Цена предательства

Глава 1 Плен

Когда погребают эпоху,

Надгробный псалом не звучит,

Крапиве, че ртополоху

Украсить ее предстоит.

И только могильщики лихо

Работают. Дело не ждет!

И тихо, так, Господи, тихо,

Что слышно, как время идет.

(А. Ахматова. 1940)

Рем

На мое лицо капал дождь. Нет, не дождь — поток, я, наверное, опять упал в водопад. Где я. Сосредоточился…Судя по ощущениям, я лежал на спине, голова раскалывалась, а мысль открыть глаза казалась чудовищным, нереальным подвигом. Тошнило, да, пожалуй не надо шевелиться.

Наверное, я просто полежу вот так, подожду немного. Да… мне надо просто поспать…

Опять поток… или это дождь льется на щеки и ледяным потоком скатывались вниз по шее… Я поднял руку, чтобы вытереть лицо, не получилось, руку что-то держало…

— Он приходит в себя, — прозвучало откуда-то со стороны, знакомый голос — а, это голос Томеррена, что-то не так, что-то в голове сидит тревожное, связанное с Томерреном, не помню, подумаю об этом потом.

Я с трудом открыл глаза, не до конца понимая, где реальность, а где бред. Болело все.

Попытался сесть — «абсолютно нелепая идея», — успел подумать. Боль откинула меня на спину, как меткий выстрел, голова тяжело ударилась об пол, кажется, даже звезды увидел, и я опять провалился в темноту.

Нет — это точно не дождь, это потоп какой-то, — возмущенно подумал я, захлебываясь от очередного ледяного потока воды. Очнулся. Вспомнил предыдущий опыт пробуждения, учел ошибки, решил повести себя умнее — вместо того, чтобы вскакикать — медленно повернул гудящую голову и осмотрелся.

Ну что ж, неожиданно, что еще сказать. Я нахожусь в каком-то небольшом помещении. Лежу, видимо, на полу, да, судя по запаху, точно на полу. Руки скованы. Магии в себе не чувствую, повернув голову, почувствовал сильное жжение на шее — конечно, ожидаемо, мифриловый ошейник — легендарный металл, носитель которого лишался любой магии. Шевельнул головой — ого, огромный какой, ошейник то, смогу ли я держать голову под этой тяжестью… мысленно грустно ухмыльнулся, значит боятся и уважают меня…

Осмотрелся — тут собраны все мои друзья, пребывающие в разной степени беспамятства. Над Лиэмом склонился какой-то креландец, судя по взмахам его рук — целитель, ну да, помню, во время моего удара Лиэму досталось больше всех. Зак, закованный, с мифриловым ошейником, сидит, обалдело трясет головой. Николас, с окровавленным лицом лежит, скрючившись, на него группа солдат льет воду из перекошенного железного ведра, приходит в себя, застонал. Хм… через секунду его ожидает неприятный сюрприз…Сай застыл в углу, на нем, единственном нет ошейника, он не маг, странно, откуда им известны такие детали. Увидел Томеррена, он что-то обсуждает с креланским офицером, вскользь бросил взгляд на меня, нахмурился, отвернулся. Сай, заметив наши переглядывания, усмехнулся и пробормотал,

— Ну почему, почему я совсем не удивлен.

Послушалось оживление, снаружи какие-то голоса, возникла суета. Заслонив свет, в помещение сразу вошло много людей в креландской форме. Судя по количеству блестящих штук, навешанных на их мундирах, любят креландцы это, вошли офицеры высших рангов. Приятно даже, все ж и мы не последние люди в Ардоре, «были», — печально напоминает внутренний голос, — «ослы», «дебилы», — грустно добавляет он же.

Подходят солдаты, один за другим, нас рывком поднимают на ноги, передумывают, ударяют по ногам, валят на колени. Меня держивают двое за руки, "наверное, чтобы не вырвался и не убежал, размахивая кандалами", — грустно хмыкаю я про себя. Томеррен почтительно склоняется перед высоким человеком,

— Это он, — брат подходит сзади и дергает меня за косу, заставляя смотреть снизу вверх на подошедшего человека. Я морщусь, голова все таки болит.

Ну что, вот я и увидел императора-убийцу, непобедимого Дарко Марка Бронтейна. На меня пронзительно смотрел высокий, широкий человек с квадратным, волевым подбородком, облаченный в сверкающие светло-серые, почти белые, доспехи.

— Итак, милорд-принц, вот он ты какой, — на красиво очерченных пухлых губах появилась улыбка, не отразившаяся в темно серых глазах… Улыбка застыла, кривя губы, он продолжил,

— Значит ты и есть великий наследник, Владыка, за восемь минут уничтоживший этим утром почти всю мою многомилионную армию…Самый сильный маг в этом мире. Носитель одного из самых больших Армадилов, Потомок самих Создателей, тот на ком держится бытие всего мира ибо как только ты умрешь наш материк будет поглощен огнем самого большого в мире вулкана… Теперь мой раб… Он усмехнулся. — Даже приятно как то, знаешь…

— И тебе мой привет, жалкий человек, — с достоинством Владыки (как бывало говорил мой отец на приемах с послами) произнес я, — презренный, безродный выскочка, убийца невинных и слабых, великий насильник детей, не маг, не носитель, не потомок, ничего из себя не представляющий — ничтожество в дешевой серебристой железке…

Договорить я не успел, лицо Дарко перекосилось от злобы, рука императора в стальной перчатке смазала мне по лицу и мир взорвался на осколки и исчез в красном реве боли… Чуть позже я очнулся, лежа на плече, услышал крик Зака, Николаса, кого-то еще, все слилось в катафонию диких звуков в моей больной голове, я попробовал перекатиться на спину, кровь залила мне рот, проглотил ее и утонул в темноте снова.

Росистый вечер дышал упоительной прохладой. Луна подымалась из-за темных вершин. Нас, в полубессознательном состоянии выволокли из полатки. Только что креландский целитель вытолкнул меня из спасительной темноты, голова у меня кружится после прощального удара императора Дарко, накатывает тошнота, видит только один глаз, второй либо выбит, либо сильно заплыл, я, с трудом поворачивая головой из-за массивного ошейника, увидел результат моего удара. «Что ж, я действиельно неплохой маг», — самодовольно успел похвалить я себя:

То, что осталось от тысячи тысяч людей был пепел, он лежал повсюду, создавая огромные сугробы, он падал, как тихий серый снег. Он вышел по хвое и бурым листьям на опушку леса, где сосны росли редко. Скалы за полем все еще были объяты пламенем. Свеже поднявшиеся холмы высились на плоской прежде долине, угрожающе дымился Сальдор, его верхушка была видна практически из любой точки Ардора. Горячий ветер нес запах крови и горелого мяса. На площадку, недалеко от палатки, из которой на выволокли, многочисленными рядами лежали раненные, их были сотни, сотни тысяч, между ними ходили лекари и маги-целители. Земля под ногами была скользкой, преобладали два основных цвета, «очень даже креландские цвета — бело-красный», — хмыкнул я про субя — белый от пепла и красный — от крови.

Показался император на белоснежном коне. Его конь, споткнувшись о труп, зашатался, но быстро выровнялся. Дарко снова пришпорил коня, тот поскакал, перепрыгивая через мертвые тела. Он, нервно взрыхляя землю под ногами резко остановился недолеко от нашей компании. Нас бросили на землю. Вокруг стали подтягиваться креландские солдаты с серыми лицами, грязные, злые и мрачные.

Встав в стременах во весь рост, император Дарко зычным голосом крикнул так, что трудно было поверить, что это голос смертного:

— Солдаты Креландии. Вчера этими грязными магами-зверями на нас была произведена магическая атака. Атака подлая, из-за спины, с использованием запретной, черной магии, атака, унесшая тысячи жизней наших собратьев! Подлая атака подлой страны. Вот они перед нами, на коленях перед великими креландами, в грязи, где их место! — все больше и больше солдат окружало нас, их лица были искажены от ярости. «Нас сейчас разорвут» — подумал я.

— В последнее время мы терпели поражение за поражением, все из-за них — черных магов Ардора, но мы их поймали! — гремел его голос, — теперь у нас появилась надежда, — повторил Дарко, гарцуя на лошади. — И предания утверждают, что Креландия еще никому не проигрывала и не потерпит поражение теперь! — толпа громкими криками поддержала его, — мы непобедимы!

— О нас будет петься в песнях! — под громкое ура вопил Дарко, — О нас сложут легенды! О нашем геройстве, о том, что несмотря не на что, мы разгромили черных магов Ардора!

— Не теряйте надежды! — воскликнул он снова — Мы победим! За Креландию! — ревел он.

Креландцы, потрясая оружием, орали в ответ — За Креландию! За императора! Дарко разбудил в них древнюю ненависть, они озверели. Сейчас они не отступят ни в темноте, ни при свете, пока не возьмут Ардор или не полягут сами. Сейчас же их ярость была обращена на нас. — Смерть, смерть магам!

— Мы не убьем этих тварей сейчас, нет, — продолжал император, — мы заставим их мучиться, они будут плакать и кричать и мучениями они ответят за каждую смерть наших братьев, за каждую рану каждого креландского солдата, чтобы каждую секунду они проклинали, что родились! — рев одобрения в ответ;

С этими словами Дарко выхватил из-за спины хлыст, замах рукой, резкий свист хлыста и через мгновение я ощущаю резкую боль в спине, замах — в левой ноге, удар хлыста, боль. Свист хлыста… Спина, плечи, ноги, спина, рубашка намокла от крови… Мощный удар хлыста какого-то офицера рассек спину Зака. Задохнувшись от боли, застонал Николас. На нас обрушились удары хлыстов со всех сторон.

Дарко спешился, подошел, схватил меня и, повернув к себе лицом, принялся со знанием дела бить кулаками. Согнувшись от невыносимой боли в животе, я видел перед собой что-то вроде мозаичной картины: избиваемые, корчащиеся от боли друзья, сосредоточенные злые лица, серый вечерний свет, мелькающие в воздухе руки и какие-то беспомощные горы, которые вот-вот рухнут оттого, что опасно наклонилась линия горизонта. Удар ребром ладони по шее. Удар под ребра. Профессионально, классически. Еще и еще. Глухой стук, зверская боль, и снова, и снова… Кто-то рядом бил Сая палкой…

На мне были кожанные брюки и рубашка. Их тонкая ткань служила моей единственной защитой. Об ответных ударах не могло быть и речи. Я не успевал даже вдохнуть хоть немного воздуху. Вокруг звучал крики Креландцев. Я не слышал чего они орут, все смешалось в кровавом тумане боли.

Так или иначе, кончилось все тем, что окончательно озверевший император ударил кулаком меня по голове. Удар сотряс меня от макушки до колен. Реальность ушла на задний план и померкла. Я повалился наземь, лицом вниз. У самых глаз я видел серые камешки и короткие сухие стебельки травы, скорее бурые, чем зеленые. Я уже не двигался. Закрыл глаза и стал ко всему безучастен.

— Он отключился, — произнес чей-то далекий голос, — Тварь. Железный сапог обрушился на мой бок, с хрустом сокрушая ребра, мое безвольное тело перевернулось на спину.

Солнце уже закатилось, и багряный край небес поблек, став тускло-розовым; лазурь над головой постепенно окрашивалась в нежные, зеленовато-голубые, как яйцо зорянки, тона, и таинственная сумеречная тишь природы неслышно обступала меня со всех сторон. Призрачный полумрак окутывал землю. В этом призрачном полумраке высокие сосны в пойме реки, такие сочно-зеленые при свете дня, казались совершенно черными на блеклой пастели неба — могучие, величественные гиганты, они стояли сомкнутым строем, преграждая доступ к неспешно бегущей желтой воде.

Весь следующий день мы, скованные по рукам и ногам, лежали в той же палатке. Рты наши были забиты кляпами, еды и воды нам не приносили.

После избиения, я не помню как нас сюда приволокли, моим первым воспоминанием был кипящий огонь, проносящийся по венам от лечения креландским целителем. О Великие Создатели, ну почему креландстская магия такая топорная и грубая. Лечение ардорского целителя легко и невесомо как перышко, ты порхаешь на легких волнах, по телу пробегают теплые волны исцеления. Тут же — кровь кипит, с треском кости встают на места, с неимоверной болью — срастаются, ноги неконтролируемо молотят по земле в судорожном припадке, тело изгибается, из глаз слезы, сопли, кровь из носа. Долго потом приходил в себя, слабость и тошнота накатывали непрерывными волнами. Рядом слышал своих друзей — им тоже не очень понравилась магия креландского целителя. «Ну что ж, мы уже не умираем» — попытался думать позитивно, не получилось, — «мы все умрем скоро» — мысли перескочили на негатив — «Да, очень может быть, скоро нас убьют», — думал я, вспоминал последнее прощание с отцом и матерью, вспомнил Томеррена, боль от предательства затопила все мое существо. «Дурак, каким же дураком я был» — кричал я в бессилии, ведь видел и ростущее отчуждение, замечал злобу и ненависть в его глазах, подозревал о его неудачной любви к Марише. Знал о его черной зависти. Вспомнился вечер, когда я чуть было не зашел в кабинет отца и резко остановился, услышав разговор на чрезвычайно повышенных тонах между Владыкой и Томерреном.

— Отец, — просит Томеррен, — дай мне Армадил, — я видел, что отец печально качал головой. Он, любя своего воспитанника, не мог объяснить причину своего отказа, слишком запретна была эта тема, он вынужден был отказать, видя как это ранит брата.

