Брак не по расчету

Пролог

Их было двое в доме в тот закатный час – молодая мать и маленькая девочка лет семи.

В красивом интерьере нарядной комнаты приютились друг подле друга два любящих существа. И так мирно их сообщество, так хороши они, что просится сцена семейной идиллии на полотно. И не жалей красок, художник, – удивительно живописны эти модели. Они похожи одна на другую лишь тем, что обе прекрасны: одна – торжествующей, уже сбывшейся красотой, другая – обещанием прелестной женственности. Мать стройная, классически пропорционально сложенная – при взгляде на нее невольно приходило сравнение с языческой богиней. Что придавало ее лицу это особое спокойное очарование? Щеки лишены явного румянца, и, тем не менее, ощущается их тепло. Каштановые с золотым отливом волосы, мягкое свечение зеленых глаз. Губы не то чтобы улыбаются, но будто хранят постоянный намек на улыбку – мягкие, нежные, чувственные, с чуть углубленными приподнятыми закраинами. Девочка, если и замерла, то явно ненадолго. Спокойствие не было и, возможно, никогда не станет ее добродетелью. Даже при внешней умиротворенности ее позы веселые, ярко-голубые глаза под шапкой черных кудряшек скрывали озорство. У старшей свидетельством расположения – приглушенный свет улыбки, у младшей – заразительный смех. Каким же сильным должно бить генное вмешательство отца, чтобы так резко развести красоту одной и бутонно намеченную красоту другой!

Удивительно хорошие минуты выдались им обеим. Дочь неосознанно ощущает редкое блаженство покоя. Мать всем существом своим упивается покоем, который не часто дарила ей жизнь. Пусть бы и длилось невидное чужому глазу счастье. Да разве уговоришь его задержаться?

Расслабленная поза, улыбка нашла место в каждой черточке лица, мимика желает остаться в своей приятной сохранности, руки ленятся сделать лишний жест, мозг не ждет никаких откровений...

Ах, как хорошо! Как тихо... В таком благолепии невзначай вырвавшееся слово может прозвучать громом. Ну и не надо слов. Так хочется длить ощущение любви, взаимопонимания, тепла, покоя...

Однако логика жизни препятствует статике поз и настроений. Угроза умиротворению уже зреет в черноволосой головке. Вопрос, готовый сорваться с губ, пока не сформулирован до конца, но вот-вот родится. Что взять с ребенка? Не сегодня и не завтра научится девочка, если вообще научится когда-нибудь, ценить подобные минуты безмолвного согласия, созвучия дыханий.

– Мама, а почему у меня два папы?

Вопрос прозвучал. Гром грянул. И все! Нет величественного покоя – ни телу, ни глазам, ни лицу, ни душе. Старшая из двух будто стерла то, что секунду назад виделось долгим спокойным очарованием на той самой не написанной художником картине.

– Ох, девочка, о чем ты? – Слова вплелись в судорожный вздох.

Маленькая не поняла всей разрушительной силы своего любопытства, но почувствовала болезненный срыв в настроении матери.

– Мамочка, ты только не волнуйся. Расскажи мне про моих пап. Я же все пойму. Я же взрослая уже...

Взрослая! Вы сейчас так рано становитесь взрослыми... И все-то вы знаете. И всех безоглядно судите. Мать взглянула на своего юного голубоглазого прокурора и пришла к выводу: еще не настало время объяснять ей свою жизнь, свои грехи, ошибки, беды, промахи. Свое счастье.

– У каждого, малышка, есть только один папа. А если ты кого-то другого хочешь назвать прекрасным словом «папа», значит, он очень хороший человек. Хороший, как папа...

– Но дети-то не от двух пап бывают? И у меня – один? Который из них?

– А кого ты так называешь?

– Мамочка, не запутывай меня, пожалуйста! Ну, вот я никак не пойму...

– Вот видишь – не понимаешь, а еще твердишь, что взрослая.

– А ты понимаешь?

– Но я же, согласись, взрослая.

– Вы, взрослые, только все запутывать и умеете!

Вот тут, девочка, ты права на все сто процентов. Уж что умеем – то умеем. Себя, других... Жизнь, и ту запутываем. А заодно и тебя, малышка.

– Знаешь что, – обратилась к маленькой старшая, – мы сейчас пойдем в твою спальню. Мама ляжет рядом с тобой и расскажет тебе историю. Грустную-прегрустную. Она про несчастную девочку, у которой не было ни одного папы.

– Cовсем-совсем?

– Совсем-совсем...

– И как же она?

– Расскажу, но сейчас – марш в ванную! Встреча в условленном месте!

Ну, слава Богу! Пока миновало! Мысль дочери ушла в сторону от опасной дороги. Есть передышка. А там сообразим, как запутать ребенка пуще прежнего. Впрочем, может быть, настала пора – распутывать?..

Вдоль главной торговой улицы городка, не сливаясь с толпой, шла молодая женщина. Прекрасная фигура, прелестное лицо, которому особую живописность придавали каштаново-золотистые волосы. Ну, кто бы мог сказать, глядя на нее, что не по силам ей тяжесть житейских проблем? Впрочем, пока она под ними не согнулась. Пока она просто убегает от них. И помогает в этом предрождественская суета, царящая на улице. Заботы по дому, непременные и привычные, не требуют ни работы ума, ни усилий души, оттого и не дают желанного спасения от грустных мыслей. Другое дело – магазины. Они отвлекали, они звали к себе, настраивая сердце на добро, а сознание – на удачу совпадения: право, какое чудо угадать подарок, который особенно порадует близкого человека! И дело не в номинальной ценности покупки, тут у нее возможности более чем ограниченные, а в совпадении подарка с невысказанным желанием адресата. Утомительные заботы, но приятные. Айрис Олдфилд, а это именно она сейчас является объектом нашего интереса, не очень любила бестолковые хлопоты предпраздничных дней. Но на этот раз с радостью разрешила суете закружить себя.

Улыбка направо, улыбка налево – «Здравствуйте!», «Как поживаете?». Она приветствовала, ее приветствовали. Да и как могло быть иначе, если прожила в этом небольшом славном городке свою, хоть и недолгую, признаться, жизнь. От улыбки до следующей улыбки лицо не успевало посерьезнеть, и в промежутках между встречами оно по-прежнему озарялось выражением приветливой радости. А это, в свою очередь, смягчало ставшее для нее в последнее время едва ни не привычным состояние мрачной сосредоточенности. И плевать, что она не слишком нарядна, что ее одежде не догнать моду даже двухлетней давности! Впрочем, если быть до конца честной, этот маленький штришок тоже вносил свою печальную лепту в ее и без того не очень комфортное душевное состояние.

Айрис не хотелось признаться даже себе самой, но, назначая встречу с подругами, она интуитивно выбрала кафе, в котором можно не снимать верхней одежды. Стоит ли огорчать близких людей, да и саму себя своим скромным нарядом?

– Прости, что опоздала! – прокричала с порога Айрис, едва переводя дыхание после быстрой ходьбы. И устремилась через переполненный, шумный зал кафе к столику у окна, за которым сидела подруга.

– Могла бы и не торопиться, Жэтрин все равно еще нет. Эта женщина, пока не спустит все деньги, не успокоится. К тому же ее неутолимая страсть – знать все про всех... Недуг, чреватый летальным исходом, – сказала Джун Кемп.

– Что да, то да, – отозвалась приятельница.

Кэтрин, жена богатого и всеми уважаемого адвоката, не давала друзьям сомневаться в том, что составляет круг ее интересов: магазины, сплетни, пикантные новости.

– Ходить по магазинам в канун Рождества – настоящее самоубийство. – Айрис опустила на пол сумки, картонные коробки и облегченно вздохнула.

– Кто бы спорил... – согласно кивнула Джун. – Сегодня только четверг, а народу в супермаркете – как сельдей в бочке. Я не смогла купить даже половины из того, что запланировала. Айрис, будь другом, выручай. Моя драгоценная свекровь – не к ночи будь помянута – собирается подарить себя нам на все время рождественских каникул. Не могла бы ты приготовить для меня большой сливовый пудинг? И немного бисквитов – на случай непредвиденных гостей.

– Без проблем. Считай, что все твои заказы приняты, – ответила та. Просьба подруги явно доставила ей удовольствие.

– Большое спасибо, выручила, – удовлетворенно откликнулась Джун. – Кстати, каковы твои успехи на ниве бизнеса?

– Какие уж там успехи. Похоже, все эти дни мне придется проторчать на кухне. Магазины сделали много заказов на рождественскую выпечку. Вот только с постояльцами не везет. Не могу найти жильцов. В данный момент вообще никого нет. И если к этому добавить... – Девушка замялась. – Только между нами – не хочу, чтобы об этом раззвонили до того, как я решусь выложить печальную новость матери. Дело в том, что состоялся ужасный разговор с управляющим банком. Теперь абсолютно ясно, что мне придется, наконец, во всеуслышание заявить о плачевном состоянии моих дел и выставить дом на продажу.

– Ты хочешь сказать...

– Да, да, страшно, но это так. Я встречалась с господином Рейсом, агентом по недвижимости. Объявление о продаже появится в начале следующей недели.

– Не может быть! Как это грустно! – воскликнула Джун, озабоченно взглянув на собеседницу. Она знала Айрис с самого детства, так как девушки родились и выросли в небольшом торговом городке – Шилдтоне. И уж Джун ли не помнить все те несчастья, которые свалились на семью подруги, – публичный скандал и позор, сопровождавшие крах мощной корпорации отца Айрис. Вскоре после этого он умер. Мать в результате обрушившегося на семью горя почти потеряла рассудок. Как несправедливо, подумала Джун, сколько же испытаний выпало на долю одного человека, и вот снова немилосердная судьба посылает ей тяжелейшие проблемы.

– Конечно, это еще не конец света. В любом случае Олдфилд Холл слишком велик для нас, одни счета за отопление чего стоят, – проговорила Айрис, пытаясь смягчить ситуацию, которая – что уж тут притворяться? – и впрямь была безвыходной.

– Что же ты собираешься делать? – взволнованно спросила Джун. – Куда денетесь все вы после продажи дома?

– Пока не знаю. – Айрис тяжело вздохнула. – Надеюсь, мне удастся купить небольшой домик недалеко от Шилдтона. Не хочу отрывать Эшлинг от школы и друзей.

– Ну что ж, обещаю держать глаза и уши открытыми. Если прослышу о подходящем для тебя варианте, дам знать, – заверила ее Джун.

Разливая по чашкам кофе, она не могла не думать о том, как же Айрис, привыкшая к огромному дому, сможет жить в дешевом коттедже.

Джун училась в колледже соседнего города, когда восемнадцатилетняя Айрис вышла замуж за Чарлза Олдфилда, очень богатого молодого повесу. Он был владельцем Олдфилд Холла, старинного особняка в стиле Тюдоров, самого богатого дома в округе. Через шесть месяцев после того, как Чарлз женился на некогда богатой наследнице, ставшей затем фактически нищей, у молодых родилась девочка. Появление на свет ребенка на три месяца раньше положенного срока дало жителям небольшого провинциального городка обильную пищу для пересудов. Спустя год после женитьбы Чарлз погиб в автомобильной катастрофе. Тогда и открылось, что он был заядлым игроком, заложившим все свои земли. Соседей поразило, как Айрис, совсем молодая, неопытная женщина, справлялась с навалившимися на нее бедами. Чтобы расплатиться с огромными долгами мужа, она продала все, кроме фамильного особняка. Вот тут-то юная хозяйка Холла заставила позабыть все недобрые о ней разговоры, вызвав всеобщее восхищение стойкостью характера и умением противостоять ударам судьбы.

Шли годы. Джун напрасно ждала, когда, наконец, ее невезучая подруга встретит хорошего человека и вновь обретет покой и счастье. Казалось, кому и быть счастливой, как не ей. Хороша собой. Великолепные густые рыжевато-коричневые волосы до плеч и большие зеленые глаза. Чего там говорить, просто красавица! Это мнение явно разделял и Джек Хоггин, молодой, но уже неплохо себя зарекомендовавший доктор. Ну, чем они не пара? – рассуждала Джун, делая отчаянные попытки устроить личную жизнь привлекательной вдовы. Однако все ее усилия оказывались тщетными. Она не понимала, почему Айрис, любящая мать и прекрасная хозяйка, так противится браку. Чем же так уж плох для нее доктор? В наше время такими мужчинами не разбрасываются.

– На днях встретила Джека Хоггина. Он едет на Рождество к своим родителям в Портсон.

– Правда? – тихо проговорила Айрис, украдкой поглядывая на подругу.

– Я только хотела спросить: он не предлагал тебе с Эш поехать к ним?

– О Боже! Джун! Ты когда-нибудь прекратишь заниматься устройством моей личной жизни? – притворно простонала девушка. – Ведь обещала же больше не предлагать мою кандидатуру каждому холостяку в городе!

Лицо «свахи» слегка покраснело.

– Поверь, я не хочу вмешиваться в твою жизнь. Но ведь прошло больше семи лет со дня гибели Чарлза. В твоем нынешнем положении единственное, что тебя выручит, – муж.

– Надеюсь, ты не считаешь, что я должна выйти замуж за Джека или кого-то другого исключительно ради спасения Холла? – прямо спросила Айрис.

– Конечно, нет, – запротестовала та. – Но ты не можешь отрицать, что сейчас самое подходящее время подумать о будущем.

– Джун, речь ведь идет не только обо мне. Не забывай, что есть еще Эшлинг. Не каждому захочется взять на себя такую обузу – воспитание семилетнего чужого ребенка. Я уж не говорю о полусумасшедшей матери.

С матушкой действительно временами было трудновато, мысленно согласилась с подругой Джун.

Люцилла Динмор, которая так и не оправилась после внезапной кончины мужа, была дополнительной и нелегкой обузой для своей дочери.

– Неужели ты не видишь, что Джек сходит по тебе с ума? Кстати, для Эшлинг он-то был бы прекрасным отчимом. Это как дважды два. Да и ты, прямо скажем, недурно смотрелась бы в качестве жены преуспевающего врача.

Айрис улыбнулась и покачала головой.

– Спасибо за доверие! Я понимаю, что ты желаешь мне добра и говоришь разумные вещи, тем не менее... Хорошо, хорошо! Обещаю подумать об этом, – поспешно добавила она, заметив, что Джун собирается продолжить обсуждение темы. – Скажи лучше, свекровь действительно хочет приехать к вам на все рождественские дни? – спросила она, решительно меняя тему разговора.

Если бы Айрис могла объяснить подруге истинную причину своего поведения... Но ей было стыдно признаться, что и первое-то замужество было браком по расчету.

Чарлз Олдфилд оказался очень добрым, щедрым человеком, и все же Айрис отчаянно противилась повторению подобного союза – союза умов, но не сердец.

Когда Чарлз умер, Эш не было и года. С тех пор молодая женщина делала все возможное и невозможное, чтобы стать для ребенка одновременно матерью и отцом. Но ей не всегда удавалось успешно играть сразу две роли. С каждым днем это становилось все более очевидным. Может, Джун права и следует быть смелее – взять да и заставить себя, наконец, принять практичное, здравое решение. Выйти замуж за Джека Хоггина? А почему бы и нет?

Джек – уважаемый практикующий врач. А если добавить сюда отменные манеры и всеми признанную деликатность, отдать должное его прекрасным карим глазам, не забыв отметить их контраст со светлой шевелюрой, то, спрашивается, чем не жених? А он еще и владелец большого дома... Так что нет смысла удивляться, если все друзья в один голос уверяют: этот привлекательный молодой человек самой судьбой предназначен Айрис в мужья. Да и ей самой он нравится. Но одно дело «нравиться», другое – «любить». Однажды она уже понадеялась мощным эмоциональным взрывом преодолеть ту грань, что разделяет просто симпатию и настоящую любовь. Опять обманывать саму себя?

– ... Таким образом, старая карга намерена испортить нам праздник и... О Господи! Кэтрин! Эта транжирка оставила-таки в магазинах целое состояние!

Внезапно очнувшись от раздумий, Айрис поняла, что пропустила мимо ушей почти все из сказанного ей Джун. Она взглянула в зал и тоже заметила Кэтрин, миниатюрную блондинку, направляющуюся к их столику. Судя по бесчисленным коробкам, свертками, пакетам, которые она несла, поход по магазинам был нелегким, но удачным.

– Привет, лапочки! Извините, что заставила вас долго ждать, – заговорила блондинка, едва успев подойти к столу. – Столько народищу в магазинах я еще не видела. Но вы извините мне мое опоздание, когда услышите, что я вам расскажу. Потрясающая новость!

– Почему бы тебе не завести свою колонку слухов в нашей городской газете? – подтрунивая над опоздавшей, сказала Джун, обменявшись понимающим взглядом с Айрис.

– О, не будьте уж такими сверхщепетильными! – Кэтрин добродушно рассмеялась. Положив покупки на свободный стул, она присоединилась к подругам, наслаждавшимся кофе. – К тому же это не слух, а чистая правда, о которой скоро узнают все. Айрис, ты помнишь леди Хартли? Очень богатая была старуха. Она жила недалеко от тебя. Вспоминаешь? Год назад несчастная погибла в собственном доме. Жуткий был тогда пожар.

– Помню, но никогда с ней не встречалась. Она жила затворницей в течение многих лет. Дом, кажется, сгорел дотла.

– Совершенно верно. Мой дорогой супруг вел ее дела. Старая леди наотрез отказывалась составить завещание, – возбужденно продолжала Кэтрин. – Адаму с большим трудом удалось отыскать единственного живого родственника. Но все уже позади. Десять тысяч акров земли плюс деньги в ценных бумагах и акциях – один Бог знает сколько их! И все это наследует... Бешеный Фил!

– Что? – Джун от изумления открыла рот. – Ты хочешь сказать... Быть не может! Сын старого викария Филипп Бартон?

– Вот именно! – Кэтрин буквально светилась от радости, наконец, удалось-таки ей ошеломить своих подруг! Вот он наступил для нее, желанный миг истинного счастья для дотошного коллекционера городских сплетен.

Подруги действительно переживали нечто похожее на шок. Судя по всему, новость особенно потрясла именно Айрис.

– Я знала, что вы ахнете, услышав о возвращении нашего школьного сердцееда, – довольная собой, продолжала блондинка. – Со дня смерти преподобного Августа Бартона прошло немало лет, поэтому неудивительно, что все забыли о его сыне. Я сама с трудом поверила, когда Адам сказал, что Бешеный Фил возвращается в Шилдтон.

– Он, несомненно, заслужил свое прозвище! – рассмеялась Джун. – Помню, Филипп был жутким сорвиголовой и заслужил прочную репутацию ловеласа. В то же время... – Она замолчала на секунду, задумчиво уставившись в пространство, – надо отдать ему должное – этот бандюга был дьявольски красив. Вы согласны?

– Потрясающе великолепен, – кивнула Кэтрин. – Его кудрявые черные волосы и сверкающие озорные голубые глаза – смертельное оружие в борьбе за девичьи сердца!

– Хм, – Джун застенчиво улыбнулась, – на моем шестнадцатилетии Филипп поцеловал меня. После этого целый год я прямо-таки сходила по нему с ума!

– А мы все? – тяжело вздохнула охотница за слухами. – Айрис вряд ли знает о его сумасшедших проделках – она ведь на два года моложе нас. Джун, ты не забыла его огромный черный мотороллер? Помнишь нашу бешеную борьбу за право прокатиться на заднем сиденье?

– Еще бы! Пожалуй, одно из самых ярких школьных воспоминаний – это когда Фил у всех на виду промчал меня на дикой скорости по городу. – Джун покачала головой, как бы признавая свою давнюю глупость. – Я, конечно, дрожала от страха, но дело стоило того. Клянусь, целые две недели вся школа умирала от зависти.

– Да уж! У Беатрис Уинтерсон от ревности прямо на школьном собрании случилась настоящая истерика!

– Приятно вспомнить беззаботные годы. А где Филипп пропадал все это время? – спросила Джун. – Он ведь был очень умным парнем. И хотя часто валял дурака, выпускные экзамены сдал на отлично, получил стипендию в университете. Его отец, преподобный Август Бартон, умер, когда я училась на медсестру далеко от дома. С тех пор ничего о нем не слышала.

– Не ты одна, – сказала Кэтрин. – Мой муж почти потерял надежду найти Фила. Но не так давно в Лондоне его пригласили на большой благотворительный обед, где, можете себе представить, Филипп был главным оратором!

– Вот это да!

– Мы-то все думали, куда его черти унесли? Поди-ка угадай его, бешеного! – Кэтрин заливисто рассмеялась. – А оказалось, что у него обнаружился дядя в Америке и после смерти отца Филипп отправился в Штаты попытать счастья. Теперь вернулся домой преуспевающим владельцем крупной компании. Он уже договорился с Адамом о встрече. Каково? Ну, воздайте на этот раз мне должное – самая свежая и замечательная новость!

Пока возбужденные подруги, забыв обо всем на свете, обсуждали услышанное, Айрис сидела не шевелясь. Ее мысли свободно блуждали, ни на чем не останавливаясь. Со стороны она выглядела человеком, ошеломленным внезапным ударом. Из оцепенения ее не смог вывести даже громкий вскрик Кэтрин:

– Господи! Что я наделала! Взгляните на часы! – воскликнула та, выпрыгивая из-за стола. – Десять минут назад я должна была уже сидеть в кресле у парикмахера!

– Ничего не скажешь – интересная новость, – задумчиво произнесла Джун, провожая глазами убегающую Кэтрин.

Только тут она и заметила побледневшее лицо подруги.

– Айрис! Что с тобой? Ты в порядке?!

– Я... да, конечно. Правда, все нормально. – Тон, которым она произнесла эти слова, явно противоречил их смыслу.

Джун с тревогой посмотрела на молодую женщину.

– Знаешь, что я тебе скажу: ты везешь непосильный воз, – заявила она. – Одна твоя мать способна вывести из терпения даже святого! Я уж не говорю о содержании огромного дома, каким...

– Прости... я должна идти. Мне, в самом деле, пора домой. Столько предстоит испечь... – прервала ее Айрис. Она торопливо собрала свертки с покупками.

– Вид у тебя нездоровый. Надеюсь, ты не подхватила грипп? – Джун с растущим беспокойством смотрела на бледное лицо и суетливые движения Айрис. – Если тебе плохо, я останусь с тобой – завтра не буду забирать Руфь из школы и отменю поездку в Лондон.

– Нет, не надо. Со мной все в порядке. Меня ждет много работы – вот и все, – заверила она подругу и, торопливо попрощавшись, вышла из кафе.

Дрожа от нервного напряжения, Айрис с трудом забралась на переднее сиденье старенького «ситроена». Несколько минут сидела неподвижно, уставившись пустым взглядом на подернутую мелкой рябью темную воду широкого устья реки. Она чувствовала себя совершенно разбитой после того, как услышала «потрясающую» новость, раздобытую Кэтрин. Казалось невозможным преодолеть пять миль до Олдфилд Холла. Много времени ушло только на то, чтобы вставить ключ в замок зажигания. Но не сидеть же до утра на городской стоянке! Она завела машину и осторожно направила ее к набережной, надеясь, что в это Время Года там будет пусто.

Какой же слепой дурой она была последние восемь лет! Ну, хорошо, не знала, что леди Хартли приходилась ему бабушкой, но уж могла бы предположить, что Филипп Бартон когда-нибудь, как блудный сын, вернется в свой родной город. Господи, какая духота! Хоть бы глоток свежего воздуха. Остановив «ситроен», вышла из машины. Медленно прошлась, отсчитывая шагами гладкие камни мостовой. Надо сосредоточиться. Надо взять себя в руки и спокойно все обдумать. Что же теперь будет? Но мысли не подчинялись приказу разума, они настойчиво возвращались в прошлое...

... Она была единственным и горячо любимым ребенком богатых родителей, которые берегли ее как зеницу ока и ограждали от трудностей реальной жизни. Но однажды жарким летом – ей тогда только исполнилось восемнадцать лет – у отца начались неприятности на работе. Они росли как снежный ком, пока не превратились в грандиозную катастрофу для всей семьи. Надежный и безоблачный мир детства зашатался и под напором трагических обстоятельств, в конце концов, рухнул. У Айрис до сих пор бегали мурашки по телу, когда она вспоминала кричащие заголовки на первых полосах газет: «Финансовый скандал!», «Миллионер, потерявший миллионы!». Всем предшествующим строем жизни девушка была совершенно не подготовлена психологически к той тяжелой и трудной ситуации, которая сложилась в результате семейного краха. Внезапная смерть отца от инфаркта добила ее окончательно. Но бедняжка изо всех сил старалась держаться. С матерью было сложнее. Переживания, связанные со смертью мужа, потерей состояния и как следствие – потерей привычного круга друзей, так подействовали на психику этой изнеженной благополучной женщины, что семейный врач вынужден был поместить ее в психиатрическую лечебницу. Айрис осталась совершенно одна на пепелище прежней благополучной жизни.

Возможно, все повернулось бы по-другому, если бы рядом оказался кто-то, с кем в эти тревожные, беспокойные дни она могла поделиться своим горем. Но кроме старой тетки, живущей в Лондоне, никого не было. Школьные друзья разъехались на летние каникулы. Кого-то осмотрительные родители не пускали общаться с дочерью человека, который, как писали газеты, был замешан в крупных финансовых махинациях.

Айрис намеренно утомляла себя длительными прогулками по берегу реки. Ходьба отвлекала от навязчивых мыслей, от тяжести одиночества. Тогда-то Филипп и встретил ее. Это случилось жарким полднем в конце августа. Девушка, устав, опустилась на ствол поваленного дерева и вдруг расплакалась, чувствуя себя самым несчастным человеком на земле.

Несмотря на то что вся школа, во всяком случае ее женская половина, была влюблена в порочно обаятельного Бартона, Айрис толком с ним ни разу не сталкивалась и не испытывала на себе обольстительности его юной красоты. И вот эта встреча... Он обхватил своими сильными руками ее дрожащую от рыданий фигурку. И она не сопротивлялась. Его доброта, сила дружеского объятия, необъяснимая прелесть произнесенных им слов, – как это было необходимо в ее тяжелом одиночестве!

– Ну, как я мог забыть эти сияющие зеленые глаза, – сказал он, лениво улыбаясь и глядя на девушку сверху вниз. Он вытер слезы с ее разгоряченных щек, пригладил волосы и, оценив свою работу, остался доволен: – Ты станешь настоящей красавицей, когда вырастешь.

– Правда? – с наивным удивлением спросила Айрис, чувствуя, как густо покраснела от удивительно теплой улыбки юноши.

Продолжая держать уже успокоившуюся девушку в объятиях, Филипп поглаживал влажные пряди ее роскошных волос. Потом он наклонил свою кудрявую голову и нежно поцеловал ее в полураскрытые губы.

В отличие от большинства друзей и знакомых семьи Айрис, он, судя по всему, не считал, что дочь несет ответственность за темные дела своего отца. Молодые люди медленно пошли в сторону ее дома, где громоздились вещи, готовые к отправке на продажу. И тут она вдруг поняла, что их с Филом связывает большее, нежели мимолетное объятие, – у них одинаковое горе. И одиночество. Он так же сильно, как и она, переживает потерю своего отца.

Полностью погруженная в свои проблемы, Айрис лишь краем уха слышала о недавней кончине преподобного Бартона от обширного инфаркта. Филиппа срочно вызвали из Америки, где он успел закончить аспирантуру в школе бизнеса. Когда молодой человек сказал ей, что чувствует себя одиноким и несчастным в опустевшем доме и глубоко сожалеет, что не был близок с отцом при его жизни, Айрис без труда поняла его мысли и чувства.

Боже, какой юной и наивной была она тогда! Айрис встряхнула головой, будто пытаясь сбросить с себя смущающие душу воспоминания. Да, у той девочки голова была полна романтики и надуманных фантазий. Когда молодой, рослый красавец пристально вглядывался в нее своими сверкающими голубыми глазами, у этой неопытной, простодушной девочки замирало сердце. Необыкновенная чувствительность Филиппа заставляла ее сердце замирать от приятного волнения. Чего уж тут удивляться: Золушка встретила своего Принца и влюбилась в него без памяти.

Возможно, позже Филипп и считал такое самозабвенное обожание со стороны Айрис несколько навязчивым, но виду никогда не подавал, продолжая каждый день ходить с ней на прогулки. То, что случилось в одну из таких встреч, можно сказать, было неизбежным. Девушка споткнулась о старую ветку, не заметив ее в густой траве, и в следующий миг очутилась в крепких объятиях своего спутника. Ни о чем, не думая, она пылко прижалась к стройному мускулистому телу юноши.

Нельзя сказать, что Айрис не пыталась противостоять внезапно нахлынувшему на нее сильному чувству. Но за восемь последних лет ей ни разу не удалось обмануть себя – девушка честно должна была признаться: в том, что затем произошло, не стоит винить только одного Филиппа. Она была трогательно невежественна в вопросах физической любви. Но возникающее помимо ее воли лихорадочное, всепоглощающее желание вряд ли уступало по своей силе страстному напору Фила. Если у него и появлялись угрызения совести по поводу того, что он соблазняет неопытную, беззащитную девушку, они тут же подавлялись ее необузданной страстью.

Айрис провела с юным Бартоном несколько счастливых недель, которые были полны восторженных эмоций и очарования. Они пронеслись как одно мгновение. Оказалось, что ни глубокая печаль по умершему отцу, ни растущее беспокойство по поводу болезни матери не могли помешать молодым людям наслаждаться божественным экстазом любви. Каждый раз, когда они оставались одни, их захлестывал новый водоворот непреодолимой страсти.

Но как бы они ни отгораживались от внешнего мира, грубая действительность со всеми проблемами все-таки ворвалась в затуманенное сладострастием сознание влюбленных. Быстро приближалось время продажи дома. Филиппа ждала работа в крупной фирме американского дядюшки. Это означало скорую разлуку.

Глаза Айрис сияли от счастья, когда он надел ей на палец маленькое золотое колечко. Молодой человек поклялся, что они поженятся, как только он обоснуется на новом месте. Айрис и в голову не приходило сомневаться в словах возлюбленного.

– Дядя обещает хорошую зарплату, а в будущем сделает меня компаньоном фирмы. Не грусти, скоро мы будем вместе и больше никогда не расстанемся, – говорил Филипп, крепко прижимая к себе девушку перед отъездом в аэропорт. – Только обещай, что будешь ждать.

– Конечно, буду, любимый! – горячо ответила Айрис. Она заморгала, не давая пролиться набежавшим слезам.

Последний взмах руки. Самолет с ее Филом взмыл ввысь и скрылся из виду.

И она ждала. Сидела одна в большом пустом доме серыми осенними днями, пока кредиторы отца проверяли, все ли имущество семьи продано. Мать по-прежнему находилась в лечебнице, но чувствовала себя значительно лучше. Жизнь уже не казалась такой безнадежной. Да и какие причины волноваться: ведь они с Филом обо всем договорились! Все хорошо. Все будет хорошо. И длиться бы такому ее настроению дальше, если бы через два месяца после отъезда любимого Айрис не почувствовала тревоги. Что-то в ней не так... Через некоторое время подозрение переросло в твердую уверенность: она беременна. Очередной удар судьбы снова отбросил Айрис назад, к тяжелым переживаниям. К отчаянию...

... Внезапный, леденящий порыв ветра прервал воспоминания о тех невыносимых днях. Сознание быстро переключилось на сегодняшние проблемы. Айрис все еще не решила, что же ей делать в связи с появлением Филиппа Бартона в Шилдтоне. По мере того как «ситроен» приближался к дому, молодой женщине удалось кое-как взять себя в руки.

Что толку притворяться, будто для нее мало, что значит приезд человека, с которым ее столько связывало в прошлом и продолжало напоминать в настоящем. С другой стороны, так паниковать, чувствовать себя совершенно разбитой, вздрагивать лишь при одном упоминании его имени – тоже никуда не годится. Просто смешно, что она так перепугалась. Если оставить в стороне волнения, вызванные страхом за Эшлинг, то не остается ничего такого, из-за чего стоит впадать в оцепенение. Филипп наследует огромное состояние леди Хартли – ну и что? Если у него такая великолепная карьера в Лондоне, и он приехал в Шилдтон только затем, чтобы встретиться с адвокатом бабушки, убеждала себя Айрис, вряд ли сей преуспевающий молодой бизнесмен останется навсегда в родном городе. Скорее всего, привлекательный жизнелюбивый парень женат и напрочь забыл о коротком, тайном романе юности.

Из-за поворота показался дом, который очень скоро будет принадлежать кому-то другому. Привычный вид старинного особняка из теплого красного кирпича действовал на нее успокаивающе. Обреченный на продажу дом все еще оставался для Айрис надежным и безопасным убежищем.

Как-то один из гостей назвал Олдфилд Холл «средневековой жемчужиной». Возможно, этот человек был прав, подумала Айрис, усмехнувшись. Она вошла с сумками в дом. Но пожил бы здесь этот знаток средневековья зимой! В мозгу появилась беспокойная мысль об астрономических счетах за уголь и электричество, которые должны быть оплачены в начале нового года. Это была одна из причин, по которой приходилось продавать дом.

– Едешь в магазин, дорогая? – проворковала мать, появляясь в просторном холле.

Она одобрительно посмотрела на старое твидовое пальто дочери, из-под которого виднелась ладно сшитая, но далеко не новая юбка. Зеленый свитер прекрасно гармонировал с кошачьими глазами его молодой хозяйки.

Подавляя раздражение, Айрис, как всегда, терпеливо объяснила матери, что никуда не собирается ехать, так как только что вернулась из универсама. Она решила, что больному человеку нелишне напомнить о блокноте и ручке у телефона.

– Мама! Постарайся сосредоточиться! – громко произнесла дочь, глядя, как Люцилла бесцельно слоняется по холлу, проводя рукой по цветам, картинам и мебели. – У меня куча заказов на пудинги. Я закрываюсь на кухне и выйду, только когда подойдет время ехать за Эш в школу. В кухне я не услышу звонков, так что прошу тебя, следи за телефоном и принимай все заказы. Особое внимание возможным постояльцам. Главное, слушай внимательно и правильно запиши их фамилии и на какой срок они захотят у нас остановиться. Хорошо?

– Напрасно беспокоишься, милая. – Люцилла обиженно посмотрела на дочь. – Ты же знаешь, я всегда рада твоим друзьям.

Айрис закрыла глаза и мысленно сосчитала до десяти.

Она очень любила мать, но общение с ней и в самом деле требовало адского терпения. Семилетняя Эш соображала гораздо быстрее своей совсем еще не старой бабушки. Люцилла Динмор просто была не способна понять – во всяком случае, такое впечатление она производила, – что происходит в окружающем ее реальном мире. Она как будто намеренно пропускала мимо ушей слова дочери о том, что семья испытывает жестокую нужду и что именно поэтому следует аккуратно записывать имена всех потенциальных постояльцев.

Люцилла выросла в богатой семье. Затем вышла замуж за не менее обеспеченного человека, отца Айрис, который к тому же потакал всем ее капризам. Неудивительно, что она так и не смогла до конца осознать, насколько жизнь изменилась к худшему. Казалось бы, время, прошедшее после громкого скандала и газетной шумихи, сопровождавших крах мужа, должно было приучить человека к новым реалиям. Но она упорно отказывалась смотреть правде в глаза, продолжая жить в своем собственном, из прошлого сотканном мире. В ее сознании словно был воздвигнут невидимый барьер, охраняющий ее от негативной информации.

Когда стало очевидно, что денег катастрофически не хватает, Айрис впервые подумала о том, что придется брать в дом постояльцев. Мать пришла в ужас.

– Ты сошла с ума! – заявила она дочери, в изнеможении опускаясь в кресло. – Дожила! Родная дочь превращает собственный дом в пансион.

– Оставь, мама. Можно подумать, что наступает конец света, – раздраженно ответила молодая женщина.

Ей было жаль мать, но, сколько можно притворяться, что ничего не происходит и все хорошо, как прежде!

– После смерти Чарлза ничего не осталось, кроме больших долгов и этого особняка. Мы продали все, что могли. Эш быстро растет. Ей нужна одежда, игрушки и масса других вещей, которые я не в состоянии купить. Наш дом – единственная ценность, которая у нас осталась, поэтому я и решила пустить постояльцев. Если у тебя есть более подходящий вариант выхода из нашей трудной ситуации, я готова тебя выслушать, – устало закончила Айрис.

Но Люцилла, конечно, не могла предложить ничего путного. Когда при ней заходила речь о, как она выражалась, «неприличных финансовых сторонах» бизнеса дочери, мать благоразумно замолкала, прячась за высоким спасительным забором своего мирка. В то же время, когда в доме появились постояльцы, она начала вести себя как радушная хозяйка по отношению к желанным гостям и требовала от Айрис того же. Очевидно, в такие моменты Люцилла уходила в прошлое – а может, никогда его и не покидала – и начинала играть привычную для нее роль владелицы большого и богатого дома. В определенном смысле ее не наигранное умение светски общаться оказалось полезным, подумала Айрис.

