Буду твоим единственным

Глава 13

Он задал этот вопрос, но вовсе не был склонен слушать ее объяснения. Прежде чем она успела открыть рот, он круто довернулся и устремился в свою гардеробную. Схватив ночную рубашку, она поспешно натянула ее через голову и бросилась за ним.

– Не приближайся ко мне! – рявкнул он. – Иначе я не сдержусь и ударю тебя.

Элизабет отшатнулась, однако не ушла.

– Куда ты собрался?

– Подальше отсюда. – Норт надел брюки и повернулся к ней спиной, застегивая их. – Постарайся убраться из этого дома раньше, чем я вернусь.

– Я предупреждала тебя, – хрипло проговорила она, задыхаясь от сдерживаемых слез. – Я говорила тебе, что так и будет, что ты возненавидишь меня. А теперь, когда это случилось, ты хочешь, чтобы я пряталась от людей, как прокаженная. Этому не бывать, Норт! Ты слышишь? Этому не бывать!

– Тебя слышит вся улица, – брезгливо процедил он.

Он натянул на плечи рубашку и подошел к высокому зеркалу, чтобы заправить ее в брюки. Отражение Элизабет притянуло его взгляд. Выглядела она ужасно. Лицо ее было почти таким же белым, как ее ночная рубашка. Она стояла, прижавшись к косяку двери, со сцепленными за спиной руками. Норт даже подумал, что она держит их там, чтобы не наброситься на него с кулаками. Вид у нее, во всяком случае, был такой, словно она имеет для этого все основания. Он заговорил, чтобы напомнить ей, что это не так:

– Ребенок ведь существует, правда?

Элизабет медлила, не решаясь ответить. За шесть лет лжи она почти убедила себя в том, что это не так.

– Да, – вымолвила она наконец.

– Норт испустил долгий вздох.

– Почему ты не сказала мне о нем раньше?

Вопрос не удивил Элизабет. Она понимала, в чем кроется корень его обиды.

– Я не могла.

Норт повернулся к ней и устало произнес:

– Убирайся, Элизабет. Мне невыносимо видеть тебя.

Однако не эти слова, а то] что она увидела в его взгляде, заставило ее повернуться и уйти. Она уже однажды видела это выражение. Несколько лет назад ее отец посмотрел на нее с таким же разочарованием, и этот взгляд она запомнила на всю жизнь. И сколько бы она ни представляла себе это выражение на лице Норта, она оказалась к нему не готова.

Она сидела, съежившись на краешке кровати, пока Норт не ушел. Услышав, как за ним закрылась дверь, Элизабет встала, оделась и занялась приготовлениями к отъезду.

Уже наступил полдень, когда Норт наконец вернулся домой. Серые тени под глазами и мятый галстук свидетельствовали о том, что развлечения, которым он предавался последние двенадцать часов, не включали в себя сон. И если этого было мало для полноты картины, то достаточно было приблизиться к нему, чтобы тут же отшатнуться, почуяв стойкий запах табака, джина и пота, впитавшийся в его одежду.

Брилл, увидев хозяина, с трудом взбиравшегося по лестнице, первым делом поспешил приготовить ванну.

– Подать вам утреннее питье, милорд? – спросил он, когда его хозяин опустился в теплую воду.

– Господи, нет! – скривившись, отозвался Норт и наклонился вперед, подставив камердинеру спину. – Терпеть не могу эту гадость. Что ты туда кладешь?

– Это один из моих тщательно охраняемых секретов, милорд.

– Может, оно и к лучшему. – Норт откинулся назад, положив голову на полотенце, заботливо уложенное Бриллом на бортик ванны. – Леди Нортхэм уехала?

– Да, милорд.

Уловив неодобрительные нотки в голосе камердинера, Норт, хотя и не видел нужды оправдываться, решил проверить, насколько убедительно звучит в его устах ложь.

– Она поехала в Роузмонт по просьбе своей мачехи.

– Она так и сказала.

Ну вот, опять. Неодобрение. Норт покосился на Брилла. Его худое лицо заострилось после бессонной ночи, и, глядя снизу вверх, Норт видел только острый подбородок, две аккуратно вырезанные ноздри и нависающую над ним плоскость лба.

– Она говорила с тобой?

– Да, милорд. Я помогал ей собираться.

– Норт потер висок.

– А почему не горничная?

– Ее сиятельство не захотела будить горничную, поскольку не собиралась брать ее с собой. Она случайно встретила меня в коридоре и попросила помочь. Разумеется, я был рад оказать ей эту услугу.

– Конечно, – рассеянно отозвался Норт, не совсем уверенный, что все правильно понял. Зачем вообще нужно было будить горничную? Та всегда вставала раньше хозяйки, готовая приступить к своим обязанностям, как только Элизабет позвонит. – Брилл?

– Да, милорд?

– Когда уехала леди Нортхэм?

– Во втором часу ночи, милорд. Я послал юного Типтона за экипажем примерно в половине второго. Ему потребовалось некоторое время, чтобы найти подходящего извозчика, поскольку я настаивал, чтобы тот был трезвым.

Потоки воды выплеснулись на пол, когда Норт выскочил из ванны и выхватил из рук камердинера полотенце.

– Ты хочешь сказать, что она наняла экипаж? И уехала глубокой ночью? Почему же ты не послал за мной?

Брилл терпеливо протянул другое полотенце, когда Норт отшвырнул первое, после того как судорожно вытер волосы.

– Графиня потребовала именно наемный экипаж. Я, разумеется, дал ей понять, что она может воспользоваться каретой, однако она решительно отказалась. Что касается времени отъезда, то леди Нортхэм заявила, что ей необходимо срочно уехать. И отвечая на ваш последний вопрос, должен сказать, что я предложил послать за вами, хотя и знал, что вы отбыли из дома незадолго до этого. – Брилл кашлянул, скорее подчеркнув, чем скрыв сквозившее в его тоне осуждение. – Леди Нортхэм заверила меня, что в этом нет нужды, поскольку вы не только в курсе ее планов, но даже одобряете их.

