Брат лучшей подруги

Глава 3

Роуэн сидела на пассажирском сиденье «ауди-кватро», а Себ гнал по шоссе в сторону Кейптауна. Хотя было уже почти восемь, солнце только начинало садиться, шоссе было полно таксистов, которые перестраивались из ряда в ряд на расстоянии нескольких сантиметров от других машин и скалили зубы другим водителям, прижимая к уху телефон.

Движение в Кейптауне убийственное в любое время дня. И все из-за огромной горы в центре города. По крайней мере, так считал Себ. Он посмотрел на часы. Они ехали уже пятнадцать минут, и ни один из них не попытался завязать разговор. До Авельфора оставалось еще полчаса, молчание начинало тяготить.

Себ притормозил и выругался, потому что движение сначала замедлилось, а потом и совсем остановилось. Пробка и затянувшееся молчание. Даже в лучших ситуациях отвлеченная болтовня не давалась Себу, а обсуждать погоду, книги, фильмы или музыку с Роуэн и вовсе казалось глупым.

Однако Роуэн впервые за десять лет оказалась в одном часовом поясе со своими родителями, и Себ считал, что должен удержать ее в стране до тех пор, пока у них не появится возможность встретиться с ней и обнять ее. Как и они, Себ не выставлял эмоции напоказ, но знал, что они скучают по ней и хотят, чтобы она вернулась. Он сочувствовал им. Знал, каково это – ждать возвращения любимых.

Себ никогда не понимал, почему Роуэн так низко ценит свою семью, почему бунтовала. Ее родители серьезно относились к работе, а у него с Калли сбежавшая ветреная мать и Пэтч. Обаятельный и веселый, но скорее друг, чем отец.

На родителей Роуэн всегда можно было положиться. Консервативные, уверенные в себе, надежные. Умные, серьезные, ответственные. Их сумасшедшая дочка жила на другой волне. Впрочем, Роуэн всегда жила на своей волне и с другими людьми не пересекалась. Себ гадал, что заставляло ее так поступать. Движение стоит, время надо убить, а тем для разговора нет. Он решил удовлетворить чрезмерное любопытство.

Они никогда не ходили вокруг да около, и Себ спросил в лоб:

– Я хочу знать, почему ты оказалась на мели. Знаю, ты считаешь себя вольной птицей, слишком крутой, чтобы собирать материальные ценности, но все-таки женщина в твоем возрасте должна иметь за душой больше сотни фунтов.

Роуэн понимала, что этим все кончится, и готовилась к нотациям. «Кейптаун» и «нравоучения» в ее понимании синонимы.

Она сжала губы и уставилась прямо перед собой. Себ, как обычно, идет напролом к тому, что он считает важным. Боже, она так устала бороться с его чрезмерно умным мозгом. И ошеломлена тем, что Себ заставил ее яичники танцевать танго. Что ответить, чтобы не выставить себя полной идиоткой? «Не усложняй, дурочка».

– Я собиралась заключить сделку. Мне должны были заплатить после того, как я доставлю заказ в Австралию.

– Что пыталась толкнуть?

Взгляд Себа потемнел и похолодел, лицо стало строже. Ну конечно, он не воспринял ее слова буквально, их ему недостаточно, и он уже предполагал самое худшее. Роуэн знала, о чем он думал.

«Ну вот опять, – подумала она. – Все сначала». Нахлынули воспоминания, ладони вспотели, дыхание сбилось. Даже спустя столько лет он инстинктивно выбирал наихудший сценарий. А ее родители решат… И еще все спрашивали, почему она не хочет возвращаться домой!

– Ничего незаконного, Себ!

– А я и не говорил такого.

– Я не идиотка и не преступница. Условности мне, может, и чужды, но я не глупа. Не распространяю, не храню и не употребляю наркотики. – Роуэн повысила голос, заставляя его понять это.

– Успокойся, Ро. К твоему сведению, я и первый раз считал, что тебя не надо арестовывать.

Слова Себа завертелись у нее в мозгу. Она нахмурилась.

– Считал? Почему?

– Ты, конечно, была испорченной, самовлюбленной и пустой, принимала ужасные решения, но глупой не была.

С этим не поспоришь. Себ признал, что она лучше, чем ее описывают. Почему-то это было приятно. Еще одна непонятная вещь сегодня.

Ее родители не разделяли его мнение, и она это знала.

– Но, Роуэн, твой образ жизни – безумие. Ты взрослая. Тебя не должны выдворять из стран. Большинство женщин в твоем возрасте уже строят карьеру, думают о браке, о детях.

