная жизнь. Причем окончилась еще до того, как успела начаться.

Как ни странно, мысль принесла странное успокоение. Я повернулась на правый бок, лицом к стене.

Не знаю, сколько прошло времени до того, как мои уши стал мозолить настойчивый дверной звонок.

Сначала я лежала неподвижно, надеясь, что незваный гость, кем бы он ни был, все поймет и удалится.

Но гость не удалялся и настойчиво трезвонил в мою дверь.

Наконец мне это надоело. Я поднялась и побрела в коридор. Ничего не спрашивая, распахнула дверь.

За дверью стоял Редька.

— Привет, — сказал он озабоченно.

— Здоровались уже, — ответила я безразлично.

— Войти можно?

Я молча посторонилась.

Несколько минут мы стояли в коридоре и таращились друг на друга. Потом Редька сказал:

— Давай рассказывай!

— Что рассказывать?

— Все!

И я рассказала. Меня просто прорвало.

В конце рассказа я попросила:

— Уйди, пожалуйста…

— Почему? — удивился Редька.

— Потому что это мои проблемы. Я сама разберусь.

Он немного помолчал:

— Элька, у тебя друзья есть?

Вопрос поставил меня в тупик.

— Не знаю…

— Ну, спасибо! — сказал Редька злобно. — А я думал, что мы с тобой все-таки друзья!

— Слушай, — запротестовала я слабо, — у тебя своя жизнь…

— И что?

— Ты ею доволен…

— И что?!

— Ничего! Не лезь в пекло!

Он задумчиво почесал затылок.

— Как, ты сказала, фамилия этого юриста? Никифоров?

— Редька!

— Я просто так спрашиваю!

— А я просто так тебя прошу: уйди!

Он потоптался на пороге. Потом язвительно сказал:

— Ну, если женщина просит…

И удалился.

А я снова легла на диван.

Думаете, легко быть сильной женщиной?

Всю жизнь я завидовала дамам, которые называются слабыми. Слабые женщины просто виртуозно умеют устраиваться в этой жизни! Со множеством соплей и слез перекладывают свои проблемы на окружающих и ждут, когда другие люди разрешат их.

Сильные женщины жаловаться и перекладывать груз на чужие плечи не могут.

Не могут, и все!

Не знаю почему. Наверное, это какой-то дефект психики. Им так же больно, так же трудно, так же тяжело, как любому другому человеку, но они стискивают зубы и подавляют жалобы.

Вот и все отличие сильной женщины от слабой.

Сильным гораздо трудней, поверьте мне!

Еще через несколько дней раздался телефонный звонок.

Я поднялась с дивана и пошла в коридор. Взяла трубку и сказала:

— Слушаю.

— Элька!

Мне в ухо ударил тревожный голос Лары.

— Элька, привет!

— Лара! У тебя все в порядке?!

— Пока да, — ответила она, взволнованно дыша. — Слушай, мне очень нужно тебя увидеть.

— Приезжай!

— Нет, в городе мне появляться опасно. Он меня ищет, понимаешь?

— Понимаю.

— Приезжай сама.

Я присела на стул.

— Куда?!

— Я тебе все расскажу. Слушай…

Она несколько минут подробно описывала мне дорогу. Электричка, с электрички на перекладных до деревни…

— Лара, я не знаю…

— Я очень тебя прошу! — сказала она с отчаянием. — Умоляю! Приезжай! Приедешь?

Я взялась рукой за лоб:

— Приеду.

— Жду! — ответила Лара и положила трубку.

Я поднялась со стула и пошла в спальню. Влезла в старые джинсы, нацепила старую майку. Новая одежда вызывала у меня такое отвращение, что я поклялась собрать ее в узел и вынести к мусорным бачкам, как только вернусь назад. Пускай бомжи разживутся.

Положила в карман все наличные, какие были в доме. Сунула в задний карман паспорт. Огляделась.

Вроде ничего не забыла.

Вышла из квартиры и пошла на улицу.

Меня немного пошатывало, и я останавливалась через каждые десять шагов. Только сейчас я вспомнила, что ничего не ела почти всю неделю. Только хлестала воду, как верблюд.

До пригородной станции я добралась за час. Потом долго ехала в электричке, а перед глазами стелился туман, и мир плыл в этом сером мареве, словно был виртуальным. Хотя нет. Виртуальный мир имел четкие ясные контуры и был гораздо симпатичней этого.

Наконец через два часа поезд остановился на нужной мне станции. Я вышла на обшарпанную платформу и огляделась.

Безлюдье и тишина. Как в моем дурном сне.

Я побрела на проезжую часть. Там стоял одинокий автомобиль, кажется, потрепанная «четверка».

Я наклонилась к окошку водителя:

— До деревни подбросите?

— Садись, — ответил мне молодой парень знакомым голосом.

Я присмотрелась:

— Лара?!

— Садись! — повторила она нетерпеливо.

Я обошла машину и бухнулась на сиденье.

Лара была одета таким образом, что узнать ее не смог бы даже близкий родственник. Какой-то рваный ватник, кепка, скрывшая кудрявую светлую голову, огромные очки…

— Что за маскарад?

