Больше, чем ты желаешь

Глава 10

Ладонь Люка накрыла ее грудь, и ее сосок затвердел. Он осторожно провел пальцами по ее ребрам, и они пробежали по коже, как пять отдельных ручейков воды, остановившись под грудью.

Люк спустил одеяло до ее талии. Свет луны и бледно-серые тени очерчивали контуры ее шеи и узких плеч. Рубашка окутывала ее тело, как осенняя паутина; ее рот напоминал запекшуюся рану. Она смотрела на него глазами, которые сейчас, в темноте, казались черными.

Он взял в ладони ее лицо и держал его так бережно, как будто это был хрустальный сосуд. Его пальцы скользили по раковине ее уха, разглаживали уголки рта. Нагнувшись, Люк разгладил губами маленькую складку между ее бровями. Он покрывал поцелуями ее волосы, виски, холодные щеки.

Легким прикосновением он заправил ей за ухо выбившуюся прядь. Его взгляд остановился на слабо пульсирующей жилке на ее шее.

— Ты дышишь? — шепотом спросил он.

Кивок Брай был едва заметным. Люк улыбнулся и придвинулся ближе, вытянувшись рядом с ней. Его плоть была большая и твердая, была налита кровью и распирала подштанники. Ее нельзя было принять ни за что другое. От взгляда Люка не ускользнуло, как удивленно расширились глаза Брай.

— С этим разберемся позже, — улыбнулся он. — Я вообще могу даже не использовать его.

В ее глазах все еще проглядывало беспокойство, но на губах появилась слабая улыбка. Она медленно отодвинулась от него.

— Никогда нельзя предугадать, что ты скажешь.

— Я и сам на себя удивляюсь. — Люк спрятал улыбающееся лицо у нее на плече, затем провел пальцем по ее ключице и, когда она выгнулась дугой, поцеловал ее в подбородок.

— Мы просто репетируем, — пояснил он и поцеловал ее в губы. Он водил по ним языком, и она постепенно уступала ему. Он пробовал ее на вкус. Ее слюна по вкусу напоминала мед. Он провел языком по ее белым зубам, поцеловал уголки ее губ, подбородок, впадинку за ухом, затем снова вернулся к губам, целуя их все настойчивее и глубже.

Брай вцепилась пальцами в простыню и едва дышала. Казалось, что Люк своим весом выдавил весь воздух из ее легких, а его рот втянул его в себя. А он ведь почти не прикасался к ней. Он не пытался стащить с нее рубашку и не наваливался на нее всем телом. Он удерживал ее на месте только силой своих поцелуев, которые мало чем отличались от их тренировок.

Люк лег рядом с ней и оперся на локоть, чтобы лучше видеть ее лицо. Глаза Брай были плотно закрыты. Он прошелся пальцами по всей длине ее напряженной руки и остановился на сжатом кулаке.

— Посмотри на меня, — тихо попросил он. Она открыла глаза. Его темные волосы распались на отдельные пряди, и он по привычке приглаживал их рукой. Кривая ухмылка выдавала его смущение, а глаза серебрились в лунном свете. Выражение его лица было слегка насмешливым, но Брай понимала, что если он и насмехается над кем-то, то только над собой.

Разжав кулак, Брай прижала ладонь к губам Люка, не давая ему заговорить.

— Я не хочу, чтобы ты останавливался, — прошептала она. Взяв ее руку, Люк перецеловал все пальцы.

— Как ты не понимаешь? Если я буду думать, что принуждаю тебя, то не получу от этого никакого удовольствия;

— Но…

— Я не один из них.

Брай не надо было спрашивать, кого он имеет в виду. Это были Огайо, Дэниелс и Джордж.

— На этот раз я буду держать глаза открытыми.

Люк сел. Не касаясь Брай, он перевалился через нее на другую сторону постели и протянул ей руку.

— Ну, если ты так настаиваешь…

Брай дала ему руку и встала с постели. Ее рубашка при этом задралась до самых бедер, и Люк не мог оторвать глаз от ее ног. Внезапно Брай осознала, что ей не так уж неприятно ощущать на себе его взгляд.

Люк повел ее к окну. Он сел на подоконник, туда, где совсем недавно сидела она. Обхватив ее за талию, он подтянул ее к себе и усадил между бедер. Его ноги поддерживали ее, и ей казалось, что она сидит в удобном знакомом кресле. Ее спина покоилась на его груди.

