Бумажная звезда

Глава 1

1979 год

Вера Браун сидела за письменным столом и увлеченно работала над воскресным рассказом в картинках, который назывался «Приключения Дианы Старр». Диана была девушкой легкого поведения из Лондона. Вера плохо представляла себе, что такое «девушка легкого поведения», но было в этом что-то привлекательное, возбуждающее и волнующее, одним словом, то, чего так не хватало самой художнице.

Диане, как и Вере, семнадцать лет, но на этом их сходство заканчивается. Диана — высокая, стройная, с тонкой талией и пышной грудью. Ее пышные светлые волосы тяжелой копной падают на плечи. Диана почти красавица или сможет таковой стать, как только Вера окончательно придумает ей лицо, и, уж конечно, она девушка супермодная.

Сегодня на ней черная кожаная мини-юбка, шелковая блузка с таким глубоким вырезом, что захватывает дух, — короче, все то, что хотелось бы носить самой Вере, но что ей не разрешали покупать и что она сама никогда бы не осмелилась надеть.

На последнем рисунке Диана, уперев руки в бока, с вызывающим видом смотрела на большой особняк с много-. численными колоннами, башнями, фронтонами и ярко сверкающими окнами Еще несколько штрихов, и появилась вереница роскошных машин, по очертаниям легко было догадаться, что это не что иное, как «роллс-ройсы» и «ягуары». Диана собиралась произвести фурор на приеме, который давал в честь совершеннолетия своего сына Александра лорд Адольфус Крисос, магнат и миллиардер.

Вот уже месяц, как Вера работала над рассказом «Приключения Дианы Старр» и очень гордилась своими рисунками: они были выполнены профессионально, с правильным соблюдением светотени и представляли собой «крупный план», «общий план» и «изображение в виде силуэта». Еще немного поработать, и можно предложить свой рассказ в картинках какому-нибудь издательству. Только бы удалось правильно схватить облик Дианы.

Снова и снова Вера рисовала лицо, которое никак ей не давалось, несмотря на то что она его ясно видела и знала, что такая девушка реально существует. Почему-то все время хотелось сделать лицо Дианы похожим на свое, но это было бы большой ошибкой, так как, даже сильно приукрашенное, оно не могло стать лицом ее персонажа.

Диана была богатой, шикарной и красивой. Она жила одна в роскошной квартире в фешенебельном районе, которая досталась ей после гибели обожаемых родителей в авиакатастрофе над Атласскими горами. Уж такая красавица, как Диана, никак не могла жить со стареющими отцом и матерью в маленьком, жалком пригородном домишке, рядом с Орпингтоном, графство Кент.

Все, что бы ни делала Диана, было полно очарования.

Она поздно вставала и вместо завтрака пила черный кофе.

Днем ходила по дорогим магазинам, посещала художественные выставки, фотографировалась для раздела «светской хроники» многих газет. По вечерам пила шампанское в ресторане отеля «Ритц», затем с кем-нибудь из своих многочисленных поклонников отправлялась на званый вечер или прием. По первому желанию она летела отдохнуть на юг Франции и очень любила гонять на бешеной скорости в своем шикарном автомобиле «астон мартин». Единственное, чего никогда не делала Диана, так это не ела все подряд, поэтому-то и была такой изящной.

В этом ее большое отличие от самой Веры, постоянно жевавшей и оттого страдавшей от излишнего веса. Даже чересчур излишнего.

«Обычный аппетит подростка», — говорила мама. «Вера, ты должна непременно сесть на диету», — говорил доктор Уилер.

Доктор Уилер был наполовину американцем, но мама не доверяла американцам из принципа. Игнорируя тот факт, что отец доктора англичанин и, следовательно, таковым являлся и сам доктор, мама не уставала повторять: «Все американцы просто помешаны на диетах». А самому Уилеру отвечала: «Придет время, и она похудеет. Это просто подростковая полнота».

Вере нравился доктор Уилер, нравились его дружелюбие, простота в общении, заразительный смех. Ей особенно нравилось, что он воспринимает ее как вполне самостоятельную личность, способную на собственные мысли и чувства, а не относится к ней как к глупой расплывшейся девице.

— Что за книга? — спросил ее как-то доктор, застав одну в гостиной за чтением.

— «У подножия вулкана», — ответила Вера, показывая книгу.

— Господи, Вера! — воскликнул он, посмотрев на нее с неподдельным интересом. — И что ты о ней думаешь?

— Я не все понимаю, — ответила Вера, — но это не имеет значения. Книга мне нравится, и в ней все так… — она задумалась, подыскивая подходящее слово, — ..все так не похоже на нашу жизнь.

После этого разговор перешел на книги, что для Веры было гораздо важнее, чем постоянные разговоры с матерью о проблемах подросткового возраста. Доктор Уилер спросил, не мечтает ли она стать писательницей. Вера покачала головой. Возможно, доктору Уилеру показалось, что девушка вынашивает такую мечту. Затем он поинтересовался, не ведет ли она дневник, что могло бы ей пригодиться в будущем.

— Это не записи, а рисунки, — призналась Вера, впервые открывая постороннему человеку свой секрет.

С каждым днем мама все больше ненавидела доктора Уилера, понимая, какое огромное влияние тот оказывает на ее дочь.

— Будь с ним осторожна, молодая леди, — говорила она. — Доктор преследует свои собственные цели. Все американцы одинаковы. — И добавляла с презрением:

— Он не только американец, но еще и из Калифорнии.

Для нее Калифорния ассоциировалась с Голливудом, который, в свою очередь, был воплощением Содома и Гоморры.

Маму успокаивало только то, что доктор Уилер пробудет в их стране года два-три, ну от силы пять лет, а затем вернется туда, откуда приехал, и оставит их в покое.

— Чай готов, дорогая, — услышала Вера голос матери, словно прочитавшей ее мысли.

— Вот черт! — в сердцах воскликнула Вера, отбрасывая ручку с пером. Девушка ненавидела эти чаепития. Каждый день она клялась себе, что не положит в рот ни крошки бисквита, и каждый день нарушала данную клятву. Папа, который считался инвалидом, поднимался к чаю, и мама устраивала из этой церемонии целое представление.

Она, переодевшись в лучшее коричневое с белым платье и серый вязаный кардиган, усаживалась во главе стола и разливала из серебряного чайника, принадлежавшего еще бабушке, душистый чай, передавая Вере самые разнообразные булочки, пирожные, печенье и бутерброды.

А Вера ела и ела. Такая сосредоточенность на еде помогала игнорировать рассказы отца о его самочувствии и вздохи мамы по этому поводу. У папы были гипертония, бессонница, закупорка вен, непроходимость кишечника и множество других самых разнообразных болезней, и он почти постоянно лежал в окружении лекарств и медицинской аппаратуры на своей кровати в дальней комнате на первом этаже, поднимаясь только к чаю.

Вера не разделяла озабоченности матери по поводу здоровья отца. К ее стыду, все в ней восставало против такой демонстрации своего нездоровья, и чтобы заглушить в себе стыд, девушка машинально ела все, что попадалось под руку.

Сегодня, как, впрочем и всегда, она ела, не замечая вкуса еды.

После чая отец возвращался к себе в комнату, измерял температуру и давление, записывал показатели в дневник, чтобы утром сообщить их по телефону доктору Уилеру. Трубку снимала медсестра, вежливо, но без особого энтузиазма принимавшая эти данные. По мнению мамы, сестра была такой же бессердечной, как и сам доктор Уилер.

Вера помогла матери вымыть посуду и приготовить ужин, затем тоже ушла в свою комнату. У нее оставался еще час свободного времени до того, как приготовить отцу ванну и перестелить ему постель.

Она глядела на лежавший на столе рисунок с изображением Дианы Старр, которая с победоносным видом стояла перед роскошным особняком лорда Адольфуса.

Вера принялась раздеваться, предварительно перевернув рисунок. Что подумает о ней Диана?

Девушка посмотрела на свое отражение в зеркале: юная грудь уже заплыла жиром, на животе складки, выпирающие ягодицы. Вера заплакала. Как, должно быть, Диана презирает ее! Но что она может с собой поделать?

Вера не могла понять, почему ее всегда тянет есть, даже когда отступает чувство голода.

Презирая себя. Вера выдвинула ящик стола и достала стратегические запасы. Затем стала поспешно засовывать в рот шоколадные батончики «Марс», наблюдая в зеркало, как приторная масса растекается по губам, течет по подбородку, смешиваясь с потоком слез.

Как же девушка ненавидела все это! Ей совсем не хотелось быть Верой Браун. Вот бы стать Дианой! Вера продала бы душу дьяволу, лишь бы денечек провести с Дианой Старр.

Компания «Тредвелл комьюникейшенз нетворк» занимала сороковой этаж небоскреба на Мэдисон-авеню.

Главный вход с неоклассическими фронтонами и дверями высотой в двадцать футов, сделанными из двухдюймового стекла с бронзовыми переплетами, вел в просторный мраморный вестибюль, заполненный снующими от дверей к лифтам и обратно людьми.

Приемная администрации компании располагалась на тридцать девятом этаже и представляла собой просторное, застланное зеленым ковровым покрытием помещение, в котором нежные звуки транслируемой по радио музыки перемежались с телефонными звонками и гулом работающих лифтов.

Дверь одного из них бесшумно открылась, и оттуда вышел подросток с черными, длиной до плеч волосами. Он был приятной наружности, с тонкими чертами лица и темными, полными тревоги глазами. Его загар резко контрастировал с мертвенно-бледными лицами жителей зимнего Нью-Йорка.

Легкой, изящной походкой он подошел к выполненной из огнеупорной пластмассы стойке секретаря. Женщина лет тридцати, вышколенная, с бесстрастным, застывшим лицом, наводившим на мысль, что и она также является частью мебели, холодно посмотрела на него.

— Пожалуйста. Мне хотелось бы повидаться с мистером Тредвеллом, — сказал подросток и поспешно, словно опасаясь, что она не знает имени президента своей компании, добавил:

— мистером Слоуном Сент-Джоном Тредвеллом.

— Да, сэр, — ответила секретарь с заученной профессиональной улыбкой. — Попробую выяснить, на месте ли он.

Как о вас доложить?

— Скажите, что его сын хотел бы с ним увидеться.

— Присаживайтесь, пожалуйста.

Секретарь сняла трубку белого телефона и доложила:

— Здесь сын мистера Тредвелла.

Мальчик не сел, как было предложено, а продолжал стоять, переминаясь с ноги на ногу и глядя на секретаря потемневшими от волнения глазами.

— Мне очень жаль, — сказала женщина, положив трубку, — но он сейчас на совещании. Мисс Геррити сказала…

Всегда одна и та же история: никому нельзя беспокоить президента компании, когда тот на совещании, особенно членам его семьи с их мелкими будничными проблемами.

Но на этот раз случай особый. Дело очень важное и не терпит отлагательства. Отец скоро сам убедится в этом.

Мальчик извлек из кармана узких джинсов вскрытый конверт.

— Мне не нужна мисс Геррити, — сказал он. — Я хочу лично переговорить с отцом.

— Нет, сэр. — Секретарь подняла руку, как бы защищаясь от назойливого посетителя. — Мне сказали, чтобы вы ждали здесь. Мисс Геррити появится с минуты на минуту.

— Не обращайте на меня внимания. Я сам знаю дорогу.

Мальчик решительно направился в коридор, ведущий к личному лифту президента компании, чтобы подняться в его офис, расположенный на крыше небоскреба.

Он нажал на кнопку, но дверь лифта не открылась.

— Послушайте! — закричал он. — Лифт не работает!

— Я знаю, мистер Тредвелл.

— Вы не могли бы пустить его? — попросил мальчик, стараясь быть вежливым.

— Мне очень жаль, мистер Тредвелл, но я не могу этого сделать. — Секретарь изобразила на лице вежливую улыбку и предложила:

— Не хотите ли присесть и почитать журнал?

У нас есть «Роллинг стоун»…

От злости лицо мальчика начало покрываться красными пятнами. Опять они не хотят впускать его, но ведь сегодня такой важный день. Неужели они не понимают?

— Мисс Геррити уже спускается, — сказала секретарь. — Пожалуйста, присядьте.

Мальчик открыл было рот, чтобы высказать все, что думает, но в последний момент передумал и взял себя в руки.

Что толку устраивать скандалы? Мисс Геррити не любит его, так как считает причиной всех неприятностей его отца, но она хорошая секретарша и только выполняет свою работу. Она передаст письмо отцу, и тогда мистер Слоун Сент-Джон Тредвелл поймет свою ошибку.

Отойдя от стойки секретаря, мальчик опустился в одно из уютных, обить серым бархатом кресел, расположенных вокруг стеклянного стола, на котором стояла белая керамическая ваза с утопающими во мху цикламенами. Вокруг вазы были разложены красочные журналы на любой вкус.

Нарочито вздохнув и закинув ногу на ногу, мальчик откинулся в кресле и стал разглядывать залитый электрическим светом потолок. Минуту спустя он съехал на краешек кресла и зажал руки между ног. Покачавшись из стороны в сторону, юный Тредвелл, вместо того чтобы читать «Роллинг стоун», как ему было предложено, вытащил из кармана солидный конверт и вновь принялся изучать письмо.

Еще через пять минут к нему подошла женщина средних лет в опрятном синем костюме и белой с большим бантом блузке.

— Господи, Джуниор[4]! Какая неожиданность!

Мальчик вскочил, задыхаясь от возмущения: он ненавидел, когда его так называли.

— Добрый день, мисс Геррити, — последовал вежливый ответ.

Между тем секретарша отца сразу бросилась в атаку.

— Что ты делаешь в Нью-Йорке? — потребовала она ответа.

— Я хочу повидаться с отцом.

— Твой отец очень занятой человек. Почему ты не в школе?

— Потому что я убежал.

— О, Джуниор, опять! Как ты можешь?

— Это пустая трата времени. Я много раз говорил об этом.

Он понимал, что выглядит глупо, но ничего не мог с собой поделать. Мисс Геррити всегда отмечала только его отрицательные качества.

Юный Тредвелл наперед знал все, что сейчас будет сказано, и приготовился выдержать любые упреки. Он в третий раз сбежал из средней подготовительной школы. «Как необдуманно ты поступил, ведь твой отец приложил столько сил, устраивая тебя туда», — затянет она свою песню.

Мальчик прекрасно знал ход мыслей мисс Геррити: «Ты имеешь все самое лучшее. Лучшие школы, лагеря, путешествия, лечение, лучшие игрушки. Где же твоя благодарность?

Отец тебя так любит, а ты?»

И он, в свою очередь, затянет в ответ: «Как он может так говорить, если совсем не видит сына? Я не хотел уезжать из дома, но меня каждый раз отсылали все дальше и дальше, пока я не оказался в Санта-Барбаре, так далеко, что порой кажется, будто я живу в другой стране. У меня не было случая доказать ему, на что я способен».

Но, возможно, на этот раз все будет по-другому. Сейчас отец удивится и останется доволен. «Ему придется отнестись ко мне серьезно, и у него найдется для меня время, — думал мальчик. — Сейчас, когда компания открывает новую серию ночных передач, там найдется работа и для меня».

Стоило только подумать об этом, как на следующий же день пришло письмо. Это хорошее предзнаменование.

— Я не хочу больше ходить в школу, — ответил он. — Я хочу работать здесь, рядом с отцом. У меня для него кое-что есть.

Тредвелл-младший протянул письмо, но мисс Геррити его не взяла.

— Джуниор, будь разумным. Отец не может тебя сейчас принять. У него важное совещание, а в пять тридцать он вылетает в Японию.

— Я не отниму много времени и могу проводить его в аэропорт.

— Но и по пути туда у него назначена важная встреча.

— Мое дело тоже очень важное.

Мальчик буквально сунул в руки мисс Геррити письмо, чтобы та увидела, что оно пришло от главного редактора журнала «Страшные рассказы».

Юный Тредвелл следил, как секретарша отца пробегает по строкам глазами.

— Понимаете теперь? — спросил он.

В этом письме редактор благодарил за присланный в журнал рассказ и сожалел, что в данный момент редакция не может опубликовать его, но впредь просил присылать все, что будет написано. Мальчик пальцем ткнул в строку, где говорилось «все, что будет написано».

— Им понравился мой рассказ.

— Но они же не купили его.

— Пока нет, но… — Для большей убедительности он повысил голос:

— Но обязательно купят.

— И ты проделал такой долгий путь из Санта-Барбары, чтобы показать это письмо отцу? — с неосознанной жестокостью спросила мисс Геррити. — Ну хорошо, — добила она с покорным видом, — я покажу его. Жди меня здесь.

Прошло десять долгих минут, в течение которых мальчик без дела слонялся по приемной, разглядывая висевшие на затянутых зеленой материей стенах фотографии кинозвезд и других знаменитостей. Не выдержав, он встал перед закрытой дверью, ожидая решения своей судьбы.

По радио звучала тихая музыка, сначала мелодии из мюзикла «Моя прекрасная леди», затем из «Вестсайдской истории».

Наконец вернулась мисс Геррити, по-прежнему держа в руках письмо и еще какой-то толстый конверт.

— Ну? Что он сказал?

— Ты должен немедленно вернуться в Калифорнию. Отец позвонил директору, в школе готовы принять тебя обратно.

Потрясенный, он смотрел на мисс Геррити широко раскрытыми глазами.

— Но неужели он не понимает? Я не хочу туда возвращаться. Что отец сказал о письме?

— Ничего.

— Вы хотите сказать, что он даже не прочел его?

— Я предупреждала тебя, Джуниор. У него нет времени.

Мистер Тредвелл уже опаздывает. — Мисс Геррити протянула ему конверт. — Это на расходы. Думаю, вполне достаточно.

Мальчик вынул из конверта деньги и тщательно пересчитал. Десять новеньких купюр по сто долларов каждая.

— Тысяча баксов, — спокойно констатировал он. — Что же, этого вполне достаточно.

— Очень щедро, — заметила мисс Геррити.

Он положил деньги обратно в конверт. Лицо его побледнело, он тяжело дышал.

— Передайте моему отцу, что мне нужно было всего пять минут его драгоценного времени, а не эти проклятые деньги.

Он разорвал конверт на две аккуратные половинки, которые бросил на пол к ногам мисс Геррити, обутым в изящные коричневые туфли.

— И не смейте называть меня Джуниор! — прокричал он.

Злой и униженный, мальчик бросился к лифту, который спустил его в вестибюль. Расталкивая людей, не обращавших на него ни малейшего внимания, он бросился к выходу, чувствуя, как рыдания душат его, а из глаз вот-вот потекут слезы. Это заставляло его чувствовать себя еще более жалким и униженным в глазах окружающих. Но напрасно он так распалялся — никому не было до него никакого дела. С таким же успехом он мог быть человеком-невидимкой.

«Фил сандвич шоп» — небольшой ресторанчик, где Джо-Бет Финей работала пять дней в неделю после школы и один полный день в субботу, располагался на главной и единственной улице маленького городка Корсика. Здесь находились автозаправочные станции, закусочные, магазины и молельный дом сестер-евангелисток, где мать Джо-Бет проводила все свободное время, отработав горничной в мотеле, расположенном на границе двух штатов. С тыльной стороны ресторана не было ничего, кроме пыльного двора да покосившегося забора, за которым на тридцать миль вокруг простиралась выжженная солнцем земля, поросшая редкими карликовыми деревьями и колючим кустарником. Лишь перекати-поле, подстегиваемые порывами ветра, носились со скоростью урагана из одного конца в другой.

