Бунтарь

Переводчик: Оксана Р.

Сверщик: Алина М.

Редакторы: Анастасия Я., Анна Б.

Вычитка и оформление: Юлия Ц.

Обложка: Таня П.

Глава 1

Далила

Я не мастер первых впечатлений. И за секунду до открытия входной двери, понимаю, что это не пойдет на пользу нам обоим.

Но вот я здесь.

Стою у двери соседа моей двоюродной бабушки, которую зову тетя Рут, одетая в лаймово-зеленую пижаму в горошек и, сложив руки на груди, готова обругать мудака, устроившего вечеринку в среду в два часа ночи.

До боли в кулаке я стучу в тяжелую деревянную дверь. Из-за вечной влажности Флориды мои темные волосы прилипли к плечам, и полагаю, что под глазами остатки вчерашней туши. Но наводить красоту перед зеркалом, прежде чем прийти сюда, я точно не собиралась.

Все, чего я хочу, это немного поспать.

Дверь распахивается, и пьяный парень — похоже, полузащитник, — одетый в неоново-зеленую рубашку на пуговицах, смотрит на меня расфокусированным взглядом.

— Ты на вечеринку? — спрашивает он. Интерес на его лице угасает, когда он понимает, что я выгляжу как безумная.

— Ты Зейн? — Я скрещиваю руки на груди.

— Нет, я Эш, — говорит он. — Зейн внутри.

Он предлагает мне войти, и я колеблюсь, прежде чем принять предложение. Если бы не шум, я ни за что не вылезла бы из постели в два часа ночи.

Парень притормаживает, и мы застываем друг напротив друга под люстрой в огромном двухэтажном холле дома, больше подходящем руководителям, чем футболистам-тусовщикам. Наклонившись, он кладет руки на бедра и долго глубоко дышит.

— Ты уверена, что пришла не на вечеринку? — спрашивает он и прищуривает глаза.

Я показываю на свою пижаму.

— Я выгляжу так, будто пришла на вечеринку? — серьезным тоном спрашиваю я.

Эш потирает грудь рукой, затем поднимает ладонь в знак протеста и ухмыляется.

— Ладно, как скажешь.

Мимо проходит другой парень. Его поло оттенка вечнозеленых растений контрастирует с белоснежными шортами.

— Почему все в зеленом? — Я морщу нос. Тетя Рут упоминала, что сосед играет в футбол. — Это цвет какой-то команды или что-то в этом роде?

Эш прикрывает рот, подавляя смешок.

— Жди здесь. Я найду Зейна.

Давно пора, черт возьми!

Женщина в обтягивающем корсетном платье цвета костюма Санта-Клауса проходит мимо, одаривая меня косым взглядом. Задрав нос, она хватается за локоть мужчины с накачанными руками, одетого в красную рубашку в тон ее платью.

Красный и зеленый? В мае? (Примеч.: Футбольный сезон начинается в сентябре (символ зеленый цвет), и длится 17 недель, а Рождество (красный) в декабре).

— Привет, — раздается мужской голос возле моего уха.

Я оборачиваюсь и обнаруживаю дьявольски красивого парня, пахнущего пивом, на лице которого улыбка шириной в несколько километров.

Я отступаю назад, пока не упираюсь в стену, но он следует за мной. Положив руку на стену над моим плечом, он подносит коричневую бутылку к губам и пьет, уставившись на меня.

— Не видел тебя раньше. Ты только пришла? — спрашивает он.

— Ты Зейн?

— Нет. — Он качает головой и языком облизывает нижнюю губу. Вероятно, полагает, что через несколько секунд будет целовать меня. — Кай Сантана.

Он называет свое полное имя так, словно оно что-то должно значить для меня. По его телосложению и размеру бицепса я догадываюсь, что он играет с Зейном в футбол.

Возможно, в определенных кругах его имя открывает двери и срывает трусики. Но сейчас он просто очередной пьяный придурок, думающий, что может спокойно подойти на роль Казановы.

— Как тебя зовут? — Он наклоняется ближе, и запах его лосьона после бритья обжигает мои легкие.

— Я не понимаю, какое это сейчас имеет значение.

Кай смеется.

— Ты пришла на вечеринку в определенной одежде, и изображаешь из себя труднодоступную? Просто невероятно!

— Мне нужно поговорить с Зейном.

Кай смотрит через плечо, внимательно осматривает комнату, заполненную красивыми блондинками, экзотическими брюнетками и жгучими рыжими. Я смотрю в ту же сторону и не вижу ничего, кроме зеленого моря с большим количеством красного и небольшими вкраплениями желтого цвета.

О, Боже.

Я на светофорной вечеринке.

И сама в зеленом с головы до ног.

— Тебе не нужен Зейн. — Кай поворачивается ко мне.

Подносит руку к моему лицу, касается подбородка. Я замираю. Парень полностью вторгается в мое личное пространство, ведет себя так, будто владеет им, и мой сбитый с толку мозг начинающего психолога не может придумать остроумный ответ, чтобы спасти свою жизнь.

— Все, что может сделать Зейн, я могу сделать лучше, ангелок. Знай это.

Я сжимаю губы и всматриваюсь в эти вызывающе красивые, цвета морской волны глаза. Не знала, что глаза могут быть такого цвета. Отведя от лица парня пристальный взгляд, я осматриваю его мускулистую рельефную руку, затем осторожно беру ее и отвожу от себя.

Отхожу от парня и, судя по тому, что его самодовольная улыбка исчезает, а лицо хмурится, намек он понимает.

Часы в холле показывают два пятнадцать. Этот дом очень большой, но Эшу не должно понадобиться много времени, чтобы найти Зейна. Я бы поискала его сама… если бы знала, как он выглядит.

— Можешь найти Зейна, пожалуйста? — Я выпрямляю спину и придаю голосу позитивный тон.

Лицо Кая темнеет. Он раздражен. Мощная грудь поднимается и опускается, пока он смотрит на меня. Делает очередной глоток пива и стонет.

— Чертов Зейн! — Трясет головой. — Ищи его сама. Я не его маленькая сучка на побегушках.

Начинаю злиться. У меня нет настроения для пререкания, поэтому позволяю Каю уйти к толпе красивых женщин, одетых во все зеленое.

— Прошу прощения. — Светловолосый Геракл, одетый в футболку цвета солнечных лучей, похлопывает меня по плечу.

Слава Богу. За всю мою жизнь я никогда не была так счастлива видеть кого-то в желтом.

— Привет, — с моих губ срывается хриплый вздох облегчения. — Ты Зейн?

Он смеется, качая головой.

— Нет. Только услышал, что ты искала его. Я видел его на кухне минуту назад.

У Геракла добрые глаза и он держится от меня на безопасном расстоянии. В его присутствии я чувствую себя расслабленно.

Оглянувшись вокруг, я возвращаю взгляд к нему.

— Я не была здесь раньше. Покажи мне, пожалуйста, дорогу.

Он кивает и предлагает мне следовать за собой. Мы приближаемся к огромной толпе, заслоняющей вход в глубину дома, и парень берет меня за руку и притягивает к себе.

Мы пробираемся через толпу и попадаем в грязную кухню. Под смятыми пакетами чипсов и полупустыми винными бутылками я вижу проблеск белой мраморной плитки.

— Он был здесь всего секунду назад. — Геракл проводит накачанной рукой сквозь волны своих белокурых волос и выдыхает. — Я сейчас вернусь. Попробую разыскать его.

Кухня на удивление пуста, биты гремят из окон рядом с кухонным уголком. Гирлянда снаружи освещает просторное крытое патио. Вдалеке девушки в зеленых бикини плещутся в бассейне, а парень в желтых пляжных шортах ныряет «бомбочкой».

Я поднимаюсь на носочки, пытаясь посмотреть сквозь толпу людей у дверного проема. Зная собственную удачу, не удивлюсь, что Эш нашел Зейна и привел его в холл, но со своего места не смогу их увидеть. Решаю остаться здесь. Геракл выглядит более уравновешенным, чем те двое, и я верю, что он сделает то, что обещал.

Парень и девушка, в одежде изумрудного цвета, вваливаются на кухню. Их руки скользят по опасной территории на телах друг друга, а губы склеены сексуальным суперклеем.

Нас здесь трое, и это мучительно неловкая для меня ситуация, но я не могу уйти, я жду Зейна.

— О, Боже, это потряса-а-а-ающе, — стонет девушка, совершенно не обращая на меня внимания. — О-о-о… О да...

Краем глаза замечаю, как рука парня быстро движется между ее бедрами. Она расслабленно держит красный пластиковый стаканчик и, находясь в одном шаге от потрясающего оргазма, вот-вот готова уронить его и разлить содержимое.

— Черт возьми, ты такая тугая, — выдыхает парень. — Я хочу войти, милая, но не знаю, поместиться ли мой член.

Она хихикает и обнимает его, притянув к себе.

Мои щеки горят, и я готова сбежать отсюда, если это продолжится. Как-то неправильно оказаться случайным вуайеристом. Внезапно парень проводит рукой по кухонной стойке, отправляя в полет полупустые стаканы и банки с пивом, половина из которых проливается на мой топ. Я делаю резкий вдох, когда холодное пиво пропитывает мою пижаму и, оцепенев, наблюдаю, как парочка всего в шаге от меня переходит на следующий уровень. Геракл возвращается как раз вовремя — парень поднимает свою стонущую партнершу на теперь пустую стойку.

— Эй-эй-эй, — мой новый друг окликает парочку. — Не здесь. Сделайте это в другом месте. — Он подходит ко мне, достает из ближайшего выдвижного ящика полотенце и промакивает мою одежду. — Ты в порядке?

— Все нормально. — Забираю у него полотенце, решив вытереться самостоятельно. — Они, эм-м-м, были очень заняты. Не уверена, что они вообще меня заметили.

— Придурки. Они даже не из команды. Не знаю, как они получили приглашение. — Парень закатывает глаза, выдыхая сквозь плотно сомкнутые губы. — Как ты сюда попала? Или ты здесь с кем-то?

— Я пришла не на вечеринку, — повторяю я как заезженная пластинка. — Я приехала на лето и остановилась по соседству, у своей бабушки. Я просто пришла попросить Зейна не шуметь так громко.

Боже, я звучу отстойно. Такие слова не должны выходить из уст человека двадцати четырех лет, но кто-то должен был прийти сюда. Либо я, либо Рут. Для хрупкой пожилой женщины не вариант бродить в два часа ночи по вечеринкам, подобной этой.

Геркулес прикусывает нижнюю губу и морщится.

— О, прости за это.

— Я прилетела несколько часов назад, — говорю я, — и провела в пути весь день. Моя голова раскалывается. Я сплю на возмутительно жестком матрасе с реально плоскими подушками, которые пахнут духами тети Рут. Все, чего я хочу, это немного поспать, но слышу только крики пьяных людей и грохот музыки.

Геракл смеется, внимательно глядя на меня.

Я дергаю за подол моего пижамного топа.

— Зеленый цвет — просто совпадение.

— Значит, ты пришла сюда не для того, чтобы подцепить кого-нибудь? — Парень наклоняет голову, по его улыбающимся глазам понимаю, что он шутит.

— Вовсе. Не. Для. Этого. — Я протягиваю ему пропитанное пивом полотенце, и он с потрясающей точностью, не глядя, бросает ее в раковину позади себя. — Я видела сегодня мало людей в желтом. Какова твоя история?

Он пожимает плечами.

— Просто вышел из долгосрочных отношений. Не был уверен, что сегодня ночью здесь будет тот, кто заслуживает зеленый.

— Осторожность. В этом нет ничего плохого.

— Что-то в этом роде. — Взгляд у Геракла застывает, затем он выдыхает и негромко хлопает рукой по столу рядом со мной. Грустно улыбается и отступает. — Верно. Ну, Зейн скоро будет здесь.

С этими словами он уходит, и я жалею, что так и не спросила его имени. За эту ночь он единственный, кто не был мудаком, и мне хотелось бы поблагодарить его за то, что он не отнесся ко мне как к куску мяса.

Я снова одна на кухне и даже решаю навести порядок, потому что, стоя здесь без действия, с каждой минутой начинаю раздражаться все сильнее. Прислонившись спиной к кухонному островку, я смотрю на часы.

Проходит пять минут.

Затем десять.

Затем двадцать.

Люди залетают, хватают напитки и выходят из кухни, не замечая меня. Зеваю и снова смотрю на часы. Я даже не знакома с Зейном де ла Крузом, но уже уверена, что он гигантский мудак, потому что устроил возмутительно неприятную вечеринку среди недели, и потому что заставляет меня ждать. Это, я уверена, он делает специально.

И еще эти истории.

О, он король историй.

Он единственный, по словам тети Рут, кто все время устраивает какие-то проделки. Я слышала об этом каждую неделю во время наших телефонных разговоров по вторникам.

Тетя Рут утверждает, что он стал проблемой, как только переехал в их маленькое закрытое сообщество. И, как президент «Ассоциации домовладельцев Лагуна-Палмс», она получала удовольствие, имея с ним дело каждый раз, когда он отказывался подстригать свою изгородь до требуемой по договору высоты. Или, когда он покрасил свою входную дверь в цвета команды. Или, когда в три часа ночи он открыл дверь с носком на своем члене и с ухмылкой на лице, когда тетя Рут прервала его секс втроем.

Она утверждала, что этот парень не будет играть по чужим правилам, только по своим, и это чудо, что «Гейнсвилльские Пумы» еще не выкинули его на обочину.

Неудивительно, что тетя Рут терпеть его не может, потому что он поставил себе цель — жить жизнью неповиновения правилам их ассоциации.

Я сдуваю прядь волос с глаз и расцепляю руки. Больше не могу стоять здесь, ничего не делая. Складываю красные пластиковые стаканы друг в друга и выбрасываю их в переполненную корзину для мусора в конце кухонного островка. Затем перехожу к пустым пакетам из-под чипсов, сминая их и выбрасывая туда же.

Остальную часть пространства заполняют разнокалиберные тарелки и столовые приборы. Я аккуратно складываю их и помещаю в левую часть кухонной раковины, а затем ищу в шкафах бутылку с моющим средством, чтобы убрать потеки на стойке.

Наконец, с чистой тряпкой в руке я нагибаюсь, чтобы убрать беспорядок на полу и вытираю пролитое пиво и вино, благодаря безумным эксгибиционистам покрывающее темный деревянный пол.

Кто-то откашливается.

— Мне сказали, что горничная придет не раньше полудня.

Я смотрю вверх, и мой взгляд натыкается на выпуклость размером с Техас, под облегающими, выцветшими на солнце оливково-зелеными брюками-чинос.

Загорелая рука с широко раскрытой ладонью опускается вниз.

Глотая сухой ком в горле, я вкладываю свою руку в его и позволяю себя поднять. Моим легким не хватает воздуха из-за восхитительного древесного аромата, наполнившего пространство вокруг, и я пошатываюсь, пытаясь обрести равновесие.

Этот мужчина источает сексуальную привлекательность. Ему даже не нужно ничего делать, только стоять и смотреть, как сейчас — и мои колени подгибаются.

Никто, и я именно это и имею в виду, никто никогда не делал такого со мной.

На самом деле, я довольно смущена, и мои щеки выдают это.

Перевожу взгляд на накрахмаленную белую рубашку, которая облегает его торс достаточно плотно, чтобы Зейн мог хвастаться своим брюшным прессом. Затем смотрю на загорелую грудь, подчеркнутую V-образным вырезом. Только такой мужчина мог устроить все это, нарушая правила сообщества домовладельцев.

Откашлявшись и собравшись с духом, я отвожу плечи назад и упираюсь руками в бедра. Возможно, я выгляжу так, будто хочу начать сражение.

— Я Зейн, — представляется он со странной ухмылкой, которая демонстрирует глубокую ямочку на правой щеке. — Ты искала меня?

Мой разум наполняется мыслями, которые никогда не приходили мне в голову, и я изо всех сил пытаюсь составить внятное предложение в компании мужчины, который выглядит как… Он.

Под легкой щетиной я могу разглядеть ямочку на подбородке. Уголки его полных губ приподнимаются и медового цвета глаза смотрят в мои. Зейн небрежно кладет одну руку на бедро, а вторую на край кухонного островка, приподнимает брови и ждет, когда я заговорю.

Пытаясь сохранить самообладание, я делаю вдох и напоминаю себе, что пряник, черт подери, лучше кнута.

— Ты что, обычно останавливаешь частные вечеринки других людей и начинаешь убирать их кухню? — В его голосе слышится смех. — Или ты сбежала откуда-нибудь? Должен ли я позвонить властям? Кто-нибудь ищет тебя?

У меня отвисает челюсть. К черту пряник.

Сейчас он ощутит на себе кнут.

Чувствую, как мои слова, наполненные злобой, поднимаются вверх, по пути обжигая горло.

— Расслабься, красотка.

Он обхватывает мое плечо, полностью его накрыв. У парня немного большие… руки. И он назвал меня красоткой. Хотя мне повезло, и я достаточно умна, чтобы понять, что он, вероятно, не это имеет в виду. И уверена, его уловка, черт возьми, не ослабит мою решимость.

— Я шучу. Но реально, тебе не нужно убирать мою кухню. Я плачу за это другим людям.

Его спутанные темные волосы выглядят как произведение искусства. Они оттеняют бронзовую кожу, чувственный взгляд и ослепительную улыбку. Из-под воротника виднеется кончик татуировки, а мускулистые, обвитые венами предплечья, покрывают черные рисунки.

— Я просто пришла, чтобы попросить тебя убавить громкость. — Скрещиваю руки на груди и делаю шаг назад. — Я живу рядом и пытаюсь заснуть. И мне тяжело это сделать из-за шума. Не мог бы ты попросить гостей зайти в дом?

Мы оба бросаем взгляд в окно, где в бассейне группа парней отбивает пляжный мяч над сеткой для волейбола. На их плечах сидят одетые в бикини девушки. Звук их смеха на фоне ритмичной музыки доносится до кухни.

— Ты внучка Рут? — спрашивает он.

— Внучка. Да.

— О… — Он оценивающе осматривает меня с головы до ног. Его плечи поднимаются и опускаются, он прищуривает глаза. — Далила, верно?

Кончики моих пальцев инстинктивно касаются ключицы, желая поиграть с цепочкой, которой там нет.

— Откуда ты знаешь мое имя? — спрашиваю я.

— Рут сказала мне, — говорит Зейн, приподняв брови, как будто ответ и так очевиден.

Я закатываю глаза, стараясь не засмеяться. Могу себе представить, что именно говорила эта семидесятипятилетняя женщина, озвучивающая все, что у нее на уме.

— Но она не сказала, почему ты здесь. — Его полные губы складываются в улыбку, и Зейн убирает руки в карманы. — Только предупредила держаться от тебя подальше.

Это похоже на Рут.

— Она сказала, если хоть одна из ее внучек свяжется с развратным футболистом, она его непременно убьет, — добавляет Зейн, и мерцание в его теплых глазах говорит, что он больше удивлен, чем обижен.

— Должна признать, Рут не бросает слов на ветер.

Решительность покидает меня со скоростью света. Мне нужно вернуться на правильный путь. И когда я говорю, мой голос звучит со злостью, которую я смогла накопить в себе в этот поздний час:

— В любом случае, если ты просто перенесешь вечеринку в дом, я буду очень признательна.

Зейн молча стоит, уставившись на меня, что делает момент еще более неловким, чем он должен быть. На его возмутительно красивом лице застыло напряжение.

— Хорошо? — киваю я.

Смотрю на дверь. К счастью, толпа переместилась, и я вижу отсюда входную дверь. Делаю шаг, и еще один, пристально глядя на ручку двери. Я почти чувствую прохладный металл в своей ладони.

— Подожди.

Я оглядываюсь и вижу Зейна, идущего за мной. Я останавливаюсь и поворачиваюсь к нему лицом.

— Я не буду просить их войти внутрь.

— Извини? — Ошеломленная, я наклоняю голову.

— Я не буду просить их войти внутрь, — заявляет он с еще большей непоколебимостью, чем в первый раз.

— Почему нет?

— Потому что ты слишком молода, чтобы тебе мешала музыка, — говорит он. — И я бы оказал медвежью услугу, подчинившись тебе, потому что тогда ты можешь возомнить о себе, Бог знает что.

На мгновение меня охватывает ярость и, глотая воздух, я пытаюсь успокоиться.

— Я не думаю, что я — центр Вселенной. И не думаю, что прошу невозможного, когда требую проявить немного человеческой порядочности. Ты живешь в окружении соседей. Сейчас середина недели и люди спят. Ты не можешь просто превратить свой задний двор в бордель-тире-клуб, а затем обижаться, когда тебя вежливо просят вести себя тише.

Зейн недоверчиво ухмыляется и подходит ближе. Моя макушка достает точно до его подбородка, но я не позволю его размерам меня запугать.

О нет, нет, нет.

Если будет нужно, я могу выдержать несколько раундов с этим козлом.

— Во-первых, это не бордель. Это — светофорная вечеринка, — начинает он сухим тоном.

— А ты не староват для светофорной вечеринки? — спрашиваю я. — Или ты в братстве взрослых мужиков?

Зейн игнорирует меня.

— Во-вторых, немного веселой музыки — это еще не клуб. В-третьих, ты не просила вежливо сделать тише. Ты довольно настойчиво потребовала, чтобы я перенес всю вечеринку.

— Эта твоя трактовка ситуации, — возражаю я.

Хорошо понимаю, что каждое слово, выходящее из моего рта, не приносит мне никакой пользы, но я не позволю думать этому спортсмену в одежде из «Аберкромби», что уйду отсюда с поджатым хвостом.

— Тебе нужно что-то еще, Далила? У меня гости, требующие моего внимания, так что…

Я сжимаю кулаки. Ему повезло, что я не жестокий человек, потому что сильный удар по его точеному подбородку кажется очень хорошей идеей.

— Думаю, мы закончили, — говорю я.

Совершенно очевидно, что он не собирается выполнять мою просьбу, поэтому, полагаю, я сделала все, что в моих силах.

Добравшись до входной двери, распахиваю ее, напоследок окидывая Зейна яростным взглядом, и хлопаю ею за собой. Не думала, что это чересчур — проявить немного обычной вежливости, немного человеческой порядочности. И если Зейн считает, что именно этого я требовала, он бредит. Я вела себя профессионально и сдержанно.

И я была права.

Зейн де ла Круз — гигантский мудак.

Глава 2

Зейн

Тренер Робертс искренне полагал, что, если я перееду в закрытый жилой комплекс в пригороде Гейнсвилла, где средний возраст жителей составляет шестьдесят семь лет, то это меня успокоит. Он думал, что это заставит меня прекратить «дикие выходки».

Но вместо этого я чувствовал себя тигром, мечущимся по клетке, желающим выбраться из нее, не быть к ней привязанным. Я не желал, чтобы мной управляли и говорили, что делать.

Мои соседи с северной стороны — Кларисса и Дон Чепмен. Пенсионеры, приехавшие из Биг-Скай штата Монтана в середине шестидесятых. Кларисса любит лежать у своего бассейна в скромных цветочных купальниках, покрывшись толстым слоем крема с защитой SPF50 и ругать Дона за то, что он не подстригает живые изгороди до одобренной ассоциацией домовладельцев высоты. Мне непонятно, почему они не нанимают кого-нибудь, как это делает весь район. К тому времени, когда Дон заканчивает, он обгорелый и раздраженный. Он бросает свои ножницы и дает знать Клариссе, что закончил. Затем заходит в дом и выносит ей холодный лимонад.

Если это и есть семейная жизнь, тогда нахрен она мне нужна.

Как бы то ни было, когда Чепмены разъезжают по улице в своем маленьком зеленом гольф-мобиле, они улыбаются и машут мне, словно мы друзья, но я-то слышал, что они говорят обо мне.

Участки здесь огромные, но все они до чертиков благоустроены. Отовсюду слышны голоса. Из окон. Через живые изгороди. Сквозь несущие стены. Над заборами.

Я знаю, что они обо мне думают, особенно эта нахальная Рут Роузвуд, живущая по соседству. Ей семьдесят пять, у нее чертовски много предположений обо мне, и она не боится делиться ими с каждым в радиусе десяти километров от Лагуна-Палмс.

Еще она президент «Ассоциации домовладельцев Лагуна-Палмс» — роль, к которой она относится очень серьезно.

Слишком серьезно, на мой взгляд.

Эта женщина следит за мной как ястреб, отмечая, когда я ухожу и во сколько прихожу. Делает «дружеские» напоминания в виде письменных предупреждений, приклеенных к моей двери.

Откуда мне было знать, что мусорный бак нужно убирать с улицы со вторника по воскресенье? Что мы можем использовать только белый или серый камень в ландшафтном дизайне наших участков? Что сдавать задом на подъездную дорожку нельзя, потому что регистрационные наклейки должны быть видны с тротуара? Что рождественские гирлянды должны иметь определенные цвета, которые совпадают с номером дома?

Я никогда не забуду, как Рут Роузвуд стояла у моего порога в мой первый декабрь в Лагуна-Палмс. Она принесла с собой тарелку сахарного печенья, украшенного снеговиками — что было мило. Но потом потребовала, чтобы я снял мерцающие синие гирлянды, украшающие крышу, и немедленно заменил их красными.

А я просто пытался вписаться. Вести себя по-соседски. Я даже, блядь, не так сильно люблю Рождество!

Но несмотря на то, что с самой первой встречи Рут Роузвуд была самой большой занозой в заднице, я питал к ней слабость. Она напоминает мою абуэле Магдалену, бабушку, которая воспитывала меня с девяти лет. (Примеч.: abuela — бабуля в переводе с испанского языка).

Мы потеряли ее пару лет назад, но не проходит и дня, чтобы я не скучал по ней и по безумствам, которые частенько выходили из ее рта.

Я никогда не принимаю выпады Рут близко к сердцу, потому что если она похожа на Магдалену, — а все они приходят в наш мир из хорошего места, — то где-то под волчьей шкурой скрывается безобидная овечка.

Поднявшись над перехлорированной водой в общем бассейне Лагуна-Палмс, я вдыхаю воздух и ныряю. Плыву на другой конец бассейна. Достигнув бортика, встаю в полный рост, рукой убираю воду с лица и выравниваю дыхание.

— Серьезно? — Мои наполненные водой уши улавливают женский голос.

Я трясу головой, пытаясь восстановить слух, и взглядом упираюсь в шезлонг и в пальцы ног с розовым педикюром, которые расположились на нем.

— Разве у тебя нет собственного бассейна? — спрашивает Далила, захлопывая книгу и откладывая ее в сторону.

Направляюсь к лесенке и вылезаю из воды. Мокрый, я застигнут врасплох, когда Далила бросает мне полотенце с шезлонга, стоящего рядом с ней.

— Сегодня мой бассейн… вышел из строя. — Предпочитаю такое пояснение, и не вдаюсь в подробности о плавающих сгустках оранжевой рвоты, оставленных сегодня утром загадочным гостем. — Я плачу членские взносы. Мне разрешено здесь плавать.

Вытираюсь, попутно пытаясь привести волосы в порядок. Надеюсь, Далила не думает, будто я делаю это для нее.

Несомненно, Далила сексуальная.

Очень-очень сексуальная.

Она как русалка; как модель в купальнике из журнала Sports Illustrated, только с формами… Сексуальная. И я даже не уверен, что она это понимает.

Пухлые губы. Фигура в форме песочных часов. Страстный взгляд карих глаз, длинные темные пряди, спускающиеся вдоль лица.

И все же… После прошлогоднего сезона меня практически выгнали из команды за то, что я сбросил двенадцать F-бомб в прямом эфире, а это очень много (Примеч.: F-bombs — произнесение ругательств, нецензурных выражений). Моя репутация плейбоя затмила весь тяжкий труд, который я вложил в свое спортивное мастерство. Тогда я был вынужден срочно переосмыслить все вещи, связанные с моей карьерой.

Никаких девушек.

Минимум выпивки.

Никаких выходок.

Это условия тренера — иначе я потеряю свой крайне выгодный контракт.

Я лишился бы миллионов будущих доходов.

Вечеринка прошлой ночью была исключением. Мы с несколькими парнями из команды решили организовать что-нибудь для нашего приятеля Уэстона. Он находился в небольшой депрессии, с тех пор как порвал со своей давней девушкой. Мы дали ему строгие указания: появиться в зеленом цвете с головы до ног, но придурок имел наглость прийти на свою светофорную вечеринку в чертовом желтом.

Желтый!

— Достаточно справедливо. — Далила пожимает плечами, берет свою книгу и зарывается носом между страниц. Через несколько секунд опускает ее на колени, прищуривает глаза от солнца и смотрит в мою сторону. — Кто-нибудь когда-нибудь говорил тебе, что пялиться — это неприлично?

— Я не пялюсь. Я думаю. Ты просто заслонила мне поле зрения.

Далила перелистывает страницу.

— Смотри в другом направлении.

— Что, если я не хочу? Что, если я хочу смотреть на север? — Черт возьми. Я хочу поиграть в эту игру.

Я продолжаю глазеть на нее, пытаясь разгадать загадку-Далилу. Идеальный блестящий пучок на макушке, тонкие пряди вдоль лица. Она поправляет свои гигантские солнцезащитные очки, подталкивая их вверх по переносице своего прямого, как стрела, носа и откидывается в шезлонге, вытряхивает Red Vine из пакетика, лежащего сбоку от нее, и кладет конец конфеты в угол рта. (Примеч.: Red Vine (красная виноградная лоза), марка длинных красных конфет).

О, я бы сейчас все отдал, чтобы быть этой конфетой, лежащей между пухлых губ.

Мой взгляд опускается ниже.

Ее фигура в форме песочных часов скрыта под скромным черным слитным купальником.

Отстой.

— На самом деле, ты должна прикрывать немного больше своего тела.

Перебрасываю полотенце через плечо и притворяюсь, будто мне противно.

Далила срывает свои солнцезащитные очки с лица и приоткрывает рот.

— Ну, правда, сюда приходят семьями, а ты в этом валяешься? — Указываю на ее купальник. — Не думаю, что Миртл Рикерс оценит твой вид перед мистером Рикерсом, когда они придут сюда. — Я бегло смотрю на часы, висящие на стене дома у бассейна. — О, примерно через пятнадцать минут.

Далила смотрит на свой наряд, и я подавляю смешок. Уже могу сказать, что к концу лета она будет чертовски сильно ненавидеть меня.

Или, может быть, уже ненавидит.

Уверен, что не произвел хорошего впечатления прошлой ночью, но она не оставила мне выбора. Если она будет вести себя как маленькая, к ней будут относиться соответственно.

— Я шучу, — говорю я. — Но ты выглядишь как школьная учительница.

— Ты придурок, — говорит Далила и прячет лицо за книгой.

— Знаешь, ты действительно вписываешься в это место, — говорю я. — Ты ненавидишь шум. И вечеринки. И веселье. Ты ложишься спать в положенный час. И носишь подходящий для похорон купальник. Ты же не старше двадцати четырех лет? Или двадцати пяти. Но ты уже на пенсии. Пожалуйста, скажи мне, что у тебя был хотя бы один бунтарский год в колледже, иначе я буду чертовски разочарован в тебе.

Далила раздраженно вздыхает, все еще прячась за книгой, толщина которой больше, чем у тех, которые обычно читают возле бассейна. При ближайшем рассмотрении оказывается, что это учебник. Я подхожу и наклоняюсь, чтобы прочитать название.

— «Когда разваливаются браки»? — читаю название вслух. — Что, черт возьми, ты читаешь?

Далила захлопывает книгу на своих коленях и сжимает губы.

— Я учусь в аспирантуре.

— Изучаешь… семейную жизнь? — Я морщу нос.

— Я получаю MSW, — говорит она. (Примеч.: MSW — Master of Social Work — магистр социальной работы). — Собираюсь стать лицензированным социальным работником и хотела бы работать в области семейного консультирования.

— Хорошо, — говорю я. — Но ты же на летних каникулах, верно? Разве ты не должна читать Нору Робертс или что-нибудь в этом роде?

— Впечатляет. — Далила прикрывает глаза. — Я в шоке, что ты смог назвать хоть какого-то автора. А теперь быстро назови еще кого-нибудь.

Я прикусываю нижнюю губу, сдерживая улыбку, и, черт побери, понимая, что могу быть облит дерьмом за это.

— Даниэла Стил, Джеки Коллинз.

— Я даже не хочу знать, откуда ты знаешь этих авторов.

— Ну и ладно! — Я и не был настроен объяснять, что когда в девять лет приехал жить к бабушке, то был неграмотным. Она научила меня читать, и я быстро занялся книгами, но все, что у нее было, это вульгарные романы. Я «проглотил» их за одно лето. Без сожалений. — В любом случае, я не собирался тебе рассказывать.

— Разве у тебя нет места, где ты должен сейчас находиться? — Далила поправляет пляжное полотенце под собой, чтобы оно покрыло ламели на шезлонге. — Ты играешь в футбол, верно? Ты не тренируешься летом?

— Тренировочный лагерь откроется не раньше конца июля.

— Так ты просто… Слоняешься без дела?

— Я работаю. Остаюсь в форме. Я достаточно занят. — Сняв полотенце с плеча, я накидываю его на шею, чтобы закрыться от солнечных лучей. — Разве ты не должна делать что-то для Рут, а не отдыхать у бассейна, как бездельница, думающая, что она на летних каникулах.

Далила закатывает глаза.

— Рут сейчас на обеде с банко (Примеч.: Bunco — салонная игра, в которую обычно играют двенадцать или более игроков, разделенных на группы по четыре человека, которые пытаются набрать очки, по очереди бросая три кубика). Завтра мы встречаемся с ее агентом по недвижимости. Поверь, я буду очень занята этим летом. Ты долго не увидишь меня.

— Это угроза или обещание?

Ее взгляд опускается, замирая на мокрой выпуклости моих пляжных шорт. Она может делать вид, что ненавидит меня, но этот взгляд говорит обо всем, что мне нужно знать. Под строгой наружностью прячется другая Далила.

Мое лето воздержания очень плохо на ней отразится.

И, блядь, на мне тоже.

— Черт, — говорю я с саркастическим блеском в глазах. — Я с нетерпением ждал, что буду нянчиться все лето с соседской девушкой. Кто теперь будет следить за моим расписанием и громкостью вечеринок?

Далила что-то бормочет себе под нос, нервно перебирает ногами по шезлонгу и берет свои вещи в руки.

— Ты уходишь? — Приподнимаю левую бровь. — Иисус, Далила, ты так напряжена. Я думал, что мы забавляемся. Обмениваемся колкостями.

Далила занята полотенцем, книгой, солнцезащитными очками и лосьоном для загара. Она поправляет соломенную шляпу на голове, лицо обрамляют свободные темные пряди. Наши взгляды встречаются.

— Я не напряжена. — Она поднимает охапку своих вещей чуть выше. — Я не спала прошлой ночью, устала с дороги и у меня на эту неделю километровый список дел. Будет не слишком нагло попросить тебя, чтобы ты воздержался и не называл меня школьной учительницей и не высмеивал того, что я читаю, когда пытаюсь расслабиться у бассейна?

— Останься. — Я указываю на ее шезлонг. — Я все равно ухожу.

Далила замирает, наблюдая за мной, сомневаясь в своем следующем шаге.

— Но просто, чтобы ты знала, красотка, ты не должна начинать, если не можешь закончить, — говорю я, потому что не могу с собой ничего поделать, и мне не терпится заставить ее улыбнуться, прежде чем уйду.

— О, я могу закончить.

— Очевидно, не можешь. Посмотри на себя: дуешься, сбегаешь с вещами в руках, потому что я дразнил тебя по поводу твоего гребаного купальника в стиле середины девятнадцатого века.

Далила бросает свои вещи на пустой шезлонг.

— Итак, мы начинаем сначала.

— Я шучу.

— Да, ну, это не смешно. Это грубо.

— Ты слишком чувствительна, красотка. Просто остынь.

— Перестань называть меня «красоткой» каждый раз, когда загоняешь себя в угол, — выдает Далила. — Это не действует на меня и довольно примитивно предполагать, что все женщины хотят, чтобы к ним обращались в соответствии с их предполагаемой внешностью.

— Грубость — это стук в чью-то дверь в два часа ночи, обращение с человеком, как с чертовым подростком, требование прикрыть вечеринку для того, чтобы получить свой драгоценный отдых.

— Мы серьезно возвращаемся к этому? — Далила испускает что-то похожее на стон, рычание и вой, и снова начинает собирать свои вещи. — Извини, что я не сказала ни «пожалуйста», ни «спасибо» и не поцеловала твою задницу. Уверена, ты не привык к тому, что женщина разговаривает с тобой, не прикусывая свои губы, не покручивая волосы, не подмигивая и не хихикая. Я, наверное, единственная женщина на земле, которая может стоять перед тобой, не бросаясь на тебя, и, возможно, ты не знаешь, как с этим справиться. Я не знаю…

Разглагольствования Далилы продолжаются, но я ее перебиваю:

— Ты намекаешь, что все женщины, с которыми я разговариваю — примитивные, озабоченные пустышки? — Чешу голову, наблюдая, как она загнана в угол. — Видишь, теперь ты — оскорбляешь меня. Это даже не подкалывание. Разве это не лицемерно?

— Достаточно. — Далила заканчивает разговор взмахом руки, и тон ее пронзительного голоса прорезает густую флоридскую влажность в этот приятный полдень.

Рука Далилы обессилено опускается, наши глаза встречаются и ее губы раскрываются, словно она в секундах от того, чтобы что-то сказать. Но она молча обувает скромные черные шлепанцы, разворачивается и уходит.

Я чувствую себя виноватым.

Немного.

Этой девушке нужно немного расслабиться и не вести себя как девяностолетняя в свои двадцать. Небольшой словесный бой ей полезен. Может, это заставит ее вылезти из своей маленькой раковины.

Оглянувшись вокруг, замечаю, что многие шезлонги начали заполняться, и слева сплетницы из Лагуна-Палмс уже обращают на меня свое внимание. Их губы сжаты, а солнцезащитные очки скрывают неодобрительные взгляды.

Я киваю им, проходя мимо, чтобы забрать свои вещи.

— Это не путь к сердцу молодой леди, Зейн, — говорит Этель Френч с неодобрением в голосе.

Останавливаюсь и отвечаю Этель и ее команде сплетниц:

— Я не пытаюсь добраться до ее сердца.

— Конечно, нет, — ее губы изгибаются в застенчивой усмешке, — но мы видим, как ты смотришь на нее.

Я смеюсь.

— Вы делаете из мухи слона.

— Она красивая женщина. Ты привлекательный мужчина. — Этель пожимает плечами. — Мы прожили достаточно долго, чтобы знать, когда парень любезничает с девушкой. В действительности все просто: когда молодой человек груб с молодой леди, на самом деле она ему очень нравиться. И зачастую бывает наоборот.

— Это милая теория, но, поверьте, дело не в этом. — Я салютую им и продолжаю свой путь.

Не тот случай. Совсем.

Плюс, Рут оторвет мне яйца, если только я даже подумаю о том, чтобы подойти к ее внучке. Она сама так сказала, размахивая парой садовых ножниц, пока мы болтали через забор несколько недель назад. И если я понял кое-что о Рут с момента переезда, так это то, что ее угрозы никогда не бывают пустыми.

Я могу трахать кого угодно, но подходить к ее внучатой племяннице, вероятно, не в моих интересах.

С другой стороны… Я еще не сталкивался с правилом, которое нельзя склонить в мою пользу…

Хоть чуть-чуть…

Глава 3

Далила

— Во сколько придет Тейлор? — спрашиваю я у тети Рут в пятницу утром.

К этому времени она выпила четвертую чашку кофе, и сейчас протирает фарфоровую посуду в шкафчике с рулоном бумажных полотенец и бутылкой Windex под подмышкой (Примеч.: Windex — очиститель для стекла и твердых поверхностей).

— Я помыла окна вчера, помнишь?

— О, сладкая, Windex — для зеркальной стенки позади фарфора. — Губы тети покрыты рубиново-красной помадой, и она почесывает лоб под белым козырьком для гольфа, который редко снимает. Сейчас он почти часть ее.

— Не думаю, что она будет проверять каждый сантиметр твоего дома, тетя Рут. Пыль на полках не собьет пару тысяч с твоей цены. У нас достаточно времени для генеральной уборки. Я посвящу этому все свои выходные.

— Он.

— Извини?

— Тейлор — он.

— О, ладно. В любом случае он не полезет проверять твой шкаф для фарфора. Доверься мне. Во сколько он будет здесь?

Тетя отодвигает рукав своего нежно-персикового спортивного костюма и смотрит на часы.

— В любую чертову минуту, вот когда.

Скользнув ладонями вдоль ее худых плеч, я беру ее руки в свои, чтобы успокоить хоть на миг. Она живет в этом доме в Лагуна-Палмс более двадцати лет. Этот дом — ее жизнь. Но он стал слишком большим для нее, и тетя предпочла сократить размеры жилья до небольшой элитной квартиры на первом этаже, чтобы не рисковать сломать бедро на одной из скользких деревянных лестниц дома. Я вздрагиваю только при мысли, что буду вынуждена переселить Рут в дом престарелых.

— Все будет хорошо, — говорю я. — Тебе понравится эта квартира в Палм-Спрингс. Этот дом хорошо тебе послужил, и теперь пришло время двигаться дальше.

— Ты будешь навещать меня каждое лето, да?

— Всегда.

Я отстраняюсь и в этот момент слышу звонок в дверь.

— Сейчас открою, — громко кричу я.

Провожу ладонями по бокам и убираю волосы с плеч. Открываю дверь и отступаю назад, готовясь приступить к обязанностям агента по недвижимости тети Рут. Но вместо этого упираюсь взглядом в прекрасный вид загорелых упругих мышц, темных татуировок и восхитительно очаровательную соблазнительную полуулыбку, которая может принадлежать только Зейну де ла Крузу.

Быстро выйдя наружу, я закрываю за собой дверь и шепчу:

— Что ты здесь делаешь?

Когда наши взгляды встречаются, его улыбка исчезает, и он протягивает букет нарциссов, который держал за своей спиной.

— Цветы? Ты с ума сошел?

— Просто хотел извиниться за инцидент возле бассейна. — Зейн протягивает мне букет, и я принимаю его. — По-моему, желтый означает «извини» или какую-то фигню типа этого.

Я сопротивляюсь желанию сообщить, что извинение означают желтые розы, а нарциссы символизируют новое начало. За эти знания я могу поблагодарить мою маму, Блисс. Эта женщина знает правильный цветок для любого повода.

— Спасибо, — благодарю я и смотрю поверх плеча Зейна на подъездную дорожку в ожидании агента.

— Так или иначе, я считаю, что мы начали не с той ноты. — Мы смотрим друг на друга, Зейн потирает ладонью заднюю часть шеи и приоткрывает рот, отчего мое сердце сбивается с ритма. — Я не всегда такой мудак. Только когда хочу им быть.

— Далила? — через входную дверь слышится приглушенный голос тети Рут. — Кто там?

— Ты должен идти, — говорю я. Затем поворачиваюсь к двери и отвечаю ей: — Минутку, Рут.

Тетя Рут неоднократно совершенно ясно давала понять, что ей нет никакого дела до «возмутительного футболиста по соседству», утверждая, что у него бунтующий ум и пошлый рот.

Только тетя Рут слишком часто говорит о нем, и у меня появились сомнения. Я бы даже сказала, что она помешана на нем. Теперь, лично увидев его отвратительно красивую рожу и отметив его склонность делать все по-своему, понимаю, с чем это связано.

Тихий шорох шин по асфальту привлекает мое внимание к дороге, и я вижу подъезжающий черный «Бентли». Автомобиль мягко останавливается, и мужчина со светлыми волосами в сером костюме берет портфель с заднего сиденья. Дверь машины с щелчком закрывается, и мужчина идет по дорожке к дому.

— Ты должен идти, — снова говорю я Зейну.

Взглянув на Тейлора, я приветствую его взмахом руки и дружеской улыбкой.

Зейн спрыгивает с крыльца, прямо на ухоженный газон Рут, и уходит к своему участку. Тетя убьет его. Она реально убьет его, если увидит следы.

— Привет, я Далила. Приятно познакомиться. — Протягиваю руку Тейлору, когда он подходит к крыльцу. — Я внучатая племянница Рут и буду помогать с продажей, переездом и всем, что это повлечет за собой.

— Приятно познакомиться, Далила, — говорит мужчина, удерживая мою ладонь в своей. Он тепло улыбается и внимательно смотрит синими глазами. — Я Тейлор Форбс.

Он пахнет деньгами.

Реально деньгами. Как медь и накрахмаленный хлопок.

Как будто он купался в куче денег Скруджа МакДака, а затем принял душ из стодолларовых купюр.

Он выглядит в точности как парень, который продает дома за миллион долларов. Довольно симпатичный. Выглядит профессионально. В его походке очень много уверенности.

Я оцениваю его так же, как и всех остальных — моя старая привычка. Кажется, что Тейлор никогда не довольствуется совершенством. И даже, могу себе представить, иногда совершенство не является его эталоном.

На пиджаке нет ни пылинки, а волосы в идеальном порядке. Машина отражает солнце, будто только что была навощена и отполирована.

— Входите. — Я вынимаю свою руку из рукопожатия. Закрываю дверь, чувствуя его рядом с собой. — Тетя Рут, Тейлор здесь, — сообщаю я и кладу букет нарциссов на ближайший журнальный столик.

— Я в гостиной, сладкая, — кричит она.

Тейлор оглядывает просторный коридор, снимает свои полированные туфли и следует за мной в комнату.

— Привет, дорогой, — тетя Рут встает, подходит к Тейлору и обхватывает его лицо ладонями, как будто он ребенок. — Как дела? Я не разговаривала с твоей бабушкой с тех пор, как она переехала в Феникс, старая предательница. Полагаю, не выдержала здешней влажности. Ей нравится юго-запад?

— Да, — говорит Тейлор. — Сейчас она живет в Седоне. Я прилетаю к ней в гости несколько раз в год. Прекрасное место.

— Она в порядке? У нее все хорошо? — спрашивает Рут.

— Она в порядке. — Тейлор кивает, присаживаясь на диван напротив нас.

— Я ничего не слышала от нее с тех пор, как ушел Ирвин. — Рут прижимает руку к груди. В свои семьдесят пять лет она так и не была замужем, но достигла того момента в своей жизни, когда вдовство поражает ее друзей. — Мы так по ней скучаем. Я хотела бы, чтобы она навестила нас. Передай ей, что мы скучаем по ней, ладно?

— Конечно. — Тейлор устремляет на меня взгляд цвета океана и поправляет узел своего узкого черного галстука. — Можем ли мы приступить к делу?

— Да. — Я хлопаю в ладоши и сажусь рядом с Рут, желая начать обсуждение.

— Тейлор, ты никогда не встречал мою внучатую племянницу, не так ли? — Рут кладет руку мне на колено.

— Мы встретились снаружи, — говорю я.

— Хорошо, потому что этим летом вы двое будете очень тесно сотрудничать, — заявляет Рут.

Я чувствую легкое волнение в ее голосе, которое что-то под собой подразумевает. Она будет разочарована, когда я сообщу ей, что Тейлор совершенно не в моем вкусе. Даже близко. Я бы даже никогда не подумала о нем.

— Далила будет твоим основным контактным лицом. Если у тебя есть претендент, ты звонишь ей. Она наводит порядок в доме и передает сообщение мне. Если ты захочешь привести клиентов на осмотр, то работай с ней. Я лично хочу услышать от тебя только предложение. Хорошее предложение.

— Понял. — Тейлор все еще сконцентрирован на мне. — Далила, мне нужен твой номер.

Я набираю десять цифр на его телефоне, и Тейлор отправляет мне подтверждающее сообщение.

— Ну и что дальше? — спрашивает Рут.

— Если вы не возражаете, я хотел бы осмотреться. Сделаю несколько заметок. Потом вернусь в офис и введу данные в компьютер и определю оптимальную для вас цену через пару дней. После этого вы подпишете контракт и получите список потенциальных покупателей. — Тон его голоса по конец речи повышается, и он хлопает в ладоши двумя очень ухоженными руками, потирая их.

Кажется, он слишком взбудоражен, но я думаю, что это хорошо — мужчина явно живет и дышит недвижимостью и это именно тот человек, который должен продавать особняк Рут.

— Конечно. — Рут встает и взмахивает рукой, побуждая Тейлора осмотреться. — Я буду на кухне, если понадоблюсь. Меня ждет бонсай, который нужно подстричь. Далила, ты не могла бы показать Тейлору дом?

Рут убегает, на каждом шагу виляя бедрами. Женщина явно не знает определения «сбавить скорость» и она никогда этого не делает. С тех пор, как в восьмидесятые она разбогатела на изобретении коррекционного белья, все, что она делала — это постоянно работала и шла вперед. Она не смогла бы стоять на месте, даже если бы попыталась.

— Думаю, мы начнем с фойе и пробежимся вокруг.

Вывожу Тейлора из гостиной, по пути мельком смотрю в окно столовой и вижу, как Зейн с парой других парней играет в баскетбол на своей подъездной дорожке.

Думаю, он не единственный, кто не может расслабиться даже пару минут. Тейлор останавливается рядом, проследив за моим взглядом.

