Буйный

Глава 2

Выскочил из укрытия, как ебучий ураган! И со всей своей долбанной агрессией заехал сначала одному выродку природы по роже, затем другому. Они даже пикнуть не успели. В глазах ушлепков полыхнул вселенский страх. Кажется, кто-то из недоносков сходу наделал в штаны – в воздухе «заблагоухало» нечистотами. Аж слёзы на глаза навернулись.

Метелил их чёткими, профессиональными ударами по печени, по морде, по обвисшему от страха члену и снова по печени. Глушил пидоров в порядке очереди, как любимую боксёрскую грушу. Сначала рыжего, потом прыщавого, рыжего и прыщавого… Щедро раздавал апперкоты направо и налево. Легкотня. Ушатать этих дохликов даже легче, чем у ребёнка малого конфету отжать.

Мрази летали у меня по комнате, как резиновые отскакивая от одного угла к другому. Только и слышал их ссыкливый мат, и то, с каким приятным звоном сыпались их зубы, ударяясь и отскакивая от пола. Обожаю эту мелодию! Даже название придумал композиции – «Ода выбитых зубов».

Вот уроды! Не ожидали такого сюрприза!

Видели бы они свои морды в момент, когда я, зверея, снёс дверь банной и вылетел к ним навстречу с крепко сжатыми кулаками. В подобные моменты, в моменты опасности или предстоящего боя на ринге, когда адреналин плавит вены, когда пульс бьётся с частотой десять ударов в секунду, я напрочь лишаюсь рассудка. Мною управляет животная агрессия. Человечность на время подавляется. Я действую не разумом, а телом. Точнее – кулаками и ногами. Но мой коронный финт в боях – удары головой. Именно поэтому ребята-беспризорники, с которыми я полжизни провёл на улице, и прозвали меня быком.

Максим Быков. Даже фамилия соответствовала прозвищу.

Ребята говорили так: «Ты тот, кто наносит удары врагу рогами и копытами. Тот, кто топчет противников насмерть без капли жалости, будто они какое-то мерзкое и ничтожное насекомое».

Но не только из-за этого меня нарекли Буйным. В первую очередь потому, что я заводился с пол-оборота, стоило только обидчикам или противникам махнуть перед моим носом красной тряпкой. И я долго остывал, а в качестве тряпки могли выступить как слова, так и поступки. Как, например, сейчас.

Сделав из рож этих днищ паштет, вышвырнул мразот в то самое окно, через которое они влезли на чужую собственность. Только жопами вперёд.

Выбесили сучары!

Девчонку жалко…

Маленькая такая. И вся в кровище.

А я придурок. Эгоистичный. Нужно было раньше вмешаться. Ещё до того, как конопатый ублюдок нанёс бедняжке первый удар.

Отряхнул руки друг о друга и пулей бросился к девочке, что лежала распятая на столе, в порванной одежде, замаранной кровью, без сознания.

Мать моя женщина!

Как же так…

Твари шизанутые!

Так сильно отделали, что, кажется, еле дышит худышка.

Прощупал пульс. Есть. Но слабый!

Быстро подхватил девушку на руки и понёс в комнату.

Нужно срочно остановить кровь, обработать раны и согреть бедолажку!

Девочка сама, как из хрусталя литая. Худенькая такая, маленькая. Если взять меня и её, то она, скорей всего, даже в прыжке до башки моей не допрыгнет.

Ну точно как Дюймовочка. Я ее одной рукой легко держал, когда нёс из кухни в спальню, ни капли не напрягаясь.

На кровать положил, а сам к комоду метнулся, потому что вспомнил, что в одном из ящиков видел бинт и перекись. Лёд бы к голове приложить, да нет у них в доме холодильника. Каменный век на дворе, блин. Одолев не один десяток километров грёбанного леса, я словно очутился в ином измерении, отсталом таком, оторванном от цивилизации. Где, кроме облезлых изб и чеканутых питекантропов (я о тех пустоголовых уебонах, что пытались поиметь хрупкую беззащитную девушку), ничего другого не имелось.

Упал перед ней на колени и дрожащими руками начал вытирать уже засохшую кровь на лице. Девчонка не моргала. Но дышала. Грудь девушки едва заметно поднималась и опускалась в такт вдохам и выдохам. А я залип, когда её аккуратные сочные мандаринки увидел. Обнажённые. С торчащими сосками, оттенка нежного персика. И, к слову, мгновенно протрезвел. Успокоился. Ибо лютое бешенство сменилось дичайшим возбуждением. За секунду до этого мои руки тряслись от злости, а сейчас начали трястись от жажды секса.

Не удержался всё-таки. Ладонь на её сисечку шмякнул. Сжал сосок между пальцами с такой алчностью, что в паху прострелило.

Нет, бычара ты неугомонный! Нельзя сейчас.

