Будь моим

Глава 1

— Привет, не видел Андрея? — перекрикиваю грохочущую музыку.

— Не… — Подносит к губам горлышко пивной бутылки парень, которого я видела до этого вечера пару раз в жизни.

Рядом с ним ещё один, абсолютно незнакомый.

— У меня длиннее, чем у Андрея, — ухмыляется этот, второй.

Придурок.

Выбрасываю перед его лицом руку с оттопыренным средним пальцем и прохожу мимо, получив в ответ дружный гогот.

Быстро поднимаюсь на крыльцо дома и захожу в большой широкий коридор этой «дачи».

Деревянная отделка стен, на потолке дизайнерские лампочки без плафонов, прямо под работающим кондиционером фотография каких-то гор.

Я еще здесь не бывала. Я даже толком не знаю, чей это дом. Знаю только, что тут у хозяйки день рождения. В моей руке подарочный пакет с сертификатом от фитнес-центра. Это не намёк, просто я понятия не имела, что ей подарить, а там есть массажный кабинет и спа.

Еще довольно рано по тусовочным меркам, но здесь уже не протолкнуться. Народа под завязку. Музыка орет на полную, у соседей еще двадцать минут нет права вызывать полицию. Хорошо, что в этом поселке дома разбросаны за сто метров друг от друга.

Я вообще не собиралась сюда ехать, в этой тусовке я почти никого не знаю. Обещала подруге, что заскочу сегодня и поделюсь новостями, они у меня есть, но резко поменяла планы. В социальных сетях фотографии и видео отсюда забили всю ленту, и на них… на них был Влад…

Я просто хочу поздороваться… Мы давно не виделись. Я соскучилась по его голосу, улыбке и лучикам морщинок вокруг любимых серых глаз…

— Привет, не видели Андрея? — спрашиваю по дороге.

— Не-а, — отзывается знакомая худая брюнетка.

Бегаю взглядом по лицам парней, которые гурьбой вываливают во двор покурить.

— Привет, Андрея не видели?

— Беккера?

— Угу…

— На кухне глянь…

Протискиваюсь плечом вперёд. Захожу на кухню и осматриваюсь. Среди этих людей нет того человека, ради которого я притащилась за город, зато нахожу глазами лицо Андрея, моего старшего брата.

— Приве-е-ет, — возникает передо мной его девушка, Стася. — Классное платье… — осматривает меня и кладет руки на мои голые плечи.

— Спасибо, — отвечаю на ее комплимент. — Ты тоже супер выглядишь.

Она невысокая и очень подтянутая. Работает фитнес-тренером, они с Андреем в зале и познакомились.

— Здесь у нас бар, если хочешь чего-нибудь, просто бери, не стесняйся. И подходи к нам, мы с девочками во дворе будем, там бассейн.

Перед тем как отправиться в бар и взять себе газировки, я с краснеющими щеками и ушами спрашиваю:

— А что, Влад вернулся?

— Да, — весело кивает она. — Ходит где-то здесь…

По моему животу рассыпаются искры. Сердце бухает, и кровь вспыхивает вместе с лицом.

Он здесь…

— Привет, Моцарт! — Андрей укладывает предплечья на барную стойку, вынырнув с веранды.

Я села за фортепиано в шесть лет стараниями нашей немецкой бабушки. У меня абсолютный слух, и я решила, что хочу идти дальше. В семнадцать поступила в консерваторию. Родители оплатили учебу. В девятнадцать я точно знаю, что не ошиблась дверью, иначе сбежала бы оттуда еще в первый год. Мне все нравится. Музыка часть меня. Мое призвание.

— Ты вроде не собиралась приезжать? — Андрей смотрит на меня в легком недоумении.

Ну да. Не собиралась. Это было до того, как я узнала, что его лучший друг внезапно вернулся в Москву после трехмесячного отсутствия.

— Передумала, — пожимаю плечом, продолжая украдкой осматриваться.

Мое сердце заполошно колотится: я в любую секунду могу найти того, кого ищу, и понятия не имею, что тогда стану делать!

Переведя глаза на Андрея, вижу, как он со скучающим видом проверяет свой телефон.

У нас с братом пять лет разницы, ему двадцать пять, а мне через две недели будет двадцать. Он очень даже красивый, и семьдесят процентов моих подруг пытались завести с ним отношения и залезть к нему в трусы, поэтому теперь подруг у меня не так уж много, они отваливались с разбитыми сердцами всю старшую школу.

.

Мой брат высокий шатен, еще и голубоглазый, плюс на животе у него кубики. У него от подружек отбоя не было, но уже полгода он со Стасей. Она милая — и это всё, что мне нужно о ней знать, я не очень лезу в их дела. Родителям представлять ее он не спешит, но нас познакомил почти сразу.

— А где Влад? — спрашиваю и тут же прячу глаза.

Боюсь того, что мой брат когда-нибудь узнает, как безнадежно я влюблена в его друга. Андрей не поймет. Он вообще в любви не особо разбирается, он потребитель. Я уже точно не помню, где берут начало мои чувства… просто они есть, и с каждым годом все сложнее их скрывать.

— Где-то здесь… — Андрей что-то строчит в своем телефоне.

— Давно он вернулся?

— Вчера, — говорит рассеянно, не обращая внимания на мой мини-допрос.

— Ясно. Надолго?

— Еще не обсуждали.

Потоптавшись на месте, говорю ему:

— Мне нужно в туалет.

— По коридору до упора, потом направо.

— Спасибо… — выскальзываю из кухни в коридор.

Напротив комната с панорамными, открытыми нараспашку окнами от потолка до пола. Народ играет в футбол на плейстейшене. Влада среди них нет.

Отворачиваюсь и на полном ходу врезаюсь носом в широкую твердую грудь с конопляным листом на футболке.

— Тпр-р-р… — удерживает меня за плечи Егор. — Ты куда, малышка?

Он и Андрей вместе учились в МГУ, но три года назад у Рязанцева таких мышц не было. Вокруг его каменного бицепса набита радиоволна, которая подмигивает мне из под рукава футболки.

Егор окидывает меня выразительным взглядом.

У меня декольте глубже, чем Марианская впадина. Длина моего черного сарафана тоже хромает, но я уже давно пеленки не ношу, просто Рязанцев об этом, видимо, забыл.

Они все считают меня ребенком.

Он смотрит вниз, на мою грудь, и от желания подтянуть сарафан меня спасает только бурлящий в крови адреналин.

Глава 2

Влетаю в туалет напротив с ощущением, будто на полу за дверью от меня остался огненный след.

В отличие от Градского, я не забываю закрыть дверь.

Негнущимися пальцами поворачиваю замок два раза и только после этого даю волю подкатившим к горлу слезам. Лопатками прижимаюсь к холодному дверному полотну и прикрываю глаза, не собираясь останавливать поток соленой влаги, бегущей по моим щекам.

— Добро пожаловать домой! — обращаюсь к Градскому, глядя на свои белые кеды.

Мне приходится мириться с тем, что мужчина, которого я люблю, трахает какую-то рыжую в трех метрах от меня.

Грязная картинка так и стоит перед глазами во всех деталях, от этого сердце сжимается и ноет. Меня раздирает ревностью. Это реальная боль, как боль в горле во время ангины. Это дискомфортное чувство не покидает меня последние три месяца, потому что, когда Влад уехал, я вдруг поняла: он может вообще никогда не быть моим, и мне придется до конца жизни питаться одними догадками о том, что такое его поцелуй или его взгляд, наполненный интересом в мою сторону.

Я не знаю, когда это началось, просто меня затягивало и затягивало, как в воронку, пока я не поняла, что мечтаю о Градском дни и ночи напролет, загораясь каждый раз, когда он рядом.

Горло опять сдавливает спазм.

Он никогда на меня не орал…

Открываю глаза и на слабых ногах подхожу к умывальнику.

