Бобры добры

Глава 7

Да ну что же за мудачина, а! Какие бл*дские инопланетяне подменили моего всегда непрошибаемо спокойного и сдерживающего меня брата на этого хамовитого дебила, у которого, сука, вода в жопе не держится! Нет, понятно, что мы в любое говно всегда вместе и заодно. Эта наша вечная конкуренция в бабоукладчестве – херня полнейшая, разосрать нас ни в коем разе не способная. Это же несерьезно. И да, братан не любитель всяких витиеватых подкатов, как ему еще дают только и не реже, чем мне. Хреново обаяние молчаливой брутальности, бля. Но одно дело – очаровывать телку в его обычной загадочно-немногословной манере, говорящими взглядами и умелыми прикосновениями как бы невзначай, а другое – вытворить вот такую дичь! На тебе, Ксюха в лоб, выбирай! Ох*еть можно, чесс слово. Я аж офонарел в первый момент, потом подпел уже, а чё делать-то уже? Не начинать же отнекиваться. У девочки такое лицо стало, что я, грешным делом, испугался, что она начнет на ходу выскочить рваться. Кто так делает вообще, кусок дебила?! Она одна с двумя мрачными бугаями, якобы уркаганами в тачке, что везет всех за город пострелять, и один из них в лоб так: у нас обоих на тебя стоячище дичайший, так что выбирай, кому дашь. Ну, по сути-то, так и прозвучало почти. П*здец. Я бы на месте Ксюхи побежал бы, ну реально. А она мало того, что не впала в панику, а еще и херакс нам по яйцам: не хочу ни одного!

И чего-то прям больно от этого внезапно, аж чуток у меня от ее категоричности в голове поплыло. А потом башка заработала-заработала, и я понял, что было сказано на самом деле. «А если я не хочу выбирать». Если! Это не однозначное «не хочу, пошли на х*й оба со своими хотелками». Так что выдыхаем, делаем морду кирпичом и едем дальше. А то она, бедолага, прям сжалась вся, как нас отбрила, и сбежать мигом захотела. Ожидаемо, чего уж. С таким-то прошлым опытом, как с ее бывшим у*бком. А Лекса, смотрю, проняло тоже до печенок. Он еще, видать, не просек этого самого «если», оно же «очень может быть» в ответе Ксюхи и сидит вон в окно пялится неотрывно, а лицо такое, будто помер кто. Ага, твои надежды на поиметь красоту эту после такого топорного подката и постановки вопроса ребром. Ну кто так с девками-то делает, алле! Но знаешь что, братуха? Не стану я тебе разжевывать и подсказывать. В этом деле каждый сам за себя, и свой шанс ты профукал, потому что какого-то лешего нетерпячку свою сдержать не смог. Вот как так-то, Лекс? Это ты же у нас вечно голос разума и мистер Адекватность, а тут такое уже второй день подряд. Ведь поговорили и все решили, что каждый играет за себя и возможность ни один упускать и уступать не будет, но все мягко, спокойно, ведем себя как нормальные люди. Зачем же так форсировать и подгаживать этим обоим? Неужто так фляга свистанула на теме выиграть в этот раз любой ценой, а, братан? Был же спокойный ты, адекватный пока ехали за Ксюхой, а увидал, что к ней какой-то черт веревочный явно подкатывает на остановке, и вылетел из тачки на ходу и понесся. Нет, мне и самому прям сильно, мя-я-ягко скажем, не понравилось присутствие рядом с Ксюхой однозначно клеящегося смазливого дурачины. Хавал ее зенками похотливыми, как если бы ему на это право кто дал. Но кто бы не хавал, она же как мороженка вся. Такая вроде холодная, беленькая, а пахнет вкуснюще, и сразу жара и в башке, и в штанах. Так и подмывает облизать, чтобы потекла по языку сладко-сладко. Покажите мне того, кто не любит сладенькую мороженку, да еще и в жару, которую сама и провоцирует. Вот все вокруг и облизывают буркалами и слюну сглатывают.

– Лёха, тут тормозни, – подал голос брат, на подъезде к одной неплохой забегаловке в паре кэмэ от города. – Никакой стрельбы, пока тебя от голода ветром шатает.

– Это не от голода! – возразила она.

– А от чего? Меня увидела, и ноги от радости подгибаться начали? – язвительно уточнил брат, открывая ей дверь и подавая при этом, чуть ли не с поклоном лапу свою. Сучок, ведь сам достает ее и при этом ловит любой шанс хоть за руку подержать мимолетно.