Норт фыркнул.

– Неужели ты думаешь, что я позволил бы своей жене уехать из Лондона, ночью, да еще в наемном экипаже?

Брилл не ответил, видимо, посчитав этот вопрос риторическим, и вручил хозяину третье полотенце. Норт отшвырнул его.

– Приготовь мне костюм для верховой езды! Ты, случай но, не слышал, какие указания она дала извозчику?

– Она отправилась к почтовой станции. Полагаю, миледи решила пересесть там в дилижанс.

Норт содрогнулся, и не только от мысли об Элизабет, втиснутой в дилижанс, набитый разношерстным лондонским сбродом.

– Неси одежду, Брилл, пока я не умер от холода.

Оранжерея в Стоунвикеме радовала глаз каждого, кто входил сюда. Во влажном воздухе висел густой аромат земли и пышной зелени. По обе стороны от дверей, словно часовые, высились две каменные кадки с огромными папоротниками. Внутренние стены были увиты плющом, а высокий сводчатый потолок, сплошь стеклянный, щедро пропускал солнечные лучи.

Элизабет расположилась на кушетке спиной к высоким окнам, выходившим на юг. Струившийся сзади свет освещал страницы ее книги. Откинувшись на спинку, она рассеянно скользила взглядом по горшкам с орхидеями, стоявшим на полу в нескольких шагах от нее. В это время года изящные бледно-голубые и лиловые соцветия казались настоящим чудом, и Элизабет наслаждалась созерцанием экзотических растений. У нее даже появилось ощущение, что она находится не в Англии, а где-то в, джунглях, по крайней мере именно так она их себе представляла.

– Вот ты где.

Элизабет вздрогнула от неожиданности и выпрямилась на кушетке, увидев лорда Уорта, появившегося между аккуратно подстриженным кустом роз и пальмой, которую он получил лет пятьдесят назад в подарок от знаменитого путешественника Джеймса Кука. Тяжело опираясь на трость, он легким взмахом руки дал ей понять, что она может не вставать при его появлении.

– Прошу вас, – сказала Элизабет и закрыла книгу. – Садитесь.

– Ну, если это доставит тебе удовольствие, – ворчливо отозвался он.

Дед Норта оказался очень милым человеком. Несмотря на грозный вид и неуемную страсть к проповедям на любую тему, Элизабет считала его на редкость мягкосердечным. Достаточно было посмотреть, как он трудится в оранжерее, ухаживая за своими орхидеями и розами – разговаривая с ними, подбадривая и отчитывая, – чтобы понять, до чего же нежная душа скрывается за его суровым обликом.

– Что вызвало твою улыбку, девочка?

– Вы, сэр. Известно ли вам, милорд, что ваш внук очень похож на вас?

– Что такое? Тебе вздумалось оскорбить своего хозяина? – Он указал тростью на кадку с пальмой. – Да у этого растения больше здравого смысла, чем у Брендана. И тем не менее я никак не могу поверить, что этот болван до сих пор тебя не нашел.

– Я же говорила вам, что не следует ожидать его приезда. Ему не до меня. Он занят поисками вора.

Лорд Уорт задумался, вытянув длинные ноги. Это была та самая поза, которую принимал Норт, когда погружался в размышления. Глядя на него, Элизабет вдруг ощутила такой приступ тоски и печали, что у нее потемнело в глазах.

– В чем дело? – встревожено спросил старый граф. – Тебе плохо?

– Нет, я прекрасно себя чувствую.

– По тебе этого не скажешь. У тебя такой вид, словно ты собираешься избавиться от своего завтрака.

– Ничего подобного.

Он подозрительно прищурился.

– Ты уверена, что не беременна? Я ведь предупреждал, что не позволю тебе прятаться здесь, если причина в этом.

– А я ответила вам, что нет.

– Что нет? Не беременна или не прячешься?

– Ни то и ни другое.

– Ладно. Тогда что не в порядке с моим внуком раз он не смог наградить тебя ребенком?

Элизабет вздохнула.

– Вам не удастся смутить меня, милорд. Если вам угодно и дальше развлекаться за мой счет, я просто уйду отсюда и запрусь в своей комнате.

– Ха! – Он стукнул тростью по каменному полу. – Дерзкая девчонка!

– Вы никого не запугаете, сколько бы ни потрясали тростью, если не перестанете смеяться.

– Я не смеялся.

– Ваши глаза смеялись.

– Разве?

Элизабет прикрыла ладонью рот, пряча улыбку. Как удачно, что она додумалась искать убежища у деда Норта, и как ей повезло, что он принял ее без всяких колебаний!

Когда Элизабет через двое суток после отъезда из Лондона прибыла в поместье Стоунвикем, она была измучена до предела. Почти половина оставшихся у нее денег ушла на то, чтобы нанять открытую коляску, которая доставила ее к лорду Уорту. Рассчитанный на двоих, этот вид транспорта едва вмещал ее и кучера. Чемодан Элизабет был привязан к заднику, а саквояж она держала на коленях.

К тому времени, когда они добрались до поместья, уже стемнело. Солнце скрылось за отдаленными холмами, и только горизонт пылал, окрашивая серый камень здания в бледно-розовые тона. Кучер помог Элизабет слезть с коляски, выгрузил ее чемодан и укатил, как только убедился, что ее впустили внутрь. Очевидно, мысль, что ее могут выставить из дома, даже не приходила ему в голову.

Оказавшись перед лицом хозяина поместья, Элизабет не стала ходить вокруг да около. Она представилась и сообщила кое-какие данные, удостоверяющие ее личность. После того как факт ее замужества был признан действительным, она попросила предоставить ей убежище.

Старому графу, судя по всему, пришлась по душе ее прямота. Он пригласил ее в оранжерею и попросил объяснить, что, собственно, она имеет в виду. Элизабет оказалось достаточно один раз вдохнуть воздух, насыщенный запахами земли и тропических растений, чтобы понять, что на свете нет места – по крайней мере в данный момент, – которое подходило бы ей больше, чем это.

