Чашка какао и тёплый плед. Сборник рассказов и повестей

История 1. Куда направляешься, Джон?

LunaticQueen

Тот неловкий момент, когда дочь спрашивает, как вы познакомились с папой, а вы познакомились, когда он предложил перепихнуться прямо на кассе.

Уоррен слышит лишь пару шажков, прежде чем дочь напрыгивает на его кресло, повисая на подлокотнике.

– Кто тут у нас? – Он помогает забраться к себе на колени и щекочет ее, а она громко и заразительно хохочет. Но она уже слишком взрослая, чтобы поверить в то, что папа в действительности не узнает ее.

– Папа, это я, – строго говорит она и складывает брови домиком.

Иногда она ужасно похожа на Крэйга.

Если не внешне, то мимикой и жестами. А еще такая же егоза и шалунья.

Азалия стала их дочкой целых три года назад, но он как вчера помнит теплый осенний день, когда они получили документы, а маленькая девочка в белом платье и босоножках с ромашками впервые взяла его за руку.

Кажется, Крэйг ревел от счастья весь день до, а он сам – весь день после.

Уоррен всегда об этом вспоминает, когда у него выдается свободное время на ностальгически согревающие мысли. Как сейчас, за ремонтом пульта.

– Папочка занят? – спрашивает ее Уоррен, не припоминая, чем тот хотел заняться сегодня, в первый выходной месяца.

– Как всегда, – пожимает плечами Азалия и кажется ужасно взрослой. – Что-то там делает. Пых-пых. И вш-ш-ш.

– Занят, – кивает Уоррен и гладит ее по голове.

– Как ты его нашел, если он все время занят? – спрашивает та, ластясь к ладони.

– Отвлек, – смеется Уоррен.

Азалия смотрит на него серьезно, и вместе с ее пухлыми щеками и маленьким ртом это выражение выглядит безумно мило.

– Кажется, я уже рассказывал тебе, – пытается припомнить он, но в голову ничего не приходит. Он бы точно об этом не забыл.

– Не рассказывал.

– Это не очень интересная история, – говорит он, озадаченно сглатывая.

Это действительно не самая простая история, но…

Азалия обнимает его за шею, повисая на нем трогательным грузом, и смотрит глазами кота из Шрэка.

Наверное, всем интересно знать, как познакомились их родители. С чего началась история, приведшая к тому, что двое людей стали семьей.

И Азалии было.

– Ну… – Уоррен трет свободной рукой лоб. – Я даже не знаю, с чего начать. Уже и не припомнишь…

Он прикрывает глаза, потому что ту встречу помнит так же ясно, как и день, когда стал отцом. Каждый цвет, каждый звук, каждый ценник…

***

Уоррен подумал о Лаванде, когда очередь снова сдвинулась, и он оказался ближе к ленте. Как раз напротив этих бесстыдно выставленных упаковок средств для предохранения.

Уоррен отвел глаза, и оказалось, что отвести их особо некуда. Везде торчали люди, на которых пялиться было неприлично. Вечер пятницы, сюда съехался весь город.

Он опустил взгляд к коробке конфет, больше он ничего не взял.

Родители Лаванды ждали его сегодня к ужину. Миссис Сэлмон готовила свою знаменитую фаршированную рыбу в томате, а мистер Сэлмон, как всегда, отвечал за развлечения. Наверняка подготовил не одну историю о том, что произошло в их конторе за то время, что Уоррен не был у них.

Алкоголь в их семье особо не приветствовался, поэтому Уоррен не настаивал. Тем более какой резон был пробавляться вином из супермаркета, когда миссис Сэлмон готовила изумительный лимонад?

Конфеты тоже были хороши, шоколадные, с жидкой карамельной начинкой. Как раз к горькому натуральному кофе после трапезы.

Их познакомили с Лавандой, когда ему было… двенадцать? Может быть, даже одиннадцать лет. У нее были замечательные длинные волосы, которые ей заплетали в косы, и он рассматривал их со своей скамьи.

Они ходили вместе в методистскую церковь.

Лаванда и ее семья сидели через ряд, всегда приходили вместе и всегда держались за руки. Уоррену это безумно нравилось, потому что его родители иногда ссорились и почти не дотрагивались друг до друга на людях. Отец считал это неприличным, а у отца был большой авторитет.