Мой макияж поплыл. Исправляю это как могу: обновляю стрелки и маскирую припухшие нижние веки консилером. Выхожу из туалета, стараясь не смотреть на противоположную дверь, но мне достаточно знать, что он там, чтобы разрываться от концентрации эмоций в грудной клетке.

Его не было в Москве три месяца. Он жил за границей, расширял кругозор и набирался опыта. Это все, что я знаю, он не особо светится в социальных сетях, а вытягивать такую информацию из Андрея — все равно что клеить на лоб бумажку с признанием в любви, потому что вру я, как правило, плохо.

Ноги сами приносят меня обратно на кухню. Мой брат мешает какой-то коктейль, стоя у открытого холодильника, и делает мне знак рукой.

Вяло улыбаюсь в ответ.

— Хочешь чего-нибудь? — спрашивает.

Умереть.

— Ничего, — бубню в ответ.

Падаю на стул и опускаю голову на руки. Нужно вызвать такси и ехать к Крис. Поплакаться ей в жилетку. Больше мне здесь торчать незачем.

— Салют… — слышу будоражаще знакомый голос сбоку.

По спине разбегаются мурашки, щеки заливает краской, волоски на коже встают дыбом — и так каждый гребаный раз!

Повернув голову, вижу, как Градский усаживается на барный стул напротив меня.

На его щеках орущие красные пятна, в темной шевелюре бардак, а на шее… красное пятно, в остальном ничего не говорит о том, что я увидела пятнадцать минут назад.

Его глаза останавливаются на моем лице, и они совершенно невозмутимые, а я готова провалиться сквозь землю, потому что от взгляда на него мое тело опять электризуется.

Потираю ушибленное плечо и задираю повыше нос.

— Как дела? — спрашивает он так, будто ничего не случилось.

На его лице ни тени радости от встречи со мной. Ничего, просто вежливое «как дела» и чуть более внимательный, чем обычно, взгляд. Хоть что-то новое.

Со мной много чего случилось за это время, но вываливать ему свои новости как ни в чем не бывало я не хочу.

— Лучше всех, а твои?

На нем черная футболка и клетчатая рубашка, которая натягивается на широких плечах. Мой рот наполняется слюной, когда смотрю на эти плечи, мечтая обвести пальцами твердые мышцы и почувствовать на себе его руки…

Я зла на него. Рассержена. Хотя он в принципе ни в чем передо мной не виноват.

— В порядке. Дать тебе номер моего психоаналитика? — интересуется как бы между делом. — На случай психологической травмы.

Закусив изнутри щеку, кошусь на брата.

Он роется в холодильнике в двух метрах от нас, и Градский прекрасно знает, что Андрей нас не слышит.

Это всегда манило меня в Градском. Его уверенность и нахальство, от которого у меня в животе бабочки, а сердце неуправляемо трепещет.

— А тебе дать номер хорошего венеролога? — говорю, понизив голос.

— Я использовал презерватив.

Мой рот открывается, а Градский трет ладонями лицо и бормочет:

— Ладно, забудь.

— Я знаю, что такое секс… — выдавливаю из себя подобие улыбки. — Мне не пять лет.

— А, ну да, — криво усмехается. — И что такое секс?

Влад ждет ответа, выписывая по моему лицу взглядом внимательные круги.

— Это когда двое людей занимаются любовью.

— Неправильно. Это когда двое людей трахаются, сбрасывая напряжение, любовь здесь не обязательна.

Жар ползет вверх по моему лицу.
Что с ним сегодня?

Глава 3

— Ты должна была приехать два часа назад, — без приветствия выговаривает Крис мне в трубку. — У нас после одиннадцати аврал, я тебе сто раз говорила.

Она имеет право обижаться, у нас негласный закон выполнения своих обещаний, а я ее даже не предупредила.

У меня есть два часа, чтобы успеть в кальянную, где она работает. Заведение закрывается в два часа ночи, потом подруга поедет домой, в общежитие, а после полуночи туда постороннему даже со взяткой не пройти.

Универ выделил ей комнату и стипендию, как сироте, но на эту крохи даже тот же кальян не покурить. Она живет в общежитии, а квартиру, которая досталась ей от родителей, сдает. В общем, Крис умеет выживать.

— Я видела Влада, — сообщаю, рассматривая темный потолок машины и ночные огни за окном.

Кристина громко цокает на том конце провода.

— Он что, вернулся?

— Вчера. — Разглаживаю юбку у себя на коленях.

С тех пор, как он уехал, я запретила себе говорить о нем. Теперь я так мало знаю о его жизни, что он почти превратился в мираж. Манящий и недостижимый. Ускользающий от меня куда-то за пределы досягаемости, в ту жизнь, которая скоро совсем перестанет пересекаться с моей, и меня терзает кошмарное чувство потери, с которой я все никак не могу смириться.

— Ладно, я тебя жду. — Кладет Крис трубку, прощая мне то, что я ее почти кинула.

Мы с Крис познакомились в восьмом классе, когда она пришла к нам учиться. Над ней оформил опеку директор нашей школы. Ее родители были в разводе, но умерли один за другим в течение одного года, больше родных найти не смогли. В тринадцать эта история потрясла меня до такой степени, что родители подумывали отправить меня к психологу. Я неделю не могла есть и спать, примеряя на себя ситуацию нашей новенькой, пока остальные ее троллили. Я пожаловалась Андрею, и он дал в зубы одному придурку, который доставал Крис особенно сильно. Она и сама пару наших одноклассниц оттаскала за волосы, чем покорила мое воображение еще раз. Я предложила ей сесть со мной за одну парту, с тех пор мы неразлучны.

Я вижу ее худую фигуру у барной стойки, когда спускаюсь в подвальное помещение модной сети кальянных «Мята». У Крис черная униформа, темные волосы собраны в высокий хвост. Я, как и все остальные, считаю ее красивой и заметной. У нее слишком пухлые губы и слишком выразительные карие глаза, чтобы на нее можно было не обратить внимания. У нее в руке зажигалка, которой она постукивает по стойке, о чем-то переговариваясь с татуированным с ног до головы барменом.

Все диваны заняты, у стойки тоже толкотня, самый настоящий аврал. Суббота.

— Привет! — кричу ей в ухо, забираясь на единственный свободный стул, который Крис для меня придержала.

— Жди теперь, — пеняет мне. — У меня два заказа, — сказав это, она уходит в техническое помещение, хлопнув за собой дверью.

Заказываю себе кофе и прижимаю чашку к губам, листая ленту новостей в своих соцсетях. Лезу в сторис брата, как тупой сталкер.

Мне хочется взвыть.

Градского на его стримах нет. Только танцующая Стася светит подкачанным пупком. Куда Влад делся?! Уехал сразу после меня? Или опять с кем-нибудь кувыркается?

Кофе становится горьким от этой мысли. Я тусуюсь с братом не так часто, но в первый раз застала чей-то интим. Их вечеринки даже суперпьяными никогда не бывают, иначе Андрей никогда не взял бы меня туда с собой.

Но это же Градский! Ему все можно…

Мне было примерно двенадцать, когда я увидела его впервые. Где-то через год я познакомилась с Крис и просто до дыр стерла ей уши рассказами о нем.

Мой брат притащил к нам домой нового друга, с которым вместе учился на экономическом, и Влад покорил мое неокрепшее воображение с первого взгляда.

Высокий, красивый и непохожий на нас, на нашу семью или друзей. На нем была потертая косуха, рваные джинсы и потрепанные жизнью кеды, как у настоящего шалопая. Он был похож на бунтаря! В нашей семье так одеваться было не принято, отца бы хватил удар, если бы Андрей или я обрядились во что-то рваное. Только потом из разговора отца и брата я узнала, что Влад из очень обеспеченной семьи.

