Черная Завеса

Дж. С. Андрижески

Чёрная завеса

(Тайна Квентина Блэка #16)

Перевод: Rosland

Редактура: Rosland

Русификация обложки: Rosland

Глава 1. Завеса

Его мать назвала его Фаустусом.

Фаустус из клана Ксареле… Фаустус, «Счастливчик»… иногда это удлинялось до «Счастливчик Люцифер» — давнее прозвище, полученное им во время работы на спецназ, секретное подразделение советской армии.

В этом мире его чаще называли по вымышленному имени в России.

Карл (Чарльз) Васильев.

Он был Чарльзом Васильевым десятки лет. Почти столетие.

Однако в его собственном сознании он никогда не переставал быть Фаустусом.

Фаустус — это его имя видящего. Его настоящее имя.

Это имя дала ему мать… за столетия до того, как её забрали в лагеря.

До того, как видящие стали жить в страхе.

Теперь Фаустус смотрел сквозь мерцающую смертоносную стену шипящего электричества.

Он сталкивался с подобными стенами прежде. Данная технология прошла через двери в этот мир позднее, её разработали на Старой Земле через годы после ухода Чарльза. Возможно, это был более замысловатый тип стены, но в итоге суть оставалась той же.

Это тюремная стена, запиравшая его в камере.

Точно то же, что он пережил от рук людей на Старой Земле.

Точно то же, что он пережил от рук людей, видящих и вампиров здесь.

На сей раз его схватили люди. В итоге это всегда оказывались люди, как и в его родном мире. Они точно так же столетиями ловили и порабощали его народ. Положение дел не изменилось. Люди не изменились… даже в другом измерении. Он так и не сумел заставить свою племянницу Мириам или её мужа Квентина увидеть это.

Они слишком молоды.

Слишком молоды. Слишком глупы. Слишком безгранично высокомерны и переполнены своим отвратительным идеализмом.

Тот же идеализм едва не уничтожил его народ на Старой Земле.

И уничтожил бы, если бы другие не восстали против этого.

Из-за таких дураков, из-за этой глупости и молодости он снова оказался тут.

В стенах его собственного сотворённого людьми гроба.

И всё же, по очередной извращённой прихоти судьбы, оказывается, в итоге Фаустусу надо было бояться не людей.

Его же люди предали его, уничтожили его.

Они передали его врагам. Они унизили его. Превратили в раба.

И всё же, вопреки всему этому… они позволили ему жить.

Однако это существо, возможно, поступит иначе.

Фаустус смотрел в пару прозрачных глаз из потрескавшегося хрусталя.

Он ждал, когда это существо появится. Он знал, что это лишь вопрос времени, когда он придёт. Теперь Фаустус уже знал его.

Он понимал, что тот не сможет остаться в стороне.

Животный король был предсказуемым, если уж на то пошло.

Предсказуемо мелочным. Предсказуемо продажным и трусливым. Предсказуемо жестоким.

Теперь существо улыбалось, открыто изучая лицо Чарльза, и в его глазах из потрескавшегося хрусталя виднелся хищный интерес.

— Это стоило того, друг? — поинтересовался вампир.

Его голос струился в манере, свойственной его расе.

Шёлковый. Манящий. Слегка сексуальный.

Всё в этих существах было уловкой, маскировкой, манипуляцией, обманом. Их король, естественно, выражал эти качества ещё в большем количестве по сравнению с его подданными.

Фаустус скривил губы от отвращения.

Это существо сейчас назвало его «другом», пусть и в насмешку.

Это слегка перебор.

— Это не будет иметь значения, — сказал ему Фаустус. — Моя смерть. Слишком поздно. Теперь они знают о вас. Они все знают о вас. Важно то, что люди не оставят это просто так.

Его губы скривились ещё сильнее.

— Ещё менее вероятно, что они будут игнорировать ваш вид. Вы — существа из их кошмаров, кровосос. У них существовали мифы о вас ещё до того, как вы показали им своё истинное лицо. Вы питаетесь их кровью. Какого компромисса вы ожидаете, если они в буквальном смысле являются вашей добычей? Вся ваша эволюция сводится к совершенствованию способностей вашего вида убивать их. Убивать их детей. Убивать их иллюзии свободы воли.

Ощутив правдивость своих слов, Чарльз улыбнулся.

Он не смог сдержаться.

Он не сумел даже остановить изгибание губ в улыбке.

— Теперь они будут охотиться на вас… друг. Они будут охотиться на мою суку-племянницу. Они будут охотиться на её супруга. Все вы будете жить в страхе. Вечно. Какие бы жалкие слова вы ни выманили из червяков, какие бы перемирия вы ни подписали… в итоге всё будет бесполезно. Они никогда не будут вам доверять. Они никогда не перестанут искать способы использовать вас в свою пользу. Они никогда не оставят вас в покое. Никогда. Это не в их натуре.

Губы вампира дернулись.

— О, я согласен, кузен. Воистину согласен.

Фаустус сердито посмотрел на него.

— Тогда как ты можешь одобрять это? То, что сделали мои племянница и племянник? Как ты можешь отдать всю власть обратно людям? Ты должен понимать, что ваша численность не сумеет противостоять им… или их оружию… как бы вы ни притворялись. Стычка на границе это подтвердила. Мои армии уничтожили бы вас и большую часть вашего вида…

Вампир издал мелодичный, музыкальный смешок.

Фаустус умолк, настороженно изучая бесцветные глаза.

Бэйшл продолжал улыбаться ему, и выражение его лица было почти нежным, граничило с любящим. Его луизианский акцент стал заметнее, когда он нарушил молчание…

— Ох, Чарльз. Ты такой очаровательно предсказуемый. До сих пор так уверен, что ты самое умное существо в комнате, хотя все доказательства указывают на обратное. Так уверен, что в твоих угрозах есть вес… хоть ты уже выложил все карты на стол.

— Забавно. Я думал то же самое о тебе.

Вампир улыбнулся.

— Я практически уверен, что ты думал об этом.

— Твоя раса умирает, брат. Она уже мертва. Просто ты ещё не принял это.

— Тем не менее, это твоей расы становится всё меньше и меньше.

— Мои ушли, чтобы быть с их Богом, — сказал Фаустус. — Они теперь распространились по всем измерениям. Они никогда не исчезнут. Никогда.

Бэйшл, «Брик», вампирский король улыбнулся.

Брик. Фаустусу так и не объяснили это имя¹. Предположительно это какое-то прозвище, которое понравилось вампиру настолько, что он решил его сохранить.

Фамилии не существовало, Фаустус никогда её не слышал.

Ну, если не считать фамилий, разбросанных по холдинговым компаниям, документам на недвижимость, портфелям ценных бумаг и другим нематериальным активам. Те «фамилии» запоминались лишь тем, что никогда не повторялись и все принадлежали ранее погибшим людям.

Бэйшл, как и большинство представителей его вида, вовсе не был живым.

Он не имел семьи, кроме его мёртвых братьев и сестёр.

Вампирский король сделал шаг ближе, и его пальцы проворно скрутили концы сигареты видящих, палочки hiri, как её называли в Старом Мире. Он закончил придавать ей более-менее цилиндрическую форму — распространённое действие после доставания слегка смятой версии hiri, хранившейся в традиционной упаковке.

Он смотрел на Фаустуса этими мёртвыми бесцветными глазами, и на его привлекательном лице с крупными чертами, выступающим подбородком и носом появилась улыбка. Его драматичные золотисто-каштановые волосы оттеняли нетипично большие глаза с длинными чёрными ресницами и подчёркивали белую вампирскую кожу.

В этой красоте было нечто первобытное.

Даже когда он был человеком, там жило животное.

— Ты сейчас так доволен собой, Чарльз, — заметил Брик. Его луизианский акцент вновь сделался заметнее. — Мне правда ненавистно рушить эти твои иллюзии, мой старый друг. Особенно сейчас, так близко к концу. И всё же мне кажется, что тебе надо узнать несколько вещей прежде, чем мы опустим завесу над этими отношениями.

Бэйшл аккуратно поместил hiri между губ.

Всё ещё наблюдая за глазами Фаустуса, он запустил руку в карман зелёного ретро-костюма. Под зелёным как лес пиджаком вампир носил тёмно-красную рубашку и чёрный галстук. Он достал из внутреннего кармана серебряную зажигалку с выступающим черепом сбоку — скорее всего, в представлении вампира это было шуткой. Однако зажигалка не выглядела дешёвкой, которую можно купить на заправке или в магазине сигарет. Она казалась сделанной на заказ. Трёхмерный череп выступал из металлического основания как живая картина, почти предмет искусства.

Фаустус смотрел на этот дизайн, пока вампир щелкал зажигалкой, чтобы вспыхнуло пламя.

Он наблюдал, как вампир пососал кончик hiri, чтобы та загорелась, затем захлопнул зажигалку и вернул её в карман тёмно-зелёного пиджака.

Он выдохнул дым со знакомым сладким запахом.

Бэйшл посмотрел на кончик hiri с некоторым сожалением.

— Полагаю, теперь мне придётся научиться обходиться без них.

Как обычно, его манеры, внешность и слова являлись чем-то средним между пародией и мультяшным злодеем.

Вампир не торопился — сделал ещё одну большую затяжку сигаретой hiri, посмотрел на зеленовато-серый металл окружавшего их коридора. Он выдохнул ещё больше дыма, затем взглянул в глаза Фаустуса.

— Однако, боюсь, я вынужден тебя разочаровать, Чарльз, — привлекательный, похожий на пирата вампир опустил сигарету вдоль своего бока. — И разочаровать тех, кто с нетерпением ждал этих волнительных событий, спланированных вместе с тобой.

Он неопределенным жестом обвёл камеру и коридор.

— В конце концов, драма в зале суда — это всегда лучшая драма. Особенно когда дело касается финала, приносящего удовлетворение.

Бэйшл сделал очередную чувственную затяжку hiri, и его глаза оставались неподвижными.

— Но, боюсь, мы с моими союзниками пришли к разным выводам. Мы решили… те из нас, кто действительно родом из этой крупицы пыли в изумительном творении мультивселенной… те, кто здесь принимает настоящие решения… те, кто здесь является местными… мы решили, что твоё присутствие больше не нужно на этой маленькой драгоценной планете, Чарльз.

Он сделал грациозно пренебрежительный жест одной рукой.

— С сожалением сообщаю, что решение было единодушным.

Взгляд вампира изменился на глазах Чарльза.

Ранее там виднелось веселье, любопытство, некое томное удовлетворение, как у кота, наконец-то поймавшего птичку… но теперь не осталось ничего.

Все чувства как будто ушли с этого белого лица, из этих хрустальных глаз.

Теперь они вторили сути вампира.

Они выглядели мёртвыми.

— Боюсь, у нас возникла потребность вернуть ситуацию к тому виду, которым мы наслаждались в прошлом, — добавил Бэйшл, выдохнув ещё одно облако дыма со сладким запахом. — Видишь ли, мы скучаем по тому миру. И пусть мне весьма нравятся твои племянница и племянник, они тоже получат выговор. Им придётся выслушать весьма суровые слова и согласиться на довольно строгие условия относительно пребывания в этом аккуратном маленьком пузыре, который мы называем домом…

Фаустус хотел не интересоваться словами вампира.

Он хотел не поддаваться раздражающей попытке завлечь его, пробудить в нём нервозность, страх или любопытство… или что там вампир пытался пробудить в нём сейчас.

— Но это проблема не для сегодняшнего дня, да? — Бэйшл-Вампирский-Король улыбнулся, показав грациозный жест рукой с сигаретой. — Ибо я слышу, что милая Мириам вновь очнулась от того, что ты с ней сделал. Они летят, чтобы завершить свадебную церемонию… буквально через несколько дней. Радостные новости, да?

Фаустус не ответил.

Он наблюдал за глазами вампира.

Он видел там лёгкие завитки крови, напоминавшие струйки алого дыма.

Он не мог отвести взгляда от полного отсутствия чувств в этих глазах.

Он знал, что означает это выражение.

Вопреки собственному желанию он повёлся на насмешки вампира.

— Ты убьёшь меня сейчас? Сейчас, Бэйшл? — он ответил на этот хищный взгляд, и в его голосе звучал укор. — Людям это очень не понравится. Ты лишишь их шарады правосудия и нормальности? Или в этом и заключается смысл?

Фаустус видел, что глаза вампира на мгновение дрогнули от того, как он его назвал.

— …О, прошу прощения, «Брик». Я же не должен знать твоё настоящее имя, так? Твоё данное прародителем имя? Нам, простым смертным, не дозволяется его произносить.

Тон Чарльза сделался ещё более укоризненным.

— Кем бы ты себя ни считал, как бы ты себя ни называл, ты не можешь верить, будто люди считают вас «местной» расой. В этом явно человеческом мире вы такие же пришельцы, как и я. Возможно, вы даже более чуждые. Определённо более опасные.

Улыбка вампирского короля не дрогнула.

То пустое выражение ни на секунду не уходило из потрескавшегося хрусталя глаз.

Когда он заговорил, его тон показался почти скучающим.

— Так интересно, как быстро фортуна может повернуться спиной, — голос Брика изменился, обретая гипнотизирующую вампирскую мелодичность. — Должно быть, тебе так тяжело, Чарльз. Не иметь вообще никакой власти. Знать свою судьбу, понимать её… возможно, даже принять как неизбежность… и всё же быть не в состоянии отпустить роль, которую ты когда-то играл. Ты ничего не можешь с собой поделать, да? Ты просто неспособен не противиться этой беспомощности. Не противиться реальности твоего поражения. Ибо ведь это на самом деле беспокоит тебя, не так ли, Чарльз? Поражение?

Улыбка вампира стала заметно шире.

Та же улыбка всё так же не отражалась в его глазах.

Он наблюдал за Фаустусом как за бабочкой, которую пришпилили булавкой, вонзённой в грудную клетку.

— Ты просто не в силах вынести тот факт, что тебе нечем мне угрожать, — поражался вампир. — У тебя никакой возможности воплотить в жизнь хоть небольшую месть или вызвать хоть капельку страха. Ты не можешь пробудить даже слабую эмоцию во мне или в ком-то другом. Ничего, кроме, пожалуй, жалости. Для типа вроде тебя это просто пытка.