Джо-Бет было семнадцать лет. Ростом в пять футов, с выгоревшими на солнце светлыми волосами она могла показаться стороннему наблюдателю просто хорошенькой, но тот, кто приглядывался к ней повнимательнее и замечал блестящие светло-серые глаза, смело называл девушку красавицей, с чем, впрочем, сама Джо-Бет никогда бы не согласилась. Она привыкла, что ее всю жизнь сравнивают с Мелоди Рос, старшей сестрой, а Мелоди, как всем хорошо известно, самая что ни на есть красавица.

Джо-Бет всю свою жизнь прожила в Корсике, штат Техас. Городок Амарилло, расположенный в тридцати пяти милях, был для нее большим городом, а Даллас, удаленный за сто миль, чуть ли не концом света, но Мелоди Рос умудрилась забраться еще дальше, в Нью-Йорк. Сейчас она известная модель, а ее фотографии печатают в самых лучших журналах.

В это утро Джо-Бет, облаченная в розовую нейлоновую униформу официантки, рассматривала глянцевые страницы, где на фотографиях рыжеволосая манекенщица демонстрировала последние модели одежды.

К ней подошла Чарлина, полноватая девушка лет на шесть старше Джо-Бет, и, завязывая на голове розовый бант, посмотрела через ее плечо в журнал.

— Хорошенькая, но, поверь мне, совершенно не похожа на Мелоди Рос, — констатировала Чарлина.

— Скажешь тоже, — возразила Джо-Бет. — Это самая что ни на есть Мел.

Ну конечно же, это Мелоди, ее родная сестра, топ-модель, работающая в «Экзотика инкорпорейшн», всемирно известном модном агентстве.

— Но у этой рыжие волосы, — не сдавалась Чарлина.

— Ну и что? — Джо-Бет начала сердиться. — Может, она их покрасила или надела парик?

Мелоди Рос писала редко, а если и писала, то присылала письма на адрес ресторана и никогда не направляла домой, боясь, что их прочтет Флойд или ему расскажет о них мать, которая в надежде, что муж перестанет ее бить, никогда ничего от него не утаивала.

В доме запрещалось говорить о Мелоди Рос. Та сбежала из дома в прошлом году после очередного скандала с Флойдом.

Единственным, Кто знал, что произошло, был соседский мальчик, слышавший ужасные крики и рассказавший обо всем Джо-Бет.

— Они выкрикивали такие страшные вещи, что просто ужас. Потом твой отчим ей так всыпал, что Мел долго верещала. Потом Флойд ушел на работу, а она схватила сумку и убежала. Я все видел.

Обнаружив, что Мелоди сбежала, отчим разозлился так, что его чуть не хватил удар. Он топал ногами и орал как сумасшедший: «И это после всего, что я для нее сделал! Я растил ее как собственную дочь!»

Флойд обвинил мать в том, что та помогла Мелоди сбежать, и влепил увесистую пощечину.

— Не смей ее трогать! — закричала Джо-Бет. — Она ничего не знала!

— Заткнись! Как ты смеешь кричать на отца!

— Ты мне не отец. У нас нет ничего общего. Попробуй только еще раз тронуть маму, и я не знаю, что сделаю! Ты настоящий сукин сын!

У матери еще долго красовался синяк под глазом, она с трудом могла шевелить распухшими губами, но считала, что Иисус послал ей Флойда во испытание и она обязана молча нести свой крест.

Целых три месяца Джо-Бет волновалась за Мелоди. Куда та пропала? Что с ней случилось?

С четырнадцати лет Мелоди мечтала стать высокооплачиваемой моделью где-нибудь в Нью-Йорке. Может, сейчас она уехала именно туда? Но где взяла деньги? Кто ей помог?

Наконец Мелоди прислала открытку. Сестра была здорова, снимала квартиру и работала. Джо-Бет с облегчением вздохнула. Спустя несколько месяцев пришли еще две открытки. Одна с видом Эмпайр-стейт-билдинг, другая с видом Манхэттена на фоне закатного неба. Мелоди начала работать моделью в известном агентстве. Нью-Йорк ей очень нравился.

Три открытки за девять месяцев — это, конечно, мало.

Джо-Бет хотелось, чтобы сестра писала почаще, хотелось знать о ней все: как живет, с кем проводит время, кто ее друзья?

И вот сегодня наконец пришел увесистый пакет, в котором был журнал, да еще какой. Вне всякого сомнения, это Мелоди, красивая и уверенная, демонстрирует роскошную одежду.

Джо-Бет ни на минуту не усомнилась, что на фотографиях ее сестра.

— Чар, не будь дурой. Зачем Мел присылать мне журнал, если на снимках кто-то другой?

Увидев фотографии Мелоди Рос, Джо-Бет пришла к выводу, что все на свете исполнимо, и начала фантазировать: как только она окончит школу, то навсегда уедет из Корсики, подальше от Флойда. Она отправится в Нью-Йорк и будет жить с Мелоди. В Нью-Йорке полно дорогих ресторанов, где можно работать официанткой, заработать кучу денег и забрать маму к себе.

Бедная мама когда-то была хорошенькой. На старой фотографии она, смеющаяся, запечатлена в цветастом платье и с двумя маленькими дочерями на руках. Тоненькая, похожая на жеребенка девочка с серьезным лицом, сама Джо-Бет. Мелоди Рос, вся в кудряшках и бантиках, ухватившись за мамино платье, победоносно смотрит прямо в камеру.

Мелоди Рос всегда была самой красивой в их семье. Мама часами расчесывала ей волосы, часто меняла платья, приговаривая при этом, что она вылитая Ширли Темпл.

Отец сделал снимок незадолго до того дня, как ушел, Однажды утром он сел в свой серебристо-голубой «кенвуд» и навсегда исчез из их жизни. Джо-Бет тогда было пять лет, и до семилетнего возраста она не переставала спрашивать маму, почему папа ушел? Почему оставил их? Когда вернется? В доме не осталось фотографий отца, и мать никогда его не вспоминала. Джо-Бет уже не помнила, как он выглядел, но хорошо помнила, как страдала. Она и сейчас продолжала страдать, вспоминая его, особенно на Рождество и в день рождения. Ее рана до сих пор не затянулась.

Вскоре мама вышла замуж за Флойда, который бил ее, когда напивался, а иногда и просто так, под горячую руку.

— Почему ты вышла за него замуж? — не переставала удивляться Джо-Бет, требуя ответа.

— Женщине нужен мужчина, дорогая, — отвечала мать, которая давно перестала улыбаться, и Джо-Бет не могла понять, зачем ей нужен такой страшный человек. Неужели она не понимает, что без Флойда им всем было бы гораздо лучше?

Как Джо-Бет хотелось, чтобы мама снова стала улыбаться. Девушка поклялась себе, что заберет ее в Нью-Йорк и сделает счастливой. Ей не придется больше работать, у нее будет много красивых вещей.

Однако ее сбережения росли очень медленно. Флойд знал, сколько Джо-Бет зарабатывает, и требовал, чтобы все до копейки оставалось дома, приговаривая при этом, что она ему многим обязана. Слава Богу, что отчим не догадывался о чаевых. «Ты могла бы зарабатывать гораздо больше, если бы правильно себя вела», — любила повторять Чарлина.

— Позволять хватать себя за задницу? — отвечала Джо-Бет. — Нет уж, спасибо.

— Однако не обязательно вести себя, как королева, — настаивала Чарлина. — Что ты строишь из себя девственницу?

— Но именно таковой я и являюсь. Это что, преступление?

Чарлина с недоверием уставилась на нее:

— Вот это да! Кто поверит, зная, что вы с Мел сестры!

Время шло, и чаевые росли, хотя Джо-Бет не поощряла посетителей, но не могла же она запретить мужчинам пялить на нее глаза.

— Что же тут удивительного, дорогая? — говорила Чарлина. — Ты взрослеешь, и у тебя формируется фигура. Не говори только, что ничего не замечаешь.

Джо-Бет краснела. Она и сама это чувствовала. За последний год ее фигура сильно изменилась. Налившаяся грудь, став высокой и крепкой, распирала платье, и Джо-Бет старалась сделать ее менее заметной, прикрывая скрещенными руками или подносом.

— Напрасно стараешься, — говорила Чарлина. — Они все видят. У них глаза, как радары, мужчин не проведешь.

— Похоже, что так, — отвечала Джо-Бет, пугавшаяся своего нового тела, на которое бросал плотоядные взгляды и отчим, однажды жестоко избивший их с Мелоди за компанию с матерью.

Сейчас, оглядываясь назад, она считала, что побои ничто по сравнению с его вкрадчивым голосом и жадными руками.

Джо-Бет старательно избегала отчима. Она проводила на работе все свободное время и экономила на чем могла, стремясь сберечь побольше денег.

— Слушай, Джи Би, — говорила Чарлина, — почему бы нам не пойти куда-нибудь развлечься? Сколько можно сидеть дома, когда вокруг немало интересных мест?

— Да, — соглашалась Джо-Бет, . — я знаю.

А про себя думала: «Это Нью-Йорк».

Чтобы всегда иметь пример перед глазами, Джо-Бет рискнула повесить над своей кроватью фотографию сестры.

На снимке Мелоди Рос в сногсшибательном синем жакете с блестящими медными пуговицами и элегантных белых слаксах стояла на палубе яхты, и ветер развевал ее волосы. Она улыбалась красивому мужчине в голубой, под цвет глаз, рубашке. Лежа в постели, Джо-Бет рассматривала фотографию и представляла себя на месте Мелоди. «Неужели я никогда не увижу моря?» — думала она.

— Это еще что такое? — возмутилась мама, заметив снимок.

— Просто фотография из журнала, — ответила Джо-Бет. — Мне она очень нравится.

Мать поджала губы, явно не одобряя выбора дочери.

— Все эти ребята гомосексуалисты, — вымолвила она наконец, обойдя молчанием девушку, похожую на Мелоди Рос.

И Джо-Бет совершенно успокоилась: уж если мать не узнала свою дочь, то нечего беспокоиться, что ее узнает отчим.

Глава 2

Это был один из январских дней, среда. Порывистый ветер гнал по небу длинные темные тучи, из которых временами сыпал теплый, словно апрельский, дождик. В этот день, какой-то странный, тревожный, не по сезону весенний, жизнь Веры изменилась раз и навсегда.

Доктор Уилер открыл дверь кабинета, собираясь на обход, и увидел Веру, пришедшую за рецептами для отца. Доктор был без пиджака, в бежевых твидовых брюках и просторном рыбацком свитере из ирландской шерсти, короче говоря, в той самой одежде, которая так не нравилась Вериной матери. По ее понятиям, доктор не должен одеваться так, словно намерен поиграть в футбол, покопаться в саду или покататься на яхте.

Доктор Уилер был довольно симпатичным, по крайней мере так считала Вера. Рыжеволосый, с зелеными глазами, с готовой на все случаи жизни улыбкой, он был очень приятным, жаль только, немного староватым, что-то около тридцати пяти лет, но, впрочем, сама Вера об этом не задумывалась. Она часто спрашивала себя, нашла бы его симпатичным Диана или нет. Пожалуй, для Дианы он слишком энергичен, да к тому же ее могли заинтересовать только специалисты с Харлей-стрит, а не какой-то там провинциальный доктор, даже родившийся в Америке.

Увидев Веру, доктор улыбнулся:

— Привет, Вера.

Он распахнул дверь и почти втолкнул девушку в кабинет.

— Я рад, что ты забежала. Мне надо с тобой поговорить.

Ты действительно считаешь, что так нужна им? Ты когда-нибудь выходишь из дому? Бегаешь на свидания? У тебя есть мальчик?

Вера покраснела.

— Конечно же, нет, — ответила она с возмущением.

Сейчас девушка просто ненавидела доктора Уилера. Как он может задавать такие ужасные вопросы? Это жестоко с его стороны.

Доктор вздохнул:

— Вера Браун, ты сама себе злейший враг. Не красней и не отводи взгляд. Посмотри на меня.

Вера подняла глаза. Ей стало жарко, внутри все горело от возмущения. Доктор Уилер очень внимательно изучал девушку. Его глаза, опушенные длинными белесыми ресницами, не мигая, уставились на нее.

— У тебя должен быть мальчик. Ты должна работать, должна многому научиться, просто обязана. Твой отец вовсе не болен. Он переживет нас всех, вместе взятых.

— Что вы говорите! — закричала Вера. — Он же инвалид!

Доктор Уилер оставил ее замечание без внимания.

— Ты счастлива дома? — спросил он.

— Счастлива? — Вера пожала плечами. Девушка никогда не думала об этом. — Полагаю, что да.

— Почему ты не придерживаешься диеты, которую я тебе дал?

— Я это делаю!

— Не считай меня идиотом, — почти грубо заметил доктор Уилер. — За последний месяц ты прибавила в весе.

— Это подростковая полнота. Мама говорит…

— Возможно, мне стоит свернуть шею, потому что я говорю о вещах, которые меня не касаются, но послушай, Вера, ты когда-нибудь задумывалась, почему мама не хочет, чтобы ты похудела?

Только в середине дня, когда отец, как обычно, дремал в своей комнате, а мама ушла в магазин. Вера смогла спокойно обдумать слова доктора.

Она села за стол, разложив перед собой последние рисунки с изображением Дианы, которая была на приеме в советском посольстве. На ней узкое, облегающее фигуру черное платье, а роскошные волосы заплетены в косу. Она вызвала подозрение у Юрия Андреева, сотрудника КГБ, человека лет тридцати, с жестким лицом…

Вера разглядывала рисунки и никак не могла сосредоточиться: из головы не выходил разговор с доктором Уилером.

— Какие у тебя планы, Вера? — резко спросил он.

— Планы? — От удивления девушка захлопала ресницами.

— Я имею в виду планы на будущее. Тебе почти восемнадцать. Что ты собираешься делать?

— В каком смысле? — смущенно спросила она.

Доктор побарабанил пальцами по столу.

— Я говорю о твоей карьере. Если ты не хочешь поступать в колледж, то, может быть, начнешь работать?

— Я… Я как-то не думала об этом.

— Почему?

— Я нужна дома.

«Я не знаю, что бы без тебя делала, Вера, — прозвучал в ушах голос мамы. — Ты так нам нужна, дорогая».

— Во всяком случае, я ничего не умею делать, — ответила Вера, раздумывая. И это было правдой. Вера не кривила душой. Она не умела даже печатать, но у нее было хобби: рисовать. Об этом знали все.

Доктор наклонился, взял Веру за подбородок и заглянул ей в глаза. Вид у него был очень серьезный.

— У тебя приятные черты лица, хорошее сложение и замечательные глаза. В тебе сидит очень привлекательная девушка, но ты не даешь ей проявиться. А она заслуживает лучшей участи. Помочь ей можешь только ты.

Вера рассеянно пририсовала советскому послу маленькую бородку и ряд орденов, но в голове все еще звучал голос доктора.

— Твой мирок слишком узок, Вера, и будет еще уже, когда отец совсем состарится. Ты должна жить настоящей жизнью, а не подменять ее прочитанным в книгах или выдумывать собственные рассказы, — говорил Уилер и вдруг предложил уж совсем из ряда вон выходящее:

— Ты не хотела бы поработать за границей у одной супружеской четы?

Там не требуется особого умения. Думаю, это поможет тебе расправить крылья, а там… кто знает? Если хочешь, я могу помочь, у меня есть связи.

У Андреева, сотрудника КГБ, густые брови, плотно сжатые губы и высокие скулы. Вере хотелось сделать посла зловещим, но не лишенным сексуальной привлекательности, поэтому девушка нарисовала ему нижнюю губу более полной и чувственной.

Вере было над чем подумать. Все как-то смешалось. В голове полная путаница, на сердце тревога. «Почему мама не хочет, чтобы я худела?» — задавалась она вопросом.

И внутренний голос холодно отвечал: «Тебе не разрешают иметь мальчика, выходить из дома, работать — и все это только для того, чтобы ты всегда оставалась дома и ухаживала за ними, когда они совсем состарятся».

На следующий день за завтраком состоялся следующий разговор.

— Твоя любимая картофельная запеканка! — жизнерадостно провозгласила мама. — За то, что ты такая хорошая девочка и всегда помогаешь маме.

Вера съела мясную начинку, а картофельное пюре отодвинула на край тарелки. Мама моментально обиделась.

— Я готовила ее специально для тебя, — сказала она с оскорбленным видом.

— Доктор Уилер говорит, что мне нельзя есть продукты, в которых много крахмала.

— Ох уж этот доктор! Что он понимает? У него никогда не было детей. Он даже не женат. Отчего это тебе уделяется столько внимания? Мне это совсем не нравится и кажется противоестественным.

— Ма, но он же доктор.

— А я твоя мать.

— Но я хочу похудеть.

— Станешь постарше и похудеешь.

— Но мне почти восемнадцать.

«В это время другие девочки уже хорошо одеваются, ходят с мальчиками в кино и на танцы», — промелькнуло у Веры в голове.

— Я не позволю ему вмешиваться. Я сама знаю, что для тебя лучше. Немедленно очисти тарелку.

— Нет, ма. Мне очень жаль.

— Вера! — Лицо матери покраснело, на нем появилась жалкая улыбка. — Наступит день, и ты пожалеешь об этом, но будет поздно.

Впервые в жизни дочь не бросилась на колени, вымаливая прощение.

Сейчас, машинально работая над рисунком, оттеняя его и приукрашивая, Вера раздумывала над предложением доктора Уилера.

Неужели и впрямь он может помочь ей найти работу помощницы по дому? Да еще где-то за границей? Может, во Франции или Италии? Возможно, в Америке. Но как все-таки страшно уезжать из дома. Она покидала его лишь однажды и то очень давно, когда ездила к тете Синтии в Йоркшир.

Диана наверняка презирает ее за трусость. Уж она бы не упустила такой возможности. Диана вообще ничего не боится. Вера подправила своей героине глаза. Сейчас та смотрела на Андреева, улыбалась ему и говорила «до свидания» и «спокойной ночи».

Америка.

«Дикая страна, полная хиппи, наркотиков и гангстеров, где никто никого и ничего не уважает», — так всегда утверждала мама.

«Место, где может случиться все что угодно», — думала Вера.

Интересно, что значит быть помощницей по дому? Она умеет ухаживать за стариками, но какова работа в доме, где могут быть дети? Наверное, это гораздо веселее.

Средний план.

Диана выходит из своей спортивной машины, видны длинные, красивые ноги. На заднем плане лимузин с затемненными стеклами.

Силуэты Дианы и Андреева.

Диана. Что вы от меня хотите?

Андреев. Хочу, чтобы вы поехали со мной.

Крупный план.

Диана (глаза как плошки). Нет. Вы не можете мне приказывать.

Крупный план.

Андреев (на лице зловещая улыбка). Нет, могу. Садитесь в машину.

Диана в машину не села. Вместо этого…

Что же случилось? Внезапно Вера почувствовала, что какая-то неведомая сила водит ее рукой. Карандаш так и летал по бумаге, словно чьи-то пальцы держали его, словно в нее кто-то вселился и руководил. Так что же происходит?

Она рисовала все быстрее и быстрее.

Задний план.

Силуэты Дианы и Андреева. Между ними сверкнула молния, озарив все ярким светом. Слышится голос.

Голос. Диана Старр?

Крупный план.

Диана (ее рот раскрыт от удивления). Да?

Голос. Я энергетическая сила из системы Ригел, удаленной от Земли на много световых лет. Мне необходимо принять физическую форму, и я выбрала ваше тело.

Диана. Нет! Не делайте этого!

Голос. Не бойтесь. Вы станете обладательницей необычайной гармонии ума и духа, теперь ваше имя Старфайер.

Диана. Но зачем? Что вам нужно от меня?