Они долго сидели на подоконнике, и он время от времени терся подбородком о ее волосы. Его дыхание было ровным и легким, и через некоторое время она успокоилась и тоже задышала ровнее.

— Я наблюдал за тобой, — признался Люк, — когда ты сидела здесь. И знаешь что? Мне хотелось присоединиться к тебе, и в то же время я не мог отвести от тебя глаз. Ты необыкновенно хорошенькая. Бри.

— Это так важно?

— Не знаю. Просто ты такая, как есть. Я тебе не льщу.

Повернув голову, она заглянула ему в глаза;

— Я не возражаю, чтобы ты мне льстил.

— Лгунья! Ты это ненавидишь.

Он откинул назад ее голову и жадно, без предупреждения поцеловал в губы. Когда ее удивление прошло, она сама поцеловала его и вдруг заерзала в его объятиях. Прервав поцелуй, он посмотрел на нее. Ее глаза потемнели.

Это была его маленькая победа.

Брай прижалась к нему, и он стал гладить ее волосы и шептать ее имя. Его голос проникал ей под кожу и опускался вниз, к самому интимному месту.

С каждым прикосновением его руки кожа ее становилась все горячее. От его поцелуев мурашки пробежали по ее телу, и она, забыв о своих страхах, прижалась к нему так тесно, что никакая сила не смогла бы вырвать ее из объятий Люка.

Он осторожно развязал ей ворот рубашки и спустил ее вниз, обнажив грудь и соски цвета темной розы. Грудь была безупречной формы, и соски, затвердевшие от желания, были похожи на два нераспустившихся бутона.

— Положи мою руку к себе на грудь, — попросил Люк. Брай смущенно зажмурилась, но потом, пересилив себя, взяла его ладонь и приложила к своей груди.

— Посмотри на нее, Брай.

Наклонив голову, Брай посмотрела на его руку. Пальцы Люка были длинными, сильными и загорелыми.

— Это моя рука, — прошептал он. — Моя.

Брай кивнула. Она не могла бы ее спутать ни с какой другой. Она видела, как эта умелая рука держала молоток, поводья Аполлона, тасовала карты, лохматила его волосы. Она помнила маленький шрам на суставе безымянного пальца. Это была красивая рука. Нежная. Надежная. Сильная. Она поднималась в командном жесте, когда он хотел подчеркнуть важность момента. Она массировала его висок, когда он о чем-то крепко задумывался.

Сейчас эта рука держала ее грудь с такой нежностью, что у нее перехватывало дыхание.

— Я знаю твою руку, — ответила она.

— А эту?

Брай смотрела, как он поднимает вторую руку и кладет ей на бедро. Пальцы этой руки собрали ткань ее рубашки и подтянули к коленям,

— Я знаю и эту руку.

— Прекрасно, — улыбнулся Люк, поглаживая ее по внутренней стороне колена. Она вздрогнула от неведомого доселе ощущения.

Его пальцы заскользили вдоль ее бедра, сначала по внутренней части, затем по наружной, от колена до изящной ступни. Его поглаживания были легкими, но с каждым разом становились все увереннее.

Она догадалась, что он преследовал определенную цель, и эта цель находилась между ее бедрами.

Наблюдая за его рукой, Брай испытывала беспокойство, но ни звука протеста или возмущения не сорвалось с ее губ.

— Что ты хочешь? — прошептал он.

— Большего.

Брай сняла руку Люка со своей груди и позволила ей заняться изучением ее тела. Сквозь тонкую ткань рубашки она чувствовала его восставшую плоть, распиравшую его подштанники и упиравшуюся ей в ягодицу. Она попыталась отодвинуться от него, но Люк крепко прижал ее к себе.

— Подожди, — прошептал он хрипло. — Подожди еще немного. — Проговорив это, он ослабил объятия, позволяя ей самой решать, уйти или остаться.

Случайно или намеренно, она еще теснее прижалась к нему. Издав то ли стон, то ли короткий смешок, он уткнулся лицом в ее душистые волосы.

Брай спиной почувствовала, как его грудь задрожала от смеха, и улыбнулась. Люк ласкал ее груди, и она почувствовала, как по телу ее разлилось тепло. Ее щеки вспыхнули, ресницы опустились, она закрыла глаза и покорилась его опытным рукам.