— Томеррен, сын мой, не в Армадиле счастье. Это просто ярко сверкающий камень, если ты не носитель, он не дает тебе ничего — Ничего, — подчеркнул отец, — ничего, кроме иллюзии величия и эйфории.

— Но никто, никто не уважает меня! — вскричал Томеррен. Я твой воспитанник, я вырос здесь, окруженный величием и силой. Почему я не достоин быть носителем? Почему я недостоин быть великим?

— Будь велик без Армадила, твои деяния, не камень в груди заставляет людей уважать тебя…Великодушие, нравственное величие, возвышенность, благородство — вот истинные цели любого человека, воспитанник мой, продолжал отец, -

— Самая трудная задача для человека— это продолжать любить своих ближних, несмотря ни на какие причины, по которым ему не следует этого делать. И настоящий признак душевного здоровья и величия— продолжать любить. У того, кто способен на это, большое будущее и без Армадила. У того, кто не способен, — лишь скорбь, ненависть и отчаяние, будь ты носителем или нет; и это не то, из чего состоит душевное здоровье, счастье, величие. Основная ловушка— поддаться искушению и ненавидеть.

— Слова, слова, вы все, все лицемеры, — прокричал Томеррен, не желая слышать Владыку. — Гордые, величественные! Вы все — ничтожество, теперь я это вижу, я… я все понял…

— Что ты понял человек? — жестко прозвучали слова Владыки, не отца, я не вижу, но легко представляю как страшны изменившиеся темно-кровавые глаза Владыки, темный рисунок молний проступил на висках.

— Извини Господин, я был не прав, — Томеррен склонил голову, — позволь мне идти;

— Ты можешь идти, воспитанник, — прозвучал холодный, безжизненный скрежет — отец в бешенстве.

Мы лежали в темноте, вдруг что-то задрожало, затрепетало в воздухе. Глухой тоской заныло сердце, натянуло все чувства, отчаянием пропитался воздух… Наши души — это симфония, прекрасная симфония гармонии души и сердца — связь наших сердец с сердцем и душой Владыки. Эта связь натянута между нашими сердцами как звенящий нерв, как гудящая струна. Но увеличивается колебание струн, увеличивается резонанс. Звук натянутой жизни, струны застыли в звенящем ожидании, замерли в страшном предчувствии сердца каждого ардонца — увеличивается томящее душу, интенсивное колебание струны Владыки, связанной с нашими сердцами. Задрожали струны. Нарушилась гармония. Сердце зашлось в резком приступе паники. Нить — струна, связывающая каждое сердце каждого Ардорца с сердцем Владыки задрожала в последней, смертельной агонии, поднялась на самую верхнюю частоту и… и лопнула, как рвутся струны скрипки, издавая унылые звуки, полные смертельной тоски. Все ардорцы, агонизируя, в этот момент поняли, что это нити оборвались в сердце Владыки.

Ночь, тишина, Владыка мертв.

Мы лежим, окруженные темнотой. Душа наша агонизирует, тела корчатся в мучительной судороге, мы погружаемся в мучительное небытие. Это сейчас происходит с каждым ардорцем в мире. Рвется струна, связывающая наше сердце с Владыкой, рвется связь, падают люди, лежат в забытьи солдаты. Самые слабые — старики, младенцы могут и не оправиться от этого удара, пройдет три-четыре часа, очнутся ардорцы, ошарашенные, уничтоженные страшной новостью — Владыка мертв. Очнутся они, чтобы понять — все потеряно — Ардор пал.

— Столица в наших руках мой император, — докладывает Томеррен, входя в императорскую палатку, — как и планировалось, я провел креландские войска тайными тропами предгорьев, мы незаметно проникли во дворец. Владыка и его жена умерщвлены, как и было приказано. Осгилион под контролем креландской армии. Это поражение Ардора! Виват!

— Виват — закричали со всех сторон, — ПОБЕДА! Ардор повержен! Великая победа! Ура! Виват великий, непобедимы император Дарко. Виват, виват!

Глава 2 Захваченный Осгилиан

Николас

Нас, связанных вместе, гнали в столицу. Руки у нас были скованы, а веревка вокруг щиколодки связывала нас с тем, кто шел позади. В течение трех ужасных дней к нам присоединялись пленные ардорцы, со священным ужасом взиравших на скованного Владыку, шедшего первым. Многие ардорцы были ранены. Если кто-то останавливался, тут же подъезжал креландец и хлестал его кнутом. Вся наша одежда была вымазана грязью и кровью. Нас кормили и поили один раз в день, по вечерам, когда нам разрешали остановиться на непродолжительный отдых. Разговаривать нам не разрешалось. Да и не о чем было говорить — боль терзала наши души.

Мы проходили мимо поверженной ардорской армии, мимо сгоревших городов. Мы проходили через сожженные деревни, пробираясь между остовами обугленных домов и трупами висящих на яблонях голых ардорцев.

В эти дни, можно сказать, так и не рассвело. Небо вокруг медленно светлело, но солнце не показывалось. Черное стало серым, и краски не возвращались в мир.

Через два дня между Троманем и Яснегоркой мы влились в огромный поток пленных — простонародья, их гнали со всех концов Ардора. Увидев нас, несмотря на хлысты и окрики солдат, все останавливались, уступая нам дорогу, и вставали на одно колено, почтенно склонив голову перед своим Владыкой. Рем, бледный до синевы, с почерневшими от запекшейся крови губами, скованный по рукам и ногам, с огромным белым мифриловым ошейником, шел, высоко подняв голову. Глаза его пылали темно красным, скулы остро выступали над впалыми щеками — так величаво Рем никогда еще не выглядел. Поверженный Владыка вел свой народ.

Один день до Осгилиана.

Весь небосклон заволокло дымом. Он поднимался от великой ардорской столицы, пачкая черными кляксами голубое небо, огни пылали от горизонта до горизонта.

Осгилиан — странный, красивый, величественный, драгоценный город! Мостовые выложенны чистейшим белым мрамором. Каждый дом Осгилиана поражает своей особой индивидуальной красотой. Тут дом из розового кварца, легкомысленно устремляется хрустальной крышей ввысь, подмигивая кокетливыми воздушными балконами, другой, из голубого опала, его белый балкон поддерживается сверкающими в лучах солнца кварцевыми колоннами. Еще один опирается на могучие малахитовые колонны, балкон третьего весело играет бледной зеленью изумруда. Осгилиан поражает обилием красок, прекрасными драгоценными мозаиками на стенах домов и дворцов, хрустальными, кварцевыми, золотыми крышами.

И конечно в центре Осгилиана дворец Владыки. Его видно издалека — он светится слабым матовым хрустальным сиянием. Сам дворец как-будто качается на небесных облаках, его фундамент вырезан из светло-голубого лазурита и увенчан молочно-пенными перьями облаков горного хрусталя. Белоснежные мраморные колонны устремляются бесконечно ввысь. Весь дворец облицован голубым и белым кварцем. На остроконечной хрустальной крыши на солнце блестят алмазы. Основная часть с парадной лестницей его изогнута подобно месяцу. Здесь цвет хрусталя постепенно сгущается, становится теплее, а огромные окна светятся как розовая жемчужина. Высокий балкон поддерживается резными колоннами из розового кварца.

Внутри дворец поражает красотой, мраморные стены, великолепные просторные залы, широкие занавески мерцают, как будто сотканные из огненных голубых опалов.

Осгилиан всегда был сверкающим как драгоценный камень в бесценной оправе. Но не сейчас.

Мы вошли в поверженный город.

Вокруг все было в черном дыму — горели дома и лавки. Где-то пожар уже догорал. Пламя то замирало и терялось в черном дыме, то вдруг вспыхивало ярко, до странности отчетливо освещая лица людей, бегающих по улицам Осгилиана. В дыму мелькали черные фигуры людей, и из-за неумолкаемого треска огня слышались говор и крики, хохот. Везде, куда ни кинь взгляд совершалось насилие. Женщины, дети лежали на земле, на скамейках когда-то прекрасных аллей и парков, их окружала толпа доблестных завоевателей, похотливо смотрящих на счастливчиков, громко одобряя и подгоняя их.

По краю мостовой полз, притягиваясь на руках, стонущий ардорец с раскроенным черепом. Снизу шагом в ряд ехало несколько конных хохочущих креландцев. Они возвращались с конца улицы, куда их завлекло преследование.

Справа от нас два креландца несли брыкающуюся рычащую от отчаяния девушку ардорку, уложив ее на белоснежных мраморных ступеньках, бородатый имперец с хриплыми протяжными стонами начал трудился меж ее ног, от мощных толчков которого все маленькое тело девушки содрогалось, по белым ступенькам полилась алая кровь, другой, ожидая своей очереди, терзал ее соски мокрым красным ртом.

Со всех сторон горели костры. Дым костров, в которые бросали все лишнее, ел глаза. Креландские солдаты брали нагие тела ардорцев за руки и ноги и, раскачав, забрасывали в огонь.

Трудно поверить, чтобы люди, как бы низко они ни пали, могли дойти до таких пределов жестокости и разврата. Кто ж они такие, что ж за звери они эти имперцы.

Рема куда-то уволокли. Нас же бросили в смрадную тюрьму. Отворив железную дверь, ступив в вонючее помещение, первое, что мы увидели была скрюченная фигура в углу. Когда существо подняло свою голову, мы увидели, что это был Лукас. Его лицо побледнело и чудовищно осунулось, глаза смотрели дико, в нем мало чего осталось от того сильного и красивого гениального Лукаса.

Нас сковали по рукам и ногам так, что мы не могли ни встать, ни лечь. Ножные кандалы крепились к стене. В камере стало тесно.

— Так это правда, — прошептал Лукас, — я до конца не хотел верить, даже после смерти Владыки, даже когда Томеррен пришел ко мне и сообщил, что Рем схвачен и Ардор повержен… — он судорожно всхлипнул, — это конец, да? Рем он…Владыка тоже… — он не мог это произнести, сухие, без слез рыдания сотрясали его тело.

— Но как! Почему!

Зак сидел в неудобной позе, положил голову на колени, слова его звучали глухо,

— Томеррен, братец, мать его…

— Но почему!!! — на этот вопрос никто не знал ответа.

Мы потеряли здесь счет времени, нам не давали пищу или воду.

Мы услышали скрежет открывающейся металлической двери. В нашу камеру защел Томеррен.

Он выглядел великолепно — чистый, с аккуратно заплетенной косой, высокий, стройный, одетый в красный имперский мундир и белые обтягивающие его стройные ноги брюки. На нем были высокие сапоги из мягкой, хорошо выделанной кожи, широкий пояс с вставками из темных рубинов, плечи покрывал плащ из бледно-красного шелка. Он с озорной улыбкой осматривал нас хмурых, грязных, поверженных у его ног.

— Ну что ж, друзья, приветствую нас, — радостно провозгласил он. — Ну чего ж вы молчите, а, — он пнул Зака ногой, — а ты, герой, где ж твой громкий голос! Ну ничего, с тобой, друг, я поговорю скоро лично, мы с тобой все вспомним и вспоминать будем очень долго…

Зак, не желая доставлять ему удовольствия, молчал.

— Почему, Томеррен, почему, — тихо спросил из своего угла Лукас.

— Хочешь знать почему, — Томеррен попытался рассмотреть Лукаса, — ничего не вижу в этой темноте, он хохотнул, — ну как вы тут сидите, не понимаю, и вонища такая..;

— Почему спрашиваешь — это вы все меня создали, я ваше творение, — счастливо заявил он.

— Да и я сам Творец!

Я удивленно посмотрел на него, — «совсем свихнулся от счастья».

— Да, да, друзья, это небывалое по силе чувство быть Творцом истории. Вы все жили, суетились, мечтали, лепили свою глупую музыку, рисовали свои глупые картины! — Он стал ходить по нашей маленькой камере,

— Вы, кичились своей духовностью, своей двухтысячелетней историей, все такие великие носители Армадила не замечали меня маленького, ущербненького, ха, ха, — он зашелся в счастливом смехе, — а тут я, смешной зверек, пригретый великим Владыкой, ахнул как великое откровение в самую гущу вашей жалкой обыденной жизни. Я гениален! — Томеррен все больше возбуждался — Я разрушил все! — Так неуместно и несвоевременно только самое великое! Я велик! Я вас всех уничтожил! Представляете, друзья, я лично, вот этими руками, — он замахал руками в воздухе, — перерезал горло Владыке. Это чистый экстаз, это лучше секса! Я потом два дня не смывал его кровь с рук! — мы в ужасе уставились на Томеррена. — Вы, вы все меня создали, не замечали, не уважали! И Маришка ваша растоптала мою душу, насмехалась надо мной, Рем, жалостливый придурок, так трогательно заглядывал мне в глаза, когда отказывал мне в Армадиле! Ненавижу! — вскричал он.

— Зато теперь я счастлив, — я их всех имею каждый день, знаете, за последние два дня в Ардоре не осталось ни одной девственницы, ну почти, — он захихикал, вся креландская армия работает над этим.

Сай зарычал.

Томеррен гордо посмотрел на него:

— Я счастлив! Я так счастлив! А что такое счастье? Насыщенная, наполненная гордость. Я теперь лучше, могущественнее всех на свете!

