Бывший. Спасибо, что лгал мне (СИ)

Глава 24 Прошу прощения

Вот так приехали! Кто бы знал, что мир настолько тесен или звезды так сошлись. И что прикажете делать?

Оглядываюсь на Антонину Петровну. Как-то страшновато ее одну оставлять.

Я уже и забыла наш первый, неудавшийся день знакомства. Простила едкие слова и подозрения матери Павла по поводу нежелания видеть мою персону в невестках.

Первое впечатление обманчиво. Стоило вместе перенести неприятную ситуацию, как маски были тут же сброшены, открыв истину: по сути, она неплохая женщина. По-своему, переживает за будущее сына.

И правильно она говорит. Еще неизвестно, какой тещей буду я, когда Ярик, спустя годы, в дом невесту приведет. Вот только родить его еще надо, а у меня поясницу клинит. То ли долго на ногах пробыла сегодня, то ли нервы сдали.

— Иди, Маша! Не переживай за меня. Тебе отдохнуть надо. Паша приедет и разберется. Домой нас отвезет!

— Звони сыну-то! — командует Свят.

— Так телефон дай! Мой в машине остался там, в городе, — неопределенно машет рукой в сторону воображаемого Питера.

Свят цокает языком, тихо матерится. Да, ситуация еще та: из одного дерьма в другое угодил. Не отмыться!

— Мой возьмите, Антонина Петровна! — предлагаю, а сама сумочку глазами ищу: Где-то тут, на кухне лежит, переливаясь мелодией звонка.

Свят находит первым. Мне подает, сам внутрь не лезет, в отличие от «шестерки». А я тут же мобильный вынимаю. Три пропущенных, еще и смс-ки. Но потом проверю. В телефонной книге номер Павла нахожу, набираю тут же и передаю мобильный его матери.

Но Свят перехватывает телефон и сам разговор начинает:

— Вечер добрый, адвокат. Орлов на проводе.

Нам не слышно, что отвечает ему Павел, лишь догадываться приходится. Переглядываемся с Антониной Петровной. Та плечами пожимает, но быстро пересекает небольшую кухню, куда и вел выход из подвала, и ко мне подходит, но бросая гневно одному из амбалов:

— Где спальня-то у вас? Веди! Чего встал, как истукан? Да воды принеси девочке, а лучше чай! Пожевать есть что? Голодная ведь! Родит раньше времени, и на вашей совести это будет. Век не откреститесь от греха!

А тот не противоречит. Молча путь указывает. Проводит в маленькую, но уютную спальню.

Дом хоть и ветхий снаружи, но внутри чисто и по-деревенски комфортно. Даже в подвале, но только зябко там.

— Щас, бабу Зину кликну. Приготовит чего-нибудь, — бурчит в ответ.

А я на кровать присаживаюсь. Она пружинная, сразу с металлическим скрипом подо мной оседает. Подушки пирамидкой, накрытые ажурной салфеткой, на меня падают. Рукой их придерживаю.

— Да ты приляг, Маша! — хлопочет возле меня Антонина Петровна. — В твоем положение лучше не сидеть. Покой нужен. Постельный режим. О сыне подумай! Героиня моя!

Усмехаюсь, вспоминая, как в бой ринулась. А неплохо так сумкой по башке амбалу зарядила. Пряжка такая увесистая!

— Антонина Петровна, а вы кем работаете? — интересуюсь, а сама обувь скидываю и укладываюсь на кровати.

— Педагог я. Филолог, — поясняет она, накрывая меня пушистой шалью, которая висела на спинке стула возле старинного комода. — Но из школы ушла уже. Репетитор теперь. К экзаменам выпускников готовлю.

— А, теперь понятно, откуда у вас хватка такая в разговоре: словно за невыученную домашку отчитала и двойку поставила.

— Да не только за это, — усмехается и рядом, на край кровати, присаживается. — Всю свою педагогическую деятельность классным руководителем работала. Столько ситуаций разгребать приходилось, независимо от возраста учеников. Да и с Пашкой тоже!

— А что с ним? — удивляюсь, но радуюсь, что возможность неожиданная появилась: откровенничать.

— Так в школе балбес был! — признается, а у меня глаза на лоб:

— Правда?

— Учился через силу. С двойки на тройку. Толку-то, что мать учитель. Но сочинения писал такие, что зачитаешься. Умел подобрать слова, а уж если спорил на какую-то тему, то обязательно выигрывал, аргументируя весомыми фактами.

— Надо же! — удивляюсь еще больше, рисуя мысленно портрет Павла: его умный, глубокий взгляд, морщинку между бровей как признак длительных раздумий, плотно сжатые губы.

И этот человек в детстве и отрочестве балбесом был? Не верится!

— А вот школу окончил успешно, — продолжает Антонина Петровна. — Экзамены сдал с такими баллами, что учителя ахнули: издевался все годы, не желая учиться, а знания тем временем копил.

— Юристом сам решил стать?

— Вместе посовещались и решили, что его умение говорить и доказывать — это прямая дорога к юридическому образованию. А там либо следователем, чтобы стопроцентно посадить, найдя неопровержимые доказательства, либо адвокатом, чтобы оправдать, подкрепив вескими доводами.

— Ясно: выбрал второе, — улыбаюсь, но тут же хмурюсь: — И часто вот так недовольство проявляют родственники тех, кого не оправдал?

— Чтобы так серьезно, нет. Но угрожали. Было дело! Ты бы все же подумала, Маша, прежде чем…

— Можно спросить? — перебиваю ее.

— Да.

— А первая жена Паши, мать Викуси, она погибла…

— Авария. Не подстроена, если ты об этом. Несчастный случай. Стечение обстоятельств. Называй как хочешь.

— Она вам тоже не нравилась? — рискую задать вопрос, но та уходит от ответа:

— О мертвых либо хорошо, либо никак. Но почему: «Тоже»? Ты нравишься мне, Маша. Сильная, смелая женщина. Не побоялась оставить ребенка, когда мудак тебя бросил. Да, Паша рассказал! Еще и за меня заступилась. Спасибо тебе, Маша!

Руку мне сжимает, а у самой пальцы холодные, а в доме тепло. Смотрю на нее. При всей ухоженности, под глазами Антонины Петровны тени пролегли и глубокая складка между бровями. Так с сыном похожи! Но устала очень, хоть и вида не подает.

— Ну что там? — недовольно на дверь оборачивается, когда на пороге Свят появляется.

— Уже в пути, — он проходит и мне телефон возвращает. — Анне позвонил. Все объяснил. Еще раз прошу прощения. У обеих! Вспылил, да. Не имел права!

Антонина Петровна молчит. Что уж тут добавить. А у меня телефон в руках оживает. Смотрю на номер, а в груди сердце ходуном ходит.

Удалила этого абонента еще полгода назад, но цифры номера телефона настолько в памяти отпечатались, что сразу имя всплывает: Данила…