София
Когда я, наконец, подъезжаю к детскому саду, вижу, что все уже поставлены на уши. Воспитатель стоит зареванная у входа, а ее допрашивают полицейские.
— Что здесь происходит? Где мой сын? Кто его украл? И куда вы вообще смотрели?
Я настолько испугана, что практически не контролирую речь и наезжаю на воспитательницу, которая даже двух слов связать не может от страха. Мне кажется, что испуг она испытывает не передо мной, а из-за собственной вины и мыслей, разъедающих ее разом.
— Успокойтесь, дамочка. Вы кто? Мать ребенка?
— Да, я мать Димы.
— Мы изъяли записи с камер видеонаблюдения. Вы узнаете эту женщину?
Мужчина в форме протягивает мне телефон, но из-за переизбытка эмоций я не сразу осознаю, кто там изображен. Видео немного мутное, но я практически сразу узнаю Анфису, чье лицо хорошо отпечаталась в моей памяти.
Почему-то мне казалось, что она натравит на меня опеку и заплатит им денег, чтобы они продолжали терроризировать меня, но я даже не предполагала, что она настолько безбашенная и бесстрашная, что решится на воровство ребенка.
С одной стороны, меня это злит, а с другой, я немного успокаиваюсь, так как понимаю, что вред она ему не причинит. Он ей нужен для того, чтобы он воспитывался в их с Гордеем семье, так что единственное, за что мне стоит сейчас переживать — так это за психику моего сына.
— Да, я ее знаю. Это Анфиса, новая жена моего бывшего мужа.
— Гордея Владимировича Орлова?
Осведомленность полицейских меня не удивляет. Они еще до моего приезда, скорее всего, пробили по базам моего сына и увидели, кто числится его отцом.
— Да, это его жена. Недавно она приходила ко мне и пыталась отобрать моего ребенка, а после неудачи, видимо, решила его украсть.
Тревоги последних дней делают свое дело, и я не могу сдержать слезы. Глаза на мокром месте, и я прикрываю рукой лицо, чтобы не показывать другим свою слабость.
Умом понимаю, что плакать в этой ситуации — это абсолютно нормально, но я настолько привыкла быть сильной и ни у кого не просить помощи, что вся эта ситуация выбивает меня из колеи и ставит на колени.
Вскоре менты пробивают адрес этой Анфисы, и оказывается, что они с Гордеем живут со мной в одном городе. Новостями я не интересуюсь, поэтому и не знала всё это время, что Гордей живет здесь уже почти год.
Если бы я знала это заранее, то никогда бы сюда не переехала.
Вот только я не провидица, чтобы предсказывать будущее. Иначе бы не привела своего сына сегодня в детский сад.
— И что же вы не поделили со своим бывшим мужем? — спрашивает меня один из оперов, когда мы едем в машине до адреса прописки Анфисы и Гордея.
— Что мы сейчас там будем делать, Олег? Орлов — официальный отец ребенка. Разве он не имеет права взять ребенка на выходные? — нервничает второй, а затем смотрит на меня. — Что у вас там по опеке, София Павловна?
— Никакой опеки совместной у нас нет, и причем тут вообще Гордей? Его жена не имеет никакого отношения ни ко мне, ни к моему сыну, поэтому это похищение, и никак иначе.
Меня слегка трясет от того, что по закону Гордей и правда может видеться с сыном. Вот только этот самый закон ведь не в курсе того, что Орлов до сегодняшнего дня не знал, что у него есть сын.
Всё то время, что мы едем, дорога кажется мне безумно долгой, и в моей голове рождаются безумные фантазии, как Анфиса, устав от плача моего сына, который наверняка испытывает стресс от похищения, дает ему пощечины или и вовсе бьет.
Эту женщину я совершенно не знаю, поэтому и предсказать ее поведение не могу.
Так что к тому моменту, когда мы подъезжаем к шикарному особняку в центре города, я нахожусь практически на грани обморока.
Первое, что я слышу, когда мы стучимся в дверь, так это плач моего сына, который просто-напросто разрывает мне сердце.
Вскоре дверь открывается, и перед нами сразу же предстает Орлов.
— Отдай моего сына, Гордей! — рычу я и толкаю его в грудь, совершенно не думая о том, какая у него может быть реакция.
Я вбегаю в дом и верчу головой, после чего замечаю невдалеке своего Диму. Выглядит он таким маленьким и хрупким, и так рыдает навзрыд, что у меня сердце обливается кровью.
Я беру сына на руки, и он сразу же утыкается мне лицом в шею. Продолжает всхлипывать, но уже не так надрывно, чувствуя мое присутствие.
— Очередные семейные разборки, — бормочет один из полицейских, а другой на него шикает, чтобы тот заткнулся.
Я оборачиваюсь, собираясь идти к выходу, но в этот момент Орлов встает так, что отсекает мне путь наружу.
За прошедшие три года он изменился. Стал будто шире в плечах, массивнее, на лбу появились морщинки, словно вся его жизнь — это стресс. Но он по-прежнему такой же мощный и внушительный, что и много лет назад, когда мы увиделись с ним впервые.
— Это мой сын, Соня! — цедит сквозь зубы Гордей и недовольно щурится.
Его ладони сжаты в кулаки, а сам он буквально источает гнев, но мне всё равно.
— Да, Соня, теперь это наш сын. Со дня на день служба опеки лишит тебя родительских прав, так что не травмируй психику нашего ребенка и не забирай его, — вмешивается Анфиса, выскакивая из-за спины какого-то серьезного пожилого мужчины, который пока что молча наблюдает за происходящим. — Не хочешь же, чтобы он даже несколько часов провел в детдоме?
Ее голос мне просто омерзителен.
— Вас лишают родительских прав? — с подозрением спрашивает у меня полицейский, а я не отрываю своего взгляда от Гордея.
— Какой же ты гнилой, Орлов. Настолько ненавидишь меня за собственную ошибку, что готов лишить ребенка матери? Это ты мне изменил, так что не смей сейчас так смотреть на меня. Я не сделала ничего плохого. Была любящей матерью для Димы…
— И лишила его отца, — заканчивает за меня по-своему Гордей и хмыкает, делая шаг ко мне. — А меня — моего сына. Ты соврала мне, что он умер при родах, Соня. Это мой сын, а ты отняла у меня целых три года его жизни! И как я об этом узнаю? Из каких-то безликих бумаг! От посторонних людей!
Он трясет перед моим носом папкой, и я зажмуриваюсь, не желая смотреть ему в лицо. — Это мой папа? — вдруг раздается голос моего сына.
Дима поднимает голову и с любопытством смотрит на Гордея.
А я застываю, не в силах вымолвить ни слова.
Но не одна я нахожусь в шоке.
Анфиса во фразе Гордея слышит то, что выбивает из колеи именно ее.
— От посторонних людей, Гордей? Я твоя, между прочим, законная жена!