Бля, угомонился же вроде, и опять. Чё с ним не так-то? А со мной, если так вымораживают все его фокусы по сближению, хоть обо всем и договорились и решили по-взрослому? Каждый сам за себя, и он в своем праве, а меня так и тянет с ноги ему в ухо с разворота засветить.

– Реально давайте хоть кофею выпьем с бутерами, – решил я разрядить снова мигом начавшую накаляться обстановку. – Не переживай, не растрясу тебя я, Ксюха.

– Как хотите, – лапку свою тонкую у Лекса отняла и отвернулась она. И главное выглядит так, будто это мы ей в душу насрали, а не она сама нас отшила. Ну и где тут логика? Походу, не видать ее в нашей троице ни у кого, временно недоступна никому.

Невзирая на свои заверения, что не голодна, наворачивала бутеры наша мороженка так, что просто загляденье. В прямом смысле. Кушала аккуратно, но с таким явным аппетитом, что я то и дело зависал, забывая сам жевать, глядя на нее.

– Ты что, на какой-то дебильной диете сидеть пытаешься? На хрена? – ворчливо спросил брат, тоже поглощая вид ее пиршества вприкуску к своей еде.

– Нет, просто… забываю, – пожала хрупкими плечами Ксюха и вздохнула с явным удовольствием, откидываясь на спинку стула, отчего ее охерительные грудки уставились прямиком мне в глаза чуть обострившимися сосками.

Ну ладно, уставился я, но как не смотреть. Здесь разве холодно? Отчего они съежились? Какого цвета? А размера?

– Как можно забыть поесть? – продолжал корчить из себя сварливого деда братан, хоть немного отвлекая меня от воображаемого обсасывания и теребления сосков Ксюхи.

– Нервничаю. И вот…

– Из-за чего? – каркнул я, решив подать голос наконец, пока еще не упал между ее сисек мордой прямо через стол. – Можешь, в конце концов, нормально нам рассказать?

– Действительно, было бы куда как проще, если бы мы обладали всей информацией, – поддакнул брат.

Да просто ушам не верю, к Лексу вернулась способность нормально общаться с девушкой. Не все еще потеряно, стало быть, для него, а это не есть хорошо для меня.

– Какое это имеет значение? К тому же все так… – Ксюха поежилась, передернула плечами и глянула сначала на меня, потом на Лекса как-то…жалобно что ли. – Вряд ли вы поймете.

– А, ну да, ты же у нас вся из себя умненькая куколка, а мы тупые амбалы.

А, нет, поторопился я с выводами. Тупой амбал тут, по всему выходит, ты один, брательник, он же фанера, что пролетает над Парижем.

– Почему ты так уверена, Оксана? Ты же однозначно не от жизни хорошей решила купить оружие и научиться им пользоваться. Почему ты думаешь, что нам сложно будет понять причины этого? Думаешь, наша с Лексом жизнь – одна сплошная лафа и беготня от кайфа к кайфу?

– Честно сказать, я с трудом себе представляю, чем вы можете жить и заниматься изо дня в день.

– По понедельникам – отжимание бабок у торгашей в ларьках, во вторник мы насилуем группой невинных дев, в среду продаем людей на органы, в четверг грабим народ на дорогах, по пятницам жрем младенцев под кетчупом, – все так же ворчливо, но с легким подобием улыбки выдал Лекс, и – ахтунг! – синющие глазищи Ксюхи как-то очень по-особенному зацепились за эту его скупую улыбку.

– А в выходные что? Продаете наркоту школьникам? – подхватила она его тупейшую, как по мне, шуточку.

– Нет, в прошлые выходные мы помогали родителям картошку сажать на фазенде, – ляпнул чистую правду брательник. – А эти пока проводим в обществе загадочной, но охрененно заводящей девушки.

Ах ты мудачина ушлый! Смотри, как оживился!

– Серьезно? – Бледные губы, между которыми я уже успел повидать свой член во время дрочильной фантазии перед сном, наконец-то медленно изогнулись в ответном подобии дружелюбия, а у меня как в той хреновой басне – «в зобу дыханье сперло», а еще крышняк дал изрядного крена. А ну не сметь ему улыбаться! Мне! И вообще пока улыбаться тебе запрещено, а то так недолго и в штаны спустить спонтанно и без рук.