Теперь, по прошествии двух недель, Элизабет уже не казалось странным, что они с лордом Уортом так славно поладили. Он то подначивал ее, то баловал, безошибочно угадывая, какая из этих двух линий поведения больше соответствует ее настроению. Время от времени он читал ей нотации, но быстро понял, что она невосприимчива к ним, поскольку уже прослушала некоторые из его любимых проповедей в исполнении Норта.

Элизабет, со своей стороны, проявила неподдельный интерес к его увлечению садоводством. Ее вопросы и искреннее любопытство, как ничто другое, расположили к ней старого лорда. Она любила слушать его воспоминания о юности, а еще больше – истории, посвященные Норту. Рассказы о Хэмбрик-Холле были весьма впечатляющими, и Элизабет начала понимать, что узы дружбы, рожденные в те дни, способны выдержать все испытания, уготованные судьбой.

Норт сидел с друзьями в своем доме на Меррифилд-сквер. Хотя вернее было бы сказать, что они сидели, а он стоял. Приятели обменялись сочувственными взглядами, когда он повернулся к ним спиной и начал мерить шагами комнату. Оставалось только удивляться, как он еще держится на ногах. У Норта был такой вид, будто он не сомкнул глаз с тех пор, как исчезла Элизабет.

Несмотря на их проверенную годами дружбу, прошла почти неделя, прежде чем Норт попросил помощи у членов Компас-клуба. К этому моменту он уже знал, что Элизабет нет в Роузмонте и что ее приезд туда не ожидается. В Лондоне ее тоже не было – ни у его матери, ни у полковника.

Каждый раз, пытаясь навести справки о ней, он получал в ответ недоуменный взгляд. Когда же становилось ясно, что он абсолютно серьезен, недоумение сменялось беспокойством и, наконец, страхом. И ему приходилось всех успокаивать, хотя сам он терзался от тоски и тревоги.

Отец Элизабет не стеснялся в выражениях, высказывая Норту, что он думает о его неспособности справиться с женой, но ничто из сказанного Роузмонтом не ранило его так глубоко, как те слова, которые Норт говорил себе сам. Куда сложнее было принять сочувствие Изабел. Взгляд, каким она удостоила его, был одновременно понимающим и беспомощным. Постепенно Норт пришел к выводу, что не может рассчитывать на помощь Изабел, как бы ни было велико ее желание принять участие в этом деле. И что даже если он найдет Элизабет, она потеряна для него во многих отношениях, которые теперь он не сможет изменить.

Когда Норт покидал Роузмонт, брат Элизабет бросился следом за ним, окликая звонким детским голоском, и догнал его только на мосту. Взволнованный и запыхавшийся, он тем не менее сумел выразиться вполне определенно.

– Вы найдете ее, милорд! – заявил мальчик, то ли заклиная его, то ли приказывая. – Она самая лучшая из сестер, и вы должны ее обязательно найти.

Норту ничего не оставалось, кроме как пообещать. Саутертон подался вперед в своем кресле и положил подбородок на сцепленные руки.

– Что слышно от Баттенберна и его жены? – поинтересовался он, когда Норт в очередной раз круто развернулся у окна и двинулся в обратном направлении.

– Луиза была здесь несколько часов назад, – ответил Норт. Он замедлил шаги и наконец остановился. – Разве я вам не говорил?

Саут, Ист и Уэст дружно замотали головами, стараясь не смотреть друг на друга. Норт потер лоб.

– А мне казалось, что говорил.

Вздохнув, маркиз Истлин поднялся со своего кресла и позвонил дворецкому.

– Подайте нам кофе, – распорядился он.

Уэст предложил Норту сесть рядом с ним на диван.

– Ты так измотал себя, что уже не соображаешь, какой сегодня день и час.

Норт был с ним согласен. Однако он знал, что не сможет долго усидеть на месте, и предпочел пристроиться на углу своего письменного стола.

Саут поднял на него выжидающий взгляд.

– Леди Баттенберн, – напомнил он. – Что она хотела?

– Ах да, – вспомнил Норт, – Луиза. – Он вышел из задумчивости и заговорил более твердо: – Я не видел особого смысла в том, чтобы обращаться к леди Баттенберн, предположив, что, даже если Элизабет у нее, баронесса будет все отрицать.

– И получит от этого немалое удовольствие, – заключил Саут.

Норт вымученно улыбнулся:

– Не сомневаюсь. У нее весьма собственническое отношение к Элизабет. Не то чтобы она была против нашего брака. Просто ей хочется, чтобы Элизабет оставалась под ее крылышком. В общем, она не стала бы поощрять мою жену к возвращению домой.

– Возможно, – кивнул Истлин. – Но я провел тщательное обследование лондонской резиденции баронессы и могу точно сказать, что там нет посторонних, в том числе и Элизабет.

– А я только что вернулся из Баттенберна, – сообщил Саут. – Кстати, моя одежда еще не успела просохнуть после этой поездки. Элизабет там тоже нет.

Истлин, заслышав приближение дворецкого, открыл дверь. Он взял поднос, закрыл дверь ногой и отнес кофе на письменный стол.

– Ты уверен, Саут? – обратился он к другу, наливая кофе Норту. – Это местечко славится тем, что годами служило убежищем всевозможным мошенникам, так что наша дорогая леди Норт может прятаться там, сколько пожелает.

Саутертон небрежным жестом отмел возражения приятеля.

– У меня есть связи среди горничных.

– До чего же ты скрытный, однако, – ехидно протянул Ист. – Норт, ты знал о горничных?

Нортхэм покачал головой. Взяв чашку, он поднес ее к губам. Кофе был горячим, почти обжигающим, как раз таким, какой требовался, чтобы прояснить его мысли.

– Баронесса настаивала, чтобы я сообщил ей о местопребывании Элизабет.