Да я язык проглотила, когда его увидела. Пялилась из-за угла, боялась высовываться. Он и не пытался заводить со мной разговоры, до пятнадцати я, кроме «привет», в его присутствии ничего сказать не могла. Краснела, шарахалась и запиралась в своей комнате.

— У меня перерыв пять минут. Пойдем покурим. — Крис кладет на стойку рядом со мной стопку меню.

Терпеть не могу ее привычку курить, а она терпеть не может, когда я ворочу нос.

На улице тепло, мимо снуют редкие прохожие и проезжает желтый «ламборгини». Синхронно провожаем его фары взглядом.

Кристина прислоняется спиной к стене и выпускает вверх облако едкого сигаретного дыма.

— Он тебя видел? — спрашивает у меня.

Закусив губу, рассматриваю матерные надписи на кирпичной стене.

— У него в глазах все плыло и двоилось, — говорю ей. — По-моему, он был пьяный.

— От тебя самой пахнет, — морщит она нос.

— Мы пили текилу.

Глава 4

Шум дождя в моих наушниках поставлен на полную громкость. Я вижу, как шевелятся губы моего художественного руководителя, но его слов не слышу, у меня «минута тишины».

Он в сотый раз вбивает в наши головы, какое важное это мероприятие и как серьезно мы должны к нему относиться. Это его методы психологической подготовки к концерту, и они явно морально устарели.

Вокруг меня напряженные и серьезные лица.

Я боюсь потерять концентрацию.

Отхожу в сторону, к стене, чтобы помедитировать.

Убиваю в голове все мысли. Ни одну туда не пускаю. Если потеряешь концентрацию, тебя «несёт», и ты уже себя не контролируешь. Творишь фигню, руки не слушаются и голова тоже. Полный аффект.

У меня такое было. Словить это состояние самое отстойное из того, что может случиться на сцене с пианистом.

Меряю шагами коридор рядом с выходом на сцену и разминаю пальцы, сжимая и разжимая кулаки.

Сегодня заключительный концерт фестиваля в честь юбилея консерватории. Он уже полтора часа длится. В зале моя семья и Кристина, и еще человек двести гостей, в том числе министр культуры и мэр Москвы.

Это накладывает ответственность!

Сейчас на сцене хор с партией фортепиано, но через мои наушники ни единого звука не пробивается. Сначала меня поставили к ним, но потом перебросили в другую партию.

Сердце начинает скакать, когда хористы высыпают из зала в коридор, а техники начинают менять инвентарь.

Тру вспотевшие ладони о бедра. На мне черное шелковое платье в пол с узкими рукавами. Полностью закрытое спереди и с вырезом до середины спины сзади. Мне в нем комфортно, даже несмотря на то, что на мне нет лифчика. Соски спрятаны под гладкими силиконовыми накладками, поэтому мне не угрожает опозориться распущенностью. Мои волосы забраны назад и скручены в гладкую улитку.

Я знаю свою партию наизусть. Я готовила ее к экзамену, плюс за неделю репетиций вызубрила ее так, что смогу сыграть даже в следующей жизни.

По голой коже спины пробегает сквозняк. Окно открыто нараспашку.

Ребята с дирижерского раздают пластинки жвачки. Мне тоже предлагают.

Отрицательно качаю головой. В консерватории есть своя «богемная» тусовка, из которой я выбиваюсь.

Пальцы покалывает.

Эти минуты перед выходом самые ужасные и прекрасные в жизни музыканта. Прекрасные — потому что только на сцене получаешь внутреннее удовлетворение от момента, к которому столько готовился. Ты отдаешься музыке, доставляешь удовольствие аудитории. В этом суть моей сумасшедшей профессии.

— Беккер… — Дергает меня за локоть Наташа, наша главная скрипка. — Але, выходим...

Достав из ушей наушники, высыпаю их в ладонь хориста и вручаю ему свой телефон.

— Подержи… — прошу парня.

— Удачи, — желает он беспечно.

Лучше бы я была хористкой.

— Угу… — Просовываю руку под горло платья и достаю свой кулон.

Сжимаю его в ладони и подношу ее к губам.

Это серебряный скрипичный ключ на длинной цепочке.

Я ношу его с пятнадцати лет. Градский подарил мне его на день рождения.

Он, наверное, уже давно об этом забыл. Это же не кольцо с бриллиантом. Это самая настоящая безделушка. Даже не знак внимания. Он просто вручил мне коробочку мятного цвета на пятнадцатый день рождения и с легкой ухмылкой подергал за косу.

Я слышу свою фамилию среди других, когда ведущий объявляет наш выход.

Опять будоражит мандраж. Волоски на затылке шевелятся.

Черт. Черт. Черт…

Спокойно!

Все проходит, когда оказываюсь на сцене. Концентрируюсь на рояле в центре. Не смотрю в зал. Там слишком много людей.

Я начинаю первой, поправив микрофон. Пальцы делают свое дело на автомате. Музыка заполняет пространство и, когда мелодию подхватывают скрипки, я уже ни о чем не думаю. Просто играю, забывая даже о том, что должна держать спину прямо и не хмуриться, чему учила бабушка. Отдаю инструменту часть своей души. Любовь. Эмоции и энергию.

Нас шестеро. У нас отличная слаженность, я, кажется, ни разу не налажала, но я всегда собой недовольна. Всегда!

Я закрываю партию вместе с виолончелью двумя сильными выпадами. Последний раз ударив по клавишам, замираю и выдыхаю, прикрыв глаза.

Пару секунд вокруг нас тишина, а потом я слышу абсолютно неприемлемый свист. Он сольный, и я почти уверена, что это Андрей!

Дурак.

Мне хочется смеяться.

За свистом следуют аплодисменты.

От адреналина сердце скачет еще быстрее. Глаза на секунду попадают в зал. Разбегаются по лицам. Ни одного знакомого не вижу.

Отвешиваем синхронный поклон и уходим.

В коридоре хорист возвращает мне телефон и наушники.

— Кофе хочешь? Я Антон, — улыбается, заглядывая мне в лицо.

Глава 5

Может, и права была Крис. Может, мне стоит носить с собой запасные трусы, когда Влад в городе! В пятнадцать у меня с трусами забот не было, а в девятнадцать они стали проблемой.

Я смотрю на Градского и вижу мужчину во всех смыслах. Сильного, живого, даже слишком. Он всегда двигается немного резко, будто любое положение в пространстве ему быстро надоедает, но, несмотря на это, мне хочется к нему прижаться. Всем телом его почувствовать. От этого теплеет в животе, грудь тяжелеет, и я радуюсь тому, что сегодня на мне спасительные силиконовые накладки.

Градский пробегается по мне непроницаемыми серыми глазами. От прически до носков открытых туфель на шпильке. И возвращается к моему пылающему лицу. Он мне салютует, приложив ко лбу два пальца, потому что видит — я тоже на него смотрю.

Наше скромное семейное мероприятие вдруг меняет весь свой смысл! Просто потому, что присоединился еще один человек. Я боюсь выдать себя взглядами или еще чем-нибудь. Мне кажется, что, когда я на него смотрю, любой может прочитать мои мысли. Поэтому я прячу от него глаза. Почти всегда. Смотрю себе под ноги, пока спускаюсь по лестнице, держась за перила. Контролирую каждое движение. Каждый вздох.

В крови опять адреналин. Только две вещи на свете так выводят меня из равновесия — необходимость выйти на сцену и Градский, и обе они мучительно-восхитительные: сначала пугают, потом приходит чокнутая эйфория. Дофамин в крови зашкаливает.

Меня подколачивает внутренняя дрожь, когда легонько обнимаю папу в полуметре от Влада.

В руках отца букет белых пионов. У Андрея тоже цветы. И у Кристины. Пустые ладони Градского лежат в карманах отглаженных брюк. Чувствую его присутствие кожей. Моя болезнь под названием «Влад Градский» очень высокочастотная и плохо поддается лечению. Я больна и признаю это.