— Ты знаешь, что Зейн де ла Круз живет по соседству? — спрашиваю я Тейлора.

— Знаю.

— Ты знаком с ним лично? — спрашиваю я, потому что они одного возраста, а Гейнсвилл не такой уж большой город. Если это что-то вроде Рикстон Фоллс, то здесь все друг друга знают. — Вы друзья?

— Я не знаю его лично, нет. — Тейлор отрицательно качает головой и принимает надменный вид, словно не хочет продолжения этого разговора. — Здесь все друг друга знают. Я знаю о нем, а он знает обо мне. Но друзья? Едва ли.

Он напыщенно усмехается, будто его развеселило то, что я предположила, будто он и Зейн друзья.

Прикусив язык, я веду Тейлора по коридору к комнате тети Рут и начинаю экскурсию, проводя его через комнаты для гостей и парадный обеденный зал. Я наблюдаю за его реакцией, когда показываю комнату для упаковывания подарков, а затем демонстрирую огромный встроенный шкаф, где тетя Рут хранит свою коллекцию фарфоровых кукол и хрусталя баккара (Примеч.: баккара — марка хрусталя, который производят во Франции, в г. Баккара). Выйдя на задний дворик, Тейлор делает широкие шаги, замеряет длину и вполголоса говорит в свой телефон, делая заметки. Я следую за ним, отступив на несколько шагов, и когда мы доходим до края дома, снова замечаю Зейна с друзьями.

Остановившись, сосед зажимает баскетбольный мяч под рукой, улыбается и машет мне.

Этот мудак дружелюбен.

— Тейлор уже ушел? — Тетя Рут держит одной рукой букет нарциссов, а другой ищет что-то в шкафу под кухонной раковиной. Достав маленькую вазочку, она мило улыбается. — Он так заботливо принес цветы. Он хороший мальчик, этот Тейлор. Из породистой семьи.

Покусывая уголок губы, я опираюсь локтями на кухонный стол и глубоко вздыхаю.

— Цветы от Зейна, — признаюсь я и готовлюсь к ее ответу.

Бросив цветы в вазу, тетя Рут прикрывает рукой свой округлившийся рот.

— Так, и почему, черт возьми, он принес тебе цветы, Далила? Я думала, что ты прошлой ночью ходила, чтобы заткнуть его, а не очаровывать.

Я стараюсь не смеяться над воспоминанием о том, как я «очаровывала» Зейна, и в знак протеста поднимаю руки.

— Я не знаю. Я ничего не делала… Мы ничего не делали… Там ничего не происходило.

Сжав кулак, она подносит его ко рту, поворачивается и смотрит в кухонное окно с видом на гостиную Зейна.

— Я не сержусь на тебя, сладкая. Это все он, — говорит она с оттенком недовольства. — Я предупредила его держаться от тебя подальше.

Я нерешительно шагаю к тете Рут и кладу руку ей на спину.

— Я знаю, ты хочешь как лучше, но я уже выросла. Это уже так не работает.

Тетя Рут хватает тряпку для мытья посуды и шлепает ею по гранитной столешнице, а затем вытирает невидимые пятна, бормоча что-то себе под нос.

— Он аморальный, Далила. Нехороший. Он тебя не достоин. — Тетя Рут качает головой. — Он только разобьет тебе сердце. — Она поворачивается и машет тряпкой перед моим лицом. — И я убью его, если он это сделает.

Я смеюсь.

— Он тоже это знает, — добавляет она и кладет тряпку на раковину. Тетя оглядывается, ища что-нибудь, чтобы почистить, отполировать или помыть, но кухня безупречна. — Это не смешно. Я серьезно, Далила, держись от него подальше.

— О, перестань, — отмахиваюсь я. — Тебе не кажется, что ты немного преувеличиваешь?

— Ты не знаешь и половины того, что знаю я. — Ее голос понижается до шепота. — Этот парень — одна сплошная неприятность. Он… он как этот ребенок-бобер. Джастин Бивер (Примеч.: Beaver — с англ. «бобер»).

Я подавляю смешок.

— Ты имеешь в виду Джастин Бибер?

— Да. — Она машет указательным пальцем. — Стоит дать ребенку кучу денег, и он слетает с катушек, думая, что может делать и говорить все, что хочет, и ему за это ничего не будет.

— При всем уважении, тетя Рут, Зейн далеко не ребенок, — заявляю я и сама себе не могу поверить, что защищаю его. — Уверена, что он старше меня.

— Возраст — не что иное, как число, Далила. Если я говорю, что он ребенок, то это потому, что он ведет себя как маленький. — Ее глаза закатываются почти к затылку. — Он берет все жизненные правила и выбрасывает их в окно. Он бунтарь. Я никогда не встречала такого неуважительного человека. И высокомерного. А женщины? Очень много женщин в любое время дня и ночи.

Тетя Рут обмахивается, как будто в кухне вдруг становиться слишком жарко.

— Я думаю, что Зейн делает то, что сделал бы любой в его положении. Он молод, привлекателен, успешен и неприлично богат, — говорю я, пожимая плечами.

— В этом-то и проблема. — Тетя Рут поднимает сжатый кулак в воздух. — Он не может контролировать себя. Он делает все, что хочет и когда хочет, ни на кого не обращая внимания. Он чертов слон в посудной лавке.

— Неправильное сравнение.

— Ребенок в магазине сладостей.

— Это ближе. — Я ухмыляюсь, все еще чувствуя себя странно от того, что защищаю Зейна. Я вижу, с каким волнением говорит о нем Рут. — Тетя Рут, ты «запала» на него, не так ли?

Тетя Рут меняется в лице.

— Вовсе нет, Далила. Мне семьдесят пять и меня не интересуют мужчины в подобном контексте. Уже нет.

— О, перестань. — Я наклоняю голову набок.

Эта женщина в молодости была настоящей сердцеедкой с пентхаусом в Лос-Анджелесе и банковским счетом размером с Аляску. Мужчины мечтали встречаться с ней. Женщины хотели быть ею. У тети Рут была не одна, а две маленькие черные книжки и коллекция обручальных колец, хранящихся в банковском сейфе в секретном месте (Примеч.: черная записная книжка с информацией о партнерах по близким отношениям). Мир был у ее ног, и она всем говорила «нет».

На самом деле, у них с Зейном много общего, но я не буду говорить ей об этом в ближайшее время.

Телефон тети Рут жужжит на столешнице и на экране появляется текст. Взяв телефон, я подаю его Рут, и ее плечи расслабляются, пока она читает сообщение.

— О, Боже. — Она снимает свой козырек и проводит рукой по растрепанным волосам. — Я совершенно забыла. У меня сегодня ужин.

— С кем?

Поворачиваясь ко мне, тетя Рут поджимает губы и их уголки приподнимаются вверх.

— Его имя сейчас неважно. Я должна принять душ. Мы встречаемся в четыре тридцать.

— Его?

Тетя Рут закатывает глаза, отказываясь показать свою увлеченность, но я вижу ее в голубых глазах с морщинками. Может быть, ей семьдесят пять, но она еще жива. Есть еще порох в пороховницах.

— Так много лет, что ты не смотришь на мужчин, да? — дразню я.

— Ох, замолчи уже.

— Не задерживайся допоздна. — Я подмигиваю ей и довольна тем, что ее маленькое негодование на Зейна на время отложено.

Защищать его было невероятно неестественно, хотя, полагаю, я могла быть немного снисходительнее к нему из-за прекрасных цветов и извинений, которые он принес ранее.

Может быть, Зейн не гигантский мудак, а обычного размера.

Возвращаюсь в свою гостевую комнату, проходя мимо ванной комнаты, где мой «школьный» купальник висит на крючке для полотенец.

Сняв, я выбрасываю его в мусорное ведро.

Я не могу смотреть на него, не думая о Зейне. Он везде. Под моей кожей. Вторгается в мои мысли. Его гладкий как бархат голос звучит в моей голове. Я даже не могу посмотреть в окно и не увидеть его.

Этот мужчина испытывает мое терпение, а я едва знаю его.

Во всяком случае, тете Рут не о чем беспокоиться. С цветами или нет, он не проникнет в мое сердце. Или в мои трусики. И будь я проклята, если позволю такому, как Зейн де ла Круз, разбить этим летом мое сердце.

Или когда-либо.

Глава 4

Зейн

Плакат «продается» во дворе Рут имеет самый неприятный тошнотворный оттенок оранжевого, который я когда-либо видел. На плакате фотография сложившего на груди руки улыбающегося Тейлора Форбса, его фамилия напечатана большими белыми буквами.

Под темным вечерним небом ярко светят два прожектора на солнечных батареях, освещая его виртуальное присутствие.

Оранжевое безумие роскошной недвижимости.

Его гребаное имя на этом плакате больше всего остального. Этот мудак расхаживает повсюду, будто он местная знаменитость. Каждый раз, когда я вижу его самодовольное лицо, мне требуются все мои силы, чтобы держать себя под контролем.

Что еще хуже, благодаря семейным связям Тейлор стал официальным агентом по недвижимости «Гейнсвилльских Пум». Но будь я проклят, если когда-нибудь воспользуюсь его услугами.

Кажется, почти через день его «Бентли» курсирует по улицам Лагуна-Палмс. Он приезжает и уезжает, когда ему вздумается, ища для себя выгоду, чувствуя себя как дома, заявляя свои права. В прошлом году сообщество собственников проголосовало за то, чтобы дать ему полный доступ, так как посчитало, что он продал в районе достаточно много домов.

Прошло два дня с тех пор, как я оставил цветы и извинился перед Далилой, как какой-то ребенок, разбивший окно своим бейсбольным мячом.

Я не привык извиняться, и не особенно хорош в этом, но это казалось правильным после инцидента возле бассейна.

Я обижаю людей.

Это то, что я делаю.

Но я никогда не хотел обидеть чувства Далилы.

Усаживаюсь в своей гостиной, глядя в окно на подъездную дорожку Рут. К дому никто не подходил и не выходил из него. Во всяком случае, я не заметил, а я наблюдал за ним дольше, чем, наверное, следовало бы.

Тренер хочет, чтобы я больше размышлял. Успокаивал свой разум, сидя в тишине без телевизора, телефона, без каких-либо помех. Он думает, что это поможет мне сосредоточиться и сохранить спокойствие. Я думаю, что это чушь собачья, но готов попробовать, если это поможет вернуть мою карьеру.

За последние несколько лет я нанес много вреда. Совершил много ошибок. Делал вещи, которыми не горжусь.

Тревожный звонок прозвучал с утра пораньше в воскресенье, после очередной адской гулянки на выходных. Позвонил тренер и сказал, что он и владелец команды хотят встретиться со мной. Они обеспокоены тем, что я испортил репутацию «Гейнсвилльских Пум», а поскольку команда была новой и на маркетинг потратили миллионы долларов, они рассматривают возможность досрочного разрыва моего контракта.

Мой внутренний заносчивый мудак пригрозил тренеру, сказав, что если я захочу, то могу подписать контракт с другой командой на следующий же день. Все, что нужно — это сделать один звонок моему агенту. Но тренер, сделав паузу, вздохнул и сказал, что ни одна команда в здравом уме не возьмет на себя такую ответственность, как я. Я знал, что он прав, но не сказал этого вслух.

Тишина проникает под мою кожу. Заставляет слишком о многом думать. Даже тиканье часов в фойе заставляет мои зубы скрипеть.

Поднявшись с дивана, я подхожу к задней двери и нахожу свои кроссовки. Выполнив несколько элементов растяжки, я бегу на месте в течение минуты, а затем иду к двери.

Направляясь вниз по улице, я прохожу мимо дома Рут, заставляя себя смотреть прямо перед собой и не искать вспышки света в окнах. Я медленно бегу по склону холма, мимо апельсиновых деревьев миссис Донован и, сохраняя темп, достигаю призовых кустов пионов Гарри Риттмера.

Блядь, я слишком молод, чтобы жить здесь.

Поворачиваю за угол и первое, что попадается мне на глаза — пара неоново-розовых шорт для бега. Темный «конский хвост» Далилы ритмично покачивается вверх и вниз под размеренный бег. Ускоряя темп, я через мгновение догоняю ее и касаюсь плеча.

Запыхавшаяся, с красными щеками она поворачивается ко мне. Меняется в лице, достает наушники из ушей и, замедляясь, останавливается.

— Надеюсь это важно, — задыхаясь, говорит Далила.

Проверяет свои часы и прикладывает два пальца к шее. Спутанные темные завитки обрамляют лицо, губы покраснели. Она чертовски сексуальная. У прежнего меня не возникло бы никаких проблем сорвать эту влажную одежду и взять Далилу прямо здесь и сейчас за этими пионами.

— Я не слышал ничего от тебя со вчерашнего дня. — Я перевожу дыхание. — И давно тебя не видел.

Далила хмурит брови.

— Я была занята.

— Мне кажется, что мое извинение на днях было слишком торопливым, — говорю я и указываю на скамейку из кованого железа под деревом позади.

Далила еще раз смотрит на свои часы и убирает пальцы с шеи. Опустив плечи, она нерешительно направляется к скамье.

Наше внимание привлекает резкий сигнал гольф-кара. Бросив беглый взгляд, я вижу за рулем Этель Френч. Она широко улыбается и показывает мне поднятый вверх большой палец, но я качаю головой из стороны в сторону.

— Что это означает? — спрашивает Далила.

— Это Этель, — говорю я. — Она на днях видела нас у бассейна и думает, что мы нравимся друг другу.

Далила гримасничает, высовывая язык и морща нос.

— Именно это я ей и сказал, — говорю я, садясь рядом с ней. — В любом случае, я просто хотел извиниться за то, что в некотором смысле напал на тебя… Я кое-что пережил, и сейчас пытаюсь внести некоторые изменения в свою жизнь. В девяноста девяти процентах случаев меня окружает огромная куча неотесанных придурков и никто из них не способен думать, прежде чем что-то говорить. Из-за этого я теряю себя.

— Зейн, все нормально.

Мы с Далилой смотрим друг на друга и наше дыхание замирает. Или, может быть, только я забыл, как дышать. Далила обладает такой красотой, которая должна быть объявлена вне закона. Естественная. Врожденная. Внутренняя и наружная. Она напоминает мне королеву выпускного вечера в маленьком городке, которая не понимает, что делать с такими восхищенными взглядами.

Но забудьте о внешности. Далила дерзкая. Смелая. Вот что меня цепляет. Она не хочет иметь со мной ничего общего. Она не бросается на меня. Насколько я знаю, она находит меня отталкивающим.

И по этой причине я не могу заставить себя перестать думать о ней.

Держаться от нее подальше.

— На днях я заступилась за тебя перед тетей Рут, — говорит она.

Я наклоняю голову.

— О да?

— Она назвала тебя ребенком.

— Это похоже на Рут, — смеюсь я.

— Она думает, что ты футболист-бунтарь. И поверь, я склонна с ней согласиться. Я слышала истории про тебя. Открывать дверь голым? Пи́сать на своей лужайке? Трахать женщин с не зашторенными окнами? В самом деле?

— Я не буду отрицать, что делал все это. — Я потираю подбородок. — Но это было давно, еще до прошлого сезона.

— Ладно. Я не знаю, когда заканчиваются футбольные сезоны, но, если ты немного изменишь свою жизнь, будет хорошо. — Далила поднимает руки вверх и вытягивается, глядя на дорожку впереди.

— Ты говоришь как психотерапевт.

— Мне нужно сказать «спасибо»?

— Это не комплимент.

Она приоткрывает рот, но ничего не говорит.

— Что ты имеешь в виду? — наконец произносит она.

— …«если ты немного изменишь свою жизнь, будет хорошо». — Я копирую ее тон. — Не будь такой снисходительной.

Далила прижимает руку к груди.

— Я искренне извиняюсь. Не хотела, чтобы это так прозвучало.

Она придвигается ко мне ближе, протягивает руку, а затем останавливается на полпути и опускает ее. И это хорошая идея, потому что не уверен, что, почувствовав ее прикосновение, не захочу большего, несмотря на то, что она сводит меня со своего гребаного ума.

Далила поворачивается ко мне.

— Знаешь, тетя Рут была не очень счастлива, что ты принес мне цветы. Я оказалась в непростой ситуации.

— Я же не принес тебе розы.

— Тем не менее, Зейн. Это выглядело нехорошо, в свете того, что она просила тебя держаться подальше от меня, а ты появился у ее двери, принес мне цветы. — Далила смеется, и я начинаю думать, что между нами что-то может быть. — В любом случае, я сказала, что она не должна просить людей держаться от меня подальше. Это так не работает.

— Я никогда не подарю тебе цветы, пока жив. Обещаю.

Далила встает и начинает бежать на месте.

— Хитрец.

— Это все? Ты уходишь? — спрашиваю я.

Ее глаза округляются.

— Да, думаю, мы закончили. Тебе нужно что-то еще?

Я откидываюсь назад, опираюсь рукой на спинку скамейки и надуваю губы.

— Да нет. Мы мило беседовали, а потом ты просто встала, чтобы уйти. Это было довольно неожиданно.

— Я должна спросить разрешения? — Ее глаза сверкают, а тон наполнен сарказмом. — Вообще-то я хочу закончить пробежку до захода солнца.

— Не думаю, что кто-то скучает по тебе в этих шортах.

Она закатывает глаза.

— У тебя нездоровая озабоченность моим гардеробом.

— Я бы назвал это вниманием к деталям.

Далила сгибает ногу, цепляясь рукой за носок кроссовка, чтобы растянуть мышцы. Балансируя на одной ноге, она говорит:

— Послушай, я ценю цветы и извинения, но думаю, будет лучше, если мы постараемся избегать друг друга до конца лета.

— Ты серьезно? — Я смеюсь, потому что она, должно быть, шутит.

Верно?

Сжимая кулаки, она говорит:

— Я едва знаю тебя, Зейн, но у тебя есть поразительная способность проникать мне под кожу и выпускать наружу ту часть, которая мне абсолютно не нравится. Это не очень здорово, ты должен со мной согласиться.

Мне не в первый раз говорят такое.

— Звучит как твоя личная проблема, — говорю я.

— Таким образом, ты не принимаешь на себя ответственность за то, что ведешь себя как задница при каждом удобном случае и за то, что ты — невероятно раздражающая особа? — Она резко меняет тон. — Я просто хочу провести приятное, спокойное лето. У меня достаточно своих забот. В довершении ко всему мне не нужны эти ненужные стычки. Думаю, тебе тоже.

— Стычки? О, красотка, это не стычки. — Я поднимаюсь и подхожу к ней. — Это ерунда, просто пустяк. Я наговорил гадости девушке по соседству. Несколько минут назад я пытался исправиться, и очевидно, это мне не удалось, иначе ты не собралась бы уходить так быстро. А теперь ты говоришь держаться от тебя подальше следующие три месяца.

— Не вкладывай свои слова в мой рот.

— Но смысл именно такой, верно?

Несколько секунд она молчит, положив руки на бедра.

— Да.

— И кто сейчас мудак?

Я не задерживаюсь и не дожидаюсь ответа.

Разворачиваюсь и бегу в противоположном направлении с широкой улыбкой на лице, потому что я точно знаю, что делаю.

Это игра, и я собираюсь победить.

И, вроде как, то, чем я обычно занимаюсь…

Глава 5

Далила

— Приехали, сладкая. Это здание прямо здесь, на углу.

Тетя Рут, как и три дамы на заднем сиденье, отстегивает ремень безопасности и лихорадочно указывает на высокое белое здание со стеклянными дверьми и бледно-голубыми тканевыми навесами, к которому мы подъехали во вторник днем.

— Когда тебя забрать?

Я замечаю свободное место впереди и плавно паркую «Лексус» Рут, где тетя и ее подруги высаживаются и неторопливо направляются в сторону СПА на углу.

Я опускаю пассажирское окно, и Рут наклоняется к нему.

— Мы собираемся пробыть здесь большую часть дня, потом поужинаем и выпьем. Посмотрим, сколько Глэдис выпьет сегодня, но вечером в польском ресторане на Каллахан-стрит будет вечер танцев. Я позвоню тебе, когда мы будем готовы убраться отсюда.

— Хорошо, повеселитесь. Не влезайте в неприятности.

Тетя Рут машет рукой и догоняет своих подруг, ушедших вперед. Когда она сказала, что в день их СПА-процедур включено приличное количество шампанского, я настояла на том, чтобы быть их водителем. Это меньшее, что я могу сделать. Этим летом тетя щедро платит мне за мое время и помощь, и, кажется, даже слишком щедро. Я рада побыть ее шофером, когда это необходимо.

Я плавно трогаюсь с места под урчание живота, и тут замечаю уютное уличное кафе, скрытое в тени деревьев.

К тому времени, как я паркуюсь и иду внутрь, кафе быстро заполняется. Становлюсь в очередь, делаю заказ и, достигая конца прилавка, ожидаю, когда мне его выдадут.

Взяв свой поднос, осматриваю помещение на наличие пустого столика, но ничего не нахожу.

Мне везет, как всегда.

— Эй, я тебя знаю.

Я оборачиваюсь на мужской голос, исходящий от столика на двоих справа от меня, и улыбаюсь, когда узнаю его.

Геракл.

— Привет, — я подхожу, и он жестом предлагает мне сесть.

— Это место — зоопарк в обеденное время. Думаю, мы выбрали самое худшее время для посещения.

Я сажусь и разворачиваю свои столовые приборы.

— Извини, я так и не узнала твое имя в ту ночь.

— Уэстон, — говорит он. — А твое?

— Далила.

— Ты все-таки встретилась с Зейном?

— Да. — Я приподнимаю брови, ковыряя вилкой свой салат. — Спасибо за помощь в этом. Видимо, в ту ночь Зейн был очень востребован.

— Неа. — Уэстон ухмыляется. — Нужно просто знать, где искать.

— Вы хорошие друзья?

— Мы оба «Пумы».

Он натягивает футболку на своей мускулистой груди. Темно-синими и золотыми буквами написано «Гейнсвилльские», и я полагаю, что остальная надпись сзади.

— Так вы друзья или просто… «Пумы»?

Он улыбается и хмыкает.

— И то, и другое.

— Итак, мне интересно, — начинаю я, — произошло ли что-нибудь за те выходные с твоей желтой рубашкой?

Уэстон выпрямляется, широко распахивает глаза, а на щеках появляется румянец. Очаровательно видеть этого нежного гиганта таким застенчивым.

— Моя желтая рубашка… осталась на мне. Если ты спрашиваешь меня об этом. — Он смеется. — В ту ночь я определенно сделал правильный выбор.

— О… — Я делаю глоток органического охлажденного чая с гибискусом. — Ты помирился с бывшей?

Выражение его лица становится мрачным.

— Нет. Не помирился.

Я пожимаю плечами, разгребая листья салата на тарелке в поисках лучших.

— Все в порядке. Просто спросила. Я учусь на психолога, поэтому интересуюсь людьми и внутренней работой взаимоотношений в целом. Прости, если веду себя назойливо. Иногда я забываю, что не всем нравится вести такие разговоры. Я буду рада поговорить о том, как мой рот сейчас смакует салат…

Уэстон начинает смеяться.

Я поднимаю взгляд, одаривая его нежной улыбой, и он улыбается в ответ. Уэстон кажется милым, но за его удрученным состоянием что-то скрывается. Я готова поспорить, что он держит всех на расстоянии вытянутой руки.

И Уэстон тот еще хулиган.

— Неа. — Он кладет последний кусок сэндвича в рот, вытирая пальцы о повторно перерабатываемую коричневую салфетку. — Все хорошо. Я был с Элль со средней школы. Десять лет, наверное. Мы просто стали совершенно разными людьми. Она хотела вернуться домой в Теннесси, чтобы быть ближе к семье. Еще она хотела выйти замуж и иметь кучу детей. А моя карьера пошла вверх. Никто из нас не хотел заставлять друг друга жертвовать своими мечтами. Разрыв наших отношений был единственным разумным решением.

— Ничего себе! — Я упираюсь локтем на стол, опустив подбородок на руку. — Это действительно разумный выход. Это достойно. Ты понимаешь, как тебе повезло? Разрыв после целого десятилетия отношений иногда бывает неприятным. Это не для слабонервных.

— Да, — он кривится, глядя на свою пустую тарелку, — полагаю, ты права.

— Ты все еще любишь ее?

— Да. Мы выросли вместе. Мы все еще друзья. Я по-прежнему разговариваю с ней каждый день.

— И будешь любить ее вечно?

Уэстон тихо сидит, покручивая пальцами мятую обертку от трубочки.

— Однажды она встретит кого-то, — тихо говорю я. — Выйдет замуж. У нее появятся дети. И это будет не с тобой. — Я сопротивляюсь желанию положить свою руку на его, когда вижу, как у него сжимаются губы. — Я лишь хочу сказать: ты должен подумать о себе. Или рассмотреть возможность того, чтобы вернуться к этим отношениям в ближайшем будущем.

Уэстон бросает обертку и откидывается на спинку стула, сложив руки и сжав зубы.

— Да. Ты права.

— Тебе повезло, что ты так долго любил кого-то, — размышляю я. — Мои самые долгие отношения длились одиннадцать месяцев. Мы не смогли бы продержаться год, не убив при этом друг друга. — Я откидываюсь на спинку стула, нахмурив брови. — Знаешь, теперь, когда я об этом думаю, Зейн очень напоминает мне моего бывшего. Самодовольное лицо. Острый язык. Очень привлекательный.

— Не говори Зейну, что ты находишь его привлекательным. — Уголки губ Уэстона приподнимаются. — Если он возомнит о себе еще больше, чем есть, то может взорваться.

— Уверена, что он об этом знает. — Я закатываю глаза. — Может быть, поэтому я нахожу его абсолютно отвратительным.

— Тебе не нравится Зейн? — На лице Уэстона появляется смесь растерянности и веселья. — Уверен, что ты единственная женщина из тех, что я знаю, которая сказала эти слова. Ты знаешь, это звучит чертовски кощунственно для его эго.

— Давай просто подытожу, что мы не очень поладили на его вечеринке и с тех пор все только ухудшается. Мы не можем вести культурный разговор. Один из нас всегда переходит на личности и все выходит из-под контроля.

— Зейн иногда ведет себя как мудак в своем собственном фирменном стиле, — говорит Уэстон. — Но, в принципе, у него доброе сердце. Его прошлое было немного тяжелым, но он делает успехи. Он надрывает задницу, чтобы все изменить.

— Скажи это моей тете. Она убеждена, что он плохое семя. — Я делаю еще один глоток чая, приподняв брови. — Ты думаешь, что он хороший человек?

— Думаю, да, — отвечает Уэстон без колебаний, и уголок его губ приподнимается. — Его рот время от времени доставляет ему неприятности, но это Зейн.

Вспоминаю о нарциссах, которые стоят в хрустальной вазе на моей тумбочке. Рут хотела выбросить их, но я этого не допустила. Просто унесла в свою комнату и тетя, казалось, с тех пор забыла о них.

У моей матери случится сердечный приступ, если она узнает, что я позволила бессмысленно выбросить идеально прекрасных весенних красавцев.

Мой телефон гудит, лежа у меня на коленях. Я беру его и вижу, что звонит Тейлор.

— Извини, я должна ответить, — говорю я.

Уэстон кивает.

— Тейлор, привет, — отвечаю я. — Что случилось?

— У нас есть претендент. — Его чрезмерно возбужденный голос гремит в трубке. — Через час. Дом готов?

Я встаю, вспоминая свою неубранную постель и след из моей грязной одежды, ведущий в ванную. Я собиралась убрать ее, но торопилась вовремя доставить компанию Рут в СПА-центр.

— М-м-м, — говорю я, бросив беглый взгляд на Уэстона. — Нет, дай мне полчаса. Мне нужно убедиться, что все в порядке.

— Давай побыстрее, — говорит он. — Обычно я предупреждаю за двадцать четыре часа, но агент сказал, что покупатель находится в городе только до пяти и они очень заинтересованы.

— Поняла. — Заканчиваю разговор с Тейлором и собираю свою посуду на поднос. — Извини, мне надо идти. В дом моей тети придут потенциальные покупатели и мне нужно вернуться.

Уэстон улыбается.

— Не беспокойся. Еще увидимся.

Я въезжаю на подъездную дорожку Рут и бью по тормозам. Быстро заглушаю двигатель, хватаю сумку и залетаю внутрь.

Остановившись на кухне, достаю из морозилки пачку замороженного печенья с кусочками шоколадной крошки и закидываю их в духовку для запекания. Они должны быть готовы через пятнадцать минут. Статья, прочитанная мной в интернете, гласила, что запах свежих печеных лакомств помогает продавать дома.

Пока печенья выпекаются, я мчусь в свою комнату, закидываю одеяло на простыни, взбиваю подушки на кровати и бросаю свою грязную одежду в корзину. К тому времени, как заканчиваю прибирать жилище, таймер на духовке издает звуковой сигнал.

С тех пор, как покинула кафе, я проигрываю в голове свой разговор с Уэстоном. Он милый парень. Даже слишком. Кажется, он считает, что у каждого есть презумпция невиновности, но если он знает Зейна и говорит, что он хороший парень…

Может, он действительно такой?

Жду несколько минут, чтобы печенье остыло, а затем выкладываю несколько штук на тарелку на кухонном островке. Быстро набросав записку, что покупатели могут угоститься выпечкой, я упаковываю остальное печенье в один из контейнеров Рут.

Вооружившись печеньем и мирными намерениями, я запираю дом и иду к дому по соседству.

Возможно, я сумасшедшая.

Возможно, он подумает, что я сумасшедшая.

Но сейчас это кажется правильным.

Глава 6

Зейн

— У тебя есть новости, Зейн? — звучит через динамики голос тренера, когда я возвращаюсь домой после двухчасовой тренировки с моим инструктором.

— Никаких. — Я сжимаю руль. Точно знаю, о чем он спрашивает. — Вообще никаких.

— Держишься подальше от неприятностей? — Тренер говорит тихим голосом. Судя по смеху детей на заднем фоне, я догадываюсь, что он тусуется на крыльце заднего двора, пока четверо его мальчиков соревнуются, прыгая в бассейн «бомбочкой».

— Вы бы знали, если бы это было не так.

— Хорошо.

— Меня настораживает, что вы нянчитесь со мной.

Он смеется.

— Это не так, Зейн. Я слежу. Хочу убедиться, что ты не наделаешь глупостей.

— Добровольно — никогда. От владельцев что-нибудь слышно?

— Они залегли на дно, — начинает тренер. — Я не упомянул тебя на прошлом собрании, и это произошло впервые за несколько месяцев.

— Хорошо. Я живу, как святой. — Я фыркаю, намеренно опуская ту невинную шумиху, которую я, как известно, вызвал в «Ассоциации домовладельцев Лагуна-Палмс». Это было забавно. Этим людям нужна жизнь. Им нужны небольшие развлечения помимо мороженого в кругу друзей и игры в нарды. — До сих пор не могу поверить, что вы уговорили меня переехать в гребаное пенсионное сообщество. Даже не представляю, как вы устроили все это.

— Ну, деньги решают все.

— Согласен. — Провожу ладонью вдоль рулевого колеса, проезжаю пост охраны и поворачиваю направо к своей улице. Впереди вижу Далилу, которая ходит взад-вперед по моему тротуару с чем-то в руках. — Тренер, я перезвоню.

Паркуюсь на подъездной дорожке и выпрыгиваю из пикапа. Далила останавливается с невинным видом.

— Что там у тебя? — спрашиваю я, сунув руки в задние карманы, встречая ее на полпути.

— Я хочу заключить перемирие, — говорит Далила, протягивая мне маленький пластиковый контейнер. Он теплый, и когда я открываю крышку, запах свежеиспеченных шоколадных печений наполняет мои легкие.

— Тебе не нужно было приносить мне печенье, красотка, но я приму его.

Засовываю одно в рот. Мне нравится, как девушка жадно наблюдает за тем, как я слизываю с пальцев растопленный шоколад. Могу поспорить, что она не подозревает о том, какое у нее сейчас лицо. Губы приоткрытые и влажные от языка, который их облизывает.

— Хочешь зайти? — предлагаю я.

Она смотрит через мое плечо на дом Рут.

— Да. Если ты не возражаешь. Сейчас придут покупатели, поэтому я не могу там находиться.

Как только мы входим, я указываю Далиле на гостиную и скидываю обувь. Сняв с себя спортивную майку, перебрасываю ее через плечо и расшнуровываю пояс шорт.

— Я только приму душ, — говорю я, поставив контейнер с печеньем на кофейный столик. — Только что закончил тренировку. Но ты чувствуй себя как дома, хорошо?

Через двадцать минут я выключаю воду и слышу из коридора голос Далилы.

— …так откуда ты его знаешь?

Влага, покрывающая мою кожу, испаряется благодаря прохладному кондиционированному воздуху, но, черт, моя нижняя часть тела сейчас горяча и возбуждена при мысли о том, что Далила Роузвуд интересуется мной.

Потому что давайте посмотрим правде в глаза — она, черт возьми, хочет меня.

Далила пришла сюда, притворяясь, будто спонтанно решила принести мне печенье, но я знаю, что это. Далила не первая, и, вероятно, не последняя. Все, что ей нужно — это предлог, чтобы на минутку войти в мой мир, и как только я поверну за угол, она будет ожидать, что я возьму на себя инициативу и сделаю первый шаг. Буду следовать за ней повсюду.

Я точно знаю, как это будет происходить — разговоры, флирт, долбаные взгляды.

А потом она проведет пальцами по своей шее и ниже, скользя между двумя идеально круглыми сиськами. Затем неохотно улыбнется, касаясь языком своей нижней губы, ожидая, когда я перейду к решительным действиям.

Жаль, что этого не произойдет.

Не то чтобы я этого не хотел.

Но будет чертовски весело наблюдать, как она ерзает, мучается и пытается вести себя так, будто ненавидит меня, когда каждая часть ее тела горит, словно вишневая бомба (Примеч.: рассыпной фейерверк красного цвета) четвертого июля на День независимости каждый раз, когда мы находимся в непосредственной близости.

Я вижу, как ее глаза сверкают каждый раз, когда взгляд встречается с моим. Вижу, как каждый раз она сжимает бедра. Когда я вхожу в ее пространство, ее руки дрожат, как будто я им владею.

Далила может говорить все, что угодно, но язык ее тела говорит другое.

— О, значит, ты знаешь его довольно давно? — Я снова слышу голос Далилы. Должно быть, она говорит по телефону.

Я смотрю на свое отражение в зеркале в холле, укладывая пальцами волосы на правую сторону, проверяю свежесть дыхания на тыльной стороне ладони и спокойно направляюсь в гостиную, словно человек, который даже не думает о сексе.

А потом я останавливаюсь. Умирая на ходу. Холодея.

Потому что Далила говорит не по телефону.

Она сидит напротив девушки — моего гребаного сталкера, и они мило болтают, словно парочка щебечущих птичек.

Я смотрю на психически неуравновешенную особу, которой является Карисса, и готовлюсь к знакомому выносу мозга.

— Что случилось, Зейн? — Карисса смеется, словно мы с ней пара старых друзей, подносит к губам печенье Далилы и откусывает кусочек. — Ты выглядишь так, будто увидел привидение.

Я сжимаю губы в твердую линию и смотрю на них по очереди.

— Ты не должна быть здесь, — говорю я. — Ты знаешь это, Карисса.

Она пожимает плечами, поворачиваясь к Далиле.

— Я навещала бабушку и дедушку, и, случайно проезжая мимо, увидела, как мой любимый мужчина заводит в свой дом красивую женщину. Мне пришла мысль, почему бы не зайти и не поздороваться. Просто чтобы быть любезной. Ты же этого хотел, верно, Зейн? Чтобы мы были любезными?

Карисса преследовала меня три года подряд, так часто появляясь на всех публичных и многих частных мероприятиях, что даже и не сосчитать. Первый раз, когда я встретил ее, она изображала из себя спортивного обозревателя и ждала меня возле раздевалки после большой игры. В комплекте с пресс-картой (Примеч.: пропуск для журналистов) и диктофоном она действительно выглядела как журналистка и была чертовски сексуальна.

Тогда она оттянула меня от команды и повела по коридору в частный конференц-зал под предлогом взятия блиц-интервью. Все выглядело не подозрительным, пока она не закрыла дверь, не упала на колени, и не взяла мой член в свой красивый розовый рот.

Самонадеянный и двадцатичетырехлетний, я думал, что эта красотка чертовски горячая. Я кончил между ее вишневыми губами, и она выпила все до последней капли. Приведя себя в порядок, она поднялась на ноги и, прежде чем исчезнуть, сунула мне в руку записку со своим номером телефона.

Но я так и не позвонил ей, потому что такие девушки как она, ничего, блядь, не стоят. И я не чувствую себя ужасно, когда говорю это, потому что они делают все для себя.

Они бросаются на нас, обесценивая свою красоту, занижая свои ценности и раздвигая ноги, потому что их единственная цель в жизни — удачно выйти замуж.

Покажите мне девушку, которая ненавидит футбол, и при этом без ума от меня — я сразу же женюсь на ней. Я еще не встречал никого похожего. Даже близко.

Не говоря уже о том, что невозможно уважать женщину, которая не уважает саму себя.

— Карисса, ты должна уйти. — Я скрещиваю руки на груди и сжимаю зубы.

— Он серьезно? — Далила указывает на меня и смеется.

Карисса встает, подходит ко мне и проводит рукой по моему плечу.

— Он всегда так драматизирует. Вот почему я его так си-и-ильно люблю.

От признания Кариссы в любви мне хочется блевануть, а ее прикосновение ко мне умышленно долгое.

— Уходи! — Мой приказ — низкое рычание. — Сейчас же.

— Не будь грубым, Зейн. — Далила машет Кариссе, чтобы та вернулась, и похлопывает по месту рядом с собой. — Она может остаться. Или еще лучше — я могу уйти, чтобы вы двое могли наверстать упущенное. Карисса сказала, что вы когда-то были вместе, но разошлись.

Я фыркаю. Конечно, Карисса нарисовала такую картинку, которая не будет придавать ей вид пятидесяти оттенков сумасшествия.

Твердой рукой я веду Кариссу к двери и заставляю спуститься со ступенек перед входной дверью, лично выпроваживая ее за пределы моего дома.

— Не вздумай еще раз выкинуть нечто подобное, — говорю я, закрывая за нами дверь.

Карисса надувает губы, ее огромные оливково-зеленые глаза обрамлены глянцевыми черными ресницами. Она прекрасна, без сомнения, но безумие внутри нее сводит все на нет.

— Кто она, Зейн?

Тоска в ее голосе неуместна, и она пялится на меня так, будто я лучшая в мире вещь. Ее зацикленность на мне поражает, но я перестал пытаться понять это несколько лет назад. В Кариссе нет ни крупицы здравого смысла.

Она не более чем избалованная принцесса, которая так и не научилась понимать слово «нет».

— Не твоя забота, — выплевываю я.

Ее тоскливое выражение лица меняется во что-то более темное, и она топает ногой. Карисса чертовски хорошо знает, какую власть имеет надо мной, и я чертовски хорошо знаю, что она не боится этим пользоваться.

Ее отец — единоличный владелец «Гейнсвилльских Пум». Объявить, что его драгоценная девочка — сумасшедший сталкер, будет карьерным самоубийством, и публичное признание этого факта ни к чему не приведет, только сделает из меня посмешище в раздевалке.

— Она здесь с семьей, — говорю я. — На лето.

— Иисус, Зейн. — Карисса прижимает руку к груди. — Ты уже трахнул ее, не так ли?

— Нет.

— Но ты хочешь.

— Моя личная жизнь не твое дело, Карисса, — говорю я.— И, к сведению, Далила меня ненавидит, так что не сходи с ума, потому что траха никогда не случится.

Ну вот. Надеюсь, это заставит отступить Кариссу. Последнее, что мне нужно, чтобы она терроризировала племянницу Рут, втягивая ее в свое безумие.

Карисса смеется, скрестив свои худые руки под искусственными сиськами.

— Ты не настолько тупой, не так ли? Она принесла тебе печенье. Не будь идиотом. Она абсолютно готова трахаться.

— В любом случае, думаю, мы закончили, так что... — Я подгоняю Кариссу, глядя поверх ее плеча на припаркованную на улице «Ауди».

— Зейн. — Она вздыхает, дотрагиваясь до меня, но я отдергиваю руку. — Это несправедливо, что ты так сильно меня ненавидишь.

Я отказываюсь участвовать в ее долбаных трюках еще хоть одну минуту.

— Нужно ли мне обращаться за запретительным ордером?

Я знаю, что моя угроза пуста, но это последняя карта, которую мне осталось разыграть. (Примеч.: судебный запрет на приближение к объекту, его жилью, месту работы или учебы).

— Ты никогда этого не сделаешь. — Карисса вычисляет мой блеф за две секунды.

— Сделаю, если понадобится. — Я делаю шаг, нависая над Кариссой, что вызывает у нее улыбку. И, возможно, я не должен потворствовать ей. Это все равно, что уделять внимание ребенку, бьющемуся в истерике. Я вознаграждаю ее за плохое поведение. Но она должна услышать меня в последний раз. Она должна услышать. — Ты делала успехи, Карисса. Ты была от меня далеко, держась на расстоянии, как я и просил. Зачем ты пришла сюда сегодня?

Она откидывает прядь темных волос через плечо и облизывает изогнутые губы.

— Я уже сказала. Проезжала мимо и увидела, как ты зашел сюда с девушкой. Мне было любопытно. Не вини меня за желание посмотреть на мою замену.

— Тебя не заменили, Карисса. Я никогда не был с тобой. Я никогда не хотел тебя. Ты никогда не была моей, чтобы тебя заменять.

— Извини, я имела в виду замену Мирабель.

В один миг она выбивает почву у меня из-под ног. Мое дыхание становится тяжелым, а в теле происходит борьба.

— Не смей, — я охвачен яростью, — никогда, блядь, произносить при мне ее имя.

К тому времени, когда я перестаю видеть красную пелену перед глазами, дверь захлопывается перед лицом Кариссы, и я оказываюсь в середине холла.

— У тебя там все нормально? — голос Далилы звучит из гостиной.

— Ага, — я кладу руки на бедра, делаю глубокий вдох и пытаюсь успокоиться, потому что будь я проклят, если позволю кому-то, типа Кариссы, испортить мои планы на Далилу Роузвуд, которая сидит в данный момент в моей гостиной.

— Что это было? — спрашивает она, когда я возвращаюсь.

Я сажусь рядом с ней и вытягиваю руку вдоль спинки двухместного кресла за ее спиной. Требуются все мои силы, чтобы скрыть те пятьдесят тонн взрывчатки, которые циркулируют по моим венам. Однако выразительный темный взгляд Далилы и ее спокойные собранные манеры заставляют меня немного остыть.

— Это, — говорю я, — был мой сталкер.

Далила смеется.

— У тебя есть сталкер? Настоящий преследователь?

Я выдыхаю, закатив глаза.

— Да. Это забавно.

— Она такая милая. Не может быть. — Далила не перестает хихикать.

Рад, что моя личная трагедия может кого-то забавлять.

— Парень преследует девушку — и это попадает в пятичасовые новости. Парня преследует дочь владельца команды — и он просто должен скрывать это или хвастаться, как будто это какой-то долбаный обряд посвящения.

— Каким образом она тебя преследовала?

— Следовала за командой из города в город. Зависала возле раздевалок, использовала липовые пропуска для прессы, чтобы попасть в места, где ее и быть не должно, прокрадывалась в гостиничные номера. Убедила своего папочку дать ей пропуск на все командные вечеринки и мероприятия. Пряталась в кустах возле моего дома, посылала мне жуткие любовные письма, забиралась в мой дом, когда меня не было, подорвала мою личную жизнь… мне продолжать?

— Черт. — Улыбка Далилы давно исчезла.

— Она реально сумасшедшая. Я удивляюсь, что она не отрезала прядь твоих волос, пока ты не видела.

— Сейчас ты просто драматизируешь. — Далила щелкает языком. — Знаешь, она показалась мне довольно милой, несмотря на то, что я не знала всего этого. Мы говорили о том, как вы познакомились.

Я едва не давлюсь.

— Она сказала, что стажировалась в газете, и ей нужно было взять у тебя интервью один на один, — говорит Далила.

— Ага-ага. Нет, это ложь. Все, что говорит эта женщина, является ложью. Не верь тому, что она сказала тебе сегодня.

— Ты даже не знаешь, о чем мы говорили. — Далила шутливо бьет меня по груди.

— Мне не нужно знать. Карисса — лгунья. Она лжет. — Я пожимаю плечами, когда констатирую этот факт. — И я хочу сказать еще одну вещь, прежде чем мы закончим с этим, потому что я не собираюсь сидеть здесь и говорить о женщине, которая превратила мою жизнь в ад за последние три чертовых года.

— Ладно. Какую?

— В следующий раз, когда будешь в моем доме, не открывай дверь и не впускай случайных людей внутрь.

— Ты не думаешь, что немножко опережаешь события?

Я чешу свой лоб, приподняв брови.

— Что я опережаю?

— То, что я буду здесь постоянным явлением. — Далила отодвигается подальше и кладет согнутый локоть на подлокотник кресла.

— Потому что ты живешь здесь всего пару дней и уже не можешь держаться от меня в стороне.

Далила закатывает глаза, стараясь не улыбаться.

— Не обольщайся, де ла Круз. Я пришла сюда с печеньем только для того, чтобы предложить мир, а не потому, что мне нравится натыкаться на тебя по всему Лагуна-Палмс.

Де ла Круз.

О, она уже потеплела ко мне.

— Не веди себя так, словно тебе это не нравится, — дразню я.

Далила прищуривает глаза и морщит нос. Она ужасно притворяется, что рассержена на меня, но я не говорю это, потому что она так охренительно классно выглядит, когда злится.

— Я с нетерпением жду этого… если честно, — говорю я.

Наши взгляды встречаются.

Выражение ее лица становится мягче, губы шевелятся, но она ничего не говорит.

Бум.

Вот как это делается.

— Я просто хочу, чтобы мы поладили. — Теперь ее просьба звучит мягче. — Я не хочу тратить лето на беспокойство о пятидесяти тысячах способов избегать тебя каждый раз, когда выхожу на улицу.

— Тогда не надо. Не избегай меня. Прими это как неизбежное.

Далила упирается подбородком в ладонь, и изучает меня.

— Смею спросить, что ты думаешь об этом?

— Мне действительно нужно это озвучить? Разве это не очевидно?

Далила тяжело дышит.

— Определенно нет, иначе я бы не стала спрашивать.

— Ты хочешь трахнуть меня.

Я не могу удержаться от усмешки от уха до уха, как высокомерный мудак, потому что знаю, что попал в яблочко.

Это произойдет.

Далила будет облизывать губы, краснеть и вести себя нерешительно, а потом я перейду к последнему удару.

К черту приказы тренера.

Я могу нарушить правила только один раз.

Только для нее.

— Иди к черту! — Далила встает, бросает мне в лицо диванную подушку и несется к двери.

Дверь захлопывается, и я наблюдаю из кресла в гостиной, как Далила идет к дому Рут.

Глава 7

Далила

Мое сердце колотится в ушах, заглушая мысли, а ноги несут меня по тротуару быстрыми решительными шагами. Хорошо, что агент и покупатель уже ушли, потому что мне нужно попасть в дом Рут и хорошенько подумать над тем, почему, черт возьми, я выбежала от Зейна, напуганная до чертиков, потому что все, что сказал Зейн — правда.

Я хочу трахнуть его.

Очень сильно.

Я хочу трахнуть Зейна де ла Круза так сильно, что это пугает меня.

И я даже не осознавала этого, пока Зейн просто не произнес это.

Мое тело говорило: «Да! Трахни меня прямо здесь и сейчас! И пока делаешь это, шлепай меня по заднице, удерживая за волосы». А голова говорила: «Точно нет! Этот парень — мудак, немедленно убирайся из его дома, если не хочешь стать еще одним из многочисленных завоеваний Зейна де ла Круза».

Мой защитный механизм сработал, и я убежала, а теперь стою у двери Рут снова и снова, безуспешно вводя код на панели системы безопасности и видя красный цвет индикатора вместо зеленого.

Зейн — противоположность тому типу людей, к которым я обычно тянусь. Знаю, что он может разбить мое сердце ровно за две секунды, если я слишком увлекусь любой возможностью физического контакта, который он мог бы предоставить.

И Рут.

Черт.

Рут была бы так расстроена из-за меня. И она в буквальном смысле отрубит ему яйца. И я не хочу за это нести ответственность.

Я набираю код, на этот раз медленнее, нажимая на клавиши сильнее, и терпеливо выдерживая паузы между вводом каждой цифры.

Зеленый свет.

Слава Богу.

Меня приветствует порыв холодного воздуха, тишина и громкие мысли.

Захожу в свою комнату, падаю на кровать и хватаю книгу в слабой попытке отвлечься от всего, что только что произошло. Мои глаза нацелены на слова, пальцы касаются плотной бумаги, но это бесполезно, потому что в своей голове я все еще нахожусь в соседнем доме и мысленно прокручиваю свой разговор с Зейном.

Я захлопываю книгу, отбрасываю ее в сторону и беру в руки подушку.

Может быть, мне нужно вздремнуть.

Если я буду спать, то не смогу думать о Зейне.