Уэст выгнул темную бровь.

– Выходит, Элизабет не писала леди Баттенберн?

– Похоже, нет, – вздохнул Норт. – Признаюсь, это меня удивляет. Луиза возмущена тем, что Элизабет уехала из Лондона, не предупредив ее. Она не поверила, когда я сказал, что Элизабет в Роузмонте.

Саут взял кофе из рук Истлина и снова откинулся в кресле.

– Она назвала тебя лжецом?

– Я и есть лжец.

– Пожалуй. Но это не значит, что тебя можно обзывать как угодно.

– Ну, до прямых оскорблений дело не дошло, хотя она не очень-то со мной церемонилась. – Норт помедлил, вспоминая малоприятную встречу с баронессой. – Странно, Элизабет вызывает у нее даже большее раздражение, нежели я.

Истлин ненадолго задумался, затем кивнул:

– Действительно странно. Женщины склонны проявлять солидарность в подобных делах. Обвиняют незадачливых потомков Адама, когда те откусывают от яблока, но помалкивают об искусительницах. Страшно подумать, во что они превратили бы нашу жизнь, дай им только волю.

Саутертон закатил глаза.

– Вы не представляете, чего я натерпелся с Софией, – заявил он. – Я полностью согласен с тобой, Ист.

– Надеюсь, – кивнул тот. – И все-таки что-то здесь не так. Твоя мать во всем винит тебя, верно, Норт?

– Я бы не сказал, что ее реакцию можно ограничить одним этим словом, – осторожно заметил Нортхэм.

Ист фыркнул.

– Могу себе представить! Она очень привязалась к твоей жене и наверняка считает тебя ответственным за ее отъезд. Поэтому и вовсе не понятно, почему леди Баттенберн думает иначе. Проклятие, Норт, но даже мы, твои друзья, уверены, что ты сделал что-то такое, что заставило ее сбежать.

В коротком смешке Норта не было и намека на веселье.

– Ты прав, – согласился он. – Вы все правы Приятели погрузились в молчание, бросая друг на друга хмурые взгляды.

Чашка Саута звякнула о блюдце, когда он отставил ее в сторону.

– Кофе здорово взбодрил Норта, – протянул он, ни к кому конкретно не обращаясь, – но теперь нам понадобятся чайные листья.

Три пары глаз удивленно уставились на него. Саут, улыбаясь, покачал головой, поражаясь непонятливости друзей.

– Я имел в виду гадалку. – Он вздохнул. – Это была неудачная попытка поднять вам настроение. Прошу прощения.

Что они сделали, так это поздравили его. Ибо, как ни обидно было это признавать, Саута порой посещали поистине блестящие идеи.

Хлопья снега таяли на стеклянном куполе оранжереи, но на промерзшей почве уже образовался белоснежный покров. Элизабет, уютно устроившись на деревянной скамье у окна, смотрела на призрачный ландшафт, залитый светом полной луны, превращавшей каждую снежинку в сноп искр. Казалось, что в этот морозный декабрьский вечер звезды спустились с небес на землю, чтобы накрыть ее сверкающим покрывалом.

Расправив на плечах шерстяную шаль, она затянула ее на груди свободным узлом. Рядом с ней на скамье лежали рисовальные принадлежности и стояла лампа, которую она погасила, чтобы ничто не мешало ей созерцать переменчивый лик природы.

Она даже не обернулась, когда кто-то вошел в оранжерею. Лорд Уорт часто приходил сюда, чтобы скоротать вечерок, прежде чем отойти ко сну. Но вместо ставшей привычной тяжелой поступи старого графа, перемежавшейся ударами трости о пол, она услышала очень знакомые шаги, ровные и уверенные. Спина Элизабет напряглась, по позвоночнику пробежал озноб.

Переведя взгляд с отдаленного пейзажа на отражение в стекле, она не различила ничего, кроме неясного контура, и почти поверила, что воображение сыграло с ней злую шутку. И уже не в первый раз.

Она встала и медленно повернулась, радуясь, что погасила лампу и ничто, кроме лунного света, не освещает ее лицо.

– Милорд, – тихо промолвила она.

– Миледи.

А потом наступила тишина, и ни один из них не пытался ее нарушить.

Наконец, когда молчание стало невыносимым, Элизабет, прерывисто вздохнув, забормотала:

– Значит, ты нашел вора?

Этого Норт вовсе не ожидал от нее услышать.

– Почему ты так решила?

– Потому что ты здесь.

– Черт побери! – приглушенно выругался он. – Я приехал из-за тебя. С тех пор как ты исчезла, я и думать забыл о воре.

Она недоверчиво улыбнулась:

– Правда?

– Правда. – Норт взъерошил густые волосы. – Я не желаю говорить о воре, Элизабет.

Так же как и она. Не сейчас, во всяком случае. Элизабет коротко кивнула.

– Твой дед знает, что ты здесь?

– Да. И уже успел назвать меня дураком за то, что я так долго тебя искал.

Элизабет сжала губы, сдерживая улыбку.

– И ослом – за то, что я позволил тебе уехать.

Рот Элизабет удивленно приоткрылся.

– Я сказал ему, что он совершенно прав. – Уголок его рта иронически приподнялся. – Я давно понял, что простейший способ помириться с моим дедом – это соглашаться с ним во всем. Но в данном случае мне не пришлось лукавить. За последние недели я называл себя куда более крепкими словечками. Так что дед отнесся ко мне, пожалуй, слишком снисходительно.

– Норт…

– Я не должен был настаивать на твоем отъезде, Элизабет.

– Она молчала, подбирая слова для ответа.

– Я сожалею о многом, – сказала она наконец. – Но не о том, что уехала, и не о том, как я это проделала. Это было необходимо. Ты сам этого хотел.

Норт подавил желание шагнуть к ней.

– • Да, но не оставить даже записки… – Он беспомощно развел руками, затем медленно опустил их. – И потом, ты ведь намеревалась поехать в Роузмонт.

