Катерина бы выпила.
Водки.
Или лучше по старой студенческой памяти спирту, закусивши корочкой хлеба и маринованным огурцом. Можно и не закусывать, так, занюхнуть, но спирту всенепременно. Как там говорили? Разум к любой действительности приспособиться может. Но со спиртом это сделать куда легче.
А корочку хлеба и без спирта можно. Вон, даже в животе заурчало. А в голове зашумело.
Нервы.
Нервы есть у всех. И у тех, кто занимается их лечением.
— Чего? — Матвей окурок выронил и поднял тут же, закрутил головой, пытаясь найти урну. — Вот же ж…
— Мы родились в ночь на Зимний Перелом, хотя должны были месяцем позже. Но врагов у отца хватает. И у княжества тоже. Мать нашу обманом вывели из терема… якобы письмо от отца пришло. Тот был в отъезде… письмо с его печатью, вот и поверила.
Сказка.
Нет, ну правда, сказка. Или кино. Индийское. Только плясать и петь будут по-русски. Интересно, бывает ли индийское кино с русским уклоном?
— Потом уж предателей нашли и казнили…
— Это правильно, — кивнул светлый княжич, прикуривая новую сигаретку. — Крыс мочить надо.
— Её… да и нас собирались принести в жертву. Перелом — время, когда открываются многие пути… но начались роды. Да и пропажу обнаружили скоро. Погоня началась. Матушку нашли в лесу, неподалёку от поляны. И с младенцем. С одним. Со мною. А ты пропал.
— Охереть, — Матвей вполне доступно выразил то, что думала Катерина.
— Тебя пытались искать. У княжества много… и друзей в том числе. Однако миров куда больше. Удалось найти сенную девку, которая матушку и вывела. И потом, как решили, унесла тебя. Но она была мертва и так, что даже некроманты не сумели вернуть душу.
— А меня подкинули. В детдом… — признался Матвей. — Вот просто… взяли и подкинули. А я, выходит, вона как… ты не ошибаешься?
— Нет.
— Ошибаешься, — он сплюнул. — Ну сам поглянь… какой из меня княжич? Морду мою видел? И это.
Он ткнул пальцем в ухо.
— Это… я ж… не знаю. Малых всех забирают. Ну, ещё из больнички. Если здоровый младенчик. Их мало, здоровых-то… а я вот… нянечка говорила, что приходили, глядели и уходили. Никто не захотел.
— Возможно, на тебе поставили заклятье отворота.
— Во… и не любили меня. Никто. Кроме нянечки одной. А она уж два года как померла. Я её в Испанию увёз. Там тёпленько и городок такой, где пенсионеры одни… вот… она мне сопли вытирала, когда били. И я бил. В ответ. А ты говоришь, светлый… какой из меня светлый⁈
— Свет — это лишь склонность к силе, — произнёс Гремислав. — В твоём случае — жизни… ты ведь сильнее всех был, верно? Здоровее?
— А то… даже зубы в жизни не болели.
— Вот.
— И заживало всё, как на собаке… меня один раз автоматной насквозь… а хрена, отлежался и вон. Ещё как-то позвоночник ломанули, когда молодым был, дурным и дрался на ставки. Врачи тогда сказали, что отбегался. А я вон… только всё одно ошибаешься.
— Я — возможно, — Гремислав поднял руку и подул. — Но Погожин точно скажет… да и эльфы не ошибаются.
— Ещё и эльфы… выпить хочешь? Коньяк. Норм такой…
Матвей вытащил флягу из внутреннего кармана и сказал:
— А у меня штаны порвались… и дальше чего делать будем?
— Штаны я зашить могу, — Катерина флягу взяла. Коньяк, конечно, не спирт, но вот… стресс сам себя не снимет. И она лишь глоток, для самоуспокоения.
— Да хрен бы с ними. Другие есть… но вообще…
— Погожин даст заключение. С его уровнем несложно будет экспертизу провести.
— ДНК?
— И его…
Катерина не стала уточнять, откуда полусредневековому, как ей казалось, княжичу известно столь далёкое от сферы его интересов понятие.
