Большой Злой Опер

Глава 13

Лия

Какое сладкое утро. Так тепло и приятно… Только вот… Что-то упирается в бок.

Скользнув рукой себе за спину, я нахожу свернутый угол одеяла и вытягиваю его из под себя, снова ложась удобнее с блаженной улыбкой на губах и крепче обнимая что-то большое и теплое.

«Мм… Так удобно… »

Так… СТОП!!! Большое и теплое… Большое и теплое… Большое и теплое… ТЕЛО!

Я резко открываю глаза, вскрикнув, упираясь лопатками в спинку дивана, и подбираю на автомате одеяло, инстинктивно прикрывая себя.

Выпучив глаза, я смотрю на лежащего рядом со мной Давида и моя нижняя челюсть стремительно падает вниз.

— ИЗВРАЩЕНЕЦ!!! – ору я, начиная дубасить его со всей силы по плечу ладонью. – Что ты делаешь в моей постели?!

Видя, что Давид не просто с места не сдвинулся, а еще и лыбится во все тридцать два зуба, я, спотыкаясь об его ноги, пулей слетаю с постели, оглядываясь по сторонам. Запоздало понимаю, что это вообще не моя комната, но сейчас меня это особо не волнует. Схватив первое, что попалось под руку для обороны, а это была старая деревянная бита, я направляю ее на мужчину, встав в стойку, готовая драться не на жизнь, а на смерть.

Давид смеется ровно до того момента, пока в руках у меня не оказывается этот облезлый кусок деревяшки. Он медленно поднимается с дивана, не сводя с меня пристального взгляда.

— Лия, Лия. Тише, спокойно. Вообще-то, это ты была в моей постели, а не я в твоей, - самодовольно ухмыляется мужчина, осторожно подходя ближе, выставив руки перед собой. – А это, - он ловко перехватывает биту, но не вырывает ее из моих рук, - очень важная и ценная для меня вещь. Эта бита досталась мне еще от отца, а ему от его отца. Ценная семейная реликвия. Отдай, пожалуйста.

— Козёл!!! – верещу я, дергая биту на себя, только вот его цепкие пальцы ее не отпускают. – Ты! Ты! Ты что натворил?! Ты что со мной сделал?!

— Я? – Давид снова ухмыляется, смотря на меня хитрым сощуренным взглядом. – Только то, о чем ты сама меня просила.

— Что ты сказал?!! Да ты! Да я… Да если мой отец узнает, что ты сделал, он тебя…

Давид не дает мне договорить, тут же парируя:

— И как ты себе это представляешь? – хмыкает он. – Ты, получается, что, побежишь к нему, рассказывать о том, что ты спала со мной? - он вскидывает бровь, изучающее меня оглядывая.

«Почему он вообще так пялится?»

Смутившись от его слов, бесясь, я резко бросаю в его сторону:

— Мудила!!!

Мои оскорбления в его сторону вызывают на его лице лишь улыбку.

— Мм… А я и не замечал, какая ты красивая, когда злишься.

Давид медленно скользит своим взглядом по моему телу. Я опускаю глаза и с ужасом осознаю, что стою перед ним абсолютно голая!

Снова заорав, я пулей пролетаю мимо него, стаскиваю с дивана смятую простыню и, обернувшись ею, несусь в ванную, с громким хлопком закрывая дверь и запираясь на засов.

Давид, смеясь, натягивает на себя штаны и отправляется на кухню, ставя чайник на плиту.

Внутри меня всю трясет.

«Переспали… Трындец. Господи, сколько же я вчера выпила-то?»

Немного придя в себя, я умываюсь, натягиваю на лицо самое надменное выражение и, всё еще обернутая простыней, гордо вышагиваю в сторону кухни. Встав в дверном проеме, я хочу упереть руки в бока и наехать на него, но простыня тут же чуть не сваливается и я, снова подобрав ее, под очередные смешки с его стороны, скрещиваю руки на груди, надув губы. Я хотела снова ему всё высказать, и выставила себя посмешищем! Тупица!

Гордо взметнув волосами, я вышагиваю с тем же видом обратно, в сторону комнаты. Платье мое, всё еще мокрое от ночного купания, валяется на полу. Однако, помимо платья, на полу также валяется куча вещей Давида. А шкаф стоит открытый и пустой.

Фыркнув, я натягиваю его белье, нахожу себе удобную рубашку, завязав ее концы на талии. Поднимаю с пола какие-то брюки, благо они с ремнем, напяливаю на себя, затянув по туже пряжку. Окинув себя взглядом и оставшись довольной, я поднимаю свое мокрое платье с пола и вешаю его на батарею.

Проделав все это, я, ведомая запахом кофе, снова наведываюсь на кухню, смотря недовольно на Давида, который, в отличие от меня, прибывает в прекраснейшем расположении духа.

— Не по-джентельменски так поступать! – наконец выговариваю я, смотря сурово на мужчину, разливающего кипяток по кружкам.

— А я и не джентльмен, - пожимает плечами Давид, окидывая меня оценивающим взглядом, и добавляет, - Да и ты, как бы, тоже не леди.

Он поворачивается, давая мне разглядеть жуткие полосы на его спине – следы моих ногтей после бурной ночи.

— Так что, поверь мне. Это я тебе точно могу сказать, что ты – не леди, - усмехается он, вытирая руки кухонным полотенцем и поправляя резинку на своих спортивных штанах, висящих на его бедрах.

Я вновь становлюсь пунцовая, как помидор. А этому хоть бы хны! Завидев мое смущение, он снова начинает смеяться и примирительно говорит:

— Ладно тебе, - он пододвигает кружку с горячим напитком ко мне, - На вот, лучше кофе попей. Глядишь, и мысли прояснятся, горе – писательница.

Я сажусь за стол, насупившись. А Давид снова обращается ко мне, как ни в чём ни бывало.

— Бутерброды будешь? – спрашивает он, открывая дверцу старого холодильника.

Видя мое недовольное лицо, он снова улыбается.

«Да чё ты лыбишься, гад?!»

— Ну, уж извини, - продолжает он, - Я тут как английский джентльмен не питаюсь. У нас всё просто и без затей. Зато питательно. Шведского стола я тебе предоставить не могу, поэтому едим просто батон с колбасой и майонезом.

Я выпучиваю на него свои глаза, хлопая ресницами.

«Он думает, я из-за еды его ущербной злюсь? Да он совсем чеканутый! Нет, ну вы на него только гляньте! И снова лыбу давить! Так бы и вмазала ему по его роже этим батоном, колбасу бы в рот запихала и щедро б налила майонеза на его макушку!»

— Обойдусь! – фыркаю я, придвигая к себе кружку и отпивая из нее кофе.

Давид пожимает плечами и делает себе бутерброд. Щедро смазав огромный ломоть, а кусочком его явно не назовешь, батона майонезом, он отрубает шматок колбасы и кладет сверху, садясь напротив меня и начиная есть, снова улыбаясь.

Я демонстративно отвожу от него взгляд, готовая ему втащить.

— Ну, и куда нашу кралю отвезти после завтрака? – усмехается он, щуря глаза. – Домой? Или поедешь со мной на работу? Если на работу, то с одним условием. Алкоголь у нас теперь под запретом, - смеется мужчина.

— Придурок! – коротко но ёмко заключаю я, схватив со стола батон и шмякнув им по его довольной морде.