— Я что, прима-балерина? — бормочу в ворот отцовской рубашки, намекая на то, что мне хватило бы и одного букета.

Мой отец ярый фанат спортивных марафонов, поэтому даже в шестьдесят в отличной форме. Энергии у него больше, чем у ребенка.

— Горжусь! — Он легонько хлопает меня по плечам.

Он глотает звук «эр», выдавая свой акцент.

Мой отец живет в России уже почти тридцать лет, но продолжает говорить с немецким акцентом. Родители познакомились в посольстве, здесь, в Москве. Андрей успел несколько лет пожить с родителями в Германии, а я выросла в столице. На родине отца мы бываем наездами, там у нас есть куча родственников.

— Спасибо! — Забираю у него свои любимые цветы и прячу в них нос.

— У меня нет слов… — обнимает мама. — Я помолодела на двадцать лет!

— Тогда мне сегодня грозит опасность, — замечает папа.

Фирменная выдержка его речи любую шутку делает смешной, даже самую плоскую, поэтому прыскаю от смеха вместе со всеми.

— Я тоже помолодел. — Андрей сжимает меня в руках, подкидывая вверх так, что мои ноги отрываются от пола, а ткань платья ужасно сминается.

— Стой! — смеюсь. — Сломаем букет!

— Бомбично, — описывает он мое выступление и аккуратно ставит меня на ноги.

Кристина выныривает из-за его плеча и тянет ко мне руки. Мой брат делает шаг в сторону, кладя свои руки на пояс брюк.

— Я расплакалась, — бормочет Крис мне на ухо. — До сих пор мурашки по телу бегают.

Градский стоит за моей спиной, не мешая поздравлениям.

Я не могу больше его игнорировать.

Прижимая к себе цветы, разворачиваюсь и стреляю глазами в его лицо.

Он наблюдает за нами с видом молчаливого присутствия, но от этого его не становится меньше.

Не пялиться… только не пялиться…

Жар на моих щеках можно списать на волнение. Это спасает!

Он был на концерте — для меня это важно. Он сто раз слышал, как я играю, но это было сто лет назад. Это было до того, как я решила связать свою жизнь с музыкой и сделать ее центром своей жизни.

— Привет, — быстро посмотрев в его лицо, перевожу глаза на верхнюю пуговицу его рубашки.

Над ней его жилистая шея и выпирающий кадык. На линии челюсти короткая щетина.

— Салют, — отзывается лениво. — Я не помолодел, меня размазало, — продолжает он цепочку этой «шутки».

— Понравилось? — снова поднимаю на него глаза, чтобы уловить крупицы эмоций.

— В восторге.

По его лицу ни черта не возможно понять. Может, это правда, а может, нет.

Сердце сладко сжимается от скупой похвалы, а в душе разгорается буря. Как хорошо, что я была не в курсе его присутствия в зале, иначе словила бы свой фирменный панический аффект.

— Плакал?

— Как ребенок, — он растягивает в улыбке губы.

Я тоже улыбаюсь. Не отвожу глаза. Смотрю в его лицо.

Мы пялимся друг на друга, кажется, целую вечность.

Все звуки словно меркнут. Люди вокруг исчезают.

Он такой красивый в этом костюме и рубашке, что слепит глаза. В противовес тому, каким я видела его неделю назад за городом, сейчас он слишком взрослый и серьезный. Недоступный. Это еще сильнее жалит мое либидо.

Глава 6

Отец просит себе слово, как только официант разливает по бокалам вино. Папа стучит столовым ножом по своему, наполненному минеральной водой, вставая и привлекая к нам внимание соседних столиков ресторана.

Под потолком горят люстры с хрустальным декором, они медленно вращаются, и от этого по белой скатерти скачут блики.

Это любимое место нашей семьи. Здесь на столик всегда благородная очередь, но это не проблема, если подумать о заказе заранее. Мы заедаем здесь все свои праздники. В отличие от других семей, наша предпочитает одно и то же из года в год. Это наше фамильное постоянство, которое никого из нас не напрягает.

— Моя девочка совсем выросла, — объявляет папа с ласковой улыбкой.

Только не это.

— Папа… — кошусь на него. — У меня день рождения только через две недели.

— Двадцать, — кладет на сердце руку. — Прекрасный возраст, не так ли?

— Получше, чем средний, — озвучивает свои мысли Андрей.

Откинувшись на спинку стула и вытянув перед собой руку, он крутит между пальцев тонкую ножку бокала. Крис рядом с ним притворяется глухонемой, хотя мой брат знает прекрасно — это не ее кредо.

— Глупости, сынок, — цокает мама. — Возраст моральной зрелости — прекрасное состояние души.

— Возраст половой зрелости мне больше нравится, — ухмыляется он, салютуя бокалом.

— Негодник, — цокает мама, глядя на моего брата с нежностью.

Мне немного душно, хоть мы и сидим недалеко от выхода на веранду.

Моя половая зрелость, похоже, вошла в пике.

Глажу свою шею сзади, надавливая на выступающий позвонок. В другой руке у меня запотевший бокал белого сухого вина, и рядом с его основанием на столе лежит рука Влада. Очень близко. Если я сдвинусь в сторону, то могу прижаться своим плечом к его плечу, и эта мысль не дает сосредоточиться на разговоре.

Он играет льдом, обхватив длинными пальцами толстый бокал для виски, а на его загорелом запястье отлично смотрятся строгие, пожалуй, даже суровые часы.

Он весь собранный и отутюженный, будто это не его буквально неделю назад я застала со спущенными штанами. Каким бы безупречным он ни был, меня этот костюм не обманывает.

Смотрю на его разведенные под столом бедра. На то, как гладкая брючная ткань обтягивает мышцы и топорщится в паху. Мне нужны не только запасные трусы. Слюнявчик тоже пригодился бы.

Отвожу глаза, как будто обожглась.

— За прекрасный вечер, прекрасную компанию и мою дочь, прекрасного музыканта! — Вскидывает вверх свой бокал папа.

— Присоединюсь, — негромко произносит Влад.

Эта интонация кажется мне интимной, и вибрацию внутри себя я принимаю как должное.

Он действительно приехал повидаться с моими родителями. Еще одно преимущество этого места — столы здесь круглые. Любовь моего отца к равноправию здесь заложена в концепцию. Под звон столовых приборов папа ведет с Градским тихие беседы, пока мама пытается вытащить из Кристины подробности ее жизни.

Дипломатия у моего отца в крови, поэтому к нему все тянутся, а в наш дом приходят с ощущением, что им будут рады.

Я мало что знаю про семью Градского. Его отец очень известный хирург, но у них, кажется, сложные отношения. Мы не встречались с его семьей, он никогда не предлагал познакомиться.

— Как дела с учебой? — интересуется у моей подруги мама.

— Отлично, — бормочет Крис, пряча лицо за волосами. — Сессию закрыла на стипендию.

— Арина говорила, ты ищешь варианты для практики?

— Эм… сейчас не до этого… работа много времени отнимает.

— В кафе, кажется? — рассуждает она. — Это не навсегда, дорогая. Андрей, ты говорил, вам не хватает светлых резвых умов в фирме?

Мой брат поднимает голову от тарелки со стейком и выгибает брови.

— Что?

— Ты мог бы помочь Кристине с практикой, — посещает маму отличная мысль.

— Звучит как факт.

— Это необязательно, — мямлит Крис. — Я сама разберусь…

На ее тарелке лежит почти нетронутая паста, в которой подруга купает королевскую креветку.

Ее щеки покрываются пятнами смущения, как у первоклассницы.

— Ему же несложно. Да, сынок? — «просит» мама.

— Угу, — жует Андрей.

— Вот и решили! Отличная спаржа. Никто не хочет попробовать?

— Позвони мне на неделе, — бросает Андрей взгляд на Кристину.