— Но всё сложнее. Тело можно создать и другое, а вот душу не подделаешь. Души же родичей похожи.
— Даже если цвета разного?
— Цвет — это цвет. А душа… есть форма. Структура. Особенности ауры. Многое… и думаю, он подтвердит…
— И?
— И я напишу отцу. Хотя… он болен. Но матери… сёстрам.
Матвей зажмурился.
А потом спросил робко:
— А оно им надо… я же ж… это ж ты вон… сразу по морде видать, что княжич. А я? Я ж так вот…
— И ты княжич.
— Я матом ругаюсь.
— Не поверишь, отец тоже… особенно после бесед с думскими. Так кроет порой, что…
— Пью. И курю вот.
— Курить не принято, но… в целом с твоим здоровьем особо не повредит.
— Блин… да какой из меня в натуре… я ж живу по понятиям… я и близко… и вообще… ну найдите вы там себе другого княжича… ты вон…
— Я некромант.
— И чё?
— Ничего. Но светлыми землями не может править некромант. А других сыновей не будет… это обратная сторона обряда. Все эти годы тебя искали… долго, старательно…
— Дорого?
— И это тоже… всё много сложнее, Матвей. Если у князя не будет наследника, то начнётся война. Честно говоря, её уже полагали неизбежной, и соседи наши только и ждут, когда отца не станет. Но теперь всё изменится.
Катерина протянула флягу, и Гремислав принял её, а потом поднял, салютуя.
— Теперь всё будет хорошо…
Тянуло спросить у кого.
— А… с этим чмом что делать станем? — Матвей опёрся на перила. — Который нежить?
— Убьём, — Гремислав пожал плечами. — Нежить надо убивать. Правда…
— Всё не так просто?
Кивок.
И мрачное:
— Он умён. И если сообразит, что дела идут не лучшим образом, сбежит. Они не любят менять место охоты, но в данном случае жорник может решить, что правильнее будет скрыться. Уедет. Сменит имя. Найдёт новое место охоты. И новую жертву. Запас сил у него приличный. Хватит, чтобы продержаться год или два.
— Значит, — Матвей сделал глоток и скривился. — Вот дерьмо… так не пойдёт. Эту тварюгу здесь оставлять нельзя…
Дети спали на кроватях, которые студенты-целители сдвинули вместе. Легли, как были, не раздеваясь, и во сне мелко нервно вздрагивали. Вот Ляля засучила ногами, точно желая убежать от кого-то, и тут же заворочалась, подняла отяжелевшую ото сна голову, Надежда.
— Всё хорошо, — сказал ей Гремислав шёпотом.
— Мама… где мама? — она всё-таки села и проснулась очень быстро, как случается с людьми, которым привычно переходить из одного состояния в другое.
— Спит. Внизу.
— В подвале? — Надежда высвободилась из цепких ручонок и сползла на пол. — А мне можно? Я хочу видеть маму…
— Можно, — подал голос Погожин-младший, приоткрывая глаза. В полутьме те слабо светились зеленью, а присмотревшись, можно было разглядеть и тончайшие нити, что окутывали спящих детей.
— А чего он делает? — Надежда нахмурилась. И стало быть, тоже видит эти нити?
— Он целитель и вреда не причинит.
— Ну-ну… папенька тоже вон… в докторах числится.
— Целители — это другое, — Гремислав совершенно не умел ладить с детьми, да и не приходилось как-то. — Целители физически не способны причинить вред пациентом. Скорее случается наоборот, что они гибнут, пытаясь вытянуть безнадёжного больного, отдавая последние силы.
— Мама…
— Сейчас я накладываю сонный полог, — голос Погожина звучал тихо. — Потому что вам нужен отдых. Дети сильно истощены, особенно младшие. Они не отдыхали толком очень давно. Если и спали, то урывками… и нарушения уже есть.
Надежда закусила губу.
— Вообще ты тоже должна была бы спать, — Погожин потянулся. — И я… я тоже должен был бы спать.
— Ложись.
— Нельзя. Если я ослаблю контроль, вы снова выйдете в кошмары. А это плохо. Детям надо отдыхать.