«Пристрелите меня, – подумала Роуэн. – Или ткните горячей палкой в глаз». Именно поэтому она не хотела возвращаться домой. Выслушивать упреки семьи, друзей и Себа, кем бы он там ей ни был. Они всегда видели то, что хотели увидеть.

Глаза Роуэн вспыхнули, как молния в ночном небе.

– Что за глупости! Ты ничего обо мне не знаешь!

– И чья в том вина? Это ты сбежала так, словно совсем завралась.

– Я не сбегала! – Ясное дело, это ложь.

– Через несколько дней после выпускных экзаменов оказалась в самолете. Ни с кем не обсуждала свои планы. Это значит сбежать быстро и неожиданно. Что на самом деле случилось той ночью?

Роуэн вздернула подбородок:

– Не понимаю, о чем ты.

Себ ведь не мог знать, так? Или Калли ему рассказала? Нет, она поклялась молчать и ни за что не нарушила бы обещания. Себ, наверное, говорит о жизни Роуэн вообще.

Тот глупый, безумный вечер изменил ее жизнь. Она за несколько коротких часов свалилась с небес в ад.

– Прекрасно понимаешь. – Себ внимательно осмотрел дорогу впереди, увидел, что движение стоит, и вздохнул. – Что-то в тебе изменилось в ночь ареста. Бунтаркой ты была и до этого, но без злобы, язвительности и жуткого сарказма.

С ней обошлись как с бешеной собакой. Всего за одну ночь Роуэн из безумно влюбленной и невероятно счастливой превратилась в оскорбленную девушку с разбитым сердцем, которой никто не верит. Та ночь действительно изменила ее жизнь. Однако трудно признаться, что тебя лишили девственности, бросили и подставили, а потом арестовали, и все это за одну ночь. А выходные в тюрьме стали кошмаром эпических масштабов.

Разве удивительно, что Роуэн ассоциирует любовь с тюремными решетками?

– Ты никогда не была такой жесткой, Роуэн. – Себ тихо прервал ее размышления. – Те полгода ты постоянно боролась с родителями, со мной, со всем миром.

Роуэн крепче стиснула зубы. Каждый вечер она плакала и засыпала измученной, огорченной и униженной, каждое утро вставала для того, чтобы бороться в буквальном смысле за новый день.

– Может, я плакала потому, что родители, брат и мои близкие оставили меня на все выходные в тюрьме, хотя в пятницу в любое время могли внести залог. Вечеринка была в четверг!

– Родители хотели преподать тебе урок.

– Я его усвоила! И поняла, что полагаться могу только на себя и доверять только себе.

Когда она решилась снова взглянуть на Себа, в его взгляде сияла плохо скрываемая симпатия. А потом его лицо приняло удивленное выражение.

– И вот ты полагаешься на меня.

– Все хорошее когда-нибудь кончается.

Она устала от допросов. Уже давно ей не доводилось ни от кого выслушивать такое количество бреда.

– Так… – Роуэн сладко улыбнулась. – Не поймала тебя еще какая-нибудь золотоискательница?

В мгновение ока симпатию сменило раздражение.

– Не стоило посылать мне солнечные очки, услышав о моем разрыве. – Себ стиснул зубы.

– Знаю. Но я подумала, они тебе понадобятся, ведь ты наконец прозрел! На это ушло немало времени.

– Очень смешно.

– Все еще злишься, что взбалмошная чудачка Роуэн распознала настоящий характер твоей бывшей, а ты нет?

– Напомни, почему я не оставил тебя в Йоханнесбурге просить милостыню?

– Хотел надо мной поиздеваться. Ну что, может, хватит нам кусать друг друга?

– Пока да.

Транспорт тронулся. Роуэн наблюдала за тем, как Себ лавирует между медленно двигавшимися автомобилями, чтобы попасть в скоростной ряд.

– Неужели движение стало более напряженным?

Себ резко ударил по тормозам и чуть не въехал в грузовик. Побледнев, Роуэн выбросила вперед руку и уперлась в приборную панель:

– Себастьян! Будь ты проклят, идиот!

Он бросил на нее взгляд и переключил внимание на дорогу.

– В чем проблема?

– Проблема в том, что до бампера той машины оставалось всего несколько сантиметров! – Роуэн уронила руку. – Движение не стало более напряженным, это ты стал хуже водить!

Себ широко улыбнулся:

– Тебе не кажется, что наши отношения зашли еще не слишком далеко, чтобы мы пилили друг друга?

– Заткнись.

Себ включил поворотник и взглянул в зеркало заднего вида. Потом махнул рукой на седан впереди:

– Приготовься, сейчас обгоню. Вперед! Роуэн вздохнула и закатила глаза:

– Ну ты и придурок!