Голос. В свое время узнаете.

Вера быстро нарисовала зигзаги молний, звезды, восклицательные и вопросительные знаки.

Передний план.

Диана уже не легкомысленная девушка, а воплощение силы. Она стала выше, мощнее, тверже. Ее волосы светящимся ореолом окружают голову, глаза блестят. Она — Старфайер.

Средний план.

Андреев и Старфайер. Он продолжает силой удерживать ее за руку.

Андреев. Немедленно в машину, и никаких глупостей.

Крупный план.

Старфайер. Отпустите меня (ее глаза широко раскрыты, вокруг головы мерцают зигзаги молний).

Передний план.

Андреев (словно получивший удар электрическим током.

Рот перекошен, волосы встали дыбом). Какого…

Передний план.

Старфайер (с решительным видом указывает пальцем).

Убирайтесь туда, откуда пришли.

Задний план.

Москва, зима. Красная площадь. Видны купола собора Василия Блаженного, кирпичные стены Кремля. Андреев смотрит на собор сквозь пелену падающего снега.

Крупный план.

Андреев (растерянно крестится). Господи, что со мной произошло?

Крупный план.

Старфайер. Неужели я обладаю такой силой? Надо научиться управлять ею…

Уставшая и измученная. Вера отложила карандаш и посмотрела на рисунки, сделанные ее рукой. В голове эхом прозвучал вопрос Андреева: «Что со мной произошло?»

Этот же вопрос задала себе и Вера. Сейчас Старфайер стала совершенно другим человеком, а рассказ приобрел новую концепцию. Откуда появилась эта новая девушка, способная отправить человека за тысячи миль?

И Вера ответила себе: она создана моим воображением.

Художница внезапно почувствовала себя разбитой и опустошенной и даже немного испуганной.

Вера разглядывала Старфайер, а та спокойно смотрела на нее, глаза в глаза.

В голове звучал голос доктора Уилера: «В тебе сидит очень привлекательная девушка… И помочь ей можешь только ты».

Вера посмотрела на Старфайер и мысленно спросила:

«Ты — это я? Неужели я действительно на тебя похожа?»

Внезапно Вера почувствовала необычайный прилив энергии.

Слоун Сент-Джон Тредвелл быстро шагал по Пятой авеню в сторону Центрального парка. Чувство унижения сменилось злостью, которая настолько переполняла его, что хотелось бешено крушить все на своем пути. Но и злость скоро прошла, а на смену пришли разочарование и горечь, такие сильные, что перехватывало дыхание.

Как ему хотелось продемонстрировать отцу, на что он способен! Пускай сейчас рассказ не взяли, но ведь обязательно возьмут следующий. Всего-то требовалось пять минут, пять жалких минут. Это же так мало! Неужели у него не нашлось времени прочитать письмо и произнести несколько добрых слов? Ведь мог же он сказать:

«Молодец, Слоун. Я даже не подозревал, что у тебя такой талант». Несколько слов, и все было бы по-другому.

Он скомкал письмо и швырнул в урну на углу Пятьдесят второй улицы, но, пройдя полквартала, бросился обратно, почувствовав, что не может расстаться с этим клочком бумаги. С трепещущим сердцем он достал из урны письмо, расправил и положил в карман.

Черт бы побрал Тредвелла-старшего! Впрочем, он и сам хорош. Сколько можно подвергать себя таким испытаниям?

Почему ему так хочется, чтобы отец понял его? Неужели не ясно, что этого никогда не произойдет? Он никогда не интересовался им, так почему же вдруг должен перемениться?

Его глаза слезились от холода, и влага застывала на щеках, покрытых неуместным в это время года загаром. Он совершенно забыл, как холодно бывает в Нью-Йорке.

Слоун засунул руки поглубже в карманы своего тонкого пиджака, наклонил голову, чтобы ветер не хлестал по лицу, и продолжал путь, чувствуя, как колючий снег залепляет уши.

Он не ел с пяти утра, и сейчас, несмотря на то что душа была опустошена, а сердце болело, ощутил волчий голод.

Как хорошо было бы поесть мяса с брокколи.

Мальчик на мгновение пожалел, что отказался от отцовских денег, потому как у него в кармане осталось всего три доллара и семьдесят пять центов. У него даже мелькнула мысль вернуться в офис отца и попросить мисс Геррити отдать ему деньги, но нет, решил он с внезапной злостью, лучше замерзнуть и умереть с голоду, чем снова пережить такое унижение.

Слоун поднял воротник и зашагал быстрее, стараясь согреться. Он подумал, что напрасно сжигает калории, ускоряя темп, ведь, по сути дела, идти ему некуда.

На Пятьдесят девятой улице ему попалась тележка с горячими хот-догами, и он резко остановился. На полосатом тенте было написано: «Польские сосиски с капустой. Берни». Сам Берни, грузный мужчина в теплой шапке с наушниками, стараясь согреться, переминался с ноги на ногу, и его ботинки на толстой резиновой подошве скрипели на снегу.

Слоун купил хот-дог со всем, что к нему полагается горчицей, луком, маринованным огурцом, и принялся жадно есть.

Берни посмотрел на его тонкий хлопчатобумажный пиджак и зябко повел плечами.

— Снежит, — сказал он. — Ты заметил?

— Да, — согласился Слоун. — Я заметил.

Те полторы минуты, что он простоял у исходящей паром тележки, с жадностью заглатывая еду, Слоун чувствовал себя комфортно, но что дальше? Все съедено до последней крошки, а через полчаса снова захочется есть. И что тогда? Нет, его поведение просто смешно. Да и вообще все глупо.

Он совершенно один в Нью-Йорке, зимой, с одним долларом и двадцатью пятью центами в кармане. Правда, у него есть водительская лицензия штата Калифорния с фотографией и именем; есть чековая книжка, а на счету, насколько ему известно, имеются деньги; есть кредитная карточка телефонной компании, и он может позвонить.

Так что нечего строить из себя сироту, умирающего от голода и холода, приказал себе Слоун, не все потеряно.

Никто не виноват в твоих проблемах, так что перестань валять дурака.

Может, позвонить матери? Но он так редко виделся с ней, со своей знаменитой матушкой, что вполне мог и не узнать. Одно дело видеть ее в телевизионных сериалах в гриме и при полном параде, другое — при редких встречах.

Все приятели сейчас в школе.

За исключением Арни Блессинга, который закончил ее в свои шестнадцать…

Арни! Мысли в голове Слоуна бешено завертелись. Господи, конечно же, Арни!

Они какое-то время учились вместе в частной средней школе при академии Сент-Реджис в Вермонте.

Арни был тучным, близоруким, слишком интеллигентным калифорнийским евреем. К тому же имел безобразные рыжие волосы. Все это послужило поводом для многочисленных насмешек и издевательств со стороны старшеклассников, детей американцев среднего достатка. В те дни Слоун Сент-Джон Тредвелл-младший был его единственным другом.

— Как ты можешь заступаться за эту жирную свинью? — возмущался двенадцатилетний сын известного бостонского судьи. — Грязный ублюдок. Меня от него просто тошнит.

Сначала Слоун заступался за Арни потому, что ненавидел слепую злобную жестокость. Все вскипало в его душе, когда он видел, как издеваются над толстым беззащитным мальчиком, но вскоре, однако, простое заступничество переросло в теплую, искреннюю дружбу. Слоун полюбил Арни.

За неказистой наружностью скрывались живой ум, юмор и, несомненно, мужество, помогавшее стойко переносить этот каждодневный ад. Арни был также единственным человеком, который никогда не называл его Слоун, Тредвелл или Джуниор.

Дружба с Блессингом поставила и самого Слоуна в положение изгоя, но защитой ему служили не только положение родителей, состоятельность, красивая внешность, чрезмерная отвага, но и такое немаловажное оружие, как полное безразличие. Слоун всегда оставался спокойным, с холодным, непроницаемым лицом. Положение отщепенца не задевало его гордость, так как он просто ничего не замечал.

В конце концов ребятам пришлось смириться с тем фактом, что ненавистная жирная свинья находится под защитой Тредвелла, и они оставили его в покое. Во всяком случае, пока Тредвелл был поблизости.

С тех пор прошло шесть лет, но они продолжали поддерживать отношения. За это время многое изменилось в жизни Арни.

Он все еще жил в Калифорнии и продолжал оставаться умным евреем, но похудел, вставил контактные линзы зеленого цвета, лицо его стало гладким и чистым, и произошла метаморфоза: Арни превратился в очень приятного мальчика Мать Арни нашла талантливого агента и направила сына к нему, чтобы тот прошел курс обучения и занялся бизнесом безалкогольных напитков. Но Арни поступил по-своему и, несмотря на все невзгоды, в очень короткое время превратился в голливудский феномен.

Камера и Арни сроднились. За два года он стал предметом обожания многих тинейджеров, соперником самого Шона Кэссиди.

Теперь его звали Арнольд Блейз, и каждую неделю он получал тысячи писем от своих поклонников со всего мира.

Блессинг владел большим домом стоимостью в миллион долларов на одном из пляжей в Малибу и фешенебельной квартирой на крыше небоскреба на Парк-авеню. В обычные дни ездил на «феррари», а на деловые встречи его возил шофер в «линкольне».

Однако Арни все больше и больше зависел от кокаина, хотя Слоун, не видевший его два года, пока ничего не знал Арни пристрастился к наркотику, так как тот давал ему возможность почувствовать себя таким красивым и популярным, каким его считали люди, и, пока длилось действие кокаина, он забывал о жалком, толстом мальчике, которым был раньше. В это время Арни чувствовал себя нужным, и у него появлялись миллионы друзей.

Когда же действие наркотика заканчивалось, возвращался прежний толстый увалень. А у толстого Арни совсем не было друзей.

Кроме одного…

Слоун позвонил из отеля «Плаза».

Секретарша сверилась со списком желательных звонков и нашла там имя Слоуна Сент-Джона Тредвелла, как человека весьма желательного, с которым Арни готов встретиться в любое время дня и ночи. Девушка дала Слоуну исчерпывающую информацию:

— Он сейчас в Нью-Йорке. Снимается в фильме «Дискотека „Мечта“. Вы можете позвонить ему по номеру…

Арни в Нью-Йорке. Вот так удача! Слоун сразу решил, что это хорошее предзнаменование. Теперь все наладится.

Он набрал местный номер, но в трубке раздавалось только шипение, потрескивание, а затем было долго занято, пока наконец с третьего раза не взяли трубку и не ответил уставший мужской голос:

— Да, они закончили, и мистер Блейз уже здесь.

Арни взял трубку. Слоун еще не привык к его новому, взрослому голосу, хотя и узнавал в нем прежние вкрадчивые нотки. Блессинг всегда был такой ранимый и страстно желал всем понравиться.

— Сент! — закричал приятель. — Это ты? Неужели!

Сколько времени прошло! Где ты, старик? Я просто не верю своим ушам! Сегодня был кошмарный день, и вдруг такой подарок! Просто не верится. Давай шагай ко мне. — Он дал Слоуну свой адрес. — Приеду, как только освобожусь. Сейчас я позвоню и попрошу, чтобы тебя пропустили, и пусть попробуют этого не сделать…

В трубке послышался радостный вздох:

— Господи, Сент! Как я рад тебя слышать!

Этим февральским утром Джо-Бет поднялась как обычно и стала собираться в школу, стараясь не обращать внимания на свое ужасное состояние: голова разламывалась, горло болело. Она попыталась рассмотреть его в зеркало и пришла в ужас, увидев распухшие и покрасневшие миндалины с многочисленными нарывами.

«Вот черт», — выругалась про себя Джо-Бет. Школу можно пропустить, а как быть с работой? Если не ходить, то ничего не заработаешь.

За окном дул сильный ветер и пучки перекати-поля носились как безумные. Небо стало серым и хмурым, похолодало.

Джо-Бет вернулась на свою двухъярусную койку. Когда Мел уехала, она переместилась с верхней койки на нижнюю. Девушка сняла с себя только джинсы, чтобы было теплее, и решила не поддаваться болезни. Возможно, если немного полежать, то к вечеру станет лучше.

Джо-Бет не привыкла бездельничать. Если не было дел в школе или на работе, то находились домашние занятия.

Сейчас девушка осталась одна, делать ничего не могла, а потому принялась размышлять.

Прежде всего о Флойде и о том, как отчим смотрел на нее в последнее время. Его взгляды раздевали, заставляя чувствовать себя грязной. Затем о маме, превратившейся в привидение, безропотно принимающей оскорбления и у зуботычины.

Нет, лучше ни о чем не думать. Гораздо приятнее мечтать о том, как Джо-Бет, Мелоди Рос и мама будут жить в Нью-Йорке в шикарной квартире и как счастливы они будут!

Джо-Бет посмотрела на висевшую на стене фотографию Мелоди на роскошной яхте. Возможно, им втроем когда-нибудь тоже удастся покататься на такой яхте. Ведь в конце концов Нью-Йорк расположен на побережье Атлантического океана. Джо-Бет воображала себя красивой, свободной и счастливой…

Джо-Бет грезила наяву, как белая яхта скользит по залитой солнцем воде, свежий ветер обдувает их лица, о борт плещутся волны, а в небе над головами носятся чайки. Джо-Бет даже слышала плеск волн. Она сама стоит за штурвалом, волосы развеваются на ветру, и яхта послушна ее рукам.

Внезапно неприятный скрип ворвался в ее грезы. Белая яхта, небо, вода, смеющиеся лица расплылись и исчезли.

Перед глазами Джо-Бет вновь грязная зеленая стена с приклеенной скотчем фотографией.

Она сразу узнала звук, это был скрип двери.

Трейлер закачался под тяжелыми шагами. В кухне открылась и с грохотом захлопнулась дверца холодильника.

Кто-то громко пил, затем бросил пустую банку в корзину, открыл дверь в ванную, долго возился в туалете, потом тяжелые шаги проследовали по коридору и затихли перед ее дверью.

Это пришел Флойд, работавший на этой неделе во вторую смену.

Он толкнул дверь плечом и ввалился в комнату.

Флойд Финей — грузный мужчина, его голубой джинсовый комбинезон на толстом животе весь заляпан жиром, так как отчим всегда вытирает о него руки.

— Почему ты дома, Джо-Бет?

— Я заболела. Похоже, у меня грипп.

Джо-Бет старалась не смотреть ему в глаза, а разглядывала вышивку на правом нагрудном кармане.

— А как насчет «этого»? — Голос Флойда звучал интригующе сердечно. — Может, уважишь старенького папочку?

— Боюсь, что я заразна и на твоем месте не стала бы подходить близко.

Джо-Бет отползла подальше к стене.

Флойд смотрел на нее, кутавшуюся в теплое стеганое одеяло.

— Это меня нисколько не беспокоит, — сказал отчим и подошел так близко, что толстые ляжки уперлись в край кровати. Он заполнял собой всю комнату. Джо-Бет чувствовала запахи пива и грязного тела.

— Флойд, оставь меня в покое.

Отчим протянул к ней большую волосатую руку со сломанными грязными ногтями.

— Какого черта, дорогая. Будь хорошей девочкой и доставь удовольствие папочке. Меня давно уже никто не ласкал.

Резким движением он сорвал с нее одеяло и вцепился девушке в груди.

Джо-Бет обхватила его за запястья и попыталась оторвать от себя, но руки отчима были как клещи.

— Не смей меня трогать! Прошу, не делай этого!

— Дай мне их помять немного. Что, тебе жалко? Такие славные. Зрели, зрели и наконец дозрели.

— Флойд, прекрати немедленно! Ты меня слышишь?

— Не дергайся, дорогая. Ведь на самом деле я тебе не родной отец.

Флойд попытался разжать падчерице ноги. Джо-Бет хотела закричать, но больное горло не слушалось, и вместо крика раздался жалкий писк. Все превращалось в кошмар.

Тяжело дыша, Флойд подмял ее под себя и раздвинул ноги коленом. Девушка слышала, как отчим рванул «молнию» у себя на комбинезоне. Затем разорвал на ней кофту и снова ухватил ее за грудь. Джо-Бет чувствовала подступающую к горлу тошноту.

Упираясь спиной в стену, она большими пальцами что есть силы надавила ему на глаза. Двухъярусная койка заскрипела, зашаталась и отъехала от стены.

Флойд дико закричал, дернулся назад и с размаху ударился головой о боковину верхнего яруса. Джо-Бет откатилась к краю кровати, сползла в образовавшийся промежуток и, нырнув под кровать, побежала к двери.

Флойду удалось ухватить девушку за разорванную кофту. Резко развернув Джо-Бет лицом к себе, отчим ударил ее по голове. Его налившееся кровью лицо было ужасным, дыхание хриплым и прерывистым, по лбу текла кровь.

Джо-Бет почувствовала, что вот-вот упадет и потеряет сознание. Флойд всей тяжестью снова навалился на нее, и тогда, собрав последние силы, Джо-Бет резко ударила его ногой в пах.

Удар получился не очень сильным, но вывел отчима на некоторое время из строя, что дало девушке возможность выскочить из комнаты.

Она побежала к наружной двери; слыша за собой хриплое дыхание и понимая, что шансов на спасение очень мало.

— Не трогай меня, — услышала она собственный крик, — иначе я убью тебя, скотина!

Но Флойд настиг ее.

— Ты допустила большую ошибку, дорогая…

То, что случилось затем, будет преследовать ее в бесконечных ночных кошмарах. Как при замедленном показе, она видит себя, хватающую фарфоровую статуэтку Девы Марии с младенцем Иисусом на руках и опускающую ее на голову Флойда.

Действуя статуэткой, как бейсбольной битой, Джо-Бет наносит ему удар за ударом. Он шатается и начинает падать.

Его лицо — сплошная рана, но жадные руки все еще тянутся к ней. Девушка слышит свое прерывистое, смешанное с рыданиями дыхание, видит, как снова и снова наносит удары, и так до тех пор, пока статуэтка не разлетается на куски. Глаза Флойда закатываются, и он, как складная линейка, извиваясь всем телом, оседает на пол.

Глава 3

— Привет.

Старфайер приветливо улыбается и протягивает руку лондонскому секретарю Спринг Кентфилд. Она пришла на собеседование в отель «Дорчестер».

— Меня зовут Вероника Браун, но все называют меня просто Верой. Я бы очень хотела работать у мисс Кентфилд в Нью-Йорке.

Позже в тот же день.

— Я им понравилась, — говорит Вера доктору Уилеру. — Они меня наняли. Я до сих пор не могу в это поверить.

Конечно, она сама никогда бы не прошла собеседование. Своим успехом девушка полностью обязана Старфайер, которая не пасует ни перед какими трудностями и никогда не смущается.

Именно Старфайер принесла эту новость в дом, объяснив:

— Спринг Кентфилд, известная актриса, этим летом будет жить в Нью-Йорке, чтобы сниматься в телевизионном сериале. У нее есть маленький сын Вильям. Она поместила в «Тайме» объявление, что ищет няню. Я ходила на собеседование — и выбрали меня.

Только Старфайер смогла бы вынести сцену; последовавшую за этим.

— Но, Вера, как мы сможем обойтись без тебя?

— Доктор Уилер обещал найти сиделку для папы, которая будет ежедневно ухаживать за ним.

— Но папа не терпит посторонних. Я просто не понимаю. Как ты могла? Может, ты нас совсем разлюбила? И это после всего, что мы для тебя сделали… Папа так болен…

Твой отъезд убьет его. Ты убиваешь своего отца, Вера.

— Мне очень жаль, ма, но я хочу уехать.

Голос мамы задрожал, подобно героине викторианской эпохи она заломила руки.