А если не смогу думать о нем, то я не буду думать о том, каково это — заниматься с ним сексом.

Используя метод, который изучила в аспирантуре, я успокаиваю свои мысли с помощью простых дыхательных упражнений и пытаюсь представить свой разум белым холстом. Любые мысли, которые появляются на нем, уносит прочь легкий ветерок.

Мысленно я повторяю свою мантру: «Успокойся. Сосредоточься».

И это работает…

…недолго.

Самодовольная ухмылка Зейна с ямочками на щеках заполняет мой разум, и я не могу перестать представлять, как его белые зубы оттеняют его мускулистую загорелую кожу и глаза цвета меда.

Зейн восхитительно сексуален. Он вызывает во мне желание распустить волосы из моего идеально закрученного узла, сорвать одежду и предложить ему себя, как будто я отчаянная глупая красотка, которая вышвырнула осторожность за дверь, обнаружив, что ее трахает глазами в гостиной легенда НФЛ.

Вау, полегче, подруга. Я вижу себя в зеркале напротив своей кровати и едва узнаю. Моя грудь быстро поднимается и опускается, губы припухли от тех укусов, которыми я их подвергла, а волосы растрепались и теперь падают прядями вокруг моего лица.

И мое тело. Мое тело… Горит.

Теперь понимаю. Я понимаю, почему девушки бросаются на этих мужчин. Это все мышцы и тестостерон. Можно свести это к основной человеческой природе и генетике. Проще говоря, мы существа, которые рождены для того, чтобы производить потомство, а такие люди, как Зейн — здоровые и привлекательные мужчины, — имеют тенденцию разжигать гормональное безумие в нашем обезьяньем мозге; особенно, когда цикл женщины приближается к своему пику, потому что хорошее здоровье подразумевает плодородие.

Перекатываясь на спину, я улыбаюсь.

Надо же!

Я только что объяснила всю эту чушь элементарной наукой.

Я не сумасшедшая. Я просто женщина во власти своих невероятно взбесившихся гормонов. Мое тело запрограммировано реагировать подобным образом на любого мужчину, похожего на Зейна.

Образ мокрых плавок, облегающих большую выпуклость в бассейне на прошлой недели, всплывает в моем мозгу, и я не могу не думать о том, насколько он большой там, внизу. Очевидно, под тканью скрывается нечто внушительное…

Скользнув рукой под пояс леггинсов и, крепко зажмурив глаза, я прикусываю губу и делаю то, чего раньше никогда не делала — фантазирую о том, кого действительно знаю.

В другое время обычно это некий воображаемый сексуальный парень, не существующий в этой вселенной, но чудесным образом удовлетворяющий все мои физические и умственные потребности, потому что ум — самый большой половой орган женщины.

Я провожу пальцем между скользкими складками, направляю его вниз и проникаю глубоко внутрь себя с таким отчаянием, которого никогда не испытывала до сих пор. Бедра дрожат, клитор набухает, и движения моих рук пробуждают к жизни каждую частичку меня.

Это чувствуется потрясающе, но чего-то не хватает.

Я располагаюсь в центре кровати, сосредотачиваясь, концентрируясь на удовольствии, пока мои пальцы заняты работой. Прикусив зубами нижнюю губу, я становлюсь ближе с каждым лихорадочным мгновением.

По…чти…

И… замираю, когда слышу звонок в дверь. Спрыгнув с кровати, я натягиваю штаны, разглаживаю рубашку и мчусь прямиком к двери.

— Привет, Зейн. — Я краснею.

На пороге дома Рут стоит Зейн. И краснею еще больше. Мои щеки горят жарче, чем полуденное солнце Флориды.

Он протягивает руку, сжимая мой телефон.

— Ты забыла.

— О… Спасибо. Я действительно ценю это. — Ох, а не могла бы я говорить не так официально?

На экране отображается текст сообщения от тети Рут:

Буду поздно ночью. Мы с девочками доберемся на такси. Не жди!

Я качаю головой, широко улыбаясь, и закрываю сообщение. Социальная жизнь тети Рут более захватывающая, чем моя, и я не знаю, смеяться мне или плакать по этому поводу.

— Что смешного? — Зейн изучает мою улыбку, как будто она редкая и завораживающая.

— Ничего. — Я убираю телефон за спину. — Тетя Рут сегодня вечером будет танцевать польку со своими друзьями. Я просто нашла это забавным.

— Забавно, потому что ей семьдесят пять лет, или забавно, потому что тебе — треть ее возраста, а ты сидишь дома, ничего не делая, в то время как она развлекается?

— Это вечер вторника, — издеваюсь я. — Не надо на меня наезжать за то, что я осталась дома во вторник вечером.

— Что происходит в этот день? Я не в курсе событий в межсезонье. — Зейн чешет свой левый висок.

— Это должно произвести на меня впечатление?

Уголки его губ приподнимаются.

— Я бы мог многое сделать, чтобы произвести на тебя впечатление, Далила, если бы захотел. Но не думаю, что ты справишься с этим, поэтому я пощажу тебя.

— Пожалуйста. — Я закатываю глаза.

— Почему ты так раскраснелась? — Зейн прижимает к моей щеке ладонь, но я отталкиваю ее. — Ты заболела?

У меня отвисает челюсть, и я не знаю, что ответить. Я плохая лгунья. Всегда была.

— Что ты делала, когда я постучал? — спрашивает он.

— Ты позвонил в дверь.

— Нет, сначала я постучал. Несколько раз. И я знал, что ты дома, поэтому продолжил стучать. А потом, когда я позвонил в дверь, ты вылетела сюда, выглядя растерянной.

— Внутри жарко, — лгу я. Ужас. — Наверное, кондиционер сломался.

Зейн смотрит через мое плечо на полуоткрытую входную дверь, где наружу просачиваются потоки холодного воздуха и окутывают нас на ступеньках.

— Ты плохая лгунья, Далила. — Зейн проходит мимо меня и оказывает в доме Рут.

— Что ты делаешь? — Я иду за ним. — Ты не можешь просто войти сюда. Если кто-нибудь скажет Рут, что ты был в ее доме, у нее будет истерика.

— Не беспокойся о Рут. Она будет поздно, верно? Никто не видел, как я вошел. Все нормально.

Зейн прямиком идет на кухню и открывает потайную дверь кладовой рядом с холодильником.

— Что ты делаешь теперь? — спрашиваю я. — И откуда знаешь дорогу на кухню Рут?

— Когда перестраивалось здание клуба, Рут проводила здесь все собрания ассоциации домовладельцев, — поясняет он. — И до того, как она решила возненавидеть меня, я приходил и помогал ей с содержанием дома. Делал то, что она не могла сделать. Вешал шторы. Передвигал мебель. Все в этом роде. Я знаю каждый сантиметр этого дома.

— Да? Я этого не знала. — Я слежу, как Зейн вытаскивает пачку печенья с написанной от руки этикеткой, которую я не могу разобрать. — Рут вовсе не ненавидит тебя. Что это?

— Пастичотто, — говорит Зейн с испанским акцентом, сунув одно в рот. Он жует, затем слизывает сахарную пудру с пальцев. — Печенье из Испании. Моя бабушка делала такое в детстве, и Рут всегда держит их в своей кладовой. Она заказывает их в европейской пекарне в Нью-Йорке. И платит хорошие деньги, чтобы его доставляли свежим. Хочешь одно?

Я отрицательно качаю головой.

— Почему бы тебе не заказать их для себя?

— Я и заказываю. Мы оба получаем их первого числа каждого месяца. Я уже съел свое. — Зейн улыбается мальчишеской улыбкой и кладет пачку обратно. — Ты многое теряешь.

— Тебе пора, — говорю я.

— Почему? У тебя внезапно наметилось свидание? — усмехается он, и я замечаю на его щеке налет сахарной пудры, который я почти готова слизать.

Но, конечно, я бы никогда этого не сделала.

— У меня есть дела, — говорю я.

— Подобные тем, какими ты занималась до моего прихода?

— Не беспокойся об этом. — Я приподнимаю брови и указываю на прихожую. — Уверена, что тебе есть куда пойти и кого побеспокоить, так что…

— На самом деле, сегодня вечером я совершенно свободен. — Зейн складывает руки за голову и идет к двери.

Я закатываю глаза, когда он не видит.

— Я уверена, что ты найдешь способ заполнить этот пробел.

— Хочешь потусоваться? — Его вопрос кажется серьезным, судя по отсутствию ухмылки на лице или огонька в глазах.

Я указываю на себя.

— Хочу ли я… Хочу ли я потусоваться? Сегодня вечером? С тобой?

— Хорошо, позволь мне перефразировать, — говорит он, подходя ближе. — Ты зависнешь со мной сегодня ночью?

Я смеюсь.

— Хорошая попытка, де ла Круз. Боюсь, я не буду этого делать.

Внутри меня все приходит в волнение, что-то зажигается и губы начинают изгибаться в широкую улыбку.

Я не узнаю себя сейчас. Кто эта женщина, позволяющая себе быть очарованной профессиональным соблазнителем?

— Перестань быть такой чертовски упрямой. — Зейн понижает голос, взгляд настолько напряжен, что я не могу отвести свой взгляд. И, возможно, не хочу. — Мы можем посмотреть фильм. Может, закажем пиццу. Черт. Я не знаю. Что ты любишь делать?

Я наклоняю голову и разглядываю его лицо.

— Почему ты хочешь тусоваться со мной?

— Слушай, я чувствую себя виноватым. За то, что заставил тебя чувствовать себя некомфортно. Конечно, черт возьми, я не ожидал, что ты убежишь. — Зейн издает смешок. Один раз. — Я думал, что такая девушка, как ты, привыкла к подкатывающим мужчинам. Полагаю, такое бывает довольно часто. Не думал, что когда-нибудь испугаю женщину.

— Я не испугалась, — говорю я. И его лесть работает.

Вроде бы.

Черт его подери.

— Хорошо, испугал, разозлил, что угодно. — Он поднимает руку.

— Там, откуда я приехала, мужчины так себя не ведут. Ни один мужчина в Рикстон Фоллс никогда не скажет женщине, что ему кажется, будто она хочет его трахнуть.

— Это в штате Нью-Йорк, верно? — спрашивает он.

Я киваю.

— Тогда я позволю себе не согласиться с тобой по этому вопросу. Я знаю много придурков с севера.

— Они, вероятно, из города. Небольшие городки севернее менее… прогрессивные, когда дело доходит до такого рода вещей.

— Это многое объясняет. — Зейн подставляет большой палец под подбородок и пристально на меня смотрит. — Ты девушка из маленького городка. Я городской парень. Мы говорим на разных языках. Может быть, это наша проблема.

Я смеюсь.

— Не думаю, что это наша проблема. Вовсе нет. Хотя, это мило.

Он морщит нос.

— Мило? Боже. Никогда не называй меня так. Иисус, Далила, я из Чикаго. Вырос на улицах Саут-Сайда. Мужчины не милые. Ты заставишь меня потерять мой уличный авторитет, если продолжишь называть меня так. Кстати, я тяжело работал, зарабатывая его.

— Уличный авторитет? Ага. Не думаю, что он тебе нужен в Лагуна Палмс. Твой уличный авторитет здесь не пригодится. — Я слегка хлопаю его по руке. — Кстати, я учусь в колледже Чикаго.

— Рут мне говорила.

Ну, конечно, она это сделала.

Зейн фокусируется на мне, его улыбка исчезает.

— Кажется, каждый раз, когда делаем шаг вперед, мы возвращаемся на пять шагов назад.

Я смеюсь.

— Ага.

— Как ты думаешь, почему так, док? Проанализируй это.

Подняв палец, я не могу удержаться от желания исправить его.

— Я буду лицензированным социальным работником, а не психологом или психиатром. Не доктором.

Зейн закатывает свои медового цвета глаза.

— Какая разница? Просто ответь на этот чертов вопрос. Почему нам так чертовски трудно дружить больше пяти минут?

Он так близко, что я чувствую запах его одеколона. Чувственный. Опьяняющий.

Это заставляет меня задуматься о том, как будет ощущаться его кожа, когда его теплое тело будет тереться о мое, каково это будет чувствовать себя прижатой его телом, запутанной в простынях, с его руками в моих волосах.

Я трясу головой, приходя в себя.

— Потому что у нас разные приоритеты.

— Да? И какие у меня?

— Трахнуть девушку, живущую по соседству.

— А твои?

— Не трахаться с парнем, живущим по соседству.

Зейн рукой обхватывает мою талию и притягивает меня к себе. Мое сердце бьется так быстро, что уверена — оно вот-вот лопнет у меня в груди.

— Будет ли это худшим, что может случиться с тобой этим летом? — Мятное дыхание касается моих губ. — Позволь мне сопроводить тебя в постель.

— Сопроводить меня в постель? Что, ты вдруг стал джентльменом?

— Хорошо. Трахнуть меня будет худшим, что произойдет с тобой этим летом?

— Возможно.

— Очень плохо. — Зейн наклоняет голову набок. — Потому что, думаю, это было бы чертовски охренительно.

Мои губы инстинктивно раскрываются, молчаливо умоляя Зейна поцеловать меня, несмотря на мое упорное сопротивление. Он уже двумя руками обхватывает мою талию и прижимает меня к себе прямо в центре холла великой тети Рут.

— Это лето я запомню на всю жизнь. Это, блин, точно, — добавляет он.

У тети Рут случился бы сердечный приступ, если бы она увидела сейчас этого бунтаря-футболиста, стоящего здесь и держащего свои грязные лапы на тех моих местах, которые, очевидно, ему не принадлежат.

Когда мы стоим, я забываю все то, что терпеть не могу в Зейне. Моя логика сбита с толку, предупредительные сигналы и тревожные гудки теряются в гормональном безумии, происходящем внутри меня.

Хочу, чтобы он был во мне.

На мне.

Хочу этот животный обмен сексуальной энергией, о котором только читала в учебниках и видела в кино.

Глядя в темные глаза Зейна, я чувствую все эти вещи одновременно. Я хочу быть центром его вселенной. Хочу быть единственной, кого он видит. Я не хочу делиться им. Я буквально больна от похоти и эндорфинов, и мое сердце будто обмотано кружевами и оборками — все потому, что этот возмутительно привлекательный здоровяк просто пленит меня.

Что, черт возьми, со мной не так?!

Я трясу головой, пытаясь разогнать туман и взять себя в руки.

— Не думаю, что это хорошая идея для нас… — начинаю я, — …делать это в доме Рут.

Рот Зейна изгибается в победной улыбке, и я принимаю тот факт, что только что окончательно решила свою судьбу. Я подписалась под этим. Я сделала это. Буду ли я сожалеть или нет, но я не переживу еще один момент решительной борьбы между моим телом и разумом, потому что и так понятно, кто из них выиграет эту битву.

Это было только вопросом времени.

Я открываю рот, чтобы заговорить, и оказываюсь прижатой к стене. Мягкие губы Зейна прижимаются к моим, а пальцы обхватывают мою шею.

Я невесомая.

Живая.

Сейчас я не узнаю свои мысли или чувства. Я абсолютно другой человек.

Я касаюсь Зейна, действительно касаюсь его, впервые. Его кожа под кончиками моих пальцев бархатно-стальная. Твердая и одновременно мягкая. Мышцы перекатываются под ней, когда Зейн наклоняется и сгребает меня в охапку своими руками. Он поднимает меня, как будто я ничего не вешу, и только когда мы находимся так близко, я полностью чувствую размер Зейна.

— Ты не пожалеешь об этом, — шепчет он мне в шею, и его губы тянутся к моей ключице.

Надеюсь, что он прав.

Глава 8

Зейн

Мы делаем отчаянный рывок к задней двери Рут, несемся вдоль живой изгороди и через калитку попадаем на мой задний двор. Я едва сопротивляюсь желанию сорвать с Далилы одежду и взять ее прямо здесь и сейчас.

И я бы сделал это. Я бы оттрахал ее до потери сознания, если бы не чертовы любопытные соседи и их бинокли для «наблюдения за птицами». Все в курсе, что на самом деле они наблюдают не за птицами.

К счастью, солнце уже зашло, и мы укрыты сумеречным сиянием, которое окрашивает кожу Далилы в теплые розовые и мандариновые оттенки, которые смешиваются с румянцем на ее нежных щеках.

Боже, она так охренительно красива.

— Иди сюда. — Как только мы оказываемся внутри, я притягиваю ее к себе.

Стаскиваю с нее рубашку и легко справляюсь с застежками лифчика. Далила проводит руками по моей талии, рывком расстегивает пуговицу на штанах и лихорадочно тянет за молнию.

Когда наша одежда беспорядочно падает к нашим ногам, придерживаю рукой за спину, вынуждая выгнуться, и свободной рукой скольжу между ее бедер, где она уже мокрая. Ныряю одним пальцем в ее тугую киску, затем добавляю второй, и Далила выгибает в ответ бедра.

Наклонившись, беру тугой сосок в рот и обвожу языком заостренный бутон, пока пальцами скольжу внутрь и наружу.

— М-м-м, — стонет она.

Мой член пульсирует, наливается и увеличивается, а запах Далилы наполняет мои легкие. Хочу почувствовать этот сладкий мускусный аромат на своем языке. Опустившись на колени, обхватываю ее идеальную попку ладонями и заставляю расставить ноги шире.

Ее киска принимает мой язык, и Далила запускает пальцы в мои волосы. Ее стоны становятся громче, чаще; влага покрывает мой язык, и я кружу по клитору, скольжу языком вверх и вниз по всей киске.

Через несколько минут ноги Далилы дрожат, и я понимаю, что она на грани, но будь я проклят, если продолжу так усердно работать и получу ее оргазм, не имея удовольствия наблюдать за ее лицом, когда Далила кончит на моем члене.

— Пойдем, — говорю я, поднимаясь и хватая ее за руку. Не раздумывая, веду в свою спальню.

Вот черт! Но уже поздно возвращаться.

Все девушки, которых я трахал после Мирабель, видели только комнату для гостей, мою спальню — никогда. Это казалось правильным.

С другой стороны, Далила совсем непохожа на других девушек.

Подталкиваю ее в центр моей кровати, и Далила покорно ложится. Располагаюсь между ее раскинутыми бедрами, погружаю два пальца между распухших складок, а затем даю попробовать вкус того, что я сделал с ней. Далила языком скользит по моим пальцам. Когда я вынимаю их, она медленно облизывает губы и улыбается. Кто знал, что у Далилы — зануды-моралистки — Роузвуд есть развратная сторона?

Ой, подождите. Все верно. Я.

— На вкус ты чертовски сладкая, — говорю я. — Я могу ласкать тебя всю ночь.

Далила закидывает длинную ногу на мое плечо, наклонив голову и улыбаясь.

— Скоро вернусь, — говорю я, поднимаясь с кровати.

— Ты со мной мягче, чем я думала, — задумчиво говорит Далила, когда я возвращаюсь из комнаты для гостей с презервативом в руке. — Я ожидала, что ты будешь диким.

Я останавливаюсь, довольно усмехаясь.

— Ты, правда, хочешь этого?

— Я ждала этой возможности…

— И я ждал возможности провести больше времени с тобой, — говорю я.

— Итак, де ла Круз, наши планы снова сталкиваются. Кто победит в этом раунде?

Улыбаясь уголком рта, делаю шаг к краю кровати.

— Ты знаешь, я никогда не проигрываю, верно?

— Обычно я за компромисс. Это здоровое решение большинства жизненных ситуаций. — Далила садится, опираясь на локти, скрестив ноги в коленях, как будто закрываясь от меня.

Ее глаза говорят другое.

Дразнят.

Она тянется ко мне, проводя пальцами по татуировкам, которые покрывают верхнюю часть моего торса, потом притягивает к себе. Я опускаюсь на колени, опираясь на край кровати, и Далила руками крепко сжимает мою задницу.

— Ты же вроде как грубый футболист. Я ожидала, что секс с тобой будет хоть немного животным.

— Это действительно то, чего ты хочешь, Далила?

Все, что ей нужно, это сказать слово, и я предоставлю ей это. Но как только начну, останавливаться не буду. Не с ней. Как только ее сладкая киска плотно сожмет мой член, я не смогу контролировать себя.

Взгляд Далилы опускается на мою руку, которой я энергично дрочу, и вижу, как на ее губах появляется сексуальная улыбка. Обычно меня не так легко поразить, но она смотрит на меня сейчас так чертовски горячо, что я не могу ясно мыслить.

— Боже, ты так смотришь, что это сводит меня с ума. — Мой голос — тихий стон, исходящий из такого места внутри, о котором я даже не подозревал. Я хочу эту женщину. Я должен взять ее. Сейчас. — Встань на колени, Далила. Сегодня вечером мы играем по моим правилам. Никаких остановок. Ты хочешь грязного секса? Для начала ты будешь моей грязной маленькой шлюхой.

Ее глаза вспыхивают, и она перекатывается на живот, опираясь на руки и колени. Далила хорошая девушка, и я бы не хотел ее так трахать, но если это то, чего она хочет — она это получит.

Если она снова так на меня посмотрит, я, блядь, растаю. В ее руках я становлюсь достаточно податливым, но она этого никогда не узнает.

Обхватив руками ее попку, похожую на персик, я тяну на себя ее бедра, пока они не соприкасаются с моими, а затем сильно шлепаю ее.

— Ох! — вскрикивает Далила.

Я дотягиваюсь до ее шеи, обхватываю рукой и поворачиваю лицо в сторону, чтобы ее видеть. Далила улыбается, облизывая губы, ее дыхание становится громче с каждой секундой.

— Раздвинь ноги, Далила, и жди, как послушная девочка.

Она молча кивает, раздвигая колени шире, а я беру упаковку из фольги и подношу ко рту. Разрываю ее зубами, вытаскиваю презерватив и раскатываю по члену. Опускаю свои пальцы на ее мокрый центр, и они легко проскальзывают внутрь благодаря влаге.

— Ты чертовски мокрая, — шепчу я. — Ты хочешь меня, детка?

— М-м-м… — Далила тяжело дышит. Ее попка слегка покачивается в тихой мольбе.

— Ты хочешь быть моей грязной маленькой игрушкой?

Далила кивает.

— Я знал с того момента, как увидел тебя, что ты нечто большее, чем чопорная ледышка, играющая только по правилам. — Я беру свой член и пристраиваю у ее входа. Перемещаю руку от мокрой киски на изгиб талии. — И я знал с того момента, как увидел, что должен получить тебя, Далила.

Одним сильным толчком я погружаюсь глубоко в Далилу, и она всхлипывает, когда я полностью заполняю ее, что практически подводит меня к краю.

Но я борюсь с этим, вбиваясь в нее и сосредотачиваясь на звуках соединения наших тел. Трахаю Далилу под покровом ночи в своей постели, которую годами не делил с другой женщиной.

Обеими руками я направляю ее попку назад все сильнее и сильнее, встречая свои толчки и, блядь, вижу, как Далила поглощает каждый мой сантиметр.

— Пожалуйста, не останавливайся, Зейн… — просит она напряженным шепотом, в котором слышится отчаяние.

— Не буду, детка.

Ее киска сжимается вокруг меня, лицом она уткнулась в подушку и между ее тонкими пальцами смятые простыни.

— Я уже близко, — хнычет она, спустя несколько минут.

Я останавливаюсь на середине движения, запускаю руку в ее темные волосы и сжимаю их в кулаке, притягивая лицо ближе к своему. Шепчу ей на ухо:

— Ты не кончишь, пока я не разрешу, Далила. Ты поняла? Ты узнаешь, когда я закончу с твоим сексуальным маленьким телом.

Освобождаю ее волосы, кончиками пальцев спускаюсь по шее, и Далила сглатывает и кивает.

— Я буду трахать тебя так долго и сильно, как захочу, — говорю я. — Сегодня ты моя.

— М-м-м, — стонет она, и я позволяю ее голове снова упасть на подушку.

Наклоняясь над Далилой, обхватываю ее грудь. Твердые соски скользят по моим ладоням, пока я трахаю ее.

— Никто никогда не брал меня так раньше, — шепчет Далила, слова приглушены подушкой. Она поворачивается в сторону, чтобы сказать что-то еще, но я заставляю ее замолчать.

Выскальзываю из гладкой киски, ложусь на середину кровати и тяну Далилу на себя.

— Оседлай мой член.

Сжимаю ее запястья, когда она садится на меня, ее щеки пылают даже в темноте.

— Я… Я никогда не была сверху. — Далила смущенно улыбается, ее лицо практически скрыто пеленой волос, когда она опускается на меня.

— Перестань оправдываться, Далила. Делай то, что ты пришла сюда делать, — приказываю я, когда подношу руку к ее шее. Большим пальцем надавливаю чуть ниже подбородка. — Ты хотела меня трахнуть. Ты хотела грязного секса. Теперь будь хорошей девочкой и делай то, что тебе говорят.

Теплая и влажная киска окутывает меня, и запах возбуждения Далилы наполняет мои легкие, делая меня твердым как никогда.

— Я хочу увидеть, как эти охрененно красивые сиськи будут подпрыгивать, — говорю я, обхватывая ее попку. — Двигайся назад и вперед, Далила. Делай то, что тебе нравится. Пусть тебе подсказывает твое тело.

Она неохотно кивает, как будто от моего взгляда чувствует себя неловко. Но мне все равно. Далила такая красивая. Такая уязвимая и открытая. Ее спасительные правила отброшены на второй план.

Она прикусывает нижнюю губу, кладет руки на мою грудь для опоры. Начинает покачивать бедрами, и я обхватываю их ладонями. Когда Далила обретает равновесие, обхватывает руками свою грудь и сжимает ее. Двигаясь, она для поддержки располагает свои колени по бокам от меня.

Далила стонет все громче и громче, откидывает голову назад, ее волосы спускаются вниз по спине и плечам.

— Прикоснись к себе. — Я беру ее руку и подношу ее пальцы к набухшему клитору. — Покажи мне пошлую девочку.

Далила гладит клитор и поигрывает им, создавая трение вдоль киски, пока сама подпрыгивает на моем члене. Я сажусь, захватываю ее грудь губами и провожу зубами по чувствительному бутону, а затем глажу руками вверх и вниз по ее бокам и останавливаюсь на бедрах.

Сжимая ее попку, встречаю толчки своими ударами, чувствуя, как накапливается жар у основания члена, и понимаю, что не смогу больше бороться.

Я прижимаю губы к мягкой коже ее шеи и скольжу ими вверх, к ее уху. Сладкий аромат, витающий в воздухе, смешивается с теплым прерывистым дыханием возле моего уха.

— Кончи на мой член, детка, — приказываю я.

Далила утыкается лицом в мою шею, всхлипывая, бедрами вращая быстрее и сильнее. Ее ногти впиваются мне в спину, дыхание замирает, и я кончаю посреди этого охренительного волшебства.

В один момент все кончено.

Но проходит миг, и я вновь в рабочем состоянии, снова готов для этой женщины. На всю ночь напролет.

Далила оседает на моих коленях, а я все еще остаюсь глубоко в ней.

— Черт возьми. — Ее теплое дыхание достигает моего плеча, посылая мурашки по коже. — Никто никогда не делал такого со мной раньше.

Она поднимает голову, взглядом находя мои глаза.

— Я никогда не была так возбуждена раньше. — Далила широко улыбается и убирает волосы со своего лица. — Никогда прежде я не кончала во время секса. И все эти пошлые слова, которые ты мне сказал, Зейн… В другое время я бы дала тебе пощечину за них, но они только подогрели меня.

Я откидываюсь назад, потянув Далилу на себя. Скользнув по мне вниз, она сворачивается калачиком на моей руке. Я не очень люблю обниматься, но мне нравится, как наша кожа слипается после всего, что произошло.

Далила перекатывается на спину, ее грудь все еще дерзкая, соски набухшие, рука лежит на животе, который поднимается и опускается с каждым вдохом.

А потом она смеется.

— Что смешного?

— Это, — говорит она, поворачиваясь ко мне.

— Это тебя веселит?

— Забавно то, где мы оказались. Две недели назад я едва могла смотреть на тебя без кипения крови. А теперь я здесь. Голая в твоей кровати. Пытаюсь отойти от самого невероятно удивительного оргазма в моей жизни.

— Не думаю, что это забавно, — говорю я. — Я думаю, это чертовски потрясающе.

Вылезаю из кровати и иду в ванную, чтобы привести себя в порядок. Когда возвращаюсь, Далила лежит, завернутая в мои простыни.

— Я замерзла, — говорит она с хитрой улыбкой.

И я улыбаюсь в ответ, потому что она выглядит так сексуально, когда на ней только улыбка и белые простыни.

Я в двух секундах от того, чтобы сорвать их с нее и начать все сначала, когда звонит дверной звонок. Случайные люди, заходящие ночью, не к добру.

— Кто это? — Далила удивленно приподнимает брови.

— Хороший вопрос. — Я подхожу к окну и выглядываю на улицу. Из этой части дома я могу видеть вторую половину дороги, и вижу достаточно, чтобы точно знать, кто это. — Вот же черт!

— Что? Что случилось?

— Оставайся здесь, — говорю я. — Не издавай ни звука.

Я достаю джинсы и футболку из комода, надеваю их и бросаюсь открывать входную дверь.

Глава 9

Далила

Гребаный. Мудак.

Сначала Зейн трахает меня, как долбаную куклу, а потом говорит, чтобы я вела себя тихо, когда кто-то подходит к его двери.

Что он скрывает?

И почему он скрывает меня?

Миллион вопросов проносится в моей голове и в центре внимания тысяча негативных предположений. Всю свою жизнь, переживая трудные времена, я прислушивалась к своему внутреннему голосу, и сейчас чувствую тошноту.

Это не может быть хорошим знаком.

Я роюсь в комоде Зейна и вытаскиваю первую попавшуюся футболку, после чего надеваю шорты.

Я выгляжу смешной.

Я чувствую себя смешной.

Я смешна.

И о чем я только думала, когда решила, что переспать с Зейном де ла Крузом — хорошая идея. Наверное, в этом и проблема — я не думала. Вот что происходит, когда позволяешь своему телу управлять кораблем.

Я слышу голос Зейна, как он говорит кому-то, что один дома.

Горячие слезы наполняют мои глаза, и я понимаю, что меня официально обманули. Предали.

Я доверяла ему. И все же, с самого начала понимала, с кем имею дело.

Тихо выйдя через заднюю дверь, я бегу к дому тети Рут и благодарю звезды на ночном небе, когда код на задней двери срабатывает с первой попытки.

Как только захожу внутрь, срываю одежду Зейна со своего тела и забираюсь в самый горячий душ, который могу выдержать, смывая его с себя, со своих волос, со своей кожи, с каждой части меня, которой он касался. Все это стекает с моего тела и, кружась в водовороте, уходит туда, где оно и должно быть.

Зейн де ла Круз никогда не коснется меня снова.

Когда я выхожу из душа, слышу звон ключей на кухне.

— Тетя Рут? — громко спрашиваю я.

— Да, милая. Я вернулась.

Я обернута в тонкое банное полотенце. Из-за кондиционера температура в доме как в морозильной камере, а мое хоть и умытое лицо все еще покрыто потеками туши после слез, поэтому надеюсь, что встреча будет короткой.

Дедушкины часы в зале показывают десять часов.

— Я думала, что ты приедешь поздно ночью, — говорю я.

— Дорогая, это и так поздно. Обычно я к восьми уже в постели, ты же знаешь. — Рут снимает туфли на низком каблуке и подключает телефон к зарядному устройству. — Я измождена. Давненько мы не отплясывали так, как сегодня. Возможно, утром мне нужно будет посетить моего ортопеда.

Тетя хромает по коридору, затем останавливается и поворачивается ко мне.

О, черт. Она заметила.

— У тебя был хороший вечер? — спрашивает она.

Я выдыхаю, заставляя себя улыбнуться.

— Да.

— Я беспокоюсь о тебе, ты же знаешь, — говорит она. — Ты приехала сюда на лето, чтобы помочь мне, но ты не похожа на человека, который хорошо проводит время. — Тетя Рут подходит ко мне. — Послушай, у меня активная общественная жизнь, и я не собираюсь сбавлять обороты в ближайшее время. Почему бы тебе не позвонить кому-нибудь из сестер и не узнать, не хочет ли она приехать и остаться на некоторое время? Может быть, вы вдвоем могли бы взять машину и поехать в Саут-Бич, где тусуются все молодые и модные?(Примеч.: Саут-Бич — район, известный своими пляжами, модными ночными клубами и ресторанами звездных шеф-поваров).

Я смеюсь. Да, я молодая, но далеко не модная. В Саут-Бич я буду выглядеть белой вороной. Для этого мне понадобится новый гардероб.

— Что Дафна делает летом? Она вернулась домой из Парижа?

— Да, она прилетела несколько недель назад.

— Позвони ей, позови сюда. Я буду рада. — Рут подмигивает мне. — Ты слишком молода, чтобы жить, как старушенция. Я хочу, чтобы ты веселилась, пока будешь жить здесь. И я не буду сидеть тут и ждать, пока продадут дом — это работа Тейлора.

— Я позвоню ей.

— Хорошо, дорогая. Теперь я иду спать. — Тетя Рут поворачивается и хромает до своей комнаты, расположенной в дальнем конце коридора.

Вернувшись к себе, я снимаю полотенце и надеваю свою самую теплую пижаму, беру телефон и залезаю под одеяло.

Я пахну мандариновым мылом с вербеной, но, клянусь, я все еще чувствую запах Зейна.

Отправляю сообщение своей сестре-близнецу Дафне.

Ты не спишь?

Через две минуты она перезванивает.

— Конечно, не сплю, — говорит она. — Сейчас десять часов. В чем дело?

— Есть какие-нибудь планы на эти выходные?

— У тебя унылый голос. Тебе там скучно?

— Вроде того. — Я вздыхаю и начинаю объяснять: — Я имею в виду, что погода отличная, и Рут разрешает мне брать ее машину в любое время, когда захочу что-нибудь сделать, но претендентов на дом много и здесь практически нет людей моего возраста. Это не похоже на времена, когда мы были моложе и просто развлекались. Сейчас здесь немного одиноко.

— Ты хочешь, чтобы я немного побыла с тобой?

— А ты хочешь?

— Я уже думала об этом, — говорит сестра. — В любом случае я хотела навестить Рут.

— Хорошо. Что ты думаешь насчет пятницы?

— Этой пятницы? — Дафна смеется.

— И насколько ты можешь остаться? Я надеялась на месяц или два.

Она дует в телефон.

— Извини, я сушу ногти. И нет, я не могу остаться на месяц или два, могу остаться максимум на неделю. У меня новая работа для кафе в деревенском стиле, которое только что открылось в городе. Они хотели, чтобы я приступила на следующей неделе, но я могу сказать им, что мне нужна еще одна.

— Ты ходила в художественную школу и целый год жила в Париже, а теперь собираешься работать для кафе в деревенском стиле? Мама и папа в бешенстве? Полагаю, они думали, что ты будешь работать в Нью-Йоркском музее современного искусства

— Я пишу для них фрески. — Дафна прочищает горло. — Это только на лето. Они еще не открылись для работы.

— Извини.

— В любом случае, ты бронируешь мне билет, отправляешь информацию, и я приезжаю. Но остаюсь только на неделю.

— Ты лучшая сестра в мире.

— Не говори об этом Деми.

Мы хихикаем.

— Я бы и Деми пригласила, но она все еще помешана на Ройале, — говорю я.

— Боже, я знаю. Они неразлучны. Не думаю, что она сможет расстаться с ним на неделю. Она все время будет на телефоне.

— Или же просто возьмет его с собой, — говорю я.

— Все точно так же, как когда они были в старшей школе. Не разлей вода.

— Да, но они чертовски счастливы. Я рада за нее. И немного завидую. — Я вздыхаю. — Не говори ей, что я сказала это, хотя… Мне нравится волноваться за нее.

— Не скажу. — Дафна хихикает. — Мы подшучиваем над ними, но они счастливчики. Они получили всё.

Я поворачиваюсь на бок, и мое сердце останавливается в груди, когда я вижу за окном очертания мужчины.

— Черт возьми, — кричу я шепотом.

— Боже, Далила, что случилось? Ты в порядке?

Я не могу дышать, поэтому мне нужна минута. Прижимаю руку к груди. Когда глаза фокусируются, я точно вижу, кто это.

Поднявшись с кровати, топаю к окну, делаю знак рукой уходить и закрываю шторы.

Едва сажусь, как слышу стук.

— Ты скажешь мне, что происходит? — спрашивает Дафна.

Выдыхая, я говорю:

— Это просто соседский парень.

— Соседский парень?

— Он хочет поговорить со мной и стоит прямо за моим окном.

— Далила. — Голос Дафны принимает укоряющий тон. — Ты с кем-то связалась и не сказала мне? И, Христос, ты в пенсионном сообществе. Сколько ему лет?!

Я смеюсь.

— Все не так, как ты подумала. Он моложе. И да, мне есть, что рассказать тебе, когда приедешь.

Тук. Тук. Тук.

Зейн не уходит.

И он, вероятно, сейчас разбудит Рут.

— Я должна позаботиться об этом, — стону я.

— Все в порядке?

— Нет. Но через две секунды я избавлюсь от этого придурка.

— Забронируй мне рейс и пришли информацию. Не забудь.

— Поверь мне, не забуду. — Я заканчиваю разговор с сестрой и возвращаюсь к окну, скрестив руки.

Зейн не двигается. Он просто стоит с такой наглой ухмылкой, за которую я могла бы дать ему пощечину, если бы захотела.

Приподнимая створку окна, я высовываюсь наружу.

— Что ты здесь делаешь?

Он хмурит брови.

— Проверяю тебя. Я вернулся в спальню, а тебя нет. И твоя одежда была разбросана по всей моей кухне.

Он поднимает охапку смятой одежды.

Я поднимаю створку полностью и забираю вещи у него из рук, обменивая на одежду, которую взяла в его комоде.

— Вот, — говорю я. — Теперь уходи.

— Разве ты не дашь мне возможность объяснить? — Он смеется, как будто это забавная ситуация, но это не так.

— Ты трахнул меня, а потом сказал вести себя тихо, — говорю я. — Это говорит обо всем, не так ли?

Он почесывает подбородок, ухмыляясь, и бросает мимолетный взгляд в сторону.

— Это не так.

— Я слышала, как ты сказал кому-то, что один, — говорю я.

— Далила, с кем ты там разговариваешь? — приглушенный голос тети Рут раздается по другую сторону двери моей спальни.

— Черт возьми, ты ее разбудил, — шепчу я и прогоняю Зейна. — Уходи. Убирайся отсюда.

— Могу я вернуться позже? — спрашивает он.

— Нет!

— Что ты делаешь завтра вечером?

— Я буду занята, — шепчу я, торопливо опуская створку на место, прежде чем сюда ворвется Рут с требованием объяснения.

— Что насчет пятницы?

— Моя сестра приезжает в город.

— Тогда когда?

— Далила? — снова кричит Рут. — Я слышала, как ты разговаривала и твоя дверь заперта. Все в порядке?

Я сжимаю зубы.

— Иди домой.

Захлопываю окно и задергиваю шторы, прежде чем броситься к двери.

— Извини, я была в ванной. Тебе что-то нужно? — спрашиваю я Рут.

Она стягивает горловину халата пальцами, острым взглядом изучая меня.

— Нет, дорогая. Я просто шла по коридору, чтобы выпить воды, и услышала, как ты разговариваешь. Ты казалась расстроенной. Все в порядке?

Я смеюсь.

— Я разговаривала с Дафной по телефону. Мы шутили кое о чем. Все в порядке. Она прилетит в эти выходные.

Лицо Рут светится.

— О, как замечательно. Не могу дождаться, чтобы увидеть ее!

Я киваю.

— Я тоже.

— Хорошо, ну, я возвращаюсь в кровать. Предлагаю тебе сделать то же самое. Надеюсь, что завтра ты поможешь мне навести порядок в кладовой, и мы избавимся от кое-каких вещей.

— Конечно.

Тетя устало улыбается мне и, хромая, уходит, а я закрываю за ней дверь. На цыпочках возвращаюсь к окну, выглядываю из-за штор, чтобы посмотреть, там ли еще Зейн.

Но он ушел.

Я бы соврала, если бы сказала, что мне не интересно его объяснение, но на данном этапе это не имеет значения.

Мы сделали то, что сделали.

Он сказал то, что сказал.

Я слышала то, что слышала.

И от этого почувствовала себя дешевкой.

Использованной.

Грязной.

— Я так рада, что ты здесь. Ты даже не представляешь. — Я преодолеваю спуск на федеральной автостраде в послеполуденную пятницу, моя сестра-близнец сидит рядом со мной на переднем сиденье «Лексуса» Рут.

— Означает ли это, что ты в эти выходные расстилаешь красную ковровую дорожку?

Дафна роется в своей сумочке, вытаскивает телефон и включает его. Стук ее ногтей по экрану отвлекает.

— Ты же не пишешь сообщение Пьеру? — Я морщу нос, испытывая отвращение к этому сорокалетнему французскому мудаку, который в этом году разбил сердце моей сестры.

— Нет.

Сестра убирает телефон обратно в сумочку, стягивает с головы козырек от солнца и поправляет волосы, глядя в зеркало. Убирает свободно висящие пряди и переделывает хвост, а затем наносит слой розового бальзама для губ — Дафна проходит от нуля до Джиджи Хадид за три секунды.

Моя сестра — воплощение легкого шика: пухлые губы, медовая кожа, длинные ноги и густые волосы. И в довершение всего, она еще более красива изнутри. Беззаботная. Смелая. Сладкая. Счастливая от природы.

Полагаю, никто никогда не говорил, что жизнь справедлива.

— Ты сейчас с кем-то встречаешься? — Я любопытствую немного больше обычного.

Она поворачивается ко мне.

— Я вернулась в Рикстон Фоллс меньше месяца назад. С кем бы я встречалась? И почему ты так любопытна? Может, нам стоит сосредоточиться на твоих проделках, маленькая мисс Странные-Мужчины-Стучат-В-Мое-Окно?

Я закатываю глаза и прячу улыбку, сосредотачиваясь на обгоне машины впереди.

— Так ты собираешься рассказать мне о нем или как? — настаивает сестра.

— Он сосед Рут. Играет в футбол, — говорю я. — Профессиональный футбол. «Гейнсвилльские Пумы».

Дафна пожимает плечами.

— Э-э-э, никогда о них не слышала. Но продолжай.

Я смеюсь про себя. Иногда мы настолько же похожи, насколько разные.

— Во всяком случае, в свою первую ночь здесь я пошла к соседу, чтобы попросить его не шуметь, потому что он устроил непристойно громкую вечеринку, — говорю я.

Дафна кладет руку на мое предплечье.

— О нет, ты не сделала этого.

— Было два часа ночи и будний день.

— Ты понимаешь, как отстойно ты звучишь, верно? Ты слышишь свои слова?

— Все равно. — Я отмахиваюсь и продолжаю рассказывать о том, что случилось той ночью. И как мы после столкнулись в бассейне. И как я все время натыкалась на Зейна в окрестностях Лагуна-Палмс. И обо всех идиотских словах, которые постоянно вылетают из его рта.

— Он делает это специально, — говорит она. — Натыкается тебя. Несет весь этот бред.

— Это я поняла.

— И как только ты отдашься ему, то больше никогда не увидишь.

На мгновение в машине повисает тишина.

— Далила, — Дафна разворачивается всем телом, недоверчиво глядя на меня, — пожалуйста, скажи, что ты этого не сделала…

Прикусив губу, я киваю. Я не могу лгать своей сестре. Она все равно видит меня насквозь.

— Как? Когда? Почему?.. — Дафна откидывается на спинку сидения, глядя вперед на дорогу. — Ты только что провела двадцать минут, перечисляя все причины, по которым терпеть не можешь этого придурка и насколько он тебя раздражает, и я согласна, он — все, что ты ненавидишь в человеке — а потом ты просто отдаешься ему?

— Я понимаю не больше твоего. — Сжимаю руль вспотевшими ладонями. Дотянувшись до панели управления, включаю кондиционер, потому что здесь вдруг стало жарко. — Он очень обаятельный. Иногда ему трудно противостоять. Когда ты встретишь его, ты все поймешь.

— Я встречусь с ним?

Я вздыхаю.

— Наверное. Он повсюду, Даф.

— Так и когда же вы переспали?

— Я не знаю. Может, ранее на этой неделе.

На самом деле, во вторник вечером. Примерно в семь часов. Не могу сказать сестре это, хотя… Я должна выглядеть хладнокровной, потому что внутри я — какая угодно, только не хладнокровная. И если скажу слишком много, Дафна начнет разнюхивать, как ищейка.

— Без разницы. В какую ночь это было? — начинает давить она. — Это было до или после того, как он постучал в твое окно?

— До.

Дафна хлопает рукой по приборной панели.

— Значит, ты отдалась ему, и он не сбежал как мудак. Это о чем-то говорит.

Я качаю головой, включаю сигнал поворота и сворачиваю к нашему выезду.

— Он принес мою одежду, которую я оставила у него.

— Ты ушла домой голой?

Мы останавливаемся на красном сигнале светофора, и в это время мой телефон гудит из подстаканника между сиденьями. Я читаю сообщение, радуясь предлогу сменить тему. Еще с той ночи я продолжаю ожидать, что мой телефон взорвется от сообщений Зейна, но он держится на расстоянии. Не знаю, какова его игра, но чувствую, что все, что он делает — это какая-то стратегия. И, черт, это работает. Чем больше Зейн остается в стороне, тем больше я хочу, чтобы он снова меня побеспокоил. Никогда не была так смущена.

— Рут хочет, чтобы мы пообедали с ней в клубе Лагуна-Палмс. Она сейчас там.

— Хорошо. Я проголодалась. В самолете нам дали хумус и крендель с солью и только после того, как я съела все это, увидела, что срок годности хумуса истек четыре месяца назад. — Дафна кладет руку на свой урчащий живот. — Так или иначе, это было хорошо?

— Извини, что было хорошо?

Сестра приподнимает бровь.

— Ты же отлично знаешь, о чем я спрашиваю.

Сжав губы, я делаю вдох через нос и обдумываю ответ в течение двух секунд.

— Это было невероятно.

— Мои девочки! — Тетя Рут, заметив нас, встает из-за стола, кладет салфетку на тарелку и бросается к Дафне. — Боже мой, как ты выросла! Ты такая высокая! И, наконец, потеряла свою детскую припухлость, как, думаю, ты и хотела.

Прежде чем сесть, мы с Дафной обмениваемся взглядами, стараясь не смеяться. Комплименты тети Рут общеизвестно оскорбительны.

— Я знала, что вы вырастете красавицами, — говорит тетя Рут. — Вы обе. Моя Деми тоже. Говорю вам, это гены Роузвуд. Мы благословенны.

Рут завоевала титул «Мисс Вселенная» 1967 года штата Флорида, звание, которым она гордится до сих пор. Однажды ночью несколько лет назад я застукала ее в отключке в гамаке у бассейна с короной на голове и пролившимся клубничным «Дайкири» в руке.

— Но я скажу вам, девочки, — продолжает она, усаживаясь, — внешность увядает. И поклонники быстро исчезают. Сегодня вы прогуливаетесь по Голливудскому бульвару, и вам вслед свистит Марлон Брандо, а на следующий день вы покупаете бюстгальтеры с эффектом пуш-ап и оплакиваете утрату своего роскошного заднего бампера.

— В жизни есть нечто большее, чем отличная задница, тетя Рут, — говорит Дафна и прижимает руку к груди. — Но спасибо за мудрость. Я буду помнить твои слова до конца моих дней.

— Я еще и не на такое способна. — Рут поднимает свой «Грязный мартини» (Примеч.: коктейль, в состав которого входит водка, мартини, небольшое количество оливкового рассола, украшается зеленой оливкой), чокается с нами в воздухе и делает глоток. — Ты хорошо долетела?

— Вполне. — Дафна расстилает салфетку на коленях, и официант подходит, чтобы принять заказ на напитки.

— Итак, что пьют люди в Париже?

— Полагаю, это зависит от случая. — Дафна заказывает бокал каберне. — Кофе или чай по утрам, бокал вина на ужин. Они всегда пьют с едой и никогда не пьют, чтобы напиться. Нализаться — это дурной вкус в определенных кругах.

— Очаровательно. — Рут подносит бокал с мартини к губам. — Так что вы, девочки, собираетесь делать в эти выходные?

— Я думала, что возьму Дафну в Саут-Бич, — говорю я. — Мы могли бы остановиться в чудесном отеле на воде и пойти выпить и потанцевать. Наверстать упущенное. Может быть, сделать покупки. Просто хорошие девчачьи выходные.

— Звучит прекрасно. — Рут улыбается, кивая головой. — Я хотела бы присоединиться к вам, но в эти выходные провожу тихий аукцион для фонда грамотности Этель Френч. (Примеч.: Тихий аукцион — аукцион, который проводится без торгов; участникам раздают бланки, на которых они пишут свою цену. Побеждает тот, кто предложит большую сумму. Фонд грамотности — некоммерческая организация, работающая над тем, чтобы вывести молодых людей из нищеты путем распространения грамотности). Я буду гвоздем программы.

— Ты когда-нибудь притормозишь, тетя Рут? — спрашивает Дафна.

— Может быть, когда умру, — она делает глоток коктейля, подмигивая нам, — и это еще большой вопрос.