Он обошел еще один седан и перестроился сразу через два ряда, съезжая с шоссе. Она откинулась на спинку сиденья и закрыла глаза. Какая ирония, в Пекине она переходила семиполосную дорогу, по которой гнали мотоциклы, преодолела сплошной поток тук-туков в Бангалоре и жуткое движение в Мехико, и все для того, чтобы умереть в роскошной машине в родной стране, попав во власть безумца.

Роуэн выпрямилась и огляделась. Они въехали в более дорогой район. Она узнавала места.

– Почти приехали.

– Ага, почти дома. И хотя ты не можешь произнести это слово, твой дом все равно здесь, Ро.

– Уже треть жизни это место мне не дом.

Вернувшись в Кейптаун без денег, она была напугана, паниковала, что не сможет постоять за себя. Страх подкатил к горлу.

Широкая ладонь Себа сдавила ей колено, Роуэн вздохнула. Когда показалось, что воздуха в легких достаточно, она взглянула на руку Себа, подняла брови и сдвинула их к переносице, увидев в его глазах блеск, явный знак мужской симпатии.

– А ты выросла, надоеда.

Сбитая с толку сексуальным возбуждением, охватившим обоих, Роуэн искала спасения в очевидном:

– Совсем не выросла. Точно такого же роста, как и в восемнадцать. И не называй меня надоедой. И убери руку с моего колена.

В уголках его глаз появились морщинки.

– Я хотел отвлечь тебя от того, из-за чего ты паниковала. Быть злой тебе всегда нравилось больше, чем испуганной.

Роуэн переложила его руку на рычаг переключения передач:

– Какие еще глупые заблуждения у тебя возникли, пока меня не было?

– В восемнадцать ты безобразно красилась, носила ужасную одежду и выходила за все рамки.

Она не хотела даже вникать в смысл этого комментария, просто показала ему зубы:

– Я по-прежнему выхожу за все рамки. Себ не обратил на это внимания.

– Поэтому ты до сих пор одинока в свои двадцать восемь? Или девять?… Сколько тебе лет?

– Достаточно много, чтобы сказать: мое семейное положение тебя не касается.

– «Семейное положение»? Ты что, рекламируешь «Фейсбук»? Тогда ты либо замужем, либо в отношениях, либо лесбиянка, либо одинока. Выбирай.

Роуэн возмущенно фыркнула:

– Лесбиянка? К твоему сведению, мне нравится то, что есть у мужчин. Но часто бесит то, к чему оно крепится.

– Значит, одинока, да?

– Я уже и забыла, какой занозой в заднице ты можешь быть, теперь начинаю вспоминать. – По крайней мере, перепалка не давала ей уснуть. – А как ты? Больше не было опасных ситуаций с посланницами сатаны?

Она надеялась, что упоминания о бывшей невесте будет достаточно, чтобы испортить ему настроение и отвлечь от ее личной жизни.

– Она тебе не нравилась. – Себ скривил губы. – Это просто неприязнь или что-то более личное? Роуэн подумала, что теперь не будет никакого вреда, если она расскажет.

– Она очень подло обходилась с Калли. Я серьезно. Нарочно очень подло. Глаза Себа сузились.

– Я думал, они отлично ладили.

– Она хотела, чтобы ты так думал. Та еще штучка. Она мне совсем не нравилась.

– Никогда бы об этом не догадался.

– Мой тонкий намек тебе ни о чем не сказал?

– Он был не очень понятным. А твои попытки сорвать вечеринку в честь нашей помолвки выглядели немного неуверенно.

– А что я такого сделала? Я ведь просто боялась, что ты всю оставшуюся жизнь будешь несчастным!

– Кроме того что налила рома в пунш? И покрасила воду в бассейне в зеленый, который совершенно не вписывался в блевотно-оранжевую цветовую гамму? И положила на каждую десертную тарелку по презервативу? Я ничего не упустил?

Роуэн уронила голову на подголовник:

– Ты обо всем знал?

– Я почти не сомневался в том, что это ты. Ладно, удиви меня. Что ты еще сделала?

– Ничего.

– Да ладно, признавайся. Что ж, теперь он ее уже не убьет.

– Я насыпала вам в кровать чесоточного порошка.

От его смеха захотелось танцевать. Несмотря на усталость, она заметила и шрам, рассекавший его бровь, и длинные светлые ресницы. Боже, как же хотелось обвить Себа руками, свернуться клубочком у него на коленях и отключиться.

– Об этом я тоже знал.