Брай вдруг представила, что она положила себя на алтарь любви, и с удивлением отметила, что не испытывает никакого стыда. Ей нравилось сознавать, что она вызывает желание в этом мужчине. И она получала странное удовольствие от того, что сама желала его.

— Согни ноги в коленях, — проговорил Люк, продолжая гладить ее живот. — Вот так. Еще немного.

Брай поудобнее угнездилась между его бедер, закинув руки ему на плечи и вцепившись в шею. Люк обнял ее за талию, и она замерла в ожидании.

— Откройся для меня, — попросил он.

Раньше Брай никогда бы не пришло в голову, что она сможет сделать нечто подобное. Сейчас она не задумываясь раздвинула ноги, выполняя его просьбу.

Он положил руку ей на лобок. Ее тело напряглось, дыхание участилось. Люк продолжал держать там руку, пока она не расслабилась и не раздвинула ноги еще шире.

Его пальцы погрузились в рощицу шелковистых волос, затем проникли в самое интимное место. Там было влажно, тепло и вязко, словно в горшке с медом. Люк подавил в себе желание поднести пальцы ко рту, чтобы попробовать ее влагу на вкус. Он нежно погладил ее заветный бугорок, и она содрогнулась от желания.

Полученное удовольствие не было единственным чувством, которое испытала в этот момент Брай. Перед ее внутренним взором проплыло видение другой руки, грубо раздвигавшей ей ноги, других пальцев, бесстыдно вторгшихся в ее тело. Боль воспоминаний, стыд и унижение — все это вдруг всколыхнулось в ее душе. Она задрожала, заново переживая испытанный однажды страх, но вместе со страхом неожиданно пришла спасительная мысль, что теперь ей не стоит бояться, что рядом с ней Люк и он никогда не обидит ее. И в следующую минуту она, забыв о пережитом однажды ужасе, сосредоточилась на том, что сейчас происходило с ней. Она извивалась в его руках и стонала от наслаждения, какого никогда еще не испытывала. И вдруг из глубины ее тела выплеснулся наружу фонтанчик горячей жидкости. Брай застонала и задергалась в руках Люка.

Ее тело сотрясалось, словно от электрических разрядов, и она никак не могла с ним совладать. И неожиданно она осознала всю степень наслаждения, которое доставил ей Люк, и закричала, не в силах сдерживать радость. Она смеялась и плакала и все теснее прижималась к восставшей плоти Люка.

Когда Люк ввел в ее интимное место два пальца, она начала ритмично двигаться, то поднимаясь, то опускаясь, и горячие волны снова разлились по ее телу, а разряды становились все сильнее. Она терлась затылком о его шею и плечи. Ее тело изогнулось дугой. Она слышала у себя за спиной тихий счастливый смех Люка и чьи-то крики, которые раздавались где-то рядом с ней. И только спустя несколько мгновений она поняла, что это кричит она сама, повторяя все время его имя. То неизведанное наслаждение, которое она сейчас испытывала, она называла словом «Люк».

Люк держал Брай, наблюдая, как тело ее сотрясал оргазм. Вот оно содрогнулось, освобождаясь, и Брай затихла. Ее руки отпустили его шею и тяжело упали вниз, а дыхание постепенно успокаивалось. Он потерся подбородком о ее волосы и нежно погладил по щеке.

Он прижал голову к холодному стеклу, закрыл глаза и приказал себе не желать того, что пока еще не могло осуществиться. Он вспомнил то, что она уже дала ему: запах волос, нежный изгиб плеч, полураскрытый рот, шорох трущейся о его тело ночной рубашки. И главное — ее доверие. Она доверяла ему и поэтому подчинилась его умелым и ласковым рукам.

— Люк? А как же ты?

Ее ягодицы все еще чувствовали его плоть — твердую, горячую, прожигающую ее насквозь. Брай положила на него руку. Даже сквозь ткань она ощущала, как он напряжен.

— Не думай об этом, — ответил он.

Брай не убрала руку, но, выпрямившись, отодвинулась от его груди. Она внимательно посмотрела ему в лицо. Лунный свет заострил его черты, брови и непокорная прядь, упавшая на лоб, казались теперь темнее. Его глаза были закрыты, но на лице не лежала печать безмятежности. Брай видела его спящим. Она знала, как выглядит это лицо, когда оно не напряжено и его ничто не беспокоит. Сейчас это было совсем другое лицо. Он сдерживал себя, не имея возможности испытать ту же радость, какую только что подарил ей.

