Облегчение почти лишило ее равновесия. Она схватила его руки:
– Спасибо! Я уже так многим тебе обязана… Рейф отстранился и встал:
– Ты ничем мне не обязана.
Она почувствовала его отчуждение, словно пощечину, и подняла руку к горлу, наблюдая, как он входит в главную каюту. Боже, как она сумела все испортить! Сожалеет ли Рейф, что спас ее сегодня? Она бы его не осудила. Одно дело – увести Шанал со сцены ее разбитого будущего, и совсем другое – продолжить с ней путешествие. Она столько попросила у него! А ведь они даже не были близки!
Зная о его увлечении, она всегда старалась держаться подальше. Никогда не подавала ему надежду. И всегда считала, что так лучше. Хотя все это было не только ради него, но и ради нее. С тех пор как он из школьника превратился в молодого мужчину, было в нем что-то, заставлявшее волоски на ее затылке вставать дыбом. Что-то неопределенное всегда действовало ей на нервы, когда он был рядом, и заставляло неприятно осознавать себя и реакции своего тела на Рейфа.
Тогда она твердила себе, что это абсурдно. У нее распланирована вся жизнь, и кому-то вроде Рейфа нет в ней места. Она всегда была спокойной, благоразумной, а он относился к жизни легкомысленно. У них не было ничего общего. Связывал их только Этан.
Но это было почти десять лет назад. Многое изменилось с тех пор. Для обоих. Он стал настоящим мужчиной и теперь был еще более уверенным, особенно в себе, и, подобно всем Мастерзам, излучал мощь и сознание собственной правоты. А она? Попрежнему была погружена в свои исследования, и его присутствие вызывало в ней неловкость.
В тот момент, когда его пальцы коснулись ее спины, ее точно молнией поразило. Все нервные окончания словно обожгло, а теперь на следующие несколько дней они останутся вдвоем в тесном пространстве. Может, она сделала ошибку, попросив его остаться?
До нее доносились мужские голоса: Рейф разговаривал с Маком. Вскоре мужчины обнялись, и Мак сошел на берег. Рейф занял место на борту и завел двигатель. Мак на прощание помахал им рукой с причала. Когда яхта выплыла в мутные речные воды, набухшие после недавнего зимнего дождя, Шанал почувствовала, как напряжение, охватившее ее тело, немного ослабло. Она поднялась и вошла в каюту.
– Полагаю, я нарушила все твои планы, – сказала она, встретив взгляд Рейфа. Он беспечно пожал широкими плечами:
– Не проблема. Я дам родным знать, что уеду на несколько дней, и, кроме того, у меня все равно нет особенно важных дел.
Она почувствовала в его словах желание оскорбить. Намек на то, что она всего-навсего небольшая помеха на его пути.
Шанал подавила вздох.
– Возможно, ты гадаешь, почему я сбежала. И снова это небрежное пожатие плечами.
– Это не мое дело.
Она пыталась найти слова, чтобы начать разговор. Объяснить внезапное удушье и накативший на нее иррациональный страх. Стоя у алтаря, – неужели это было всего пару часов назад? – и слушая священника, она невольно увидела, как простирается перед ней вся остальная жизнь. Ничего не будет, как планировалось…
Конечно, как жена Бертона, она будет по-прежнему участвовать в его исследованиях: искать убежища в фактах, цифрах и анализе. И наконец-то займет должность, о которой мечтала столько лет.
Когда дело дошло до обсуждения брачного контракта – документа, гарантировавшего назначение Шанал главой исследовательской лаборатории и перечислявшего условия большого денежного обеспечения, которое она получит после свадьбы, – у нее самой было на уме только одно: безопасность. Не счастье. Не любовь – если не считать любви к родителям и желания сбросить напряжение и скорбь по прежней жизни с хрупких отцовских плеч.
Пока шло обсуждение в присутствии их юриста, все казалось разумным компромиссом. Финансовая безопасность родителей и хорошая должность для Шанал в обмен на замужество с красивым, богатым, обаятельным мужчиной, которого она, к сожалению, не любила. Но в то время она думала, что любовь придет позже.
Бертон не делал тайны из своего влечения к ней с того дня, когда она стала работать в исследовательской фирме, носившей его имя. Иногда они встречались: ничего серьезного. По крайней мере, она так думала. Но потом он удивил ее своим предложением выйти за него замуж. Шанал не сразу дала ответ, в уверенности, что откажет ему, но при этом прекрасно сознавала, что сделает этот отказ с ее шансами на повышение в «Бертон интернешнл». Но как-то мать отвела ее в сторонку и открыла ужасное положение, в которое попали она и отец Шанал.