Тронешь её – станешь ничуть не лучше тех звезданутых мудозвонов.

Личико малышки досуха вытер и скривился. На скуле, на шее, даже на маленьком ушке уже начали проявляться уродливые синяки. Маленький курносый носик тоже припух. Осторожно прощупав припухлость, я гневно выматерился сквозь сжатые челюсти, мысленно огласив вердикт пострадавшей: «Синяка не избежать, но с переломом вроде пронесло».

Ещё раз хорошенько осмотрел незнакомку. Какая же она всё-таки милая.

Кукольное личико, обрамленное веснушками, золотисто-волнистые волосы, заплетенные в две пышные косы, которые сейчас, к сожалению, превратились в два небрежных колтуна, и эти пухленькие, бледно-розовые губки, что зазывно приоткрылись в бесчувственном сне и пробуждали в моей башке самые грязные фантазии.

О том, что я хотел сделать с её хорошеньким ротиком, лучше промолчу.

Это ж каким нужно быть тупорылым отродьем, чтобы осмелиться поднять руку на такого безобидного ангела?

Подумал об этом и вновь ощутил, как внутренний бык начал просыпаться где-то в районе груди, выть, фырчать и со всей дури гатить копытами по недрам души.

Если честно, думал, что порешаю уродов. На куски разорву. Но, видимо, мысль о том, что девочке нужна была срочная помощь, утихомирила внутреннее зверьё.

Бык разбушевался не на шутку. Ух, как же сложно было его обуздать. Меня выбить из колеи – как пальцем щёлкнуть. Сложнее потом усмирить. Закипаю всегда, что музыку слушаю. А вот остываю… Тут уж как получится.

В тюрьме, во время потасовок, меня обычно шокерами усмиряли. Только таким жестоким способом удавалось загнать рогатого беса в загон.

С тех пор как сел в тюрьму после неудачного ограбления банка, я стал сам себя бояться. Неконтролируемые вспышки агрессии усилились. У меня и до зоны были проблемы с самоконтролем гнева. Наверное, именно поэтому мои предки в десять лет сдали меня в детдом, а сами свалили за границу. Тюрьма лишь усугубила недостатки моего характера. За четыре с половиной года я изменился до неузнаваемости. И вряд ли эти изменения коснулись моей лучшей стороны.

Укрыл Дюймовочку одеялом. Устало выдохнул. Сам в этот момент сидел на коленях на полу напротив её кровати и зачарованно пялился на эту спящую красавицу, каждую минуту считая пульс незнакомки, проверяя дыхание и температуру тела. Кожа девушки на ощупь напоминала кусок льда. Это меня насторожило.

Укутал её тремя одеялами, но руку со щупленького запястья так и не стал убирать. Боялся, что она… просто перестанет дышать. И никогда больше не откроет глаза. А всё потому, что я, эгоцентричный тюфяк, вовремя не вмешался. Ибо в тот момент думал лишь о своей жопе. О том, что, если меня обнаружат, свидетелей придётся под берёзкой прикопать. В том числе… и девчонку.

Где-то в груди, да и в башке тоже случился ядерный взрыв! Рассудок переклинило. Нет, тупо замкнуло. Мозг вырубился. Проснулся бык. И я до сих пор не могу понять почему. На кой хер она мне сдалась? Знать её не знал и не собирался знакомиться. Но что-то внутри решило иначе.

Смотрел на девчонку уже битый час, наверное. Ручонки её крохотные усердно отогревал своими лаптями, ножки мял и растирал, до испарины на лбу, пока не понял, что окончательно выдохся из сил, и не вырубился. Прямо там, на облезлом полу убогонькой избёнки, напротив её кровати, как дворняга какая. Преданная, млять, до последнего вздоха собака.

Ох, и намаялся я с этой Асей.

Асей? А, нет же! Один из мразот сказал, что девчушку зовут Аля.

Если ей не полегчает, я, бл*ть, вернусь обратно на болота и утоплюсь нах*й.

Встряла, чтоб её, в самое сердце заноза. Если честно, девчушка-то отважная. Сражалась и билась до последнего крика, благодаря чему вызвала респект в моих глазах.

Сам не понял, как так получилось, но я вырубился. Как младенец. Неудивительно! Двое суток на ногах. Даже больше. Так знатно отключился, будто сдох на веки вечные, что даже позабыл, что я вовсе не у бабули в деревне на отдыхе тусуюсь. А «в гостях» у заложницы.

Часа два проспал. И ещё бы столько же с удовольствием продрых, если бы не услышал внезапный скрип половиц. Резко подорвался на месте и рефлекторно принял боевую стойку, выставив вперёд сбитые до мяса костяшки в сторону источника шума.

Мать вашу!