– Куда уж серьезнее, надо же разнообразить свой криминальный досуг как-то. Тем более, если бы мы отказались, мамуля нас точно прикончила бы с особой циничностью, куда там каким-то жалким уркам! – Да ты посмотри на него, разговорился как, полено молчаливое, да уже и в открытую зубы на просушку выставил, гад такой! – Ну вот, а говорят, что только мужики голодные всегда не в духе. А ты вон тоже, перекусила и подобрела. И румянец хоть появился, – гори он синим пламенем, от которого я уже вот-вот огнем дышать стану, так припирает, на вкус его испробовать.

– Да? – Ксюха вспыхнула окончательно, опустила глаза, дрогнула губами, продолжая прицельно шарашить каждым нюансом своей реакции мне по тому самому нерву, что на прямой мгновенной связи с тупым моим же членом. – Кофе горячий просто.

– Горячий… – сипло каркнул Лекс и подорвался с места. – Ладно, ехать надо.

Вот же сука, ему то хорошо, куртка причинное место прикрывает, а мне как встать?

– А вы, значит, братья? – осмелев и оттаяв, спросила Ксюха по дороге к машине. – Я бы ни за что так не подумала.

Вот же я тупа-а-арь! Спалил, выходит, нас с Лёхой. А с другой стороны, чего такого-то? Мы ей вроде не озвучивали ничего противоположного, так что все нормально. Но Лёха все равно на меня прищурился п*здюлеобещательно. Плетется сзади, сопит и явно бесится. Только клал я, потому что, девочка-то на меня ведется. Веде-е-ется, хоть недавно в тачке и заявила, что ни один из нас ей никуда не вперся. Но мало ли что телка говорит вслух, главное, как быстро она разведет для тебя ноги, опровергая собственные же заявления. А от предвкушения того, как это сделает для меня лакомая синеглазка, аж растащило всего, рожу прямо повело от желания лыбиться ей по-дурацки, и сдерживать себя я причин не видел. А на злобные зырканья необычно молчаливого Лёхи я забил. Не тебе сегодня фартит, братан, смирись.

– Братья, родные не по крови, но по сути, – кивнул я, открывая дверь машины и чуть не облизнувшись на ее румянец, когда она оказалась совсем уж близко.

Какая же кожа у нее, гладкая-гладкая, и в тоже время, как свет по-другому попадет, и вроде бархатистая, пальцы крючит взять и потрогать щеку. Коснуться слегка подушечками, поймать в плен ее взгляд изумленно испуганный. Провести легко-легко, узнавая наконец, какова она на ощупь, глядя, как разомкнутся ее губы, и резко скользнуть загребущей лапой до затылка. Загрести ее волосы, разрушая ее дурацкую гульку, и толкнуть к себе, врезаясь своим ртом в ее, не собираясь выяснять, рвалось ли из него возражение или одобрение с согласием.

– Это как? Сводные? Или это какое-то специфическое… э-эм… криминальное братство? – произнесли губы, которые я уже терзал нещадно поцелуем в своей фантазии, и усевшаяся на сиденье Ксюха взглянула на меня, торчащего столбом снизу вверх.

П*зде-е-ец мне! В таком положении воображаемый поцелуй мигом стал воображаемым минетом, и в пах как с ноги врезали. У меня и так-то нижний мудила подскакивал со вчера с завидной регулярностью, стоило подумать о завтрашней встрече с нашей училкой. А как она в машину села, то встал уже намертво, сука, как и сесть поудобнее, не знал, пристраивая его, заразу несгибаемую. Еще и аромата ее нахапался, да дебил выбесил, что яйца к ней подкатить пытался… Короче, нервы у меня ни к черту, походу, внезапно. А еще позавчера мысленно над Корниловым прикалывался. А самого-то ни с хера, на пустом месте бомбить начинает. То подрывает, то рожа в лыбах дебильных расплывается. Ладно, повод и причина были охеренно весомыми. Где-то эдак пятьдесят кэгэ навскидку. Но меня, по всему выходит, этим смехотворным весом та-а-ак придавило, что не вздохнуть, и освобождение возможно исключительно только путем отжимания на руках над данным весом и членом в нем. Хотя позы подойдут любые, лишь бы скорее.

– Тебя, бля, гвоздями там приколотило?! – рыкнул Лёха, уже усевшийся за руль, и до меня дошло, что так и стою перед открытой дверью и пялюсь на Ксюху, а она на меня в ожидании ответа. Хорошо хоть куртка хозяйство прикрывает, а то светил бы ей прямиком в лицо стояком. – Не сводные мы, Ксюха, а оба приемные.