Но теперь и этот нелегкий этап их жизни завершался. Дочь чувствовала себя виноватой, что до сих пор не нашла в себе силы сказать матери о предстоящей продаже Холла. Айрис корила себя за трусость, но она панически боялась истерики, которая неотвратимо последует за подобным сообщением.

А, будь что будет, – уговаривала она себя. Чем скорее скажет матери о продаже дома, тем лучше.

Отвлечься от тяжелых мыслей помогала, как всегда, работа. Руки привычно делали свое дело. Так, большой сливовый пудинг готов. Теперь надо его пропитать коньяком. И молодого Бартона следует поскорее выбросить из головы. В конце концов, никто, кроме них двоих, не знает, что произошло восемь лет назад. Этот эпизод жизни должен навеки остаться в прошлом.

Весь день и на следующее утро Айрис уговаривала себя поступить так, как она решила. Наконец к ней вернулось привычное равновесие и способность здраво мыслить. Она хлопотала на кухне, стараясь выполнить все рождественские заказы на домашние пудинги, бисквиты и пирожки. Весь стол был заставлен формами с тестом. Работа кипела. На раздумья времени не оставалось. Айрис сделала перерыв, когда наступил срок отправляться, чтобы забрать из школы Эшлинг и ее подружку Руфь, дочку Джун.

Съездила. Забрала. Вернулась. Снова за работу. Она обрадовалась, услышав, что девочки решили обосноваться в мансарде и поковыряться в старых вещах Люциллы. Эш хлебом не корми, дай только примерить старые платья бабушки. Значит, подружки на какое-то время заняты, и можно полностью сосредоточиться на работе в кухне.

Айрис была так погружена в привычные дела, что не сразу услышала перезвон старых колокольчиков, висевших на стене прямо над ее головой.

Наконец настойчивый звонок обратил на себя ее внимание. Кто-то стоит у парадной двери. Это не Джун, сразу подумала Айрис. Та уехала в соседний город за покупками и вернется не раньше чем через час. Кто же тогда? Колокольчики продолжали свой перезвон.

– Иду, иду, – прокричала на ходу Айрис, не потрудившись снять свой рабочий фартук.

Она быстро прошла по темному коридору, затем по каменному полу просторного холла и направилась к массивной дубовой двери. Кто-то, стоящий со стороны улицы, не выдержав, начал барабанить в дверь.

– Простите, что заставила вас... – проговорила молодая хозяйка, поворачивая запор, и тот час осеклась. Она почувствовала слабость в коленях и в поисках опоры судорожно схватилась за бронзовую ручку двери. Лицо покрылось мертвенной бледностью. Молодая женщина не верила собственным глазам. На пороге дома рядом с агентом по недвижимости господином Рейсом высилась крепкая фигура Филиппа Бартона.

В огороде, примыкавшем к кухне, гулял сильный, ледяной ветер. Стараясь не обращать внимания на его резкие порывы, Айрис изо всех сил пыталась воткнуть вилы в подмерзшую землю. Она выращивала фрукты и овощи в своем саду из соображений экономии. Это было, несомненно, хорошим подспорьем для тощего бюджета семьи. Хотя нельзя сказать, что ей доставляло большое удовольствие извлекать в разгар зимы из твердой как камень земли лук-порей и пастернак.

С другой стороны, Айрис по собственному опыту знала – ничто так не отвлекает от дурных мыслей, как тяжелая, напряженная работа в огороде. Сейчас, к сожалению, и это занятие не помогало избавиться от тревожных раздумий. Она разогнула усталую спину, чтобы поправить выбившийся из-под шапочки локон золотистых волос.

Что же, скажите на милость, теперь ей делать? Этот вопрос не давал покоя с того самого момента, когда на пороге дома вместе с мистером Рейсом появился Филипп. Снова и снова эта беспокойная мысль терзала возбужденный мозг Айрис, усиливая ее отчаяние. С того памятного утра минуло уже две недели, но напряжение, в котором молодая вдова жила в эти дни, не проходило. Животный страх, охвативший все ее существо, сковал природную способность к логическому мышлению. По существу, нервы Айрис находились на пределе, мозг отказывался что-либо воспринимать, кроме одного-единственного факта: в ее жизнь снова ворвался Филипп Бартон. Несчастная женщина жила с ощущением близкой катастрофы. Всечасно подстерегало ее предчувствие опасности...

... Айрис с трудом верила собственным глазам. Вид человека в дверном проеме буквально пригвоздил ее к месту. Это было как удар в солнечное сплетение – ни пошевелиться, ни вздохнуть.

– Нет никакой необходимости беспокоить миссис Динмор. Я уверен, ее дочь сама прекрасно справится с этой задачей – проведет меня по дому и покажет все необходимое.

Я не могу! – молча прокричала дочь миссис Динмор, глядя на сына преподобного Бартона.

Агент по недвижимости, недоуменно пожав плечами, спустился по ступенькам крыльца и направился к своему автомобилю. Оставшись один, Филипп широко распахнул входную дверь и, ни слова не говоря, прошел в просторный холл мимо дрожащей от волнения хозяйки.

Совершенно сбитая с толку, молодая женщина уставилась на гостя застывшими от испуга глазами. Нереальность происходящего скорее походила на жуткий ночной кошмар.

– Мне, конечно, следовало связаться с тобой заранее, – тихо проговорил Филипп. – Но я был за границей и лишь недавно узнал о случившемся.

– О случившемся? – тупо повторила Айрис.

– Я только хотел сказать, что очень сожалею о гибели Чарлза.

– А... Но это произошло давно. С тех пор много воды утекло, – еле слышно промолвила молодая вдова, беспомощно пожав плечами.

– Судя по всему, ты неплохо устроена, – сказал гость, медленно растягивая слова.

Он окинул взором старинные семейные портреты в тяжелых позолоченных рамах. Взгляд задержался на бронзовых вазах, которые выделялись на фоне хорошо отполированных старых дубовых панелей, покрывавших стены холла. Вазы с букетами зелени излучали тепло и уют. Айрис в голосе Фила послышалась циничная, злая интонация. Она почувствовала, как внутри начинает подниматься раздражение на бесцеремонное, более того – просто наглое поведение богатого, преуспевающего дельца. Айрис только было собралась спросить, зачем он здесь появился – дом-то на самом деле ему не нужен, но тут в холл вошла мать.

– Очень рада вас видеть. Издалека? – проворковала Люцилла, одаривая Филиппа обворожительной улыбкой.

Айрис чуть не застонала вслух – мать явно некстати взялась сыграть роль «любезной хозяйки» богатого дома.

Бартон же, как ни в чем не бывало, взял протянутые к нему руки немолодой дамы в свои ладони и тепло улыбнулся.

– Да, мы давно не встречались. Надеюсь, вы еще помните моего отца, преподобного Августа Бартона. Несколько лет назад он был викарием здесь, в Шилдтоне.

Люцилла лучезарно улыбнулась молодому, элегантному красавцу.

– Конечно, я не забыла его. А вы, должно быть, Фил, тот непослушный мальчишка, который вечно попадал в разные истории, – сказала она, сверкая улыбкой.

– Он самый.

– Ты сильно вырос с тех пор, как мы виделись в последний раз. Похоже, дела идут неплохо? – сказала она, одобрительно оглядывая, дорогой, явно сшитый на заказ, темно-серый костюм гостя. – Но что же это я? Ты, наверное, долго добирался до нас. Не хочешь ли чашку хорошего, горячего чая?

– Мама! Я не думаю, что...

– Пустяки, дорогая, – проговорила мать, не обращая внимания на глуховатый от напряжения голос дочери.

Люцилла взяла Фила под руку и направилась и большую гостиную.

– Бедный молодой человек проехал долгий путь. Он наверняка умирает от жажды.

– Мама! – настойчиво повторила дочь.

Но мать совершенно очевидно не собиралась откликаться на эту отчаянную мольбу. Что касается «бедного молодого человека», то, направляясь с радушной хозяйкой в гостиную, он обернулся и одарил Айрис холодной, издевательской ухмылкой.

Оставшись одна в холле, молодая женщина почувствовала, как на смену шоку и испугу быстро приходят долго подавляемые гнев и злость. Как он только посмел снова вторгаться в ее жизнь! В его поведении не было даже намека на раскаяние, не говоря уж об элементарном извинении за все причиненные им беды. С него станет додуматься до мысли, что она вышла замуж за бедного Чарлза из-за денег! Айрис горячо уговаривала себя, что не продаст Филиппу Бартону ее Олдфилд Холл ни за какие миллионы. И тут она случайно увидела свое отражение в большом зеркале, висевшем на стене. Смотревшая на нее женщина выглядела так, будто побывала в большой давке. Лицо горело от жара печи, фартук в пятнах муки и жира. В ужасе от увиденного Айрис едва не лишилась чувств. Неудивительно, что красавец Фил смотрел на нее таким злым, колючим взглядом.

Понимая, что уже слишком поздно волноваться по поводу впечатления, которое она произвела на гостя, Айрис вышла из очередного оцепенения и торопливо направилась по коридору в сторону кухни. Поставив чайник на старинную плиту, а чашки с блюдцами на поднос, она затем вернулась в холл, откуда по крутой лестнице взбежала наверх и влетела в свою комнату. Напряжение, вызванное внезапным появлением Филиппа, постепенно стало отпускать. Неожиданная мысль о новой неминуемой опасности придала ей дополнительные силы. Айрис поспешно сбросила грязный фартук, влетела в ванную комнату и стала ожесточенно тереть губкой руки и лицо. Прошлась расческой по спутавшимся волосам, ощущая частые, громкие удары сердца, будто не причесывалась, а интенсивно занималась аэробикой.

Если не удастся заставить замолчать словоохотливую мать, действительно придется пережить не самую легкую ситуацию в жизни. Единственное, что как-то успокаивало нервы, это доносившиеся сверху слабые шаги и звуки – Эшлинг и Руфь продолжали играть в мансарде.

Айрис молила Бога, чтобы девочки как можно дольше оставались наверху, подальше от посторонних глаз. Она быстро взглянула в большое, во весь рост, зеркало, проверяя свой внешний вид. Пожалуй, все не так уж и плохо. Вот только ничего нельзя было поделать со старыми джинсами и свитером. Времени переодеться во что-то более свежее уже не было, да и стоило ли показывать Филиппу, что его внезапное появление в доме имеет для нее какое бы то ни было значение.

Господи, кого ты пытаешься обмануть? – спрашивала она себя, негодуя при этом на собственную глупость. Ее выдавали лихорадочный румянец и бегающий, настороженный взгляд напряженных зеленых глаз. Ладно, будь что будет. Остается надеяться, что мать с ее гостем будут плясать под мою дудку, беспокойно подумала Айрис.

– Мы с Филом вспоминали тут о прошлом, – радостно проворковала мать, когда дочь внесла в комнату чайный поднос. – Нам действительно не хватает его дорогого родителя.

– Да... Ты права, – не очень внятно откликнулась Айрис, стараясь унять дрожь в руках, когда разливала чай по чашкам. Тщательно избегая взгляда Филиппа, она пристроилась на другом конце комнаты, как можно дальше от гостя.

Преподобный Бартон очень нравился Айрис. Строгий, ученого вида вдовец служил в годы ее юности викарием в Шилдтоне. Было очевидно, что ни он, ни домоправительницы, быстро сменявшие друг друга, не имели ни малейшего понятия о том, как следует воспитывать росшего без матери Фила. А тот уже имел устойчивую репутацию безудержного сорвиголовы.

– Сегодня ты не узнаешь свой родной город, – сказала ему Люцилла. – Старый театр эпохи королевы Виктории превратили в современную киношку. А около железнодорожного вокзала построили ужасный супермаркет, – добавила она, не желая замечать напряженного состояния дочери. – Как они называют его, дорогая?

– «Выбирай и плати», – тихо ответила дочь, уставившись в чашку, которую держала в дрожащих руках.

Это просто смешно! Что я делаю? Веду вежливую, светскую беседу, как будто вижу этого человека впервые. Еще немного, и снова неукротимо приблизится это отвратительное истеричное состояние. Казалось, что каким-то непостижимым образом она очутилась в нереальном мире. Что здесь делает этот гадкий человек? Не может быть, чтобы он серьезно думал о покупке Олдфилд Холла. Ведь Кэтрин сказала, что он обосновался в Лондоне.

Впервые с тех пор, как Филипп появился в доме, Айрис поймала себя на том, что она практически ничего о нем не знает: кем он стал? Как провел прошедшие восемь лет? Такой привлекательный, с эффектной внешностью человек уж наверняка женат, не без грусти констатировала молодая женщина.

– ... Не правда ли, дорогая?

– Что? – Внезапно прервав свои тягостные размышления, дочь в замешательстве посмотрела па мать.

– Я говорила о ваших общих друзьях, которые продолжают жить в нашем городе, – сказала Люцилла, задумчиво посмотрев на дочь, которая была необычайно бледна и нервозна. – Среди них – Джун Кемп. Ее дочка Руфь сейчас играет наверху с Эш.

– Наш гость хочет еще чаю. – Айрис быстро вклинилась в разговор матери.

– Нет, спасибо, мне вполне достаточно, – откликнулся тот, поднося чашку ко рту.

Кажется, ее поспешное вмешательство помогло направить мысли матери в ином направлении.

– Уж не собираешься ли ты вернуться и жить в Шилдтоне? – спросила она гостя.

– Ну... – начал Филипп и остановился, повернув голову и бросив взгляд на внезапно напрягшуюся фигурку Айрис. – Я и Адам Майкрофт все еще разбираем дела моей покойной бабушки, умершей более года назад. К сожалению, сильный пожар уничтожил большой дом на территории поместья. Так что пока никаких конкретных планов на будущее я не строю.

Миссис Динмор смотрела на него с минуту ничего не выражающим взглядом, а затем воскликнула:

– Бог мой! Я совсем забыла, что старая леди Хартли приходилась тебе бабушкой. Ей, должно быть, было за девяносто, когда она погибла.

– Девяносто два. – Собеседник холодно улыбнулся.

– Я ее не видела последние десять лет. Но ужаснулась, узнав, что она погибла в страшном пожаре, – сказала она с сочувствием. – Такой великолепный дом, и ничего не осталось, кроме обгоревших руин. Скажи, это правда, что леди Хартли оставила твою мать без единого пенни? – Пожилая женщина была не в силах удержаться, чтобы не упомянуть о ходивших по городу слухах. – Вроде бы она отказалась даже встречаться или разговаривать со своей дочерью, после того как та сбежала из дому и вышла замуж за твоего будущего отца?

Внук леди Хартли пожал широкими плечами.

– Кто знает? Я сам никогда не видел свою бабушку, – быстро ответил он, возвращая собеседницу к теме о городских новшествах.

Как только любопытная дама была переориентирована на безопасный, ничему не угрожающий разговор о переменах в Шилдтоне, Айрис сразу почувствовала спад нервного напряжения, в котором находилась с момента встречи Фила и ее матери. Теперь даже появилась возможность украдкой понаблюдать за человеком, которого она не видела так много лет.

Они выросли в одном городе, но шестилетняя разница в возрасте казалась тогда огромной. К тому же Фил всегда выглядел старше, да и был, казалось, взрослее своих лет. Решительный рот и сверкающие голубые глаза, которые, кстати, выглядели умудренней юного лица, усиливали это впечатление. При первом появлении Филиппа молодая женщина была слишком взволнованна, чтобы заметить какие-либо изменения в его внешности. Да вот и сейчас при более внимательном и спокойном взгляде напрашивался тот же вывод: ее бывший возлюбленный практически не изменился.

Впрочем, не совсем так. Знакомые моложавые черты лица приобрели строгое, почти суровое выражение. В его пронзительно голубых глазах появился незнакомый холодный, стальной отблеск. Ну а во всех других отношениях Фил остался все тем же потрясающе привлекательным мужчиной, которого Айрис хорошо помнила. Ах, как это несправедливо!

Филипп слегка повернулся на стуле, повел плечом и мимолетно улыбнулся чему-то, что показалось ему забавным в рассказе матери. И вдруг эти до боли знакомые черточки, движения, ужимки вызвали в молодой женщине острую сексуальную дрожь, которая прошла по всему телу.

Сжав зубы, она отчаянно попыталась переключить сознание на что-то другое, чтобы не думать о мускулистой груди, узких бедрах и сильных, стройных ногах, скрытых под темным, строгим костюмом, который молодой Бартон носил с такой легкостью и уверенностью.

Да, да, жизнь все-таки порой действительно несправедлива, подумала Айрис. Она удивилась собственным словам, которые произнесла с намеренной резкостью:

– Рада была снова встретиться с тобой, Филипп. Но ты, наверное, человек занятой, и нам не следует более занимать твое драгоценное время.

– О, Айрис! – запротестовала мать, издав короткий, нервный смешок, в то время как дочь нарочито внимательно смотрела на свои ручные часы. – Я уверена, – добавила Люцилла, – дорогой Фил не откажется переночевать у нас?

– Глупости! – выкрикнула Айрис, чувствуя, что, может взорваться в любую минуту. – Он совершенно не собирается ночевать в нашем доме. Он... он случайно оказался в нашем районе и...

– Ты ошибаешься, моя милая. Теперь, когда я об этом думаю, мне припоминается, что сегодня утром я записала в твою книжку фамилию Фила.

– Что?! – глаза молодой женщины расширились от ужаса, когда она поняла, что произошло. – Я проверяла записи. Там ничего нет, кроме звонка из магазина.

Мать виновато посмотрела на дочь.

– Я, скорее всего, ошиблась, – сказала она беззаботно. – Мне послышалось, что звонивший назвал фамилию Берсон. Я и решила, что это, должно быть, наш местный бакалейщик. Мне и в голову не могло прийти, что звонок касался именно Фила и его намерения остановиться на ночь в нашем доме.

Ты просто дура! Он пришел только затем, чтобы присмотреться к дому как к будущей покупке. Айрис хотелось прокричать матери эти злые слова, но она не могла – та еще ничего не знала о предполагаемой продаже Холла. О Господи! Час от часу не легче!

Но Люциллу Динмор, закусившую удила, уже невозможно было остановить.

– Мы будем несказанно рады, если старый друг останется с нами в Холле, – сказала она Филиппу. – Я до сих пор не могу привыкнуть к посторонним людям, расхаживающим по дому. Правда, наши гости всегда подчеркивают, что у нас гораздо приятнее и уютнее, чем в безликом отеле, – доверительно сообщила она ему и обратилась к дочери: – Все в порядке, дорогая. У нас же полно свободных комнат.

О, Боже мой, какой стыд! Ей захотелось задушить несчастную старуху. Соединить свои пальцы на шее – и не дать ни вздохнуть, ни продолжить бездумную болтовню увлеченной собой эгоистки.

– У нас все зарезервировано, – быстро солгала она.

– Каким образом? – удивилась Люцилла. – Только сегодня утром ты говорила, что на выходные в доме нет ни одного жильца.

Айрис заскрипела зубами от досады. Она пыталась вспомнить – хоть какую-нибудь фамилию постоянного клиента, кто мог бы заказать комнату, но тут же поймала холодный, насмешливый блеск голубых глаз гостя.

У нее оборвалось сердце, когда она поняла, что Филипп попросту забавляется ее растерянностью, ее нервным срывом. А что она, собственно, такого сделала, чтобы вызвать его враждебность? В конце концов, это он бросил ее, а не наоборот.

– Я бы с удовольствием остался в Холле, – медленно произнес мистер Бартон, с сардонической ухмылкой подмечая выражение испуга, застывшее на лице молодой хозяйки. – К сожалению, – добавил он, выдержав длинную паузу, – я должен сегодня вернуться в Лондон. Но мне бы хотелось перед отъездом осмотреть дом. – Продолжая улыбаться, он обратился к миссис Динмор: – Я вижу, этот особняк принадлежит к временам Тюдоров и является старейшим в Шилдтоне.

– Абсолютно верно. Я думаю, Айрис будет просто счастлива, провести тебя по Холлу.

Боже! Ему все это явно доставляет удовольствие. Тело молодой женщины дрожало от напряжения. Выказывая полное нежелание признавать себя непрошеным гостем, Филипп, казалось, даже получал некое мрачное удовольствие от созданной им опасной ситуации. Но что делать ей? Как поступить? Необходимо, наконец, избавиться от него, и как можно скорее.

И надо же такому случиться – едва она решилась быстрой экскурсией по дому приблизить его к выходу, как в дверь громко постучали.

– Есть кто-нибудь? – Джун Кемп просунула голову в дверь гостиной. – Я заехала, только чтобы забрать Руфь. Надеюсь, она вела себя прилично?

– Конечно. Все в порядке. – Айрис улыбнулась подруге, тотчас испытав огромное облегчение. Подарена возможность передышки, и на том спасибо. Но через минуту она услышала детский смех и поняла, что уже ничто не сможет пресечь неотвратимое.

– Мама, мама! Мы так здорово повеселились! Мы надевали все бабушкины платья! – торопливо сообщила Эш, сбегая вниз по ступенькам лестницы в гостиную. За ней следом топала Руфь. – Мы выглядели потрясающе!

– Я не сомневаюсь, – с трудом выговорила юная мать.

Она буквально застыла от страха, глядя, как девочки с криками носятся по комнате. Айрис, конечно, не надеялась обмануть умного, проницательного Фила. Интересно, а что скажет Джун, которая знала Эшлинг почти со дня рождения? Заметит ли она поразительное сходство этих двоих с их темными курчавыми головами и блестящими голубыми глазами?

Но подруге было не до сопоставлений. Она заворожено смотрела на высокого, черноволосого незнакомца, который медленно поднимался со стула.

– Не может быть... – воскликнула Джун, когда мужчина широко улыбнулся ей. – Силы небесные! Это же Фил Бартон! – Она рассмеялась. Щеки женщины вспыхнули румянцем, едва он сделал несколько шагов в ее сторону. – Я слышала, что ты объявился в городе, но не надеялась встретить тебя так скоро. Ты почти не изменился.

– Поскольку я каждый раз вздрагиваю при воспоминании о своей бурной юности, то искренне надеюсь, что все-таки хоть немного, но изменился, моя дорогая Джун. – Фил ухмыльнулся, поднося ее руку к губам.

Несмотря на паническое состояние, в которое ее повергло появление Эшлинг в гостиной, Айрис с удивлением почувствовала, что ей вовсе не доставила радости подобная галантность незваного гостя. Остается надеяться, что спокойная и разумная подруга проигнорирует его знаки внимания. Тем не менее, старые школьные друзья оживленно болтали. Джун так и светилась от сокрушительного обаяния этого ужасного человека. Ведь надо же, в одно мгновение из уставшей, озабоченной женщины она превратилась в привлекательную, соблазнительную красотку. Фил – в своем репертуаре. Ничего не скажешь – артист! Айрис вынуждена была признать потрясающее воздействие этого мужчины на женщин. Джун неохотно простилась с ним и хозяйками дома.

– Ничего себе! – воскликнула она, когда Айрис провожала подругу с дочерью до входной двери. – Когда я подъехала к твоему дому и увидела роскошный автомобиль, мне и в голову не могло прийти, что здесь Фил Бартон. Вот это сюрприз!

– Да уж, сюрприз так сюрприз, – мрачно согласилась Айрис.

– Не понимаю. – Лицо Джун напряглось в недоумении. – Если и для тебя встреча с ним неожиданна, то объясни, что в таком случае он здесь делает?

– Не спрашивай меня ни о чем, – простонала Айрис. – Это все из-за продажи Холла. Но теперь все так запуталось... – Она осеклась на полуслове, беспокойно оглядываясь через плечо. – Я тебе позвоню завтра и все объясню, – добавила она, быстро наклоняясь и целуя Руфь. Затем поспешно вернулась в гостиную.

За время ее короткого отсутствия в комнате произошли необратимые изменения.

– ... Конечно, Эшлинг очень умная девочка, – говорила мать. – Я надеюсь, что она сможет попасть в классическую школу. Ей всего семь лет, так что все еще впереди, – добавила она, похлопывая сидящую у нее на коленях внучку по блестящим черным кудряшкам.

– В июле мне будет уже восемь лет, – быстро вставила Эш, спрыгнув на пол. Она подбежала к рослому мужчине, элегантно облокотившемуся о камин. – А сколько вам лет?

– Мне столько лет, сколько моему лицу, и я немного старше своих зубов, – ответил Филипп и лениво улыбнулся, взирая сверху вниз на малышку.

– Очень умный ответ! – Эш показала зубки гиганту, который возвышался над ее маленькой фигуркой, как Гулливер над лилипутом. – Вы у нас поживете немного?

– Боюсь, что не смогу, – пробормотал Филипп, сдвинув темные брови над переносицей. Видимо, в какой-то момент у него зародилась смутившая его мысль – еще не догадка, но предостережение. По мере того как он смотрел на девочку, его беспокойство росло.

– Очень жаль, мы могли бы поиграть. Я люблю играть в шарады и загадки. Моя подруга Руфь загадала мне одну сегодня. Я думаю, даже бабушка не знает ответа, – доверительно сообщила она гостю.

Айрис стояла в дверном проеме не шевелясь. У нее было ощущение, что она наблюдает за тем, как поднимается занавес перед последним актом греческой трагедии. Безучастно ожидая кары Немезиды, она увидела, что Фил смотрит на себя в большое зеркало, висящее над камином. Он явно нервничал, глаза сузились до темных стальных точек. Точки сначала сверлили зеркальную поверхность, потом переместились на маленькую девочку в дальнем углу гостиной.

Страх парализовал все тело юной матери. Она была не в состоянии предотвратить крушение своего семейного очага. Сердце бешено колотилось в груди, когда Айрис смотрела на Фила, продолжавшего мрачно изучать свое отражение в зеркале. Потом словно придя к какому-то решению, он пересек гостиную. Вежливо попрощался с миссис Динмор и с минуту внимательно смотрел на Эшлинг. Затем быстрым шагом подошел к тому месту, где стояла Айрис. Взяв ее за руку железной хваткой, он, почти не сбавляя скорости, потащил ее в холл, захлопнув за собой дверь гостиной.

– Боже мой! – взорвался он. Звук сердитого голоса громко отдавался в огромном сводчатом пространстве холла. – Почему ты мне ничего не сказала?

– Не сказала чего? – еле слышно проговорила Айрис, зная, что никогда не умела толково и правдоподобно солгать. – Я не понимаю, о чем ты говоришь.

– О нет! Ты прекрасно понимаешь, о чем речь! – грубо ответил он, впиваясь пальцами в ее руку. – Та маленькая девочка в холле, она – теперь я в этом совершенно уверен – моя дочь!

– Нет. Ты... ты ошибаешься, – прошептала Айрис, безуспешно пытаясь увернуться от его взгляда, растерянного и злого одновременно.

– Я не намерен выслушивать тут всякую чушь, Айрис, – выдавил из себя Филипп не без злых нот в голосе. Посмотрев на часы, он в сердцах выругался себе под нос. – К сожалению, я уже опоздал на очередную встречу. Но если ты думала, что восемь лет назад видела меня последний раз в жизни, ты глубоко ошибалась! – прогремел он с такой ледяной интонацией, что по спине молодой женщины побежали мурашки. – Я вернусь, как только смогу. Это не угроза – это обещание!

Айрис не сомневалась, что он вернется. Она дрожала от холода и нервного перенапряжения. Филипп недвусмысленно дал понять, что не оставит ее в покое, и она не в силах была противоборствовать. Оставалось только ждать неминуемого, страдая от отчаяния и безысходности.

И что же теперь? Пройдут дни, недели, и это ощущение близкой беды не смягчится, не пройдет? Неужели человек может так долго нести в себе кошмар ожидания, неужели зловещая тень Фила навсегда омрачит и без того нелегкую, но устоявшуюся ее жизнь?

В это время года Айрис обычно была очень занята, выполняя заказы на рождественские кондитерские изделия. Но сейчас она не могла заставить себя сосредоточиться даже на простейшей работе. После того как Филипп Бартон снова вошел в ее жизнь, Айрис была не в состоянии сконцентрировать внимание на настоящем, потому что ее мозг переполняли воспоминания.

– Мама, ты где?

– Я здесь, – отозвалась Айрис, увидев, как Эш появилась в другом конце старого зимнего сада, обнесенного стеной.

– Скорее! – торопила Эш, бежавшая по гравиевой дорожке к матери. – Если мы не поспешим, я пропущу урок верховой езды.

Айрис сморщила нос, посмотрев на часы.

– Извини, малышка. Я совершенно забыла о времени.

– Сними, пожалуйста, эту старую одежду, – попросила Эш, критически осматривая стройную фигуру матери, облаченную в пыльные джинсы и ветровку, знавшую лучшие времена. – И у тебя в волосах запутались листики.

– Эй, расслабься! Сегодня суббота. Зачем нам наряжаться в выходные? – Айрис рассмеялась и наклонила голову, предлагая таким образом дочери вытащить траву из густой шапки волос.

– Я думала, ты собираешься сделать рождественские покупки.

– Ты права, моя ласточка. Я совсем об этом забыла. Ладно, ты выиграла. – Она улыбнулась Эш. – Попробую найти наряды, более подходящие случаю.

Юная леди сама назначила себя распорядителем материнского гардероба и по одной ей ведомым критериям безапелляционно решала, что идет или не идет матери, что годится для того или иного случая. А сама Айрис, не имея лишних денег на одежду, давно перестала реагировать на призывы капризной моды.

– Что ты собираешься надеть? – требовательно спросила девочка, освободив, наконец, волосы матери от листьев.

– Обещаю подумать.

– Все мои друзья говорят, что ты очень симпатичная. Когда я вырасту, куплю тебе много-много красивых платьев, – торжественно объявила она.

– Спасибо тебе, кроха. – Мать с улыбкой посмотрела на дочку. В свои двадцать шесть она, Айрис, если верить доктору Хоггину, оставалась привлекательной женщиной, и все же знала, что Эш, когда вырастет, будет несравнимо красивее ее. С шапкой черных вьющихся волос и огромными ярко-голубыми глазами маленькая девочка уже сейчас была точной копией своего неотразимого отца. Это тоже создавало свои проблемы. Дело было не только в угрозе Фила вернуться в Холл, что само по себе уже не могло не волновать. Надо было еще подумать над тем, во что стоит посвятить друзей. Наверное, следует сказать правду и сделать это как можно скорее. Если Джун, слишком возбужденная внезапной встречей с другом юности, не сумела разглядеть потрясающее сходство между отцом и дочерью, то вряд ли остальные ее друзья будут так же слепы. Но самое главное – это Эшлинг. Как она сможет объяснить маленькой девочке, что произошло восемь лет назад?

– Мама, хватит мечтать. Поторопись, пожалуйста, – капризным тоном заговорила Эш, пританцовывая от нетерпения.

– Дай мне пять минут на то, чтобы переодеться, и едем, – пообещала мать и тяжело вздохнула. Она подняла ведро с овощами и медленно пошла за дочерью по садовой дорожке.

– Не паникуй, до Рождества еще десять дней.

От неожиданности Айрис растерялась. Кто-то произнес эти слова приглушенным голосом прямо ей на ухо. Она вскрикнула, и чуть было не выронила большой пакет свертков, который держала обеими руками. Обернувшись, молодая женщина увидела прямо перед собой смеющиеся карие глаза Джека Хоггина.

– Ради Бога, Джек! – проговорила Айрис, тяжело дыша. Доктор тем временем быстро освобождал ее руки от поклажи. – И так не протиснуться через толпу, а ты еще пугаешь до полусмерти!

– У меня и в мыслях не было пугать тебя, – улыбнулся молодой человек. – Почему, хотел бы я знать, в это время года люди, теряя разум, мечутся по магазинам? Происходит какое-то повальное сумасшествие. Создается впечатление, что всю страну охватил всеобщий покупательный психоз.

– Не знаю. Наверное, это действительно со стороны выглядит довольно странно, – согласилась Айрис, и молодые люди направились к автомобильной стоянке. – А ты что здесь делаешь? В центре города в пятницу утром? – поддела она друга. – Настоящему врачу следует находиться в своей клинике и ухаживать за больными и страждущими.

– Я специально освободил это утро для покупок, – признался доктор, тоскливо улыбнувшись.

Он уговорил свою спутницу зайти в ближайшее кафе и выпить по чашке знаменитого «Зимнего горячительного коктейля» – горячего шоколада с порцией бренди.

– Напиток согреет нас, и он безопасен, ты спокойно сможешь доехать до дома, – успокоил Джек молодую женщину, которая считала неразумным принимать алкоголь в такое время суток. – А может, ты составишь мне компанию, и мы пообедаем вместе в одном из ресторанов?

Айрис отрицательно покачала головой.

– Прости, Джек, сегодня не могу. Мама лежит в постели с простудой, и я должна быть дома.

– Очень жаль. Кстати, ты сама выглядишь не совсем здоровой, – сказал доктор, озабоченно глядя на бледное, осунувшееся лицо с темными кругами у глаз.

– Со мной все в порядке, – сказала Айрис и как-то неуверенно пожала плечами.

Но она прекрасно знала, как выглядит.

Сегодня утром из зеркала на нее смотрело испуганное лицо. Пугаться было чему – вид у нее был, как говорится, краше в гроб кладут. Она понимала, что причиной ее нервного срыва стало не только волнение, связанное с возвращением Филиппа Бартона. Много хлопот доставляла мать.

Айрис все-таки пришлось сказать ей о необходимости продать дом, и Люцилла среагировала на эту новость в точности так, как и ожидалось. У молодой женщины все сжималось внутри, когда она вспоминала, какие нелепые, истеричные упреки бросала ей мать. Потом был глубокий обморок. Случилось это более недели назад. С тех пор Люцилла оставалась в постели. Она утверждала, что сильно простудилась и отказывалась выходить из своей спальни. Поведение пожилой женщины вызывало у дочери все растущую тревогу.

Тяжело думать, но нынешнее состояние матери было сродни тому, в котором она находилась восемь лет назад, когда разразился скандал, связанный с ее мужем. Айрис старалась не поддаваться панике, вспоминая то ужасное время. Но она знала, что если мать будет, как и раньше, прятаться от правды в своей комнате, то ей снова потребуется помощь психиатра.

– Хочешь, я заеду к вам и осмотрю ее?

– Только не сейчас. Я позвоню тебе, если ей станет хуже, – ответила Айрис и быстро перевела разговор на другую тему. – Что ты делаешь на Рождество? Поедешь к родителям?

Он кивнул:

– Жаль, что вы с Эшлинг не сможете присоединиться ко мне. Родители тоже очень расстроились, когда узнали об этом.

– Извини, на Рождество у меня всегда запарка, – последовал уклончивый ответ.

Ей нравился Джек, нравились и его родители. Но пока она не решила, принять ли ей неоднократные предложения доктора о замужестве, Айрис не хотела слишком тесно сближаться с его семьей.

В любом случае мысль о том, выходить или нет ей замуж, в данный момент, честное слово, являлась не самой актуальной. Кроме того, было бы нечестно по отношению к человеку, так хорошо к ней относящемуся, вовлекать его в сомнительную историю. Как только Филипп Бартон выполнит свое обещание и вернется в Шилдтон, неприятностей и впрямь не избежать.

Прошло уже три недели, как он уехал в Лондон, но напряжение, в котором находилась Айрис, так и не отпускало ее. Это похоже на ожидание взрыва бомбы. Женщина мучилась от сознания того, что ловушка, в которую она попала, не имеет выхода. Даже если Фил будет посещать город короткими наездами, правду все равно не удастся скрыть. Как только люди обратят внимание на очевидное сходство Филиппа и Эшлинг – эти волосы, эти глаза! – каждому жителю маленького городка станет ясно: перед ними отец и дочь.

Айрис понимала, что дальше откладывать нельзя – она должна сказать Джун и остальным друзьям о том, кто в действительности является отцом ее дочери. Во всяком случае, это надо сделать, прежде чем начнутся перешептывания на каждом углу. Но одно дело – решить что-то сделать, и совсем другое – осуществить задуманное. У нее просто не хватало духа открыть всю правду. От одной только мысли, что предстоит объяснить Джеку события восьмилетней давности, ее бросало в холодный пот. Ведь он, как и все их знакомые, считал Чарлза Олдфилда отцом Эш.

– ... Я заеду за тобой около семи. Договорились?

– Что? – Айрис какое-то мгновение непонимающе смотрела на своего спутника. Она так была занята своими мрачными мыслями, что пропустила мимо ушей слова, обращенные к ней.

Джек выглядел обиженным:

– Я думал, что мы обо всем договорились несколько недель назад. Ты что, забыла про вечеринку в старом здании Ассамблеи? Ее организаторы надеются собрать большие средства и обеспечить поддержку городу в защите старой водяной мельницы.