— Вы все виноваты! — продолжал он, — Если б все меня любили, я в себе нашел бы бесконечные источники любви. Зло порождает зло; первое страдание дает понятие об удовольствии мучить другого; идея зла не может войти в голову человека без того, чтоб он не захотел приложить ее к действительности: идеи — создания органические, сказал кто-то: их рождение дает уже им форму, и эта форма есть действие; тот, в чьей голове родилось больше идей, тот больше других действует.

Мы молчали потрясенно.

Томеррен счастливо улыбнулся, — ну чего вы все угрюмые такие а? А я за вами пришел, — он потер руки, — у нас тут мальчишник наметился, вот, думаю, а друзья то, скучают наверное. Император разрешил пригласить и моих товарищей.

С этими словами он махнул рукой кому-то сзади. В нашу темницу вошли солдаты, отстегнули нас, и пинками и тычками заставили идти за Томерреном. Нас вывели на улицу.

Солнце давно село, и только серебристый месяц освещал неверную дорогу. На темном небе мелькали звезды. Нас вели ко дворцу.

Спотыкаясь из-за узких ножных кандалов мы вошли в малую колонную залу дворца. Несказанной красотой славится малый зал, мы часто бывали приглашены сюда на прекрасные балы, организованные Лариоттой, мамой Рема. Многочисленные колонны были украшены изысканными резными орнаментами, полы и стены вырублены из разноцветного мрамора, вниз с потолка спускались похожие на деревья серебряные светильники. Можно было бы сказать, что место это не извне освещается солнцем, но что блеск рождается в нем самом: такое количество света распространяется в этом прекрасном помещении. Чистым золотом выложен потолок, соединяя с красотой и великолепие; соревнуясь в блеске, его сияние побеждает блеск камней. С той и другой стороны — две галереи; и у них потолок является куполом, а украшением золото.

По приказу Томеррена нас привязали к огромным мраморным колоннам, заведя наши руки назад, заставив прижаться к резным колоннам спиной. В зал ввели Рема. Я с тревогой осмотрел его — вздохнул облегченно, не заметив новых повреждений на Владыке.

К Рему подошел довольный Томеррен:

— Для тебя братец я приготовил самое главное место, центральное, чтоб все видно было… — он весь светился от счастья, едва не пританцовывал, но глаза его были страшные, злые, в них угадывался сгусток враждебной воли, ненасытной алчности, радости от вида жертв, попавших в ловушку, из которой им не выбраться. Улыбаясь, Томеррен непрестанно облизывал красные губы.

Рема также как и нас заставили встать спиной к центральной колонне и также приковали. У других колонн я заметил других ардорцев — все знатные граждане, военные — маги, носители Армадилов. Все с волнением смотрели на Рема.

Я оглянулся, посередине прекрасной залы установили огромный стол. Туда-сюда сновали креландские слуги. Центр стола был заставлен многочисленными бутылками с различными винами, несомненно взятых из подвалов Владыки. Вдоль стен установили многочисленные скамейки, пуфики, диваны, собранные по всему дворцу. Явно готовились не к балу, меня трясло от волнения, во всей атмосфере приготовления витало что-то нехорошее. Человек пятьдесят креландских офицеров заполнили залу, собирались группами, пили вино из высоких хрустальных бокалов, что-то весело обсуждали, тут и там раздавался хохот, на нас смотрели торжествующе и как-то грязно, обещая чего-то очень гнусное. В углу заиграла музыка. Наконец все многочисленные колонны малой залы приобрели своего прикованного владельца. Принесли малый трон Владыки, установили его на небольшом постаменте-пьедестале, нервное напряжение усиливалось.

К нам вновь подошел Томеррен, его глаза возбужденно блестели.

— Ну все, мы готовы! Все в сборе, ждем только его Величество императора Дарко. — он оглянулся назад в явном нетерпении;

— Это частная вечеринка, так сказать, среди друзей, и вы приглашены в виде исключения. Это честь, гордитесь, друзья мои. — Он подошел к Заку, — но некоторые из вас не всегда могут сдержать темперамент и я попросил придворного мага помочь вам, всем ардорцам соблюдать приличия.

Он махнул рукой в сторону первых колонн, где какой-то старик с длинной седой бородой переходил от одного прикованного ардорца к другому, по тому как они неподвижно застывали, было очевидно, что он наводил заклинание стазиса. Так, переходя от одного к другому, он подошел к Лиэму, Заку, те застыли, будто приклеившись к своим колоннам, к Рему, ко мне.

Имперский маг был высокого для людей роста, худощавый, в черном одеянии-накидке. Длинная седая борода, массивные брови свисали над острыми пронзительными глазами. Большой крючковатый нос, тонкие, сурово поджатые губы. Он быстро подошел ко мне, что-то пробормотал и я ощутил горячую волну, пролетевшую по моим венам, она зародилась где — то в макушке и как обжигающий, все сметающий шквал пронеслась вниз, кончики пальцев на руках закололо, колени вдруг выпрямились, голова поднялась… и все прошло, я не чувствовал больше своего тела, все что я мог — это смотреть вперед. А маг уже ушел дальше, к следующим заключенным.

Но вот толпа офицеров вдруг всколыхнулась, произошло какое-то одновременное движение, торопливый топот, солдаты встали в две колоны, образовав узкий коридор, заиграла торжественная музыка, в зал быстрой походкой вошел император.

Я несказанно удивился, увидев императора, сначала подумал, что — то не так с ним, и только через несколько минут осознал, что он был одет в мягкие брюки и халат! Отделанный драгоценными камнями, конечно красно-белый, но совершенно не подходящий для торжественного празднования халат. Дарко быстро прошел к трону. В его руках был огромный кубок.

— Друзья, — громко сказал он, — мы победили! Звери повержены!

Раздались громкие ура, виват! Император выпил вина.

— Эта война была долгой и кровавой, — продолжал император, — мы потеряли много достойнейших товарищей, грязные звери использовали против нас черную магию, — убийственный взгляд в сторону Рема, — но мы справились, мы очистили мир от этой страшной угрозы!

— Так давайте же веселиться! Здесь собрались самые близкие, самые дорогие мои друзья и соратники, без вам мы бы никогда не пришли к победе, я пью за друзей, — проревел он;

— За друзей! За Великого Дарко! — прокричали в ответ, выпивая вино, слуги торопятся наполнить бокалы вновь;

— Мы приобрели нового друга, благодаря его помощи мы схватили черных магов, — взмахом руки он призывает Томеррена подняться на пьедестал, — благодаря ему мы взяли оплот ардорцев — Осгилиан, Слава!

— Слава! Слава! — в ответ;

— Я приготовил для вас подарок, — император дает знак солдатам у дверей.

За дверями застучал барабан, музыка снова заиграла, быстрее, чем прежде. Двери открылись. За спинами офицеров я не видел, что происходит. Креландцы приветственно закричали. Через несколько секунд я увидел и понял, что император Дарко имел в виду под подарком. Волосы встали у меня дыбом, я в ужасе смотрел вперед стеклянными глазами. В молчании, нарушаемом только шарканьем ног, шли нагие ардорки. Маришка была первая, за ней дрожащая Арнелия — невеста Зака. Они шли по узкому живому коридору между сладострастно облизывающимися креландцами. Наши сестры, невесты, дочки, любимые и трепетно охраняемые женщины. Их было человек тридцать. Процессия медленно двигалась к яркому и далекому прямоугольнику пьедестала. Я со стыдом вздохнул от облегчения — я не нашел в рядах женщин своей невесты — Ариэлы. Дикая надежда пронзила все мое существо — только бы ей удалось сбежать…или умереть…

— Томеррен, как главный герой этой войны, тебе первый выбор, — провозгласил Дарко.

Томеррен медленно прошелся вдоль ряда дрожащих женщин, ткнул в сторону Маришки, — эту хочу попробовать мой император, — улыбнулся он.

— Так тому и быть, да начнется же праздник, — крикнут Дарко под торжествующий вопль офицеров, — налетайте благородный господа победители!

И они налетели. Криками, стонами, сопением заполнилось помещение. Я стоял, приклеенный к моему столбу, не в состоянии даже закрыть или отвести взгляд. Сколько продолжалась эта пытка я не знаю. Я был в полуобморочном состоянии, не мог и не хотел очнуться, не хотел видеть и слышать. Все мелькало передо мной, счастливые голые креландцы, искаженное лицо Маришки, Арнелия, лежащая на столе, окруженная группой офицеров, император, сидящий на троне, с блаженной улыбкой закатывающий глаза, полы его халата разошлись, молодая девушка стоит на коленях между его ног… Отдельные, обрывочные образы выплывали на поверхность озера реальности света и звуков, словно бы из глубины небытия.

Я не понял что все кончилось, ко мне кто-то подошел, я вдруг получил возможность шевелиться, и обвис без сил на своих цепях.

В полуобморочном состоянии я увидел, что мимо меня два солдата проволокли Рема. Его голова была абсолютно седая…

Рем

Меня поместили одного в каком-то мрачном небольшом помещении. Голые стены и ведро для нечистот — вот и все, что окружало меня. Меня приковали к стене, относительно длинная цепочка позволяла, однако, лежать на полу и передвигаться по комнате.

Весь тот следующий день после мальчишника императора я пролежал на полу. Меня непрерывно тошнило. Рвота выходила из меня снова и снова, выворачивая все нутро. Ноги меня уже не держали. Я свернулся на полу, словно младенец, хоть и не замерз, отталкиваясь от предположения, что если я подтяну колени достаточно высоко, то боль в душе хоть немного уменьшится… Не очень помогало, или я недостаточно сильно подтягивал ноги…Продолжал пробовать…

Стараюсь не закрывать глаза, до боли тараща ими в серый кирпич стены, я боюсь увидеть все снова. Попробовал погудеть, напрасно, ужасные звуки все равно крутятся у меня в голове. Пришла малодушная мысль, что если достаточно сильно побиться головой, то, может, у меня получится убить себя, и тогда я всем им отомщу. «Но нет», — одернул я себя, — «этим я обреку на страшные страдания всех ардорцев, хотя они ж и так страдают», — пришла другая мысль. Надо подождать, решил я, когда же этот извращенец закончит радоваться и начнет выдавать конструктивные идеи о том, что он собирается делать с Ардором. Умереть я успею…

Как я ошибался…

Кто-то вошел в мою светелку. «А, сам великий император, ну, что ж, послушаем чего он скажет». Лежу без сил.

— Поднимите его. — Грубые руки поставили меня на колени — я не сопротивлялся — а смысл то. Императору внесли высокий стул.

— Доминник, — начал император, — я удивленно моргнул, а, да, это ж мое официальное имя, его никто никогда не использовал, — я предлагаю сотрудничество.

Я молчу, жду, если очень захочет, сам скажет, ему не нужно мое вмешательство.

— Я верю в то, что народ Ардора и ты связаны какими-то нитями, — продолжил Дарко, закидывая одну ногу на другую, так, что носок его дорогого сапога качался у меня прямо перед носом, — я готов признать эту связь, тем более я видел доказательство ее, когда трагически погиб Владыка Ромэн. — он помолчал, как будто принимая боль моей утраты.

— Более того, — помолчав, задумчиво продолжил он, — все мои маги хором твердят, что ваша легенда правдива и, в случае твоей смерти, грянет немыслимых масштабов природная катастрофа, соседи волнуются, шлют депеши с просьбами не уничтожать последнего Владыку, — он задумчиво глядя на меня, хмыкнул.

— Давай договоримся, я тебя не буду убивать, — «ну спасибо», — подумал я, — ты станешь моим рабом, тогда я сохраню жизнь ардорцам, твои люди присягнут мне, Ардор присоединится к Креландии, ардорцы получат назад свои жизни, дома, но будут работать на Креландию, — я заскрежетал зубами — шантажирует.

— Хотя, с другой стороны, — продолжил император вставая, — твое согласие мне и не нужно. Я пришел проинформировать тебя, Доминник, что завтра состоится твое отречение от трона Владыки, ты передашь Ардор мне, ну и, конечно, добровольно передашь твой символ власти — Армадил, — он пожал плечами, — ну или почти добровольно. А через несколько дней после этого мы отбудем в Креландию, — мне стало страшно, — ты и все носители Армадила будут доставлены в Меранию, где вы все пройдете церемонию обретения ошейника подчинения. И потом, уже будучи верными рабами, я, возможно, верну некоторых из вас сюда, в Ардор, проводить политику великой Креландии. Ты же, Доминник, станешь моим верным рабом, мы с тобой будем совершать великие деяния по укреплению и увеличению Креландии. Да, тогда и обсудим что же такое этот ваш Армадил, где вы его добываете и где находится ваша сокровищница со всеми Армадилами. Ну ничего, я терпеливый, подожду…

Я почувствовал, что становлюсь все менее заинтригованным относительно того, что он хотел сказать.

— Когда я закончу с вами и вы все будете в ошейниках, вы будете умолять меня о возможности сотрудничать, вы будете рыдать, пока я не разрешу вам этого, и счастливейшим моментом вашей жизни будет миг, когда вы, наконец, вымолите исполнение этого единственного вашего желания. В конечном итоге вы все потеряете всякий контакт с реальностью, которую знали всю жизнь, потеряете всякий контакт с личностями, которыми вы всю жизнь были. Когда вы достигнете этого состояния, мы, креландцы, примем вас, как своих верных рабов. И тогда вы расскажете во всех подробностях о своей магии, Армандилах, впрочем, обо всем, не только мучая свою память ради крох информации, которые вы могли бы упустить, но и активно составляя планы помочь нам, вашим господам.

Я в немом ужасе смотрел на Дарко, ошейники подчинения, кто б мог подумать!