Улыбка вампира сделалась задумчивой.

— Поэтому ты угрожаешь мне людьми… знанием моего имени… ты ищешь все возможные рычаги давления. Что угодно. Но печальная правда заключается в том, что у тебя ничего нет, Чарльз. У тебя ничего не осталось. Ты не можешь даже сдуть в мою сторону семена одуванчика… если бы ты вообще мог дотянуться до меня сквозь стены тюрьмы.

Бэйшл снова плавным жестом указал на своё окружение.

Фаустус ощутил, как его ярость усиливается.

Пока существо говорило, это чувство нарастало — возможно, потому что он чувствовал честность в словах существа. Бэйшл даже не пытался намеренно задеть его. Жалость была искренней, как и настоящее сожаление из-за того, каким ничтожным существом стал Фаустус.

В глазах вампира это лишило его кончину всякого веселья.

И почему-то этот факт до невозможности разъярил Фаустуса.

Он злился не просто на вампира.

На всё. На всех. На каждое предательство или пренебрежение.

На те годы, что он провёл в том дерьмовом измерении, куда забросила его племянница.

Его кровная родня сделала это.

Она предала расу, Единственного Бога… его самого.

И они обрекли его на это последнее унижение после всего, что он сделал, что он пытался сделать для них, после всех тех раз, когда он проявлял милосердие и смотрел сквозь пальцы. И его родственница просто обратилась к его Богу, попросила бросить его позади, когда Бог наконец-то пришёл за ним. И этот Бог послушал Блэка… послушал его неверующую племянницу Мириам… а не его, самого верного среди всех его слуг… боги всевышние.

Это было невыносимо.

Невыносимо, бл*дь.

Это предательство хуже смерти.

Возможно, как и сам Бэйшл, Фаустус не мог не выразить некую его часть.

— Я призвал его сюда. Я, — Фаустус до боли стиснул руки в кулаки. — Я строил церкви в его имя. Я проводил ритуалы. Я убивал ради него. Я назвал его Единственным Истинным Богом. Единственным истинным богом для нашей расы. Я провёл его с собой через миры.

В его груди зародилась боль такой силы, что он не мог дышать.

— И они сказали ему бросить меня здесь? Бросить МЕНЯ?

Он уставился на вампира, ослепнув от боли.

Боль разделения раздирала его свет. Сердечная боль. Суровое воспоминание обо всех вещах, что он принёс в жертву. Даже его супруга. Он отдал её вампирам в рамках изначальной сделки с ними. Он отдал её им.

Но опять-таки, тут не найти удовлетворения.

Это не подходящая аудитория для его жалоб.

Его слова не вызвали у вампира никакой реакции.

Даже жалости.

Даже смущения из-за него.

Ничего.

Если уж на то пошло, это заставило Бэйшла полностью утратить интерес к Фаустусу.

Похоже, Брику надоело, он устал от перепалки.

Устал от него.

Как раз когда Фаустус подумал об этом, вампир выдохнул с чистым притворством.

Удерживая окурок hiri полными губами, Брик освободившимися руками поправил рукава и манжеты, не глядя в глаза видящего. Он одёрнул края, выравнивая их с рукавами пиджака, и заговорил, не поднимая взгляда.

Его тон сделался открыто скучающим, почти нетерпеливым.

— Ты же знаешь про человеческую группировку, да, Чарльз? «Архангел»? Мне говорили, что они тебе знакомы.

Фаустус не ответил.

Он сохранял неподвижную маску разведчика, но вампиру впервые удалось выбить его из колеи. «Архангел»? Человеческая группировка наёмников? Та, что мнила, будто в этом мире они сажают королей на трон и свергают обратно?

Фаустус определённо знал о них.

За последние шесть десятков лет он периодически внедрял шпионов в их ряды.

Он знал, что Блэк также сталкивался с этой группировкой наёмников. Один из их членов взбунтовался и едва не убил его.

Ничего из этого он не сказал вампиру.

Брика, похоже, детали их прошлого тоже не интересовали.

— Ну, я поболтал с кое-какими их старшими офицерами. В итоге у меня состоялась более долгая беседа с их лидерами. «Священники» — кажется, так они называются?

Брик пожал плечами, будто это была ещё одна деталь, которую он не считал интересной.

Фаустус невольно разинул рот. Последние шестьдесят лет Фаустус пытался добиться такой «беседы» с руководством «Архангела». Он так и не пришёл к успеху. Он узнал, что их называют «Священниками», но не сумел приблизиться к ним.

— Что ж, — Бэйшл вздохнул, поджав губы. — Оказывается… они уже решили, что им тоже не нравится этот новый мир, созданный тобой, Чарльз. Как я и сказал, в этом отношении у нас почти не возникло разногласий. Более того, они весьма обрадовались, когда я сообщил им, что Квентин Блэк и его жена организовали перемещение твоих «последователей» в другое место… и те уже не вернутся.

Бэйшл помедлил, взглянув в глаза Фаустуса.

— Конечно, по-прежнему стоит вопрос с Квентином и его женой. До сих пор сохраняются некоторые разногласия насчет того, как разбираться с хаосом, порождённым их весьма… ну… нетрадиционными способностями видящих. Мириам в особенности вызывает опасения среди сотрудников «Архангела». Но они также не питают нежных чувств к склонности Квентина превращаться в летающее огнедышащее создание. Вся эта драма и привлекаемое внимание… они не в восторге.

Брик бросил на Фаустуса бесстрастный взгляд, и лёгкая улыбка снова заиграла на его полных губах.

— Они бы хотели, чтобы они вообще перестали это делать. Больше никаких драконов. Никаких прыжков между измерениями. Никаких драматичных небесных сражений над Голливудом. Видишь ли, лидеры «Архангела» уже планировали устранить их обоих. Но я посчитал, что я в долгу перед Квентином и его очаровательной женой, так что мне удалось изменить их мнение.

Бэйшл помахал рукой перед лицом, разгоняя дым.

— Я заключил новую сделку с нашими весьма кровожадными человеческими друзьями. До тех пор, пока я способен склонить твою племянницу и её мужа к сотрудничеству, они могут выбраться из этой ситуации живыми. Но ты знаешь, как это сложно для дорогого Квентина. Он противится даже самым разумным просьбам. К тому же, он просто обожает внимание людей. Залечь на дно, не устраивать сцены всякий раз, когда он оказывается в объективе человеческих камер… для него это может оказаться слишком сложным. На самом деле, зная Квентина, я даю лишь 50 % вероятности, что они сумеют не спровоцировать паранойю «Архангела» и не навлекут на себя гибель в первый же год.

Он улыбнулся.

При этом стали видны самые кончики его клыков.

Фаустус вздрогнул от этой вспышки белизны.

Это всё равно что увидеть полоски тигра, притаившегося в кустах.

Он хотел сказать себе, что не видел этого.

Что этого нет на самом деле.

Бэйшл продолжал тем скучающим тоном.

— Конечно, прежде чем они согласятся уйти в закат, я попрошу их выполнить последнюю задачу. Она потребует от них использования их весьма уникальных даров. «Архангел» согласился пойти мне на уступки, когда я объяснил, зачем это нужно. Они на удивление здраво мыслят… учитывая то, как они любят убийства.

Брик снова улыбнулся, сверкнув бритвенно острыми клыками.

— Конечно, мне надо будет передать условия этого соглашения Квентину и его очаровательной жене, — Брик подмигнул, и в ясных глазах проступило более хищное выражение. — Будем надеяться, что они не будут противиться условиям, которые я для них выторговал. Как тебе известно, Квентин, похоже, упивается возможностью чинить сложности. Похоже, он и своей жене передал эту привычку.

Бэйшл испустил очередной притворный вздох.

Расправив широкие плечи, он убрал hiri от своих губ и выдохнул сладкий дым.

— Конечно, в итоге они согласятся, — добавил он. — Естественно, они согласятся. В конце концов, они же не абсолютно безумны. И это правда лучшее решение для всех. И для них тоже. Более того, они вскоре поймут, что у них нет никаких альтернатив соглашению, которое я выторговал… что бы они ни думали о некоторых неприятных практических аспектах.

Вампирский король улыбнулся уголком губ.

Фаустус уставился на него.

— Ты правда никогда не устаёшь слушать собственную болтовню. Да, Бэйшл?

Вампир продолжил так, будто он ничего и не говорил.

— … Как я и сказал, это правда лучше для всех. Не говоря уж о том, что это куда лучше любой сделки, которую Квентин мог бы выбить самостоятельно. Видишь ли, они весьма решительно настроились убить его. Я помог им понять, что это не лучший курс действий в нашем новом мире. Плохая карма, видишь ли. Плохие энергии. Не говоря уж о том, что это совершенно непрактичная растрата уникальных полезных навыков. Навыков, к которым мы в теории можем прибегать… умеренно, разумеется.

Фаустус почувствовал, как его раздражение усиливается.

Вампир слишком наслаждался, заполучив его в качестве заворожённой аудитории.

— А так я весьма доволен нашим нынешним соглашением, если позволишь так выразиться, — Бэйшл говорил слегка нараспев, поддаваясь этому тягучему луизианскому акценту. — Я весьма удовлетворён тем, что мы возвращаемся к прежнему положению дел. Лишь с небольшим количеством изменений, которые удобно контролировать — после нашего последнего небольшого приключения вместе…

— О, да во имя Господа, — прорычал Фаустус.

Вампирский король поднял руку.

— Ну же, ну же. Не надо спешить, Чарльз. В конце концов, всё это назревало давно.

Энергетическое поле внезапно отключилось.

Фаустус подпрыгнул, не сумев скрыть свою реакцию. Он инстинктивно сделал шаг назад.

Это была ошибка.

Как только он сделал это, любые шансы проскользнуть мимо вампира испарились. Вот так запросто Фаустус пригласил тигра в свою клетку.

Он позволил тигру заполнить дверной проём камеры.

Фаустус смотрел, как вампир переступает черту, на уровне которой находилось энергетическое поле.

Его сердце уже быстрее застучало в груди.

Те прозрачные глаза из потрескавшегося хрусталя начали изменяться по-настоящему. Алые струйки расходились наружу от чёрных зрачков, напоминая вспышки на солнце, скрытом затмением.

Чарльз попятился ещё дальше. Во рту пересохло.

Его челюсти сжались, пока он смотрел в эти кроваво-красные глаза.

Брик улыбнулся, его движения были обманчиво ленивыми.

— Видишь ли, мы решили отмотать время назад, Чарльз, — Брик небрежно подошёл ближе. — «Архангел» и я. Мы бы хотели полностью забыть о твоей маленькой попытке завоевать наш мир. Мы бы хотели полностью забыть о тебе.

Чарльз уставился на него.

Потребовалось несколько секунд, чтобы слова вампира хотя бы отложились в его сознании.

— Ты с ума сошёл, — он выпалил слова со смешком. В этом звуке вообще не было юмора. В горле всё ещё стоял ком, во рту было сухо как в пустыне. — Миллиарды людей? Ты думаешь, что вы сумеете убедить миллиарды людей в том, будто они не видели то, что они видели? Это невозможно, Бэйшл. Поверь мне. Мы думали о таких вещах на Старой Земле… давным-давно.

Брик улыбнулся.

Он сделал ещё один шаг вглубь клетки видящего.

— Тебе не надо об этом беспокоиться, Чарльз, — его тон сделался терпеливым, убаюкивал той ленивой напевностью. — Но вообще я думаю, что ты переоцениваешь своё влияние на наш мир. В конце концов, очень немногие знают, что они видели. Или что они на самом деле знали. В наши дни так много дезинформации… так много лжи. Так много правительственных учреждений, которые могут ошибаться. Так много коррупции в СМИ, в оборонной сфере…

Фаустус продолжал в неверии таращиться на вампира.

Но его слова откладывались в голове.

Откладывались, хоть он того и не хотел.

— Ты с ума сошёл, — выпалил он.

Брик пожал плечами, и даже сейчас этот жест показался пассивным, безразличным.

— Посмотрим.

Та ленивая улыбка сделалась шире, снова показав кончик белого клыка.

— «Архангел»… они такие занятые пчелки. Умные маленькие насекомые с параноидальными и преданными умами. Нельзя не восхищаться людьми, правда. Само собой, даже ты, Чарльз, временами видел их сильные стороны вопреки своей иррациональной ненависти к ним? Они бывают такими креативными, такими изобретательными. Такими совершенно безжалостными, когда они хотят чего-то…

Радужки вампира слегка светились в тёмной камере.

— Они заверили меня, что у них имеется немалый опыт в таких вещах, — добавил Брик. — И если мы правы, думаю, даже Квентин и его жена в итоге могут одобрить такое решение. Это дает мне надежду, что они выберутся живыми из этого бардака, который они помогли создать…

Фаустус окинул взглядом камеру, ища оружие или что-то, что он мог использовать.

Поскольку органико-электрическое поле отключилось, он использовал своё зрение видящего, пытаясь найти рядом людей, на которых можно надавить или заставить помочь.

Он никого не почувствовал.

С другой стороны, он и не смог бы. Он всё ещё находился внутри Пентагона. Он сам воздвиг поле, нейтрализующее способности видящих вокруг.

Кроме того, вампиры всегда находили способ блокировать зрение видящих.

В этом они были мастерами.

— Судя по выражению твоего лица, ты понимаешь, насколько плохо твоё затруднительное положение, Чарльз… и насколько серьёзно я настроен зачистить твой бардак.

Фаустус повернул голову. Он уставился на вампира, тяжело дыша.

Вампир тоже изучал его, серьёзно поджав идеальные губы.

Его глаза теперь сделались полностью красными, залились тем сияющим, нечеловеческим алым цветом.

— Я думал, что в рамках нашего компромисса позволю Квентину самому с тобой разобраться. Или даже Мириам. Я беспокоился, что они обидятся, если я позабочусь о тебе сам.

Глаза Брика заметно похолодели.

— Затем я осознал, что должен сделать это. Что они никогда не смогут сделать то, что нужно. Даже Квентин. Поскольку ты кровный родственник его жены, необходимые шаги в его глазах выглядят почти недопустимыми.

Холодность Брика сделалась более заметной.

— Малышка Мири тоже не смогла бы это сделать, Чарльз. Боюсь, она до сих пор любит тебя вопреки всему.