– Господи! У меня совершенно вылетело из головы, – призналась Айрис, устало и виновато улыбаясь. – В последнее время посыпалось столько заказов на рождественскую выпечку, что пришлось, не разгибаясь, возиться на кухне. Хорошо еще, что семья Кемп пригласила Эшлинг поехать с ними в Лондон. Они переночуют в доме сестры мужа Джун – Томаса. Эш просто в восторге оттого, что увидит новогоднюю панораму и пойдет в большой супермаркет на встречу с Санта-Клаусом!

– Повезло малышке – она весело проведет время, – согласился Джек, тепло улыбаясь. Жаль только, что Джун не попадет на вечеринку. Никто не знает, кому принадлежит строительная компания «Портсмут Констракшн». А ведь опасность идет именно от нее. Компаньоны собираются снести мельницу, обезобразить старый пруд громоздким яхт-клубом. Ясно, что город категорически против этого. Обстановка накаляется, и остается лишь надеяться, что конфликт разрешится мирным путем.

– Да, хорошо бы, – откликнулась Айрис, зная, как возмущены горожане, что строители посягнули на старую достопримечательность Шилдтона. Люди полны решимости не допустить подобного варварства.

Древняя мельница, сохранившаяся с прошлого века, была заброшена и не использовалась последние сорок лет. Жители Шилдтона чтили ее как памятник старины и очень гордились древней постройкой. Но теперь над этим уникальным сооружением нависла угроза уничтожения. Несколько причин спровоцировали ситуацию. Во-первых, небольшой городок на востоке Англии был вовлечен в сферу быстро развивающегося туризма. Кроме того, местные любители парусного спорта все настойчивее требовали от властей предоставить им возможность иметь собственную современную базу. Резоны понятные, но им были противопоставлены другие соображения.

Городская общественность подняла шум еще и потому, что у древней мельницы был уникальный принцип действия. Ее работа обеспечивалась напором речной воды, которая попадала в пруд во время приливов из Северного моря. Когда уровень воды на реке спадал, из пруда выпускали накопившуюся воду – она-то и вращала огромные колеса.

Насколько Айрис знала, была еще одна такая же мельница. Она стояла где-то выше по реке.

Двадцать лет назад ее реставрировали. Если там жители смогли собрать деньги на ремонт уникальной древности, то мы можем сделать то же самое, заявила решительно Джун Кемп. Затем она с друзьями-единомышленниками организовала кампанию протеста против сноса древней мельницы. Но тут в неловком положении оказалась Айрис.

Мельница, окружающие ее земли и большой мельничный пруд одно время принадлежали семье Олдфилд. Начиная с XVI века они сдавали все это в аренду мельникам. К сожалению, покойный муж Айрис – Чарлз, нуждаясь в деньгах для оплаты очередного карточного долга, поторопился продать мельницу местному строителю.

– Ты здесь ни при чем, – не раз говорила Джун, подчеркивая, что чехарда с владельцами – вовсе не вина Айрис. – В конце концов, строительство нескольких домов – это одно, а полная перепланировка участка, да еще грандиозные планы «Портсмут Констракшн» – совершенно другое.

Хорошо бы, конечно, найти какой-то вариант, который бы удовлетворил яхтсменов и сохранил древнюю мельницу, думала Айрис, собирая свертки, пока Джек расплачивался за коктейли. Первое, что приходило в голову, – это переговоры с «Портсмут Констракшн». Но, по словам Джека, никто ничего не знал ни о компании, ни о ее владельцах.

– Тебя что-то тревожит, дорогая? – мягко спросил доктор, заметив, что его спутница дрожит от холода, когда они покинули теплое, уютное помещение кафе. – Выглядишь ты совсем неважно.

– Да нет, все в порядке, – сказала она твердо, видя, что Джек продолжает озабоченно смотрит на нее. – Возможно, немного устала. Но я чувствую себя достаточно хорошо, чтобы пойти на сегодняшнее мероприятие.

– Айрис, ради Бога, постарайся больше внимания уделять своему питанию и сну. Иначе я буду настаивать на том, чтобы ты прошла полное обследование в моей клинике.

– Хорошо, хорошо. Все, что скажете, доктор. – Она подняла руки вверх, изображая полную сдачу на милость эскулапа.

– Да, совершенно забыл. Мне очень жаль, что ты решила продать Холл, – сказал он, когда они шли по улице, заполненной предрождественской толпой. – Томас Кемп сообщил мне, что ты разрешила ему ознакомиться с архивами Олдфилд Холла.

– Да... – ответила она, чувствуя неловкость оттого, что до сих пор не сказала своему другу о предстоящей продаже дома. – Я отдала Томасу целый ворох старых документов, потому что он очень интересуется историей нашего города.

– Жаль, что тебе приходится продавать дом, – повторил доктор, хмурясь. – Айрис, ты знаешь, как я к тебе отношусь. И хотя сейчас не время и не место обсуждать такие вещи, скажи все-таки, могу ли я чем-нибудь тебе помочь?

– Я... я обязательно подумаю об этом, – сказала она уклончиво, испытывая облегчение оттого, что ей не пришлось отвечать на более конкретные вопросы влюбленного Джека. В этот момент толпа, заполонившая тротуар, развела друзей в разные стороны, и они потеряли друг друга.

Новость о том, что владелица Олдфилд Холла собирается продать особняк, разнеслась по всему городку и теперь оживленно обсуждалась, чуть ли не в каждом доме. Айрис была поражена тем, как горожане восприняли это известие. Многие останавливали хозяйку Холла на улице и выражали ей искреннее сочувствие. Для уставшей, издерганной женщины такое внимание служило большим утешением и поддержкой. Пришлось только удивляться числу людей, которым была небезразлична судьба ее семьи.

Друзья Айрис, включая Джун и Кэтрин, обещали заняться поисками приличного домика, куда бы она могла переехать с матерью и Эшлинг после продажи Холла. Но это оказалось не таким уж простым делом. В данный момент на рынке недвижимости не было ничего подходящего. Правда, Мрачный Рейс, как окрестили в Шилдтоне агента по недвижимости, считал, что Айрис не стоит особо беспокоиться об этом, так как надежда на быструю продажу особняка невелика. А пока суд да дело что-нибудь обязательно подвернется.

– Я рассчитывал на мистера Бартона, – сказал он с грустью в голосе. – Но зачем одинокому мужчине, каким бы богатым он ни был, обременять себя столь большим и старым домом? Вряд ли, миссис Олдфилд, мне в ближайшее время удастся найти вам нового покупателя.

Трудно передать, что почувствовала Айрис, услышав, что Фил до сих пор не женат. Весть о его коротком визите в Шилдтон и, особенно о том, что этот богатый красавец все еще свободен, стала главной темой разговоров среди их друзей. Джун совершенно явно хотела встретиться с Филом еще раз. Кэтрин завидовала подруге, что той хоть раз удалось пообщаться со школьным сердцеедом. Ей, первой сообщившей о приезде Фила в город, было особенно обидно упустить возможность встречи.

– Если бы я только знала, что он зайдет к Адаму по делам! – сокрушалась Кэтрин. – Фил такой же красивый, как и раньше? – спросила она и искренне рассердилась, когда Джун сделала вид, будто пытается вспомнить, каким же стал интересующий ее объект.

– Ну... – нарочито медленно начала Джун, подмигнув Айрис, – можно сказать, что Филипп Бартон стал еще ослепительнее. Он, конечно, по-прежнему красив. Но теперь, став более искушенным человеком и преуспевающим бизнесменом, он приобрел... как бы это выразиться? Сексуальную притягательность, что ли. Ты понимаешь, что я хочу сказать?

– Ну почему мне так не везет? Когда же я увижу Фила? – причитала Кэтрин, унося с собой новые подробности о несравненном Бартоне.

– Только, пожалуйста, не упрекай меня – мне самой стыдно, что так раздразнила подругу, – смеясь, покаялась Джун, когда они остались вдвоем. – Уж очень редко выпадает удача обскакать Кэтрин на повороте. Тебе-то хорошо, ты, я вижу, совершенно равнодушна к Филу. Но я, хоть и счастлива в браке, чуть с ума не сошла, когда он посмотрел на меня своими огромными голубыми глазами...

... Айрис неспешно перебирала в памяти детали этого недавнего разговора.

– Вот мы и пришли, – раздался голос Джека.

– Что?.. – удивленно спросила Айрис, прежде чем увидела, что стоит у своего старого «ситроена», получившего в семье ласковую кличку – «французик».

– Почему ты не запираешь машину, когда оставляешь на улице без присмотра? – назидательно выговаривал ей Джек, открывая дверцу, чтобы положить покупки на заднее сиденье.

– Бесполезно. Замки давно проржавели, а на новые денег нет, – сказала она уныло. – Спасибо за коктейль. Я действительно согрелась. А также за то, что помог донести свертки, – добавила молодая женщина.

Джек наклонился, и быстро поцеловала ее в щеку.

Сев за руль, Айрис повернула ключ в замке зажигания. В ответ ни звука. Минут десять она пыталась завести машину, испробовав все известные ей способы. Но, увы, «французик» молчал. Было от чего прийти в уныние. В сердцах она выругалась.

– Эту старую развалюху давно пора отвезти на свалку.

При звуке знакомого низкого голоса, прозвучавшего так неожиданно, Айрис вскрикнула от испуга – второй раз за сегодняшний день. Быстро обернувшись, она уставилась в лицо высокого темноволосого атлета, который занимал все ее мысли на протяжении последних недель.

– Филипп? Что ты здесь делаешь? – проговорила она с трудом.

Лицо Айрис стало белее снега, когда она смотрела остановившимся взглядом на высокую фигуру Филиппа Бартона. Его безукоризненно сшитое черное кашемировое пальто поверх строгого черного костюма больше подходило для лондонского Сити, чем для небольшого торгового городка, каким являлся Шилдтон.

– Имею удовольствие спасать девицу, которая попала в затруднительное положение, – ответил он довольно холодно.

– А вот уж от этого прошу меня избавить, – парировала пришедшая в себя женщина.

– Не будь занудой, Айрис! Эта куча металлолома не может даже сдвинуться с места. Я, между прочим, еду в Шилдтон. Если хочешь – могу подбросить. – И он показал на длинную черную спортивную машину, которая стояла в нескольких метрах от «ситроена».

– Почему ты так со мной обращаешься? – с обидой в голосе спросила Айрис, ударяя кулачком по рулю своего автомобиля.

– Как? – спросил Филипп со смехом. – Разве я виноват в том, что ты разъезжаешь по городу в древней колымаге, которую давно пора положить под пресс?

– Я имею в виду... почему здесь, посреди улицы? – процедила она сквозь зубы. – Ты не мог позвонить и договориться о встрече? Как любой нормальный человек?

– Потому что я сыт по горло твоими идиотскими выходками, – сердито ответил Филипп. Игнорируя протесты Айрис, он стал переносить покупки в автомашину. – Залезай в автомобиль и помолчи немного! Я не могу понять, что происходит – или твоя мать намеренно меня дезинформирует, или существует специальная установка, чтобы не брать трубку. Что ты стоишь? Садись в машину! – распорядился он, с явным нетерпением ожидая исполнения своего приказа.

Но Айрис не собиралась идти у того на поводу.

– Уж кто-кто, а мама к тебе относится великолепно, и если бы ты звонил, она наверняка записала бы твое имя, – продолжала негодовать молодая женщина, пока великолепная спортивная машина прокладывала путь к Олдфилд Холлу. Она лукавила: мать болеет в своей комнате, а сама Айрис старалась не брать трубку.

– Если мне не изменяет память, ты открыла пансион в своем доме...

– Ничего подобного! Мы только иногда приглашаем постояльцев, – перебила его Айрис и тут же с ужасом подумала, что она начинает повторять слова матери.

– ... И больше звонить не буду, потому что не желаю, чтобы посторонние люди отвечали на мои звонки, – закончил он решительно.

– И телефон тебя не устраивает, и другие способы нормального общения – тоже не подходят, – сказала Айрис раздраженно. – Во всяком случае, не было никакой необходимости... похищать меня таким образом.

– Похищать? По-моему, это называется иначе. Я всего-навсего помогаю тебе выбраться из нескладной ситуации, – терпеливо объяснил Филипп.

– Я не нуждаюсь в твоей помощи, – продолжала сердиться Айрис. – И уж как-нибудь сама способна справиться с проблемой.

– Позволь мне усомниться в этом, – сухо ответил Филипп, предупреждая ее очередной резкий выпад.

Он остановился у застекленной будки телефона-автомата. Вышел из машины, даже не позаботясь прикрыть за собой дверь. Набрал номер и заговорил намеренно громким голосом:

– Хендерсон? Это Бартон. Позвони, пожалуйста, в автомастерскую и попроси их забрать старый «ситроен». Он застрял где-то неподалеку от театра. Пусть они займутся им, тщательно все проверят. Да, скажи, чтоб обратили особое внимание на электропроводку под приборной доской.

– Великолепно! – взорвалась Айрис, когда он, положив трубку, вернулся в машину. – А на чем я, скажи на милость, буду ездить, пока машина в ремонте?

– Я прослежу, чтобы она была готова до моего отъезда.

– Если ты думаешь, что такой объем работы можно сделать по мановению волшебной палочки, то ты просто ненормальный. Не знаю, кто такой мистер Хендерсон, но даже опытные мастера не могут творить чудеса.

Обычно мягкий голос Айрис сейчас был резким и раздраженным, звук его будто усиливался в замкнутом пространстве машины. Айрис заставила себя сделать глубокий вдох и успокоиться. Криком и грубостью разве добьешься чего-нибудь от него? Не человек – скала.

– Что ты делаешь в Шилдтоне? – спросила она минутку спустя уже более спокойным тоном.

Никчемный, прямо сказать, вопрос. Более того, просто глупый. Ответ-то известен заранее. Тем не менее, ей было приятно убедиться, что она в нужный момент может взять себя в руки. Да и сама встреча с человеком, который держал ее так долго в страхе и напряжении, откровенно говоря, не показалась ей совсем уж неприятной.

Конечно, с ее стороны было неразумно вести себя так грубо и агрессивно и постоянно нарываться на ожесточенные ссоры с Филом. Но что делать? Она испытывала жгучую потребность сделать ему больно, так и хотелось обидеть его как можно глубже. Столь долго копившаяся злость – реакция на предательство восьмилетней давности – должна была найти выход. Выговориться – и вроде бы и легче станет.

– Зачем я здесь? – Он небрежно пожал плечами. – Надеюсь, ты не забыла, что я обещал вернуться?

– Ты прав, не забыла!

– В таком случае, спешу тебя обрадовать – я все еще хочу осмотреть дом. – Голос звучал безразлично. Недоверие, отразившееся на лице Айрис, было проигнорировано. – Мой прошлый визит в Олдфилд Холл слишком быстро завершился, мне не удалось все рассмотреть, как хотелось бы.

– Допустим, тебе позарез необходимо узнать все о доме, но разве не лучше было бы передоверить осмотр мистеру Рейсу?

– В последнюю нашу встречу, если мне не изменяет память, ты настаивала прямо-таки на грани истерики, чтобы не вовлекать в это дело агента. Как прикажешь понимать сегодняшнее твое заявление? Ты передумала?

– Я... я хочу сказать, что теперь, когда моя мать знает о продаже Холла, это уже не имеет значения, – попыталась оправдаться Айрис.

– Надеюсь, миссис Динмор не очень расстроена?

– Я бы не сказала, что она в восторге, – не без издевки заметила Айрис и тут же добавила: – Боюсь, ты не сможешь встретиться с ней сегодня, мама сильно простужена и лежит в постели.

– Весьма сожалею. Жалею ей скорейшего выздоровления, – сочувственно произнес Филипп, поворачивая машину на дорогу, ведущую к Олдфилд Холлу. – У вас сейчас есть постояльцы?

– Нет. Почему ты спрашиваешь об этом? – спросила Айрис, с подозрением взглянув на красивый профиль сидящего за рулем мужчины.

– Я только хотел убедиться, что не доставлю вам лишних хлопот, – ответил Филипп. – Судя по всему, нет никаких серьезных причин откладывать осмотр дома на будущее. Как ты считаешь?

Посмотрев мрачно на Фила, Айрис тяжело вздохнула.

– Наверное, нет, – тихо сказала она.

Автомобиль тем временем остановился у главного подъезда Холла.

Айрис считала, что ведет себя малодушно, уступая просьбе Фила. Судя по всему, особняк не так уж и интересовал незваного гостя. Но в то же время вряд ли имело смысл продолжать упорствовать, настаивать на своем – все равно не переспоришь этого твердолобого упрямца.

Тот, видимо, забавляясь, играл с ней в кошки-мышки и ждал, когда же она, наконец, дойдет до полного нервного истощения и выложит свои карты на стол. Уж Айрис ли не знать, чего он потребует. При одной мысли об этом ей становилось дурно.

Пока Бартон помогал ей перенести свертки в дом, молодой женщине удалось немного успокоиться. Правда, нервная дрожь не отпустила ее даже в тепле прогретого помещения. Единственное, что утешало, – на этот раз Эшлинг не было дома. Она, слава Богу, в Лондоне, с семьей Джун, далеко от незваного папаши, и вернется домой только завтра, к тому времени, дорогая моя малышка, твоя мамочка что-нибудь да придумает, уговаривала себя Айрис. Однако что бы она ни говорила, чем бы ни занималась, постоянно ощущалось присутствие Филиппа, как и угрозы, исходящей от него. Что-то следовало предпринять, чтобы разрядить обстановку. Но что? Три недели она живет в состоянии панического страха. И безучастно ждет, как приговоренный к повешению – неизбежной петли. Пора бы начать действовать.

Чего она, собственно, так боится его? Конечно, она знала раньше совершенно другого человека. Но не мог же он за восемь лет так измениться, чтобы при одном его появлении паниковать? Впрочем, уговаривай себя – не уговаривай, а нервный спазм, сковавший желудок, так и не проходил.

Ее решение взять ситуацию в свои руки, судя по всему, совершенно не совпадало с настроением Филиппа – он вовсе не собирался представлять ей такую возможность.

– Очень милая комната, – сказал он, оглядывая уютную, теплую кухню со старомодным дубовым буфетом, большим сосновым столом и удобными стульями. – Я чувствую себя здесь как дома. Может быть, стоит остаться на денек-другой?

– Что?!

– Чему тут удивляться, дорогая Айрис, – не без насмешки произнес он, видя застывшие от ужаса глаза несчастной женщины. – Ты сама говорила, что вы берете постояльцев.

– Да, но...

– И поскольку ты успела сказать, что в данное время у вас никого нет, мне-то, надеюсь, найдется свободная комната?

– Нет, нет, это невозможно, – прерывающимся голосом проговорила она, пытаясь найти подходящий предлог для отказа. – Мужчина... в доме, где только одни женщины. Я думаю, это не очень хорошо. – Ей бы хотелось, чтобы голос ее звучал более убедительно.

Брови Филиппа удивленно поползли вверх.

– Ты хочешь сказать, что у вас не останавливался ни один мужчина?

– Ну... – запнулась она под пристальным, насмешливым взглядом ясных голубых глаз.

– Очень разумно с твоей стороны не пытаться лгать мне. Ты никогда толком не умела этого делать, – усмехнулся он.

Айрис тупо уставилась на нежеланного гостя, а тот тем временем, не торопясь, снимал пальто.

У нее началась ужасная головная боль. Сильное нервное напряжение снова сковало все тело. Состояние, в котором она пребывала, никак не способствовало рассудительности. Выхода из создавшейся ситуации она не видела.

Ей показалось, что Фил принял решение заночевать в Холле внезапно, буквально минуту-другую назад. А может быть, просто дразнит ее, намеренно пытаясь сбить с толку, довести до такого состояния, когда она будет неспособна сопротивляться и согласится на все что угодно? Тогда лучше выбрать тактику безразличного ожидания. Скажем, спокойно, не торопясь, провести экскурсию по дому, а потом, пряча эмоции и собственный страх, попытаться убедить уехать вовсе или остановиться в гостинице.

– Хорошо, я покажу тебе Холл, – деловито приступила она к исполнению роли равнодушной хозяйки.

Но через минуту он поломал едва намеченный ею сценарий поведения. И она поняла, что вряд ли удастся быстро избавиться от настырного гостя. Едва приступили к неспешному осмотру дома, вдруг он разворачивается и стремительно выскакивает на улицу. Вскоре, правда, вернулся, неся взятый из машины небольшой дорожный кейс. И уже потом последовал за Айрис, поднимающейся вверх по лестнице.

– Я до сих пор не могу поверить, что ты действительно хочешь остаться здесь на ночь, – беспомощно пожимая плечами, проговорила молодая хозяйка, направляясь в комнату для гостей.

– Не можешь? – тихо повторил Филипп.

Он поставил кейс на ближайший стул и ироничным, насмешливым взглядом осмотрел комнату, в которую его привела хозяйка Холла. В ней стояла изящная антикварная мебель. На окнах висели красные бархатные гардины, а на стенах – большие картины в тяжелых золоченых рамах. Все это создавало впечатление одновременно и уюта и роскоши.

– Да, не могу! Так же, как я не в состоянии понять, зачем тебе нужен этот дом, – с вызовом ответила Айрис.

Она слышала, как надтреснуто и тонко прозвучал ее голос. Быстро пройдя мимо Филиппа, молодая женщина приблизилась к большому двустворчатому окну и распахнула его настежь.

– После того как я получил имение по завещанию бабушки, мне пришла в голову мысль: не поселиться ли в Шилдтоне? – медленно выговаривая слова, Фил двинулся по ковру в сторону Айрис. – А поскольку дом в имении сгорел, мне потребуется другой, где я смогу жить. Надеюсь, теперь тебе все ясно?

Объяснение прозвучало довольно убедительно, и все-таки что-то тут не так. Она почувствовала, что напряжение, уже и без того существовавшее между ними, стало почти физически осязаемым. Казалось, токи взаимного отторжения наэлектризовали атмосферу возле них. Такого не было, когда она ссорилась с ним в машине. Теперь же, находясь в непосредственной близости от высокой, внушительной фигуры, Айрис ощутила крепкое, почти вызывающе сильное мужское тело, от которого шли токи через ткань дорогого костюма. Нет, он изменился. Очень изменился. Это уже не был тот двадцатичетырехлетний парень из их общего прошлого. Этот новый Филипп смотрел на нее сверху вниз, и в блестящих голубых его глазах чудился недобрый отблеск. Женщина видела перед собой вполне зрелого и сильного мужчину. Предчувствие беды, предощущение опасности – вот что рождал весь его облик.

– Если ты действительно хочешь осмотреть дом, то, боюсь, тебе придется немного подождать, пока я не отнесу обед матери, – изменила намеченную, было, тактику Айрис.

– Делай, что считаешь нужным. Ты знаешь, я был удивлен, услышав, что тебе требуется – в наше-то время! – защита... – проговорил Филипп ласковым тоном, в котором нашлось место и для легко угадываемой иронии. – Ну, конечно же, если в доме живут твои мать и дочь, репутация хозяйки должна быть безупречной!

Господи! Неужели я когда-то была влюблена по уши в этого порочного, злого человека? – спрашивала себя Айрис, стараясь пройти к двери, держась как можно дальше от Фила.

– Моя мать нездорова, – некстати произнесла она и ужаснулась, увидев, что он загораживает ей путь.

– А твоя дочь? – спросил он шелковым голосом.

Она не ответила. И продолжала упорно молчать, глядя на него с вызовом. Снова сгустилась и без того нервная атмосфера. Губы мужчины сжались в недобрую тонкую линию, а глаза превратились в твердые осколки голубого льда.

– Не морочь мне голову. Со мной эти игры не проходят! – проговорил он раздраженно.

Тон так резко диссонировал с обстановкой тихой, уютной комнаты, что Айрис отпрянула, как от удара. Филипп опустил руки на плечи перепуганной женщины. Его сильные пальцы сжали мягкую плоть, а затем сильно, почти грубо встряхнули ее.

– Отпусти меня! – закричала Айрис, задыхаясь от унижения и отчаянно пытаясь освободиться из крепких тисков его рук.

– Только после того, как ты поймешь, что бороться со мной бесполезно! – сердито ответил тот. В интонациях слышалась угроза. – Я хочу видеть свою дочь!

– Ты не можешь... – с трудом проговорила молодая женщина.

Больше она не смогла ничего сказать, так как Филипп еще сильнее сжал ее в своих железных объятиях. Тело молодой женщины было плотно прижато к его твердому торсу. Он взял дрожащую от испуга Айрис за подбородок и повернул ее лицо к себе. Она успела увидеть мимолетную ярость в стальных голубых глазах, прежде чем его губы решительно и требовательно прижались к ее рту.

Болезненное, неослабевающее давление, казалось, никогда не кончится. Фил с силой разжал ее губы, не обращая внимания на протесты своей жертвы. Айрис извивалась, пытаясь вырваться, но тщетно. Вдруг она почувствовала, как рука мужчины, крепко прижимавшего ее к себе, скользнула вниз, нащупывая изгибы ее фигуры. Агрессивность поцелуя, который скорее был похож на пытку, стала уходить. Губы Филиппа, чувственно блуждающие по лицу Айрис, стали более мягкими и нежными. Молодая женщина, несмотря на внутреннее сопротивление, помимо своей воли начала реагировать на ласки мужчины, который продолжал держать ее в объятиях.

Предательская теплота разлилась по всему хрупкому телу, плотно прижатому к твердым, мускулистым бедрам. Сказались столь долгие годы без единого мужского поцелуя. Когда чувственные мужские губы трепетно касались ее приоткрытых губ, а язык настойчиво старался проникнуть внутрь, она уже не нашла в себе сил для сопротивления. Мозг и тело захлестнула горячая волна сексуального влечения. Но ошеломляющий вихрь эмоций не до конца погасил разум. Мелькнула мысль: Фил намеренно использует свои неотразимые мужские чары, чтобы заставить ее признать свою власть над ней. Но что она могла сделать? Непреодолимое желание током пронзило все ее изголодавшееся по любви тело. Воля была парализована бушующей в нем страстью. И не было сил, и не было уже возможности и желания остановить этот мощный эмоциональный взрыв.

Казалось, прошла вечность, прежде чем Филипп оторвал свои губы от лица Айрис и посмотрел на ее пылающие от возбуждения щеки. Она медленно открыла глаза.

С минуту стояла не шевелясь. Затем взглянула на Филиппа в замешательстве. Айрис была ошеломлена и смущена столь скорой его победой над ее дремавшими чувствами. Но когда грубые реалии прорвались через затуманенный страстью разум, молодая женщина с криком ужаса вырвалась из мужских объятий. Пытаясь восстановить прерывистое дыхание, она уставилась на него в полном оцепенении.

Что она делает? Айрис не хватало воздуха, как будто только что пробежала милю. Бедняжка не понимала, что с ней происходит, ее тело все еще продолжало дрожать от сексуального желания.

Она готова была провалиться сквозь землю от стыда. Как можно хотеть мужчину, который так безжалостно бросил ее восемь лет назад, а теперь добивается родительских прав на ее дочь? Она, должно быть, просто сошла с ума. Вот такой редкий случай буйного помешательства.

Лицо Филиппа было напряжено, сквозь загар проступала бледность, а зрачки голубых глаз походили на стальные точки. Он тоже тяжело дышал, но куда быстрее, чем она, сумел взять себя в руки.

– Это было ошибкой, которая больше не повторится, – сказал он, хмурясь. – Рискуя показаться надоедливым, повторяю то, что сказал несколько минут назад: я хочу видеть свою дочь.

– Ничем не могу тебе помочь – ее нет в городе! – ответила Айрис взбешенно.

И тут же побледнела от испуга. Что она наделала! Ведь своим дурацким ответом невольно признала факт отцовства. Какую роковую ошибку она совершила! Если раньше еще теплилась надежда скрыть правду, то сейчас сама же себя выдала с головой!

Ну, как можно быть такой дурой?..

... Со злостью брошенные противни летели в горячую духовку, громко, с силой ударилась дверца печи, Айрис почем зря ругала Фила. Но главное – себя. Ничего не скажешь, вела себя как последняя идиотка.

Она пыталась немного оправдать себя в собственных глазах: поцелуи Фила настолько вывели ее из равновесия, что в тот момент она не смогла бы даже отличить день от ночи. Не говоря уж о том, чтобы достойно выдержать прямой допрос Филиппа. Вот лишь обмолвилась, что его «дочери нет дома», – и конец надеждам исправить положение.

... Как ей захотелось уединиться сию же минуту в своей комнате наверху и дать волю слезам от злости на себя и на него! Но надо было готовить обед для матери, что в данный момент оказалось не самым простым делом. Стоило вспомнить быстрые шаги Фила по выцветшему ковру гостевой комнаты и пристальный взгляд голубых глаз, окидывающий ее фигуру, начинали дрожать руки, колени – кастаньетами стучать друг о друга. Бог ты мой, он хотел ее сломить! Зачем? Как только Айрис увидела вспышку гнева, проступившую через загар кожи, играющие желваки на скулах, жесткое выражение лица, она сразу сдалась сама. Без боя.

– Я говорю правду, не лгу... – Айрис старалась убедить Филиппа, при этом избегая его проницательного, пристального взгляда. – Эшлинг действительно сейчас нет дома.

– Рад, что ты, наконец, решила вести себя разумно. По крайней мере, теперь не придется сражаться с тобой по этому поводу, – сквозь зубы процедил он. – Так, где же моя дочь?

– Она... она в Лондоне с семьей Кемп, – окончательно сдалась Айрис.

Ей пришлось сказать Филу, что Эш вернется домой только завтра. И лишь после этого он милостиво разрешил ей покинуть комнату.

Измотанная напряжением, она прислонилась к теплой печи, стараясь привести в порядок свои растрепанные мысли. Но сил на это не осталось. Женщина не могла отделаться от воспоминаний, до сих пор ощущая чувственные прикосновения Филиппа, его страстные, жадные поцелуи. Мысли о его нежных и в то же время требовательных губах и руках приводили ее в состояние, близкое по силе эротическому наслаждению.

Она подавляла рвущиеся из груди стоны – разбуженное в ней желание боролось с материнским долгом. Айрис страдала оттого, что была не в состоянии помешать Филу увидеться завтра с Эшлинг. А что потом? Неужели он захочет, чтобы девочка узнала, что он – ее отец?

Сердце бедной женщины разрывалось на части, когда она думала, что надежный, прочный мир малышки теперь разлетится вдребезги, а мать не в состоянии помешать этому. Но может быть, она сгущает краски? Вдруг Эшлинг по-иному отнесется к такому повороту своей судьбы? Ведь можно предположить и такое: прожив до сих пор без отца, она, возможно, обрадуется, узнав, что является дочерью такого красивого, преуспевающего человека. К тому же неизвестно откуда появившийся папа способен купить своему ребенку все что ни пожелаешь. Даже пони, о котором Эш безнадежно мечтает последние два года.

Если верить мистеру Рейсу, мистер Бартон еще не женат. Не имея семьи, он вряд ли потащит Эш за собой в Лондон или где там он сейчас живет. Но если даже этот жестокий человек попытается сотворить подобное, закон, она уверена, будет на ее стороне. Ни один судья не пойдет на то, чтобы оторвать ребенка от родной матери. Видимо, она права – заявление Филиппа о желании купить Холл является чистой выдумкой. Но тогда зачем он приехал, для чего искал встреч и чего, собственно, хотел добиться от нее?

Перебрав все варианты, Айрис пришла к единственному, на ее взгляд, правильному заключению: какой бы ни была цель его приезда, сейчас для него важно другое – увидеться с Эшлинг и сказать ей, что она его дочь.

Он думает только о себе, и ему наплевать, как его действия отразятся на ее судьбе. Стыдясь своих консервативных взглядов, она, чем не менее содрогалась при мысли, что будет, когда незаконное рождение малышки станет достоянием сплетников. Едва Айрис представила себе шум, который обязательно поднимается в городе в связи с пикантными скандальными слухами, ей становилось дурно.

– А, вот ты где, – сказал Филипп, бесшумно входя в кухню. Айрис от неожиданности чуть не упала в обморок. – Я-то думаю, куда это хозяйка запропастилась?

– Кухня закрыта для постояльцев, – произнесла она железным тоном.

Молодая женщина обратила внимание, что гость снял пиджак и галстук. На нем сейчас был черный кашемировый джемпер поверх ослепительно белой рубашки с отложным воротником, которая подчеркивала хороший загар и сильные шейные мышцы атлетически сложенного мужчины.

– Это ограничение вряд ли относится ко мне, – заявил он деловым тоном. – Мы, кажется, установили, что я, как ни крути, являюсь членом твоей семьи.

Айрис с изумлением уставилась на Филиппа. Она плотно сжала зубы, чтобы удержаться от грубого ответа на наглое заявление.

Как несправедлива жизнь! Этот ужасный человек давно бы должен был плохо кончить. Но вместо заслуженной кары – тут ее подруга Джун, увы, оказалась права – он получает наследство, становится богатым и великолепно преуспевает в делах. Более того, нынешний ослепительный Фил стал еще более неотразимым, чем прежний.

– Я слышал, ты прекрасно готовишь, – миролюбиво заметил он, быстро окинув взглядом ее изящную фигуру, затем переключил свое любопытство на большую кастрюлю с супом. – Судя по аппетитному запаху, это действительно так, – добавил он с такой очаровательной улыбкой, что у Айрис замерло сердце.

– Убирайся отсюда, мерзавец! – задыхаясь от возмущения, прошептала она и протянула руку за фартуком, который висел у плиты.

– Ты что-то сказала?

– Нет... ничего, – нервно ответила разгневанная женщина, стараясь держаться спиной к мужчине. Ее лицо горело от злости. К тому же она мысленно проклинала свои пальцы, которые никак могли совладать с завязками фартука.

– Что ты предлагаешь на обед своей матери? – поинтересовался навязчивый гость и, подойдя к огромному дубовому буфету, по-хозяйски облокотился на него.

Айрис неопределенно пожала плечами, затем вынула из печи хлеб и положила его на поднос.

– Не понимаю, почему тебя это интересует. Ну, уж если тебе непременно хочется знать, то она ест свежеиспеченный хлеб и картофельный суп. На десерт – яблочный пирог со сливками. Ну, так что – ты одобряешь меню? – не без сарказма заключила она.

– Естественно. Может, у тебя найдется что-нибудь в таком же роде и для меня?

– Что?

– Мне пришлось уехать из Лондона сегодня на рассвете, и до сих пор во рту не было и маковой росинки.

– Ну, уж это ни в какие ворота не лезет! – выкрикнула Айрис. – Сначала ты похищаешь меня средь бела дня, затем являешься в мой дом без приглашения и нападаешь на меня там, наверху, и теперь... – она махнула в воздухе деревянной ложкой, которую держала в руке, – ты настаиваешь еще и на обеде?

– Брось, Айрис, – ухмыльнулся в ответ Филипп. – Тот поцелуй, вряд ли можно считать «нападением». Более того, я был поражен, с какой готовностью ты среагировала на него...

– Неправда! – взорвалась Айрис, покраснев от смущения. – Это произошло от неожиданности.

– Неужели? – с деланным недоверием спросил он, а затем твердо добавил: – Предлагаю нам обоим забыть об этом неудачном эпизоде.

– Хорошо... неплохая мысль, – тихо сказала Айрис. Она разложила столовые приборы на подносе, предназначенном матери, стараясь не встречаться с его взглядом.

– Что касается обеда, я не шутил, – заметил он с обворожительной улыбкой. – Мне действительно очень хочется есть. – И поскольку женщина продолжала упорно молчать, добавил: – Ты ведь не можешь отказать умирающему от голода человеку?

– Думаешь? На твоем месте я не была бы такой самоуверенной. – Прозвучало это не слишком уверенно и не очень умно. Жила себе спокойно, и вдруг является человек, который вознамерился превратить твою жизнь в сущий ад. И все вокруг приобретает иные очертания – житейская драма начинает напоминать фарс.

Невероятно, но Айрис услышала свой собственный ироничный, мрачноватый смех.

– Хорошо. Я накормлю тебя. Но только потому, что считаю: хотя бы один из нас должен вести себя как цивилизованный человек, – холодно сказала она, перед тем как отнести поднос матери.

Люцилла Динмор была в капризном настроении. То она говорила, что не голодна, то в следующую минуту хотела знать, почему ее дочь так медлит с обедом.

Решено однозначно – не стоит говорить матери о том, что Бартон находится в доме. Скрыть правде нетрудно, так как ее спальня и комната для гостей, в которой остановился Фил, находились в разных концах дома. Айрис пришлось пробыть у матери довольно долго, чтобы успокоить ее и поправить сбившуюся постель. А тут еще избалованная дама выразила желание вновь обсудить печальную судьбу дома.