– Да. – Она потупила взгляд. – Но я не смогла.

– Я был там, – сообщил Норт. – По тому, как ты скрылась, я догадывался, что не найду тебя в Роузмонте, но все равно съездил туда. Я побывал у полковника и моей матери. Даже в Хэмптон-Кроссе. Мне удалось проследить твой путь до гостиницы, где ты провела первую ночь, после того как покинула наш дом. Но никто не мог сказать, куда ты направилась после этого. Ты как в воду канула. – Горло Норта перехватило. С усилием сглотнув, он продолжил хриплым от волнения голосом: – Я решил, что ты уехала к нему. И проклинал себя за то, что оттолкнул тебя и вынудил к нему вернуться.

Элизабет медленно подняла голову.

– К нему?

– К тому мужчине, от которого у тебя ребенок.

Колени Элизабет подогнулись, и она рухнула на скамью как подкошенная.

– Извини, – еле слышно прошептала она. – Извини. Мне ужасно жаль.

Норт быстро шагнул к Элизабет и опустился перед ней на колени. Он сжал ее руки в своих ладонях, поглаживая побелевшие кулачки.

– Прости, дорогая. Я не хотел причинять тебе боль.

Только ощутив прикосновение его теплых рук, Элизабет поняла, как же она замерзла. Ей хотелось, чтобы он обнял ее и прижал к себе, но она не осмеливалась попросить его об этом.

– Дело не в тебе, – пробормотала она, стараясь, чтобы голос ее не дрожал. – Эта боль всегда со мной. Я живу с ней. И ты тоже жил с ней, потому что жил со мной. – Она судорожно вздохнула. – Вот почему я оставила тебя, Норт. Я не имела права втягивать тебя в то, чего ты даже не понимал. Ты был прав, когда захотел, чтобы я ушла из твоей жизни. – Она потянула его за руки, но не для того, чтобы освободиться от него, а понуждая встать на ноги. – Вставай. Прошу тебя. Ты не должен стоять на коленях.

Каменный пол был холодным и твердым, и Норт подозревал, что если простоит в таком положении еще немного, то не сможет подняться без посторонней помощи, однако не сдвинулся с места.

– Расскажи мне о нем, Элизабет. Только один раз. Позволь мне разделить твою боль, и может, тогда твои раны затянутся. Нельзя превращать твою жизнь в непрерывную пытку.

Элизабет молчала, вглядываясь в его лицо. В лунном свете, хотя и бледном, она явственно видела черты Норта и не могла ошибиться в его искренности. Он ждал. Словно армия, осадившая крепость, он не собирался брать штурмом ворота или карабкаться на стены – он надеялся сломить ее сопротивление бесконечным терпением и любовью.

Неужели он прав? Неужели она сможет избавиться от боли?

– Ты не встанешь? – тихо спросила она.

Он покачал головой, ласково улыбнувшись.

– Я не назову тебе его имя, – начала она после долгой паузы.

– И не нужно. Это не имеет значения. Расскажи мне о нем.

Элизабет прерывисто вздохнула:

– Боюсь, ты будешь разочарован. В сущности, мне нечего рассказывать. Я знала его совсем не так хорошо, как мне казалось. – Она невесело рассмеялась. – Представление отца о моем детстве во многом отличается от моего собственного. Я была не столько избалованна, как он утверждает, сколько ограждена от реальной жизни. Даже после смерти моей матери в этом плане мало что изменилось. Кстати, полковник даже тогда был моим другом, но он постоянно отсутствовал по долгу службы, да и отец не желал видеть его в Роузмонте. Тем не менее его письма переносили меня в другой мир. Ты даже не представляешь, как мало я знала о том, что происходит за пределами моего дома. О, я была прилежной ученицей и много читала. Но в письмах полковника все казалось таким реальным. Еще бы! Человек, которого я хорошо знала, испытал на себе все то, о чем я только читала в книгах.

Она порывисто сжала его руки.

– Ты понимаешь?

Он кивнул, ответив ей легким пожатием.

– Продолжай.

Элизабет прикусила губу, задумавшись о чем-то, затем заговорила:

– Ты, наверное, уже догадался, что он был военным. Офицером, как и ты. Я встретила его во время своего первого сезона. То, что мне позволили дебютировать в свете, было заслугой Изабел. Она приложила немало усилий, чтобы уговорить отца, и мне хотелось бы думать, что она не слишком сожалеет о том, что добилась своего. В конце концов все обернулось не так уж плохо для нее… как, впрочем, и для него.

– Ты имеешь в виду Селдена? – уточнил Норт.

Элизабет невольно вздрогнула и вырвала бы руки из его ладоней, если бы Нортхэм позволил.

– Как ты… – Она осеклась. – Они сказали тебе?

Норт покачал головой:

– Нет. Не думаю, что твой отец и Изабел открыли бы правду кому бы то ни было. Они не меньше тебя заинтересованы в сохранении этой тайны. Юный Селден, вот кто выдал ваш секрет.

Брови Элизабет изумленно поднялись.

– Но каким образом? Он не знает… – Она умолкла, когда Норт заговорил.

– Конечно, – подтвердил он. – Извини, что встревожил тебя. Разумеется, Селден не знает, что он твой сын. И никогда не узнает, если только кто-нибудь из вас не просветит его на этот счет.

– Тогда как же ты догадался?

– Он бросился за мной, когда я покидал Роузмонт. Должно быть, он слышал, как твой отец спускал с меня шкуру или голос Изабел, умолявшей тебя разыскать. – Он пожал плечами. – Не важно, как он узнал, что ты уехала из Лондона, но он бежал за мной, пока я не остановился. Он потребовал, чтобы я нашел тебя. Просто стоял на мосту, едва доставая до носа моей кобылы, и приказывал вернуть тебя домой в целости и сохранности.

Элизабет, которая слушала его, затаив дыхание, медленно выдохнула.

– Вот так? – Она показала как, вздернув подбородок.