Она доверяла ему, но, похоже, теперь он перестал доверять самому себе. .

— Я знаю, что должно произойти, — произнесла дол она. — То, что ты сделал со мной, было для меня неожиданным, но ведь это не все, Люк. Я не боюсь. Теперь уже не боюсь. Я не испугаюсь, если ты войдешь в меня.

Он открыл глаза и встретился с ее серьезным взглядом.

— А ты понимаешь, что наша близость узаконит наш брак? — спросил он.

— Я так не думаю, потому что шансов на это практически нет. Мне кажется, ты здесь долго не задержишься.

— Почему ты так решила?

— Я с самого начала была в этом уверена. Здесь какая-то тайна, какая-то интрига. «Я гость», — однажды сказал ты. Сначала я думала, что Рэнд найдет сокровища, но теперь их не будет, а это единственное, что могло тебя удержать.

— Ты ошибаешься.

— Может, это и к лучшему, — продолжала Брай, не обратив внимания на его реплику. — Ради твоей же пользы. — К горлу ее подступил комок. — Теперь уже нет никакой надежды найти их. Все пропало.

Люк заключил жену в объятия и положил ее голову к себе на плечо.

— Ты сможешь оплакать Рэнда сейчас? — спросил он. — Ты чувствуешь, что сможешь оплакать его по-настоящему?

Эти слова открыли ворота шлюза, и эмоции, так долго сдерживаемые, затопили ее и вырвались наружу неудержимым потоком слез. Она только сейчас ощутила горечь утраты, и боль стеснила ее грудь. Эта боль была так сильна, что она чувствовала ее пальцами, которыми судорожно цеплялась за рукав Люка.

Она чувствовала ее щекой, куда он поцеловал ее. Она засела и во лбу, когда Люк поправил упавший на него локон. Воспоминания нахлынули на нее, и она погрузилась в них, заливаясь слезами. Она вспомнила, как ребенком бежала за братом через сад к реке и выкрикивала его имя, умоляя ее подождать. Именно Рэнд научил ее плавать. Рэнд придумал игру под названием «Плененная индейская принцесса». Рэнд приходил к ней в спальню ночью, когда она просыпалась с криком после страшного сна. И именно Рэнд построил для нее теплицу и научил ее всему, что знал сам. Она помнила шелковистость его каштановых волос и не мола забыть дразнящий блеск его карих глаз. Она знала очертания и длину тонкого шрама на щеке, полученного от сабли янки. Она всегда ощущала рядом его надежное плечо.

И, наконец, она помнила, какой глубокой любовью любила своего брата. Боль в горле, в глазах и в сердце была невыносимой. Она была острой, жалящей и тяжелой, словно чья-то сильная рука вонзила в ее тело нож. Но какой бы ни была эта боль, она готова была вечно терпеть ее, чтобы боль не давала ей забыть о любимом брате.

Она будет жить, и она всегда будет помнить его. Люк взял жену на руки и отнес в постель. Она вцепилась в него изо всех сил, и ему пришлось приложить усилие, чтобы снять ее руки со своей шеи. Он дал ей носовой платок и накрыл ее одеялом.

Он вышел из комнаты и вскоре вернулся с графином и стаканом. Плеснул в стакан немножко бренди и протянул Брай, она оттолкнула его руку.

— Выпей, — попросил он. Взяв стакан за донышко, он поднес его к ее губам.

Сначала Брай едва смочила губы, но потом сделала большой глоток. И сразу тепло разлилось по ее телу.

— Молодец, — похвалил Люк и допил остатки. — Тебе надо выспаться, а затем мы обо всем поговорим.

Она легла, и Люк лег с ней рядом. Ее веки опухли и покраснели от слез.

— Спасибо, — пробормотала она, засыпая.

Этого бы не случилось, если бы он не заснул. Во сне он был так же уязвим, как и Брай. Он двигался внутри ее, все еще не в силах осознать, как он туда попал. Кровать скрипела, одеяло свалилось на пол, простыни сбились в комок.

Люк открыл сонные глаза и обнаружил себя нависшим над Брай. Внутри у нее было горячо и так тесно, что он с трудом двигался в ней. Брай охотно принимала его, но ничего не делала, чтобы ему помочь.