Шанал знала, что обвинение в медицинской халатности, выдвинутое против отца почти пять лет назад, дорого ему стоило. Безмерно гордившийся своими знаниями и идеальной репутацией врача, он скрыл ранние симптомы бокового амиотрофического синдрома, или болезни Лу Герига, тяжелого поражения центральной нервной системы, что стоило жизни одному из пациентов. После этого случая он был вынужден отказаться от операций на сердце и оставить практику. Никому не был нужен хирург, мышцы которого постепенно атрофировались, что приводило к неожиданным подергиваниям и судорогам. И конечно, никому не был нужен человек, позволивший гордости встать на пути чьей-то жизни.
Страховка за преступную небрежность врача покрыла часть суммы иска, возбужденного против него. Но угрызения совести продолжали его терзать, и, поскольку все его средства были обращены в долгосрочные финансовые вложения, так что превратить их в наличные стоило много труда и времени, отец взял краткосрочный кредит, чтобы передать средства семье погибшего пациента. Заложить дом в то время казалось неплохой идеей, и он честно собирался заплатить всю сумму залога из дохода от вложений. Пока не открылась правда о его финансовом состоянии…
Он доверился старому школьному другу, владевшему фирмой по планированию финансов. Другу, который, как оказалось, затеял сложную финансовую пирамиду. Родители Шанал потеряли все, до последнего доллара. Шанал отказалась от аренды дома и немедленно перебралась к родителям, чтобы помочь.
Пока она хорошо зарабатывала и имела кое-какие сбережения, но знала, что это долго не продлится. Они выплачивали проценты по закладной и могли жить на остальное, но эти расходы вскоре так возрастут, что будут ей не по карману, прежде всего потому, что болезнь отца начнет прогрессировать, и ему понадобится больше помощи. Шанал казалось жестокой иронией то обстоятельство, что, хотя отец дорого заплатил за финансовую безопасность семьи пациента, теперь за это расплачиваются его собственные родные.
В момент слабости она поделилась своими тревогами с Бертоном, который тут же снова сделал предложение, сказав, что он с самого начала хотел видеть ее своей женой и что момент для этого самый подходящий, поскольку, как ее муж, он смог бы помочь ей и ее семье. Для начала он настоял на том, чтобы выплачивать деньги по закладной родителей, и предложил денежное содержание, что давало им возможность спокойно жить после свадьбы. Она честно верила, что сможет пройти через это.
Однако реальность оказалась неприятным шоком. Как только Шанал согласилась стать его женой, Бертон взял на себя куда больше, чем оплату по закладной. Ошеломляющее чувство потери себя, поразившее ее, когда она стояла у алтаря, по-прежнему оставалось, словно холодные костлявые пальцы сжимали ее сердце. Она на секунду закрыла глаза и покачала головой, чтобы избавиться от этих ощущений.
А когда открыла глаза, тут же поежилась от пронизывающего взгляда Рейфа. Но в то же время она чувствовала, что он не видит, как она измучена и издергана. Она хотела избавиться от этого взгляда. Чем угодно занять себя, хотя бы на пару минут.
– Я сварю нам кофе, хорошо? – спросила она с наигранным оживлением.
– Конечно. Для меня – черный.
Конечно, для него – черный. Обманчиво простой, как сам Рейф, и все же со скрытыми глубинами и нюансами.
Шанал оглядела хорошо оборудованную кухню, нашла кофеварку и кружки, аккуратно составленные в шкафчике.
– Как долго ты знаешь Мака? – спросила она, намереваясь прервать становящееся тягостным молчание.
– Около пяти лет.
Она ждала продолжения, но с таким же успехом могла ожидать таяния полярных льдов.
– Как вы встретились? – настаивала она.
– Вместе летали на парашютах над водой. Спускались в каньоны.
Шанал хорошо знала о былом интересе Рейфа к экстремальным видам спорта. Он постоянно прыгал с какого-нибудь высокого пика или с самолета или плыл на каяке по бурной реке. Да что в этом странного? Он – сильный, смелый, импульсивный.
Но интерес Рейфа к подобным занятиям мгновенно померк после смерти Лорел, его девушки, погибшей в каньоне несколько лет назад.
