Часы командора

Пролог

– Ах, какая чудесная награда в этом сезоне, – Елена Николаевна бережно пальчиками в кружевных перчатках взяла позолоченные часы, – боже, какая прекрасная работа, а этот цветочный орнамент! Это листья клевера? Яков Иванович, взгляните, это же венок из клевера на крышке?

Грузный Яков Иванович с ненавистью посмотрел на палящее солнце, отер платком сияющую лысину и полез в карман жилета за пенсне.

– Определенно клевер, mademoiselle, – согласно кивнул он Елене Николаевне.

– А вы заметили, что один из листочков – четырехлистник? Говорят, он приносит счастье, – барышня погладила позолоченный лист. – Яков Иванович, позвольте я открою, любопытно взглянуть на циферблат.

– Открывайте, – милостиво разрешил толстяк-распорядитель.

Барышня ловким движением откинула крышку:

– «Да сопутствует удача победителю», – нараспев прочитала она надпись, – ах, отчего сразу не написать: «Господину Карлинскому», – на пухлых губках промелькнула печальная улыбка.

– Я добуду вам эту безделицу, – страстно зашептали на ушко.

Елена Николаевна вздрогнула, а потом окатила стоящего позади ротмистра Тишанского надменным взглядом через плечо, в котором явно читалось: «Хвастун». Ротмистр нервно дернул рыжими усиками и поправил ворот зеленого мундира яхт-клуба.

– Командор Карлинский не сможет меня обойти на этот раз, приз будет ваш, – с вызовом глянул он на неприметного щуплого мужчину, с пробивающейся проседью на висках.

Расстегнув верхнюю пуговицу такого же как у ротмистра клубного мундира и закатав рукава, Карлинский с двумя матросами суетился на палубе небольшой яхты, в последний раз проверяя снасти.

– Сергей, слыхал?! – окликнул его Яков Иванович. – Тут молодежь на твой лавровый венок покушается.

– Давно пора, – добродушно улыбнулся Карлинский.

– Папа, ты же победишь?! Не отдавай им приз, – уже охваченный азартом, нарушая приличия, зашумел с пристани белокурый мальчишка. – Мама, папа же победит и в этот раз? – с мольбой в голосе обратился он к элегантной женщине в кокетливой шляпке.

– Володя, папа будет стараться, – с улыбкой заверила она.

– Ну, пусть постарается, – мальчик начал немного подпрыгивать от нетерпения.

– Юноша, – обратился к нему толстяк-распорядитель, – а зачем вашему папеньке седьмые часы? У него и карманов стольких нет, – и толстяк закатился добродушным смехом.

– Для коллекции, – гордо заявил мальчишка.

Вокруг раздалась подбадривающая волна хохота. Не смеялся только ротмистр Тишанский, с тоской продолжая смотреть на своего белокурого ангела, но жестокая Елена Николаевна упорно делала вид, что не замечает бедолагу.

– Чего это наша Елена Прекрасная так холодна с Тишанским? – шушукались местные сплетницы, наслаждаясь возможностью почесать язычками.

– Да вы разве не знаете? Она, будучи гимназисткой, была в него влюблена.

– Да что вы говорите?!

– Говорят, как Пушкинская Татьяна допускала эпистолярные вольности.

– Какой пассаж!

– А этот ротмистр тогда ухлестывал за Елизаветой Касаткиной, ну, помните, дочь директора ремесленных училищ? Что-то там не сложилось. Так вот, Тишанский отчитывал нашу Еленушку подобно Онегину – чистый роман. А теперь бывшая гимназистка повзрослела, расцвела. Ротмистр разглядел, да девица вот упирается, сильно обиделась.

– Какие страсти. Я бы на ее месте ни за что бы не простила.

– Тишанский надеется на регату.

– Да куда там, разве ж ему за Сергеем Михайловичем угнаться?

Яхты выстроились, готовые к старту. Зрители замерли в томительном ожидании.

Тридцатого мая в день рождения Петра Великого с регаты небольших парусных судов всегда открывался сезон навигации. Маршрут был невелик: обойти остров со зданием старинного адмиралтейства, проплыть пять миль по течению, обогнуть буй и, налегая на весла и ловя парусом ветер, преодолеть речное течение, снова пролететь мимо адмиралтейства, ликующей на трибунах публики и добраться до судоходного пролета моста. За ним уже растянули с одного берега на другой ленту финиша. Яхта, первой коснувшаяся ленты, признается выигравшей регату. Победителю вручат карманные часы, купленные участниками яхт-клуба вскладчину.

Яков Иванович подал сигнал и яхты принялись бороздить речную гладь.