— Последнее время у тебя такой жесткий взгляд. Ты начинаешь пугать меня. Вера. — И более вкрадчивым голосом:

— Моя дочь не может говорить такие ужасные вещи, моя Вера совсем другая.

Весь остаток дня девушка просидела, закрывшись у себя в комнате, она рассматривала рисунок, где Старфайер входит в отель и обменивается рукопожатием с секретарем. Вид у нее более впечатляющий, чем был в тот момент у самой Веры. Старфайер с независимым видом соглашается на работу.

В жизни произошли большие изменения, и это сразу нашло отражение в ее рисунках. Старфайер станет играть роль самой Веры, и каждый вечер художница будет рисовать то, что произошло с ней за день.

Сейчас Вера изображала Старфайер, сообщающую отцу и матери о своем решении, но рисунок не получался: Вера чувствовала себя виноватой. Закусив губу, она старалась удержать слезы. Старфайер гораздо легче, чем ей, ведь это ее, Верины, родители. Очень не хотелось причинять им боль.

Голова девушки склонялась все ниже, пока разгоряченный лоб не коснулся бумаги. Она чувствовала себя виноватой, любила родителей и в то же время ненавидела за то чувство вины, которое постоянно испытывала перед ними. «Они не имеют права зависеть от меня, — думала Вера, — они должны оставить меня в покое».

Спринг Кентфилд в свои сорок два года была звездой «мыльных опер».

Недавно она вышла замуж за человека гораздо моложе себя, маклера по недвижимости из Беверли-Хиллз, и ее беременность также тщательно спланирована, чтобы привлечь к себе еще большее внимание зрителей.

Беременность и роды — удел молодых, поэтому, по мнению Спринг, способность рожать делала ее моложе по крайней мере лет на десять.

План сработал. Популярность Спринг еще больше возросла. Поклонники были от нее без ума, засыпая любимую актрису письмами и подарками. Телесериал переделали, добавив в него рождение ребенка, а все журналы запестрели фотографиями красивой, молодой счастливой матери с младенцем на руках.

В доме оборудовали роскошную детскую, а в газетах появились объявления, что для ребенка требуется английская няня.

Однако хорошую няню найти легче, чем удержать, особенно когда хозяйка такая, как Спринг: требовательная и эксцентричная, отдающая самые противоречивые указания и не терпящая возражений. К тому же актриса всегда жалела деньги и расставалась с ними очень нехотя, конечно, когда это касалось других. На себя же она тратила с большим удовольствием, особенно если деньги были чужие. Первая няня прослужила у нее полгода, другие и того меньше. «Он очаровательный мальчик, — говорили женщины, — но его мамочка — сущий кошмар».

Вера начала работать в конце мая, после того как сбежала очередная воспитательница.

— Вы исчадие ада, — сказала она своей хозяйке. — Я немедленно покидаю ваш проклятый дом.

Спринг решила не нанимать новую, специально обученную няню. Вильям уже вышел из пеленок, и с ним могла справиться и Вера, для которой это было повышением.

— Иногда она разбирается в людях, — заметила Джерония, домоправительница, взбивая тесто и пританцовывая в такт музыке, звучавшей по радио.

Тощая и черная, как виноград, Джерония носила под прозрачной белой униформой яркие платья. Она была замужем за полицейским и имела троих сыновей-подростков.

Вере прежде не приходилось сталкиваться с цветными, так как в захудалом городишке графства Кент их просто не было, поэтому она находила Джеронию очень забавной и привлекательной.

— Тебе добавили денег? — спросила домоправительница.

Вера покачала головой. Джерония понимающе кивнула:

— Думает, с тебя хватит. Мисс Кентфилд жадна. Баксы для нее все. На твоем месте я бы устроила скандал.

Вера с интересом наблюдала, как Джерония закладывает тесто в специальную форму, начиняя его клубникой, смешанной с медом.

— Я не могу, — ответила она с жалким видом. — Хозяйка тут же уволит, и мне придется уехать домой, так как у меня всего лишь туристическая виза.

— Вот этим она и пользуется.

Джерония сердито подтолкнула к Вере блюдо с домашним песочным печеньем. Вздохнув, та взяла одну штуку.

Вера жила в постоянных хлопотах о ребенке, по вечерам в одиночестве смотрела телевизор и постоянно думала об отце с матерью, ощущая свою вину перед ними.

Она очень уставала, не высыпаясь по ночам, ожидая, когда вернется Спринг. Обычно та возвращалась под утро с какого-нибудь званого вечера, подвыпившая и веселая. В ней пробуждались материнские чувства, и она требовала, чтобы принесли Вильяма.

— Малыш спит, мисс Кентфилд.

— Тогда разбуди его, Вера. За что я тебе плачу? Мне не терпится увидеть свое золотко… Я не виделась с ним целый день!

Золотко, зевающее и протирающее глаза, доставлялось к мамочке, которая играла с ним пять минут и отдавала обратно, так как на большее материнской любви не хватало.

— Отнеси его обратно в постель, Вера.

С этими словами Спринг уплывала в свой будуар, а ребенок, окончательно проснувшийся, готов был играть всю ночь и ревел не меньше часа, когда Вера возвращала его в кроватку.

Мама писала чуть не каждый день.

«Мы стараемся держаться изо всех сил. У папы был новый приступ. Он совсем плох. Как только я подумаю, что ты так далеко от дома, то начинаю плакать…»

Спасением Веры была Старфайер.

Ее миссия на Земле сейчас была четко обозначена: изучение планеты с целью захвата. Диана Старр становилась связующим звеном двух галактик и должна проникнуть во все слои общества.

Она обязана пользоваться своей сверхсилой с большой осторожностью. Ее выпад против Юрия Андреева был слишком эффектным, что недопустимо, так как это могло привлечь к ней нежелательное внимание.

Диана должна внедряться осторожно и по возможности в такие дома, как дом Спринг Кентфилд, где собирается немало знаменитостей.

Однако пока ничего не получалось и скорее всего не получится, если конечно, положение не изменится. Старфайер (вернее Вера) встречалась с одной лишь прислугой: швейцарами, лифтерами, посыльными и другими нянями, которые приходили гулять с детьми в Центральный парк.

Не имея другого источника, Вера задумала создать свою собственную галерею знаменитостей. Решив отомстить Спринг, девушка сделала на нее беспощадную карикатуру в своей новой работе.

Основная сюжетная линия: Старфайер хочет помешать Спринг выйти замуж за молодого преуспевающего сенатора Мура (тот был точной копией доктора Уилера), который на ближайших выборах собирался выдвигать свою кандидатуру на пост президента страны. Спринг с длинными, в спешке наклеенными ресницами, с вызывающе обтянутой тонким шелком платья грудью вынашивает амбициозные планы, стремясь завладеть сенатором, с его помощью добиться власти и войти в Белый дом.

Однако у Старфайер свои планы относительно сенатора.

Задний план.

Белый дом. Все окна ярко светятся, и в них видны силуэты людей. Идет важный прием.

Крупный план.

Старфайер. Позади нее толпа нарядных гостей. Глаза Старфайер широко распахнуты, и в них угадывается напряжение. Вокруг головы зигзаги молний, она готовится к работе.

Старфайер (улыбаясь). Я покажу ему, чего она от него добивается.

Крупный план.

Сенатор и Спринг, которая с очаровательной улыбкой смотрит на него, но в ее глазах вместо обожания видны президентская печать и долларовая купюра.

Сенатор (в ужасе отпрянув). Ты не любишь меня, а просто хочешь заполучить мои деньги и власть.

Крупный план.

Сенатор и Старфайер танцуют.

Сенатор. Вы самая красивая женщина на свете.

Крупный план.

Спринг, кипя от злости. Вот дрянь! Я с ней еще посчитаюсь, сдам на руки иммиграционным властям…

Но в один жаркий июльский день жизнь Веры коренным образом изменилась.

Спринг без, предупреждения влетела в квартиру, преследуемая по пятам личной горничной. Она должна немедленно ехать в аэропорт Кеннеди. Женский журнал посвящал ей целый разворот: Спринг Кенфилд — жена и мать — на отдыхе у себя дома вместе с мужем и ребенком. Она просто уверена, что говорила Вере о своем отъезде в Лос-Анджелес на съемки для журнала. Неужели нет? Этого просто не может быть. И почему ребенок до сих пор не собран? Спринг забирает Вильяма с собой. Вера ведет себя недопустимо. Так больше продолжаться не может, придется серьезно поговорить по возвращении. Неужели Вера не способна запомнить простые вещи? Нет, она ей там не нужна. В Калифорнии слуг достаточно, поэтому няня останется в Нью-Йорке и может целую неделю наслаждаться жизнью, хотя того совсем не заслуживает.

Выкрикивая угрозы, Спринг промчалась в гардеробную и принялась доставать оттуда многочисленные туфли, сандалии, блузки, купальные костюмы, вечерние платья и швырять не глядя своей горничной и портнихе Барбаре, которая умудрилась продержаться в доме десять лет, невзирая на скверный характер своей хозяйки. Барбара на лету ловила вещи и складывала в чемоданы, в то время как Вера лихорадочно собирала Вильяма: панамки, нагруднички, пеленки, лосьоны, бутылочки и игрушки, и запихивала все это в большую парусиновую сумку.

Наконец женщины ушли. Вера не могла поверить своему счастью.

Открыв в гостиной окно, она наблюдала с высоты двадцати этажей, как крохотная, словно птичка, Спринг усаживается в белый длинный лимузин. Когда машина уехала, Вера поняла, что действительно свободна, и облегченно вздохнула. Она сейчас ни от кого не зависела и чувствовала себя полностью раскрепощенной. Девушка смешала джин с тоником, добавила туда побольше льда, положила кусочек лимона и плюхнулась в большое удобное кресло, обтянутое шелком персикового цвета с акварельным рисунком. Затем удовлетворенно подняла стакан и пожелала себе счастливой жизни.

Покончив с джином, Вера прошла в комнату и взялась рисовать. Какое счастье знать, что тебя никто не побеспокоит!..

Крупный план.

Старфайер и сенатор на заднем сиденье лимузина. Сенатор протягивает Старфайер конверт.

Сенатор. Ваша зеленая карточка, Диана. Поздравляю.

Теперь вы можете спокойно жить в этой стране.

Вера улыбнулась своей находчивости. Хотелось изобразить их целующимися, но рука в последний момент дрогнула.

Наверное, это оттого, что она сама никогда ни с кем не целовалась. Девушка еще не знала вкуса мужских губ, не знала, что при этом чувствует женщина, а поэтому не могла передать выражение лица Старфайер. Возможно, ей так никогда и не удастся узнать вкус поцелуя. От этой мысли Вере стало грустно, Она выбросила рисунок, решив отправить сенатора в его родной штат Калифорнию, а Старфайер в Нью-Йорк и начать все сначала.

Крупный план в зеркале.

Старфайер оценивающе изучает себя, губы ее слегка приоткрыты, светлые волосы заплетены в косу. Она выглядит потрясающе, кажется беззаботной, готовой на новые подвиги.

Опять что-то не так. Вера не знала, как продолжить.

Разочарованная, девушка отложила карандаш. На душе стало тревожно.

Для нее недостаточно отправить Старфайер погулять в пропахших лавандой сумерках в поисках интересных приключений. Вере и самой хотелось пройтись, но она боялась выходить одна.

Девушка поняла, что опять проведет вечер дома, еще более одинокая, чем всегда.

Господи, какая тишина!

Словно сомнамбула Вера потащилась на кухню, сверкавшую белизной кафеля, многочисленной утварью, такую тихую и скучную без Джеронии, постоянно гремящей кастрюлями, пританцовывающей под музыку и одним глазом наблюдающей за происходящим на экране маленького телевизора «Сони», подвешенном в одном из углов помещения.

Вера включила радио, телевизор и открыла холодильник.

Она достала завернутую в фольгу половинку цыпленка и положила ее на тарелку, добавив хорошую порцию картофельного салата и кусочек чесночного хлеба. Девушка обнаружила на полке шоколадный торт и отрезала большой кусок.

Безысходность и отчаяние охватили Веру. Она вернулась в гостиную, приготовила себе новую порцию джина с тоником и включила телевизор.

Вера лениво жевала цыпленка, наблюдая, как мужчина мчался на бешеной скорости в спортивной машине по улицам города, стреляя на ходу в другого мужчину в такой же несущейся со скоростью света машине. Девушка прибавила звук, желая разогнать воцарившуюся в комнате гнетушую тишину. Большая гостиная заполнилась звуками скрипящих тормозов, звоном разбитого стекла, громкими криками. Дальше пошла реклама. Вера отправила в рот большую порцию картофельного салата, наблюдая, как красивая девушка с гривой золотых волос и в обтягивающем фигуру черном платье брызнула духами себе на грудь, запястья, за уши. Девушка с экрана смотрела прямо Вере в глаза и говорила:

— У моего мужа сегодня был долгий, трудный день. Вам не кажется, что он заслуживает сказочной ночи? Я сделаю…

Вера посмотрела на торт. Наверняка девушка на экране не ест пирожных, она такая тоненькая и грациозная, скорее всего носит четвертый размер одежды.

Когда тарелки опустели и на них остались одни крошки, Вера отнесла их на кухню и положила в посудомоечную машину.

Она запустила ее, хотя та была почти пустой. Даже с включенными радио и телевизором кухня казалась огромной и холодной, а звук плещущейся воды действовал на Веру успокаивающе.

Она снова открыла холодильник и посмотрела на торт, раздумывая, не съесть ли еще кусочек, но затем с решительным видом захлопнула дверцу.

Вера переходила из комнаты в комнату, включая все приемники, транзисторы, телевизоры, а их в квартире насчитывалось целых пять штук — пока наконец не забрела в золотисто-белую спальню хозяйки.

Но ничего не помогало. Вера оставалась такой же одинокой, как и прежде. Единственное утешение находилось там, в холодильнике — вкусный застывший крем так и манил к себе.

Вера вспомнила слова доктора Уилера: «В тебе сидит совсем другая девушка. Помоги ей выбраться наружу».

— Нет! — закричала Вера. — Не смей!

Девушка приказала себе не думать о торте. Она ни за что не поддастся соблазну. С этим покончено.

Покончено раз и навсегда!

Нужно забыть дорогу на кухню!

Вера решительно закрыла дверь хозяйской спальни и огляделась. Она редко заходила сюда. Повсюду на стенах висели зеркала. Куда ни посмотришь, везде твое отражение.

Вся комната — сплошная Вера Браун.

Вера присмотрелась. Пожалуй, она немного похудела за последнее время. Прогулки с Вильямом в парке пошли на пользу.

Девушка начала медленно раздеваться.

Сняла голубую блузку, затем длинную бежевую юбку, наконец очередь дошла до бюстгальтера и хлопковых трусиков.

Раздевшись, Вера принялась придирчиво рассматривать себя в зеркале. Несмотря на недавнюю обильную трапезу, она не казалась себе слишком полной, как это было прежде.

Доктор Уилер говорил: «У тебя приятные черты лица».

В спальне Спринг имелся полный набор косметики от лучших фирм. Вера села на обтянутую материей скамеечку.

Освещенное безжалостным электрическим светом, ее лицо смотрело на нее из каждой створки.

«… Хорошее сложение и красивые глаза». Возможно, доктор польстил ей, но Вере хотелось верить. Она втянула щеки, чтобы скулы стали заметнее, и посмотрела в зеркало.

Хорошо или нет, понять трудно. Может, косметика сделает ее более привлекательной?

С минуту Вера внимательно рассматривала себя в зеркале, затем, тщательно отобрав нужные коробочки, занялась лицом.

Вся косметика была от Элизабет Арден. Девушка напудрила щеки и стала красить глаза: нанесла на веки голубовато-серые тени, подчеркнув по краям серебряной полоской, как это делала Спринг. Теперь вишневая помада, ну и для большей помпы длинные пушистые ресницы, которые она старательно загнула.

Вера снова внимательно посмотрела на себя в зеркало.

Похоже, в ней мало что изменилось. Косметика не дала желаемого результата. Ну и пусть. Все равно ее никто не увидит.

Вера открыла дверцу шкафа размером тридцать на пятнадцать футов, вспыхнул яркий свет. На вращающихся вешалках висели бесконечные ряды самой разнообразной одежды на все случаи жизни. Сотни пар обуви, полки с аксессуарами…

— Господи, что это?

Вера в ужасе отпрянула, увидев перед собой белые неподвижные лица с устремленными на нее немигающими глазами. Каждое лицо обрамлялось разноцветными волосами, уложенными в аккуратные прически.

Вера замерла, чувствуя, как сердце рвется из груди. Присмотревшись внимательнее, девушка невольно рассмеялась.

Надо же быть такой глупой! Ведь это всего-навсего ларики!

Парики, надетые на муляжные головы.

Она выбрала самый шикарный из них, с пепельными длинными волосами, и осторожно натянула на свои тусклые волосы мышиного цвета. Затем взглянула в зеркало. Пожалуй, неплохо.

Вера отобрала пару серебристых итальянских сандалий и примерила. Размер ноги у Спринг немного больше, но ее собственные ноги оказались более широкими, поэтому сандалии пришлись впору.

Подбоченившись, Вера снова посмотрела в зеркало и осталась довольна. Несмотря на наготу, пышный парик и блестящие сандалии придавали ей загадочный вид Вера весело рассмеялась.

Сейчас самое главное — подобрать красивое платье. Здесь есть из чего выбрать. Да вот, пожалуй, и оно: платье из крученой серебристой сетки, расшитое стеклярусом и бисером, — серебро вперемешку с черным. Великолепно! Конечно, Спринг немного худее, но ведь покрой свободный, так что вполне подойдет.

Втянув живот, Вера через ноги надела платье. Она просунула руки в бретельки, и ткань плотно обхватила грудь.

Пока все шло хорошо. Пожалуй, сейчас она выглядит сногсшибательно, решила Вера, и самое время появиться очаровательному молодому человеку, который подаст ей руку и уведет за собой.

Решительно вздохнув. Вера потянула «молнию». И конечно, ту тотчас же заело. Вера тянула ее туда и обратно, но, увы, заело прочно.

Хорошее настроение моментально улетучилось. Господи, что теперь делать? Куда бежать? К швейцару? К лифтеру? Вера представила их насмешливые лица, и у нее внутри все похолодело. Кто, кто может ей помочь?

Вера подумала, сколько может стоить такое платье. Скорее всего несколько тысяч долларов. Какой ужас! Как же теперь быть?

Осторожно ступая на высоких каблуках. Вера вернулась в спальню.

На огромном телевизионном экране молодая пара в вечерних туалетах обедала в ресторане на свежем воздухе в горах Аризоны. За их спинами виднелся роскошный сверкающий автомобиль.

Всю квартиру Спринг заполнили звуки музыки: в симфонию Моцарта вплетались мелодии в исполнении нью-орлеанского джаза и гавайской гитары.

Нахмурившись, Вера подошла к зеркалу и, повернувшись к нему спиной, попыталась сдвинуть «молнию». Поглощенная своим занятием, девушка не слышала, как дверь спальни отворилась.

Кто-то громко рассмеялся, но понадобилось целых две минуты, чтобы Вера осознала, что смех раздается не с экрана телевизора, а от человека, который был совсем рядом…

…и стоял за ее спиной. Господи, да вот же он. Она видит его в зеркале.

Вера в ужасе застыла. У нее не было сил даже закричать.

Она видела в зеркале, как побелело ее лицо и весь грим превратился в клоунскую маску.

Девушка не могла пошевелить даже пальцем. Она стояла и ждала, когда он убьет ее, а в том, что незнакомец ее непременно убьет, не было и тени сомнения. Боже, как же страшно…

Внезапно человек заговорил, и Вера увидела ослепительную полоску белых зубов, контрастирующих с темным загаром.