Уоррен воспитывался в религиозной патриархальной семье, поэтому сомнению его никогда не подвергал. Но все равно семья Лаванды была настолько лучезарна и радушна, что понравилась и семье Уоррена тоже.

Когда они с Лавандой решили пожениться через много лет после, отец открыл бутылку виски, которую хранил до особого случая.

А Лаванда хорошела год от года. Уоррен представлял ее своей женой, и каждый раз сердце заходилось от удовольствия.

У Лаванды были все те же длинные светлые волосы, которые он гладил, когда решался поцеловать ее, все те же яркие глаза, и только тело ее менялось, рождая в нем недостойные мысли.

Количество покупок женщины, стоящей первой на кассе, поражало. Казалось, она сгребла все, что было на прилавках, потому что на ленте высилась целая гора. И это не считая того, что еще находилось в ее тележке и тележке мужчины за ней.

Уоррен вздохнул и вновь наткнулся взглядом на непристойные этикетки.

Его они раздражали, глубоко и остро. Они заставляли его чувствовать себя грязным

Когда Уоррен вспоминал, как чиста и прекрасна была Лаванда, внутри, помимо чувства восхищения, начинал ворочаться беспокойный склизкий ком, который хотелось выбросить оттуда немедленно.

Лаванда целомудренно хранила себя до брака, а вот он…

Уоррен нахмурился. Кровь прилила к лицу; он обмахнулся коробкой, чтобы хоть как-то согнать жар.

Это было последнее лето, что он ездил в лагерь, и тогда казалось, что уходит целая эпоха. Уоррен был разочарован жизнью, как и любой подросток; он заранее ностальгировал по времени, которое не вернуть, и был сведен с ума гормонами, заставлявшими реагировать на каждый оголившийся фрагмент кожи.

А ее звали Мэйси. Она тоже переживала и тоже не хотела терять ускользающее из пальцев детство.

Они потеряли его вместе, на узком старом матраце двухэтажной кровати в ее домике, пока остальные были на обеде.

Уоррен знал, что больше никогда ее не увидит, знал, что она больше не напомнит ему о том, что он сделал, пока Лаванда ждала его где-то там. Не знал только, что воспоминания будут с ним всегда.

Когда он выпивал, они казались ему даже забавными. Не как в остальное время.

Семь долларов, десять долларов, четырнадцать долларов.

Целый стенд на любой вкус и цвет. Действительно на любой.

А потом была Тина. И это было… вообще это тоже было летом. На берегу океана, кажущегося бесконечным с пляжей Калифорнии, куда они ездили с родителями в последние годы.

Лаванда уехала к бабушке куда-то в Айову, но обещала писать ему. Она и писала. И Уоррен ей писал. Конечно, не о том, как познакомился на пляже с местной девчонкой, и точно не о том, как каждую ночь ускользал с ней на пляж, чтобы насладиться тем, как дерзко она стаскивала с него плавки и как раскачивались ее маленькие груди над его лицом, когда она каталась на нем.

Их никто ни разу не застал, никто не объяснил, насколько это неправильно. Как будто он не знал этого сам и не жил с этим лишь ожиданием того, когда они с Лавандой закончат учебу и смогут заняться семьей. Ожиданием, сладящим терпкие воспоминания о грехах отрочества.

Да и только ли отрочества…

Малиновые, персиковые, банановые. Казалось, что речь идет не об интимном средстве, а о каких-нибудь кексах.

На коробках игриво поблескивали фрукты и наверняка привлекали внимание не только целевой аудитории.

Уоррен заметил, как на какой-то из них за соседней кассой показал ребенок, а мать мягко убрала его руку и отвлекла внимание шоколадным яйцом.

Со вкусом тыквенных семечек. Это больше походило на розыгрыш. Кому придет в голову надеть на личные органы что-то, что на вкус, как тыквенные семечки?

Не только девушки прошлого заставляли Уоррена чувствовать вину за свою порочность.

Каждый раз, когда Лаванда вздрагивала от прикосновения к своей руке и поднимала на него искрящиеся глаза, Уоррен сглатывал, думая о себе.

О том, что не прошло и дня с начала его полового созревания, чтобы он не уделил своему телу особое время. Это было ужасно, но он не мог заснуть, чтобы не дотронуться до себя.