— В свое время мы позволим тебе произвести детей, — заверил меня Дарко, — более того, усмехнулся он, — после приобретения ошейника, ты будешь заниматься этим постоянно, уж очень мне хочется развести вашу уникальную породу магов природы, ты будешь работать над этим каждую ночь, — он хихикнул, — и день — ты будешь рыцарем сияющего пениса… Ну да ладно, хватит о хорошем… Входите, — крикнул он кому-то, — надо подготовить тебя к завтрашней церемонии…

Вошли какие-то люди, двое держали меня за руки, сверкнул нож, голове стало легко — срезали косу. На меня надели цепи, широко развели руки в стороны, натянув, закрепили к двум перекрещенным перекладинам, не шевельнуться, головой не побиться;

— Это чтобы всякие глупые мысли в голове не появились, — ласково сказал Дарко, — а то у меня такие планы на тебя, такие идеи…

Воды мне так и не дали, ушли, оставив меня в шоковом состоянии. Я был на пороге истерики, ошейник подчинения! О Создатели, я, Ардор, все мои друзья пропали!

Ошейник подчинения! До нас в Ардоре доходили слухи и дикие истории о создании этого артефакта. Конечно только сумасшедшии маги Вередии, находящейся на юго-западе от Креландии — могучии маги артефактники и менталисты, могли додуматься до такого извращения. Ошейник надевают на раба, а на его господина браслет. И тогда совершается магическая связь и раб не пожет отказать в исполнении любого желания хозяина. Я слышал, что в последние три года ошейники получили огромную популярность во Внешнем мире, но сам я никогда их не видел. Как я ни напрягал память, в моей воспаленной голове не всплывало более никаких воспоминаний об ошейнике подчинения. Где-то в самом отдалении билась какая-то смутная мысль, что, вроде, нужно добровольное согласие раба, будто он даже должен прочитать какое-то заклинание, призывающее ошейник сковать его. Не помню, ничего не помню, не могу сконцентрироваться… Попробовал почувствовать магию, напрягся. Боль ударила молнией в голову, прошла судорогой по позвоночнику. С волнением я почувствовал легкий отклик. Странно, а говорят мифрил полностью блокирует магию… Подумал… наверное на один удар я смогу собрать достаточно сил… Позже, когда не буду таким уставшим…Голова кружится от голода и жажды. Уже несколько дней я ничего не ел и не пил. Руки, натянутые в разные стороны затекли, плечи ломило. Голова закидывалась то назад, то вперед, огромный, тяжелый мифриловый ошейник причинял острую боль воспаленным плечам. Закрыв глаза я расслабился, откинул голову назад и растворился в физической боли.

На следующее утро, когда креландские солдаты сняли с меня цепи, стоять я не мог, под общий хохот я бессильно повалился к их ногам. Тело так затекло, что я его совсем не чувствовал.

— Напоите его, — услышал я голос Томеррена. — Он должен быть в сознании.

Томеррен заглянул внутрь, хмыкнул, ухмыльнулся, — а с короткими волосами тебе идет братец, и седина даже не очень старит, — он оценил мое состояние, — позовите Мериданона, Рем должен идти сам!

Мне поднесли к губам чашку с водой, я жадно захлебываясь пил, пришел маг-цельтель. Проворчав что-то, положил руку на мои обрезанные волосы, в который раз вздрогнул от чудовищно болезненной магии целителя, c трудом, но я мог двигаться.

— Он должен молчать, — добавил Томеррен, — мы же не хотим, чтобы наш Владыка испортил церемонию своими неуместными комментариями, — он задорно подмигнул мне, — но кричать ему можно — это оживляет все эти скучные церемонии, неправда ли, — он с хохотом вышел;

Очередные манипуляции мага — теперь я не мог говорить.

Меня вывели наружу.

Николас

Нас вели на главную площадь у дворца Владыки. Блеск солнца был волшебный. Яркое утреннее солнце вставало над Андарскими горами, нависающими над Осгилианом. День был ясный, солнечный после дождя, и воздух был необыкновенно чист. Дым не стлался низом, как в тот день, когда нас ввели в Осгилиан мимо Зубовского вала; дым поднимался столбами в чистом воздухе. Огня пожаров нигде не было видно, но со всех сторон поднимались столбы дыма, было очевидно, что Осгилиан продолжал гореть. Нам сказали, что нас всех вели на церемонию отречения Владыки.

С той минуты, как я увидал это страшное насилие на вечеринке императора, совершенное креландскими людьми, в душе моей как будто вдруг выдернута была та пружина, на которой все держалось и представлялось живым, и все завалилось в кучу бессмысленного сора. Я шел, видел рядом опустошенные лица моих друзей, но ничего не воспринимал.

Мы вошли на площадь. Громко звонили колокола, повсюду реяли красно-белые знамена. Над дворцом Владыки был поднят стяг Креландии, он весело трепетал на легком ветру. Площадь наполнялась народом — имперскими солдатами, ардорцами, простым людом — горожанами, крестьянами, согнанными в Осгилиан отовсюду. Нас — магов, скованных, в мифриловых ошейниках, под усиленной охраной поставили отдельно, впереди, чтоб лучше было видно унижение нашего Владыки. Перед главным входом во дворец креландцы построили огромную деревянную платформу, возвышающуюся над площадью, сбоку к ней вели ступеньки.

Народ стекался на огромную площадь со всех сторон, никто не мог пропустить церемонию, за отказ наказывали смертью на месте без разбирательства и выяснения причины, болезни, травмы, возраст — ничего не принималось. На церемонию отречения ложного Владыки и приобретения истинного императора должны явиться все.

Прошло несколько часов. Мы ждем. Я начинаю волноваться за Рема, как бы не натворил он глупостей. Все ардорцы на этой площади знают, что никакая церемония ничего не изменит. Рем наш Владыка, никакие громкие слова ничего не значат.

Наконец загремели барабаны, я увидел процессию солдат — креландские войска шли к площади, и народ смотрел, как они идут, колонна за колонной. Они подошли к платформе и остановились в нескольких ярдах от нее. В проеме стояли воины в красных с белым доспехах, с обнаженными длинными мечами. Возглавляли почетную стражу императора лучшие офицеры Креландии. Все смолкло, когда из рядов подошедших воинов выступила свита императора, был там и Томеррен, все они были одеты в красное с серебром. Их отряд возглавлял император Дарко, на нем была темно-красная сверкающая кольчуга с серебряным поясом и длинный красно-белый плащ, скрепленный у горла пряжкой с большим сверкающим Армадилом. Он шел с непокрытой головой. Сзади него шел Рем, сопровождаемый магом. Он двигался тяжело, как будто преодолевая непреодолимое препятствие с каждым шагом. Его руки не были скованы. На Владыке были черные кожаные брюки, черная простая рубашка, он шел босиком. Отрезанные коротко волосы разметались седой гривой по склоненному лицу. На его голове красовалась черная корона Владык.

Император с достоинством взошел на платформу. Несколько ступенек стали непреодолимым препятствием для Рема, было очевидно, что самостоятельно он туда никогда не поднимется — вся площадь замолчала, и в тишине слышен был лишь перезвон колоколов. У лестницы, ведущей на платформу, Рем споткнулся, упал на колени, толпа как один выдохнула — Владыка упал, но тут Рем стал подниматься по ступенькам. Сквозь пелену, застилавшую мне глаза, я видел только эту черную фигуру. Потом до моего сознания вдруг дошло, что руки Рема лежат на плечах солдат и что эти двое просто тащат Рема, а сам он даже не переставляет ноги. Его голова с короткими седыми волосами свесилась на грудь. Солдаты поставили его на колени перед замолчавшей толпой, сзади Рема встал маг и положил руку на его плечо, как бы поддерживая.

Над площадью запела труба, забили барабаны, и наступило мертвое молчание. Тогда на платформу поднялся креландский офицер, его сопровождал Томеррен, за ними следовало еще пять воинов в доспехах Креландии. Они несли символ власти Владык Ардора и большой ларец, окованный золотом.

Томеррен подошел к Дарко, преклонил колено и громко произнес:

— Последний Владыка Ардора просит соизволения сложить с себя права. — Он протянул символ власти Ардора — хрустальный жезл.

Дарко величественно кивнул и принял жезл. Томеррен встал с колена и звучно произнес:

— Люди Ардора! Слушайте императора! Этот великий человек готов быть вашим новым правителем! Вот он, перед вами. Это Великий император Дарко Маркес Бронтейн. Быть ли ему вашим императором, войти ли древнему Ардору в состав великой Креландской империи, править ли ему на древнем престоле? Если да, встаньте на колени, приложите две руки к сердцу! Скажите «Да!»

В ответ молчание.

В мертвой тишине, воцарившейся на огромной площади был отчетливо слышен свист кнута, со всей силой обрушившегося на спину Владыки, он не произнес ни звука, только покачнулся вперед. Руки солдат, подхвативших его, не дали ему упасть вперед. Толпа ахнула. Опять свист, удар…

И весь народ, все ардорцы как единое целое повалились на колени, закричав хором: «Да!», приложили две руки к сердцу, все взгляды были направлены на Владыку, с двух сторон поддерживаемого солдатами.

— Люди Ардора! — закричал Томаррен, — я рад, что вы так единодушно согласны принять власть императора Дарко! Я объявляю черного мага Доминника низвергнутым, — с этими словами он сдернул корону с головы Рема, — и провозглашаю Великого императора Дарко Владыкой Ардора!

Говоря эти слова, он подошел к Дарко, тот с достоинством, преклонив колено, позволил надеть на себя древний венец власти.

Дарко гордо поднялся. В лучах солнца, играющего на его броши — великом Армадиле, вырезанного из тела мертвого Владыки Ромэна, в древней черной короне Ардора, он выглядел величественно.

— Подданные мои, великими трудами и отвагой пришел я к этой минуте. Я благодарю вас за ваше доверие. Наконец в Ардоре появился истинный император! Да — я дам вам законы справедливости, я покажу вам значение истинной цивилизации, я заставлю поколения вашей гнилой знати с любовью поминать имя своего завоевателя. Я всегда говорил и повторяю, что я не хотел и не хочу войны; что я вел войну только с ложной политикой двора погрязших в пороках Владык и их приспешников — черных магов, что я люблю и уважаю Ардор и что я установлю мир, согласие и счастье в Ардоре, достойный меня и наших народов. Я не хочу воспользоваться счастьем войны для унижения уважаемого народа Ардора. Ардорцы — скажу я вам: я не хочу войны, а хочу мира и благоденствия всех моих подданных. Впрочем, я знаю, что присутствие ваше воодушевит меня, и я скажу вам, как я всегда говорю: ясно, торжественно и велико…

— Ты гнусный лжец и грязный извращенец — как гром среди ясного неба прозвучало со стороны Рема, он поднял голову и с вызовом смотрел прямо в глаза Дарко, — его слова прозвучали в наступившей вдруг жуткой тишине, — ты презренный…в этот момент его слова вдруг оборвались: Томеррен рукояткой своего меча ударил Владыку по губам. Голова Рема снова упала на грудь, изо рта потекла струйка крови. Маг судорожным движением положил руку на голову Рема, тот дернулся в судороге…

Дарко к изумлению собравшихся снял корону Владык с головы и, подняв ее вверх, торжественно произнес:

— Народ Ардора, я ваш новый и истинный император, я назначаю моим наместником Томеррена! Я дарую ему титул герцога, и присваиваю ему фамилию Мамона! Славься, славься наместник Ардора герцог Томеррен Мамон!

— Слава! Слава! — закричали креландские солдаты.

— Я прошу наместника, — продолжил Дарко, — взять корону Ардора, быть справедливым наместником, достойно представлять мою власть и власть великой Креландии!

Теперь Томеррен преклонил колено, приложив две руки к сердцу и Дарко увенчал его голову короной. Общий вздох прошелся по толпе, предатель и погубитель их страны был коронован. Томеррен встал, имперцы приветствовали наместника громкими криками, собравшиеся ардорцы глядели на него в молчании, мы все боялись повредить Владыке. Я смотрел на бывшего друга и мне казалось, что сейчас я видел его впервые. Снова запела труба, ударили барабаны.

Томеррен выступил вперед и поклонился своему императору:

— Ваше Величество — вы подлинный Владыка Ардора, черный маг и предатель Доменник недостоин быть носителем великого Армадила, он добровольно передает его своему Великому императору Дарко!

— Дарко величественно кивнул;

Томеррен подошел к Рему, солдаты разорвали на нем черную рубашку, наместник вытащил свой кинжал и с размахом глубоко вонзил его в грудь Рема. Толпа охнула, поддалась вперед, со всех сторон послышались предупреждающие оклики креландских солдат.

Нож Томеррена разрезая плоть, шел вокруг Армадила Владыки. Рем стоял на коленях между двух поддерживающих его солдат. Мечи других креландцев были обнажены. Рем задергался на руках солдат, закричал, кровь струей хлестала по платформе и стекала на землю. От боли за Владыку и ужаса от происходящего толпа застонала. Нас накрыла волна боли. Туман поплыл перед моими глазами, но сквозь туман я видел лицо Дарко. Улыбающееся. В первый раз улыбающееся. Затем я был как будто без сознания. Я погружался во тьму, умирал… не могу выразить это состояние словами. Я слышал крики друзей… Мир умчался от меня по темному туннелю, и я остался с ощущением боли, а затем даже это исчезло. Когда я открыл глаза, то обнаружил, что лежу на земле и что прошел Создатель ведает какой отрезок времени, я оглянулся, все ардорцы медленно поднимались с земли, всем было больно. Рем, поверженный, лежал на платформе, его тело содрогалось в конвульсиях.