Я уверена, потом буду выслушивать от нее бредни о том, что ей не нужна помощь, но я думаю, наоборот — нужна. У нее маниакальная боязнь быть кому-то обязанной, но ведь мы это не кто-то.

В любом случае все мое внимание сконцентрировано на тихом разговоре между отцом и лучшим другом моего брата.

Мне хочется выплюнуть свой ужин на тарелку, потому что еда просится обратно.

Они говорят о Лондоне и о том, что у отца там есть знакомые. Разумеется, знакомые у него есть даже в Бангладеше, но выворачивает меня не от этого, а от того, что, в отличие от моей подруги, Градский эту помощь с удовольствием принимает.

Глава 7

— Оставь себе, — Крис смотрит через зеркало на черный брендовый пиджак у меня в руках. — Он про него уже забыл.

Мы в туалете «Джекпота». Тусклые лампочки освещают моё отражение.

— Может, и оставлю. — Подношу к носу шелковую подкладку и вжимаюсь в нее лицом.

Делаю долгий вдох, запоминая запах и свои ощущения.

Это просто кусок ткани, и она не заменит живого человеческого тела — вывод, к которому прихожу с полным пониманием, что сегодня вечером мое тело просто жаждет и горит познать на практике все те вещи, о которых я мечтала ночами.

Изнутри меня разъедает желание все это испытать в реальности. Прикосновения, ощущения, поцелуи! Может быть, даже секс…

Я могу взять что-то у него на память…

Это все из-за вина.

После прогулки по улице алкоголь не выветрился из меня, а стал коварно и ненавязчиво туманить мозги.

Аккуратно складываю пиджак на краю столешницы умывальника и, плюнув на любые приличия, изворачиваюсь, освобождая свою грудь под платьем от силиконовых накладок. От них зудит и потеет кожа.

Крис тщательно моет руки, задумчиво глядя на себя в зеркало. Она обновила помаду и прошлась матирующей салфеткой по лицу. Мне бы тоже не мешало.

Отправляю накладки в мусорное ведро и присоединяюсь к подруге. Мою руки, глядя на свое отражение. Я чувствую возбуждение и раздрай. Все это вместе плюс вино делают мои щеки малиновыми. Не нужны никакие румяна.

Мы с Крис выходим из уборной и поднимаемся по лестнице в бар. Он полный, как и любое заведение в этой части города в это время суток и в этот день недели. На сцене в углу музыканты играют старые бессмертные американские рок-хиты, и у них до фига благодарных слушателей.

Мне нравится атмосфера таких мест, хотя в подобных заведениях я была всего пару раз, и то в более светлое время суток.

Ориентируюсь на две мужских спины у бара, которые выделяются в толпе ослепительно белыми рубашками. Глаза падают на подтянутую спортивную задницу Градского в строгих брюках. Они с Андреем почти одного роста, но Влад более жилистый и гибкий. Его плечи и бедра создают идеальный мужской треугольник, и эта одежда в три десятка раз усиливает эффект, подчеркивая то, что он не меньше трех раз в неделю бывает в спортзале.

— Люди подумают, что они наши папики, — цокает за моей спиной Крис.

Смеюсь.

Это не так. Они старше всего на пять лет…

Несмотря на толкучку у бара, они заняли для нас стулья.

Вешаю пиджак на спинку того, который справа от Градского, и забираюсь на высокий табурет, оказываясь с Владом «одного роста».

— Спасибо, — благодарю его за пиджак, замечая, что на его щеках пробивается вечерняя щетина.

— Не за что. — Трет ладонью шею, осматриваясь вокруг, а потом кладет ладонь в карман своих брюк.

Ресницы вокруг его серых глаз непозволительно густые и длинные, веки кажутся тяжелыми.

Наши лица на одном уровне, и, чтобы не вляпаться в его глаза на долбаных полчаса, я смотрю на стойку, за которой бармен под руководством моего брата разливает по шотам какую-то бурду.

— Я не пила ничего крепче вина… — говорю всем.

— Со мной можно, — мой брат хлопает в ладоши, как злой гений. — Поджигайте, — тычет пальцем в шоты.

— Это же не опасно для жизни? — смотрю на сизый огонь над коктейлями.

— Примерно так же, как секс без любви, — усмехается Градский рядом с моим ухом.

Повернув голову, сталкиваюсь глазами с его насмешливым взглядом.

На его губах блуждающая улыбка, но она не для меня. Просто он расслаблен и, судя по всему, в приятном настроении.

Чего не скажешь обо мне!

Я все-таки вляпалась в его глаза, на пару секунд забыв, кто я и как меня зовут.

— Ты что, хочешь, чтобы я на столе танцевала?! — слышу возглас Крис.

Перевожу на нее глаза, стряхивая свое наваждение.

— Я думал, тебе для этого «заправка» не нужна, — троллит ее Андрей.

— Зря ты так думал…

— Пьешь или нет?

— Пью… — вскидывает Крис подбородок, заставляя моего брата издать смешок.

Сделав глубокий вдох, я позволяю ему втолкнуть между своих пальцев пылающий шот.

— За космонавтику, — сухо объявляет он.

Мы с Крис смеемся. Влад подносит ко рту собственный шот и, откинув голову, опрокидывает его в себя, после чего тянет руку и берет следующий. Прежде чем его прикончить, смотрит на меня и говорит:

— За Шопена.

Я кусаю изнутри щеку…

Зажмуриваюсь и вливаю в себя полыхающую жизкость, собираясь как минимум умереть от ожогов внутренних органов и от того, что Градский запомнил мою партию!

— Что это? — сиплю.

— Абсент, — сообщает он, прежде чем опрокинуть третий шот.

Глава 8

Гитарные басы молотят эхом по моим ушам, даже когда садимся в машину такси.

Я падаю на заднее сиденье рядом с Крис, а мой брат садится вперед, рядом с водителем.

Перед глазами кусками пляшут картинки. Разные лица, дергающиеся в танце тела… Я не должна была столько пить, но ведь сегодня мой день. Мой!

Я чувствую потребность выключиться прямо здесь, в машине, но даже под действием абсента я понимаю, что не могу явиться домой в таком состоянии. Лучше спать на улице, чем позволить родителям увидеть себя растрепанной, пьяной и внутренне озабоченной.

Что с моим телом?! Я будто надкусила запретный плод, и он оказался... наркотиком...

Нажав на кнопку, опускаю стекло на своем окне и глотаю свежий ночной воздух. В нем отлично ощущается запах дождя, даже несмотря на примесь выхлопных газов.

Мои веки тяжелые…

— Адрес? — Андрей смотрит на Крис через плечо. — Добавлю остановку.

Его волосы всклокочены после «массажа», и, судя по голосу, он тоже не против отключиться, поэтому я вправляю ему мозги сама.

— Обалдел? — отрываю язык от сухого неба. — Ее не пустят в общежитие в три часа ночи!

— Тогда отвезу вас обеих на Площадь, — имеет он в виду адрес родительского дома, в котором сам не живет с тех пор, как закончил университет.

— Я не поеду… — тихо стонет Кристина, сползая по сиденью и подтягивая к груди колени босых ног.

Я тоже мечтаю разуться, но не уверена, что потом смогу надеть свои туфли.

— Мы переночуем у тебя! — Пихаю ногой спинку его кресла. — Ляжем в спальне, а ты на диване.

— Класс, — резюмирует Андрей. — Ладно. Едем, — сдается и трет ладонями лицо.

— Так куда едем-то? — теряет терпение таксист.

Андрей меняет конечную точку нашей поездки, указав адрес своей квартиры, а я прикрываю глаза и погружаюсь в пучину своих разбегающихся мыслей.

Мне не стыдно. Нет!

Прокручиваю в голове каждое касание и каждое шевеление воздуха в тот момент, когда между мной и Градским было расстояние уже, чем ширина спичечной коробки, или не было вообще.

Может, он и не единственный мужчина в Москве, но я никогда не встречала другого такого, к которому бы меня тянуло вот так — даже с закрытыми глазами. Даже на расстоянии.