— Какой-то он… странный, — Надежда сунула руки в подмышки. — Так где мама?
В подвале тоже было тихо.
Светло.
И жутковато с точки зрения нормального человека, вот только нормальной Надежда, кажется, уже не была. Теперь, когда энергетическое поле её, подпитанное целительскою силой, начало восстанавливаться, Гремислав чётко увидел характерные особенности.
Некромант.
Ещё один некромант.
Говорить? Придётся. Некромантов не так много, чтобы разбрасываться потенциальными. А женского полу и вовсе единицы… с другой стороны хорошо. Даже если тварь ускользнёт, что вполне возможно, то и девочку, и семью её эвакуируют в безопасное место.
— А вы его убьёте? — деловито осведомилась Надежда, оглядевшись. — Вы ведь убьёте его?
— Постараемся.
— Постарайтесь, пожалуйста.
— Тебя это не пугает?
Глаза её почернели и Гремислав увидел ответ: не пугает. Тот, кто долго жил рядом с нежитью, кто видел, как она высасывает жизненные силы из близких, не оставляя шанса сбежать, тот смерти не испугается.
Губы девочки растянулись в улыбке.
— Пусть сдохнет! Я сама думала, но… понимаете… сложно. Он как будто вот в голову залазил. Большею частью маме… они думают, я ничего не помню.
— Кто?
— Мама. И тётя Катя. А я помню… помню, как он мою родную маму… как заставлял её танцевать. Я стояла на стульчике, а она танцевала… танцевала… падала и опять вставала. И снова танцевала. И смеялась. И я тоже смеялась и хлопала. Руки болели уже. И ноги болели. И всё болело. Но она танцевала, а я хлопала. Он сказал, что если мы продержимся ночь, он нас отпустит.
Тварь.
— Если не я, — Гремислав присел и заглянул в глаза. — То другие. Таких тварей не оставляют на свободе.
— А у мелкой дар?
— И у тебя.
— Знаю. Я научилась прятать от него мысли. Я думала, что когда совсем-совсем научусь, то возьму нож и воткну ему в глотку. Обычно он видит такое. Но мои не увидел… когда в первый раз случилось, я испугалась, что накажет. Что он это специально. Так-то, когда он приходит, все радуются. Даже кто не хочет, тот всё равно… а я вот улыбалась и думала, что хорошо бы его убить. А он и не понял.
— Ты что-нибудь знаешь про некромантов?
— Ну… это такие, которые ходят по кладбищам и поднимают мертвецов? И ещё армии делают?
— Поверь, армия из мертвецов — так себе затея. И воняют они зверски, и толку мало. Скорее уж наоборот, большей частью мы мертвецов упокаиваем, а заодно ищем тех, кто балуется с тёмной силой. На нежить охотимся вот.
— Я некромант?
Умная девочка.
— Скорее всего… думаю, что я не ошибаюсь. Возможно, изначально твой дар был иным, но рядом с тварью он изменился. Так бывает. Редко, но случаи описаны. Главная задача дара — защитить своего носителя, вот он и меняется. Целителя твой отец…
— Он мне не отец! — вскрикнула девочка, сжимая кулаки. — Он мне…
— Прости.
— Ничего, — она с той же лёгкостью успокоилась. — Это просто я… вы ведь заберете нас? Если я некромант, то меня тут не оставят, так? Тут магов нет.
— Не оставят. Некромантов немного. И учат их… не здесь.
— Хорошо. Но я не согласна одна! Не знаю… контракт ведь можно подписать? Скажем, что я потом расходы компенсирую? Когда выучусь? И мама тоже работать может… и если его не станет, она же…
— Ваша матушка, — раздался мягкий голос Погожина-старшего. — Думаю, не будет испытывать такой нужды в деньгах, чтобы перекладывать долговые обстоятельства на вас.
Он вышел в коридор.
— Она спит, дитя… будить не стоит. Ей нужен отдых. Иди, посиди, а мы побеседуем.
И взгляд у целителя был таким, говорящим.