Бэйшл остановился.

Теперь он стоял в центре камеры.

Он слегка развёл руки в стороны, и Фаустус, возможно, впервые осознал, каким чертовски крупным был вампир. Что-то в его манере держаться, лукавости, чисто раздражающей натуре делало его физически менее устрашающим, чем он был на самом деле.

Посмотрев на него теперь, Фаустус ясно увидел его.

Он увидел Короля Бэйшла таким, какой он есть.

Возможно, впервые за все эти десятки лет он оказался лицом к лицу с истинным Вампирским Королём и посмотрел в его кроваво-красные глаза.

Он наблюдал, как удлиняются острые как бритва клыки, смоченные слюной.

Когда реальность этого отложилась в его сознании, по нему пронёсся шок.

Всё кончено.

Всё реально кончено.

Он хотел испытать облегчение.

Он хотел испытать некое чувство завершённости… но и этого не ощутил.

Не будет облегчения. Не будет завершённости.

Он не сумел добиться успеха ни в чём из того, что он пытался сделать.

Может, именно по этой причине он не сумел промолчать.

— Миры никогда не заканчиваются, вампир, — Фаустус буквально выплюнул эти слова. — Они всегда возвращаются, — он смотрел в белое как мел лицо Брика.

Его сердце гулко стучало в груди, пока животное наблюдало за ним, склонив голову набок. Фаустус чувствовал, как его грудь сдавило; воздух с трудом выходил из лёгких. Он смотрел на своего врага, на тварь, с которой он сражался с момента своего прибытия в этот мир; на врага всех врагов.

Он видел лишь животное.

Свирепое, хищное животное.

— Я вернусь, — яростно выпалил Фаустус. — Единственный Бог…

Но это всё, что он успел сказать.

Глава 2. Пробуждение

Он обвился вокруг меня, уткнувшись лицом в мою шею, прижимая меня к своему мускулистому телу. Я всё ещё лишь наполовину проснулась, когда он начал покрывать поцелуями мою шею, запустив ладонь под больничную сорочку, чтобы погладить мой живот.

Боль пронеслась по мне с такой силой, что я заёрзала на кровати.

Я распахнула глаза так, будто меня ткнули электрической дубинкой.

Я вспомнила, где нахожусь.

Я очнулась во вторник, а теперь был четверг.

Доктора попросили меня задержаться в больнице на несколько дней.

Они практически настаивали.

Что-то связанное с чрезвычайным обезвоживанием, несмотря на капельницы, и опасно низким содержанием железа в крови. У меня также не хватало кальция, витамина D и нескольких других элементов. Конечно, мой человеческий доктор всё равно действовал наугад, поскольку я вовсе не была человеком.

Мы с Блэком, наверное, могли настоять или даже полностью оспорить решение моего хирурга. Наверное, я могла выписаться в тот день, когда очнулась, буквально через считанные часы. Однако мы с Блэком посчитали, что пусть лучше доктора принимают решение.

Ключевым словом была нормализация.

Чем более нормальными и не представляющими угрозы мы, видящие, могли показаться в глазах обычных людей, тем лучше. Чем комфортнее они познакомятся с нашими физическими отличиями и анатомией, тем лучше. Чем больше мы вели себя как обычные пациенты, а не как высокомерные всезнайки и засранцы, тем лучше.

Мы решили остаться ещё на несколько дней.

Это заставило нас обоих немного поворчать, но, похоже, оно того стоило.

Теперь же, подумав обо всех дипломатических беседах, которые мне опять предстояло провести (предположительно после нашего с Блэком медового месяца), я поморщилась. Нам всё ещё предстояло урегулировать немало дерьма с людьми, если мы хотели вести здесь хоть относительно нормальную жизнь. То есть, жизнь, в которой человеческие армии не вели на нас активную охоту, и мы не застряли в какой-то подпольной лаборатории, где нас медленно будут препарировать и попытаются использовать в качестве оружия.

Блэк рассказывал мне много историй про Старую Землю.

Мы должны сделать всё возможное, чтобы такое не повторилось здесь.

Усилием воли вытолкнув эту мысль из головы, я окинула взглядом свою приватную палату и заметила, что обширные джунгли из цветов и растений исчезли. Когда я бодрствовала в последний раз, Блэк сказал что-то про то, чтобы перед выпиской отдать их пожилым пациентам в хосписном отделении, и я согласилась. Это означало, что сегодня мы наконец-то выписываемся?

Я надеялась на это.

Я не хотела опять раскатывать губу, но боже, мне хотелось отсюда выбраться.

Мой взгляд ещё раз пробежался по палате и постели.

На сей раз я заметила, что все мои фото и открытки тоже исчезли.

— Я их упаковал, — сказал он мне. — И да, док. Мы выписываемся.

Повернув голову, я посмотрела на него. Золотисто-пятнистые тигриные глаза Блэка слегка светились в освещении от приборов вокруг моей кровати.

Он наблюдал, как я смотрю на него.

Когда я не отвернулась, выражение его лица сделалось напряжённым от боли. Эта боль ударила по мне, его свет вплёлся в меня. Его глаза остекленели, и я видела, что там тоже отражается боль.

Его пальцы крепче сжались в моих волосах.

Я поёрзала и изогнулась так, чтобы лечь лицом к нему.

Посмотрев вниз, я увидела, что к моей руке всё ещё подключена какая-то капельница, и трубочки спутались, когда я попыталась обнять этой рукой Блэка. Убрав руку обратно, я вместо этого положила голову на его грудь.

— Я думала, мы решили подождать, — пробормотала я, потирая лицо той рукой, к которой не крепились трубки. — Но ведь это сегодня, да? Свадьба? Значит, наш медовый месяц тоже начинается сегодня ночью. Самое позднее — завтра.

Блэк выдохнул, и я ощутила проблеск раздражения, выплеснувшийся из его света.

— Наверное, — признал он.

— Наверное?

— Это я про ожидание. Про планы на сегодняшнюю ночь — определённо да. Я позвонил, так что Фрэнк и остальные уже в курсе. И здешние врачи более-менее согласны выписать тебя сегодня вечером. Я заполнил большую часть бумаг для выписки… всё, что я вправе заполнить как твой супруг. Тебе, наверное, придется подписать в нескольких местах.

Он глянул на свои армейские часы, подаренные ему адмиралом, и зевнул.

— Они, наверное, уже проснулись. На курорте, имею в виду. В Санта-Фе. Там местное время +1 час к нашему, так что они наверняка уже работают. Прошлой ночью Ник сказал мне, что Джем трудится над новой порцией тортов. По словам Ника, он уже несколько дней только и делает, что готовит и медитирует… с тех самых пор, как ты пришла в себя. Джем знал, что это займёт время, так что он хотел начать сразу же.

Я вздрогнула. Я и не осознавала, что Даледжему пришлось выбросить первую партию «космических тортиков» видящих, которые он приготовил для всех.

Две недели — это слишком много для хранения волшебных тортов.

— Скорее уж три недели, док, — поправил Блэк.

Его пальцы перебирали мои длинные волосы, убирая их с шеи. Он погладил меня по щеке, водя пальцами по подбородку и горлу. Нагнувшись, он поцеловал мои ключицы, затем шею, нежно посасывая губами и языком. Когда он вложил больше света в поцелуй, я закрыла глаза, чувствуя, как усиливается моя боль.

Через несколько секунд он поднял голову, и мы оба часто дышали.

Я глянула на Блэка, подавляя улыбку.

— Они ведь снова сделают меня красивой, верно? Джонас и остальные? Или мне на сей раз придется выходить замуж в купальнике?

Блэк издал хрюкающий смешок.

— Ты и сейчас кажешься мне достаточно красивой, док. Даже когда ты потная, чересчур похудевшая и одетая в эту дерьмовую больничную тряпку… — он потянул за мою больничную сорочку и широко улыбнулся, когда я шлёпнула его по груди. — Настолько красивая, что мой член сейчас очень злится на тебя… очень злится, док.

— Да? — я выгнула бровь. Протянув руку, я нарочито накрыла ладонью его пах, медленно и чувственно помассировав. При этом я изобразила раздумье, пока Блэк скрежетал зубами. — Он не кажется сердитым… ты уверен, что правильно понимаешь его?

— Ты ходячее зло, — сообщил он мне. — Я женился на тёмной ведьме.

— Мечтай.

— Ты хотела сказать «молись». Обычно мне приходится молиться за свою жизнь. Иногда за жизни других.

Я издала очередной смешок. Не смогла сдержаться. Убрав руку с его впечатляюще твёрдого члена, я покачала головой, выдохнула и прильнула к его боку.

Чувствуя, как его свет вплетается в мой, проникая глубже, я вздохнула.

В данный момент его свет был подобен наркотику.

Его пальцы гипнотизировали, гладя мою шею, руки и ладони.

Я до сих пор не привыкла к тому, насколько иными ощущались наши света.

Во многом дело было в самом количестве Блэка, которое я чувствовала в его свете. И не только Блэка. Я и себя чувствовала намного больше. Я вновь ощущала себя самой собой, более стабильной в своём теле, более физически присутствующей в такой манере, которой не помнила долгие годы.

Может, даже никогда. Может, я никогда не чувствовала себя так.

У меня остались смутные воспоминания, что я чувствовала себя так в детстве.

Я помнила эти ощущения до того, как дядя Чарльз стал играть большую роль в моей жизни.

Когда я жила на канадской территории Юкон, с людьми моей матери и с моим отцом.

Даже тогда Чарльз изменял вещи.

Что-то ощущалось иначе после прибытия Чарльза.

Тогда я не замечала, но теперь чувствовала разницу, оглядываясь назад на те воспоминания из детства. Мы были счастливее до того, как брат моего отца нашёл нас. Мой отец был счастливее. Мои мать и отец были счастливее вместе. Присутствие моего дяди почему-то изменило всю динамику. Это выбило нас из нашего простого, счастливого, приземлённого семейного пространства.

Теперь всё опять изменилось.

Даже сегодня, этим утром, всё было другим.

Я чувствовала себя не так, как вчера.

Мне казалось, будто какое-то бремя ушло с моих плеч.

— Нет тут никаких тёмных ведьм, — сообщила я своему супругу, выдохнув и улёгшись на спину, чтобы посмотреть в белый потолок. Я пальцами убрала волосы с глаз, затем повернулась и улыбнулась Блэку. — Боюсь, есть лишь скучная, обычная, ничем не примечательная и весьма посредственная леди-видящая. Вот и всё. Вот что тебе досталось, детка.

Он издал чрезвычайно скептический смешок.

— Конечно, док. Конечно. Именно так я бы и описал тебя.

Я шлёпнула его по груди.

Я всё ещё улыбалась, готовясь выдать очередную средненькую шутку…

Но Блэк поцеловал меня прежде, чем я успела это сделать.

Полностью повалив меня спиной на узкую больничную койку, он крепче поцеловал меня, устроившись между моих ног. Как только я оказалась полностью под ним, он опустил на меня свой вес, издав низкий звук, когда я открыла свой свет.

Когда Блэк поцеловал меня во второй раз, я стиснула его руки.

Когда он поцеловал меня в третий раз, я обхватила его ногами, одной крепко обвив его за талию. Я обняла его руками за шею, вцепилась в его волосы и плечо.

Чёрт бы его побрал.

С самой первой нашей встречи Блэк производил на меня такой эффект.

Насколько я могла сказать, этот эффект лишь усиливался.

К тому моменту Блэк замедлился, неспешно лаская языком и губами, пока моя грудь и живот оставались придавленными его весом. Мне всегда казалось странным то, как приятно его вес ощущался на мне, хотя он весил, наверное, в три раза больше, чем я. В данный момент мне хотелось всё больше и больше Блэка — его веса, его кожи, его губ, его тела, его пальцев, его света.

Больше всего его света.

Я как будто изголодалась без его чёртова света, даже страдала от его нехватки.

До такой степени, что мне было всё равно, подождем мы или нет.

Ну типа, серьёзно, кому какое дело?

Блэк издал низкий смешок, оборвав поцелуй.

Его голос и даже смех сделались более низкими, более гортанными и хриплыми, что мне всегда нравилось. Его голос обрёл те глубокие тяжёлые интонации, которые проступали, когда Блэк был реально возбуждён. В сочетании с напряжённым выражением его лица, изгибом подбородка, остекленевшими глазами, мне стало ещё сильнее пофиг на подобающие ритуалы, даты и время.

Мы всё равно уже женаты.

Формально.

Я запустила руку между его ног, наблюдая, как дрогнуло его лицо, когда я снова помассировала его.

— Для тебя это важно? — спросила я. — Подождать?

Блэк прищёлкнул языком с притворным раздражением.

— Ты реально ходячее зло, — проворчал он тем низким голосом. — Я уже подготовил самолет. Мы ждём лишь того момента, когда врач осмотрит тебя в последний раз… я уже заполнил большую часть бумаг для выписки, как я и сказал. Я сделал всё, осталось только напялить тебе обувь на ноги и замотать в плащ, который я принёс, чтобы ты не сверкала голой задницей на весь свет, когда будешь уходить.

Я рассмеялась.

— А что не так с моей задницей? И где моя одежда?

— Кранты твоей одежде, ilya. Всё обгорело, порвалось и годится только на помойку. Даже обувь. Подошвы подпалены и расплавились. Всего этого уже давно нет. И к твоему сведению, эта задница принадлежит мне. Вот что с ней не так. И я не позволю тебе сверкать этой задницей напоказ всему больничному персоналу в день нашей свадьбы… хочешь ты того или нет.

Я снова расхохоталась.

Но по большей части я была озадачена.

Если он уже столько всего проделал, почему мы всё ещё здесь?

— А нельзя прямо сейчас позвать кого-нибудь? — я потыкала Блэка пальцем в грудь. — Дежурный врач ведь может выписать нас, так? Неужели они действительно так беспокоятся из-за дефицита железа? Вчера я два с лишним часа пролежала под капельницей, — понизив голос, я покосилась на дверь. — И это ведь всё равно особенность видящих, верно? Что со мной не так? Если не считать шрапнели…

— Ага, — сухо сказал Блэк. — Ну её-то можно и не считать.

— Я просто хочу сказать… стазис видящих был вызван в основном восстановлением моего света, так?