Люк затих, спрятав лицо в густой массе ее волос. Сегодня они пахли лавандой. Брай обвила его ногами, упершись пятками ему в поясницу.

— Не стоит, Брай… — прошептал он, не поднимая головы. Но она не отпускала его, обнимая руками и ногами, и ему казалось, что он лежит в колыбели. Приподнявшись на локте, он попробовал освободиться из ее объятий. Но Брай не хотела отпускать его.

— Брай, я больше не могу…

Она притянула к себе голову Люка и поцеловала в губы. Ее язык погрузился к нему в рот, и она повторила все те движения, которым он обучал ее не так давно.

Их языки сплелись. Ее рот был влажным, горьким и сладким — сладким от выпитого бренди. Он хотел ее, хотел всегда, с самого первого дня их встречи, но что-то, чему он не мог найти объяснений, побуждало его сдерживать свои чувства.

Он поднял голову, стараясь уклониться от ее поцелуев.

— Я сделал тебе больно?

— Нет, — ответила Брай и улыбнулась, увидев, как он облегченно вздохнул.

— Ты такая тесная…

— Все в порядке. Я ведь говорила тебе, что не боюсь. Не бойся и ты.

От ее застенчивой улыбки сердце его затрепетало. Он нежно ее поцеловал.

На сей раз Брай не была пассивной. Ее тело повторяло его движения, изгибалось навстречу, и она все теснее льнула К нему. Люк своим весом давил на нее, но эта тяжесть была ей приятна. Прикрытая со всех сторон его телом, она чувствовала себя в полной безопасности.

Она целовала его плечи, покусывая разгоряченную кожу. Ее ладони гладили, изучая, твердые мышцы у него на спине. Его бедра были узкими и мускулистыми. Она пробежала рукой по его позвоночнику, затем погладила ягодицы. Застонав, он еще глубже погрузился в нее.

Блаженство разлилось по телу Брай. Она закрыла глаза и еще крепче вцепилась в его плечи. Ее тело извивалось под ним, спина выгибалась, пятки упирались в его бедра, грудь прижалась к его груди. Затвердевшие соски горели, отчего по телу ее пробегала дрожь.

Люк в последний раз изогнулся над ней, хриплым криком и содроганием тела извещая об освобождении. Некоторое время он лежал неподвижно, затем просунул руку между их слившимися телами и, глядя в лицо Брай, стал медленно поглаживать ее интимное место. И от этой ласки она получила такое же удовольствие, которое только что он получил от нее.

— Бри, — шептал он. — Милая, милая. Бри.

Брай снова не хотела отпускать его от себя. Ей хотелось продлить их близость. Сейчас он был для нее самым дорогим человеком на свете. Она решила сказать ему об этом, но он, угадав ее желание, приложил палец к ее губам.

— Утром ты опять начнешь во всем сомневаться, — проговорил он. — Но помни, что в этом нет ничего постыдного.

— Я буду помнить об этом.

Поцеловав ее в последний раз, он вышел из нее и лег рядом.

— Я не хочу, чтобы наступало утро, — прошептала она.

— Я тоже.

Утро, конечно, наступило; Оно было серым и ненастным. Брай лежала с закрытыми глазами, не решаясь посмотреть на Люка. Но любопытство пересилило, и она протянула руку, чтобы убедиться, что он рядом. Кровать была пуста. Люк исчез.

Брай вскочила с кровати и направилась в гардеробную. Мочалка и полотенце Люка были еще влажными, и это говорило о том, что он был здесь совсем недавно. Смотрел ли он на нее спящую? Трудно ли было ему ходить, не разбудив ее?

Брай посмотрела на свое отражение в зеркале над комодом. Кажется, она совсем не изменилась, если не считать румянца на щеках, блеска в глазах и слегка опухших век. Все было как всегда, и изменилось только одно: ее брат погиб, а она вернулась к жизни, чтобы до конца своих дней оплакивать его.

Элизабет Гамильтон Фостер сидела в постели, когда Брай, постучав, вошла в ее комнату. На матери были ночная рубашка и атласный халат пурпурного цвета с разбросанными по нему фигурками китайцев. Воротник и от полы рукавов были ярко-желтого цвета. Ее волосы, все еще волнистые, имели такой же каштановый оттенок, как и у ее среднего сына. На висках виднелись седые пряди, которые казались скорее серыми, чем серебряными, как несколько недель назад.