– Если бы дорогой Чарлз был жив, он ни за что бы не допустил продажи Холла, – причитала она, настраиваясь на ссору. – Он был таким добрым, щедрым человеком. Надеюсь, ты понимаешь, как тебе повезло, что ты вышла за него замуж? – добавила она брюзгливым тоном. – Такие мужья – редкость.

– Я знаю, – покорно ответила Айрис, не желая быть втянутой в глупую, бессмысленную перепалку с матерью. Мать съела еще немного супа.

Ворчливое настроение не было характерной чертой миссис Динмор. Дочь понимала: оно вызвано тем, что мать больна, к тому же глубоко расстроена из-за продажи дома. Стоит признать, что последнее примечание матери не лишено здравого смысла. Чарлз и в самом деле оказался необыкновенно добрым и великодушным. Это действительно так, хоть, если говорить правду, она вовсе не мечтала выходить за него замуж тогда, восемь лет назад. Нет, тогда она сходила с ума от любви к Филиппу Бартону...

... Айрис до сих пор отчетливо помнила свой визит к лондонскому гинекологу. Осмотрев пациентку, он подтвердил ее подозрения о беременности. Молодая женщина даже прикрыла глаза, вспомнив, что она пережила в тот момент. Дом семьи Динмор был продан в оплату долгов разорившегося отца. Мать находилась в психиатрической лечебнице. Сама Айрис жила у тетки в мрачном старом лондонском доме. Ей срочно надо было найти какую-нибудь работу, чтобы хоть как-то жить. Девушка считала, что ей повезло: удалось устроиться продавщицей в секцию мужских подарков респектабельного универмага. Правда, на временную работу, но и это была удача.

Работа отвлекала от горьких мыслей. Прошло довольно много времени, прежде чем Айрис вынуждена была смириться с горькой правдой: Фил не собирается возвращаться к ней. Ах, как нелегко было пережить эту щемящую боль и это унижение, как не хотело сознание смириться с мыслью: Фил жестоко и подло обманул ее. Айрис знала, что молодой Бартон пользуется дурной славой. Значит, сама виновата! Да, кроме себя, винить ей некого. А поначалу ведь неопытная, наивная девочка от счастья была на седьмом небе. Айрис дала своему любимому адрес и телефон тетки в Лондоне, где собиралась жить после продажи родительского дома. А вот где поселился в Америке Фил – этого она не знала.

Нерадостный вердикт врача поверг ее в ужас. Куда ей теперь идти, что делать? Проходил день за днем – решение оттягивалось, только множились проблемы. Мысли о них стучали в мозгу молоточками, лишая беднягу покоя и сна. Сказать своей незамужней тетке, что она ждет внебрачного ребенка, Айрис была просто не в состоянии. Не могла и решиться прервать беременность. Казалось, что жила она, повинуясь невидимому автопилоту – машинально двигалась, бездумно выстаивала за прилавком долгие рабочие часы. Симпатичная продавщица профессионально улыбалась покупателям, а мысли в это время были далеко. Как найти выход из создавшейся ситуации? Однажды к прилавку подошел молодой человек и попросил показать запонки и галстук. Подняв глаза, Айрис увидела перед собой лицо давнего знакомого, друга детства.

Чарлз Олдфилд вырос в Шилдтоне. Он был сиротой и воспитывался дедом – богатым землевладельцем. После его кончины мальчика отправили в пансионат. Вернувшись, Чарлз, получивший в наследство Олдфилд Холл и огромное имение, остался жить в городке. Раньше они редко встречались, но теперь, стоя у прилавка, Чарлз, казалось, был рад их встрече. И даже пригласил, причем настойчиво, подругу детства в ресторан.

Полузабытый друг оказался приятным и веселым собеседником. Ему удалось поднять бедной девушке настроение и даже рассмешить ее. Молодые люди обнаружили, что у них есть много общего. Чарлз с большим уважением отозвался о ее покойном отце и посочувствовал ей в связи с болезнью матери. Слово за слово, и Айрис, сама тому немало удивляясь, рассказала молодому человеку о своей беременности и о том отчаянном положении, в котором оказалась.

– Есть очень простое решение твоей проблемы, – весело сказал Чарлз. – Оно заключается в том, что ты просто-напросто выходишь за меня замуж. И мы заживем счастливо и долго.

Ну и шуточки у этого Чарлза! Она посмеялась вместе с ним. Что и говорить, забавная идея! Но затем он рассказал девушке, как ему одиноко и тоскливо жить одному в огромном старинном доме деда. Он ведет бессмысленное существование – ни интересного общения, ни полезных занятий, одни пьяные кутежи да карты. Слушая исповедь Чарлза, Айрис проникалась к нему сочувствием. Посмотреть со стороны – преуспевающий, богатый, беззаботный парень-гуляка, а оказывается, что в действительности это глубоко несчастный человек, не имеющий сил в одиночку противостоять мелким страстям и искушениям.

– По правде говоря, я превратил свою жизнь черт знает во что. Но, слава Богу, я еще неконченый, и, если мне помочь, я сумею начать все заново. Был бы рядом кто-нибудь вроде тебя, я бы справился. Тебе, я знаю, по силам превратить мой огромный пустой дом в домашний очаг.

Айрис же считала идею сумасшедшей и категорически не приняла ее. Однако Чарлз настаивал на своем: их брак обоюдовыгоден, обе стороны разом решат все свои проблемы.

– У тебя есть только то, что ты зарабатываешь. Верно? А что ты будешь делать, когда родится малыш? Тебе решать – согласиться, чтобы его усыновили, или рассчитывать на социальное пособие. Почитай газеты, и ты поймешь, в какой ужасной ситуации ты окажешься одна с ребенком. А о своей матери ты подумала? – продолжал настаивать Чарлз, беспощадно рисуя перед девушкой одну картину мрачнее другой. – Вряд ли миссис Динмор будет в восторге оттого, что придется жить в маленькой тесной квартирке. Еще дай Бог, чтобы ты смогла оплачивать ее. Ты же не желаешь говорить мне имя своего возлюбленного. Твое право. Подозреваю, что ты все еще любишь его. Учти, я не жду, что ты прыгнешь ко мне в постель после того, как мы поженимся, – скептически улыбнулся Чарлз. – Послушай, Айрис, я правда не вижу ни одной серьезной причины, по которой два человека – старых добрых товарища – не могли бы объединиться, чтобы помочь друг другу.

Айрис провела несколько бессонных ночей, ломая голову над тем, как ей поступить. В конце концов, все решило желание семьи иметь крышу над головой. Чарлз явно обрадовался ее согласию выйти за него замуж. Он предложил устроить тихое, скромное бракосочетание в Лондоне затем вернуться в Шилдтон и жить в фамильном особняке Олдфилдов.

Городок полнился противоречивыми слухами. Долговечность брака ставилась многими под сомнение. Но когда родилась Эшлинг, большинство знакомых с одобрением отнеслись к тому, что непутевый гуляка Чарлз наконец остепенился и превратился в добропорядочного отца семейства. Айрис, со своей стороны, была глубоко благодарна Чарлзу, который заботился о ней и ребенке и к тому же был предельно терпелив по отношению к миссис Динмор. После выписки из лечебницы она стала жить вместе с семьей дочери.

– Мне очень нравится твоя мать, хотя порой она бывает хуже младенца, – смеялся Чарлз, вспоминая капризы избалованной женщины. – Я думаю, впереди нас ждет много счастливых лет семейной жизни.

Возможно, все так и было бы, но Эшлинг и года не исполнилось, когда он погиб в автомобильной катастрофе.

После его смерти для Айрис снова наступили трудные времена. Ей пришлось сразу окунуться в серьезные бытовые проблемы. Все время и силы уходили на то, чтобы справиться с финансовыми неурядицами, возникшими в связи с преждевременной смертью мужа. Она каким-то образом все-таки умудрялась держаться на плаву. По злой иронии судьбы Филипп снова появился в ее жизни, когда она, как и в первый раз, могла лишиться дома. Если бы в мире была справедливость, судьба не послала бы повторную встречу с человеком, причинившим ей столько горя и страданий.

Покинув комнату матери, Айрис спустилась с подносом по лестнице. Жизнь никогда не бывает справедливой и легкой, думала она, входя в гостиную. Господи, да была ли та ее любовь действительно любовью? Или она приняла за нее свою мечту? Нереальность ускользающего образа сродни сновидению. Она хорошо помнит лишь свое ощущение: пропало все, и весь мир вдруг превратился в залитое солнечным счастьем сплетение двух прекрасных обнаженных тел. Глупая иллюзия? Как знать...

Если это так, то она с лихвой заплатила за свое безрассудство и глупость. Сколько страданий, сколько сердечной боли! Так что же ей снова теперь платить по старым счетам за свою давнюю прихоть? Филипп вернулся, и она ничего не может сделать, чтобы помешать ему еще раз разбить ее жизнь.

Айрис чувствовала, как к горлу подступает дурнота от нервного напряжения. Она тупо смотрела на тарелку, стоящую перед ней на столе, и вяло водила по ней вилкой, не в состоянии проглотить ни кусочка. Чего не скажешь о Филе. Тот уничтожил большую тарелку супа, сопроводив ее увесистыми ломтями свежего хлеба с маслом. И завершил обед двумя порциями яблочного пирога со сливками.

– Это было великолепно! Мой отец говаривал, что хорошая хозяйка ценнее всех драгоценностей мира.

Айрис начала убирать грязные тарелки со стола.

– Не сомневаюсь, что твой отец пришел к такому афоризму через собственный опыт. Учитывая твое тогдашнее буйное поведение, немудрено, что в доме викария ни одна служанка не выдерживала больше нескольких недель, – попыталась уколоть собеседника Айрис. – Хочешь кофе?

– Да, пожалуйста, – ответил Филипп и, с сожалением покачав головой, добавил: – Ты абсолютно права. Бедный отец. Неужели я был так ужасен?

– Можешь не сомневаться.

Айрис оторвала взгляд от мощной, мускулистой фигуры Филиппа. Она старалась унять нервную дрожь в руках, когда пересыпала в банку свежесмолотый кофе, и, поставив чайник на огонь, язвительно добавила:

– Я вижу, ты ничуть не изменился.

Мужчина медленно поднялся со стула.

– А вот тут ты не права. Ты явно ошибаешься, если думаешь, что я остался все тем же разочарованным в жизни молодым глупцом, который тебе запомнился, – чеканя каждое слово, проговорил он, в голосе слышалась едва ли не угроза. – Уверяю тебя – время не стояло, не стоял на месте и я...

– Видимо, так, – тихо проговорила Айрис. Затем глубоко вздохнула и усилием воли заставила себя повернуться лицом к гостю. – Послушай, почему бы нам не прекратить всю эту болтовню и не перейти прямо к делу? – резко сказала она. – Скажи, зачем тебе потребовались три недели, чтобы снова вернуться в Шилдгон? Что именно тебе нужно от меня?

С минуту Филипп молча смотрел на Айрис, а затем проговорил, пожимая плечами:

– Я не мог вернуться раньше, у меня были незавершенные дела в Америке. Что касается твоего второго вопроса – что мне от тебя надо? – я, если не возражаешь, коснусь его чуть позже. Но сначала хотел бы услышать от тебя ответ на мой вопрос, который с некоторых пор не дает мне покоя.

– Какой вопрос?

– Это, конечно, давняя история. Но мне всегда было интересно, знал ли Чарлз Олдфилд, что ты одновременно встречалась с нами обоими?

Подобной постановки вопроса Айрис никак не ожидала, даже рот приоткрылся от изумления. Уж, казалось бы, подготовила себя к очередному допросу Филиппа, но все мысли лежали в плоскости, связанной с Эш. И вдруг такое заявление! Было от чего прийти в замешательство. Это надо же, встречалась ли она с ним и Чарлзом в одно и то же время? О чем это он?

Филипп смотрел на Айрис, а та, в свою очередь, уставилась на него широко раскрытыми от удивления глазами.

– Это уже не имеет значения, – сказал он, пожимая плечами, – парня нет в живых. Но чего я никак не могу понять, – он остановился на секунду, саркастически скривив рот, – почему параллельно со мной существовал для тебя и Чарлз? Нашла, кого выбрать!

– Тебе он никогда не нравился, правда?

Фил отрицательно покачал головой.

– Не нравился. Тут ты права, – медленно произнес он. – Тем не менее, я был огорчен, услыхав о его трагической гибели. Не скрою, я всегда считал Чарлза Олдфилда испорченным сыночком. Слабой личностью, у которой слишком много денег. Но ты ведь думала иначе?

– Да! Потому что в отличие от тебя я считала Чарлза одним из самых порядочных людей, которых я когда-либо встречала в своей жизни. Возможно, в юности он немного сбился с пути, да и с деньгами не умел обращаться, как следует, но Чарлз по сути своей был прекрасным, добрым и щедрым человеком, который относился ко мне очень хорошо, – добавила она решительно, видя, что Филипп направляется к ней.

Он презрительно рассмеялся.

– Похоже, что ты права и Чарлз действительно был очень добр к тебе. Ты живешь в комфорте, у тебя один из самых больших особняков в округе. Вот сейчас продашь его, станешь еще богаче. Так что Чарлз поистине был добрым малым!

– Как только ты смеешь намекать на то, что я вышла замуж за бедного Чарлза из-за денег! Ты... ты ничего не знаешь о том, как я живу, – выкрикнула Айрис, задыхаясь от бешенства и злости.

Однако ее безжалостный собеседник снова саркастически рассмеялся, демонстративно выказывая свое недоверие к ее словам. От гнева и обиды Айрис потеряла власть над собой. Уже не отдавая отчета в своих действиях, горя одним желанием – согнать с его лица эту презрительную, жестокую ухмылку, – она влепила ему звонкую пощечину.

В кухне повисло тягостное, гробовое молчание. Оно нарушалось лишь прерывистым дыханием Филиппа, который смотрел на разъяренную женщину холодными немигающими глазами.

– Это было глупо с твоей стороны, – сквозь зубы промолвил он.

– Извини. Но ты сам напросился, презрительно отзываясь о человеке, которого не знал, – ответила женщина, напуганная собственной храбростью, пятясь подальше от застывшего от злобы Филиппа.

– Что, правда глаза колет? – сердито сказал он, крепко схватив Айрис за плечи и заглядывая в ее непокорные злые зеленые глаза. – А она состоит в том, – и мы оба знаем об этом, – что ты вела себя как алчная, распутная сука!

– О, Боже мой! – воскликнула женщина. – И от кого я это слышу? «Сначала он любил, потом позабыл». Помнишь свою любимую песенку? – горько произнесла Айрис, безуспешно пытаясь вырваться из сильных мужских рук. – Только в моем случае ты оставил меня с ребенком. Если ты и в самом деле хочешь знать, кто является испорченным, низким, злым, развратным мерзавцем, посмотрись в зеркало!

И снова наступила долгая тишина. Бледный, напряженный, он смотрел на пылающее гневом лицо женщины. Темные брови сошлись на переносице.

– Что ты хочешь сказать?

– Я ничего не собираюсь говорить. Ты, кажется, из тех, кто всегда все знает наперед.

Филипп наклонился вперед, запустив руки в густые волосы Айрис, и медленно, сосредоточенно пропустил через пальцы золотистые пряди.

– Когда-то я думал, что знаю тебя, – тихо проговорил он.

Тело молодой женщины снова напряглось. В голове громко зазвенели колокольчики, предупреждая об опасности. Она отметила странно густой и хриплый голос Филиппа. О Господи! – подумала Айрис с отчаянием. Надо бежать от этого человека, и чем быстрее, тем лучше.

– Мы все совершаем ошибки, – едва слышно сказала она, пытаясь отодвинуться от него.

Однако попытка не удалась. Айрис почувствовала, как его пальцы, все еще остававшиеся в волосах, напряглись и притянули ее голову к сильному мужскому телу.

Изо всех сил бедняга старалась не дать погаснуть в себе возмущению и злости – в них виделось ей опасение. Но вопреки желанию все теребящие душу чувства глохли от вынужденной близости этого несносного мужчины, его силы, волевых движений. Даже резкий запах его одеколона, и тот действовал на нее отупляюще, кружил голову. Она тщетно пыталась избавиться от унизительного чувства своей покорности. Тело пронзила мелкая дрожь возбуждения. Оно возникло в ответ на теплоту, которую излучали сильные, узкие бедра мужчины, прижавшиеся к женскому животу.

Казалось бы, теперь-то уже известно, что Фил – это хладнокровный, бессердечный Казанова с повадками мартовского кота. И, тем не менее, она не в силах была контролировать предательскую слабость, охватившую каждый трепещущий мускул ее тела. Время для Айрис остановилось, когда она почувствовала, как на ее спину легла сильная мужская ладонь. Рука медленно двинулась вдоль позвоночника и остановилась на тонкой талии, крепко сжав стройный стан молодой женщины. Филипп еще плотнее прижал ее к своему мощному, словно вытесанному из камня торсу. Айрис почувствовала, как желудок сжался в комок от наплыва горячих божественных волн. Сердца мужчины и женщины, тесно прижатых друг к другу, бились в унисон.

– Нет! – с трудом выдохнула она, тщетно пытаясь высвободиться из сильных и жарких объятий. Голова Филиппа медленно клонилась вниз, приближаясь к разгоряченному женскому лицу, и вот его требовательные губы встретились с ее полуоткрытым ртом. Поцелуй был так горяч, что вызвал внутри нее мощнейший взрыв вожделения.

Все попытки Айрис сохранить в сознании остатки окружающего реального мира тут же сметались огромными волнами страсти, которые одна за другой накрывали все ее тело. Теперь она чувствовала только лихорадочный, давно не испытываемый голод – жгучую потребность отвечать на ласки бывшего возлюбленного. У Айрис закружилась голова, когда горячий язык Филиппа, преодолев барьер ее губ, с силой вошел внутрь, скользнув по острым, белоснежным зубам. Его руки блуждали по женским бедрам, посылая будоражащие импульсы и без того разгоряченному от желания телу. Фил резким движением прижал нежную, стройную фигурку еще крепче, старясь как бы вдавить ее в свой атлетический торс. Экстаз Айрис, казалось, приблизился к наивысшей точке, из груди вырвался стон наслаждения. Она подняла руки и крепко обхватила ими сильную мужскую шею. Пальцы окунулись в заросли темных курчавых волос.

– Айрис! – услышала она глубокий, прерывистый шепот.

Филипп оторвался от горячих женских губ и слегка коснулся ямки в нижней части шеи. Когда он поднимал руку, чтобы пройти по мягкому изгибу груди, его пальцы случайно задели твердый сосок, проступавший через тонкую ткань блузки. Это движение пронзило током все существо Айрис. Окружающий реальный мир перестал существовать. Вдруг сквозь головокружительный туман обжигающего восторга она уловила громкий, пронзительный свисток чайника, стоящего на плите. Этот звук, прорвавшись через океанскую толщу страсти и желания, вернул ее к действительности.

– Не обращай внимания! – повелительно произнес Филипп, почувствовав резкое движение женского тела в своих руках. Но магические волшебные чары, которыми он околдовал ее, уже рассеялись, и, все еще всхлипывая от нервного напряжения, Айрис наконец высвободилась из его объятий.

Она дрожала как в лихорадке, ноги были ватными и не слушались. Спотыкаясь, двинулась к плите. Убедившись, что теперь, когда между ними оказался большой кухонный стол, можно считать себя в относительной безопасности, Айрис попыталась восстановить дыхание. Молодая женщина смотрела на Филиппа испуганно, лицо перекосила гримаса ужаса.

Что с ней происходит? За последние два часа она во второй раз оказывается в объятиях этого человека. Невероятно! Филипп коварно предал ее восемь лет назад, но она упорно продолжает поддаваться его темным чарам. Не стоило бы так быстро забывать, что однажды они уже стали причиной ее невыразимых страданий и мук.

– Мне кажется, что недавно, наверху в гостевой комнате, ты сказал, что больше никогда в жизни не совершишь подобной ошибки, – холодно заметила она.

– Да, припоминаю, что я говорил что-то в этом роде, – согласился Филипп, насмешливо улыбаясь.

– Ну и?..

Мужчина беспечно пожал плечами.

– Похоже, что я изменил свое мнение на этот счет.

– Можешь снова переиграть, – гневно ответила Айрис. – Как только у тебя хватает наглости произносить все эти ужасные слова! Мне безразлично, что ты думаешь обо мне, но я не позволю говорить гадости о бедном Чарлзе.

– Ты спросила мое мнение о твоем покойном муже, – спокойно возразил безжалостный голос. – Но у меня и в мыслях не было отзываться о нем плохо. Если я каким-то образом обидел тебя, то прошу прощения за это. В конце концов, я мало знал беднягу, поэтому...

– Ты вообще его не знал! – возмущенно прервала его Айрис. – Я была на грани самоубийства от той жуткой ситуации, в которой тогда оказалась. Мне было так плохо, что хуже некуда. Ты сбежал, я переживаю за больную мать и в довершение узнаю, что беременна. Так вот, именно Чарлз Олдфилд пришел мне на помощь. И впредь не смей пачкать грязью имя добрейшего человека, который из сострадания предоставил кров мне и моей семье. Ну а теперь, – продолжала она мрачным тоном, не без удовольствия отметив, что Филипп не пытается возражать, а молча с каменным лицом, смотрит на нее из противоположного конца кухни, – настало время показать тебе дом. Уверена, ты с интересом убедишься в правильности своих замечаний о моем «богатом наследстве» и «легкой, приятной» жизни, – со злой иронией в голосе добавила она и быстро вышла из кухни, не заботясь о том, следует ли за ней Фил.

– Ну, так что – получил, наконец, представление о моем «роскошном» образе жизни? – спросила Айрис некоторое время спустя, широко распахивая дверь в очередную комнату. Здесь, как и в других помещениях, которые они уже осмотрели, было пусто: ни ковров, ни мебели, ни занавесок.

По мере того как молодые люди переходили из комнаты в комнату, лицо Филиппа становилось все более суровым и хмурым. Казалось бы, для Айрис это должно было служить своеобразной местью за все те злые, несправедливые слова, которые он произносил по поводу ее «блистательной» жизни. Но она вдруг почувствовала страшную усталость от всей этой бестолковой беготни.

– Там есть еще много комнат, подобных тем, что ты уже видел, – сказала она, тяжело вздыхая. – Правда заключается в том, что мы практически разорены. Чарлз спустил почти все свое наследство к тому времени, когда мы поженились. Но пока он был жив, это не имело значения. Я была счастлива, что имела дом, где могла присматривать за мамой и ребенком. Но после того как Чарлз погиб... – Она замолчала на минуту. – Последние несколько лет я пускаю постояльцев, чтобы иметь возможность оплачивать хоть часть расходов по содержанию Холла. Но теперь придется продать его, потому что я не могу больше брать в долг, чтобы кормить и одевать семью. Так что обвинение в том, что я вышла замуж за Чарлза из-за его богатства, звучит злой шуткой.

Филипп по-прежнему молчал. Он смотрел на Айрис из-под темных бровей острым, проницательным взглядом. Затем медленно прошагал по старому дубовому пыльному полу к окну и уставился в него невидящим взглядом.

– Я, кажется, должен извиниться перед тобой, – сказал он, наконец.

Его хриплый, приглушенный мрачным настроением голос гулко отдавался в пустой комнате. Филипп продолжал смотреть в окно на парк, который уже стал едва различимым в сгущающихся сумерках зимнего вечера.

– Этому, конечно, не может быть прощения, но я подумал... – Он остановился, тихо ругнувшись, и быстро провел рукой по густым курчавым волосам. – Все те старинные картины и антикварная мебель внизу?..

– Это только витрина. То, что ты видел в холле, гостиной и столовой – мебель и картины, – немногие свидетельства былого великолепия. Наши спальни выглядят по-спартански – в них только самое необходимое. Правда, мне удалось привести в относительно приличный вид три гостевые комнаты – для постояльцев. Вот, пожалуй, и все. Большая часть убранства Холла давно продана.

– Боже мой! – взорвался Филипп, стремительно развернувшись лицом к Айрис. – Скажи ради всех святых, почему ты ничего не сказала мне?! Я мог бы позаботиться о вас, и тебе бы не пришлось продавать дом или мебель. – Он плотно сжал губы, оглядывая пустую комнату.

Айрис смотрела на него широко раскрытыми глазами, не в силах произнести ни слова. Затем она оторвалась от стены, на которую опиралась, и все ее хрупкое тело затряслось от нервного смеха.

– Фил, ты просто неподражаем! – Она качала головой, смахивая дрожащими пальцами бежавшие слезы.

– Не нахожу ничего смешного в твоей ситуации, – сердито сказал он.

– Если бы я не смеялась над твоим глупым вопросом, мне пришлось бы кричать от отчаяния и злости. – Она устало покачала головой. – От умного, преуспевающего бизнесмена я ждала большей проницательности. А ты до сих пор не понял, почему я согласилась выйти за Чарлза замуж?

– Я считал... я подумал, ты выбрала его, потому что Олдфилд был более выгодной партией. У меня ведь тогда ничего не было и...

– Господи! Нельзя же быть таким идиотом! – нетерпеливо перебила она. – Ответ очень простой – я не могла сообщить о себе и ребенке: ты, не желая себя связывать, не оставил адреса.

– Это неправда! – крикнул он с ожесточением.

– Что неправда? – спросила Айрис устало. – То, что ты поклялся в вечной любви и обещал жениться на мне? Или что, сделав мне ребенка, быстро смылся в Америку?

– Поверь, я, и представления не имел, что ты ждешь ребенка, – убеждал он молодую женщину.

– О беременности, положим, ты мог и не знать, я сама о ней не догадывалась, пока не стало слишком поздно. Но ты предпочел исчезнуть, уверенный, что тебя никто не разыщет. Скажешь, неправда?

– Нет, нет, все было не так! – процедил Филипп сквозь зубы. Он мерил шагами комнату, бормоча под нос ругательства, остановился. – Как только в голову могла прийти мысль, что я намеренно обманывал тебя? Неужели ты думала, что я способен на такое?

– Неужели нет? – в коротком вопросе звучала ирония. – Мне, наверное, в каждом американском городе следовало бы повесить объявление: «Разыскивается...» и т. д. Ну-ка скажи, каким же таким образом я могла связаться с тобой? Даже если допустить, что мне захотелось бы увидеть тебя снова, а я с определенностью могу заявить – этого не хотела.

– Ты ничего не понимаешь... – перебил он.

– Ты совершенно прав, – парировала она. – Я никогда не «понимала» ни тебя, ни твоего, мягко говоря, странного поведения. Теперь же, если честно, слишком поздно разбираться в этом, – добавила Айрис, чувствуя смертельную усталость от всей этой отвратительной истории.

В прошлом несчастная женщина частенько представляла себе, как, доведись им встретиться, выскажет она Филу все, что думает. А сейчас... Вот он, живой и невредимый, стоит перед ней, и можно бросать любые упреки, говорить злые слова, но нет желания, да и смысла никакого гоже нет. Что толку ворошить мучительное прошлое? Усугублять боль, заново переживая драматические события прошлого? Зачем?

– Позволь мне объяснить...

– Ох, нет! Избавь меня от каких бы то ни было объяснений. Мне это уже неинтересно, да и опоздал ты со своими оправданиями. Восемь лет срок немалый. За это время я создала новую жизнь для себя и своей дочери. На этом давай, и поставим точку. А теперь, если ты позволишь, – сказала она, взглянув на часы, – я хотела бы, пока не совсем стемнело, накопать в огороде овощей. Не стесняйся, можешь продолжить увлекательную экскурсию по этому роскошному особняку, который, как мы оба знаем, ты не собираешься приобретать, – добавила Айрис деловым тоном и быстро вышла из кухни.

Звон бокалов, шумные, радостные звуки громких голосов и смеха наполнили просторный главный зал здания Ассамблеи. Оно было построено во времена Регентства и до сих пор бережно охранялось усилиями городского совета. Первоначально это помещение предназначалось для собраний, танцев и вечеринок. Айрис оглядела элегантный зал, тут и там встречая взгляды, улыбки друзей и знакомых. Что ни говори, а Шилдтону повезло с этим зданием. Сколько лет оно уже собирает людей, радует их теплом общения.

– Вечеринка, кажется, удалась, – сказал Джек Хоггин, протягивая Айрис бокал с вином. – Создается впечатление, что почти все жители нашего города собираются бороться против намерения властей построить парусную базу.

– Я думаю, будет трудно отстоять старую мельницу, – ответила та с грустью. – Особенно после того, как строителями уже получено разрешение на ее снос.

– Остается надеяться, что снегопад, который обещают на выходные дни, помешает им развернуть работы, по крайней мере, до Нового года, – задумчиво произнес Джек. – У каждого свое: строителям зима – для отдыха, врачам – для нервотрепки. Для меня это самое напряженное время года.

Айрис озабоченно посмотрела на доктора.

– Я знаю, что ты был очень занят на этой неделе. Неужели и сегодня вечером есть вызовы?

– Боюсь, что да. – Он устало улыбнулся. – Но будем надеяться, что моим пациентам не потребуется помощь хотя бы во время этой вечеринки. Кстати, я рассказывал тебе о своих планах построить новую клинику? Я просто в восторге от проекта, который...

Он начал объяснять, какие новшества архитектор собирается ввести в современное здание, но тут Айрис отвлекло мелькнувшее в толпе лицо. Вот снова в противоположном углу зала она увидела знакомую спортивную фигуру мужчины. Тело женщины моментально напряглось, глаза расширились от испуга.

Филипп? Что ему здесь нужно? – спросила она себя, чувствуя, что начинает впадать в паническое настроение. Молодая женщина увидела, как жесткие, решительные черты расслабились в приятной улыбке, когда Филипп Бартон протянул руку, чтобы поприветствовать подошедшего к нему человека.

Чего, собственно, она ожидала? Уж давно пора было уяснить для себя, что бесполезны все попытки отделаться от зловещего присутствия этого вездесущего нахала. Правда, была недолгая надежда, что бывший возлюбленный покинет давно ставший ему чужим город. В ту последнюю встречу, когда Айрис поспешно вылетела из кухни, предложив Филу продолжить осмотр дома, она утешила себя мыслью, что он и не собирался покупать дом, что любопытство его удовлетворено и все точки над «i» поставлены. Да, этот раз он вернулся сюда только ради Эшлинг. Но, узнав, что малышки не будет до завтра, он, разумеется, предпочел остановиться в одном из небольших местных отелей, где более живая, праздничная атмосфера...

... Тяжелая работа в огороде, как всегда, отвлекла Айрис от тягостных раздумий и успокоила нервы. Когда пошел легкий снежок и начала сгущаться темнота, молодой женщине пришлось вернуться в дом. Теперь она могла посмотреть на события прошедшего дня более спокойным, чем раньше, взглядом.

Что хорошего в том, что она постоянно осмысливает больной для себя вопрос? Айрис корила себя не только за то, что недооценивала явную жестокость Филиппа. С ее стороны, думала она, было крайне глупо и недальновидно оставаться с ним наедине. Она что, забыла, что леопард никогда не меняет насиженных мест и врожденных привычек? Еще, будучи подростком, Фил, походил на героя детской песенки, который «целовал девочек и заставлял их плакать». Вот уж точная характеристика мистера Бартона, главного виновника ее слез и несчастий. Но теперь с нее достаточно. Айрис поклялась: больше подобное не повторится. Придя к такому выводу и успокоившись, она вошла в холл, полная добрых намерений и твердой решимости.

Молодая женщина не могла не порадоваться, обнаружив, что гость исчез вместе со своим роскошным автомобилем. Но где гарантия, что их встреча была последней? Наверняка планы Филиппа в отношении Эшлинг не изменились. Айрис приготовила ранний ужин для матери, Филипп не возвращался. Вскоре приехал Джек Хоггин, чтобы отвезти ее на вечеринку в дом Ассамблеи. У Айрис забрезжила надежда, что ее незваный гость решил вернуться в Лондон.

Размечталась! – сказала она себе, вертя в руках бокал с вином. Бог свидетель, ей вовсе не хотелось приезжать сегодня сюда. Но Айрис считала необходимым – хотя бы ради Эш – показаться на людях и стараться выглядеть спокойной, насколько это возможно в ее теперешнем состоянии.

Усилием воли молодая женщина держала себя в руках, стараясь сосредоточиться на том, что ей говорил Джек о своей новой хирургической клинике. Но восторженный монолог был прерван служащим, который пригласил доктора к телефону.

– Я так и знал – долго отдыхать мне не придется, – сказал тот с сожалением и, быстро поцеловав свою спутницу в щеку, поспешил через весь зал к телефону.

Айрис осталась за столом одна, надеясь, что Джек будет отсутствовать недолго. Медленно потягивая вино, она рассеянным взглядом окидывала просторное помещение. Женщина вздрогнула от неожиданности, когда услышала у себя за спиной знакомый мужской голос:

– Неужели примерный доктор оставил тебя совсем одну? Какой позор!

Обернувшись, она удивленно уставилась на Филиппа, который смотрел на нее пронизывающим взглядом.

– У него неожиданный вызов, – отрезала Айрис, прежде чем подумала, что этот мерзавец, должно быть, усердно потрудился, чтобы вызнать все о ней. Иначе откуда бы ему знать, что Джек – врач? – Ты-то что здесь делаешь? – требовательным тоном спросила она. – Не такой ты человек, чтобы тебя заботила судьба старой мельницы.

– Ошибаешься, меня многое заботит, – ответил он. – Мне совершенно не безразлично, что станет с моим родным городом. Планов много – встретиться со старыми друзьями, знакомыми, увидеть Эшлинг.

– Я не намерена обсуждать вопрос о моей дочери, во всяком случае, здесь! – резко проговорила Айрис, с беспокойством оглядываясь вокруг – не услышал ли кто-нибудь, о чем говорил Фил.

– О нашей дочери, – мягко поправил он.

– Хорошо, хорошо! – тихо проговорила она, почувствовав слабость от нервного напряжения. Интересно, догадывается ли этот надоедный человек, каким мучениям он подвергает ее? Или ему безразлично, что она так страдает?

– Ты права, сейчас не время и не место для такого разговора, – промолвил он, ожидая, когда официант наполнит их бокалы и удалится. – Тогда, может, поговорим о наших с тобой отношениях?

– Какие у нас могут быть «отношения»? – сквозь зубы спросила Айрис. – Я считаю, между нами нет ничего общего за исключением очень короткого, неудачного эпизода в прошлом. Так что почему бы тебе не оставить меня в покое? Убирайся и веди свои грязные игры с кем-нибудь другим. А вот и подходящая для тебя пара, – презрительно добавила она, кивком головы указывая на великолепно одетую яркую блондинку в центре шумной мужской компании. – Я слышала, твоя давняя страсть Беатрис Уинтерсон не может дождаться встречи со своим старым приятелем. И поскольку каждый в нашем городе знает, что Беатрис не в состоянии отказать ни одному мужчине с толстым кошельком, она, я уверена, примет тебя с распростертыми объятиями, – съязвила Айрис, не заботясь о том, что в своем желании отомстить Филу может выглядеть первостатейной стервой.

– Да... похоже, что у меня сегодня удачный день, – растягивая слова, сказал он не без ехидства. – Твои руки, помнится мне, были утром на кухне очень щедрыми.

– Хватить! – со злостью выкрикнула Айрис, покраснев от смущения. Она поняла, что ей никогда не переиграть этого настырного человека.

К счастью, им не удалось продолжить перебранку. К столику подошел Адам, муж Кэтрин.

– Привет, Айрис. Выглядишь, как всегда прекрасно. – Он улыбнулся молодой женщине. – Простите, что вторгаюсь в вашу беседу. Фи, можно тебя на минуту? Мне надо перекинуться с тобой парой слов. Здесь есть кое-кто, кто хотел бы...

– Разумеется, – быстро ответил тот и пообещал своей собеседнице скоро вернуться.

Айрис молила Бога, чтобы этот негодяй больше не беспокоил ее сегодня вечером. Хорошо бы уйти побыстрей. Но тут она вспомнила, что при всем глубоком желании уехать домой не сможет. Ей не на чем было возвращаться. Старый «французик» находился в ремонте, а Джек, доставивший ее сюда, уехал на вызовы. Так что придется проторчать здесь допоздна. Но должен же найтись выход из подобного положения? Тут Айрис заметила Беатрис Уинтерсон, которая плавной походкой двигалась прямо на нее!

Беатрис раньше других девочек в школе повзрослела. Ее несомненная женская привлекательность, а также любовь к мальчикам и неразборчивость в сексуальных делах должна была, по мнению учителей и родителей, вывести ее на плохую дорожку. Но этой красотке удалось избежать незавидной участи. Со временем она превратилась в очень яркую и необыкновенно красивую женщину. Беатрис уже успела побывать два раза замужем, но, бросив одного спутника жизни, потом другого, она теперь находилась в состоянии поиска новой богатой партии. В центре Шилдтона у нее был небольшой, но очень дорогой магазинчик.