— Привет! Все нормально, расслабься. Я не хотел тебя пугать. Ты, наверное, не слышала, как я вошел.

Вера попыталась улыбнуться, но зубы ее стучали. Она явственно слышала этот предательский стук.

Перепуганная, Вера начала медленно поворачиваться лицом к незнакомцу.

Приглядевшись, девушка поняла, что незваный гость уже не выглядит таким страшным, как в зеркале. Он оказался совсем юным, того же возраста, что и Вера, и очень симпатичным, действительно симпатичным. Одним взглядом девушка охватила немного длинноватые прямые черные волосы, веселое лицо с лукавыми глазами, фиолетовую футболку, черные джинсы и черный пиджак. Ну, парень — просто глаз не отвести. Намного красивее, чем она могла вообразить в своих мечтах.

Незнакомец все еще смеялся.

— Что все это значит? К чему такая какофония звуков?

Кто ты такая?

— Я… я няня. Присматриваю за ребенком.

— А где ребенок? И где сама Спринг?

— В Лос-Анджелесе, — ответила Вера и тут же спохватилась: определенно не следовало говорить этого. Теперь он знает, что девушка в квартире совершенно одна, хотя и маловероятно, что он убьет ее. Человек, который заразительно смеется, не может быть убийцей.

— Шум такой, будто в квартире толпа народа, — заметил молодой человек.

Веру осенила догадка: парень из бюро технического обслуживания. Ну конечно, соседи пожаловались на шум и попросили проверить — все ли исправно.

— Простите. Я сейчас все выключу. Я… Вы ведь из бюро технического обслуживания?

— Нет.

— Ой! — вскрикнула Вера, вновь охваченная страхом. — Тогда как же вы вошли?

— С помощью вот этого.

Парень повертел перед ее носом ключами.

— У вас ключи, но… — Вера оказалась в полном замешательстве. — Кто вы такой?

— Я Слоун. — Парень выжидающе посмотрел на Веру, но та никак не отреагировала. Его имя ей ни о чем не говорило. — Я Слоун Сент-Джон Тредвелл-младший. Неужели никогда обо мне не слышали? Хотя и так все понятно. Я самый главный секрет моей матери.

— Матери?

— Мне никогда не нравилось мое имя. Вы можете звать меня Сент. Это гораздо лучше.

Парень вышел в коридор, и Вера последовала за ним.

Они ходили из комнаты в комнату, приглушая звуки работающей радио — и телеаппаратуры.

— Спринг ваша мать?

— Да.

— Но почему она держит это в секрете?

Сейчас молодые люди находились в гостиной.

— Потому, что Спринг молодеет год от года, а я становлюсь старше. Скоро мы сравняемся в возрасте. Зачем си портить свой имидж, рассказывая о взрослом сыне.

В квартире наступила тишина. Парень помолчал и с грустью добавил:

— У меня нет к ней претензий. Мы так редко видимся…

— Вы живете с отцом? — полюбопытствовала Вера.

— Ты что, шутишь? Для этого он слишком занят.

Слова прозвучали как бравада, в которой, однако, чувствовалась фальшь.

— Но должен же ты где-то жить, — разумно заметила Вера.

— Конечно. В школах-интернатах, летом в лагерях, а между ними с тетей Глорией. Но теперь с этим покончено.

Теперь я свободный человек.

Вера не могла отделаться от мысли, что он нарочно столь цинично говорит о своих родителях, что на самом деле ему очень горько. Она не знала, что сказать, и некоторое время они стояли, молча глядя друг на друга.

— Ну… — начала Вера. — Жаль, что ты не застал свою мать. Тебе очень нужно ее видеть?

— Это она хотела меня видеть. Во всяком случае, так говорила. Думаю, просто забыла.

— Она уехала в Лос-Анджелес фотографироваться для журнала, — вежливо разъяснила Вера. — Все случилось так неожиданно.

Сент кивнул. На его лице появилась кривая ухмылка., — Все ясно. Она никогда не упустит возможности лишний раз сфотографироваться. Ну… — Он направился в холл. — Рад был с тобой познакомиться. Мне пора.

Вера видела Сента всего пятнадцать минут, но ей вдруг стало очень грустно: такой чудесный парень внезапно ворвался в ее жизнь, чтобы сразу и навсегда с ней расстаться.

— Если хочешь, не уходи, — сказала она, подражая гостеприимной хозяйке. Они подошли к лифту. — Куда ты идешь?

— На вечеринку.

— Ах да, конечно… — Вера смутилась. — Ведь сегодня пятница…

Мысль о том, что она опять останется одна в огромной пустой квартире, была невыносима. Сейчас одиночество будет особенно невыносимым. Неужели ей больше никогда не увидеть Сента?

Вера вспомнила о своем несчастье, о котором в страхе совсем забыла.

— Перед тем как уйти, помоги мне расстегнуть застежку, — попросила она.

— Конечно.

Сент развернул ее спиной к себе и взялся за «молнию».

Вера чувствовала на спине его дыхание, теплое прикосновение пальцев к обнаженной коже.

— Заело, — сказал он со вздохом. — Ни туда ни сюда.

— Господи, что же мне делать?

— Давай разрежем платье.

— Ты что? Оно же ее.

— Догадываюсь… Но зачем? Зачем ты надела платье моей матери? — в первый раз за все время спросил Сент.

Вера молчала. Не могла же она сказать этому парню, что хотела почувствовать себя красавицей, такой, какой ее видел доктор Уилер.

— Ну… Просто от скуки… Но ты ведь ей не скажешь?

— Ты скучала? — спросил он с таким удивлением, как будто впервые слышал это слово. — Почему же не пошла куда-нибудь?

— Потому, что я… — Вера опустила голову. — Я боюсь выходить одна.

— Это глупо. Знаешь что», — Сент очень довольный собой прищелкнул пальцами. — Уж коли ты полностью одета и тебе все равно самой не выбраться из этого платья, пошли со мной на вечеринку!

Уже в лифте он рассказал ей, что они идут в гости к Арни Блейзу. Самому Арни Блейзу. Вера несказанно удивилась.

— Неужели ты знаком с ним?

— Уже много лет. Я иногда останавливаюсь у него. Он недавно купил новую квартиру. Сегодня что-то вроде новоселья. Надо бы позвонить и предупредить, что я не один.

Веру охватила паника.

— Сент, я туда не пойду. Это исключено! Прошу тебя, не настаивай.

— Но почему?

Двери лифта раскрылись, но Вера, прижавшись к стене, и , не думала выходить.

— Иди один!

У лифта столпились люди, ожидая, когда им позволят войти. Независимого вида девушка в голубых джинсах и сердитая женщина в большой шляпе с перьями, державшая на поводке двух тявкающих йоркширских терьеров, с любопытством разглядывали их.

Сент схватил Веру за руку и потащил через весь вестибюль к двери, ведущей на улицу.

— Мы хорошо проведем время. Верь мне.

В не предназначенном для парковки месте стоял белый «Ягуар ХК-Е». Сент открыл дверцу.

Вера неохотно влезла в машину и села на удобное сиденье, обтянутое кожей шоколадного цвета. Сент сел за руль, а Вера вновь начала причитать, объясняя, что не хочет идти потому, что очень застенчива, не умеет общаться с людьми, особенно такими известными и богатыми.

— Они ничем не отличаются от простых людей.

— К тому же я ужасно выгляжу, — заметила Вера, уверенная, что все будут смеяться над ней и она сгорит со стыда.

— Ты выглядишь гораздо лучше, чем моя мать. Ты просто неотразима.

Сент включил зажигание, и мотор мягко заурчал. Он осторожно вывел машину на проезжую часть. Вера сидела ни жива ни мертва и думала, что отдала бы сейчас все на срете, лишь бы вернуться обратно в квартиру Спринг и провести остаток вечера у телевизора.

Сент вел машину быстро, но аккуратно. По радио звучала песня известной группы о любви к Калифорнии и о том, что снится им холодными ночами. Сент тихонько подпевал.

Вера была рада, что молодой человек не обращает на нее никакого внимания. Заведи он разговор, девушка вряд ли сумела бы поддержать его.

Она сидела и думала, что как по мановению волшебной палочки ее мечта осуществилась, что она похожа на Золушку, которой увлекся очаровательный принц и сейчас везет в роскошной карете на бал во дворец. Жаль только, что эта Золушка так напугана и не уверена в себе, но на ней хотя бы великолепное платье.

Они проезжали по Пятьдесят девятой улице.'«

Вера развернулась и посмотрела в заднее стекло, наблюдая, как в темноте исчезают очертания Манхэттена. На зубчатые башни небоскребов опускалась отливающая багрянцем грозовая туча. Вере это показалось очень красивым и впечатляющим, хотя она, как всегда, была не уверена в своей оценке.

Девушка бросила осторожный взгляд на невозмутимого водителя. Его черные волосы развевались на ветру, падая на лоб, мускулистые руки свободно лежали на руле, и лишь пальцы тихонько шевелились в такт музыке.

Почувствовав на себе взгляд Веры, Сент обернулся и улыбнулся ей. В свете уличных огней она вдруг увидела, что глаза у него не карие, а темно-голубые.

Внезапно Вера ощутила, как что-то дрогнуло в ее душе и по телу разлилась сладкая истома. Что бы ни случилось сегодня вечером, каким бы унижениям она ни подверглась, ей не забыть эту поездку.

«И он сказал, что я неотразима».

Вера вспомнила Старфайер и сенатора, целующихся в лимузине, вспомнила, как не давался ей этот поцелуй… Да, подумалось ей, а уж нарисовать, как они занимаются любовью, она бы никогда не смогла. Внезапно ей в голову пришла странная мысль: «А что будет со мной завтра? Буду ли я знать больше, чем сегодня?»

Может быть, именно сегодня предстоит узнать, что это такое, когда тебя целует и обнимает мужчина? Может быть, сегодня она и Сент…

Представив себя в его объятиях. Вера почувствовала слабость во всем теле. Девушка украдкой взглянула на своего спутника, туда, где обтянутый узкими джинсами возвышался тугой бугор плоти, и заерзала на сиденье. Но тут же спохватилась: «О Господи! Что же я делаю? Ведь я же вся взмокла от таких мыслей!»

Платье она надела на голое тело, и оставалось только надеяться, что на ткани не останется предательских следов.

Вера приказала себе не глупить. Кто может на нее польститься? Кому захочется целовать какую-то Веру Браун? Надо быть просто сумасшедшим.

От этих мыслей девушке стало грустно и сразу захотелось, чтобы дорога никогда не кончалась, а сказка длилась вечно.

И тут Вера поняла, что влюбилась.

Глава 4

— О'кей, беби, — произнес мужчина дрожащим голосом. — Давай посмотрим, что у тебя там.

— Согласна. Поехали!

Джо-Бет угрожающе оскалила зубы и начала игру. Она задрала высоко вверх ноги, обтянутые гольфами в красно-белую полоску.

— Первая буква — Д…

— Вторая — и…

— Третья — к…

— Четвертая и пятая — и, е…

У Джо-Бет теперь были ярко-рыжие волосы, заплетенные в тугие косички, на губах вульгарная красная помада.

Нейлоновая сетчатая футболка, не скрывавшая ее полные, крепкие груди, теннисные туфли и гольфы в красно-белую полоску — вот все, что на ней было.

— К… о… ш… к… и…

Мужчина средних лет, одетый в добротный дорогой костюм из легкой шерсти, тяжело дышал, и воздух с шумом вырывался через раздутые, побелевшие от напряжения ноздри.

— Продолжай! — закричал он охрипшим голосом. — Давай, давай, давай!

Он сидел, широко расставив ноги и возбуждая себя руками.

— ДИКИЕ КОШКИ!

— Дикие кошки! Ура!

Джо-Бет взмахнула в воздухе ногами. Мужчина подался вперед, его лоб покрылся каплями пота, глаза, казалось, вылезали из орбит. Пылкое воображение рисовало то, что таилось за треугольником светлых волос: жаркие влажные глубины женского тела, куда он так стремился.

— О Господи! — воскликнул мужчина и еще яростнее принялся массировать себя, со стоном заглядывая туда, где за крепкими ягодицами таилась вожделенная цель. Джо-Бет шире раскинула ноги, нарочно дразня его.

— Господи! Не может быть!

Случилось то, чего уже давно не случалось: у него на ладони осталось несколько капель липкой жидкости.

Джо-Бет, сведя к переносице брови и уперев руки в бока, встала перед ним.

— Ну что, доволен? Хватит с тебя?

Он умоляюще посмотрел на нее:

— Может, ты… ну пожалуйста… очень прошу…

— Что пожалуйста? — Джо-Бет окинула его холодным взглядом. — Хочешь, чтобы я поцеловала тебя там?

— Если ты не возражаешь…

— Возражаю. — Джо-Бет содрогнулась. — Еще как возражаю. Это мерзко.

Губы мужчины задрожали.

— Я знаю, но все же…

— Даже не думай об этом!

В долю секунды Джо-Бет натянула на себя короткую кожаную юбку, жакет цвета хаки и обмотала голову цветастым шарфом, концы которого свисали на плечи. Анжело настаивал, чтобы она носила этот шарф, так как с ним девушка больше походила на школьницу, которой, впрочем, и была всего лишь полгода назад.

Дрожащей рукой мужчина протянул ей пятидесятидолларовую купюру. Двумя пальцами она с отвращением взяла ее, словно нечто мерзкое.

Девушка с шумом захлопнула дверь.

В этот вечер воздух казался Джо-Бет таким густым, что его можно было резать, как сыр, температура все еще держалась на отметке девяносто градусов[5]. Джо-Бет трясло от возбуждения, сказывалось нервное напряжение. «Это больше никогда не повторится, — уговаривала она себя. — Никогда, никогда, ни за что на свете».

Как он ей был отвратителен, этот уверенный в себе мужчина, богатый бездельник, которого возбуждали только молоденькие девушки. Как вообще могут существовать на земле подобные типы?

Джо-Бет не раз говорила ему, как он ей отвратителен, как она его презирает. Да тот и сам все отлично знал. У него было особое чутье на человеческие слабости.

Как только земля терпит таких людей, как Анжело Примавера?

А что ей самой делать дальше?

Всего за полчаса она заработала три с половиной сотни баксов. В столовой же зарабатывала два с половиной доллара в час, плюс жалкие чаевые.

Конечно, если сделать над собой усилие и думать о чем-то постороннем, может, и удастся… Этим так легко зарабатывать деньги, но ведь это ужасно.

Именно так и попалась Мелоди Рос, но у Мел хотя бы был выбор, а у нее, Джо-Бет, выбора нет.

Мимо прошел мальчик-подросток, неся в руке транзистор. Его голова покачивалась в такт музыке. Он даже не взглянул на Джо-Бет. Навстречу попалась пожилая женщина с изможденным лицом, и Джо-Бет сразу вспомнила маму.

Глаза девушки наполнились слезами. От мысли, что она оставила ее одну в таком ужасном положении и даже не дала о себе знать, сердце Джо-Бет заныло. Но что можно сделать? Ведь ее разыскивают как убийцу. И что всего ужаснее, девушка никак не могла вспомнить, стерла ли отпечатки своих пальцев с этой статуэтки. Она помнит лишь лежащего у ее ног мертвого Флойда, мамина статуэтка вся испачкана кровью, на нежный лик Девы Марии налипли волосы отчима, а потом она убегает из дома, покупает билет на автобус до Нью-Йорка.

Поездка в Нью-Йорк обернулась для нее шестидесятичасовым кошмаром. Сначала она не осмеливалась выходить из автобуса, уверенная, что на каждой остановке ее поджидает полиция. Боялась разговаривать с людьми и всю дорогу притворялась спящей. Уткнувшись головой в стекло, она сидела на заднем сиденье, стараясь стать совсем незаметной. Где-то на середине пути автобус снизил скорость, пропуская полицейскую машину. Ее сверкающие огни и звук сирены пронзили темноту ночи. Джо-Бет сжалась, но полицейские проехали мимо, даже не остановив автобуса, и у нее отлегло от сердца. Понемногу девушка начала успокаиваться, и тут же напомнили о себе больное горло и ломота во всем теле.

Измученная и дрожащая, как в лихорадке, Джо-Бет снова и снова погружалась в кошмар, где Флойд хватал ее и она мчалась от него по бесконечному коридору, но каждый раз он ловил ее и прижимал к стене; девушка отбивалась и била его по голове маминой статуэткой, била до тех пор, пока лицо не превращалось в кровавое месиво, затем отчим падал к ее ногам, истекая кровью. Джо-Бет вздрагивала и просыпалась, сердце гулко стучало в груди.

Стараясь не заснуть, Джо-Бет считала часы, оставшиеся до Нью-Йорка: пятнадцать, двенадцать, десять. В Нью-Йорке она встретит Мелоди, она бросится в объятия сестры, и все страхи исчезнут.

Когда она добралась до Нью-Йорка, был уже вечер. Автобус опоздал из-за плохой погоды, было темно и шел снег.

Вест-Сайдский вокзал весь пропитался смесью всевозможных запахов: пота, жареного поп-корна, гарью выхлопных газов, от невообразимого шума кружилась голова.

Джо-Бет никогда не видела такого скопления народа. Люди всех возрастов, размеров и цвета кожи сновали взад-вперед, толкая друг друга и натыкаясь на нее, пока она оглядывала зал в поисках телефона. Однако Джо-Бет чувствовала себя здесь более уютно. Никто не замечал ее, никому не было до нее никакого дела, и страх постепенно исчез. Девушка была здесь лишней и оттого чувствовала себя невидимкой.

В телефонной книге она нашла номер «Экзотика инкорпорейшн», но адрес агентства там не указывался.

К телефону подошла женщина и, мурлыкая, осведомилась, что ей нужно. Голос ее сразу посуровел, когда Джо-Бет попросила к телефону Мелоди Рос. Казалось, женщина даже не знала такого имени, несмотря на то что Мел была их известной моделью и ее фотографии красовались во всех — журналах, однако она милостиво согласилась навести справки. Джо-Бет сообщила, кто она и где будет ждать сестру.

Звонок прервался, автомат потребовал дополнительную плату. Денег у Джо-Бет не было, и оставалось только ждать.

Девушка без сил опустилась на скамью, вертя в руках пустой кошелек. Она вся дрожала, несмотря на жару, где-то в середине ночи ее сморил тяжелый сон.

Джо-Бет проснулась оттого, что кто-то тряс ее за плечо.

— Джи Би, Джи Би, проснись!

Это была Мел, часы показывали три утра. Сестра выглядела уставшей и измотанной; на лице ее не было и тени радости от встречи с сестрой.

— Джи Би, какого черта ты здесь?

Рядом с Мел стоял элегантно одетый мужчина маленького роста. Его добрые карие глаза, опушенные длинными ресницами, с нежностью смотрели на Джо-Бет, он внимательно изучал ее. Так она впервые встретилась с Анжело.

Дети Респичи играли с крышкой мусорного бака, с громкими криками отпасовывая ее друг другу. Тупо уставившись в стоптанные тапочки и что-то невнятно бормоча себе под нос, на ступенях сидела старая миссис Карлучи. Ее худые пальцы стягивали на груди видавшее виды рваное кимоно, женщину знобило как от холода. Янни Спатис, в забрызганном кровью фартуке, с хмурым видом протирал металлические, скованные одной цепью столы и стулья, расставленные на улице рядом с рестораном.

Джо-Бет помахала ему рукой, Янни небрежно ответил.

— Тебе не жарковато? — спросил он.