Руки, державшие чашку с чаем, слегка дрожали. Увидев дочь, Элизабет поставила чашку на столик и улыбнулась, хотя глаза ее оставались грустными.

— Брай, иди ко мне. Садись рядом. — Элизабет похлопала по краю постели и протянула дочери руку.

Брай осторожно села, боясь, что малейшее ее движение причинит боль худенькому телу матери.

— Мама. — Брай взяла руки матери и нежно пожала их. Глаза Элизабет наполнились слезами. Она попыталась сдержать их, но они повисли на ресницах и побежали по щекам.

— Дай мне носовой платок, — попросила она. Брай дала платок, и Элизабет промокнула глаза и вытерла щеки.

— Ты будешь допивать чай? — спросила Брай.

— Нет. Ты уже завтракала?

— Пока нет. Я решила сначала повидаться с тобой. Вчера…

— Вчера я даже представить себе не могла, что смогу справиться с таким горем. Но вот я проснулась и все еще жива, а сына нет. — Глаза Элизабет были сейчас сухими, но лицо — таким же белым, как носовой платок. — Мне жаль, что я не могу утешить тебя, Брай. — Элизабет погладила дочь по щеке. — А как ты, дорогая? Как у тебя дела?

— Мне очень грустно, мама. Ужасно грустно.

Элизабет кивнула и отвернула край одеяла. Брай положила голову матери на колени. Элизабет гладила дочь по голове, плечам и спине, стараясь утешить ее.

— Рэнд делал то, что хотел, Брай. От этой мысли мне становится легче.

— Мне кажется, что, если бы он так не стремился найти сокровища, мы смогли бы уговорить его остаться в «Конкорде» и он бы продолжил свою исследовательскую работу.

— Ты бы его не уговорила. Вы не смогли бы управлять плантацией вдвоем. Никто из вас не пошел бы на уступки, у вас схожие темпераменты, и вы бы просто передрались.

Мать была права: Брай чуть не ударила брата в их последнюю встречу. Они опять поскандалили по поводу ее замужества и его отъезда из «Конкорда». Кроме всего прочего, существовал еще Оррин. Рэнд так и не научился жить с ним под одной крышей.

— Тебе никогда не приходило в голову, что сокровища Гамильтонов — Уотерстоунов проклятые? — спросила Брай. — Ведь никого не осталось в живых из семьи Уотерстоунов. А Рэнд — последний из Гамильтонов по мужской линии, который мог бы продолжить род и сохранить фамилию.

— Проклятые? — Элизабет откинулась на подушках и закрыла глаза. — Я всегда так думала. Твой отец часто смеялся надо мной, но не смог переубедить меня. Пока я росла, мне нравилось слушать рассказы о них. Тогда для меня это было красивой сказкой, а когда я вошла в семью, стало реальностью.

— Теперь с этим покончено, мама. По крайней мере так считает Оррин. Сокровищ больше нет, а потому и нет связанной с ним проклятой тайны.

— Брай, — Элизабет дотронулась до руки дочери, — следи за своей речью.

— Но это ведь правда? Нет ни тайны, ни сокровищ. Мы всё потеряли, так же как и Уотерстоуны. Пора покончить со всем этим. Пусть поисками занимаются другие.

— Почему это тебя так волнует? — спросила Элизабет. — Может, он здесь именно поэтому? Может, по этой причине вы и поженились?

Брай резко села и посмотрела на мать. Во рту у нее пересохло.

Элизабет протянула руку к дочери и расправила темно-фиолетовое платье на ее коленях, которое Брай надела по случаю траура.

— Оно стало узко тебе в плечах, — огорчилась Элизабет. — Осмелюсь предположить, это из-за того, что ты наверняка работала не покладая рук во время последнего урожая. У тебя сейчас плечи, как у дочери фермера. Я попрошу Адди привести к нам портниху. Тебе надо заказать новые платья. Твои уже давно вышли из моды.

— Мама, мне неприятно говорить о моде, урожае и моей фигуре. Я действительно фермерская дочь, и отец гордился бы этим.

— Я тоже горжусь тобой, Брай, — ответила Элизабет, комкая в руках носовой платок.

— Я знаю, что ты гордишься мной. Извини, если обидела тебя, но я не хочу, чтобы ты вмешивалась в мои дела. Его имя Лукас Кинкейд. Это Оррин сказал тебе о нашем браке?