– Все тебя покинули, бедняжка, – с деланным сочувствием протянула белокурая прелестница, подходя к столику. – Я, наверное, не сообщу тебе ничего нового, если скажу, что все мужчины сволочи, – добавила она, закурив сигарету и пустив кольцо дыма в лицо сидящей женщине.

– Тебе виднее, – ответила та, помахав рукой перед глазами, чтобы разогнать белое облако.

– Твоя правда, милочка, – проворковала Беатрис. Она скользнула презрительным взглядом по простенькому черному платью Айрис, которое явно не было новым.

Ну что она пристала? Тщеславие делает человека болтливым. Беатрис обрушила на Айрис водопад слов, плохо связанных между собой, лишний раз, подтверждая известную мысль, что убожество речи является, как правило, отражением убожества духа. Трудно даже представить, как она со своим многоговорением завоевывала сердца претендентов на ее тело. Видимо, поток разрозненных слов, не скрепленных меж собой внутренней связью, убаюкивал мозг, не провоцировал ответную работу ума, зато пробуждал к действию поползновение похоти.

– Я хочу сказать... Посмотри на этих глупышек. – Беатрис описала круг в воздухе наманикюренными пальцами. – Как только они увидели дорогого Фила, тут же привели себя в состояние боевой готовности. Зря теряют время. Такой привлекательный красавец, как Фил, не будет тратить на них ни минуты даже дневного времени, я уж не говорю... – И она злорадно рассмеялась. – Да, кстати, я слышала, Фил Бартон остановился в твоем пансионате на несколько дней. Это правда?

– Да, – ответила ей Айрис с каменным лицом. Неудивительно, подумала она, что женщины не любят эту говорливую красотку.

– Я, правда, не уверена, что он задержится у тебя надолго. Фил ничуть не изменился. – И она снова рассмеялась своим низким гортанным смехом. – Мне припоминается... Нет, я хорошо помню, что ему быстро все приедалось.

Айрис пожала плечами, стараясь собрать всю волю в кулак, чтобы не поддаваться на ядовитые замечания этой зловредной женщины. Судя по всему, пышная блондинка была полна решимости снова заарканить своего старого дружка.

Что же, всех вам благ, миссис Уинтерсон! Если Фил хочет иметь связь с этой похотливой крашеной особой, его личное дело. Ей, Айрис, абсолютно наплевать на то, что он делает, лишь бы оставил их с Эшлинг в покое.

Неожиданно Айрис почувствовала, как на нее навалилась тяжелая волна депрессии. Ее тягостные мысли были прерваны резким возгласом Беатрис, которая буквально задыхалась от возбуждения:

– Фил, дорогой! Как я рада снова видеть тебя! – ликовала она, приветствуя приближающегося рослого молодого мужчину. – Ах ты, не годник! Оставил бедную малышку Айрис одну... – Беатрис подошла вплотную к Филиппу, обвила руками его мощную шею и прильнула к его губам в долгом, чувственном поцелуе.

Как Айрис ни пыталась, она не могла заставить себя оторвать глаза от сластолюбивого тела сногсшибательной блондинки, тесно прижавшегося к Филиппу, облаченному в элегантный костюм. Она также не без горечи заметила, что тот с готовностью откликнулся на сладострастный поцелуй, привычным жестом обхватив руками талию Беатрис.

– Ммм... Мы должны обязательно повторить это, и очень скоро. – Прелестница опять засмеялась хрипловатым, чувственным смехом и медленно, неохотно убрала руки с шеи Филиппа. – Весь город бурлит, узнав о возвращении блудного сына. Это правда, что ты собираешься осесть в Шилдтоне? – спросила она, заглядывая в блестящие глаза стоящего перед ней красавца.

Если порок рядится в платье добродетели, это уже реверанс в сторону общественной морали. Беатрис Уинтерсон не была способна на подобную вежливость по отношению к морали и общественному мнению. Порок в данном случае выбрал платье по себе и не собирался самоукрашаться скромными рюшечками добродетели.

Айрис замерла, наблюдая сцену поцелуя. От внутреннего напряжения ее ногти вонзились в ладони крепко сжатых рук. Сердце молодой женщины разрывалось – и она сознавала это – от сильнейшего приступа обыкновенной женской ревности. Айрис наклонила голову и тупо смотрела в пол, чувствуя подкатывающую тошноту и головокружение. Подобно раненому животному, бедняжка хотела только одного – найти нору и забиться туда, подальше от посторонних глаз. Ей нужно убежище, где можно было бы зализать кровоточащие раны. Чувствуя себя униженной и несчастной, она сидела, отключившись от происходящего вокруг.

– ... Да, я свяжусь с тобой, и скоро, – донеслось до ее слуха. – К сожалению, сейчас нам с Айрис уже пора ехать.

– Что? – растерянно пробормотала она, услышав свое имя.

– Я только что наткнулся на твоего приятеля, – сообщил ей Филипп, в то время как она смотрела на него широко раскрытыми глазами. – На въезде в город произошла серьезная автомобильная авария, и он помчался туда. Похоже, сегодня ночью будет сильная снежная буря. Я успокоил доктора, сказав, что отвезу тебя домой.

– Почему ты уходишь так рано? – капризно заявила Беатрис, явно недовольная поворотом событий. – Я умираю от любопытства. Где ты был и что делал все эти годы, пока тебя так долго не было в Шилдтоне? Ты и впрямь остаешься в родном городе? Я буду очень рада помочь тебе найти подходящий для такого великолепного мужчины дом. В данный момент продается несколько...

– О, это не проблема. Я уже решил купить Олдфилд Холл.

– Блестящая идея! – воскликнула Беатрис, не обращая внимания на приглушенные слова протеста со стороны Айрис. – И когда ты приведешь в порядок этот обшарпанный, заброшенный особняк, тебе потребуется только одна вещь, так сказать, для полноты картины.

– Какая вещь?

– Ну, это же очевидно, милый. Жена тебе нужна. Жена! – проникновенно сказала обольстительница, бросая на Филиппа кокетливые взоры из-под длинных, густо накрашенных ресниц.

– Вот тут я совершенно с тобой согласен, – поддакнул он. – Признаться, я рассчитываю жениться на своей давней подруге в ближайшее время.

И все мы, конечно, знаем, что это за подруга, с упавшим сердцем подумала Айрис, когда Фил повел ее к выходу. Если самодовольная улыбка и триумф, отразившиеся на лице этой красотки, что-то значили, то нетрудно было догадаться – что. Единственное, о чем сейчас наверняка думала Беатрис, это где она с Филом проведет медовый месяц.

Гнетущая тишина, стоявшая в салоне автомобиля, казалось, никогда не нарушится. Короткий путь домой тоже представлялся бесконечным. Айрис находилась в напряженном, нервозном состоянии. Она безучастно смотрела в окно машины на яркие огни рекламы. Ей с трудом верилось, что сегодня все еще вечер пятницы. Как долго она будет мириться с опасным, губительным присутствием этого жестокого, настырного человека?

Айрис отчаянно боролась с подступающей волной паники. Она закрыла глаза и откинулась на подголовник кресла. Молодая женщина мучилась, оттого что они с Филиппом до сих пор не обсудили самый важный для нее вопрос: что будет с Эшлинг? Может, Фил что-то задумал, а пока просто играет с ней в кошки-мышки?

Есть и еще проблемы, требующие осмысления. Вот, скажем, желание Филиппа приобрести Олдфилд Холл. И он еще посмел рассказать все Беатрис, этой тошнотворной женщине. Должна же быть у человека элементарная порядочность! Уж во всяком случае, стоило предварительно хоть обсудить вопрос с владелицей дома, а уж потом – извольте, если вам угодно, рассказывайте, кому заблагорассудится. В конце концов, Олдфилд Холл пока еще принадлежит ей. И только она будет решать, продавать его Филиппу Бартону или нет.

Айрис почти физически ощущала, как внутри нее поднимаются гнев и бешенство – ее намеренно унижают. С ней обращаются так только потому, что свет клином сошелся на Филиппе, и другого покупателя не дано. Ах, если бы толпились эти покупатели, как легко бы она утерла нос нахалу! Тот факт, что Бартон был единственным претендентом, проявляющим интерес к старому особняку, терзал ее больше всего.

К тому времени как Филипп остановил машину у подъезда дома, Айрис взвинтила себя до такого состояния, что уже не могла сдерживаться.

– Что ты намерен делать по поводу Эш? – взорвалась она, когда Филипп подошел, чтобы помочь ей выйти из автомобиля. – И потом, если ты думаешь, что можешь рассказывать каждому встречному, будто дом уже чуть ли не куплен тобой, то учти – могут быть и другие мнения на этот счет!

– Отложим обсуждение предложенных тобою тем до того, как войдем внутрь. Здесь холодно, – спокойно сказал Филипп, беря Айрис под руку и помогая ей взобраться по скользким ступенькам крыльца. – Сходи лучше наверх и посмотри, как чувствует себя твоя мать, – добавил он тоном распорядителя и вошел в холл.

– Почему бы тебе не заняться собственными делами и перестать командовать мной? – вне себя от возмущения выкрикнула Айрис, направляясь в то крыло дома, где находилась Люцилла.

Мать крепко спала. Айрис поправила сползшее на пол одеяло и спустилась вниз в гостиную, продолжая сердиться. Филипп расположился в кресле перед столиком, на котором стоял поднос с большой бутылкой редкого виски и двумя пустыми бокалами. Она уже давно не могла позволить себе такой дорогой напиток. Айрис заметила, что Фил положил несколько поленьев в тлеющую топку большого камина, пламя отражалось мягким отсветом на поверхности старинной мебели и красных бархатных гардинах.

– Вот, возьми... Это согреет тебя немного, – сказал Филипп, протягивая дрожащей женщине бокал с бледно-коричневой жидкостью.

Отстраняясь от предложенного виски, Айрис замотала головой.

– Я не хочу больше ничего пить. За обедом уже выпила достаточно и...

– Господи! Расслабься ты, наконец! – нетерпеливо проговорил Филипп, вставляя твердой рукой бокал в ее руки. – Победи ты, в конце концов, свой комплекс неполноценности. Один мудрый француз давным-давно подметил удивительный парадокс: наиболее скверным в комплексе неполноценности является то, что обладают им отнюдь не те, кому следовало бы. Оцени мою аналогию! Чем не скрытый комплимент в твой адрес? Очень прошу тебя – выпей. Это тебя успокоит. Поверь, это чисто медицинская порция. Я далек от того, чтобы соблазнять тебя демоническим напитком. Мне хочется только, чтобы ты перестала дрожать от холода и согрелась.

– Я действительно не...

– Пей! – приказал Филипп, сердито глядя на сидящую перед ним женщину, пока та не подчинилась его требованию. Затем он помог ей подняться и отвел к уютному дивану у камина.

– Что случилось с блестящим, неотразимым Бешеным Филом Бартоном? Судя по всему, ты обладаешь обаянием гремучей змеи! – съязвила она, не собираясь признаваться в том, что виски действительно хорошо согрело и немного расслабило ее.

– Я тебя уже просил забыть о прошлом, – сказал он твердо, усаживаясь в другом конце дивана. – Меня интересует только настоящее и, конечно, будущее. Поэтому и хочу обсудить, что нам предпринять в отношении Эшлинг.

Айрис испытала огромное облегчение, услышав, что Филипп, наконец, затронул тему, которая не давала ей покоя вот уже несколько недель. Она глубоко вздохнула. На какие бы провокации он ни пошел, ей надо сохранять спокойствие и выдержку, а также трезвую голову.

– За те годы, что тебя не было, Шилдтон изменился, немного вырос, но он по-прежнему остается небольшим провинциальным городком, где каждый проявляет живой интерес к делам соседа. Другими словами, – Айрис мягко улыбнулась, – он все тот же рассадник слухов и сплетен, каким был всегда.

Филипп пожал плечами.

– Пока ты не сказала мне ничего такого, чего бы я не знал. Но учти такую вещь: порицание со стороны дурных людей – та же похвала.

– Ах, какой же ты умный!

– Это не я, а Сенека-младший.

– Значит, не ты, а малыш Сенека так относится к жителям Шилдтона, где все как один глупые и плохие?

– Сам не оправдываюсь, но за Сенеку вступлюсь, сославшись на другой его афоризм...

– Фу ты! Мне надоело это жонглирование заемной мудростью.

– И, тем не менее, послушай: «Круг наших нравственных обязанностей гораздо шире того, что предписывают законы». И замечу от себя: что подсказывает людская мораль.

– Нравственность, мораль... – слова не из твоего лексикона, да и понятия не из твоего жизненного опыта.

– Но почему же? Я же не зря сказал тебе, что восемь последних лет не прошли для меня даром. Много думал, читал, учился, так сказать, мудрости...

– Ну, знаешь, – быстро перебила его Айрис, – не зря, видимо, сказано: научиться мудрости так же невозможно, как научиться быть красивым. Стоит быть справедливой: природа, подарив тебе одно, напрочь отказала в другом. Впрочем, желание поумнеть, присвоив чужой книжный ум, понятно и даже похвально. Были бы охота, время и деньги, – не без яда в голосе прокомментировала рассерженная молодая женщина признания мудреца-самоучки. Бросая ему в лицо злые слова, она ощущала при этом нечто сродни удовольствию. – У меня возможностей приобщиться к книжным истинам было куда меньше, чем у богатого повесы. Но тоже могу сослаться на уважаемого человека, который, судя по всему, именно про тебя сказал: «Любовь к самому себе – роман, длящийся целую жизнь». Так что восемь лет – просто мелочь...

– И кто это так обо мне?

– Уайльд!

– Прекрасный друг парадоксов? Скажи ему при личной встрече, что он плохо меня знает. Впрочем, его характеристика вовсе не так уничижительна, как тебе хотелось бы. Если себя не любить, как научишься любить других?..

– Вот и люби! Себя! Других! Только разреши мне усомниться в твоей способности любить, если ты не можешь понять очевидное: для девочки, чья судьба, как ты уверяешь, тебе небезразлична, убийственными будут пересуды о ее семье.

– Ну, зачем ты так, Айрис? Просто я думаю, это не главное, о чем стоит говорить сейчас...

– Прекрасно! – воскликнула Айрис нетерпеливо. – Но я прожила всю свою жизнь в Шилдтоне. Здесь родилась и выросла Эшлинг. И можешь поверить мне на слово – достаточно одному человеку увидеть вас вместе, через двадцать четыре часа каждый в городе будет знать, что Чарлз женился на мне, потому что я ждала внебрачного ребенка. Но это только малая часть айсберга, – быстро добавила она, видя, как Фил беспокойно шевельнулся на диване. – Тебе, естественно, наплевать на мое доброе имя. А как насчет Эш? Пока она еще слишком мала и не обращает на тебя особого внимания. Но ты можешь представить, каким шоком для нее будет узнать, что Чарлз не ее отец? Не говоря о том, что в школе над ней будут смеяться и издеваться – дети порой очень жестоки. Я не позволю подвергать Эш такому испытанию. – Айрис взглянула на Филиппа. Ее руки, крепко сжатые в кулаки, побелели от напряжения. – Предупреждаю, я пойду на все, но не допущу, чтобы ты разрушил и ее жизнь!

– Успокойся ты, ради Бога! – сурово произнес Филипп. – Я прекрасно понимаю, какие проблемы стоят перед нами.

– Не будет никаких «проблем», если ты откажешься от своей бредовой идеи купить этот дом, – быстро вставила Айрис. – Все, что тебе надо сделать – это вернуться в Лондон или куда там еще. А я уж прослежу за тем, чтобы Эшлинг навещала тебя столько, сколько твоей душе угодно. Со временем мы объясним ей, что ты являешься ее настоящим отцом. В этом случае не будет необходимости...

– Нет! – Филипп решительно покачал головой. – Боюсь, твой план не годится.

– Почему? Допустим, ты унаследовал имение своей бабушки, но тебе ведь не обязательно жить в Шилдтоне, – начала объяснять Айрис, пытаясь выглядеть как можно спокойнее и рассудительнее. – Даже если тебе надоест Лондон, наверняка найдется немало прекрасных домов неподалеку отсюда. Как насчет Кембриджа? Милый университетский городок, где живет много интересных людей. И расположен он всего в часе езды от Шилдтона. К тому же там есть театр, организуются регулярные концерты и... – Она осеклась, увидев, что Фил с трудом удерживается от смеха. – Не вижу ничего смешного, – процедила она сквозь зубы. Айрис едва сдерживалась от того, чтобы не влепить пощечину своему обидчику.

– Меня развеселило, как ты пытаешься продать мне близлежащий населенный пункт, – сказал он. – Признаю, это действительно милейший городок. Но хочу заверить тебя – я твердо намерен жить в Шилдтоне. Кроме того, я обязательно куплю этот дом.

– Не... не понимаю, зачем тебе это... – произнесла она слабым, растерянным голосом. До нее дошло, наконец, что она не сможет заставить этого самоуверенного красавца прислушаться к здравым, логичным выводам. – Ты хотя бы представляешь, что сделаешь с моей семьей? Не может быть, чтобы ты не понимал этого... – Айрис безнадежно махнула рукой.

– Я уже достаточно наслушался о том, как ты смотришь на сложившуюся ситуацию, – перебил ее Филипп. – Может, ты теперь послушаешь и меня для разнообразия?

– Что ты имеешь в виду?

– Ты можешь, в конце концов, подумать не только о себе? Что, по-твоему, должен чувствовать человек, неожиданно обнаруживший, что является отцом семилетней девочки? – с сердцем произнес Филипп, медленно поднимаясь с дивана. Он возбужденно стал ходить из угла в угол. – Судя по твоему упрямому поведению, тебе и в голову не приходило, что это совсем непросто. Так вот, к твоему сведению, я потрясен до глубины души. Однажды я позвонил с намерением посмотреть дом, который, как мне сказали, продается. А потом... – Он провел рукой по густым волосам. – Господи, Айрис! Этот ребенок – моя точная копия. Как ты, черт возьми, собиралась и дальше утверждать, что отец Эшлинг – Чарлз Олдфилд?

– У Чарлза тоже были темные волосы, хоть и не курчавые. Но в детском возрасте часто бывают вьющиеся волосы, которые потом становятся прямыми, – будто оправдываясь, пробормотала Айрис. Она покраснела, услышав, как Филипп насмешливо фыркнул. – И потом, ты уехал отсюда давно – никому и в голову не пришло бы проводить параллель между тобой и Эш.

– Ты вообще собиралась когда-нибудь сказать ей правду?

– Зачем? – произнесла Айрис с вызовом. – Ты развлекся в свое удовольствие, перед тем как подло бросить меня беременной. Я не видела и сейчас не вижу никаких причин, по которым должна расстраивать девочку, причинять ей боль, раскрыв тайну ее рождения. Такой проблемы вообще не существовало, пока ты не свалился как снег на голову, – сказала она с горечью в голосе.

– Спасибо!

– А чего ты ждал? Что я вывешу праздничные флаги и закричу «Ура!»? Я не твоя старая любовь Беатрис, – смех Айрис граничил с истерикой. – Ты находишься в городе всего один день, а она, судя по всему, уже выбрала подвенечное платье.

– Не могла бы ты не выходить за рамки вопроса, который мы обсуждаем? – прервал ее Филипп.

Он не отрицает, отметила расстроенная Айрис, Беатрис действительно вцепилась в него мертвой хваткой и не отпустит, пока не женит на себе.

– Единственное, что меня беспокоит в данный момент – это, какое наиболее разумное решение нам следует принять относительно будущего Эшлинг. Кажется, ты тоже этого хочешь?

– Что я хочу... Я хочу, чтобы ты уехал и оставил нас в покое!

– Боюсь, что не смогу выполнить твоего желания, Айрис. Попытайся быть благоразумной, – мягко сказал Филипп, беря, маленькие дрожащие руки в свои большие ладони. – Ты, конечно, можешь мечтать, чтобы я уехал за тридевять земель, но, к сожалению, есть несколько уважительных причин, по которым я не могу сделать этого. В частности, я вступил в бабушкино наследство, поэтому должен жить здесь. Возможно, моя штаб-квартира будет в Лондоне. Но мне придется часто приезжать в Шилдтон. Ты, конечно, понимаешь, что пройдет немного времени и люди станут судачить о поразительном сходстве между Эшлинг и мной. Я понимаю, что моя нынешняя поездка в Штаты пришлась на самое неподходящее время, – продолжал Филипп. Айрис молчала. Ее щеки вспыхнули, когда она посмотрела на свои пальцы, сжатые большими мужскими руками. – Когда я оправился от шока, вызванного моим неожиданным отцовством, я начал размышлять – что же теперь делать? У меня было три недели, чтобы прийти к какому-то решению. Мы с тобой, допускаю, сломали наши жизни, – заметил он жестко. – Но я уверен, ты согласишься со мной: мы должны сделать все возможное, чтобы уберечь нашего ребенка от подобной участи.

Айрис кивнула. Она не могла произнести ни слова, почувствовав комок в горле.

– Говорю раз и навсегда: я хочу видеть Эшлинг как можно чаще, – твердо произнес он. – Возможно, в том, что с нами случилось, никто не виноват. Но факт остается фактом – за последние семь лет мне никто не сообщил о том, что у меня есть дочь. Больше я не собираюсь «исчезать» из ее жизни.

– Но... это будет ужасным потрясением для Эш. Я ничего не говорила ей об этом. – Со слезами на глазах Айрис пыталась продолжать сопротивление.

– Успокойся! Нет нужды доводить себя до такого состояния, – сказал Филипп, вкладывая в ее дрожащие пальцы белоснежный платок. – Нам потребуется какое-то время, чтобы узнать друг друга. Но ты должна понять, что у меня нет намерения вытеснять Эшлинг из твоей жизни. Или влиять на ее память о Чарлзе.

– Эш была совсем крошкой, когда он погиб, – прошептала Айрис, вытирая слезы. – Но я стараюсь рассказывать ей о нем как можно чаще, чтобы она не чувствовала, что отличается от своих подруг.

– Ты делала все правильно, воспитывая нашу дочь. Я пока мало общался с ней, но малышка производит впечатление жизнерадостного ребенка, – сказал Филипп с теплотой.

– Да, она, в самом деле, такая, – заверила его Айрис, нервно теребя платок в руках. – Если ты действительно хочешь ближе познакомиться с Эш, я не представляю, как лучше это сделать. Я имею в виду... Я понимаю – глупо обращать внимание на то, что скажут или сделают люди, когда обо всем узнают. Но как мне объяснить, что случилось восемь лет назад? Все уверены, что отец Эш – Чарлз. Я знаю, ты не любил его, – уже плача, продолжала Айрис, – но я-то перед ним в огромном долгу. Без поддержки и помощи Чарлза я бы осталась совершенно без средств к существованию. У меня был бы тогда только один выход – отдать ребенка на воспитание. Постарайся, пожалуйста, понять меня, – умоляющим тоном произнесла Айрис. – Мне просто невыносима сама мысль, что из Чарлза могут сделать посмешище.

– Не плачь, – заботливо успокаивал ее Фил, вытирая платком слезы, капающие из глаз. Эти зеленые глаза в пелене слез – они были прекрасны. – Теперь я понимаю, что не прав в отношении Чарлза. Я действительно очень благодарен ему за то, что он пришел тебе на помощь в трудную минуту. Поверь, я никогда не сделаю ничего такого, что бы могло осквернить память о нем. – Он пытался растормошить ее, вытащить из кокона сосредоточенной мрачности. – Ты, по-видимому, думаешь, что я и в покойном могу видеть соперника. Попробую оправдаться, исходя из твоего же представления обо мне: «Влюбленный в себя соперников не имеет». Вот так ты, по подсказке старика Цицерона, обнажила неприглядную суть моей натуры.

Он пробовал шутить, поддразнивать. Усилия не были вознаграждены. Напряженная поза, горестный взгляд, опущенные плечи. Она чуть раскачивалась, повинуясь какому-то внутреннему ритму, и казалось: достаточно небольшого дуновения, чтобы поколебать это шаткое равновесие. Наконец, прерывисто вздохнув, она откинулась на подушки.

– Я все равно не вижу выхода из создавшегося положения, – промолвила молодая женщина. Языческая богиня в страдании... Если бы она знала, как хороша была в эту минуту!

– Я тебе уже говорил, что много думал об этом. С моей точки зрения, есть только один разумный выход. Итак, первое, что я сделаю завтра утром, это позвоню мистеру Рейсу, чтобы подтвердить мое решение о покупке дома. Как ты справедливо заметила, Шилдтон мало изменился за время моего отсутствия. – Филипп лукаво улыбнулся. – Значит, ты говоришь, потребуется не больше суток, чтобы каждый человек в городе узнал о продаже Холла?

Айрис устало кивнула.

– Если и преувеличила, то очень немного.

– Верно. Таким образом, сценарий для общественного потребления очень прост. Возвратясь домой после нескольких лет жизни за границей и горя желанием осесть на одном месте, я нахожу мистера Рейса, который привозит меня сюда осмотреть Олдфилд Холл. Я быстро влюбляюсь в этот огромный тюдоровский особняк... и его хозяйку. Бедная молодая вдова, самоотверженно пытающаяся заработать деньги на содержание стареющей матери и маленькой дочки, соглашается выйти замуж за богатого принца. После этого они зажили счастливо и весело. Согласись, получилась очень романтическая история, – закончил Филипп, сотрясаясь от вполне добродушного смеха. – Гарантирую, она вызовет слезу даже у самого последнего циника.

Прошло несколько минут, прежде чем до уставшей, измотанной Айрис дошел смысл того, о чем говорил Фил.

– Ты что, с ума сошел? – выпалила она, быстро выпрямившись, и в ужасе уставилась на Фила. Менялось настроение, менялась ее стать, но она оставалась прекрасной в ореоле золотых волос с приглушенной зеленью глаз.

– Наоборот. Эта история очень правдива и не лишена смысла, – спокойно промолвил он, оценивающе глядя на собеседницу и получая удовольствие от внешних проявлений ее душевных взрывов.

Не обращая внимания на бурные возражения Айрис, кипящей от возмущения и гнева, Филипп намеренно спокойно продолжал излагать свой сценарий:

– Поскольку я провел много лет в Америке, где такая будоражащая интенсивная жизнь, каждый поймет, почему мне, в конце концов, захотелось пожить спокойно. А что может быть приятнее, чем рождественская свадьба? Ничего роскошного, конечно. Так, небольшое скромненькое мероприятие. Затем, пока Холл приводится в порядок, молодые улетают в Швейцарию, где проводят медовый месяц и катаются на лыжах. Это даст мне великолепную возможность познакомиться ближе с Эшлинг.

– Я никогда... никогда еще не слышала такого вздора!

– Тебе просто предлагается один из возможных вариантов, – парировал он жестко. – Моей дочери нужен отец, и я намерен предоставить его ей.

– Допустим, я когда-нибудь и выйду замуж. Но только не за тебя! Это уж точно, – со злостью выкрикнула Айрис. Кем, черт возьми, этот ужасный человек себя считает? Божьим даром для женщин?

Филипп расхохотался.

– Надеюсь, в твоих будущих брачных планах не фигурирует молодой доктор? Он тебе не подходит.

– Ты не имеешь никакого права вмешиваться в мою дружбу с Джеком! – вспылила Айрис.

– Ошибаешься. Как отец Эшлинг я имею твердое мнение на этот счет, – безмятежно ответил Филипп. – Ты уж поверь мне: кандидатуру Джека на роль твоего мужа я никогда не одобрю.

– Возмутительная наглость! – Айрис чуть не задохнулась от негодования. – Я и гроша не дам за твое так называемое «одобрение». – И она щелкнула пальцами у него перед носом. – Тебе давно пора понять, что ты не имеешь никаких законных прав на Эш. В любом случае ты ничего не знаешь о Джеке, – с вызовом сказала Айрис. – Он очень приятный, заботливый мужчина, который для кого-то может стать великолепным мужем.

– Для «кого-то»... – вполне возможно. Но это пустые слова – ты-то за него не выйдешь. Что касается моих «прав» относительно Эш... – Вот тут его глаза превратились в лед. – С твоей стороны глупо даже думать о том, что ты можешь запретить мне видеться с ребенком.

– С меня хватить! Я больше не желаю слушать... Не хватало еще угроз, – сердито проговорила Айрис.

Она вскочила на ноги. Но уйти не удалось, так как Филипп быстро протянул руку, и, схватив ее за плечо, усадил на диван рядом с собой.

– Пусти меня! – вскрикнула она, безуспешно пытаясь вырваться из тисков сильных рук, сжимающих ее запястья.

– Это не угрозы, это действительность, – серьезно проговорил Филипп. – Простой анализ крови сразу покажет, что я – отец Эшлинг. И поскольку я богат, мне не составит труда затаскать тебя по судам – до Судного дня, если потребуется. Ты что, хочешь провести ближайшие несколько лет, получая бесконечные предписания, постановления и вызовы в суд? А как насчет широкого освещения в газетах смачных, пикантных подробностей появления девочки на свет? Уж они-то не будут стесняться в выражениях, описывая эту душещипательную историю. Ты подумала, как это все отразится на здоровье твоей матери? – безжалостно продолжал Филипп. – И самое главное – что будет с Эш? Представь себе, что она почувствует, когда вырастет и узнает, что ее намеренно разлучили с родным отцом? Я слышал, что с подростками бывают в подобных случаях большие трудности. Думаю, Эш никогда не простит тебе этого.

– Ты... ты просто дьявол! – Айрис в ужасе отпрянула от Филиппа.

Он покачал головой.

– Я только пытаюсь убедить тебя в том, что мое предложение не лишено смысла. И что я говорю вполне серьезно.

– Твоя идея женитьбы никак... совершенно не годится. Из этого ничего не выйдет. И дурацкая история, которую ты сочинил, не выдерживает даже беглого взгляда на нее, – почти рыдая, выдавила из себя Айрис. – Никто... ни один человек не поверит тому, что ты там нагородил.

– Еще как поверят, – убежденно ответил Филипп. – Люди любят романтические истории, особенно такие, которые заканчиваются замечательной сценой: двое влюбленных рука об руку идут в сторону восходящего солнца. Я даже подумал сейчас, – Филипп задумчиво и хитро улыбнулся, – мы могли бы украсить наш рассказ такой, например, подробностью. Я сходил по тебе с ума еще до отъезда в Америку. Но тогда не мог на тебе жениться, потому что ты была слишком юной. Мне пришлось ждать все эти годы, чтобы я смог предъявить права на свою настоящую, единственную любовь. Ну, как тебе это?

– Мне? Это? – Айрис уже с трудом сдерживалась, тщетно пытаясь высвободиться из цепких рук Фила. – Я думаю, что ты просто болен! «Романтическая история»? «Моя настоящая любовь»? Кого ты хочешь обмануть? – ожесточенно бросала слова Айрис. – Мы оба прекрасно знаем, что ты никогда не любил меня. Все, что тебя интересовало – это секс!

– А ты? – Филипп посмотрел на нее с издевкой. – Ты когда-нибудь любила меня по-настоящему?

– Да, любила! – выкрикнула женщина, чувствуя, как ее лицо заливает густой румянец. Фил еще плотнее прижал хрупкую фигурку к своему мощному телу. – Но что с меня, прежней, взять – была слишком молода, глупа и неопытна. За восемь лет все изменилось. У меня не осталось к тебе никаких чувств. Абсолютно никаких.

В ответ Фил лишь рассмеялся:

– Может, мы проверим твое последнее утверждение? – мягко подтрунивая над Айрис, он выпустил ее руки и обнял.

– Ты... Какая самоуверенность! Ты что, не слышал, что я тебе сказала? – задыхаясь от сердитого волнения, произнесла Айрис. Она пыталась вырываться, но лицо молодого мужчины уже находилось близко от ее губ.

– Я думаю, ты солгала мне, – прошептал Филипп хриплым голосом, внимательно изучая прелестное женское лицо. Руки Филиппа стальными обручами сжали дрожащую фигурку Айрис. Знать бы ей, как она хороша, может быть, это прибавило ей уверенности, спокойствия. Но, сама естественность, женщина отдавалась чувству, не раздумывая о том, какое впечатление производит. А может быть, это и к лучшему...

– Нет, я говорю правду! – запротестовала она, изо всех сил стараясь не смотреть на блеск, появившийся в знакомых голубых глазах, и жесткую, чувственную линию мужских губ. Опять все внутри сжалось в комок, опять по телу пробежала сексуальная дрожь. Айрис как околдованная смотрела на темную голову, неумолимо приближающуюся к ней, уже не пытаясь справиться с божественным волнением, заполнившим все ее существо. Она снова почувствовала тот эмоциональный голод, который пронизывал каждую клеточку тела. Филипп осторожно откинул ее на подушки, почти перекрыв и без того слабое дыхание своей мощной грудью, и прижался крепким поцелуем, к ее дрожащим от желания губам.

Спустя мгновение Айрис оказалась в водовороте противоречивых эмоций. Она остро чувствовала едва уловимый запах мужских духов и теплую, влажную поверхность кожи и в какой-то миг встрепенулась, постаралась сбросить с себя магию сексуального влечения к обнимающему ее мужчине. Но разум, – в который раз! – отказался повиноваться ей. Айрис ничего не могла поделать с эмоциями, которые разливались внутри нее широким потоком, игнорируя слабые протесты своей хозяйки. Соблазнительные мужские губы с возбуждающим трепетом рушили барьеры, которые она так старательно воздвигала.

Из груди Айрис вырвался слабый, бессильный стон. Она окончательно сдавалась на милость яростного, неистового восторга, который был вызван долгим поцелуем Фила. Молодая женщина, изголодавшаяся по мужской ласке, испытывала непреодолимое желание и необходимость в прикосновениях его чувственных рук. Нежное тело трепетало в ожидании чуда.

Казалось, прошла целая вечность, прежде чем Филипп оторвался от сладких, податливых губ и посмотрел напряженным взглядом на дрожащее от внутреннего трепета прекрасное женское тело.

– Ты можешь быть очень желанной, Айрис, – тихо произнес он, проводя пальцем по ее горячей щеке. – Но вот чего тебе не дано, так это правдиво солгать! Лжец из тебя, ну, никуда не годный!

Айрис, все еще ошеломленная от проснувшихся в ней эмоций, изумленно уставилась на Фила. Но постепенно волнующий жар и чувственная истома стали покидать дрожащее тело. Сквозь рассеивающийся туман эротического состояния стало проступать жесткое, безжалостное выражение мужских глаз. В изгибе его губ, ей чудилось, затаилась насмешка.

Яркая краска залила лицо Айрис. Она чуть не застонала вслух. Молодая женщина была потрясена тем, насколько слабой и бесхарактерной оказалась – далеко не в первый раз! – при столкновении с этим мужчиной. И теперь предстоит терзать себя за то, что снова поддалась его темным чарам.

Быстро освободившись из ослабевших объятий Фила, Айрис вскочила с дивана.

– Минуточку, – холодно произнес он, успев схватить ее за руку, прежде чем ей удалось выбежать из комнаты. – Я все еще жду, когда ты дашь мне ответ на мое предложение выйти за меня замуж.

– Замуж? – Возмущение выражало не только лицо, но вскинутые руки, отпрянувший торс... – Я бы не вышла за тебя, даже если бы ты оставался единственным мужчиной на земле!

– А я точно знаю, что ты будешь моей женой, – со спокойной уверенностью сказал Филипп.

Айрис бросилась к двери. За ее спиной раздался резкий, с издевкой, смех. Звук этот преследовал ее, когда, спотыкаясь, она поднималась по лестнице к себе в комнату.

Пронзительный звон будильника ворвался в беспокойный сон Айрис. Еще не до конца проснувшись, привычным жестом выключила его и, с трудом оторвав тяжелую голову от подушки, посмотрела на часы. Восемь часов – пора вставать.

Как же не хотелось начинать день, ничего хорошего не суливший! Айрис снова уткнулась лицом в мягкую подушку. Ночь прошла ужасно. События ушедшего дня не давали дремоте овладеть ее уставшим сознанием. Филипп стал наследником дня и призраком ночи. Она спорила с ним, доказывала очевидное и тут же понимала: все напрасно. Ее малая правота побеждалась сильной позицией сильного противника. Да и что такое правота, основанная на лжи? Правда-то, что ни говори, на его стороне: она по-прежнему любит его. И ничего здесь не поделаешь. Зов тела обгоняет предупреждение разума.

Чего стоят воспоминания о жарком прикосновении его удивительных рук! Не забыть, не убежать, не воспротивиться... Наступающий день пугал новыми искушениями. Покаяние опережало грех.