— Извините, я ненадолго отлучусь. — Дафна хватает свою сумку и направляется в дамскую комнату.

Краем глаза я осматриваю здание клуба на предмет Зейна. Я не хочу на него наезжать и не думаю, что он будет болтаться в Лагуна-Палмс в пятницу вечером, но всю неделю я оглядывалась через плечо, задаваясь вопросом, когда снова столкнусь с ним, потому что это только вопрос времени.

Хостес проходит мимо нашего столика, ведя за собой небольшую группу людей, и мне приходится дважды моргнуть, когда узнаю в них сталкера Зейна.

Едва не захлебнувшись напитком, я отвожу взгляд после того, как случайно замечаю ее.

— О, привет всем!

Слишком поздно. Карисса замечает меня. Она останавливается за нашим столиком, одну руку кладет на спинку моего стула, а другой перекидывает длинные темные волосы через худое плечо.

— Привет, Рут. Как твои дела?

Карисса знает Рут?

— Привет, дорогая, — говорит Рут. — Ты уже знакома с моей внучатой племянницей, Далилой? Она приехала из северной части штата Нью-Йорк, помогает мне продать дом.

Карисса сияет мегаваттной улыбкой и поворачивается ко мне.

— На самом деле да, мы познакомились на днях у Зейна.

Моя челюсть отвисает.

Нет, она не может этого сделать.

Рут внимательно смотрит в моем направлении, затем переводит взгляд на Кариссу.

— Ты же знаешь, что лучше не связываться с этой грязной крысой, Карисса. Ты выше этого. Ты не можешь позволить мужчине разбить твое сердце, а затем доставлять ему удовольствие тем, что крутишься вокруг него.

— Поверь мне, ничего подобного, — говорит Карисса. — Я случайно была в соседнем доме, навещала одну семью. Просто хотела сказать привет. Как друг. Не знала, что у него была… компания.

На Кариссе облегающее платье, каблуки с красной подошвой и фальшивая улыбка. Ее взгляд направлен в мою сторону.

— Итак, что вы, дамы, делаете в эти выходные? Если вам нужно несколько советов, дайте знать. Это мои родные места, и я была бы более чем рада посетить несколько злачных мест. — Карисса прищуривает глаза, когда говорит. Как будто ей физически сложно удерживать искренность в своей фальшивой доброте.

— Мы едем в Саут-Бич, — говорю я. — Здесь моя сестра. Мы отправляемся в девчачью поездку.

— Люблю Саут-Бич. — Карисса поднимает ухоженную руку к тощему декольте. — Вы должны пойти в клуб Azul. Не пожалеете. В любом случае, не буду мешать вам обедать. Было приятно увидеться.

Она не спеша уходит, следуя за пожилой парой, и они усаживаются в угловой кабинке.

— Я ее обожаю. Воплощение элегантности и изысканности. — Рут улыбается, наблюдая за уходящей Кариссой. — К твоему сведению, ее отец владеет «Пумами». Эта семья живет за счет темно-синего и золотого (Примеч.: командные цвета «Гейнсвилльских Пум»).

— Я не знала этого.

Оглядываюсь вокруг в поисках нашего официанта. Почти невозможно проглотить сухой комок в горле без помощи напитка или еды.

— Она и Зейн некоторое время были предметом разговоров, — продолжает Рут. — После того, как у него испортились отношения с его последней девушкой.

— Почему ты мне это рассказываешь? — спрашиваю я, несмотря на то, что какой-то части меня любопытно услышать эту историю из другого источника. Всегда есть вероятность того, что Зейн солгал, и Карисса не была сталкером.

Дафна, губы которой покрыты свежим блеском, возвращается к нашему столику как раз тогда, когда подходит официант с корзинкой хлеба, уравновешенной на подносе с напитками. Мы обе набрасываемся на багет, словно голодные хищники, разрывая его.

— Потому что ты должна знать, во что ввязываешься. — Рут выдыхает и сжимает губы. — Я знаю, что не могу удержать тебя от Зейна, но я просто хочу, чтобы ты выслушала, почему считаю, что он плохой человек. Он разбивает сердца. И ему нужно научиться уважению. Он не уважает женщин. Или свою собственную футбольную команду. Или ассоциацию домовладельцев.

Дафна хихикает, прикрывшись своим бокалом, когда понимает тему разговора. Если кто-то бросает вызов «Ассоциации домовладельцев Лагуна-Палмс», Рут принимает это близко к сердцу. Я уверена, что на днях наткнулась на реальный черный список в ее ящике для ненужных вещей.

— То, как ты отзываешься о нем, говорит о том, что он разбил твое сердце, — говорит Дафна тете Рут.

Плечи Рут опускаются, когда она крутит пустой бокал из-под мартини и смотрит в сторону.

— Мне понравился этот ребенок, когда только приехал сюда, — говорит она. — Но он обманул меня. Он нас всех обманул. Он не вызвал ничего, кроме проблем.

Глава 10

Зейн

— Ты меня убиваешь. — Кай стоит перед зеркалом в моем холле, разминая свой бицепс и ухмыляясь от уха до уха. — Немного развлечений.

— Не могу. Ты знаешь.

Я кладу руки на бедра и смотрю на свое скучающее отражение. Уэстон, один из наших полузащитников, сидит в моей гостиной и выглядит погруженным в свои мысли. Или, может быть, ему тоже скучно.

— Уэстон в депрессии. Тебе тоже уже невесело. — Улыбка Кая исчезает, и он поворачивается ко мне. — Какого хрена я должен делать? Вы мои братья, мои единомышленники.

— Ага, но не каждый может быть золотым мальчиком Гейнсвилла, — говорю я.

Отхожу от Кая и падаю в разложенное кресло, и Уэстону уже не нужно смотреть вверх.

Склонность Кая Сантаны к выпивке и женщинам намного превосходит мою, но я застрял под PR-микроскопом. И пойман в ловушку дочерью владельца команды.

— Чувак, — говорит Кай Уэстону, — будь мужиком. Двигайся дальше. Элль так и сделала.

Уэстон поднимает взгляд, и его огромные кулаки сжимаются в редкой для него демонстрации гнева.

— Найди какую-нибудь новую киску, используй кого-нибудь в качестве груши для битья, будь гребаным мужиком, стряхни это дерьмо. — Кай пожимает плечами. — Давайте уберемся нахрен отсюда сегодня вечером. Нам нужно сделать что-нибудь веселое.

— Например? — фыркает Уэстон.

— Я не знаю. Варианты ограничены, потому что «жеребца» не должны засечь с алкоголем и девочками. — Рот Кая растягивается в улыбке и появляется озорной хитрый взгляд. — Я знаю. Саут-Бич. Мой двоюродный брат владеет там клубом Azul. Мы можем устроиться в VIP-комнате, проберемся через черный вход и устроим себе вечеринку. Никто даже не узнает, что мы покинули Гейнсвилл.

Шесть месяцев назад я был бы полностью за предложение Кая.

Но шесть месяцев назад моя карьера и все, ради чего я вообще работал, не были на грани.

— Я не знаю, — говорю я.

Откидываюсь назад, закидываю руки за голову и смотрю в окно на дом Рут. Я бы все отдал, чтобы узнать, что делает Далила сегодня вечером.

Последнее, что я слышал, что ее сестра-близнец должна была ненадолго приехать. С тех пор, как мы переспали, я дал Далиле пространство, потому что не хочу быть тем парнем. Не хочу быть каким-нибудь придурошным подкаблучником, который внезапно стал одержим девушкой, потому что ее киска сделана из 24-каратного золота и бархата.

— Ну же, — стонет Кай, доставая футбольный мяч из-за дивана и подбрасывая его в воздух. Я вообще не в курсе как он туда попал. Если бы не моя горничная, это место было бы похоже на общагу. — Я за рулем. Все, что нужно, это сделать несколько телефонных звонков. Нам даже не нужно рисковать. Мы просто будем обычными парнями, которые вышли потусоваться и немного выпить в уютной уединенной VIP-комнате моего кузена.

— Я не помню ни одной ночи с тобой, которая не была бы безумной, — напоминает Уэстон.

— Согласен, я поверю в это, когда увижу, — говорю я.

— Ладно. — Кай бросает мяч, сжимает губы в жесткую линию и указывает на нас пальцем. — Вы отстойные и жалкие придурки. Можете просто сидеть дома и смотреть в пижамах гребаное «Аббатство Даунтаун». Я сваливаю.

— Даунтон, — говорит Уэстон. — Не Даунтаун. (Примеч.: «Аббатство Даунтон» — британский исторический телесериал, вышедший на экраны в Великобритании в 2010 г., в США — в 2011 г.)

— Ну, конечно, тебе лучше знать. — Кай закатывает глаза.

Уэстон поворачивается ко мне.

— Может, поедем?

— Вы, нахрен, ненормальные? — Я выплевываю ответ. — Если меня поймают, я вылечу из команды.

Кай проверяет свои часы.

— Я ухожу через пять минут, так что…

— Если ты не будешь пить и общаться с девушками, то не нарушишь приказов тренера. — Слова Уэстона имеют смысл. — Так что, либо так, либо ты остаешься и сидишь дома в субботу вечером.

— Черт! — Я тру ладонями лицо. — Ты прав.

Кай громко хлопает и торжествующе смеется, и его смех разносится по всему первому этажу.

— Давайте, придурки. — Кай позвякивает своими ключами от машины. — Это пятичасовая поездка, а сейчас уже два. Вперед, вперед, вперед.

— Мне еще нужно собраться, — говорит Уэстон.

— Мне тоже, — говорю я.

— Это не гребаный отпуск, — стонет Кай. — Брось немного шмоток в сумку и достаточно.

На этот раз Кай Сантана сдержал свое слово.

Его двоюродный брат и вправду владеет клубом в Саут-Бич, и тут на самом деле есть VIP-комната, и мы действительно держимся в тени.

Здесь все по-другому. Никто нас не знает. Мы неузнаваемы, потому что сейчас межсезонье и наши фотографии не мельтешат по всем спортивным новостным каналам в каждом баре Северной Америки.

Сегодня вечером с нами нет толпы фанатичных поклонниц и групис, которые преследуют нас, умоляя о совместной фотографии, и суют свои номера телефонов.

Только парни.

Мы сидим в комнате цвета океанского дна. Кай и Уэстон потягивают напитки, которые стоят дороже, чем должны стоить с «семейной скидкой» Кая. В клубе пульсирует музыка и время от времени мимо занавеса из красных бархатных нитей проходят люди, с любопытством заглядывая, кто здесь, но внутри слишком темно и они слишком пьяны, чтобы что-то увидеть.

Я не испытывал такого рода анонимности со времен, когда был новичком. Я и забыл, как это хорошо.

— Итак. — Уэстон делает глоток скотча, упираясь локтями в колени. Он выглядит скучающим, хотя и настаивал на том, чтобы улизнуть из Гейнсвилла.

Мы бросаем взгляд на Кая, который стоит по другую сторону веревочного занавеса, беседуя с официанткой с фальшивыми сиськами, которая не перестает хихикать в его присутствии, хотя мы оба знаем, что Кай не такой уж смешной.

— Этот трахальщик сегодня вечером приведет ее в номер. Вот увидишь, — говорит Уэстон.

— Вообще не понимаю, почему мы делим один номер. — Я делаю глоток обычной воды из бутылки по завышенной цене.

— Потому что Кай самый прижимистый сукин сын по эту сторону Атлантики, — качает головой Уэстон. — Помнишь поддельный «Ролекс», который он купил пару лет назад?

Мы смеемся и наблюдаем, как Кай вытаскивает телефон из кармана и записывает в него номер официантки, после чего возвращается к нам.

— Мне казалось, это ночь парней? — говорит Уэстон Каю.

— Идите на хрен, ребята. Я должен переспать с кем-нибудь. — Кай поправляет воротник рубашки и смотрит в сторону толпы возле бара. Он ненавидит, когда его не замечают. Это сводит его с ума. — Пойду, поищу туалет.

— Ладно, — говорю я, наблюдая, как он уходит.

— Он пошел не в туалет. Он просто хочет внимания, — заявляет Уэстон.

— Можно было догадаться. Он собирается меня рассекретить.

Уэстон пожимает плечами.

— Пока ты не пьешь и не сходишь с ума, у тебя все будет хорошо, чувак. Не переживай.

Мы похожи на отстойных придурков, сидящих в одиночестве. Только мы вдвоем. Никакого общения. Выглядит скучно, как ад.

Но я думаю, что это лучше, чем оставаться дома, кроме того, мы потратили пять часов, чтобы добраться сюда, поэтому ничего не можем с этим поделать.

Кай возвращается через двадцать минут с двумя бокалами в руке и тупой улыбкой на лице.

— Мы должны выйти отсюда. В баре сидит сногсшибательная блондинка, которая так просит хорошего траха, что я должен сделать ей одолжение сегодня вечером, — говорит он.

— Нет, чувак. — Я поднимаю руку. — Мы не будем этого делать. Мы пришли сюда не для этого.

Кай ставит свои напитки и выставляет руки перед собой.

— Огромные сиськи. Губы Анджелины Джоли. Длинные ноги. Я хочу ее.

Уэстон смотрит в мою сторону. Этот гребаный предатель еще раздумывает.

— Давай же, — Уэстон указывает на мою воду, — тебе все равно нужно пополнить запас.

Застонав, я выхожу за ними, направляюсь к бару и усаживаюсь на пустой барный стул в самом конце.

— Извините, — через мгновение раздается женский голос. — Вы не из «Гейнсвилльских Пум»?

Я поворачиваюсь к девушке, улыбаясь и кивая.

— Ага.

— Я большая фанатка, — говорит она, наклоняясь ближе к моему уху. Черт, здесь намного громче, чем было в VIP-зале. — Могу я тебя побеспокоить и попросить сделать селфи с тобой? Я твоя огромная фанатка. У меня есть все сезонные билеты, и я не пропустила ни одной домашней игры за три года. Я знаю всю твою статистику. Ты есть даже в моей команде по фэнтези-футболу. (Примеч.: Фэнтези-спорт — разновидность игры, в которую играют в интернете, где участники собирают виртуальные команды реальных игроков профессионального спорта. Эти команды соревнуются на основании статистических показателей этих игроков в реальных играх.).

То, что я должен сказать ей «нет», разбивает мое чертово сердце, но у меня нет выбора. Фотография меня в баре с такой симпатичной девушкой станет огромной проблемой. Я не смогу объяснить такое, если тренер узнает. Кроме того, неизвестно какая подпись будет под этой фотографией. Если я в чем-то и был уверен в последние несколько лет, так это в том, что некоторые люди на первый взгляд кажутся совершенно нормальными, хотя таковыми не являются.

— Мне очень жаль, — говорю я. — Это запрещено. Тем не менее, спасибо тебе за то, что болеешь за нас.

Сладкая улыбка девушки исчезает, а глаза мрачно вспыхивают. Она не верит мне, и я не могу ее винить. Это звучит как полная херня.

— Пошел ты! — Она уходит, не замечая Кая или Уэстона.

Хруст и звон разбитого стекла справа от меня привлекают внимание. Кай с красным лицом перекрикивает музыку. Его рубашка облита жидкостью, а у ног валяется разбитый бокал мартини.

— Гребаная сука, — кипит он.

Я слезаю с барного стула и направляюсь туда, где Уэстон пытается его успокоить.

— Чувак, остынь. — Уэстон берет полотенце у бармена и передает его Каю.

Тот вытирает свою рубашку, что почти ничего не меняет. Он бормочет что-то себе под нос, что не слышно из-за клубной музыки.

— Что случилось? — спрашиваю я, чувствуя тяжелые взгляды зрителей.

— Видимо, он не впечатлил блондинку, — говорит Уэстон, наклоняясь. — Она выплеснула выпивку ему в лицо.

— Ну, а кто разбил бокал?

— А ты как думаешь? — раздраженно говорит Уэстон. — Наш мальчик должен контролировать свой темперамент.

— Он плохо справляется с отказом.

— Я собираюсь найти блондинку и извиниться, — говорит Уэстон. — Нужно постараться избежать последствий, прежде чем что-либо из этого выйдет наружу.

Я издеваюсь:

— Удачи. Я отведу его обратно в VIP-зал, пока он еще чего-нибудь не натворил.

Проходит тридцать минут без каких-либо признаков Уэстона. В VIP-зале только я и Кай. Я потягиваю ледяную бутилированную воду, а он залечивает оскорбленное эго.

— Эй, ребята. — Уэстон возникает у занавеса с глупой улыбкой на лице. — Вы не поверите, но эта блондинка — сестра Далилы Роузвуд. Они здесь.

Мое сердце уходит в пятки. И за миллион лет я не ожидал встретить их здесь — в пяти часах от Гейнсвилла — в каком-то случайном клубе в Саут-Бич.

— Не возражаете, если они немного потусуются с нами? — спрашивает Уэстон.

— Ну уж нет, — ворчит Кай и отводит взгляд.

— Ты сказал ей какую-то вульгарную херню, Кай, — заявляет Уэстон. — Поэтому ты не можешь обвинять ее в том, что она вылила тебе в лицо напиток.

— Она не войдет сюда. — Кай скрещивает руки на груди. — На хер ее.

— Эй. — Я шлепаю его по руке. — Повзрослей, чувак. Будь великодушным и впусти их. Покажи ей, что тебе все равно.

Кай садится прямо и, на мгновение, я думаю, что он согласился. Но как только Уэстон начинает махать девушкам, Кай уносится прочь, оставив нас четверых наедине.

— Привет. — Блондинка садится между мной и Уэстоном. — Ты, должно быть, Зейн.

— А ты Дафна, — говорю я.

Я смотрю на стоящую возле входа Далилу — ее руки сложены на талии, лицо нахмурено, взгляд изучает меня. Я улыбаюсь и молюсь Господу, чтобы не открыть ей все свои карты, потому что на самом деле я глупо-счастлив видеть ее.

Дафна предлагает ей сесть, указывая на противоположную от меня сторону, но Далила колеблется.

— Предполагалось, что у нас будет ночь сестер, — говорит Дафна. — Это не было частью плана. Не думаю, что сестра тоже от этого в восторге.

Я поглаживаю место возле себя.

— Ты так и будешь там стоять и смотреть?

Далила, наконец, делает шаг, плюхаясь рядом со мной с видом, как будто это последнее место, где она хочет быть.

— В чем твоя проблема? — Я ухмыляюсь.

— Серьезно? — наклоняется она. — Не могу поверить, что ты последовал за нами сюда.

Я удивленно приоткрываю рот.

— Это самая смешная вещь, которую я слышал за вечер. Я собирался обвинить тебя в том же.

— Ты реально ожидаешь, что я поверю, будто ты случайно выбрал этот клуб в этом городе в пяти часах от дома.

— Мне все равно, во что ты веришь. Мы не следовали за тобой. Кузен Кая владеет этим местом. Мы просто хотели уехать из города на ночь.

Далила скрещивает руки на груди и качает головой.

— Ну, это твоя версия, и ты будешь на ней настаивать.

Я открываю воду, желая в этот момент выпить что-то покрепче, и откидываюсь на спинку дивана. И начиная задумываться об алкоголе, я только теперь замечаю, что мы остались одни.

Уэстон и Дафна пропали без вести.

— Куда они ушли? — На лице Далилы отражается беспокойство.

Я смеюсь. Уэстону сейчас хорошо.

Далила поднимается, идет к веревочному занавесу, раздвигает его и выглядывает в сторону бара. Поднявшись на носочки, она осматривает местность в поисках своей сестры.

— Расслабься. — Я подхожу сзади и кладу руку ей на спину. — Уэстон — джентльмен. Он не сделает ничего дурного.

Далила смотрит в сторону.

— Я беспокоюсь не об этом. Дафна сможет постоять за себя. Я просто злюсь, что она оставила меня здесь одну.

— Со мной.

— Точно. — Далила поворачивается ко мне лицом, в глазах неуверенность, а одна рука ложится на бедро.

— Расслабься, красотка, — говорю я, захватывая прядь ее волос. Провожу пальцами по всей длине пряди и опускаю на ее обнаженное плечо. — Волосы выглядят просто чудесно.

Она выдыхает, опустив плечи. Ее решимость ослабла. Я не знаю, почему она так сильно сопротивляется мне. В конце концов, меньше недели назад она лежала в моей постели, своей киской сжимая мой член, а наши ноги сплетались в простынях.

— Тебе нужен еще один бокальчик? — Я указываю на кнопку вызова на стене, когда Далила смотрит в свой пустой бокал мартини. Она не отвечает. — Я приму это как «да».

— Нет, все нормально. Я, наверное, вернусь в отель.

— Серьезно? — Проверяю свои часы. — Сейчас около десяти часов.

— Что мне еще делать? Меня бросили.

— Ты можешь потусоваться со мной. — Я пожимаю плечами. — Если только снова не будешь ненавидеть все во мне. Я вроде думал, что мы добились определенного прогресса, но опять же, ты женщина. Твое мнение может поменяться без всякой причины.

— Опять все сначала, — стонет Далила, поднимая почти пустой бокал, и делает последний глоток.

— Я не собираюсь больше позволять себя критиковать, Далила. Я буду говорить свою правду и, блядь, то, что я думаю. Если тебе что-то не нравится во мне, скажи это. Хватит закатывать глаза. Хватит обижаться, топать ногами и дуться, как маленькая. Все это только вызывает желание перегнуть тебя через колено и отшлепать. И я имею в виду самый сексуальный, взрослый и чертовски приятный способ.

Далила смеется, прикрывая рот рукой и глядя в сторону. Когда она поворачивается ко мне, в ее глазах тот блеск, который я видел лишь несколько раз.

— Хорошо. Ты меня раздражаешь, Зейн. Ты преследуешь меня.

— Неправда.

— Ты задет тем, что я не бросаюсь на тебя, как какой-то влюбленный щенок.

— Тоже неправда.

— Ты говоришь очень оскорбительные вещи, а затем удивляешься, что я на них обижаюсь.

— Ты слишком чувствительна.

— Ты не обращаешь внимания на какие-либо правила.

— Хорошо, теперь ты говоришь, как Рут.

— И каждый раз, когда я рядом с тобой, ты заставляешь меня терять контроль.

— Ах, вот как. — Приобнимаю Далилу за бедро и притягиваю к себе. — Так вот в чем дело, Далила. Ты не можешь себя контролировать. Это не я или то, что я говорю или делаю. Дело не во мне. Дело в тебе.

Далила хмурит брови, а затем расслабляется и опускает плечи. Она знает, что я прав. Я вижу это в выражении на ее милом личике. Она просто не признает этого.

— Я ухожу. Я пришла сюда не для того, чтобы сражаться с тобой.

— Ты называешь это сражением? — Наблюдаю, как она движется к бархатным нитям, отодвигая их и вглядываясь в толпу. — Ты действительно собираешься уйти прямо сейчас? Не могу поверить в это.

— Я выхожу из этой ситуации, — говорит она. — Прежде чем мы оба скажем то, о чем будем сожалеть.

Я встаю за Далилой, наблюдая, как она возится с занавесом — пытается распутать нити и убежать от меня так быстро, как только может. За все мои годы взрослым мужчиной я ни разу не сталкивался с женщиной, которая так отчаянно пыталась избавиться от меня после того, как подцепила.

Практически всегда все было наоборот.

Я подхожу к занавесу, распутываю его и выпускаю Далилу.

И, возможно, это к лучшему, что я позволяю ей уйти.

Очевидно, она не хочет иметь со мной ничего общего.

Конечно, я не собирался залезать в ее трусики, но, черт, я хотел ее сильнее, чем кого-либо.

Все еще хочу.

И она того стоит.

Черт возьми, она того стоит.

Жаль, что, когда трахал ее, я не знал, что это будет мой первый и последний раз.

Глава 11

Далила

В очередной раз проверяю свой телефон, и мое сердце начинает биться быстрее, когда вижу, что сестра, наконец, ответила на мои полторы тысячи сообщений.

Хочу накричать на нее за то, что она бросила меня, но я так рада, что с ней все в порядке, что отпускаю это.

Дафна: С Уэстоном. Он крутой. Веселись. Не волнуйся. Встретимся в отеле позже.

Отвечая, я пишу, чтобы она держала меня в курсе и сообщила, когда собирается вернуться. Чтобы оставалась в безопасности и держала свой телефон все время при себе. Уверена, что выгляжу совершенно нелепо, но сестра всегда была авантюристкой.

Я всегда держалась ближе к дому и старалась не рисковать. Даже не решилась ездить через всю страну на учебу, поэтому пришлось найти колледж поблизости.

Дафна же летала через океан все девять месяцев, завела себе парижского любовника и проводила дни, попивая вино и восстанавливая старинные написанные маслом картины в задней комнате какого-то навороченного музея.

Мне нужно ей доверять, и я достаточно общалась с Уэстоном, чтобы узнать, что он не слизняк.

Но я все равно волнуюсь.

Перед тем как переодеться в пижаму, я чищу зубы, глядя на свое отражение в зеркале. Обычно на мне много косметики, и редко бывает, когда мои волосы хорошо выглядят, потому что флоридская влажность, как правило, делает их слишком пушистыми.

Я ополаскиваю рот, провожу пальцами через пряди и разделяю их, вспоминая слова Зейна о том, что ему нравятся мои волосы.

Пока переодеваюсь в свою пижаму, я замираю и думаю о том, что он сказал ранее о контроле.

Зейн прав. И я это знаю. Но признание этого похоже на поражение. Он не понимает, что значит быть мной. Когда я взрослела, в семье всегда дразнили меня по поводу моих склонностей к контролю, но я не могу изменить эту часть себя, так же, как не могу изменить цвет своих карих глаз на синий.

Я только слышу в своей голове анализ моего профессора по межличностной психологии...

Контроль — это безопасность.

И Зейн заставляет меня терять его.

Поэтому Зейн — это опасность.

Это простое сравнение. И, Иисус, Зейн понял это без ученой степени, поэтому аплодисменты ему. Я просто не могу… Не могу поступить так с ним. Здесь нет правил, четкости, границ или прогнозов.

Он заставляет меня чувствовать себя так, будто я падаю без страховки.

Надев пижамный топ, я тяну его вниз и беру ведерко для льда и ключ от номера.

На полпути по коридору я замечаю указатель к торговым автоматам и тащусь туда. Завернув за угол, я останавливаюсь, когда вижу коридор…

…и Зейна де ла Круза, сидящего на полу возле одной из дверей.

Я прочищаю горло, и он поднимает взгляд.

— Вот черт.

Он сидит, положив локти на согнутые колени, и смотрит на меня.

Я убираю ведерко для льда подмышку.

— Прежде чем обвинить меня в том, что я преследовал тебя до твоей гостиницы… — Он поднимает руку в знак протеста.

— Все в порядке, — говорю я.

Я слишком устала, чтобы спорить с ним, и в том, что он здесь находится, есть смысл. Отель Azul связан с одноименным клубом, который расположен ниже, а ближайший отель находится почти в тринадцати километрах к северу отсюда.

Я ставлю ведерко к дозатору и слушаю шум машины.

— Зачем тебе лед в… — Зейн смотрит на свои часы, — …одиннадцать тридцать ночи?

Пожав плечами, я прижимаю ведро к себе.

— Мне не нравится гостиничный лед.

Он хмурит брови.

— Ко всему прочему у тебя пунктик насчет льда?

— У него другая текстура, — говорю я. — Этот немного светлей, воздушней и свежее. И он прикольно хрустит. Не суди меня.

— Это трудно, когда ты говоришь такие странные вещи, как сейчас. Но, думаю, я не должен удивляться — ты чертовски разборчива во всем.

— Почему ты сидишь в коридоре? — спрашиваю я, игнорируя его комментарий.

— Кай завладел нашим номером.

Нахмурившись, я смотрю на табличку «Не беспокоить», висящую на ручке.

— Он может так сделать?

— Не конец света. Он выставит ее примерно, — Зейн смотрит на часы, — через два или три часа.

— Так ты просто будешь сидеть здесь все это время?

Зейн пожимает плечами.

— Куда же еще мне деться? Не хочу один тусоваться в баре.

— Отлично. Идем. — Я жду, что Зейн последует за мной. Он выглядит смущенным. И к тому же чертовски уставшим. — Ты собираешься вставать или как?

— Что ты делаешь?

— Я не оставлю тебя здесь до трех часов утра. Ты можешь спать на раскладном диване в нашем номере. — Поворачиваюсь и направляюсь к себе, не уверенная, пойдет ли Зейн за мной или нет, но я не становлюсь моложе, и у меня нет настроения упускать эту возможность.

Когда вставляю свою карточку-ключ в замок, я чувствую тепло Зейна позади себя и прилагаю все силы, чтобы не улыбнуться, когда в моем животе начинают порхать бабочки.

И вот тут я падаю без страховки.

Зейн кладет руку на мою талию, и прежде, чем я реагирую, мое дыхание перехватывает, и я не могу дышать.

Здесь я снова теряю контроль.

Собрав все свои силы и решимость, я завожу Зейна в прохладный гостиничный номер, который должна делить с моей пропавшей без вести сестрой.

— Ты можешь спать на диване.

Я беру запасные подушки и одеяла из бельевого шкафа и бросаю их Зейну, затем выключаю свет и включаю настольную лампу. В номере темно, но все же достаточно света, чтобы видеть то, что нужно.

Я ерзаю под одеялом в одной из кроватей королевского размера и слушаю шуршание простыней, когда Зейн заправляет свою постель.

Через некоторое время пространство погружается в тишину. Я лежу в глубоком разочаровании — сама не знаю, чего ожидала. Возможно, я думала, что Зейн прижмет меня к стене, завладеет моим ртом своими полными губами и сделает меня своей снова и… снова.

Может быть, такое случается только в кино.

Я резко поворачиваюсь на бок.

— Ты не возражаешь, если я выключу лампу?

— Выключай.

Через несколько секунд мы погружаемся во тьму. Зейн находится в другой стороне комнаты, но можно сказать, что он рядом со мной, потому что мое сердце трепещет, внутренности завязаны узлом, а ладони вспотели.

Я слышу, как Зейн крутится на своем месте, и ко мне приходит ощущение того, что ему там не очень комфортно.

А потом я думаю о Дафне.

Взяв телефон, я проверяю наличие новых сообщений, но ничего нет. Пишу очередное просто-проверяю-тебя сообщение, и свет от экрана временно меня ослепляет. Поморгав некоторое время, я сажусь с телефоном возле тумбочки и едва не роняю его, когда очертания Зейна появляются рядом с кроватью.

— Боже, ты меня напугал. — Я задыхаюсь. Нервная. Испуганная. Любопытная.

— Мне нужна еще одна подушка. Не возражаешь, если я украду одну?

Я беру одну из тех, что рядом со мной, и отдаю ее, но Зейн продолжает стоять на месте, и даже в темноте я чувствую его взгляд. Мое тело парализовано, я жду его следующего движения, сжимая руками простыни.

В глубине души и в своем разуме я знаю, что это смешно.

Ради Христа, я спала с этим мужчиной.

Он был внутри меня.

— Спокойной ночи, красотка.

Темная фигура Зейна возвращается на диван, и в один момент мое тело расслабляется. Сегодня ночью ничего не произойдет. Теперь я знаю это.

— Спокойной ночи.

На прикроватной тумбочке гудит телефон, и на экране появляется сообщение от сестры.

Дафна: Все еще с Уэстоном. Не жди.

Я отправляю ей короткое: «Спокойной ночи».

Дафна: Я думаю, что люблю его. Не буквально. Но, ты знаешь… я могла бы, наверное, родить от него детей, хотя не особо их люблю.

Фыркнув, я качаю головой, блокирую экран и снова ложусь в постель. Натягиваю простыни до шеи, отворачиваюсь от Зейна и закрываю глаза, хотя мой сон сегодняшней ночью вряд ли можно будет назвать полноценным.

Лежа рядом, Зейн является отвлекающим фактором.

Несносным, восхитительным, возмутительно сексуальным отвлекающим фактором.

Мое тело сейчас полностью возбуждено. Я лежу на кровати, готовая в любой момент отреагировать, а он там дрыхнет, и ему море по колено.

Мудак.

Ладно, не всегда.

На этот раз, думаю, что мудак — это я.

Глава 12

Зейн

Я просыпаюсь с затекшей шеей и утренним стояком, мои ноги свисают с края ужасно маленького дивана, а одеяло лежит на полу. Я дико крутился во сне. И это неудивительно.

Потягиваясь и садясь, я тру ладонями глаза, и когда зрение фокусируется, я вижу, что кровать Далилы пуста.

С трудом встав с дивана, я перемещаюсь в ванную, чтобы отлить.

— О, Боже!

Голая Далила стоит под душем, влажные волосы прилипли к плечам, а мокрое тело окутано паром. Она срывает полотенце с ближайшего крючка и прикрывается — как будто я раньше не видел каждый миллиметр ее тела.

— Черт, прости. — Я вскидываю руку с открытой ладонью, обращенной в ее сторону.

— Разве ты не знаешь, что сначала нужно постучать?

— Я не знал, что ты здесь.

Далила оборачивает полотенце вокруг себя, закрепляя его под левой рукой, ее румяные щеки пылают. Влажный воздух между нами наполняет аромат гостиничного мыла.

— Ты так и будешь там стоять? — спрашивает она. — Не мог бы ты выйти?

Я трясу головой.

— Да. Я только… Извини. Еще слишком рано и я не могу соображать, потому что ты стоишь в одном гребаном полотенце. Это отвлекает.

Далила опускает взгляд на твердую торчащую выпуклость в моих боксерах.

— В самом деле? — указывает она на нее.

— Это утренний стояк, — говорю я. — Не скажу, что он бесполезный. Твердое — есть твердое.

Ее челюсть отвисает.

— Не скажу, что это не могло произойти из-за тебя тоже. Я имею в виду… Черт, Далила, ты… — Понимаю, что сам рою себе яму и должен немедленно заткнуться.

Ее брови приподнимаются, и она пристально смотрит на меня. Думаю, что ей это нравится, несмотря на жесткую позу и то, что сейчас она притворяется, будто злится на меня. Я думаю, что она хочет услышать, насколько сексуальна, насколько меня возбуждает и как тяжело мне сейчас не трогать ее.

— Ты самая сексуальная штучка, которую я когда-либо видел, — начинаю издалека, это поможет разбудить ее необузданность. — Даже с волосами, закрывающими твое лицо, и тем, что ты выглядишь так, будто хочешь дать мне пощечину, все, что я могу — это стараться не думать обо всех тех вещах, которые я хочу сделать с тобой.

Далила сглатывает, сжав губы. Я так понимаю, она потеряла дар речи.

Подойдя ближе, я добавляю:

— Ты знаешь, как трудно было мне быть в одной комнате с тобой прошлой ночью, не имея возможности прикоснуться к тебе?

— Почему ты не мог прикоснуться? — спрашивает она.

Выдавливая слова, я язвительно выдаю:

— Почему я не мог? Прошлой ночью ты была чертовой ледяной королевой. Это было невозможно, черт возьми.

Далила закатывает глаза и опускает голову вниз. Я протягиваю руку к ее подбородку и поднимаю голову, заставляя снова посмотреть на меня.

— Покажи мне девушку, которую я трахнул на прошлой неделе. Ту, которая срывает свою одежду на моей кухне. Ту, которую я нес в свою постель, как гребаный пещерный человек, — говорю я. — Я не могу выносить эту херню ледяной королевы. И я понимаю, что ты делаешь это, чтобы защитить себя, но, Иисус, Далила, поживи немного.

Она прикусывает зубами нижнюю губу.

— Может быть, ты думаешь, что спать со мной было ошибкой, — говорю я. — Но я говорю, что на протяжении жизни мы все время совершаем ошибки. Живи моментом. Стань немного безрассудной. Раскройся так сильно, чтобы тебе стало больно.

Далила выдыхает, глядя на меня сквозь темные ресницы.

— Для тебя это намного важнее, чем ты готов признать, — размышляет она, склонив голову. — Никогда бы не подумала, что ты философ, де ла Круз.

— Нет, — говорю я. — Я просто понимаю людей лучше других.

Мы стоим лицом к лицу, обернутые покрывалом легкого пара. Руки Далилы покрываются гусиной кожей, и она начинает дрожать.

Схватив еще одно чистое полотенце с крючка, я набрасываю его ей на плечи и прижимаю ее к своей груди.

Мой все еще очень твердый и пульсирующий член прижимается к ней.

— Я извиняюсь за это, но мне не жаль, — говорю я.

— Мило. Очень мило.

— Тебе нравится, — говорю я. — Я же вижу.

— Ты такой самоуверенный.

Обхватив ее подбородок, провожу большим пальцем вперед-назад по полной нижней губе.

— Что ты делаешь? — спрашивает она с легким смешком.

— Прямо сейчас я изо всех сил стараюсь не накрыть твои губы поцелуем.

Она улыбается, и я пристально смотрю на нее.

— Я так сильно хочу тебя, Далила. — Мой голос хриплый, и мое заявление очевидное.

Прижимаюсь к ней тазом, чтобы Далила могла почувствовать, что она делает со мной.

Далила сжимает мое запястье, опуская его вниз, и я думаю, что она отпустит руку, но тянет меня к раковине.

— Что ты хочешь со мной сделать, де ла Круз? — спрашивает она, запрыгивая на стойку.

— Не искушай меня, красотка.

Я прижимаюсь к ней грудью и обрушиваюсь на ее рот, а после касаюсь губами мягкой кожи ее шеи. Вдыхая ее чистый аромат, я улавливаю намек на ее возбуждение.

Я знал это. Я, нахрен, знал это!

Сжав полотенце, я срываю его, и Далила остается полностью обнаженной.

Ее пальцы перебирают мои волосы, пока я обхватываю ладонью ее левую грудь. Дразню розовый бутон до тех пор, пока Далила не начинает задыхаться, а мой член наливается так, что начинает болеть.

— Не могу не прикасаться к тебе, — выдыхаю я слова в ее ушко и чувствую, как она улыбается, прижимаясь щекой к моей. — В тебе есть что-то притягивающее. Я не могу понять что и, черт, я не хочу.

Кончиками пальцев скольжу по ее руке, спускаюсь по изгибу бедра и вниз к ее центру. Проведя пальцем между гладкими лепестками, я проталкиваю его внутрь. Далила откидывает голову назад, влажные волосы прилипают к плечам, а губы приоткрываются.

Добавив второй палец, я толкаюсь в глубину, большим пальцем массируя клитор, и Далила начинает покачивать бедрами в ответ.

— Раздвинь ноги, детка, — стону я. — Хочу увидеть то, что принадлежит мне. Я хочу увидеть все.

Далила раскрывается, опираясь руками на стойку за своей спиной.

— Я сделаю так, что ты кончишь очень сильно, — обещаю я, скользя свободной рукой вверх по ее затылку и собирая в кулак ее волосы. — А потом я хочу, чтобы ты встала на колени, Далила. Я хочу ощутить эти красивые губы на своем члене. Но сначала я попробую тебя. И ты ощутишь то, что я с тобой сделаю.

Хлопок двери заставляет нас замереть.

— Черт! Черт! Черт! — Через несколько секунд Далила спрыгивает со стойки, лихорадочно хватая полотенце и заворачиваясь в него. — Моя сестра вернулась.

Как, нахрен, вовремя, Дафна.

Глава 13

Далила

— Привет, привет. — Дафна застенчиво улыбается, падая на край моей кровати в одежде с прошлой ночи.

— Боже мой! Я уже начала задаваться вопросом, вернешься ли ты когда-нибудь.

— Уэстон такой милый. — Дафна забирается дальше на кровать и садится, скрестив ноги. — Мы бродили всю ночь, разговаривая. Мы вообще не спали.

— Ага, это все, что ты делала.

— Без шуток. Он даже не пытался поцеловать меня. Он был идеальным джентльменом.

Дафна вздыхает, и я узнаю этот мечтательный, отсутствующий взгляд. Я видела его раньше. Много раз. К тому же, ее нежная авантюрная натура хорошо вписывается в ее любовную жизнь. Эта девушка — хроническая «любовь-с-первого-взгляда». — Ты когда-нибудь встречала кого-то и просто болтала с ним?

— Все время, — говорю я в ответ.

— Ну, а у меня такого никогда не было, — говорит она. — Конечно, я встречаю людей, и они мне нравятся. Но я никогда не встречала кого-то, кто понимал бы меня. Такое ощущение, что у нас вообще не закончатся темы для разговора. И у нас так много общего.

— Неужели? — Я хмурюсь.

Не то чтобы я не была рада за нее. Я согласна, Уэстон кажется отличным парнем, но я бы никогда не связала этих двоих вместе. Она — любящая искусство, и он — футболист-мачо, который в два с лишним раза больше нее.

— Да. Я думаю, что влюбилась. — Сестра прижимает руку к груди.

— Полагаю, сейчас самое время предупредить тебя, что в ванной Зейн, — говорю я.

Мечтательное выражение лица Дафны исчезает в одно мгновение, и она приходит в себя.

— Что?

Мое объявление подтверждает звук работающего душа из ванной.

— Прошлой ночью его выгнали из своего номера. Я разрешила ему спать на диване. — Я втягиваю голову в плечи.

— О, да пофиг. Ты непослушная шалунья. — Дафна хватает подушку и бросает ее в меня.

— Ничего не было. — Я отбрасываю подушку назад. — Может быть, мы поговорим о том, как ты бросила меня ночью? Серьезно, Даф. Не смешно.

Она пожимает плечами.

— Я сделала тебе одолжение. Любой, обладающий даже половиной мозга, может увидеть, что ты запала на Зейна. Вы должны были остаться наедине. И ссоры быстро надоедают. Прости нас за то, что мы хотели немного отдохнуть от этого.

— О, так теперь ты и Уэстон — «мы»?

Дафна смеется.

— Возможно, когда-нибудь.

Следует отдать должное Дафне — она быстро влюбляется и быстро приходит в себя.

Дафна взмахивает рукой в воздухе.

— Уэстон хороший парень, и я хорошо провела с ним время. Прости, что хотела почувствовать себя особенной в течение нескольких часов, но если это тебя утешит, то я переживала, оставив тебя. Но я же не бросила тебя со случайным парнем, которого ты не знала.

Смотрю на свою сестру и внезапно вспоминаю, что ее милое маленькое сердце все еще восстанавливается. Пьер разбил его. Я никогда не видела ее такой расстроенной как пару месяцев назад. Я даже собралась лететь в Париж и разобраться с ним, и почти убедила нашего брата Дерека лететь со мной.

— Прости, — говорю я. Никогда не могла долго злиться на сестру. Любую из них. Или своего брата. — Я рада, что ты хорошо провела время с Уэстоном.

— Хрен с ним. — Дафна свешивает ноги с края кровати. — Как только твой гость закончит, мы приведем себя в порядок и попытаемся спасти оставшуюся часть нашей девчачьей поездки. Я слышала, что на углу есть потрясающее маленькое кубинское кафе с лучшим поздним завтраком, поэтому я сгораю от нетерпения посетить кафе Cubano.

— Мы вернулись, — кричу я в прихожей Рут в воскресенье вечером.

— Я здесь, — отвечает она из кухни.

Мы оставляем свои сумки у двери и следуем на звук ее голоса и шипение чего-то жарящегося на сковороде.

— Я готовлю жареные зеленые помидоры, — говорит она. — Садитесь, девочки. Я хочу услышать все о Майами.

Она несет керамическую тарелку, покрытую пропитанными жиром бумажными полотенцами, поверх которых лежат золотистые поджаренные помидоры, ставит ее между нами, а затем садится.

— Когда их вижу, сразу думаю о тебе, тетя Рут.

Достаю тарелки, салфетки и вилки. Все приготовленное будет уничтожено в два счета.

— Мама никогда не готовит их, — задумчиво говорит Дафна.

— Блисс много чего готовит, но я все еще не могу поверить, что она ненавидит помидоры. — Рут закатывает глаза. — Я люблю твою маму, но пришло время ей повзрослеть и есть уже эти овощи.

— Думаю, когда-то у нее был неудачный опыт с помидорами, — говорит Дафна.

— У кого в мире может быть неудачный опыт с дурацким помидором? Это всего лишь овощ, черт возьми. — Рут кладет маленький кусочек зеленого помидора в рот.

— Она любит кетчуп, — говорю я. — И томатный соус. Только без кусочков.

Я скучаю по маме. И по папе. И по своей племяннице Хейвен. И по остальной части своей семьи. Я скучаю по Рикстон Фоллс сильнее, чем думала, что буду скучать. Какая-то часть меня не прочь приезжать этим летом домой раз в месяц, чтобы всех повидать.

Через пять минут ничего не осталось, кроме жирных бумажных полотенец и крошек. Дафна собирает тарелки, а я убираю вилки.

— Нет, нет, нет. — Тетя Рут берет меня за руку. — Пусть Дафна наведет порядок. У меня к тебе просьба.

Мы с сестрой обмениваемся взглядами.

— Хорошо, какая?

— Во вторник вечером у нас будет собрание ассоциации домовладельцев, — говорит она. — Явка обязательна. Что означает, что Зейн должен там присутствовать.

Я пожимаю плечами.

— Ладно.

— Но он пропускал их раньше, — говорит Рут. — Слова «обязательность» и «ответственность» отсутствуют в словаре этого мальчика.

— Не понимаю, что ты хочешь, чтобы я сделала.

— Мы будем голосовать за нового президента, — говорит она. — Важен каждый голос. Каждый голос имеет значение. Он должен присутствовать на собрании, и я хочу, чтобы ты позаботилась о том, чтобы он пришел.

Я смеюсь.

— Не думаю, что имею над ним больше власти, чем ты.

Тетя Рут машет пальцем.

— Ты будешь удивлена, Далила. Он мил с тобой. Дарит тебе цветы, стучит в окно ночью.

Я перегибаюсь через стол и шлепаю Дафну.

— Я ничего не говорила. Клянусь! — Дафна поднимает руки в защитном жесте.

— Этель Френч его видела. — Рут кладет руку на бедро. — Она выгуливала Баблза поздно ночью и увидела какого-то странного человека, ползающего на четвереньках рядом с моим домом. Едва не позвонила в полицию. Ему повезло.

Я отворачиваюсь, чтобы тетя не увидела глупую улыбку на моем лице.

— В любом случае, Далила, просто забеги к Зейну и скажи этому мальчику, что ему лучше быть на месте во вторник вечером, — Рут вздыхает, — иначе...

— И все? — спрашиваю я. — Только… иначе? — Я хмурю брови. — Я не очень хороша в угрозах.

— В таком случае поворкуй с ним. Скажи, как много будет значить для тебя, если он придет. Как будешь разочарована, если он не появится, — говорит Рут.

— Он узнает, что меня подговорили.

— Тогда скажи ему, что он должен проголосовать за Этель Френч. — Она игнорирует меня.

— Тетя Рут. — Я закрываю лицо руками. — Я не могу говорить ему, за кого голосовать.

— Будет выбор между Этель Френч и Хэнком Моттом, — говорит она. — И позволь мне сказать тебе, что все пожалеют, если будет избран старый Хэнк. Он чертов диктатор с аллергией на улыбку. Этот человек когда-то управлял заводом по производству пластмассы и теперь думает, что способен управлять Лагуна-Палмс, но у него было четыре нарушения с тех пор, как он переехал сюда. Этель явно меньшее из двух зол.

Дафна, стоя около раковины, бросает на меня быстрый взгляд и, кусая нижнюю губу, пожимает плечами.

— Хорошо, я схожу. Сделаю за тебя твою грязную работу. — Я вытираю руки салфеткой, внезапно чувствуя, как в груди безумно бьется сердце.

— Не уходи надолго, — кричит Рут, когда я уже стою у входной двери. — Я заберу вас, девочки, на пижамное бинго у бассейна. Начало через полчаса.

— Я мигом, — обещаю я.

Глава 14

Зейн

— Привет, красотка.

Прислонившись к дверному проему, я смотрю на Далилу, стоящую на ступеньках. Она раскрывает рот, но прежде, чем успевает что-то произнести, я хватаю ее за руку и затягиваю внутрь. Прижимая к стене, обхватываю ее лицо ладонями и обрушиваюсь на ее губы поцелуем.

— Вернулась, чтобы закончить то, что мы начали?

Это был долгий день, особенно возвращение из Майами с Каем и Уэстоном. Каждый раз, когда Уэстон засыпал на пассажирском сиденье, Кай толкал его и начинал отчитывать за ночную прогулку с сестрой Далилы. Затем начинал хвастаться, что сам трахался всю ночь. Кай попытался докопаться и до меня, что я ночевал в номере Далилы, но захлопнул свой большой рот, как только я сказал ему, что не отдам свою долю за гостиничный номер.

— Эй-эй-эй, — Далила плотно прижимает руки к моей груди, — уверяю тебя, я здесь не поэтому.

Я поднимаю голову, прищурив глаза.

— Ну ладно.

— Рут хотела, чтобы я попросила тебя прийти во вторник вечером, — говорит она.

— Прийти? — спрашиваю я. — Или кончить? (Примеч.: игра слов. «coming» — переводиться как «приходить» или «кончать»). Потому что одно из этого целиком и полностью зависит от тебя.

— Остановись. — Далила притворяется раздраженной. — Я говорю об обязательном собрании ассоциации домовладельцев.