— За тобой не следили? — нервно спросила Лара, не отвечая на мой вопрос.

— Кажется, нет…

— Я посмотрела, кроме тебя никто не вышел…

— Ну вот! Чего же ты так дергаешься?!

Она немного помолчала. Мы выехали с трассы на проселочную дорогу.

— Он хитрый, — сказала Лара, прервав молчание. — Мог вычислить…

— Подожди минутку, — попросила я.

— В чем дело?

— Останови машину!

Она притормозила. Справа и слева от нас колыхались огромные стебли созревающей кукурузы.

Я выбралась наружу, отошла к зарослям и присела на дорогу.

Лара подошла ко мне сзади.

— Что с тобой?

— Не знаю, — ответила я. — Тошнит…

— Беременная, что ли?

— Только от святого духа, — ответила я слабым голосом и перекрестилась.

— Господи, прости…

— Ладно, поехали, — заторопила меня Лара. — Скоро стемнеет.

Я покорно встала и потопала назад к машине. Лара помогала мне идти, держа меня под локоть.

— Ты чего так похудела? — спросила она вдруг.

— Не ела неделю.

— С ума сошла?!

— Наверное, — согласилась я.

До деревни мы добрались в девятом часу. Начали опускаться синие летние сумерки, но и они не смогли смягчить унылый пейзаж: покосившиеся деревянные дома, заколоченные ставни, тишина, безлюдье…

Не идиллическая пустота, а пустота мертвая, нежилая. Царство теней.

— Фу, как тут мерзко, — сказала я, оглядываясь вокруг. — И как ты не боишься?

— Я боюсь, — ответила Лара. — А что делать?

Я только вздохнула. Не в моем положении советы раздавать. Самой бы разобраться, что делать…

Лара приткнула машину возле полуразвалившегося домика. Мы вошли в дверь, которая давно не запиралась ни на какие замки, и оказались в большом темном помещении.

Пахло плесенью.

— Садись…

Лара скинула с себя ватник, сняла кепку, тряхнула пышными короткими волосами.

Я присела на колченогий стул.

— Ну, так что ты решила?

— Элька, я решила составить завещание в твою пользу.

— Вот спасибо!

— Подожди, не перебивай!

Она рассердилась и повысила голос:

— Пойми, пока мы женаты, моим наследником является мой ближайший родственник. То есть мой муж. И если он меня убьет, то получит все автоматически…

— Значит, пускай убьет меня…

— Да нет ему смысла тебя убивать! После тебя ему ничего не светит!

— Как сказать, — ответила я, вспомнив подписанный мной протокол.

— В общем, сейчас приедет нотариус.

— Сюда приедет?

— Ну да! Я же не могу в город ехать!

— Но как же…

— Денег ему заплатила и договорилась, — быстро ответила Лара. Она прислушивалась к малейшему движению воздуха за окном и почти не обращала на меня внимания.

Я помассировала виски:

— Лара!

— Что? — ответила она нетерпеливо.

— Плохо мне, — пожаловалась я.

— Потерпи. Составим завещание, и вернешься в город…

— Да нет, не физически плохо…

Я немного подумала, поискала слова, прислушиваясь к своим ощущениям, и добавила.

— Тоска… Смертная…

Лара медленно повернулась ко мне. И я снова поразилась ее бледности.

— Ты почему такая бледная? — спросила я. — Сама-то ешь? Хоть что-нибудь?

Она не ответила.

— Лара!

— Что?

— Мне страшно, — вдруг сказала я.

Лара помолчала и ответила очень тихо:

— Мне тоже.

Я осмотрелась вокруг. Не похоже, чтобы здесь кто-то жил. В таком месте человек жить не может.

— Зажги свет, — попросила я.

— Нет здесь электричества.

— А как же ты…

— Свечка. Есть свечка.

— Ну, хотя бы свечку зажги…

Она ушла куда-то вглубь домика. Вернулась обратно, принесла обгоревшую свечу в банке из-под майонеза. Чиркнула спичкой, поднесла огонек к фитилю.

Пламя задрожало в нервном ознобе, угрюмая комната поплыла перед моими глазами.

— Бедная девочка! — сказал я тихо. — И ты здесь жила! Нет, больше я тебя тут одну не оставлю. Поедешь со мной…

— Замолчи!

Я удивленно подняла голову.

— Замолчи! — с силой повторила Лара. — Не смей меня жалеть!

— Извини, не буду…

В дверь постучали. Громко и властно.

— Нотариус, — сказала я и встала со стула. — Слушай, никаких завещаний мы составлять не будем, просто вернемся в Москву. Мне нужно тебе кое-что рассказать.

Стук повторился.

— Я открою…

— Нет!

Лара схватила меня за запястье. Ее рука была цепкой и холодной, как лед.

— Мы же его ждем!

Минуту она смотрела на меня таким взглядом, что я испугалась. Так смотрят люди, находящиеся на пике душевного напряжения. После этого — либо психушка, либо смерть.

— Что с тобой? — спросила я.

Она молчала еще минуту, глядя на меня все тем же жутким взглядом.

Загрузка...