И со временем это становилось все хуже. Если раньше его заводило все подряд, потом он специально находил эти журналы и картинки в интернете. Трогал себя не только, чтобы побыстрее закончить, но изучал свое тело, отмечая, как реагирует в разных местах.

После очередного оргазма Уоррен чувствовал, что надо как-то остановиться и сосредоточиться на чем-нибудь другом. Чувствовал себя гадким и озабоченным, моя руки. Он принимал твердое решение касаться своего члена только в туалете и при купании, и уж точно не испытывать себя в других местах.

Но следующим вечером вновь никуда не мог деться от косящего его светлые помыслы желания.

Иногда Уоррена посещали мысли, что в этом нет его вины. Ведь это… все? Все они, люди, выпячивали эту часть жизни, сводя с ума. Сексуализированные образы женщин и мужчин в рекламах, на билбордах, об этом говорили в сериалах и кино, наверное, и в мультфильмах. И даже в магазин за конфетами нельзя было сходить, чтобы не натолкнуться на это.

С усиками, пупырышками, супертонкие, для анального секса.

Они не стеснялись показывать, как именно будут заниматься этим, и, вероятно, даже гордились этим. Особенно парни помладше, которые брали их с таким апломбом, как будто добились чего-то великого в своей жизни.

Уоррен тратил деньги на конфеты, но кому-то это было недостаточно сладко.

Десять, четырнадцать… двадцать семь. Двадцать семь долларов за пять презервативов. Кому бы пришло в голову тратить такие деньги на пять оргазмов?

Очередь двигалась медленно, и пачка была прямо перед глазами.

Вишня, двойная смазка, суперплотность, рифленые, естественные ощущения.

Наверное, и отлиты были из божьих слез, судя по цене.

Уоррен рефлекторно облизал пересохшие губы. И такое кто-то брал.

– Если ты купишь эти презервативы, я трахну тебя в задницу.

У Уоррена отлила вся кровь от лица. Он почувствовал себя пойманным на чем-то непотребном, прежде чем осознал, что говорить могут не ему. Но… кому же?

Он сглотнул и постарался принять самый невозмутимый вид, оборачиваясь.

Сердце сжали холодной липкой рукой и резко отпустили.

Сзади стоял хлыщ гоповатого вида. Стоял и ухмылялся настолько надменно, что стало ясно: фраза принадлежала ему.

Уоррен испытал облегчение. Это просто какой-то хулиган.

Весь потрепанный, как дворовой кот. С острыми чертами лица и неровно обструганными волосами, кончики которых, вероятно, когда-то были осветлены или окрашены. На нем была поношенная кожаная куртка не по размеру, возможно, отцовская или старшего брата. Но серьга в ухе и грязно-желтые глаза его блестели так самодовольно, что сомнений не оставалось – нарывается на конфликт.

Уоррен никогда не поддавался на провокации. Воспитанный в лучшем христианском духе, он не держал обид и отпускал быстро.

Он поймал взглядом помятую сигарету, заткнутую за ухо парня, и хотел уже отвести глаза, потому что очередь двинулась, когда тот вновь улыбнулся и прошептал одними губами:

– Я серьезно.

Уоррен смог только отвернуться и вздернуть брови. Не то чтобы к нему раньше не подкатывали парни, все же он сам был недурен собой и хорошо сложен. Но чтобы так? На кассе? Намекали на… это?

Это было возмутительно. И смешно. Где он, успешный студент, почетный член методистского молодежного братства и без пяти минут счастливый семьянин, и где этот коротышка в старой потертой куртке.

Уоррен еще раз обернулся, чтобы убедиться, что впечатление осталось правильное.

Хлыщ не ожидал, что он посмотрит на него второй раз. Он уже пялился куда-то в сторону, насупившись, как совенок. В его руках была только пачка сигарет. Кэмел.

Заметив взгляд Уоррена, он вновь улыбнулся, хотя уже и не так уверенно, как первый раз.

Ну, как он и думал. Всего лишь задира, который не умеет общаться.

Уоррен шагнул вперед, приблизившись к кассе еще на пару дюймов.

Интересно, имел ли он действительно в виду, что…

Уоррена тронул озноб. Он просто на секундочку представил, что его кто-нибудь… туда.

В своих исследованиях себя он зашел достаточно глубоко. Но чтобы делать это с кем-то… Уоррен никогда не думал об этом раньше. То есть это не тот вид активности, который следовало практиковать благовоспитанному человеку из хорошей семьи. Особенно тому, кто собирается сочетаться браком с любимой девушкой и больше не помышлять о подобного рода утехах.