— О… — Я смеюсь. — Я никогда туда не хожу.

— Мне это хорошо известно, — говорит она. — Но это действительно очень важно.

— Они говорили так каждый чертов раз, и знаешь что? Я верил им. И ходил. А потом они сидели и в течение четырех проклятых часов обсуждали высоту живой изгороди и требования к электрическим гирляндам, постановления о шуме и список неурожайных деревьев на территории. — Я выдыхаю, сжав губы. — Это гигантская, колоссальная трата времени.

— Да, но на этот раз они голосуют за нового президента ассоциации домовладельцев, потому что Рут уходит со своего поста через несколько месяцев, — говорит Далила. — И им нужен твой голос.

— Могу я просто прийти, проголосовать и уйти?

Далила пожимает плечами.

— Не знаю.

— Что я получу, если пойду? — Я приподнимаю бровь, улыбаясь одним уголком рта.

— Я не собираюсь награждать тебя за то, что ты придешь. Ты не собака. — Руки Далилы все еще лежат на моей груди, и я уверен, что она чувствует, как сейчас бьется мое сердце. Она заставляет мое тело совершать странные вещи, и мне это нравится. — Просто приди, пожалуйста. Если не ради Рут, то ради меня.

Я молчу, изучая ее красивое лицо, и передвигаю руки вниз к ее бедрам.

— Согласен. Хорошо, я приду, — говорю я.

— Просто так? — улыбается она.

— Ага. Черт. Пофиг. Я проголосую, а потом уйду.

— Хорошо, но есть еще кое-что.

— Боже, что?

— Рут хочет, чтобы ты проголосовал за Этель Френч.

Я ухмыляюсь. Она единственная дамочка в этом месте, которая мне немного нравится. У нее есть дерзость и принципиальность, и я чертовски уважаю ее.

— Заметано, — говорю я. — Этель получит мой голос.

Это не вопрос. Я планирую покинуть Лагуна-Палмс при первой же возможности. Я здесь уже больше двух лет и как только докажу тренеру, что успокоился, я, черт возьми, свалю отсюда.

Держа Далилу за бедра, я прижимаю ее тело к себе и целую полные губы еще раз.

— Теперь скажи мне, что ты не проделала весь этот путь просто для того, чтобы попросить меня пойти на какое-то глупое собрание.

Она улыбается напротив моего рта.

— Так и есть, де ла Круз.

— Тогда соври мне, — говорю я. — Скажи, что пришла сюда наверстать это утро.

Наши губы соприкасаются и через мгновение языки сплетаются. Далила проводит пальцами по моей шее и зарывается в волосы.

Я нравлюсь Далиле Роузвуд. Это происходит только тогда, когда я заставляю ее чувствовать себя сексуальной богиней, когда наши рты замолкают и начинают говорить наши тела, но сейчас я возьму все, что смогу получить.

Я приподнимаю ее, обхватив за попку, и она обхватывает мои бедра ногами. Несу в свою спальню, но она отрывает свои губы от моих.

— Я не могу, — вздыхает она. — Я сказала Рут, что скоро вернусь. Сегодня вечером мы играем в бинго.

Прижимаясь лбом к ее плечу, я стону. Далила оставила меня сегодня утром с самыми синими гребаными шарами, которые у меня когда-либо были, и будь я проклят, если позволю этому случиться вновь.

— Что, если я тебя не отпущу? — встречаюсь с ней взглядом.

— У тебя нет выбора. — На словах Далила сопротивляется мне, но ее тело говорит другое. Ее соски явственно проступают через тонкую блузку. Она хочет меня так же сильно, как и я хочу ее. — Рут подумает, что что-то случилось, если я пробуду здесь слишком долго.

— Разве она еще не знает?

— Возможно. Я не знаю. — Далила прикусывает губу, часто дыша.

— Я так сильно хочу тебя, — шепчу я ей на ухо.

Прижимаю спиной к стене и позволяю ее ногам соскользнуть вниз. Пальцами скольжу по ее талии вниз и, наконец, проникаю между ее плотью и трусиками.

— Зейн, — выдыхает она мое имя. — Пожалуйста…

Ноги Далилы раздвигаются шире, когда я расстегиваю пуговицу на ее джинсах. Опустившись, я поднимаю подол блузки и, целуя нежную кожу ее живота, стягиваю трусики вниз.

Я твердый, как чертов камень.

Готов к работе.

У нее есть то, что я хочу.

То, что мне нужно.

Позволив своим трусикам опуститься вниз по ногам, Далила выскальзывает из них и освобождает мой член из моих спортивных шорт. Развернув ее лицом к стене, раздвигаю ее бедра и, нырнув рукой к киске, играю с клитором.

Затаив дыхание, Далила пытается это увидеть, обхватывая руками свое отчаянно дрожащее тело.

— Ты чертовски мокрая, — стону я. — Ты мокрая для меня, детка?

— Да, — Далила выпускает дрожащий выдох. — Для тебя.

Сжимаю ее запястье и тяну его за спину, пока ее пальцы не оборачиваются вокруг моего члена.

— Ты чувствуешь это? — спрашиваю я.

— М-м-м, — стонет она.

— Я такой твердый для тебя, детка, — шепчу я ей на ухо. — Я сейчас трахну тебя у этой стены, Далила. Прямо здесь, прямо сейчас, в моем доме ты принадлежишь мне.

Она сжимает губы и кивает, громко сглотнув, потом проводит ладонью по моему члену вверх и вниз. Я отстраняюсь, провожу членом вдоль ее ягодиц и направляю его к истекающей мокрой киске.

— У меня только один вопрос, — говорю я.

— Какой?

— Ты на таблетках?

Далила кивает, ее глаза крепко зажмурены, а руки вцепились в стену. Одним движением я оказываюсь внутри и трахаю ее жестко и грязно, как ей нравится. Одной рукой удерживаю ее бедро, а другой обхватываю шею — у меня полный контроль.

Такая женщина, как Далила, которая контролирует все аспекты своего мира, нуждается в этом. И, черт, она может даже нуждаться в этом больше, чем я.

Я наполняю ее сзади, напротив стены, и мой член мокрый от ее соков. Ее стоны и вздохи звучат приглушенно.

Если бы это был какой-нибудь другой день, и Далила не спешила уходить, я бы не торопился. Но я не хочу, чтобы она опоздала.

— Ты уже близко, детка? — выдыхаю ей в ухо.

Далила кивает.

— Я хочу, чтобы ты кончила на мой член, — приказываю я, толкаясь сильнее, быстрее.

Беру ее запястья левой рукой, вытягиваю их высоко над головой и прижимаю к стене; звуки шлепков нашей кожи заполняют тишину коридора.

Мой член пульсирует, яйца сжимаются.

Через несколько секунд я заполняю спермой ее узкую киску, принявшую каждую мою каплю.

— О, Боже, — стонет Далила, ее рот приоткрыт, ноги дрожат. Она резко втягивает воздух, прежде чем осесть на меня, и я придерживаю ее.

Я выхожу из Далилы и смотрю, как остатки спермы стекают между ее бедер.

— Черт возьми. — Ее глаза находят мои. — Я никогда не думала, что смогу кончить так быстро. Все было по-другому. Это был другой вид оргазма… Он как будто затронул что-то внутри.

Ее изумленный взгляд чертовски восхитителен, и я целую ее в губы.

— Иди, приведи себя в порядок, — говорю я, подмигивая. — Тетя Рут, наверное, задается вопросом, какого черта ты так задерживаешься.

— Черт, черт, черт.

Далила хватает свои джинсы и трусики с пола, бежит в ванную и одновременно проклинает мое имя. Когда она выходит через минуту, я провожаю ее до входной двери.

— Ты как какой-то колдун. — Она останавливается в дверях, поворачиваясь ко мне.

— Колдун?

— Я бессильна каждый раз, когда нахожусь рядом с тобой. Как будто ты наводишь чары или что-то в этом роде.

Я смеюсь.

— Не колдун, Далила. Просто мужчина, который знает, чего он хочет.

И как это получить.

Я дотягиваюсь до ее волос, заправляю выбившуюся прядь на место и одергиваю загнутый край ее блузки.

— Ну, вот, — говорю я. — Идеально. Теперь никто не узнает, что я только что выжал все соки из твоей сладкой киски.

Далила улыбается.

— Ты и этот пошлый рот.

— Ты знаешь, что тебе это нравится.

Она берется за ручку двери и распахивает ее.

— Спокойной ночи, де ла Круз.

Действительно, спокойной ночи.

Глава 15

Далила

— Для кого ты так стараешься? — Во вторник вечером я прохожу мимо ванной и вижу Дафну с тюрбаном из полотенца на голове, старательно завивающую ресницы. — У тебя сегодня вечером будет горячее свидание?

Она поворачивается, опуская щипцы для ресниц.

— Хм, ага. Так и есть.

— Что? Когда тебя пригласили? Кто?

— Меня пригласил Уэстон, — говорит Дафна с застенчивой улыбкой. — Просто ужин и фильм.

— Он знает, что ты уезжаешь через несколько дней?

Дафна пожимает плечами.

— Да. Мы просто тусуемся. Ничего серьезного.

Подпрыгнув, я усаживаюсь на стойку у раковины, наблюдая за сборами своей сестры. Взглянув на множество косметических продуктов, разбросанных повсюду, я ощущаю себя как в старые добрые времена. Я всегда ненавидела делить ванную с моими сестрами, но этот беспорядок вызывает странную ностальгию.

— А что насчет тебя? — спрашивает она. — Ты собираешься на собрание ассоциации домовладельцев сегодня вечером?

— О, Боже, нет. — Я высовываю язык.

— Разве там не будет Зейна? — Дафна произносит это нараспев, дразня меня.

— Да, именно поэтому будет странно, если я там появлюсь. У меня нет никаких оснований там быть. Я буду похожа на сталкера.

Спрыгнув со стойки, я слышу, как урчит мой живот. Я в двух секундах от того, чтобы разогреть остатки пиццы и засесть за пасьянс «Карточный домик» в гостиной Рут. Это мое представление уютного вечера вторника. Дафна — на свидании, Рут — на собрании ассоциации домовладельцев, и я собираюсь воспользоваться этим редким моментом.

— В любом случае, повеселитесь с Уэстоном сегодня вечером.

— Ты будешь просто сидеть дома? — спрашивает она.

— А что мне еще делать?

— Не знаю. — Она наносит нежные румяна на идеальные скулы. — Сделай что-нибудь. Что угодно. Открой себя для удивительного, которое может произойти в любой момент. Ничего не произойдет, если ты будешь сидеть дома.

— Дафна Роузвуд, дающая мудрый совет. — Я подмигиваю ей и собираюсь направиться на кухню. — Бывает же такое.

На долю секунды я задумываюсь о том, чтобы пойти с Рут на собрание, но отпускаю эту идею так же быстро, как она пришла ко мне.

Кажется, я снова хочу увидеть Зейна.

Но, Боже, в последний раз я сняла свои трусики для него за пять минут. И с тех пор моя киска постоянно находится в возбужденном состоянии.

Я не могу принимать правильные решения, находясь возле него, именно поэтому наше взаимодействие должно быть ограничено.

Он как спусковой механизм.

Я вижу его, я хочу его, и я беспомощно теку от возбуждения, когда его голос низко вибрирует в моем ухе.

И, черт побери!

Кажется, сейчас он мне нравится. Или, может быть, мне просто нравится то, что я чувствую с ним?

Зейн де ла Круз может улыбаться и трахать меня, но ему не нужно мое сердце.

Вот почему летняя интрижка с кем-то вроде него неизбежно приведет к душевным страданиям.

Глава 16

Зейн

— Зейн, сюда.

Я бросаю взгляд направо и вижу Этель Френч, стоящую на цыпочках и машущую мне бумажкой.

Клуб Лагуна-Палмс сегодня переполнен домовладельцами. В передней части комнаты стоит длинный стол, покрытый красно-бело-синим полотном, и две урны для голосования с именами Этель и Хэнка на них.

— Привет, Этель. — Я подхожу к ее стенду, и она протягивает мне брошюру с изложением своей программы.

— Ух ты, — говорю я, листая глянцевые страницы. — Как на настоящих выборах. Очень по-президентски. Посмотри на себя, Эт.

— Уверена, что могу рассчитывать на твой голос, — говорит она.

Я смотрю на Хэнка. Он стоит в углу, скрестив руки на груди, и всматривается в каждого. Несмотря на то, что он явно не самый уступчивый парень в мире, на его стороне комнаты стоит приличное количество домовладельцев.

— Мы почти сравнялись, — говорит она.

— Да ладно, ты сделаешь его, — говорю я. — У меня хорошее предчувствие.

— Предчувствиями не выигрывают выборы. — Этель хлопает меня по плечу. — Это делают голосами.

Я хватаю бюллетень и ручку и подмигиваю ей.

— Я бы проголосовал за тебя дважды, если бы мог.

— Ты хороший ребенок. — Она улыбается. — Мне все равно кто и что говорит.

— Спасибо…

— Ну и ну! — Она наклоняется ближе. — Ты сияешь.

Я хмурю брови.

— Что ты имеешь в виду?

— В тебе что-то изменилось. Появилось что-то, чего я раньше не видела. — Этель прищуривает свои серые глаза с морщинками вокруг них. — Если бы мне пришлось предполагать, я бы сказала, что ты влюбился.

Я морщусь.

— Не хочу тебя расстраивать, Этель, но я не влюблен.

— Тогда это ранняя стадия, — говорит она. — Знаешь, много лет назад у меня в Далласе было популярное брачное агентство. Я видела все. Хорошее. Плохое. Настоящее. Фальшивое. И то, что с тобой происходит, Зейн, чертовски реально.

Ее серьезное выражение лица вызывает у меня смех. Этель не знает, о чем говорит. Если у меня лицо довольного мужчины, то это только потому, что у меня есть отдушина в виде одной сногсшибательной девушки по соседству.

Вот и все.

Ни больше, ни меньше.

— Я иду голосовать, — говорю я.

Этель показывает мне большой палец, когда я ставлю галочку рядом с ее именем, складываю бюллетень и кладу его в ящик. Перед тем как уйти, я, черт побери, стараюсь, чтобы Рут Роузвуд увидела меня, улыбаюсь ей, машу рукой, а затем убираюсь отсюда.

По дороге домой я прохожу мимо дома Рут. Везде темно, не считая ландшафтного освещения и небольшого света от лампы в окне Далилы.

Взяв несколько маленьких камней возле кустов на углу дома, я бросаю один в стекло. Затем второй. После пяти камней шторы раздвигаются, и Далила подходит к окну.

Подняв створку, она опирается локтями на подоконник.

— Ты знаешь, что ужасно старомоден? Ты мог бы, например, набрать меня, или написать сообщение, или позвонить в дверь. Ты думаешь, это какой-то фильм восьмидесятых?

— Текстовые сообщения переоценены, — говорю я. — И звонить в дверь после восьми часов в Лагуна-Палмс запрещено, кроме случаев крайней необходимости.

Далила закатывает глаза.

— С каких пор тебя начали заботить правила?

— Выходи. — Я игнорирую ее вопрос.

— Прямо сейчас?

— Ага. — Я пожимаю плечами. — На улице хорошо. У меня есть желание поплавать, но я не хочу это делать в одиночестве.

Она смотрит вниз.

— Я в пижаме.

— Переоденься.

— Не сегодня. — Далила заправляет волосы за уши. — Я устала, и скоро буду ложиться спать.

Я уверен, если бы мне не мешало это проклятое окно, и я мог бы дотронуться до ее лица или провести пальцами по волосам или поцеловать в губы, она бы согласилась ровно через две секунды. Все, что мне нужно сделать — это прикоснуться к Далиле, и она моя. Вот так просто.

Черт. Возможно, я и в правду колдун.

— Ну, если передумаешь, я буду плавать рядом, — говорю я. — И уверен, что ты передумаешь, потому что только что я наложил на тебя заклинание, изменяющее разум.

Она тихо смеется.

— М-м-м, хм.

— Но если ты решишь поплавать со мной, то должна знать, что у меня есть одно правило.

— И какое же? — спрашивает она.

— Никаких купальников, — заявляю я. — Мы — заведение-только-для-купания-нагишом.

На лице Далилы появляется отвращение, она закатывает глаза и поднимает руки к створке, чтобы опустить ее.

— Спокойной ночи, де ла Круз. — Она хлопает окном и задергивает шторы.

Она придет через десять минут.

Я уверен.

Глава 17

Далила

Я прохожу между домами Рут и Зейна, и трава щекочет пальцы моих ног. Я одета только в белое бикини, которое, вероятно, было не лучшим выбором для того чтобы, остаться незамеченной, но я пытаюсь отойти от чего-то, отдаленно напоминающего строгую учительницу.

Открывая калитку на заднем дворе Зейна, я слышу шумный всплеск и брызги воды и вижу, как он плавает.

Подойдя к бассейну, я сажусь и опускаю ноги в воду.

Минуту спустя Зейн достигает противоположной стороны бассейна, хватается за бортик и вытирает воду с лица ладонью своей огромной руки.

— Привет. — Он улыбается, и его взгляд сосредотачивается на мне. — Я знал, что ты придешь.

— Да, да.

Он может думать, что это он является причиной, по которой я здесь, но на самом деле он должен благодарить Дафну. Ее слова крутились в моей голове весь вечер: «Ничего удивительного не произойдет, если ты будешь сидеть дома». Она — причина, по которой я здесь.

Зейн подплывает ко мне, кладет руки на мои бедра, и я сквозь воду вижу на нем пляжные шорты цвета морской волны.

— Ты плаваешь в шортах, — говорю я.

Он смеется.

— Я не собирался плавать голым один. Это в некотором смысле странно, не правда ли?

— Все в тебе немного странно.

— Что ты имеешь в виду?

— Я имею в виду, что ты бросаешь камешки в мое окно…

— Это не странно, это мило, — защищается он.

— Зависит от того, как на это посмотреть.

— Раздевайся и иди сюда, чтобы я мог разобраться с тобой, — приказывает он.

— А если я этого не сделаю?

Зейн стягивает меня в воду, и я ногами обхватываю его талию. Мои руки автоматически ложатся на его плечи, и я улыбаюсь, словно какая-то глупая идиотка, которая решила рискнуть своим сердцем, несмотря на то, что все понимает своей головой.

Зейн тянет за завязки, и верх моего купальника падает в воду и уплывает. Затем снимает мои трусики, и я полностью обнажаюсь, окутанная только теплой соленой водой и интенсивным жаром его тела.

Опустив руки вниз, я стягиваю с него шорты, скользя рукой по его твердому члену.

— Ты готов в любой момент, не так ли? — поддразниваю я, держа его плоть и проводя ладонью по всей его длине.

Губы Зейна обрушиваются на мои. Вода плещется вокруг, и он погружает нас обоих ниже. Я чувствую вкус соли на его коже и мяты на языке и все, о чем могу думать, это как удивительно я буду себя чувствовать, когда он вставит все, что у него есть, во все, что есть у меня.

— Кто-нибудь может увидеть нас? — шепчу я ему в рот.

— Нет, детка, — говорит он. — Никого нет. Мы одни.

Он сжимает мои бедра, притягивая ближе к себе, и я отпускаю его пульсирующий член. Под водой он соприкасается с моей киской, и мы начинаем тереться друг о друга.

— Я хочу тебя, — шепчу я, полностью осознавая тот факт, что снова совершенно бессильна.

Зейн де ла Круз превращает меня из хорошей девушки в плохую за три секунды, и я бы соврала, если бы сказала, что это не было самым волнующим чувством, которое я когда-либо испытывала.

— Ты будешь сегодня моей непослушной девочкой? — Его глубокий голос выходит из груди, крепко прижатой к моей.

Я киваю, кусая свою губу, и снова его целую.

— Скажи мне, как сильно ты хочешь меня, — приказывает он.

— Очень сильно. — Я целую его. — Я так сильно хочу тебя… Хочу, чтобы ты был внутри меня.

— Я заставлю тебя кончить так мощно, что ты не сможешь дышать, красотка, — рычит он. — Сегодня вечером я буду трахать тебя сильнее, чем когда-либо, потому что хочу, чтобы ты знала, что ты моя. Я не хочу, чтобы ты забывала это. Твоя сладкая киска принадлежит мне, только мне. Ты поняла?

Я киваю, прижимаясь губами к его напряженной мускулистой шее, и глажу широкую грудь.

— Я серьезно, Далила. — Он замирает, пока наши взгляды не встречаются. — Твое тело принадлежит мне и только мне.

Я наклоняю голову.

— Хорошо. Тогда будет справедливо, если твой член будет только моим.

Взглянув вверх, я замечаю камеры слежения. Одна направлена на задний двор, а вторая на бассейн.

— Эти штуки включены? — спрашиваю я.

— Всегда, — говорит он.

— Нас записывают?

— Видео удаляется раз в неделю автоматически, — говорит он. — Я единственный, кто имеет к нему доступ. У меня должна быть система безопасности, Далила. Теперь давай продолжим, не то я умру здесь.

Он слегка улыбается и позволяет мне скользнуть руками вниз по его телу. Положив руки мне на бедра, разворачивает меня лицом к гидромассажной струе воды, бьющей вдоль стены бассейна. Правильно расположив мое тело, он обеспечивает достаточное воздействие водного потока на мой клитор, усиливающее этот и без того невероятный опыт.

— Раздвинь свои ножки, красавица, — говорит он мне на ухо, прижимая головку своего члена к моей заднице и направляя его вниз. — Позволь напомнить тебе, почему ты пришла сюда и почему не можешь держаться в стороне, как бы ни старалась.

Наши обнаженные тела обернуты в теплые пляжные полотенца. Я лежу в руках Зейна в качающемся гамаке. Влажная флоридская жара окутывает нас, заставляя соленую воду испаряться с нашей кожи.

Зейн пахнет летом.

Лосьоном для загара, кокосом, морской солью и кремом после бритья. А его кожа под моими ладонями теплая и мягкая, обтягивает гору мышц профессионального футболиста.

Теперь я понимаю.

И никогда больше не буду осуждать фанаток.

Футболисты сексуальные, сильные и мужественные, и я уверена, что взаимосвязь больших рук с большим членом — это больше факт, чем выдумка.

Симфония сверчков и лягушек наполняет тихую ночь и звезды освещают небо над нами. Это в миллион раз романтичнее, чем должно быть, но я пока не могу заставить себя уйти. Я чувствую себя уютно в его руках. Пальцами он выписывает круги на моих плечах, а я прижимаюсь ухом к его груди, и это чувствуется… Просто удивительно.

Дафна была права. Ничего удивительного не произойдет, если сидеть дома.

— Мне нравится, когда мы не спорим. — Зейн нарушает тишину.

Я смотрю на него.

— Это происходит на ровном месте.

Он пожимает плечами.

— Просто сделал замечание.

— У меня никогда раньше не было секса в бассейне.

— Это вышло случайно.

— Просто сделала замечание. — Я улыбаюсь ему.

— Я рад, что был тем, кто открыл тебе прелести секса в бассейне.

— Это звучит ужасно. — Я высовываю язык, демонстрируя отвращение.

— В моей голове это звучало лучше. — Зейн целует меня в лоб.

Я не знаю, почему он это сделал, если вообще заметил, что сделал это.

— Значит, ты из Чикаго? — спрашиваю я после минутного молчания.

— Мы действительно делаем это? — спрашивает он.

— Делаем что?

— Всю эту узнать-тебя-получше-хрень?

— Что-то не так? — Я сажусь, прижимаясь своим телом к нему, пока наши взгляды не встречаются. — Мне интересно, откуда ты, вот и все.

— Мое прошлое в прошлом. — Он прочищает горло. — Мне нравится оставлять его там. Я живу в настоящем, Далила. Больше нигде.

— Но прошлое делает нас теми, кто мы есть.

— Чушь собачья. — Зейн стискивает зубы. — Теми, кто мы есть, нас делает настоящее. Настоящее — это все, что у нас есть. Любой, кто считает иначе — идиот. Без обид.

— Я посвятила все свое академическое время изучению того, что заставляет людей делать то, что они делают, и все сводится к внешним факторам, — говорю я. — Большинство этих факторов вытекает из среды, в которой мы выросли.

Его глаза сонно закрываются, а брови приподнимаются.

— Рад за тебя.

— Я могу процитировать десятки ученых и профессоров, которые серьезно просили бы не соглашаться с тобой. Юнг перевернулся бы в могиле, если бы услышал тебя сейчас.

Зейн смеется.

— Успокойся. Ложись обратно. Ты мне нравишься больше, когда возбуждена и тяжело дышишь.

— Не надо меня унижать, — говорю я. — Для меня это важно. Я посвятила свою жизнь исследованиям в этой области, и у тебя хватает смелости отмахиваться от них, будто это несерьезно.

— Теперь ты вкладываешь свои слова в мой рот. — Зейн садится, и гамак качается. Я чуть не скатываюсь, но он, обнимая, притягивает меня ближе. — У меня есть кое-что, что ты можешь положить в свой.

Я шлепаю его по обнаженной груди и выкручиваюсь, пытаясь вылезти из гамака.

— Если мы собираемся быть друзьями… Половыми партнерами… Кем бы мы ни были, черт возьми, — говорю я, — я прошу о взаимном уважении. Я не высмеиваю футбол, поэтому, пожалуйста, не смейся над психологическим анализом и не ставь под сомнение его правильность.

Зейн раскачивает ногами гамак из стороны в сторону, широко распахнув глаза.

— Иисус, Далила, извини. — Он не говорит искренне, а с раздражением. — Просто я пережил кое-что нехорошее. Я принял несколько плохих решений. Я ранил людей. И сожалею об этом. И прошу, черт возьми, прощения за то, что не хочу сидеть здесь и обсуждать все это с тобой после лучшего секса в моей жизни.

Я срываю полотенце со своего обнаженного тела и бросаю в него.

— Я только спросила о Чикаго, мудак.

Выловив части своего плавающего купальника из бассейна, я одеваюсь и иду к калитке.

Глава 18

Зейн

Я регистрируюсь в частном спортзале «Пум» в четыре часа в пятницу. Сколько бы не тренировался на этой неделе, я все еще не могу выпустить пар. С тех пор, как Далила умчалась в бешенстве во вторник вечером, я все время хожу в раздражении и с синими шарами.

— Привет, красавчик.

Я оборачиваюсь и вижу Кариссу, она стоит позади меня с пропуском в спортзал в руке и бутылкой воды подмышкой.

— Что ты здесь делаешь? Ты чертовски хорошо знаешь, что спортзал только для игроков, — говорю я, не скрывая недовольства.

Она смеется, шлепая меня по плечу.

— Правила не действуют, если твой папа владеет командой, любовь моя. В любом случае, хорошо, что я наткнулась на тебя, потому что хотела тебе кое-что сказать. — Ее глаза светятся, а на лице озорная улыбка.

Застонав, я перекидываю спортивное полотенце через плечо.

— На самом деле у меня нет времени из-за плотного графика.

— Нет-нет. Тебе захочется это услышать.

— Тогда давай по-быстрому.

— Я слышала на днях, как папа и тренер Робертс разговаривали по телефону. — Карисса подходит ближе, почти вплотную. Сильный запах ее медово-цветочных духов обжигает мои легкие. — Они все еще обсуждают возможность расторжения с тобой контракта.

Я прищуриваю глаза.

— Ты врешь.

— Клянусь Богом. — Она поднимает руку.

— Я делаю все, что мне сказали. Я нужен им.

— Дорогой, в этой индустрии все одноразовые. Незаменимых нет. Даже ты. Это всего лишь бизнес. В конце концов, это всего лишь доллары и центы. — Карисса наклоняет голову, как будто способна на проявление сочувствия, но она такая же фальшивая, как и ее сиськи, выпирающие из тощего тела, как два остроконечных снаряда. — Скаут нашел одного многообещающего новичка из Центрального Техаса (Примеч.: Скаут — сотрудник клуба, собирающий сведения о потенциальных новичках команды). По общему мнению, он лучший полузащитник, которого видели за долгое время, даже лучше тебя, и его очень настойчиво добиваются. Все за него. Ему хотят сделать предложение как можно скорее. Но если они возьмут его, ты им будешь не нужен.

— Ты чертова лгунья, Карисса. — Я отказываюсь верить, что какой-то сопляк двадцати одного года, который никогда не играл профессионально, собирается украсть мое место. Ему повезет, в лучшем случае, стать запасным.

— Я не лгу, Зейн. — Ее лицо помрачнело и теперь сочетается с возмущением в глазах. — Я говорю правду. Они пытаются избавиться от тебя. Репутация тусовщика была только поводом. Они выкладывали костяшки домино, ожидая подходящего момента, чтобы заставить их упасть.

— Почему ты рассказываешь мне это?

Она приближается ко мне еще на шаг и кладет руки мне на грудь.

— Я не хочу, чтобы ты уходил, Зейн. Если тебя продадут в другую команду, если ты уйдешь, я больше никогда тебя не увижу.

— Я не буду мириться с этой херней! — Не теряя лица, я расправляю плечи и достаю телефон из кармана шорт. — Я позвоню тренеру Робертсу прямо сейчас.

— Нет! — Она хлопает меня по плечу. — Противостоять им — худшее, что ты можешь сделать. Они внесут тебя в черный список и проведут ночную пиар-атаку. Помнишь Коннора МакЭверса, который раньше играл за «Питтсбургский Динамит»? Он был вынужден попрощаться с футболом в двадцать шесть лет, потому что никто не хотел брать его после всех обвинений.

Я помню Коннора.

И помню, что думал тогда, что случившееся с ним — полная чушь, но поднятый СМИ ажиотаж вокруг всего этого выглядел вполне законным. Он обвинялся в сексуальном насилии и избиении, ходили слухи, что это была подстава, только его оправдательный приговор не особо помог ему восстановить карьеру после нанесенного ущерба.

— Если будешь противостоять им, гарантирую, что станешь следующим Коннором МакЭверсом.

Я закатываю глаза.

— Мы можем это исправить, — говорит она.

— Мы?

— Да. Если я скажу папе, что ты мой парень, и мы влюблены, то смогу убедить его не отпускать тебя.

— Твой отец — бизнесмен. Он не допустит провала сделки из-за того, что его дочь влюблена, — выплевываю я. Она держит меня за дурака. — Хорошая попытка, Карисса.

— Ты будешь удивлен, — говорит она. — Он никогда мне не отказывал.

— Может быть, в этом и заключается твоя проблема? Тебе нужно чаще слышать «нет». — Я скрещиваю руки на груди.

— Как дела с племянницей Рут? — Она меняет тему.

— Оставь ее в покое.

Карисса пожимает плечами.

— Я просто спросила.

— Нет, ты не просто спросила. — Я смотрю на часы на стене и вздыхаю. Она действительно мешает моей тренировке.

— Она очень похожа на Мирабель. На самом деле, это немного жутко.

Я сжимаю зубы.

— Не произноси ее имя.

— Я просто говорю об их странном сходстве. Мне кажется, поэтому ты и трахаешь ее. Ты бы хотел, чтобы она была Мирабель. — Карисса скрещивает на груди руки, изогнув бровь. — Было бы стыдно, если бы она узнала о том, что случилось…

— Это угроза? — Я наклоняюсь, мой голос низкий и гортанный. — Что за хрень с тобой? Чего ты хочешь? Что нужно сделать, чтобы ты оставила меня в покое?

— Все, что я хочу, это одно свидание с тобой, — говорит она. — Одно свидание, где мы красиво одеваемся, ты флиртуешь со мной и относишься ко мне так, как я заслуживаю. Как будто я единственная девушка в мире. — Ее пальцы тянутся к центру моей груди. — Я хочу, чтобы ты смотрел на меня так, как смотришь на нее. Как будто я самое удивительное, что ты когда-либо видел, Зейн.

Мой желудок скручивается в узел.

— Я не могу.

— Ты можешь. И ты это сделаешь. — Она убирает руки с моей груди и скрещивает их. — В следующем месяце ты сопроводишь меня на ежегодную вечеринку начала сезона в доме моего отца. Я уже сказала ему, что ты пригласил меня на свидание, поэтому предлагаю тебе быть человеком своего слова.

Она подмигивает, а я никогда раньше так сильно не хотел ударить женщину. Мои кулаки сжимаются.

— Нахрена ты это делаешь? — Я прихожу в ярость.

— Я просто хочу получить возможность доказать тебе, что мы можем быть счастливы вместе. Что я не психопатка, а просто девушка, которая безнадежно влюбилась в единственного мужчину в мире, который ее не хочет. Мне нужен шанс превратить эту трагедию в историю любви, которой она достойна. — Карисса вздыхает. — Дай мне один вечер, и я больше никогда не прикоснусь к тебе. И обещаю убедить папу не разрушать твою карьеру, ради которой ты надрывал свою задницу. У тебя есть мое слово. Зейн, я серьезно. Я обещаю.

Ее глаза округляются, и она прижимает руку к своей груди.

— Один вечер, — говорит она. — Несколько часов. И твое будущее снова в твоих руках… В каком бы направлении ты ни решил пойти. Сейчас ты этого не знаешь, но, возможно, ты действительно приятно проведешь со мной время. А если нет — я отойду в сторону, а ты вернешься обратно к маленькой мышке, племяннице Рут.

Я не веду переговоров с террористами. Или с сумасшедшими сталкерами. Но в этом случае награда может стоить хлопот.

Это всего лишь один вечер. Несколько часов с фальшивой улыбкой на лице и хозяйской дочерью, висящей на моей руке. Это ничего не значит.

И тогда все закончится.

Наконец-то.

— Один вечер, — говорю я, уходя. — И всё.

Глава 19

Далила

— Мне нужно, чтобы ты ушла отсюда через час, — сообщаю я, стоя возле гостевой ванной комнаты, которую делила со своей сестрой всю неделю. Дафна в это время накручивает несколько кудрей и проводит сквозь них пальцами, чтобы разделить. — У нас есть еще один претендент на дом. Покупатели будут здесь в пять.

— Рут знает? — Дафна покусывает шпильку для волос, разделяя ее зубцы. — Двадцать минут назад она начала собираться в Палм-Спрингс.

— Да, — говорю я ей. — Она почти закончила. Почему ты так разодета?

Дафна встречает мой взгляд в зеркале и прикусывает губу.

— Уэстон? — спрашиваю я. Должна была догадаться.

Она приподнимает плечо к уху, на губах появляется хитрая улыбка. Я никогда не видела человека, который вызвал бы такую улыбку на лице моей сестры.

— Это ваше второе свидание на этой неделе, — говорю я. — Он знает, что ты завтра улетаешь домой, верно?

Дафна проводит пальцами по волосам, а затем заправляет пряди, обрамляющие лицо, за ухо.

— Хотела бы я остаться. Так весело его узнавать. Мы переписывались всю неделю. Ты знала, что его отец был режиссером? А мать какая-то королевская особа из Европы. Уэстон — королевских кровей.

— Ха, никогда бы не догадалась. Он такой милый и скромный.

— Точно. — Дафна счастливо вздыхает. — Но я должна вернуться и нарисовать фреску с сельскохозяйственными животными.

— Сколько времени тебе для этого понадобится?

Дафна надувает губки.

— Я не знаю. По крайней мере, несколько недель.

— Он всегда может приехать к тебе в гости.

Сестра качает головой.

— Я даже не собираюсь это предлагать. Мы просто веселимся, плывем по течению, наслаждаемся обществом друг друга. Будь что будет.

Я проверяю время на телефоне и кладу его в карман.

— Хорошо, я должна проверить Рут и напоследок прибраться на кухне.

— Хорошая работа, сестра. Сделай этот гранит сияющим, как крыша Крайслер-билдинг (Примеч.: небоскреб корпорации Chrysler, один из символов Нью-Йорка). — Дафна подмигивает, брызгается духами и осматривает себя еще раз.

— Ты прекрасно выглядишь, — говорю я. — Как всегда.

Она отмахивается от меня.

— Эй, какие у тебя планы на сегодняшний вечер?

Опираясь на дверную раму, я молчу и смотрю через дверь своей спальни на открытое окно, которое кажется идеальной рамкой для открывающегося вида на дом Зейна.

— Он до сих пор не извинился? — спрашивает она.

Несколько дней назад мы выбрались с ней на ужин, а затем попали на новейший фильм Николаса Спаркса (Примеч.: Николас Спаркс — всемирно известный американский писатель, автор романов-бестселлеров на тему христианства, любви, трагедии, судьбы и человеческих отношений). По дороге домой, когда Дафна выболтала все об Уэстоне, я рассказала ей о Зейне.

— Нет, — говорю я. — Все в порядке. Я не хочу его извинений.

— Тогда чего ты хочешь?

Я пожимаю плечами.

— Не знаю. Наверное, быть менее чувствительной. Я начинаю думать, что у меня с этим проблема.

— Это не так, Далила. Слова, которые он сказал, были оскорбительными и грубыми. И ты имела полное право расстроиться.

Я смотрю на сестру, взвешивая каждое ее утверждение.

— Ты серьезно так думаешь?

— Да. — Ее брови нахмурены. — Но я также думаю, что ты должна продолжать общаться с ним, потому что это просто секс. Кого волнует, благородный ли он джентльмен или скандальный бунтарь за пределами спальни? Ты не встречаешься с ним, ты не собираешься выходить за него замуж. Ты просто веселишься.

— Но я не могу веселиться, когда он то и дело треплет своим языком. Этот парень должен думать, прежде чем говорить.

— Тогда держи его рот занятым, — смеется Дафна. — Когда-нибудь, когда тебе будет семьдесят пять, я хочу, чтобы ты вспомнила летние каникулы, которые ты провела во Флориде с возмутительно привлекательным профессиональным футболистом. Ты знаешь, сколько женщин убило бы, чтобы быть на твоем месте? А ты всю неделю хандришь, как будто это какое-то бремя. Ну правда, Далила.

Застонав, я прижимаю пальцы к виску.

— Не понимаю, почему все должно быть так сложно. В каком-то смысле отстойно чувствовать себя не в своей тарелке.

На губах Дафны медленно расплывается улыбка, и она подходит ко мне. Обхватывает рукой мое плечо и наклоняется.

— Сложность — это весело, — говорит она. — Прими сложность. Веселись с ней. Учись на ней. Люби ее. У нее на самом деле хорошая роль. Мы молоды, у нас нет ответов на все вопросы, и ты точно не найдешь их ни в одном из своих учебников. Жизнь грязная. И ты ничему не научишься, черт возьми, если не будешь время от времени пачкать руки.

Сестра проходит мимо меня по коридору, стуча каблуками по деревянному полу, и исчезает за углом.

Зайдя в комнату тети Рут, я застаю ее застегивающей молнию на чемодане.

— Ты быстро, — говорю я. — Все взяла?

— Все, кроме своего несессера. — Она спешит в ванную и бросает уйму вещей в сумку на молнии, которые стучат и гремят внутри. — Зубная щетка… Очки… Крем для рук…

Я проверяю время еще раз.

— Мы должны уйти отсюда через сорок пять минут.

Она поднимает палец, бормоча себе под нос.

— У меня хорошее предчувствие, — говорю я. На этой неделе у нас было пять претендентов и одно предложение, от которого Рут отказалась без всякого сожаления. Цена была такой низкой, что, буквально, оскорбила ее.

— У нас обеих.

Она застегивает косметичку и проходит мимо меня. Тетя Рут едет в Палм-Бич, чтобы купить новую шикарную квартиру. План состоял в том, чтобы я сопровождала ее, но Тейлор решил завтра устроить день открытых дверей, и тетя хочет, чтобы я здесь помогла организовать и провести индивидуальные экскурсии, поскольку знаю дом лучше, чем кто-либо другой.

— Что вы с Дафной делаете сегодня вечером? О, я оставила ей немного денег на кухонном столе на завтрашнее такси. Что напоминает мне о том, что я должна попрощаться с ней, прежде чем уеду.

— Тогда ты должна поторопиться. Она уже уходит, у нее свидание.

Рут приоткрывает рот на долю секунды, а затем мчится в холл, выкрикивая имя Дафны. Вернувшись, она внимательно осматривает свою комнату.

— Мне все-таки кажется, что я что-то забыла. — Прижав палец к губам, она прищуривается. — Ну что ж, в любом случае у меня нет времени вспоминать. Не поможешь мне с сумками, дорогая?

Я хватаю багаж и несу его в гараж, пока Рут воодушевленно рассказывает о списке квартир, подготовленным ее агентом из Палм-Бич. К моему большому облегчению она кажется взволнованной.

Загружая сумку в багажник, она кладет руку мне на плечо.

— Что ты собираешься делать сегодня вечером, Далила?

Отличный вопрос.

Дафна только что ушла.

Рут садится в машину.

Я ободряюще ей улыбаюсь.

— Что-нибудь придумаю. Езжай, я должна все запереть.

— Ты знаешь, — Рут кладет руку на свое бедро, — я думала в последнее время. О Зейне.

— И совершенно случайно. — Я смеюсь.

— С тех пор как ты появилась рядом с ним, он перестал доставлять хлопоты ассоциации домовладельцев. У него не было джакузи втроем. Он не пи́сал на газон. Никаких диких вечеринок и скандалов с записью секса на видео.

— Скандалов с записью секса на видео? — выдавливаю я из себя.

Рут сжимает губы и смотрит на меня.

— Ты не знала? — Она смотрит на изысканные золотые часы на своем запястье. — О, дорогая, это длинная история. Может быть, я расскажу ее через несколько дней, когда вернусь?

Моя челюсть отвисает.

Нет.

Рут не может поступить так со мной.

Она не может просто сбросить эту бомбу, запрыгнуть в свой маленький красный «Лексус» и уехать во флоридский мандариновый закат.

— Думаю, ты можешь погуглить это. — Рут наклоняется, доставая свои ключи, и сжимает их в ладони. — Хотя можешь обратиться и к первоисточнику. Может быть, лучше услышать об этом от него.

— На самом деле, мы сейчас не общаемся.

Левая бровь Рут приподнимается.

— Он сделал тебе больно?

— Все не так просто.

— Ну, черт возьми. — Рут смотрит вниз и думает секунду, не поднимая взгляда. — Я предупреждала тебя, дорогая. Но ты меня не услышала.

— Это не так, — говорю я. — Мне кажется, он хороший человек. Просто все сложно.

— Жизнь слишком коротка, чтобы тратить время на сложных мудаков. Поверь мне. У меня есть целая картотека из них. В любом случае, мне пора. — Тетя достает из сумочки пару огромных солнцезащитных очков, подходящих для кинозвезды, и надевает их на нос. — Звони, если тебе что-то понадобится, хорошо?

Я обнимаю тетю Рут и отхожу, когда она выруливает со своей дорожки и уезжает. И когда в моей голове советы Дафны и Рут смешиваются, как масло и вода, телефон в моем кармане начинает гудеть.

Вытаскивая его, смотрю на экран. Сердце замирает, когда вижу текстовое сообщение от Зейна.

Зейн: Для справки: я думаю, это действительно чертовски сексуально, что у тебя есть мозг, и ты не боишься его использовать. Извини, что ранил твои чувства, крутой мозгоправ. Футболист-придурок.

Я смеюсь, мой гнев на него испаряется в густом воздухе Флориды.

Я: Чего ты хочешь, Зейн?

Зейн: Тебя. Я хочу тебя. В моей кровати. Прямо сейчас.

Жар обжигает мои щеки и распространяется вниз, вплоть до моей киски. Одной мысли о мускулистом теле Зейна, прижимающем меня к своему матрасу, его руке, раздвигающей мои бедра, и его рте, владеющем каждым миллиметром моего тела почти достаточно, чтобы заставить меня побежать в дом по соседству.

Я: Ты думаешь, что все так просто?

Я закрываю дверь гаража и выключаю свет, собираясь еще раз бегло осмотреть дом и себя.

Зейн: Я чувствую, что это вопрос с подвохом, и я чертовски ненавижу писать. Тащи сюда свою сексуальную маленькую задницу, и мы поговорим.

Схватив сумку, лежащую у входной двери, я в последний раз смотрю на себя в зеркало, совершенно не в силах стереть раздражающую меня улыбку со своего лица, и иду в дом по соседству.

Совет Дафны эхом звучит в моих ушах.

Прости, тетя Рут.

Сегодня я выбираю сложность.

Глава 20

Зейн

— Черт возьми, красотка, если бы я знал, что надо написать сообщение, я бы написал тебе несколько дней назад. — Я кладу руку на бедро Далиле и увлекаю внутрь дома.

— Думаю, несколько дней назад я не была такой уступчивой, — говорит она.

Ее соблазнительные пухлые губы покрыты вишнево-розовым бальзамом, который, я уверен, на вкус как малина или гранат. Я не могу просто стоять и смотреть на них, я хочу смять их своим ртом. Я скучал по ее вкусу на моем языке. Скучал по ее мягким волосам, запутанным в моих руках, и по гладкой коже под моими ладонями, и по ее пульсирующей мокрой киске, сжимающей мой член.

Обхватив руками попку Далилы, я поднимаю и несу ее в свою спальню.

— Вот так просто? — говорит она.

— Ты ожидала чего-то более официального? Чай со сдобными плюшками, прежде чем мы начнем?

— Нет, — улыбается она, обхватив меня руками за шею.

— Ты пришла сюда, чтобы трахаться, верно?

Далила колеблется, а потом медленно кивает.

— Я чертовски люблю это. — Я сминаю ее губы, пока несу по коридору. — Такая пошлая девочка.

Далила улыбается мне, и на следующий час весь остальной мир исчезает. На час я теряюсь в соседской девчонке. На час я забываю обо всем.

И вспоминаю, как хорошо снова быть рядом с кем-то. Даже если это только физическое влечение.

Далила вздрагивает и просыпается. Садится в постели и осматривается вокруг. В спальне сейчас совершенно темно, а светящиеся часы на тумбочке показывают четверть двенадцатого.

— Давай спать. — Я притягиваю ее к себе. — Ты измотала меня, женщина.

— Не думала, что засну. Мне нужно возвращаться. — Далила тянется к краю кровати, опуская одну ногу вниз.

— Стой, — говорю я. — Ты уже здесь. Голая. В моей кровати. Ты можешь остаться на ночь.

В темноте я вижу очертания ее тела, сидящего вполоборота ко мне, и чувствую давление ее взгляда.

— И считай, что тебе повезло, потому что я не оставляю никого на ночь, — добавляю я. — Так что верни свою сексуальную маленькую задницу обратно в кровать, прежде чем я передумаю.

Далила замирает, выдыхая, и медленно забирается обратно под одеяло.

— Ты не думаешь, что это странно?

— Странно то, что ты говоришь, что это странно. Ты хочешь назвать это странным?

— Нет.

— Хорошо. Дай мне пульт.

Она берет пульт со своей стороны кровати, дает его мне, и я включаю телевизор. Он уже настроен на ESPN (Примеч.: ESPN — спортивный кабельный канал) и мы включили как раз вовремя, чтобы успеть на нарезку из лучших спортивных моментов.

Далила взбивает подушку позади себя, зевая и держась от меня на безопасном расстоянии.

— Я не могу поверить, что мы уснули, — говорит она.

— А я могу, — ухмыляюсь я.

Она трет глаза и непринужденно поправляет свои спутанные волосы. Она чертовски восхитительна. Сидя, она взбивает свои подушки и откидывается на изголовье кровати.

— Я уже проснулась, — говорит она. — Я могу уйти.

— Далила, — стону я. — Во имя любви Господа.

Ее ответом служит булькающее рычание ее желудка.

Рука Далилы устремляется к животу.

— Извини. Я была так занята подготовкой дома, что забыла поужинать.

— Ты голодна? — Я приподнимаюсь, опираясь на локоть. — Пойдем.

Откинув одеяло, я вылезаю из кровати и жду, когда Далила последует за мной.

— Куда мы идем? Я голая, знаешь ли, — в ее голосе слышится озорство.

— Ну, я осведомлен об этом, — отвечаю я, взяв ее за руку и потянув по коридору к кухне. Я вытаскиваю барный стул для Далилы и иду в кладовую, возвращаясь с коробкой блинной смеси. — Полуночные блинчики — мой конек.

Вишневые губы Далилы приподнимаются в уголках, пока она наблюдает за каждым моим движением.

— Что, не подозревала, что я могу готовить?

Отмеряю чашку воды и выливаю ее в миску со смесью, взбивая быстрыми легкими движениями, как моя бабушка научила меня много лет назад.

— Я ничего не говорю. — Она поднимает руки. — Тебе нужна помощь?

— Нет, ты мой гость. И ты вполне заработала этот блинный ужин, красотка. — Я разогреваю сковороду на плите, стоя спиной к ней. — Я чувствую, как ты пялишься на мою задницу.

— Не льсти себе, де ла Круз.

— Можешь продолжать смотреть, если она тебе нравится. Я слышал, что она отлично смотрится в футбольных шортах. Но, знаешь, на самом деле я никогда не смотрел на нее, иначе знал бы точно.

Я выливаю в сковороду немного жидкого теста и достаю лопаточку, когда на поверхности начинают появляться маленькие пузырьки. Через пару минут я выкладываю блинчики на тарелку — один для нее, один для меня — и выставляю ее на остров со всеми ингредиентами: кленовым сиропом, шоколадной стружкой, взбитыми сливками и клубникой.