Ах, если бы у нее был хоть какой-то опыт в сердечных делах! Если бы могла выручить рассудочность, осторожность! Но что взять с молодой женщины? Провинциалка с комплексами, доставшимися от предков, от среды, в которой прошла вся ее недолгая, в общем-то, жизнь. Влюбилась в Фила, когда не было еще и восемнадцати. Хотела жить как все, да судьба распорядилась по-иному. Ровесницы, казалось, были старше ее, но и моложе в чем-то. Ее взросление пришло через страдания, обиды, несправедливость. А сверстницы протаптывали свой путь к возмужанию неспешно. Постепенная адаптация к взрослой жизни – это то, чего лишила ее нелегкая судьба. Раннее материнство, преждевременная смерть мужа, заботы, тяготы, безденежье.

Кровь приливала к голове от одной мысли о том, как среагировали бы друзья, расскажи она им всю правду. Они бы не поверили ни единому слову, разве что посмеялись над фантастичностью сюжета, так нескладно ею придуманного. Айрис не могла поделиться своими тревожными мыслями даже с самой близкой своей подругой – Джун. Ну, какими, спрашивается, словами поведать ей, что Фил был первым – единственным – мужчиной в ее жизни. И что сейчас она до смерти напугана. Что душой и телом боится жесткого, сурового и умного человека по имени Филипп Бартон.

Тяжело вздохнув, женщина откинула одеяло, опустила с кровати ноги и с минуту сидела, уставившись в голый пол неподвижным взглядом. Для начала следует вновь признаться себе в очевидном: несмотря ни на что, она все еще любит его. Так значит так. Но это признание не столько облегчает, сколько усложняет решение другой проблемы – Эшлинг. Та возвращается из Лондона сегодня. Каким будет план дальнейших действий? Фил, конечно, продумал свою роль, наметил цель. Сомнениям он, как известно, не подвержен. Полагает, что обстоятельства неукоснительно подчинятся его разуму и его воле. Но откуда ему, самоуверенному, знать, как следует обращаться с маленьким ребенком? Тем более в том накрути сложностей, которые он сам и спровоцировал. С него станет с порога заявить девочке, что не Чарлз, а он ее отец.

Опасность сплетен, кажется, принята им всерьез. На том спасибо. Заготовлен контрдовод – женитьба. По тому, как сейчас он себя повел, можно прийти к выводу, что разговор о браке не пустые слова. Да, этот человек не ведает сомнений! К поставленной цели – напролом. Даже недвусмысленно дал понять, что, если его бывшая возлюбленная не согласится на свадьбу в рождественские дни, он, не колеблясь выполнит свою жестокую угрозу затаскать ее по судам и таким образом разрушить их с Эш жизнь. Пока никакие возражения и доводы не действовали на Филиппа. Что ей сказать или сделать, чтобы заставить его изменить свое решение?

Раздвинув гардины на окнах, Айрис увидела, что за ночь выпал снег. Весь сад был покрыт белым покровом. Небо низкое, серое. Снег прекратился, но, очевидно, скоро пойдет снова.

Айрис спустилась вниз на кухню и начала готовить завтрак для матери и гостя. Настроение хуже не придумаешь, вопросов много – ответов нет. Какую проблему ни возьми – все козыри на руках у Фила. Шут с ним, с замужеством, но Эш? Каким отцом может быть такой человек для ее малышки? Одному Богу известно, какую тяжелую ношу ответственности приходится нести в наше время родителям. Он об этом разве задумывается! Ему ли являть собой пример для подражания? Ему ли воспитывать ребенка на своем опыте, своем отношении к жизни? Достаточно вспомнить прошлое этого, с позволения сказать, отца, чтобы ответ был однозначным: нет, нет и нет! Можно ли надеяться, что он изменился? Если бы... Черт! Айрис всю передернуло при одном воспоминании об отвратительной сцене, когда Фил с неприкрытой радостью и явным удовольствием целовал Беатрис у всех на глазах. Эта яркая блондинка и не собиралась скрывать: только представься ей малейшая возможность – она тут же прыгнет к нему в постель. Филипп не мог этого не чувствовать, а возражал ли? Сколько же было на его счету подобных красоток! Приходится лишь полагаться на то, что не всем из них он подарил радость материнства, подумала Айрис. А тем временем на поднос, предназначенный Филиппу, легли теплые круассаны и тосты.

Тяжелые жизненные обстоятельства заставили Айрис использовать дом как пансионат. Этот факт и позволил Бартону остановиться в Холле, что было бы невозможно при иных обстоятельствах, раз речь шла о частном доме. Любую мелочь умеет он приспособить в своих целях. Ну что ж, остается надеяться, что незваный гость провел нынче не самую приятную в своей жизни ночь. Айрис решительно направилась вверх по лестнице. Не постучав, широко распахнула дверь комнаты. Скажи он ей сейчас одну из своих привычных колкостей, и она запустит поднос с завтраком в его самодовольную физиономию. Но он встретил ее приход молча.

Филипп, видимо, встал уже давно – лицо было тщательно выбрито. Айрис смутилась, увидев перед собой прекрасную мужскую фигуру. Фил стоял в противоположном углу комнаты. Вся его «одежда» состояла из полотенца, обмотанного вокруг узких бедер.

– Ты, должно быть, умеешь читать мысли на расстоянии, – сказал он, улыбнувшись. – Я как раз подумал о завтраке.

– Обычно наши постояльцы предпочитают завтракать в своих комнатах, – едва переведя дыхание, строго официально произнесла хозяйка Холла. Она старалась не смотреть на великолепно вылепленную спортивную фигуру стоящего перед ней человека. Небольшие капли воды поблескивали на загорелых широких плечах и мощной груди, щедро покрытой плюшем вьющихся волос.

И снова оглушительно застучало сердце. Какая же она дура, что не осталась на кухне – подальше от этого сильного, мощного тела, едва прикрытого куцым полотенцем, от этих длинных стройных ног.

Филипп направился к ней, не пытаясь умерить насмешливого блеска в сияющих голубизной глазах.

– Бедняжка, ты выглядишь очень уставшей. Что, плохо спалось?

– Да, плохо! – не скрывая раздражения, произнесла Айрис и поспешно попятилась к двери.

– Ты ведешь себя как перепуганная до смерти старая дева. Расслабься! – Его рот растянулся в язвительной, как ей показалось, улыбке. – Можно подумать, что мы никогда не видели друг друга голыми.

– Уволь от повторения! – отрезала она.

Быстро поставив поднос с завтраком на ближайший столик, Айрис поспешно вышла из комнаты. Ей почудилось, что она слышала его смех. Неужели снова ему необходимо было праздновать победу над ней?

Прошло более часа. Все это время Айрис находилась в заторможенном состоянии, действуя почти автоматически. Так: надо забрать поднос из комнаты матери. Теперь помыть посуду, пропылесосить ковры на первом этаже. Привычные заботы, привычные дела... Если бы не неотвязные мысли об Эш! Неотвратимо скорое ее возвращение. И были бы эти мысли теплее и приятнее, если бы не угрызения совести: как могла она, преданная, любящая мать, уступить обидчику своей семьи? Не просто уступить, а испытать нечто сродни блаженству. Зов тела оказался сильнее инстинкта опасности?

Бог свидетель, она пыталась оградить себя от этого наваждения. Но слаб человек. И теперь что толку рвать на себе волосы? Она и раньше считала свою недолгую любовь к Филу почти болезнью, полагая, впрочем, что время полностью излечило недуг. Оказалось же, что болезнь зашла слишком далеко и вряд ли излечима. Иначе как объяснить: Филипп обижает ее своим сумасбродством, а она не в силах постоять за себя.

Мрачные мысли Айрис прервал телефонный; звонок. Приятные вести из гаража: «французик» – починен, и его можно забирать. Она поблагодарила механика за то, что со столь сложным ремонтом он справился достаточно быстро. Мужчина на другом конце провода хмыкнул в ответ:

– Рад служить, но вы преувеличиваете – какая уж там сложность! На будущее просто учтите, что не следует давать ребенку хозяйничать в машине. Если вы будете позволять так варварски выдергивать электропроводку из-под щитка, нашему «ситроену» предстоит не вылезать из ремонта.

– Девочки со мной не было, когда машина забарахлила, – заступилась за ребенка мать.

Ответом был смех.

Недоумевая, она отошла от телефона. В другое время, может быть, инцидент и занял бы ее мысли, но тут с улицы донесся сигнал автомобиля, и через минуту в дом как вихрь ворвалась Эш.

– Мама, мама! Все было по-тря-са-юще! – закричала она с порога, бросаясь к матери, и обхватила маленькими ручками ее тонкую талию. – Мы с Руфь видели Санта-Клауса, и он дал мне такой подарок! – задыхаясь от радостного волнения, протараторила малышка. – Это было здорово – просто ужасно!

– От радости, как видишь, мы говорим не очень внятно, – оправдывая ребенка, улыбнулась Джун, шедшая вслед за Эш. Она передала матери маленький чемодан с вещами девочки. – Мы были рады, что она поехала с нами. Эшлинг – просто золото, – добавила Джун, отмахиваясь от слов благодарности, которые начала было говорить довольная мать. – Мне бы хотелось побыть у тебя немного, поболтать, но тороплюсь домой. Дела, дела... Ждет ворох неглаженого белья и несготовленный обед.

Попрощавшись с Джун, Айрис поспешила в дом. Эш уже куда-то убежала. В кухне находился один Филипп.

– А, вот и ты. Поторопись, нам пора уезжать.

– Куда это, интересно? – спросила она вежливо. И оставаться бы ей такой равнодушно-вежливой, но снова... Увидев мускулистые ноги, обтянутые синими джинсами, и эти знакомые красивые руки, видневшиеся из-под закатанных рукавов толстого пуловера, Айрис снова почувствовала, как подступает головокружительная дурнота. Фил выглядел сильным, грозным и... потрясающе привлекательным. Айрис пришлось сделать усилие над собой, чтобы удержаться от желания тут же броситься к нему в объятия. – Где Эшлинг? – с беспокойством спросила она. – Ты говорил с ней? Надеюсь, ты не...

– Да успокойся ты, наконец! Я ничего не сделал плохого, – теряя терпение, ответил Филипп. – Мне только пришла в голову мысль, что вам с Эшлинг, возможно, было бы интересно посмотреть старый дом моей бабушки или, если быть точным, – то, что от него осталось. А потом мы втроем сможем пообедать в местном баре. Эш, кажется, понравилась моя идея. Особенно после того, как я пообещал ей слепить снежную бабу.

Айрис колебалась. Ей очень хотелось сказать Филиппу, чтобы он исчез, растворился в воздухе как дым. С другой стороны, она понимала – этот хитрец уже обезоружил ее, надавав Эш кучу обещаний. Если она откажется, малышка расстроится, а Айрис не хотелось травмировать дочку. Кроме того, она ни разу не была в доме леди Хартли, прожившей последние двадцать четыре года жизни в полном уединении. Огромный дом, наверное, превратился в груду кирпича. Айрис вынуждена была признаться, по крайней мере, себе самой, что ей было бы интересно посмотреть даже на развалины.

– Ну, как?

Она пожала плечами.

– Хорошо, но я и не уверена насчет обеда. Бары не для маленьких детей.

– Об этом не беспокойся – я уже позвонил в «Красный Лев», вполне респектабельное заведение. Учти только, что на улице холодно – оденьтесь с Эшлинг потеплее, – сказал Филипп, оглядывая стройную фигуру в кремовом свитере и легких брюках. – Да, чуть не забыл – неплохо бы прихватить с собой термос с горячим кофе.

Проклятый умник, все предусмотрел! – подумала с досадой Айрис. Она нашла Эш на материнской половине дома. Внучка восторженно рассказывала бабушке о необыкновенной поездке в Лондон.

Айрис опасалась, что ей придется уговаривать мать побыть одной – мол, едут они ненадолго, просто погуляют с Эш. Однако ей было чему удивиться – едва взглянула на женщину, вчера еще прикованную к постели, она остолбенела: мало того, что мать была на ногах, она самостоятельно оделась и, главное, находилась в прекрасном настроении, чего в последние дни с ней не случалось.

– Не беспокойся, дорогая. Я чувствую себя значительно лучше, – сообщила ей мать, лучезарно улыбаясь. – Так что поезжайте, ни о чем не беспокоясь. Желаю хорошо провести время.

Удивительная метаморфоза! Неужели болезнь позади? Есть и у Айрис свои радости: дочь вернулась, мать поправилась. Она поспешила на кухню, где быстро наполнила термос горячим кофе. Оделась сама, укутала потеплее Эш. Поехали!

Айрис никогда раньше не видела этот старый викторианский особняк. Поэтому ей трудно было представить, как выглядел дом в пору своего блеска. В результате сильного пожара, в котором погибла бабушка Фила, от огромного дома осталась только обгоревшая оболочка. Большинство стен развалилось, лишь груда почерневших камней лежала на поросшей сорняками земле. По просторной террасе, возвышающейся над лесистой долиной, были разбросаны расколотые на куски скульптуры и треснувшие чаши. Но многие другие строения этого огромного имения, в том числе гаражи, мастерские и конюшни, сохранились в довольно приличном виде. Уцелела и оранжерея.

– Интересно, твоя бабушка разводила апельсиновые деревья? – спросила Айрис, оглядывая то, что некогда было большим красивым сооружением.

– Не думаю. Я ни разу не встречался со старой перечницей, поэтому не могу сказать наверняка. – Филипп пожал плечами. – В данный момент меня больше интересует чашка горячего кофе. Признаться, – добавил он с улыбкой, – никогда не думал, что слепить снежную бабу окажется так непросто.

– Это труднее, чем кажется на первый взгляд, – засмеялась в ответ Айрис. Она выглянула в окно и увидела Эш, которая сосредоточенно занималась украшением неуклюжего, как бы присевшего на корточки снежного человека. Вокруг ее шеи был повязан шерстяной шарф Фила.

Странная экскурсия не доставляла большого удовольствия. Все еще не развеялось опасение, что Фил может затеять с дочерью рискованный разговор. Пока он вел себя вполне прилично, обращаясь с малышкой так, как и следовало обращаться с семилетним ребенком. Он смеялся над ее наивными детскими шутками, но был строг, если ребенок вопреки запретам шел туда, куда ходить не следует – опасно. Полуразвалившиеся стены в любой момент могли рухнуть.

– Ты знаешь, все-таки очень странно, что вы с леди Хартли никогда не встречались, – сказала Айрис, разливая кофе по чашкам. Фил смахивал паутину и грязь с двух покрытых пылью ящиков. – Если учесть, что ты с отцом живешь в нескольких милях от нее.

Филипп вздохнул и неопределенно кивнул головой.

– Это долгая история. Но, похоже, все случилось потому, что моя бабка была одинокой, озлобленной старой женщиной. Ее мужа убили во вторую мировую войну. Потом еще удар: на охоте погибает любимый сын. Из близких осталась только Виола, моя будущая мать. Вот ей и подарила пожилая женщина свою эгоистичную, требовательную любовь. Предполагаю, что далеко не сладкой оказалась жизнь моей бедной матери в доме бабки. Удушающе скучная атмосфера и постоянное общество нелюдимой стареющей леди...

Он рассказал, что леди Хартли не позволяла своей дочери ходить, куда бы то ни было без ее разрешения. Она вела себя намеренно грубо, чтобы отпугнуть от дочери всех друзей, особенно молодых людей. Фактически несчастная девушка превратилась в заключенную, которой предстояло провести остаток своей жизни с сумасбродной матерью.

– Но почему она не сбежала из дому?

– Моя мать, по словам многих людей, отличалась мягким, отзывчивым нравом, жалела старую женщину. Когда Виоле перевалило за тридцать, она поняла – у нее не осталось никаких шансов выйти замуж. Бедняжка нашла отдушину в религии, которая стала для нее неиссякаемым источником силы, надежды. К счастью, леди Хартли не возражала против посещений церкви в Шилдтоне. Поэтому мать могла ходить гуда, когда хотела. Именно в церкви она и познакомилась с моим будущим отцом.

Айрис не без интереса слушала рассказ о том. как преподобный Август Бартон – добрый, но много рассеянный холостяк, которому было тогда за сорок, серьезно влюбился в тридцативосьмилетнюю Виолу Хартли. Его, разумеется, не волновало богатство ее матери, заметил Филипп. Влюбленный Бартон попытался добиться у своей будущей тещи согласия на брак с Виолой. Но когда стало очевидным, что суровая леди никогда не даст своего благословения – она даже запретила своей дочери встречаться с Бартоном, – Виола впервые отважилась на бунт.

– Леди Хартли ничего не могла сделать, чтобы помешать свадьбе. Но старая мегера никогда – до конца своих дней – не простила дочери ее побег с моим отцом, – закончил Филипп.

– Просто невероятно, как можно быть такой жестокой и бессердечной! – воскликнула потрясенная Айрис, услышав, как бедная Виола умерла спустя полтора года после рождения Фила, а леди Хартли даже после смерти дочери не желала иметь ничего общего ни в викарием, ни с единственным внуком.

Внимательно слушая эту грустную историю, Айрис по-новому взглянула на жизнь Фила. Каким же одиноким чувствовал себя маленький мальчик, лишенный материнской ласки и заботы! Стареющий отец и понятия не имел, как воспитывать сына. Неудивительно, что Филипп, которым занимались постоянно сменявшие друг друга домоправительницы, вырос буйным и плохо управляемым подростком. Еще хорошо, что – благодарение Богу – не попал ни в какую дурную компанию.

Вот сидят они друг против друга на грязных ящиках и мирно говорят о том, о сем. Женщина взглянула на красивого рослого мужчину с удивлением. Не странно ли? Они провели вместе немало времени и еще ни разу не поссорились.

Может быть, это оттого, что Фил держит в себе агрессивность? Правда, естествен ли этот его спокойный тон или он старательно сдерживает свой необузданный нрав. Уже то хорошо, что не поминает о событиях минувшего дня.

– Сейчас, мне кажется, самое время нам все спокойно обсудить, – сказал Филипп, поднимаясь и направляясь к окну.

– Может, не стоит? – снова занервничала Айрис, заметив, как он махнул в сторону Эшлинг, которая по-прежнему с удовольствием возилась в снегу. – И потом, скоро надо ехать на обед. – Она бросила быстрый взгляд на часы. – Может...

– Послушай, хватит! Ни тебе, ни мне не нужны эти ссоры и споры, – твердо произнес Филипп. – Раз ты считаешь меня двуличным злодеем, думаю, будет справедливо, если ты выслушаешь, наконец, и мой вариант нашей с тобой истории.

– Нет необходимости... – начала, было, она, но конец фразы потонул в смехе Филиппа.

– Есть, и еще какая, – привычным жестом он провел рукой по волосам. – В конце концов, ты фактически обвинила меня в преступной безответственности: я бросил соблазненную мною девушку, наградив ее к тому же ребенком. Бедняжка осталась без помощи и поддержки. Видит Бог, упреки вполне справедливы. – Филипп тяжело вздохнул.

Айрис пожала плечами:

– Послушай, мы уже наобсуждались до тошноты. Я понимаю, что тебе трудно со мной, – нелегко выслушивать обидные, неприятные слова по поводу событий восьмилетней давности. Но все это в прошлом. Каждый из нас давно живет своей жизнью. Какой смысл снова ворошить старую историю?

– Смысл, моя дорогая, в том, что твоя версия тех событий не во всем совпадает с моей, – отрезал Филипп. – Вспомни, перед тем как уехать в Америку, я попросил тебя стать моей женой. Мы договорились, что ты будешь ждать, пока я не подготовлю все для твоего приезда в Штаты? Так вот, когда я говорил все это, я полностью отвечал за каждое произнесенное мною слово. Однако мне и в голову не приходило, что ты не знаешь моего адреса. Видимо, в предотъездной суматохе я попросту забыл оставить тебе телефон дяди. Но зато отлично помнил, что надо связаться с тобой, когда ты переедешь в Лондон к тетке. А переедешь ты к ней после того, как приведешь в порядок дела с продажей старого дома в Шилдтоне и выяснишь все, что касается состояния здоровья твоей матери. Я правильно излагаю ход событий?

– Да, кажется, так, – ответила Айрис.

– Хорошо. А теперь я скажу тебе то, чего ты не знаешь. Вскоре после моего приезда в Америку мы с дядей поехали на один из его заводов. По дороге произошло лобовое столкновение нашей машины с тяжелым грузовиком. Я ничего не помню об аварии. Очнулся в больнице – перелом обеих ног, голова гудит от серьезного сотрясения мозга. Но все равно мне крупно повезло – я остался жив. В отличие от моего дяди, который был за рулем и при столкновении погиб на месте.

Айрис ахнула. Затаив дыхание, она напряженно слушала рассказ о событиях, о которых и не догадывалась. Филипп продолжал:

– Несмотря на многочисленные травмы, у меня, по счастью, не было никаких неприятных последствий вроде амнезии. Раны зажили, я вернулся к работе, но еще очень долго меня мучили сильнейшие головные боли. Несмотря на это, пришлось приступить к управлению фирмой дяди. Кроме меня, у него не осталось никого из родственников, поэтому я не был удивлен, узнав, что незадолго до своей трагической смерти он составил завещание, по которому оставлял все, чем владел, мне.

Филипп посмотрел на свою застывшую от внимания слушательницу и улыбнулся.

– Как ты понимаешь, члены правления, и служащие фирмы не были в восторге от такого поворота событий. На место прежнего владельца – солидного, опытного человека – пришел ничего не знающий мальчишка. И на них не стоило за это обижаться. Спустя несколько недель я так был измотан, что не представлял, способен ли дальше справляться с навалившимися на меня проблемами. Но постепенно и, надо сказать, с большим трудом я входил в курс дела. Мне приходилось из кожи вон лезть, доказывая, что я способен руководить фирмой. Я должен был оправдать доверие, которое оказал мне дядя, оставив завещание. Вот за этими заботами и пролетели почти три месяца с момента нашего с тобой расставания.

Притихшая Айрис тяжело вздохнула.

– Если бы я знала об этом несчастном случае... Но мне и в голову не могло прийти, что...

– Ты и не могла знать об этом, – быстро вставил Филипп. – Так же как и я не догадывался о твоих проблемах. Вот такой сценарий нашей любви. Не правда ли, он достоин шекспировского пера? Недомолвки, ошибки, недосказанности, которые привели влюбленных к отчуждению и обоюдному недоверию. И это о нас – о двух безнадежно влюбленных! – В возбуждении он стал ходить по оранжерее между торчавшими из пола столбиками. – К моему большому сожалению, когда я смог наконец позвонить тебе в Лондон, трубку сняла твоя тетка. Она буквально визжала от восторга по поводу того, что ты выходишь замуж за Чарлза Олдфилда.

– О нет!

– О да! – проговорил Филипп сердито. – Я настолько был ошарашен, что до меня не сразу дошло, о чем говорила старая перечница. В моих ушах до сих пор стоят ее слова: «Они так счастливы!», «Это такая великолепная пара!», «Ее отец непременно одобрил бы выбор дочери!», «Чарлз так богат! Ты когда-нибудь был в Олдфилд Холле? Великолепный старинный особняк – как раз то, что нужно молодым, чтобы начать счастливую семейную жизнь!» И много другой такой же дребедени по поводу роскошного образа жизни Чарлза и твоей с ним очень тесной дружбы до свадьбы.

– Это неправда! – вне себя воскликнула Айрис. – Я почти не знала Чарлза до того, как он предложил выйти за него замуж.

– И ни слова о ребенке, – печально продолжал Филипп, не обращая внимания на ее протесты. – Ради Бога, Айрис! Я что, должен был поверить, что твоя тетя совершенно слепа? Она не могла не знать о твоей беременности!

Сбитая с толку, молодая женщина сидела с опущенной головой.

– Я думаю, тетя догадывалась о происходящем, – едва слышно проговорила Айрис. – Но мы никогда не говорили с ней об этом. Она придерживалась консервативных взглядов на отношения между мужчиной и женщиной и...

– И испытала огромное облегчение, когда узнала, что ее племянница так неожиданно и удачно выходит замуж. Так? – почти с издевкой спросил Филипп. Он продолжал, как маятник шагать из угла в угол, время, от времени бросая сердитые взгляды в сторону ссутулившейся женской фигурки. – Мой рассказ подходит к концу, – устало проговорил он. – Так что можешь теперь представить, что со мной было тогда. Я ударился в загул. Когда, наконец, протрезвел и понял, что вином горю не поможешь, сделал единственную разумную вещь – ушел с головой в работу. Расширил дело дяди, привнес в него много нового, а также прикупил много новых компаний. Затем вышел на биржу с частью акций своей фирмы. Теперь я начал большое дело здесь, в Великобритании. Согласись, моя история имеет счастливый конец.

Айрис молча кивнула. Она боялась, что голос выдаст ее волнение, поэтому не рискнула ничего произнести, – ей нужно было время, чтобы свыкнуться с совершенно новым положением дел. Все то, о чем ей рассказал Фил, разрушало здание, которое она построила на недоверии и предвзятом к нему отношении. Можно было сойти с ума от сознания того, что все ее прежние представления, все мучительные, болезненные события последних восьми лет были всего-навсего результатом неудачной цепи случайных обстоятельств. Казалось невероятным, что автомобильная авария и неизвестный номер телефона принесли так много горя. Айрис устало откинулась на мягкий кожаный подголовник автомобильного кресла. Где только Филипп достал эту огромную, роскошную машину? – подумала она. Но на опасной скользкой дороге, да еще с начавшимся снегопадом в «рейн-джровере» как ни в одной другой машине чувствуешь себя в полной безопасности. Несмотря на отвратительную погоду, Филипп настоял на ужине вне дома. Айрис вяло сопротивлялась, она предпочла бы остаться дома у камина. Но Филу, как всегда, удалось переубедить ее.

Она посмотрела на профиль мужчины, сидящего за рулем. На щеке заметно выделялся большой синяк. Молодец Эш! Не все ему побеждать. Конечно, малышка сделала это без всякого злого умысла. Выйдя из оранжереи имени леди Хартли, они с Филиппом затеяли игру в снежки. Между отцом и дочкой разгорелся довольно напряженный бой. У Эшлинг заранее была подготовлена батарея из плотно слепленных круглых снежных шариков. Девочка визжала от восторга, когда Филипп энергично включился в игру. Но ему не повезло. Эш изловчилась и залепила снежком прямо в лицо, а в снежке случайно оказался камешек, который и был причиной распухшей щеки.

Айрис вынудила себя признать, что Фил великолепно вел себя в трудной ситуации. Быстро осушив слезы, хлынувшие из глаз расстроенной малышки, он объяснил ей, что такое нередко случается при игре в снежки, что много раз он сам участвовал в подобных сражениях и поэтому нисколько не удивился происшедшему и вовсе не обиделся на Эш. Затем Филипп отвлек дочку, незаметно сменив тему – мол, пора отправляться на обед.

В баре для Эш заказали ее любимые котлеты из говядины и картофельные чипсы в томатном соусе. Вернувшись, домой, все трое сели за карточный стол. Играли много и весело. Неудивительно, что после такого насыщенного интересными событиями дня Эш так и льнула к «старому школьному другу» матери. К тому времени как она уговорила Филиппа прочитать ей сказку на ночь, в глазах девочки он стал – и это с горечью отметила Айрис – лучшим из лучших.

В голове Айрис все смешалось. Она понимала – надо только радоваться, что Эш и Фил так хорошо ладят. Но ей было неприятно, что эти двое инстинктивно, буквально с полуслова, понимали друг друга. Когда Люцилла, явно воскресшая и начавшая новую жизнь, с радостью поддержала предложение Филиппа отвезти ее дочь в ресторан, Айрис не смогла придумать ни одной уважительной причины для отказа.

– Ты что-то все время молчишь, – произнес Филипп, нарушая гнетущую тишину, которая стояла в салоне машины с того момента, как они отъехали от Холла.

– Я... мне не нравится, что Эш осталась в доме с матерью, – ответила она, выказывая признаки нервозности. Айрис вдруг ощутила опасность со стороны мужчины, сидящего так близко от нее. – Она еще недостаточно хорошо себя чувствует, чтобы...

– Вздор! Твоя мать в порядке, – сухо ответил Филипп. – У нее, кстати, явно повысилось настроение, когда я сообщил ей сегодня утром, что собираюсь купить Олдфилд Холл.

– Что ты ей сказал?

– Будучи гостем, в вашем доме, я не мог не встретиться с миссис Динмор и не поставить ее в известность о своих планах относительно Холла. С моей стороны, это было бы крайне невежливо, – заметил он. – По той же причине я чувствовал себя обязанным попросить у нее твоей руки.

– Кого ты хочешь обмануть! – негодуя, крикнула Айрис почти в самое ухо Филиппа. – И еще эти высокопарные слова! Он, видите ли, чувствовал себя «обязанным»!.. Не верю, что ты вообще способен испытывать нечто подобное, – все больше распалялась она, раздраженная не только самоуверенностью его речей, но и выражением скуки на красивом лице. – Если ты хоть на каплю расстроил мою мать...

– Перестань! – Филипп насмешливо скривил рот. – Люцилла просто умирает от счастья, что получает возможность и дальше жить в этом доме. Она несказанно обрадовалась и идее сыграть на Рождество нашу с тобой свадьбу. Не волнуйся, я взял с нее слово никому не говорить об этом. По крайней мере, до тех пор, пока мы не уладим все вопросы, касающиеся Эшлинг.

Опять он за свое! А она расслабилась, разжалобилась! Нет, какой все-таки порочный человек, – в обход ее желанию нашел еще один способ заставить пойти на эту авантюру. Айрис хотелось запереться в темной комнате и кричать там до посинения от отчаяния. На этот раз Филиппу удалось загнать ее в угол. Попробуй теперь лишить мать радости оставаться и дальше в Олдфилд Холле. И самое главное – лишить Эшлинг возможности иметь родного отца. С другой стороны, как она сможет выйти замуж за человека, который – совершенно очевидно – не любит ее? Филипп одержим идеей рождественской свадьбы, потому что этот брак позволит ему получить родительские права на Эш. Не желая показывать свою слабость – она готова была разреветься в любой момент, – Айрис отвернулась от Фила и тупо уставилась в окно. Вдруг ее внимание привлек мелькнувший в свете фар дорожный знак. Они ехали по главной трассе, ведущей в Лондон. Если бы на улице не было так темно и Айрис не находилась в таком подавленном состоянии, она бы давно узнала эту дорогу.

– Что происходит? – сердито спросила молодая женщина. – Кажется, ты пригласил меня на ужин?

– Совершенно верно – приглашение в силе, – просто ответил он. – Только мне подумалось, что тебе, возможно, захочется поужинать в моей лондонской квартире.

– Совсем спятил! С какой стати тащиться для этого в такую даль?

– Могу привести несколько резонов, – мягко сказал Филипп. – Во-первых, я думал, что ради разнообразия ты захочешь попробовать что-нибудь отличное от того, чем кормят в местных ресторанах. Моя домоправительница – первоклассный повар. Она обещала оставить для нас великолепный обед в печке. Во-вторых, я считал, что тебе не повредит проветриться – уехать из Шилдтона ненадолго. В-третьих...

– Хорошо, хорошо, – прервала его Айрис. – А что будет с Эш? Обычно на мою мать можно положиться в этом плане с закрытыми глазами, но сейчас...

– Не волнуйся, – твердым голосом произнес Филипп. – Перед нашим отъездом я сказал Люцилле, куда мы едем, и оставил ей мой лондонский номер телефона на случай возникновения каких-либо проблем.

Айрис кипела от негодования – Филипп продолжал беспардонно распоряжаться ею и ее жизнью. Она еще больше разъярилась, когда в свете фар проехавшей машины успела увидеть в его глазах явную насмешку. Его широкие плечи начали вздрагивать от подавляемого смеха. Этот наглец не обращал никакого внимания на ее требование повернуть обратно, в Шилдтон. К большому огорчению Айрис, автомобиль вскоре въехал в подземный гараж, расположенный под огромным современным домом неподалеку от Гайд-Парка.

– О Боже! – воскликнула Айрис в восхищении, забыв о ярости, которая пару минут назад клокотала в ней. Она стояла посреди роскошно обставленной гостиной пентхауса – самого дорогого верхнего этажа дома. У молодой женщины расширились глаза при виде множества мраморных колонн и огромного, во всю стену, окна, из которого открывался потрясающий вид на город. Удивительное место, подумала она, почувствовав, как туфли утонули в толстом ворсе белого ковра, устилавшего весь пол гостиной. Здесь были ультрасовременные стулья, диваны, столики различной формы и размеров. На огромных окнах висели толстые кремового цвета льняные занавески. Интересно, сколько женщин перебывало в этих роскошных апартаментах? Она никогда не видела, что представляет собой «любовное гнездышко» мужчины. Но тут не требовалось богатого воображения, чтобы понять: эта квартира с длинными диванами из черной кожи и огромными современными картинами, на одной из которых изображена обнаженная женская фигура, и есть то самое «гнездышко».

– Я так и предполагал, что все это убранство вызовет у тебя улыбку, – весело произнес Филипп, когда она, сама того не замечая, недоверчиво уставилась на несколько фривольную живопись. – Мне это богатство досталось в наследство от прежнего управляющего фирмой. Он, судя по обстановке, имел гораздо больше подружек, чем я горячих обедов! Так что не думай, пожалуйста, что это у меня такой дурной вкус. Сам жду не дождусь, когда съеду отсюда.

К своему удивлению, Айрис улыбнулась, увидев печальное выражение на лице Фила, с которым он оглядывал просторную гостиную. Позже за обедом она немало посмеялась рассказам Фила о любовных похождениях своего родственника.

– Ты не поверишь, какие телефонные звонки мне приходилось принимать здесь, – ухмыльнулся Филипп. – Я до сих пор не могу понять: был он обычным донжуаном или маркизом де Садом!

– Я должна перед тобой извиниться, что была такой невыносимой в машине. Ты оказался прав, – сказала она, когда они сидели в гостиной, потягивая кофе с бренди. – Обед, в самом деле, оказался необыкновенно вкусным. Кроме того, мне доставляет огромное удовольствие пробовать блюда, приготовленные кем-то другим, а не мной.

– Такой отзыв – больше того, на что я мог рассчитывать, – тихо промолвил Филипп и замолчал, погрузившись в свои мысли. Он посмотрел на бокал с бренди, который держал в руках, а затем сказал: – Когда я понял, что Эшлинг моя дочь, я испытал состояние, близкое к шоку. Хотя, Бог свидетель, в этом чувстве была не только радость.

Горькие ноты в его голосе заставили Айрис с тревогой взглянуть на любимого. Он продолжал.

– Я с особенной ясностью увидел обстановку, в которой растет девочка, в которой жила ты. Трудный быт, нищета скрывались за богатым фасадом дома. Вот ты сказала об удовольствии съесть кем-то другим приготовленный обед. Это просто-напросто вывело меня из равновесия. Ты заслуживаешь лучшей жизни. Никогда не прощу себе, что позволил вам с Эш пройти через такие испытания.

Он не заметил, что к концу фразы перешел почти на крик. Айрис вздрогнула и невольно повернулась к Филу, сидящему рядом с ней на диване. Ее рука мягко опустилась на его пальцы.

– Пожалуйста, Фил, не мучай себя так. Не стоит преувеличивать мои страдания. Пойми, мне намного больше повезло по сравнению с тысячами других женщин. У меня хотя бы есть крыша над головой, – уверенно произнесла она. – И не надо себя винить в том, как сложилась моя жизнь.

– Возможно, в этом нет моей непосредственной вины, – тяжело вздохнул Филипп. – Но я должен полностью нести ответственность за многое из того, что произошло с тобой. Это одна из причин, по которой я твердо решил сделать так, чтобы у Эш была настоящая семья. Был отец. Кроме того, я хочу, чтобы отныне вы обе были материально обеспечены.

– Я ценю твою заботу, – серьезно ответила Айрис. – Но тебе совсем необязательно жениться на мне, чтобы стать хорошим отцом для Эш и обеспечивать ее всем необходимым. После того как я продам дом, у меня появится вполне достаточно средств для нормальной жизни. Я могу купить небольшой домик подальше от Шилдтона, чтобы не вызывать лишних разговоров по поводу родителей Эш. И ты сможешь встречаться с ней столько, сколько душе угодно, – быстро добавила она, заметив, что Фил отрицательно качает головой.

– Как только ты станешь женой богатого, преуспевающего человека, который собирается к тому же развить в городе крупное дело, все неприятные разговоры и слухи прекратятся. Вот увидишь.

– Я совсем не разбираюсь в таких делах, – растерянно сказала Айрис, проведя рукой по золотисто-каштановым волосам. – Но я знаю наверняка, что деньги – это еще не все. На них, к примеру, нельзя купить счастье.

– Согласен. Но если так стоит вопрос, то тебе решать, что лучше.