Уоррен откашлялся. В горле пересохло. Он почувствовал напряжение. Ему не нравились его мысли. Все это сразу очень давило. Этот парень сзади, его слова, вот эти все презервативы и люди, которые их использовали.

Хлыщ стоял очень близко, и хотя, вероятно, уже не был заинтересован в нем, вкинув свою смешную шутейку, Уоррен не мог перестать думать.

Да ведь это все было розыгрышем, да? Ну или… он не мог говорить такое всерьез. Или мог?

Руки вспотели, скользя по пластику.

Он знал, на что это походило. На проверку на слабо. Наверняка никто, включая Уоррена, не ждал, что такой приличный парень может повестись на такое. Но он мог.

Он не был таким предсказуемым, правильным и порядочным, как подумал этот крендель за ним. По крайней мере в своей голове.

Когда подошла его очередь, Уоррен протянул руку и сорвал вишню за двадцать семь долларов со стенда, кладя поверх коробки конфет.

Это было достаточно дорого для поддержания собственной самооценки, да он и не знал, что делать с ними после, но…

Уоррен бы заплатил еще столько же, чтобы увидеть физиономию парня сзади; у него самого было достаточно гордости, чтобы не оглянуться.

Женщина на кассе подняла глаза, пробивая его покупки. Уоррен изо всех сил делал вид, что они не имеют к нему никакого отношения. И даже смешок слева не заставил ни одну мышцу на его лице дрогнуть.

Он собой был доволен.

Расплатившись бесконтактной картой, он гордо взял пакет с конфетами и презервативами, и направился к выходу из супермаркета.

Вечерняя прохлада немного остудила его пыл и помогла прийти в себя.

Господи, что он сделал?

Ради того, чтобы доказать какому-то незнакомцу, что не лыком шит, купил совершенно ненужную вещь.

Он же не думал, что тот говорит всерьез и… что… Какой же он болван.

Уоррен почти добрался до своего форда, когда услышал позади себя шаркающий бег.

– Эй! – позвали оттуда.

Ужасно волнительная дрожь проползла внутри его позвоночника, как добыча по тракту змеи.

Хлыщ спешно заправлял пачку сигарет в карман куртки на ходу и пытался догнать его.

Уоррен остановился.

Это могло грозить чем угодно. Ведь всегда незнакомец может огреть его по затылку и обчистить карманы.

Уоррен не особенно разбирался в сортах бандитов, но этот парень не выглядел очень законопослушно.

Тот остановился, словно пес, догнавший машину и не знающий, что с ней делать.

Пальцы протолкнули кончик упаковки сигарет в карман, и он замер.

– Да? – невозмутимо спросил Уоррен.

Темные брови приподнялись. Незнакомец совладал с глупой улыбкой, пряча зубы, и сунул руки в карманы.

– Привет.

Уоррен хмыкнул.

Все показные спесь и наглость оказывались лишь маской, которую легко сдувал ветер. Он знал.

Парень нервничал и переминался с ноги на ногу.

– Меня зовут Крэйг, – незамедлительно представился он, когда заметил, что Уоррен собирается уходить. – А тебя?

Тот потерялся. Это было… странным знакомством. Но он сам сделал первый шаг, купив эту вишню.

– Джон, – быстро солгал он.

– Я так и думал, – усмехнулся в ответ Крэйг. – Без особой фантазии называют детишек всякие богатеи.

– Я не богатей.

– Ага.

Уоррен вздохнул. Крэйг просто запутался и не знал, что делать. Вероятно, таким, как он, было сложно познакомиться, вот он и клеился на кассе к первому попавшемуся парню.

Он развернулся и пошел к машине. Разговор был окончен.

– Куда направляешься, Джон? – вдруг спросил Крэйг, догоняя его.

– Еду в гости к родителям невесты, – зачем-то признался Уоррен, выискивая взглядом синий форд на стоянке.

– М-м, невесты, – протянул Крэйг. – Такой же хорошенькой, как ты? Рыженькой?

– Я не рыженький.

– Похож на персик.

Уоррен раздраженно провел рукой по волосам. Не похож. Совсем не похож.