— Ты — единственный мой знакомый, способный заставить меня думать о сексе, пока я ем блинчики. — Далила слизывает каплю сиропа со своей нижней губы. — Не знаю, смогу ли когда-нибудь снова спокойно смотреть на блинчики.

— А ты и не должна. — Я опускаю клубнику в чашку со взбитыми сливками. — С этого момента каждый раз, когда будешь есть блинчики, ты будешь вспоминать эту ночь и удивительный секс, который у тебя был с соседским мудаком. Я, собственно, только что наложил на тебя заклятие, потому что я волшебник и все такое.

— Колдун.

— Без разницы.

Далила отламывает вилкой кусочек залитого сиропом блинчика и улыбается. Мне нравится улыбающаяся Далила. Еще она мне нравится, когда стоит на четвереньках и голая, как в тот день, когда она кончила. Она реально очень-очень мне нравится такая. Но еще она мне нравится расслабленной, сладкой и непринужденной.

Нежный взгляд омывает меня, когда Далила доедает блинчик и, взяв клубнику, окунает ее в расплавленную шоколадную стружку.

— Спасибо за еду, де ла Круз, — говорит она.

На ее губах застыла капля красного сока. Я тянусь через остров, подхватываю ее большим пальцем и подношу к своему рту.

— Ты закончила?

— Ага.

— Хорошо. Давай вернем тебя туда, где ты должна быть. — Подойдя к Далиле, я тяну ее за запястье обратно в кровать.

Как только мы оказываемся под одеялом, она перемещается на свою сторону кровати, моментально увеличивая между нами пространство.

— Ты пытаешься посадить здесь самолет? — Я указываю на посадочную полосу между нами.

Конечно, эта кровать королевского размера, но это не значит, что мы должны лежать здесь как на разных континентах. Я вытягиваю руку и жду, когда Далила прижмется ко мне.

Поджав губы, она передвигается ближе ко мне до тех пор, пока ее голова идеально не ложится на изгиб моего плеча, и мои ноздри наполняет чистый запах ее шампуня.

Мерцание телевизора освещает и затемняет комнату, и я ловлю Далилу на зевке. Хороший секс и вкусная еда сделали свое дело.

— Прошли годы с тех пор, как в моей постели оставались ночевать, — говорю я, проводя пальцами по ее руке.

— Везет же мне.

— Чертовски верно, тебе везет. — Я улыбаюсь, целуя ее в макушку, потому что невероятно трудно быть так близко к Далиле и не пробовать ее на вкус, не касаться и не ощущать ее постоянно.

Звучит музыкальная тема «Спортивного центра» (Примеч.: ежедневная спортивная новостная программа канала ESPN), и программа заканчивается рекламой. Далила поворачивается лицом ко мне, и я обнимаю ее.

— Рут сказала, что существует запись, где ты занимаешься сексом. — Слова останавливают мое сердце. — Это правда?

Впервые за долгое время я не знаю, что сказать. Конечно, любой может легко найти эту запись секса в Google при наличии подключения к интернету, но напрямую меня спрашивали об этом довольно давно.

Прошло много времени с тех пор, как я говорил об этом.

— С кем это было? Я могу посмотреть? Там есть какие-нибудь извращения? — Далила хихикает, ей смешно. Она считает это забавным.

В действительности, это была самая большая ошибка в моей жизни.

Эта запись разрушила жизни.

Эта запись стоила мне всего.

Включая Мирабель.

Мое объятье на теплом теле Далилы ослабевает, и я лежу, уставившись на вращающийся над нами потолочный вентилятор.

— Я не хочу говорить об этом. — Мой голос монотонен и тело напрягается, готовясь к тому, что Далила сунет свой нос и начнет задавать миллион вопросов, чтобы провести психоанализ меня, который, как я знаю, она очень хотела сделать со дня нашей встречи.

Дыхание становится неровным и затрудненным.

А потом я чувствую ее теплую руку на своей груди, и дыхание успокаивается.

— Нет проблем, — говорит Далила сладким голосом. Подвигается ближе, прижимаясь щекой к моей груди, сердце в которой по-прежнему тяжело стучит.

Глядя вниз, я наблюдаю, как она закрывает глаза, ее тело обмякает в моих руках.

И я держу ее близко.

Я держу ее ближе, чем кого-либо за очень долгое время.

И крепко засыпаю.

И когда просыпаюсь в воскресенье утром, Далила все еще здесь, лежит рядом со мной. Ее темные волосы разметались по моей подушке, а мягкое дыхание касается моего уха.

Чужое тепло согревает меня. То тепло, которого я не чувствовал долгое время.

Глава 21

Далила

— Позвони, когда приземлишься. — Я иду за Дафной к ее такси, ожидающему на подъездной дорожке Рут. Это синий «Фольксваген Джетта». Новый. Чистый. Водитель выглядит как из середины двадцатых годов. Слегка похож на ботаника. Он улыбается мальчишеской улыбкой и взмахивает рукой.

— Я напишу тебе, — обещает сестра, загружая сумку в открывшийся багажник.

— Звони, пиши — что угодно. — Я стою, мое сердце немного болит при мысли о том, что она уезжает.

Мы веселились на этой неделе. Майами, кино, маникюр, разговоры о мужчинах.

Все это мы делали, когда она еще не встречалась с Уэстоном.

— Думаю, что смогу вернуться, — говорит Дафна, поворачиваясь ко мне, — когда закончу с фреской.

— Уэстон?

Она ухмыляется.

— А еще ты и Рут…

— Ага. — Я дразню, но так приятно снова видеть ее счастливой.

Сестра светится изнутри, от макушки светлых волос до кончиков розовых изящных пальцев. В ее глазах появился свет, которого не было неделю назад.

Дафна обнимает меня, сжав так сильно, что я с трудом могу дышать.

— Будь хорошей девочкой этим летом, — говорит она. — Прими запутанное и сложное.

— Да, да, да.

— В следующий раз, когда мы увидимся, я хочу услышать по-настоящему хорошие истории.

Дафна отпускает меня и садится в такси, и я наблюдаю с конца дорожки Рут, как моя сестра уезжает в аэропорт.

Когда я подхожу к входной двери, в кармане звонит мой телефон.

— Привет, тетя Рут, — отвечаю я. — Как идут дела с квартирой?

— Дорогая, мы получили предложение по дому, — говорит она. — Я приняла его. Мы должны выехать к концу июля.

— Это здорово, — говорю я.

— Они согласились на полную запрашиваемую стоимость.

— Потрясающе.

— Я просто хотела, чтобы ты знала — больше никаких претендентов, — говорит она. — И когда я приеду домой в среду, приглашаю тебя на хороший ужин со стейком. Ты очень помогла в последние несколько недель: уборка, организация, переговоры с Тейлором и претендентами на дом.

Я смеюсь.

— Спасибо, тетя Рут.

— Я все равно заплачу тебе в августе, — добавляет она.

— Не беспокойся об этом.

— Нет-нет. Я это сделаю. — Она прочищает горло. — В любом случае, я не могу дождаться, когда ты увидишь новую квартиру.

— О, ты присмотрела одну?

— Нет. — Она выдыхает. — Но я присмотрю. И тебе она понравится. Я сказала своему агенту, что не куплю квартиру без одобрения моей внучатой племянницы. Когда-нибудь, когда я умру...

— Не говори так. — Я сажусь на ступеньки крыльца, потянувшись к оранжевой лилии и проведя пальцами по ее атласным лепесткам.

— Дорогая, смерть — это жизненный факт. Позволь мне закончить.

— Хорошо.

— Однажды, когда умру, я передам свою квартиру тебе, Деми, Дереку и Дафне. — В ее голосе звучит тоска, которая разбивает мне сердце. Я не могу представить себе жизнь без Великой тети Рут, и я не хочу думать об этом. — Я надеюсь, что вы сохраните ее в семье и будете использовать как общий загородный дом. И я покупаю квартиру с тремя спальнями для того, чтобы вы могли привозить свои семьи.

Мои глаза затуманиваются слезами, и яркое дневное солнце ослепляет их. Крепко зажмуриваясь, я благодарю ее.

— Это очень много значит, тетя Рут. — Я всхлипываю. — Огромное спасибо.

— Я люблю вас, дети, — говорит она. — Ты настолько близка мне, словно родная дочь. Твой отец был моим первым племянником и единственным, кто поддерживал связь, когда все остальные бросили меня.

— Папа очень хочет сохранить семью, — говорю я.

— Это лучшее, что может сказать любой из его братьев и сестер. — Тетя Рут прочищает горло. — В любом случае, я люблю тебя, милая. Я ценю, что ты провела здесь лето, позволив мне выжимать из тебя все соки. Уверена, что ты охотно вернешься домой к своим друзьям и семье.

— Все нормально, — говорю я. И именно это я имею в виду. Когда я взрослела, мои летние каникулы с тетей Рут были частью установленного порядка, и когда я стала старше, они стали заветными воспоминаниями. Я понимаю, что эти золотые деньки сочтены. Я более чем счастлива быть здесь. — Я именно там, где хочу быть.

— Все верно. Хватит этой глупой ерунды. — Рут смеется. — Увидимся через несколько дней. Охраняй территорию для меня, ладно?

— Конечно.

Тетя Рут вешает трубку, и я поднимаюсь со ступеней, чтобы зайти внутрь. И тогда застываю на месте. Черный внедорожник Зейна останавливается у подъездной дорожки Рут, и пассажирское окно опускается. Когда я, наконец, вижу его лицо, он жестом показывает мне, чтобы я подошла к нему.

— Привет, красотка, — говорит он, когда я подхожу к нему.

— Куда едешь? — спрашиваю я.

Он указывает на клюшки для гольфа на заднем сиденье.

— Собираюсь ударить по мячу. Завтра у нас благотворительная игра с командой, а я немного заржавел.

— Я люблю гольф, — говорю я. — Дома я несколько раз летом работала на поле для гольфа. И играла в женской команде по гольфу в старшей школе.

— О, да? — выражение его лица меняется, и я жду, когда он пригласит меня. Но он не делает этого. — Круто.

Я морщу нос.

— Ты едешь один?

— Ага.

Не желая напрашиваться, я наигранно весело отвечаю.

— Круто. Повеселись.

И ухожу. Очевидно, Зейн не хочет проводить время со мной, если это не предполагает сброшенную на пол одежду и его пульсирующее мужское достоинство, заталкиваемое в любое отверстие, которое он может найти.

— Далила, — зовет он. — Эй.

Продолжая идти, я машу, не поворачиваясь. Ему повезло, что я не показала средний палец. Я понимаю, что мы просто трахаемся, но это было подло. Я спала в его объятьях прошлой ночью, в его постели, в его доме. Он сделал мне блины и поцеловал меня в макушку.

Но он не может показываться со мной на публике? В самом деле?!

— Далила… — зовет Зейн снова.

Я захлопываю за собой дверь.

Я приму сложности. Но не хочу, чтобы со мной обращались, как с каким-то грязным маленьким секретом.

Глава 22

Зейн

Прямо сейчас я чувствую себя самым большим гребаным идиотом.

Стоя возле дома Рут Роузвуд с охапкой роз, я стучу в ее дверь. Снова, и снова, и снова.

Сегодня вечер вторника.

Я не видел Далилу два дня, с тех пор как она умчалась в бешенстве в воскресенье днем из-за того, что я не пригласил ее поиграть в гольф.

Не то чтобы я не хотел. Я бы с удовольствием взял ее с собой, но мне нельзя светиться с девушками, особенно такими симпатичными, как она, которые заставляют меня улыбаться, как влюбленного идиота. Я пообещал тренеру провести лето без девочек. Насколько знаю, я все еще хожу по тонкому льду. В моем контракте нет положений, которые спасли бы меня от сокращения.

— Далила, я знаю, что ты там. Открой. — Я стучу сильнее, а затем поправляю галстук, потому что я пришел сюда, одетый для свидания, на которое собираюсь ее пригласить.

Конечно, мы просто трахаемся, и она определенно не моя девушка, но это не означает, что она ничего не значит для меня. Последнее, что я хочу, чтобы она чувствовала себя использованной, и сегодня вечером я собираюсь все ей объяснить.

Свет в фойе включается, и у меня перехватывает дыхание. Я прочищаю горло и стискиваю букет нежно-розовых роз.

Когда дверь распахивается, Далила предстает передо мной в спортивном костюме, с волосами, поднятыми наверх в небрежный хвост и непроницаемых черных очках, скрывающих ее красивые карие глаза.

— Чем могу помочь? — Одна ее рука лежит на бедре, а другая — на дверной ручке. Она внимательно осматривает меня. — Почему ты так одет?

— Я хочу пригласить тебя на свидание.

Она смеется.

— Нет, спасибо.

— Я должен все тебе объяснить.

— Чертовски верно. Только я прекращаю это, Зейн. Серьезно. Нам было весело, у нас были свои моменты. Не думаю, что смогу отпустить это ради дружбы с привилегиями, тем более, что ты не способен относиться ко мне, как к другу.

— Это не так. Абсолютно не так. — Я подхожу ближе. Она отступает. — Мне нравится тусоваться с тобой, Далила. Мне нравится быть рядом с тобой. С тобой у меня гребаный взрыв. Когда ты рядом, я могу быть самим собой. Мне не надо пить, не нужно подавлять себя — хотя, может быть, иногда мне все-таки следует это делать.

Далила закатывает глаза и поднимает свои очки на голову.

— Ага, тебе нравится тусоваться со мной, и ты показал это совершенно ясно на днях, не так ли?

— Позволь мне забрать тебя сегодня вечером, — говорю я. — Я все объясню.

— Почему я должна согласиться, Зейн?

Я скучаю по тому, как она называет меня де ла Круз.

Эта игривая искорка в ее глазах исчезла, и я чувствую себя гигантским куском дерьма.

— Потому что, когда ты услышишь то, что я собираюсь сказать, все обретет смысл, — говорю я, вручая ей цветы. — И ты, вероятно, должна поставить их в воду — я купил их несколько часов назад.

Далила неохотно берет букет и медленно подносит розы к лицу, вдыхая их аромат.

— Почему розы?

— Не знаю. — Я чешу подбородок, пожимая плечами. — Я посмотрел на все цветы, которые у них были, и все они выглядели вычурными. Эти были просто… идеальные сами по себе.

— Почему розовые?

— Для чего эти вопросы? И почему я чувствую, что сейчас меня подвергают психоанализу?

— Просто ответь.

— Потому что красный — банальный, персиковый — уродливый, а белый заставляет меня думать о похоронах. Розовый был просто… идеален.

Далила снова вдыхает их запах, а затем опускает букет на сгиб своей руки.

— Хорошо. Дай мне время, чтобы подготовиться. Куда ты меня везешь?

— Увидишь.

— Мне нужно знать, как одеться.

— Мы будем рядом с водой. Это все, что я тебе скажу.

Я сижу за кухонным столом Рут, когда слышу, как каблуки Далилы стучат по коридору. Когда она появляется из-за угла, я практически перестаю дышать. Ее волосы свободно лежат на плечах локонами, а губы блестят, как красное яблоко. Платье без рукавов в сине-белую полоску, облегающее все ее изгибы, заканчивается чуть выше колена, и мне требуется вся моя выдержка, чтобы не задрать его и не взять ее прямо здесь.

— Вау… Я… Ты… — У меня нет слов. — Ты выглядишь великолепно.

Она кладет руку на бедро.

— Ты скажешь, куда меня везешь?

Я подхожу к ней маленькими шагами, не спеша и наслаждаясь видом. Далила все еще злится на меня, но это продлится недолго. Она облизывает губы, ее тело напряжено, а поведение сдержанно, но к концу этого вечера она снова станет моей.

Скользя кончиками пальцев по шелковистой коже, я беру ее за руку и тяну к входной двери. К тому времени, когда мы достигаем моего внедорожника, легкий аромат ее духов окутывает нас сладким облаком.

Я открываю Далиле дверь, обращаясь с ней, как с леди, которой она и является, и не уверен, что когда-либо открывал двери кому-либо раньше.

Минуту спустя мы покидаем Лагуна-Палмс и направляемся к побережью залива. Через час или около того мы будем на моем любимом частном пляже. Один из моих приятелей владеет этим небольшим участком береговой линии, и сегодня вечером там будем только мы, одеяло, шум волн и звездное небо.

Я не романтик, но хочу, чтобы Далила чувствовала себя сегодня вечером особенной. Потому что, черт возьми, она особенная.

Глава 23

Далила

Зейн въезжает на небольшую обсаженную деревьями стоянку. Впереди на кованых воротах висит табличка «Посторонним вход запрещен».

— Выпрыгивай, — говорит он, протягивая руку на заднее сиденье, хватая плед и маленький холодильник.

— Что это? Пикник?

— Что-то вроде того.

Небо совершенно черное за исключением небольшого количества мерцающих звезд и яркой полной луны. Почему Зейн напустил пелену романтики на этот вечер, я не знаю, но по какой-то совершенно безумной причине я хочу выслушать его в последний раз.

Следую за ним до ворот, на которых он набирает код, пропускающий нас. Песчаная тропа, окруженная зеленью, ведет нас на звук грохочущих волн, и через несколько секунд мы оказываемся на частном пляже с нежным белым песком и освещенной луной бирюзовой водой.

Зейн расстилает одеяло, а я скидываю с себя босоножки. Затем он опускается на колени, открывает холодильник и достает бутылку вина, два бокала и штопор.

— Зачем ты это делаешь? — спрашиваю я. — Я не понимаю.

— Моя бабушка всегда говорила мне, что дела говорят громче слов, — говорит он, вкручивая штопор в пробку бутылки с вином.

— Хорошо. Так что ты пытаешься сказать всем этим? Потому что я действительно ничего не понимаю. Цветы? Пикник на пляже? Вино?

— Я знаю, что на днях, — говорит Зейн, наливая бокал и вручая его мне, — обидел тебя.

— Почему ты так решил? — Мой тон суше, чем белое вино, которое я потягиваю.

Зейн берет свой бокал, выпивает половину и смотрит поверх моего плеча на беспокойную воду. Впервые в жизни он выглядит погруженным в свои мысли.

— Даже не знаю, с чего начать. — Зейн смеется, но это не радостный смех. Он нервничает. Впервые. Я никогда не видела, чтобы Зейн де ла Круз нервничал. Вообще.

Мой пульс учащается, и я делаю еще один глоток. Из лекций я знаю, что, когда человек собирается что-то рассказать, нужно позволить ему это делать на его условиях. Мы не уговариваем и не вытягиваем из него информацию.

— Когда я расскажу тебе, — говорит он, — пообещай мне кое-что.

— Конечно.

— Не пытайся анализировать меня. Не пытайся меня понять.

Это будет очень сложно, но я буду стараться изо всех сил.

— Хорошо.

— Я серьезно, Далила, — говорит он. — Когда расскажу, я не хочу, чтобы ты смотрела на меня по-другому. Как бы там ни было, я не хочу ничего менять. Не хочу, чтобы ты меня жалела, и не хочу, чтобы ты уходила от меня.

Его предисловие начинает пугать, но я сохраняю спокойный взгляд и медленное глубокое дыхание. В колледже мы учились быть готовыми услышать что угодно. Никогда не знаешь, какие секреты тебе доверят, когда решат поделиться своей историей.

— Я не буду судить тебя или анализировать, Зейн. — Я прижимаю руку к груди, где бьется сердце, мой взгляд становится сочувствующим. — Я обещаю.

Зейн улыбается нервной улыбкой, делает глоток вина и проглатывает его так быстро, что сомневаюсь, что он его распробовал.

— Хорошо. — Он глубоко вдыхает и выдыхает. — Иисус. Я даже не знаю, с чего начать. И кое о чем я не говорил годами. Даже десятилетиями.

Я тянусь к нему через плед и кладу свою руку на его ладонь.

— Для меня большая честь, что ты хочешь поделиться этим со мной.

Я никогда не видела Зейна таким уязвимым, и это почти заставляет меня забыть все причины, по которым он в моем «черном списке». Какая-то часть меня хочет погрузиться в его объятия, обнять самой и поцеловать его дрожащие губы. Приятно увидеть Зейна без его привычной самоуверенности. Это как глоток свежего воздуха.

— Когда мне было девять лет, — начинает он, — служба защиты детей забрала меня у мамы, которая принимала наркотики и продавала себя, чтобы платить за аренду жилья. Я никогда не ходил в школу, плохо питался и был очень маленьким для своего возраста. Я выглядел, как пятилетний.

— Боже мой, — шепчу я, глядя на этого гигантского мускулистого мужчину и пытаясь представить изможденного маленького мальчика.

— Меня отдали моей бабушке Магдалене, — продолжает он. — До этого я никогда не видел ее раньше. Она была матерью моего отца, и она и моя мать ненавидели друг друга. Мама никогда не допускала Магдалену к нам, и даже когда бабушка посылала нам деньги, мама отправляла их обратно. Она предпочитала заниматься проституцией, нежели принимать деньги от Магды.

Я киваю, сжимая его руку, чтобы дать понять, что я слушаю.

— Так вот, моя бабушка научила меня читать, отдала в школу, — говорит он, — записала в футбольный лагерь. Я был самым маленьким ребенком в команде и никому не был там нужен. Но я чертовски любил эту игру, поэтому мне было все равно. Магда научила меня: самое худшее, что ты можешь сделать в своей жизни, это переживать о том, что думают другие люди.

Зейн улыбается с ностальгией в глазах, как будто вспоминает ее.

— Она также научила меня никогда не позволять прошлому определять нас. Жить только настоящим. — Его плечи поднимаются и опускаются. — Никогда не соглашаться на меньшее, чем мы хотим.

— Твоя бабушка говорила, как мудрая женщина.

Зейн поворачивается ко мне, его карие глаза блестят.

— Да, она была такой. И она, вероятно, переворачивается в могиле от того, каким человеком я стал.

— Сомневаюсь.

Зейн делает еще один глоток, допивает свое вино и наливает еще. Уголки его губ медленно приподнимаются.

— Я даже не должен пить, — говорит он.

Я беру его за руку, удерживая бокал.

— Тогда остановись.

Забираю у него бокал и осторожно ставлю на песок рядом с пледом.

— Она скончалась в мой выпускной год колледжа. Как раз перед тем, как меня завербовал Гейнсвилл, — говорит Зейн. — Она не дожила до того, чтобы увидеть, как я играю в профессиональный футбол, но эта женщина не пропустила ни одной моей домашней игры в колледже.

Он делает судорожный вдох.

— Все изменилось после того, как я подписал первый контракт. — Зейн качает головой. — Я был всего лишь двадцатитрехлетним мгновенным миллионером. Без руководства. Никто не вел меня, никто не говорил, чтобы я не был гигантским гребаным мудаком.

— Если это утешит, то я думаю, что любому будет трудно в этом возрасте нести ответственность, когда к его ногам бросают такие деньги.

Зейн фыркает.

— Я был чертовски безответственным. Я ранил многих людей. Людей, о которых должен был заботиться. Я совершал плохие, непростительные поступки.

— Не существует ничего непростительного.

Зейн садится ровнее и тупо смотрит вперед на волны.

— Несколько лет назад я был обручен с девушкой по имени Мирабель.

Он замолкает, его тело становится напряженным, и я не уверена, что он хочет продолжать свой рассказ, но не говорю ни слова.

Через несколько секунд Зейн прочищает горло и глубоко вздыхает.

— Она была любовью всей моей жизни. Я никогда не был так счастлив. Мы делали все вместе. Я ни к кому никогда не чувствовал такой привязанности. Я даже не знал, что так вообще можно относиться к кому-либо.

— Она была твоей первой любовью.

— Верно. — Он качает головой. — Мы были молоды. И глупы. И трахались, как кролики. Я начал уговаривать ее сделать запись секса со мной. Она не хотела. Я пообещал, что никто не увидит видео, кроме нас. Сказал, что хочу взять запись с собой на выездные игры, чтобы смотреть ее, когда буду скучать по ней. Ну, знаешь, нес всякую херню, которую говоришь, когда становишься влюбленным идиотом. Она, наконец, согласилась, и мы сделали самое пошлое гребаное секс-видео, какое ты только можешь себе представить.

Я сжимаю губы, мое сердце болит за эту милую девочку и желудок скручивается в узел в ожидании грустного конца, потому что понимаю, что эта история не закончится хорошо.

— Запись была на маленькой портативной видеокамере, — продолжает он. — Я взял ее с собой на игру. В тот субботний вечер в отеле перед игрой несколько парней зависали в моем номере. Я ушел с парой парней поужинать, а когда вернулся, то половина команды собралась вокруг моего телевизора. Один из этих придурков нашел камеру и подключил ее. Они смотрели на Мирабель, похотливо глазея на ее тело, будто она была какой-то порнозвездой. Они свистели и улюлюкали, как куча диких обезьян.

— Иисус. — Я не могу представить себе этот кошмар.

— Я должен был сказать ей, — говорит он. — Мирабель была очень замкнутым человеком, можно сказать стеснительным. Уговорить ее сделать эту запись… Она сделала это для меня. Она доверилась мне.

Я сжимаю его руку.

— Разумеется, она была унижена. На самом деле, более чем унижена. — Зейн проводит ладонью по лицу, вдыхая теплый морской воздух, который овевает нас. Эта ночь слишком прекрасна для такой трагической истории. — Она… была ранена. Физически.

— О, Боже!

— Она уехала на выходные домой в Калифорнию, после того как я ей все рассказал. Ей нужно было уехать. Она не хотела сталкиваться с парнями из команды. Это вполне понятно. И в воскресенье мне позвонил ее дядя и сказал, что Мирабель все выходные была чем-то расстроена. Сказал, что она была на себя не похожа, много плакала. А до этого, поздно вечером в субботу, она была за рулем своей машины и разбилась. Мы не знаем, случилось ли это намеренно или из-за ее душевного состояния. Когда ее нашли, она все еще дышала. Слава Богу, она была жива.

Я наклоняюсь ближе к нему и беру его другую руку в свою.

— Короче говоря, я сорвался туда и во всем признался ее родителям, — говорит он. — Они должны были знать, почему их милая, красивая, умная и жизнерадостная дочь была эмоционально разбита.

— И как они это восприняли?

— Плохо. — Зейн качает головой. — Они попросили меня немедленно уйти и запретили подходить к их дочери.

— Сейчас она в порядке?

— Нет. — Он опускает голову. — Из-за аварии Мирабель страдает недостатком кислорода и постоянным нарушением работы мозга. Она не может говорить, не может ходить. Все, что я знаю, что она живет в частном медицинском учреждении в Северной Калифорнии. Я нанял частных детективов, чтобы попытаться найти ее, но все они пришли с пустыми руками. Это место охраняется лучше, чем Форт Нокс (Примеч.: Форт Нокс — военная база США, на территории которой расположено хранилище золотых запасов США). Я никогда больше ее не увижу. Никогда не смогу извиниться. Для нас обоих это никогда не закончится.

Я забираюсь к Зейну на колени, не в силах больше видеть его болезненный взгляд и, обняв за шею, целую его лицо.

— Мне так жаль, Зейн, — шепчу я ему на ухо.

— Ты так сильно напоминаешь мне ее. — Его голос слегка дрожит. — Но клянусь, Далила, не поэтому...

— Я знаю.

Он вдыхает мой аромат, а затем выдыхает, ничего не говоря.

И я понимаю это сейчас.

Вечеринки, жизнь одним днем, неподчинение. Все это было огромным посылом «на хрен» ужасных обстоятельств, которые ему преподнесла жизнь. С одной стороны, он имел все, а с другой — у него ничего не было.

Я соскальзываю с его колен и сажусь рядом, держа Зейна за руку.

— Причина, по которой я рассказал тебе все это, — говорит он, — в том, что последние несколько лет я был гребаным испытанием для команды, для тренера, для любого, кто пытался меня обуздать. И в этом году мне сказали, что владелец подумывает вышвырнуть меня из команды, если я не исправлюсь. Так что у меня приказ — никаких пьянок, никаких женщин, никаких вечеринок, по крайней мере, ничего публичного. Команда уже потратила целое состояние, чтобы очистить мою репутацию. И «Пумы» еще молодая команда, поэтому они не могут позволить себе еще больше негативной рекламы, в связи с этим они выдвинули мне ультиматум.

— Они могут просто вышвырнуть тебя? У тебя нет контракта?

— Не могут, если только не возникнет непредвиденное обстоятельство или что-то в этом роде, — фыркает он. — Большинство контрактов не содержат положений, которые бы препятствовали сокращению.

— Это несправедливо.

— Жизнь несправедлива, красотка.

И это правда.

Зейн откидывается назад, ложась на плед, и я сворачиваюсь калачиком на его руке, где мне приятно и тепло.

— Поэтому причина, по которой я не смог взять тебя на гольф в воскресенье, — говорит он, — в том, что публично я пытаюсь идти по прямой линии, по крайней мере, до конца сезона. И тогда я покончу с «Пумами». Мой контракт истекает в конце этого года, и тогда я буду свободным. Я готов к смене обстановки.

— Я понимаю.

— Мне бы так хотелось появиться с тобой открыто, потому что, думаю, с тобой классно тусоваться, — говорит Зейн. — Но я просто не могу. Пока не могу. Скоро начнется футбольный сезон, а мне сказали, что они все еще решают, вышвырнуть меня или нет. Я не могу совершить ошибку. Не тогда, когда я так близок к цели.

— Так почему же цветы, вино и частный пляж?

Зейн пожимает плечами.

— Это знак уважения. Я хотел, чтобы ты знала, что ты особенная, не просто половой партнер. Ты можешь не быть моей девушкой, но ты что-то значишь для меня. И я ценю, что ты терпишь меня, потому что знаю, что я не самый спокойный и приятный сукин сын.

Я вздыхаю, улавливая легкий аромат лосьона после бритья, который остался на его коже. Я буду скучать по этому запаху. Если бы я могла поймать его и забрать с собой, я бы сделала это.

— Каким одеколоном ты пользуешься? — спрашиваю я как бы между прочим.

— Что? — бормочет Зейн.

— Ты очень хорошо пахнешь. Мне просто любопытно. Не бери в голову. — Я прижимаюсь щекой к его хлопковой рубашке.

Зейн запускает пальцы в мои волосы, и мой вопрос остается без ответа. И, возможно, таким образом жизнь напоминает мне жить сегодняшним моментом. Я никогда не узнаю, как называется одеколон Зейна, и, вероятно, никогда не вернусь на этот частный пляж в это уединенное место.

Сейчас все, что у нас есть — этот момент. И, может быть, сейчас это все, что нам нужно.

Глава 24

Зейн

— Между прочим, дом Рут продан.

Через пассажирское окно луна освещает лицо Далилы. Мы возвращаемся в Лагуна-Палмс во вторник ночью с песком в обуви и остатками пляжного оргазма в венах.

Мы занимались любовью на пляже.

Не трахались.

Это было намного большее.

Не было намеков на пошлые разговоры. Далила не просила этого, и я не обращался с ней, как с каким-то сексуально озабоченным животным. Это был медленный и чувственный секс, который что-то значит.

Секс, которого у меня не было после Мирабель…

— Мы должны выехать к концу июля, — добавляет Далила.

Мой желудок скручивается в узел.

— Ого, это удар ниже пояса.

— Правда? — Она игриво толкает меня локтем.

— Думаю, нам просто нужно максимально использовать оставшееся время, — предлагаю я. — С этого момента мы заключаем договор.

— Какой договор?

— Не ругаться. Только секс и веселье. — Я поворачиваюсь к Далиле, чувствуя ее взгляд. Она улыбается одним уголком губ. — Давай сделаем такое лето, которое никто из нас никогда не сможет забыть.

— Хорошо, договорились.

Мы пожимаем друг другу руки и наше рукопожатие продолжительнее, чем должно быть.

Когда мы заезжаем на нашу улицу, я по привычке поворачиваю к своей подъездной дорожке. Мое тело теплое и расслабленное, а разум опустошен после рассказа истории своей жизни. Я беру руку Далилы, глубоко вздыхая.

— Хочешь переночевать у меня сегодня? — спрашиваю я.

Ее колени сжимаются вместе.

— О, гм, я не против заняться с тобой сексом, но...

— Нет, — говорю я. — Я не об этом. Я хочу, чтобы ты осталась со мной на всю ночь.

Далила медленно поворачивается ко мне, приподняв брови.

— Правда?

— Да. — Я пожимаю плечами. — И тебя я тоже хочу.

Я останавливаю машину, Далила хватает свою сумку и переводит взгляд от моего дома к дому Рут. Мы выбираемся из автомобиля, проходим вперед и встречаемся у капота.

— О чем ты думаешь? — спрашиваю я.

Она кусает губу.

— О многом.

Приподняв брови, я прошу уточнить:

— Например?

Далила открывает рот, чтобы ответить, а затем заставляет себя замолчать.

— Ничего такого, что нужно сказать прямо сейчас. Уже поздно. Я устала. Ты тоже.

Я беру ее за руку, притягивая к себе.

— Ты войдешь внутрь или мне придется перебросить тебя через плечо и внести?

Далила почти улыбается, а затем неожиданно зевает.

— Делай со мной что хочешь, де ла Круз. Сегодня ты заработал несколько бонусных баллов.

— Надеюсь, это не баллы сочувствия.

— Нет. Просто баллы хорошего парня.

Я зажмуриваюсь и высовываю язык.

— Отстой.

— Не отстой, совсем не отстой.

Без колебаний я закидываю Далилу на плечо, проводя руками вверх по ее бедрам и хлопая по заднице. Она колотит меня по спине кулаками.

— Я думала, ты шутишь о том, что перебросишь меня через плечо, — смеется она.

— Не-а. Я всегда хотел сделать это с кем-нибудь. — Я заношу Далилу внутрь и бросаю на свою кровать. Взяв футболку из комода, я бросаю ее ей. — Ты можешь спать голой или в одной из моих футболок. Выбирай.

— Выбор хозяина. — Далила расстегивает молнию на платье, позволяя ему упасть на пол, и теперь на ней только лифчик, трусики и улыбка.

— Знаю, я сказал, что не буду тебя трахать, если ты останешься на ночь, но очень трудно держать свое слово, когда ты стоишь в таком виде.

Я ослабляю галстук и лихорадочно расстегиваю пуговицы, а Далила расстегивает лифчик и выскальзывает из кружевных трусиков. Я уже твердый как камень. Думаю, я недооценил здоровяка — в нем все еще полно жизни.

— Как ты хочешь меня? — Ее улыбка застенчива.

Я изучаю своего маленького сексуального котенка, пытаясь разгадать истинное значение ее слов, вызвавшее эту улыбку на ее губах и приятное тепло между ее бедрами.

— На коленях, — говорю я.

Она опускается, и я понимаю.

Я понимаю, почему Далила Роузвуд, врачующая других, отличается от Далилы Роузвуд в спальне. Из-за свободы быть кем-то другим.

Жизнь тяжела.

Иногда нам нужен перерыв.

Иногда нам нужно быть кем-то еще, кроме нас самих, потому что только в этот момент мы освобождаемся от наших добровольных оков.

— Иди сюда. Позволь мне трахнуть твой милый маленький ротик, — рычу я, и Далила, широко улыбаясь, дотягивается до моего члена и проводит по всей его длине большим и указательным пальцами.

Она ведет своим языком по головке, облизывая, а затем берет меня на всю длину, плавно и ритмично покачивая головой.

— Боже, у тебя хорошенький ротик, — стону я. У меня слюнки текут при мысли о том, как хороша она будет на вкус через минуту. — Забирайся на кровать.

Далила выпускает член изо рта, поднимается и становится коленями на край кровати. Я ложусь посередине, притягивая ее к себе. Ее голова находится возле моего набухшего члена, а гладкая киска — напротив моего рта.

Если это не рай, тогда я не знаю, что это.

Глава 25

Далила

— Ты первый партнер без серьезных отношений, который у меня был, — откровенничаю я, когда в среду утром мою в раковине посуду после завтрака. Я стою в одном фартуке на обнаженное тело и с мокрыми руками по локоть в пене. — И, вероятно, последний.

Правая бровь Зейна приподнимается.

— Почему это?

— Не могу даже представить, что буду делать это с кем-то еще, — говорю я. — Отношения без обязательств — это жестко. Вот о чем я думала вчера вечером возле машины, когда ты меня спросил.

— Хорошо, что в этом жесткого? — Зейн ухмыляется, указывая взглядом на свой пах. — Помимо очевидного.

— Я даже не знаю. Предполагаю… просто после прошлой ночи я увидела твою другую сторону. А потом мы заключили этот договор. — Я вздыхаю. — Я уеду через полтора месяца или около того. И вот что я имею в виду: на этом всё? Я просто попрощаюсь, прыгну в самолет и больше никогда не увижу тебя? Этот опыт для тебя на один раз?

Зейн огибает кухонный остров, входя в мое пространство. Кладет ладонь мне на спину, наклоняется и целует меня в макушку. Его тепло согревает меня, а прикосновение посылает дрожь по спине.

— Ты никогда не будешь на один раз, — говорит он. — Каждый раз, когда ты почувствуешь себя немного возбужденной, звони мне — я прилечу первым же рейсом.

— Значит, самолет летит только в одном направлении?

Зейн поворачивается спиной к острову, опираясь локтями на мрамор.

— Вот в чем подвох, ты видишь? Потому что, если мы будем летать, чтобы увидеться друг с другом, то зайдем на территорию отношений на большом расстоянии, а это обычно не заканчивается хорошо.

— Я просто хочу знать, что для тебя значу. И прошу прощения, если определение «половой партнер» прозвучало как «надоедливая подруга». Клянусь, я не такая. Просто мне нужно объяснение всего, такова уж моя природа.

Я ополаскиваю последнюю тарелку и держу ее на весу, чтобы стекла вода.

Зейн молчит и, когда смотрит мне в глаза, выражение его лица становится серьезным.

— Иисус, Далила. Да, ты для меня что-то значишь. Значишь так, как никто другой не значит.

Моя нижняя губа дрожит и, закрывая глаза, я глубоко вздыхаю. Это именно то, чего я не хотела.

Я не хотела привязываться.

Не хотела влюбляться в него.

Не хотела этих сладких заявлений о привязанности от человека, который, скупо выдавая их, остается не у дел.

— Просто… Цветы, вино, романтический вечер и все приятные вещи, которые ты в последнее время говорил… Как будто ты ухаживаешь за мной. — Я выпускаю воду из раковины и смотрю на Зейна. — А потом при первом же удобном случае провозглашаешь долбаное заявление об отказе от ответственности.

Зейн хмурится.

— Я думал, это то, что ты хотела? То, что мы делали? Секс и веселье? Никаких споров?

Я опускаю плечи.

— Так и было. Я имею в виду, сейчас так и есть. — Я смотрю вдаль, в кухонное окно, которое идеально обрамляет сверкающий сапфировый бассейн Зейна. Это то, что имела в виду Дафна, когда просила быть готовой к сложностям, а я испуганно бегу в противоположном направлении. — Забудь, что я сказала, хорошо? Иногда я слишком погружена в свои мысли.

Зейн стоит, спокойно глядя на меня, и мои щеки горят.

— Ты все еще хочешь сделать это?

Я смотрю в его неповторимые медово-карие глаза и медленно киваю, хотя мой истинный ответ лучше всего описать как сочетание «да» и «нет».

— Ты уверена, Далила? Ты действительно уверена? Потому что я не хочу причинять тебе боль. Я не смогу жить в согласии с самим собой, если причиню боль человеку, который мне небезразличен.

— Видишь. — Я глупо хихикаю. — Ну вот, опять ты говоришь так.

— Как?

— Говоришь, что заботишься обо мне и не хочешь причинить мне боль, — говорю я. — Это заставляет меня думать, что твои чувства ко мне выходят за рамки… — Мой голос под конец стихает, и я развязываю фартук за спиной. Чувствую себя нелепо, стоя в его доме обнаженной, пока моя грудь выпадает из фартука шеф-повара, на верхней части которого вышито «Консьерж-услуги Хавьера».

Это было мило некоторое время назад, но я не могу стоять и серьезно разговаривать, выглядя при этом так, будто в двух секундах от того, чтобы быть трахнутой во второй раз за утро. Мне нужно, чтобы Зейн услышал и отнесся ко мне серьезно. Мне нужны реальные ответы, которые не связаны с его блуждающим по моему телу взглядом.

— Далила. — Зейн берет мои руки, заводит их за свою спину и притягивает к себе. — Перестань снова и снова все до смерти анализировать. Потому что это то, что ты делаешь — убиваешь нашу прекрасную договоренность. И, черт возьми, это прекрасно. Наша химия… Притяжение, огонь и лед. Это совершенство.

— Я просто хочу знать, будешь ли ты скучать по этому, когда все закончится. Когда я кану в лету, превратившись в старую блеклую память.

— Как я могу сказать нет? — Зейн скользит пальцами по линии моей челюсти, а я смотрю на его ямочки. — Сейчас. Просто. Веселись. У нас осталось не так много времени. Давай не будем тратить его на беспокойство о будущем. Это все, что у нас есть. Прямо здесь. Прямо сейчас. Веселись, Далила. Вместе со мной.

— Пытаюсь, — говорю я. — Но когда ты смотришь на меня как сейчас и говоришь милые слова, трудно отделить разум, понимающий, что мы есть сейчас, от моего тела, желающего того, чем бы мы стали. И тогда мне нужно прислушаться к тому, что чувствует мое сердце.

— И что чувствует твое сердце?

— Полностью сбито с толку. — Я хмурюсь.

Зейн обнимает меня за талию, разворачивает и усаживает на стойку. Сейчас мы с ним почти на одном уровне.

Впервые с тех пор, как я встретила этого засранца, ставшего на путь исправления, я поняла кое-что…

Я хочу быть девушкой Зейна де ла Круза.

Хочу быть единственной девушкой, на которую он так смотрит.

Хочу быть единственной, с которой он думает о сексе.

Я хочу быть первым, о чем он думает, когда проснется, и последним, о чем он подумает перед сном.

И, возможно, мне не следовало соглашаться на эти мы-только-трахаемся-отношения, но хочу сказать в свое оправдание (отчасти я уже столкнулась с этим): я почти уверена, что понадобится какая-то сила супергероя, чтобы противостоять чарам этого мужчины.

Все эти чувства пожирают меня заживо, и, стоя сейчас рядом с Зейном, чувствую себя одновременно чудесно и жалко. Знание того, что через полтора месяца мне придется уйти ни с чем, кроме воспоминаний, причиняет боль и лишает дыхания.

Никогда в своей жизни я не думала, что можно перейти от ненависти до симпатии, влюбиться буквально за одну ночь, но все же понимаю, что с прошлого вечера что-то изменилось и я не могу смотреть на Зейна через ту же призму, как раньше.

— Мне нужно идти. — Я снимаю напряжение предлогом, который вертится на кончике языка. — Рут будет дома с минуты на минуту, и мне следует привести себя в порядок. Она хочет позже выйти со мной.

Я кое-как складываю фартук и, оставив его на острове, иду собирать свою одежду, чтобы убраться отсюда, пока все не стало еще более неловким.

Каждая частичка меня дрожит. Я сказала то, что сказала, назад пути нет. Неважно, как долго я буду пытаться убедить Зейна, что с нашей договоренностью все в порядке, он будет помнить то, что я сказала сегодня на его кухне. Голая, в одном фартуке и пахнущая рассветом.

Несколько минут спустя я одета, и моя сумка свисает с плеча. Я медленно иду по коридору к входной двери. Не знаю, куда ушел Зейн и почему оставил меня в одиночестве, но чувствую себя неловко.

— Зейн? — кричу я, взявшись за дверную ручку.

В ответ я слышу тишину.

Сделав глубокий вдох, открываю дверь и ухожу, не попрощавшись.

Уход без понимания, в каких отношениях мы находимся, заставляет в животе все сжиматься. Если сейчас это так сложно, не могу представить, что будет через полтора месяца.

— Далила. — Голос Зейна останавливает меня, когда я уже дохожу до половины его дорожки.

Оборачиваюсь, и мои надежды сразу рушатся, когда вижу, что он держит в вытянутой руке мой мобильный телефон. Я робко улыбаюсь и приближаюсь к Зейну.

— Спасибо. — Я беру телефон и кладу в сумочку, отворачиваясь от него.

— Далила. — Зейн снова произносит мое имя, и у сжимается сердце.

— Да? — Я смотрю на него, обхватив рукой свою сумочку.

— Ты вернешься снова, да? — Зейн щурится на утреннем солнце, прикрывая свои медового цвета глаза рукой. — Это не конец.

Не знаю, спрашивает он или утверждает. В любом случае, я киваю.

— Конечно, — говорю я, оставляя мяч на своей площадке.

— Я знаю, что ты сегодня занята, — говорит он, — но что ты делаешь в пятницу вечером?

Я пожимаю плечами, нахмурив брови.

— Не знаю. Почему ты спрашиваешь?

— Собери сумку и проведи выходные со мной, — говорит он, улыбаясь и демонстрируя ямочку на одной щеке.

Я не уверена, что смогу сказать «нет». Я бы не смогла, даже если бы попыталась.

Зейн де ла Круз просит меня поехать с ним.

— Не понимаю, что ты собираешься провернуть, де ла Круз, — говорю я.

— Ничего. Просто хочется на время уехать, — говорит он. — Этого достаточно?

Я прикусываю губу, скрывая свое волнение, разворачиваюсь и ухожу.

Что-то подсказывает мне, что в эти выходные мы собираемся перейти на совершенно новый сложный уровень.

Глава 26

Зейн

— Я никогда раньше не летала на таком маленьком самолете. — Лицо Далилы бледное, ее плечи дрожат, когда она делает короткий вдох.

— Расслабься, красотка, — я кладу руку ей на плечо, — мы в надежных руках.

Я киваю своему приятелю Родриго, летчику-истребителю ВВС в отставке, который управляет чартерным самолетом из Гейнсвилла.

— Мы будем на месте через несколько часов, — заверяю я. — Время пролетит быстро. В буквальном смысле.

Далила не смеется, только внимательно рассматривает самолет, ее взгляд нервно бегает.

— Ты можешь держать меня за руку, если хочешь. — Я приподнимаю брови, дразня ее, кладу руку ей на плечо, пока Родриго загружает наш багаж, а небольшая команда готовится к взлету.

Подведя Далилу к самолету, помогаю ей подняться по ступенькам и пристегнуться. За последние десять минут она сказала всего несколько слов.

— Куда мы летим? — Моя спутница наблюдает за каждым движением Родриго, как он забирается в кабину, вводит координаты в навигатор и активирует его.

— Ребята, вы готовы увидеть «Город Ветров»? — кричит Родриго сквозь громкий рев двигателей.

Лицо Далилы освещается, и она пристально смотрит на меня.

— Ты везешь меня в Чикаго?

Я улыбаюсь.

— Да. Ты рада?

Она кивает, широко улыбаясь.

— Что мы будем там делать?

— Все, что захочешь, — говорю я. — Только нам нужно залечь на дно. Мы не будем смотреть игру «Чикаго Кабс» на стадионе и не пойдем в места, где можно привлечь к себе внимание репортеров (Примеч.: Chicago Cubs — профессиональный бейсбольный клуб, базируется в Чикаго).

Самолет выруливает к взлетно-посадочной полосе, и я замечаю, как Далила нервно проводит ладонями по джинсам. Когда мы взлетаем, я беру ее за руку.

В отеле на Мичиган-авеню мы регистрируемся в разных номерах. Я зарезервировал один подставной номер, который будет пустовать на выходных, но это цена, которую я должен заплатить, чтобы спрятаться с Далилой, и я полностью на нее согласен.

— Ты готова? — кричу я с края кровати королевского размера, стоящей в центре нашего номера.

— Еще минутку, — отвечает Далила.

— Ты сказала это минуту назад.

Я переключаю каналы, пока не нахожу ESPN, и там вижу одного особенно перспективного полузащитника из Техаса. Несколько клубов хотят взять его в команду и, согласно комментариям, это Гейнсвилл и Атланта.

— Твою мать! — Я отбрасываю пульт.

На этот раз Карисса не солгала. Сжимаю зубы и кулаки. Я отказываюсь верить, что он выбьет меня из основного состава команды, но это… Это определенно меняет правила игры.

Медленно выдыхая, чтобы успокоиться и не схватить свой телефон для совершения нескольких звонков, о которых, возможно, позже пожалею, я нахожу отвлечение в виде невероятно красивой женщины, стоящей с другой стороны комнаты.

— Ну, я готова. — Далила стоит в дверях между спальней и ванной комнатой, держась руками за внутреннюю раму, а ее тело облегает узкое маленькое черное платье, доходящее до середины бедра.

Широко улыбаясь, я встаю и иду к ней, мои трусы-боксеры внезапно становятся слишком тесными.

— Черт, ты великолепна. Слушай, мы пропускаем ужин и остаемся. — Притягиваю ее к себе, и Далила улыбается. — К черту лобстера, сегодня вечером я ем тебя.

— Всемирно известный банальный подкат.

— Я не пытаюсь подкатить к тебе, детка. Я уже тебя получил. — Я целую Далилу, ее язык мятный и бархатный. Но я понимаю, что мы не можем остаться. Я заказал ужин на крыше отеля с видом на озеро Мичиган. — Пойдем, красотка, автомобиль ждет внизу.

Сегодня вечером я не могу перестать смотреть на Далилу.

И, черт, я пытался.