— Не буду спрашивать, где вы нашли это чудо, но давненько я не встречал целителей с таким уровнем дара, пусть и подавленного…
— Она жила рядом с жорником.
— Это весьма многое объясняет… и то, что она жива, и то, что дар её развился в такой мере. Её раз за разом вычёрпывали до дна, а она восстанавливалась, чудом тянула силы в этом мире. Да… весьма интересный опыт. Познавательный во многом… в чём-то даже полезный.
— Но теперь она поправится?
— Сомневались? — недобро поинтересовался целитель.
— Что вы! — Гремислав замотал головой. — Как можно… я в вас уверен… метку твари надо бы снять. Точнее…
Идея, поселившаяся в голове Гремислава, была безумной, но…
— Метку я пока не трогал, — сказал Погожин.
— И хорошо…
Совершенно безумной.
И ему надо было посоветоваться.
— Возможно… она мне понадобится, как и ваша помощь…
— Это вне всяких сомнений, — согласился Погожин-старший. — Причём, если продолжите отдыхать в том же духе, то весьма скоро. Причём в отношении вас в успехе оной я не буду уверен.
— Я не собираюсь умирать!
— Да, да… все вы так говорите… вот что за манера? Обращаться к целителям, а после не выполнять рекомендации. Вам что было сказано? Отдыхать… ладно, идёмте, расскажете, что пришло в вашу совершенно безумную некромантскую голову… вот почему все люди как люди, а некроманты через одного с выраженными суицидальными наклонностями? Вам бы к врачу, батенька… подлечиться там. Я про голову. Нельзя же столь беспечно…
— Я лечусь, — с честным видом соврал Гремислав. — У меня даже свой психиатр имеется!
— Надо же… — Погожин-старший прищурился. — Тогда пусть он выдаст документ, что вы в здравом уме находитесь… можно потом, после того, как изложите мне свою гениальную идею. Но до её воплощения!
Домой Катерину не пустили.
Опасно, мол. Она и не сильно рвалась. Как-то вот от мысли, что придётся остаться одной в большом пустом доме становилось не по себе.
Жорник там.
Некромант.
И стычка на дороге… и ладно сам, но ведь с него станется нанять кого-то. А ещё руки тряслись мелко-мелко, и не отпускало чувство вины. Это ж так очевидно всё.
Надо было спасать Настасью.
Катерна же видела неладное, но отговаривалась, что дело не её, что силой не поможет… а надо было помогать. В какой-то момент, кажется, после того, как бледная девушка со светлыми волосами принесла чаю и бутерброды, и о чём-то щебетала, при этом держа Катерину за руку, она отключилась.
А в себя пришла уже лежащей. Кровать сдвинули к окну, отделивши эту, явно чью-то кровать, от комнаты занавеской. Из-под ткани пробивался свет, да и голоса слышались.
— Да херню ты городишь! — громким шёпотом возмущался Матвей. — Ну сам поглянь! Какой из меня на хрен князь?
— Весьма внушительный, — Гремислав отвечал спокойно.
— Да я как-то тоже в политику собирался, но знающие люди отсоветовали. И рожа у меня не эта… не благолепная… доверия, стало быть, не внушает. И биография. И вовсе мне на выборы соваться — себя хоронить.
— Князя не выбирают. Разве ты сам не чувствуешь, насколько тебе здесь…
— Тесно? А то… я ж к Катьке чего пошёл? Долго маялся… а оно чем дальше, тем гаже. Порой вижу несправедливость, так прям и корёжит всего. Наизнанку выворачивает. А порой просыпаюсь и мысль такая, что надобно сделать чего-то. Главное чего-то такого, во благо… а чего? Хрен его знает. Сперва на приюты жертвовал. На храмы там… фондам всяко-разным. Но не то, не помогает…
— Дальше будет хуже. Отец слабеет и потому земля тебя зовёт. Ты и слышишь эхо. Князь душой чует нужды земли и народа.
Катерина села.
Подслушивать было слегка неудобно, но с другой стороны, она не просила так громко разговаривать.
— Тебе просто нужно оказаться дома. Тогда ты всё поймёшь.