Он просто взял и ушел, пока мы с Крис покоряли танцпол. Даже не попрощался. Его пиджак так и остался висеть на спинке моего стула, а теперь лежит у меня на коленях, свернутый в аккуратный квадрат.

Расплакаться было бы отличным выходом для всех моих эмоций. Нет. Рыдать в голос, потому что, когда я поняла, что Влад ушел, интерес к бару, танцам и всему прочему у меня в ту же секунду умер. Это отвратительное чувство, но я с ним давно знакома. Наверное, я могла бы описать его музыкой: бессмысленный асинхронный перебор всех нот подряд. Именно это мне хочется творить, когда дело касается Градского. Творить всякую дичь...

По крайней мере, я тоже оставила ему подарок. Он испарился, прихватив с собой свою чертову эрекцию.

Это самая будоражащая тайна за всю мою почти двадцатилетнюю жизнь. Эрекция Градского, упирающаяся мне в живот.

Он хотел меня.

Мое удовлетворение гаснет в ту же секунду, как понимаю, что после своей выходки я не увижу Градского очень-очень долго. От этого мне дурно.

Я проваливаюсь в свои мысли так глубоко, что в какой-то момент они, кажется, становятся сном, но потом машина тормозит, и этот толчок выбрасывает меня в реальность.

В квартире Андрея прохладно и темно. Он включает тусклую верхнюю подсветку по периметру коридора и широко зевает, прислонившись плечом к дверному косяку. Вальяжно расстегивает манжеты своей рубашки, пока мы с Крис цепляемся за стены и хихикаем, пытаясь избавиться от обуви.

Она осматривается, заглядывая в глубь квартиры. Изучает стены коридора, обвешанные разным коллекционным барахлом, которое мой брат собирал по всему миру в своих путешествиях.

— Это древнее порно? — Крис тычет пальцем в деревянные фигурки двух спаривающихся слонов, прибитые к стене.

— Это народное балийское зодчество, — проходит мимо нас Андрей. — Чистые футболки в комоде, — бросает через плечо. — Вода на верхней полке в холодильнике. Аспирин в аптечке. И не высовывайтесь из комнаты до десяти утра. Дайте поспать.

— Ты мог и не просить об этом…

В ванной я не вижу никаких признаков присутствия Стаси. В любом случае моя голова слишком тяжелая, чтобы думать о чем-то, кроме того, как раздеться и рухнуть наконец в постель.

Стащив с себя платье, быстро надеваю огромную футболку брата и забираюсь под одеяло, чувствуя, как гладкое постельное белье холодит кожу. Примяв щекой подушку, наблюдаю за тем, как Кристина пошатываясь заходит в комнату и расчесывает волосы пальцами.

— Я приму душ… — говорит еле слышно. — Я не могу спать грязная…

— Как хочешь, — шепчу, глядя в незашторенное окно от пола до потолка.

— Ты как, Арина? — Крис трогает меня за плечо. — Ты его что, лапала? Вас чуть Андрей не спалил.

Глава 9

Неделю спустя

«Привет, я тебя нашел», — читаю сообщение в директе своей соцсети.

На аватарке отправителя знакомое лицо. Это хорист. Тот самый, с юбилейного концерта на прошлой неделе.

«Привет», — пишу ему в ответ.

«У меня билеты на выставку стрит-арта, хочешь сходить?» — зовет он меня на свидание.

Вот так сразу?

Все мои свидания, как правило, заканчиваются ничем. Только пару-тройку раз я позволила закончить их поцелуями. Было приятно, но я тормозила задолго до того, как парни начинали распускать руки.

Я не собиралась беречь себя для Градского, я просто не хотела этого с теми парнями… Желание узнать, что значит почувствовать на себе мужские руки, каждый раз боролось во мне с глубоким внутренним сопротивлением, которое не давало расслабиться и получать это пресловутое удовольствие.

Очевидно, я устроена так, что могу получать удовольствие только одновременно и телом, и головой.

Может, это лечится?

Пф-ф-ф…

«Уехала за город. Может, в другой раз», — быстро строчу в ответ.

Никнейм парня не дает никаких подсказок по поводу имени, а сама я его вспомнить не могу. Будто мне ластиком начисто стерли этот участок памяти.

— Видел твой концерт в сети, — отвлекает меня Егор.

Он сидит за рулем своего внедорожника рядом со мной. На нем майка с глухим горлом без рукавов, и его бицепсы выглядят особенно впечатляющими.

Повернув голову, я ловлю его взгляд на дисплее своего телефона, а потом и на своих голых коленях. Блокирую экран, не прочитав ответ на последнее сообщение, и убираю гаджет в карман сарафана.

— Он был не «мой», — имею в виду концерт. — Общий. Коллективная работа.

— А, ну да, — отзывается Егор. — Но я в любом случае посмотрел только твое выступление.

— Не люблю смотреть на себя в записи… — делюсь с ним.

— Зря. Ты очень красивая.

Комплимент вызывает легкий прилив стеснения, потому что взгляд Рязанцева за этот короткий миг успевает коснуться моей груди в вырезе летнего сарафана, потом плеч и только после этого — лица. Но уже в следующую секунду Егор опускает на глаза солнечные очки и отворачивается.

— Спасибо, — бормочу, глядя в окно на стык яркого голубого неба и ровного полотна дороги.

На небе ни облачка. Асфальт плавится на солнце, за бортом почти тридцать градусов жары.

— Заскочим на заправку.

Машина принимает правее, а я зависаю с ответом. Осязаемый интерес Рязанцева заставляет меня тормозить. Я знаю его не так давно, может быть, пару лет, до этого нам не приходилось пересекаться, но он, кажется, никогда не смотрел на меня вот так…

— Угу… — опускаю глаза и чешу за ухом Беню, бульдога своих родителей. — Купишь нам воды? — делаю самый непринужденный голос на свете.

Несчастная морда Бени лежит на моей коленке. Он тяжело дышит, даже несмотря на то, что салон машины комфортно охлажден. Здесь не жарко и не холодно. В окно бьет солнце, от которого мое лицо спасает козырек бейсболки. Я прячусь за ним, пока Егор выбирается из машины.

Мой брат решил провести выходные на родительской даче вместе с друзьями.

Мама с папой на выходные улетели в Стамбул, так что мне пришлось взять собаку с собой. Я почти силой выволакивала ее из дома, потому что, в отличие от меня, выходные за городом Беню не радуют, он предпочел бы целый день проспать на ковре перед телевизором, вместо того чтобы тащиться куда-то вместе со мной.

Час потолкавшись в пробках, мы добираемся до поселка, в котором пятнадцать лет назад мои родители приобрели дом. В гараже и на парковке три машины, и ни одна из них не похожа на темно-синий «БМВ», который я так надеялась увидеть…

Мое настроение реагирует мгновенным падением, но мне ничего не остается, кроме как проглотить свое разочарование вместе со своими надеждами.

Выйдя из машины, достаю из салона Беню, который с нулевым энтузиазмом осматривается по сторонам.

— Привет! — Андрей появляется из открытого гаража и жмет руку Егору.

— Здорово… — отвечает тот. — Как сам?

— Говённо. Контракт с финнами третий раз срывается.

— Что же ты ломаешься, финская красавица… — посмеивается Рязанцев.

— Да уж почти дала, — хмыкает брат. — Но, видать, кольца ждет.

Хлопаю дверью, показывая свое отношение к этим метафорам.

На моем брате шорты и кроссовки на босу ногу, на голове модная панама кислотного цвета. Засунув руки в карманы, он сверкает загорелыми кубиками пресса и направляется ко мне.

Егор открывает багажник и принимается доставать оттуда ящики с продуктами, выставляя их на газон рядом с живой изгородью, которая защищает наш участок от посторонних глаз вместо забора. В нашем коттеджном сообществе заборы запрещены уставом, так что здесь все участки максимально слиты с природой. Я люблю нашу дачу даже зимой.