Мой взгляд постоянно притягивается к ней. Я не обращаю внимания на колесо обозрения и гигантский водопад, ни на толпы людей внизу. Есть миллион вещей, на которые можно посмотреть, но я вижу только Далилу.

Она вытирает уголки рта салфеткой и откладывает ее в сторону.

— Это было удивительно. Лучший лобстер, который я когда-либо пробовала, и поверь мне, живя на востоке, я съела их гору. Откуда ты знаешь всех этих людей? Пилоты? Повара?

— Когда много путешествуешь, встречаешь много людей. — Я пожимаю плечами.

Наш официант проверяет выписанный чек в последний раз, а затем сообщает, что наш автомобиль ждет внизу.

— Ты готова? — спрашиваю я.

— Куда теперь? — Дуновение теплого летнего ветра приподнимает подол платья Далилы, и она одергивает его.

— Я подумал, что мы могли бы немного покататься, — предлагаю я. — Может быть, поедем к твоему колледжу? Покажешь мне родные пенаты? И, возможно, я покажу тебе свои.

— Конечно.

Я обнимаю Далилу за талию, и мы спускаемся на секретном лифте, который ведет к переулку за рестораном моего друга, где нас ожидает лимузин с заведенным двигателем.

Мы приезжаем в очаровательный район в северо-восточной части города, где среди рощи со старыми деревьями расположился маленький частный колледж с реконструированными домами и особняками начала века, переделанными в студенческие апартаменты.

— Это здесь ты изучаешь искусство психоанализа? — спрашиваю я.

Лимузин плавно подъезжает и останавливается возле кирпичного здания с большими белыми колоннами. Из другого окна виден огромный викторианский дом, окрашенный в фиолетовый, зеленый и оранжевый цвета.

— Да, — говорит Далила, затаив дыхание. Повернувшись, она указывает в окно с моей стороны. — Вот там я живу в течение учебного года, в том большом фиолетовом доме с трехэтажной башней. Третье окно — моя спальня.

— Значит, ты как принцесса в башне.

— Едва ли, — шепчет она.

Я кладу руку ей на бедро, и она обхватывает своей рукой мою.

— Почему ты хотел увидеть, где я учусь? — спрашивает она.

— Не знаю. Подумал, что это недалеко, почему бы и нет? — Я жду, когда Далила задаст мне вопрос, но она этого не делает, поэтому прошу водителя отвезти нас на Чосер-стрит. Хочу показать Далиле старый дом моей бабушки. Дом, в котором я вырос. — Я хочу доказать тебе, что ты не просто партнер по сексу. Теперь мы почти друзья.

Губы Далилы изгибаются в легкой улыбке, и она мягко толкает меня локтем.

— Ты единственный человек, который увидит дом моего детства, — говорю я.

И это правда. Мирабель не выпало такого шанса, и не уверен, что хотел бы, чтобы она увидела это тогда. У меня в те времена был другой настрой, и я не хотел иметь ничего общего с моим прошлым. Ничто не должно напоминать мне о том, как сильно я скучал по Магде.

— Правда?

— Правда.

— Вау, де ла Круз. Это много значит.

Полчаса спустя водитель подъезжает к покосившемуся двухэтажному дому с перекошенной дверью и разбитыми ступенями. Пятнадцать-двадцать лет назад это место знавало лучшие времена. Теперь все, что представляет собой дом — облупившаяся краска и отсутствующая черепица. Сейчас это самое уродливое здание в квартале, но, оглядев улицу по сторонам, вижу, что застройщики уже облагораживают этот район. Скоро дом Магдалены обретет облик, которого он заслуживает.

— Вот, — указываю я, — я жил тут с девяти лет и до окончания средней школы. Раньше он выглядел по-другому, но каркас все еще стоит.

— Это очаровательно, — говорит Далила.

— Ты врешь.

— Нет, я представляю себе его расцвет. Мне нравится наклон крыши дома, этим он отличается от домов рядом с ним, и могу предсказать, что раньше он был окрашен в желтый цвет. Это цвет счастья.

— Любимый цвет Магды.

— А эта деревянная дверь? Ее можно восстановить. Просто нужно зашкурить и покрасить.

— Кто-нибудь когда-нибудь ее починит.

Я вылезаю из машины и направляюсь к крыльцу. На двери висит уведомление о потере права выкупа. Свет не горит и дом абсолютно темный. Заглянув внутрь, я вижу, что в помещении пусто, за исключением разбросанного кругом мусора.

— Ты должен купить его. — Далила становится позади меня. — Ты можешь себе это позволить, верно?

— Что я буду с ним делать?

Она пожимает плечами.

— Сдашь его тому, кто позаботится о нем? Передашь будущему де ла Крузу?

Я инстинктивно вцепляюсь в бедра. Будущий де ла Круз. Это так далеко от моих планов, что даже не смешно.

— Я далек от этого, красотка, — говорю я.

— Пока. Это часть твоего наследия, и у тебя есть возможность сохранить его. — Далила кладет свою руку на мою. — В любом случае, это просто мысль.

Я не из тех, кто тратит время на прошлое или слишком долго предается воспоминаниям, но из-за того, что дом моего детства находится в таком упадке, у меня болит в груди. Магдалена тяжело работала для того, чтобы содержать этот дом. Две работы, тысячи вырезанных скидочных купонов. Бабушка делала все возможное, чтобы я жил в безопасном районе с приличными школами.

Взглянув на верхнее окно слева, я сразу вспоминаю, как был двенадцатилетним ребенком, увлеченным футболом и грандиозными мечтами.

В некотором роде я горжусь им.

Он никогда не сдавался, даже когда все становилось слишком сложным.

Повернувшись к Далиле, я горько улыбаюсь. Не могу больше оставаться здесь.

— Давай вернемся в отель. — Я указываю на машину, и Далила кивает, стуча каблуками по разрушенному и заросшему травой тротуару.

Поездка назад проходит в тишине. Мне кажется, что каждый из нас теряется в своих мыслях, но каждый раз, когда мы проезжаем мимо уличного фонаря и прекрасное лицо Далилы освещается, на меня находит какое-то умиротворение.

Это странно и увлекательно, чего я никогда не предполагал с ней.

И, кроме всего прочего, это чертовски страшно.

Я не многого боюсь в этой жизни, не после того, что пережил, но влюбиться в такую девушку, как Далила — пугает…

И я чувствую, что это происходит в режиме реального времени.

Иногда медленно.

Иногда внезапно.

Иногда я не могу выбросить ее из головы и повторно прокручиваю наши моменты вместе.

Кого я обманываю? Большую часть времени я не могу выбросить Далилу из головы.

Но так не должно быть, потому что скоро она исчезнет и жизнь продолжится. Сегодня Далила мой друг. Сегодня она моя любовница. А завтра…

Я не могу думать об этом. Не могу думать здесь, в этот момент.

Обойдя машину, я беру ее руку в свою.

Боже, как приятно снова быть рядом с кем-то.

Далила подходит ближе, кладет голову мне на плечо и зевает. Сегодня вечером речь не пойдет о сексе, и впервые за долгое время я прекрасно с этим справлюсь.

По какой-то безумной причине я просто хочу быть рядом с ней.

Глава 27

Далила

Этим утром меня разбудил язык Зейна между моими бедрами и накрытая тарелка от обслуживания в номерах на тумбочке. После этого мы немного прогулялись по магазинам, а затем направились в аэропорт, чтобы вернуться домой после полудня.

— Мы просто друзья, тетя Рут.

— Кто просто везет юную леди через всю страну и устраивает шикарные выходные в Чикаго?

— Я думаю, что Зейн одинок. — Я держу в ладонях кружку капучино, чувствуя проницательный взгляд тети Рут. — Он многое пережил.

Тетя кладет ногу на ногу и язвит:

— Это не оправдание для идиотского поведения.

— Зейна легко осудить, — говорю я, глядя на нее через стол. — Он хороший человек. У него добрые намерения. Улучшение его манер может потребовать некоторой работы, но он делает успехи. Я имею в виду, он совершенно не тот человек, с которым я познакомилась в прошлом месяце. Я даже не могла находиться рядом с ним, не приходя в бешенство, а теперь с нетерпением жду с ним встречи.

— О, Боже, Далила, не говори мне, что ты влюбилась.

Я смеюсь.

— Не влюбилась. Мы просто наслаждаемся обществом друг друга. Мы друзья.

Тетя Рут смотрит на меня прищуренными глазами, встает и наливает себе еще кофе.

— Не знаю, Далила. Я по-прежнему думаю, что он разобьет тебе сердце. Просто подожди, пока это сияние не исчезнет.

— Ну, спасибо. — Я сжимаю губы.

— Я не имею в виду в личном плане. Любые отношения имеют яркий период, когда вы не замечаете недостатков и не можете насытиться друг другом.

— К счастью, у нас с Зейном нет отношений, поэтому…

— Вы дети, и у вас сложная социодинамика. Я никогда вас не пойму. — Она садится на свое место, взмахивая рукой в мою сторону. — Или вы вместе, или нет. Промежуточных вариантов не бывает. (Примеч.: Социодинамика — изменения, происходящие в человеке под воздействием внешних и внутренних сил).

— Это всего лишь летние каникулы. — Я делаю глоток и провожу большим пальцем по кружке. — Без ограничений. Мы всего лишь веселимся. Если кто-то из нас привяжется и пострадает, то сам виноват.

— Ты привязалась, Далила? — спрашивает Рут, опустив взгляд.

— Нет, конечно, нет.

— То есть, если завтра ты уедешь, никогда больше не увидев этого мальчика, то жизнь будет идти без сучка и задоринки?

Я смотрю в сторону, пытаясь представить, на что это будет похоже, и ловлю себя на том, что у меня возникли трудности с дыханием.

— Вот твой ответ. — Рут хлопает по столу.

— Я чувствую, что ты злишься на меня, тетя Рут…

— Я не злюсь. Я просто так сильно тебя люблю, милая, и не хочу видеть, как тебе будет больно. Глядя на тебя, я вижу мою маленькую худышку с брекетами, в очках и вьющимися торчащими волосами. — Она тепло и грустно улыбается. — Я хочу, чтобы ты всегда оставалась молодой и наивной. Я знаю, это эгоистично с моей стороны.

— Зейн хороший парень, тетя Рут. Может быть, он не был таким всегда, но он такой сейчас. Ты должна доверять моему суждению.

Она наклоняется вперед, положив голову на руку и приподняв брови.

— Полагаю, в твоих словах есть смысл.

— Что бы он ни делал в прошлом, какой бы версии правды ты ни придерживалась… — говорю я, очень сильно желая рассказать ей то, что он поведал мне. Но я не могу, это было бы нарушением нашего негласного доверия. — Все, о чем я прошу — отпусти это.

— Я отпущу это, но до тех пор, пока Зейн не навредит моей племяннице. — Рут щелкает языком.

— Согласна.

— Хорошо. Ну, я уверена, что у тебя был длинный день. — Тетя хлопает по столу и смотрит на часы, которые показывают семь тридцать. — Я иду спать. Увидимся утром, дорогая.

— Спокойной ночи, тетя Рут.

Глава 28

Зейн

— Все здесь? — Тренер Робертс перекрикивает низкий гул кучки тупых футболистов, собравшихся в огромном конференц-зале в штаб-квартире команды во вторник днем.

Место рядом со мной пустует, и я достаю телефон, чтобы отправить короткое сообщение Далиле. Сегодня вечером мы собираемся посмотреть «Игру престолов», и я хочу напомнить ей, чтобы она захватила в магазине пиццу.

Мы во многом похожи на пару.

Но мы не пара.

Лучшее описание положения вещей — в последнее время нам обоим комфортно. Никто из нас не перегибает палку, самолюбие отброшено в сторону. Мы просто тусуемся, трахаемся, как кролики, и заставляем друг друга смеяться.

На самом деле, я даже не могу вспомнить, когда мы в последний раз спорили о чем-то серьезнее, чем начинка для пиццы или какое шоу на Netflix будем смотреть дальше.

Далила классная девушка, и я буду чертовски скучать по ней, когда она уедет.

Стул рядом со мной занимает кто-то в облаке духов. Моя кровь стынет в жилах, когда я, повернув голову, вижу придвигающуюся, улыбающуюся мне Кариссу.

— Привет. — Она широко улыбается и смело кладет руку на мое предплечье.

Я поднимаю взгляд на ее отца, сидящего через несколько рядов дальше во главе стола.

— Что ты здесь делаешь? — говорю я тихо.

Она непринужденно пожимает плечами.

— Только что обедала с папой. Он опаздывал, поэтому, чтобы он успел вовремя, я решила пойти с ним.

Как заботливо.

Я отворачиваюсь от нее в сторону Кая и Уэстона, сидящих справа от меня, и встреваю в их разговор.

Палец Кариссы вонзается в мой бок. Тихо застонав, я поворачиваюсь к ней лицом.

— Итак, я подумала, — начинает она. — Вечеринка начала сезона состоится через несколько недель. Как хочешь, чтобы я надела красное платье или белое? Белый цвет более летний, а красный жутко сексуален. Я надену все, что ты захочешь, детка.

Мои зубы скрипят. Она выводит наше соглашение на совершенно новый уровень.

— Надевай что хочешь, — глухо бормочу я, поворачиваясь к парням.

Она снова касается меня.

— Красное или белое, Зейн? Выбирай. Ты должен быть вовлечен в подготовку к нашему грандиозному свиданию.

Бросаю на нее тяжелый взгляд.

— Грандиозному свиданию?

Карисса улыбается шире, чем ребенок, попавший в «Диснейленд».

— Я так взволнована. Мы оторвемся по полной программе, а после у нас запланировано кое-что особенное, так что…

— Вау. Нет-нет-нет. — Я поднимаю взгляд, чтобы убедиться, что ее отец не слышит нас. — Я не подписывался ни на что после. Мы идем на вечеринку на пару часов. Мы договаривались только об этом. Ты обещала.

— Вечеринка будет проходить с восьми до полуночи, — говорит она. — Мы будем там от начала до конца. Я думаю, ранний уход с вечеринки будет дурным тоном для звездного полузащитника и дочери владельца команды, не так ли?

— Я никуда не пойду с тобой после, — говорю я сквозь стиснутые зубы.

— Плохая идея, Зейн.

— Прости?

— Это моя ночь. Ты обещал мне одно свидание.

— Да. Вечеринка — это свидание.

Карисса хлопает рукой по моему плечу.

— Вечеринка — это профессиональный долг. Настоящее свидание не начнется до тех пор, пока не уйдет последний гость.

Проклятье.

— Ребята, вы готовы начать? — протяжная южная речь тренера Робертса гремит по всей комнате.

— Мой ответ «нет», — шепчу я Кариссе.

Ее прищуренные глаза светятся решимостью, и она наклоняет голову ровно настолько, чтобы молчаливо сообщить мне, что не отступит.

Медленно и тяжело дыша, я перевожу взгляд и вижу, что отец Кариссы пристально смотрит на нас двоих с суровым лицом. В то же мгновение Карисса улыбается ему счастливой улыбкой и прижимается ко мне, положив руку мне на плечо.

Иисус Христос.

Он улыбается своей дочери, затем снова смотрит на меня, и улыбка исчезает с его лица.

Он смотрит на меня так, будто хочет убить.

Или как будто ищет оправдание, чтобы вышвырнуть меня из команды.

И я моментально понимаю — один неверный шаг, и я вылечу из команды.

Карисса на этот раз действительно трахнет меня.

Я чувствую, как она, сияя, смотрит на меня, будто я принадлежу ей, словно блестящая новая игрушка, которую ее папочка принес домой из магазина.

Крепко сжимаю карандаш в кулаке, отчего он ломается пополам, и Кай Сантана, наклоняясь, шепчет:

— Какого хрена, чувак?

Глава 29

Далила

— Ты был занят всю неделю. — Я кладу свое пляжное полотенце на один из стульев на заднем дворе Зейна и одновременно восхищаюсь его твердыми восемью кубиками пресса. Я редко вижу их до захода солнца и сейчас они бронзовые и великолепные.

— Да, все время. — Зейн поднимает свои солнцезащитные очки и бесстыдно осматривает меня с ног до головы, когда я снимаю шорты и рывком стягиваю топ через голову. — Новый?

Я поправляю одну из завязок неоново-персикового бикини, которое прикрывает мое тело.

— Тебе нравится?

— Очень.

Располагаясь рядом с Зейном, я беру бутылочку лосьона для загара, которую он протягивает, и намазываю себя кремом с ароматом кокоса. Я буду скучать по этим ленивым летним дням. По запаху хлора в моих волосах, по вкусу губ Зейна, по ощущению нашей теплой соединенной кожи.

Я вздыхаю, глядя на то, как ветерок целует поверхность воды и посылает по ней волну ряби.

— Ты будешь сегодня плавать? — спрашиваю я.

— Да, сделаю несколько кругов.

Зейн ужасно тихий, тише, чем обычно. И когда он надевает солнцезащитные очки, это совсем не маскирует задумчивый взгляд на его лице.

— О чем думаешь? — спрашиваю я.

Уверена, у него много чего на уме. С тех пор, как на прошлой неделе мы вернулись из Чикаго, я видела Зейна только дважды. Он был практически недоступен из-за собраний, личных тренировок, благотворительных мероприятий и командных встреч.

Но сегодняшний день он посвятил мне. Сказал, что он весь мой, и я принимаю это. С радостью.

Зейн стонет, закидывая руки за голову. Его бицепсы напрягаются, и на секунду я готова отказаться от этой спокойной встречи у бассейна ради быстрого секса внутри дома. Но уверена, что мы вернемся к этому позже.

— Не знаю. — Он смотрит вперед. — Просто все время думаю о том, что ты уедешь в следующем месяце. Время бежит быстро, а я так занят.

— О, так ты будешь скучать по мне? — Я протягиваю руку и осторожно сжимаю его плечо, чувствуя стальные мышцы.

Зейн поворачивается ко мне в момент редкой серьезности.

— Конечно, я буду скучать по тебе, Далила.

Со времени моего эмоционального обнаженного волнения на его кухне несколько недель назад я больше не заводила разговоров о том, кто мы друг для друга, что у нас за отношения и как меня это смущает. Мы сосредоточились на веселье и сексе, как и договаривались.

Но это не изменило моих чувств к нему.

Я не могу подделать бабочек. Не могу отрицать волнение, которое испытываю, зная, что снова увижу его. Как будто все мое существо оживает, я невесома и ничего, кроме Зейна, не существует.

Я даже не знаю, как это назвать. Это меньше, чем любовь, но больше, чем вожделение. Лучше, чем что-либо, испытанное мною прежде.

— Поэтому ты такой мрачный? — говорю я с дразнящей легкостью. — Потому что будешь скучать по мне, когда я уеду?

Зейн пожимает плечами, его губы плотно сжимаются.

— Что-то в этом роде.

— Что случилось с идеей жить настоящим моментом? — спрашиваю я.

— Иногда что-то происходит, — говорит он, — и тогда ты должен думать о будущем, потому что у тебя нет выбора.

Я смеюсь в замешательстве.

— Что произошло?

Зейн качает головой, сглатывает и опускает руки. Выдохнув, он поворачивается ко мне.

— Давай поговорим о чем-то другом? — говорит он. — Например, о том, как чертовски сексуально ты выглядишь в этом бикини?

Откинувшись на спинку шезлонга и заслонив глаза от солнца ладонью, я подмигиваю ему, улыбаясь.

Мне нравится, когда мы такие, как сейчас. Веселые, беззаботные. Мы эволюционировали от людей, которыми были когда-то, став лучшими версиями самих себя.

— Иди сюда, — говорит он с игривым рычанием, протягивая ко мне руку.

Я забираюсь к нему на колени, седлаю, и его руки скользят по моим бокам. Пальцы скользят под верх моего купальника, и я оглядываюсь.

— Перестань, еще светло, — говорю я, положив руки на его ладони.

Недолго думая, Зейн поднимает меня и несет внутрь. Этот дикарь всегда носит меня, заставляя чувствовать себя легкой, словно перышко, и одновременно в безопасности. Полагаю, он хорошо оснащен всеми своими мышцами. Я не жалуюсь, на самом деле это возбуждает.

— Я знала, что ты не сможешь долго держаться от меня подальше. — Обхватываю ладонями его сильную квадратную челюсть и целую.

Минуту спустя Зейн опускает меня на свою кровать, его пристальный взгляд сосредоточен, когда он одним медленным движением притягивает к себе мои задницу.

— Кстати, я тоже буду по тебе скучать, когда уеду.

Опустившись напротив меня, он скользит губами по моей шее, двигаясь к уху. Мое сердце колотится, а тело наэлектризовано. Каждый раз с этим парнем ощущается как первый, и я никак не могу этим насытиться.

Положив руки на мои бедра, Зейн поворачивает меня на бок, ложится и тянет меня на себя сверху.

— Покажи мне. — Его голос низкий, животный. Его руки исследуют жар между моими бедрами, а я сжимаю головку его набухшего члена у моей киски. — Покажи, как сильно ты будешь скучать по мне.

Глава 30

Зейн

Думаю, что я люблю ее.

Или это, или я схожу с ума.

Может быть, немного того и другого?

За последние три недели мы слетали в Чикаго и обратно, посмотрели все эпизоды «Игры престолов», взяли частные уроки кулинарии у испанского шеф-повара, чтобы научиться искусству идеального галисийского эмпанада (Примеч.: эмпанада — блюдо, родом из Галисии, популярное на Пиринейском полуострове и в Латинской Америке, представляет из себя пирог или пирожки с начинкой) и бросали вызов друг другу десятки раз в играх НФЛ «Мэдден» (Примеч.: Madden NFL games — серия спортивных игр, симулятор американского футбола).

Далила Роузвуд действительно классическая девушка по соседству, только лучше.

— Эй, тот фильм о супергероях, который ты хотел посмотреть, выходит через две недели, — говорит Далила сидя в воскресное утро на моем кухонном острове, склонившись над iPad, а я одновременно готовлю вафли и переворачиваю яичницу-глазунью. — Это мои последние выходные здесь. Ты хочешь посмотреть его? Может быть, мы можем за пару часов доехать до первого попавшего маленького городка с кинотеатром и проникнуть внутрь, когда погаснет свет?

— Тебе до такой степени нравятся фильмы о супергероях?

— На самом деле, нет, но этот выглядит достойно. Я могу посмотреть его вместе с тобой. — Далила смотрит на меня, покусывая ноготь и выглядя невинно-очаровательной. — Если, конечно, ты не захочешь пойти с друзьями.

Я указываю на нее лопаточкой.

— Конечно, потому что мне нравится делиться миской попкорна с Каем. — И, сморщившись, добавляю: — Нет, красотка, я без колебаний выбираю тебя.

Уголки губ Далилы приподнимаются, и она возвращается к своему планшету, а я смотрю на календарь, висящий на боковой стенке холодильника.

— Две недели? О, черт!

Я снимаю яйца, пока они не подгорели, и открываю вафельницу. В те выходные вечеринка в честь открытия сезона.

— Что? Что случилось? — спрашивает Далила.

Я качаю головой и машу ей рукой.

— Ничего.

— Ты что-то сжег?

— Не-а.

Я не рассказал ей о Кариссе, и не собираюсь. Далила не поняла бы, да и это помешало бы нам в оставшиеся наши две недели.

Кроме того, если бы все было наоборот, я был бы вне себя от ревности, просто представляя Далилу возле другого мужчины в субботний вечер. Даже если бы она сказала, что это ничего не значит. Даже если бы объяснила все снизу, сверху, вдоль и поперек, что ее заставили идти. Это все равно будет больно.

Если бы я обидел Далилу, я бы никогда не простил себя.

— Я не могу пойти на фильм в эту субботу, — говорю я, еще раз проверяя календарь. На пятничном поле отмечены собрания и встречи. — Может, в воскресенье днем? Я планирую кое-что особенное. Может быть, поедем на побережье?

Далила смотрит в окно на задний двор.

— На какую вечеринку ты должен пойти? — спрашивает она.

— Каждый год владелец устраивает вечеринку, посвященную началу футбольного сезона. Все игроки обязаны присутствовать. Это официальное мероприятие, и там довольно отстойно.

— Уверена, что ты извлечешь из этого максимум пользы.

Уф, Далила не зацикливается на этом, и, несмотря на то, что мы оба знаем о необходимости держать в тайне наш маленький секрет все лето, я все равно чувствую себя куском дерьма из-за невозможности взять ее с собой.

Я ставлю перед Далилой тарелку и сажусь рядом, наблюдая, как она отрывает мягкие кусочки вафель, читая онлайн-статью о психологии рекламы.

Через две недели Далила будет сидеть здесь в последний раз.

Через три недели она уедет.

Реальность этого давит на меня, угнетая и убивая аппетит. Сейчас я не хочу есть, я просто хочу сидеть здесь и наблюдать за ней, глупо пытаясь удержать красоту этого настоящего момента, пока он не превратился в неизвестное будущее.

Глава 31

Далила

В утро четверга Рут сбрасывает несколько книг в картонную коробку, и я передаю ей скотч.

— Я не доверяю упаковщикам. И никогда не доверяла. Когда я переезжала через всю страну, они поместили мои вещи на склад в Денвер на три месяца, Далила. Три месяца!

Я слышала эту историю десятки раз, но улыбаюсь, киваю и продолжаю осторожно заворачивать безделушки Рут и складывать их в коробку.

— Я ценю твою помощь, — говорит она. — Серьезно. Просто я не доверяю обращаться с моими вещами людям без такой же любви и заботы.

— Все нормально, тетя Рут. — Я закрываю коробку и заклеиваю скотчем, надежно запечатывая ее. Это десятая коробка, которую мы сегодня упаковали, и едва ли далеко продвинулись. Вся жизнь тети Рут в этом большом доме, и мы решили, что лучший план — это браться за каждую комнату по очереди. — Именно поэтому я здесь.

— Как у тебя дела с мальчиком? — спрашивает она, глядя на меня поверх очков.

— Он был занят на этой неделе. Благотворительные мероприятия с «Пумами», командная встреча, физиотерапия, индивидуальная тренировка. Затишье перед началом сезона.

— Ты говоришь это с грустью. — Тетя недовольно надувает губы.

— Да. Ну, мне было весело с ним, и меньше, чем через две недели я вернусь домой.

— Все хорошее когда-нибудь заканчивается, — вздыхает Рут. — Ох, молодость. Я и забыла, каково это — скучать по кому-то, кто еще даже не ушел. — Тетя поднимается с хрустом в коленях и хлопает в ладоши. — Думаю, мы закончили на сегодня. Готова перевезти груз на новое место?

Нащупываю телефон в заднем кармане, достаю и проверяю экран на наличие пропущенных звонков или сообщений от Зейна. Не то, чтобы я могла их пропустить. В последнее время я очень привязана к этой вещи, отчаянно пытаясь не пропустить ни одного мгновения с ним, в момент, когда наши совместные дни заканчиваются.

Знаю, что он занят и я не его девушка, но надеюсь, что сегодня вечером мы проведем время вместе.

Раздается звонок в дверь, и я подскакиваю.

— Я открою.

Через несколько секунд смотрю в глазок, и мое сердце оживает, когда вижу мужчину по другую сторону.

— Привет. — Передо мной, широко расставив ноги, стоит Зейн, одетый в темно-синие баскетбольные шорты и майку. — Я иду на пробежку. Хочешь со мной?

— О... — Я смотрю на свои штаны для йоги и босые ноги. — Я только что закончила упаковку вещей. Мы с Рут собирались сегодня вечером перевезти коробки в новую квартиру.

— Вам нужна помощь?

— Это в трех часах езды. Мы вернемся домой поздно.

— Все в порядке. Я просто хочу провести время с тобой. — На его лице вспыхивает мальчишеская улыбка, и я таю. — Даже если это означает на шесть часов зависнуть в машине с Рут Роузвуд.

— Далила, кто пришел? — спрашивает Рут позади.

— Просто соседский парень. — Я улыбаюсь Зейну, и он улыбается в ответ.

Боже, я буду скучать по этому.

— Привет, Зейн. — Рут выходит из-за меня. — Хорошо проводишь день?

— Собирался пойти на пробежку, но Далила упомянула, что ты переезжаешь на новое место. Не возражаешь, если я составлю вам компанию и помогу?

Рут бросает на него косой взгляд, а затем смотрит в упор.

— Ты действительно хочешь перевезти мои вещи?

— Если честно, я просто хочу провести время с твоей племянницей, прежде чем она уедет. Это драгоценное время. — Зейн распрямляет плечи, твердо удерживая проницательный взгляд Рут. Потом поднимает руку и сгибает ее до тех пор, пока не появится бицепс. Я хихикаю. — Конечно, я сделаю всю тяжелую работу. Вам, дамам, даже вспотеть не придется.

Рут старательно сдерживает улыбку.

— Нет смысла падать вам на хвост — я буду третьей лишней. Езжайте вдвоем, устройте небольшое путешествие. Далила, ключи висят на кухне, адрес в навигаторе моего автомобиля.

— Ты уверена, что не хочешь поехать с нами? — спрашиваю я. Мне неудобно, хотя, уверена, есть миллион других вещей, которые Рут предпочла бы сделать здесь.

— Да. Я пойду в клуб, может быть, поужинаю с Этель и девочками.

— О, ужин с новым президентом. Как пафосно, — поддразниваю я.

— Ты будешь вести машину осторожно, понял? — Рут направляет взгляд на Зейна.

Он прижимает руку к груди.

— Я защищу ее ценой своей жизни.

Два часа спустя, мы, загрузив картонными коробками каждый миллиметр пространства в «Лексусе» Рут, двигаемся по шоссе в сторону Палм-Бич.

— Одиннадцать дней. — Зейн хлопает ладонью по рулю в такт кубинской музыке, тихо звучащей из динамиков, и вполголоса подпевает песне: — О, свеча, свеча…

— Да. — Я прислоняюсь головой к холодному стеклу, считая пальмы, которые мы проезжаем. Я насчитала сто шестьдесят восемь по пути, хотя уверена, что некоторые пропустила. — Я стараюсь не думать об этом.

— Я тоже.

Глава 32

Зейн

— Отлично.

Осторожно ставлю коробку у входной двери квартиры в Палм-Бич. Это идеально чистое место буквально безжизненно и дико вычурно. Все белое, блестящее и фантастическое. Когда мне будет семьдесят пять, я надеюсь хотя бы наполовину быть таким же крутым, как Рут Роузвуд.

— Давай осмотримся вокруг? — Далила берет меня за руку и ведет из комнаты в комнату, щелкая светом и осматривая шкафы.

— Почему так много спален? — спрашиваю я после того, как мы проходим уже третью.

Далила останавливается, поворачивается и смотрит на меня.

— Рут завещает квартиру мне и моим брату и сестрам. Она хочет, чтобы мы использовали ее как общий загородный дом, поэтому хотела, чтобы здесь были дополнительные спальни для того, чтобы мы могли когда-нибудь привезти свои семьи. — Ее голос к концу фразы затихает. — Было бы забавно, если бы… — Она замолкает, отказываясь закончить свою мысль. — Неважно. Это безумие, этого никогда не произойдет.

Стоя напротив Далилы, теряясь в ее теплых карих глазах, я пытаюсь представить себе позднюю версию этой красивой женщины, кольцо другого мужчины на ее пальце, беременный живот и пару маленьких детей, бегающих туда-сюда по этим залам.

В груди все сжимается.

Когда-нибудь Далила Роузвуд выйдет замуж за какого-то мудака, не заслуживающего ее, а я останусь только летним романом. Далеким воспоминанием, гаснущим с каждым новым волнующим событием в ее жизни.

Прошло уже больше месяца с тех пор, как Далила потрясла меня на кухне, объявив, что ее сердце сбито с толку, и желая знать, что будет потом. С тех пор она не сказала об этом ни слова, не выдала ни единым взглядом. Она не жалуется, не задает вопросов и не размышляет о будущем, когда лежит голой, переводя дыхание, в моих руках.

— Пойду проверю кухню. — Далила прикусывает губу, указывая прямо по коридору, и через несколько секунд уходит, напевая себе под нос спокойную мелодию.

Я следую за ней и, замерев в стороне, наблюдаю за тем, как она открывает ящики и осматривает приборы.

Последние пять недель она играет роль идеальной партнерши. Раскованной. Свободной от ограничений.

А я? Я тоже играю роль, но каждый раз, когда вижу Далилу, тайно все сильнее и безрассудней влюбляюсь в нее.

Слова на кончике моего языка, просят их озвучить.

Умоляют их произнести.

Глава 33

Зейн

Люблю.

Тебя.

Я прочищаю горло, пульс учащается, а зрение становится размытым. Прошли годы с тех пор, как я говорил эти слова, и, если собираюсь сказать их, хочу, чтобы Далила услышала их здесь и сейчас. Я не хочу ждать или трусливо идти на попятный.

— Далила, я... — Глубоко вдыхаю, и земля подо мной ощущается немного неустойчивой, что, безусловно, удивительно.

Далила пронзительно кричит, подпрыгивая вверх на хорошие полметра, и ее душераздирающий вопль посылает тупую боль в мои барабанные перепонки. Бросившись ко мне, она ныряет в мои объятия, хватается за рубашку и тянет меня к двери.

— Мышь, мышь, мышь, мышь... — повторяет она снова и снова, пока мы не выходим из квартиры. Далила дрожит и трясется, а я беру ключи и закрываю дверь. — Откуда здесь мышь? Это совершенно новая квартира!

— Напротив пустое поле. Это новостройка, такое случается, — говорю я.

— Я не знаю, как ты можешь быть таким спокойным. — Все ее тело снова содрогается, и она высовывает язык, будто ее сейчас вырвет.

— Давай поедем, пока совсем не стемнело, — говорю я.

Дурацкая мышь.

Глава 34

Далила

Два дня.

Через сорок восемь часов я буду сидеть в самолете, лететь домой в Рикстон Фоллс, а сейчас могу думать лишь о том, как хорошо мне здесь было и насколько сильно хочу остаться.

— Не могу поверить, что ты вернулась. — Я смотрю, как моя сестра готовится к сегодняшней вечеринке. Уэстон побудил прилететь ее сюда, пригласив на свидание. Завтра Дафна немного поможет Рут, а в понедельник полетит со мной домой. — Не, я, конечно, могу в это поверить, потому что… это Уэстон.

Дафна закатывает глаза с широкой улыбкой на лице.

— Мы все время переписывались и разговаривали по телефону. Он такой милый, Далила.

— Я знаю.

— Такое чувство, что обычно мы теряем много энергии и времени в погоне за мудаками и придурками, а отличные парни не получают заслуженного внимания. — Дафна достает тушь и красит свои и так загнутые ресницы. — На хрен французов, к черту пижонов — я открыта для хороших парней.

— Рада слышать, что ты официально завязываешь с придурками.

— Как дела у вас с Зейном? Есть для меня хорошие истории? — Она подмигивает мне и хихикает.

Я сажусь на закрытую крышку унитаза и упираюсь локтями в колени.

— Я сделала именно то, что ты сказала, Даф. Я приняла сложное.

— И?

— И… Странным образом это сработало. — Я пожимаю плечами.

Она поворачивается ко мне, приподнимая левую бровь.

— В самом деле? Я имею в виду, это хорошо.

— Сложности еще есть, — говорю я. — Поверь. Мы просто не говорим об этом.

— Хорошо, значит, ты уезжаешь через два дня. Вы говорили об этом?

— Не-а.

Дафна хмурится.

— Значит, вы просто потусуетесь в последний разок, а затем ты запрыгнешь в самолет и больше никогда его не увидишь?

— Мы не парень и девушка. Нет необходимости в грандиозном эмоциональном прощании.

— Да, но вы должны хотя бы обсудить, как будете в дальнейшем общаться. Дверь всегда открыта? Будут ли у вас встречи? Будете ли поддерживать связь? И тому подобное.

Я качаю головой.

— Я принимаю сложное до конца, и готова к этому. Кроме того, Зейн не любит говорить о прошлом или будущем. Я поняла это достаточно быстро.

— Хорошо. Надо уважать мужчину, который может жить только настоящим. Это нелегко.

Дафна выходит из ванной и на цыпочках возвращается в свою комнату. Там в ногах кровати лежит облегающее персиковое с золотом вечернее платье. Надев его, она застегивает молнию на спине и проверяет свое отражение в стоящем рядом напольном зеркале. Золотые вкрапления в платье подчеркивают ее сияющий загар и оттеняют платиновые волосы.

— Ты выглядишь, как принцесса Барби, — говорю я.

— В хорошем смысле?

— Конечно.

Дафна проводит ладонями по бокам.

— Я просто надеюсь, что это не слишком. Не хочу смущать Уэстона.

Моя челюсть отвисает.

— Смущать? Дорогая, он будет демонстрировать тебя при каждом удобном случае. Поверь, сегодня все взгляды будут на тебе, а у Уэстона будет важный вид, как у павлина.

Дафна хихикает.

— Не могу представить Уэстона с важным видом… Но ладно.

Сестра поправляет свой низко уложенный пучок на затылке в последний раз, когда раздается звонок в дверь и мое сердце подпрыгивает от волнения за Дафну. До сих пор мне было все равно, что я не могу пойти на вечеринку с Зейном, но теперь чувствую себя немного расстроенной.

— Сегодня ты прекрасно проведешь время, — говорю я, провожая ее к входной двери, где в черном смокинге стоит Уэстон.

Его глаза загораются, когда он видит ее.

— Привет. — Дафна делает к нему робкие шаги.

Пристальный взгляд Уэстона сконцентрирован на ней. Думаю, он даже не осознает присутствие Рут и меня, стоящих в стороне. Он полностью очарован и загипнотизирован ею.

Рут, прижав ладонь к груди, тянется ко мне другой рукой, крепко стискивает, и я киваю. Мы свидетели чего-то особенного.

Это не просто летняя интрижка.

— Ну, ладно, мы уходим. — Дафна машет нам и берет Уэстона под руку. — Не ждите.

Я поворачиваюсь к тете Рут, так же красиво одетой.

— А ты куда сегодня идешь?

— В последний момент меня пригласили на свидание. — Она подмигивает.

— Но завтра ты уезжаешь. — Ухмыляясь, я складываю на груди руки, удивляясь ее безрассудству.

— И что? Он знает об этом. — Рут пожимает плечами. — И, если он хочет меня, знает, где меня найти.

Глава 35

Зейн

— Пожалуйста, ослабь свою хватку, — тихо говорю я на ухо Кариссе, сохраняя улыбку на лице. — Я не знал, что сегодня вечером ты будешь буквально привязана ко мне.

Мы здесь уже сорок минут, и до сих пор единственное свободное время, которое она дала мне — посещение туалета, и даже потом я не смог сбежать. Я просто нуждаюсь в передышке.

— А вот и моя прекрасная дочь! — Мать Кариссы, Кейтлин Форбс, медленно идет к нам с распростертыми объятиями и своей протяжной южной речью. — Боже мой, ты выглядишь блестяще, милая. И, Зейн, ты выглядишь довольно привлекательно. Уверена, что Карисса одела тебя с ног до головы. Ей всегда нравилось одевать всех своих парней.

Парней?

— Мама. — Карисса притворяется раздраженной. — Зейн оделся самостоятельно.

— Ну, надо же! — Кейтлин с легкой улыбкой хлопает меня по руке. — Ты знаешь, как настоять на своем. Я хотела бы позже узнать твой секрет. Карисса крутит своим отцом и мной со дня своего рождения.

Через группу гостей проходит отец Кариссы, здоровается и становится рядом с женой.

— Разве эти двое не выглядят восхитительно? — как бы размышляя говорит Кейтлин. — Я могла бы просто съесть их. Превосходная картинка. О, это напоминает мне о том, что я должна их сфотографировать.

— Нет, — говорю я.

Карисса стреляет в меня взглядом, а Кейтлин смотрит в недоумении.

— Прошу прощения, я не ослышалась? — спрашивает Кейтлин.

Мистер Форбс бросает на меня злой взгляд, намного злее того, как он смотрел на меня в прошлый раз, когда мы с Кариссой сидели рядом.

— Просто я не фотогеничен, — говорю я.

— Это только для нашего семейного альбома, — говорит она. — Карисса наша единственная дочь. Просто нам нравится все документировать. Боже мой, я сохранила все школьные фотографии, все ее молочные зубы и всех кукол Барби.

— Давай, детка. Никто, кроме нашей семьи, не увидит фото. — Карисса теребит кисть моей руки, немного наклоняя свою голову в сторону и мило улыбаясь, и все это под взглядами ее родителей. — Это сделало бы маму счастливой.

Мистер Форбс прочищает горло и зло смотрит на меня, а затем его взгляд устремляется к дальнему концу помещения, где возле бара стоит их сын Тейлор, обрабатывая нескольких игроков. Я вижу, как он передает им свою визитку.

Тейлор гребаный Форбс.

Он не только печально известный мудак и брат моего сумасшедшего сталкера, но также он однажды попытался склеить Мирабель, сказав ей, что она заслуживает лучшего, чем такую грязную мразь, как я. Из-за этого он навсегда останется в моем черном списке.

Печально то, что если бы Мирабель тогда ушла к Тейлору, то сейчас не проводила бы остаток своей жизни в одиночестве в каком-то медицинском учреждении.

Иногда жизнь — та еще сука.

В тот день, когда Тейлор уезжал от Рут, я остановил его и сказал, что Далила моя, несмотря на то, что это не так. Возможно, я сыграл на высокомерии и обаянии, когда говорил это, но в глубине души темная часть меня знала, что что-то назревает.

— Давай, детка, — нежным голосом говорит Карисса мне на ухо. — Давай повторим наши напитки. Будь джентльменом и закажи мне «Лемон дроп мартини», хорошо? (Примеч.: коктейль, в состав которого входят водка, мартини и сок лимона).

Я рассеянно осматриваю помещение в поисках часов, чтобы узнать, сколько еще мне оставаться в этом аду, и когда оборачиваюсь, стоящая передо мной Карисса поднимается на носочки и прижимается ко мне продолжительным поцелуем закрытыми губами.

К моменту, когда осознаю произошедшее, первое, что я делаю — оглядываюсь вокруг, чтобы убедиться, что никто этого не видел. Здесь присутствует несколько фотографов с пропусками для прессы, и последнее, что мне нужно, это увековечивание этого нежелательного поцелуя на фотографии.

— Зейн? — сзади меня раздается женский голос.

Я поворачиваюсь и мгновенно узнаю Дафну Роузвуд. Позади нее стоит Уэстон, награждая меня обеспокоенным взглядом, который никогда не хочется видеть на лице своего лучшего друга.

— Я не понимаю... — Дафна приподнимает голову, указывая взглядом на Кариссу, уже занятую разговором с кем-то и одновременно обхватившую меня руками сзади за талию.

Черт.

Черт. Черт. Черт.

— Это не то, на что это похоже, — выдыхаю я. — Я могу объяснить.

— Не стоит. — Обычно милая манера общения Дафны меняется, и она нахмуривает брови. — И держись, блядь, подальше от моей сестры.

— Дафна, — кричу я, когда она уходит. — Уэстон, подожди.

Они ушли, а я застрял здесь с этим черноволосым демоном в платье, по иронии судьбы подходящим для ангела.

Я не могу дышать.

Схватив руки Кариссы, я отталкиваю их и избавляюсь от ее объятий.

— Эй. — Она надувает губы, а я стремительно ухожу прочь от нее. — Куда ты собрался?

— Дай мне одну чертову минуту. — Я кричу на нее так громко, что это ранит даже мои собственные уши, и вокруг нас прекращаются все разговоры. Моя крепко сжатая челюсть словно из железа, а в глазах плещется океан ярости. — Боже, я не могу дышать, когда ты так цепляешься за меня. Просто оставь меня в покое, Карисса. Твой спектакль чертовски жалок. Повзрослей уже, нахрен.

К Кариссе подходит отец, ее нижняя губа дрожит, а глаза наполняются слезами. Я вижу, как он кивает через комнату двум охранникам, которые стоят возле входа. Они пробиваются сквозь толпу и направляются ко мне.

И вот так…

Я облажался.

Глава 36

Далила

— Доброе утро, солнышко. — Я варю кофе, когда моя сестра в воскресенье, плетясь, входит на кухню.

Это будет долгий день. Мы должны успеть упаковать кое-какие вещи до того, как приедут перевозчики мебели. К счастью, мне удалось убедить Рут, что я не способна сдвинуть ее шкаф для фарфора, кровать королевского размера и высоченный комод.

— Как прошла вечеринка? Расскажи мне всё.

Достаю две кружки из буфета и смотрю на часы. Если мы закончим в ближайшее время, то я смогу провести большую часть дня с Зейном. Я думала об этом все выходные, моя голова и сердце ведут войну из-за того, что я должна или не должна сказать сегодня вечером.

Но я отвергаю и сердце, и голову.

Впервые в своей жизни я собираюсь плыть по течению и, к слову сказать, чувствую себя в этот момент хорошо. Я не планирую никакой речи или глупого признания в любви. Будь что будет, неважно, что я скажу.

Я просто хочу закончить отношения на оптимистической ноте и оставить дверь широко открытой. Если мы с этим справимся, тогда я назову это лето успешным. И я спрячу тоску по Зейну в глубину своей души, но, надеюсь, когда-нибудь все же смогу забыть этот небольшой летний роман.

Дафна берет у меня свою кофейную кружку, при этом избегая моего взгляда.

— Спасибо.

— Присаживайся, — говорю я. — Как прошла вечеринка?

Сестра прочищает горло, смотрит вдаль и ее глаза затуманиваются.

— О, Боже, — говорю я. — Уэстон. Что он сделал? Вы поссорились?

Я подхожу и обнимаю ее. Свет и веселье ушли из ее глаз. Я вижу в них глубокую печаль, которую видела там раньше. Она испытывает боль. Она расстроена.

Дафна качает головой, а затем прижимается щекой к своему плечу.

— Далила, я должна кое-что рассказать тебе о прошлом вечере.

— Что? Ты пугаешь меня. — Задерживаю дыхание, и мое тело напрягается.

— Зейн пришел на вечеринку с другой. — Она говорит эти слова почти шепотом.

Если бы сердца могли разбиваться, мое бы раскололось сейчас на миллион осколков. Я цепенею. И, тем не менее, все чувствую.

— Может быть, это было недоразумение? — Пытаюсь сморгнуть слезы, застилающие глаза.

Дафна, сжав губы, медленно качает головой из стороны в сторону.

— Когда мы пришли, я увидела, что Зейн стоит рядом с ней. А потом она поцеловала его. И когда я подошла, он сказал, что это не то, на что похоже, но она практически висела на нем. Выражение его лица, Далила… Все краски сошли с него. Он не ожидал увидеть меня. Зейн был похож на того, кого поймали на месте преступления.

— Значит, он лгал, — говорю я монотонно. — Он лгал мне.

Дафна кладет свою руку на мою.

— Он сказал, что не может взять меня на вечеринку, потому что у него какие-то ограничения, и он думал, что потеряет свой контракт, если нарушит их, — говорю я, приподнимая брови. Тихо смеюсь, хотя в этом нет ничего смешного. — Ага. А потом он пришел с другой.

— Мне так жаль, дорогая.

Я пытаюсь улыбаться, чтобы не дать слезам покатиться по щекам, но одна все же умудряется сбежать и скользит по моей щеке, падая на тыльную сторону моей руки.

— Я ненавижу себя за то, что хочу все узнать, но я просто ничего не могу с собой поделать… Как она выглядела?

Дафна медленно выдыхает, прищурив глаза.

— Знаешь, я не видела ее лица. Они поцеловались, а когда он обернулся ко мне, она оказалась позади него. Кажется, у нее были темные волосы. В любом случае, это не имеет значения, потому что он мудак, а ты заслуживаешь лучшего.

— Я просто не понимаю. Мы провели вместе много времени. Все шло хорошо. Мы были близки. Я имею в виду, мы были друзьями. По крайней мере, мне так казалось. — Опускаю подбородок на руку, глядя на фотографию молочной коровы, висящую рядом с кухонным столом Рут. Она висела здесь всегда. Уверена, если мне скажут, я смогу воспроизвести ее по памяти. Но теперь каждый раз, когда буду смотреть на эту корову, буду думать об этом моменте. — Ты думаешь, что знаешь человека.

В уме проносятся последние шесть недель. Чикаго был для нас переломным. Мы многим делились друг с другом. Зейн открылся. Мы смеялись. Мы трахались. Полагаю, последние пару недель он выглядел немного отстраненным. Я думала, что он работает. Возможно, он был с… ней?

— Мне так жаль. — Дафна качает головой. — Я так ненавижу, что мне приходится это говорить. Я размышляла, должна ли я сказать или нет, потому что ты завтра уезжаешь. Но я подумала, что ты имеешь право знать. И даже Уэстон был расстроен. Он понятия не имел, что Зейн устраивает свидание, но, честно говоря, Уэстон изначально не собирался идти, потому что его брат женился, но свадьбу отменили и таким образом мы очутились на вечеринке, но все равно. Уэстон был так же шокирован, как и я. После этого мы не задержались там надолго. Пробыли там, возможно, около двадцати минут. Достаточно, чтобы поздороваться и помелькать перед нужными людьми, а потом уйти.

Я фыркаю.

— И все же, Зейн — не мой парень. Я имею в виду, технически это не обман.

— Ты хранила ему верность?

— Да. Но, видно, эти усилия были односторонними.

