– Козлина мажористая! Урод, в жопе ноги! – выкрикиваю детские обзывки и тороплюсь скрыться за углом.
Взгляд мажора прожигает спину, кожа между лопатками чешется от неприятного чувства. От ярости спасает звонок телефона, смотрю на экран – Инка собственной персоной.
– Да! – рявкаю в трубку.
– Э, ты чего такая грозная? – чуть не теряет дар речи подружка. – На своих уголовников кричи, а на меня не надо.
– Где ты выдела уголовников? Я в дорожной полиции работаю.
– Да мне фиолетово! Что те, что другие – нарушители порядка. Кто разозлил мою Улю-золотулю?
Детское прозвище прилипло ко мне на всю жизнь. А все из-за глупого спора на уроке биологии. Учитель рассказывал классу о золотых ящерицах Тегу и показывал слайды. Я возьми, да ляпни, что ящерица вовсе не золотая, а просто желтая в черную полоску. Класс разделился на две воюющие стороны. Одна утверждала, что кожа ящерицы напоминает цвет сусального золота, а другая соглашалась со мной.
– Ну, что ж, Уля-золотуля, – подвела итог учитель. – Урок сорван, тема не изучена. Теперь тебе придется сделать презентацию и рассказать нам обо всех видах золотых животных.
– Да! Клево! – зашевелились предатели-одноклассники.
Свой промах я отрабатывала потом до конца года: наша биологичка не прощала никому срыва собственных уроков, и с ее легкой руки за мной закрепилось ненавистное прозвище.
Вздыхаю, какой смысл воевать с Инкой? Она не со зла, просто язык без костей.
– Есть тут один мажор, пальцы гнет, крутого из себя строит.
– О-о-о! – подружка хихикает. – О-о-о! Может, он запал на тебя?
– Ага! Разбежался! – я сердито пинаю коробку из-под сигарет, попавшуюся на тротуаре. Но боевой дух подружки поднимает настроение.
– Точно, кому он нужен? Да, ты не красотка, но, хотя и пользуешься только пробниками, кожа у тебя отличная! И фигурка ничего, не зря мужики в отделе заглядываются. Особенно этот, гигант Михаил.
– Э, подруга, – спотыкаюсь я. – Ты сейчас мне комплимент сделала или оскорбила?
– Не бери в голову, – так и вижу, как Инна машет руками, словно отгоняет муху. – Ты готова?
– К чему?
– Как к чему? Елки-иголки! Сегодня же концерт Алекса Соло. Забыла, что ли?
– О Боже!
Мажор до того мне затуманил мозги, что я совершенно вылетели из головы купленные давно билеты. Ползарплаты за них отдала, месяц сидела на Ролтоне, и забыла.
– Ворона! Собирайся, встретимся у входа в концертный зал.
Я начинаю метаться. Бросаюсь к остановке – автобуса нет, знакомых тоже не видно. Эх, придется вызывать такси! Вытаскиваю телефон и с болью в сердце открываю приложение. «Денег нет, денег нет, – звенит в голове песенка. – Нету ни шиша!»
Но выбор у меня тоже невелик: пропустить концерт любимого певца не могу, просто не имею права.
Домой влетаю, на ходу скидывая форму. На диван швыряю рубашку, на полу остаются туфли, носки, брюки. Бегаю по квартире, натягивая на себя то футболку, то юбку, потом снимаю все это и ищу другое.
Взгляд натыкается на постеры, которыми увешана вся комната. На одних Алекс стоит в образе: голова запрокинута, пальцы крепко сжимают микрофон. На других он прямо смотрит в объектив камеры. Карие глаза смеются, морщинки разбегаются в уголках, идеально ровные зубы белоснежно блестят.
Подлетаю к одному постеру, нежно целую Алекса в губы.
– Мой красавчик! Наконец-то я тебя увижу!
Бормочу себе под нос и напяливаю новый наряд. В один момент останавливаюсь. Что, дура, делаю? Для кого наряжаюсь? Алекс Соло живет, не знает о моем существовании и никогда не узнает.
Телефон звенит, не замолкая. Вытряхиваю сумочку на кровать: Инка. Знаю, что подружка нервничает, и ничего не могу поделать.
Бросаю обратно телефон, ключи, карты, все лишнее отодвигаю в сторону. Краем глаза цепляю бабушкиного ангелочка, уже заношу руку, чтобы схватить фигурку, но передумываю: пусть лежит дома, чем мне он на концерте поможет? Позволит взять у певца автограф? Да меня даже близко к сцене не подпустят!
К концертному залу подъезжаю в последнюю минуту. Инна уже подпрыгивает от нетерпения и обмахивается веткой. На ней короткая юбка, туфли на платформе и высоком каблуке, грудь обтягивает блестящий топ.
– Улька, ты во что вырядилась? – орет на меня подружка. – Ну, ей богу! Как деревня!
– Сама деревня! Мы идем или нет?
Я на Инку не обижаюсь, она всегда такая. За словом в карман не лезет, может и двинуть, если ее будут переполнять эмоции. Мы со школы дружим, ходили стенка на стенку. Боевая приятельница никому не давала спуску. Мы и в полицию вместе пошли. Только Инну взяли в уголовный розыск, а я попала в дорожную службу.
Мы протискиваемся сквозь толпу, занимаем свои места. И вовремя: только садимся, как раздаются первые аккорды. Я от нетерпения даже привстаю, чтобы лучше видеть.
– Эй, коза, ты здесь не одна! – тут же тычут мне в спину.
– Да пошла ты! – беззлобно отвечаю я.
– Привет, привет, мои фанаты! – на сцену вылетает Алекс. Он в блестящей черной коже, красив невероятно, у меня даже дыхание перехватывает от счастья. – Как сегодня день прошел?
– Хорошо, – ревет зал. – Мы тебя любим!
По рядам идет волнение. Фанатки вскакивают, растягивают приветственные баннеры, щелкают трещотками, визжат и кричат. Рядом девчонка плачет в голос.
– Я его люблю! Жить не могу! Что же делать?
Общее настроение передается и мне. Я вдруг тоже вскакиваю, слезами умиления наполняются глаза. Алекс вот, совсем близко, живой, его можно коснуться, заглянуть к нему в глаза, попросить автограф.
А дальше начинается волшебство. Музыка гремит, плачет и смеется, проникает в самое сердце, наполняет каждую клеточку тела любовью и обожанием. Я уже не замечаю, как вместе со всеми вскакиваю, взвизгиваю, кричу от восторга. Рядом беснуется Машка. Она еще большая фанатка Алекса. Мы даже состоим в его клубе, постим фото и видео, делимся мыслями и подарками.
Концерт заканчивается всеобщей истерией.
– Пойдем к сцене, – зовет Инка.
– Не пробьемся.
– Не ссы! Где наша не пропадала?
Она хватает меня за пальцы и тянет вниз. Нас удается пробиться сквозь толпу спятивших от любви малолеток, кто-то толкает меня, я оборачиваюсь и встречаюсь взглядом с мажором.
Меня словно бьют ножом в грудь. Такое равнодушие наваливается, такая скука! Я удивленно смотрю на беснующихся фанаток и не понимаю, что делаю в этом зале.
Зато мажор срывается с места. Он бросается к певцу и сжимает его в объятиях.
– Нет! – дружный вопль несется по залу. – Нет!
– О боже! Какой кошмар! Этот Алекс еще и с голубизной.
Я кручу пальцем у виска, так и знала, что мажорик того же поля ягода, пожимаю плечами и бегу к выходу.