Он отпер авто и, пока забрасывал покупку на заднее сидение, с недоумением обнаружил, что Крэйг уже устроился на пассажирском. Просто залез внутрь, уселся и смотрел вперед, будто ожидал начала поездки. Как в общественном транспорте.

Уоррен глубоко вдохнул и опустился на водительское место, не зная, что стоит сказать. Попросить его выйти? Завести машину?

– Ты купил их, – сказал Крэйг, откидывая затылок на подголовник. Раньше, чем он что-либо придумал.

Уоррен молчал. Он положил руки на руль, чтобы за что-то держаться. Чтобы было на чем сжать пальцы и почувствовать хоть какую-то уверенность в себе.

Наверное, миссис Сэлмон уже поставила рыбу в духовку.

– Да, – кивнул он, не отводя глаз от столба впереди.

– М-м-м, вишня. Я очень люблю вишню. Моя бабуля пекла… – Он замялся и не договорил.

Уоррен тоже любил вишню.

Взгляд Крэйга ощущался до отвратительности осязаемо.

Как он бродил по его рубашке, рукам, незастегнутой верхней пуговице, как пробежался вдоль шва, ныряя к паху. Ощупал обнаженную кожу шеи и запястий, скользнул под ткань, вызывая нестройные мурашки.

Уоррен закрыл глаза, давая коснуться рукой своей щеки, поворачивая лицо, поцеловать в уголок губ, слабо ущипнув их своими. Он смог выдохнуть только тогда, когда Крэйг сел на место.

Уоррен не знал, что делать. Он просто сидел в машине с незнакомым парнем, который пообещал его трахнуть.

У него потянуло внизу живота.

Это все было неправильно.

– Куда направляешься, Джон? – повторил Крэйг.

От него пахло кожей и дезодорантом. По-мужски.

– К тебе? – Уоррен обернулся.

Крэйг улыбался.

***

Он так волновался, что схватил пакет целиком. Ему казалось, он чувствует запах вишни, хотя, конечно же, его не было. В коридоре пахло куревом, пыльными занавесками и чем-то таким, чем обычно пахнут старые квартиры.

Крэйг привел Уоррена не совсем туда, куда тот ожидал. С другой стороны, сложно было представить такого элемента, как Крэйг, в другой обстановке. Холостяцкая съемная квартира, небрежно сгребенные в кучу вещи, стол, старый телик, раскиданные везде диски. На стуле стояла пустая тарелка.

Постель выглядела чисто, словно только недавно застелили свежее белье.

– Налить чего-нибудь? – спросил Крэйг, захлопывая за ними дверь.

Он чертыхнулся, потому что от хлопка с этажерки рядом слетела расческа. Он попытался запинать ее под, но она пролетела мимо, укатываясь в угол. Крэйг сунул руки в карманы и посмотрел на нее строго.

Уоррен прижал пакет к груди, наблюдая за ним.

Что он тут делал? Еще не поздно было уйти. Зачем он вообще приехал сюда с этим тщедушным парнем, который мог возбудить только из жалости.

Но в памяти заевшей пластинкой крутилась фраза.

Если ты купишь эти презервативы, я трахну тебя в задницу.

Она вызывала у него столько чувств, что он путал их, и терялся, и думал слишком много о руках Крэйга.

Когда тот обернулся, Уоррен встрепенулся, вцепляясь в пакет крепче, словно тот был крепостной стеной, за которой он мог спрятаться.

– Так что? – переспросил Крэйг. – Чай там, кофе? Кажется, пиво оставалось.

– Нет, спасибо.

– Нужно в душ?

– Я перед выходом помылся.

Уоррен не знал, как попросить. Как нужно было попросить сделать все поскорее? Он мог опоздать на ужин к родителям Лаванды, если бы не поторопился. Но и не только это.

– Я могу?..

– Да, да, конечно. – Он не сразу понял, о чем говорит Крэйг, и еще держал пакет, не отдавая ему, пока тот не дернул его с силой.

Фиолетовая пачка мелькнула в его пальцах, когда он достал ее наружу.

– Здорово, правда? – Крэйг прочитал что-то на ней и поднял глаза. – Я такими еще не пользовался, а ты?

– Я?.. Нет.

Тина знала об этом лучше. У нее была целая кучка презервативов, которые выдавали бесплатно в подростковой консультации, и она вытягивала их в зависимости от своего настроения. Внутри цветастые конвертики все были одинако…