— Ты одна? — Андрей бросает взгляд в салон через стекла своих авиаторов, обходя машину.

Глава 10

Влад тормозит в трех шагах от меня.

Бодрый, слегка растрепанный и красивый, особенно с тенью щетины на чуть впалых щеках.

В моей голове мигают все лампочки подряд. Сигналят о том, что мне не стоит опускать глаза ниже его подбородка, туда, где он голый до пояса, загорелый, безумно сексуальный.

За секунду в голове проносится мысль о ревности к тем, с кем он был или с кем собирается быть. И если я всегда боролась с этими мыслями, то сегодня они бухают на задворках сознания. Кричат оттуда, царапаются. Я хочу этого всего. Хочу. С ним…

Если Влад и застигнут врасплох, то на его лице это никак не отражается.

Надеюсь, по моему лицу тоже ничего не прочитать, хоть сердце и разгоняется, когда его глаза медленно спускаются вниз, на мокрые голубые треугольники моего купальника, под которыми затвердели соски. И не от купания, а от того, как кричаще дорожка темных волосков под его пупком убегает за резинку шорт вместе с косыми мышцами пресса.

Кожа вспыхивает от «прикосновения» его глаз. Покрывается мурашками, хоть я и стою на солнцепеке. Внизу живота теплеет. Воспоминания недельной давности вихрем проносятся в голове, будто не крутились в ней все эти дни. Будто это было только вчера.

Обретаю дар речи, когда до ушей долетает хрип Бени, вошедшего наконец-то во двор.

Убираю руку и отпускаю садовую калитку. Она хлопает о столбик, и этот звук разлетается по двору с громким «дзинь».

Сжимаю пальцы вокруг поводка так, что останутся следы на ладони.

— Не знала, что ты здесь будешь, — обращаюсь к Владу, не двигаясь с места.

Он ворует мои мысли, хрипловато бросая:

— Но очень надеялась?

Сказав это, он оборачивается на дорожку за своей спиной, после чего смотрит на меня так, будто хочет понять, собираюсь ли я делать вид, что «ничего не было» или не собираюсь.

Я ищу на его лице ответ на тот же самый вопрос.

Волнуюсь и ищу подсказки о том, как должна себя вести.

Я всю неделю думала о своей линии поведения и поняла, что помню всё слишком хорошо, чтобы попытаться притвориться и спихнуть все на алкоголь, ведь притворяюсь я хуже некуда.

— Да, хотела сказать спасибо за цветы, — отбиваюсь от его провокационного вопроса.

Когда я вернулась от Андрея, дома меня ждал огромный букет ромашек. Курьер доставил их утром. Там была записка, поэтому я точно знаю, от кого они.

— Я отправил их до твоего перфоманса на танцполе, — поясняет Градский, продолжая буравить мои глаза своими.

Сегодня мне вдруг легко смотреть ему в глаза, я и так перешла черту. И здесь нет никого, кроме нас, а это значит, что мне не нужно прятать свои чувства. Я не хочу их больше скрывать, хочу, чтобы он знал.

— Ты про тот перфоманс, который тебе так понравился? — лезу на рожон, намекая на то, что у него была… эрекция на меня.

Он молчит секунду, после чего резко приходит в движение. В три широких шага оказывается рядом и подхватывает за локоть, сомкнув вокруг него сильные пальцы.

— Пойдём-ка. — Дергает и тащит через газон к коробке уличного душа за кустом маминых роз.

Выпускаю поводок Бени и свой сарафан, проваливаясь босыми ногами в траву.

— Что ты делаешь?! — Пытаюсь выбраться, но захват на моем локте только усиливается.

Он затаскивает меня в отделанную камнем душевую и заходит следом.

Упираюсь лопатками в стену и смотрю на него мятежно.

Влад кладет на пояс руки и смотрит вверх, на кусок синего неба, которое видно через открытый потолок.

Здесь слишком тесно для двоих, тем более один из нас в два раза больше другого, и на нас почти нет одежды. Я кусками глотаю вид его голых плеч и тугих мышц на бицепсах. Все это будоражит, и мое дыхание сбивается. Он хоть представляет, как мне хочется коснуться его кожи? Провести пальцами по его груди и животу.

Солнечные лучи делят его зрачки на серебристые кристаллы, когда он снова смотрит на меня. В мое лицо. На мои губы. Отворачивается. Глядя в сторону, требует:

— Что это было?

Не хочу строить из себя дурочку. Он не любит дур, когда-то я слышала это от своего брата. Я даже не знаю, что он любит на самом деле, но это не мешает мне тянуться к нему кожей, будто я чувствую, что мы идеально совпадаем.

— Материализация желаний. — Складываю под грудью руки в защитном жесте.

— Надеюсь, это была единичная акция? — спрашивает без тени улыбки. — И больше ничего подобного ты вытворять не собираешься.

— Скорее эксклюзивная… созданная специально для тебя. Влад, я…

Он смотрит так, что я умолкаю.

Делает шаг ближе, оставляя между нашими телами какие-то жалкие десять сантиметров.

— Арина, мне это на хрен не нужно, — вколачивает твердо. — Можешь сыграть на балалайке, я зачту это эксклюзивом, в остальном у нас все общественное. Ничего личного. Закрыли тему?

— Это ты ее поднял!

Глава 11

— Думаешь, он что-то сожрал? — Андрей смотрит назад, туда, где на своей пеленке лежит наш пес, и возвращается взглядом на дорогу, одной рукой перестраивая машину в левый ряд.

— Не знаю… — смотрю в печальные глаза Бени. — Просто какой-то вялый. Только пьет, и то мало.

— Он вялый последние пять лет, — замечает брат.

— Более вялый, чем обычно, — делаю я уточнение.

Бене почти семь, но и в «детстве» он не отличался особой активностью. Мне всегда казалось, что у нас самая ленивая собака на свете. Будто чувствуя, что его везут к врачу, он смотрит на нас особенно жалостливо.

— Ладно, — вздыхает Андрей. — Щас проверят его. А с тобой что?

— Со мной? — Сжимаю кожаный ремешок сумочки.

— Ага, — он окидывает меня придирчивым взглядом. — Ты какая-то заторможенная.

— У меня месячные, — решаю отделаться от всех его вопросов разом. — Рассказать об этом?

— Уволь, — кисло отвечает он и ослабляет галстук.

Смотрю в окно, прячась от всего мира за стеклами своих солнечных очков.

Я позвонила ему утром и попросила отвезти нас с Беней к ветеринару. Родители до сих пор не вернулись домой, у них возникло желание поболтаться по Европе подольше. У отца отпуск, а они сто лет не выбирались из Москвы.

Андрей был в своем офисе, так что мы прождали его до обеда, но это не страшно, потому что я действительно заторможенная и мало что замечаю вокруг. Просто варюсь в котле своих мыслей, которые накатывают на меня, вгоняя то в панику, то в тоску.

Тоска. Вот что со мной.

За эти два дня я сто тысяч раз прокрутила в голове то, что произошло в душе, и каждый раз мое сердце сладко ноет от этих воспоминаний. От воспоминаний о том, как Влад смотрел на мои губы. Он хотел это сделать, хотел меня поцеловать! Если бы он только знал о том, сколько раз я мечтала о его поцелуях.

Я понятия не имею, как он это делает. Нежно или жестко. Желание узнать это доводит меня до головокружения, а мысль о том, что этого никогда не произойдет, — до черной тоски.

Как мне забыть его? Как?!

Во всех парнях вокруг я ищу тех же чертей, что водятся в глазах Влада. Все они — эти парни — не он. Мое сердце рядом с ними молчит как немое.

Кофейный стакан в моей руке давно остыл, но я все равно делаю глоток, чтобы полить кофе застрявший в горле комок.