— Да. Вчера. Наверное, сразу после того, как мистер Кинкейд проинформировал его об этом. — Элизабет промокнула глаза носовым платком, хотя они были сухими. — Как ты могла? Ни слова нам не сказала! Абсолютно ни единого словечка. Чарлстон расположен не на краю света, Брай. Ты могла бы послать кого-нибудь с сообщением. Мне так хотелось быть в эту минуту рядом с тобой! — Взгляд Элизабет упал на живот Брай. — Ты беременна?

— Нет! — возмутилась Брай.

— Ты не должна обижаться на меня за этот вопрос. И на других тоже. Поспешность и секретность твоего брака породили множество слухов. Я ждала, что ты приедешь ко мне, и мы могли бы обсудить все детали.

— Ты же хотела, чтобы я вышла замуж мама. Я думала, ты будешь довольна.

— Что ты знаешь об этом человеке? — Элизабет не могла заставить себя выговорить слово «муж». — Оррин сказал мне только, что это тот самый человек, которого он нанял восстановить «Конкорд». Может ли это быть правдой, Брай? Ты вышла замуж за простого рабочего?

— Люк такой же рабочий, как Микеланджело — резчик по камню.

Брай встала с постели и подошла к окну. Она отодвинула шторы и закрепила их. Комната Элизабет выходила окнами в сад. Перед мысленным взором Брай предстал изумительный ландшафтный план, который он видела на чертежах у Люка. Ей не хотелось пока говорить об этом с матерью.

— Это не имело бы значения, если бы он даже был матросом, — бросила Брай, отвернувшись от окна. — Ведь я продолжаю оставаться фермерской дочкой.

— По собственному выбору, — уточнила Элизабет. — Исключительно по собственному выбору. Ты давно могла бы уехать отсюда. После окончания войны Остин несколько раз просил твоей руки. Ты жила бы в «Хай-Пойнтс» и была бы настоящей леди. Его сестра уступила бы тебе свое место. Неужели ты так любишь «Конкорд», что не можешь с ним рас статься?

— Жить где-то еще? — прошептала Брай. — И ты это говоришь после того, как принесла себя в жертву, чтобы спасти «Хенли»? Да, «Хенли». Мы оказались бессильны, когда Оррин захотел сменить название, но это не значит, что «Хенли» не остался в наших сердцах. Почему я должна была уехать отсюда, мама, после того как ты спасла для нас «Хенли»?

Элизабет закрыла лицо руками и разрыдалась. Брай бросилась к матери и, крепко обняв, прижала ее к, себе. Она баюкала ее, гладила по голове, шепча слова любви и утешения. Убедившись, что Элизабет слышит ее, она произнесла:

— Люк хороший человек, мама. Я думаю, ты скоро сама убедишься в этом. Я не знаю, почему он женился на мне. Возможно, из-за этих сокровищ, хотя он и отрицает это. Сейчас это не имеет значения, да и никогда не имело. Я вышла за него замуж, не думая о последствиях.

Элизабет осторожно высвободилась из объятий дочери.

— Ты так сильно любишь его?

Раньше Брай испугал бы этот вопрос. Сейчас она ответила не задумываясь:

— Да. Я люблю его очень сильно. Вытри слезы, мама. Ты будешь выходить сегодня из комнаты?

Элизабет покачала головой.

— Хорошо. Тогда я принесу свой завтрак сюда.

— Тебе не хочется быть вместе со своим мужем?

— Люк уже позавтракал и отправился на стройку. Когда почувствуешь себя лучше, я покажу тебе то, что он уже сделал. Оррин принял правильное решение, наняв Люка, несмотря на то что я возражала. Он говорил тебе об этом?

— Говорил. — Элизабет внимательно вгляделась в лицо Брай, но не увидела там ничего, что бы вызвало ее подозрения — Я хотела вернуться немедленно, когда узнала, что вы с мистером Кйнкейдом будете жить в одном доме. Я говорила Оррину, что он поступил плохо. Я надеялась, что он будет жить в гостевом доме. Но Адди сказала мне, что он живет здесь.

— Да. Но ведь все шло хорошо. Разве Адди не говорила тебе об этом?

Элизабет решила не подвергать дочь дальнейшей критике.

— Иди за своим завтраком. Я заранее предупредила Адди, что не хочу ничего, кроме чая, а сейчас у меня вдруг появился аппетит. Принеси мне что-нибудь легкое. Ты знаешь, что я люблю.