— Верно, — подтвердил Блэк.

— То есть, сейчас я в абсолютном порядке и могу уйти, так? Ну не меня же подкинуло на десять метров в воздух, — напомнила я ему. — Не я на полной скорости пробила горящую стену…

— Кусок этой стены всего-то воткнулся в твою ногу, — прорычал Блэк.

Я признала его правоту пренебрежительным взмахом руки.

— Ладно, ладно. Но теперь-то всё зажило. У них нет причин задерживать меня.

Блэк потянул за мои волосы пальцами.

— Ты сегодня своевольная. Я заметил.

— Я хочу медовый месяц. Я хочу Фиджи. Может, пропустим свадьбу?

Он издал возмущённый смешок.

— Нет! И вообще, ты бы поступила так с бедным Джемом? Дважды?

— Уф. Ладно. Наверное, не поступила бы, — скрестив руки на груди, я бросила на него притворно сердитый взгляд. — Ну мы можем хотя бы выписаться? — я показала подбородком на дверь. — Найди врача. Медсестру. Кого-нибудь.

— Я не стану снова поднимать шумиху в отделении, док. Правила есть правила. Мы теперь ведём себя хорошо и нормально. Помнишь? То есть, мы не закатываем истерики, когда в больнице с нами обращаются как с людьми.

Он склонил голову набок, виновато прочистив горло.

— И ещё… Возможно, я нагнал на них страху раньше, когда мы ещё толком не знали, что с тобой случилось. Возможно, я был капельку неадекватным и, ну, неуравновешенным, когда думал, что тебе может грозить опасность. Ты не просыпалась, и я среагировал не лучшим образом… до того, как Ярли сказала мне, что с тобой всё в порядке.

Я фыркнула, закатив глаза.

— Супер.

Показав очередной виноватый жест, Блэк снова склонил голову набок.

— Возможно, я угрожал им. Когда слетел с катушек. Возможно, они слегка боятся иска в свой адрес. Ну самую капельку.

Тут я фыркнула уже по-настоящему.

— Возможно? — усмехнулась я. — Ты напугал добрых сотрудников больницы, Блэк?

— Может быть, — кротко признался он. — Совсем немножко.

— А как же вести себя нормально, Блэк? Вести себя хорошо?

— Ну я такой, какой я есть, док.

Я снова издала фыркающий смешок.

— Вот уж точно.

Вместо ответа Блэк наклонился, собираясь поцеловать меня…

…и тут кто-то толкнул дверь.

— Господи Иисусе, Блэк! Ты что творишь?

Прежде чем мы успели изменить позу или хоть посмотреть в сторону двери, знакомый голос выкрикнул эти слова.

— Ты пытаешься снова её угробить? Слезь с неё, кобель ты прибабахнутый! Напился, что ли?

Я перевела взгляд туда, затем тут же рассмеялась, увидев стоявшую там Энджел.

Она встретилась со мной глазами, улыбаясь от уха до уха.

Она положила руки на худые бёдра.

Её голос оставался притворно суровым.

— Вставайте! — рявкнула она. — Оба! Я отложила свой медовый месяц из-за вас, придурков! Вылезайте из этой кровати! Немедленно!

— Да уж, — фыркнул Блэк. — Не сомневаюсь, что ты страдала, Эндж. Проводя время на первоклассном курорте в прекрасном Санта-Фе, Нью-Мехико за мой счёт. Бедная, бедная малышка.

— Эй, мы уже второй раз прилетели сюда за последние две недели! Оба раза ты щёлкал пальцами, ожидая, что мы с Ковбоем просто бросим всё и прибежим по первому зову!

— Прибежите, — хрюкнул Блэк. — На моём частном самолёте. С полноценным обедом и напитками. И развлечениями на уровне предметов искусства. Не говоря уж о здоровенном душе и двух кроватях размера кинг-сайз. Опять-таки, я оплакиваю твои тяготы, Эндж. И играю на крохотной скрипочке для аккомпанемента.

Она наградила его притворно убийственным взглядом.

— К твоему сведению, Квентин, это был ад. Настоящий ад. Бесконечные походы по пустыне. Какие-то чудики всякий раз предлагают мне бесплатные напитки, чили верде, энчиладас, гуакамоле, чимичангас и рыбные тако с домашними тортильями, стоит мне только повернуться. Каждую ночь приходится отмокать в джакузи, попивая маргариту со льдом и охлаждённое пиво. Днём — дремать на солнышке, читая книгу. И ещё плавание! Пилинги! Шведский массаж! Массаж ног! Боже мой… массаж ног. Это постоянная, нескончаемая пытка, Квентин. Не думай, что я про такое забуду.

Блэк фыркнул, отмахиваясь от её шуточек.

— И не надо отмахиваться от меня, будто тебе всё равно. Ковбой со мной согласен.

— Меня в это не впутывай, дорогая, — весело сказал другой знакомый голос у двери. — Вы двое разбирайтесь со своим бредом меж собой.

Когда я глянула на друга моего мужа, он подмигнул мне, прислоняясь к косяку со скрещенными на груди руками.

— Просто вытащи свою подругу из кровати, чтобы я смог и дальше дремать в самолёте, — добавил Ковбой. Он зевнул, снова скрещивая жилистые, обильно татуированные и очень загорелые руки. — Не все мы так любим больницы, как вы. И нам пришлось вылететь рано, чтобы забрать вас и доставить к увеселительным мероприятиям.

Хватит с меня.

Оттолкнув Блэка и выпутавшись из его рук и ног, я смогла отыскать среди капельниц и других трубок кнопку вызова медсестры с поста. Посмотрев на всех присутствующих, я показала на кнопочку и нажала на неё пальцем.

— Пора снова изображать нормальность, друзья и семья, — сказала я им.

Блэк фыркнул.

Энджел фыркнула ещё громче.

Ковбой улыбнулся.

Соскользнув к краю кровати, я помедлила ровно настолько, чтобы поддеть Блэка и толкнуть его ногу рукой.

— Пора валить отсюда, — сообщила я ему. — Вставай, муженёк. Найди нам доктора, который сможет подписать бумаги, подтверждающие, что меня можно выпустить в мир.

Блэк всё ещё лежал на кровати, но, судя по всему, испытывал лишь облегчение.

Глава 3. Дом

— И они хотели, чтобы мы передвинули пластину спускового механизма в меньшую целевую зону внизу. Вы это сделали? В соответствии с новыми указаниями?

Когда плотник рьяно закивал, подрядчик посмотрел на нужный участок потолка и использовал карманный фонарик, чтобы осмотреть указанную зону под потолком. Он постоянно носил маленький узкий фонарик в нагрудном кармане жилета.

— Верхний этаж вы тоже проверили, верно? Всё должно быть выстроено идеально. На самом деле, он хочет, чтобы это находилось внутри целевой зоны. Частично, чтобы увидеть было не так просто.

— Мы сделали именно так, как он сказал, босс, — ровно произнёс плотник. — В точности так, как он сказал. Эта чёртова штука почти невидима.

Подрядчик кивнул, всё ещё глядя на потолок.

Он искал швы, любые несовершенства, которые клиент мог заметить и возмутиться из-за этого.

Но на сей раз всё было идеально.

Чертовски близко к идеалу. Он ни черта не видел.

— Это весьма искусная работа, друзья мои, — сказал он, всё ещё глядя на потолок.

— Так естественно, чёрт возьми, — пробормотал один из плотников. — Сколько раз он заставлял нас переделывать эту бл*дскую херню?

Несколько членов команды усмехнулось. В этом звуке слышалась заметная тоска, будто все они прекрасно знали, о ком и о чём говорит Кайл, и это смешно лишь потому, что правда. Ну, и это смешно лишь потому, что всё закончилось.

Работа выполнена. Теперь можно и посмеяться над этим.

Дэн рассчитал расстояние от старой дыры до новой.

Глянув на переделанный чертёж, затем на выполненную работу, он кивнул.

— … Ладно, это выглядит хорошо. Идеально, бл*дь, с моей точки зрения.

Эта работа всё не заканчивалась и не заканчивалась.

Однако если Дэн прошёлся бы по пунктам списка, всё может быть наконец-то… наконец-то… близко к завершению. На деле работа была не такой уж объёмной. В этом и заключалась часть проблемы. Их клиент хотел, чтобы они выполнили шестимесячную работу со всеми модификациями и изменениями на полпути меньше чем за половину этого времени.

Серьёзно, сроки были безбожно поджимающими.

На самом деле, такое делается месяцев восемь.

А клиент хотел втиснуть всё в два.

Буквально два месяца.

Дэну пришлось заставить своих людей работать круглосуточно, сменами по 24 часа.

Они получали жалобы на шум, работая в три часа ночи, и Дэн едва мог спорить с такими претензиями. Чёрт, да он был согласен с соседями в том, насколько это нелепо. Худшие из этих жалоб привели к двери особняка полицию Нью-Йорка с требованием прекратить работы на ночь, а также явиться в суд в конце месяца.

Конечно, Дэн позвонил клиенту.

Он позвонил ему в ту же ночь, сразу после ухода копов, думая, что оставит сообщение, а этот членосос ответит утром. Он планировал рассказать ему про копов, сообщить, почему им придётся уйти в следующие часов восемь… но ему не представилось такой возможности.

Вместо этого клиент ответил на звонок, приказал им продолжать работу и сообщил Дэну, что он разберётся с этим. И он имел в виду не только полицию. Он имел в виду всё.

Копов. Соседей. Повестки в суд.

Клиент сказал, что позаботится обо всём.

И, должно быть, он что-то сделал. Дэну не пришла повестка, требующая явиться в суд. Команды больше не получали ни единой жалобы на шум.

На пороге больше не появлялись копы.

Когда Дэн спросил у клиента, что он сделал, тот ушёл от ответа и сказал не переживать по этому поводу. Он заявил, что оплатил штраф за шум буквально на следующий день.

Дэн понятия не имел, как такое возможно, но решил, что это не его проблема до тех пор, пока ему ничего не приходило по почте, особенно с заявлением, что Дэн должен городу несколько сотен или тысяч долларов. Если бы Дэн получил нечто подобное, он бы просто послал счёт клиенту, надеясь, что тот оплатит, как и обещал.

Тем временем клиент сказал Дэну в следующий раз назвать копам его имя (то есть, имя клиента) и попросить направить штраф ему. Он сказал Дэну использовать адрес особняка. Когда Дэн ответил, что копы наверняка не позволят ему так сделать, захотят увидеть удостоверение личности или прописку, клиент сказа не беспокоиться.

Он посоветовал Дэну сказать полиции, чтобы те позвонили ему самому.

Он пообещал, что со всем разберётся.

В том же разговоре клиент также сказал, что очень сильно сомневается, что копы ещё раз придут в дом.

Ничто из этого не особенно успокоило Дэна.

И всё же клиент оказался прав.

Копы не пришли во второй раз.

И, как и было сказано ранее, по почте не пришло никаких повесток.

Однако Дэну пришлось нанять больше работников для такого безумного графика и сумасшедших дедлайнов. Если бы оплата не была такой чертовски хорошей, Дэн послал бы этого придурка нахер ещё тогда, когда увидел первые чертежи.

Особенно после того, как он услышал первые нелепые сроки сдачи.

Сейчас же Дэн глянул в свою папку.

Он показал фонариком на следующий объект из списка.

— А тот динамик. Он просил передвинуть его…?

— Сделано, сэр, — уверенно сказал Баки.

— А вторые двери над подвалом?

— Тоже сделано, — вклинился Стив.

— Со взаимосвязанными клавиатурами?

Оба мужчины кивнули с мрачными лицами.

Дэн кивнул в ответ, увидев, что динамик идеально сливался со стеной, как и утверждал Баки. Он сомневался, что кто-либо заметит его даже с инфракрасными приборами.

Он перевёл луч фонарика на другую секцию стены.

— …Ладно, это тоже выглядит хорошо, — сказал он, вспомнив, что клиент запросил модификацию проекторов в той стороне комнаты.

Он пошёл обратно наверх, окинув последним взглядом кухню, затем фойе. Он вышел в гостиную, продолжая осматривать места, где были внесены изменения.

Он полистал страницы, просматривая список, который получил от клиента в третий раз.

Три этажа.

Четыре, на самом деле, если считать подвал.

Теперь в каждую чёртову комнату поместили какую-либо странную штуку.

Каждую комнату изменяли и переделывали, пока клиент не остался доволен.

Дэн выдохнул с облегчением.

— Ладно. Думаю, на этом всё. Я уже скорректировал изначальные чертежи, так что мы можем представить конечный результат клиенту, когда он придёт. Я устрою ему экскурсию. Проведу по всему, что вы сделали, по всем маленьким изменениям и улучшениям… прослежу, чтобы он всё увидел.

Дэн подумал кое о чём ещё.

Он окинул взглядом тускло освещённое пространство.

Он тут же нахмурился, заметив полупустые ведёрки с краской, покрытые краской поддоны, грязные кисти, разбросанные инструменты, тряпки, опилки, шурупы, гвозди, циркулярный станок, заваленный опилками и металлической стружкой, ящики с инструментами, куски дерева.

— Иисусе. Вам надо немедленно убрать это дерьмо. Он будет здесь через… — Дэн сверился с наручными часами. — …Меньше чем через два часа. Ему нужно, чтобы место было готово. Полностью готово. Он выразился предельно ясно. Он уже сегодня будет использовать это место. Значит, надо убрать отсюда всё наше дерьмо. Значит, надо самим убраться отсюда. Значит, надо передать ему блестящие ключики от дома, в котором все двери, столы, полы и сиденья унитазов настолько чистые, что с них можно есть. Нам нужно сделать всё это. Немедленно. Иначе не получим бонус, парни…

Стоящие кругом мужчины заворчали.

Начальник сегодняшней смены, Эрни Дельгадо, скрестил руки на груди и переступил с одной ноги на другую. Он сердито посмотрел на ковёр в гостиной, в центральном коридоре, сосредоточился на бардаке, оставшемся в фойе.

— Да это место всё равно выглядит как свалка, босс, — заметил Рэнди.