Он говорил мягко, Роуэн было одновременно и тепло, и холодно, нервные окончания сходили с ума.

– К счастью, после вечеринки мы поссорились, и я решил переночевать в свободной комнате. А вот она потом чесалась много дней.

– Вот и хорошо. – Роуэн улыбнулась и подавила мощный зевок. – Ты совершенно не умел выбирать женщин, Себ.

– Она была не так уж плоха. Если бы я тебя не знал, решил бы, что ты просто завистливая ведьма.

– Нет, не кури больше то, что ты там куришь.

Роуэн вздернула нос, будто завидовала той недоженщине. Себ, конечно, заноза в заднице, но ее заноза. Ну и Калли, естественно. Больше никому не позволялось обращаться с ним плохо. В особенности какой-то ленивой, глупой… О боже, старый дуб все еще у поворота! Вдалеке сквозь деревья Роуэн увидела красную кирпичную стену Авельфора.

– Не паникуй, дыши. Это всего лишь дом, Ро.

Его дом. А рядом ее старый дом. И жизнь, к которой не хотелось возвращаться. Она это переросла уже очень давно.

Себ свернул на подъездную дорожку и остановился у новых автоматических ворот. Пока они открывались, он смотрел на Роуэн серьезными синими глазами.

– Оставайся на три недели, проведи немного времени с родителями, потом я одолжу тебе денег на билет в любую точку мира.

– Зачем?

– Мне кажется, уже давно пора. Роуэн с сомнением покачала головой:

– И сколько я должна провести с ними? Себ, кажется, расстроился:

– Не знаю! Сделай усилие, встреться с ними, поужинай, поговори, и мы в расчете.

Предложение слишком заманчивое. Не идеал, конечно, но вполне четкий план действий. Если она сумеет собрать необходимую сумму, сможет улететь и раньше. Нет, так нельзя. Она уже здесь и должна увидеться с родителями. Жить рядом и даже не поздороваться – это жестоко, а она по натуре жестокой не была. Три недели. Что такое двадцать один день в масштабах мироздания?

«Двадцать дней здесь – слишком много», – нашептывал ее саркастический близнец.

– Я все тебе возмещу.

– Еще как возместишь! Ясмин в отпуске, и нам не хватает домработницы. Можешь приступать завтра. Походы в магазин, уборка, стирка, готовка. Ну ты знаешь, что делает Ясмин.

– С ума сошел? Я не буду для тебя работать по дому!

Не то чтобы она не умела, ей доводилось работать служанкой. Но убирать за Себом не собиралась.

– «Нам»? Ты сказал: «Нам не хватает домработницы»? Кто еще здесь живет? Если любовница, партнерша или девушка, лучше спать на пляже.

Себ подрулил к элегантному дому.

– У Пэтча затруднения с нынешней девушкой, вот и вернулся.

Слава богу! Роуэн не была уверена, что уживется с Себом и с его «единственной».

– Значит, работа по дому взамен за кров и стол?

– Пожалуй, – неохотно согласилась Роуэн, думая, что прыгает из огня да… да на третий круг очень жаркого местечка.

Закинув ее багаж в старую комнату Калли, Себ наконец добрался до офиса, в который въехал Пэтч. Его команда состояла из настоящих трудоголиков и работала по гибкому графику, поэтому он привык видеть их в офисе в самое неожиданное время. Вот и на этот раз Карл, помощник и менеджер, еще не ушел, как и хакеры.

Себ выслушал его и прошел в так называемую комнату военных действий, огромное помещение без окон.

Его хакерам нужна вредная еда, тонны кофе и музыка. Лиши чего-нибудь, сразу все внимание переключится на тебя. Себ вышел в центр комнаты и быстро окинул взглядом длинный ряд экранов, на которых нескончаемым потоком бежал компьютерный код. Он прочитал его легко, словно это просто английский, и кивнул, не заметив проблем.

– Есть что-нибудь, о чем мне следует знать?

Он слушал рассказы сотрудников о проектах, по возможности дополнял. Он нанял этих троих и платил им по-королевски не просто так, они соблюдали этику, были умны и не имели себе равных. Словом, хороши почти так же, как и он сам.

Себ закончил совещание и ушел к себе в кабинет. Там тоже стояли компьютеры, пять штук, их мощности хватило бы на то, чтобы обслуживать большинство развивающихся стран.

Он бросил ключи от машины и мобильный на стол, подцепил ногой стул и подвинул его к любимому компьютеру. Возвращение уставшей от всего света Роуэн с потертым рюкзаком напомнило о матери. Ему стало интересно, где она приклонила голову. Раз или два в год Себ наводил справки о матери. С его навыками не составляло труда выяснить, где она, сколько у нее денег и что она собирается делать. Впервые он отследил ее в шестнадцать, обнаружив ее паспортные данные и личный номер в закодированном (ха-ха!) списке на компьютере отца.