Еще один квартал, и она дома, если, конечно, можно назвать домом убогую квартирку в облупившемся трехэтажном доме из коричневого кирпича, где она жила вместе с Мелоди.

В первую ночь для нее это было убежищем. Тогда она, поддерживаемая сестрой, с трудом поднялась по низким ступеням, с тупым видом наблюдая, как Анжело отпирает железные ворота, затем окрашенную темно-бордовой краской входную дверь. Узкая лестница, покрытая грязным линолеумом и освещенная лампочкой без абажура, еще замки, и вот они входят в розовую комнату. Все розовое и на вид горячее, как и ее больное, распухшее горло. Анжело плеснул в стакан какой-то жидкости и приказал выпить. Джо-Бет повиновалась и проглотила обжигающий горло напиток.

Как сейчас, она помнит слова Анжело:

— Похоже, у тебя был трудный день.

Он с нежностью, как ребенка, уложил ее в постель, закутал в одеяла. Комната оказалась маленькой и тесной, заполненной всевозможными коробками, какой-то одеждой, ящиками. Последнее, что она помнит, прежде чем впасть в забытье, его легкий поцелуй в лоб, запах дорогого одеколона и нежный голос, прошептавший: «А ты хорошенькая девочка».

Больше недели Джо-Бет неподвижно лежала в постели, накачиваемая антибиотиками, антигистаминами и поливитаминами. Следующие две недели девушка в полной прострации слонялась по квартире, чувствуя апатию ко всему, происходящему вокруг. Ее беспокоили только счета от врачей, но Анжело просил не волноваться — он обо всем позаботится.

Как только Джо-Бет немного окрепла, он лично отвел ее в косметический салон, где ей изменили лицо и покрасили волосы в другой цвет.

Взглянув в зеркало, Джо-Бет себя не узнала: ее волосы стали того же рыжего оттенка, что и у Мел, брови выщипаны и приподняты. В целом лицо прибрело совершенно новое, незнакомое ей выражение. Джо-Бет сразу почувствовала себя свободнее. Анжело сказал ей, что она настоящая красавица. Анжело был первым мужчиной в ее жизни, который к ней хорошо относился, был добрым и нежным, не требуя ничего взамен. Он даже не пытался склонить ее к сексу.

Джо-Бет хорошо понимала, почему Мелоди по уши влюбилась в него.

— Он такой заботливый, — сказала она как-то сестре. — Просто не знаю, как мне отблагодарить его.

Почти целый месяц, до самого апреля, Джо-Бет жила как в тумане. Она была слишком слаба, слишком больна и слишком напугана, чтобы понимать, что происходит вокруг нее.

Только в начале апреля девушка начала понемногу прозревать.

Мелоди действительно работала моделью, но не дорогой, которая позирует для журналов высокой моды. Чарлина оказалась права: фотографии, в «Воре» были не ее.

— Зачем же ты тогда их мне прислала? — спрашивала Джо-Бет, не понимая намерения сестры.

— Я просто не могла удержаться, — уклончиво ответила Мелоди. — Девушка так на меня похожа. Мне все время казалось, что она и есть я. Меня так и подмывало послать их тебе. Мне и в голову не приходило, что ты можешь приехать сюда… — Голос Мелоди сорвался. — Ты знаешь, золотко, я честно пыталась, но все эти люди из агентств только смеялись надо мной. Они говорили, что у меня тело, как у ребенка.

Но маленькое, чувственное тело Мел оказалось вполне подходящим для агентства Анжело «Экзотик инкорпорейшн», чьи модели работали спутницами богатых бездельников, позировали для порножурналов, демонстрировали нижнее белье и снимались обнаженными для календарей.

Джо-Бет представила себе обнаженную Мелоди на календаре, висящем в конторе Флойда, и рассматривающих ее мужчин и, не удержавшись, спросила:

— Это ужасно, Мел. Как ты можешь?

— Это не так уж и ужасно. Все дело в привычке, да к тому же за это хорошо платят. Подумай о деньгах, Джо-Бет.

Деньги для Мелоди всегда были на первом месте.

— Я никогда не буду заниматься этим, — сказала Джо-Бет Анжело. — Лучше умру.

Он отнесся к ней с пониманием.

— Конечно, беби. Эта работа не для тебя. Ты девочка высшего класса. Просто выплати мне то, что должна, и мы квиты.

Он показал ей счета на тысячи долларов Джо-Бет была в шоке Она даже не подозревала, что доктора берут так много. Когда к расходам на лечение добавились счета за работу дантиста, посещение косметического салона и новую одежду, девушка пришла в ужас. Не стоило забывать, что она жила на квартире, арендуемой Анжело для Мел, и он кормил их.

— Мне жизни не хватит, чтобы расплатиться с тобой.

— Ты можешь их отработать, беби, — с улыбкой ответил Анжело.

Джо-Бет не сразу поняла, а когда до нее наконец дошло, на что он намекает, то вспыхнула и, выпрямившись во весь рост, с презрением посмотрела на него.

— Я не собираюсь позировать для твоих грязных журналов. Даже не надейся на это. Забудь об этом раз и навсегда!

Качая головой, Анжело прищелкнул языком:

— Мне кажется, что ты кое-что забыла, о чем забывать не следует. Не так ли, детка?

Джо-Бет почувствовала, как все внутри у нее напряглось и похолодело. Ей стало стыдно за свою наивность. Как можно быть такой доверчивой? Анжело вовсе не добрый и ласковый человек, каким казался, он мужчина и мужчина в худшем понимании этого слова. И сейчас она полностью в его власти. Если не подчинится, он выдаст ее полиции.

Джо-Бет решила посоветоваться с Мелоди:

— Что мне делать. Мел?

Мелоди не имела об этом ни малейшего представления.

— Я бы одолжила тебе денег, если бы они у меня были, золотко, но сейчас я на мели.

Джо-Бет была потрясена. Мелоди зарабатывала кучу денег. Почему же вдруг ничего нет?

— Ну ты же понимаешь, как это делается.

Джо-Бет ничего не понимала, но внезапно к ней пришло прозрение: деньги, заработанные Мелоди, текли мимо ее кармана.

— Перед тобой большие перспективы, — сказал девушке Анжело. — Тебя ожидает прекрасное будущее. Ты можешь жить на широкую ногу, иметь все, о чем мечтала.

Подумай о своей матери. Разве тебе не хочется, чтобы она жила с тобой? Но все это стоит недешево, детка.

Джо-Бет попыталась получить работу официантки в бифштексной на Бродвее, но там потребовали страховку, и девушка запаниковала. Полиция сразу пойдет по ее следу. С месяц она поработала в кафе, где не задавали никаких вопросов, но и платили мало. Анжело только улыбался и ждал своего часа.

В конце июня он предложил ей сняться обнаженной для календаря, и Джо-Бет согласилась, прекрасно понимая, что ее загнали в тупик.

Ей повезло, что фотограф и два его ассистента были людьми деловыми и знали цену времени. Они разглядывали тело девушки с профессиональной точки зрения, не замечая ее присутствия, обсудили все детали, вымазали какой-то косметикой и не разрешили сидеть, чтобы, не дай Бог, на коже не осталось рубцов от стула. Она позировала им в нескольких ракурсах, пока фотографы не пришли к окончательному решению. Они сняли ее, стоящую на коленях и поддерживающую руками полные высокие груди, с волосами, свисающими с одного плеча. Девушка категорически отказалась улыбаться. Перед ее глазами всплыли фотографии Мелоди с застенчивой улыбкой на губах, что показалось ей верхом унижения.

В конце концов все обошлось хорошо. Фотографы спокойно расстались с ней, сказав на прощание:

— Если ты нам снова понадобишься, мы дадим знать.

Никто даже не пытался приставать к ней, и ей не пришлось защищаться.

Джо-Бет заплатили сто долларов, которые пошли в карман Анжело в уплату долга.

Спустя две недели ей предложили встретиться с Кохом.

Кох был постоянным клиентом Анжело. Самые что ни на есть сливки. Он даже не дотронется до нее, а если и дотронется, то у него ничего не выйдет, он недееспособен.

Кох, президент большой электронной компании, находил удовольствие в том, чтобы над ним издевались и унижали девочки-школьницьь Джо-Бет сделала все как надо, и он, довольный, заплатил за нее три сотни баксов да еще дал пятьдесят долларов чаевых.

Джо-Бет плотно прикрыла за собой дверь и, едва переставляя ноги, стала подниматься по лестнице, ведущей в квартиру, которая в мечтах представлялась ей огромной и красивой, а на деле оказалась маленькой и затхлой.

Она ненавидела в этой квартире все: вычурные кресла, обтянутые розовым искусственным шелком, с салфеточками на изголовье, маленькие круглые столики, покрытые розовыми скатертями и кружевными салфетками, но особенно горка, где на полках стояли пастухи и пастушки — имитация дрезденского фарфора. Это было ужасное помещение, комната дешевой проститутки.

Войдя в квартиру, Джо-Бет сразу поняла: что-то случилось. Мелоди Рос сидела, развалясь в одном из кресел, и выглядела больной и усталой. Анжело стоял у розового бара, держа в руках стакан с коричневой жидкостью. Оба разом повернулись к Джо-Бет.

Что-то во всем этом настораживало, что-то явно произошло. От страха у Джо-Бет засосало под ложечкой. Неужели полицейские напали на ее след?

Анжело резко поставил стакан на стойку бара.

— Слава Богу, ты пришла вовремя.

Припухшие веки Мелоди выдавали, что она плакала.

Джо-Бет почувствовала, как холодок пробежал по спине. Мел смотрит на нее с явной ненавистью. Господи, что же все-таки случилось?

— Вовремя для чего? — потребовала ответа Джо-Бет.

Анжело набрал в легкие воздуха и изобразил на лице подобие улыбки.

— Иди скорей переодевайся. Надень что-нибудь классное. Постарайся выглядеть как школьница.

— Как кто? — переспросила Джо-Бет, заливаясь краской.

— Ты прекрасно слышала. Сегодня на Лонг-Айленде грандиозный прием. Ты будешь подарком нашего агентства для одного парнишки, известной кинозвезды. Для нас наступили хорошие времена, детка. Теперь мы будем грести деньги лопатой.

По голосу чувствовалось, что Анжело нервничает.

— Почему же я не подхожу для этой роли? — впервые подала голос Мелоди.

— Ты что, свихнулась? — Анжело с презрением посмотрел на нее. — Они хотят девочку, совсем молоденькую.

— Ты считаешь, что я недостаточно молода? Господи, мне всего двадцать.

— Заткнись! — Анжело, размахнувшись, ударил Мелоди по лицу.

— Не смей ее трогать, ублюдок! — закричала Джо-Бет.

Анжело пристально посмотрел ей в глаза.

— Настал твой звездный час, детка. Иди переодевайся. — Он взглянул на свои золотые часы «Ролекс». — Они будут здесь через пятнадцать минут.

— Я никуда не поеду, — ответила Джо-Бет сквозь зубы.

— Еще как поедешь. Может, у тебя есть выбор?

Когда Джо-Бет выходила за дверь, то услышала, как Анжело сказал Мелоди:

— У нее есть кое-что, чего у тебя нет уже давно. Она девственница.

Глава 5

Старинное поместье Блейнз-Лендинг являло собой образец готической архитектуры с ее стрельчатыми сводами, куполами и огромными окнами, украшенными витражами.

Из окон открывался божественный вид на пролив Лонг-Айленд. Широкие французские двери вели из гостиной на кирпичную террасу и далее к плавательному бассейну, выложенному флорентийской плиткой. За террасой располагались лужайки, зеленые и мягкие, как мыльная пена, сбегавшие вниз к полуразрушенной дамбе.

Сент припарковал машину позади дома, втиснув ее между «роллс-ройсами», «шевроле» и «ламборгини». Во втором ряду машин виднелся огромный старинный катафалк.

Его окна закрывали черные шторы, а панельные бока испещряли гротескные знаки и буквы. Вся машина была заляпана красными пятнами, словно чья-то неведомая рука вылила на ее крышу ведро красной краски.

— «Скриминг Скаллз», — сказал Сент, кивнув головой в сторону катафалка.

— Кто? — переспросила Вера, не понимая, о ком идет речь.

— Рок-группа. Тяжелый металл.

Сент провел Веру между машинами, минуя троицу здоровенных парней с непроницаемыми лицами, которые перекидывались в картишки на капоте «кадиллака». Все трое были одеты в черные майки, испещренные на спинах такими же непонятными знаками и буквами, что и катафалк. У каждого на одной из рук от плеча до локтя виднелась татуировка в виде змеи.

— Это и есть «Скриминг Скаллз»? — спросила Вера.

— Кто? Эти? Конечно, нет. Для этого ребята слишком чистые и гладкие. Это просто охрана.

Они остановились у входа в особняк, где широкоплечий мужчина по списку сверял имена приглашенных.

В холле девушка с ослепительной улыбкой на лице и минимумом одежды на теле предлагала гостям шампанское, наливая его из бутылки, оплетенной венком из белых цветов.

Сент взял у нее два бокала и протянул один из них Вере.

Холодное шампанское приятно щекотало небо. Вера почувствовала себя увереннее, вспомнив, что Диана Старр пила шампанское каждый день. А уж Старфайер, конечно, чувствовала бы себя как дома в любой, самой разношерстной компании. Глубоко вздохнув, Вера задержала дыхание и сделала глубокий выдох. Она мысленно рассуждала: «Это то, чего ты всегда хотела. У тебя появился шанс изменить жизнь».

Теперь она знала, что ей будет так же легко и непринужденно здесь, как было бы Старфайер.

Пол в холле, где они стояли под огромной, сверкающей огнями люстрой, был выложен в шахматном порядке черно-белыми плитами. Прямо перед ними находилась широкая лестница, разделенная на два крыла, за ней виднелось круглое витражное окно с изображениями изумрудных и бирюзовых павлинов, гуляющих под сенью раскидистой магнолии.

— Это единственное, что осталось от старого дома. Все остальное он к черту переделал, — сказал Сент Вере, ведя ее в глубь дома.

Сент помнил Блейнз-Лендинг с детства. Они часто гостили здесь, когда проводили лето на Северном побережье, где тетя Глория арендовала большой особняк. Тогда он играл на этих зеленых лужайках или в зарослях рододендронов — ему не разрешалось одному ходить на пляж, пока тетя Глория и ее кузина Бетси Блейн Уэллс пили на террасе холодный чай и слушали пластинки Мантовани.

Сент помнил удобную обветшалую мебель, потертые ковры, спальни, оклеенные пожелтевшими обоями с потускневшими розами, и покрытую пятнами плесени акварель с видом Венеции, которую написала еще прабабушка Блейн во время своего путешествия по Европе перед первой мировой войной.

Сейчас же по желанию богатого и известного Арнольда Блейза старинный особняк превратился в чудовище и вы глядел так, как выглядела бы почтенная вдова в ярком макияже и мини-юбке. Старую фамильную мебель заменили вычурные сооружения из нержавейки, кожи и стекла; в столовой шестиногие стулья из прозрачного зеленого пластика окружали черного стекла стол, поддерживаемый футуристическим сплетением медных трубок; абстрактная мазня невообразимых расцветок заменила прабабушкину акварель с видом Венеции, и весь дом от погреба до чердака заполнили стереоколонки; патефон выбросили на помойку.

— И он гордится всем этим, — сказал Сент Вере. — Говорит, что это впечатляет.

— Кого впечатляет?

— А черт его знает.

— Зачем ему это надо?

— Это долгая история. Давай сейчас не будем говорить об этом. Пусть себе наслаждается.

Сент взглянул на стоявшую рядом с ним Веру, которая, потягивая шампанское, с искренним удивлением смотрела на все происходящее глазами человека, впервые попавшего в подобное место и никогда не встречавшего таких людей. Увидев всю эту толпу глазами невинной английской няни, Сент почувствовал запоздалое раскаяние.

Какого черта он привел ее сюда? О чем он только думал?

Сент решил было схватить Веру за руку и увезти обратно в Нью-Йорк, но передумал: во-первых, потому, что им овладело какое-то тревожное чувство, даже предчувствие, что;

Арни действительно очень нуждается в нем, и, во-вторых, потому, что, несмотря на первоначальную панику. Вера уже успокоилась и стала чувствовать себя увереннее. Ей даже удавалось неплохо выглядеть в тесном для нее вечернем платье матери. Хотя, впрочем, ему все равно, во что она одета.

На этом приеме одежда не имела никакого значения.

Некоторые гости, в основном отпрыски известных на северном побережье семей, с кажущейся небрежностью оделись в дорогие слаксы и юбки из крокодиловой кожи; новые приятели Арни по Голливуду, молодые люди с голодными глазами, щеголяли в костюмах, продающихся в единственном экземпляре в бутиках на Родео-авеню; представители артистических кругов Манхэттена носили все, начиная с одежды от Кристиана Диора и кончая тряпьем Армии спасения. Мимо прошел шатающейся походкой пьяный молодой человек, волоча за собой хихикающую девицу в розовом вечернем платье, корсаж которого украшали увядшие гардении. Они явно сбежали с какого-то молодежного бала ради этого приема, где в избытке выпивка, наркотики и громкая музыка.

Сент резко обернулся, почувствовав на плече чью-то сильную, тяжелую руку.

— Привет, Сент! Так ты все-таки решил прийти?

Мужчина был мускулистым, преждевременно полысевшим в свои тридцать с небольшим. В толпе гостей он выглядел белой вороной, но это, возможно, потому, что был абсолютно трезвым. Звали мужчину Фрэнк Зелинский. Он служил телохранителем у Арни. На Фрэнке пузырился надувной клетчатый жилет. Сент знал, что под жилетом в пристегнутой к плечу кобуре лежит «вальтер РРК380».

— Как у него дела? — спросил Сент.

— А как ты думаешь?

И сразу Сент вспомнил морозный, холодный день, когда прошлой зимой, в очередной раз поссорившись с отцом и чувствуя себя отвергнутым, позвонил Арни, чтобы поплакаться тому в жилетку. Прогостив у него пару дней, он стал свидетелем его сумасбродного поведения и постоянной смены настроений. Арни серьезно беспокоил Сента. Наркотики вошли у приятеля в привычку. Тогда многие увлекались наркотиками, но в случае с Арни дела обстояли достаточно серьезно. Это был тяжелый случай.

— Господи, Сент! — кричал тогда Арни. — Не будь занудой! Со мной все в порядке. Давай я и тебе дам нюхнуть порошочка.

— Нет, Арни. Это не для меня.

Тогда Сент думал, что может помочь Арни, удержать его от роковой черты, к которой друг стремительно катился, но ошибался. Арни не нужна была его помощь.

— Какие проблемы? Что ты придумываешь? Я легко могу отвыкнуть от водки и кокаина. — И уже совсем злобно:

— Если тебе все это так не нравится, можешь убираться отсюда. Здесь в тебе никто не нуждается.

Когда же Сент решил вернуться в Калифорнию, у Арни началась истерика:

— Сент, не уезжай. Не оставляй меня одного. Без тебя мне с этим никогда не справиться.

Сент чувствовал себя предателем и трусом, но ничего не мог поделать.

После всего увиденного школа показалась ему райским уголком, и, к своему удивлению, Сент ее прилично окончил. Он очень надеялся, что отец придет на выпускной вечер. Стоя на возвышении в ожидании диплома, молодой человек с надеждой всматривался в лица родителей, расположившихся на раскладных стульях в тени развесистого дуба, ожидая, что вот-вот появится отец. Тот, конечно, не пришел, а вместо этого прислал чек на солидную сумму и приглашение в Нью-Йорк, чтобы обсудить его будущее.