Она стояла в шаге от меня с тесаком в руке и дрожала, как напуганный до полусмерти беспомощный зайчонок. Рваный халат уродливыми хлопьями свисал с истощенного тельца малышки, а на носу выступила свежая кровь. Кажется, её даже не смущало, что на ней, кроме рванины, больше ничего нет. Лишь голенькая грудь с искушенно торчавшими сосками и нежная киска, покрытая ордой мурашек.

Ох*еть!

В штанах мгновенно стало тесно. А поскольку воровать чужое белье было как-то стремновато, то член было не обуздать. Встал как кол. На всю свою нехилую длину. Твёрдый, налившийся горячей кровью и спермой, готовый в любую секунду лопнуть от грёбанного недержания.

Бля. Как не вовремя.

– Ты ножичек то это… убери, – старался помягче базарить. Но девчушка была настроена весьма воинственно. – Не то… ручки поломаю.

Зря я это прыснул. Идиот.

Ну и кто ты после этого? Не лучше тех сраных утырков. Один из них даже обоссался, когда задом вылетел в окно, а мордой – в коровью лепёшку.

– Не двигайся! Не подходи! Или пожалеешь!

Зашипела она с угрозой в голосе, а сама дрожала, как будто ей за шиворот сыпнули бочонок льда. И нож в её бледненьких ручках лихо подпрыгивал, в то время как на густых ресницах мерцали крупные бисерины слёз.

– И что же ты сделаешь, красавица? Я уже заценил твои перлы. Не будь меня рядом, они…

Лучше заткнись!

Сама виновата. Я к ней по-доброму, кулаки замарал о чужое дерьмо, а она выпендриваться вздумала! Огрызком тут своим размахивает. Хоть бы спасибо сказала, что не дал двум прыщавым мудозвонам оттрахать соплячку до сквозных дыр.

– Ты кто такой? И как оказался в моём доме?! – взгляд исподлобья, трясётся как в лихорадке, но все равно этим своим взглядом изумрудных глаз бросает мне, сучка, вызов.

– Никто. И звать меня никак. А вопросы тут буду задавать я. Усекла? – лениво зевнул и поднялся с пола, соблюдая железное спокойствие.

Как вдруг…

Девчонка совсем чокнулась! Она, сделав неуклюжий выпад вперёд, попыталась пырнуть меня в грудь сверкающим обрубком.

Дрянь такая!

Её убогие манёвры воспринимались мною как в замедленном действии.

Опыт в драках приличный. Реакция молниеносная.

Одной рукой перехватил дуреху за затылок, а другой – заломил хрупкую, изувеченную жуткими гематомами ручонку за спину так, что девчушка жалобно взвизгнула, благодаря чему мой лютый пыл моментально усмирился. Затем я ловко выхватил из маленького кулачка лезвие, вжал девку ягодицами в свой пах и острым концом тесака коснулся хрупкой шейки обездвиженной жертвы.

– Только пикни или дёрнись. И ты труп. Глотку рассеку – моргнуть не успеешь.

Девчонка будто не дышала. Напряглась. Замерла.

Считанные секунды… И она безжизненным мешком просто осела на пол.

Прекрасно. Отлично, мужик!

Напугал худышку до очередного обморока.

Еле-еле успел убрать нож подальше, иначе бы задел, не дай бог, во время непредвиденного падения. Я успел подхватить её на руки буквально за секунду до удара головой о гребанный край табуретки. Прижал к торсу и подофигел от адского, чтоб его, дискомфорта в паху, когда девчонка впечаталась сосками в мою стальную грудь, а её умопомрачительная щелочка напоролась на мой каменный стояк.

И я кончил.

Прямо в штаны.

От такой хреновой х*еты.

От одного, мать его, случайного прикосновения.

В этот раз мне пришлось привязать неугомонную к кровати. От греха подальше. А вдруг что снова нехорошее придумает? Сама едва на ногах стоит, но смелости у нас дохрена!

Покопавшись в пожранном термитами шкафу, отыскал кое-какие чистые тряпки. Видеть наготу девчонки было невыносимо. Капец, еле-еле сдерживался, чтобы не чпокнуть златовласку. Я не маньяк, бляха, но от длительного воздержания не на шутку начал сатанеть. За четыре с половиной года то и делал, что гонял в собственную ладонь. Иногда ещё, правда, Лизочку натягивал. Но это такое. Восторга от потрахушек с медсестрой особо не получал. Страшная бабёнка, ну вылитая болотная кикимора. Но коли в штанах жмёт, будешь рад тому, что, как говорится, бог пожертвовал.

Осторожно, стараясь не причинить боли свежим ссадинам, я упаковал бесчувственное тело худышки в чистый халат. Волосы со щеки убрал, тыльной стороной ладони медленно провёл по скуле к вискам, проверяя, есть ли у Алевтины жар.

Спал вроде.