— Это похоже на самый грязный дом с привидениями в мире, — эхом вторил Стив. — Тут везде хлам. Видели бы вы комнаты наверху…

— Кого бы он ни привёл в эту убогую лачугу, они не заметят разницы, — уверенно вклинился Баки. — Мы можем немножко прибраться, босс. Но нелепо будет мыть туалеты или беспокоиться о полах… учитывая, что здесь нет ни единого предмета мебели, на который стоит садиться.

Начальник сегодняшней смены, Эрни Дельгадо, ничего не сказал.

Судя по выражению на этом мясистом лице, Дэн Ламас подозревал, что сорока-с-чем-то-летний электрик с трудом держал при себе мысли на этот счет.

На самом деле, Эрни выглядел так, будто откусил себе пол-языка, чтобы промолчать.

Дэн оценил усилия. Но сомневался, что кто-то из мужчин или женщин в команде не знал, о чём думает Эрни.

— Я понимаю, — сухо сказал Дэн. — Я понимаю. Правда понимаю, — он перевёл взгляд на Эрни и опустил фонарик. — Я знаю, что этот мудак раз двадцать менял планы. И вдобавок к этому минимум четыре раза переносил дедлайн. Я знаю, что это место — помойка. И я знаю, что уборка — это не то, за что обычно платят вам, ребята…

— Чертовски верно, — пробормотал Джои Дачласс.

Дэн ответил всем им слабой улыбкой.

— …Я это понимаю. Я на вашей стороне. Но бонус большой, парни. Реально, реально большой. То есть, настолько большой, что размером с Тихий Океан.

Тон Дэна сделался более многозначительным и предостерегающим.

— Он определённо настолько большой, что стоит проглотить свою гордость. Настолько большой, чтобы потерпеть и держать рот на замке, пока не обналичите чек. И вообще, это всегда часть работы — иметь дело с придирчивыми, богатыми, высокомерными мудаками, которые по стечению обстоятельств платят лучше всех. И пока что этот хотя бы платит. Он хорошо платит. Так что смиритесь. Сделайте так, чтобы он увидел своё отражение на дерьмовом, устаревшем, наверняка уже не работающем холодильнике, ладно? Пусть он почует запах цветочков, когда поднимет крышку на поцарапанном, наверняка сломанном и загнившем унитазе. В итоге мы же делаем работу. Мы доводим всё до ума. Мы выполняем задачи. А потом мы уходим отсюда с чеком в руках. Мы переходим к следующей группе засранцев. Поняли?

Они все заворчали и забормотали, переглядываясь меж собой.

Но Дэн слышал в этом раздражённом бормотании согласие.

Он даже заметил согласие на лице Эрни.

Они вновь на одной волне.

— И насколько чисто тут должно быть? — пошутил МакКиннон, один из плотников. Он стоял позади Эрни, но был выше сантиметров на тридцать. — Нам реально надо поплевать и отполировать покорёженный паркет для этого богатого членососа? Просто потому что Джои наложил супер большую кучу дерьма в одном или двух унитазах?

Все рассмеялись.

МакКиннон похлопал по спине молодого парня из Бронкса, и тот улыбнулся.

Дэн улыбнулся вместе с ними.

— Думаю, ты только что ответил на свой вопрос, Баки, — помедлив, когда остальные засмеялись ещё громче, Дэн убрал фонарик в карман и скрестил руки на груди. — Ну? — он указал на заваленные хламом полы. — Приступайте. Если хотите получить чек сегодня, работа должна быть сделана.

Это объявление сопровождалось стонами.

Но они все приступили к действию.

Дэн стоял и смотрел, как они начали подбирать инструменты, куски картона, дерева, металла, тряпки. Он наблюдал, как они убирали инструменты в ящики, бросали тряпки в ведра, а двое начали разбирать циркулярную пилу в фойе, чтобы убрать её в футляр и затолкать в фургон.

Ещё двое вышли наружу, предположительно чтобы найти промышленный пылесос и другие принадлежности для уборки.

Дэн повысил голос, всё ещё стоя у входа в фойе.

— Сделайте это побыстрее, и нас ждет отличный бонус, как я и сказал. Я накину дополнительную наценку за каждое внесённое им изменение, но я хочу, чтобы у него вообще не было возможности оспорить что-то или возмущаться, когда он получит счёт. Будет более убедительно, если мы не заставим его уходить и возвращаться, пока мы наводим порядок.

Дэн слегка повысил голос, чтобы все его услышали.

— Ему нужно, чтобы место было готово сегодня к девяти вечера. А я хочу, чтобы вы закончили к половине девятого.

Все снова застонали.

На сей раз стон был почти ритуалом.

Вопреки стонам, Дэн видел, что некоторые слегка оживились при напоминании об ожидающих их бонусах. Если этот придурочный клиент раскошелится, то сегодня ночью они пойдут домой с отличными суммами. После этих слов Дэн заметил, что рабочие стали трудиться заметно быстрее, в том числе и Джои, который понёс наверх ведро с чистящим средством для туалета и щётками.

Похоже, остальные наградили его обязанностью драить уборные.

Увидев это, Дэн слегка усмехнулся, но лишь отошёл с дороги, чтобы не мешаться Джои.

Он понимал, почему его ребята не в восторге от перспективы драить туалеты и мыть полы. Обычно он посоветовал бы клиенту нанять клининговую службу. Он бы сказал, что платит плотникам такую часовую ставку не за то, чтобы они отмывали кухонные раковины и полы.

Но этот парень был достаточно богат, чтобы Дэн не захотел бесить его.

Если он заплатит как обещал, то Дэн надеялся вновь поработать на него в будущем.

И ещё, если быть совершенно честным с самим собой, Дэн не хотел затягивать этот заказ. И он не хотел давать тому парню основания злиться на него.

Серьёзно, чем быстрее они все уберутся отсюда нахер, тем лучше.

Чем быстрее он уберётся далеко, далеко от этого клиента, тем лучше.

За годы Дэн немало имел дело со сложными дерьмовыми клиентами. Он сталкивался с жадинами, откровенными преступниками, убийцами-мафиози, мошенниками, пытавшимися получить работу за бесплатно, не говоря уж о настоящих членососах, которые только травили паршивые шутки и трепались о том, как они зарабатывают миллионы в мутных сделках на Уолл-стрит или типа того.

Никто не оставлял у него такого жуткого впечатления, как этот парень.

Даже порно-продюсер с девушкой на сорок лет младше него, или парень с нацистской символикой в гостиной, или парень с мёртвыми животными и оружием на стенах и всех поверхностях его недвижимости на Лонг-Айленде.

Никто не вызывал у него таких мурашек или вспышек адреналина, как этот мудак.

Даже дом ощущался чертовски злобным.

Дэн давно задавался вопросом, может, некоторые дома просто сами по себе такие.

Некоторые дома становились плохими — как собаки, перенявшие часть сути своих хозяев.

А может, дерьмовых людей просто привлекали дерьмовые злые дома.

В любом случае, эта «старушка» вызывала у Дэна дурные ощущения, хоть она и была прекрасна… хоть и не её вина, что она так много лет не видела должного ухода. Он посмотрел на старые стены, и его сердце строителя невольно сжалось от жалости.

В то же время он гадал, как этот дом вообще не рухнул, учитывая то, где он находился и в каком состоянии пребывал.

Дом таких размеров, такой площади, посреди Нью-Йорка, и он всё ещё служил жильём на одну семью? Без капитального ремонта снаружи и, может, изнутри, чтобы соответствовать? Все эти старые дома последней четверти XIX века в Нью-Йорке, вроде тех, что использовались для музеев, исчезли почти сто лет назад. Последний из них снесли или переделали десятки лет назад. Несколько конструкций сохранились, их не снесли ради небоскребов и жилых зданий, но теперь они вмещали музеи, общественные клубы, колледжи, церкви и другие городские институты.

Никто не жил в этих бл*дских реликвиях.

Уже нет.

А этот дом был старше них. Старше последней четверти XIX века.

Чёрт, да эта штука наверняка стояла ещё до Революции.

Одно лишь освещение такого места будет весьма дорогим. В таких домах должны быть слуги, и немало.

В настоящее время богачи, обитавшие в городе, жили в пентхаусах.

Когда они изолировали своё богатство за городом, иногда даже за пределами страны, они воздвигали вокруг него стены. Или же размещались в глуши, в местах, где никто этого не увидит. Они покупали массивные судна. Они окружали себя высокими заборами и бесконечными землями. Платили за то, чтобы особняки и земли скрыли на картах и спутниковых снимках. Они покупали острова или сотни акров в Новой Зеландии, или огромные гасиенды в Южной Африке или Мексике, просторные ранчо где-то возле Джексона, штат Вайоминг, или в открытых, неразработанных местах канадских Скалистых гор.

Подумав об этом, Дэн нахмурился, глядя на высокие потолки, антикварную фурнитуру и гобелены на стенах.

Это место было реликвией.

Призраком прошлого.

Но этот парень явно не против идти вразрез с новой нормой.

Опустив взгляд, Дэн смотрел, как его команда завершает уборку в гостиной.

Осознав, что чувствует себя дураком, стоя и смотря, как остальные работают, хотя он и был боссом, и никто не ждал, что он поможет им, особенно с мытьём полов или унитазов, Дэн всё равно схватил ведро с чистящими средствами и направился на кухню.

В итоге он помыл пол на кухне и шкафчики.

Он прибрался в холодильнике и кладовке.

Он даже отмыл новенькие двери в подвал.

Он помогал выносить инструменты, пылесосил, выбросил содержимое пылесосного мешка в мусор, затем передал аппарат Питу, чтобы тот прошёлся и в последний раз всё осмотрел. К этому моменту отведённые им 90 минут давно прошли, и он хотел помочь им доделать всё.

Клиент мог прийти в любой момент.

Дэн предпочёл бы, чтобы его люди вообще не работали, когда этот парень придёт сюда — как минимум, это даст меньше оснований затягивать процесс.

Как оказалось, они успели доделать в последний момент.

Команда выносила последние мусорные мешки и закидывала их в фургон, когда в дверь позвонили.

Впустил их Дэн.

Он прошёл через фойе с эхо, отпер затвор и распахнул массивную дверь, которая, скорее всего, была оригинальной и шла вместе с домом.

Он не до конца осознавал, насколько на улице стемнело, пока не увидел четыре силуэта на фоне фонарей и света от дорожного движения недалеко отсюда.

Сейчас был уже не закат.

Наступила полноценная ночь.

Когда ты вообще не в курсе, сколько времени — это свидетельство проделанной работы. Сейчас мог быть полдень, а Дэн и не знал бы, если бы не посмотрел на часы.

Он улыбнулся, зная, что они наверняка видят его, даже если он их не видел.

Он потянулся к выключателю на стене фойе и включил свет. При этом он сделал шаг назад, чтобы впустить их внутрь.

Когда огромная люстра над массивной деревянной лестницей мигнула и полностью включилась, Дэн моргнул и посмотрел в лица четырёх пришедших.

Он не знал никого из них.

Клиента среди них не было.

Должно быть, они увидели что-то в его глазах.

Невысокая женщина перед ним улыбнулась, источая ободрение.

Она протянула руку со свежим маникюром — акриловые ногти были кроваво-красными.

— Он не смог прийти, — объяснила она прежде, чем Дэн успел заговорить. — Он прислал нас.

Поколебавшись, Дэн пожал её руку, вздрогнув от того, какой холодной она была.

Он заставил себя пожать эту руку.

Черноволосая женщина продолжала улыбаться. Её губы были накрашены помадой, цвет которой идеально совпадал с ногтями. Он также совпадал с цветом её туфель на пятнадцатисантиметровых каблуках. Её улыбка не изменилась, не дрогнула. Она не моргала. Выждав на несколько секунд дольше обычного, она выпустила его ладонь из рукопожатия, сохраняя ту идеальную улыбку.

— …Он попросил нас забрать ключи, пока он встречает наших друзей из аэропорта, — объяснила она. — Он приносит свои извинения. Но, как вы знаете, эта работа очень поджимает по срокам. Он должен прибыть вскоре после нас, мистер Ламас.

Дэн слегка расслабился от такого объяснения.

Он ещё сильнее расслабился от того факта, что женщина знала его имя.

И всё же ничто в этой женщине не вызывало доверия.

Он продолжал изучать лица четырёх незнакомцев, которые теперь как будто окружили его, хотя расслабленно стояли позади невысокой женщины.

Что это за люди, бл*дь?

Они были почти такими же жуткими, как тот, что его нанял.

— Он не говорил мне, что придут другие, — сказал Дэн. — Вы не против, если я ему позвоню?

Она улыбнулась, растянув эти кроваво-красные губы.

— Конечно, ты можешь позвонить ему, милый, — сказала черноволосая женщина.

Что-то в невероятно фальшивой сладости этих слов заставило его вздрогнуть.

Он надеялся, что это не слишком очевидно отразилось на его лице.

Она продолжала улыбаться, пока Дэн изучал её странно пустые глаза. Высокие широкоплечие мужчины стояли позади неё, одетые в дорогие с виду костюмы, и улыбались вместе с ней. Что-то в этих четырёх улыбках нервировало Дэна. Может, это происходило слишком легко, слишком гладко, слишком синхронно.

Как будто они координировали выражения лиц и одежду.

И нечто неуловимое в их глазах тоже нервировало его.

Все их радужки как будто были одного и того же мутно-карего оттенка, зрачки сохраняли одинаковый размер. Дэн не думал, что вообще заметит что-то вроде цвета глаз четырех незнакомцев, но сходство этих пристально смотрящих и не моргающих глаз заставило его переводить взгляд между ними и гадать, не вообразил ли он это.

Затем, запоздало услышав её слова, он запустил руку в карман жилета, чтобы достать телефон.

Вытащив его, он нашёл контакт клиента и нажал на зелёную кнопку, чтобы позвонить. Он только поднёс аппарат к уху и взглянул на группу в фойе.

Они стояли ближе к нему.

Он готов был поклясться, что они стояли ближе.

Он готов был поклясться.

Он не видел, чтобы они шевелились.

Он ни черта не почувствовал и не уловил боковым зрением.

Обычно он остро осознавал, что и кто находится рядом. Возможно, это особенность строителей. Он хорошо чувствовал пространство, подмечал, где стояли и работали другие люди.

Но с этими людьми такого осознания не было.

Как будто он отвернулся, а фильм подвис и проскочил несколько кадров. И эти потерянные кадры приблизили их.