Первым желанием было разорвать проклятый чек, но его приятель по комнате, сын адвоката из Сан-Франциско, вмешался.

— Ты что, совсем из ума выжил? — кричал он.

— Мне не нужны его паршивые деньги.

— Тогда отдай их мне. Я не гордый.

Немного поразмыслив, Сент решил взять деньги и потратить их на что-нибудь несуразное, что явно не вызвало бы одобрения отца. В салоне подержанных машин ему на глаза попался «ягуар», элегантный автомобиль, но целиком и полностью непрактичный, что и заставило Сента его купить. На нем он целый месяц гонял по стране, вел машину не торопясь, а все возможные поломки и аварии делали путешествие еще более интересным и привлекательным.

Прежде чем отправиться в Манхэттен, Сент решил подышать свежим воздухом, а заодно и повидаться с тетей Глорией, которая жила затворницей недалеко от Стамфорда, штат Коннектикут в полуразвалившемся старом доме на более чем скромную ренту. Помимо великолепного сада, у тети Глории было мало интересов, ну разве что вновь и вновь перечитывать по вечерам «Героев» Хогана. Однако она очень обрадовалась Сенту.

От тети Глории он наконец позвонил отцу, чтобы вновь разочароваться. Мисс Геррити сказала, что тот улетел в Лондон.

Тогда молодой человек решил позвонить матери.

— О, это ты, Слоун? Мне очень жаль, что я не смогла присутствовать на твоем выпускном вечере, но я приготовила тебе подарок. Может, ты заскочишь ко мне вечером в пятницу? Только, пожалуйста, не слишком рано. Что-нибудь часиков в девять-десять. Ты еще не потерял ключ от моей квартиры?

И напоследок он позвонил Арни, о котором постоянно тревожился.

— Господи, Сент, куда ты запропастился? Я тебя везде разыскиваю. Я купил этот дом, Сент. Теперь Блейнз-Лендинг мой. Ты должен его помнить, это тот самый дом, куда вы ездили в гости с тетей Глорией, когда ты был еще ребенком. — Дальше скороговоркой:

— У меня в пятницу прием, обязательно приходи.

И вот теперь в двойных дверях, ведущих на террасу, появился сам Арни, Арнольд Блейз, мечта всех подростков, в облегающих бедра ярко-красных брюках и такого же цвета рубахе, в сопровождении, как и полагается, ослепительной модели.

Лицо Арни горело от возбуждения.

— Сент! Пришел все же! А я боялся, что ты не придешь, старик.

За показной веселостью и яркой внешностью Сент снова увидел толстого восьмилетнего мальчика с молящими глазами и жалкой улыбкой. Холодный страх сковал сердце, Сенту стало тревожно, но он взял себя в руки и с притворной веселостью закричал:

— Послушай, старик, ты выглядишь как настоящая кинозвезда!

В следующую минуту Вера почувствовала, что ее руки сжимает, а щеки целует самый известный тинейджер в мире.

В мгновение ока она была очарована теплотой его приема, дружеской улыбкой, его знаменитыми зелеными глазами.

Он вытащил вперед свою подружку, и девушка услышала:

— Сент и Вера, это…

Имя потонуло в шуме голосов.

Приятельница Арни была высокая, в коротком белом льняном платье, волосы цвета осенней листвы заплетены в толстую косу. При ближайшем рассмотрении она выглядела необычайно красивой, но ей не хватало тепла и живости.

Девушка посмотрела сначала на Сента, затем на Веру, и ее прекрасные серые глаза засветились и засияли, как драгоценные камни.

— Привет, — сказала Вера, не в силах оторвать от незнакомки глаз.

— Привет, — с равнодушным видом ответила та.

Девушка смотрела поверх головы Веры на витражное окно. Чувствовалось, что она глубоко несчастна. Вера заметила это сразу и была потрясена до глубины души. Художница понимала, что девушке не хочется присутствовать на этом приеме, что она не расположена разговаривать с ними и ей не нравится быть подругой Арни. Вера вдруг осознала, что знает эту девушку и что знакомство не случайно. Она знает ее хорошо и даже может читать ее мысли.

— Мы встречались с вами раньше? — внезапно для себя спросила Вера. — Где это могло быть?

Девушка выразительно покачала головой:

— Мы никогда не встречались.

Здесь Вера заметила, что Арни разговаривает с ней:

— ..Он мой давнишний приятель. Самый лучший на свете парень, единственная добрая душа. Только зачем он меня покидает… — Арни схватил Сента за руку. — Будешь пить? Если тебе чего-нибудь захочется, только намекни… Я сделаю для тебя все… — Блейз зашатался, согнулся пополам и ударил себя пониже спины. «Скаллз» заиграли… — Тебе нравится эта группа? — спросил он, обращаясь к Вере.

Вера с трудом отвела взгляд от рыжеволосой девушки и кивнула:

— О, еще как!

— К черту все! Давайте вместе совершим путешествие…

Англия, Париж, Гамбург… — Арни ткнул Сента кулаком в живот. — Помнишь школу? А… Теперь все изменилось. Ведь правда?

Сент рассеянно кивнул. Он, как и Вера, не отрываясь смотрел на рыжеволосую девушку, и в его взгляде сквозили удивление и восхищение.

— Ну я пошел, — пробормотал Арни.

Внезапно зеленые глаза Блейза подернулись пеленой, лицо побелело, челюсть отвисла. Еще секунда, и он весь задергался, как кукла на веревочках.

— Здорово, что вы пришли, ребята. Вы это понимаете?

Вся эта толпа… эти люди… дрянь. А вас я люблю.

Арни обнял Сента и Веру за плечи. На его глаза навернулись слезы.

— К черту… — Он резко оттолкнул их, безумный взгляд шарил по комнате, на лице появилась умильная улыбка. — Грандиозная вечеринка! Все пришли ко мне. Пойду поциркулирую… Увидимся!

Арни нырнул в толпу, таща за собой свою приятельницу.

— Как ее зовут? — спросила Вера. — Сент, ты расслышал ее имя?

Слоун покачал головой.

— Но Арни же назвал нам его, — не унималась Вера. — Ты должен был его слышать. Я знаю ее, я просто уверена в этом. Правда она очень красивая?

— И даже более того, — ответил Сент, глядя вслед девушке.

Недалеко от них, за росшей в кадке пальмой, корчился парень в смокинге, его тошнило. Рядом с ним причитала девушка в розовом вечернем платье:

— Брендан, ну какой же ты поганец!

К ним уже бежал Фрэнк Зелинский.

— Вам лучше выйти на свежий воздух, сэр, — предложил он «смокингу».

— Он поганец, — повторила девушка. — Самый настоящий.

— Вам виднее, мисс, — ответил Фрэнк.

Он подозвал официанта и указал ему за пальму.

— Пришли кого-нибудь прибрать здесь.

— Послушай! — Сент схватил Фрэнка за рукав. — Что за девушка с Арни?

Телохранитель недоуменно посмотрел на Сента.

— Откуда я знаю?

— Но, может, ты знаешь ее имя?

— Выбирай любое, какое тебе больше нравится. Трейси подходит? Хочешь Тиффани или Саманта…

Сент мертвой хваткой вцепился в Фрэнка:

— Что ты хочешь этим сказать?

— Только то, что она проститутка, старик. Какого черта я должен знать ее имя?

Лицо Сента внезапно побледнело, и он судорожно вздохнул:

— Ты меня разыгрываешь?

— Зачем мне это делать? Студия наняла ее на одну ночь, заплатили по высшему разряду.

— Но этого не может быть, она не такая.

Мимо них пробежала пожилая служанка с ведром и шваброй в руках. Лицо ее было бесстрастно, но весь облик говорил о том, что она ничему не удивляется и уже давно привыкла к выходкам богатых бездельников.

В это время на террасе раздались громкие крики.

— Вот черт, что там еще? Надо посмотреть, — сказал Фрэнк, резко оттолкнув Сента. Расталкивая гостей, телохранитель бросился на террасу.

— Я ему не верю, — сказал Сент. — Эта девушка не может быть проституткой.

Джо-Бет послушно следовала за Арни.

«Настал твой звездный час, детка… Иди переодевайся…

Машина будет с минуты на минуту…»

«У нее есть кое-что, чего у тебя давно нет. Она девственница».

— У тебя не будет с ним никаких проблем, — сказал шофер, облаченный в черный шерстяной костюм, белую рубашку и полосатый галстук. Громко чавкая, он всю дорогу сосал таблетки от несварения желудка. — Его интересуют только «колеса». Он быстро сломается, а завтра скажешь ему, что он был великолепен. Это мешок с деньгами.

Джо-Бет ничего не сказала шоферу, ни единого слова, и тот начал волноваться:

— Давай-ка встряхнись, малышка. Ты что, хочешь провалить все дело?

Итак, завтра утром она проснется настоящей проституткой. Господи!

У Лу-Энн Креббс из Корсики была фотография Арни, которую та наклеила на внутреннюю поверхность дверцы своего шкафчика и очень ею гордилась.

— За свидание с таким мальчиком я дала бы отсечь себе правую руку, — часто говорила она.

«Вот бы ее на мое место», — думала Джо-Бет.

— Ты совсем не похожа на проститутку, — заметил Арнольд Блейз, с удивлением рассматривая Джо-Бет. — Ты что, сделаешь все, что я захочу? — спросил он со смущенной улыбкой. — Они тебе хорошо заплатили?

Арни дотронулся до голой девичьей руки, его пальцы оказались неожиданно горячими и сухими.

«Да у него еще никогда не было женщины!» — осенила Джо-Бет внезапная догадка. Арни Блейз такой же девственник, как и она. Этот кумир молодежи всего мира никогда прежде не занимался сексом! Он еще слишком молод и робок, да и выглядит таким испуганным. Джо-Бет на какое-то мгновение даже стало его жалко.

По мере того как время шло, настроение Арни постоянно менялось: он был то робким, то буйным, и Джо-Бет охватило нехорошее предчувствие.

Да и во всем этом вечере было что-то фатальное. Один из барменов открыто готовил наркотики. Гости дошли до такой стадии опьянения, что еще немного — и начнут все вокруг себя крушить.

Что-то непременно должно случиться: Драка, несчастный случай, кто-нибудь вызовет полицию.

Если полицейские приедут, то она пропала. Начнут задавать вопросы, захотят узнать, кто она такая, и все выплывет наружу.

Арни раскачивался в такт музыке, отбивая ритм кулаком правой руки по ладони левой. Его лоб покрыли крупные капли пота, по лицу скользили блики огней, пульсирующих со сцены, окрашивая его то в ярко-красный; то в темно-синий цвет. На фоне своей эмблемы, стального черепа с огромными кровоточащими зубами, на сцене завывали четыре демона — затянутые в кожу и загримированные под вампиров. Их солист Фил Зетгейт, если верить прессе, выпивал каждый день кварту крови Еще он был знаменит тем, что помочился из окна отеля на головы пребывающих в экстазе фанатов.

Извиваясь всем телом и завывая. Фил свирепо сжимал микрофон, словно хотел разгрызть его на куски. Ожерелье из зубов и костей животных, висевшее на его голой груди, ходило ходуном.

Арни совершенно забыл о Джо-Бет, и та ушла к бассейну, заполненному прыгающими на воде надувными игрушками. Среди них девушка различила Годзиллу, аллигатора и желтого утенка.

На краю бассейна, раскачивая в такт музыке головой и согнутыми в локтях руками, танцевала девушка в черном кружевном белье. Внезапно она поскользнулась и, взмахнув руками, как крыльями ветряной мельницы, с громким визгом полетела в воду. Секундой позже ее голова с прилипшими волосами показалась над поверхностью воды. Она снова завизжала, на этот раз еще сильнее, и двое мужчин с громким смехом бросились ее спасать.

Расталкивая локтями толпу гостей, на шум прибежал телохранитель Арни. К этому времени «Скриминг Скаллз» уже заканчивали свое выступление. Прозвучали последние сатанинские аккорды, и вся группа уползла за сцену, где они, как решила Джо-Бет, будут пить из горлышка пиво, материться и впрыскивать себе наркотики. Арни последовал за ними.

Джо-Бет, впервые за много часов оставшаяся одна, медленно спустилась по зеленым лужайкам к темной воде. Относительная тишина была божественной. Девушка слушала нежный плеск волн, стрекот кузнечиков и думала о том, как давно не наслаждалась тишиной ночи, далекими звездами и шумом ветра в ушах. Как было бы хорошо, если бы по мановению волшебной палочки исчезли и этот дом с его гостями, и «Скриминг Скаллз» с их дьявольской музыкой, и сам Арнольд Блейз и она осталась бы совсем одна.

В небе блеснула молния, освещая ярким светом гряду черных, набухших дождем туч. Сразу вслед за молнией раздались раскаты грома. Джо-Бет с удовольствием вдохнула влажный воздух, она любила грозу.

Сейчас, когда ее глаза привыкли к темноте, девушка могла различить темные очертания плавучих доков, качающихся у причала на черной, как чернила, воде. Рядом с ними на волнах подскакивала маленькая рыбачья шхуна. Вдали виднелся стоявший на якоре парусник, длинный и сверкающий, его белые бока светились в темноте.

Джо-Бет с тоской посмотрела на шхуну. Вот бы сейчас спуститься к докам, взобраться на нее, завести мотор и умчаться далеко-далеко, туда, где начинается шторм. Убежать…

Чья-то рука легла ей, на плечо, и Джо-Бет, вздрогнув, оглянулась. Это была английская девушка Вера в тесном вечернем платье и пышном парике. Рядом с ней стоял приятель Арни.

— Я ищу тебя, — сказала Вера. — Мне надо с тобой поговорить. Послушай, как тебя зовут?

— Джо-Бет Финей, — не раздумывая ответила та и тут же прикусила язык. Какая же она дура! Ну зачем сказала им свое настоящее имя? А вдруг они что-нибудь знают о ней?

Жизнь так ничему ее и не научила.

— Уверена, что мы встречались.

Джо-Бет неистово замотала головой:

— Ты меня с кем-то путаешь.

Темное небо прорезал зигзаг молний, и в ее свете парусник стал различим во всех деталях: белая мачта, рубка капитана, оснастка, лебедка и прочее.

— Какой же он красивый! — вырвалось у Джо-Бет. — Как бы мне хотелось уплыть на нем в океан.

— Нет. Я уверена, что это была ты, — настаивала Вера, игнорируя ее слова о паруснике.

Раскатисто прогремел гром.

— Приближается гроза, — сказала Джо-Бет, начиная волноваться от мысли, что Вера действительно могла ее видеть.

Но где?

В газете? Или в объявлениях о розыске, висевших в каждом почтовом отделении?

Джо-Бет похолодела от страха, но тотчас же приказала себе не сходить с ума. Даже если Вера и видела фотографию, она бы ни за что не узнала ее, ведь у нее теперь другое лицо и рыжие волосы… Но почему Вера так уверена?

Джо-Бет решила, что ей лучше отделаться от англичанки, но это означало, что придется вернуться к гостям.

Джо-Бет чувствовала себя испуганной и одинокой. Как ей нужен человек, которому можно доверять!

Но такого человека рядом не было. Здесь она никого не знала, кроме Арни, а тот, кажется, уже ничего не соображал, — Там что-то происходит, — внезапно заметила Вера.

Они одновременно повернули головы и увидели, как Арни Блейз с воинственным криком запрыгнул на пустую эстраду. Он схватил микрофон, и все услышали неприличный звук, сопровождаемый громким свистом.

— Эй, вы там! Слушайте меня все! Вы пришли повеселиться, но этот вечер просто скучный!

Лицо Арни в лучах пульсирующего света отливало то красным, то синим цветом и вдруг, освещенное молнией, превратилось в мертвенно-бледное.

— Эй! — кричал Арни. — Я вам сейчас устрою представление!

Прогремел гром. Люди покатывались со смеху, резкий порыв ветра унес декорацию с эмблемой металлического черепа.

Прижав микрофон к губам, Арни принялся танцевать и петь, подражая тяжелому року.

Светловолосый юноша упал в бассейн, и поднявшаяся волна окатила стоявших рядом, смывая в воду плитки «сникерсов», чью-то обувь и прочую дрянь.

Сент побежал к террасе. Джо-Бет и Вера последовали за ним.

Арни продолжал петь:

— Я хочу вас всех съесть. Я хочу вас съесть живьем…

Начался дождь, сначала упали первые тяжелые капли, затем дождь зачастил, пока не разразился ливень.

Девушка в черном кружевном белье вылезла из воды и, поскользнувшись на скользких плитах бортика, упала лицом вниз.

Лысый человек с курчавой черной бородой простер руки к небу, как бы призывая молнии и гром.

— Давай, давай! — кричал он. — Лей пуще!

— Слопаю вас… слопаю вас, — раздавалось с эстрады.

— Эй, Арни! Слезай оттуда! Слышишь меня, Арни?

Сент вскочил на сцену, но его уже опередил Фрэнк, подхвативший шатающегося Блейза. Их голоса отчетливо слышались в микрофон:

— Кончай, старик, покуражился и хватит. Приди в себя. У тебя гости…

— Ску…чно!

— Эй ты, убирайся отсюда! — закричал Фрэнк Сенту. — Тебе здесь нечего делать. Я сам позабочусь о нем!

— Зачем ты тащишь его? Ему сейчас станет плохо.

— Пошел к черту, Джуниор! Убирайся немедленно!

— Я хочу танцевать… танец дождя…

Арни крепко обнял Фрэнка, и они, качаясь, заскользили по сцене к ее краю. Внезапно Блейз что есть силы со злостью ударил Фрэнка в грудь.

— Убирайся вон! У меня есть друзья! Вот мои друзья…

Фрэнк закачался, споткнулся об усилитель и чуть не упал.

— Эй, Арни! Что ты из себя воображаешь? — Внезапно голос его стал испуганным. — Господи! Отдай сию же минуту! Ты слышишь меня?

— Пошел к черту!

Расставив ноги и качаясь из стороны в сторону, Арни повернулся лицом к публике. Из его рта вниз по подбородку струилась кровь. Возможно, он где-то ударился или просто прикусил губу.

— Арни, это я, Сент. Спустись на землю.

Арни расхохотался.

— Мы все держим под контролем! — закричал Фрэнк. — Отдай мне его. Сейчас сюда прибежит охрана.

Прогремел гром. Какая-то женщина закричала:

— О Господи, у него же..

Ее слова заглушил новый раскат грома.

Послышались крики:

— У него ружье… Господи, у него оружие…

Арни правой рукой поднял «вальтер-38». Левой рукой, вцепившись в запястье, как это делают в фильмах, он стал медленно целиться: сначала в живот Фрэнку, затем перевел дуло на голову Сента и, наконец, остановился на зеркальном стекле одного из окон гостиной. Выстрел, и посыпался дождь мелких осколков.

— Не паниковать! — заорал Фрэнк. — Всем лечь на землю!

— Прекрасно! — закричал Арни, целясь в другое стекло. — Раз, два… три!

Стекло разлетелось на куски. Вера увидела, что по ее руке течет кровь.

Сент хотел приблизиться к Арни, но Фрэнк рявкнул на него:

— Убирайся отсюда! Я сам со всем справлюсь!

Гости, охваченные паникой, бросились к дверям.

Вера плотно сжала веки, затем снова раскрыла их. Старфайер смогла бы силой взгляда выбить оружие из рук Арни, но, к сожалению, ей было далеко до Старфайер…

В небе блеснула молния и осветила все лица мертвенно-белым светом, и внезапно Вера вспомнила, где видела лицо Джо-Бет. Ну конечно, теперь она хорошо ее вспомнила.

Дождь лил как из ведра.

Арни выстрелом разбил еще одно окно.