Томеррен, торжествующий, вручил Армадил, все еще красный от крови, самый большой Армадил в истории Ардора, великому императору Дарко.

Во дни, последующие за отречением нас держали в той же тюрьме. Нас кормили и поили два раза в день. Однажды к нам зашла группа креландских солдат, нас заставили раздеться, маги проверяли, измеряли наши Армадилы, записывали наши имена, звания, умения, силу магии. Томеррен активно помагал имперским магам в их изысканиях. Рема мы не видели.

Однажды солдаты пришли за Заком. Томеррен выполнил свое обещание… Началось томительное, нервное ожидание…

Когда наша дверь наконец с металлическим лязгом открылась, солдаты втащили бессознательного, окровавленного Зака и бросили на пол. Спина у Зака была красно-синяя от ударов хлыста. Когда мы перевернули его на спину, то с ужасом увидели кровавую рану на груди. Все его лицо было залито кровью, от виска к правому углу губы, извиваясь, шла рваная рана. Ужасно выглядел плечевой сустав. Пугающий своей величиной бугор торчал в сторону, и рука была согнута под немыслимым углом.

— Томеррен не только пытал Зака, он вырезал его Армадил! — Дрожь сотрясала Сая, — грязный ублюдок! Как же я хочу придушить его!

— Кат скорее, — попросил я;

К Заку подошел Кат, длины его кандалов едва хватило, чтобы дотянуться до неподвижного друга. Он обхватил голову Зака ладонями, закрыл глаза, сосредоточился… На наших глазах рваные раны от хлыста затягивались, кровь останавливалась, лицо все еще остававшегося в беспамятстве друга уже не было таким бесжизненно восковым. Рана на его лице закрылась, но остались страшные красные рубцы.

— У него сломана нога, поставьте ее прямо, попробую срастить кости, — распорядился Кат, сидя с закрытыми глазами.

Мы поспешили выполнить поручение. Зак низко, протяжно застонал.

Плечо Зака было вывернуто под неестествнным углом.

— Что поделаешь, ему будет больно, — покачав головой сказал Кат, после осмотра плеча, — надо попробовать поставить сустав на место. Сай и Николас поддержите его так, да так, — мы слушая указания целителя, посадили Зака, поддерживая его с двух сторон, — а я сейчас попытаюсь… — сказал он с натугой, — попытаюсь поставить сустав обратно.

Кат взял Зака за кисть руки и начал поднимать руку вверх. Раздался громкий щелчок — сустав на месте.

— Ему повезло, что он без сознания, — проговорил Кат, — обычно эта процедура чрезвычайно болезненна.

— Ничего не могу сделать с его раной на груди, — потрясенно произнес наконец сильно побледневший от усталости Кат, — это ранение не дается магии, не понимаю почему, — он без сил привалился к стене, — странно, — продолжал бормотать он самому себе, его глаза невидяще уставились в одну точку, — странно, никогда такого не встречал, я не могу не то что заживить эту рану, но я даже не смог хоть чуть-чуть остановить кровь!

Мы рвали рубашки на повязки, пытаясь отыскать кусок наименее грязный, Сай перетянул Заку кровоточащую рану там, где только сегодня утром сиял Армадил, кровь продолжала течь.

— Как там Рем, — тихо проговорил вдруг Кат, — я беспокоюсь, у него Армадил был раз в десять больше, чем у Зака…

Мы как могли постарались усадить Зака поудобнее, плечо у него все еще было распухшим, рана на груди беспокоила Ката все больше и больше. Через несколько часов Зак пришел в себя. Я проверял его рану под повязкой, кровь не останавливалась. И в этот момент Зак вскинул голову. На его измученном, посеревшем, изуродованном лице мрачным огнем горели огромные темные глаза.

— Николас привет, — прошептал он;

— Как ты, — подошел Кат, — как плечо, ты можешь пошевелить ногой?

— Пить хочешь? — спросил Лиэм.

— Я кричал ребята… Он был прав… Он выиграл спор, он сказал мне… Полагаю, я кричал, когда он ударил, не помню. Должен был закричать, такой страшной и всепоглощающей была боль, — сказал он ровно и медленно и с очевидным усилием воспоминая.

— Но я точно закричал, когда он сказал, что Арнелия умерла…

— Томеррен лжец, не верь ни единому его слову, — сказал я, — надежда есть…

— Нет, надежды нет, — глухим, безжизненным голосом сказал он, — после того мальчишника их отдали солдатам, — Лиэм глухо застонал, по потемневшему лицу Сая ходили желваки, как черные волны.

— Лиэм, — Зак слегка повернул к нему голову, — Маришки больше нет, их убили, моя Арнелия ушла… Я тоже должен уйти, — его голос звучал все тише, — я скоро к тебе приду, любовь моя…

— Я скоро умру, сказал он, отказавшись от борьбы и снова закрыл глаза. В камере было сыро и холодно, но он весь горел.

Мы с тревогой переглянулись, Зак потерял сознание снова.

Лиэм ушел в угол, плечи его тряслись в глухих рыданиях — он оплакивал свою сестру.

Прошло два дня. Раны Зака почти зажили, Кат трудился над ним целыми днями. Каждый день Кат выглядел бледнее и уставше, на второй день, когда он в очередной раз с трудом отошел от Зака, он безнадежно покачал головой — Зак умирал.

— Что с ним, — прошептал я, с тревогой смотря на друга;

Зак лежал на каменном полу. Он был худ и бледен. Одна худая, прозрачно-белая рука его медленно двигалась, как будто пыталась нашарить что-то в стороне, на груди его лежала кровавая, засохшая повязка.

— Рана от Армадила все еще кровоточит, он сильно ослаб, но это не является угрозой его жизни, — сказал наконец Кат, после долгого молчания;

— А что же тогда, — спросил Лукас;

— Думаю, он умирает, потому что не хочет жить, — покачав головой сказал Кат, — тут я ему не могу помочь…

Мы смотрели, как медленно, но верно угасает наш друг, мы понимали, что ему недолго осталось. В словах, в тоне его, в особенности во его взгляде этом — холодном, почти враждебном взгляде — чувствовалась страшная отчужденность от всего мирского. Зак, видимо, с трудом понимал теперь все живое; но вместе с тем чувствовалось, что он не понимал живого не потому, чтобы он был лишен силы понимания, но потому, что он понимал что-то другое, такое, чего не понимали и не могли понять живые и что поглощало его всего.

Он редко шевелился, почти не говорил, не ел, не пил.

— Знаешь, друг мой, — прошептал он как то мне, — он очень сильно ослаб, говорить он уже почти не мог, — Засыпая, я все думаю о жизни и смерти. И больше о смерти. Я чувствую себя ближе к ней, к Арнелии. Любовь? Что такое любовь? — думаю я. — Любовь мешает смерти. Любовь есть жизнь. Все, все, что я понимаю, я понимаю только потому, что люблю. Все есть, все существует только потому, что я люблю. Все связано одною ею. А теперь мне надо уйти. Думаю, пора прощаться, извини друг, что бросаю…

— Ему недолго осталось, — печально произносит Кат. Зак уже второй день не приходит в себя.

С лязгом открывается дверь нашей темницы, входят солдаты. Осматривают Зака, уходят. Через некоторое время к нам заходит хмурый Томеррен в компании с магом-целителем.

— Мериданон, посмотри, что можно сделать, — процедил он сквозь зубы;

Имперский маг склоняется над Заком, — все что можно уже сделано, весьма, весьма проффессионально, — хвалит работу Ката имперец, — ему уже не поможешь. Скоро сдохнет.

— Скоро в дорогу, он не перенесет пути, надо его добить, — говорит один из солдатов сзади;

— Нет Эжери, нет, он маг, их мало, — покачал головой Томеррен, — слабак! Завтра в дорогу, — добавил он, раскачиваясь с носка на пятку добавил он, — ну что ж, сдохнет так сдохнет, жаль конечно, император убьет меня за это…

— Томеррен, — окликнул его я со своего места, — он с удивлением посмотрел на меня, — Зака может спасти Владыка.

Глаза у Томеррена злобно прищурились:

— Рем уже не Владыка!

— Владыка, Владыка и ты это знаешь, — мрачно отозвался Сай, — давай же, маленький подлец, тебе тоже достанется, если ты потеряешь Зака, он сильный маг, а нас так мало. Всего лишь приведи Рема на десять минут, он призовет Зака, ты уведешь его обратно и все… — Мы все затаили дыхание, смотря на задумавшегося Томеррена, давай, давай, решай же, что победит — ненависть или здравый смысл…

— Мммм, посмотрим, — Томеррен задумчиво пожевал губами, — посмотрим, — он вскинул глаза на Ката, — сколько ему осталось?

— Он может уйти в любую минуту, — ответил Кат, — думаю эту ночь он не переживет, — Мериданон подтвердил диагноз коллеги кивком головы:

— Не понимаю чем может помочь бывший Владыка, тем более в мифриловом ошейнике, но на это было бы любопытно посмотреть, — потирая руки заявил имперский целитель. — Давайте решайтесь дорогой Наместник, — поддержал нас Мериданон, — император и вправду будет в бешенстве, это вы ведь так неосмотрительно забавлялись с заключенным. А ведь уже после отречения бывшего Владыки было очевидно, что раны от Армадилов не поддаются целительской магии…Все вам не терпится…Молодежь…

— Ладно, уговорили, — принял решение Томеррен, — притащу сюда дорогого братца, если он сам в сознании… — зловеще добавил он и вышел из нашей темницы.

Через несколько томительных часов дверь в нашу камеру вновь отворилась, вбежал солдат, поставил тяжелое кресло с массивными подлакотниками около Зака, вышел, тут же камера наполнилась вооруженными мечами, мрачными креландцами, они встали около нас, как будто, скованные, мы могли устроить бунт и вызволить Владыку. Вошел хмурый Томеррен, заинтригованный Мериданон. И наконец в комнату вошел Владыка.

Он шел с трудом, едва переставляя ноги, всем телом опираясь на двух солдат; он очень сильно хромал, и после каждого его шага казалось, что сейчас он упадет. Он производил впечатление человека чрезвычайно высокого, он был по крайней мере на голову выше всех креландских солдат, и в то же время очень сутулого, а худоба его не поддавалась описанию. Я был потрясен до глубины души. Глядя на Владыку я в ужасе отметил, что он действительно выглядит величественно, даже немного устрашающе. Пышные белые волосы, обрамляющие изможденное, бледное как смерть лицо, черная одежда, худоба — все это ошеломляло.

Как только он зашел, наша камера стала казаться чрезвычайно маленькой, аура Владыки излучала настолько сильную жизненную энергию, что Креландцы чувствовали себя не слишком уютно, если он приближался к ним чересчур близко.

Солдаты аккуратно посадили обессилевшего Рема в кресло подле Зака. Рем хмурясь, с состраданием посмотрел на умирающего друга.

— Что случилось? — глухим голосом спросил Владыка, — что с ним? — Рем вопросительно посмотрел на нас, от неловкого движения рубашка на его груди разошлась.

У меня дыхание перехватило — впрочем, у всех моих друзей тоже. На груди Рема была огромная рана, глубокая, с рваными краями, и кровь из нее текла Владыке на грудь. Мои глаза остекленели от шока.

— Господин, — прозвучал голос Ката, — позволь попытаться помочь, — он дрожащей рукой указал на рану;

— Не стоит отвлекаться Кат, — устало покачал головой Рем, — твой имперский коллега уже оказал мне посильную помощь, а это, — он кивном указал на рану на груди Зака, — ты уже тоже убедился, магией не лечится. — Он тяжело вздохнул, — поторопимся, Томеррен сказал, что Зак умирает?

Кат объяснил ему ситуацию, Рем надолго задержал тяжелый взгляд на Томеррене, тот с легкой ухмылкой как бы недоуменно пожал плечами, мол, да, вот такой я, набедокурил, нашалил…

Рем с трудом склонился к лицу Зака, посмотрел на него, тяжело вздохнул:

— Помогите мне спуститься к нему и держите меня, чтобы не упал, — распорядился он, никто не осмелился возразить, два солдата помогли спуститься ему на колени около Зака. Рем положил ему руку на лоб и закрыл глаза. Имперский маг с интересом выворачивал шею из-за спин солдат, поддерживающих Владыку, желая все увидеть.

— Зак… Зак… — услышали мы тихий металлический голос Владыки, он звал, он приказывал, ему не возможно было не повиноваться, — Зак, иди ко мне…

Прошло несколько минут. Воздух в нашей темнице словно накалился и зазвенел. Все видели, что Владыка напрягает свою волю, на скулах у него выступили черные вьющиеся узоры молний, лицо осунулось, скулы выступили:

— Зак ко мне..! — жестко прозвучал приказ, — я взрогнул, вспоминая как меня, почти умершего призвал Владыка, я не мог отказать своему Господину, я вернулся. Зак не пошевелился, но стал дышать спокойнее и глубже;

— Зак вернись, — повторил Рем.

Губы умирающего шевельнулись, — да мой Господин, — Мериданон потрясенно вскрикнул, — Невероятно!

Прошло еще несколько мнгновений, и Зак шевельнулся, открыл глаза и увидел Владыку. Он сказал едва слышно:

— Ты звал меня Владыка и я пришел, — Томеррен проскрипел сквозь зубы, — уже не Владыка, — на него никто не обратил внимания.