— А если я не захочу? Ну… сам подумай… какая-никакая, а жизнь тут. Да и отцу твоему… ну вот на кой ляд ему такой сынуля? Ты вон сразу видно, что этот… княжич. А я? Я ж, думаешь, не знаю, что у меня ни манер, ни образования. Я ж там таких дел наворочу, мало не покажется…
— Если ты останешься, то умрёшь. Связь разорвётся. И дело не только в тебе. Этот договор был заключён с вышними силами. А потому, возможно, война, которая случится за престол, будет меньшим из бедствий. Так что ты не имеешь права отказаться.
— Хрена. Если я князь…
— Княжич пока.
— Лады, княжич. То и прав у меня поболе…
— Это так не работает. Кроме прав существуют обязанности пред богами и людьми…
— Я это… атеист. Вроде.
— Просто тебе пока не встречались боги.
— А что, могут?
— Могут.
— Ну… так-то… нет, в реале, я ж не в отказ иду. Я ж за вас… я ж понимаю, что одно дело фирмой рулить, и другое — княжеством… не боитесь?
— Куда страшнее остаться без князя. А в остальном помогут. Есть советники. Есть наставники. Матушка опять же… она сильно горевала. И будет счастлива.
Матвей лишь крякнул.
Тему матери он в беседах предпочитал обходить.
— И что? Вот так просто заявиться? Здрасьте, я ваш княжич? Прошу любить и жаловать? И… они полюбят?
— Далеко не все. Думаю, будут и те, кто не слишком обрадуется… многим выгодно ослабление Ратмара. Тому же Великоляшскому царству. Да и не ему одному. Более того, возможно, тебя попытаются устранить. Скорее всего попытаются… но как только ты получишь благословение, сделать это станет сложнее.
— Понятно… что ни хрена не понятно.
Катерина осторожно выглянула из-за шторы. Матвей и Гремислав сидели за столом, друг напротив друга. Такие разные и в то же время одинаковые, как только могут быть одинаковыми близнецы.
— Так-то… мне тут делишки надо… завершить… и это… как тварь мочить станем?
— А вот насчёт жорника имеется у меня одна идея… правда, она несколько безумная… и Погожин потребовал документ, Екатерина, от вас.
— Какой? — она ничуть не удивилась тому, что они узнали, что Катерина не спит.
— Что я нормален.
— А, справку… это да, справочка завсегда нужна, — согласился Матвей. — И мне уж выпишите. А то вдруг там в князья без справки не берут.
— Берут.
— И зря. Порядок должен быть! А то вдруг псих какой. Вот стану князем, издам указ, чтоб в князья без справки от психиатра не принимали…
— У нас нет психиатров.
— Так, заведём… проблема что ли? Вона, Катерину Андреевну с собой заберем. Пущай помогает мне приспосабливаться к новым реалиям бытия и купирует эти… как его… приступы агрессии и меланхолии.
Гремислав поглядел на брата с уважением.
— И сестрицу вашу тоже заберем, — Матвей говорил о том с полною уверенностью. — И детей… слушай, а дом у вас там большой?
— Терем? Княжичу положен собственный. Князю и подавно. Его, конечно, поддерживали в хорошем состоянии, но челяди там немного осталось. Хотя не думаю, что это будет проблемой. Если вдруг, я из числа своих могу отправить, всё одно дома не так часто появляюсь.
— Терем — это хорошо…
— Но лучше бы поселить в гостевом, — продолжил Гремислав, кажется, обрадованный, что в целом новообретённый брат его согласился вернуться домой. — Безмужняя женщина в мужском тереме — это… не совсем правильно. Тебе никто и слова не скажет, а вот её репутация может пострадать. Решат, что гулящая…
Матвей склонил голову, прижимая подбородок к шее и вид у него сделался мрачный.
— Ты это… за базаром следи, а то не погляжу, что братишка.
И потянуло вдруг таким… странным таким.
Матвей же череп потрогал.
— Это… на мозги чего-то давит.
— Сила, — ответил Гремислав. — Врата рядом, вот тут и тянет.
— Типа, как сквозняком? А про Настасью… я на ней женюсь.