– Именно, – кивнул Норт. – Задрав подбородок, сверкая глазами и подбоченившись. На секунду мне показалось, что я вижу тебя. Тот же наклон головы, те же нотки в голосе. Все совпало. Даже напряжение в фигуре. И вдруг я все понял. Это было похоже на озарение. Виконт Селден – твой сын.

– Виконт Селден – сын моего отца, – мягко поправила она. Слезы полились из ее глаз. – А я родила Адама.

– О, Элизабет. – Он погладил ее по щеке. – Ну конечно, Адама. Твоего очаровательного малыша.

Элизабет кивнула, прерывисто всхлипнув. Норт протянул ей носовой платок, и она вытерла глаза.

– Отец Адама… мой возлюбленный… не знал, что я беременна. К тому времени, когда я поняла, что жду ребенка, он уже уехал. Я сама отослала его прочь. Видишь ли, он был женат.

Норт приглушенно охнул.

С губ Элизабет сорвался презрительный смешок.

– Я обзывала себя по-всякому, – процедила она, вспоминая свое унижение. – Я не знала, что у него есть жена. Мне даже в голову не приходило, что такое возможно! Не то, что он может быть женат, а то, что меня могут обмануть. Позже, оглядываясь назад, я поняла степень собственной наивности. Я ничего тогда не заподозрила. Впрочем, окажись я в тех же обстоятельствах теперь, я опять бы ничего не заподозрила. Мне кажется, он любил меня. Насколько это было возможно, учитывая, что он уже был связан с другой женщиной. А тогда мне казалось, что наша любовь безмерна. Я была уверена, что хорошо понимаю его.

Элизабет нервно комкала платок. Глаза ее высохли, голос звучал ровно, и рваные края открытой раны, зиявшей в ее душе, казались сейчас не такими красными и воспаленными, как несколько минут назад.

– Точно так же я была уверена, что понимаю себя. Я уже говорила тебе, что любила его. Иначе я никогда бы не отдалась ему, по крайней мере тогда. Было бы несправедливо утверждать, что он меня соблазнил. Я сама хотела быть с ним.

Насколько я помню, я даже настаивала на этом.

Слабая улыбка тронула губы Норта.

– Как ты понимаешь, наша… связь была тайной. Мой отец несколько раз встречался с ним и пришел к выводу, что у него полностью отсутствует характер. Поскольку отец придерживался такого мнения о большинстве людей, особенно о тех, кто проявлял ко мне интерес, я не придала его словам особенного значения. Предвидя реакцию отца, мы вели себя на публике крайне осторожно. У меня было достаточно поклонников, что бы заполнить карточку для танцев. И хотя отец не одобрял ни одного из них, они отлично служили своей цели – отвлекать его внимание.

Элизабет опустила голову. Ей было тяжело смотреть на Норта, хотя он не осуждал и не торопил ее, позволив излагать свою историю, как она сочтет нужным.

– Мы встречались по ночам. Ускользнуть из дома не составляло труда. Еще бы, ведь я была вне подозрений. Что бы отец ни думал о моем непокорном характере, никто не мог даже предположить, что я способна на столь неприличное поведение. Я уходила, когда все засыпали, и возвращалась раньше, чем кто-либо просыпался.

Что-то дало толчок мыслям Норта. Какая-то неуловимая подсказка… Случайно оброненное слово… Он нахмурился, пытаясь извлечь его на поверхность, но не мог ухватить ничего, кроме смутной тревоги.

Захваченная воспоминаниями, Элизабет не заметила задумчивого выражения, промелькнувшего на лице мужа.

– Когда сезон закончился, я вернулась в Роузмонт. С точки зрения света, мой дебют считался неудачным, однако я думала об этом иначе. Естественно, в поместье мы виделись реже, но я была довольна уже тем, что нам вообще удавалось встречаться. – Ее голос стал мягче. – Мы говорили о свадьбе. Я надеялась, что мы убежим. В Гретна-Грин.

Норт ощутил эгоистическое облегчение, что мечтам Элизабет не суждено было сбыться.

– С его стороны это было бесчестно, Элизабет. – Он не мог промолчать, хотя и понимал, что рискует задеть ее чувства. – Он не имел права подогревать в тебе подобные надежды.

Она подняла на него печальный взгляд, признавая справедливость его слов.

– По правде говоря, я считала нас мужем и женой. Мы были вместе уже целых шесть месяцев, когда я узнала, до какой степени заблуждалась. Я нашла у него в сюртуке письмо от его жены. Он не стал каяться. Отнюдь. Наоборот, он рассердился, что я шарила По его карманам. – Криво улыбнувшись, она подняла руку со скомканным носовым платком. – Я всего лишь искала платок.

Норт кивнул, по опыту зная, что собственного платка у нее никогда наготове нет.

– Возможно, мне не следовало читать это письмо. – Она пожала плечами. – Но я прочитала. Через некоторое время он попытался убедить меня, что его брак ничего не значит. То, что на пару секунд я поверила ему, говорит о моем состоянии в тот момент.

– Скорее это говорит о том, как сильно ты его любила.

Элизабет покорно кивнула.

– Я заявила, что не хочу его больше видеть, и он этому обрадовался. Думаю, это возмутило меня даже больше, чем сам факт его женитьбы и вся эта ложь. Не думай, что я горжусь собой. Я упомянула об этом лишь для того, чтобы ты знал, что я собой представляю. Упрямая, наивная и безрассудная. – Уголки ее рта приподнялись в грустной улыбке. – Одним словом, дура и ослица.

– Мой дед не согласился бы с тобой, – хмыкнул Норт. И более серьезно добавил: – И я тоже.

Элизабет накрыла ладонью его руку, лежавшую у нее на колене.