– Боже, как ты можешь быть таким циником? – укоризненно сказала Айрис, со стуком поставив кофейную чашку на низкий стеклянный столик. – Хорошую же семейную жизнь ты планируешь для нас. Два человека, вынужденные влачить жалкое, но, видите ли, богатое существование. Жить в роскоши, но не находить общего языка, – она сердито вскочила с дивана. – Ну, так вот – я такой жизни не хочу! И я определенно не желаю... – Она замолкла, увидев, как Филипп медленно поднимается и направляется прямо к ней.

– Я точно знаю, чего ты хочешь! – растягивая слова, произнес он, шутливо улыбаясь.

– Нет! – с вызовом ответила Айрис, беспокойно пятясь назад от высокой фигуры молодого мужчины. Неожиданно она остановилась, опершись спиной на одну из мраморных колонн, украшавших гостиную. – Я уже не та юная глупая девочка, которую ты когда-то знал, Фил, – продолжала она, едва переводя дыхание. Айрис почти ненавидела дьявольски красивого Филиппа, который в данный момент пожирал ее своими голубыми глазами. Внутри нее уже начинала подниматься волна сексуальной дрожи. – Мне уже двадцать шесть лет, и я способна понять, чего ты добиваешься. Поверь мне – это не решит нашей проблемы, – усилием воли она заставила себя закончить фразу.

– И ты поверь мне: именно в этом лежит ответ на вопрос, – добродушно посмеиваясь, Филипп сделал еще один шаг в ее сторону.

– Нет, ты... ты ошибаешься, – возразила она уже не столь решительно. Фил находился от нее так близко, что она увидела, как сквозь загорелую кожу на высоких скулах и внушительном подбородке проступили едва заметные пятна от возбуждения.

– Пора уже перестать обманывать себя, – произнес Филипп, легко проводя пальцем по ее щеке. – Какой смысл продолжать отказываться от своих желаний?

Она почувствовала, как сильно забилось сердце при его нежном прикосновении к коже.

– Господи, что ты знаешь обо мне и о моих желаниях, – с трудом переводя дыхание, тихо проговорила Айрис, изо всех сил стараясь сохранить самообладание.

Но не так-то просто заставить мозг в такой ситуации подчиниться себе. Айрис ничего не могла поделать со знакомой нервной дрожью, которая всегда появлялась в минуты сильного эмоционального возбуждения. Сейчас оно было вызвано теплотой, исходившей от длинных, узких бедер Фила, тесно прижатых к ее телу. Его пальцы медленно двигались вдоль ее шеи, вот они задержались у изголовья, спустились ниже, нежно лаская тонкую кожу. Голова кругом. Как воспротивиться искушению?

– Ты совершаешь ошибку...

– Одному Богу известно, сколько раз я ошибался в своей жизни. Но ты не волнуйся, сегодня другой случай, – ответил Филипп с хрипловатым смешком. Он подхватил на руки ее легкое тело и понес по широкому коридору в спальню, не обращая ни малейшего внимания на протесты и отчаянные попытки своей пленницы вырваться.

– Фил! Нет! – с трудом выкрикнула она и в следующее мгновение оказалась на огромной кровати, прижатая его сильным, мощным телом. – Отпусти меня!

– Перестань бороться со мной! – почти прорычал Филипп, едва сдерживая желание обладать этой женщиной. Звук его голоса отдавался в ушах лежащей под ним Айрис. – Я же знаю, что ты хочешь меня так же сильно, как и я тебя. Каждый поцелуй, каждое движение твоего тела выдает тебя с головой. Вчера вечером ты чуть не свела меня с ума! Я физически ощущал жар твоего желания, когда держал в объятиях. Почему надо отказываться от того, что мы оба чувствуем и страстно желаем? – говорил Филипп низким, приглушенным голосом, приблизив свое лицо к ней.

И снова, как только его губы жадно впились в ее дрожащий рот, все прошлое куда-то исчезло, словно его вообще никогда не было. Осталось только обоюдное нетерпение, горячие поцелуи и властные, сильные руки, торопливо стаскивающие с нее платье. Упругая, полная грудь подалась навстречу ласке.

Продолжая издавать слабые протестующие звуки, Айрис уже не могла противостоять мощной, стремительной волне лихорадочного желания. Она была совершенно бессильна бороться с тем трепетным волнением, которое испытывала, когда теплые, чувствительные пальцы Фила соблазнительно скользили по тонкой шелковой ткани, сквозь которую проступали затвердевшие соски ее грудей. Когда требовательное, напористое движение губ ослабло, горячий язык начал медленно, колдовскими движениями раздувать в ней сексуальный огонь.

Фил был прав, успела подумать Айрис, бессмысленно продолжать обманывать себя.

Почти теряя сознание от непреодолимого желания подчиниться мужской силе, она уже не обманывалась в том, что, едва встретившись с Филом после его возвращения в Шилдтон, ждала их сближения. Она всячески пыталась перебороть физическое влечение, но тщетно. И вот сейчас ничего не было на свете желаннее, чем ощущать его близость, предвосхищать мягкое прикосновение его губ, отдаваться его страсти, чувствовать все изгибы восхитительного сильного, мускулистого тела. Теперь уже никуда не хотелось уходить от настойчивой требовательности его рук, которые, приятно обжигая кожу, двигались по ее мягкому округлому животу.

Филипп оторвался на секунду от ее тела и поднял голову, прерывисто и тяжело дыша. Он пожирал глазами распростертую под ним женщину, взгляд сверкнул в сером полумраке комнаты.

– Скажи, что ты хочешь меня! Напор повелительной интонации вызвал в ней отклик ответного взрывного порыва. Эротический импульс притупил мысли. Тело наполнилось одуряющей божественной истомой.

– Скажи, что ты хочешь меня, – настойчиво повторил Филипп.

Зачем, казалось бы, слова? К чему требование ответа? Она уже ответила утвердительно каждой клеточкой плоти. Но нет, ему хотелось подтверждения осознанности ее порыва. Он, кажется, сам не предполагая того, загодя восставал против возможного раскаяния, которое настигнет ее после утоления жажды тела. Сквозь наплыв обоюдного желания он пытался пробиться к ее разуму, чтобы получить ответ на вопрос: ты любишь? Но он повторял другое: ты хочешь? И это не было призывом к любовной игре... Паритет желаний, паритет чувств, да и – как это ни странно прозвучит – паритет ответственности.

Айрис откликнулась на резкую мелодию призыва: не сознанием – телом. Она содрогнулась под действием могучего импульса всесокрушающей страсти.

– Да, да, да... – шептала она, забыв обо всем на свете. – Да, я хочу тебя...

Долгие годы эмоционального голода и отчаяния, не до конца осознанное желание принадлежать любимому сделали свое дело. И вот, наконец, его близость, неутоленная потребность ощущать его, соприкасаться с ним... Острота чувств была сродни физической боли. И ушли прочь сомнения, стыд, раскаяние, раздумья.

Она находилась во власти первобытной силы и легко подчинилась ей. До ее слуха едва донесся глуховатый смешок Фила, которым он вознамерился смягчить свои напористые действия. Он сорвал с нее одежду, стремительно разделся сам, и они вновь бросились друг к другу. Два молодых человека, соединенные на роскошной постели, спешили утолить дикий, почти животный голод своих тел. Сексуальные эмоции Айрис с невероятной силой снесли все моральные барьеры и доводы благоразумия. Она уже не только подчинялась страсти любовника, она стала сотворцом неистовства, их обоюдного острого блаженства. Ее руки блуждали по мужскому телу, жадно ощупывали могучие плечи, прекрасно развитую мускулистую грудь, плоский, с бугорками мышц живот. Это все принадлежало ей. И не только в прошлом, но именно сейчас. Ей знакомо это любимое тело до мельчайших мелочей.

Филипп упивался обнаженной женской плотью, лихорадочно приручая каждый дюйм, каждую клеточку ее. Эротические прикосновения его губ и рук вызывали у Айрис ощущение, будто она объята пламенем, горит, плавится от опустошительного пожара любви. Она больше не могла и не хотела сдерживать мощную страсть. Из груди вырвался громкий крик. Стон? Ликование? Она была так поглощена собственными эмоциями, что едва расслышала низкий, идущий изнутри стон Фила, когда он направленным движением мощного тела плавно вошел в нее. И Айрис ответила на этот пульсирующий ритм любви со всей силой неуправляемых эмоций. Раскаленный жар страсти взорвался, наконец, и рассыпался тысячью мерцающих звезд. Содрогнувшись, влюбленные опустились в темную бездну блаженства и неги.

Какое-то время они лежали в полудреме молча, расслабленно. Филипп протянул руку и нежно повернул к себе лицо любимой.

– Мы поженимся через десять дней, – сказал он, сопровождая слова мягкой, озорной улыбкой. – Я никак не смогу держаться от тебя на расстоянии дольше этого срока.

– Что?.. – Айрис сонно взглянула на прижавшегося к ней мужчину. Все еще потрясенная своей бурной реакцией на неистовую, всепоглощающую одержимость Фила и той неодолимой страстью, соединившей их, молодая женщина не сразу откликнулась на его слова. – Нет, нет! Это невозможно! – пугливо пробормотала она, высвобождаясь из его объятий. – Я должна вернуться домой... мне не следовало оставлять Эш... И еще мама...

– Успокойся, дорогая, – сказал Филипп, обхватывая руками ее тело. – Ты, надеюсь, понимаешь, что мы не просто так оказались здесь в моей лондонской квартире?

О чем это он? Айрис недоуменно взглянула на Филиппа. Странно было видеть, как загорелое лицо, еще недавно поражавшее своей самоуверенностью, медленно заливается чуть приметной краской смущения.

– О Господи! Неужели не догадывалась? Я же преднамеренно просчитал все наперед. Подумай сама, разве я мог сполна насладиться твоей и своей любовью, находясь в доме, где спала Эш? Эш, ничего не подозревавшая о наших отношения, о предстоящей свадьбе... А дольше откладывать нашу встречу с тобой, я был уже не в состоянии. Если бы мы сегодня не увиделись, я бы попросту спятил. Ну так оцени мою находчивость и изобретательность и давай вместе возблагодарим судьбу, что мы вместе, что мы здесь, в этой прекрасной постели. И не беспокойся ни о чем, пожалуйста, – поторопился прибавить Фил. – Я одолжил «рейнджровер» и в случае плохой погоды уж как-нибудь сумею доставить тебя домой до завтрака. Хорошо?

– Нет, не хорошо. – Айрис едва не расплакалась от жалости к себе. Изменившаяся ситуация снова требовала усилий расставить в их жизни все на свои места. – Я очень благодарна тебе за заботу и внимание, но как бы мне ни было здесь хорошо, наверное, мой приезд был ошибкой.

– Любовь не может быть ошибкой! – уже несколько сердито возразил Филипп. – Предавать любовь – вот это уж действительно ошибка, которая к тому же может оказаться непоправимой. Мне иногда просто страшно бывает, как подумаю, сколько же глупых промахов я совершил! Ну почему мы не поженились перед моим отъездом в Америку! Я обязан как можно скорее исправить собственную глупость, – заверил он загрустившую было женщину, притянув к себе жестом собственника ее дрожащее тело. – Мне нужна только ты, и я намерен тебя получить!

Снова эти безапелляционные, жесткие нотки в голосе! Они вернули Айрис к действительности. Все барьеры, которые она воздвигала в течение прошедших лет, рухнули слишком быстро, слишком стремительно. Пугало то, что она с такой готовностью отдалась Филу. Чего греха таить, она любила этого упрямого, трудного человека, но что, собственно, она знает о нем нынешнем, насколько может довериться? Что он думает о ней? Уж ладно бы была уверенность, что Филипп испытывает к ней нечто большее, чем просто половое влечение.

– У нас с тобой ничего не получится... Мне нужно время, чтобы... – невнятно пробормотала Айрис. Но та дрожь, которой ответила ее плоть на прикосновение любимого мужчины к ее обнаженному телу, мгновенно лишила ее возможности размышлять и сомневаться.

– Время, чтобы ты придумала очередную дурацкую, пустую отговорку? Извини, но мое великодушие не беспредельно, – медленно произнес он. И едва ли не вкрадчивая угроза прозвучала в его голосе. А чуткие пальцы Фила продолжали тем временем ласкать нежные розовые соски с такой завораживающей чувственностью, что Айрис с трудом смогла удержаться, чтобы не застонать от удовольствия. Сильная дрожь пробежала по ее телу. – Обещай мне – здесь и сейчас – выйти за меня замуж через десять дней. Договорились?

Содрогаясь от экстаза, испытывая необыкновенный восторг и возбуждение от мужского прикосновения, Айрис смогла только глубоко и беспомощно вздохнуть. Она покорилась судьбе.

– Да, – с трудом переводя дыхание, покорно вымолвила она и погрузилась в огромные волны сокрушительного желания и страсти. – Да, Фил. Я выйду за тебя замуж.

Теперь предстояло поломать голову над тем, как поставить общество в известность о намеченной свадьбе. Впрочем, вскоре выяснилось, что беспокоиться, собственно, не о чем: слухи о предстоящем событии как бы сами собой возникли и как бы сами по себе широко распространились. Через четыре дня после того, как она дала согласие на брак и за неделю до свадьбы все практически уже знали о надвигающемся торжестве. Надо отдать должное жителям Шилдтона, они искренне приветствовали столь счастливый поворот событий. Почему-то особенно народ радовался по поводу счастливой судьбы Олдфилд Холла – он не будет продан чужакам, ну и, слава Богу, как говорится.

Но когда все довольны, должен же найтись и недовольный. Взять хотя бы Мрачного Рейса. Этому-то что радоваться? Естественно, он открыто сожалел о сорвавшейся сделке, об упущенных комиссионных с продажи дома. Свои резоны страдать были и у Беатрис. В результате она передоверила управление магазином своему помощнику и стремительно покинула город. По слухам, уехала лечить сердечный крах в круизе по Карибскому морю.

Были разочарования и посерьезнее. С последней почтой пришло письмо от милого доктора Джека. Вот уж кто действительно расстроился, узнав о готовящейся свадьбе. Айрис еще раз попыталась разобрать душераздирающие излияния несостоявшегося жениха, написанные таким непонятным почерком, каким во всем мире пишут разве что врачи.

Не могло не поразить, с какой быстротой новость разнеслась по городу. Сейчас, даже смешно вспомнить, как она в разговоре с Филом тревожилась, мол, каждому встречному-поперечному придется что-то объяснять, в чем-то оправдываться. Он-то только усмехнулся:

– Предоставь все это своей матери и ее подружкам. Гарантирую – новость пролетит по всему Шилдтону и вернется к тебе за двадцать четыре часа!

Как в воду глядел! Но Айрис была довольна, что успела сообщить о переменах в своей жизни друзьям до того, как сенсация стала всеобщим достоянием. Страшно подумать, что было бы с Кэтрин, если бы она узнала о предстоящем событии от местных сплетниц, а не из уст самой невесты. Нанести подруге такую обиду – слишком жестоко.

Но что поразило Айрис больше всего, так это та покорная доверчивость, с которой все проглотили сочиненную Филом романтическую историю о двух любящих сердцах, безжалостно разведенных жестокой судьбой. А впрочем, почему бы и не поверить? Сейчас ей самой трудно отделить полуправду от правды, полувымысел от лжи. Но вот лучшей своей подруге Джун она рассказала чистую правду о своем прошлом тайном романе и любви нынешней, не утаив и об истинных причинах столь срочно объявленной свадьбы.

– Айрис, как же я рада за тебя! – воскликнула Джун восторженно. Она выскочила из-за кухонного стола, чтобы обнять сияющую от счастья подругу. – Честно скажу, никто, и я в том числе, даже не подозревал о твоем былом романе, а уж о нынешнем его продолжении – тем более. И знаешь, сейчас мне даже кажется странным, что никому не приходило в голову, насколько замечательно вы с Филом подходите друг к другу. – Джун сияла. – А что теперь будет с твоим домом? Надеюсь, ты откажешься от этой затеи с его продажей?

– Естественно, ни о какой продаже речь уже не идет, – ответила Айрис. – Мне бы хотелось, чтобы мы с Филом владели Холлом вместе, но у него, как всегда, свои соображения. Видите ли, необходимо полную его оценочную стоимость внести на какие-то инвестиционные счета, что оградит мои интересы. Филипп настаивает, чтобы у меня были собственные личные деньги...

– Ну, кому бы в голову могло прийти, зная его раньше, что там такие запасы невостребованного великодушия! Он, должно быть, сходит по тебе с ума! – воскликнула Джун, усмехаясь при виде вспыхнувшего лица подруги.

– Не знаю, – неуверенно произнесла Айрис, пожав плечами. – Он хочет, чтобы у Эш был настоящий отец. Ему легко – он в отличие от меня не ведает сомнений. Я же не уверена, что... Господи, Джун, у нас есть наше прошлое, – в ее голосе звучали грустные ноты, – но наступило ли наше настоящее и что ждет впереди? Может быть, только Эшлинг толкает его на этот шаг, а я и ни при чем.

– Что толку оглядываться назад? Что было, то было. И нечего смотреть на былое с высоты сегодняшнего мировосприятия, – твердо сказала Джун. – Ты и Фил уже не те юные создания, какими были восемь лет назад. Вы оба совершали ошибки, – а кто без этого? – и сегодня имеете возможность начать новую жизнь. Ты предполагаешь, что Фил решил жениться на тебе только потому, что испытывает чувство ответственности за судьбу Эш? Очень сомневаюсь. Честно говоря, кто-кто, а Филипп Бартон ну никак не производит впечатление человека, которого можно заставить сделать то, чего он не хочет, – смеясь, продолжала Джун. – Прими мой дружеский совет – забудь о всех своих прежних несчастьях и обидах. Важно только то, что происходит здесь и сейчас – для вас с Филом и Эш.

– Наверное, ты права, но пойми, это такой важный шаг в моей жизни, что я не могу не нервничать. И умоляю, не рассказывай, пожалуйста, никому о том, что услышала от меня, – предупредила Айрис подругу. – Мне очень важно, чтобы Чарлз, который был так добр ко мне, не потерял доверия людей.

– Не волнуйся – никому ни слова, – поспешила успокоить ее Джун.

– Все эти годы мне так хотелось рассказать обо всем именно тебе, – вздохнув, призналась Айрис. – Но каждый раз, когда я была близка к тому, чтобы сделать это, у меня не хватало смелости. Теперь же, когда все открылось, мне так важно уберечь от людской молвы Эш и маму, – добавила она еле слышно.

– Тогда упаси Боже проговориться в разговоре с Кэтрин, – усмехнулась Джун. – А то, что ты доверилась мне, это же просто замечательно. Во-первых, я благодарна тебе за доверие. Во-вторых, ты облегчила душу, скинула с себя мучившие тебя проблемы. Мне ли не знать, каково тебе было одной воспитывать дочку...

– Да, порой приходилось трудновато, – согласилась Айрис.

– И, тем не менее, ты прекрасно справлялась со всеми своими заботами. А если учесть болезнь и капризный характер твоей матери, так ты просто герой. Кстати, я еще никогда не видела Люциллу такой оживленной. Она в замечательной форме. А Эш, та просто прыгает от восторга. Как я понимаю, ее высший суд полностью принимает кандидатуру Фила и благословляет ваш брак?

– Это еще мягко сказано, Эш просто визжит от счастья! У нее будет настоящий отец, как и у всех ее друзей. Они с Филом похожи не только внешне, они еще и понимают друг друга с полуслова. Меня даже пугает, насколько все хорошо. И чего я, дурочка, волнуюсь? – виновато улыбнулась Айрис.

Она вспомнила, что чуть не довела себя до нервного срыва, предвосхищая реакцию Эш на сообщение о том, что ее мать решила снова выйти замуж. Но тут пришел на помощь Филипп. Айрис, замирая от страха, долго и осторожно объясняла малышке, что должно произойти в скором будущем, а он, войдя в гостиную, где они беседовали, тепло улыбаясь, сказал:

– Дело в том, Эш, дорогая, что я всегда очень любил твою маму. Но она выбрала – что было вполне разумно – твоего папу. Чарлз, несомненно, был хорошим, добрым и заботливым человеком, и я вряд ли смогу занять его место. Я даже не буду и пытаться сделать это. Хорошо? Но, с другой стороны, – добавил Фил с улыбкой, когда девочка осторожно кивнула, – мы втроем можем очень весело проводить время. На свете так много всего интересного, и мы всей семьей могли бы делать вместе то, на что раньше у меня не хватало времени. Например, ты бы хотела, чтобы сразу после нашей с мамой свадьбы мы втроем поехали в Швейцарию кататься на лыжах? Да? Только об этом пока никому ни слова – это будет наш с тобой секрет. Договорились?

– Да. – Эшлинг хитро улыбнулась, явно польщенная тем, что ей доверили хранить такую увлекательную тайну.

– Но самое главное, что ты должна знать, – продолжал Филипп уже более серьезным тоном, – это то, что я хочу сделать твою маму совершенно счастливой.

Эш посмотрела на него внимательно и сказала:

– Мама говорила мне, что ты очень умный. А ты богатый?

Филипп пожал плечами.

– Думаю, что да. Но спроси у мамы, и она тебе скажет, что деньги не всегда могут сделать человека счастливым. Гораздо важнее, когда люди любят и заботятся друг о друге.

– А знаешь, маме нужна новая машина, потому что наш «французик» все время ломается. И еще у нее нет красивой одежды, – заявила Эш со знанием дела. – Ты сможешь купить ей много-много по-настоящему шикарных платьев?

– Столько, сколько она захочет. И все они будут просто – шик! – успокоил Филипп малышку, усмехнувшись. Он продолжал разговаривать с девочкой, не обращая внимания на приглушенные возражения Айрис, которая чувствовала некоторую неловкость за дочь. Как она смеет столь практично, почти торгуясь, относиться к предстоящему бракосочетанию?

– А я могу... быть подружкой невесты? – с надеждой спросила Эш.

– Разумеется! – Фил расхохотался. – Ну-ка давай, что еще в твоем списке желаний?

– Ммм... – Она задумалась на мгновение. – А мама говорила тебе, что я давным-давно мечтаю о пони? – Эш взглянула на него большими, простодушными голубыми глазами. – Пусть у мамы будет новая машина, а у меня пусть будет пони.

Сгорая от стыда, Айрис затаила дыхание. Филипп мягко и внимательно посмотрел на свою дочь и довольно хмыкнул.

– Ах ты, хитрюга! Маленькая, а как пинки торгуется. Нет, пони я тебе не куплю. Не сейчас, во всяком случае. Придется тебе подождать до утра своего дня рождения, когда тебе исполнится восемь лет, – сказал Филипп серьезно и улыбнулся, когда девочка с радостным смехом бросилась ему в объятия.

– Это было ужасно. Я просто умирала от стыда! – с укоризной проговорила Айрис, когда ее подруга стала смеяться над тем, как Эшлинг вела торговлю со своим отчимом.

– Только... он ведь не отчим? – заметила мягко Джун. – Я имею в виду... – она остановилась, – трудно, наверное, будет решить, когда и как сказать Эш, что Фил – ее настоящий отец.

– Я сама беспокоюсь об этом, – со вздохом сказала Айрис. – Особенно если учесть их потрясающее сходство. Фил считает, что мы не должны торопиться, что дружная, любящая семья поможет со временем решить проблему естественным путем. Эш просто забудет о прошлом и начнет считать Фила своим отцом. Остается надеяться, что он, как всегда, окажется прав.

– Уверена, что так и будет, – согласилась Джун. – И еще я уверена, что Филипп – твой тип мужчины. Мне никогда не хотелось, чтобы ты выходила замуж за Джека. По правде говоря, он уж слишком серьезен и слишком высоко себя ставит...

– Да, пожалуй, – вздохнула Айрис.

Сморщив нос, она смотрела на длинное письмо Джека, немым укором лежащее перед ней на письменном столе. Нельзя сказать, что она была абсолютна, уверена в правильности сделанного выбора, но не хотелось, чтобы о ее сомнениях догадывались другие. Айрис обрадовалась телефонному звонку Томаса Кемпа, мужа Джун, который отвлек от грустный мыслей.

– Я подумал, что тебе будет интересно узнать, – прокричал он в трубку сквозь шум голосов в конторе. – Помнишь те архивы Олдфилд Холла, которые ты мне дала?

– О Господи! Я совсем забыла о них, – воскликнула Айрис.

– Хочу обрадовать тебя интересной информацией. Очень интересной!

– В самом деле? Что же тебе удалось раскопать?

– Возможно, мне лучше было бы заехать к тебе и рассказать обо всем не по телефону – дело не совсем простое. Но, кажется, появился шанс спасти старую мельницу.

– Вот здорово! – Айрис улыбнулась. – Выкладывай, Томас, не мучь меня. Хочу знать об этом прямо сейчас!

Томас, для которого копаться в старых, пыльных документах было наивысшим наслаждением, рассказал Айрис, что когда Чарлз продал старую мельницу, то купчая включала только само строение и землю, на которой оно стояло. Пруд же, примыкающий к мельнице, так же как и кусочек берега около него остались за хозяевами Олдфилд Холла.

– Неизвестно, по какой причине Чарлз не продал пруд. Возможно, первый строитель, купивший мельницу, не хотел платить лишние деньги за огромный пруд, который ему был не нужен, – предположил Томас.

Затем он сказал Айрис, что нашел в старых документах древнюю Королевскую дарственную от 1667 года, скрепленную печатью короля Чарлза II. Эта дарственная давала владельцу Олдфилд Холла право вечной собственности на земли вокруг пруда и – что самое важное – реки.

– Прости за тупость, Томас, но я не понимаю, о чем ты говоришь? Никогда не слыхала, что можно владеть землей под рекой. Для чего они выдали такую дарственную?

– Дело в том, что река – приливно-отливная и со временем на ней образовались отмели рядом с прудом. В те времена для владельца Олдфилд Холла это могло служить хотя и небольшим, но приятным источником дохода.

– В тебе говорит бухгалтер! – засмеялась Айрис. – Но я все еще не понимаю, почему старые документы на этот счет так важны.

– В этом действительно нелегко разобраться. Но если ты посмотришь на карту местности, тебе легче будет все понять. Одним словом, архивные документы, я имею в виду Королевскую дарственную, доказывают, что ты являешься владелицей всей земли, которая заключена в подкове у реки. Ты также владеешь дном реки между прудом и противоположным берегом реки. Я проверил это у друга в Архиве графства, – добавил Томас дрожащим от волнения голосом. – Он сказал: если тебе принадлежит земля вокруг пруда и дно реки до противоположного берега, ты вправе требовать плату за стоянку с любого, кто захочет пристать к берегу на твоей территории.

– Ты хочешь сказать... – Айрис наморщила лоб, пытаясь разобраться в том, что ей сообщил Томас. – Ты имеешь в виду, что любой может свободно плавать по реке, но должен получить от меня разрешение, если решит пристать к берегу в том месте, где река течет по моей земле?

– Правильно! – решительно подтвердил он. – Более того, поскольку тебе принадлежит дно реки, никто не имеет права создавать на ней причалы или вбивать сваи в землю под водой. Для «Портсмут Констракшн» эти старые документы будут большой головной болью. Компания может владеть старой мельницей, но если ты не продашь им пруд, а также землю вокруг него и свои права на дно реки, черта с два они построят свою парусную базу!

– Ура! Вот уж мы с Джун порадуемся твоему открытию! – засмеялась Айрис. Но тут же вспомнила, что скоро у Олдфилд Холла появится еще один хозяин. – Я должна рассказать Филу о том, что тебе удалось обнаружить. Уверена, он, как и я, обрадуется, услышав новость. На этой неделе Филипп работает в Лондоне. Но я собираюсь сделать там кое-какие покупки, так что мы договорились встретиться с ним в пятницу. Вот тогда-то я все и расскажу. Как ты думаешь, может, нам следует поставить в известность людей из «Портсмут Констракшн»? Они должны все-таки знать о существовании старых документов, – осторожно спросила Айрис. – Вряд ли стоит держать их в полном неведении.

– Полностью согласен, – заявил Томас. – Но у меня нет никаких идей насчет того, кому может принадлежать эта компания. Надо спросить Адама, возможно, он что-нибудь знает и сможет нам помочь. А теперь извини, мне пора бежать, – торопливо закончил разговор Томас. – Позвоню, как только узнаю что-нибудь новое. Пока.

– Все уши прожужжали про эту старую мельницу, – ворчливо заметила Кэтрин, наливая себе очередную чашку чая.

– Но ради этого мы и собрались здесь, – ответила Джун, передавая коробку с бисквитами. – Нам надо решить один вопрос: распускать комитет в связи с новой информацией, добытой Томасом? Ведь теперь полу чается, что компания не сможет построить свою базу. Или стоит подождать немного и посмотреть, что будет дальше.

– Можно и подождать, – откликнулась Кэтрин без всякого энтузиазма. – Но, откровенно говоря, меня куда больше волнует предстоящая свадьба Айрис. Так хочется узнать, как идут приготовления и все такое прочее. Платье для Эш, твой подвенечный наряд уже готовы? Расскажи, как вы будете одеты.

– Пока не знаю, я этим еще не занималась, – устало улыбнулась Айрис, у которой голова все еще была забита подробностями вчерашнего разговора с Томасом.

Пока она еще не до конца осознала, что ее жизнь так внезапно и круто изменилась к лучшему. Когда молодая женщина вспоминала, какой ужас она испытывала всего несколько недель назад, страшась возвращения Фила в Шилдтон, сегодняшний день представлялся ей действительно сказочным. Создалось впечатление, что все ее проблемы исчезли, растворились в воздухе по мановению волшебной палочки. Айрис думала о свадьбе, которая должна была состояться через несколько дней. Благодаря браку с Филом она сможет сохранить старый особняк; Эш, к ее великой радости, была счастлива получить в скором времени «нового» папу. И вот теперь благодаря мужу Джун они смогут почти наверняка сохранить старую мельницу.

– Томас сказал, что он пытается выяснить, кто владеет «Портсмут Констракшн». Ему потребуется на это какое-то время, так как сейчас многие фирмы поглощаются мощными компаниями и порой бывает трудно найти концы, – предупредила Джун своих друзей.

– Надеюсь, ты не собираешься приобретать свадебный наряд в магазине Беатрис Уинтесон? – спросила Кэтрин, недовольная тем, что ее настойчивые попытки выяснить подробности предстоящей свадьбы не находят поддержки у окружающих. – Помощник, которого она оставила вместо себя в лавке, совершенно беспомощен!

– Нет. – Айрис отрицательно покачала головой. – Одежда, которая продается в магазине Беатрис, всегда была для меня слишком вызывающей. Завтра я еду в Лондон к Филу, и будет возможность походить по магазинам, подобрать подходящий наряд.

– К этому случаю больше подойдет платье и в тон ему накидка. Не забывай, что в церкви может быть очень холодно, – посоветовала Кэтрин. – Отопление там часто выходит из строя. Ты же не хочешь после бракосочетания свалиться недели на две с простудой. Кстати, – спросила она как бы между прочим, – где вы собираетесь проводить свой медовый месяц?

Айрис рассмеялась.

– Дай передохнуть. Я бы и ответила на твой вопрос, да боюсь, что через пять минут о моих планах будет знать весь Шилдтон!

– Как тебе не стыдно? Я буду молчать как могила, – стала уверять ее Кэтрин, демонстративно не обращая внимания на скептическое фырканье Джун. – Может, вы поедете в какое-нибудь приятное, теплое место вроде Карибского моря? Там можно прекрасно загореть и... – Она остановилась, так как в кухню вошел Томас.

– Привет, милый. Ты сегодня рано. – Джун улыбнулась мужу. Потом, заметив тревожное, обеспокоенное выражение на его лице спросила:

– Что случилось? На работе что-то не так?

– Да нет. В конторе все в порядке, – успокоил он жену и подошел к столу налить чашку чая. – Я не ожидал, что вы тоже будете здесь, – улыбнувшись, Томас бросил напряженный взгляд на Кэтрин и Айрис.

– Мы только что обсуждали твою находку в старых архивах Холла, – сказала Айрис. – Нам, пожалуй, пора. В последнее время я, кажется, больше провожу времени на вашей кухне, чем на собственной.

– Не торопись, – поспешил остановить ее Томас. – Я просто заглянул на минутку увидеться с Джун.

– Тебе еще не удалось найти владельцев компании? – спросила жена. – Мы понимаем, что тебе нужно время, но... – Джун осеклась, заметив, как Томас бросает ей предостерегающие взгляды. – В чем дело? Что-нибудь, имеющее отношение к старой мельнице?

– Ну... я не думаю, что это имеет значение. Мы можем поговорить об этом позже, – пробормотал Томас уклончиво.

– Кончай темнить, Томас. Если тебя что-то беспокоит в связи с нашей общей проблемой, ты не можешь скрывать это от нас, – нетерпеливо выговорила Джун мужу. – Ну же! Выкладывай самое худшее.

– Ладно. – Тяжело вздохнув, он взял стул и подсел к столу. – То, что я узнал, вряд ли так уж серьезно, просто создается несколько щекотливая ситуация... Понимаете?

Джун простонала:

– Нет, мы не понимаем! Поэтому объясни нам, ради Бога, и поскорее.

– Со старыми документами все в порядке, – повернувшись к Айрис, произнес Томас. – В настоящий момент ты владеешь всеми правами на землю и дно реки, как я и доложил тебе вчера по телефону.

– Что ты подразумеваешь под «настоящим моментом»? – спросила вдруг Кэтрин. – Говори конкретно: Айрис владеет или нет этой чертовой землей? Я еще ни разу не слышала, что существует ограничение на время действия документов, во всяком случае, относящихся к 1667 году.

– Совершенно с тобой согласен, – подтвердил Томас справедливость ее слов. – Вся закавыка в том, насколько документы касаются дома. Пока Айрис одна владеет Холлом, нет никаких проблем. Если она выходит замуж за Филиппа, он, насколько я понимаю, сразу выкупит у нее дом или они вместе будут владеть им на равных правах. Так? – спросил он у Айрис.

– Примерно так. У нас пока не было времени, как следует обсудить этот вопрос. Но какое имеет значение, как мы поступим с домом?

Томас колебался.

– Я не знаю... Мне кажется немного странным... Короче, я не понимаю, почему Филипп не сказал тебе, что это он владелец «Портсмут Кон стракшн».

– Что?

– Я не верю!

– Ты, должно быть, разыгрываешь нас!

– Остановитесь! – воскликнул Томас, перекрывая громкие восклицания удивления и ужаса, которыми подруги встретили его слова. – Это не такая уж большая проблема как вы, не разобравшись, пытаетесь изобразить ее.

– Он прав. Должна быть какая-то простая причина, по которой Филипп никому не сказал об этом, – уверенно произнесла Джун, обнимая за плечи потрясенную Айрис. – Прежде всего, расскажи нам, как ты узнал, что Филипп владеет компанией. Ты уверен, что не ошибся?

Томас, у которого на лице выступил пот от волнения, покачал головой.

– Мне сказал об этом муж Кэтрин – Адам, когда я попросил его как опытного юриста навести кое-какие справки о «Портсмут Констракшн». Из того, что мне удалось собрать, я понял, что Адам является поверенным в делах Филиппа здесь, в Шилдтоне. Например, по его рекомендации был назначен управляющий компанией некий мистер Хендерсон...

– Адам ничего не говорил мне об этом! – возмутилась Кэтрин. – Если бы я узнала, что Фил владелец компании, я бы сказала вам об этом в ту же минуту.

– Не сомневаюсь, – заметила Джун. Ясно как Божий день, почему муж Кэтрин, – не желавший по какой-то причине предавать широкой огласке информацию, хранил ее в тайне от своей не в меру любопытной и болтливой супруги.

– Это как-то связано с имением его бабушки? – спросила Кэтрин. – Может, первоначально леди Хартли владела этой компанией?

– Не думаю, – медленно произнес Томас. – Из того, что я узнал от Адама, следует: «Портсмут Констракшн» была куплена некоторое время назад какой-то европейской фирмой. А последняя, в свою очередь, недавно была приобретена мощной компанией Филиппа – «Бартон Интернэшнл».

– Я не сомневаюсь, что всему этому есть объяснение, – снова повторила Джун, украдкой бросая тревожные взгляды в сторону Айрис. Та сидела неподвижно на стуле – лицо бледное, невидящие глаза уставились в крышку кухонного стола.

– Возможно. Но какое? – спросила Кэтрин, нахмурившись. И вдруг она высказала вслух то, что было на уме у каждого из присутствующих: – Может, Филипп женится на Айрис, чтобы получить доступ к архивным документам. И тогда его компания без проблем сможет начать строительство парусной базы. Как вы думаете?