– Началось, – выдохнул Володя, вылавливая глазами в сутолоке яхту отца.

Елена Николаевна, комкая в руках кружевную перчатку, тоже, не отрываясь, следила за гонкой. Теперь, когда ротмистр не мог ее видеть, барышня сняла маску надменности и, встав на цыпочки, как и Володя, от волнения начала слегка подпрыгивать.

Яхты уходили все дальше и дальше, белые паруса сливались в одно расплывчатое пятно. Разобрать – кто там первый, а кто позади, уже не представлялось возможным.

Ох, уж это ожидание, когда ничего сделать нельзя! Все решается там, на реке, а тебе только и остается, что вглядываться в горизонт и надеяться.

– Елена Николаевна, а вы за кого болеете? – лукаво улыбнулся Яков Иванович, снова протирая лысину платочком.

– За Сергея Михайловича, конечно, – сверкнула Елена синими глазками.

– А-а-а, – протянул толстяк, – а мне показалось…

– Вам показалось, – оборвала его барышня.

– Возвращаются, возвращаются!!! – зашумела публика.

– Кто впереди?! Кто впереди?!

Господа направили бинокли.

– Карлинский, командор Карлинский впереди! – полетело по трибуне.

– Ну, чертяка! – расцвел распорядитель.

– Папа, давай!!! – зашумел Володя, будто отец мог его слышать.

Жена Карлинского, Мария Александровна, приобняв сына за плечи, тоже заметно разволновалась, округлое лицо разрумянилось и стало совсем молодым.

– Сережа! – шептали ее губы.

Яхты поравнялись с островом. Впереди на три корпуса впереди действительно, легко скользя по воде, летела «Княгиня Ольга» Карлинского. Вторым, пытаясь организовать преследование, шел «Неутомимый» ротмистра Тишанского. Елена Николаевна дрожащей рукой поднесла к глазам отцовский бинокль, вконец измятая перчатка валялась где-то под ногами.

Совсем немного, еще чуть-чуть. Заветная лента алым румянцем атласа звала победителя. Уже было ясно, что ротмистру не догнать опытного командора.

– Папа, папа!!! – срывающимся голосом кричал Володя.

Но тут «Княгиня Ольга» неожиданно встала, словно невидимая рука потянула ее как кобылицу за узду.

– Что это? Мама, что это?! – Володя беспокойно дернул мать за рукав. – Мама, у них что-то сломалось? Да?

– Просто твой отец самый лучший, – улыбнулась Мария Александровна.

Раскрасневшийся и счастливый ротмистр подлетел к Елене Николаевне, сжимая в руках позолоченный приз. Барышня, так недавно отчаянно радовавшаяся его победе, теперь равнодушно вздернула носик, отводя взгляд.

– Я виноват… я был болваном, – пробормотал Тишанский. – Это вам, возьмите, прошу вас.

– Подарите Касаткиной, – холодно произнесла барышня.

– Да сколько можно меня мучать?!! – взорвался ротмистр, раздувая ноздри и размахиваясь, с явным намерением швырнуть приз в реку.

– Я согласна, – выпалила Елена Николаевна, перехватывая его руку.

Ротмистр удивленно поднял глаза.

– Вы же меня замуж зовете? – милостиво взяла Елена часы.

– Конечно, зову. Еленушка, душа моя, вы согласны? – под рыжими усиками расцвела улыбка.

– Я подумаю, – барышня провела пальчиком по крышке часов.

– Как это – подумаю, вы же только-что согласились? – нахмурился ротмистр.

– Так зачем вы спрашиваете снова? – тоже нахмурилась Елена.

Наступило неловкое молчание.

– Ой, моя перчатка!

Елена одновременно с ротмистром наклонились, чтобы поднять то, что осталось от кружевного чуда, и неловко стукнулись лбами.

– Ой, – зарделись оба.

Тишанский быстро чмокнул любимую в щеку и замер, ожидая взрыва возмущения.

– Я за вас так волновалась, – выдохнула Елена, прижимая к груди часы.

По аллее цветущих акаций неспеша брела семья Карлинских: Володя с наслаждением жевал пряник, зубами раскалывая корочку глазури, Мария Александровна небрежно крутила в руках веточку акации, время от времени поднося ее к лицу и вдыхая приятный аромат, Сергей Михайлович раскланивался со знакомыми, принимая соболезнования.

– Не знала, Сережа, что ты у нас теперь в сватах, – хихикнула жена.

– Больно было смотреть на Антошу, – подмигнул муж.

– Мы тобой гордимся, – Мария Александровна стряхнула пылинку с зеленого кителя мужа.

– Я знал, что ты поймешь.

Вот так началась эта история…