— Зак, я, твой Господин, приказываю, — сказал Рем, его голос звучал властно и сильно, глаза пылали темно-красным, — не смей умирать, живи!

— Я ее потерял Повелитель, — прошептал Зак, едва шевеля потрескавшимися губами, — я уже умер, позволь мне уйти, смилуйся, — по его щеке потекла одинокая слеза. Он посмотрел на Рема черными, несчастными глазами, два темных отверстия, в них, как в глубоком бездонном озере плескалось немыслимое страдание. Сколько всё-таки горя и тоски умещается в двух таких маленьких пятнышках, которые можно прикрыть одним пальцем, — в человеческих глазах.

— Нет друг мой, грустно сказал Рем, — я скорблю вместе с тобой, но ты мне еще нужен, я не позволяю тебе уйти, не сейчас. Это Приказ! Живи Зак! Пока человек не сдается, он сильнее своей судьбы. Борись!

— Подчиняюсь, — прошелестел наш друг;

— Зак, друг мой, — сказал Рем, — у меня к тебе поручение, — он вздохнул, закрыл глаза, подумал чуть-чуть, как-будто собираясь с духом, — освободи своего Владыку, когда увидишь меня снова, потом, когда вернусь в Ардор, — Томеррен усмехнулся, Рем посмотрел в глаза Зака, — не промахнись…

— А сейчас спи, набирайся сил, и прощай, — Владыка склонился и, пачкая Зака кровью, поцеловал в лоб. — Напоите и накормите его, — приказал он солдатам, — никто не вздумал оспорить его право давать приказы.

Зак с трудом проглотил пищу и закрыл глаза — он заснул.

У нас вечный полумрак в темнице, сыро и прохладно, но видно, что Рем вспотел, он обессиленно пошатнулся и если бы не солдаты, завалился бы на бок, он с трудом поднимается с колен, вытирает пот со лба рукавом, я вижу, что на рукаве оказывается кровь.

Качающегося Рема подхватили под руки и увели из нашей камеры. На прощание он успел оглянуться, посмотреть на нас и произнести:

— Прощайте друзья.

Глава 3 В пути

Николас

По моим подсчетам прошло четыре недели со дня церемонии отречения. Зак поправляется. Дни проходят за днями. Нас кормят три раза в день, мы должны быть сильными и готовы к долгому и тяжелому пути. Самое худшее, когда нужно ждать и не можешь ничего сделать. От этого можно сойти с ума.

Приходят солдаты, забирают Ката, наша участь ждать и волноваться. Через несколько часов Кат, бледный и изможденный, возвращается:

— Рем плох, — выдыхает он, — рана загноилась и все еще кровоточит. Его сжигает лихорадка… Их маг-целитель исчерпал все свои возможности, позвали меня в надежде на чудо, но я, — он в отчаянии Кат дернул волосы, — я ничего не мог сделать, только держать Рема, когда они прижигали его рану каленым железом! Он меня не узнал! Представляете, я был его очередным мучителем! — Его голос сорвался.

Кат лег на пол и свернулся в клубок, — мы все прокляты, мы все прокляты, — беспрерывно повторял он…

— Знаете, Томеррен говорил мне, — однажды вспоминает Зак, — когда я в полубеспяметстве висел на дыбе, что нас пригонят в Миранию — столицу Кренландии и оденут ощейники подчинения. Вы понимаете, это конец, конец человеку как личности, мы будем жить желаниями наших хозяев, есть с их рук— я не понимаю почему Рем заставил меня жить… Это жестоко…

Зак вернулся в мир живых, но он потерялся, он, как и все мы в разладе с собой, опустошенный и растерявший надежды. Почему Владыка не дал ему умереть…

Наконец наступил день, когда наконец нас вывели из нашей темницы. Великая Креландская армия готова возвращаться домой.

В течение всего этого времени насилие и грабежи продолжались в городе, несмотря на повеление Наместника прекратить их. Порядок так и не был восстановлен, Креландское войско, как распущенное стадо мародеров распадалось и гибло с каждым днем лишнего пребывания в Осгилиане. Солдаты насиловали женщин, пили хмельное вино, выковыривали драгоценные камни из стен, набивая свои сумки.

Уходя из Осгилиана, люди этого войска захватили с собой все, что было награблено. Император Дарко тоже увозил с собой свой собственный огромный улов. Увидав обоз, загромождавший армию, мы ужаснулись, не удивительно, что на сборы потребовалось столько времени. Отягощенная награбленным креландская армия продвигалась медленно и тяжело.

Нас, пленных Ардорцев, сковали по рукам и ногам, расставили в колонны по пять, в первых рядах человек семьдесят последних носителей Армадилов и далее около двухсот воинов — лучших Ардорцев, Томеррен лично отбирал — подарок для креландской знати. Еще два дня мы, скаванные, вынуждены были ждать отправления.

Наконец ранним весенним утром началось движение выступавших креландцев: укладывались повозки и двигались войска и обозы. В семь часов утра конвой креландцев, охранявший нас, пленников, начали движение. Они были в походной форме, с железными палками-орудиями, огромными мешками, они криками и кнутами заставили нас встать, наши охранники оживленно переговаривались, их окрики, пересыпаемые ругательствами, перекатывались по всей нашей линии. Мы встали. Все чего-то ждали.

Наконец вдали показалась группа креландских солдат во главе с Мериданоном — несли Владыку. Мы, несмотря на окрики солдат почтительно встали на колено, Рема пронесли мимо нашей линии и бережно положили на повозку. Все были готовы. Мы двинулись. Сначала нас гнали по переулкам Осгилиана, мы, пленные, шли одни со своим конвоем и повозками и фурами, принадлежавшими конвойным и ехавшими сзади; но, выйдя на главную дорогу, мы попали в середину огромного, тесно двигавшегося артиллерийского обоза, перемешанного с повозками, полными награбленными троффеями. У холма Злотарей, на выходе из Осгилиана, окриками и кнутами нас остановили, дожидаясь того, чтобы продвинулись ехавшие впереди полки. С высокого холма нам открылись сзади и впереди бесконечные ряды других двигавшихся обозов. Направо, там, где загибалась Сорвадская дорога, пропадая вдали, тянулись бесконечные ряды войск и обозов. Креландская армия так растянулась, что последние полки еще не вышли из Осгилиана, а голова войск уже прошла несколько миль.

Пройдя Кроманский мост, мы двигались по несколько шагов вперед и останавливались, и опять двигались, и со всех сторон двигалась армия. Пройдя более часа несколько сот шагов, мы, сжатые в кучу, остановились и несколько часов простояли под палящим солнцем ожидая перехода через мост через реку Звонкая. Со всех сторон слышался неумолкаемый, как шум моря, грохот колес, и топот ног, и неумолкаемые сердитые крики и ругательства.

Нам не дают ни еды, ни воды.

Мы, ардорцы, скованные по рукам и ногам, находимся в центре креландской армии. Впереди нас пехота, императорский кортеж со свитой, повозка с Ремом, окруженная большим отрядом солдат, сзади нас кавалерия, пешие имперские солдаты, многочисленные повозки, набитые награбленным добром — драгоценные камни, золото, ткани, вина, опять драгоценные камни, ткани, провизия и замыкает снова крелондская армия и повозки с огромными орудиями.

Мы в пути уже несколько дней. Стоит жара, вокруг нас летает рой мух. Вонь, грязь, пыль, поднятая сотнями ног не оседает, она ложится черным покрывалом на наши головы, забивает глаза, скрипит на зубах. Ножные кандалы сбили наши щиколодки в кровь, мы пытаемся оборачивать ноги рубашками, разрывая их на тряпки. На нас нет ботинок, мы идем, оставляя за собой кровавые следы.

Зак, не успевший полностью восстановиться, за несколько дней пути практически не может идти. Мы, хрипя, шатаясь, по очереди поддерживаем его, с каждым днем ему тяжелее и тяжелее переставлять ноги.

Креландское войско голодает. Война сделала свое дело. Во встречных деревнях не осталось больше поселян. Ардорские земли, по которым мы шли, были разорены, деревни и фермы сожжены, жители либо убиты, либо ушли в предгорья с пути армии. Лошадей нечем кормить. Запасы продовольствия стремительно заканчивались. Это было измученное, истощенное, озлобленное и от того еще более грозное войско.

С пленными креландцы обращались все хуже и хуже. Сегодня в первый раз мясная пища солдат была выдана кониною. От офицеров до последнего солдата было заметно в каждом как будто личное озлобление против каждого из пленных. Озлобление это еще более усилилось, когда при пересчитывании пленных оказалось, что несколько ардорцев не в состоянии больше идти. Я видел, как креландец избил ардорца за то, что тот упал и не мог подняться после многочисленных приказов, и слышал, как капитан, его приятель, приказал ему убить пленника, если тот не сможет идти. Выстрел, тело ардорца отбросили в кусты. Идем дальше.

До Сорве осталось два дня перехода. Ночь. Больной Зак, бледный, худой, с черными кругами вокруг глаз, не обутый, без рубашки, обгоревший на ярком солнце, в рваных штанах, обессиленно сидел на земле и выкатившимися от худобы глазами вопросительно смотрел на нас, он равномерно стучал зубами от холода — у него была лихорадка.

Вдоль реки, между телегами и обозами, горят костры креландской армии. От одного костра, недалеко от нас, пахнет жареной кониной, над другим на деревянном вертеле поворачивают баранью тушу. От этих запахов желудок сходит с ума.

Привели Ката, он плюхнулся на землю около меня. Мысли мои вялые от голода и усталости или от чего-то другого, и я должен изрядно потрудиться, чтобы раскопать в памяти воспоминания о том, что сказать.

— Как Рем? — вспоминаю о чем надо спросить, ребята вокруг подтягиваются, прислушиваясь к нашему разговору;

— Все так же, — устало отзывается Кат, — задумчиво молчит, оглядывается, креландцы нас не слышат, — знаете, я б сказал, что Рем совсем и не болен уже, — он недоуменно пожал плечами.

Вот уже вторую неделю Кат проводит при Владыке, креландский маг-целитель с тревогой за его здоровье призвал к знаниям Ардорского целителя, надеясь, что, может его, иная, магия поможет. Ничего не помогало, Рем не приходил в себя.

— Я не понимаю, — понижая голос произносит Кат, — его рана успешно затягивается, покрыта коркой, главное ее не беспокоить, я каждый день по очереди с Мериданоном вливаю в него сумасшедшее количество энергии, — он задумчиво сорвал сухую травинку, пожевал ее, скривился от вкуса пыли на зубах, сплюнул, — мы его поим, он пьет, я даже сумел всунуть в него чуть мясного бульона. Но он не приходит в себя!

Я слушал Ката, задумчиво смотрел на заметно оживленных креландцев, еще чуть-чуть и они покинут опостылевшую ардорскую долину, забравшую столько жизней их товарищей, принесшую им столько «мучений». Они видят конец своим мучениям…Мы нет. Мысленно они уже не солдаты, они хозяйники, весело смеясь и шутя за кострами, они играют в кости на их будущее богатство, их мешки тяжелы от награбленного, их карманы заполнены драгоценными камнями. У них есть цель…

Лукас тоже смотрит на имперцев, задумчиво говорит:

— Когда человек находится в движении, он всегда придумывает себе цель своего движения. Посмотрите на них, — он махнуй рукой в сторону весело хохочущих солдат, — вчера они шатались от усталости, стягали нас хлыстами от озверения, а теперь они полны энергии — у них есть цель. Для того, чтобы идти тысячу миль, человеку необходимо думать, что что-то хорошее есть за этими тысячью милями. Нужно представление об счастливой земле для того, чтобы иметь силы двигаться. Они все мечтают о своей Креландии…

Сай мрачно поднимает голову:

— Ну как же, уничтожили, разорили Ардор, нас гонют в рабство, а сами мечтают о мирной, счастливой Креландии…

— Странные они, — добавляю я, — не люди, а звери, хотя они любят нас зверьми называть, — я вчера видел, как группа солдат за обозами заловила молодого солдатика, повалили его и по очереди насиловали! Своего — креландца! — Я помолчал, — а проходящие мимо солдаты не возмущались, нет, они в очередь становились!

— Твари, чего и говорить, — пожал плечами Сай.

— Ребята, — очнулся от глубоких размышлений Кат, — Рем что то готовит. Я чувствую он что — то замыслил. Я думаю, что он в полном сознании. Знаете, такое впечатление, что он как бы собирает энергию, он как-будто смотрит внутри себя, смотрит внимательно, концентрируя силы…Как перед ударом…Ничего не понимаю… Будьте наготове…

«Все это бессмысленно», — вяло подумал я, — «что Рем может задумать, раненный, обессиленный, с огромным мифрилом на шее».

Нам принесли похлебку — с отвращением поковырялся в миске, пытаясь найти не очень сгнивший кусок для Зака — глупая затея. На такой жаре продукты портятся мгновенно. С трудом встал, позвякивая кондалами, хромая на обе ноги, подошел к лежащему с открытыми глазами Заку, приподняв его голову, напоил. Я смотрел на Зака, он лежал неподвижно, с полуоткрытыми глазами и губами. Зак слабел с каждым днем и, очевидно, скоро должен был умереть, несмотря на приказ Владыки. Сел рядом. Тоскливо посмотрел на горы…

Сальдор, вершина Ардора, перед нами — буквально горит и пылает, освещенный сиянием заходящего солнца. Плавные холодные тени дымкой окутывают подножие горы. Зеленовато-оранжевое небо, сиреневые облака, в которых также отражаются нежно-розовые лучи.