Хули мне надо?

Какого черта я тут с ней нянькаюсь?

Мне всего лишь нужно было найти новые тряпки, пожрать чего и свалить по-тихому, иначе кранты. Но она, бл*ть, меня заметила! И что теперь делать?

Интуиция ведь твердила: «Не ввязывайся». Но, блин, я, как конченный Робин Гуд, полез квасить морды уродам. Да за кого? За деревенскую шлюшку. Так её назвали те утырки.

Хотя… девочка не была похожа на шлюху. Сама невинность. Платье ниже колен, косынка и две косы, что тяжёлой копной лежали на хрупких плечах.

Ну точно Дюймовочка. Жаль ее. Кабздец как жаль. А кожа сплошь разукрашена жуткими отметинами. Часть только начинает проявляться, а часть – уже пожелтела. Видать, малышке часто достаётся.

Если честно, не мое это дело. Мне свою шкуру надо спасать. Валить к черту!

Но что-то не даёт так просто слинять. К ней тянет. Невидимыми нитями привязывает. И совесть жрет. И ненависть воркует. Потому что жаль бедолажку. Она ведь такая крошечная, такая несчастная. Живет в полном говне, домом сложно назвать эту рухлядь, да ещё и от местной гопоты получает. Не удивлюсь, если ещё и с папаней-алкашом под одной крышей выживает.

А чё? Классика жанра!

Как быть?

Ну нет.

Не могу вот так вот бросить, тем более если видела, тем более если я не привык оставлять свидетелей.

Кстати, о свидетелях!

Надо бы кое с кем разобраться. От слизняков не мешало бы избавиться.

На улице как раз стемнело. А ушлепки так и валялись в кустах, истекая кровищей. Проверил путы на руках у Али, а также для надёжности заклеил ей рот пластырем, чтобы не верещала. Пришлось. Далее, порывшись в кладовке, среди всякого прочего хлама, откопал там лопату и спешно ретировался на улицу.

Но лопата не понадобилась. Я решил пустить гадов на корм жабам. Погрузил их отфаршированные туши в тачонку и покатил в лес.

Черт. Вот так вот из-за бабы и становишься кровожадным палачом. Я ведь загремел на зону за кражи. Но выхода нет. Если не избавлюсь от свидетелей – не выживу.

Утырки в погонах страсть как мечтают выпотрошить мои мозги. Сами же болтали. Ещё там, возле болот. Списать смерть на попытку побега – раз плюнуть. Сколько ребят таким образом полегло – не счесть. Гандоны тупо срывали свою внутреннюю неполноценность на узниках. Жестоко так. В упор расстреливали или избивали до смерти всей толпой.

А ещё нас, зеков, называли палачами. А о том, что творится в тюрьмах на самом деле, никто и никогда не узнает. Там ведь сидят и нормальные парни, а также те, кто отрабатывает вину за какого-нибудь напыщенного мажорика, папочкиного сыночка, которого либо подставили, либо заплатили бабла, лишь бы «доброволец» взял вину на себя.

Таких уникумов там полным-полно. Люди жертвуют своей свободой во имя клятых бумажек. А также… во имя семьи.

Знаю одного такого чела. Сына хотел спасти… Сел за якобы убийство ребёнка, которого один шизанутый олигарх, наглотавшись наркоты, сбил насмерть.

Не прошло и года, как добровольца не стало. Надзирателям чем-то помешал.

Наверное, тем, что отказался долбиться в жопу со своим сокамерником, когда те снимали их на видео, чтобы продать порносайту. Вот и расстреляли за попытку побега.

Обычная схема.

У медсестрички, что пыталась вывезти меня из зоны, я кошелёчек спиздил, но деньги слегка замарались в болоте. Пришлось сушить. Там всего пару тыщ. Но сейчас каждая копейка на счету. Эх, были времена, когда я жил как буржуй.

Бабла – немеряно. Мы с братьями то там, то сям хрустящие заколачивали.

Вечерами – в Подземелье махали кулаками, а днем – приторговывали протеином и арендовали тренажёрный зал, где за кругленькую сумму натаскивали молодняк до физического совершенства. Но! Больше всего выручки, конечно же, имели с грабежей. Да, я не святоша. Мудак тот ещё. Но не все наши стыренные бабки спускались на крутые тачки и синтол. Мы сиротам помогали. И тяжелобольным детям.

Когда с выблюдками было покончено, я в дом вернулся. Прикемарил в соседней комнате, а с рассветом решил немного прогуляться – местность разведать. Перед прогулкой проверил девчонку – спит. Пульс умеренный, дыхание ровное. Развязывать не стал. Через часок-другой, как вернусь, поворкуем по душам да расставим все точки над «i». А разговорчик у нас будет весьма серьёзный. Надеюсь, к тому времени дикарка оклемается.