Вскоре Брай вернулась в спальню матери и обнаружила, что Элизабет сидит за столиком рядом с камином. Слуга разжег в нем несильный огонь, которого было вполне достаточно, чтобы прогреть комнату и вернуть тепло и цвет на впалые щеки матери.

Брай поставила поднос на стол. На завтрак были горячие лепешки, овсяная каша и маленькие сосиски. Комнату наполнил аромат горячего кофе.

— Тебе не кажется, Брай, что это не легкий завтрак? — спросила Элизабет, оглядывая стол.

— Мне кажется, это то, что ты любишь, мама. Съешь столько, сколько сможешь. — Брай отрезала себе кусочек лепешки и полила его сиропом. — Рэнд любил горячие лепешки. Ему всегда хотелось иметь на корабле такого повара, как Элси.

— Он выкрал бы ее из «Конкорда», если бы Джеб тоже пожелал уехать, — улыбнулась Элизабет. — Слава Богу, у него хватило ума остаться здесь.

— Боюсь, что его удержала здесь морская болезнь, мама, — сухо заметила Брай. — Что пишут газеты?

— Там не приводятся детали. По крайней мере я не нашла их там и знаю только то, что мне рассказали. Я была в шоке что корабль разбился. Будет лучше, если ты спросишь об этом Оррина. Он наводил справки.

— Можно ли ему доверять?

— Брай, я знаю, что ты не любишь его, но он твой отчим. Мне бы хотелось, чтобы ты относилась к нему с большим уважением.

Это был старый довод, обсуждать который Брай сейчас не хотела.

— Хорошо, — ответила она, — я поговорю с ним, но сначала расскажи мне, что ты знаешь об этом. Это случилось у мыса Горн?

Элизабет кивнула:

— Обычно Рэнд описывал эти воды как вероломные. Высокие волны, частые штормы. Корабль развалился на части и пошел ко дну.

— А тела? Их опознали?

— Я не знаю. Было найдено носовое украшение… трехглавый пес.

— Хорошо, мама. Я поняла. Многие знали, что эта деталь служила украшением корабля Рэнда. А что известно о Клер? Мертвая женщина среди погибших членов команды была бы обязательно замечена.

— О ней я ничего не слышала. Но, Брай, не забывай, что Рэнд мог возвращаться без нее.

— Мы должны известить о несчастье ее дедушку в Лондоне. Он должен узнать об этом от нас.

— Да, ты права. Я поговорю с Оррином, и мы решим, как лучше это сделать. В газете должно появиться сообщение. Может, ты пошлешь кого-нибудь в Чарлстон купить несколько номеров? Как зовут дедушку Клер?

— Эван Маркем. Герцог… — Брай нахмурилась, вспоминая, — какого-то графства. Я постараюсь вспомнить. Наши соседи-плантаторы вернутся из Чарлстона лишь через несколько недель. Ты будешь заказывать службу по Рэнду? Я думаю, что мы с Люком официально объявим о нашем браке в ноябре, хотя все и без нас узнают об этом.

Элизабет была вынуждена согласиться. Устраивать прием по случаю бракосочетания Брай и Люка было бы сейчас неуместно. Однако ее беспокоила репутация дочери.

— Придумаем что-нибудь, — проговорила она. Брай хотелось отговорить мать от этой затеи, но она знала, что та все равно поступит по-своему.

В дверь громко постучали; мать и дочь повернули головы.

— Войдите! — крикнула Элизабет. В комнату вошел Люк.

— Люк! — Брай поспешила ему навстречу и встала на цыпочки, подставляя губы для поцелуя. Губы Люка были холодными, такими же, как и его глаза.

— Это мой муж, мама. Лукас Кинкейд. Люк, это моя мать;

Люк слегка склонил голову, но подходить к Элизабет не стал.

— Рад познакомиться с вами, — вежливо произнес он и повернулся к Брай: — Мне надо срочно с тобой поговорить.

— Но…

— Срочно.

— Хорошо. Извини, мама. — Брай вышла с Люком в коридор и закрыла дверь. — Что ты себе позволяешь?..

— Сегодня утром твой отчим решил прогуляться по плантации. Он натолкнулся на дома, которые мы недавно отремонтировали. Теперь он в курсе дела, что случилось в его отсутствие.