Себ запустил программу, которую написал специально для того, чтобы следить за матерью. Через несколько минут узнал, что она перебралась из Перу в Бразилию, немного покружила по стране, теперь в Сальвадоре, и денег у нее совсем немного.

Привычная волна злости и возмущения накрыла Себа, он, спросив себя, не дурак ли, после всего того, что мать с ним сделала, перевел ей на счет тысячу долларов, которые невозможно отследить. Для него это незначительная сумма. Он знал, что не уснет, если не сделает этого.

Роуэн примерно в таком же положении. Себ гадал, как она к этому пришла. Он задумчиво посмотрел на экран, понимая, как в несколько кликов может выяснить, что заставило ее вернуться домой. Номер паспорта, банковские данные, все, что нужно, есть. Он мог бы, вписав строчку кода в программу, отследить перемещения Роуэн, узнать обо всех покупках, оплаченных кредитными и дебетовыми картами. Это очень просто.

Раз или два в год, когда ее родители долго ничего о ней не знали и отец просил поискать, Себ изучил информацию, рассказал, что Роуэн в Лондоне или в Перте, у нее, похоже, хватало денег. Она много зарабатывала и много тратила, но всегда оставляла достаточно сбережений. Интересно, почему на этот раз этого не сделала?

Себ уронил руки на колени и поборол искушение. Он мог бы это узнать, но не стал, несмотря на любопытство. Не имел права вторгаться в ее личную жизнь. Она больше не ребенок.

И стала красавицей, как все и ожидали. Глаза цвета ночи, непослушные волосы, нежная-нежная кожа и женственное тело. Почувствовав, как натягивается молния на брюках, Себ откинулся на спинку стула и уставился в окно, выходившее на бассейн. Он хотел ее. И не менее сильно не хотел хотеть. Она объединяла в себе все, чего он избегал в противоположном поле, сложная, открытая, общительная. Свободная, прямолинейная.

Почему он просто не дал ей денег и не отпустил? Тогда бы не сидел тут сложа руки, гадая, спит она голой или нет.

Какой же он все-таки придурок!

– Грей, мне очень жаль.

Себ стоял, привалившись плечом к косяку, в дверях кухни с глянцевыми шкафами, черным гранитом и черно-белым полом в шахматную клетку. Дизайн выбирала Ясмин. Себ с удовольствием выписал чек на довольно внушительную сумму. Светлая кухня была оснащена современной техникой, повсюду драгоценные папоротники и африканские фиалки Ясмин.

Он улыбнулся. Вот еще одно дело, которое можно добавить в разрастающийся список домашних обязанностей Роуэн. Уход за растениями.

– Грейсон, сделай глубокий вдох. Есть обезьяна, тигр с тигрятами, кальмар, тюлень и лошадь. Это основное. И хотэй.

Что, черт побери, задумала Роуэн? Перебирая варианты, Себ направился к кофе-машине.

– Почти наверняка хотэй очень редкий. В нем есть класс, мастерство, которое нельзя игнорировать.

Роуэн кивнула, когда он предложил кофе.

– Телефон у меня снова заряжен, сейчас отправлю тебе пару фотографий на электронную почту. Взгляни и скажи, что думаешь. Да, я знаю, ты ничего не купишь, пока не взглянешь.

Пробормотав пару успокаивающих фраз в телефон, Роуэн закончила разговор, тут же отправила фотографии и положила мобильник на кухонный стол.

– Я знаю, ты ничего не купишь, пока сам это не увидишь. Я с тобой уже десять лет работаю, придурок.

Себ протянул ей чашку кофе, она приняла ее с энтузиазмом настоящего кофемана:

– Спасибо. Чтобы разобраться с твоей кофе-машиной, нужно иметь степень магистра.

Прислонившись к столу, Себ отметил, что Роуэн выглядит значительно лучше, чем накануне. Вот что может сделать ночь крепкого сна. Под глазами остались едва заметные синие круги, но к щекам вернулся цвет. Ночью Себ пару раз заглядывал к ней и обнаружил, что она, к несчастью, не раздевается догола перед сном, немного похрапывает и любит спать на животе.

– Пытаешься продать зоопарк? – Себ оглядел ее длинные ноги. На ней были простые джинсовые шорты и рубашка на пуговицах. Чистые волосы собраны в свободную косу. Никакого макияжа, только блеск на губах.