— Ты только еще больше злишь его! — закричал Сент Фрэнку.

Арни громко рассмеялся и взял на мушку прожектор для подсветки. Выстрел — сноп искр и густой дым.

— Иди сюда, — приказала Джо-Бет Вере.

Девушка нырнула за металлический столик и потянула ее за собой.

Арни нацелился в другой прожектор, излучавший красный свет. Выстрел, прожектор остался цел, но декорация с черепом закачалась из стороны в сторону, затем взад-вперед, и минутой позже все услышали какой-то глухой металлический звук.

С кривой усмешкой Арни посмотрел на череп, прицелился и нажал на курок. Выстрела не последовало, нахмурившись, Арни посмотрел на дуло.

Джо-Бет облегченно вздохнула:

— У него кончились патроны. Теперь они могут…

Но сейчас, когда настала подходящая минута, телохранитель бездействовал.

Стоя на краю эстрады, он с каким-то удивленным испугом смотрел на Арни. Затем ноги его подкосились, и Фрэнк стал заваливаться назад и, наконец, рухнул в бассейн с бирюзовой водой, по которой хлестал дождь и плавали надувные игрушки.

Шатаясь и безвольно держа в руке оружие, Арни сделал несколько шагов к бассейну.

— Фрэнк, Фрэнки… Что с тобой, старик…

Гости высыпали из дверей гостиной и скучились вокруг бассейна, где лицом вниз плавал среди резиновых лягушек, кроликов и уток Фрэнк, вокруг головы которого расплывалось кровяное пятно, казавшееся черным на фоне лазури.

— Он мертв, — сказал кто-то.

— Не говорите ерунды, — раздался в нависшей тишине голос Арни. — Сент, — позвал он испуганно. — Сент, где ты? Помоги мне. — Сейчас его голос был таким же жалким и молящим, как когда-то в детстве.

Глава 6

Вера услышала, как Джо-Бет судорожно вздохнула.

Затем, ни слова не говоря, девушка вылезла из-под стола и бросилась в густые заросли рододендронов, которые отделяли лужайку с бассейном от посыпанной гравием проезжей части.

Вера побежала за ней, прокладывая себе дорогу сквозь колючие кусты, хлещущий дождь и мокрую листву, инстинктивно чувствуя, что она не должна дать Джо-Бет убежать, так как это слишком рискованно.

Она догнала Джо-Бет около парковки.

Лицо Джо-Бет было исцарапано, платье разорвано, густая коса растрепалась, девушка с диким видом озиралась по сторонам. Вера схватила ее за руку.

— Постой!

— Отпусти меня. — Джо-Бет выдернула руку. — Мне надо быстрее бежать отсюда.

Вера растерялась и не знала, что делать, но здесь, к своему великому облегчению, увидела Сента. Тот продирался к ним сквозь толпу гостей, в панике бежавших к воротам. Так бежит публика из театра, почувствовав запах дыма. Сент схватил Джо-Бет за плечи.

— Все нормально, — через силу выдавил он. — Давай вернемся в дом.

Джо-Бет дрожала как осиновый лист.

— У тебя должна быть машина. Увези меня отсюда.

Сент посмотрел на заполненную машинами дорогу.

— Мы не сумеем проехать, нас зажмут. И потом я не могу оставить Арни, я должен быть рядом с ним.

— Но сейчас сюда приедут полицейские, с минуты на минуту. — Джо-Бет вырвалась из рук Сента. — Неужели ты этого не понимаешь?

— Успокойся. Конечно же, я все понимаю.

— Нет, не понимаешь. Как ты можешь? — Голос Джо-Бет стал хриплым, на лице отразилось полное отчаяние. — Ты ведь ничего не знаешь, я не должна попасть к ним в лапы.

— То, что случилось здесь, не имеет к тебе никакого отношения.

— Но я была с Арни, я была его девушкой.

— Тебя не было рядом с ним, и это могут подтвердить десятки людей.

— Но они выяснят, кто я.

Джо-Бет вся обратилась в слух. Сквозь крики людей; гудков машин послышался звук полицейской сирены. Джо-Бет забилась в руках Сента.

— Они уже здесь. Отпусти меня!

Тот еще крепче сжал ее.

— Послушай! Как они узнают, что ты проститутка, если только сама им не скажешь?

Джо-Бет перестала сопротивляться и поникла в его руках.

— Речь идет не об этом, — произнесла она тихо. — Я же сказала, что ты ничего не знаешь. — Плечи Джо-Бет опустились, и она позволила Сенту повести себя к дому, бессвязно объясняя по дороге:

— Они выяснят, кто я, и отдадут под суд. Понимаешь, я убила человека, и меня разыскивают…

— Хорошо, — сказал Слоун с нежностью в голосе. Он взял бумажную салфетку, смочил ее в шампанском и стал вытирать грязь с лица Джо-Бет. — Тебе лучше рассказать нам все. Мы придумаем какую-нибудь версию, и никто ничего не заподозрит. Расскажи нам, что случилось. Все с самого начала.

Вера почувствовала прилив гордости от того, что Сент доверяет ей и включил в их разговор. Девушке в голову не пришло, что таким образом она может стать соучастницей в убийстве. Вера приготовилась слушать, руководимая одним желанием — помочь.

— Это случилось у меня дома, — шепотом начала Джо-Бет. — Я убила своего отчима. Он мертв. Он напился и бегал за мной. Флойд пытался заставить меня…

Сначала Вера не могла понять, о чем хочет сказать Джо-Бет. Все было так ужасно. Подобные вещи не случались в ее маленьком мирке, по крайней мере с теми, кого она знала.

Однако Сент все сразу понял и пришел в ярость. Вере никогда не приходилось видеть, чтобы человек так гневался.

Он выглядел просто свирепым. Если бы Сент так когда-нибудь разозлился на нее. Вера бы в испуге убежала от него.

Позже она попытается нарисовать выражение лица Сента, когда тот смотрел на Джо-Бет, но ей не удастся, и может, к лучшему, потому что это выражение предназначалось не ей. Каждый раз, когда художница будет вспоминать, в какую ярость пришел Сент, слушая Джо-Бет, ей будет больно. Вера уже тогда поняла, что он бесповоротно влюбился в Джо-Бет Финей.

— Хорошо, Джо-Бет, — сказал Сент. — Хватит. Я все понял.

И неожиданно для самой себя Вера заявила:

— А сейчас послушай. Когда они будут задавать тебе вопросы, ты должна…

Шли часы.

Резкий свет над их головами безжалостно высвечивал изможденные лица, грязный, замусоренный пол, разбитые бокалы со следами губной помады по краям. Юноша в смокинге без чувств валялся на полу, рядом с ним сидела его подружка. Ее платье превратилось в грязную, рваную тряпку. Девушка в черном кружевном белье, поверх которого накинула мужской пиджак, забилась в угол и, закрыв лицо руками, дрожала всем телом. Вера чувствовала, что и сама выглядит ужасно: косметика на лице размазалась, вечернее платье Спринг испачкалось и лопнуло по швам, сильный дождь и кусты рододендронов доконали дорогой, тщательно уложенный парик.

Полицейские приезжали и уезжали: врач, фотограф, следователь по особо важным делам. Вера и Джо-Бет сидели бок о бок в столовой на тех самых безобразных пластиковых стульях, которые оказались более удобными, чем представлялись на первый взгляд. Сквозь раскрытые французские двери они видели, как полицейские выловили из бассейна тело Фрэнка, засунули в черный пластиковый мешок и уложили на носилки.

До них долетали смешанные звуки прибывающих и отъезжающих машин, телефонные звонки, сдавленные рыдания из-за раскрытой двери, грязная ругань и голоса «Скриминг Скаллз», жаждущих дать интервью многочисленным телеоператорам и журналистам.

Прибыла еще одна группа мужчин, одетых в одинаковые костюмы. Оказалось, что это люди из отдела по расследованию убийств. Они увели Сента в комнату, где сидел плачущий Арни, отказывавшийся давать показания, пока его друг не будет рядом.

Лицо Джо-Бет окаменело, сжатые в кулаки пальцы побелели.

— Все будет хорошо, — заверяла ее Вера, гладя по растрепавшимся волосам и вынимая из них застрявшие листья. — Все будет хорошо, вот увидишь.

Детектив с темными кругами под глазами был спокойным и внимательным. Он походил на собаку породы бассет и выглядел очень уставшим в мятой и не правильно застегнутой рубашке, словно одевался в большой спешке.

— Меня зовут Диана Старр, — сказала Джо-Бет и дала ему адрес Спринг Кентфилд на Сентрал-Парк-Вест, все выглядело вполне естественно.

Был уже день, когда они наконец добрались до дома, где их ждали репортеры. Под вспышками фотоаппаратов Сент, Джо-Бет и Вера пробрались к дверям и вошли в вестибюль.

На лестнице Джо-Бет начала плакать. Несмотря на то что она прикрывала лицо руками, ее сфотографировали, и снимки теперь обязательно появятся во всех газетах. Кто-нибудь из знакомых непременно ее узнает.

— Им больше нужен я, — успокаивал девушку Сент. — Я друг Арни и сын Спринг Кентфилд. Не волнуйся, им скоро надоест, и они оставят нас в покое, просто не надо обращать внимания.

Но в покое их не оставили. Наоборот, толпа журналистов и фоторепортеров росла. На углу Семьдесят второй улицы появилась передвижная телевизионная установка.

— Спасибо Господу, что моя мать в Лос-Анджелесе, — произнес Сент твердым голосом. — Представляю, какой бы скандал она мне устроила.

Войдя в квартиру, он первым делом переключил телефон на автоответчик, затем сделал ряд важных звонков. Вера удивлялась его способности трезво мыслить. Сент как-то сразу повзрослел и выглядел старше своих восемнадцати лет.

Первый телефонный звонок был к мистеру Фридману, адвокату его отца. Вера слышала разговор.

— Да, — говорил Сент — Я был бы рад, если бы вы пришли ко мне. Мне надо кое-что обсудить, не нужно никакой пресс-конференции, ни в коем случае.

Последовала долгая пауза, в течение которой молодой человек внимательно слушал.

— Хорошо, если вы так считаете, то…

Снова пауза.

— Не говорите глупостей, никакой я не герой.

Пауза.

— О'кей! Я сделаю, как вы говорите, но только…

Дальше Сент рассказал о Джо-Бет и ситуации, в которую та попала, ни словом не обмолвившись том, что девушка убила Флойда Финея.

— Я привез ее с собой, она пока останется здесь. Почему нет? Я ведь друг Арни. Разве я не мог их познакомить?..

И еще один момент… Я все объясню, когда приедете. Мне понадобится машина, вы можете взять напрокат что-нибудь не очень заметное?

Затем Сент позвонил тете Глории. Вера продолжала слушать.

— Мне нужна твоя помощь, тетя. Ты дома сегодня вечером? Можно я приеду и привезу с собой друга? На пару дней? Спасибо. Увидимся позже… Нет, это девушка… Я все объясню при встрече.

И последний звонок к Джеронии с просьбой немедленно приехать и по дороге купить необходимые лекарства.

Когда Сент освободил телефон, Джо-Бет позвонила Мелоди Рос. Сестры поговорили всего несколько секунд, после чего девушка повесила трубку и бросилась, рыдая, на кровать Веры, дрожа от гнева и возмущения.

— Она сразу же спросила меня о деньгах, — причитала Джо-Бет.

— Им хотелось знать, сумела ли я получить деньги, Мел даже не интересует, как я себя чувствую.

Вера не знала, как заставить девушку взять себя в руки.

Решив наконец, что работа отвлечет Джо-Бет от печальных размышлений, она попросила ее помочь высушить и расчесать парик. Натянутый на болванку и спрятанный среди других париков. Он все равно выглядел растрепанным и неопрятным.

— Что же мне делать? — растерянно спросила Вера.

— Думаю, стоит пойти в парикмахерскую и попросить уложить его, — ответила Джо-Бет с полным равнодушием к чужой беде.

С платьем дела обстояли и того хуже, особенно если учесть, что Джо-Бет пришлось его разрезать, чтобы вызволить Веру.

— Надо выбросить в мусоропровод, — посоветовала Джо-Бет. — У нее столько платьев, что навряд ли она заметит отсутствие одного из них.

Но Вера чувствовала, что Спринг не тот человек, который не заметит отсутствия платья. Мисс Кентфилд до того дорожила своей собственностью, что заметила бы даже пропажу булавки.

К полудню приехала Джерония, одетая в форму прислуги, держа в руках большую бумажную сумку. Домоправительница сказала Сенту, что никто из журналистов не обратил на нее внимания. Какое им дело до прислуги? Никому даже в голову не пришло, что она имеет к ним какое-то отношение.

Следом за Джеронией приехал мистер Фридман, и они с Сентом с полчаса беседовали с глазу на глаз. Затем адвокат, явно обеспокоенный, долго разговаривал с Джо-Бет.

Сент в сопровождении мистера Фридмана спустился к журналистам, а Джерония тем временем увела Джо-Бет в ванную для гостей и занялась ее туалетом.

Вера наблюдала, как Джерония делала стрижку и красила волосы девушки в неопределенный цвет с коричневым оттенком. «… Жаль, конечно, портить такие волосы», — приговаривала она при этом.

Когда работа была закончена и Джо-Бет посмотрела на себя в зеркало, то на ее лице появилось удивленное выражение.

— Я просто себя не узнаю, — сказала она. — Мне совсем незнакома эта девушка.

— Именно к этому мы и стремились, дорогая, — ответила домоправительница.

Мистер Фридман и Джерония уехали. Сент, Вера и Джо-Бет засели на кухне, ожидая, когда стемнеет.

Это было приятное время. Они ели шоколадный торт, смотрели телевизор, переключая кнопки с одной программы на другую, потом Сенту все это наскучило, и молодой человек пошел слоняться по квартире. В гостиной он наткнулся на рисунки Веры, разбросанные по столу.

— Ой, Сент, — забеспокоилась та, увидев, что он внимательно рассматривает рисунки, на которых изображена Спринг не в самом лучшем для нее свете, а она как-никак была его матерью, — мне не следовало этого делать.

Однако, к ее великому облегчению, Сент нашел рисунки забавными.

— Послушай, да это же великолепно. Я и представить себе не мог, что у тебя такие способности. Вера, у тебя талант. Здесь моя мать — настоящая ведьма.

Джо-Бет взглянула через его плечо на рисунок, где Спринг, надув губы, смотрела из-под полуопущенных ресниц на сенатора Мура, и начала громко смеяться. Сент и Вера присоединились к ней, и скоро все трое, хватаясь за животы, смеялись до упаду. Они разбросали рисунки по ковру, чтобы лучше видеть, и продолжали смеяться, катаясь по полу и взбрыкивая в воздухе ногами. Царившее ранее между ними напряжение моментально исчезло.

Насмеявшись вволю, молодые люди постепенно успокоились. Сент отправился на кухню и выгреб из холодильника все, что имелось. Он вернулся в гостиную с подносом, полным жареных цыплят, фруктов и чесночного хлеба. Затем открыл бутылку шампанского, гораздо лучшего качества, чем то, которое подавали у Арни, и они дружно принялись за еду.

Вера подняла свой бокал и торжественно провозгласила:

— У меня такое чувство, что мы победили. За нашу победу!

Джо-Бет с благодарностью посмотрела на ребят.

— Спасибо вам, — сказала она. — У меня пока не было времени поблагодарить вас. Не могу понять, почему вы со мной так возитесь?

— Потому, что мы теперь одна компания. Мы трио Старфайер. И если дело кончится судом, Джо-Бет, мы тебя не бросим. — Сент весело подмигнул ей. — Ясно?

— Но когда мы встретимся снова? — с беспокойством спросила Вера. — Вы ведь уезжаете…

— Не дальше, чем в Коннектикут, — заверил ее Сент. — Не успеешь соскучиться, как мы уже вернемся. Теперь наша троица — трио Старфайер. — Сент на минуту задумался. — Давайте дадим друг другу торжественную клятву. — Он щелкнул пальцами и приказал:

— Прошу всех встать, сделаем это по-русски.

Они поднялись, торжественно взяли свои бокалы, чокнулись и, допив шампанское, через плечо бросили их на пол. Хрустальные осколки покрыли все пространство перед великолепным, оправленным в оникс камином Спринг.

— Вот тебе и мамин баккара, — сказал Сент. — Теперь мы связаны навеки.

После восьми часов вечера Сент и Джо-Бет отправились в Коннектикут к тете Глории. Вера попрощалась с ними у грузового лифта. С короткой стрижкой и каштановыми волосами Джо-Бет стала почти неузнаваемой. На прощание они крепко обнялись.

— Мы трио Старфайер, не так ли? — сказала Вера чуть дыша. — Несмотря на все препятствия.

Дверца лифта закрылась. Прислонившись лбом к решетке, Вера наблюдала, как он бесшумно скользит вниз.

Когда его крыша исчезла, она стала смотреть на движущиеся кабели, скоро и они остановились. Теперь девушка знала, что Сент и Джо-Бет спустились вниз и ушли из ее жизни.

Она заперла дверь квартиры, чувствуя, как по щекам текут слезы. День был очень тяжелый, она устала и чувствовала себя разбитой.

Вера разделась и легла в постель, заранее зная, что не заснет.

Но все же уснула и спала очень крепко, пока дверь с шумом не распахнулась и ей в глаза не ударил яркий свет.

— А ну, вылезай из постели! — послышался чей-то визгливый голос. — Что ты скажешь в свое оправдание, ленивая, неблагодарная дрянь?

Вера, протирая глаза, взирала на Спринг Кентфилд, которая в это время должна была находиться в Лос-Анджелесе.

«Мне это снится, — пыталась убедить себя Вера. — Это просто ночной кошмар».

Но никакого кошмара не было, а перед ней стояла живая Спринг, держа в одной руке бутылку из-под шампанского, а в другой — пачку рисунков, которые она медленно и с наслаждением разорвала на мелкие кусочки прямо перед носом у Веры и бросила на пол.

— И это после всего, что я для тебя делала! — орала Спринг. — Немедленно собирай вещи и выметайся отсюда. Убирайся к себе в Англию, и чем скорее, тем лучше!

Вот так все и случилось.

На следующий день Вера уже улетела обратно в Лондон.

К концу недели все, что с ней произошло, казалось сном, как будто она никогда не была в Нью-Йорке, никогда не купала маленького Вильяма, не ела вкусных пирожных Джеронии, не влюблялась, не знакомилась с кинозвездой, не присутствовала на приеме на Лонг-Айленде, о котором писали все газеты.

Началась прежняя рутина.

— Как чудесно, — говорила мама отцу за чаем в первое же воскресенье. — Наша маленькая девочка опять с нами, как будто никуда и не уезжала. — Она погладила пухлое колено Веры. — Ты рад, папочка?

Вера вздохнула, съела очередную порцию оладий и вытерла салфеткой жирные губы.

И тут же мама положила ей на тарелку бисквит с кремом и клубничным вареньем.

— Кушай, дорогая, ты ведь любишь такой бисквит. Я испекла его специально для тебя.

Вера съела большой кусок и отрезала второй, мама со счастливым видом наблюдала. Нет, ничего не изменилось в этом доме. Неужели все произошедшее только сон?

Сидя за столом у себя в комнате. Вера перебирала рисунки с изображением Старфайер. Неужели так ничего и не изменилось в ее жизни? Нет, кое-что все-таки произошло — Старфайер обрела лицо. Сейчас она стала точной копией Джо-Бет, и это казалось вполне естественным, как будто так и было задумано с самого начала.

«Конечно же, я знала Джо-Бет раньше, — подумала Вера. — Она и есть Старфайер».