– Он знал Лорел? – выпалила Шанал, прежде чем успела опомниться.
– Она была его дочерью.
– Ох…
Шанал дрожащими руками попыталась насыпать в кружку ложку сахара, но белые крупинки рассыпались по кухонной стойке.
– Прости, я не хотела… – Все в порядке, – мрачно отозвался он. – Я вполне способен о ней говорить.
Шанал бросила на него взгляд, отметила, как крепко его руки сжимают штурвал – даже побелели костяшки пальцев.
– Тяжело терять близких людей, верно? Часто не знаешь, что сказать, поэтому лучше промолчать.
Рейф что-то проворчал. Шанал закончила варить кофе, думая о его словах. То же самое можно было сказать и о людях, перенесших другие трагедии, вроде их собственных. Никто не хотел говорить о проблеме, и беседа обычно вертелась вокруг других тем.
По крайней мере, так было с отцом. Пока болезнь бушевала в нем, он постепенно терял независимость и способность владеть собственным телом. Друзья, не зная, что делать и как помочь, постепенно исчезали один за другим.
Плохо еще, что отец был таким гордым и сдержанным человеком. Он очень плохо воспринял необходимость уйти на покой из-за болезни. И ненавидел тот факт, что превращается в инвалида. Ненавидел всю работу, которую не смог завершить достойно, необходимость зависеть от окружающих. Он всегда так гордился своей независимостью, своими возможностями. Работая хирургом, он спасал людей, и это позволяло ему прекрасно обеспечивать семью, давало чувство цели и смысл жизни. Потеря всего была сокрушительной. Он стал отшельником, презирая себя за растущую зависимость от окружающих.
А тут еще и их финансовое положение…
Шанал запретила себе думать об этом, пока угрызения совести не начали терзать ее с новой силой. Она буквально сбежала от решения финансовых проблем родителей. И не хотела вновь идти по этой дороге. Просто не могла. Вероятно, через несколько дней у нее найдется решение. А может, на виноградных лозах вырастут гроздья из чистого золота…
Она с горькой усмешкой покачала головой и передала Рейфу кружку. Села рядом с ним, пока он вел яхту вверх по течению.
– Много собираешься пройти сегодня?
– Нет, не слишком, – ответил он, прежде чем сделать глоток. – Солнце сядет через пару часов. Можем выбрать место на реке, провести ночь, а завтра с утра пораньше пуститься в путь, если ты согласна.
– Звучит неплохо.
– Кстати, хочешь постоять у штурвала? – спросил он.
– А это безопасно? Я никогда раньше не управляла яхтой.
– Когда-нибудь нужно начинать. Кроме того, скорость не более семи километров в час. Не думаю, что даже ты можешь натворить дел.
– Это ты о том дне, когда я задела трактором сарай на винограднике?
Его губы смешливо дернулись.
– В свое оправдание могу сказать одно: никто не сообщил мне, что на этой штуке есть тормоз.
– Согласен, ты права. Сегодня начнем твой первый урок.
Он коротко объяснил значение кнопок и ручек управления и позволил ей встать за штурвал. Как только Шанал поняла, что требуется делать, она нашла это занятие на удивление расслабляющим.
Шанал осторожно вела яхту по реке. Солнце уже садилось, посылая рассеянный золотистый свет между силуэтами деревьев на берегу, когда Рейф предложил, чтобы они причалили к крохотному пляжу у речного берега. Как только они пришвартовались, спустил маленькие сходни и привязал яхту к большим древесным пням. Шанал заглушила двигатель и вышла на переднюю палубу.
– Знаю, это безумие, – сказала она. – Но у меня такое ощущение, словно сейчас мы – единственные люди на реке.
– Я знаю, о чем ты. Здесь очень быстро охватывает чувство полной изоляции. И по-своему это хорошо.
– Спасибо. Мне действительно это было нужно.
Он кивнул и вошел в каюту. Через несколько минут Шанал последовала за ним. Рейф открывал бутылку вина на кухонной стойке.
– Хочешь? – спросил он, поднимая пустой бокал.
– Да, пожалуйста.
Она подождала, пока он налил белое вино, и взяла у него бокал.
– Ваше? – спросила она.
– Конечно. Мой виноград. Блестящий ум Этана.
– Из вас вышла хорошая пара, – улыбнулась она.
– В точности как делали до этого наши отцы.