– Да? – Синеглазка моя мигом развернулась к брату. – То есть…

– То есть нашим биологическим производителям мы не вперлись никуда, у Лекса они вон водку больно уважали, она их в могилу и свела, – коротко глянул на меня через плечо брат, и я четко словил в его взгляде вызов. Ну ты га-а-ад! – А моя меня вообще, как кусок мяса собакам выкинула. Но я везучий сроду, в стае сука щенная оказалась. Отбила у других, обогрела и накормила. Так что, у меня есть полное право зваться сукиным приемным сыном, Ксюха.

– Боже… – Наш объект охнула и прижала ладонь ко рту. – Ты же не шутишь таким?

Ах ты поганец! Это, блядь, запрещенный прием! Мы же по умолчанию сто лет уже не пускали в ход свою *баную биографию при съеме телок, хотя такое работало без сбоев и на раз. Это же вроде как удар ниже пояса прямиком в материнский инстинкт для любой бабы с хоть какими-то чувствами. А где материнский инстинкт да еще и жалость, там секс уже только руку протяни. Но это, сука, отстойно же, братан! Увидел, что уходит девочка в мои лапы, и решил даже на жалость придавить не побрезговать?

– Ксюха, мы не ангелочки, конечно, – я влез опять на заднее и тут же навалился на спинку ее сиденья, положив на нее еще и ладони, так чтобы кончики пальцев будто невзначай коснулись ее плеч. – Но такими вещами шутить – совсем скотами надо быть. А хотелось бы верить, что мы тебе такими не показались.

– Я не думала о вас, – она вдруг напряглась и, снова вспыхнув щеками, резко отвернулась от меня к окну. – В смысле, не размышляла о ваших… хм… ваших моральных устоях. Не в моем положении и не с моими намерениями это делать.

А вот мне почему-то кажется, что ты думала о наших «хм…», ну об одном каком-то точно, и надеюсь, что о моем. Вот интересно, после развода у нее был кто? Живет-то не среди кротов, такую девочку наверняка домогаются на каждом шагу. Вон на остановке и трех минут не простояла, козлина полез на кофеек в рыгаловку какую-то зазывать, с продолжением в более интимной обстановке однозначно. А сейчас спит, может, с кем? Может, даже любит?

И тут меня вдруг как кирпичом по башке шарахнуло! А что, если она и правда вся из себя влюбленная в какого-то ниочемыша, который ни за нее, ни за себя постоять не сможет, вот она и решила взять на себя роль защитницы, боясь, что бывший садист скоро выйдет и настанет ее новым отношениям трындец? Любовь, она к бабам очень зла, полюбить им случается и всяких глистов немощных в костюме. За душу красивую, чуткость и понимание. А потом случись что – и этот чуткий и душевный со своим пониманием запросто за ее спину спрячется.

– Лекс, ты чего? – зыркнул на меня через плечо брат. – Засопел как паровоз, ей-богу!

Мне пришлось откинуться и башкой мотнуть, прогоняя дико взбесившую с ходу мысль. Нет, слишком уж это маловероятно. Придумалось же, сука! Да и не по хер ли?

– А вот наличие этих твоих намерений и возвращает нас к тому, что тебе стоит быть с нами чуток пооткровеннее. – справившись с приливом жгучей злости, пробурчал я.

Знала бы ты, синеглазка, что все-то мы про тебя уже разнюхали. Но очень уж хочется и от тебя все услышать, ведь это означало бы появление намека на доверие.

– Я… – наш объект резко вдохнула, закусила губу, посмотрела рассеяно в окно, потом как-то уж очень пристально на собственные стиснутые на коленях руки. – Я просто не могу смириться, что на белом свете живут припеваючи всякие монстры, вроде твоей матери, – она посмотрела на Лёху виновато и потянулась коснуться его руки, лежащей на рычаге передач. А ну не сметь, синеглазка! – И вроде… моего бывшего мужа. Я считаю, что имею право не только защищаться, но и по мере сил очищать мир от подобных мразей, раз уж законной управы на них нет. И можете смело говорить мне, что я чокнутая на всю голову стерва.

– С хера ли Кремль красный? – фыркнул я, расплываясь снова в дурацкой улыбке.

Е-е-ес! Лед тронулся, господа и дамы!

– Гондонов и тварей давить можно и нужно, – поддакнул Лёха, сворачивая с трассы на гравийку. – Но с умом и обеспечением полной безопасности для себя. Так что давай о бывшем поподробнее.