Дэн Ламас поочерёдно смотрел на эти бледные лица.

Волоски на его шее сзади начали вставать дыбом.

В телефоне у уха продолжали раздаваться гудки.

Никто не отвечал.

Женщина, продолжавшая улыбаться той зафиксированной, мёртвой улыбкой, заговорила сквозь улыбку, не сводя глаз с лица Дэна.

— Думаю, нам стоит провести быстрый осмотр, мальчики, — сказала она.

Слова едва слетели с её губ, когда трое мужчин разошлись, направившись к лестницам, кухне и гостиной.

Дэн озадаченно проводил их взглядом.

В телефоне продолжали раздаваться гудки.

Затем до него дошло. Никто не ответит.

И они здесь не для того, чтобы осмотреть дом.

Они искали его команду.

Он моргнул, и женщина оказалась ближе.

Он осознал, что не видел, как она дышала.

Он знал, кто они такие. Он следил за новостями.

Гудки в телефоне не прекращались.

Когда она сдвинулась с места в следующий раз, у него не было времени отреагировать.

К тому моменту, когда он открыл рот, её клыки уже впились в его шею.

Одна лишь сила всасывающего движения на вене заставила его ахнуть.

Затем… всё закончилось.

Он ощутил спокойствие.

Дэн Ламас испытывал абсолютное умиротворение.

Он позволил телефону упасть на ковёр фойе.

Гудки продолжали раздаваться.

Он слышал гудки.

Он слышал…

Глава 4. Предчувствие

Раздалась яркая вспышка.

Всполох зелёного и золотого пламени.

Огонь вспыхнул, ослепив меня и стерев лицо Блэка.

Я смотрела на слёзы в его великолепных золотистых и пятнистых глазах, наполовину благоговея, наполовину изумляясь. Он был таким красивым. Он реально был самым красивым мужчиной из всех, что я видела в жизни.

Улыбка. Его идеальные губы и скулы.

Жар сердца в его груди.

Я не могла поверить в то, каким привлекательным он выглядел в данный момент, как невероятно великолепно он смотрелся в смокинге. Его глаза шокировали меня. Своей красотой… своим светом. Я не могла отвести взгляда от того, как пристально он смотрел на меня. Его золотистые кошачьи глаза мерцали в свете факелов вокруг бассейна, вокруг импровизированной сцены, на которой мы стояли с Даледжемом, Ковбоем и Энджел.

Глаза Блэка казались нереальными. Они выглядели нечеловеческими.

В то же время я видела в этих великолепных радужках так много его самого, что у меня перехватывало дыхание.

Моё сердце болело.

Боже, оно болело.

Так много, много Блэка виднелось в этих золотистых, пятнистых, тигриных глазах.

Мне казалось, что невозможно любить кого-нибудь так сильно.

Я смотрела на наши соединённые руки, будучи уверенной, что огонь воспламенит нашу одежду.

Я была так уверена, что огонь причинит боль… хотя бы немножко… или хотя бы станет излишне тепло.

Мои руки вообще ничем не были прикрыты.

Мои руки были полностью обнажёнными, в отличие от рук Блэка.

Я была одета в то же платье, которое надевала несколько недель назад для «человеческой» части нашей свадьбы — той версии, что мы провели перед СМИ, нашими вампирскими типа-союзниками, всеми деловыми партнёрами, коллегами и остальными, кого мы посчитали нужным пригласить по той или иной причине, а также перед членами наших семей и друзьями.

Наверное, можно было заказать новое платье.

Но мне очень понравилось это, и ненавистно было тратить его впустую.

Добавочным бонусом служило то, что оно было на удивление удобным.

Когда я смотрела на себя, я видела лишь кучи невесомого материала, спадавшего в такой манере, которая создавала рыхлую текстуру вроде бутона цветка.

Но видя себя в отражениях ранее, я знала, что для всех остальных это выглядит иначе. В их глазах эти кучи невесомого материала выглядели как густые скопления роз цвета слоновой кости, создаваемые за счёт глубины и текстуры в изящных узорах из чёрной и золотистой нити. Такая комбинация заставляла платье мерцать, будто кто-то присыпал ткань золотой пыльцой.

Верх состоял из кружевного корсета с глубоким вырезом на спине.

У платья также имелись спущенные плечи из того же материала, что и нижняя часть платья. Нижняя половина казалась состоящей из облаков перьев цвета слоновой кости, контрастируя со строгим корсетом и моими чёрными волосами, которые, как и на человеческой свадьбе, вновь были заплетены с золотистыми и зелёными цветами.

В данный момент всё выглядело легко воспламеняющимся — начиная от причёски, уложенной с лаком для волос, и заканчивая каскадами эфемерной ткани. Мои обнажённые руки выглядели беззащитными перед ожогом.

Но платье не загорелось.

Кожа моих рук не обгорела.

Я стояла там, сжимая руки моего мужа, видя, как его золотистые глаза наполняются слезами, пока зелёно-золотое пламя взбегает всё выше, освещая черты его красивого лица. Я не могла оторвать от него взгляда, хоть и беспокоилась, что его смокинг загорится.

Это была наша свадьба видящих.

Честно, я думала, что эта часть будет более расслабленной.

Я думала, все будут испытывать меньше эмоций.

В конце концов, мы в прошлом уже один раз произнесли клятвы перед всеми.

Другие клятвы.

В этой версии, в версии видящих Джем сделал упор на клятвы. Он сделал упор на вопросы. Он отнёсся к этому так серьёзно, будто человеческого бракосочетания не было.

Затем Блэк начал плакать, и что-то внутри меня всегда умирало, когда он плакал — хоть от горя или депрессии, хоть от наплыва чувств или чистого счастья… это всегда ударяло меня в то место, которое больше ничто не могло затронуть.

Нити полностью прогорели до того, как мой шок отступил.

Я опустила взгляд, посмотрев туда, где было пламя.

Бледно-розовые и белые линии покрывали наши руки.

Мы оба стояли, тяжело дыша от шока и глядя на наши соединённые руки и ладони, а слабые линии на нашей коже символизировали то, что наши жизни слились воедино.

Затем Блэк грубо дёрнул меня к себе.

Возможно, я рассмеялась, стиснув его руки поверх пиджака смокинга, в котором он выглядел как чёртов манекенщик. Мгновение спустя мы уже целовались, а толпа ниже импровизированной сцены разразилась смехом и радостными воплями. Мы не перестали целоваться, но я слышала непрекращающиеся крики, свист, и вскоре уже видящие и люди орали во всю глотку, топали, хлопали в ладоши, свистели и ликовали.

На нас сыпались цветы.

Прекрасные, деликатные соцветия в форме звёзд падали с неба подобно снегу.

Я слышала много смеха.

Счастливого смеха. Смеха от облегчения.

Это всё меньше и меньше походило на веселье и скорее напоминало коллективный выдох.

Я понятия не имела, что Блэк им сказал.

Я понятия не имела, что они узнали об этом новом мире, в котором мы очутились.

Но я ощущала их облегчение настолько осязаемо, что всё в моём свете расслабилось.

Затем Блэк снова поцеловал меня, и я совершенно забыла про них.

Я чувствовала, что видящие и люди хлопают нас по спинам, пока мы целовались. Какая-то часть меня смутно осознавала их присутствие, когда они двинулись обратно в толпу, выкрикивая приветствия, смеясь, передавая напитки, хлопая друг друга по спине, по плечам, пожимая руки.

Вскоре мы с Блэком остались одни на той невысокой сцене.

Он снова поцеловал меня, уже медленнее, и я едва могла дышать.

Наконец, мне пришлось отстраниться просто для того, чтобы моё тело могло нормально функционировать.

Я хваталась за его руки, тяжело дыша и уткнувшись лбом в его грудь.

Я испытывала столько боли, что едва помнила, где мы. Я чувствовала, что от Блэка тоже исходит боль, возможно, в ответ на мою боль, и от этого мне становилось только хуже. Он гладил меня по волосам, и я чувствовала, как он тяжело дышал, стоя возле меня, гладя пальцами мою обнажённую спину над корсетом, лаская голую кожу.

Я слышала толпу внизу, продолжавшую болтать, смеяться и кричать.

Боковым зрением я заметила движение и повернулась, когда все во второй раз бросили в воздух те белые звездчатые цветы, рассмеявшись, когда те упали всюду в пустынный сад и на террасу у курортного бассейна. Я услышала очередной пронзительный свист, затем громкий плеск, когда то ли кто-то прыгнул в бассейн, то ли кого-то туда столкнули.

Блэк приподнял мой подбородок пальцем и снова поцеловал меня, замедляя нас ещё сильнее.

Под конец этого поцелуя он тихо постанывал мне в рот.

Когда мы наконец-то остановились, похоже, уже по-настоящему, его глаза остекленели, и мы оба тяжело дышали, стискивая ладони друг друга. Боль снова сделалась невыносимой, и я стиснула пальцами его руки, закрыв глаза. Мы как будто остались одни, хотя в считанных метрах от нас бушевала огромная вечеринка.

Я смотрела на него, а Блэк смотрел на меня.

Затем я ощутила от него такую сильную рябь боли, что ещё крепче вцепилась в него. Я почувствовала, как он реагировал на мой внешний вид ещё до того, как его рука сжалась в кулак в моих волосах.

Подняв взгляд, я увидела, как Блэк вздрогнул.

Что-то в выражении его лица сделало мою боль в разы хуже.

Похоже, он тоже заметил это на моём лице.

— Gaos, док, — он покрывал поцелуями моё лицо, глядя на меня. — Я не знаю, как мы выдержим эту ночь.

Я кивнула, гладя его по подбородку.

— Возможно, нам придётся прятаться. Весьма часто.

— Ты так невероятно красива… ты выглядишь как какая-то сказочная фея… как будто ты вообще нереальна… — он легонько потянул за невесомый материал, затем прижался своим лицом к моему. — Gaos. Это бл*дское платье. Мне стоит убить этого извращенца Джонаса за то, что вообще одел тебя в такое. Ему всегда слишком нравилось наряжать тебя.

— Ты уже видел меня в этом платье, — напомнила я ему.

— Не вот так. Сейчас ты выглядишь совершенно иначе, — он крепче стиснул меня, обвив рукой за талию, и заговорил мне на ухо. — Возможно, нам реально придётся разлучиться на какое-то время, док, иначе я трахну тебя на одном из этих шезлонгов… и нет, я абсолютно не шучу.

Я рассмеялась, стискивая его руки в ответ.

Я не могла оторваться от него. Я чувствовала тот же импульс в нём.

Блэк снова зашептал так, будто мы были детьми, прячущимися за школьными трибунами.

— Думаю, нам надо договориться о каком-то символе, — сказал он мне на ухо. — О каком-то способе дать друг другу знать, что нам надо заняться сексом ПРЯМО СЕЙЧАС, пока мы не начали вести себя как безумцы…

Я снова расхохоталась и в очередной раз осознала, каким счастливым ощущался Блэк.

Какими счастливыми ощущались мы оба.

— Почему ты смеёшься? — поддразнил он. — Я смертельно серьёзен, док. Мы ещё даже не добрались до тортов, а мне уже сложно вести себя хоть относительно прилично…

Я обняла его обеими руками под пиджаком смокинга и стала массировать его поясницу, затем бедро. Я почувствовала, как Блэк подумывал попросить меня перестать, а потом одна из его мускулистых ладоней обхватила мою задницу, притянув меня ближе.

Я вновь поразилась тому, насколько совершенно странным всё ощущалось.

Счастливым. Безумным. Глуповатым. Странным.

Чудесным.

Мир теперь ощущался лучше.

Я почти испытывала чувство вины за то, насколько лучше я чувствовала себя.

Я поверить не могла, насколько я была счастлива заполучить всего Блэка себе.

Больше никакого Корека.

Больше никакого «Дракона» или «Черепахи».

И мир ощущался легче.

Не только наш с Блэком мир.

Не только мы, хотя в настоящий момент мы с Блэком определённо находились на переднем плане в моём сознании.

Всё. Всё ощущалось легче.

Всё казалось мне иным, странным, прекрасным.

Мы ещё ничего не пили, а я уже чувствовала себя совершенно опьяневшей.

Логически я понимала, что это из-за прекращения тёмных ритуалов Чарльза, действий тех фанатичных видящих, которые контролировали всё и отбрасывали тень на свет мира. Я знала, что это из-за обрушения конструкции моего дяди над Соединёнными Штатами, из-за конца их ненавистнического желания отомстить людям из другого мира, наказав людей здесь.

Я знала, что это из-за исчезновения всех тех видящих.

Всех, кроме Чарльза… А Чарльз заперт где-то там, где он больше ни с кем не сможет провернуть своё извращённое дерьмо, по крайней мере, ещё очень-очень долго.

Ковбой сказал, что несколько видящих из нашей команды тоже исчезло — предположительно шпионы, которых Чарльз внедрил в ряды беженцев-видящих, нашедших нас в Сан-Франциско и других местах. А может, они просто были очень религиозными, и тот парень Дракон решил забрать их вне зависимости от их политических взглядов.

Но для меня и Блэка этим всё не заканчивалось.

Такое чувство, будто наши света раскидали, разобрали на кусочки и по-новому собрали воедино. Мы оба были выбиты из колеи. Мы оба привыкали к тому, что Дракона и Черепахи больше нет в наших светах.

Всё ощущалось таким странным.

Всё ощущалось таким абсолютно изумительным и странным.

Я не могла поверить в то, насколько я счастлива.

Может, я правда пьяна. В конце концов, нам предстояло разобраться ещё с массой проблем.

— Все знают? — спросила я вслух. — О нас? О том, что случилось?

Я осознала, что просто стою и смотрю на толпу видящих и людей. Блэк переплёл наши пальцы. После моих слов он поцеловал мою руку, вместе со мной наблюдая за толпой и прижимаясь ко мне своим телом. Я смотрела, как он улыбается и теребит обручальное кольцо, которое разработал для меня в Нью-Йорке и которое образовывало комплект с его кольцом.

— Нет, — просто ответил он. — Не все. Только некоторые.

Я кивнула, по-прежнему наблюдая за нашими друзьями.

К ним я тоже не чувствовала ничего, кроме любви.