Последние мгновения солнце бросает лучи на вершины ближних гор и холмов, они начинают уже потихоньку затухать. Я вижу, как темнеет земля, но на некоторых участках ещё виднеются отблески горящего неба. Солнце село.

Увижу ли я еще Великий Сальдор, каким я вернусь сюда, лишенной воли, послушной марионеткой, убивая своих друзей и братьев по приказу креландского извращенного хозяина. Как страшно!

Очень раннее утро. Лагерь оживает. Переговариваются солдаты, с фырканьем моются в ледяной воде, взятой из маленького, быстрого ручейка, стремительно спускавшегося с предгорий Сальдора. Нам дают воду, надо выпить много — это единственная вода за целый день. Большой отряд — пехота имперцев, шлепая сотней ног, прошла вперед по дороге и быстро скрылась между холмов в предрассветном тумане.

Нас окриками поднимают на ноги, пора выступать нам. Лукас и Сай подняли шатающегося Зака, громкий приказ, пленники тронулись. Утро плавно переходит в жаркий день. Пот крупными каплями катится у меня по лицу. Мы идем без остановки — креландцы торопятся покинуть негостеприимную долину Ардора.

Мы, медленно плетясь, приближались к пересечению с дорогой, спускавшейся к лесистому склону Сальдора, и из-за высокой, плотной стены деревьев стал отчетливее доноситься стук копыт, скрип колес и веселый гомон солдатских голосов. Наш конвойный, ехавший чуть впереди, натянул поводья и сделал нам знак остановиться у перекрестка — нас обгонял очередной обоз с награбленными трофеями. Мы воспользовавшись недолгими минутами отдыха, со стонами упали на землю. Проехали повозки, доверху набитые украденным. Богатство смерти. Я прислушивался к тому, как позвякивают трофеи — звяк, звяк…

Приказ — снова двигаемся…

И вот наконец Великий Сальдор в полной своей красоте открылся перед нами! Это не просто высочайшая гора Ардора — это символ, знак, судьба и страж. Сальдор — огромный древний вулкан, спящий под покровом вечных снегов и льдов, внушает восхищение и трепет всех ардорцев. Сальдор виден из любой точки Ардора, мы называем его Сверкающая гора, символ всего на свете — от человеческого упорства и выносливости до надмирной свободы.

Более двух тысяч лет спит этот великий гигант. У нас, ардорцев, была легенда, что Сальдор воспрянет когда-нибудь ото сна, чтобы спасти своих детей. Склоны этого вулкана окрашены в разные цвета. Здесь можно видеть, в смеси или по отдельности, оттенки ярко-красного, бледно-розового, сероватого и черного. Белоснежные вершины, вместе с этими красками, создают действительно величественное зрелище.

Мы шли, позабыв о наших горестях, ошеломленные величием Священной горы. Лукас вдруг остановился, не выдержав окружающего великолепия, глаза его горели ярким огнем бурлившего в нем творчества, волшебной магии гения, он поднял окровавленную руку, и звучным голосом, как в прежние времена, как будто не было плена, пыток, лишений, продекларировал:

Престолы вечные снегов,

Очам казались их вершины

Недвижной цепью облаков,

И в их кругу колосс прекрасный,

В венце блистая ледяном,

Сальдор огромный, величавый

Белел на небе голубом…

Послышались раздраженные окрики конвоиров. И вдруг все увидели, что над вершиной Сальдора показалось облако необычайной величины. Облако густело и поднималось, по форме своей оно напоминало дерево, оно равномерно вытянулось очень высоким стволом и затем расширилось в несколько ветвей. Это облако поднималось вверх сильной, горячей струёй воздуха, а в том месте, где струя ослабевала, оно медленно расширялось. Облако имело местами белый цвет, местами же грязный или пятнистый.

Пока глаза всех ошарашенно смотрели на оживший Сальдор, я заметил, что Рем зашевелился в своей повозке. Он попытался сесть, но не смог. Тогда он попробовал дотянуться до бортика повозки, не смог с первого раза… Сел… Ясными, печальными глазами посмотрел на Сальдор, — «прощается», — подумал я.

— Сальдор! - ласково позвал Владыка, добавил что-то непонятное, и потом резко: — Ко мне!

Он сидел в повозке, опираясь в борта дрожащими от напряжения руками. Я почувствовал что-то, похожее на вибрацию или небольшие толчки под ногами — это ощущение было сложно соотнести с чем-то знакомым. Вдруг наступила тишина, глаза всех обратились на напряженного Владыку Ардора. Его одинокая фигура дышала силой и величием. В тот же миг глухой рокот послышался вдалеке.

Темно-красными глазами Рем посмотрел на нас, как будто заглянул в душу каждому ардорцу, металлическим голосом Владыки прозвучало:

— Бегите, не возвращайтесь!

Он напрягся…Из-под покоробившейся повязки на плече выступила кровь, растекаясь темно-красной стремительно увеличивающейся паутинкой по его груди. Рем хрипло задышал и, закрыв глаза, упал на дно повозки.

Опять послышался низкий тяжелый гул, земля вдруг ушла из-под ног. Новый толчок, еще сильнее прежнего, бросил меня на землю. Кругом раздавались вопли людей — ардонцев и креландцев. И туг случилось кое-что пострашней — воздух вдруг стал стремительно разгораться… Весь мир охватился серебристо-зеленоватым туманом, по всему небу разлилось призрачно-голубое сияние…Угрожающий гул, грохот, деревья, раскачивающиеся, как травинки под ветром…

С оглушительным взрывом взорвался Сальдор.

Мы побежали… Подхватив Зака, Сай и Лиэм бежали впереди меня, я следовал за ними, с отчаянием оглядываясь, нет, никакого шанса пробиться к повозке Рема, окруженной огромным отрядом солдат. Да и не смогу даже попробовать, голова все еще осмысливает происходящее, а ноги, слушая приказ Влыдыки, бегут.

На землю посыпались горячие куски пепла и раскалённых черно-красных камней, обожжённых и растрескавшиеся от жара; солдаты и ардорцы тут и там падали, застывая в нелепых позах. Между тем из Сальдора вырывались широкие языки пламени и поднялся огромный столб огня, блеск и яркость которого только увеличивались вследствие упавшей на мир окружающей темноты.

Я видел, как упал Кат, опираясь на чахлое дерево он попытался подняться, но тотчас снова упал навзничь.

Креландские солдаты начали преследовать нас, отчаянно бегущих, карабкающихся по пологим склонам предгорьев. Сзади послышались многочисленные выстрелы. Креландцы, оборванные пленные, бежавшие с обеих сторон дороги, все громко и нескладно кричали что-то, грохот вулкана, все смешалось в жуткой какафонии звуков. Мы бежали…Послышался залп орудия, провизжали снаряды, я слышу свист пуль, бежим… Опять услышал свист и мягкий, чавкающий звук во что-то шлепнувшейся пули, ардорец, бежавший рядом, упал…

Имперцам стало не до нас когда все вокруг начало трясти. Затем начались оглушительные взрывы и в сторону многочисленных обозов потекли потоки раскалённой лавы. Пробив выходы на склонах Сальдора, она стремительно потекла вниз. Креландцы в страхе бежали, спасаясь от надвигающейся смерти. Сильные толчки землетрясения, частые взрывы огромной силы, темнота, прорезываемая молниями и освещаемая лавой, оглушительный гром приводили людей в отчаяние и ужас. Священная гора дрожала и бурлила, как гигантский кипящий котёл.

За десять минуть больше чем одна треть креландской армии была уничтожена.

Мы забрались на высокий выступ и, задыхаясь, посмотрели вниз. Рем, навзничь лежал в повозке. Вдруг к нему подбежал креландский офицер, я вспомнил, Томеррен звал его

Эжери, подобрал камень с земли и, размахнувшись, с силой обрушил его на голову Владыки… Земля, простонав в последний раз, перестала трястись. Сальдор, изливаясь лавой, прекратил взрываться. Удар Владыки остановлен.

Мы, обессиленные, окровавленные все еще скованные, в мифриловых ошейниках, свободны.

Я посмотрел вдаль: Леса и поля, невидные прежде из креландского лагеря, открывались теперь передо мной. И еще дальше этих лесов и полей виднелась светлая, колеблющаяся, зовущая в себя бесконечная даль. Я взглянул в небо, в глубь уходящих, играющих облаков. «Это Ардор, и все это мое, и все это во мне, и все это я! — думал я, — Свобода, я свободен..!

Рядом стоял опустошенный Сай, — он нас всех освободил, — ошеломленно прошептал он, — он понимал, что у него не было шанса освободить себя и нас и Владыка сделал выбор…

Тихо плакал Лукас, он, поджав ноги и опустив голову, сел на сырую землю у дерева и долго неподвижно сидел,

— Рем знал тогда, прощаясь с нами, в темнице, он уже тогда все знал…

Мы с удивлением оглянулись на звуки, похожие на собачий лай, которые издавал, рыдая, Зак, он подошел к скале, схватился за нее и с силой начал ударять по ней кулаком, разбрызгивая в разные стороны кровь.

— Он знал, он знал, — выл Зак, — я его проклинал всю эту дорогу, — удар кулаком по скале, — а он меня, тупицу, спас и попрощался… — снова удар по камню…

Меня вдруг пронзило понимание последнего приказа Рема, я замер в шоке, прошептал,

— Зак, ты помнишь его последний приказ?

Зак повернул ко мне лихорадочно горевшие глаза, его рот изумленно раскрылся, он попробовал что то сказать, однако слова застряли в его враз пересохшем горле, получился только хрип,

— Ты не должен промахнуться, когда… — я не смог договорить, слов больше не было.

— Когда Владыка вернется в Ардор в рабском ошейнике ты, Зак, должен ему помочь, не промахнись Зак, — твердо сказал Сай.

Зак, резко побледнел, слезы потекли по его щекам. Режущая боль схватила сердце…Свет солнца показался пепельным. Его грудь всколыхнулась, выдавила глухой вопль, и Зак упал в глубокий обморок.

Я обессиленно лег. Посмотрел на небо. Потом я стал уноситься вверх. Я лежал на боку, скрючившись, меня била слабая дрожь, жизнь возвращалась во мне, а в чадном бреде тело мое, могучее, как скала, пробив стены, вольно вынеслось в вольный простор. Я не знал, куда меня уносит, ликующее ощущение заполнило меня всего — свобода!..

А там, внизу, продалжался кошмар. Непереносимый запах серы, громко трещал огонь, время от времени раздавался ужасный грохот — взрывались орудия, от которого земля колыхалалась под ногами креландской армии. Из-за черного дыма ничего не было видно. Выли собаки, кричали в ужасе лошади.

Несмотря на попытки командиров, в рядах солдат началась жуткая паника. Долгий, изнуряющий поход, усталость, голод, длительная бессонница, горячая надежда на скорое возвращение домой не только снизили, а абсолютно уничтожили состоятельность креландцев как армии, как боеспособных солдат. Это уже была не армия победителей — люди потеряли самоконтроль и началось паническое бегство, которое казалось им спасительным, хотя в действительности только усугубляло опасность. Толпа стала простой суммой насмерть перепуганных индивидов.

Те стремления, которые выражаются в отдельном человеке, всегда увеличиваются в толпе:

— Сме-ерть!.. сме-ерть!.. сме-ерть идет!

Как зараза, это полетело, охватывая десятки тысяч Креландцев:

— Сме-ерть!.. сме-ерть!..

Все, сколько их тут ни было, схватив, что попалось под руку, — кто оружие, кто схватил в охапку свои мешки с награбленным, кто котелки, раненых и мертвых — креландцев и пленных — потом будет время разобраться, все, в исступлении ужаса, бросились прочь от погибельного вулкана, кто-то, не разобрав дороги в черном дыму бросился назад — навстречу своей смерти… Впереди всех бежал император и его свита — доблестные офицеры Креландской армии.

— Мда, — потрясенно комментирует увиденное Лукас, — узнаю Рема, это его принцип — никогда не следует мельчить то, что начал делать с размахом.

Вечер. Мы, бывшие пленные ардорцы, следуем за убегающей в панике креландской армией, за нашим Повелителем. С высоты холма я окинул бесчисленные дымки костров, темные пятна войск, теряющиеся во мгле заметно уменьшившейся линии обозов. Несмотря на то, что креландцы сегодня потеряли около трети своего войска, огней было больше, чем я мог сосчитать — сотни и тысячи, словно вторая, после огненной реки лавы, стекающей со склонов Сальдора, огненная, река разлилась по ардорской долине.

Мгла была особенная сегодня, воздух был наполнен дымом. В безветрии тяжело дышалось. Закат багровым мраком разливался на пол-неба. Летели стаи птиц, будто спасаясь.

Солнце, садясь, распухало, мглистое, страшное…Едва замерцали звезды — затянуло их пеленой дыма. Поднимался душный ветер.

Императорский шатер я узнал сразу — тот был втрое больше всех остальных, и оттуда слышались крики и ругань. С трудом, только к вечеру Креландские офицеры смогли установить относительный порядок в ряду насмерть перепуганных солдат.