– Прошло почти два месяца, прежде чем я поняла, что жду ребенка. Собственно, я даже не понимала этого, пока Изабел не задала мне прямой вопрос. Мое положение яви лось для меня откровением в большей степени, чем для нее. – Она помедлила, вспомнив, как стремительно стали после этого развиваться события, и постаралась упорядочить их в памяти. И лишь потом продолжила: – У меня не было выбора. Либо делать то, что велел отец, либо уехать из Роузмонта. Последнее означало, что, я останусь без всякой поддержки. Отец высказался вполне определенно: я не получу от него ни копейки, никогда больше не увижу его и Изабел и не смогу вернуться в Роузмонт. У меня не было причин сомневаться в серьезности его намерений. Конечно, можно было обратиться за помощью к полковнику, но я была слишком горда. Да, впрочем, он и не смог бы избавить меня от «участи парии. Как только о моей беременности стало бы известно, меня перестали бы принимать в обществе. Надеюсь, ты веришь, Норт, что для меня это не имело значения. Но я не могла допустить, чтобы мой сын родился бастардом.

Норт вдруг вспомнил гнев Элизабет, когда он рассказал ей о происхождении Уэста. Она категорически заявила, что незаконное происхождение накладывает свой отпечаток на человека. «Не при рождении, – говорила она. – Но потом он меняется. Это может произойти из-за того, что мать стыдится своего ребенка, или из-за равнодушия отца. Или потому, что никто не спешит откликнуться на его плач или утешить, когда он ушибся, или обижен. Как бы то ни было, но постепенно ребенок начинает понимать, что он не такой, как другие». Он слышал искреннее чувство в ее голосе, но не понимал его источника.

– Ты могла бы выйти замуж, – заметил он. – Так часто делается. Чаще, чем ты думаешь.

– Возможно. Но я не смогла. Выйти замуж за человека, которого я не люблю, и попросить его принять моего ребенка… или хуже туго, сделать вид, будто это его ребенок… – Она замолчала. Она была не настолько сильна духом, чтобы не рассмотреть подобную возможность, и он должен был это знать. – Я не хочу обманывать тебя, Норт. Такая мысль приходила мне в голову. Просто отец предложил решение, которое устраивало всех.

Норт кивнул и нежно сжал ее пальцы. Элизабет глубоко вздохнула:

– Отец устроил так, что мы втроем отправились на континент. Перед отъездом он распространил слухи, будто Изабел необходимо показаться врачам. Тем самым ему удалось создать впечатление, что для поездки имеется особая причина. Причина, разумеется, была, хотя и совсем не та, которую он пытался навязать своим собеседникам.

В Европе мы почти не задержались, а сразу отправились в Италию. Адам родился в Венеции. Повитуха передала его Изабел, и они ушли, прежде чем я успела избавиться от последа. Мне даже не позволили взять его на руки. Таково было требование отца. Возможно, он был прав. Я не уверена, что смогла бы расстаться с ребенком, после того как прижала бы его к груди. В тот же вечер они уехали в Рим. Я не кормила своего сына сама. Не слышала, как он плачет. Мое молоко быстро перегорело, поскольку с самого начала у Адама была кормилица.

Элизабет взглянула поверх головы Норта на плотную завесу снега, валившего за окном.

– Шло время, и все стало казаться каким-то нереальным. Все следы беременности исчезли, и моя фигура снова стала как у молодой девушки. – Она взглянула на него. – Единственное свидетельство, которое осталось, ты видел. Сколько бы я ни втирала крем в свой растянутый живот, я не могу избавиться от этих отметин. Конечно, с годами они несколько поблекли, но ничто не заставит их исчезнуть. Я совсем не хотела, чтобы ты вот так узнал, что я родила ребенка.

– А ты хотела, чтобы я узнал об этом? – спросил он.

Элизабет не могла солгать.

– Нет.

Норт глубоко вздохнул. Что ж, другого ответа он и не ждал. Сердце Элизабет сжалось от сочувствия к нему. Он заслуживает гораздо большего, чем она может ему дать.

– Но не по той причине, о которой ты думаешь, – пояснила она.

– Вот как? Тогда почему?

– Не потому, что я не доверяю тебе. – Его бровь скептически выгнулась. – Дело в том, что я не доверяю никому. Не могу.

Норт вздохнул:

– Продолжай.

– Отец рассчитывал на мое молчание. Изабел тоже. Это был единственный способ добиться того, ради чего, собственно, и затевался весь этот обман. По замыслу отца, предполагалось выдать Адама за его наследника, виконта Селдена. Признаться, мне несложно было уверовать в это самой. Прошло почти два месяца, прежде чем отец вызвал меня в Рим. К этому времени Адам во всех отношениях стал сыном Изабел. Так, во всяком случае, я себе внушала. Я отмахивалась от боли, терзавшей мое сердце, когда он плакал, а она его утешала. Я старалась не замечать слез, набегавших на глаза, когда мой отец, редко удостаивавший меня хотя бы словом, баловал моего сына. Ты не представляешь, Норт, какой эгоисткой я была! Они дали моему сыну все, а я разрывалась между признательностью и обидами. И не знала, как примирить в себе эти чувства.

Взгляд янтарных глаз Элизабет смягчился.

– Когда мы вернулись в Роузмонт, я поняла, что просто не в силах жить и дальше под одной крышей с ними. Я предпочла вернуться в Лондон… – Она заколебалась, чувствуя, что мужество покидает ее. Норт не торопил ее, но Элизабет понимала, что он не сойдет с этого места, пока не узнает все до конца. – Думаю, отец с Изабел испытали облегчение. Тогда-то я и познакомилась с лордом и леди Баттенберн.

Он кивнул, словно предполагал такое развитие событий и понимал его значение.

– Мы с Луизой подружились. Она была очень добра, мне нравилось ее общество. Да и Харрисон, похоже, не возражал против моего затянувшегося пребывания в их доме.

Теперь я даже не помню, как это случилось. Скорее всего я просто ослабила бдительность. А впрочем, я вообще не думала о бдительности, когда дело касалось Луизы. Она никогда не приставала ко мне с расспросами и, казалось, не подозревала, что у меня могут быть какие-то секреты. И вот в один прекрасный день я выложила ей все.