Стоял холодный, сырой и мрачный день. Но улицы Лондона были полны народа, спешившего сделать покупки в последние дни перед Рождеством; воздух был насыщен запахом выхлопного газа, гулко разносился шум от бесперебойных клаксонов машин.

Жизнь большого города никогда не привлекала Айрис. Сегодня утром она заставила себя сесть на поезд, идущий в Лондон, с твердым намерением высказать Филиппу все, что она думает о его предательском, подлом поведении. К счастью, ей не придется иметь дело с этим непорядочным человеком в его офисе. Айрис знала, что сегодня утром он работает дома. Позже они наметили встретиться в дорогом ресторане. Теперь никакого обеда не будет, мрачно подумала она, нетерпеливо барабаня пальцами по сумке, пока такси медленно продвигалось в густом потоке машин.

Бедная женщина провела бессонную ночь, шагая из угла в угол в своей спальне. Ее настроение менялось от состояния полнейшего шока до ярости и злости, которые бушевали в ее груди, не находя выхода. Как посмел он использовать ее в своих порочных, гнусных целях? Всякими уговорами и сладкими речами этот мерзавец снова пролез в ее жизнь и сердце. И все это с одной-единственной целью – ради процветания паршивого дела!

Теперь, когда сняты с глаз розовые очки, все встало на свои места. Филипп, совершенно очевидно, не собирался жениться на ней, во всяком случае, когда приехал с мистером Рейсом осмотреть дом. Ему нужно было купить Холл только для того, чтобы иметь доступ к старым архивам. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что идея женитьбы возникла у него после того, как этот негодяй увидел Эш. Все сентиментальные разговоры по поводу того, что маленькая девочка нуждается в отце, были не чем иным, как пустой болтовней, рассуждала Айрис, взвинчивая себя все больше и больше. Поразительное сходство между Эш и Филом навело его на мысль изменить свои первоначальные планы. Поскольку Филипп решил вернуться в Шилдтон, о чем говорил, открыто, он не мог допустить скандала. А шум – и еще какой! – наверняка разразился бы, едва все поняли бы, что Эшлинг – его незаконнорожденная дочь. Не очень-то приятно для человека, который намеревается стать столпом местного бизнеса и общества, с ожесточением подумала Айрис. Такси тем временем остановилось у большого современного жилого дома напротив Гайд-Парка.

Она дрожала от ярости и внутреннего напряжения, ожидая, когда лифт поднимет ее на верхний этаж. С тех пор как вчера после обеда несчастная женщина узнала о гнусном предательстве Фила, ей ни о чем, кроме этого, не хотелось думать. «У тебя просто шок, он скоро пройдет», – утешала Джун подругу, опасаясь за ее здоровье. Она боялась отпускать потрясенную, подавленную женщину, которой предстояло проехать несколько миль от ее дома до Олфилд Холла. Подруги и Томас утешали Айрис как могли, но ей до смерти хотелось одного – укрыться в тиши своего старого дома.

Конечно, судьба старой мельницы волновала Айрис. Но и своя судьба не меньше. Современный лифт тем временем быстро доставил ее к роскошным апартаментам последнего этажа. Молодая женщина чувствовала унижение и стыд за то, что была такой непроходимой дурой. Винить, кроме себя, было некого. Она, собственно, по своей воле попала в жуткое безвыходное положение. Поддавшись зову тела, изголодавшегося по мужской ласке, одурманенная неотразимыми чарами Фила, она одна теперь повинна и в том, что подала ложные надежды матери и дочери, и в том, что надежды оказались вдребезги разбитыми. Бедная Люцилла снова впадет в глубокую депрессию. А что будет с Эш? Айрис почти застонала вслух при мысли о том, какой страшный, сокрушительный удар нанесет своей малышке, которая так радуется перспективе получить, наконец, долгожданного папу.

– Привет, дорогая. Я не ожидал тебя так рано, – сказал Филипп, открывая входную дверь. Айрис испугалась, почувствовав слабость при виде атлетической фигуры Фила. На нем были прекрасно сшитые брюки, плотно облегающие стройные ноги, мягкий черный кашемировый пуловер, в вырезе которого блестела белизной рубашка. Айрис достаточно было взглянуть только один раз на рослое, гибкое тело, чтобы ее ноги подкосились, голова пошла кругом. Господи, хоть бы кто-нибудь запер этого самонадеянного человека в надежном помещении, а ключ выбросил, с щемящей болью подумала она. На свободе он представляет собой угрозу для всего женского населения.

– Почему ты приехала так рано? – спросил он, удивленно поднимая брови. – Ходила по магазинам и не хватило денег?

– Нет. Но даже если бы у меня кончились деньги, я бы ни за что не попросила их у тебя! – выпалила Айрис сердито.

– В чем тогда проблема? – произнес он спокойно, проводя желанную гостью по хорошо отполированному блестящему паркету огромного холла. – Я, конечно, был очень занят последнее время. Но обещаю – скоро мы будем проводить вместе больше времени. Жду не дождусь Рождества.

– Я рада, что хоть один из нас чего-то ждет! Но, увы, это не я и не Эш.

– Неужели? – с иронией произнес Филипп. Его брови сошлись над переносицей, когда он услышал резкие, ядовитые нотки в голосе любимой женщины. – Может, мне удастся изменить твое настроение. Знаю, тебе не нравится эта квартира, но, так или иначе, мне все равно нужно помещение в Лондоне, куда я периодически буду приезжать по делам, так что давай после обеда посмотрим несколько домов, выставленных на продажу? Что-нибудь уютное и с парком поблизости, чтобы Эшлинг могла там гулять при наших поездках в Лондон.

– Можешь смотреть все что хочешь. Меня это нисколько не волнует.

– Понятно. Ты явно чем-то расстроена. Хотя ума не приложу чем. Тебе, наверное, не нравится, что я так сильно занят работой в последнее время?

– Мне нет дела до твоей работы! – сердито процедила Айрис. К ней снова вернулись раздражение и упрямство, когда она окинула взглядом высокую фигуру Филиппа, в спокойной позе прислонившегося к мраморной колонне. Его блестящие голубые глаза насмешливо смотрели на нее. – Именно для того, чтобы сказать тебе об этом, я и явилась сюда, – продолжала Айрис. – Да, просто хотела заявить тебе в лицо, чтобы ты забыл о своих планах жениться на мне.

– Не будь дурочкой! – Филипп рассмеялся. – Ты просто нервничаешь перед свадьбой. Я только что получил необходимое разрешение на наш брак, вступление в который состоится через неделю и...

– Ты что, не слышал, что я тебе сказала? Забудь о свадьбе! – вне себя выкрикнула Айрис. – Можешь также похоронить идею заполучить мой дом. И тогда, как мы оба знаем, ты не сможешь сделать еще несколько миллионов.

– О чем, черт возьми, ты говоришь?

– О, пожалуйста, сделай мне одолжение, помолчи! – Айрис почти истерически рассмеялась. – До тех пор пока твоя компания не получит прав на мою землю, она не имеет ни малейшего шанса построить парусную базу в Шилдтоне. Ну, возрази мне, скажи, что это не так! Кто владелец компании? Кто убедил глупую, доверчивую идиотку, что он по великой любви хочет жениться на ней, а на самом деле намеревается купить ее дом и наложить лапу на старые архивы? Ну, не догадался? Не иначе умный мистер Бартон. Только, боюсь, он оказался на этот раз – недостаточно умным, – добавила она сухо.

Филипп выпрямился, глядя на Айрис потемневшими глазами, в которых появились опасные огоньки.

– Так что можешь забыть о своей драгоценной парусной базе и паршивой свадьбе, которую ты так тщательно спланировал, – продолжала она. – К Эшлинг я тебя тоже не допущу. И мне плевать, если я проведу остаток своей жизни, таскаясь по судам. Ты никогда – слышишь, никогда! – не дотронешься до нее своими грязными руками!

– Ну, хватит! С меня достаточно! – прогремел Филипп угрожающе и направился по толстому ковру к Айрис. – У тебя, наверное, буйный припадок! Я понятия не имею, о чем ты говоришь!

– Будешь отрицать, что «Портсмут Констракшн» принадлежит тебе?

– С какой стати? – Филипп остановился, положив руки на ее узкие, вздрагивающие плечи. С хмурым лицом он посмотрел в сверкающие от негодования зеленые глаза. – Бог свидетель, это незначительная, маленькая компания, не приносящая особых доходов. Почему вообще она тебя волнует?

– Действительно, почему? – Айрис вызывающе взглянула на Фила, не желая в то же время поддаваться воздействию его притягательной силы. – Да потому, что обнаружила правду о этой твоей «незначительной» фирме!

– В самом деле? – холодно произнес Филипп.

– Да! В самом деле! – отпарировала она, отчаянно, пытаясь сдержать слезы, готовые брызнуть из глаз в любой момент. – Теперь я знаю о твоих хитроумных планах. Поэтому можешь забыть о свадьбе, покупке моего дома или своем горячем желании стать отчимом года! И... что самое главное...

Но Филипп не дал ей закончить фразу – сильные руки отбросили легкое тело к двум широким кожаным креслам.

– Вот так-то лучше! – с удовлетворением произнес он, убедившись, что Айрис сидит в кресле, после чего опустился рядом. – А теперь сделай глубокий вдох и успокойся, пожалуйста. Я хочу, чтобы ты неторопливо рассказала мне, что произошло в Шилдтоне, пока я был в Лондоне.

– Зачем? Ты и так прекрасно знаешь, о чем речь. – Айрис посмотрела на Филиппа мокрыми от слез глазами.

– Я ничего не знаю, – выдавил он сквозь зубы, теряя терпение. – Да что, в самом деле с тобой? Поехала крыша? Ты обвиняешь меня в нелепом, безумном коварстве, которое больше подходит для голливудского сценария, чем для реальной жизни. Выкладывай, но предупреждаю – будь осторожна! – проговорил он с нажимом. – Мне уже порядком надоело, что ты постоянно делаешь из меня злодея.

Вначале запинаясь, а потом все быстрее Айрис стала рассказывать о том, как Томас Кемп нашел старые документы в архивах Олдфилд Холла и потом установил, что Филипп является владельцем «Порстмут Констракшн».

– Я готова была провалиться сквозь землю от стыда, когда Кэтрин, открыла мне глаза на твою подлость, – вымолвила Айрис, смахивая дрожащей рукой набежавшие слезы. – Надо ж быть такой дурой!

– С твоим последним утверждением трудно не согласиться. – Филипп сердито хмыкнул, поднялся с кресла и стал медленно ходить по ворсистому белому ковру из угла в угол. – Да... из истории, которую ты мне тут сочинила, вышло бы великолепное детективное чтиво, – прервав молчание, сказал он, наконец. – Но здесь возникает один вопрос: когда тебе стало известно о существовании Королевской дарственной?

– Два дня назад, когда Томас позвонил и сообщил мне об этом.

– Так. А когда он узнал об этом таинственном документе?

– Не знаю... – промолвила Айрис. Том; и сказал только, что раскопал его в старых архивных книгах Олдфилд Холла.

– Да-а, очень интересно, – медленно произнес Филипп, подойдя к ней ближе. – Может, ты объяснишь тогда, каким образом я, только что вернувшийся в Англию после восьмилетнего пребывания за границей, сумел достать этот древний документ? Ты же должна понять, что мне требовалось бы немало времени на разработку и осуществление своего коварного, жестокого плана, – зло проговорил Филипп. Айрис смотрела на него, открыв рот. Ее мозг и чувства находились в полном смятении. – Скажи все-таки, где и как мне удалось бы узнать о наличии этой жизненно важной информации? Особенно если сам Томас Кемп, великий знаток местной истории, только что обнаружил существование этой проклятой бумаги? Судя по всему, милая, ты склонна преувеличивать мои скромные способности, – добавил он с сарказмом.

Айрис глядела на него широко раскрытыми глазами, в которых стоял ужас. Она побледнела, когда за прямыми, логическими вопросами Фила стала вырисовываться иная версия происходящего.

– Не сомневаюсь, что твое больное воображение подскажет тебе и способ, каким я мог проделать головокружительный поиск древнего манускрипта. Наверное, я нанял Джеймса Бонда, чтоб он тайно проник в твой дом и просмотрел домашние архивы? Или убедил маленьких зеленых человечков с Марса...

– Боже мой! – Из груди Айрис вырвался покаянный вопль.

Она долго смотрела на Филиппа взглядом, полным невысказанного отчаяния. Затем поднесла дрожащие ладони к лицу и разрыдалась. Какая же она дура! Почему у нее эмоции обгоняют логику? Почему она так легко поддается подозрительности, злости, затмевающей разум? Ну, вот и все. Она по собственной глупости потеряла того единственного мужчину, которого любила.

– Какая ты все-таки у меня дурочка!

– Я... я знаю... – Слезы ручьем бежали из глаз Айрис, когда она почувствовала, как мужская рука стала нежно гладить ее по плечам. – Ты никогда не сможешь простить мне такую невероятную глупость...

– Я попробую, – проговорил Филипп с наигранной серьезностью.

Он наклонился, осторожно обхватил руками рыдающую женщину и поднял, мягко прижав хрупкую фигурку к своей груди. Продолжая тихонько посмеиваться, Филипп вышел из комнаты и понес свою легкую ношу по длинному коридору.

– Куда... куда ты меня тащишь? – пробормотала Айрис, пряча мокрое от слез лицо в теплом изгибе широкого мужского плеча.

– А ты как думаешь? – ответил Филипп, хрипло смеясь. Он вошел в спальню и бережно опустил ее на огромную кровать.

– Нет, Фил! Мы не можем...

– Хватит глупить, Айрис, – нетерпеливо отрезал он. – Достаточно того, что убедить тебя выйти за меня замуж было – я не шучу – одной из самых трудных, изнурительных задач, которые мне когда-либо приходилось решать. И только моя любовь к тебе помогла пробить каменную стену твоего непонимания, подозрительности.

– Ты... ты действительно любишь меня? – прошептала Айрис, с изумлением 1.11 иди»к и мокрые ресницы в лицо мужчины, склонившегося над ней. – Я думала...

– Конечно, люблю, глупая женщина! – почти с возмущением воскликнул Фил, запусти и пальцы в густые рыжевато-коричневые волосы. Он подсел к лежащей на кровати Айрис и сказал: – А теперь, после того как ты подвергла меня такой экзекуции, я собираюсь снять с этой стройной фигурки твидовый костюм, который мне мешает. Тебе давно пора заняться лечением оскорбленных тобою чувств любимого мужчины.

– Сейчас нельзя, Фил! – испуганно вскричала молодая женщина, но, увидев сердитый взгляд, быстро добавила: – Еще только одиннадцать часов утра!

– О Господи! Какая разница, сколько сейчас времени – середина дня или полночь? – ответил он, прерывисто дыша. Резко притянув Айрис к себе, Филипп прижал ее фигурку к своему атлетически сложенному телу с такой силой и поспешностью, что она почувствовала, как запульсировала в сосудах кровь.

Уже знакомый запах мужского одеколона заполнил тонкие трепещущие ноздри. Филипп прильнул к полураскрытым нежным губам. В ответ на настойчивые, пылкие ласки из груди женщины вырывались непроизвольные беспомощные стоны радости и удовольствия. Ее пылающая плоть еще больше распаляла страсть Фила, беспокойные, нетерпеливые руки которого быстро сорвали одежду с податливого женского тела. Обнаженные тела, казалось, расплавились друг в друге – так плотно слилась тонкая женская фигурка с мускулистым, блестящим от выступившей на нем влаги загорелым телом. Фил содрогался под воздействием непреодолимого, мощного, ломающего все преграды напора кипящего в нем желания.

– Я люблю тебя. И никогда не переставал любить, хотя одному Богу известно, сколько раз я пытался забыть тебя, – шептал Филипп приглушенным голосом, уткнувшись в бархатистую кожу женского тела. Его губы блуждали по нежным холмикам груди, вызвав невольные стоны блаженства, когда втянули сначала один, а затем другой распухший от возбуждения сосок. Раскаленный язык, нащупывая твердые соблазнительные точки, вызвал очередной прилив желания. – Ты принадлежишь мне, и я никогда не расстанусь с тобой! Больше никогда!

Охрипший от возбуждения голос Филиппа было последнее, что слышала Айрис, перед тем как опуститься в горячие волны переполнявшей ее страсти. Тело женщины содрогалось от восторга. Каждое чувственное прикосновение Фила, его эротические, интимные поцелуи вызывали в ней страстное желание отдаться этому сильному голубоглазому красавцу. Она впала в глубокий экстаз, когда Фил просунул под нее руки, раздвинул дрожащие от нетерпения ноги и, приподняв ее, приблизил к себе. Айрис уже не слышала безумного, почти первобытного звука собственного голоса, когда выгибалась навстречу Филиппу, чтобы принять твердые, мощные движения его тела. Жажда обладания соединила их в одно целое, состоящее из плоти и души; в следующий миг вселенная, в которой находились одержимые страстью влюбленные, взорвалась сверкающими, разлетающимися в разные стороны огнями победного фейерверка.

– Любовь моя, – нежно произнес Фил, – неужели ты сомневалась в моей любви? Ничему я, по-твоему, хочу жениться на тебе?

– Ну, я думала, в основном из-за Эшлиш Ты хотел заботиться о ней, чтобы она ни в чем не нуждалась. Я, разумеется, довольно скоро поняла, что безумно люблю тебя. Но вот разобраться в том, как ты ко мне относишься, – не получалось. И теперь мне остается только мучить себя угрызениями совести – как я могла принять всерьез глупые доводы Кэтрин?

– Какая же ты замечательная идиотка, прелесть моя! – Филипп рассмеялся низким, нежным басом.

– Самой не верится, что я вела себя до такой степени глупо, – сказала она с грустью. – Но когда Томас Кемп упомянул имя твоего управляющего мистера Хендерсона, я вспомнила, как ты разговаривал по телефону с кем-то, носящим такую же фамилию. Все вместе приобрело для меня какой-то зловещий смысл. А тут еще добавилось, что ты и Адам занимались вместе бизнесом... – Айрис замолкла.

– Больше не думай об этом, дорогая, – мягко проговорил Филипп, прижимая ее к своему плотному обнаженному телу. – В том, что произошло, есть и моя вина: я практически тебе ничего не рассказывал о своих делах, связях с Шилдтоном, проектах на будущее... Зря, конечно, но дело поправимое. Уясни себе одно: клянусь, что не имею никакого отношения к мельничным документам, к предполагаемой авантюре и к тому, что усердно разносят шилдтонские сплетницы...

– Может быть, вместо общих слов ты прояснишь мне конкретную ситуацию?

– Через некоторое время после того, как я приобрел крупную фирму в Лондоне, оказалось, что в нее входит и слабая компания «Портсмут Констракшн», намеревавшаяся построить парусную базу в Шилдтоне. Вскоре я узнал, что местное население крайне недовольно этим проектом. Поэтому я решил приостановить осуществление этих планов, пока не выясню истинную картину происходящего. Я считал, что люди будут со мной более откровенны, не зная, что я – владелец «Портсмут Констракшн».

– Да... Наверное, ты был прав, – согласилась Айрис. – Но все-таки очень жаль, что ты не рассказал этого хотя бы мне. Если бы я знала о твоей задумке, то никогда бы не попала в такую дурацкую ситуацию и не выглядела бы полной идиоткой.

– Сейчас я понимаю, что мне следовало больше доверять тебе, – сказал Филипп. – То, что я случайно стал владельцем «Портсмут Констракшн», дало мне хороший предлог для того, чтобы приезжать в Шилдтон и находиться там какое-то время. Мое присутствие в Шилдтоне было мне необходимо и в связи с наследством. Узнав, что Чарлз погиб в автокатастрофе, я твердо решил вернуться в родной город и каким-нибудь образом возобновить наши отношения.

– Но ты не собирался жениться на мне тогда?

Филипп тяжело вздохнул.

– Честно сказать, я и сам не знал, что буду делать. Все эти годы я кипел от возмущения по поводу того, что ты предала нашу любовь, и ради кого? Человека, которого я считал богатым бездельником, негодным хозяином своих земель. Теперь-то я знаю, – поторопился заверить он, почувствовав, как Айрис беспокойно дернулась в его руках, – как все было на самом деле. Но когда я вернулся в Шилдтон, то был близок к тому, чтобы отомстить тебе за предательство. Была и смутная надежда, что ты горько пожалеешь, отказавшись от меня.

– О, Фил! – Айрис приподнялась на локте и с нежностью откинула влажные завитки волос с его лба. – Как это похоже на глупости, которые совершала и я.

– Дорогая, мне стыдно, но раз уж мы разоткровенничались, придется признаться и в своем жестоком мальчишестве. Когда я выяснил, что ты далеко не купаешься в богатстве и роскоши, как представлялось мне, а живешь на грани нищеты, я подумал, что наконец-то смогу тебя заполучить. К сожалению, мои ухаживания вылились в черт знает что.

– Ухаживания? – удивленно спросила Айрис, недоверчиво глядя на Фила, а затем, откинувшись на подушки, заливисто рассмеялась. – Это называется – ухаживания?! Кроме страшных угроз и злости я от тебя ничего не видела в первые наши встречи!

– Вынужден согласиться, – ухмыльнулся он. – Но ты вряд ли представляешь, насколько трудно было к тебе приблизиться. Во-первых, я даже не знал, как ты ко мне относишься. Правда, после того как ты пылко ответила на мои первые поцелуи, я понял, что нас по-прежнему сильно тянет друг к другу. А потом... Можешь, конечно, смеяться надо мной сколько душе угодно, но сама попытка навязаться к тебе в гости едва не поставила мою жизнь под угрозу. Ну ладно – не жизнь, так честь. Мне пришлось прибегать к хитроумным техническим средствам. Сомнительное, что и говорить, геройство, но я был вынужден выдернуть электрический провод из твоей машины, которую ты оставила на улице открытой. Чего не сделаешь, лишь бы расчистить себе дорогу в твой дом!

– Ты имеешь в виду?.. – Айрис возмущенно посмотрела на Фила.

– Каюсь, но именно это я и сделал, – смеясь, подтвердил он. – Меня очень беспокоил красивый доктор, который, как мне сказал Адам, положил на тебя глаз. А когда я увидел, как он целует тебя посреди центральной улицы, я понял – мне следует поторопиться, – добавил Филипп. – Я должен был каким-то образом прочно и надежно привязать тебя к себе до того, как этот парень предложит тебе выйти за него замуж.

– Вообще-то он уже сделал мне такое предложение – около полугода назад, – обронила Айрис, которую не могло не обрадовать, что Фил, оказывается, ревновал ее к молодому врачу.

– И?..

– И ничего, – ответила она и почувствовала, как он сильно притянул ее к себе. – Я всегда знала, что Джек – герой не моего романа.

– А Чарлз?

Айрис посмотрела на Фила с недоумением.

– Я же тебе все уже рассказывала. Тебе прекрасно известно, как и почему состоялся наш брак.

– Не совсем... – промолвил Филипп. – Не забывай, что до того как я увидел Эшлинг, мне было известно, что у тебя есть маленькая дочь. И поскольку ты была замужем за Чалзом, я решил, что он – ее отец, что ты с Чарлзом...

– Нет. – Айрис решительно замотала головой, вспыхнув под пристальным взглядом Фила. Чарлз и я... мы никогда... мы не... – Она глубоко вздохнула и решительно сказала: – У меня никого не было. Наверное, в это трудно поверить, но ты единственный мужчина в моей жизни, с которым я была близка.

– Радость моя! – застонал от удовольствия Филипп. – Ты не представляешь, как я ренпопал тебя к этому бедному парню. Знаю, что не имел права... и, Бог свидетель, я по гроб жизни буду благодарен ему за то, что он заботился о тебе, но... – Фил прильнул к губам Айрис в долгом и страстном поцелуе. – Прелесть моя, – шептал он. – Я люблю тебя всем сердцем, которым ты завладела навсегда восемь лет назад. Не могу сказать, что все это время вел монашеский образ жизни, но, поверь, у меня ни разу ни с одной женщиной не было серьезных отношений.

– Да? А Беатрис? – поддразнила Айрис.

– Ну... – Филипп выдержал паузу с наигранной сосредоточенностью. – Мне было приятно видеть, как ты буквально сгорала от ревности, когда Беатрис Уинтерсон набросилась на мое бренное тело в зале Ассамблеи.

– Минуточку! – запротестовала. Айрис. – Я бы на твоем месте не очень задирала нос по этому поводу. Беатрис только пальцем помани, она уже готова прыгнуть в любую постель!

– Это интересно... Я всегда был неравнодушен к сладострастным пепельным блондинкам, – насмешливым тоном произнес Фил и улыбнулся, увидев, что Айрис клюнула-таки на эту удочку. Она вскочила на колени и стала яростно молотить сжатыми кулаками по его груди. – Но против чего мне действительно трудно устоять... Знаешь, есть такая девица, у нее рыже-каштановые волосы и зеленые глаза. Она, кстати, через несколько дней станет моей женой. Правильно я говорю? – глухо проговорил Филипп, накрывая хрупкое тело своим мощным торсом.

– Да! – блаженствуя, выдохнула Айрис, когда Фил слегка коснулся ее трепещущих губ. – Ты абсолютно – на все сто процентов – прав!

– Айрис просто прелесть! – с восхищением сказала Кэтрин, глядя в другой конец холла, где стояли новобрачные. Они были так поглощены друг другом, что, казалось, не замечали частых вспышек фотоаппарата.

– Да. – Джун вздохнула, смахивая слезы. – Не помню, когда я видела ее такой красивой и счастливой.

– Я думала, что будет скромное, тихое бракосочетание с одним-двумя приглашенными, – отметила Кэтрин, оглядывая просторный в дубовых панелях холл Олдфилд Холла. – А тут собралось не меньше половины города!

Джун засмеялась.

– По словам Фила, его первой ошибкой было дать миссис Динмор пустой чек на свадебные расходы. А второй – не проверить загодя, сколько людей она внесла в список приглашенных.

– Все знают, что мать Айрис немного того. Ты, разумеется, понимаешь, о чем я говорю, – тихо добавила Кэтрин, заметив, как миссис Динмор, одетая в очень красивое лиловое с кружевом платье из шифона улыбается им с другого конца зала. – Но надо отдать ей должное – эта леди всегда обладала великолепным вкусом. Никогда не видела, чтобы Холл выглядел так празднично. Мне сказали, – доверительно сообщила Кэтрин подруге, – что потрясающие цветы, которые ты видишь повсюду, обошлись в несколько сотен фунтов стерлингов! И одному Богу известно, сколько может стоить наряд новобрачной – даже боюсь об этом подумать!

– Да... – засмеялась Джун, которая была хорошо осведомлена о том, сколько денег ушло на свадебное платье и накидку для Айрис.

– Я прекрасно знаю свою дорогую невесту, – сказал ей Фил за несколько дней до свадьбы. – Она настолько привыкла ничего не тратить на себя, что купит первую попавшуюся подходящую, по ее мнению, вещь. Хочу попросить тебя как самую близкую подругу Айрис об одолжении. Проследи за тем, чтобы они с Эш выглядели на свадьбе на все сто. О цене не беспокойся, – решительно добавил Филипп, делая пометку на оборотной стороне бизнес-карты. – Напомни только, чтобы счет за покупки они переслали мне.

Просьбу Фила оказалось выполнить не так легко, как могло бы показаться на первый взгляд. Джун потребовалось немало времени и усилий, чтобы уговорить свою подругу выбрать что-то действительно стоящее.

– Ты должна сделать это ради Филиппа. Ты просто обязана быть на собственной свадьбе красивой, восхитительной и неотразимой, – убеждала она невесту.

В одном из магазинов им предложили посмотреть простое, но чудесно скроенное бледно-кремовое шерстяное платье. В тон ему прилагалась накидка с капюшоном, подбитая мехом кремового цвета. Айрис сразу согласилась на этот ансамбль.

– Как жаль, что мех не настоящий, – сокрушалась Кэтрин. – Уж наш-то жених мог позволить натуральный мех для любимой женщины.

– Айрис ни за что бы не согласилась на это, – сердито ответила Джун. – Любовь к зверюшкам у нее сильнее, чем к шубам из них.

Они не смогли продолжить дискуссию по поводу положительных и отрицательных сторон кампании в защиту животных – к ним, пританцовывая, приблизилась Эшлинг. Она была возбуждена и сияла от восторга.

– Посмотри на меня, тетя Джун! Правда, я выгляжу сногсши-ба-тельно?

– Конечно, кроха! – рассмеялась Джун, с преувеличенным вниманием разглядывая вертевшуюся перед ней девочку.

Эш и в самом деле выглядела очаровательно в шелковом кремовом, отделанном кружевом платьице. Вокруг ее крошечной талии был повязан широкий бледно-розовый шарф. В волосах торчал большой розовый бант.

– Из тебя получилась очень красивая подружка невесты.

– Такая же красивая, как мама?

– Почти, но не совсем, – проговорила Джун, не желая обидеть счастливую малышку. Она посмотрела влажными от слез глазами на лучезарное, прекрасное лицо Айрис.

– А вот мой новый папа уж точно самый красивый, – уверенно констатировала Эш и убежала.

– Она права, Фил вне конкуренции, – усмехнулась Кэтрин, увидев, как рослый темноволосый красавец крепкого телосложения легко подхватил маленькую девочку и поднял на руки. – Кстати, как удачно, что Эш так похожа на Фила, – заметила Кэтрин, задумчиво глядя на прижатые друг к другу две головы с одинаковыми темными курчавыми волосами. – Они больше напоминают отца и дочь, чем отчима и падчерицу.

– Ммм... вспомни, у Чарлза были волосы точно такого же цвета, как у Эш, – как можно спокойнее промолвила Джун. – Не такие вьющиеся, конечно. Но ты же знаешь, у многих детей волосы становятся более прямыми, когда они взрослеют.

– Да, ты права, – ответила Кэтрин и тут же отбросила смутную, едва оформившуюся в конкретный вопрос мысль, которая невзначай мелькнула у нее в голове. – Я иногда думаю о том, что дети похожи на щенков, которые, превратившись во взрослых собак, внешне напоминают своих хозяев. Так что возможно, такое же произойдет с Эш и Филом. Любой, кто посмотрит на них, сразу скажет, что Эш просто обожает своего нового папу.

Джун вздохнула с облегчением – ей удалось-таки незаметно увести любопытный нос Кэтрин от опасной темы. Она поскорее перешла к другому вопросу:

– Я знаю, что Джек очень расстроился из-за свадьбы Айрис, но рада, что он принял приглашение и приехал в Холл.

– Я всегда говорила, что он ей не пара, – авторитетно заявила Кэтрин, предпочитая забыть, что сама она не сомневалась в их браке. – Теперь, когда Айрис занята, у меня есть на примете пара невест, как раз для нашего доктора.

– Остановись! – засмеялась Джун. – Нам обоим пора перестать заниматься сводничеством, так как это, оказывается, пустая трата времени. Взгляни на наших новобрачных. Им не потребовалась посторонняя помощь, чтобы соединиться.

– Не знаю, не знаю, – загадочно промолвила Кэтрин, кивая в сторону, где стоял, причмокивая губами, подозрительно рассматривая дубовые панели в холле, агент по недвижимости мистер Рейс. – Возможно, я слишком преувеличиваю, но старый Мрачный Рейс, кажется, внес свою лепту в этот брак.

Взрослые все-таки ведут себя иногда довольно странно, подумала Эш, вернувшись вприпрыжку к тете Джун и тете Кэтрин. У всех сегодня хорошее настроение, конечно, но она никак не могла понять, почему эти две леди вдруг ни с того ни с сего разразились громким смехом.

– Мама просила сказать вам, что они закончили фотографироваться, – сказала малышка, дергая Джун за подол платья, чтобы привлечь ее внимание. – И еще я слышала, как мой новый папа сказал, что он «черта с два будет произносить речь», – весело добавила она. – Но мама засмеялась и сказала: «Не будет речей – не будет медового месяца». Поэтому он согласился сказать «несколько слов».

– Какой разумный человек! – усмехнулась Джун.

– И какая умная у него жена! – поддакнула Кэтрин и обратилась к Эш: – Я слышала, тебе очень повезло – твои мама с папой собираются взять тебя с собой в свой медовый месяц?

Эш утвердительно кивнула головой.

– Но я не должна никому говорить, куда мы поедем, потому что это – большой секрет. Ну, тебе, может, я и скажу, если хочешь.

– Я... мне бы очень хотелось узнать об этом, – пробормотала Кэтрин, бросая виноватый, беспокойный взгляд на Джун, выражавшую явное неодобрение.

– Прекрати, Кэтрин! – возмущенно шепнула она. – Ты неисправима! С твоей стороны, просто нечестно пытаться выудить информацию у ребенка! Побойся Бога!

– На самом деле, – прошепелявила Эш, коснувшись кончиком языка расшатавшегося зуба, который в любой момент мог выпасть, – сначала мы полетим на воздушном шаре, потом полетим на самолете, а потом долго-долго будем плыть на пароходе – прямо до Амазонки!

– Да?! – Кэтрин в изумлении открыла рот.

– Правда-правда, – кивнула Эш, глядя в широко раскрытые глаза тети Кэтрин, которая, быстро извинившись, поспешно удалилась сообщать добытую новость.

– Я точно знаю, куда вы едете, и боюсь, что твоя мама рассердится, узнав, что ты говоришь неправду!

– А я держала за спиной скрещенные пальцы, – возразила Эш, очаровательно улыбнувшись. – И мама не будет сердиться, потому что я слышала, как она говорила: Кэтрин хлебом не корми, дай послушать чужие новости.

– Ну, ты востра! Мне кажется, твой новый папа собирается бросить свою работу, чтоб присматривать за тобой! Ну ладно, пойдем, поищем твоих родителей. Не представляю, куда они могли запропаститься, – добавила она, слегка хмурясь.

Джун повела Эшлинг через толпу гостей, стараясь осторожно обходить официантов в торжественных черных фраках, которые наливали в опустевшие бокалы гостей великолепное шампанское.

– Ну, миссис Бартон, – игриво проговорил Филипп. Он взял жену и стремительно увел ее от гостей в небольшой кабинет, заставленный книгами. – Как вы себя чувствуете, во второй раз, выйдя замуж?

– Поскольку я никогда не была замужем по-настоящему, то не смогу авторитетно и со всей ответственностью ответить на этот вопрос! – ответила Айрис, любящим взглядом посмотрев на мужа. Ее удивляло, что всегда уверенный в себе бизнесмен так нервничал уже за несколько дней до свадьбы. – С другой стороны, мистер Бартон... – добавила она с сияющим лицом, – могу определенно сказать, что сейчас я чувствую себя на седьмом небе!

– Любимая! – воскликнул Филипп, крепко обнимая тоненькую фигурку жены. – Я понимаю, что с моей стороны было довольно глупо думать об этом, но я панически боялся, что ты вдруг да передумаешь выходить за меня замуж. Спать перестал от волнения, – сказал он, поморщившись. Затем нежно взял улыбающееся лицо жены в свои горячие, дрожащие ладони. – Когда я увидел сегодня утром, как ты идешь навстречу мне по проходу между скамейками, я чуть не закричал от радости на всю церковь! До сих пор не верится, что я нашел тебя снова и что вся наша боль и страдания остались навсегда позади.

– Навсегда, – прошептала Айрис. Она словно парила в небе от блаженства, когда Фил наклонился, и они соединились в продолжительном, страстном поцелуе. Но вдруг раздался высокий, взволнованный голос Эш.

– Вас все ищут! Но я-то знала, где вы спрятались! – обрадовано крикнула она. Новый папа, продолжая обнимать жену, улыбаясь, смотрел на маленькую девочку. – Скорее же! – нетерпеливо воскликнула Эшлинг. – Тетя Джун говорит, что пора резать торт и произносить речи.

Филипп застонал.

– Неужели мне и в самом деле надо что-то говорить? – умоляющим тоном сказал он, пытаясь в последнюю минуту увильнуть от этой обременительной обязанности. – Я не имею ничего против выступления перед тысячей бизнесменов, но в данном случае я наверняка буду выглядеть по-идиотски...

– Тебе надо произнести всего несколько слов, – твердо сказала Айрис.

– Не волнуйся, папа, – быстро вставила Эш. – Я считаю, что ты не похож на идиота. Я сказала тете Джун, что ты самый красивый на свете!

– Ну, после таких заявлений мне, кажется, ничего не остается, как выйти к гостям и произнести речь. – Филипп ухмыльнулся и посмотрел вниз на свою дочь, намеренно не замечая насмешливого смеха жены. – Ох, и мастер ты, Эш, говорить комплименты! – Филипп обхватил руками своих любимых женщин и повел семью к выходу в холл, где их ждали гости. – Но я должен сказать, что если ты хочешь увидеть настоящую красоту, то тебе достаточно посмотреть на нашу маму. А уж о ее нежном любящем сердце мы и так с тобой знаем.