Около шатра стояла повозка с Владыкой, здесь имелась огромная охрана — целый отряд часовых, напряженно оглядываясь, стоял вокруг бессознательного Владыки, приготовив ручные орудия и обнажив мечи. Вызволить Рема, Ката и оставшихся в плену ардорцев не было ни одного шанса, мы все там поляжем, пытаясь спасти их, мы это понимали.

Раннее утро. Сильный запах дыма плотно стоит над креландским лагерем. Один день до Сорве.

Из императорского шатра высыпала толпа офицеров во главе с разъяренным императором Дарко. Он гневно оглянул жалкую кучку стоящих на коленях пленных ардорцев — человек двадцать, ни одного носителя Армадила, кроме Ката. Он знал, что мы тут, в предгорьях, прячемся среди скал и деревьев. У него не было времени и сил на наши поиски, он понимал, что это невозможно, Дарко чувствовал наши взгляды и нашу ненависть и оттого еще больше бесился. Он, победитель, потерял своих драгоценных пленных — наши Армадилы, Креландская армия потеряла свою артиллерию, почти все обозы с награбленными трофеями. Погибло или было ранено огромное количество солдат.

Вокруг, со всех сторон подходят мрачные, злые креландцы — вчера они потеряли все — свои награбленные сокровища, свою мечту на состоятельную, богатую жизнь. Многие из них ранены — в Креланской армии не хватает магов-целителей, имперцы голодные, грязные, уставшие. Им стыдно и противно за их панический бег вчера, они видят виновника всех их бед, они его ненавидят.

Император бурлит от ярости. По его приказу двое солдат подбежали к повозке и приволокли Рема, поставили его на колени, он в сознании. На Реме подвешено больше мифрила, чем весь его вес. На ногах и руках — тяжелые белые мифриловые кандалы, массивное белое кольцо охватывает голый пояс, на груди — мифриловые подвески.

— Ардорцы! — громко кричит Дарко зычным голосом;

— Если вы не вернетесь через десять минут, это существо. — он дернул Рема за волосы, заставив поднять голову кверху, — это существо будет наказано! Я, ваш император, обещаю вам жизнь, никто не будет убит или наказан, я обещаю!

Его голос разносится над скалами.

— За каждого, я повторяю, за каждого убежавшего пленного этот черный маг получит пять, нет десять ударов кнутом!

Мы потрясенно выдохнули — это убьет Рема, о чем он думает, этот император. К Дарко подбегает Мериданон, что-то горячо ему шепчет, размахивая руками, я надеюсь, он сможет вразумить взбешенного императора, нет, тот отталкивает мага со своего пути.

— Ваше время прошло, — кричит Дарко, — подвесить его!

Креландские солдаты, взволнованные всем происшедшим, громко говорят между собой; но видно, что они довольны решением своего императора. Когда Рема под руки проводят мимо них они громко проклинают его, плюют, стараясь попасть пленнику в лицо, мы видим их ненависть. Рема проводят к ближайшему, отдельно стоявшему дереву, широко раскинувшего свои огромные, толстые ветви в разные стороны. Солдаты глядят на происходящее своими холодными, стеклянными, ничего доброго не обещающими взглядами, говор их замолк. Наступила тишина. И вдруг Рем поднял свою седую голову и медленно обвел публику горящим взглядом черно-красных глаз, в которых сквозила ирония и уверенность в себе, и вызов всей креландской армии, по рядам имперцев пробежал враждебный ропот. То, что увидели люди, превзошло все их ожидания. Владыка вовсе не был повержен! Он смеялся над ними, он праздновал победу! Перед ними стоял настоящий монстр!

Мне стало страшно за Рема. Рядом застыли ребята и все бывшие пленные ардорцы. «Не возвращайтесь», — стоял в голове приказ Владыки. Он знал, он предвидел и это. Мы, сжав зубы — смотрели.

Два креландских солдата подвели не сопротивляющегося Рема к дереву. Черную рубашку разорвали, сдернули, оголили до пояса… Я хотел было крикнуть, — вышло хрипло и невнятно, рядом, в руках товарищей, бился Зак..

— О Создатели, дайте мне, дайте мне пойти…

Сай, удерживая его голову на своем плече, хмурился.

Солдаты тем временем завели назад руки Рема, связали в запястьях, накинули ременную петлю через большую ветку и потянули за другой конец веревки. Медленно руки Рема стали подниматься за спиной. Было видно, что его мускулы напряглись, плечи вздувались, он непроизвольно наклонился вперед. Тогда один солдат сильно толкнул его в поясницу и поддернул. Руки вывернулись из плеч, вознеслись над головой и тело Владыки под одобрительные крики имперцев повисло над землей.

— Арамель Домирос Ордан — за подлый побег десять ударов черному магу!

Солдат отступил, поглядел, — удобно ли ему — замахнулся, размахнулся кнутом и, наклоняясь вперед, ударил со свистом. Рем промолчал, только судорога прошла по его телу. Еще удар. Мы считаем. Пять, шесть…

— Бей, бей сильнее, — закричал, брызгая слюной Дарко;

Внезапно он вырвал у солдата кнут и бешено застегал Рема по спине. Он стоя, все стегал, — багровый, с раздутыми ноздрями носа. Круглые от бешенства глаза его были красны. Десять…

— Алекс Верес Сандрос — за подлый побег десять ударов черному магу!

Кровь полилась по спине Рема, а через минуту спина у него сделалась ярко-красной, он не кричал и не просил пощады, не увертывался от кнута. Он каждый раз вздрагивал, когда кнут опускался на спину и только. Его спина была разорвана до мяса… На четвертом имени на пятом ударе голова его вяло мотнулась, упала на грудь… Его облили ледяной водой, продолжили…

На девятом имени, когда Рем в очередной раз потерял сознание, его сняли с дерева, подошел целитель — быстрые манипуляции, мы видим, как ноги Рема дергаются в судороге от болезненной магии Мериданона… Рема опять подвешивают, пытка продолжается…

Нас больше двухсот человек — более двух тысяч ударов, никакое существо, даже с помощью целителей, не выдержит этого!

И наконец я слышу:

— Сарелей Николас Краст — за подлый побег десять ударов черному магу!

Меня держит Лукас, он мелко дрожит… Рем бессильно обвис на веревках, кровь безостановочным потоком течет на землю.

Следующий Лиэм, Лукас, я слышу имя Зака…Мы вместе держим его, Сай вставил палку ему в рот. Зак вырывается, наконец Сай со всей силы ударяет кулаком ему в челюсть, повергая его трясущееся тело на землю:

— Терпи, Рем терпит и ты вытерпишь, — сурово сверкая глазами мрачно говорит он.

Удар должно быть причинил неокрепшему Заку сумасшедшую боль. Пот полился у него по лицу, но он не закричал, а только негромко застонал, корчась у наших ног и грызя какую-то корягу. Кровь пеной выступила на его губах…

Мериданона, уставше севшего на землю, сменяет другой целитель…Пытка продолжается…

Ко мне подходит Лиэм: — все кончено, Николас, — со стоном говорит он и кусает себе руки от боли. Все кончено, видимо целители смогли убедить императора в том, что Рем скоро умрет и никакая целительская магия ему не поможет. Солдаты недовольно ворча, разошлись по своим делам, они ждали казни. Рема сняли с ветки дерева. Он, бессознательный, упал на землю изуродованным кровоточащим комком плоти. Вывернутые руки так и остались в вздернутом над головой положении — очевидно, повреждены плечевые суставы. К нему подбежали целители, подхватили, понесли в сторону шатра, мы видели, что солдаты провели шатающегося Ката, видимо, на помощь.

На следующий день креландская армия продолжает путь. Мы провожаем повозку с Владыкой до Сорве… Все кончено. Наш Повелитель, Владыка Ардора покинул свою родину. Его везут в проклятую Креландию, где он должен стать рабом Великого императора Дарко.

Главный придворный маг-целитель Мериданон

Как я ненавижу Ардор! Как мне надоела это кровавая и такая долгая война. Ей нет конца и края! Как я ненавижу эти горы, скалы, невозможные ледяные речки и ручейки. Куда ни глянь, глаза постоянно цепляются за что-то — тупики везде. Как я соскучился по равнинам! По простору! И эта жуткая, огромная гора, звери называют ее Сальдор. Как только я ее увидел, еще издалека, я поразился величине этой громады. Ее видно отовсюду, она как бельмо на глазу. Не зря, ох не зря я боялся эту гору.

Как я испугался, когда она взорвалась, послушная воле этого одержимого черного мага. Все в этом Ардоре не так. Испокон веков было общеизвестно, что мифрил гасит всю — абсолютно всю магию. И что? Этот сумасшедший маг вдруг перестает умирать, садится и просто так говорит, — «Ко мне гора» — и она идет, уничтожая при этом почти всю креландскую армию. И это, несмотря на то, что на нем огромный мифриловый ошейник!

Как я ненавижу и боюсь этого их Владыку! Да, вот он, весь поломанный умирает на земле у моих ног, а я его боюсь! Даже сейчас, окровавленный, дергающийся в предсмертных конвульсиях, он страшен. Я чувствую сокрушающую силу его ауры. Это страшное существо. По хорошему, его бы надо уничтожить. Но нельзя… Жаль… Никогда еще мир не видел мага такой силы, император хочет подчинить ее, мдааа, для этого поистене надо быть великим человеком.

Ну ладно, хватит размышлять, еще немного и это существо отдаст концы… Вот ведь, императору надо было его наказывать… Хотя, признаю, наказывать есть за что — я потерял все, все свои сокровища! Огорченно поджимаю губы. Осматриваю. Повреждения ужасают. Руки почти выдернуты из плечевых суставов, спины нет, видны белые кости, вроде даже и позвоночник сломан, — «Да, монстр, красавцем тебе уже не быть…»

Маг абсолютно явно и очевидно умирал. Если не умрет сейчас — вряд ли перенесет транспортировку до Креландии, все-таки путь не близкий, и, в лучшем случае, протянет еще несколько агонизирующих дней. Но все, что он пережил до сих пор, — ничто в сравнении с тем, что ему предстоит перед смертью. Сейчас он еще оглушен и ничего не чувствует. Через час он превратится в кричащий от невыносимой боли комок нервов. Дни, которые ему еще осталось прожить, будут для него непрерывной, сводящей с ума пыткой. Ну что ж, хоть что-то приятно и справедливо в этом мире, я даже рад, что он промучится эти несколько дней, после всего того, что он наделал.

Это я и поспешил доложить императору. А что ж он хотел? Я его предупреждал. Целительская магия не безгранична, сколько раз мы, целители, вытягивали парня с того света сегодня! Да его аура разорвана, ее уже нет, только сердце почему то продолжает биться. Еще бы — около тысячи ударов кнутом! Да из него уже почти вся кровь вытекла! Вон вся трава под тем деревом как большой алый ковер блестит на солнце…

Его величество изволят быть очень, ну очень недовольным! Сдохни, но спаси. А это значит лечить, используя свои, невосполнимые, между прочим, жизненные ресурсы, это магия уже совершенно другого порядка. Да я здесь отдам лет десять своей жизни..! Надо позвать ардорского целителя. Пусть жертвует собой ради своего бывшего господина.

Приводят шатающегося, бледного до синевы целителя. О как, трясется, дрожит весь, даже идти не может — переживает…

Его синие губы что-то шепчут, прислушиваюсь… а ну да, не оригинально, — Рем, Рем, Рем… — и так далее, как заведенный. — Дикие звери — Владыку ведь Доменник зовут, кличкой что ли пользуется…

Дрожащий Кат, подходит к тому, что было его повелителем.

— Снимите с него мифрил, я так работать не могу, — просит;

Я, задумчиво хмыкаю, думаю ну да, ну да, снимем, а тот как подскочит, как уничтожит тут все. Думаю…

Ардорец вопросительно, умоляюще смотрит на меня:

— Пожалуйста, надо торопиться…

Это я и сам вижу. Ну что ж, снимаем, почти все, ошейник оставим, хотя недавние события показали, что это ему вовсе и не помеха.

Ардорец закрыл глаза, положил руки по обе стороны головы мага, замер. Я вижу, что он продиагностировал биоэнергетические параметры своего бывшего повелителя. Я знаю, что поля у парня почти не было, — так, рваные клочья. Он явно умирал. Кат нащупал живую ниточку на запястье — сердце подавало торопливые, рассеянные сигналы; чуть углубил пальцы, и легкие дали о себе знать "шероховатым" скрытым пульсом. Потом Кат положил пальцы на внутреннюю сторону локтевого сгиба, отыскал слабую, прерывистую пульсацию на шее, на виске. Улавливая сигналы пульса на четырех уровнях залегания, он прослушал все двенадцать жизненно важных органов. Затем сконцентрировался и медленно, не касаясь, повел ладони вдоль тела, останавливался, возвращался назад, круговыми движениями уточнял, локализовал участки повреждения, напряженно всматривался в видимое лишь ему… Черты лица ардорца заострились, зрачки расширились от боли — он пытается передать часть своей жизненной силы. Прошло полчаса, ардорец посерел, он почти лежал на Владыке. Я подошел, проверил результат. Мда… Не плохо, но и не так хорошо, как хотелось бы. Кости на спине закрылись мясом, на кожу Кату не хватило сил, останутся страшные шрамы. Позвоночник в порядке, вон — нога дернулась. Наконец, Кат уронив руки, откинулся назад и упал на землю.

Ну что ж, это существо теперь не умирает. Мы одели мифрил на мага, выложили дно повозки мифрилом, положили на него бывшего Владыку. Мы готовы.

В путь. Проходим Сорве. Мы идем домой!