Я не знаю, какой люблю секс. Жесткий, нежный, медленный или быстрый. Потому что никогда им не занималась. Оставаясь наедине с собой, я представляю, как это могло бы быть с ним. С Владом. Каково это — почувствовать его в себе. Его твердость. Давление его тела на моем теле, касание языка на коже, и долгожданный поцелуй.

В моих фантазиях мы идеально совпадаем, других вариантов я никогда не рассматривала. В моих фантазиях он… нежный… и он мой...

— На твой день рождения бронируем как обычно? — голос брата выдергивает меня из мыслей.

Бросаю взгляд на Беню. Он тяжело дышит, прикрыв глаза.

— Да, — без энтузиазма пожимаю плечом. — Может, в этот раз возьмем веранду?

— Как пожелаешь.

Покосившись на него, спрашиваю:

— Стася тоже будет? Она, кажется, хочет…

Из чувства женской солидарности решаю умолчать о том, что она пытала меня своими вопросами и это было впервые.

— Я планировал быть один, — отвечает он.

Я не в том положении, чтобы ковыряться в их отношениях. У меня самой вообще никакого опыта в этом вопросе, но его небрежное отношение к Стасе задевает во мне все ту же женскую солидарность.

Чувствуя, как к щекам подкатывает кровь, беспечно предлагаю:

— Тогда можешь позвать Градского. Чтобы стул не пустовал. Будет твоим плюс один…

Черт!

Щеки пылают, и я упорно смотрю в окно.

— Или Рязанцева.

— Егора? — поворачиваюсь к брату, удивленно приподняв брови.

— Да, а что? Он спрашивал, встречаешься ты с кем-то или нет, — хмыкает Андрей.

— Когда он спрашивал это?

— В субботу.

Мне очень хочется поинтересоваться, где был в это время другой его друг.

— И что ты ответил?

— Что не знаю, — снова хмыкает. — Можешь сходить с ним в кино, — дает он свое благословение. — Или поесть мороженого и покататься на каруселях.

Фыркаю.

Пытаясь прожечь в виске брата дыру, требую:

— Ты что, сватаешь меня Рязанцеву?

— Почему нет? Он адекватный, вроде не урод. Мы с ним собираемся кое-что построить. Погоди… — Андрею на телефон падает вызов, и он включает громкую связь, продолжая вести машину.

Внутри меня всплеск негодования оттого, что меня сватают, но еще больше меня прожигает тем фактом, что ему даже в голову не пришло предложить мне Градского. Брат не видит такого варианта даже под гипнозом, а это значит, что он считает нас параллельными прямыми, как и сам Влад…

Глава 12

— Влад здесь? — интересуюсь под шелест лифтовых дверей, когда мои голосовые связки отпускает спазм в горле.

Меня захватывает волнение, как обычно. Как обычно, я трепещу с головы до ног. В нетерпении хочу сорваться с места, но заставляю себя врасти в пол, пока жду ответа на свой вопрос и пока поправляю белое платье со спущенными плечами, в которое одета.

Ответ на свой вопрос я и так знаю, но все равно кошусь на Андрея, который смотрит на свои наручные часы и говорит:

— Что? А, да… должен был позже подъехать…

После холода подземной парковки на моей коже мурашки, и, глядя в свое отражение на зеркальной стене лифта, вижу, как под тонким хлопком у меня на груди напряглись соски, а в глазах светится чокнутый блеск. Все как обычно.

Выйдя из лифта, мы с Андреем ждем, пока в коридор выкатится Беня. Он без поводка, но будет послушно идти за нами и сам, поэтому позволяем ему свободно трусить следом, клацая когтями по кафельному полу.

Я была в офисе брата раз пять. Он новый, раньше помещение у них было гораздо скромнее, а сейчас здесь повсюду фирменная символика, даже на ручках на стойке ресепшен. Она прямо у лифта, и каждый раз за ней я видела новую девушку. Сегодня тоже новая. Блондинка с ногами от ушей.

— Добрый день! Уже вернулись, Андрей Альбертович? — приветствует она нас, стреляя глазами.

Мой брат рассеянно кивает, проходя мимо и погружаясь в очередной телефонный разговор, а я мечусь взглядом по залитому обеденным солнцем пространству в надежде увидеть своего высокого жилистого брюнета, от которого сегодня не собираюсь прятать глаз... больше никогда не собираюсь.

Его здесь нет, но меня все равно не отпускает.

В этом офисе почти нет стен и перегородок, только в коридоре, там, где кабинеты руководства, есть прозрачные стеклянные переборки и двери. Андрей толкает ту, что с надписью «Генеральный директор», и мотнув головой внутрь, велит:

— Подожди здесь.

Сказав это, ныряет в соседний стеклянный короб.

Беня обнюхивает пол, а я несусь к прозрачной стене кабинета и раздвигаю пальцами полоски жалюзи. Опять осматриваю офис в узкую щель, но результат тот же. Градского там нет.

Рухнув в кресло директора, растекаюсь по мягкой кожаной обивке и прикрываю глаза, пытаясь взять себя в руки. Я становлюсь похожей на долбаного сталкера.

Я хочу увидеть Влада. Сейчас и всегда. Но я не могу шнырять по офису как сторожевая собака.

Кручусь в кресле, постукивая носками кед по полу, и достаю из переброшенной через плечо сумки телефон. Чтобы заполнить минуты чем-то, решаю набрать Кристину. Она куда-то пропала, надеюсь, хотя бы найдет время появиться на моем дне рождения не к десерту, а к закускам. Закатывать большие вечеринки я не умею, у меня не так много друзей, как у брата. Да и незачем они мне, я вообще со скрипом схожусь с людьми.

Кристина не отвечает на мой длинный входящий, и я почти принимаюсь записывать для нее гневное аудиосообщение, когда слышу за дверью шаги и голоса.

— Тут тебе не Лондон, — цыкает раздраженный голос.

Это Егор.

Подняв глаза, смотрю на дверь.

— Тут, если не наебешь, не проживешь… — продолжает он грубо.

— Математические законы одинаково работают везде: и в Лондоне, и в Москве, — отвечает ему другой голос, от звуков которого мурашки бегут по моей спине. — Их не дураки придумали. Они доказаны и проверены.

Голос Градского тоже грубый. Грубый и раздраженный.

— Ты консультант? — бросает ему Рязанцев. — Вот и консультируй, а решение мы примем сами.

— Флаг в руки…

Затаившись, смотрю на дверь, которая через секунду открывается.

Они входят в кабинет друг за другом, и выражения на их лицах далеко не безмятежные. Раздраженные, как и их голоса.

Они оба в деловых костюмах, но свой пиджак Градский небрежно забросил на плечо.

Глядя на него из кресла, не двигаюсь. Те тридцать секунд, в течение которых мое присутствие остается незамеченным, не двигаюсь. До тех пор, пока Беня не издает жалобный скулеж, ковыряя лапой ковролиновую обивку на полу под столом.

— Прекрати! — шикаю на него и, отбросив со лба прядь волос, смотрю на стоящих в дверях мужчин. — Привет… — бормочу им.

— Привет, — Егор кладет руки в карманы брюк и смотрит на меня с интересом. — Рад видеть.

Теперь, когда я знаю, что у него на меня «виды», его слова звучат двусмысленно. Он всегда казался мне немного агрессивным. С учетом его габаритов это внимание ко мне задевает внутри какую-то тревожную струну, которая не дает рядом с ним расслабиться.

Перевожу глаза на Градского.

Он прищуривается, не сводя с меня пристального взгляда.

Мне хочется заявить, что я его не преследую, но при Егоре делать этого ни в коем случае не буду, поэтому прикусываю язык.

Влад даже не делает попытки со мной поздороваться, просто молча закрывает за собой дверь и засовывает руку в карман идеально сидящих серых брюк.

— Ты сегодня за главную? — интересуется Егор.