– Твой отец по-прежнему управляет виноградником? Рейф глотнул вина и довольно кивнул:
– Да, хотя последнее время все больше отходит от дел. На будущий год он и ма собираются в Эльзас и Бордо. Он был привязан к винограднику почти всю взрослую жизнь. Им неплохо бы немного попутешествовать, и я знаю, что они полюбят Францию.
Шанал отпила вина, наслаждаясь вкусом, взорвавшимся на языке.
– Это с виноградника рядом с твоим домом? Того, который частично уцелел в большом пожаре?
Тридцать лет назад семья Мастерз почти разорилась, когда разрушительные лесные пожары уничтожили фамильный дом «Мастерз Райз» вместе почти со всеми виноградниками. На то, чтобы оправиться от несчастья, ушли годы. Решимость, годы и много часов тяжкой работы. Тогда семья сплотилась, стала ближе, более единой перед лицом трагедии. Теперь она снова была успешной и сильной. Но руины старого дома по-прежнему стояли часовыми над новым – мрачное напоминание о том, что все может быть потеряно в мгновение ока.
– Именно из этого винограда, – подтвердил Рейф.
– Этан говорил мне, что ты стал ярым поборником внедрения органических удобрений на виноградниках.
Он улыбнулся – первая настоящая улыбка, которую она видела у него за весь день, и, казалось, немного расслабился.
– Трудно порвать со старыми обычаями, но, думаю, в этом случае оно того стоит. Моей целью всегда было применение на виноградниках самых прогрессивных методов.
– Что же, если это вино может служить примером, ты определенно на верном пути. Он поднял бокал в безмолвном салюте.
– Может, выйдем на палубу? Ты не замерзнешь, если наденешь мою куртку.
Шанал последовала его совету, надев лежавшую на диване куртку, вышла вместе с ним на палубу и села на плетеный стул. Солнце напоследок взорвалось золотистым светом, прежде чем исчезнуть. Темнота накрыла землю, усиливая чувство изолированности, о котором она упоминала ранее. И даже слыша ночные звуки, Шанал не ощущала тревоги или страха. Потому что рядом был Рейф. Неудивительно, что она чувствовала себя в безопасности рядом с ним, если вспомнить о том, как сегодня он помогал ей и защищал. Она очень ему обязана. Немногие мужчины сделали бы то, что сделал он.
Шанал вздохнула и снова пригубила вино. Молчание было дружелюбным, но она чувствовала необходимость сказать что-то о бегстве со свадьбы.
– Полагаю, я должна объясниться, – начала она, поворачиваясь лицом к смотревшему в темноту Рейфу.
– Не должна.
Рейфу вовсе ни к чему знать, что привело Шанал в чувство и спровоцировало ее бегство из-под венца. И, честно говоря, чем меньше времени они проведут в разговорах о так называемом женихе, тем лучше будет чувствовать себя Рейф.
– Но я…
– Послушай, – перебил он. – Мы с Бертоном Роджерсом вместе учились в школе. И даже одно время считались почти друзьями. Но все это в прошлом. Будем честны: меня куда больше интересовали причины, по которым ты согласилась выйти за него, чем причины побега. Тебе не нужно ничего объяснять.
Шанал села прямее.
– Ты действительно его не любишь, верно?
– Не люблю и не доверяю ему.
– Именно об этом ты хотел поговорить со мной, когда мы объявили о помолвке, ведь так?
Он осушил бокал.
– Налить еще? – спросил, вставая и протягивая руку.
– Нет, спасибо, не стоит. По-моему, выпитое ударило мне в голову. Я слишком нервничала, чтобы позавтракать, и…
– Пойду разогрею ужин. Мак оставил нам запеканку с курицей. Но с завтрашнего дня придется готовить самим.
Он вошел в каюту, прежде чем Шанал поняла, что так и не дождалась ответа на вопрос. Но он не учел ее упертой решимости все доводить до конца. Ему бы следовало это знать. Именно поэтому она считалась таким хорошим исследователем. Но сейчас вряд ли она могла быть хорошим компаньоном.
– Что именно ты тогда не сказал мне, Рейф? Почему ты его терпеть не можешь?
– Сейчас это уже не важно.
– Я бы хотела знать.
Он поставил микроволновку на подогрев и сунул закрытую миску с запеканкой, прежде чем повернуться к Шанал.
– Он убил Лорел, – просто ответил Рейф.