Затем я увидела Туза и Мику, целующихся у бассейна.

— Боже, — сказала я, не подумав. — Ну наконец-то.

Блэк рассмеялся. В этом звуке слышалось так много счастья, что я крепко сжала его ладонь и улыбнулась ему. Он наклонился и поцеловал меня в щёку.

— Вот именно, — сказал он. — Наконец-то, бл*дь, серьёзно. Мы все уже несколько месяцев говорили Тузу, что он идиот.

Затем Блэк помедлил и посмотрел на меня серьёзным взглядом.

— Что касается твоего вопроса, я не рассказал большинству наших людей. Не всё. Некоторые даже могут не знать, что все видящие Чарльза исчезли… но я сказал Джему и Ярли, что они могут делиться этой информацией с кем угодно и как угодно.

Он наклонился, проложив дорожку поцелуев по моей шее, и ещё больше его света и боли влились в меня.

Я крепче сжала его пальцы.

— …Само собой, большинство видящих это почувствовало. Даже если они не знают детали, они почувствовали перемену в Барьере. Они заметили потерю этих светов.

Блэк слегка повысил голос, чтобы я слышала его слова сквозь нарастающий шум толпы. Он также наклонился ближе, чтобы нас не подслушали.

— Я не говорил большинству про нас, — добавил он. — Про то, что дракона больше нет. И что ты потеряла возможность прыгать между измерениями. Про это знают только ребята из внутреннего круга. Даледжем, Ник, Ярли, Кико, Джакс, Ковбой, Энджел, Мэнни. Мы собирались обсудить потенциальные последствия того, чтобы сообщить это широкой публике. В данный момент это даёт нам немного свободы… хотя бы потому, что люди боятся нас сильнее, чем обычных видящих. Мы поговорим о том, стоит ли это использовать. И что это для нас — инструмент или помеха.

— А Брик знает? Вампиры?

Блэк покачал головой.

— Не знаю, — сказал он. — Я им не говорил. Не знаю, что они слышали или выяснили той ночью. Иногда легко забыть… что у них нет зрения видящих. Они не заметили бы перемен в нашем aleimi. И честно говоря, те структуры настолько высокие, что большинство видящих тоже не заметит. Но Брик может быть в курсе. Ты же знаешь, какой он.

Я кивнула, чувствуя, как сжимаются мои челюсти.

Блэк поколебался, затем добавил:

— Я хочу сказать Дексу. Я собирался сделать это сегодня… но решил подождать. Мне показалось, что лучше не создавать путаницы, пока мы не поговорим с остальными. В конце концов, большая часть его претензий ко мне сводилась к сверхъестественному.

Я нахмурилась, вспомнив, что этой ночью Декса не было с нами.

Декс всё ещё сидел под охраной в номере наверху.

После того, как он попытался убить Ника, никто не доверял ему настолько, чтобы пустить на вечеринку.

Эта мысль вызывала во мне грусть.

— И во мне тоже, док, — пробормотал Блэк.

Он погладил мои обнажённые руки под рукавами платья.

Каждое прикосновение заставляло меня дрожать и закрывать глаза.

Блэк пожал плечами, всё ещё глядя на мои руки.

— Я ходил к нему ранее. К Дексу. Похоже, ему лучше, док. Правда лучше. Честно, я едва не рассказал ему про Дракона. Я подумал, может, это поможет ему немного расслабиться… ведь хотя бы часть странностей ушла. Меньше видящих. Босс больше не превращается в гигантскую огнедышащую ящерицу…

Я хрюкнула, не сумев сдержаться.

— В итоге, — добавил Блэк, — я ему не сказал. Я не хотел читать его. И я честно не мог решить, станет ли от этого лучше или хуже. А может, всё вернётся на исходную точку. Я решил, что лучше подождать.

Я кивнула, сжав его ладонь.

Я понятия не имела, что сейчас поможет Дексу почувствовать себя лучше.

Я всё ещё не до конца понимала, что сильнее всего тревожило Декса.

Я знала, что во многом дело сводилось к Кико. Я знала, что худшее — это то, что Ник едва не убил Кико. Ник был одним из самых близких друзей Декса.

Я также знала, что всё не ограничивается поступком Ника.

И всё же мне хотелось, чтобы мы могли выпустить Декса из того номера.

Не надо Дексу никакого сумасшедшего галлюциногенного тортика видящих. Хотя, если так подумать, Декс был бы благодарен. Участие в каком-то декадентском, полурелигиозном, потенциально гиперсексуализированном языческом ритуале видящих — это не в духе Декса даже в лучшие его дни. Учитывая всё сейчас и то, что он думал о сверхъестественном в целом…

— О нет… Джем сделал ему торт.

Мои глаза широко распахнулись.

Я посмотрела на Блэка.

— Чего?

— Торт, — пояснил Блэк. — Декс получит торт. Он может швырнуть его в нас или отказаться есть, но Джем чертовски непреклонно настаивал на том, что он получит свой торт. Даледжем получает имена из серий ритуалов и медитаций, которые он проводит в подготовке к проведению церемонии. Он сказал, что из этих ритуалов получил очень детальные указания, в том числе и по дизайну каждого торта, и относительно того, кому полагаются торты. Декс был в списке. И Ник тоже, хотя я сомневаюсь, что хоть одного вампира включали в нечто подобное. Иронично, но там также есть Хирото и Юми. И сестры Ника.

— Серьёзно? — я подумала об этом, нахмурившись. — А это точно хорошая идея? Мы собираемся накачать наркотиками родителей Ника? Хирото почти девяносто лет.

Блэк пожал плечами.

— Это не моя юрисдикция, док. Тебе придётся обсудить это с Джемом.

Я поколебалась, нахмурилась, затем снова поколебалась.

Я постаралась решить, стоит ли спорить на эту тему с Блэком или попытаться найти Джема и поспорить с ним. Прежде чем я успела принять решение, из динамиков вокруг бассейна раздалась музыка.

От гулких тяжелых басов ритма что-то в моём сердце ёкало.

Музыка видящих всегда задевала меня как ни один другой вид музыки, при этом звуча совершенно чужеродно. Я всегда мгновенно узнавала её ещё до того, как мой разум успевал повесить на неё соответствующий ярлык. Я знала, что данный стиль — это нечто, что несколько видящих принесли со Старой Земли и переделали здесь.

Я всё ещё понятия не имела, как это называлось.

И снова я остро осознала, как мало здесь видящих теперь.

Думать об этом было странно.

Мне казалось, что я должна испытывать чувство вины.

Но я его не испытывала. В основном я чувствовала облегчение.

Все видящие, которых я любила, до сих пор здесь.

— Сколько? — спросила я у Блэка. — Сколько осталось?

Мне не приходила в голову мысль, что он не будет иметь представления.

Я знала его. Я знала, что он немедленно попытался бы определить численность. Более того, Блэк наверняка уже разработал план, как организовать какой-то официальный пересчёт, обновляющийся в режиме реального времени. А тем временем он определённо попросил бы пересчитать, сколько его людей осталось здесь.

Даже будучи в больнице со мной, он организовал бы подобное.

Я знала Блэка.

Он точно сделал бы это.

— Мири, — он казался растерянным. — Нам обязательно говорить об этом сегодня? Мы только что…

— Знаю, — я посмотрела на него. — Сколько, Блэк?

Он посмотрел на толпу, слегка нахмурившись, затем обратно на меня.

— У нас пока нет окончательных цифр…

— Я знаю. Но ты имеешь некоторое представление.

Он выдохнул, выглядя раздражённым, а из главных зданий курорта начали выкатывать тележки. Эти тележки были заставлены круглыми и квадратными тарелками. Каждая тарелка была керамической, а глазурь имела один из оттенков заката.

На каждой находился свой красочный торт с мастикой.

Торты Даледжема везли сюда.

Торты, как и тарелки, все были разными: по форме, по размеру, по цвету, по узору, украшавшему похожую на фарфор глазурь.

— Может, тысяч пять, — сказал Блэк. — Может, чуть больше. Может, меньше.

Я ощутила лёгкий укол в сердце.

Пять тысяч.

Когда межпространственные врата только открылись, тут было около двух миллионов видящих.

Это… невероятно, правда.

Я честно понятия не имела, что столько видящих следовало за Чарльзом, следовало его религии.

Я честно думала, что мы сохраним около половины видящих.

Может, треть.

Но я вообще не угадала.

— Не думаю, что они забрали только людей Чарльза, — пояснил Блэк, явно услышав мои мысли. — У меня не было времени поговорить с остальными, но и Ярли, и Джем со мной согласны. Мы полагаем, что у тех существ, Черепахи и Дракона, имелись свои мотивы, наверняка связанные с колонизацией другого измерения или мира. Они наверняка не хотели, чтобы их новая колония состояла только из членов культа твоего дяди. Похоже, они забрали всех, кто не имел тесной энергетической связи с тобой или мной… или с кем-либо из нашей группы.

Я наблюдала, как видящие на террасе у бассейна начали подходить к тележкам, брать тарелки, читать написанное на тортах, затем передавать другим — в основном видящим, но также и людям в толпе.

Я не видела Ника, но знала, что он где-то здесь.

Я гадала, что он думает о том, что видящие накачают наркотиками его родителей, которым уже за восемьдесят лет.

— Дорогая, — Блэк обнял меня мускулистой рукой, привлекая вплотную к себе. — Что такое? Я думал, ты не против. Я думал, ты сказала, что это к лучшему. Для нас обоих. Для всех. Раньше ты ощущалась счастливой. Ты ощущалась очень счастливой. Не думаю, что когда-то чувствовал тебя такой счастливой. Я даже расплакался, настолько счастливой ты была.

Я посмотрела на него.

Увидев беспокойство в его глазах, я погладила его щёку и подбородок и потянулась, чтобы поцеловать его.

— Я счастлива, Блэк, — заверила я его. — Счастлива как никогда. Как никогда в жизни. По какой бы то ни было причине. Я сама не верю в то, насколько я счастлива.

Я увидела, что часть напряжения ушла из его глаз.

Однако Блэк продолжал изучать моё лицо, и я видела там остаточное беспокойство.

— Но ты чувствуешь что-то. Верно? Что это, Мири? Что ты чувствуешь?

Я подумала над его вопросом.

При этом я ощутила, как мои губы поджались.

Я была счастлива. Меня устраивало, что все эти видящие исчезли.

Может, я чувствовала себя капельку виноватой… из-за того, что меня это так устраивает, и я так счастлива… но меня правда всё устраивало. И я реально была счастлива.

Меня определённо устраивало, что мы с Блэком были обычными видящими.

Меня стопроцентно устраивало, что люди арестовали моего дядю.

Я была не в восторге от того, сколько работы нам предстояло, чтобы заставить людей доверять нам к этому безумию, но всё лучше, чем смотреть, как мой дядя разрывает этот мир на куски. И может, большой, публичный судебный процесс с цирком в СМИ поможет нам, как и надеялся Блэк. Если отдать им Чарльза как козла отпущения, на которого можно все свалить, возможно, это поможет нам сгладить отношения с людьми.

С другой стороны, может, и не поможет.

Но если так, мы просто попробуем что-то ещё.

В любом случае, я испытывала облегчение из-за того, что худшее, похоже, закончилось.

Я порадовалась, что мы не будем сражаться в какой-то безумной войне видящие-против-видящих-против-людей-против-вампиров.

Конечно, вампиры никуда не девались.

Нам всё ещё предстояло разобраться с ними.

Мы ни за что на свете не могли доверять Брику. Чёрт, да мы не могли доверять даже моей сестре Зои, как бы мне этого ни хотелось, хоть наши отношения и немного оттаяли.

Вспомнив всё, с чем нам предстояло разобраться, вспомнив, что моя сестра жива (если быть вампиром — это быть живым), вспомнив Брика и его безумие, я задрожала.

Но это даже не то, на что я реагировала.

Блэк прав. Я что-то чувствовала.

«Как в воду глядела…»

Я не могла точно сказать, что это.

Я определённо не могла облечь это в слова.

Это было просто чувство.

Я понятия не имела, что надвигалось, но я что-то чувствовала.

Блэк ласково гладил меня по шее и горлу. Я чувствовала проблеск беспокойства в его свете, смешивающийся с интенсивным желанием и тем странным ощущением опьянения в нас обоих.

— Ты что-то чувствуешь, дорогая? — пробормотал он. — Ты чувствуешь приближение чего-то?

Осознав, что я действительно что-то чувствовала, я сглотнула и посмотрела на Блэка.

Мне хотелось сказать «нет».

Мне хотелось сказать «нет» хотя бы сегодня.

Но я не могла.

Я вновь стиснула его руки, чувствовала мой свет в его свете, силящийся как можно сильнее вплестись в его aleimi. Я убрала руки с его бицепсов только для того, чтобы запустить руки под пиджак его смокинга и обвить его талию.

Крепко стиснув талию Блэка, я аккуратно пожала плечами.

— Может, немножко, — призналась я.

— Ты немножко чувствуешь что-то?

— Ага. Наверное.

— Наверное.

Блэк услышал мою попытку пошутить и постарался улыбнуться в ответ. Я чувствовала, как он пытается поддержать моё направление, превратить всё в шутку, в то, из-за чего можно поддразнить меня, но у него не получалось.

Когда Блэк заговорил в следующий раз, в его голосе звучал лёгкий укор.

— В ночь нашей свадьбы? — он слегка тряхнул меня, натянуто улыбаясь. — Ты испытываешь зловещие предчувствия в ночь нашей свадьбы, док? У тебя целую вечность не было таких предчувствий, с тех пор, как началась вся эта история с Драконом и Черепахой… и ты решила вернуться к этому сегодня. В ночь нашей свадьбы, — выразительно повторил он.

Я хотела сказать ему, что он ошибается.

Хотела, но не могла.

Глава 5. Девчачье имя

Ник уставился на торт на квадратной, оранжевой как закат тарелке, стоящей перед ним.

Его вампирское зрение старалось разобрать точное изображение на нём.

Он осознал, что какая-то его часть до сих пор потрясена тем, какой этот торт красивый.

Его сделал Джем.

Его бойфренд Джем создал эту прекрасную штуку.