На столе гудит мой телефон и Дафна, затаив дыхание, наблюдает, как я беру его и подношу поближе. На экране высвечивается имя Зейна.

— Помяни черта. — Даже не думая, нажимаю на красную кнопку. — Нет, спасибо.

Затем несколько нажатий на телефоне делают его номер официально заблокированным.

— Я закончила, — заявляю я, приветствуя охватившее меня оцепенение и напоминая себе: что сделано, то сделано, и когда-нибудь все это будет далеким воспоминанием. — Я воспользовалась твоим советом и приняла сложности, и какое-то время это было весело, но не буду лгать — я больше уважаю себя, чем это.

— Это хорошо.

Я встаю, делаю глоток кофе и засовываю телефон в задний карман.

— Готова приступить к работе? — спрашивает она.

— Ага. Давай загрузим последнюю из небольших коробок. Грузчики будут здесь около полудня, — говорю я. — Просто пообещай мне кое-что.

— Конечно.

— Не говори об этом тете Рут. У меня нет настроения для ее лекций, и я знаю, что она пойдет и надерет ему задницу. Не хочу проводить свой последний день здесь в таком ключе.

— Не скажу ни слова. — Дафна обнимает меня за плечо, и мы направляемся в одну из задних комнат, где Рут хранит свою коллекцию кукол и хрусталь.

— И пообещай мне еще одно, — говорю я, пока мы идем.

— Конечно.

Я прикусываю свою дрожащую губу, надеясь, что физическая боль пересилит эмоциональную.

— Обещай, что так будет не всегда.

— Нет, тебе станет лучше. Я обещаю.

Мы останавливаемся в холле, и Дафна обнимает меня. Она почти на десять сантиметров выше меня, и я прижимаюсь головой к ее плечу.

— Я не понимаю. — Мои слова звучат приглушенно.

— И никогда не поймешь. — Сестра потирает мне спину круговыми движениями. — Все, что ты можешь сделать, это двигаться дальше и попытаться обо всем забыть.

Наш сладкий летний роман официально оставил неприятный осадок. Я провела лето, опьяненная эндорфинами, адреналином, окситоцином и похотью. Но теперь это ядовитая комбинация, несущаяся по моим венам, делает меня больной.

Я хочу забыть.

Хочу забыть все, что с ним связано.

Глава 37

Зейн

Пять звонков. Четыре сообщения. Ничего не проходит.

Далила меня заблокировала.

Это означает, что она не хочет говорить со мной…

Это означает, что она никогда не услышит правду…

Это означает, что она уедет отсюда завтра, раненая тем, что я сделал.

Я швыряю свой телефон и смотрю в окно. В этот момент к дому Рут подъезжает грузовик.

Дафна показывает водителю, чтобы грузовик подъехал немного ближе, а затем жестом останавливает его.

Мое сердце бьется так сильно, что я путаюсь в мыслях. Без колебаний и размышлений я беру лист бумаги и пишу записку.

Красотка, пожалуйста, ответь на мои звонки. Пожалуйста, приди ко мне до того, как уедешь. Все не так, как ты думаешь.

Я люблю тебя.

Де ла Круз.

Прочитав записку, я сминаю ее. Не буду говорить ей о своей любви в записке — это чертовски отстойно. Мы не в школе.

Беру другой лист и пишу новую записку, на этот раз пропуская часть, в которой говорю о своей любви. Когда-нибудь, когда у меня появится шанс, я скажу ей это в лицо. Далила услышит это от меня лично.

Натянув кроссовки, я выбегаю на улицу до того, как Дафна уйдет, не обращая внимания на испуганное выражение ее лица, когда она видит, что я иду к ней.

— Дафна, клянусь тебе, это не то, на что было похоже. Что ты сказала Далиле? — прищуриваясь, я упираю руки в бедра. Записка аккуратно сложена в левой ладони.

— Я рассказала ей то, что видела. — Ее голос пронизан отвращением. Это не та Дафна, которую я встретил пару месяцев назад. Эта Дафна охрененно ненавидит меня. — И тебя не должно быть здесь. Я не хочу, чтобы сестра видела тебя, особенно после того, как я провела все утро, успокаивая ее.

— Иисус! — Запускаю руку в волосы, дергая прядь волос. Последнее, что я хочу, это обидеть Далилу. — Дафна, ты должна передать ей это. — Я сую ей в руку записку. — Далила не отвечает на мои звонки и сообщения, и я должен все объяснить прежде, чем она уедет.

Дафна наклоняет голову, осматривая меня. Позади нее стоит один из грузчиков с планшетом, явно нуждаясь в ее внимании. Но мне оно нужно больше.

— Что бы ты не написал ей, я уверена, что это будет искажение правды, выставляющее тебя в выгодном свете… Что это изменит? Через месяц она вернется в колледж, а ты останешься здесь играть в футбол. Ты уже дал ей ясно понять, что она не более чем твоя личная секс-игрушка на лето. — Дафна фыркает. — Ты развлекся, я это поняла. Но теперь ей больно, а у тебя хватает смелости стоять здесь и вести себя так, будто ты заслуживаешь еще один шанс?

— Мэм? — Водитель грузовика поднимает палец. — Извините, что прерываю. У меня есть несколько вопросов, прежде чем мы начнем.

— Да. Извините. — Дафна поворачивается к нему, заканчивая нашу дискуссию до того, как у меня появляется шанс сказать ей, что Далила значила для меня намного больше, чем я признавался ей.

Во многом она меня спасла.

Я смотрю, как Дафна кладет записку к себе в боковой карман и заводит грузчика в дом.

Постояв немного, я наблюдаю за дверью в надежде, что выйдет Далила, но она не выходит.

Сегодня вечером я буду бросать камни в ее окно.

Сегодня вечером я сделаю все, что нужно.

Я должен увидеть ее в последний раз.

Она не может уехать отсюда, думая, что мне на нее плевать.

Она не может уехать отсюда, никогда не узнав, что я любил ее.

И не прекращаю любить.

Глава 38

Далила

Два месяца спустя…

Закрываю крышку на ноутбуке и захлопываю учебник. Я работаю над этим исследованием пять часов подряд, и из-за долгого времени, проведенного за экраном, зрение начинает размываться.

Сделав шесть шагов по моей квартире-студии, я открываю окно рядом с кухонным уголком, впуская свежий воздух. Наблюдаю, как несколько студентов, смеясь и разговаривая, прогуливаются по тротуару с рюкзаками за плечами. Неправильно сидеть взаперти в этой маленькой квартире, когда в Чикаго пришла осень и стоит чудесная погода.

Я должна подышать свежим воздухом. Может быть, это поможет мне сосредоточиться и снова почувствовать себя человеком.

Беру бутылку с водой, кроссовки и телефон, замечая на нем пропущенное сообщение от моей старшей сестры Деми и снимок экрана ее телевизора. Фотография нечеткая, и я едва могу разобрать картинку, но, кажется, она смотрит ESPN.

Нажав на экран, я звоню ей, и она отвечает на середине второго гудка.

— Боже мой, Далила. Ты же встречалась с Зейном де ла Крузом? — говорит торопливо и взволнованно Деми.

— Мы не встречались, — говорю я. — А что с ним?

— Включи ESPN, — говорит она. — Тут кое-кто особенный в передаче «Герои родного города». Я сидела с Ройалом, слушая как всегда вполуха «Спортивный центр». А потом услышала, как они упомянули его имя. Ты знала, что он сейчас в Чикаго? Он играет за «Чикагский Гром».

Я каменею, потеряв способность двигаться. Телефон выскальзывает из моей руки, но мне удается его поймать до того, как он падает на пол.

— Включи телевизор, — настоятельно требует Деми. — Передача началась пять минут назад.

Сбрасывая подушки с дивана, ищу захороненный пульт, ладони покрываются потом, а сердце бешено стучит. Даже не знаю, на каком канале ESPN и есть ли он у меня, но щелкаю пультом так быстро, как будто от этого зависит моя жизнь.

Нашла.

Камера движется вдоль футбольного поля с тренирующимися на нем спортсменами в черно-серой форме, а затем крупным планом показывает Зейна, дающего интервью.

Он улыбается, демонстрируя свои ямочки, и все вокруг меня уходит на задний план. Я вижу его и только его.

Закончив разговор с сестрой и положив трубку, я в течение следующего часа вновь влюбляюсь в этого парня. И даже когда все кончено, мое сердце продолжает болеть. Вся боль и страдания, которые я в течение последних двух месяцев прятала глубоко внутри себя, снова вскрыты и вытянуты на поверхность.

Тот факт, что он находится в том же городе, что и я…

— Хорошо быть дома, — голос Зейна наполняет мою квартиру, и он смотрит прямо в камеру.

Я заканчиваю смотреть репортаж практически в бессознательном состоянии, и когда идут титры, откидываюсь на диванные подушки.

— Он здесь, — шепчу я вслух, потому что, очевидно, мне нужно услышать это, чтобы действительно в это поверить. Все это кажется абсолютно невероятным.

В тот день, когда мы помогали переезжать тете Рут, Дафна сунула мне записку Зейна, очевидно, полученную лично от него. В то время мне было слишком больно, поэтому я не смогла сразу прочитать ее и положила записку на буфет в столовой Рут. Позже в тот же день после отъезда грузчиков записка исчезла.

Я так и не прочла ее.

И следующие недели я провела, убеждая себя, что, в любом случае, это не имело бы значения.

Я двигалась дальше.

«Мы» закончились.

Беру телефон и провожу небольшое расследование. В интернете мало подробной информации, но, насколько я поняла, «Пумы» подписали контракт с несколькими новыми полузащитниками из Техаса, а вскоре после начала тренировочного сбора отстранили Зейна из команды. В последнюю минуту полузащитник из «Грома» во время тренировки получил серьезную травму колена, и на его место взяли Зейна.

Обхватив подушку и свернувшись калачиком, я закрываю глаза, воспроизводя каждое воспоминание, которые я сохранила. Горькое. Сладкое. Печальный конец, которого я никогда не ожидала.

Я чувствовала себя в безопасности здесь, в Чикаго. Я думала, что буду вдали от мира… От него. Теперь же буду оглядываться через плечо везде, куда бы ни пошла, задаваясь вопросом, столкнусь ли я с ним, и думая о том, что скажу ему, если мы когда-нибудь снова встретимся лицом к лицу.

Погрузившись в омут горько-сладких воспоминаний и пролистывая фотографии в телефоне, я выбираю селфи с той ночи, где мы на его заднем дворе наблюдаем фейерверк на четвертое июля. Счастливые, мы улыбаемся в блаженном неведении того, что произойдет.

Давным-давно мы жили настоящим моментом.

И признаю, время от времени я думала о будущем.

Но никогда в своих самых смелых мечтах я не представляла, что потерплю фиаско.

Постепенно погружаюсь в приятную дремоту. Мне необходимо ненадолго сбежать. Успокоить свой разум, отключить мысли. И я почти у цели…

Тук, тук, тук.

Энергия, моментально возникшая в груди, несется по мне, распространяясь до кончиков пальцев. Я забываю, как дышать.

Тихо крадучись по своей крошечной квартире, я быстро смотрю в глазок…

…и открываю дверь.

— Привет, Хейден, — говорю я. — Входи.

Глава 39

Зейн

Я стою возле огромного фиолетового викторианского дома и смотрю на третье окно в верхней части башни, где, как утверждала Далила, она живет во время учебного года.

Не знаю, живет ли она там до сих пор, но сегодня хочу рискнуть.

Я вернулся в Чикаго больше месяца назад, мои дни были полностью заняты «Чикагским Громом», но не было такой ночи, когда бы я не задавался вопросом, где она, что делает. Если она лежит в своей постели, думает ли обо мне?

Нажав домофон на входе, я получил несколько ответов по переговорному устройству и, наконец, услышал щелчок открывающейся двери. Не знаю, что чувствовать по поводу «безопасности» квартиры Далилы, где жильцы вслепую впускают незнакомцев, но сейчас я здесь, и это все, что имеет значение.

Поднявшись по трем лестничным пролетам, я выхожу в длинный коридор с тремя входными дверями в квартиры, на минуту останавливаясь, чтобы сориентироваться.

Север.

Башня северная.

Стоя за дверью с номером «3B», я слышу голоса. Два голоса. Мужчины и женщины.

Далила.

Я слышу, как они смеются, их голоса приглушены толстой деревянной дверью. Подойдя ближе, я практически прижимаюсь к ней ухом.

— Не знаю, что бы я делала без тебя… Серьезно, ты был великолепен. Я этого не заслуживаю.

Там есть другой мужчина и, судя по всему, Далила думает, что он чертовски хорош.

Мои кулаки и челюсти сами собой сжимаются.

Я раздумываю, остаться мне или уйти, но дверь открывается, и у меня уже не остается выбора.

По ту сторону стоит мужчина. Он выглядит респектабельно. Хорошо одет. Похож на старшекурсника. На нем клетчатая рубашка на пуговицах, толстые хипстерские очки, а светлые волосы зачесаны наверх. Он долговяз и серьезен. Этот мужчина — полная противоположность мне.

— Ты кто? — спрашивает он.

— Хейден, кто там? — Далила выходит из-за его спины. Ее лицо бледнеет.

— Привет, Далила, — говорю я.

— Что ты здесь делаешь? — спрашивает она.

Я глупо улыбаюсь, снова полностью ослепленный ею.

— Я пришел поговорить.

— У вас все в порядке? — спрашивает хипстерский ботан, показывая указательным пальцем между нами.

Мы с Далилой смотрим друг на друга, время словно замерло в ожидании ее ответа.

— Да, — говорит она. — Все хорошо, Хейден.

— Ладно, ну, я буду рядом. Стучи по стене, если я тебе понадоблюсь... — Парень протискивается мимо меня, исчезая за дверью с номером «3А».

— Могу я войти? — спрашиваю я.

Кивнув, Далила отводит взгляд и отступает, обхватив себя руками. Она закрывает дверь, и мы стоим в тишине.

— Ты молчишь, — говорю я. — Я был готов к упрекам Далилы Роузвуд, но ты стоишь, выглядя так, словно только что увидела призрака.

— Я только сегодня узнала, что ты переехал в Чикаго. И сейчас ты здесь. Я все еще пытаюсь осознать это. — Она отходит, сохраняя между нами безопасную дистанцию.

— Прежде чем я скажу все, что хотел сказать, придя сюда, — начинаю я, — озвучу одну вещь. И я хочу сказать ее до того, как она будет похоронена под всем, что выйдет из наших уст, как только мы начнем.

Далила скрещивает руки и настороженно смотрит на меня.

— Хорошо.

— Я люблю тебя. — Выпаливаю это прежде, чем сосредоточенный хмурый взгляд Далилы сможет удержать меня от того, для чего я пришел сюда.

Выражение лица Далилы смягчается.

— Что?

— Когда я впервые встретил тебя, ты была занозой в заднице. Настоящая головная боль, — говорю я. — И ты была чертовски сексуальной студенточкой, которую я хотел заполучить.

— Отлично. — Она закатывает глаза.

— Я знаю, какое у нас было соглашение, Далила. Знаю, мы договорились, что это будет просто веселье и секс... — я вздыхаю, — но ты должна признать, что в какой-то момент это превратилось в нечто большее.

Далила делает шаг назад, опускаясь на край дивана. Руки беспомощно лежат на коленях, а темно-каштановые пряди падают на лицо.

Она приподнимает одну руку вверх.

— Здорово, что ты переехал в Чикаго и стоишь передо мной, исповедуя свою любовь, как в фильме Николаса Спаркса, но это все равно не меняет того факта, что ты солгал мне, Зейн.

— Я никогда не лгал. — Мысленно перекрестившись и глубоко вздохнув, сажусь в кресло напротив нее. — В июне Карисса загнала меня в спортзале в угол.

— Это была Карисса?

— Позволь мне закончить. Каждый год ее отец устраивает большую вечеринку перед началом сборов…

Я рассказываю Далиле, ничего не упуская. Рассказываю, что Карисса шантажировала меня, угрожая отстранить от команды, об ее обещании оставить меня в покое после свидания, о том, как она вела себя на вечеринке.

Далила внимательно слушает каждое мое слово и, вероятно, пытается читать между строк, но ей это не нужно. Я говорю ей только правду.

Чистую.

Не приукрашенную.

— Ну, а потом я накричал на нее, — говорю я. — Перед всеми гостями, перед ее отцом.

Далила морщится.

— Через несколько дней меня вызвали в кабинет тренера Робертса. Там был отец Кариссы. — Сжимаю губы в жесткую линию. — Они сказали, что исключили меня из команды. В последнюю минуту они взяли какого-то чувака из Техаса и больше не нуждаются во мне. Я уверен, что это было частью плана, но, думаю, что настоящая причина их разрыва со мной во многом была связана с вмешательством Кариссы.

— А теперь ты здесь. — Далила перебирает бахрому на диванной подушке. — Все обошлось. Рада, что у тебя все хорошо.

— С чего ты взяла, что у меня все хорошо?

Ее теплые глаза поднимаются навстречу моим.

— Кажется, ты получил все, что хотел. Ты повеселился со мной, ты подписал контракт с командой в своем родном городе… Поздравляю.

— Далила, остановись. — Я кладу свою руку на ее, и она напрягается от моего прикосновения.

— Не понимаю, почему ты не рассказал мне о Кариссе, — теперь ее тон становится громче, и в темном взгляде бушует ураган, — я бы поняла.

— Без понятия. Я был сосредоточен только на нас, и это делало наши с тобой последние недели настолько удивительными, насколько было возможно. Я не хотел, чтобы ты волновалась, не хотел, чтобы ты сомневалась во мне. Я не хотел, чтобы это темное облако висело над нашими головами. — Сжимаю ее руку. — Я не хотел ничего менять. И твое беспокойство о Кариссе изменило бы все.

Она качает головой.

— Я так не думаю.

— Да, ну, я сделал то, что считал правильным. И мне жаль. Я облажался. Я просто продолжал думать о том, как бы я себя чувствовал, если бы все было наоборот, — говорю я. — Одна мысль о том, что ты проведешь субботний вечер с другим мужчиной, даже если бы ты сказала, что это ничего не значит, привела меня в бешенство.

— Смотри, — говорит она. — Мы не были парой. Ты не был моим парнем. Это была не измена. Все сводится к тому, как я об этом узнала. Моя сестра сказала мне, что видела тебя с другой женщиной, целующего другую женщину… Это разрушило меня так, как я этого не ожидала.

— Мне жаль, что ты узнала об этом таким образом.

— Ты когда-нибудь собирался сказать мне?

Я задумываюсь, пытаясь найти ответ на вопрос, который никогда не задавал себе.

— Не собирался, — говорит она сухим тоном.

— Я никогда не заглядывал настолько далеко вперед. — Убрав руку, я наклоняюсь вперед и, положив локти на колени, смотрю на мерцающую свечу, стоящую на кофейном столике. — Для меня это не казалось важным, потому что это ничего не значило. Речь шла только о работе. Дело было не в Кариссе. И если это утешит, в тот вечер я мог думать только о тебе. Каждый раз, глядя на нее, я представлял твое лицо. Весь вечер я смотрел на часы, считая минуты до того момента, пока снова увижу тебя.

— Это мило и все такое, — Далила заправляет темную прядь за ухо, — но это ничего не меняет, вред нанесен. Наше прекрасное лето будет навсегда омрачено этим вечером.

— Я никогда не хотел причинить тебе боль, красотка. — Я поворачиваюсь к ней. — У меня не было такого намерения, и мне жаль. Я потрачу остаток своей жизни, извиняясь за это. Черт возьми, я потрачу остаток жизни, пытаясь загладить свою вину, если ты позволишь мне.

Далила широко распахивает глаза.

— Я хочу попробовать еще раз, — прочищаю горло, пристально вглядываясь в нее. — Давай начнем сначала. Новый город, чистый лист.

— Нет. — Она качает головой, глядя в сторону. — Я не заинтересована в том, чтобы снова быть партнером по сексу. Это было один раз для меня, и…

— Нет, — я перебиваю ее, — я хочу не только твое тело, Далила. Я хочу всю тебя.

Далила медленно поворачивается ко мне. Я чувствую ее нежелание.

— Зейн... — Она облизывает губы, готовясь к сопротивлению, но я этого не допущу.

— Я люблю тебя. И никому не говорил эти слова в течение очень долгого времени. — Притягиваю Далилу к себе на колени, и мы оказываемся лицом к лицу. Вдыхая ее сладкий запах, я говорю: — Мне жаль, что у нас вышло недоразумение. Мне жаль, что я причинил тебе боль. И пока жив, я никогда ничего не буду скрывать от тебя.

Далила выдыхает, на ее лице глубокая задумчивость.

— Я знаю, что мы провели лето, убеждая себя в том, что у нас не было отношений, — говорю я. — Но мы обманывали себя, Далила. У нас все время были отношения. Настоящие отношения, с настоящими чувствами. Мои были настоящими, а твои?

Ее губы сжимаются, и она кивает.

— Да.

— Дай мне еще один шанс. Дай нам еще один шанс.

Обнимаю ее за талию, кончиками пальцев поглаживаю подол рубашки, и ее тело расслабляется. Смотрю на ее полные надутые губки.

Далила заставляет меня ждать, и эти секунды идут мучительно долго, а затем она поднимает руку к моему лицу и проводит кончиком пальца по моему подбородку, спускаясь к губам.

— Я скучала по тебе, — шепчет Далила. — Так. Сильно.

— Я тоже скучал по тебе, красотка.

— И мне все еще больно. — Ее голос грустный, и она морщится. — И я хочу дать тебе еще один шанс, но сейчас мне сложно сказать «да».

Ее слова разрушают ту маленькую надежду, за которую я держался. Я был убежден, что если Далила снова увидит меня, если я смогу все объяснить…

— Поцелуй меня, — командую я.

Далила хмурится.

— Что?

Я не трачу время на объяснение того, что хочу, чтобы она вспомнила то, что мы чувствовали, когда все было иначе. Вместо этого обхватываю ее лицо ладонями и притягиваю раскрытые губы к своим. И к моему облегчению, мягкие полные губы принимают мой поцелуй.

— Ты ни с кем не встречаешься, верно? Кто тот ботаник в клетчатой рубашке, который открыл твою дверь?

— Он мой сосед, — говорит она. — И ему не нравятся девушки.

— Хорошо, — говорю я, скользя руками по ее бедрам и обнимая за задницу. Притягиваю Далилу ближе к себе, пока наши губы не оказываются в сантиметре друг от друга. — Не хочу надирать ему задницу за то, что он дотронулся до моей девушки.

Далила закатывает глаза, борясь с улыбкой.

— Кто сказал, что я твоя девушка?

— Пф-ф, ты всегда будешь моей девушкой, — поддразниваю я. — Хочешь ты этого или нет.

— Это пугает. Но не так, как когда ты бросал камни в мое окно поздно ночью, будто преследователь.

— Неважно. Ты тайно любила это. И преследователь не стал бы бросать камни, он бы стоял и наблюдал за тобой в окно.

— Спасибо тебе, Господи, за шторы.

Далила дарит мне нежную улыбку впервые с тех пор, как я пришел, и я скольжу рукой по ее рубашке вверх, потому что я всего лишь мужчина и не могу долго удерживаться от прикосновений к ней.

— Что ты делаешь? — Голос Далилы снижается до шепота, но она прижимается всем своим телом к моему в немом приглашении.

— Я не могу перестать прикасаться к тебе. — Зубами прикусываю ее нижнюю губу. — Ты чертовски неотразима, Далила, и ты так сильно меня возбуждаешь, когда пытаешься противостоять мне. Это напоминает о той ночи, когда мы впервые встретились. Ты в своей пижаме зло смотрела на меня, словно какая-то стерва. Чертовски очаровательно.

— Ты хочешь сделать это? — Далила выкидывает белый флаг в виде вздоха, и ее руки скользят вверх по моей шее. — Хорошо, давай.

Скользнув руками под ее рубашку, я обхватываю дерзкую грудь, снова прижимаясь губами к ее губам, позволяя нашим языкам сплетаться. Мой член напрягается. Между нами слишком много одежды, и я сойду с ума, если в ближайшем будущем это не изменится.

Далила, чувствуя мое нетерпение, быстро стягивает с себя рубашку через голову, пока я занимаюсь лифчиком. Затем стаскиваю с нее спортивные штаны вниз по округлым бедрам. Ее пальцы с безумной скоростью расстегивают молнию моих джинсов, и она взбирается на меня, как только я от них освобождаюсь.

Далила опускается на меня до тех пор, пока я полностью не наполняю ее. Бедра Далилы качаются назад и вперед, чередуя раскачивания и вращения. Каждый раз, когда она поднимается на мне, розовые бутоны ее груди приближаются к моим губам.

— Покажи мне, как сильно ты скучала, — рычу я, собирая пальцами волосы, рассыпавшиеся по спине. Я направляю ее лицо к своему, и она на мгновение перестает эротично двигаться на мне.

— Трахни меня так, будто ты никогда не переставала скучать по мне.

Я наказываю Далилу жестким поцелуем, и она возобновляет свои восхитительные движения. Провожу руками по ее бокам, жадно поглаживая женские изгибы.

— Я сделаю еще лучше, — шепчет она мне на ухо припухшими от моего поцелуя губами. — Я буду трахать тебя так, будто никогда не переставала любить тебя.

Эпилог

Далила

Три месяца спустя…

— Не забывай, Далила, ты подписалась, что принесешь пирожные с арахисовым маслом. — Крисси Колдуэлл останавливает меня, когда я ухожу со встречи «Громовых Девушек» в субботу днем. Это клуб, который собирает вместе жен игроков, чтобы создать дух товарищества, который вы можете получить только в футбольной семье.

Конечно, я всего лишь девушка Зейна, но он поговорил с Крисси, и они приняли меня с распростертыми объятиями. Ее муж — стартовый защитник «Чикагского Грома», и они с Зейном в последние несколько месяцев стали хорошими друзьями.

— Внимание всем! Распродажа выпечки состоится через две недели! — Крисси старается перекричать болтовню жен игроков. — Два часа дня, кафедральный собор Святого Михаила. Помните, выкладываемся по полной! В этом году все вырученные средства будут направлены на рождественские обеды для бездомных.

— Хорошо, я побежала, — говорю я ей. — Спасибо, что организовала все это. Я очень благодарна за участие.

— Конечно. — Она потирает мою руку. — Что вы с Зейном делаете в этом году на Рождество? Ты будешь в городе? В канун Рождества мы собираемся с друзьями и будем рады, если вы с Зейном зайдете.

— Очень любезно с твоей стороны, но я забираю его на Рождество домой, — говорю я. — Он, наконец-то, встретится с остальными членами моей семьи, поэтому пожелай ему удачи.

Я подмигиваю ей, и она смеется.

— О, ну, если они чем-то похожи на тебя, то они хорошие люди. — Она пожимает мою руку, но отвлекается, чтобы напомнить другой женщине: — Хилари, не забудь, ты должна принести клюквенное печенье с грецким орехом. — Потом вновь поворачивается ко мне. — Увидимся на следующих выходных. «Гром» против «Заклепок». Теперь это игры, ради которых я живу.

— Привет, красотка. — Зейн поднимает взгляд от картонной коробки для переезда, когда я вхожу в свою квартиру. — Осталось еще немного и все будет сложено.

— Спасибо, де ла Круз. — Я подмигиваю, подходя к нему. — Иногда ты довольно хороший парень...

Он скользит рукой по моему бедру, обхватывает мою задницу, а затем тянет меня вниз, к себе на колени.

— Будет странно жить с тобой, — говорю я. — Я никогда раньше не жила с парнем. И до сих пор ничего не сказала родителям. Не то чтобы они суперконсервативны или что-то в этом роде, но все происходит так быстро.

— Ага. Ну, может, мы скажем им это после Рождества? Я не хочу в первую встречу с ними сообщать, что их дочь спит в моей постели каждую ночь. Одна новость за раз.

— Не понимаю, почему ты так волнуешься, что не понравишься им. — Я прижимаю ладонь к его груди. — Они полюбят тебя.

— У меня не лучшая репутация для родителей. Они увидят татуированного, высокого и мрачного футболиста с кучей денег и независимости, и не захотят, чтобы я встречался с их дочерью.

— Не будь смешным. — Я целую его. Целую своего парня. — Перестань беспокоиться. Они полюбят тебя, обещаю. И Дерек с Деми тоже. Ты встретишься со всеми, и они просто полюбят тебя.

Зейн целует меня в ответ, своими большими руками обхватывая мою талию.

— Раз ты так говоришь...

— Я знаю это. — Отталкиваюсь от него и медленно поднимаюсь. — Перестань. Давай закончим упаковку — я несколько месяцев ждала этого дня.

Иду на кухню и заворачиваю посуду в газету, тихо напевая мелодию, когда замечаю, что Зейн проверяет свой телефон.

— Что там? — спрашиваю я.

— Подрядчик, звонил по поводу дома Магдалены, — говорит он.

Пару месяцев назад старый дом Магды, наконец, появился на рынке продаж, и в тот же день Зейн купил его за наличные. Потихоньку он нанимал подрядчиков, чтобы все отремонтировать. В преддверии футбольного сезона было тяжело уделять дому внимание, которое он заслуживает, но к весне здание полностью восстановят, и он станет самым красивым домом в квартале.

— Просто дали знать, что ребята с гипсокартоном будут в понедельник.

— Отлично, — я улыбаюсь, — все идет по графику.

Зейн пока не знает, что будет делать с домом после окончания ремонта. Он может сдать его в аренду или передать на благотворительность. Он обдумывал идею создания футбольного клуба для малообеспеченной молодежи, используя метод «Заплати за следующего», и они могли бы использовать дом в качестве своей штаб-квартиры. Я сказала, что это гениально, и предложила сделать все возможное, чтобы запустить это дело.(Примеч.: Рay it forward — «Заплати за следующего» или «Передай добро дальше» — концепция бескорыстной помощи кому-то, кто, в свою очередь, тоже кому-то помогает).

Зейн заклеивает коробку, встает и ставит ее на две другие возле двери.

— Почти готово, — кричу я.

— Я начинаю погрузку. — Зейн поднимает две коробки своими большими руками, будто они легкие, как перышки, и я открываю ему дверь. — Чем быстрее мы закончим здесь, тем быстрее начнется наше «долго и счастливо».

— Вот тут ты ошибаешься, де ла Круз. — Я счастливо вздыхаю. — Это началось в тот день, когда ты появился у моей двери.

Бонусный эпилог к серии

Деми

— Проснись, проснись, проснись. — Я прижимаю ладонь к плечу Ройала и нежно трясу его, широко улыбаясь и напевая мелодичным голосом в лучших традициях диснеевских принцесс. — Сегодня рождественское утро...

Ройал стонет, поворачиваясь ко мне, но его глаза остаются закрытыми. Он кладет на меня руку, прижимает к себе и прячется лицом в подушку. Это сумасшедшее полусонное существо рядом со мной — моя школьная любовь, и мы находимся в моей детской спальне. В то время мои родители не позволили бы ему спать в моей комнате.

Из кухни слышится приглушенный звон кастрюль и сковородок. Солнце еще не взошло, но мама уже усердно готовит завтрак. Я должна ей помочь. Мне всегда нравилось раскатывать тесто для булочек с корицей и делать завитушки. Кроме того, иногда, когда мы заканчиваем, она позволяет мне облизать миску из-под корицы с сахаром и, если я приду туда достаточно рано, мне не придется сражаться с Дереком.

— Ну же, Хейвен здесь, — говорю я. — Я хочу посмотреть, как она открывает подарки. Она сойдет с ума, когда увидит, что мы ей подарили.

Конечно, мы могли бы остаться у себя дома в получасе езды отсюда, но разве это было бы весело? Это Рождество другое, оно особенное. Мы все здесь и каждый из нас на другом этапе жизни, чем год назад.

Забавно, как быстро меняется жизнь, и как все становится удивительно непредсказуемым, когда ты меньше всего этого ожидаешь.

Я выскальзываю из-под руки Ройала, скидываю одеяло с ног и отправляюсь в ванную комнату с двумя раковинами, которую всегда делила со своими сестрами. Хейвен ночует в их комнате с Дафной, и, клянусь, я слышу звук маленьких шагов.

Умывшись, я снова проверяю Ройала и, если придется, готова вытащить его из моей кровати за мизинец, но он уже встал и, зевая, потирает сонные глаза.

Подойдя сзади, я обнимаю его теплое тело и прижимаюсь носом к его шее. Мне нравится, как он пахнет: аромат немного древесный и чистый, даже по утрам. Он проводит рукой по волосам, приглаживая торчащие в разные стороны пряди, а затем кладет свою руку на мою.

Небо стало светлее, чем несколько минут назад, и превратилось из глубокого сапфирово-синего в сумеречно-кобальтовое.

— Далила должна быть здесь с минуты на минуту, — говорю я.

Они с Зейном взяли билеты на вечерний рейс из Чикаго и должны были приехать сюда прошлой ночью. Но на их самолет продали больше брони, чем было мест, поэтому они решили отказаться от своих билетов в пользу семьи из пяти человек, которой пришлось бы лететь на разных самолетах.

— Ты волнуешься из-за встречи с Зейном?

Ройал поворачивается ко мне с полуулыбкой.

— Да, наверное.

Я игриво похлопываю его по груди.

— Мне все равно, что ты говоришь, ты волнуешься. Ты видишь его все время по телевизору, а теперь он будет здесь. Ты любишь «Гейнсвилльских Пум», это твоя любимая команда.

— Хорошо-хорошо. Я в предвкушении. — Он целует меня в макушку. — Точно так же, как ты была взволнована, когда Серена Рэндалл пришла на ужин со спагетти.

— Я до сих пор не могу поверить, что она живет с нами.

— Хорошо, ты справишься с этим. Она, вероятно, останется здесь надолго.

— Боже, я надеюсь.

Ройал идет в ванную, а я тайком задаюсь вопросом, сделает ли Дерек сегодня Серене предложение. Они вместе всего шесть месяцев, но я никогда раньше не видела старшего брата таким. Он совершенно и полностью ею сражен. Помешан на ней, по уши в нее влюблен. И Серена идеально ему подходит. Она идеально подходит и для Хейвен. Мы все ее обожаем, даже мой отец.

К тому времени, как мы спускаемся вниз, песня Бинга Кросби, вполголоса напевающего о Рождестве, негромко звучит из динамиков в гостиной, распространяясь по всему первому этажу. Мама подпевает на кухне, папа тихонько мурлычет себе под нос за раскрытой газетой.

— Доброе утро, — приветствует нас мама с чашкой кофе в руке. — Не желаете кофе?

— Да, пожалуйста. — Ройал, перешагнув через скамейку, усаживается за длинным столом, и мама приносит ему дымящуюся чашку черного кофе без молока и сахара, как он любит.

— Тебе нужна помощь, мама? — Я смотрю на подготовленный сложный набор ингредиентов. Кухонный остров полностью покрыт ими, и я не вижу ни одного свободного сантиметра.

Мама подходит к холодильнику и возвращается с тестом для булочек, завернутым в пленку.

— Дай угадаю, — говорит она, подмигивая. — Ты хочешь быть ответственной за булочки с корицей?

Улыбаясь, я беру у нее тесто и приступаю к работе, краем глаза замечая, как из своей комнаты выходит Дерек в белой футболке и красных клетчатых пижамных штанах. Некоторые вещи никогда не меняются. Если я прищурюсь достаточно сильно, он будет выглядеть моложе, как будто мы вернулись назад во времени.

— Где Серена? — спрашиваю я.

— О, утром я отправила ее в магазин, чтобы кое-что купить, — отвечает мама. — Просто она обожает продуктовые магазины, поэтому и вызвалась, а я делала покупки миллион раз и мне это ужасно надоело. У нее больше энергии.

С тех пор как Серена переехала в Рикстон Фоллс, она полностью приняла простую жизнь. Я все еще получаю удовольствие от того, что до этого года она никогда не покупала продукты. Теперь она любит это делать. Серена составляет списки, разрабатывает стратегии с купонами и специальными предложениями и получает от этого удовольствие.

— Продуктовые магазины сегодня открыты? — спрашивает Ройал.

— Palmer Foods открыт, — говорит мама. — Но только с восьми до полудня.

— Доброе утро. — Дафна врывается на кухню с Хейвен на бедре и в вязаных тапочках на ногах. — С Рождеством!

— Я хочу есть. — Хейвен проводит ладонью по глазам, убирая от них свои темно-русые волосы.

— Мы уже готовим завтрак, дорогая, — отвечает мама. — Почему бы тебе не проверить рождественскую елку? Мне кажется, что ночью я слышала колокольчики. Может быть, Санта был здесь?

Лицо Хейвен начинает светиться и ее большие голубые глаза округляются, как блюдца. Соскользнув по ноге Дафны, она разворачивается и бежит в сторону гостиной. Секунду спустя мы слышим визг радости, и она вбегает обратно на кухню, таща квадратную коробку в упаковочной бумаге с оленями и большим золотым бантом.

— Там так много подарков! — Хейвен прыгает вверх-вниз, и то, что находится в ее коробке, гремит. — Могу ли я открыть их прямо сейчас? Пожалуйста!

— Мы должны дождаться тетю Далилу, — говорит папа. — Она появится с минуты на минуту, Хейвен. Будь терпелива, ангел.

Несколько минут спустя скрипит, открываясь, входная дверь, и фойе заполняется топотом.

— Думаю, они уже здесь... — говорю я, улыбаясь.

Я мою липкие руки и вытираю их, потом иду поприветствовать Далилу и Зейна. Я думала, что буду сильно нервничать из-за встречи с Зейном, но это не так. Я никогда в своей жизни не смотрела футбол, за исключением случаев, когда Ройал смотрел игру. Я плотно сижу на глянцевых журналах, и пока Далила не упомянула его имя, я никогда не слышал о нем.

В фойе темно, но я вижу их очертания — одна фигура явно больше другой. Я не предполагала, что Зейн будет таким большим, но, опять же, тому есть объяснение. Профессиональные спортсмены много тренируются, и обычно они не маленькие.

В руках Зейна сумка с подарками, и он осторожно ставит ее на пол.

Сзади меня подходит мама, включает верхний свет и бросается к ним обоим. Она обнимает их одновременно — ее стандартное приветствие независимо от того, хорошо вы ее знаете или нет.

— Ничего себе! — Мама смотрит на Зейна, и он улыбается. Он красивый. Даже лучше, чем по телевизору. У него гладкая кожа, а глаза золотисто-карие. Когда он улыбается, у него на щеках появляются ямочки, как у Ройала.

Далила и я встречаемся взглядами, обмениваемся улыбками и наблюдаем, как мама вертится вокруг этого бедного парня.

— Вы хорошо долетели? — Мама берет Зейна за руку и ведет его на кухню. Она всегда была своего рода «комитетом радушия», который с распростертыми объятиями в своем доме принимал всех наших друзей и посетителей. — Ты любишь готовить? Далила говорила мне, что ты готовишь отличную испанскую еду. Я нашла рецепт торрихас. Я правильно произношу? Во всяком случае, думаю, мы могли бы сделать что-нибудь вместе... (Примеч.: torrijas — сладкие гренки, испанский десерт).

Голос мамы стихает, когда они идут на кухню, а мы с сестрой смеемся.

— Как твои дела? — спрашиваю я.

— Хорошо. — Далила срывает с шеи кремовый шарф, расстегивает пальто, а затем снимает заснеженные ботинки. — Загружена. Но хорошо. Еще один семестр аспирантуры, слава Богу, и футбольный сезон должен закончиться, кажется, в следующем месяце. Я уже готова к лету. А как твои дела?

Сестра берет меня под руку и мы, не спеша, идем по коридору, отключаясь от шума и суеты, царящих на кухне.

— Все отлично, — говорю я. — Ройал заканчивает предварительную программу и пытается решить, в какую Школу права поступить. Может, мы уедем, а может нет, — я пожимаю плечами, — посмотрим, в каком направлении подует ветер, в общем, я не знаю, что будет дальше. (Примеч.: Школа права является в США частью государственных и коммерческих университетов).

Далила закатывает глаза и забирает свою руку.

— Ой, да ладно! Я могу точно сказать, что будет дальше. Вы двое останетесь в Рикстон Фоллс, поженитесь, родите пару детей и будете жить долго и счастливо. Не нужно быть гением, чтобы понять это.

Я толкаю ее плечом, а мое сердце наполняется радостной мыслью о том, чтобы провести всю жизнь с мужчиной, которого я никогда не переставала любить.

— Тетя Далила! — Хейвен бежит в объятия моей сестры, и та подхватывает ее. — Я так по тебе скучала. А ты скучала по мне?

— Конечно, скучала. — Далила целует ее в щеку. — Ты моя самая любимая племянница во всем мире.

— Кто тот мужчина на кухне с Мими?

— Это мой парень, — гордо заявляет Далила. — Его зовут Зейн.

— У тебя есть парень? — Хейвен кажется шокированной этим известием, хотя я даже не уверена, что она понимает, что такое «парень». — Мне не нравятся мальчики.

— Это хорошо, — говорит Дерек через всю комнату.

Хейвен крепко обнимает Далилу за шею и сползает вниз.

— Угадай, что?

— Что? — спрашивает Далила.

— Прошлой ночью, когда мы все спали, пришел Санта. — Хейвен ритмично двигает бедрами. — И он принес подарки!

— Это потрясающе, Хейвен. — Далила смотрит в сторону гостиной. — Покажешь их мне?

Они вместе уходят, а я смотрю в сторону кухонного острова, где мама уже заставила Зейна работать. Рукава его свитера закатаны до локтей, и на нем один из ее домашних фартуков с изображением, слава Богу, лобстера, а не цветочков.

Я смеюсь про себя, надеясь, что Далила вернется вовремя, чтобы увидеть, что мама сделала с ее парнем.

— Как дела? — Я кладу руку на спину Дафны, занимая место рядом с ней за дальним концом стола. Сегодня она кажется немного подавленной.

Справа от меня сидят папа, Дерек и Ройал. Они горячо спорят о судебных делах, которые недавно были приняты ими в практику и совершенно не обращают на нас никакого внимания.

Дафна, положив локти на стол и расположив подбородок на переплетенных пальцах, смотрит в окно на наш задний двор. Она сосредоточенно смотрит на старый домик на дереве, и я все еще не могу поверить, что мои родители не убрали его. Мама говорит, что с ним связано слишком много хороших воспоминаний, но думаю, что папа слишком прижимист, чтобы нанять рабочих и избавиться от него.

— Я не знаю. — Дафна вздыхает, ее плечи опускаются. — Приятно видеть всех такими… счастливыми, но...

— Но что?

На ее губах появляется болезненная улыбка, и она медленно моргает.

— Праздники немного одиноки, когда у тебя никого нет, понимаешь?

— О чем ты говоришь? У тебя есть мы. У тебя есть целый дом, полный народа, чтобы праздновать.

— Нет, это не то, — говорит она.

Я наклоняю голову набок, изучая ее профиль. Уголки ее губ кажутся немного опущенными. Она всегда была такой счастливой, такой полной света и жизни. Вернувшись из Парижа в мае прошлого года, она стала другим человеком.

— Я просто хочу то, что есть у вас, ребята. — Дафна поворачивается ко мне. — Ты и Ройал, Далила и Зейн, Дерек и Серена.

— Ох. — Я обнимаю ее за плечи, наклоняясь ближе. — Сладкая, это случится с тобой. Ты встретишь кого-то удивительного, когда меньше всего этого будешь ожидать.

— Так я думала, когда встретила Уэстона. — На ее губах возникает горько-сладкая улыбка. — Я была уверена, что у нас с ним что-то было.

— Но ты с ним рассталась, — мягко напоминаю я ей.

— У меня не было выбора, — говорит она. — Он все еще был влюблен в свою бывшую. И я не злюсь на него за это. Он не мог ничего с этим поделать. Он не хотел больше любить ее, но она была его первой любовью, и они были вместе долгое время, и двигаться дальше было не так легко, как он думал. Я не могла конкурировать с ней. Не хочу убеждать, чтобы он разлюбил кого-то, чтобы влюбиться в меня.

— Ты совершенно права. — Мягко потираю ее спину круговыми движениями.

— Если бы я позвала его, он, вероятно, оказался бы здесь в тот же момент, — со вздохом говорит она. — И я гарантирую тебе, что он бы думал о ней все время.

Я прижимаюсь лбом к ее плечу.

— Ты сильнее, чем думаешь, Даф. Существует не так много людей, у которых есть мужество прекратить отношения. Большинство людей застряли бы в ожидании улучшения ситуации и были бы уверены, что требуется всего лишь немного времени.

Дафна отстраняется и садится ровно.

— Да, ну, имеется ограниченное количество раз, когда девушка может поймать парня, с которым она встречается, проверяющим страницу его бывшей в Facebook. Это было грустно в первый раз. В третий раз я была немного обескуражена. Но в двадцатый раз? Тогда я поняла, что со временем не станет лучше.

— Я вернулась! — Серена с пакетами в руках заходит в дом через гараж. — Этот магазин абсолютный зоопарк. Им стоит задуматься об организации парковки машин, особенно в праздничные дни.

Она кладет сумки на небольшой очищенный участок столешницы. Мама выгружает продукты, крепко обнимает Серену и благодарит ее, а потом представляет Зейну. Серена ведет беседу с мощным футболистом, полностью превосходящим ее в размерах, а Дерек внимательно наблюдает. Он не ревнует, просто, когда Серена рядом, независимо от того, что делает, брат не переставая на нее пялится.

— Хорошо, рулеты и запеканка на завтрак в духовке, — объявляет мама через несколько минут. Зейн ополаскивает руки в раковине и развязывает фартук. — Пойдемте пока в гостиную для обмена подарками.

Один за другим мы перемещаемся в гостиную. Места на полу и стулья быстро становятся занятыми. Я сажусь на колени Ройала, и он обнимает меня за талию, пока мы наблюдаем, как Хейвен хватает подарки и встряхивает их.

— Ты хочешь быть официальным распаковщиком подарков? — спрашивает мама у Хейвен.

— Да, да, да! — Моя племянница радостно подпрыгивает, маленькие кулачки сжимаются от волнения, русые волосы падают ей на глаза, а кружевной подол ночной рубашки колышется вокруг ее колен.

В течение следующего часа мы раскрываем подарки, раскидывая хорошее настроение в виде праздничной мишуры, оберточной бумаги с оленями и снеговиками и блестящих красных и золотых бантов, эффективно разрушая порядок в гостиной, пока, наконец, у кого-то не возникает хорошая мысль принести из кухни пакет для мусора.

Ройал получил новую игровую приставку от Дерека, а Далила подарила мне свитер из моего любимого бутика в Чикаго. И, как я и предсказывала, Хейвен сошла с ума от восторга, болтая с куклой Эльзой в натуральную величину, которую мы ей подарили. Остаток утра она не интересовалась остальными своими подарками и таскала свою новую подругу за руку из комнаты в комнату. К двум часам мы все отправляемся отдыхать, разбредаясь по разным частям дома с полными животами и полуопущенными веками. Хейвен и Эльза буквально падают на пол в столовой, и Дереку приходится нести их обеих наверх.

Внизу Зейн и Ройал болтают о футболе. Я пытаюсь не засмеяться, когда вижу это сияние в глазах Ройала. Он так старается не вести себя, как сумасшедший фанат, но я вижу его насквозь.

Он забыл обо всем, что я могла бы дать ему на Рождество. Возможность тусоваться с одним из его футбольных кумиров превосходит все это, и я не уверена, что видела, чтобы этот мужчина так часто улыбался в раньше.

Когда я, наконец, ощущаю в себе энергию и иду на кухню, чтобы помочь с уборкой, Далила и Дафна уже усердно работают, и все, что мне остается сделать, это убрать оставшееся картофельное пюре в пластиковый контейнер и назвать это хорошей работой.

За столом мама учит Серену играть в карточную игру Джин Рами.

— Девчонки, не хотите посмотреть фильм? — вопрос Дафны адресован Далиле и мне. Она пытается улыбнуться, но в ее грустных глазах все еще заметен отблеск задумчивости. В хаотическом безумии этого утра я забыла, как сильно она страдает. — Я хотела бы провести время со своими сестрами.

— Конечно, — говорит Далила. — Все, что хочешь. Выбирай.

— «Классный мюзикл»? — Дафна вжимает голову в плечи, а Далила стонет.

— Я знала, что ты предложишь это. — Далила шутливо шлепает Дафну по руке. — Но ладно, я посмотрю. Только ради тебя.

Мы поднимаемся по лестнице в мою комнату, попутно приглашая маму и Серену, которые вежливо отказываются, и через несколько минут мы укладываемся на моей кровати, наблюдая за вступительными титрами фильма, которым Дафна когда-то была ужасно одержима.

Впервые за весь день она улыбается искренней улыбкой, потихоньку подпевая вступительной песне, до сих пор не забыв слов. А потом начинает подпевать Далила. А потом я. И довольно скоро мы поем во всю силу наших легких и танцуем на моей кровати как маленькие девочки. Когда песня заканчивается, мы обессиленно падаем, смеясь до боли в животе, и смотрим остальную часть фильма.

Я не знаю, что будет завтра, да и не особо хочу знать. Единственное, в чем я уверена на сто процентов: что бы ни случилось — все будет хорошо.

* КОНЕЦ *