Норт ничего на это не ответил. Он тяжело поднялся на ноги и остановился перед Элизабет. Она молчала, опустив голову и уставившись на свои руки.

– И с тех пор она шантажирует тебя?

Элизабет вскинула голову, и это открыло ему правду раньше, чем она заговорила:

– Откуда ты знаешь?

– Догадался, – сказал он. – И ты ее только что подтвердила. – Смутные предположения, притаившиеся в уголке его сознания, внезапно обрели четкость. – А твой отец? Он в курсе?

Она кивнула, сгорбившись на скамье.

– Луиза шантажирует и его тоже?

– Да, – прозвучал едва слышный ответ.

– Как я понимаю, Луиза не одинока в этом предприятии?

– Баттенберн знает все. В некоторых случаях он сдерживает ее. В других – провоцирует.

Норт закрыл глаза и потер переносицу.

– Иисусе, – потрясенно произнес он. – Ну и положение! – Он взглянул на Элизабет. – Они пригрозили тебе разоблачением?

– Да. Если бы обман открылся, отец и Изабел оказались бы в крайне унизительном положении. Но не это главное. Больше всего их пугало, что Селден узнает, что он не их сын.

– Они могли бы усыновить его.

– Конечно. И они бы это сделали. Мы обсуждали подобную возможность. Но в таком случае Адам узнал бы о своем происхождении. Не исключено, что когда-нибудь мы расскажем ему правду, но не теперь. Так что пока никто из нас не желает разоблачения.

– Выходит, вы больше не хранители своей тайны, а ее пленники?

– Вот именно.

Норт ненадолго задумался.

– Именно поэтому твой отец так сердит на тебя?

Элизабет кивнула.

– С его точки зрения, тот факт, что я рассказала кому-то об Адаме, – более тяжкое прегрешение, чем то, что я произвела его на свет. – Увидев, что Норт готов возразить, она поспешно продолжила: – Он любит Селдена. Ты сам это видел, когда мы были в Роузмонте. Если он и презирает меня, то лишь за то, что мне оказалось не по силам нести на своих плечах бремя вины и горя, и я переложила его на чужие плечи. Вот чего он не может мне простить.

Норт прислонился спиной к прохладному стеклу.

– В таком случае он должен разделить с тобой ответственность.

– Но он не сделал ничего дурного. Он…

– Он забрал у тебя ребенка, Элизабет! Ему нужен был наследник, и он взял твоего сына. Ты никогда не задумывалась, как бы все сложилось, если бы ты родила девочку?

– Изабел настояла бы на том, чтобы он сдержал слово, – тихо проговорила она.

Норт допускал, что скорее всего так бы и случилось.

– Конечно, – произнес он после долгой паузы, – сейчас это уже не имеет значения. Селден оказался замечательным сыном, а Роузмонт – примерным отцом.

Элизабет нервно теребила узел свой шали.

– И так должно оставаться. Теперь ты понял, почему я ничего тебе не сказала? Почему хотела сохранить это в тайне?

– Я понял, что люди, которым ты доверилась, предали тебя, – сердито заявил Норт. – Отец Адама. Луиза и Харрисон. В каком-то смысле даже твой отец и Изабел. – Он услышал, как она резко втянула в себя воздух. – Тебе неприятно так думать о своих близких, верно? Или, точнее, ты предпочитаешь так думать про себя, но не желаешь, чтобы я говорил это вслух. Но разве все они не убедили тебя, что жизнь твоего сына станет невыносимой, если он будет считаться незаконнорожденным?

– Я… они…

– А как насчет тебя? Разве они не говорили, что общество тебя отвергнет, что ты никогда не выйдешь замуж и лишишься всякой надежды на счастье, если…

Элизабет вскочила на ноги.

– Прекрати! Я сама так решила! Я сама! Я… – Ее голос сорвался. Сдерживая рыдание, она снова повторила эти слова, на сей раз еле слышно: – Я сама. – Ее плечи согнулись под тяжестью непомерного горя, и судорожный вздох сотряс ее хрупкую фигурку. – И мне приходится с этим жить.

Норт притянул Элизабет к своей груди, так крепко сжав ее плечи, что у нее перехватило дыхание. Дрожь, сотрясавшая ее тело, передалась ему.

– Тебе не придется жить с этим одной, – прошептал он ей на ухо. – Не нужно бояться, что я предам тебя или буду упрекать. Я люблю тебя, Элизабет. И женился на тебе, потому что полюбил. И я хочу, чтобы ты это знала.

– Ты… ты велел мне уехать, – пролепетала она всхлипывая. – Ты с-сказал, что я должна оставить тебя.

– Потому что я был обижен, а вовсе не потому, что разлюбил. Мне нужно было время, чтобы решить, смогу ли я жить с тобой, зная, что ты не разделяешь моих чувств, что ты снова и снова будешь ранить меня своим нежеланием поверить в мою любовь и не позволишь себе меня по любить. – Он взял ее за плечи и отстранил от себя, пристально вглядываясь в ее лицо. – Я не смогу, Элизабет. Эти последние недели… когда ты исчезла… были невыносимы. Любить тебя безответно… это пытка, растянутая на всю жизнь. Теперь я это знаю. И я готов отступиться от тебя, если ты не можешь предложить мне даже надежды, что это когда-нибудь изменится. – Руки его задрожали. Это так поразило Норта, что он снова притянул ее к себе и обнял так крепко, словно хотел удержать навечно. – Скажи, Элизабет, – спросил он, прижавшись щекой к ее волосам, – у меня есть надежда?

– У тебя есть моя любовь. – Она сжала его лицо в ладонях. – Слышишь, Норт? Любовь. Я была уверена в этом, когда покидала Лондон, и еще более уверена в этом сейчас. Я люблю тебя. Помоги нам Боже, но я надеюсь, что этого достаточно.

Норт поцеловал ее, стараясь убедить себя в том, что этого и вправду будет достаточно.