Катерина, до того сидевшая тихо, закашлялась.
— А чего? Мне этот старых хрыч…
— Вообще-то это один из известнейших целителей.
— Ага. По взгляду видать… я от честное слово, врачей побаиваюсь. Какие-то они… никогда не знаешь, чего с тобой утворить могут, — произнёс Матвей и оглянулся, будто подозревая, что милый старичок окажется где-то рядом. — И этот как глянет, так прям до самых печёнок пробирает. Так он сказал, что Настасья эта… тоже… ну целительница. Это ж хорошо?
— Весьма.
— Ну вот… и такая от… вот вы, Катерина Андреевна, не обижайтесь, тоже женщина видная. Но сестра ваша… она же ж такая… ну такая!
— Хрупкая и беззащитная? — уточнила Катерина, раздумывая, как бы помягче намекнуть человеку, который категорически не понимал намёков, что идея не самая лучшая.
— Во! Точняк! Говорю ж, лучше Катерины Андреевны мозголомов нету! Ты пойми, я как увидел, так вот и сразу… ни с одной бабой такого не было.
Катерина закрыла глаза.
Намёки точно не помогут.
И прямым текстом говорить бесполезно.
— А у меня ж баб! У меня ж только жён четыре было! И ещё любовницы… раз, два… не, тогда не считается… но это ж не то! Там да, красивые… через одну то мисски, то ещё какие. Но Настасье моей в подмётки не годятся.
— Вообще-то она замужем, — осторожно начала Катерина.
Матвей поглядел на неё с откровенным изумлением.
— Да херня вопрос! Пришибём и закопаем…
— Вот как раз об этом я и хотел бы всё-таки поговорить, — спокойным тоном произнёс Гремислав. — У меня появился план…
— Это тот, для которого нужна справка, что ты не псих? — Матвей хохотнул. — Чую сразу, годный! И я в деле…
— Проблема в том, что тварь, если оборвать связь её с жертвой, не только разрыв ощутит, но и поймёт, что в игру вступил некромант, причём сильный. И здесь сложно сказать, что возьмёт верх, жадность или страх… с тобой он сталкивался и ощутил светлую силу.
Матвей дёрнул головой, явно не спеша соглашаться. Потом призадумался и кивнул:
— Это тот хлыщ, который к вам, Катерина Андреевна, рвался? Помню… у него рожа такая, что прям с трудом сдержался, чтоб не врезать!
— Это сила…
— Сила кривой рожи.
— Пусть так, — Гремислав спорить не стал. — Главное, что он ощутил опасность, от тебя исходящую. И предпочёл отступить.
— Решил действовать иначе, — Катерина сунула руки в подмышки. — Знал, что ради детей Настя придёт… сама придёт.
— Вот… те, кто был на дороге вряд ли поняли, с кем имеют дело.
— Не, я там того законника знаю. Редкостный засранец. И он меня точно узнал.
— Как человека, сколь понимаю, влиятельного? Но и только… возможно, он решил, что вы ухаживаете за… Катериной…
Матвей поглядел на Катерину и головой затряс.
— Не… это я раньше ухаживал! А что? Баба нормальная. Надо брать. Нормальных баб, братуха, чтоб ты знал, днём с огнём… ну я и решил, что женюсь. Заодно уж за мозгоправство платить не надо будет. Что она мне так, по-родственному вправит… но теперь, извиняйте, невозможно. Я на Настасье женюсь.
Причём сказано было это без тени сомнений.
— Суть в том, что некоторое время тварь будет держаться рядом. Благодаря печати она довольно чётко ощущает, где находится жертва. И не только…
Гремислав сделал вдох:
— Если печать не снять, то Анастасия, набравшись сил, сама выйдет к жорнику.
— А вот и хрена…
— Нет, я и хочу использовать этот момент… Катерина, мне понадобится дом твоей подруги. Обещаю, что все… разрушения я компенсирую.
— Без базара, — присоединился Матвей. — Короче, и на кого ты хочешь печать ляпнуть? На Катерину Андреевну?
Губы Гремислава растянулись в нехорошей улыбке и он ответил:
— На себя.