Партнер Ника каким-то образом превратил коржи, прослойку, помадку и мастику в неоспоримый предмет искусства. Глядя на него, на невообразимо детально прорисованные глаза, индивидуальные волоски на морде собаки (скорее всего, это был Пантер), на накатывающие океанские волны из глазури, на звёзды и проблески солнца и облаков… невероятно было не испытывать желания как-то сохранить этот шедевр.

Его уже предупредили вместе с остальными, что делать фотографии тортов строго (…строго, подчеркнул Джем, делая объявление по системе интеркома в отеле) не рекомендуется. На самом деле, они были запрещены.

Искусство тортов должно быть временным.

Что-то там про природу существования, непостоянство всех вещей.

Ник всё равно попытался запомнить каждую деталь, изумляясь, что это сделал его бойфренд.

Более того, все торты были разными.

Торт Ника ни капельки не походил на торты рядом, которые стояли на своих индивидуальных тарелках. Некоторые были небесно-голубыми, некоторые — красными как пустыня, некоторые — зелёными как молодая листва, некоторые — оранжевыми как закат или нежно-жёлтыми как рассвет. Глядя на них, Ник осознал кое-что ещё.

— А у тебя будет торт? — спросил он, повернувшись к своему бойфренду.

Даледжем показал небрежный жест — один из тех жестов видящих со Старой Земли, точный перевод которого Ник так и не выяснил.

— Что это значит? — спросил он.

— У меня есть торт, — ответил Даледжем.

— Ты сделал себе торт?

— Нет. Я его не делал, — Даледжем не отвлекался, продолжая показывать что-то Мике на языке жестов.

Мика едва помедлила, чтобы кивнуть. Она начала выкатывать очередную тележку с тортами на тарелках разных размеров и цветов.

— Для меня торт сделала Ярли, — на сей раз Джем бросил на Ника беглый взгляд. — Она вторая по старшинству душа. И мы с ней довольно давно знаем друг друга.

Ник моргнул.

Затем помрачнел.

— Хочу ли я вообще знать? — прорычал он.

— Пожалуй, нет, — увидев выражение на лице Ника, Даледжем выдохнул. — Gaos, Ник. Это было давным-давно. И нет, это не было всерьёз… или особенно надолго.

— Я бы на твоём месте не говорил Мануэлю, — пробормотал Ник.

Он имел в виду Мэнни Азуре, нынешнего бойфренда Ярли и одного из самых давних друзей Блэка. Мэнни и Блэк были армейскими приятелями по Вьетнаму… и это до сих пор слегка выносило мозг Нику, хотя он сам недавно обзавёлся бессмертием.

— Я совершенно точно не собираюсь говорить Мэнни, — Даледжем бросил на него жесткий взгляд. — Но я и тебе вообще-то не собирался говорить, и смотри, что получилось.

Ник увидел, как двери кухни открываются, впуская Энджел, а за ней…

— Бл*дь, — Ник соскользнул с металлического кухонного стола, на котором сидел. Он оказался в движении прежде, чем в голове появилась хоть одна сознательная мысль, прежде, чем его разум вообще включился в работу.

Он сбежал.

Не было никакого другого честного слова для описания этого действия, даже в его сознании.

Устремившись к задней части кухни, где находилась ещё одна дверь, Ник двигался быстро и бесшумно, как умели лишь вампиры. Даже его обувь не издавала ни звука. Он не знал точно, куда вела другая дверь, но понимал, что он попадёт в другую обеденную зону отеля.

Что более важно, он уйдёт… отсюда.

Он знал, что Джем смотрел ему вслед.

Он также знал, что его бойфренд понимал, почему он удирает, и был чертовски раздражён, но Ник ничего не мог с собой поделать.

Он также знал, что бросил свой торт там, и это наверняка тоже разозлило Джема.

Вопреки этому Джем не выкрикнул его имя, что заставило сердце Ника переполниться благодарностью и любовью к зеленоглазому видящему. Даледжем не попытался остановить его и не окликнул. Он не устроил сцену, не попытался опозорить его или заставить Ника «преодолеть свои страхи», «посмотреть в лицо своим демонам» и прочее дерьмо.

Ник чувствовал, что Даледжем не слишком долго смотрел ему вслед.

Прикрывая Ника, он повернулся, чтобы заговорить с Энджел и Кико, которые, видимо, вообще не видели и не слышали Ника на кухне.

Опять-таки, неудивительно.

Вампир.

— На этом практически всё, — услышал Ник слова Энджел. — Большинство начало есть. Я пришла, чтобы забрать свой и Ковбоя…

— Что насчет тебя, кузина Кико? — спросил Даледжем с притворной суровостью. — Ты уже съела свой торт? В конце концов, я вложил в него весьма немало заботы.

Энджел рассмеялась, но уже направлялась к двери, которая вела обратно к бассейну, и держала в обеих руках по торту.

— Не флиртуй с Джемом слишком долго, Кикс. У Джакса случится настоящий припадок, — она подмигнула Джему, затем притворно строго показала на Кико. — Твой вон там. Съешь его или возьми и выходи с ним. Я не буду разбираться с поехавшим Джаксом.

Кико не рассмеялась.

Она не ответила Энджел.

Казалось, она её едва услышала.

Она уставилась на металлический кухонный стол, и её лицо было лишено выражения.

Ник, который передумал уходить полностью, чтобы не расстраивать Джема ещё сильнее, скользнул за промышленный кухонный стеллаж, чтобы подождать. Он сказал себе, что лучше остаться и не рисковать, ведь дверь может издать какой-то звук, когда он попытается уйти. И всё же его вампирское зрение с помощью многочисленных отражений на различных металлических поверхностях подметило, где стояли Джем и Кико.

Даже его чёртовы вампирские органы чувств лишали его возможности уйти от этой ситуации.

Он смотрел, как Кико разглядывает оставшиеся торты.

Ник знал имена на каждом из тортов.

Среди пяти стоявших там, один торт принадлежал ему.

Ещё один принадлежал Кико.

Даледжем написал её имя розовой глазурью: Кико Нико Накамура.

Ник вздрогнул, вспомнив, как они с Кико смеялись над их именами.

Он дразнил Кико тем, что её имя рифмуется.

Он сказал, что это делает её похожей на корейскую поп-звезду.

Когда он назвал ей своё японское имя, Наоко, она моргнула и расхохоталась. Она сообщила ему, что Наоко — это «девчачье имя», будто сам Ник был не в курсе, и его японские друзья и родственники не дразнили его этим на протяжении десятков лет.

— Да уж, действительно, — сказал он, игриво пихнув её рукой.

Тогда он был человеком.

Он также ужасно запал на неё.

Они находились на тайском острове Мангаан, и это было прямо перед тем, как Ник узнал, что Кико и Даледжем спят вместе.

Он сказал Кико, пусть смеётся… его мать и отец родили трёх девочек и просто хотели, чтобы Ник лучше влился в их компанию.

Кико засмеялась ещё сильнее, и тайское виски брызнуло из её носа.

Они оба довольно сильно напились.

Они сидели у одного из больших пляжных костров, пока всё ещё чувствовали себя как в отпуске — до пропавших туристов, убийства, вампиров и определённо до похищения чудиками-нацистами.

Ник уже серьёзнее рассказал, что его родители выбрали имя до того, как узнали пол ребёнка. Когда матери Ника сказали, что это мальчик, она решила оставить имя.

Кико спросила, почему они просто не дали ему новое имя, и Ник пожал плечами, сделав большой глоток виски.

— Понятия не имею, — сказал он.

Это по большей части было правдой.

Когда Ник задал этот вопрос своей матери, Юми пошутила, что хочет, чтобы он влился в компанию своих сестёр. Она также сказала, что по её мнению, американцам будет легко произносить такое имя, а также его проще сократить до до распространённых американских прозвищ.

Например, «Ник»… и именно так Ника называли с пелёнок.

Юми сказала, что ей всегда нравилось имя Ник.

Зная его маму, Ник предположил, что с её стороны это могло быть чистым упрямством. Может, она посчитала, что теперь она американка и может назвать сына как угодно. Юми никогда не была фанатом строгих гендерных правил её родителей. Она могла сделать это чисто для того, чтобы досадить её отцу, против которого она постоянно бунтовала из-за его консервативных убеждений.

Даже брак с отцом Ника был своеобразной формой бунта.

Вспомнив, как вся эта история развеселила Кико… настолько, что она ещё несколько раз прыснула тайским виски из носа, пока они сидели у костра… Ник вспомнил, что он сделал с ней, и ощутил такую тошноту, что захотелось умереть.

Когда он вновь открыл глаза, Кико всё ещё смотрела на его торт.

Он видел, как её челюсти медленно сжались.

Затем она подняла взгляд, гневно смотря в тёмную половину кухни.

— НАОКО ТАНАКА, — её крик громким эхом отразился от почти пустой кухни, заставив Ника вздрогнуть. — Я ЗНАЮ, ЧТО ТЫ ЗДЕСЬ, ТРУСЛИВЫЙ КОП-ЗДОРОВЯК… ВЫХОДИ НЕМЕДЛЕННО! ПРЕКРАТИ ПРЯТАТЬСЯ КАК ТРУСЛИВЫЙ ЦЫПЛЁНОК-ПЕРЕРОСТОК И ВЫХОДИ СЮДА И ПОСМОТРИ МНЕ В ЛИЦО НЕМЕДЛЕННО!

Ник помрачнел.

Он глянул в отражения на металле и увидел, что Джем прячет улыбку.

— ДЕТЕКТИВ НАОКО ТАНАКА…

— Ладно, — Ник вышел из-за металлического стеллажа так, будто она вытащила его за руку. — Я вампир. Тебе не надо орать, бл*дь. Иисусе.

Он двигался без единой мысли.

Он произнес эти слова без единой мысли.

Что-то в её тоне заставило его среагировать так, как он среагировал бы в прошлом, когда они были друзьями. Он заговорил с ней так, как заговорил бы, будучи человеком. В те несколько секунд он забыл всё… все причины, по которым он прятался.

Однако оказавшись лицом к лицу с ней, он остановился как вкопанный.

Он уставился на неё, чувствуя себя так, будто ему раз за разом давали кулаком под дых.

Боль в сердце сделалась такой сильной, что он не мог пошевелиться.

Он не пытался её подавить.

Он обязан это вытерпеть.

Обязан, бл*дь.

Кико как будто смерила его взглядом.

Ник не мог точно сказать, что она думала или как среагировала на встречу с ним, но у него сложилось впечатление, что она этого хотела. Она хотела увидеть его сама, своими глазами. Она хотела посмотреть, какой он теперь… и чтобы другие люди не вмешивались и ничего не говорили.

Очевидно, Кико надоело слушать про Ника через посредников.

Он понятия не имел, к какому заключению она пришла, глядя на его вампирское лицо, но через несколько очень долгих секунд она кивнула.

Её голос сделался бесцеремонным, по-армейски кратким.

— Тебе надо отнести это ему, — сказала Кико, показывая на один из тортов. — Ты должен быть тем, кто отдаст его.

Осознав, про чей торт она говорила, Ник стиснул зубы.

Торт, на который она показывала — большой, на тарелке цвета розового заката, прямо рядом с тортом Ника — был подписан длинным человеческим именем, выведенным аккуратным почерком Джема. Джем испёк более длинный торт, подстраиваясь под его имя, и украсил его пустынями и горными озерами, облаками и высокими храмами в клубящемся тумане, а также орлом с расправленными крыльями.

Всё это принадлежало мужчине, которого Ник не так давно считал одним из своих самых близких друзей. Тот же близкий друг выстрелил Нику в лицо на предыдущей свадьбе Мири и Блэка.

Он пытался убить его за то, что Ник сделал с Кико.

Заслуженно.

Он пытался убить его… заслуженно… за то, что Ник сделал с Кико и Мири.

«Декстер Орвилл Хьюстон» было выведено тёмно-красной глазурью.

Ник подумывал сказать Кико, что ни за что на свете не станет это делать. Он также подумывал просто уйти через заднюю дверь, как и планировал изначально. Он всё ещё рассматривал эти варианты, когда заговорил Даледжем. Партнёр Ника или прочёл что-то в словах Кико, или увидел на лице Ника.

В любом случае, он шокировал Ника, кивнув и прямолинейно заявив:

— Да, — сказал он. — Я согласен. Тебе надо отнести его Дексу, Ник.

Ник уставился на него.

Даледжем как бульдог оберегал Ника от Декса.

Он абсолютно непреклонно настаивал, что Ник не должен к нему приближаться.

Ник пытался убедить своего партнёра, что ему стоит подняться наверх, поговорить, а Джем совершенно слетел с катушек. Ник мог бы всё равно сходить туда, но не хотел ещё сильнее злить Джема. Он чувствовал себя странно виноватым за то, что едва не умер и до чёртиков перепугал видящего.

В любом случае, он знал, насколько Джем силён в экстрасенсорных штуках. Ник посчитал, что Джем, должно быть, увидел что-то в сознании Декса и потому решил, что это плохая идея.

Ник пытался уважать это. Он решил довериться своему партнёру.

Но это раздражало его.

— Пошли, — сказала Кико, махнув рукой. — Я пойду с тобой.

Ник почувствовал, как в горле встал ком.

Но он не мог ей отказать.

Он совершенно точно не мог отказать ей в этом или в чём-то ещё.

Возможно, он ей никогда больше не откажет.

От этой мысли на глаза навернулись слёзы.

Он оторвал взгляд от её лица.

Он глянул на Джема, который смотрел на Кико с привязанностью в глазах. Вспомнив, что они спали вместе… весьма часто, если так подумать, и громко, не говоря уж о том, что один раз они откровенно неприлично целовались у него на глазах… Ник почувствовал, что в нём зарождаются другие иррациональные чувства.

На несколько секунд это полностью захватило его.

Джем, похоже, что-то почувствовал.

А может, увидел на его лице.

— Иди сюда, — сказал видящий, и его голос прозвучал хрипло. — Сейчас же, Ник.

Ник помрачнел по-настоящему.

Поколебавшись несколько секунд, он пересёк кафельный пол, сверля суровым взглядом своего бойфренда. Он не утруждался попытками скрыть свою вампирскую походку или двигаться медленнее ради этих двоих. Он подошёл прямиком к Джему, двигаясь как вампир. И всё же он осознавал присутствие Кико и её взгляд, прикованный к нему.