Богиня прайм-тайма

Эти милые люди – испанцы, французы, англичане – все русские как один.

Русские могут все и лучше всех – вот, пожалуй, в чем должна состоять следующая национальная идея, а больше… что же? Никаких других идей и не нужно. Зачем?

– Вы давно здесь?

– С начала войны. А вы?

– А мы приехали еще до.

– А в первую? Были?

Ольга немного удивилась.

– В какую первую? Когда здесь СССР воевал?

«Испанец» засмеялся.

– Да нет! В первую кампанию, когда войны еще не было, но и мира уже тоже…

– А здесь когда-нибудь разве был мир?

Ники издалека окинул их взглядом и снизу вверх вопросительно кивнул головой.

Ольга махнула ему рукой.

– Это мой оператор, – пояснила она, – мы должны в военный лагерь… попасть.

– Там сегодня бомбили.

Это известие Ольге не понравилось.

«Горячие» новости – это здорово, но в погоне за этими самыми новостями угодить под американскую бомбежку в ее планы никак не входило.

Саша глянул на нее, словно проверял, испугалась или нет, потом махнул рукой – то ли поприветствовал, то ли попрощался.

– Когда будете в ACTED, заходите. Я в палатке живу, у них на территории.

И вправду, во дворе AСTED Ольга видела несколько армейских палаток.

– Начнутся дожди, все развезет, и… Лучше сейчас приходите.

– А в палатке несладко, наверное, – неизвестно зачем сказала Ольга. Все и так было ясно.

– Ольга!

– Да! Иду!

– Так вы заходите.

– Обязательно. Спасибо, и удачи вам, Саша. – И вам.

Ники, как только она подбежала, спросил «с пристрастием»:

– Это кто?

– Журналист из EFE. Ники, ты представляешь, он живет в палатке.

– Может, он беженец, а не журналист? Хотя какие-то жили в палатках на территории ACTED.

– Все-то ты знаешь!..

Иногда ее уязвляло то, что поразить его воображение ей почти никогда не удавалось. Он или уже заранее все знал, или делал вид, что ничему не удивляется.

– Давай поехали, Ольга! Сейчас стемнеет, что я там буду снимать? Где Халед?

– Тут Халед.

Переводчик-»газонокосильщик» выдвинулся из-за лошадиного хвоста и одним движением взлетел в седло. Ольга лезла долго и трудно. Ники придерживал стремя и, кажется, только в последнюю секунду остановил себя, чтобы не подтолкнуть ее под задницу. Лошадь прядала ушами и переступала нетерпеливо и подозрительно, ей не нравилось, что Ольга так долго лезет. Мальчишки-погонщики, бравшие по двадцать долларов с человека за переправу, месили коричневую жидкую грязь. Большинство босиком, а на некоторых – галоши. Ольга решила, что галоши – это признак состоятельности семейства. Поверх длинных штанов и грязных рубах на них были надеты пиджаки и куртки.

«Рибок», прочла Ольга поперек вымазанной сухими коричневыми полосами темной болоньи.

Ну да. Все правильно.

«Рибок», «Кока-кола», «Самсунг». Машины – «Лендроверы» или «Тойоты». Медикаменты французские. Гуманитарная помощь немецкая и российская. Камуфляжи, как «свои», так и «чужие», шили в Китае.

Они сами только воюют. Больше ничего.

– Ольга, подержи!

Ничего не успев сообразить, она схватила руками что-то большое, и оказалось, что это Никин рюкзак. Сам он уже работал – левой рукой держал поводья, правой прижимал к плечу камеру. Красный огонек горел. Ольга посмотрела вперед – ничего особенного, все те же лысые горы, изрытые воронками от взрывов, серое небо, какая-то муть, взбаламученная ветром.

Халед, ехавший чуть впереди, что-то длинно спросил у мальчишки-проводника в куртке «Рибок», и тот громко застрекотал в ответ, а потом оглянулся на нее. И Халед оглянулся. Ольге не нравилось, когда она не понимала, о чем речь.

– Ники, о чем они говорят?

– Понятия не имею.

– Ты же знаток всех местных языков.

Он молчал. Мальчишка с Халедом переговаривались и оглядывались, Ольга чувствовала себя неуютно. Один из французов, ехавших сзади, вдруг по-мушкетерски прицыкнул на лошадь и помчался галопом, обдав Ольгу с левой стороны градом мелких холодных брызг.

– Черт тебя побери!..

Небо над головой вдруг как будто дернулось, проткнутое чем-то тупым и длинным, Ольга посмотрела с недоумением, приставив ладонь козырьком к глазам, Ники замер с камерой на плече, лошадь под бравым французом резко и странно скакнула вбок, так что он едва удержал ее.

Далеко впереди из склона в разные стороны выплеснулась земля и спустя несколько секунд отдаленно бабахнуло. Мальчишка-проводник и Халед громко и сердито закричали друг на друга, потом мальчишка повернулся к ним, вытянул грязный указательный палец в сторону гор:

– Талиб! Талиб!..

Ники махнул на него рукой, и он моментально заткнулся. Ники как-то умел их останавливать, и они почему-то его слушались – все, как один.

– Американцы?!

Подскакал француз и стал что-то возбужденно кричать. И сзади все тоже загомонили, и маленький оператор-японец застрекотал, сдерживая свою мохнатую степную лошадку.

Война неожиданно для всех стала похожа на всамделишную.

Ну что? Будет продолжение – налет, обстрел, бомбежка?

Сколько на самом деле стоят «горячие» новости?! Столько же, сколько и жизнь? Или дороже? Или все-таки дешевле?!

Ники не отрывался от камеры. Снаряды больше не падали. Ольга вдруг поняла, что очень замерзла – так, что пальцы не разжимаются. Она вымокла почти по пояс, и ветер теперь казался холодным и плотным.

Вот сейчас грянет настоящая война, а она так и не дозвонилась Бахрушину!..

Лошади остановились, дошли до какой-то определенной черты, за которую им было нельзя, и журналисты живо попрыгали с них – все странно возбужденные, как будто навеселе или и впрямь пережившие бомбежку.

Ольга сунула руки в лямки операторского рюкзака.

– Ты куда?!

Она оглянулась, Ники стоял спиной, но тем не менее за ней «присматривал»!

– Я найду командира, договорюсь об интервью. Халед со мной.

– Да, давай!

Вдалеке еще бабахнуло, гораздо тише, эхо прокатилось по всем склонам и кануло за дальней горой.

– Ольга, оставь рюкзак, там аккумуляторы!

Она стянула рюкзак, кинула в пыль и помахала Халеду. Стремительно темнело, и ей неожиданно и очень сильно захотелось «домой» – в гостиницу, где горит желтый дрожащий свет, где булькает вода в поллитровой банке, и пузырьки отрываются от спирали кипятильника, и канонада где-то очень далеко, и можно лечь на трясущуюся сетку, застланную жидким матрасиком, и подумать – просто так.

В прошлый раз она решила, что больше никогда и ни за что не поедет на войну – сколько можно?! Ники говорит, что его «тянет», а она-то?! Ее разве тоже «тянет»?!